После развода. Всё ещё л…. Серия: Секс после армии

Глава 1

Саша.

— Аристов, пей. Не могу смотреть на морду твою кислую. — Ящер двигает по столу бокал.

Беру на автомате.

— Слушай, а тебя вот всё устраивает в жизни?

— А чо нет?

— Ну, не хочется осесть уже, остепениться? — Катаю зубочисткой по тарелке оливку.

— Типа семья, дом, дети и всё такое?

— Угу.

— Ну. Может. Иногда. — Ящер безразлично пожимает плечами. — Да тут захочешь — не осядешь. Сам понимаешь.

Понимаю.

Насаживаю оливку на острый кончик. Закидываю в рот.

Кручу между ладоней бокал. Янтарный напиток омывает стеклянные берега. Скучающим взглядом наблюдаю за тем, как Ящер окучивает очередную модельку. Она пойдёт сегодня ему на закуску. Я к своей «закуске» не притронулся, она во мне вызывает ровно столько же аппетита, сколько галеты из армейского сухпайка.

Рассматриваю ещё раз девочку. Ноги длинные, стройные. Пышная грудь подпёрта узким лифом так, что я вижу ореолу тёмного соска. Надутые у косметолога губы пошленько обсасывают соломинку, торчащую из коктейля. А глазки…ммм… Пустые, блять, глазки.

Ну просто бери и трахай. А мне…

Не хочется.

Хочется настоящих эмоций, а не этого картонного позирования перед несуществующей камерой. И несмотря на то, что это оверпрайс, меня вообще не вставляет ни точёная фигурка, ни умелые пальцы, скользящие по моей ширинке. И мой боец остаётся так же безучастен, как и мой мозг.

А как зовут-то её? Арина? Алина?

Да какая в жопу разница! Кукла возбуждается только от шелеста купюр, и это откровенно скучно.

В следующий раз возьму рыжую.

Ну, и чо дальше? — отрезвляю сам себя.

Как будто цвет волос играет роль.

Тебе чего, разговоров по душам не хватает? Так сходи к психологу, поплачь.

Так это тоже за деньги… А мне хочется, наверное, чтобы кому-то до меня реально было дело. Чтобы участие не купленное, а реальное и искреннее. Но это не моя история.

Может хватит пытаться купить чужие эмоции? Тебе, ублюдку такому, противопоказано углубляться в людей, если это не чисто анатомическое погружение с целью разрядить обойму.

Потому что один раз я уже вляпался. И наделал хуйни, которую до сих пор разруливаю.

Утешаю себя тем, что не мог поступить иначе в той ситуации. Я делал то, что мог с тем, что имел. Но поимели, в итоге, меня.

Но это хорошо, что только меня.

Лику и детей не тронули. Не добрались.

Значит, Аристов, всё это было не зря. Хоть где-то ты не налажал.

Одним махом опрокидываю в себя виски.

Ну, за тебя, моя львица. Будь счастлива в своей другой реальности, пусть и без меня.

Жму кнопку вызова официанта.

Ресторан мажорский, пафосный, а обслуживание херовое. Ящер быстрей метнётся до магазина, чем они принесут добавки.

Дверь в банкетку открывается.

— Давайте нам сразу бутылку. — Машу пустым бокалом не глядя.

— Аристов?

Оборачиваюсь на голос.

Я его узнаю из тысячи, из миллиона, как бы ванильно это ни звучало. Этот голос, мягкий, тягучий, как горячая карамель, но с претензией, с вызовом, с норовом. И с сексуальной кошачьей «ррр», оттенком звучания так напоминающее обещание о медленной экзекуции.

Лика.

Конечно, это Лика.

В ахрененном красном платье по фигуре. На открытые плечи с тонкими выпирающими ключицами падает каскад густых тёмных волос. Карие глаза метают молнии в мою сторону, пригвождая к месту. Оглядывает презрительно куклу, по-хозяйски расположившую свою ладонь на моём члене.

Схлёстываемся тяжёлыми взглядами.

Да бля…

— Извините, ваша следующая. — Хостес указывает рукой дальше и закрывает торопливо дверь, разрывая наш с Ликой немой диалог.

Как же так, Лика, из всех ресторанов такого большого города ты выбрала для празднования дня рождения именно это чёртово место?

Отбиваю нервно ритм носком ботинка.

— А это у нас кто был? — Ящер кладёт своей модельке в рот тонкую дольку лимона.

— Она и была.

Ящер понимающе кивает.

Он в курсе контекста. Он вообще единственный, кто осведомлён ровно настолько же, насколько и я. И доверяю я ему безоговорочно, потому что этот человек своей грудью меня от пуль спасал.

— Своди девочку в туалет, посублимируй. — Советует Ящер.

Ну, от души душевно!

Лика стоит у меня перед глазами полупрозрачным приведением, и теперь я на свою «девочку» даже смотреть не хочу. В сравнении с этой огненной львицей проигрывают все, даже самые свеженькие и хорошенькие куколки.

Вкладываю пару хрустящих бумажек Арине-Алине в ладонь.

— Посублимируй сегодня без меня.

Выхожу, так и не дождавшись своего виски.

Ну и херовое же у вас обслуживание!

_____________________________________

Дорогие читатели! 25 февраля книгу переведу в ознаком и оставлю на сайте только первые несколько глав. Кто хотел прочесть бесплатно — успевайте)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

Саша.

Выхожу из ресторана через чёрный ход. Достаю сигареты, оглядываюсь.

За нами не было хвоста. Вроде. Но меня уже деформировало паранойей на каком-то слишком глубинном уровне, поэтому по привычке не теряю бдительности.

Это плохо, наверное, для нервной системы — жить в таком постоянном стресняке. Люди обычно не могут покинуть зону комфорта, а я, уникум, не могу найти туда вход.

Хотя я знаю, где моя зона комфорта. Она там, рядом с шикарной женщиной в красном платье. Она существует, просто… Не для меня. Это ванильная фантазия, которой не суждено сбыться. Если я не конченый олень, а в это мне искренне хочется верить, то я не буду подставлять свою семью.

Свою семью.

Вслух усмехаюсь мыслям.

Когда это она стала твоей? Ты, Аристов, просто поделился спермой и свалил в закат. Забыл?

Чиркаю зажигалкой, но та только выдаёт слабенькую искру. Бросаю сигарету на асфальт, топчу каблуком ботинка.

Лика никогда не одобряла этой привычки.

Меня тянет обратно. И это… пиздец, одним словом, потому что обратно мне ну никак нельзя.

Чувствую себя мальчишкой, который в сияющей витрине увидел игрушку своей мечты. И эта игрушка, окутанная ярким светом и ангельским пением, манит меня так, что тело болезненно потряхивает.

Возвращаюсь в ресторан.

Заберу Ящера и домой.

Ну нахуй, от соблазнов подальше. Обойдёмся без надкушенных яблок. Мне сейчас не до библейских мотивов, тем более, что конец той истории мы все прекрасно знаем.

Перед выходом к банкеткам замечаю мелькнувшую за поворот попку, обтянутую красным платьем.

Закрываю глаза. Считаю.

Один. Два. Медленный вдох.

Три. Четыре. Выдох.

Пять. Иду следом.

Конченый олень…

Захожу за Ликой в женский туалет.

Стоит, уперевшись ладонями в мраморную столешницу раковины. Смотрит на своё отражение в зеркале. Застывшее на лице напряжение считывается мной, как сигнал — её тоже корёжит от нашей встречи. Значит, не всё равно. Значит, не отболело ещё.

Прости ты меня, львица. Ну вот такое я хуйло, да.

Дверь за моей спиной хлопает. Лика испуганно вздрагивает. Окатывает меня взглядом, как ушатом ледяной воды.

Бодрит.

Молчим оба.

Я не знаю, что вообще можно здесь сказать. Исправить то, что натворил, я не могу. Могу только минимизировать риски для неё и пацанов, но она же даже не в курсе, что я типа… А кто? Герой? Да хуй с горы, вот я кто.

— Шикарно выглядишь. — Выдаю я самую банальную глупость. Она, конечно, в курсе, что роскошная.

— Знаю. — Подтверждает Лика мои мысли.

— Ну так… Отмечаешь?

Вместо ответа Лика закатывает глаза и фыркает, приобретая ещё больше сходства с представителями кошачьих.

Она такая…

Хочу её.

Облизываю взглядом хрупкие плечи, ныряю в вырез декольте.

На чём держится её платье? Его же можно просто дёрнуть вниз.

Ловлю лёгкий спазм в лёгких. Дыхание на миг сбивается от представившейся картины.

Помню, какой у нас был секс.

Простой. Честный. Жёсткий.

Уверен, она тоже вспоминает с тоской хотя бы эту часть нашей совместной жизни.

— Прости, что я без подарка.

— Тебя всё равно нет в списке гостей.

— А жаль.

— Кому? Тебе?

— А тебе?

— Аристов, что ты хочешь, а? Ты своё последнее слово сказал три года назад. Больше мне от тебя ничего не нужно.

А если мне от тебя нужно? Нужно, но не можно.

— Лик, извини. Я знаю, как это выглядит…

Ну, не могу я тебе всей правды открыть. Потому что в моём случае «меньше знаешь — крепче спишь» идёт с припиской «и дольше живёшь».

— Нет, Саша, не хочу слышать оправданий. Не актуально уже. Если тебе нужно моё прощение для очистки совести, то я тебя прощаю. Не держу зла, правда. Хорошо, что мусор сам уходит из моей жизни. А если ты хотел выговориться, так сходи лучше исповедуйся. Или на сеанс к психологу запишись. Говорят, помогает. А об меня сейчас карму свою чистить не нужно.

Закусываю губу изнутри.

Хочется сорваться и наказать этот дерзкий ротик, потому что ни одна женщина, кроме этой, не разговаривает со мной

так

. Без страха, без наигранного благоговения. И меня штормит от неподдельности её эмоций.

— Как пацаны?

— Отлично. Растут без отца. Мы всем довольны. — Складывает на груди руки, закрываясь.

Вижу, как она едва держит внутри себя бурю. И я вполне осознанно провоцирую, потому что хочу больше этих вкусных эмоций.

— Не спрашивают обо мне?

— Сёма иногда… — Отводит взгляд. Сжимает напряжённо челюсти. — Я не говорю. Маленькие ещё. Потом придумаю какую-нибудь легенду про погибшего на опасной миссии папу-шпиона.

Мне обидно, да. Не за себя, за пацанов. Они заслуживают отца рядом, а не легенду о том, что тот был хорошим человеком.

Да и не правда это. Не был.

— Спортом занимаются?

Уголки её губ чуть приподнимаются. Приятно, наверное, поговорить о детях с человеком, с которым вы их создавали.

— Летом отведу на футбол.

— Ой, не! Какой футбол? Лучше бокс, или дзюдо. Пусть учатся драться, хороший навык.

Лика моментально вспыхивает.

— Аристов, ты ахренел? Ты потерял право что-то решать в этой семье в тот момент, когда бросил нас.

— Бросил, да. Лик, поверь, так лучше для всех.

— А ты у нас всегда знаешь, как лучше для других. Только семья, Саша, это командная игра. И ты, как игрок, для меня потерял всякую перспективу. — Властно кивает в сторону двери. — Разговор окончен. Свободен.

Вот она, моя королева.

Вбираю в себя каждое слово, застыв, как истукан.

Кровь бежит по венам, разгоняя сердцебиение. Я сам один сплошной пульсирующий сосуд.

— Аристов, до свидания! Иди к своей конфете, она тебя заждалась.

Лика отворачивается к зеркалу, медленно вытаскивает из сумочки красную помаду. Ведёт по сочным губам, не обращая на меня внимания.

Словно наши реальности на пару минут пересеклись и наложились друг на друга, но теперь разошлись каждая в свою сторону, и меня снова больше не существует в её жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И от этого меня окончательно перекрывает.

Глава 3

Лика.

Слышу, как тихо щёлкает щеколда на двери.

Саша делает шаг в мою сторону. Я не смотрю на него, но понимаю это по тихому шуршанию ткани брюк.

Напрягаюсь, но стараюсь не подавать вида. Потому что Аристов, как чума, как самая страшная болезнь, косит в первую очередь слабых.

Я уже побывала однажды под катком отношений с тобой. Спасибо за урок, я стала гораздо сильней. И теперь твоё присутствие не способно выбить меня из равновесия. Я научилась балансировать, даже когда мир катится в тартарары.

Отрываю салфетку и смыкаю на ней губы, оставляя на тонкой бумаге красный след помады. Сглаживаю пальцем чуть съехавший контур под нижней губой, лопатками ощущаю на себе тяжёлый взгляд.

Резко поворачиваюсь.

— Ты ещё здесь?

— Дай полюбоваться женой. — Прожигает меня поплывшим взглядом.

— Бывшей женой. Аристов, у тебя амнезия, или я чего-то не понимаю? Тебе напомнить о событиях последних трёх лет?

— Я всё помню. — Делает шаг ко мне.

Застываю, запрещая себе отступать.

Нет, я не жертва. Не добыча. И не нужно тут на меня охотиться.

Я сама могу вцепиться в глотку, если будет в этом необходимость.

Но мне всё ещё больно.

Можно сколько угодно отгораживаться от эмоций, но полностью подавить их не получится. Они обязательно выплеснутся в момент наибольшей уязвимости.

И я… Чёрт возьми, Аристов, я всё ещё не отпустила.

Вот так просто.

— Лик, я просто хочу, чтобы ты знала: я вот этого всего не хотел. И чтобы так кончилось — тоже не хотел.

— Вот именно. Кончилось. Не надо прошлое ворошить, потому что там всё мертво. Давай мы разойдёмся здесь и сейчас, пока вся эта ситуация ещё не ушла в глубокий минус.

— Это был единственный выход.

— Ой, Саш. — Веду нервно плечами. — Слушай, ну что ты как не мужик, а? Ну, бросил и бросил. Просто признайся сам себе. Что ты со мной всё загадками какими-то разговариваешь? Не мог, не мог. Кто хочет — найдёт возможность, кто не хочет — причины. Вот и всё.

Пытаюсь оперировать фактами, а не эмоциями. Возвращаю себя к реальности, не убегая в очередное препарирование обиды, ведь это дорога никуда не приведёт, по ней я уже ходила.

Стучу ногтями по столешнице раковины.

— Не переживай так, я уйду. — Саша делает ещё один медленный шаг.

Ломануться и бежать? Да куда я, на этих дизайнерских костылях…

— Вперёд. Зажми в углу свою красотку, выпусти пар.

— Ты или она? Конечно, ты.

— А я не ставлю ультиматумов. Не переживай, я найду, с кем трахаться.

Аристов дёргает головой, словно получил пощёчину. Натягивает улыбку.

— Не надо, Лика. — С угрозой.

Кошусь на входную дверь, оценивая расстояние до неё. Саша перехватывает мой взгляд, заслоняет собой путь к отступлению.

Между нами пара шагов, и этот большой туалет кажется мне сейчас узкой клеткой, в которой я заперта с опасным зверем.

Чувствую, как колотится неистово сердце, и мне кажется, Саша видит, как проступает под кожей на моей груди каждый беспокойный удар.

В мгновение он оказывается рядом и меня сносит волной его парфюма — знакомый запах заполняет лёгкие и оседает на стенках ядовитым слоем. В этом запахе столько прошлого, что внутри меня что-то надсадно клокочет. Я вскипаю, как ведьмин котёл.

Сердце пропускает удар.

Аристов протягивает руку и ведёт пальцами по моей щеке. Заправляет локон за ухо, вызывая мурашки.

Я не хочу этой близости, потому что мне слишком

не всё

равно

. Это болезненное прикосновение. Оно оставляет ожоги на моей коже, но я замираю, заворожённая густой силой, сконцентрированной на дне чёрных зрачков его глаз.

Змей-искуситель пришёл, чтобы предложить мне отведать запретный плод. И я пожалею, если поддамся.

С моих губ срывается тихий вздох, который срабатывает, как щелчок предохранителя.

Аристов сминает волосы на моём затылке и впивается в мою шею влажным ртом. Скользит губами по ключицам.

Судорожно сжимаю в ответ пальцами его плечи, притягиваю к себе. Впиваюсь ногтями в упругие мышцы.

Я просто надкушу…

Моё горло обхватывает широкая ладонь. Не стараюсь вырваться, прислушиваюсь к ощущениям, которые сейчас на самом кончике острия. Вызывающе смотрю из под ресниц, вздёргиваю подбородок.

Между нами зависает мой беззвучный вопрос: «Ну, и что ты мне сделаешь

теперь

?»

Воздух резко выбивает из лёгких, когда Саша припечатывает меня к стене. Тёплая ладонь скользит в разрез платья на бедре. Настырные пальцы прокладывают себе дорогу туда, где у меня уже всё сладко ноет от истомы.

Своими губами он крадёт мои тихие вздохи. Язык тараном размыкает плотно сжатые зубы и проникает глубже.

Аристов никогда не был силён в красивых словах, но он умеет объясняться иначе. Горячо и чувственно.

Плавлюсь, как ванильное мороженое на июльском солнце.

Каждое его прикосновение причиняет боль, и всё моё тело горит, но сейчас эта боль приятна. Я чувствую себя живой. Настолько живой, что последние годы жизни теперь меркнут и становятся серыми.

В них почти не было красок.

Моя единственная настоящая радость — двойняшки.

Двойняшки…

Мысль о детях внезапно отрезвляет.

Упираюсь в твердую грудь, толкаю, но он не поддаётся, лишь сильней вжимает меня в своё тело.

Прикусываю его губу. Чувствую на языке солёный привкус железа. Это срабатывает.

Саша резко убирает руки и отшатывается на шаг в сторону. Большим пальцем ведёт по губе и поднимает на меня выразительный, но пьяный в хлам взгляд.

— Львица захотела крови? — Косится на красный след, оставшийся на подушечке пальца.

— Пошёл ты нахер, Аристов. Не появляйся в моей жизни. Никогда больше. Иначе в следующий раз я прокушу тебе глотку.

Прохожу мимо. Наши плечи больно сталкиваются. Он больше не пытается меня удержать, и я беспрепятственно покидаю злополучный туалет.

Отлично. Просто отлично.

С днём рождения, Лика!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4

Лика.

Возвращаюсь в свою банкетку.

После разговора с Аристовым меня подкидывает. Руки трясутся крупной дрожью, поэтому я складываю их на коленях, не рискуя притрагиваться сейчас ни к бокалу, ни к столовым приборам, чтобы не выдать своего волнения.

Натягиваю на лицо дежурную улыбку. Киваю гостям, как китайский болванчик, не улавливая суть вопросов и шуток.

Настя подаётся ко мне корпусом.

Настя — моя лучшая подруга, а ещё мой самый ценный кадр в студии. Помогает организовывать выставки, ведёт курс фотографии, иногда даже занимается съемками. А ещё она не так давно заняла место ведущего фотографа в Цехе у Кирилла Доброва, сместив местную «звезду». Цех — это про масштабные фотосессии, глянец и очень хорошие деньги. И Настя делает всё это, будучи на шестом месяце беременности. Огромная умничка.

— Лик, у тебя всё хорошо? — Тихо спрашивает она.

— Всё хорошо. А что?

— У тебя… У тебя немного… — Настя коротким жестом обводит свои губы.

Твою ж мать.

Открываю камеру телефона.

Ммм… Здравствуй, Джокер!

Красная помада на пол лица. Бледные щёки. Растрёпанные волосы. Безумный взгляд.

Настя приподнимает вопросительно брови.

Ну, что я тебе сейчас скажу? Что случайно в женском туалете упала на рот бывшего мужа? Не надо в меня своими невинными бэмби-взглядами бросаться, я и без того чувствую себя идиоткой законченной.

Не могу больше здесь оставаться, зная, что Аристов где-то рядом. Ещё одной подобной стычки я не переживу.

Настроение безвозвратно испорчено и я, ссылаясь на головную боль, ухожу первой со своей же вечеринки.

На улице вызываю такси. Пока жду, копаюсь в сумочке, достаю сигареты.

Раньше я была ярой противницей, а потом моя жизнь пошла под откос. Когда мир рушится, приятно иметь под рукой какой-то якорь. Моим стали сигареты. Точнее, сигарета. Одна в день. Потому что не они контролируют меня, а я контролирую всё, что со мной происходит.

Затягиваюсь.

Густой дым скребёт по стенкам гортани, заполняет лёгкие. Запрокидываю голову и с наслаждением выдыхаю в тёмно-синее небо.

Угораздило же влюбиться в мудака! И родить от него детей.

Нет, о детях не жалею. О мудаке — да. Но если бы мне предложили переиграть всё то, что случилось, я бы не согласилась. Одно от другого уже не отделить.

— Лика!

Бросаю сигарету, придавливаю носком туфли.

Ну вот, единственная на сегодня, и так бездарно потрачена…

Настя идёт ко мне вразвалочку, как мама-утка. Светится вся.

За ней, как суровый телохранитель, шагает по пятам Добров. Ни на минуту не оставляет её, пылинки сдувает. Вот за таких нужно замуж выходить, а не…

Ой, всё.

— Тебе плохо? — Настя пытается отдышаться.

Добров трогательно заворачивает её в свой пиджак, запахивает на выпирающем беременном животике полы.

Отвожу взгляд.

Это простой жест заботы, но у меня ноет и тянет болезненно под рёбрами.

Я сильная. Я справляюсь со всем сама. Но какой бы сильной не была женщина, иногда ей просто катастрофически необходимо, чтобы кто-то накинул на её плечи согретый теплом тела пиджак.

— Голова разболелась. — Вру подруге.

— Это я уже слышала. А правду расскажешь?

Не сегодня. А может, и никогда.

— Просто не хочу засиживаться до поздна, у меня на завтра планы. Выставка Даичи, помнишь? С ней всё идёт не так. Не сильна я в теме Азии, вся надежда на декораторов.

— Мы тогда тоже поедем.

— Тебя подбросить? — Вклинивается Кирилл.

— Нет, уже вызвала такси.

Ребята не уходят, пока за мной не приезжает машина. Сажусь.

Пока едем, ловлю себя на смутной тревоге. Не могу отделаться от чувства, что моё личное пространство больше не безопасно.

Злюсь на Аристова.

Конечно, он не подумал обо мне. Снова.

Поддался каким-то животным инстинктам, нарушил моё внутреннее спокойствие, даже на миг не задумавшись о том, что моё состояние влияет не только на менталочку. Я мама двоих очень суетных пацанов. Мне просто необходимо всегда оставаться в дзене, иначе я съеду с катушек.

Но откуда же ему это знать? Ему-то не приходилось в одного тащить семью.

— Да что ты обнимаешься со мной! — Нервничает водитель, поглядывая в зеркало заднего вида. — Проезжай давай.

На автомате поворачиваю голову. Впритык к нам едет чёрный, наглухо тонированный крузер. Он виляет по полосам вслед за нами, несмотря на то, что дорога свободна.

— У нас какие-то проблемы?

— Проблемы у оленей, которые права купили, а водить не купили! — Ругается сквозь зубы водитель.

Да, имбецилов вокруг хватает. Может, там перекрытый какой-нибудь за рулём?

— А давайте сейчас на Баумана, через двор и снова на главную.

Поворачиваем. Оглядываюсь. Крузер не отстаёт и повторяет наш нелогичный крюк.

Серьёзно напрягаюсь.

В голове только одна мысль: Аристов. Кто ещё может преследовать меня? А в том, что это преследование, я не сомневаюсь.

Вот же идиот…

Дорогие, хочу поздравить вас всех с Новым годом и пожелать счастья и крепкого здоровья! Спасибо, что читаете мои истории и делитесь своими эмоциями!

Для тех, кому интересна история Насти и Кирилла, можете найти в мою книгу «Измена. (С) меня достаточно» в профиле или перейти по ссылке

Хороших вам новогодних выходных и самых вкусных историй!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5

Лика.

Пытаемся ненавязчиво стряхнуть «хвост». Но всякий раз, как мы отрываемся, нас снова догоняют.

— Дамочка, а вы не из мафии какой-нибудь, часом? — Косится на меня водитель. — А то мне неприятности не нужны…

— Вы же понимаете, что если я отвечу, то мне придётся вас убрать? — Невинно хлопаю ресницами, перехватывая его взгляд в зеркале.

Зря, Лика. Иногда нужно держать язык за зубами.

Водитель сворачивает в очередной двор и тормозит.

— Выходите. — С паникой в голосе.

— Серьёзно?

— Лучше штраф, чем бандитские разборки.

— Ну, какие разборки? Это мой бывший муж.

— Выходите.

Океей…

Выхожу, хлопнув дверью.

Урод!

Остались в этом мире ещё нормальные мужчины, или Настя последнего себе отжала?

Неуютно ёжусь.

Двор тёмный, лишь пара фонарей тускло освещает детскую площадку.

Пытаюсь перезаказать такси.

Вот же придурок… Может, это его «хвост», а вовсе не мой?

Во двор на приличной скорости залетает не крузер, но тоже что-то большое — не могу разобрать из-за слепящих фар. Тормозит возле меня.

Перепуганное сердце делает кульбит в груди, тогда как моё лицо привычным образом складывается в непроницаемый покерфейс.

Стекло опускается.

На переднем два бугая: всё по стандарту, как в русских криминальных сериалах. Бритые головы. Чёрные футболки сидят внатяжку на мышечных торсах. И взгляды, не обременённые интеллектом.

— Анжелика Егоровна, садитесь в машину. — Безэмоционально советует один из бритоголовых.

— Лика. — Машинально поправляю я. — А вы кто такие?

— Охрана.

— Мм. Меня охраняете? А от кого, если не секрет?

Переглядываются.

— Лика Егоровна, садитесь в машину.

Ясно. Больше текста им не доверили.

— Вы от Аристова?

— Лика, блять! — Распахивается задняя дверь.

Аристов выходит, вцепляется в мою руку и тащит в сторону машины.

— Так и знала, что это ты! — Пытаюсь вырваться. — Что ещё за игры? Решил запугать меня?

— Потом объясню, давай внутрь.

— Я с тобой. Никуда. Не поеду.

— Поедешь. — Гневно вздрагивают его ноздри.

Вырываюсь. Бегу, пытаясь балансировать на высоких каблуках. Крепкая рука перехватывает меня поперёк талии и поднимает в воздух. В секунду оказываюсь на плече Аристова.

— Лика, солнце, нет у нас времени на твои капризы. — Хлопает по бедру, закидывает в салон. Залазит следом.

Машина с визгом срывается с места.

Беру короткий тайм-аут на то, чтобы отдышаться и привести мысли в порядок. В стрессовой ситуации кто-то замирает, кто-то убегает, а я — бью. И это не всегда правильная и безопасная стратегия, потому что противник может оказаться сильней и подготовленней.

Приказываю себе не нападать, а оценить сначала риски. А для этого — узнать подробности.

— Жду объяснений. — Складываю руки на груди, смотрю на Аристова в упор немигающим взглядом.

По его лицу бегают тени фонарей и фар встречных автомобилей, делая и без того жёсткие черты ещё более угрожающими.

— Наша сегодняшняя встреча была огромной ошибкой.

— О, неужели? Поэтому ты отправил за мной слежку? Поэтому я сижу в твоей тачке?

— Те люди не мои.

— А эти твои?

— Да.

— То есть, слежка всё равно была?

— Я должен был убедиться.

— В чём?

— Что ты в безопасности.

Отвечает коротко. Осторожничает. И слова подбирает так, словно ходит по минному полю.

Полная картина пока так и не вырисовывается в моей голове, но на уровне интуиции уже зреет вполне отчётливая тревога.

Массирую устало виски.

— Аристов, просто объяснись. Я же понимаю, что это чем-то нездоровым пахнет.

— Тебе не о чем волноваться. Я во всём разберусь.

Вцепляюсь пальцами в кожаную обивку сидения.

Аристов, что ты опять натворил с моей жизнью?

— Лика, спокойно. — Саша сжимает меня за плечи, ныряет в мои глаза торопливым взглядом. — Ящер перехватил твоё такси. Он уводит их со следа. У нас есть время, слышишь?

Какой ящер? С какого следа? И почему вдруг вот это «у нас есть время» должно меня обнадёжить?

— Кто бронировал ресторан?

— Вероника. Моя помощница в студии.

— Хорошо. Это очень хорошо.

Ничего не хорошо. Я слышу это по едва уловимым ноткам сожаления в его голосе.

— Они не найдут вас. Если всё зайдёт слишком далеко, я сделаю вам новые документы, перевезу в другой город. Начнёте жизнь с нуля.

Фокусируюсь на Сашином лице, которое сейчас так близко к моему, что я чувствую на своих щеках его дыхание.

— Аристов, почему моя жизнь обязана обнуляться каждый раз, когда ты в ней появляешься?

— Потому, что я осёл, и влез в игры слишком влиятельных людей. Больше сказать не могу.

— Вот и играй в эти игры сам. А нас с мальчиками вычеркни из списка участников. — Скидываю с себя его ладони.

Отворачиваюсь к окну.

Вычеркни. Потому что если разъярённая и напуганная женщина подключится к вашей игре, то тебе точно не удастся выйти из неё невредимым.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6

Саша.

Едем молча.

По лицу Лики не могу понять, напуганна она, рассержена, или происходящее просто кажется ей не самой смешной шуткой. Она потрясающе скрывает эмоции, ей бы в покер.

Мы с Ящером были уверены, что ушли от слежки. Но от людей Мартынова не так просто потеряться. Ладно хоть додумался сам сесть к Лике на хвост, иначе привезла бы она плохих мальчиков прямо на чай.

Телефон вибрирует от сообщения.

Ящер: Оторвались, выдыхай.

Руки тяжело опускаются на колени. По телу циркулирует облегчение. Я сейчас неповоротлив, словно куль, под завязку набитый противоречивыми эмоциями.

С одной стороны рад, что удалось увести Мартыновцев от Лики. С другой она всё равно уже в игре, и её обнаружение — это лишь вопрос времени.

Если только Мартынов не переключится сейчас на что-то более важное.

Ныряю снова в телефон.

Аристов: Подключи таможню, пусть стопорнут его партию.

Ящер: Много попросят.

Аристов: Похер. Заплати, сколько нужно.

Ладно, пускай Мартынов пока отвлечётся на задачку по-сложней, чем поиск рычагов давления на меня.

Подъезжаем к дому. Упираемся в шлагбаум и ворота. Двор охраняемый, что в нашем случае очевидный плюс.

Выхожу из машины вслед за Ликой.

— А ты куда собрался? — Тормозит она меня у ворот. — Дальше я сама.

— Ага. Щас.

Кивком головы парням указываю «на выход».

Лика закатывает глаза, но молча сносит все мои посягательства на свою территорию.

Парни идут впереди. Проверяют подъезд — чисто. У квартиры замирают.

— Дальше я твоих берсерков не пущу. У меня там дети.

— Окей. — Снова киваю. Парни уходят, оставляя нас наедине.

— И ты. Давай. Вон отсюда.

— Не могу.

— Очень даже можешь. У тебя есть две отличные ноги, которые ещё пока выполняют свою функцию.

— Не хочешь охрану рядом, значит, терпи меня. Ключи. — Протягиваю ладонь.

Лика, не отводя от меня уничтожающего взгляда, копошится в сумочке. Швыряет ключи мне в лицо.

— Детский сад, Лика Егоровна. — Открываю.

Заходим внутрь.

— Мальчики уже спят. — Лика понижает голос на пол тона. — Чтоб ни звука, Аристов, понял?

Понял, не дурак.

Квартира у неё хорошая, большая, со стильным ремонтом, в который вгрохано, судя по всему, очень прилично денег. И пахнет здесь…

Домом.

Ликой.

Её личным запахом. Её кайфовыми ужинами, её парфюмом и стиральным порошком. Чистотой. Уютом. Теплом.

Семьёй.

Не твоей, Аристов. — Напоминаю себе, потому что за пару секунд я в умат от лавины щекочущих ощущений.

Молодец, львица. Ты прекрасно справилась без меня. Хотя как раз в этом я не сомневался. Ты всегда была сильной и самодостаточной женщиной, слишком независимой от других.

Лика со вздохом облегчения снимает свои каблуки.

— Ну что, убедился в нашей безопасности?

— Вполне. — Тоже разуваюсь.

Брови Лики медленно ползут наверх.

— Аристов… Мы так не договаривались.

— Мы вообще никак не договаривались. Найдётся свободный диван?

— На нём спит Алиса.

— Ху из?

— Няня. Ты же не думал, что я оставляю пацанов одних, пока выясняю отношения с бывшими по туалетам ресторанов?

— То есть, это не первый подобный опыт?

— А у меня, Саша, хобби такое. Я, знаешь ли, вечно в поисках острых ощущений на свою задницу.

Дерзко взметнув в воздухе волосами, уходит.

Смотрю на задницу. Красное платье натягивается при каждом шаге на роскошных крутых бёдрах.

Отличная! Острых ощущений тебе не хватает, значит..?

Из комнаты выползает девушка. Трёт заспанные глаза и щурится от света.

— Ты рано. И даже не на бровях. — Обращается она к Лике. Меня не видит.

— Я сейчас более неадекватная, чем ты можешь себе представить. Как пацаны?

— Сёма стукнул Тёму трактором по голове. Тёма в отместку Сёму укусил.

— В общем, всё хорошо.

— Да. Ты себя нормально чувствуешь? Такая бледная.

— Испью завтра немного чужой крови и полегчает.

Улыбаюсь, как дебил последний, представляя себе, что вот это всё — настоящее и моё. И женщина эта моя, и дети, лупящие друг друга трактором по голове — тоже мои.

Они как бы и так мои. Это любая экспертиза докажет. Но мало быть просто отцом. Нужно быть папой. Мне ли этого не знать?

Сам же, Аристов, через эту хуйню прошёл. Знаешь ведь, как пацанам сложно расти без полноценного участия отца. Вменяемого отца. Но лучше уж никакого участия, чем такое, как у меня было.

Ну нахуй таких отцов.

Выхожу из коридора. Алиса взвизгивает, тут же закрывает рот ладонью.

— Здрасьте. А я к вам на чай.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7

Саша.

Алиса отшатывается к стене и застывает, словно надеется слиться с обоями.

Ой, да ладно! Не такой я и страшный.

— Лика, а это кто?

— Внимание на него не обращай. Это домовой. Он сегодня поспит в твоей комнате, а ты в моей, ладно?

— Ладно…

Домовой.

Ну, во всяком случае это лучше, чем «мой тупорылый бывший муж» или «мудак, что сделал мне детей и свалил». Ок, пускай домовой.

— Саша. — Тяну руку. — Муж Лики.

— Бывший! — Доносится с кухни.

— Алиса. Няня. А я не знала, что вы дружите.

— Ни в коем случае! — Снова Лика. Бренчит посудой. — Покажи ему, где он сегодня спит.

Слышу, как закипает вода в чайнике.

Алиса провожает меня в свою комнату, выдаёт комплект чистого постельного белья и выходит, оставляя меня в темноте.

Заваливаюсь на постель.

Я в квартире Лики. В какой-то из оставшихся двух комнат спят мои дети. Это их обычная жизнь, которую они привыкли жить без меня.

Как это вышло? И что я здесь делаю? Не в частности, а в целом. Как оказался в этой ущербной точке?

Всю сознательную жизнь у меня были принципы. И вполне достойная цель: чтобы моя семья ни в чём не нуждалась.

Чтобы моя жена была счастливой и всегда могла положиться на твёрдое плечо мужа. Чтобы дети не знали голода. Чтобы не узнали вкуса каши, сваренной из остатков крупы. Чтобы никогда не испытали стыда, донашивая вещи за соседскими детьми. Чтобы колбаса на столе — не изыски по праздникам, а норма.

Всё, что я делал, я делал исходят из своих принципов и целей. Но как же вышло, что добился я прямо противоположного?

Если бы можно было отмотать назад, я бы отмотал. Но…

Увы.

Выхожу из комнаты.

Лика сидит на кухне. Она уже в широкой футболке, с собранными на макушке волосами и без макияжа. И она ахренеть, как очаровательна вот такая, домашняя. Мягкая и естественная. Моя Лика.

Встречаемся взглядами.

— Пойдём. Я знаю, чего ты хочешь. — Встаёт из-за стола, проходит мимо меня, манит пальцами за собой.

Открывает дверь в ещё одну комнату.

По потолку кружат созвездия проектора. На тумбах ночники в виде медведей. Две кроватки по разные стороны от окна, а в кроватках сопят мальки.

Лика поправляет им одеяло, целует сыновей в пухлые щёчки.

А я… Я ведь даже не знаю, кто из них Тёма, а кто Сёма. И от этого чувствую себя здесь ещё более неуместно.

Лика встаёт рядом со мной. Приваливаемся к дверным косякам, любуемся вместе. Это как картинка из фильма про счастливую семью, только вот мы не семья, да и я далеко не счастлив.

— Это Сёма, это Тёма. — Тычет пальцем Лика, словно читает мои мысли. — Сёмыч активней, вечно Тёму подбивает на шалости. Тёмка ласковей и нежней.

— Идеальный дуэт.

— Нет, мы трио.

А могли бы быть квартетом…

Тихо прохожу вперёд. Ступни тонут в мягком ворсе ковра.

Пацаны на меня похожи, я это вижу даже в полумраке. Наверное, сложно вот так смотреть каждый день на них и отчётливо видеть в них черты человека, который предал и бросил. И не просто смотреть, а искренне любить.

Растираю грудь ладонью. Там будто разливается кислота, которая выжигает мои внутренности.

А есть ещё, что выжигать? Ты давно уже, Аристов, пустая оболочка.

Тёма вздыхает и переворачивается на спину. Одеяло сползает.

Подхватываю. Возвращаю на место, подоткнув под бочок. Глажу осторожно по тёмным мягким волосам.

Ладно, Аристов, хоть к чему-то светлому ты приложил руку. Вон какие мальчишки получились — загляденье! Львята!

— Всё, закругляйся. — Командует Лика.

Она нервно перебирает пальцами край футболки.

Не паникуй, львица. Не претендую я больше на место в твоей жизни. Знаю, что во мне уже нет никакой необходимости. Проебался я знатно.

Встаю.

— Чаем угостишь?

Дёргает щекой.

На кухне наливает чай. С грохотом ставит передо мной кружку.

— Пей. И спать. — Стоит надо мной, будто ждёт, что я опрокину в себя стакан залпом. — Я просыпаюсь в шесть и хочу, чтобы к этому времени тебя уже не было в той комнате. Ты меня понял?

— К шести освободить койко-место. Понял, не дебил.

Лика не согласно качает головой.

— Всё, Аристов, бывай. — Хлопает меня по плечу.

Держусь, чтобы не перехватить за руку и не усадить на свои колени.

Уходит.

Ух…

Смотрю в стакан, по дну которого медленно кружат чаинки.

Ну, что за женщина? Пожар!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8

Лика.

Будильник вырывает меня из беспокойного сна.

Первые пару минут сижу в постели, пытаясь разобрать, что произошло вчера на самом деле, а что докрутил и додумал опухший от событий мозг.

Сцена в туалете вполне себе похожа на правду. А вот Аристов, нежно поправляющий Тёме одеяло — это что-то из разряда фантастики. Не потому, что он не умеет быть нежным, нет.

Я знаю, что в нём этого полно. Аристов очень заботлив. Иногда даже слишком навязчив в своём желании помочь близким. Но настолько не коррелируется у меня та прошлая реальность с настоящим, что я пока не могу их объединить.

Алиса спит на второй половине кровати, распластавшись в позе звезды. Аккуратно перелажу через неё, накидываю сверху плед.

Иду в туалет. На кухне что-то мелькает.

Даю задний ход, заглядываю.

— Я не поняла…

— Доброе утро, львица. — Аристов крутится у плиты и приветственно машет ложкой. — Умывайся, будем завтракать.

Открываю рот. Захлопываю.

Эм…

— Что из сказанного мной вчера ты не понял?

— Так… — Постукивает задумчиво пальцем по подбородку. — Вроде, всё понял. Время шесть, комната свободна.

— Я не это имела в виду.

— Правда? Так ты хотела… Аа! Ну всё, теперь понял. Чисть клыки и возвращайся, у меня всё готово.

— Ты невыносим.

Чищу зубы с остервенением. Так усердно работаю щёткой, что десна начинают кровоточить.

Он всё понял, конечно. Но сделал по-своему, чтобы ещё раз доказать, что может расшатать мою жизнь просто одной своей идиотской выходкой. Ему даже не нужно прикладывать усилий, достаточно лишь щёлкнуть пальцами, и всё идёт под откос.

Возвращаюсь на кухню. На столе меня уже ждёт горячий кофе и целая тарелка оладьев с горкой.

— Залез в холодильник, ты не возражаешь?

— А это теперь имеет значение?

Закусывает губу.

— Кофе, как ты любишь. Крепкий, без сахара и молока.

— Я его не пью.

Это, конечно, не правда. У меня по венам вместо крови течёт кофеин, но хочется Аристова укусить хоть как-то.

Показательно выплёскиваю кофе в раковину. Закидываю в стакан пакетик травяного чая.

— Хотя откуда тебе это знать, да?

— Да, верно… Ну, поешь хоть оладьи. Я, правда, жарил на чём-то странном. Не нашёл нормальное масло. — Лезет в шкафчик, достаёт бутылочки. Читает. — Льняное, оливковое, кунжутное… Масло гхи… Что ещё за хэ?

— Правильное питание, Аристов. Оладьи я тоже не ем.

— Понял, отвалил. — Наливает себе кофе, садится рядом.

Завтракаем в гнетущей тишине.

Не притрагиваюсь к оладьям. Не потому, что правильное питание, нет. Просто боюсь, что знакомый вкус развернётся колючими флэшбэками на языке.

Это просто тесто, обжаренное на масле, — убеждаю себя.

Но, нет. Я знаю, что это рецепт его мамы. Я знаю, что когда он их готовит, он вкладывает в них душу. Он готовит их с мыслями о своём прошлом. Без конца прокручивает в своей голове детство и думает, мог ли что-нибудь изменить в тот день, или задолго до него. Я всё это знаю, потому что когда-то эта часть его жизни была нашей общей, и мы вместе с этим справлялись.

Меня выворачивает наизнанку от болезненности ощущений, которые горьким травяным привкусом разливаются во рту.

Вот эти завтраки — это всё уже было с нами, только в несколько ином антураже. Тогда у нас за душой не было ни гроша, и совместное будущее казалось одним сплошным приключением и авантюрой. Мы смело смотрели вперёд, а потом…

— А потом — суп с котом. — Заканчиваю мысль вслух.

— Хочешь супа? — Рассеянно смотрит на меня Саша. Взгляд потерянный. Он тоже где-то далеко в своих мыслях.

— Нет. Это я так… Ну, мы больше не в опасности?

— Я не уверен в этом на сто процентов.

— Меня такой ответ не устраивает. У меня тут как бы дети и жизнь, которую я не могу поставить на паузу по твоей указке.

— Я этого не прошу. Я сам всё улажу.

Хлопает дверь. Слышу, как шлёпают по полу две пары босых лапок.

Саша заметно напрягается, вытягивается по струнке и расправляет плечи.

— Аристов, это дети, а не медведи. Не нужно казаться больше, они тебя не съедят. Хотя…

Тёма заходит первый. Трёт глазки.

— Исики попали. — Жалуется.

— Реснички попали? Давай вытащу.

— Мама, а это то? — Тянет Сёма, играя выразительно бровками. — Это папа?

Переглядываемся с Аристовым.

Зависаю на пару секунд. Сглатываю ком в горле.

Мне очень хочется, чтобы у них был папа. Они этого заслуживают. Но я не могу дать им надежду, чтобы тут же её отобрать. И хотя они имеют право знать правду, это не гуманно.

— Это просто… Это…

Голос ломается.

Делаю судорожный, рваный вдох.

Я не плачу. Я никогда не плачу, и сейчас не позволю себе этого.

— Дядя Саша. Я друг вашей мамы, мы вместе работали над одним проектом. — Подмигивает мне. — Любите оладьи?

— Да! — Кричат хором пацаны и облепляют Аристова. — Дядя Саса!

Сёмыч залазит к нему на колени и всматривается подозрительно в лицо. Тёмка треплет за рубашку. Рассказывают наперебой важные новости.

Они очень социальные, мои обезьянки. И много интереса проявляют к мужчинам: на улице, в магазинах. Видимо, сказывается недостаток отца рядом.

Саша усаживает Тёму на второе колено. Слушает с интересом, хотя наверняка не всё понимает из их картаво-шепелявой речи.

Они поразительно похожи. Моего в мальчиках как будто вообще ничего нет, они взяли всё от Аристова: форму лица, разрез глаз, прямые носики и чуть подпухлые губы. И даже глаза не мои светло-карие, а Сашины, цвета чёрного дерева.

Увожу пацанов чистить зубы.

— Саш, налей детям чай. Нам через час нужно быть в садике.

— Да, мэм, сделаю.

В ванной выдаю двойняшкам зубные щётки. Прислоняюсь к стене и дышу, пропуская горячий воздух через плотно сжатые зубы. Сердце глухо стучит, отбивая ритмом что-то драматичное и угнетающее.

Я не могу просто отмахнуться от прошлого. Оно было, и оно всё ещё больно щиплет, когда до него дотрагиваешься. А Аристов не просто дотронулся, он воткнул в рану нож и провернул лезвие. Показал, как могло бы у нас быть, чтобы снова отобрать это и раствориться в утреннем тумане.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Под мерное и непрекращающееся жужжание двойняшек мы завтракаем. Все вместе.

— У тебя кофе? — Спрашивает Сёма, заглядывает в Сашину кружку.

— Кофе. А у тебя чай?

— Я юблю только тяй. А мама юбит только кофе.

Получаю тычок по коленке под столом. Аристов смотрит на меня, вопросительно приподняв бровь.

Вот же… Партизаны.

— Мальчики, заканчиваем завтрак и собираемся. Сейчас все пробки соберём.

— Да ладно, мои ребята подкинут без проблем, куда нужно.

— Никаких твоих ребят. И тебя. Это была разовая акция. Мы разойдёмся, чтобы больше никогда не встретиться. Никогда — это значит вообще никогда. Или мне нужно предоставить тебе письменный договор, чтобы ты не искал лазеек?

— Нет, я всё понял. — Примирительно поднимает руки.

Собираемся. На улице веду мальчиков к своей машине. Берсерки Аристова припаркованы за воротами.

— Ну что, львица, не обнимешь даже на прощание?

— Не терплю сантиментов.

— А ты стала ещё жёстче, чем была.

— А я никогда не была принцессой. — Снимаю машину с сигнализации, закидываю на переднее сумочку. — Мальчики, по местам.

— Ну, с львятами хоть можно попрощаться?

Киваю.

Аристов садится на корточки, подзывает пацанов. Ничего не говорит, просто молча обнимает, лохматит пальцами густые гривы.

Отворачиваюсь. Поджимаю губы и чувствую, как дрожит подбородок.

Не принцесса же…

Но меня перемалывает от этой картины.

Мальчишки доверчиво жмутся к Саше и обещают, что тоже придут к нему в гости. Я знаю, что этого никогда не случится.

— Так, всё. Опаздываем. Сёма, Тёма, бегом.

Усаживаем двойняшек в детские кресла. Сажусь за руль. Трогаемся с места.

Бросаю последний взгляд в зеркало заднего вида.

Прощай, Аристов. Теперь навсегда.

Глава 9

Лика.

Завожу двойняшек в детский сад. Еду в студию.

У нас на носу выставка Макото Даичи, и придётся знатно трансформировать пространство для того, чтобы создать достойный фон для работ фотографа, и чтобы гости смогли прочувствовать весь колорит Азии.

Я в этой теме не сильна, поэтому на этот раз целиком и полностью доверяю дизайнерам и декораторам. Экспозиция масштабная, и будет занимать место в моей студии почти месяц. Это хорошие деньги, учитывая ту пиар-акцию, что для неё провели маркетологи.

А деньги мне всегда нужны.

Вопреки слухам, я далеко не Рокфеллер. Студия требует постоянного обновления, фототехника стоит нереальных денег, пацаны вырастают из своих вещей со скоростью звука, к тому же ипотека сама себя не заплатит.

Надо как-то собраться и сконцентрироваться на работе, но из-за мыслей о Саше моя реальность идёт трещинами и не желает срастаться. Разламывается и плавает отдельными кусками, словно разбитая волной лодка.

В студию залетаю взвинченная, раскалённая, и сразу отправляюсь к кофеварке. Она у нас капризная и ломается дважды в месяц, поэтому я скрещиваю пальцы, надеясь, что сегодня она в приятном расположении духа и выдавит из себя немного кофе.

— О, у тебя, смотрю, тоже ночка не задалась? — Приветствует меня Вероника, мой штатный фотограф и помощница.

— Не напоминай. А почему

тоже

?

— Да вчера… — Вероника приосанивается к столу бедром. — Слушай, у тебя проблемы?

— Нет. Разве что с этой дамой. — Меняю в кофеварке фильтр. Насыпаю кофе. — Почему ты спрашиваешь?

— Ко мне вечером приезжали какие-то люди. Не самого доброжелательного вида.

— Что хотели?

Жму кнопку. Гипнотизирую взглядом оставшуюся безучастной к моим манипуляциям кофеварку.

— Я давно говорила, что нам новая нужна. Дай попробую. — Вероника выдёргивает шнур из розетки и снова включает. — Они спрашивали, для кого я бронировала ресторан. А потом пытались выяснить, где ты живёшь, номер телефона, что за бизнес у тебя. Студией особенно сильно интересовались. Не знаю, как-то мутно всё…

— Что сказала? — Пытаюсь выглядеть спокойной, но чувствую, как кровь отливает от лица.

— Сказала, адрес не знаю, не была у тебя никогда. А телефон дала старый. Я всё правильно сделала?

— Наверное. Я не знаю.

— Всё, она в коматозе. — Выносит вердикт Вероника, стучит ладонью по крышке кофеварки. — Лик, это какие-то бандиты? У тебя проблемы с мафией?

— Господи, с какой мафией? Откуда вы все это взяли? Я никому ничего плохого не делала. Захотят меня найти — найдут. Тогда и поговорим.

— Ну, может в полицию сходить?

— И что я скажу? Ты же знаешь, им состав преступления нужен. — Взъерошиваю нервно волосы. Выдыхаю. — Так, я за кофе.

— Мне тоже возьми. — Кричит Вероника вдогонку.

Иду к кофейне в соседний дом.

Ну, и во что ты меня втянул, Аристов? Мне не нужна была ни эта встреча, ни проблемы, которые она принесла.

— Привет, Паш. Мне двойной американо и капучино на соевом, пожалуйста.

Бариста делает кофе. Я делаю себе мозги, без остановки прокручивая варианты. Стучу карточкой по барной стойке.

Мне, конечно, безумно страшно. Я не играю в игры больших людей, и вообще вопросы бизнеса стараюсь решать локально, через хороших знакомых и давно отлаженные, надёжные связи. Не беру чужое, только своё. Живу честно, чту закон. Кто бы меня не разыскивал, у них ничего на меня нет и быть не может, потому что в моих бумагах всё кристально-прозрачно.

Хоть это меня утешает.

— Двойной американо и капуч на соевом для Лики. Триста восемьдесят с тебя.

— Карта.

Прикладываю к терминалу, тот противно пищит.

— Недостаточно средств.

— Быть не может, попробуй ещё раз.

Снова писк.

— Недостаточно средств. — Пожимает плечами Паша.

— Окей, давай другую карту.

Прикладываю.

— Увы. Может, есть наличные?

— Сейчас… — Роюсь в сумочке. Кто вообще в наше время ещё носит с собой наличные? — У меня только триста пятьдесят.

— Ладно, считай, скидка постоянного покупателя. — Подмигивает.

На улице сажусь на лавку, лезу в личный кабинет банка и медленно ахреневаю.

«Действует взыскание или арест».

Зашибись.

Звоню в банк.

— К сожалению, я не смогу вам помочь с решением данного вопроса. Вам необходимо подойти в офис банка, и наши сотрудники обязательно во всём разберутся. — Как заезженная пластинка, повторяет мне одно и то же девушка на том конце провода.

— Какой офис банка? Я ещё раз спрашиваю, на каком основании мои счета заблокированы? Это простой вопрос.

— Лика Егоровна, не волнуйтесь. Возможно, это ошибка в системе и всё решится, когда вы придёте в наш офис.

— Какие могут быть причины?

— Подозрительные операции, неуплата налогов, несоответствие в учредительных документах и многое другое. Вам лучше…

Голос девушки прерывается короткими гудками.

— Обратиться в офис банка, это я поняла! Извините, вторая линия.

Сбрасываю один звонок и беру трубку.

— Лика Егоровна? — Голос с хрипотцой и интонация такая, будто он вовсе не спрашивает, а утверждает.

— Да. А вы кто?

— Тот, кто может подкинуть вам проблем. Но искренне хочет стать вашим другом.

— Я не ищу друзей, и вам советую сменить методы. Говорят, если начать знакомство с ареста счетов, человек может серьёзно обидеться и не захотеть дружить.

— Будем считать, что это стимулирующие меры. — Смеётся тихо и вкрадчиво, будто галька перекатывается под подошвой.

— Что вы хотите?

— Сразу к делу, да? Хорошо, такой подход мне импонирует. Что скажете о личной встрече?

— Снова будете ловить меня на своей большой машинке?

— Если бы вы позволили себя поймать, всё бы закончилось быстро и безболезненно.

— Это должно меня успокоить?

— Я не собираюсь вас запугивать.

— Конечно. Стимулирующие меры.

— Видите, как мы с вами быстро нашли общий язык. Ну, так что?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не веду переговоров с бандитами. Если вы хотите узнать, где Аристов, то я понятия не имею. Мы не общаемся.

— А вот у меня другая информация.

— Значит, проверьте ещё раз свои каналы, вам явно рассказывают сказки.

— Мм… — Слышу, как выдыхает резко в динамик. Курит. — Лика Егоровна. Можно просто Лика?

Тоже лезу за сигаретой.

— Нет.

— Лика, послушайте, я сейчас коротко обрисую нашу с вами ситуацию. Ваш муж…

— Бывший муж.

— Ваш бывший муж посягнул на чужое. Если быть точнее, на моё. И мне крайне важно это вернуть.

— Я тут не при чём. Разбирайтесь сами. Я к его делам и его деньгам не имею никакого отношения.

— Дело не в деньгах.

— А, поняла. Хрупкое мужское эго задето? Так бывает. Могу дать контакты своего психолога.

Зажмуриваюсь.

Так, Лика, перестань нападать. Ты не в том положении.

— Лика, не надо мне грубить, я ведь с вами по-хорошему. Пока. Но среди моих добродетелей ангельского терпения не водится, так что я не советую вам со мной играть. Что Аристов говорил вам? Может, поделился чем-то сокровенным? Называл цифры, адреса, имена? Подумайте хорошенько, потому что от этого зависит ваше благополучие, и благополучие вашего бизнеса.

Прикрываю глаза. Втягиваю горький сигаретный дым, но это не помогает справиться с нервами.

— Нет. Ничего конкретного. Говорил загадками. Про Ящера что-то помню… И всё.

— Мхм. Ну, вот. А говорили ничего. Значит, Аристов делился с вами информацией. Советую вспомнить ещё что-то полезное.

— Нет, больше

точно ничего.

— И всё же, Лика, я предлагаю вам сотрудничать со мной. Ради вашей безопасности и во имя моего… Как вы сказали? Хрупкого мужского эго?

— Я рассказала всё, что знаю. Верните доступ к моим счетам.

— Найдите для меня что-нибудь интересное. Надеюсь, мы друг друга поняли? Всего доброго, Лика. Берегите себя.

Дрожащими пальцами сбрасываю звонок. Обнимаю себя за плечи, не чувствуя больше тепла майского солнца. Задерживаю дыхание и глотаю воздух, пытаясь переварить этот разговор.

Я, конечно, сильная и независимая женщина, но есть вещи, которые мне просто не решить самой.

Набираю Настю.

— Привет, моя дорогая. А помнишь, у Кира был какой-то опер знакомый? Полярный, или как его… Да-да, Север! А скинь-ка мне номерок. Поболтать с ним хочу…

Глава 10

Лика.

В студии жду этого Севера. Не так давно он помог Насте, когда она разводилась со своим долбанутым мужем. Мне тоже нужно решить вопрос деликатно и без шумихи, чтобы это не повлияло на имидж студии.

Коршуны из соцсетей обязательно растащат информацию по своим всратым пабликам и каналам. Я, всё-таки, немного медийная личность. Не звезда, но в своей сфере достаточно известна и узнаваема. И мне важно, чтобы моё грязное бельё оставалось только моим. Я не готова трясти подробностями своей личной жизни ради хайпа.

В комнату отдыха стучат.

— Лика, к тебе пришли. — Вероника понижает голос. — Из органов.

— Всё нормально, это я пригласила.

Закрываю ноутбук, ставлю чайник.

— Добрый день. — Раздаётся низкий голос за моей спиной.

— Был бы он добрым, не было бы нужды в вашем присутствии. — С шумом выдыхаю. Растираю переносицу пальцами. — Извините. День и правда у меня хреновый.

— Понимаю. Где проблемы, там я.

— Главное, что не наоборот.

Протягивает руку.

— Данил. Можно Север. Как удобно.

— Лика.

— Чаем угостите?

— Да, присаживайтесь. — Указываю на диван.

Завариваю чай, украдкой наблюдая за Севером. У него тёмные волосы и тёмные густые брови, из под которых пронзительно горят холодом прозрачно-голубые глаза. На ум приходят ассоциации с Байкалом зимой, когда он покрывается толстой коркой голубого льда, по которому идут белые прожилки трещин. Завораживающе, но немного страшно, будто лёд, несмотря на толщину, вот-вот разойдётся и вновь сомкнётся, но уже над твоей головой.

— Чай у нас здесь только травяной. Мы редко принимаем гостей вне мероприятий. — Ставлю стакан перед Севером.

— Пойдёт. Кир мне почти ничего не объяснил о вашей ситуации. Сказал, проблемы со счетами. — Север берёт из корзины на столе яблоко, крутит в руках. — Почему обратились ко мне? Я не финансовый консультант.

— Потому что проблемы со счетами это следствие. А причина…

Замолкаю, не зная, с чего начать. Нужно ли в подробностях рассказывать о моих отношениях с Аристовым? К исповеди я не готова, да и признавать свою слабость перед мужчинами не привыкла — они потом этим с удовольствием пользуются.

— Начните с самого начала. А там я вас направлю. — Север словно видит мои метания.

Он откладывает яблоко и берёт в руки стакан, над которым поднимается пар. Подносит к губам, и мне кажется, что он вот-вот должен начать таять — так этот мужчина мне напоминает ледяной айсберг.

Обрисовываю Северу ситуацию. Он слушает внимательно, иногда задаёт уточняющие вопросы и многозначительно хмурится.

— Звонивший не представился? — Спрашивает, когда мой рассказ подходит к концу.

— Нет.

— Так много вопросов, так мало ответов. Ладно. Давайте адрес своего бывшего мужа, начну с него.

— У меня нет его адреса.

— Телефон.

— Нет. — Расправляю на коленях широкие брюки. — То есть, у меня нет номера. Мы не общаемся. Никак.

— И всё же, он провёл прошлую ночь в вашей квартире?

— Он переживал из-за хвоста. Возле дома дежурили его люди.

— Его люди. — Север раздраженно фыркает. — Номера машины запомнили?

— Какой именно? Той, что бывшего мужа, или другой?

— Любой.

— Нет. — От волнения тоже зачем-то хватаюсь за яблоко. Катаю по столу.

Север приподнимает бровь, смотрит на меня вопросительно поверх ободка стакана.

— Плохо, Лика, плохо. Съезжу в ресторан, узнаю, на кого бронировалась банкетка. И продиктуйте номер, с которого вам сегодня звонили. Попробуем пробить владельца, но сильно не надейтесь. Если бы этот человек хотел, чтобы вы знали, кто он такой, он бы сам вам рассказал.

— Это ваш совет? Сильно не надеяться? Мои карты заблокированы, деньги заморожены. Мне, по-вашему, нужно просто оставить всё, как есть?

— Лика, я не знаю, что вам рассказал обо мне Кир, но я простой опер. Не Бог, не царь, и даже не Бэтмен. Единственное, что я могу сделать — помочь вам из системы. Я не говорю, что нужно смириться, но пока вы дали мне только одну ниточку, да и та настолько тонкая, что оборвётся, как только мы за неё дёрнем. Я понятно объясняю?

— Более чем.

Обмениваемся номерами.

— Хорошо. Я свяжусь с вами. Не провожайте.

Он идёт к выходу. Рассеянно наблюдаю за тем, как твёрдо припечатываются подошвы его ботинок к полу.

Яблоко катится по столу и падает, заставляя нас обоих едва заметно вздрогнуть.

Север оборачивается.

— К свиданию. — Говорит он, глядя под стол.

— Что?

— Примета такая. Упавшее яблоко сулит встречу с возлюбленным. Если сбудется, дайте знать. Я хотел бы побеседовать с вашим Александром лично.

Прикрывает за собой дверь.

Оставшийся день не могу усидеть на месте. Чтобы избавиться от мыслей, загружаю себя работой: помогаю декораторам с монтажом, без конца сверяюсь с планом проекта, обзваниваю и списываюсь с блогерами, которые должны освещать выставку в день её открытия.

Волнуюсь, потому что денег вгрохано в неё очень много. И всё должно пройти безупречно.

Когда приходит время забирать пацанов из сада, декораторы ещё возятся с оформлением главной стены экспозиции.

— Вероника, ты за старшую. Закроешь студию сама. Декоратором дай ещё час. Не успеют — отправляй девочек домой. Будь их воля, всю ночь бы здесь торчали.

— Да может и стоит всю ночь поторчать. Что-то дедлайн близится, а у нас только половина готова. Ну и пожарище в этот раз…

— Всё будет хорошо, не паникуй. — Не знаю, говорю ли я это Веронике, или больше успокаиваю себя.

Уезжаю. Забираю двойняшек из садика. Они наперебой спрашивают, где дядя Саша и искренне верят, что он ждёт их дома.

Снова глотаю воздух в надежде избавиться от горького кома сожаления в горле.

Эта встреча — ошибка. Их знакомство — ошибка. И зародившаяся вопреки здравому смыслу надежда в моей груди — тоже огромная ошибка.

Дома Тёма и Сёма обыскивают комнаты. Думают, что дядя Саша решил поиграть в прятки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ну… Отчасти они правы. Только спрятался он гораздо лучше и надёжней, чем они думают. Спрятался от семьи, от ответственности и от обязательств, которые просто перевалил на мои плечи.

Ужинаем.

Телефон вибрирует от звонка. Незнакомый номер.

— Да. — Сиплю. Страх облизывает меня вдоль позвоночника, оставляя дорожку колючих мурашек.

— Лика, добрый вечер. — Уже знакомый голос с хрипотцой. — Ну, как у вас дела? Вопросы решаются?

— Какие вопросы? — Встаю из-за стола, отхожу к окну.

Вглядываюсь в темноту двора за окном. Пятый этаж, но я не могу избавиться от ощущения пристального взгляда на себе.

— Как же? Я думал, мы с вами договорились. Вы даёте мне что-то интересное про вашего драгоценного мужа, а я возвращаю ваши деньги.

— Он не мой муж.

— Не цепляйтесь к формулировкам. — Смеётся.

— Ни о чём я с вами не договаривалась. То, что вы делаете — противозаконно. И я пойду в полицию.

— Конечно. Идите. Контакты дать? У меня много хороших знакомых в органах.

— Оставьте меня в покое. Я не имею к Аристову никакого отношения.

Сёма лезет к Тёме в тарелку, забирает последний кусок курицы. Тёма хнычет расстроенно.

— Дети… — Нежно тянет голос, а я вытягиваюсь от напряжения по струнке. — С ними бывает так сложно, правда?

— Слушайте, я не знаю, где Аристов. Не знаю, как с ним связаться. Не смейте приближаться к моей семье, особенно к детям. Всё, что знала, я рассказала вам ещё днём.

— Вы даже не пытались, Лика. Печально. — С досадой вздыхает. — Видимо, придётся стимулировать вас иначе. Ничего, у меня богатая фантазия, что-нибудь придумаю.

Сбрасывает.

Смотрю отупело в горящий экран телефона.

Сравниваю номер с тем, с которого звонили днём — разные. Прав был Север, эта ниточка слишком тонкая.

На всякий случай всё равно скидываю этот номер Данилу и получаю в ответ короткое «Ок».

Укладываю пацанов спать на час раньше — мне хочется, чтобы этот день скорей кончился. Я не уверена, что в данном случае утро вечера мудренее, но у меня больше нет сил вымучивать из себя улыбки и играть с детьми, делая вид, что всё хорошо. Потому что

не хорошо.

Как только Сёма с Тёмой засыпают, перебираюсь в свою комнату и долго ворочаюсь, варя пугающие мысли в своей голове.

Проваливаюсь в сон только ближе к полуночи, а уже через пол часа просыпаюсь от очередного звонка.

— Да, Вероник, что случилось?

— Лика, тут пожар!

— Я знаю. Всё успеем. — Зеваю. Кошусь на часы на тумбе. — Ты почему ещё в студии? Я же сказала закрываться…

— Нет, Лика, тут реально пожар! Всё в огне! Твоя студия горит!

Глава 11

Саша.

Назойливая, ошалевшая от долгого сна муха жужжит над ухом.

Просматриваю с телефона отчеты наблюдения. За Ликой и двойняшками пока приглядывают мои люди, на всякий случай. У них распоряжение близко без особой нужды не подходить, но о всех перемещениях и встречах я знаю.

— Это утром? — Тычу Лешему экран в лицо.

— Через пол часа после приезда в студию.

— О чём она говорила, естественно, не в курсе?

— Не стали рисковать и сокращать дистанцию. Настороженная она очень.

Смотрю ещё раз снимки.

Лика на них разговаривает по телефону и явно нервничает. Так нервничает, что даже за сигарету схватилась.

И давно это у тебя, львица? Ты ведь всегда была ярой противницей курения. Это я тебя на него сподвиг, да?

Листаю дальше.

— А это что за хер?

— Пробиваем. — Леший закладывает руки за спину. — Провёл у неё часа полтора. Номера на тачке обычные. Вряд ли кто-то из людей Мартынова.

— Вряд ли... Это ты сам так решил?

— Сопоставил факты.

— Я тебя просил охранять вот эту женщину, а не сопоставлять факты.

— Охраняем, СанАндреич. Всё понял. Дать по башке в следующий раз?

— Ну, по башке не надо. А вот тормознуть и вежливо пару вопросов задать — можно. Ладно, иди.

Отпускаю Лешего. Снова листаю фотки.

Мужик этот подозрительный из головы не выходит: а вдруг всё же Мартыновский казачок?

Он любит поиграть с жертвой прежде, чем сожрать.

У нас пока нет подтверждения того, что Лику нашли. Но найдут, конечно. Со связями и мощью Мартынова это дело двух-трёх дней. И вот тогда нужно будет действовать.

— Опять ты прокис. — Ящер разливает из турки кофе по чашкам.

Кофе он варит, прямо скажем, отвратный. Смотрю на густую коричневую жижу без восторга.

— Что за мужик к ней шастает?

— Не, ну а чо ты хотел? Ты шанс свой проебал. Она свободная баба, да и вон какая красивая.

— Это у тебя бабы, а Лика — женщина.

— Ой, ну ясен пень. Не обижайся.

— Да я… Думаешь, любовник?

— Вполне. Рожа симпатичная. А Мартыновцы все обезьяны, как на подбор.

Неприятно это. Но пусть лучше любовник, чем казачок.

— Не грузись. — Ящер отставляет стакан с горячим кофе и взрывает чипсы. — Придумаем что-нибудь.

— Например?

— Ну, вывезем семью твою на крайняк из города. Да и может обойдётся.

— Сам веришь?

— Неа. — Хрустит раздражающе. — Деньги здесь уже вопрос второстепенный. А вот раненая гордость…

— Ну, и чо мне сделать? Подорожник Мартынову предложить? Подуть на ваву?

— А у тебя какие варианты?

— Мирные переговоры.

— Оборжаться.

Сонная муха падает в стакан, жужжит в агонии и умолкает. Ящер вытаскивает её ложкой, стряхивает на стол и отхлебывает кофе.

Морщусь брезгливо.

— Мирные переговоры с Мартыновым, придумал же! Сразу пулю в лоб себе пусти. Итог один, а хлопот куда меньше. — Ящер снова хватается за чипсы.

Отбираю пачку.

— Думать мешаешь. — Отвечаю на возмущённый взгляд. — Я отдам ему свою долю.

— Э, не. Мы эту контору честно выкупили, за свои кровные.

— За мои кровные.

— Да насрать. Деньги уплочены, фирма наша. Мартынов сам облажался, когда решил через аукцион её толкать. Пойми ты, Саня, это для него — пшик! У него столько бабла, что он себе ещё десять таких контор купит. Ему не эти копейки нужны, а твоя голова на блюде. Желательно, чтобы эта голова, прежде чем от тела отделиться, поварила внутри себя всякий пиздец. Думаешь, он раньше до тебя не добрался, потому что ты умный и хорошо прячешься, а он дурак и плохо ищет?

— Нет. Ясное дело, нет.

— Рычаги ему нужны. Надавить побольней. Уязвить. Отобрать самое ценное.

— Откуда он вообще узнал, что у меня это ценное есть? — Зарываюсь лицом в ладони, растираю глаза.

Поварить пиздец в голове — это я люблю. Кажется, только этим и занимаюсь последние два дня.

Передо мной постоянно мелькают лица пацанов. Моих детей. Я теперь вижу их маленькие мордочки, когда смотрю на себя в зеркало. Это порождает взрывы где-то глубоко внутри, и всё моё самообладание сметает ударной волной эмоций.

Мне нужен холодный разум. Мне необходимо рассуждать трезво, но всё, о чём я сейчас думаю — это моя семья.

Деньги ничего не значат, если ты не можешь тратить их во благо близких. А ведь именно этого я всегда хотел.

У меня есть счёт, на который капают хорошие дивиденды. Это для Лики, Тёмы и Сёмы. Но я не мог передать им деньги раньше. Это хлебные крошки, которые обязательно привели бы Мартынова к моей семье.

Теперь это не имеет значения.

Телефон выдаёт трель.

— Да.

— Парни, что у дома дежурят, сообщили о перемещении объекта.

Объекта, блять.

Кошусь на время. Час ночи.

— Куда поехала?

— Она звонила кому-то, вроде как про пожар в студии говорила.

Писец.

— Пацаны с ней?

— Приехала няня.

— Понял. Дуй, значит, туда. И глаз с неё не спускай, пока я не приеду.

Сбрасываю.

— Собирайся, Ящер. Первые подарки от Мартынова подоспели.

— Ага. Чёрный плащ не забудь, герой!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12

Саша.

За пару кварталов до студии нас обгоняет скорая с мигалками и сиреной. Тревожный красно-синий свет окрашивает салон машины.

Паркуюсь на углу, чтобы не привлекать лишнее внимание, хотя возле объятого пламенем здания собралось столько зевак, что вряд ли кто-то меня заметит.

Отыскиваю Лику.

Она кутается в тёплый кардиган и смотрит безразличным взглядом на то, как горят плоды её трудов. Девочка моя кремень, но я знаю, что внутри у неё сейчас тоже всё полыхает.

Меня корёжит от чувства вины.

Это не я поджёг здание, да. Но тупо отрицать, что я сыграл в этом не последнюю роль.

— Саня, не светись. — Дёргает меня Ящер за плечо. — Тут могут быть люди Мартынова.

— Да похер уже. Думаешь, это что-то изменит? Жди в машине.

Пробираюсь через толпу. Оказываю совсем близко к Лике и собираюсь подойти, но к ней подступает какой-то левый мужик.

Вглядываюсь в его лицо.

Ну да, это ж любовник!

Наблюдаю исподтишка за их коммуникацией. Лика холодна и отстранённа. Не реагирует особо на его слова, только нервно дёргает щекой и коротко что-то отвечает.

Мужик легко подталкивает Лику в сторону, уводя подальше от шума и суеты. Следую за ними, прячась за спинами людей. Подбираюсь достаточно близко, чтобы слышать разговор.

— Я уверена. — Говорит Лика. — Он сказал, что найдёт другие способы.

— Номер, с которого вам звонили, не зарегистрирован. Как я и думал.

— Естественно. — Лика пятернёй откидывает волосы со лба. — Господи, что за проклятье. Это… Это всё Аристов!

Моя фамилия, резко сорвавшаяся с её губ, словно выстрел. В упор и в сердце.

— Кстати, о нём. Не объявлялся?

— Нет, и не объявится. — Лика качает головой. — Он любит наделать проблем и оставить меня с ними наедине.

Жаль, что всё так. Правда режет глаза, но с её утверждением сложно спорить.

Спорить сложно, но это не значит, что иного сценария не предусмотрено.

Выхожу из тени.

— Саша? Ты здесь откуда?

— Мимо проезжал.

— Мм. И совсем не шпионил за мной.

— Так спокойней. Познакомишь? — Киваю в сторону мужика.

Лика молча складывает руки на груди.

Окей.

— Александр. — Тяну руку.

— Север. — Пожимает.

— Интересное у вас имя.

— А у вас интересные друзья.

Лика медленно переводит взгляд с меня на окна, из которых вырывается пламя. Облизывает сухие губы.

— Доволен?

— Нет. Нет, Лика, я не доволен. Кто-то пострадал?

— Все успели выйти. К счастью.

— Хорошо.

— Да уж. Супер. Ты всегда оставляешь после себя пепелище.

— Дай мне шанс всё исправить.

— Кто эти люди? — Спрашивает тихо. — От кого ты бежишь? И почему?

— Это сложно объяснить…

— Пошёл ты со своими загадками, Аристов! — Бросается на меня с кулаками. Лупит отчаянно по груди. Каскад волос рассыпается по её плечам тёмными языками пламени. — Что ты натворил?! Посмотри, во что превращается моя жизнь, когда в ней появляешься ты!

Не двигаюсь с места. Я заслужил, чтобы мне как следует съездили по роже. И если так Лике станет хоть немного легче, то пускай.

— Я этого не хотел.

— Хотел! Ты всякий раз приходишь, чтобы уничтожить меня!

— Прости.

— В жопу твои извинения, Аристов!

— Лика, вам нужно успокоиться. — Вмешивается Север.

— Отвали! — Рычит разгневанно Лика. — Отвали от меня!

Север перехватывает её за плечи, оттаскивает в сторону.

Она утыкается ему в грудь и тяжело дышит. Вижу, как поднимаются рвано её плечи, и на секунду мне кажется, что она плачет. Но нет, это короткий тайм-аут, и в глазах её ни слезинки, когда она поднимает на меня мутный взгляд.

Делаю шаг вперёд, но Север выставляет руку в предупреждающем жесте. Качает головой.

Молча хаваю.

Наверное, у меня и правда нет больше прав на эту женщину и с этим нужно смириться, но все инстинкты сейчас воют от бессилия и желания забрать её себе.

А что ты ей дашь, Аристов? Ещё неприятностей? Она права. После тебя только выжженная земля.

— Думаю, нам лучше найти тихое место и спокойно поговорить. — Примирительно говорит Север. — Как вам такая идея?

— Мы поговорим. Без свидетелей.

— Нет, Саша. Я хочу, чтобы Север услышал твою версию.

— А Север у нас вообще кто? — Слышу ноты ревности в собственном голосе. — Он теперь решает твои проблемы?

— Кто-то же должен. — Огрызается Лика. — Здесь бар есть, за углом. Самое то для очной ставки.

Лика вдруг напрягается и вытягивается по стойке смирно. Лезет в карман и вытаскивает вибрирующий телефон. Показывает Северу горящий экран, смотрит вопросительно. Север молча кивает.

Бешусь от их немого диалога.

— Да. — Лика берёт трубку.

Север жестикулирует, и Лика ставит на громкую.

— Надеюсь, я вас не разбудил? — Доносится из динамика.

— Что вы, как я могла пропустить такое шоу? — Цедит ядовито Лика.

— Красиво, правда? Жаль, я не смог лично присутствовать.

— Думаете, я это так оставлю?

— Конечно, нет. Более того, я надеюсь, что вы, наконец, начнёте действовать. Лика, будьте лапочкой, передайте трубочку мужу. Я знаю, он рядом.

Лика испуганно озирается по сторонам.

— Нет, разговаривайте со мной.

Забираю телефон и отхожу на несколько метров. Вырубаю громкую.

— Аристов.

— Бегать не надоело? — Голос вмиг становится жёстким.

— Читаешь мои мысли. Как раз сегодня весь день думал о том, что пора нам с тобой поговорить.

— Поздно ты решил разговаривать. Выставил меня идиотом перед людьми, и думаешь, что мы с тобой соберёмся цивилизованно и всё обсудим? Нет, Аристов. Ты проебал шанс на нормальную жизнь в тот момент, когда увёл мою фирму.

— Сделка была честной.

— Конечно. Но в обход меня. — Слышу, как цедит сквозь зубы. — В этом городе, Аристов, ничто не происходит в обход меня. Я здесь закон. Я здесь Бог. А ты перешёл мне дорогу.

— Я готов вернуть то, что взял.

— Мм… Этого мне теперь мало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тогда чего ты хочешь?

— Хочу отобрать

всё

, что у тебя есть.

Сжимаю телефон в кулаке.

— Не трожь мою семью. Они здесь ни при чём.

— Это мне решать. Кстати, если тебе интересно, у меня есть ещё пара козырей в рукаве. Или лучше сказать…двойной козырь?

Сбрасываю.

Никогда в жизни я не чувствовал такого страха. Он проникает под кожу, буравит мясо и впивается в кости ледяными иглами.

Если что-то случится с детьми, Лика никогда мне этого не простит. Я сам себя не прощу.

— Быстро! Поехали! — Сгребают Лику за плечи, веду через толпу к машине.

— Что происходит?

— Домой. Срочно домой!

— Дети?

— Не знаю. Но нам лучше быть дома.

Я всё решу. Я всё блять решу!

Я всё решу…

Дорогие, не получается у меня вставить в главу картинку, выдаёт ошибку. Но если хотите посмотреть немного визуала героев, на моей странице есть ссылка на сообщество ВК. Я только начала его оформлять, но там уже можно подглядеть одним глазком за героями))

Глава 13

Лика.

Ожидаю увидеть перевёрнутую вверх дном квартиру. Людей в масках и с оружием. Опасных бесчестных бандитов, которые будут шантажировать меня, удерживая двойняшек силой. Но в квартире тихо. Никаких посторонних запахов или чего-то подозрительного я не улавливаю.

Заглядываю в детскую: пацаны безмятежно спят под едва уловимое гудение проектора ночного неба.

Расслабляюсь, и лишь в этот момент понимаю, в каком напряжении находилось моё тело всю дорогу до дома. Я словно комок нервов, перекрученных, пропущенных через мясорубку. И с расслаблением приходит невыносимая усталость. Я просто валюсь с ног и мечтаю скорей прилечь.

Саша и Север топчутся на пороге.

— Проходите. — Вяло взмахиваю рукой.

— Опасности, как погляжу, нет, так что я поеду. — Север прячет телефон, который держал наготове, в карман. — Нужно ещё машину от вашей студии забрать.

— От моей бывшей студии.

— Может, там не всё так плохо? — Подбадривающе улыбается. — Александр, я бы хотел встретиться с вами завтра. Услышать эту историю во всех красочных и шокирующих подробностях. Прямые угрозы и умышленное причинение вреда чужому имуществу — это уже смахивает на основание для возбуждения дела. Доброй ночи.

Мужчины жмут руки.

Закрываю за Севером дверь, уже понимая, что Аристов никуда испаряться из моей квартиры не намерен.

Может, оно к лучшему. Мне сейчас не хочется оставаться одной. Сложно признаваться самой себе, но мне страшно, и пусть лучше Аристов рядом, чем вообще никого.

Прохожу на кухню, завариваю чай.

Саша располагается на диванчике в углу и смотрит на сцепленные на столе руки. Трёт задумчиво большие пальцы друг о друга.

На нём простая футболка цвета хаки, которая оттеняет каштановые волосы. Широкие плечи опускаются и поднимаются в такт ровному дыханию. От него исходит волна спокойствия. Недоброго, холодного, но спокойствия, и это меня саму неожиданно успокаивает.

— Пей.

Ставлю на стол две дымящиеся чашки. Сажусь напротив Саши.

— Опять какой-то ведьмин отвар?

— Ромашковый чай. Без цианида, честное слово.

— Только не ври, что не хочешь меня убить.

— Пока ты больше полезен для меня живым.

— Пока… Звучит многообещающе. — Крутит между крупных ладоней чашку. — Лика, я… Я всё исправлю.

— Главное, что дети в порядке. Остальное я смогу починить.

— Ты не должна. — Поднимает на меня серьёзный взгляд. — Я всё испортил, я должен отвечать.

— Разберусь без рыцарей. Твоя помощь больше не актуальна.

— Предоставишь это Северу? Кто он вообще такой?

— Знакомый опер.

Саша приглушенно чертыхается.

— Тогда можешь не надеяться на его помощь.

— С чего вдруг?

— Они там все куплены. Мартынов… — Саша осекается. Грудь его замирает на глубоком вдохе.

Тоже задерживаю дыхание.

Наши взгляды сцепляются почти с металлическим звоном, словно рапиры фехтовальщиков встречаются в воздухе, высекая искру.

— Мартынов..? — Спрашиваю требовательно. — Это он превращает мою жизнь в ад?

— Ты знаешь, кто этот человек? Слышала о нём?

— Нет, но уже страстно желаю познакомиться с ним поближе.

— Вот поэтому я не хотел, чтобы ты была в курсе.

— Не тебе решать! — Со стуком припечатываю стакан к столу. Отхожу к окну.

Саша поднимается из-за стола следом. Опирается плечом на холодильник и смотрит куда-то сквозь меня.

— Лика, с этими людьми нельзя шутить. Мартынов обязательно сдержит слово. Ты не должна никуда выходить из дома в ближайшие дни. Я обеспечу вас охраной. Если надо — увезу из города.

— Это я уже слышала. Я не согласна. Моя жизнь здесь. В этом городе. Никакой Мартынов не отберёт её у меня.

— Чёрт возьми, Лика, ты не соображаешь, что несёшь! — Саша в два размашистых шага оказывается рядом.

Нависает надо мной, загораживая широкой грудью свет лампы.

В моём представлении Аристов — эталон мужской привлекательности. Огромный, плечистый, мышечный. В постели пылкий, страстный и чуткий, идеально чувствующий моё тело и то,

как мне нужно

. И наш с ним секс — это лучший секс в моей жизни.

Я не ханжа. После нашего разрыва у меня были другие мужчины, но… Всё не то и не так. Пустые фрикции без эмоций. А с Аристовым у нас идеальный мэтч, только вот сейчас оно не к месту и не ко времени.

В горле внезапно становится сухо, а во рту — вязко. Смотрю на Аристова, как на картинку из своей фантазии. Несбывшейся фантазии, где мы вместе растим сыновей и живём в мире и гармонии.

— Львица, я знаю, какая ты сильная. — Саша наклоняется ближе, мы сталкиваемся лбами. Очерчивает пальцем линию моей скулы. — И знаю, что напортачил. Но я хочу услышать, что ты доверишься мне и не полезешь в это дело сама.

Смотрю в тёмные глаза — в них сила, в которой я так нуждаюсь. В них неозвученные обещания и немой крик отчаяния.

Незакрытый гештальт подстёгивает.

Мы ведь даже не поговорили. Обо всём этом.

Аристов ушёл так резко и внезапно, что у меня не было времени очухаться. Может, были у него на то причины?

Но понять, и тем более простить сейчас не могу. Даже если бы хотела — не позволю себе этого. Потому что это слабость, а я не разрешаю себе слабостей. Они размягчают характер и притупляют инстинкты, а это столпы, на которых я держусь.

Моя последняя нервная клетка визжит в агонии.

— Это мои дети, моя жизнь.

— Я знаю. Я больше…не претендую. Разреши только защитить тебя сейчас. Хоть что-то хорошее сделать в своей жизни.

Сердце сжимается тоскливо и срывается на галоп.

Я знаю, что он хороший человек. Это убеждение сидит так глубоко внутри меня, что даже всё произошедшее с нами не может его всколыхнуть и перечеркнуть.

Но…

— Аристов, пусть обо всём этом теперь беспокоится полиция. Север…

— Ну, почему ты такая упрямая?

— Я такая, какой меня сделал ты. — Шепчу, почти касаясь его обветренных губ. — Давай спать? Постелю тебе на полу.

Дорогие читатели! Для тех, кто не нашёл ссылку на моё сообщество ВК, попробуйте через вот эту ссылку

(Кликабельна только с браузерной версии, как я понимаю. С приложения не кликается). Нужно нажать на синюю иконку VK и вас перебросит в сообщество. Там уже есть визуализация Севера, видео с Аристовым и Добровым. А скоро я принесу туда ещё визуализаций!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14

Саша.

Лика держит обещание — устраивает ночлег для меня прямо на полу собственной спальни, чтобы не будить среди ночи Алису ради узурпации дивана.

Меня всё устраивает.

Мы, конечно, не спим в одной постели, но уже хотя бы сносно общаемся и можем без эмоциональных разборок находиться в одной комнате дольше двадцати минут. Самоуверенно отношу это в столбик явного прогресса в наших отношениях.

Уснуть не получается. Мыслей в голове так много, что они роем надоедливых пчёл сверлят костяные стенки моего черепа.

Вздыхаю. Верчусь с бока на бок. Переворачиваю подушку прохладной стороной. Комкаю одеяло, закидываю на него ногу — холодно. Укрываюсь — жарко и не удобно. Раскрываюсь. Вздыхаю. Волосы лезут в рот. Убираю подушку в ноги, под голову подкладываю локоть — затекает. Что-то колет под лопаткой. Чешется колено. Снова вздыхаю.

— Аристов! — В лицо мне прилетает подушка. — Ты угомонишься сегодня? Как ребёнок, ей богу!

— Не могу уснуть.

— Не моги тише, пожалуйста. Это не мои проблемы.

— Женщина, прояви сострадание.

— Пошёл ты. — Шёпотом.

Улыбаюсь.

Хотя на душе тоскливо. Потому что вот она, моя львица, только руку протяни. Но в то же время между нами словно тысячи километров. Мы на разных полюсах жизни сейчас, и вряд ли это можно как-то исправить.

Такие, как Лика, не прощают. Особенно тех, кто задел их гордость и самолюбие. А я как раз это и провернул, да ещё потоптался от души.

Тяжёлой волной плавленого свинца чувство вины врывается в мозг и глушит к хуям всех пчёл, что буквально пять минут назад мешали мне уснуть.

Простыни под Ликой шуршат. Тоже крутится, хотя старается не подавать виду, что её волнует моё присутствие. Но волнует, я знаю.

Внутри меня врубается проектор, транслирующий пошленькое слайд-шоу. Я помню каждый изгиб её тела в самых впечатляющих подробностях. Помню, в какие откровенные позы заламывал её, заставляя вскипать в моих руках.

Мы с ней словно две детальки из разных пазлов: идеально стыкуемся, но, как ни крути, в общую картинку не встанем. Кто-то явно будет лишним.

— Ты из-за этого Мартынова ушёл? — Лика свешивает руку с края постели.

Смотрю на длинную тонкую ладонь и борюсь с желанием переплести наши пальцы.

— Хочешь услышать историю с самого начала?

— Уже не знаю.

— Почему?

— Вдруг ты расскажешь что-то такое, что заставит меня войти в твоё положение? — Она ложится подбородком на запястье. Смотрит на меня.

В тусклом свете луны её глаза блестят тёплым золотом. Волосы упругими змейками падают на лицо, пряча острые скулы.

— Ты бы этого не хотела. — Не спрашиваю. Констатирую. — Ты слишком привыкла меня ненавидеть.

— Ненависть — очень сильное чувство. Я никогда тебя не ненавидела. Хотя бы потому, что ты подарил мне двойняшек.

— Но и прощать не хочешь.

— Не хочу, чтобы ты давал повод для прощения. Я привыкла жить по своим правилам.

— Придётся немного пожить по моим. — Тянусь пальцами к её лицу. Заправляю непослушные пряди за ухо. — До тех пор, пока я не решу проблемы, которые создал.

— Зачем ты это сделал? Тебя не устраивала наша жизнь?

— Ты про ту жизнь, в которой у нас ничего не было?

— В ней были мы.

Были «мы». А теперь «ты» и «я». И никаких «мы». Совсем.

— Честно? Я испугался. Когда ты рассказала мне о беременности. Сначала обрадовался, потом испугался. А когда узнал, что будет двойня…

— Испугался вдвойне?

Замолкаю на пару секунд, раздумывая над ответом. Ответ на самом деле прост, но мне нихрена не просто в этом признаваться.

— Я не хотел быть, как он.

Лика сводит брови, поджимает губы. Протягивает руку и большим пальцем гладит меня по щеке.

— Ты никогда не будешь, как он. Ты совсем другой. Не чудовище.

Перехватываю ладонь Лики. Целую в основание пальчиков.

— Именно для того, чтобы не стать чудовищем, я и ушёл. Мысль об этом не даёт мне покоя до сих пор, и я сожалею. Правда, очень сожалею. Но это не значит, что я поступил бы иначе, потому что на другой чаше весов были жизни моих детей и твоя. То, что выбор тяжёл, не значит, что я мог его не делать.

Это признание режет по живому.

Чувствую, как растягивается и рвётся, звеня металлом, моя кольчуга. Как крошится и ломается броня. Как идёт крупными трещинами высокий забор, который я воздвиг между собой и своим прошлым.

Вздрагиваю.

Картинка из детства стоит перед глазами, такая яркая и детально прорисованная, словно я снова там, на маленькой убогой кухне, рядом с застывшей в совершенно неправильной, изломанной позе матерью.

И я снова смотрю на свои маленькие ладошки, перепачканные в тёмной крови. Зажимаю рану, из которой всё хлещет и хлещет, и мне это всё кажется сюром, ведь не может человеческое тело вместить в себя столько крови. Но её много, и я ничего не могу сделать.

Вижу стеклянный, невменяемый взгляд отца. От него привычно пахнет алкоголем и потом, самой осклизлой грязью и гнилью этого мира. Перекошенное в приступе пьяного гнева лицо идёт багровыми пятнами.

Слышу глухой стук, с которым перепачканный нож, выпавший из его ослабшей руки, встречается с дощатым полом и замирает ровно вертикально.

Снова вздрагиваю, возвращаясь в реальность.

Лика сидит рядом со мной, на полу. Гладит осторожно по плечам. Во взгляде столько эмоций. Столько участия.

— Ты не чудовище. — Повторяет она.

Притягиваю к себе. Сгребаю за плечи и подминаю под себя. Обнимаю, кайфуя от того, какой она хрупкой и тонкой кажется в моих объятиях. Она тёплая, вкусная и нежная.

Настоящая.

Живая.

Моя Лика. Моя жена.

— Аристов… — Лика упирается руками в мою грудь. Толкается.

— Полежи со мной, львица. — Вбираю в себя запах её шелковых волос. — Просто полежи. Я тебя не съем. Обещаю. Давай сегодня всё будет, как раньше.

Успокаивается. Расслабляется.

Через пару минут слышу её мерно сопение и сам медленно проваливаюсь в сон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Считываю в беспокойных ударах своего сердца признание, зашифрованное в азбуку Морзе.

Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Лика, я тебя очень.

Всё ещё.

Л…

Глава 15

Лика.

Просыпаюсь среди ночи в смутной тревоге, пытаюсь на автомате нащупать телефон, но вместо него пальцами врезаюсь в чужое тело. Горячее и твёрдое.

Аристов!

Твою же мать, как я такое допустила?

Тут же останавливаю самовыволочку. Справедливости ради. Потому что неужели я не предполагала, что такое может случиться? Серьёзно? Ни единой клеточкой мозга? Ради всех святых, не надо строить из себя монашку!

Напоминаю себе, что я уже взрослая, вообще-то, девочка. Решения принимаю сама. И если в моей постели лежит бесстыдно сексуальный мужик, значит, оно мне нужно.

Конечно, я предполагала… Если быть совсем уж честной перед собой, ждала этого. Исключительно во имя удовлетворения древних, низменных инстинктов, а не ради примирения и воссоединения.

Пустых иллюзий я не питаю. Больше нет.

Пары разговоров хватило для того, чтобы понять, насколько разными жизнями сейчас мы живём.

Единственная реальная причина, по которой мы оказались в одной спальне — непонятная угроза, нависшая над моей семьёй. Остальное — вполне логично выходящее из этого следствие. И почему бы не воспользоваться ситуацией в таком случае? Должна же я получить профит за все свои мучения?

Но заняться сексом не равно простить или дать ещё шанс. Кто же знал, что меня просто вырубит рядом с ним в считанные секунды? Обычно я полтора часа пялюсь в потолок, пропуская через себя неизвестно откуда идущий поток сознания. И засыпаю ближе к полуночи, когда окончательно измучаюсь мыслями и переживаниями. А рядом с Аристовым вот… Просто расслабилась и уплыла в царство Морфея.

Медленно перекатываюсь на самый краешек узкого матраса. Широкая ладонь тут же догоняет, обхватывает крепко поперёк рёбер и притягивает обратно. Горячее дыхание опаляет шею у основания, запуская волну приятных мурашек. В собственническом жесте пальцы пробираются под шелковую ткань пижамного топа и…спокойно застывают.

Обмираю. Внизу живота всё скручивается в узел и едва чувствительно пульсирует.

Осторожно поворачиваю своё лицо, опасаясь столкнуться с насмешливым взглядом Аристова, но он спит, словно младенец. Бородатый младенец.

Предпринимаю ещё одну попытку побега, но и она заканчивается полным провалом. Саша, в ответ на мои брыкания, сильней подминает меня под своё тело и проталкивает колено между моих бёдер.

А между моих бедёр…уже влажно и горячо. И очень-очень мучительно ноет от истомы.

Лежу. Боюсь шевельнутся лишний раз, потому что всякое моё движение неминуемо приводит к ещё большему сближению наших тел.

Так ты этого хотела?

Ну, да… Думала, что да, а теперь испугалась.

Хороший секс всегда идёт в связке с эмоциями. Даже блестяще отточенные фрикции не вызовут у меня восторга, если кроме них партнёр не может ничего мне дать.

А вот Аристов может. Это я точно знаю. Но не знаю, готова ли я это взять сейчас без ущерба для собственной менталочки.

Гуляю пальцем по выпуклой дорожке вен на его кисти, веду выше, перебираясь к предплечью. Умираю от восторга, потому что Аристов — это сила во плоти, а я всегда питала слабость к мужчинам такого типажа.

Кому что, а я против равноправия в постели. Только полное доминирование мужчины. Хоть где-то мне нужно побыть слабой…

Саша ловит мои пальцы и сплетает их со своими, накрывая мою грудь моей же ладонью. Слегка сжимает.

Мне кажется, что моё сердце под нашими пальцами стучит так буйно, что проломит сейчас грудную клетку.

А Саша дышит теплом мне в ухо: ровно и глубоко.

Спит?

Серьёзно?

Нет, так ведь можно сойти с ума!

Дожидаюсь, когда кисть его совсем расслабится. Несмело выбираюсь из медвежьих объятий и ползу неуклюже в сторону своей кровати.

Саша неожиданно перехватывает за щиколотку, дёргает, заставляя потерять равновесие. Распластываюсь беспомощно на животе. Твёрдая рука ложится мне между лопаток и вдавливает в матрас.

— Не спится? — Аристов ведёт по бедру. Кожа на его ладони жёсткая, мозолистая, и меня прошибает горячим потом.

— Ты храпел. — Вру я.

— Нет.

— Конечно, да. Под это невозможно спать.

— А может, чтобы лучше спалось, нужно просто хорошенько тебя трахнуть?

— Иди в зад. — Выдыхаю с воздухом.

— Это предложение?

Сдергивает мои короткие пижамные шортики вниз, до колен. Вот так, без церемоний.

Шлёпает по ягодицей не сильно, но чувствительно. И отпечаток его ладони горит на распалённой коже.

Неконтролируемо выгибаюсь в пояснице. Тело моё говорит на другом языке, и совершенно не то, что озвучиваю я вслух. Аристов читает это послание, безошибочно определяя его смысл.

Опираясь на локти, пытаюсь перевернуться.

— Ку-уда? — Ловит Аристов, вытягивает мои кисти над головой и припечатывает к полу. — А сказка на ночь?

Чувствую, как меня накрывает тяжесть мужского тела. Влажные поцелуи скользят вдоль позвоночника к шее, и дальше, к чувствительному местечку за ухом.

Съёживаюсь.

Ладно, я не против такой сказочки.

Тело моё резко переворачивается. Оказываемся с Сашей лицом к лицу, но я по-прежнему почти обездвижена. Всё, что могу — смотреть голодными глазами в не менее голодные глаза Аристова. Но больше полномочий мне сейчас не нужно, и он хорошо это знает.

Он вообще будто понимает моё тело лучше, чем я сама. И делает, как нужно, ещё до того, как конкретное желание чётко сформируется в моей голове. Предугадывает все мои потребности.

И это, конечно, кайф!

Приятно, когда мужчину не нужно направлять.

Саша склоняется ближе, впивается болючим поцелуем в шею. Прикусывает, сжимает свободной рукой мои бёдра, разводя их шире. Проталкивает между ними колено, упираясь в перешеек уже давно влажных трусиков.

— Мм… Приятно, когда тебя ждут. — Комментирует с выдохом мне в губы.

Ловлю, как поехавшая, его горячее дыхание. Вбираю в себя. И трусь об колено в беспомощном желании оказаться ещё ближе.

Нижнее бельё с громким треском рвётся по швам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Эй! Это Виктория!

— Забей. — Рычит шёпотом. Обводит пальцами внизу, медленно и мучительно проникает внутрь. — Куплю новые.

Голова моя запрокидывается назад. Лечу навстречу давно забытым ощущениям наполненности и нужности.

Его движения всё быстрей. Перед моими глазами сотни чёрных мушек. Почти ничего не вижу, соображаю и без того меньше.

Саша тянет топ наверх, отбрасывает в сторону.

Горячий рот находит мою грудь. Прикусывает сосок и чуть оттягивает. Целует, мычит исступленно, жадно вбирает в себя. Отпускает и снова прикусывает.

Кусаю губы, стараясь заглушить собственные стоны.

Сейчас нет меня, есть только тело: голодное, живое, ищущее и вымаливающее чужих ласк.

Чувствую, как всё внутри концентрируется вокруг его пальцев и сжимается в такт уверенным движениям.

Я на пороге оргазма. Плавлюсь в очередном сладком приступе и…

— Неет, львица, не так быстро.

Аристов останавливается.

Выходит, резко переворачивает меня на живот и ставит на колени.

— Оу…

— Твоё любимое, да?

Сжимает за шею, вдавливая в матрас.

Сгребает мои волосы на затылке и собирает в кулак. Закручивает. Каждый волосок тянет, и это больно ровно настолько же, насколько приятно. Теряюсь в противоречивых ощущениях, потому что каждое прикосновение — где-то на грани. Грубое и нежное. Сладкое и острое. Топящее буйством красок и необъятным диапазоном чувств.

Ощущаю большую и твёрдую головку. Дрожь предвкушения сводит мышцы пьянящей истомой. Головка легко скользит внутрь, заставляя выгнуться дугой и податься навстречу.

Аристов рычит почти по-звериному и срывается в бешеный ритм, как только оказывается во мне.

Управляет моим телом. Наваливается и впивается зубами в основание шеи, снова отстраняется, чтобы увеличить амплитуду.

Шиплю и мурлычу, как кошка. Впиваюсь пальцами во всё, за что успеваю ухватиться. Наверняка оставляю глубокие отметины ногтей на его руках, но Сашу это лишь ещё сильней распаляет.

Его движения уже менее точные, но более грубые.

Стараюсь оттянуть кульминацию, потому что какими-то остатками разума понимаю, что как только это всё кончится, нам придётся вернуться в реальность. А я пока туда не хочу…

Вибрация от каждого толчка расходится по всему телу, и я отлетаю на несколько долгих, эйфоричных секунд, конвульсивно поджимая пальчики на ногах. Стону в подушку, из последних сил сдерживая вопли блаженства.

Аристов замедляется и кончает следом.

Падаем, влажные и изможденные, на простыни. Смотрим друг другу в глаза.

Я ещё в абсолютном неадеквате. Глажу ладонью его ключицы, покрытые мелкими бисеринками пота. Саша вырисовывает на моём бедре узоры. Дышим в унисон, хрипло и прерывисто.

— Это лучшее… — Начинает Саша.

— Не надо.

— Нет ничего плохо в том, что нам по кайфу заниматься сексом. — Пальцы на моём бедре останавливаются. — Не ври, что с кем-то у тебя было круче.

— Не льсти себе.

— У меня — не было.

— Я рада.

— Серьёзно.

— Завязывай. — Раздражённо фыркаю. Шарю рукой по матрасу, ищу свой топ. — Я в душ.

— И даже не повторим? И не поговорим немного в темноте по душам?

— Забудь. Было и было. Это ничего не изменит в наших отношениях, даже не надейся.

Ухожу, оставив Аристова скрипеть челюстями.

Вот и сказочке конец…

Глава 16

Лика.

Открываю глаза с ощущением, что проспала года два. Солнце уже прощупывает комнату своими тёплыми лучами, а майский ветерок шаловливо колышет лёгкий тюль, мягкими порывами проникая через приоткрытое окно.

Обычно в выходные пацаны вылупляются рано утром и бегут терроризировать меня, а потом и Алису, если она ночует у нас.

Потягиваюсь всем телом и мычу от того, как сладко ноют мышцы после вчерашнего. Вот так просто и вероломно предала я все свои клятвы и обещания, но не жалею. Главное, чтобы Аристов себе не напридумывали невесть чего…

Смотрю на пол. Матраса, на котором спал Аристов, уже нет, как и его самого, а постельное бельё сложено в стопку.

Лезу в телефон. Там шквал пропущенных звонков и новых сообщений от кого попало, начиная с моего юриста, заканчивая какими-то пронырами из местных новостных пабликов. Хотят интервью по поводу сгоревшей студии…

Ах, да. Здравствуй, реальность!

Никому не перезваниваю и не отвечаю. Накидываю домашний халатик и убираю телефон в карман.

Сначала приду в себя, а потом со всем разберусь.

Выхожу на кухню. Алиса пьёт кофе, уткнувшись в планшет.

— Доброе утро. Где Тёма с Сёмой?

— Доброе. С папой. — Бросает Алиса, не отрывая взгляда от экрана.

Прочищаю красноречиво горло.

— С дядей Сашей, ты хотела сказать?

— А… Ну, да. — Алиса откусывает бутерброд. — Он очень просил дать ему время поиграть с детьми. Ты же не против?

Не отвечаю.

— Кстати, он починил кран в ванной, больше не подтекает. И ножки на стульях подкрутил. Сказал, разболтались совсем.

— Мм. Молодец, дядя Саша.

— Лик, да нормальный же мужик… — Шепчет Алиса, заливаясь едва заметным румянцем.

— Алис, я тебя очень люблю, но не лезь не в своё дело.

Подхожу к детской и настороженно прислушиваюсь. Заглядываю в приоткрытую дверь.

Аристов без футболки, в упоре лёжа на полу. Корпус его поднимается и опускается, заставляя крупные мышцы плеч и спины перекатываться под бронзовой кожей.

— Так, пацаны, теперь показываю, как делать отжимания. — Резко выдыхает между словами. — Упражнение помогает проработать дельты и трицепс.

— Я умею ажимани! — Сёма пытается скопировать позу Аристова.

К нему тут же присоединяется Тёма.

Пацаны, как обезьянки, смотрят внимательно за тем, как Саша плавно меняет положение своего корпуса. Повторяют не очень изящно, но зато как стараются!

— Держите вес тела на руках, не заваливайтесь. — Аристов правит кривые стойки. — Для первого раза отлично. Молодцы, пацаны. Львы! Давайте ещё пару раз. Воу-воу! Гиганты!

Прикусываю подушечку большого пальца, скрывая улыбку. И даже моргаю реже, чтобы не пропустить ни секунды из развернувшейся картины.

Это новая реальность, или продолжение моего сна?

Я должна отстаивать границы. Я должна сгрести в охапку пацанов и утащить их подальше от Аристова, чтобы не поселить случайно в маленьких сердечках ложную надежду.

Ведь дети — это маленькие люди. Они далеко не глупые, и иногда видят гораздо больше и глубже, чем взрослые, потому что их умы ещё не зашорены и не повязаны установками, правильностями и неправильностями. Они просто

чувствуют

, и всё. Без анализа и рефлексий.

Надо это прекратить, пока мальчишки не влюбились в дядю Сашу, но почему-то я стою неподвижно и боюсь спугнуть момент, так похожий на кадр из фильма. Потому что мальчики мои светятся от счастья, и разве я имею право отбирать у них этот кусочек пирога?

Аристов поднимает голову, встречаемся взглядами. Я тут же поспешно отвожу свой, с преувеличенным вниманием разглядывая светильники в виде медведей на прикроватных тумбах.

— А вот и мамуля проснулась! — Саша хватает со стула футболку, поспешно натягивает на голову.

— Мама, мы умеем омижания! — С восторгом выдают двойняшки хором.

— Отжимания. — Правит Аристов.

— Ожимания!

— Я видела. У вас очень круто выходит. Научите меня как-нибудь?

— Нет, мама, это только а мачиков! — Заявляет авторитетно Сёмыч, оттопырив указательный палец.

— Поняла, для мальчиков. Меня в свои игры не возьмёте, значит?

— Мы будем тебя засисять. А ты пинцесса.

Герои мои. Треплю пацанов по гривам.

— Ладно, пойдёмте чай пить, а то Алиса всё сметёт и ничего вам не оставит.

Двойняшки уносятся на кухню.

Стою, прислонившись плечом к двери, наблюдаю за Аристовым.

Он садится на кровать Тёмы и взъерошивает свои волосы двумя руками.

— Как подумаю, что проебал три года их жизни…

— Нет. Стоп. Зачем это сейчас?

— Не знаю. Больно это, Лик. Если ты думаешь, что мне всё равно, то ты не права.

— Не имеет значения то, что я думаю. Нужно решать, что делать с нынешними проблемами. Мы не можем сидеть дома вечность.

— Да. — Встаёт. — Хуёвый из меня вожак. Акела промахнулся.

— А если бы ему не помешал Шерхан, было бы иначе?

— Да. И будет. Поэтому сейчас я должен уйти.

Преграждаю ему дорогу.

— Вернёшься? — В голосе моём слышится надежда, и я злюсь сама на себя за эту слабость.

Внутри меня почему-то всё протестует против того, чтобы он уезжал. Я знаю, что это глупо, но у меня не так много сил в запасе, а присутствие Аристова как будто дает мне чувство, что я больше не одна. Возможно, это чувство ложное, но я в отчаянии, и готова ухватиться даже за это зыбкое и неправильное.

Саша лезет в карман штанов, вытаскивает карту.

— Возьми.

— Что это?

— А на что похоже?

— На подачку. — Нервно дергаю уголками губ. — Не нужно.

— Ещё как нужно. Это ваши деньги. Я искал возможность передать их так, чтобы след не привёл к вам, но сейчас конспирация потеряла смысл. Твоя студия сгорела, Лик. Тебе нужно на что-то жить.

— Студия застрахована.

— Веришь в то, что тебе выплатят страховку? Ты просто не знаешь Мартынова.

Вкладывает карту в карман моего халата. Обхватывает моё лицо ладонями и смотрит пристально в глаза. Топит меня густым сиропом эмоций, сосредоточенным в чёрных зрачках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я люблю вас. Я знаю, ты злишься, но разреши мне помочь. — Целует коротко в лоб и выходит, оставляя меня растерянную среди детской.

Почему это звучало, как прощание? И почему сердце болезненно сжимается, обливаясь горячей кровью?

Господи, Аристов, не натвори ещё больше глупостей, прошу тебя.

Съезжаю по стене на пол, а вскоре слышу, как закрывается входная дверь.

Глава 17

Саша.

Ухожу от Лики.

За воротами дежурят мои люди. Отдаю команду не спускать глаз с подъезда и обо всех подозрительных движениях докладывать лично мне. Но хочется надеяться, что сегодняшний день не принесёт сюрпризов. Жизнь моей семьи и без того медленно превращается в постап с дешёвыми спецэффектами.

С Севером мы договорились встретиться в баре. Еду в центр, собирая все пробки, но всё равно прихожу первым.

Занимаю нам место в самом углу, заказываю чай и пялюсь в окно, разглядывая мрачный город. Может, в нём есть краски, но я перестал их замечать. Моя жизнь цвета мокрого асфальта, и яркими вспышками в ней стали встречи с семьёй. Но как только я ухожу, эти вспышки тускнеют и исчезают, а я остаюсь в беспросветной серости будней.

Я устал так жить.

Устал бегать и прятаться. Устал думать, что подвергаю близких опасности. Поэтому я собираюсь поговорить с Мартыновым. Пускай даже Ящер считает, что это равноценно самоубийству. Если можно обменять мою голову на спокойную жизнь для Лики и львят, я согласен.

Мы уже встречались с Мартыновым и его людьми. Дважды. Одна из таких встреч осталась запечатлённой под рёбрами Ящера в виде глубоких шрамов от пулевых. Но в этот раз я пойду с белым флагом, потому что мне до чёртиков надоело играть в игры, в которых я и не планировал участвовать.

Но сначала встречусь с этим опером, да.

— Приветствую. — Север занимает кресло напротив. Кладёт на стол телефон и кошелёк, выравнивает по каким-то видимым только ему линиям. — Ну, начнём?

— Разве ты не будешь записывать мои показания на диктофон?

— Нет. Я просто хочу помочь Лике, чисто по-человечески. И как мужчина женщине.

— Это меня и напрягает.

— А не нужно напрягаться. Это простая беседа. Официального расследования пока нет.

— И не будет, да? — Прижимаю ложкой лимонную дольку к стенке стакана, выдавливая сок.

— Так ты уже в курсе? — Север достаёт блестящую пятирублёвую монету. Крутит между пальцев, перекатывая по костяшкам.

— В курсе чего?

— Лика звонила. Сказала, страховая отказывается выплачивать возмещение.

— Мм.

Молча сношу то, что Лика звонила

ему

. Север нормальный, вроде, мужик, но то, что Лика ему доверяет больше, чем мне — хуёво. Хотя объективно у неё есть на то причины. Выбирая между предателем и опером я бы и сам выбрал второе.

— По результатам экспертизы, причиной возгорания стала халатность владельца. Кофеварку там какую-то закоротило.

— Да ты что? Какая неожиданность. — Кривлю рот презрительно.

Кофеварка, блять…

— А меня вот, что удивляет: не слишком ли быстро эксперты вынесли своё заключение о причинах возгорания? Обычно их хрен дождёшься.

— Меня это вообще ни разу не удивляет.

— Потому что ты знаешь то, чего не знаю я?

Киваю.

Ещё раз сканирую Севера взглядом. Хочется верить, что он не из тех продажных мразей, что за пачку хрустящих родную мать отдадут под трибунал.

Но кто его знает? На лбу у него такой информации не написано, а внешность часто бывает обманчива.

Но, была не была…

— Мартынов. — Кидаю небрежно и наблюдаю за тем, как лицо Севера медленно перекашивает.

Ногтем большого пальца он подкидывает монету, ловит в воздухе и отбивает её ребром по столу ровный ритм.

— Интересно.

— Вижу, фамилия знакома.

Север закатывает глаза.

— А на кой хер ты с ним связался?

— Я такой цели не преследовал.

Методичное постукивание монеты раздражает. Непроницаемый взгляд Севера бесит и без того больше.

— Ну? Как? Когда? Нафига?

— Я перехватил его фирму. Через закрытый аукцион.

— А чо, спокойно не жилось?

— Знал бы где упасть, подстелил бы соломки. Я на тот момент не понял, что фирма Мартынова. Да я и знать не знал, кто такой этот Мартынов даже.

Север вопросительно поднимает брови.

— Прикинь, да?! Есть люди, которые не знают Мартынова.

— Но ты больше не в их числе. Давай с подробностями и с самого начала.

Рассказываю Северу всё, как было. Про то, как искал, куда вложить скопленные деньги. И про знакомство с Ящером. Про аукцион и дальнейшую жизнь на чемоданах.

— Мда. Попал. — Констатирует Север очевидный факт. — То есть сделка с точки зрения закона…

— Всё честно и легально. Но — не по плану Мартынова.

— И с Ящером этим как-то мутно.

— Только давай без своих подозрений. Проверку на верность он прошёл.

— Твою. Но не мою.

— Я привык доверять людям, которые ловят вместо меня пули.

— А может пули ему и предназначались?

— Нет. — Отрезаю жёстко.

Мне не вставляет ни разу разговор об этом. За три года было полно возможностей для того, чтобы предать, но Ящер всё ещё играет на моей стороне.

— Понятно. И что думаешь делать?

— Поговорить. Как мужик с мужиком.

— Ха. Ха. — Мрачно гаркает Север. — Ты ему ещё цветы с доставкой закажи в знак раскаяния.

— Других вариантов нет.

— А что, если мы поможем друг другу?

Склоняю голову к плечу, прищуриваюсь.

— Как?

— Ты поможешь мне Мартынова вывести на чистую воду.

— Засадить его не получится: связи.

— Да что тебе эти связи? Всегда найдётся рыбка покрупнее. Есть люди, которым Мартынов — как заноза в заднице. И если мы соберём достаточную доказательную базу, сверху подсобят, будь уверен.

— У меня вообще больше нет веры к тех, кто «сверху». Там гниль одна.

— Давай вопросы морали на потом оставим. Я тебе предлагаю расклад, при котором все живы останутся. Но хозяин — барин, как говорится. Хочешь пулю в башку — летс гоу.

Скриплю зубами.

Я правда больше не верю в правосудие в нашей стране. Зная, какие махинации проворачивает Мартынов просто беря в долю тех, кто может как-то ему помешать. Всё в нашем мире покупается и продаётся, главное — договориться о цене.

Но если мы попробуем прижать Мартынова к стенке, у нас может

получиться

или

не получиться

. Если не попробуем — не получится наверняка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ладно, давай обсудим…

— Погоди. — Север берёт телефон. — Слушаю. Да, Лика, здравствуйте ещё раз. Кого забирают? Кто забирает? Подождите. Ещё раз и помедленней, пожалуйста.

Напрягаюсь.

Обтекаю на стуле. Чувствую, как проваливаюсь в какую-то пропасть под тяжестью собственного тела.

Сердце лупит по рёбрам прямыми и точными хуками.

Что-то случилось, и судя по тому, что даже голос Севера вибрирует от волнения, что-то очень серьёзное.

— Так, спокойно. Я понимаю. Не кричите. Главное, держите себя в руках. Мы будем через десять минут. — Север кладёт трубку.

— Что там?

— Я… Не очень понял… — Север напряжённо хмурится. — Но кажется, к Лике наведалась служба опеки. Двойняшек забрали.

Глава 18

Лика.

После Аристова уходит и Алиса. Ей нужно готовиться к экзаменам, да и она не часть семьи, ей нет смысла сидеть с нами в заточении. А вот мы застряли в четырёх стенах. Благо, опыт прошлых лет показал, что люди могут провести в самоизоляции не один месяц. Я, правда, отчаянно надеюсь, что наши проблемы решатся раньше.

На обед мои пацаны потребовали макароны с сосисками, как типичные трёхлетки. Дети в этом возрасте, кажется, вообще ничего другого не едят.

На всякий случай варю рисовую кашу на молоке, которая, по старой доброй традиции, подгорает. Не удивительно, я сейчас так рассеянна, будто вместо головы на плечах выпотрошенная тыква с застывшей, криво вырезанной улыбкой.

Соскребаю со дна сотейника подгоревший рис. Размешиваю, превращая это в неаппетитное месиво.

Ладно, сосиски так сосиски…

Лезу за ними в холодильник и натыкаюсь на початую бутылку вина.

Ну, а почему нет? Всё равно за руль мне сегодня не светит.

Наливаю себе бокал, смакую медленно, пытаясь убедить себя получать кайф от того, что на данном этапе может предложить мне жизнь. Это сложно, но иначе можно совсем увязнуть в болоте уныния.

Тёма и Сёма крутятся рядом. Рассказывают мне колобка, перекладывая сюжет на другой лад и делая из него настоящую психологическую драму с элементами хоррора.

Смеёмся, выдумывая вместе неожиданные повороты.

Фантазёры!

Зависаю взглядом в окне. За воротами машина людей Аристова. Они стоят там и днём, и ночью, и я даже не знаю, меняется ли состав моей охраны, или те люди безвылазно живут в этой проклятой машине. Но от их присутствия мне спокойней.

Пока я пялюсь в окно, двойняшки утаскивают со стола банку шоколадной пасты. К моменту, когда я отвисаю, они уже с ног до головы в шоколаде.

— А где мои детки?

— Вот!

— Нет, не вижу. Здесь только две чумазые обезьянки. А где тогда Сёма и Тёма?

— Это мы! Мы львы! Ррр!

Мочу полотенце, чтобы оттереть грязные мордочки, но отвлекаюсь на звонок в дверь.

С колотящимся сердцем иду открывать, ведь надеюсь отчего-то, что Аристов вернулся.

Смотрю в глазок. Вместо Аристова — мужчина в форме.

Поворачиваю ключ.

— Вы по поводу студии? Я сама пока мало что знаю…

— Сергеева Лика Егоровна? — Полицейский игнорирует и проталкивается в квартиру.

Следом за ним заходит дородная тётечка с противной мордой и молодая девчонка с папками, прижатыми к груди.

— А вы вообще кто? И зачем?

— Давай, дорогуша, показывай, где дети. — Тётя по-хозяйски проходит вперёд, не разуваясь.

— Мы с вами на брудершафт не пили, чтобы вы мне тыкали. Ещё раз: по какому вопросу?

Складывает губы в линию, лезет во внутренний карман пиджака и открывает перед моим носом документы.

— Жанна Ивановна Кулак. Инспекция по делам несовершеннолетних.

— Я не вызывала.

— Ну ещё бы… — Закатывает глаза. — Мы сами приходим. Проверка условий проживания и состояния детей. Поступила жалоба на вас.

Жалоба? На меня?

— Подождите, какая жалоба? От кого?

— Мам, это то? — Сёма выглядывает из-за угла. Чумазый и лохматый, в заляпанной шоколадом футболке.

Тёма появляется следом, не намного чище брата.

Жаба Ивановна одаривает меня взглядом, весом с пару тонн. Хмурится недобро.

— Да здесь далеко ходить не надо. — Кивает полицейскому. — Дети неухоженные. Налицо пренебрежение родительскими обязанностями.

— Вы что такое несёте? Вы вообще видели детей, которые в их возрасте едят аккуратно?

— Видали всяких. У нормальных родителей и дети нормальные.

Она шлёпает по полу грязными ботинками, оставляя за собой следы.

Сжимаю челюсти и внутренне содрогаюсь от происходящего.

Конечно, я знаю, чьих это рук дело. Но я и подумать не могла, что этот Мартынов зайдёт через службу опеки.

— О, а здесь у нас картина маслом! — Кричит Жаба Ивановна из кухни. — Засвидетельствуйте, пожалуйста.

Несусь за ней.

Она сует нос в почти пустой бокал и придирчиво принюхивается. Смотрит на часы на руке. Цокает и с укором качает головой.

— Отлично, Лика Егоровна. Просто отлично. Ещё даже четырёх нет, а вы на бровях.

— Да вы совсем с ума сошли?! Покажите мне ту жалобу! Кто её написал?!

— Здесь что? — Тётя, не слушая меня, заглядывает в сотейник. — Каша. Сгорела. Вы

этим

детей кормите? Ужас.

— Слушайте, это вообще не ваше дело! Пошли вон отсюда!

Жаба, не слушая, лезет по шкафам. Ведёт себя нагло и прёт, словно танк, невзирая на мои требования прекратить.

Теряю контроль и бросаюсь к ней, закрывая все шкафчики, выдирая из её рук пачки с сухими завтраками.

— Пошли нахрен! Убирайтесь! Вон из моей квартиры, иначе я засужу вас к чёртовой матери!

Меня хватают за плечи твёрдые руки. Оттаскивают. Брыкаюсь, пытаясь дотянуться до дерзкой толстой морды. Её лицо лишено сочувствия и сострадания. Глаза холодные и безжизненные, пронзают меня ледяными стрелами.

— Агрессивная. Невменяемая. Асоциальная. Аморальная. Пьющая. — Глядя в упор, медленно зачитывает список моих грехов Жаба. — Проверка себя оправдала. Изымаем.

— Что? Что?! Нет! Не смейте трогать детей! Я вам такие проблемы устрою, мрази! Я убью вас! Я перегрызу вам глотки! На каком основании?!

— На основании непосредственной угрозы жизни и здоровью детей. — Чеканит, повышая голос. — Статья семьдесят седьмая семейного кодекса, почитайте на досуге. Проверим детскую, на всякий случай. Вдруг ещё что интересное найдём.

Полицейский уходит под предводительством Жабы. Отхожу к раковине и плещу холодной водой себе на лицо.

Молодая девушка, что всё это время бродила за нами немой тенью, подходит и тихо шепчет:

— Не устраивайте истерик. Будет хуже. Завтра загляните в опеку, в седьмой кабинет. А сейчас молчите и делайте так, как скажут.

— Вы в своём уме? Позволить вам забрать моих детей?

— Я уже видела подобное. Не перечьте. — Убегает следом за остальными.

Сёма с Тёмой жмутся к моим ногам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Всё хорошо, родные.

Они смелые. Их сложно напугать, и каждое новое событие воспринимается ими с огромным энтузиазмом. Поэтому я не разрешаю себе плакать, и эмоции заталкиваю поглубже — знаю, что моё состояние они считывают и перенимают на раз-два. Пусть лучше думают, что это ещё одно приключение.

Сажусь на корточки, чтобы быть с детьми на одном уровне.

— Львята, послушайте. — Закусываю губу. Молчу, пытаясь совладать с чувствами и проглотить горький ком, вставший поперёк горла. — Послушайте маму, хорошо?

— Да.

— Вы сейчас должны поехать с этой тётей. Всё будет хорошо, я обязательно заберу вас. Я приду за вами очень скоро, просто сейчас маме нужно будет решить пару задачек. Вы будете сильными? Вы львы?

— Да!

— Ррр! — Тёма сжимает маленькой лапкой воздух.

Прижимаю двойняшек к себе. Зарываюсь пальцами в их густые волосики и жадно втягиваю родной запах детей.

Мне нет жизни без них. Они — всё. Они больше, чем всё.

Тиски боли сжимают моё сердце, выдавливая из него кровь, словно сок из спелого фрукта. Чувствую его слабые удары, похожие больше на последние трепыхания умирающей птицы.

Ощущаю себя песчинкой, незначительной и маленькой. Ничего не решающей в этом мире. Даже будь я образцовой мамой, система, силой денег и влияния направленная в нужное русло, сделает из меня чудовище. И я ничего… Ничего не смогу поделать.

— Всё, изымаем! — Командует Жаба. — Мальчики, пойдёмте, вам у нас понравится. Там и кормят нормально, и заботятся…

— Нет!

Я не могу разжать объятий. Это слишком больно, и я просто не могу отпустить. Моя душа рассыпается на отдельные лоскуты. Швы, что удерживали их вместе, лопаются под натиском болючих эмоций. Нити натягиваются, впиваясь в нежные стенки сердца и всё внутри рвётся, воспламеняется и тут же сгорает, превращаясь в пепел. Стальными плитами наваливается безысходность.

— Так, дорогуша, сворачивай истерику. — Жаба снова кивает полицейскому. — Отцепляй её, а то до завтра тут простоим.

— Я люблю вас. Люблю. — Отстраняюсь. — Мои львята, я люблю вас. Я скоро приду. Не бойтесь ничего. Я скоро приду. Я люблю вас.

Маленькие ладошки выскальзывают из моих рук. Тянусь всем телом за ними, чтобы ещё хоть на короткое мгновение продлить наш контакт.

Львят уводят.

Девушка напоследок бросает на меня сочувствующий взгляд и выходит.

Сижу на полу. В пустоте. В вакууме.

Препарированная и набитая соломой. Наспех зашитая. Раздавленная. Поломанная. Никчёмная.

Я не смогла защитить своих детей.

Я будто умерла, но почему-то всё ещё могу двигаться. Могу смотреть на этот чёртов мир, который так жестоко обходится с теми, кто этого не заслуживает.

Хватаюсь за телефон.

Кому набрать?

Север наверняка поможет. Но мне хочется не помощи, а возмездия. Прямо сейчас. Я хочу молниеносной кармы для обидчиков. Хочу, чтобы тварей, что на моих детей посягнули, размазали и растёрли в пыль. Уничтожили их самыми изощрёнными способами. И я знаю, что Аристов за своих львят головы всем пооткусывает.

Набираю Саше.

Слушаю длинные гудки.

Чёрт! Да где ты, когда так нужен?!

Злюсь. Психую.

Набираю Северу.

— Слушаю.

— Данил, здравствуйте.

— Да, Лика, здравствуйте ещё раз.

— Львят забирают. Забрали. — Выдавливаю слова через плотно сжатые зубы. — Твари. Суки. Твари. Приезжайте, иначе я устрою им свою вендетту.

Глава 19

Саша.

Едем к Лике. Мне названивают берсерки.

— Не трогать. Сказал, не трогать! В курсе. Не отсвечивайте там. Пусть уходят.

Швыряю телефон на панель.

Меня словно медленно прокручивают на вертеле над костром: чувствую, как закипает в венах кровь.

Надо быть конченым идиотом, чтобы не понять, кто за всем этим стоит. На такие сомнительные и грязные мувы способен только Мартынов. И если бы он зашёл чуть иначе, Север бы вышел на него в конечном итоге. Но Мартынов не тупой. Мразь, но не тупой, к сожалению. И то, что со львятами он провернул всё это через службу опеки, очень усложняет нам задачу.

— Хуйня твой план. — Рычу на Севера.

— Перехватите сейчас детей — проблем не оберёмся. И я там уже никак не помогу.

Это мои дети! Мои!

Мои пацаны, которые вообще никому ничего плохого не сделали. Сыграли роль разменной монеты в играх упоротых властью и деньгами мудаков.

Мне сложно смириться с тем, что сейчас нужно просто ничего не делать. Я, наверное, привык бросаться в гущу событий. Продумывание планов на все буквы алфавита — не мой конёк.

Но горячая голова зачастую создаёт много проблем. Поэтому соглашаюсь всё-таки с предложением Севера. Пока.

Обруливаю агрессивно нерасторопных водятлов.

— Вы чё, постоять сюда приехали все?!

— Полегче. — Осаживает Север.

— Ты понимаешь, что Лика дома? Одна. Без детей. Можешь себе представить, что с ней сейчас творится?

— Если нас остановят за нарушение ПДД, быстрей мы не доберёмся.

— А ты весь такой правильный, да?

— Не рискую там, где не нужно.

— А сейчас как раз нужно. Потому что ты эту женщину не знаешь. Поверь, она уже натягивает кольчугу, что припрятана у неё в комоде под кучей дизайнерского белья. Даже если всё играет против неё, она пойдёт на врага с вилами и факелом. И я, будь уверен, её поддержу в этом.

— Охотно верю. — Север отворачивается к окну. — Не представляю, как вы вообще сошлись.

— А?

— Говорят, противоположности притягиваются. А вы противоположны, ну прям как бочка с порохом и искра.

— Мы через многое прошли вместе. Дети из неблагополучных семей. С первого класса за одной партой. Представляешь?

— Нет, если честно.

— Мы большую часть жизни знакомы. Сбегали с ней из дома. Шалаши строили, ночевали в парках. И когда матери не стало… — Прочищаю горло. Не знаю, зачем я это рассказываю Северу, но он слушает внимательно, будто правда интересно. — Вот сейчас смотрю на неё — светская львица. А раньше мы словно два беспризорника болтались, никому ненужные. Да, собственно… Так и было. Грязные, голодные. Святые, блять, девяностые.

— А потом?

— Взрослая жизнь. Брак. Пахали, как проклятые. Всё боялись, что повторим судьбу своих родителей. Тогда я стал деньги откладывать.

— Которые вбухал в фирму Мартынова.

Морщусь, словно от боли.

Как бы мне хотелось всё это исправить, но какой смысл бесконечно в этом прошлом ковыряться? Его не изменить.

— Мне ведь, Север, очень не хотелось, чтобы наши дети узнали вкус бедности. Но сам я его никогда не забуду. Бедность на вкус, как суп из солёной воды и макарон. Как просроченная колбаса, которую по дешёвке мать покупала у соседей. Пиздец. Я просто не мог… Трус я.

— Мы все косячим.

— Мхм. Только масштабы косяков разные.

Паркуюсь за воротами. Бежим в квартиру.

Дверь открывает Настя — подруга Лики.

— Привет, Дань. — Настя улыбается Северу, а мне достаётся мрачный взгляд из под бровей. — Аристов.

— Можно тебя поздравить? — Кошусь на выдающийся вперёд живот.

— Без твоих поздравлений обойдусь.

Разворачивается. Уходит.

Ну, женская солидарность, чо. Я и не думал, что меня тут встретят с салютом и оркестром.

Лика сидит на кухне. Бледная, измученная, лишённая искры жизни. Кутается в объемный свитер, словно замёрзла, и вообще выглядит крайне болезненно.

Двойняшки — константа её жизни. Что-то, что наверняка казалось нерушимым и неприкосновенным, постоянным и монументальным. И, конечно, происходящий звездец подорвал веру Лики в себя и свои силы.

Хочется обнять её и убедить в том, что всё будет хорошо, но я боюсь делать резкие движения. Боюсь, что моя излишняя эмоциональность сейчас сработает, как спусковой крючок. Лика держится на морально-волевых, и я должен быть непробиваемой скалой рядом с ней. Чем-то надёжным и твёрдым, за что можно ухватиться, чтобы не ухнуть вниз и не разбиться о жестокую реальность.

— Ну как ты, львица? — Глажу по плечу.

Дергается нервно и бросает на меня презрительный, испепеляющий взгляд.

Знаю, что ты меня ненавидишь…

Настя наливает всем чай.

Даже мне.

— Даня, как такое вообще могло случиться? Просто… Забрали детей… — Настя обнимает живот двумя руками. — Она ведь не алкоголичка, не наркоманка. Обеспеченная, состоявшаяся, независимая женщина. При деньгах, с квартирой. Ничего не понимаю…

— К сожалению, всё не так однозначно. — Север закидывает ногу на ногу. — Если у органов опеки есть серьёзные подозрения, что дети в семье подвергаются физическому насилию, то они могут изъять их, несмотря на обеспеченность и состоятельность родителей.

— Я никогда не била мальчиков… — Тихо говорит Лика.

— Я вам верю, Лика. Но вы попали под ювенальный каток. И ваша проблема решаться будет долго, муторно и нервно. Для начала проконсультируемся со специалистом в этих вопросам и подготовим необходимые документы…

— Ага, щас. — Припечатываю ладонь к столу. — Специалисты, консультации, документы. Чушь собачья. Я не буду сидеть и ждать, пока вопрос решится каким-то волшебным образом.

— Законным.

— Да это синонимы.

— И что же ты собираешься делать, умник? — Север скептически сводит брови.

Хороший вопрос. И ответ, который меня бы устроил, всего один.

— Я пойду и заберу своих детей. Точка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 20

Саша.

Лика резко поднимает голову. Вижу в её глазах вспыхнувший огонёк надежды. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, что ей, как и мне, важен результат. Она в таком отчаянии, что законность способа её мало волнует. Лика сейчас прежде всего мать, а уже потом честный и добропорядочный гражданин своей страны.

— Аристов, при всём уважении… — Север трёт пальцем ободок стакана. — Ты думаешь, можно просто зайти туда и забрать детей?

— А кто мне запретит? Правительство? Союз единорогов?

— Закон.

— Чхал я на твой закон. Знаешь, что я успел понять за эти три года? Закон не работает, если ты готов заплатить цену.

— Есть вещи, которые важней денег. Мораль, совесть…

— Север, очнись, блять! Эти люди просто забрали наших детей. Зашли, забрали и ушли, словно так и должно быть.

— Согласен, Мартынов не гнушается играть по-чёрному.

— С тем, что Мартынов животное, мы разобрались. Но всё это он совершает чужими руками. Чужими! И люди с готовностью идут на эти гнусности, потому что звон золотых монет в кармане заглушает голос совести. Понимаешь?! У всего есть цена! У всего. Даже у злоебучей твоей морали, в которую ты почему-то веришь. Нет никакой морали… Больше нет. Похорони её между верой в Деда Мороза и Зубную фею, и возвращайся в реальность. Опер в розовых очках это пиздец, как мило, но крайне бесполезно.

— Я… Не думала, что скажу это… Но я с Аристовым согласна. — Кивает Лика. Греет ладони о чашку с чаем. — Если Мартынов может себе такое позволить, то почему нам нельзя? В конце концов, это мои дети. Я не собираюсь забирать чужих…

— А я ещё раз повторяю, что мы не можем так грубо нарушать закон. Лика, поймите меня правильно. Я работаю в органах, если вы забыли. И то, что сейчас происходит — это попустительство. Чем я буду лучше тех продажных тварей, если позволю вам действовать так, как вам вздумается? А может тогда все будем делать то, что захотим, наплевав на последствия? Хотите поступать, как Мартынов — мешать вам не буду, но и потворствовать этому я не собираюсь.

— Лик, я с Даней согласна. — Вставляет Настя. — Не потому, что верю в святость и нерушимость законов. А потому, что так проблем будет меньше. Ты ведь даже не пробовала… Двойняшкам нужна сейчас здравомыслящая мама. Уверена, мы отвоюем твоих детей, если пойдём дорогой правды.

Мы с Ликой синхронно фыркаем.

— Насть. — Лика закрывает глаза, выдыхает резко. Тёмные пушистые ресницы мелко подрагивают. — Вот давай ты сначала родишь, а потом будешь мне советы о материнстве раздавать, окей?

Настя оскорблённо замолкает, утыкается взглядом в свои колени.

— Ну что, Аристов? — Север барабанит по столу пальцами. — Будем сотрудничать, или хочешь методами Мартынова действовать?

Смотрю исподтишка на реакцию Лики. Ей, вероятно, крайне важно, чтобы Север играл на её стороне. Она наверняка взвешивает «за» и «против» в своей голове. На одной чаше весов дети, но на другой — совершенно чёткое понимание того, что весь этот цирк с конями никуда не исчезнет, и нам нужно будет продолжать бороться.

Если мы против Севера попрём, он не сможет нам помогать. Не из вредности, а из правильности своей, педантичности, и завидной преданности Фемиде. Мы просто свяжем ему руки, потому что вряд ли он по доброй воле станет нашим соучастником.

Необходимость делать выбор сейчас просто добьет Лику окончательно. Поэтому я лишаю её этой необходимости.

Пусть она считает меня предателем. Снова. Но лучше так, чем оставить её без сильных союзников.

— Хорошо. Лика, делай так, как скажет Север.

— Что?

— Ты слышала. Сходи в опеку, проконсультируйся с юристами.

— Аристов. — Встаёт. Стул со скрипом прокатывает по полу. — На пару слов.

Выходит из кухни.

Иду за ней в спальню.

— Это страшный сон. Это должно закончиться. — Лика садится на кровать и утыкается лицом в ладони. — Может, я сошла с ума? Или мир сошел с ума?

— Это закончится, обещаю.

— Я не верю больше твоим обещаниям. Ты слишком часто переобуваешься в воздухе!

— Я хочу, чтобы ты была в команде Севера. Он поможет и защитит.

— А я не хочу, чтобы меня защищал Север, понимаешь? — Смотрит на меня своими кошачьими глазами, горящими вызовом. — Я вообще не хочу, чтобы у меня была потребность в спасителях. Я хочу жить спокойно свою жизнь, ясно тебе? Верни мне её.

— Верну.

— Снова слова.

Сверлю Лику взглядом, словно пытаюсь внушить, что не все возможности потеряны.

— У Севера есть план. Мы достанем Мартынова. Прижмём и не оставим ему шанса на спасение. Но пока…

— Саш, я думала, двойняшки для тебя что-то значат.

— Значат. — Сажусь перед ней на колени. Беру холодные ладони в свои. — И ты. И они.

— Тогда сделай что-нибудь. Иначе я сама найду способ.

Выходит, оставляя меня одного в комнате.

Она найдёт, это точно. Если Лика чего-то хочет, то добивается этого любыми способами. Я бы очень хотел, чтобы наши пути к достижению цели совпадали, ведь по факту цель у нас одна. Но чувствую, что мы настолько ещё не готовы доверять друг другу, что просто не получается пока на одной стороне воевать. И с этим определённо что-то надо делать.

Достаю телефон, чтобы набрать Ящеру, но в последний момент передумываю. Набираю сразу Лешему.

— К выходным подготовь мне пару человек. И никому ни слова.

Дорогие, беру пару дней отдыха! Хочу провести это время с дочкой, поэтому мы с вами встретимся в новой главе в понедельник. Желаю всем хороших выходных! Обнимаю, ваш автор! ❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 21

Лика.

Север уходит. Почти сразу уходит и Настя — за ней приехал Кир, который над своей беременной феечкой трясётся, как над хрустальной вазой. Перед тем, как Настю отпустить, прошу прощения за свой нервный выпад. Всё же, она в произошедшем виновата меньше всего.

Мы с Аристовым остаёмся в квартире наедине. И вот это «наедине» так чужеродно и неправильно, что у меня ощущение, будто реальность размножилась, и я сейчас в какой-то альтернативной, искажённой вселенной проживаю чужую жизнь.

Это не потому, что Аристов здесь. А потому, что больше

никого, кроме нас

. За три с лишним года не было такого, чтобы двойняшки ночевали где-то вне дома. И вид пустых детских кроваток, аккуратно застеленных пледами, бередит истекающее кровью сердце.

Как там мои львята? Кто читает им сказку на ночь? Кто целует в тёплые щёчки? Не страшно ли им, вдали от мамы?

Мне самой страшно. Безумно. И больно так, что я в своей душе не могу отыскать ни единого живого места.

Слоняюсь из угла в угол, не зная, куда приткнуться и в чём найти утешение.

На кухне залажу с ногами на широкий подоконник. Натягиваю свитер на колени.

Аристов заходит, обводит потухшим взглядом кухню. Он словно тоже ищет что-то, чего здесь нет. И мы вместе сгущаем воздух, мрачные, как две грозовые тучи, вот-вот готовые разразиться дождём.

— Лик, может, прогуляемся?

— Не хочу. — Достаю сигареты. Открываю окно.

— Давай выйдем из дома.

— Что я там забыла?

— Там звёзды. Красиво. Прохладно. Мозги хоть проветрим. Нам обоим надо.

— Не хочу.

— А что хочешь?

— Аристов, отвали. Либо ты молчишь, либо уходишь. — Затягиваюсь.

Выдыхаю едкий дым. Он кучерявым облачком срывается с моих губ и тут же смешивается с майским воздухом, тонко пахнущим цветущей черёмухой, отравляя его.

Я бы прогулялась. Может, оно-то мне сейчас и нужно — немного проветрить мозги. Но тело моё тяжёлое и неподвижное. Я просто не могу найти в себе силы: мои ресурсы исчерпаны, резервные запасы пусты. Потому что детей нет. Я без них ничто, и жизнь моя напрасна и бесполезна.

Удивительно, как часто я думала: вот бы один спокойный вечер, без беготни и суеты, без криков, детских истерик и делёжки игрушек. Но теперь, в этой гробовой тишине, я не могу найти успокоения. Тишина угнетает пустотой и бессмысленностью.

Бойся своих желаний. Они имеют свойство исполняться самым неожиданным образом.

Саша наливает стакан воды. Из холодильника достаёт пузырёк с валерьянкой. Отсчитывает количество капель, беззвучно шевеля губами. Протягивает мне.

Выпиваю залпом и хватаюсь за ещё одну сигарету.

Саша выдёргивает её из мои губ, комкает, швыряет в окно вместе с пачкой.

— Хватит. — Тоном, не терпящим возражений. — Иди отдохни.

В любой другой день я бы обязательно поспорила. Но…

Обиженно фыркаю, сдуваю локон, упавший на глаза и спрыгиваю с подоконника. Ухожу в спальню.

Лежу, натянув одеяло до самого подбородка. Дома душно, окна открыты настежь, но меня до костей пробирает озноб. Это нервное. Из-за эмоций, которым я не даю выход. Они копятся и бурлят внутри меня. Я словно накрытая крышкой кастрюля, в которой закипает вода.

Мы с психологом отчаянно боремся с моим неумением экологично выражать свои эмоции. Мне советуют плакать время от времени, но я не умею. Слёзы — признак слабости, а мне нельзя быть слабой. Это убеждение проросло во мне, пустило могучие корни, и не выкорчевать его теперь без помощи тяжёлой техники.

А как иначе, если всю сознательную жизнь я была предоставлена сама себе? Росла, как сорняк, и выживала, как умела. Делала это для того, чтобы мои дети никогда не знали, что такое быть брошенными, оставленными на произвол судьбы. Я так старалась, и вот, что из этого вышло. Всё происходящее ещё раз доказывает, что человек

ничего

, совершенно ничего не решает.

Дверь в комнату медленно открывается. Полоска света разгоняет тьму. Хоровод спутанных мыслей застывает в не изящном па.

Аристов заходит. В руках проектор из детской, который он подключает к розетке. Молча раскладывает матрас на полу, забирает с кровати одну подушку, бросает на пол.

— Что ты делаешь?

— Принёс тебе звёзды. Раз Магомет не идёт к горе…

Фыркаю. Прячусь под одеяло с головой.

Я не хочу разговаривать, но он будто и не ждёт от меня слов. И сам не спешит начать разговор.

Высовываю нос наружу, подсматриваю одним глазом.

Саша лежит на спине, заложив под голову руки. Смотрит на кружащие в медленном танце по стенам и потолку созвездия.

Отбрасываю одеяло и копирую его позу.

— Помнишь, как в детстве было?

— Мхм.

Помню. Слишком хорошо.

Шалаши, ночи под звёздами.

Наши домики, в которых мы прятались от несправедливости и жестокости. Крохотные убежища, в которых учились не доверять никому, кроме друг друга.

А потом единственный в мире человек, на которого я могла рассчитывать, бросил меня в момент наибольшей уязвимости. Разве можно ударить больней?

Пережила. Отрастила броню ещё толще, чем была.

— Ты и я. Против целого мира. Мы всегда побеждали.

— Тут нечем гордиться, Аристов. Так не должно быть.

— Знаю. Но так было.

— Дети не должны заботиться о себе сами. Им нужны сильные взрослые.

— У львят они есть. Мы справимся.

Переворачиваемся на бок синхронно. Смотрю в тёмные глаза Саши с высоты своей постели. В них густой патокой разливается что-то такое, чего я не могу найти в других людях. Это странное чувство, но мне становится спокойно, и трепещущее сердце замедляет ритм. Я слишком хорошо помню, что он меня предал, но всё моё существо противоестественно расслабляется.

Может, я просто устала…?

Но его «мы» стучит отбойным молотком в голове. Чувство, что кто-то готов забрать часть груза с твоих плеч, разливается по телу эйфорией.

— Что ты задумал, Саш?

— О чём ты?

— Не придуривайся. — Рисую пальцем каракули на простынях. — Я знаю это выражение лица. Что ты собираешься делать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— То, что должен сделать настоящий отец.

— Какой план?

— Всех спасти и вернуться домой.

— Это не план, а список желаний.

— Скажешь тоже. — Саша улыбается, обнажая ровный ряд сверкающих зубов. — Не хочу, чтобы ты в этом участвовала. Я сам всё сделаю. Ты веришь мне?

Протягивает руку.

Вероятно, я совершу ошибку, если отвечу утвердительно, но я не могу ждать, пока ситуация решится сама собой. И трижды я плевала на законность методов Аристова.

Я хочу. Вернуть. Своих. Детей.

Вкладываю свои пальцы в тёплую ладонь. Сжимаю.

— Верю. Пожалуйста, верни их домой.

Глава 22

Саша.

На улице темно. Ночь густая и душная. Проектор мерно гудит, создавая белый шум, а в открытое окно залетают звуки автомобилей. Но я не смыкаю глаз, вглядываясь в пляшущие по стенам созвездия.

Телефон вибрирует под подушкой.

Лика беспокойно переворачивается со спины на бок, бубнит что-то нечленораздельное и снова проваливается в сон.

— Да. — Шепчу в трубку и выбегаю из комнаты.

— Аристов! Спишь, что ли? — Орёт Север, пытаясь перекричать музыку на фоне.

— Тебя плохо слышно. Ты там в каком притоне зависаешь?

— А что, тоже хочешь?

— Север, у тебя срочное? Опять горит что-то? Два ночи, мля…

— Помнишь, я тебе про рыбку по-крупней говорил?

— Ну. — Растираю глаза рукой. Прилипаю к подоконнику на кухне, пытаюсь нашарить сигареты.

— Нашёл я эту рыбку. Слышал о Князеве когда-нибудь?

Слышал, к сожалению, хотя хотел бы не знать никогда всех этих людей. Потому что тут подонок на подонке, безумец на безумце. И шагу не ступить, чтобы в дерьмо не вляпаться. Вся эта сфера больших влиятельных людей окутана лёгким флёром ебанцы. Ходишь, как по минному полю, лишь смутно догадываясь, откуда может прилететь тебе на этот раз.

Но за Князем закрепилась слава человека уважаемого. Он что-то типа Робин Гуда — грабит богатых во имя менее богатых. Пользуется теми же схемами махинаций, что и Мартынов, только отстёгивает регулярно на благотворительность, строит детские сады и помогает больницам. В общем, вор, но доблестный, в сияющих, блять, доспехах. И поди разбери, есть ли здесь мораль, и не грош ли ей цена, если всё равно кто-то у кого-то что-то пиздит.

— Князев не лучше Мартынова. — Шиплю с ядом.

— Как посмотреть. Погоди. Изымайте алкоголь без лицензии, и всё под подпись. Где главный? Кто, блять, главный в этом гадюшнике? — Голос отдаляется от динамика. Пару минут я слушаю какое-то шуршание. — Так. Короче, Аристов… Ты здесь?

— Да!

— Князев — это твой единственный шанс выйти сухим из воды.

— Ахуенно, чо.

— Не, ну не хочешь — ищи другие способы.

Нервно барабаню пальцами по подоконнику.

— Устроишь нам встречу?

— Вот так бы сразу. Да. Но Князев, конечно, за спасибо помогать не станет.

— Я думал, Мартынова под асфальт закатать — это в его интересах тоже.

— Скажем так: Князь неплохо себе паразитирует на деятельности Мартынова, но если предложишь интересную плюшку, он поможет. У тебя ведь есть плюшка?

Да. Плюшка, из-за которой всё и завертелось.

Я могу отдать Князю бизнес, который увёл из под носа Мартынова. И приду к тому, с чего начал. Партия, длиной в три года, оказалась совершенно напрасной тратой времени. Я тупо слил эту игру, да ещё и облажался так, что в жизни не отмыться. И даже если я выйду сухим из воды, как говорит Север, в глазах своей семьи я совершенное ничтожество, которое только и делает, что приносит неприятности.

Язык фактов, блять.

С другой стороны, этот бизнес на моих плечах лежит бетонной плитой. Вздохнуть свободно не могу, и деньги ну никак не скрашивают эту картину.

Всегда думал, что бабки приносят счастье. Вроде, нормально же держался, ровненько.

Но не важно как красиво и хорошо ты планируешь. Если ты не способен набрать высоту, то единственный путь — вниз.

— Ладно, я понял. А что там с пацанами?

— Эм… Ну, слушай… Честно, всё сложно. Видел я ту жалобу в опеку.

— Ну, и кто?

— Черкасова Алиса.

— Ммм… Вот тебе и няня. Зашибись.

— Аристов, мне ведь не нужно тебе объяснять, как это работает, да?

— Ага.

Ясен пень, её прессанули и вынудили. Но от этого мне легче не становится, потому что вот они — рабочие методы Мартынова. Находить слабое звено и вербовать на свою сторону, перекраивая невинную овечку в боевую единицу. И лупит потом этот Франкенштейн недоделанный оттуда, откуда не ждёшь совсем.

— Короче, Алиса там в красках описывает, что не раз была свидетельницей рукоприкладства. Мол, Лика регулярно двойняшек бьёт, а потом, на реактивной тяге горящей совести, лезет в бутылку. Мужиков водит, тусуется. В общем, такая себе мать с низкой социальной ответственностью, да ещё и угрозу для детей представляет.

— Чушь какая!

— Согласен, но завернули это дерьмо в такой красивый фантик, что нам нужно будет время для того, чтобы это исправить.

— Сколько?

— Месяц. Два.

— Долго.

— Я понимаю, Сань.

— Не понимаешь. Если бы там были твои дети, ты бы не стал два месяца ждать у моря погоды. Ты бы шевелился.

— А я шевелюсь. — Резко и раздражённо обрывает Север. — Заметь, не ради своих детей, а ради твоих. Так что будь добр, Аристов, наберись терпения и доверь это мне. Не делай глупостей.

— Ладно, спасибо за инфу.

Сбрасываю звонок и возвращаюсь в спальню.

Лика спит, сжавшись в комочек. Из под одеяла соблазнительно выглядывает голое бедро.

Мне хватает одного взгляда, чтобы утонуть от желания в привлекательности её точёного тела.

Богиня!

С разметавшейся по подушкам копной тёмных волос. Статная, гибкая, изящная.

И хищная.

Даже во сне от неё веет опасностью. Её тело напряжённое, готовое к защите, или, скорей, к атаке. Да. Потому что Лика никогда не дожидается момента, когда придётся обороняться. Она бьёт первая. Наотмашь и с полной уверенностью в своей правоте. Но не из жестокости, а из страха.

Страх толкает человека на поступки, которых он никогда не совершил бы, находясь в безопасности. Мне ли не знать?

Поправляю одеяло, скрывая голое бедро Лики. Подальше от своих жадных глаз и загребущих рук.

Хочется верить, что между нами ещё что-то есть. И я смогу это воскресить, даже если придётся потратить всё то время, что мне отведено.

Но сначала разберёмся с князьями, ворами и Франкенштейнами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 23

Саша.

Утро.

Лика на кухне гипнотизирует взглядом телефон. Под глазами тёмные круги усталости, даже несмотря на то, что спала моя львица без задних лап. Тревога всё равно высасывает силы.

— Не понимаю, неужели так трудно взять трубку? — Ворчит она и отхлёбывает кофе.

— Кто не мил тебе с утра пораньше?

— Алиса! — Лика с негодованием швыряет телефон на стол. — Как сквозь землю провалилась!

— А зачем нам сейчас Алиса?

— Она ведь не знает про двойняшек. Пытаюсь ей сказать, чтобы не приходила пока… Но не могу дозвониться.

Заставляю себя не отводить взгляд.

Лика ещё не в курсе, и мне очень не хочется быть тем, кто разрушит очередную хрустальную башню и оставит Лику среди горы осколков.

Снова предательство. Снова от близкого человека.

Доверие — штука хрупкая. Ломается от неосторожного движения, а вот починить его почти невозможно. Вряд ли Алиса получит индульгенцию, даже если заяву накатала под страхом смертной казни. Лика к таким вещам слишком чувствительна.

— Плюнь на эту Алису. Найдётся. Ещё бы ты сейчас о ней не волновалась.

— Да, наверное. — Трёт пальцем какое-то невидимое пятно на столе. — Кофе?

— Нет. Надо ехать.

— Куда?

— Решу один вопрос.

— Львята?

Улыбаюсь.

Как приклеилось позывное!

— Ну что ты лыбу тянешь, Аристов?

— Да так. Будь дома.

— Я хочу с тобой.

— Нет.

Мне нужно максимально тихо вопрос решить, без мокрухи и расчленёнки. А если я Лику с собой возьму, она там всем головы пооткусывает к херам.

Потому что мать. Потому что львица. В одном шикарном флаконе. И искрит она сейчас так, что страшно рядом находиться — убьет и не заметит.

— Аристов, ну нельзя так! — Злится. Щёки краснеют. — Это ведь мои дети. Я тоже должна что-то делать.

— Ты делала. Целых три года. Одна. Без поддержки с моей стороны, без опоры и страховочных тросов. Пёрла, как паровоз. Теперь моя очередь.

Ретируюсь, пока Лика не въехала в мою речь каким-нибудь железным контраргументом.

За шлагбаумом уже ждёт Леший. Сажусь в машину.

— Всё сделал?

— Так точно, СанАндреич. — Протягивает пухлый конверт. — Всё чётко.

— Молодец. Поехали.

Доезжаем до нужного адреса. Серенькое старенькое здание в три этажа. Ушатанная дверь и крыльцо, словно после бомбёжки. Внутри ненамного лучше.

Подхожу к стойке администратора.

— Как мне найти главного?

— Кабинет Элеоноры Юрьевны на втором этаже. Вы по записи?

Иду к лестнице.

— Мужчина! Без записи Элеонора Юрьевна не принимает!

Да-да! Но я вип-клиент.

Поднимаюсь на второй, нахожу нужный кабинет и вламываюсь без стука.

Женщина за столом испуганно вздрагивает, но тут же нацепляет на лицо хладнокровную маску.

Элеонора Юрьевна принадлежит к тому типу женщин, возраст которых определить невозможно. То ли ей глубоко за пятьдесят, но она хорошо выглядит, то ли едва стукнуло сорок, но жизнь помотала.

— Я могу вам помочь? — Сдвигает она очки в тонкой оправе на кончик носа и важно расправляет плечи.

— Очень надеюсь, что можете.

— Что ж, присаживайтесь. — Указывает в кресло напротив себя. — Как я могу к вам обращаться?

— Александр.

— Александр, я так понимаю, у вас не назначено?

— А у меня, уважаемая, форс-мажор. Видите ли, вы моих детей забрали.

— Вопросы такого порядка решаются через заявление. Если каждый встречный-поперечный будет вламываться ко мне в кабинет…

— Боюсь, вы не поняли, о каких детях идёт речь. Мальчики-двойняшки. Сергеевы.

Элеонора шумно сглатывает, поправляет воротник блузки.

— Мм… Да, припоминаю.

— Отлично. Я очень хочу услышать вашу версию событий.

— Стандартная ситуация…

— С конкретной отмашкой сверху, да?

— Я не знаю, какие грехи вы пытаетесь мне навязать, Александр. — Невинно хлопает густо накрашенными ресницами. — Но у нас есть основания полагать, что Анжелика Егоровна…

— Лика. — Поправляю машинально.

— Что Лика Егоровна пренебрегает своими родительскими обязанностями. Посмотрите. У меня здесь всё-всё есть. Подробно и чётко. — Она лезет в ящик стола, достаёт тонкую папку. Поправляет квадратные очки на носу и зыркает на меня подозрительно поверх оправы. — Например, вот жалоба, на основании которой мы организовали проверку. А вот, собственно, акт проверки, подписанный Анжеликой… простите, Ликой Егоровной. Что вы мне хотите сейчас доказать, Александр? Что я сделала что-то не так? Дети находились в опасности, на попечении неуравновешенной, неадекватной мамаши. Мы сделали всё, чтобы защитить малышей.

Под столом сжимаю руки в кулаки.

Вот как оно всё легко и просто. Оклеветать человека, вывернуть наизнанку факты и трясти ими перед носом у всех, словно это какое-то неопровержимое доказательство, хотя во всей этой папке не наберётся и пары слов истины.

— Элеонора Юрьевна, давайте мы с вами отложим в сторону все эти пляски вокруг да около, и поговорим начистоту. Вам ведь заплатили, чтобы вы изъяли детей? — Отодвигаю от себя папку, даже не взглянув на содержимое. — И не надо рассказывать мне сказки о том, что было иначе.

— Давайте начнём с того, что вы мне объясните, какое отношение вообще имеете к этим детям.

— Самое прямое.

Элеонора многозначительно и понимающе хмурится.

— Ясно… Видите ли, Александр, в графе «отец» у детей стоит прочерк.

— Не вопрос. Давайте проведем экспертизу, которая докажет наше родство.

— Да пожалуйста! Пожалуйста. Я ведь не возражаю! Чтоб вы понимали, за всех этих несчастных детей у меня болит сердце. — С жаром стучит ладонью по груди. — И каждый из них мне, как родной!

Едва сдерживаю порыв закатить глаза так, чтобы они сделали полный оборот внутри черепной коробки.

Ну кому ты рассказываешь, жаба корыстная? Тут же всё белыми нитками шито!

Мне хочется надавить, припереть к стенке и не оставить места для манёвра, но умом я понимаю, что с ней так нельзя — шум поднимет. А вот создать иллюзию выбора, склонив на свою сторону — можно. Пусть думает, что решение приняла она, и последнее слово было именно за ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Элеонора Юрьевна, я вижу, вы человек с деловой хваткой. Так давайте решать вопрос радикально. Вы называете мне цену — я плачу. И мы, счастливые, расходимся каждый в свою сторону, чтобы больше никогда не пересекаться.

— Послуш-те, Александр, я не знаю, что вы там себе придумали. Здесь всё работает, не так.

— Мне не важно, как у вас здесь всё работает. Это мои дети, и я собираюсь их забрать. Вот моё предложение. — Кладу на стол толстый конверт.

Глаза Элеоноры меркантильно и жадно поблескивают, да и лицо вмиг становится куда более доброжелательным.

— Александр! Ох, что же мне с вами делать…

— Элеонора Юрьевна. — Понижаю голос до доверительного полушёпота. — Я отец детей. Самый настоящий. Давайте мы друг друга пожалеем. И решим этот вопрос мирно.

— Послуш-те, Александр. Честное слово, мне очень не нравится то, во что вы…не конкретно

вы

, а большие люди мира сего, пытаетесь втянуть несчастную женщину. Вы ведь понимаете, что я не могу позволить вам просто забрать детей. С меня потом три шкуры спустят!

— Хорошо. — Прокатываю конверт по столу. — А если я заберу детей без вашего ведома?

— Это как?

— Ну, предположим, выкраду.

— Хм. И я буду не в курсе?

— Это всё останется исключительно на моей совести. Но для того, чтобы никто из ваших сотрудников не пострадал, предлагаю расчистить мне дорогу.

— И когда же вы хотите всё это провернуть, Александр?

— В ближайшее время.

Элеонора вздыхает. Накрывает конверт наманикюрной ручкой. Лезет внутрь и бегло пересчитывает купюры. Взвешивает тщательно моё предложение: вижу отчётливо мыслительный процесс, который отображается на её алчном лице.

— Что ж, надо сказать, предложение очень заманчивое. — Прячет конверт в ящик стола. — Послуш-те, Александр. Я вижу, что вы хороший человек. Зачем мальчикам находиться в детском доме, когда у них есть родной отец, верно? Будем честны, здесь мы можем создать для малышей все необходимые условия: сытная еда, здоровый сон, досуг. Но дать любовь несчастным детям гораздо сложней. Им намного комфортней и спокойней будет рядом с любящим отцом. Это всё я делаю исключительно ради ваших детей. Поэтому, да, я отвечаю добром на ваше предложение.

Всё это подхалимство звучит так, что мне хочется выблевать нутро.

— Спасибо, Элеонора Юрьевна. — Криво улыбаюсь. — Страна не забудет своих героев.

Прощаюсь. Иду к двери.

— Да, кстати! Тот человек, который ходит к вашим детям…

— Какой человек?

— Не знаю, лично я с ним не сталкивалась. Передаю слова персонала. Он пытался пару раз навестить двойняшек, но мы, в общем-то, к детям никого не пускаем. Девочки говорят, невысокий мужчина, симпатичный, коренастый. И глаза у него зелёные, яркие. Так вот, я бы хотела, чтобы он больше не появлялся. Он пугает персонал!

— Мм. Хорошо, Элеонора Юрьевна. Он вас больше не потревожит.

Ухожу.

Так, одну проблему мы почти решили.

Но вот интересно, каким боком и нахрена вообще в эту историю влез Ящер?

Глава 24

Лика.

Аристов уезжает. Я тоже не могу сидеть на месте.

Мне нужно что-то делать, или хотя бы создать иллюзию бурной деятельности для самой себя. Заставить разум отвлечься на что-то иное, не такое разрушающее, как чувство потери, которое я переживаю каждую мучительную секунду.

Еду в свою студию. Точнее на пепелище, некогда бывшее студией.

Сижу и просто грущу среди сгоревшего барахла. Грош цена теперь всему этому. Я непутёвая хозяйка кучки пепла и целого полчища неприятностей.

Оборудование, которое стоит сотни тысяч, ремонт, мебель, декор, техника — всё это я методично и скрупулёзно собирала по кусочкам.

У меня не было яркого и быстрого старта. Помощи было ждать неоткуда. И начинала я с малюсенького помещения, на аренду которого уходили почти все заработанные деньги. Но я не переставала идти вперёд, потому что видела цель. Она освещала мне путь, словно маяк, и я двигалась, невзирая на бури, штормы или полный штиль. А теперь…

Здесь нечего спасать.

И маяк больше не посылает мне волшебных лучей.

Это должно быть больно, но внутри меня ничего не шевелится. Мне просто…пусто.

Если я решу продолжать заниматься тем, чем занималась, мне придётся отстраивать бизнес с нуля. Однако уже без мотивации и веры в то, что всё получится. Но это, конечно, не тот вопрос, который меня сейчас волнует.

В первую очередь дети.

И я верю, может быть глупо и наивно, что Аристов сдержит слово и решит этот вопрос в кратчайшие сроки.

Жизнь провела жирную черту между моим прошлым и будущим. Черта эта обозначает реальность и то, что я имею здесь и сейчас. А имею я не так уж много, и если откинуть условности, то из важного в моей жизни, пожалуй, только львята.

Деньги, бизнес, студия, оборудование — пусть оно ещё хоть трижды сгорит. Истинную цену того, что имеешь понимаешь лишь тогда, когда всего лишаешься.

Слышу, как хрустит что-то под подошвами чужих ботинок. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с ледяными глазами Севера.

— Грустите? — Присаживается рядом.

— Пытаюсь принять новую реальность и себя в ней.

— И в какой вы стадии принятия?

— Я начала сразу с депрессии. — Пинаю носком кроссовка ком пластмассы. — Вы знали, что я здесь?

— Поверите, если скажу, что нет?

— Я больше никому не верю.

— Понимаю. Я тоже. — Север улыбается.

Наверное, я впервые вижу его улыбку, и она преображает суровое лицо, делая его светлым и участливым. Голубые глаза больше не кажутся обжигающе-ледяными.

Смотрю на Севера под иным углом. Не как на опера и человека, который помогает решать мои проблемы. А как на мужчину.

Он красивый. Даже слишком красивый для того, кто работает простым оперативником. Куда он с такой внешностью внедряется, в модельные агентства…?

Но в нём определённо есть стержень. Сила. Интеллект и живой, подвижный ум. А ещё от его присутствия становится спокойно.

Просто спокойно.

Вот как с Аристовым.

Только с Севером у меня бы никогда ничего не сложилось. Правильный слишком. Предсказуемый. И может, мне такое и нужно, чтобы урезонивать и остепенять мою буйную натуру, но умом понимаю, что мне бы с ним было тесно. Может, даже скучно.

— Зачем вы здесь? Пришли полюбоваться на мою жизнь, лежащую в руинах?

Север виртуозно катает между пальцев пятирублёвую монету. Внимательным взглядом проходится вдоль покрытых сажей стен.

— Понимаю, это зрелище вас удручает.— Говорит он тихо. — Но вы справитесь, Лика.

— К чему это?

— Такие женщины, как вы, никогда не сдаются. — Монета в его руках застывает, а сам он резко поворачивается ко мне. Прячет руки в карманы пиджака. — Годы работы в органах сделали из меня настоящего сухаря. Если вам сейчас нужна поддержка, то единственное, что я могу сделать — это признать вашу силу.

— Мне не нужна поддержка.

— Она нужна всем. Особенно в моменты, когда тщательно выстроенный мир идёт трещинами и рушится.

— Складно поёте. — Поджимаю губы.

— Всё будет хорошо.

— Это, по-вашему, должно меня утешить? Откуда такая уверенность?

— Я видел сон. — Север простодушно пожимает плечами. — А вы знаете, что с четверга на пятницу людям снятся вещие сны?

— Ооо боги!

— Это правда!

— Что?! Нееет! — Зарываюсь лицом в ладони. Смеюсь. Хотя очевидно, Север не шутит.

Ладно, окей, может не такой он и предсказуемый?

— Откуда это в вас, Данил?

— Мне нравится думать, что кто-то за нами приглядывает. Посылает сигналы и знаки, которые можно научиться читать. Так спокойней. — Он протягивает руку, откидывает упавший мне на лоб локон и тут же возвращает ладонь в карман.

И всё это происходит так быстро, что я зависаю с глупо разинутым ртом.

Ух! Это что такое было?

— Ну вот, я хотя бы смог вас развеселить. Не такой уж я и бесполезный опер, да? Подбросить вас домой?

— Спасибо, я на машине. — Отвечаю заторможенно.

Встаём синхронно, отряхиваемся.

— Данил, если будут новости… Любые.

— Сообщу. — Кивает и уходит.

Смотрю непонимающе ему вслед…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 25

Саша.

Лики нет дома. А у меня нет ключа.

Топчусь у подъезда, привлекая внимание соседей.

Мы не живём вместе, но почему-то я всё равно прусь именно к Лике домой, в эту квартиру. Знаю, что она меня сейчас не прогонит. И я эгоистично пользуюсь моментом, чтобы быть поближе к ней.

Мы тактично обруливаем тему наших отношений, потому что оба понимаем, что связывает нас сейчас только общая беда. Мы, словно животные, застигнутые врасплох засухой, объявили перемирие и вместе лакаем воду из единственного оставшегося источника, чтобы не сдохнуть.

Лика приезжает через пару часов после меня. В глазах немой вопрос. Я знаю, каких ответов она ждёт, но пока не спешу её обнадёживать. Всё может пойти не по плану: Элеонора может настучать Мартынову, да и мутные движения Ящера меня тоже, откровенно говоря, смущают.

Всё слишком зыбко и тонко, и я просто не хочу давать никаких гарантий. Поэтому молчу.

— Давно ждёшь?

— Только приехал. — Вру я и подхватываю с асфальта пакеты.

Там продукты. Ещё лампочки, которые кое-где нужно поменять. Шуруповёрт, чтобы подтянуть дверцы гарнитура. И новая дверная ручка — в ванной совсем разболталась.

Поднимаемся в квартиру.

Лика выглядит более расслабленней, чем была утром. Я знаю, что когда первые эмоции страха и ужаса проходят, к Лике приходит принятие. Этот навык освоен ею на сто процентов. Она адаптируется и подстраивается под любые условия, мимикрирует и мицелием прорастает в любую реальность, насколько бы отбитой та не казалась.

Мне хочется скорей вернуть ей её жизнь. Прежнюю, спокойную и правильную в её представлении жизнь. Боюсь лишь, что как только всё вернётся на круги своя, я перестану быть нужным.

И это тоже эгоистично, но факт. Я не хочу снова терять их. Не хочу, чтобы нас развело на разные полюса.

Вряд ли можно рассчитывать на то, что Лика простит мне всю эту хуйню. Хотя мне наивно хочется упороться в надежду на счастливый конец для нас всех, как для семьи.

Сам создал проблему, сам её решил и думаешь, что тебе за это медаль и вечная слава полагается?

Аристов, лечись!

Лика переодевается в домашнее.

Готовим вместе карбонару.

На большой Ликиной кухне мы не можем разойтись: врезаемся и сталкиваемся, словно примагниченные. Я вижу, что её коротит так же, как и меня, от этих мимолётных соприкосновений. Хотя она держится гораздо лучше моего.

Не подает вида.

А вот меня плавит конкретно, и к моменту, когда в кастрюле закипает вода, у меня тоже из ушей готов вырваться пар.

— Саш, закинь макароны. — Командует Лика, нарезая бекон.

Тонкие пальцы крепко держат рукоять ножа. Острое лезвие впивается в сочную мякоть мяса, разрезая его на тонкие полосы. Лика откладывает нож, нагибается и лезет в нижний ящик за чесноком.

Склоняю голову к плечу. Вижу перешеек розовых трусиков и аппетитную упругую попу. Кровь во мне начинает двигаться какими-то толчками, а дыхание перехватывает.

Ну чё ты, Аристов, как пацан, ей богу!

Но, бля…

Если существуют какие-то истинные пары на свете, то Лика — моя. Не могу даже представить, какая женщина может увлечь меня сильней, чем эта. Потому что — идеальна. Перфектна. Горяча и даже взрывоопасна. Но нежна, заботлива, изящна. И внутри у неё столько всего, что за целую жизнь не изучить. Чтобы её исследовать всю, нужно рассматривать со всех сторон.

И нынешний ракурс мне очень даже нравится…

Уух…

— Аристов. — Лика выпрямляется. Одёргивает халатик. — Ты сейчас на зад мой пялился?

Оскорблённо округляю глаза.

— Как тебе такое в голову могло прийти, женщина?!

— Смотри мне!

И я смотрю…

Как упоротый смотрю, не отрываясь, на её плавные, кошачьи движения. Это ходячий секс. Это бомба, напичканная гормонами, флюидами и феромонами.

— Макароны закинул?

— Ага. — Лезу в шкаф, достаю пачку, сыплю в кипящую воду.

Пытаюсь словить дзен, расслабиться, подумать о чём-то радикально ином, неприятном, может даже отвратительном, потому что ширинка на моих джинсах уже слишком красноречиво топорщится.

— Саш, ну какого…? — Лика всплескивает руками, отпихивает меня плечом от плиты. Шикает, как на кота: — Господи, уйди ты и не мешайся под ногами.

Ещё немного, и отмудохает полотенцем.

Смотрю рассеянно в кастрюлю. В ней слипшимся комком плавает манная каша.

Не, ну… Закономерный исход. Я вообще не в адеквате. Как она сейчас может думать о каких-то макаронах?

Стальная выдержка!

— С тобой что? — Лика вырубает плиту.

— Что? — Поднимаю бровь. Медленно обхожу со спины.

— Смотришь на меня, как на стейк.

Облизываюсь непроизвольно от чёткого сравнения. Я хочу съесть её вкусную, красивую, яркую, эмоциональную.

Делаю шаг вперёд, пока она возится с запечатанной упаковкой сыра. Прижимаю бёдрами к столу и перехватываю поперёк груди. Зарываюсь носом в изгиб шеи.

— Аристов! — Хлопает меня по рукам, дёргается в сторону, но без энтузиазма. — Обед!

— Я со своим.

— С каким ещё…? — Голос севший. Под моей ладонью долбит на сверхчастотах её сердце.

— У меня особое меню.

— Стол для долбанутых?

Разворачиваю рывком к себе. Хватаю под бёдрами и усаживаю на стол. Вклиниваюсь между её ног, разводя колени в стороны.

Лика вмиг преображается. Уходит с лица спесь и норов. Смотрит из под пушистых ресниц поплывшим взглядом и моргает медленно. Зато дышит шумно и часто, как и я.

Тяну пояс халата, очерчиваю руками силуэт груди, который угадывается под тонким топом. Соски её тут же превращаются в маленькие бусины, торчат соблазнительно и призывно, натягивая ткань.

Ммм…

Сдёргиваю халат, спускаю лямки топа. Накрываю ладонью грудь и сжимаю, пропуская тугой сосок между пальцев. Оттягиваю, извлекая из Лики сладкие стоны и горячие вздохи, словно из волшебного музыкального инструмента.

Потому что её звуки — это реально музыка. Оргазм для слуха. Разъёб.

Сжимаю сзади шею, большим пальцем вдавливаясь в чувствительное место за ушком. Она откидывает голову, и, закатив глаза, двигается ближе, впечатывается влажными трусиками в мой член. Выгибается в пояснице.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ловлю своим телом горячую волну желания, исходящую от Лики. Крышу рвёт от ноющего ощущения в паху.

Я хочу…

Хочу!

Долго. Много. Жадно. Больно. С упоением. Со страстью. С любовью.

И чтобы только моё.

Чтобы она кипела и просила. И сгорала в моих руках, как я сгораю рядом с ней каждую долбаную секунду.

Оттягиваю перешеек её белья, врезаюсь пальцами в тёплую пульсирующую плоть. И проваливаюсь куда-то глубоко в эти ощущения вместе с Ликой.

Она стонет протяжно мне в губы и хватается пальцами за плечи. Сжимает, вонзаясь в кожу ногтями, и мне чувствительно даже через футболку, но от этого ещё вкусней.

Шиплю, прикусываю кожу на шее в месте, где пульсирует и бьется в панике тонкая венка.

Воздух между нами густеет и смешивается.

О, проклятье… Эта женщина может заставить меня кончить просто одним своим видом.

Телефон в кармане вибрирует и разливается трелью.

— Не отвечай… — Шепчет Лика.

Не могу.

Вдруг, важное.

С большой неохотой отрываюсь от Лики, вытаскиваю телефон.

Элеонора.

Лика вопросительно и с предъявой смотрит на горящий экран.

— Слушаю.

Выхожу из кухни.

Дорогие мои, встретимся с вами в новой главе уже в понедельник, ухожу на выходные) Хорошо вам отдохнуть и набраться сил на будущую неделю! Обнимаю, ваш автор!

Глава 26

Саша.

Тишина в салоне машины угнетает. Убивает. Колется пустотой. И я вздыхаю, чешусь, постукиваю пальцами по приборной панели — что угодно, лишь бы разогнать эту тишину.

Внутри меня словно пружина, которая давит на рёбра. Напряжение такое сильное, что я боюсь, что эта пружина вот-вот выстрелит, пробив грудную клетку.

Леший на кой-то вглядывается в темноту за окнами. Через тонировку ничерта не видно, но сила привычки — дело такое.

За углом стоят мои парни — они секут за наружкой на случай, если Мартынову доложили о моём визите в опеку. Такой вариант мы тоже рассматриваем.

Курю одну за другой. Подталкиваю рукой дым к узкой щели в окне, прогоняя его из салона.

— Да ладно, СанАндреич, нормально всё будет. — Говорит Леший, не отрывая напряжённого взгляда от лобового стекла. — Пока никаких подозрительных личностей.

— Пока. Вдруг жаба эта решила, что я мало дал?

— Вы ж договорились! А уговор дороже денег.

— Ты это из какой песочницы притащил?

— Да я стараюсь людям доверять, а то можно кукухой отлететь.

— Ну, людям может и можно доверять, а сволочам продажным? Вопрос риторический, отвечать не обязательно.

— Не от хорошей жизни люди в сволочей превращаются.

— Это ты снова сопоставляешь факты?

— Намёк понял. — Лыбится Леший.

Включаю тихо музыку.

«…с ней.

Не надо печалиться

Вся жизнь впереди

Вся жизнь впереди

Надейся и жди.»

Бляяя…

Вырубаю.

Ожидание убивает не хуже тишины. И лучше бы уже хоть какие-то движения, чем тупить в предвкушении непонятно чего.

— В коттедже всё готово?

— Всё нормально, СанАндреич. Батут поставили, маты постелили, спортивный уголок установили. — Леший загибает пальцы. — Роботы, машины, развивашки, приставка с мультами. Фауст хотел все углы в доме паралоном проклеить, но я сказал это уже ту мач.

— Ага. А кто игрушки выбирал?

— Я. — Гордо. — Пацаны ваши одобрят.

— Да?

— Ну, мой от этого всего прётся.

Не знал, что у Лешего сын есть. Наверное потому, что не спрашивал никогда. Штатом Ящер занимается, я в эти вопросы не лезу.

— Сколько твоему?

— Четыре. Почти как вашим.

— Жена?

— Жена-красотка! — Выпячивает грудь.

— А что ты ей на уши навешиваешь, когда на работу уходишь?

— В смысле?

— В коромысле. Чо, неужели она знает, что ты в охране у всяких мутных типов работаешь?

— А как? — Искренне удивляется. — СанАндреич, мы семья всё-таки. Динка у меня не то, чтобы в восторге, но она знает, что я свою работу люблю. Секретов у меня нет, все решения вместе принимаем. А как по-другому?

— Не говорить.

— Зачем? Тут скрыл, там утаил, немного соврал, а оно потом в снежный ком превращается и несётся на тебя с горы. И обязательно догоняет. Может, не сразу…

— Да понял, понял. Ну, Леший, оно же не безопасно. Работа у тебя, мягко говоря, специфичная. Мало ли кто прессануть решит.

— Ну, от того, что я врать жене буду, работа менее опасной не станет. Предупреждён, значит вооружён, так вроде? — Философски изрекает Леший и отворачивается к окну.

Зависаю на пару минут на этой мысли и ловлю, как это модно сейчас называть, инсайт. Это простая истина — от того, что ты скроешь неприятную правду, дерьмо никуда не денется. Можно завернуть ложь в красивую упаковку и перевязать яркой лентой, но это ни на грамм не уменьшит разочарования.

И Лика моя ничуть не хуже чужой Дины или любой другой абстрактной барышни. Лика умная и рассудительная, взрослая женщина. Но почему я не могу развидеть в ней ту маленькую девочку, которую хочу спасти от несправедливости мира? Ведь мы были бы куда эффективнее, если бы работали в команде.

Телефон звонит.

— Да.

— Александр, вы на месте? — Голос Элеоноры чуть взволнованно вибрирует.

— Два часа как!

— Замечательно. Я всё подготовила и расчистила дорогу, как вы и просили.

— Не хотите посвятить меня в подробности?

— Просто делайте, как я сказала. Аварийный выход с торца будет открыт. Зайдёте внутрь. Детей вам приведут. Просто дождитесь сигнала. Угловое окно второго этажа.

Сбрасываю.

Тычу пальцем Лешему в окно второго и жду.

Что мне остаётся?

Я готов ждать сколько угодно…только недолго.

Не верю я этой Элеоноре, и та сумма, что я отстегнул, совсем не является гарантом её добропорядочности. Скорее, наоборот. Это маркер продажности, и дело, как всегда, стоит за ценой. Надеюсь лишь, та цена, что я заплатил, показалась ей достаточной.

Вполне возможно я жду этого условного сигнала, и как только покину машину, нас с Лешим обстреляют из кустов.

А чо? В духе Мартынова!

Хорошо хоть, что пацаны там смотрят.

В окне на мгновение включается свет. Тут же гаснет. И снова: включается — гаснет.

— Пошли.

Беспрепятственно заходим на территорию интерната, идём к аварийному выходу. Дверь открыта, внутри темно, только допотопная лампочка в конце длинного коридора тускло освещает поворот к лестнице.

Леший подбирается, вытягивая весь свой центнер мускулов по струнке. Руку держит на пояснице — там пушка. На всякий случай.

Слышу движения.

— Давайте, быстренько. — Женский шёпот и топот двух пар маленьких ножек.

На свет выходит немолодая женщина, ведёт за руки львят. Они сонные, с заспанными глазками, щурятся от света и непонимающе оглядываются по сторонам.

— Дядя Саса! — Тёмыч первый видит меня. Бросается вперёд.

За ним Сёма.

— Дядя Саса!

Всё внутри меня обрушивается вниз. Я ещё никого не спас, не увёз в безопасное место, но мне просто хорошо от того, что

дети мои

рядом.

Бегу к ним, падаю на колени и сгребаю львят в охапку. Сжимаю в кулаках капюшоны лёгких курточек. Пальцы так судорожно сжимаются, что я чувствую онемение.

Мои пацаны. Мои мальчики. Львы!

Пружина внутри меня расслабляется, так и не выстрелив. Облегчение накатывает лютой волной эйфории. Она топит разум, и остаются какие-то инстинкты: я должен

защищать

. Это моя прямая обязанность, которой я пренебрегал из каких-то собственных упоротых представлений о том, как должен вести себя глава семьи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Дядя Саса, а мы игвали.

— Играли? Не обижали вас тут? — Поднимаю взгляд на женщину-конвоира.

Она отвечает мне робкой улыбкой.

— Мальчики у вас очень контактные. Элеонора Юрьевна мне объяснила вашу ситуацию. Очень жаль, что вам пришлось это пережить.

— Жалость ваша мне не нужна. Разберитесь лучше с беспорядками, которые прямо перед вашим носом происходят.

Выходим на улицу, Леший помогает усадить пацанов в детские кресла и пристегнуть.

— Мы поедем домой? — Спрашивает с надеждой Сёма.

— Нет, не домой.

— Уу. — Скулят в унисон. — А куда ми поедем?

— Вам понравится. Вас там ждут новые игрушки.

— А мама?

— И мама скоро туда приедет.

— А ты?

— Я тоже приеду сразу после того, как заберу вашу маму.

Пока везём пацанов в коттедж, они отрубаются.

Леший, как батя на опыте, подсказывает мне, что будить не стоит. Переносим львят в дом, укладываем на большую двуспальную кровать.

Сёма подрывается на короткую секунду, мечется взглядом по комнате.

— Тише, тише. Хорошо всё, спи. — Глажу по густой гриве. Укладываю обратно.

— Папа? — Глаза осоловелые. Обхватывает мою руку, притягивает к себе, закидывая на бочок. — Ты меня обими, пап…

— Конечно. — Сглатываю ком в горле.

Обнимаю.

И обтекаю тихо от ахуя.

Папа…

Глава 27

Саша.

Еду к Лике.

С мальчиками остался Леший.

Они побудут некоторое время там, в моём доме загородом. Потому что квартира Лики больше не безопасное место. Мартынов не брезгует использовать любые ресурсы, до которых способен дотянуться. Но под охраной Лешего, уверен, ничего с ними не случится.

Я теперь на этого бугая смотрю иначе. Отцовская солидарность, или что это? Но за грудой мышц у Лешего, оказывается, огромное сердце. Я думал, парни из частной охраны по дефолту холостые, не обремененные проблемами простых смертных.

А когда у Лешего выходной был? Когда он сынишку своего в последний раз видел? Жену обнимал? Когда семью возил в парк, на каруселях покататься?

Как только закончатся эти танцы с бубном и бабками вокруг Мартынова, дам парням своим отгулы. А может, вообще распущу. Нахрена мне частная охрана, если опасность, висящая лезвием гильотины над моей головой, исчезнет?

Я так в свои проблемы упоролся, что вообще забыл о том, что реальность жестока не только ко мне и моей семье. Перестал смотреть по сторонам и сосредоточился на собственных неприятностях.

Я сейчас будто медленно выезжаю из тёмного тоннеля. Окружающий меня мир начинает обрастать мелкими деталями и подробностями, которых раньше я увидеть не мог. Эта новая реальность красочная, интересная, живая. И я больше не хочу возвращаться в свою темноту. Она пустая. В ней никого, кроме меня.

А здесь, вот. Леший — папа.

И я тоже — папа.

Еду и улыбаюсь, как последний кретин.

Папа.

В устах моего ребёнка это слово прозвучало, как самый привилегированный титул. Титул, которого я, возможно, не достоин.

У меня нет права требовать чего-то от Лики, но в моих силах постараться сделать так, чтобы она хотя бы начала смотреть в сторону нашего примирения.

Пусть даже она не пустит меня в семью на правах своего мужа, но позволит видеться с детьми и принимать участие в воспитании.

Кому там желания загадывать? Богу? Вселенной?

Тихо захожу в квартиру, потому что Лика спит.

Крадучись иду в спальню.

Лика сидит на подоконнике, курит в окно. В комнате темно, и только луна подсвечивает серебром силуэт и нежный профиль.

Долблю костяшкой пальца по дверному косяку, обозначая своё присутствие.

— Какая по счёту?

— Мм… — Лика задумчиво смотрит на тлеющую сигарету. — Вторая. Вроде. Или третья.

— Ты много куришь.

— А ты вечно где-то пропадаешь. — Говорит спокойно, без претензии.

Просто печальная констатация факта, и мне нечего возразить.

— Я решал…

— Ты решал. — Стучит пальцем по сигарете, стряхивая пепел. — Ты вечно всё решаешь сам. Какие-то тайны, секреты. Ты мог хотя бы разбудить меня.

— Не хотел беспокоить.

— Получилось? — С вызовом вздёргивает бровь.

Поворачивает резко лицо ко мне. Бросает наполовину скуренную сигарету в окно, спрыгивает на пол.

Одергивает пижамные шортики и садится на край постели, вытянув длинные ноги.

— Я проснулась, а тебя нет. Я уже не знаю, что мне думать в такие моменты. Что тебя выкрали? Что ты поехал на какую-то бандитскую разборку? Что ты можешь схватить шальную пулю и…не вернуться больше к нам?

Опускаюсь на пол к её ногам, упираюсь лбом в острые колени, обнимаю двумя руками. Лика зарывается пальцами в мои волосы, нежно перебирает пряди.

Мы молчим оба, хотя мне есть, что сказать.

Я хочу объяснить, что понял. Может, не всё, но ту важную часть, от которой нас обоих триггерит. И что хочу исправиться, лишь бы только она дала мне ещё один шанс. Но это снова

слова

. Моим словам она давно перестала верить.

Это замкнутый круг.

Я не смогу завоевать её доверие, если она не позволит мне этого. А она не позволит, потому что не верит больше. И мне не в чем её винить, я собственными руками довёл свою женщину до этого страшного состояния безысходности.

Она, словно зверь, попавший однажды в поставленный человеком капкан, не может без опаски смотреть на протянутую к ней ладонь.

— Саш, я не могу так жить. — Словно в подтверждение моих мыслей, произносит Лика. — Это страшно. Я просто не вынесу. Ты столько раз позволил мне разочароваться. Испугаться. Додумать. Я не железная. Мне больно.

Её слова режут по живому. Сложно быть причиной чужой боли и не знать, как это исправить.

Но я, отчасти, и себя тоже жалею. Не хотел я этой хуйни.

Я не плохой человек. Не плохой.

Не аморальный урод. Не беспринципная сволочь. И у меня были причины для того, чтобы поступить так, как я поступил.

Во мне тоже бушует шквал эмоций. Но многие из них — пустые проекции боли, страха и старых детских травм, которые всю мою жизнь превратили в какой-то марафон «сдохни или умри». Мне нельзя это сейчас из себя извлекать, но оно кипит и омывает внутренности ядовитой волной.

Если бы я знал, во что всё выльется, никогда бы так не поступил. Но я никак не могу повлиять на прошлое. Никак.

Мне тоже больно

.

— Я понимаю, что совершил много ошибок, но не прогоняй меня. Пожалуйста, не прогоняй.

— Аристов. — Сжимает пальцы в моих волосах, заставляя поднять голову. — Что ты со мной делаешь?

Смотрю в её глаза, как преданный пёс. В тёплом омуте медовой радужки так много эмоций, что мне всё не унести. И корёжит меня не по-детски.

Я могу на коленях вымаливать прощение. Могу клясться в том, что всё теперь в нашей жизни будет иначе. Могу обещать звёзды и все сокровища мира. Но Лика уже заплатила слишком высокую цену за мои обещания дать ей безопасность.

Только поступки.

Только намерения, подкреплённые

реальным

результатом. Таким, который Лика может ощутить, увидеть, оценить.

Иначе пиздабол ты, Аристов, и можешь со своими обещаниями катиться с самой высокой горы прямиком в адский котёл.

— Женщина моя… — Шепчу, вырисовывая на коленях Лики узоры пальцем. — По львятам своим соскучилась?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 28

Лика.

Глажу двойняшек по волосам, осторожно сжимаю маленькие ладошки, не могу оторвать взгляда от носиков-пуговок и густых чёрных ресниц. Сёма и Тёма спят крепко и сладко, а я лежу рядом и слушаю самый чудесный звук — едва слышное сопение моих львят.

Кровать большая, мы втроём едва занимаем половину, но всё равно лежим так тесно друг к дружке, что между нами нет ни сантиметра свободного пространства.

Мне больше ничего от этой жизни не нужно: ни денег, ни бизнеса, ни других маркеров успешного успеха. Это ничто, когда над тобой и твоей семьёй зависает реальная угроза.

Я борюсь с желанием разбудить двойняшек, чтобы услышать их писклявые голоски. Расспросить о том, как с ними обращались. И если плохо — разбомбить то место и людей, причастных к произошедшему. Или, ещё лучше, натравить на них Аристова, чтобы пооткручивал головы. Я знаю, что он может.

Мне иррационально хочется дать ему шанс получить прощение. Не простить прямо сейчас, нет. Во мне пока слишком много эмоций, которые не подлежат анализу. Но хотя бы начать думать о том, чтобы подумать… Вот так.

У меня фантомно болит внутри то, чего давно уже нет. Я знаю, что сильная, и что справлюсь, даже если он не сдержит своих обещаний и бросит меня снова. Я не боюсь тех решений, которые мне придётся принимать, чтобы снова встать на ноги. Но я боюсь отката. Боюсь опять оказаться в моменте, когда родной человек отказывается от тебя, не объясняя причины.

А пока Аристов не решил свои вопросы с Мартыновым, причин для сматывания удочек у него целая гора. И мне отношения, едва держащиеся на костылях, не нужны.

Слышу тихие шаги. Дверь медленно приоткрывается.

Закрываю глаза.

— Лика, спишь? — Шепчет Саша.

Я лежу спиной к двери, не вижу Аристова, но чувствую, как его взгляд вкручивается шурупом между моих лопаток.

Не двигаюсь.

Я не хочу сейчас разговаривать ни о чём. Мне бы просто пару часов передышки. Простого человеческого полежать с детьми. В ощущении безопасности. Целостности.

Саша закрывает за собой дверь. Слышу, как за моей спиной шуршит одежда, брякает пряжка ремня. Матрас под весом чужого тела продавливается, и мои плечи накрывает тяжёлая большая лапища.

Собственническим жестом он сгребает меня в охапку, почти втрамбовывая в своё тело. Мне горячо и приятно от его прикосновений и от контраста наших тел, но я не успеваю разогнать эту мысль. Уставшему мозгу становится вдруг так спокойно и безопасно, что он почти моментально отключается.

Мы засыпаем на большой кровати, как настоящая семья.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 29

Саша.

Сон рваный, тревожный. Я периодически выныриваю из него в неадеквате, и снова проваливаюсь в эту жесть. Мне снится разное, но в основном про то, что я предал семью. Этот месседж завёрнут в хитровыебанные метафоры, но смысл читается между строк.

Мне снится отец с окровавленным ножом в руках, и лицо его медленно трансформируется, превращаясь в моё. Мне снится и мать, некрасиво застывшая, с кровавым пятном на животе. Её лицо густой массой стекает вниз, обнажая истинные черты. В них без труда угадывается Лика. Мне снюсь и я сам, замерший испуганно у мёртвого тела, сжимающий маленькими пальчиками липкий, влажный халат матери.

На очередном вираже просыпаюсь от ощущения, будто тело камнем ухнуло вниз с высоты. Дёргаюсь и подрываюсь в постели.

В комнате ещё темно.

Сердце долбит в рёбра тревожно и нервно. Отыскиваю руками Лику, затем нащупываю ножки двойняшек: одна пара, вторая.

Все на месте.

Выдыхаю. Падаю обратно на подушку.

В висках ударами пульсирует кровь — словно чугунной сковородой прям в башку. Дышу громко и поверхностно.

— Саш? — Бормочет сонно Лика. — Всё хорошо?

— Спи.

— Кошмары?

— Нет, нормально.

Она находит наощупь мою руку, сплетает наши пальцы.

— Мы рядом. — Шепчет едва слышно и тут же ладонь её обмякает в моей.

Засыпает.

Обнимаю Лику, зарываюсь носом в её волосы. Её аромат — это что-то на божественном. Он дарит мне покой и острое ощущение, что я жив.

Ничто не кончено, пока мы живы. Любую хуйню можно исправить, починить, залатать. Вопрос лишь в том, насколько ты готов к тому, что латать и чинить придётся, возможно, всю оставшуюся жизнь.

Отгоняю все мысли от себя, словно назойливых мух.

Спать. Спать.

Отключаюсь.

Просыпаюсь, когда солнце уже во всю гуляет по комнате, исследуя все доступные углы. Лики и двойняшек рядом нет. Интуитивно напрягаюсь.

Из открытого окна доносятся визги и детский смех. И всё моё существо тянется туда, к семье.

Наспех чищу зубы, одеваюсь. Завариваю чай, собираю на поднос первые попавшиеся стаканы и вылетаю пулей во двор со всем этим добром.

Это моя тайная фантазия — сидеть со своей семьёй на заднем дворе дома. В тишине, в безопасности лона природы, и просто пить чай.

Заваливаюсь в одно из плетёных кресел, которые стоят вокруг небольшого овального столика. С мечтательной улыбкой наблюдаю за тем, как Лика то носится за пацанами, то с воплями удирает от них.

Кааайф на максималках.

Леший идёт, понурый какой-то. Портит мне блин всю картину своим унылым фейсом.

— СанАндреич, там это...

— Ну?

— Север приехал.

— И что, ты его за воротами держишь?

— Да злой он, как чёрт. Может, не пускать?

— Этот без мыла в задницу залезет, куда ты его не пустишь?

— Ну, хэ зэ. — Пожимает плечами. — Я предупредил.

Уходит, а через пару минут на тропинке между высоких кустов появляется Север. Реально, злой, как чёрт. Вышагивает походкой терминатора и сверлит меня испепеляющим взглядом.

Ооой, мля…

— Приветствую. — Тяну руку.

— Ага. — Жмёт крепко. — Я вот, Аристов, не понимаю немного. Ты тупой или отбитый просто?

— Ты скажи, щас будет конструктивная критика?

— Неконструктивный разъёб. — Раздувает ноздри гневно. — Ты с ума сошел, Аристов? Я ведь тебя просил не лезть. Подождать просил! Русским, мать твою, языком.

— А что случилось-то? Ну, выкрал детей. Своих. Которых у меня совершенно безосновательно забрали. Не имел права хочешь сказать?

— Выкрал! Это, Саня, подсудное дело! Кто задницу твою прикрывать будет, а? Я ведь хотел по-человечьи, чтобы после этой истории с Мартыновым все спокойно продолжили жить свою жизнь, а не таскались по судам, пытаясь что-то кому-то доказать. Да они не посмотрят на то, что тебе там несправедливым показалось. Есть жалоба в опеку, есть акт проверки. У них всё на бумажках чёрным по белому, а то, что у тебя какие-то свои нормы морали — это их не волнует.

Да, он прав, может. Но я в таком ахуенном дзене сейчас, что мне до звезды на суды, на мораль и прочее.

— Север, ну, ты просто посмотри на это. — Машу рукой в сторону.

Лика бегает за львятами. Догоняет Тёму, подхватывает со спины за подмышки и кружит в воздухе. Тёмыч радостно верещит, Сёма занимает место в очереди — ему тоже надо маминого внимания.

Весь свет этого мира будто сосредоточился на моей лужайке, вот там, где эта чудесная женщина играет с нашими чудесными детьми.

И Лика вся светится от счастья. Я давно не видел такой широкой и искренней улыбки на её лице.

— Разве это не стоит всего пиздеца? Да я все готов отдать, чтобы вот так было и дальше. И мне вообще фиолетово на то, что ты мне скажешь. Не правильно? Не законно? Плевать. Я делал то, что мог, с тем, что имел.

Север смотрит на Лику. Поджимает губы.

— Я понимаю, Сань. Но проблемы могут догнать.

— Разберусь. Заплачу денег. Пригрожу. Запугаю. Обману. Надавлю. У нас же система как-то так и работает, да?

— Ай, хрен с тобой. — Цокает Север. Садится в плетёное кресло рядом, по-хозяйски наливает чай в мою кружку. — Считай меня малодушным, но я пиздец, как рад, что мне в жизни не нужно таких решений принимать.

— Да ты погоди. Ты ещё и не в такое дерьмо встрянешь, когда влюбишься.

— Может быть, может быть. — Мычит отстранённо.

И всё не отлипает взглядом от Лики.

Я вижу, как он смотрит на неё. Как ловит каждое изящное движение стройного тела. Я знаю, что подобные взгляды означают, и сердце ревностно долбит внутри.

Здоровая конкуренция — это даже полезно, но с Севером мне конкурировать не хочется. Есть в нём что-то родственное моей душе, а война за женщину всегда подразумевает, что в победителях останется лишь один.

Заслоняю ему обзор ладонью.

— Север. — Голос мой твёрдый и холодный, пропитанный угрожающими нотками. — Влюбишься когда-нибудь. Но не в неё. Она уже занята.

— Правда? — Насмешливо вздёргивает бровь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А есть сомнения?

— Отелло, не паникуй. — Ныряет взглядом в стакан с чаем. — Я, вообще-то, по важному делу заехал.

— Я думал, ты приехал, чтобы меня отчитать, как школьника.

— Это бонусом. — Вытаскивает из кармана визитку. — Достучался до Князева. Не просто было, но… В общем, дальше ты сам. Он согласен слить всё, что у него есть на Мартынова. Только действовать надо тихо, потому что у нас «на Олимпе» полно тех, кому такая сделка покажется невыгодной. Мартынов успел прикормить местных божков.

— Понял, спасибо. — Забираю визитку, прячу в карман как раз в тот момент, когда Лика обращает на нас внимание.

Она радостно машет Северу и идёт в нашу сторону.

Походочкой, блять, от бедра!

И я борюсь с желанием броситься к ней и закрыть собой от жадного взгляда Севера.

— Выдыхай. — Ржёт Север, глядя на мою наверняка красную от натуга рожу.

— Здравствуйте, Данил. — Лика садится между мной и Севером. — Что-то случилось?

— Моё появление теперь ассоциируется у вас с проблемами?

— Это вы сказали, не я. — Лика хитро улыбается, щурясь от яркого солнца.

Ты что, женщина, флиртуешь?!

Ааа! Бля!

Гашу рефлексы закинуть её на плечо и унести в пещеру.

Спокойно. Мы ж просто разговариваем, да?

— Лика, вы знали о планах Саши? Одобрили это?

— Думаете, я раскаиваюсь? — Переводит пытливый взгляд на бегающих по газону малышей. — Мы с мужем спасали свою семью. И если вам интересно, я бы повторила это вновь. Нарушила бы столько законов, сколько потребуется, но вернула бы своих детей.

— Видимо, это означает «да». — Север медленно качает головой, словно додумывает внутри себя какую-то мысль. Но в его голосе нет осуждения. — Ну, я получил ответы на все свои вопросы.

Встаёт.

Встаём с Ликой тоже.

— Может, останетесь и пообедаете с нами?

— Лик, ну ехать нужно человеку. — Выдавливаю плечом Лику подальше от Севера. — Давай. Заглядывай как-нибудь!

— Ага. — Салютует ладонью. Проходит пару шагов и оборачивается. — Кстати, вы любите пейнтбол? На работе подарили сертификат…

Схлёстываемся с ним ревностными взглядами.

Дуэль, значит?

Ладно, давай постреляемся.

Глава 30

Лика.

Дом Аристова за городом. Утопает в весенней зелени и ароматах цветущей яблони. На заднем дворе полно места для активных игр с двойняшками, а детская ломится от игрушек.

Пацаны в восторге. Особенно после того, что пережили.

Я не знаю, сказалось ли это «приключение» на не окрепшей детской психике, но всё равно перманентно чувствую себя плохой мамой. Потому что позволила. Допустила. Не обеспечила безопасность.

Стараюсь не загонять себя в угол мрачными мыслями — успею, когда всё закончится. Потом можно и в депрессию, и может даже поплакать…

Саша не разрешает выходить за территорию дома. В любое другое время я бы расценила это, как посягательство на личные границы, но сейчас слушаюсь. Мне и не хочется никуда. Здесь у меня — всё. А что там?

Опасный мир?

Я туда не хочу.

И я будто снова превращаюсь в маленькую девочку, которая не может найти опору внутри себя. Это бесит. Потому что я думала, этот паттерн поведения давно в прошлом.

В столовой накрывают обеденный стол. Зову двойняшек, усаживаю в новенькие высокие стульчики.

Ужинаем.

Саша вставляет в рот две хлебные палочки, как клыки. Рычит.

Львята тут же включаются в игру, теряя интерес к еде. Повторяют за папой.

Двойняшки — это маленькие копии Сашины. Словно на ксероксе напечатаны. И глупо, конечно, отрицать невидимую связь, которая между ними установилась. Но я всё ещё не готова рассказывать мальчикам правду.

А может, они и сами уже всё поняли. Дети иногда понимают больше взрослых.

Саша своим примером показывает, как и сколько нужно есть, чтобы стать большими и сильными, как он.

Он большой. И сильный. Да.

Гора.

И пацаны, замотивированные перспективой, с охотой уплетают ужин.

У меня так не получается. Чтобы их накормить, мне нужно с шаманским завыванием плясать вокруг стола и уговорами упрашивать съесть хотя бы пол порции.

Конечно, ведь «станете сильными, как мама» — так себе перспектива.

Двойняшки расправляются с содержимым своих тарелок первыми и перетекают на пол, к игрушкам. Возятся рядом с роботами и машинками.

Остаёмся за столом вдвоём.

Молчим сначала, сосредоточившись на мраморных стейках, но потом я ломаю тишину.

— Давно ты купил этот дом?

Саша активно работает челюстями, пережевывая кусок мяса.

— Года два назад. Но я здесь не жил.

— Зачем он тебе одному, такой большой?

— Это инвестиция. В надежду. Я всегда мечтал увидеть в этом доме тебя и своих детей.

— Ясно. — Ковыряюсь без аппетита в своей тарелке. — Нравится картинка?

— Картинка — да, только контекст мешает. — Улыбается одними глазами.

Отвлекается на телефон.

Хмурит брови, и между ними собирается глубокая складка. Что-то печатает.

Я напрягаюсь сейчас от каждого постороннего шороха, каждого телефонного звонка. Или когда Леший появляется внезапно с лицом тяпкой. Паранойю немного. И пытаюсь по Сашиным эмоциям считать хоть какую-то полезную для себя информацию.

Мне сейчас тоже в супергеройскую стойку надо? Мы снова будем с кем-то драться? От кого-то убегать?

Боже…

Стучу ногтями по пустому бокалу. Саша поднимает на меня вопросительный взгляд.

— Порядок?

— Это я хотела у тебя спросить.

— Лик, у меня всё под контролем.

— А там что? — Коротко киваю в сторону телефона.

Саша зависает на пару долгих секунд. Мечется. Шестерёнки в его голове движутся с почти реальным скрежетом.

Я вижу, как его ломает от моего простого вопроса.

Снова секреты, Аристов?

Как же ты раздражаешь!

— Север пишет. — Говорит Саша наконец, хоть и с неохотой. — У него есть подозрения, что Ящер во всей этой истории не случайная фигура.

— Нам надо беспокоиться?

—

Мне.

— Поправляет. — Мне надо. А вы ни о чём не паритесь и живёте здесь, в безопасности.

— И что там, с этим твоим чешуйчатым другом?

— Мутно.

— Саша… — Красноречиво вздыхаю.

Я не собираюсь идти и разбираться со всеми этими людьми. Мне просто нужно знать, что происходит. Быть в курсе.

Это

важно. Как я могу доверять ему, если он не доверяет мне?

Поэтому я пытливо смотрю ему в глаза. Мне важно, какое решение он сейчас примет.

Саша вскидывает руки вверх, сдаваясь.

— Это сложно. — Нервно смеётся. — Идея влезть в закрытый аукцион принадлежала Ящеру. У него не было денег, но были связи в банке. У меня не было связей, но были свободные бабки, которые я жаждал куда-то вложить и преумножить.

— Отличный план. — Саркастично вздёргиваю брови. — Всё прошло, как по маслу.

— Ой, женщина… — Подливает мне вино в бокал. — Пей и кушай. Займи рот. Или я ему другое занятие придумаю.

Горячая волна разливается внизу живота.

Послушно пью вино. Вкусно. И уже немного ватно в голове, потому что алкоголь плюс расшатанная нервная система — это убийственное комбо. Но сейчас меня всё устраивает.

— И что ты думаешь делать с этим Ящером?

— Прессану.

— Ты хотел сказать «поговорю»?

— Ну… Те же яйца, только в профиль. — Машет задумчиво вилкой в воздухе. — Одна хуйня.

— Аристов! — Шикаю, стреляя глазами в пацанов.

Лупит себя по губам.

— Нет, Саш, эти игры в опасных мальчиков нужно заканчивать, если ты хочешь что-то в своей жизни изменить. Прессовать — это как раз то, что мы должны оставить в прошлом. Насилие пораждает насилие. Ненависть — ещё большую ненависть. Месть и прочие бандитские атрибуты — дорога в никуда.

Подперев щеку ладонью, смотрит на меня поплывшим взглядом. Растягивает губы в улыбке блаженного.

— Ты слушаешь?

— Помурчи ещё. — Под столом кладёт руку на моё колено. Гладит.

— Аристов! Я серьёзные вещи говорю.

— А я весь тебе внимаю. Разве не заметно?

— Заметно, что ты не о том думаешь. Фокус верни куда надо.

Подбирается. Выпрямляться на стуле.

— Да не хочу я, куда надо. — Вытирает рот салфеткой. Отбрасывает на стол.

— Понимаю. Больно, да? Когда в спину стреляет тот, кому доверяешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вот и пасхалочки подъехали. — Бурчит. — Я дебил. Последняя скотина. Сколько раз мне нужно раскаяться, чтобы ты поверила, что я всего этого не хотел?

Пожимаю плечами.

Я уже все важные выводы для себя сделала. И индульгенцию Аристову выдала, просто этого пока не показываю.

Он не плохой человек, никогда таким не был. Иногда доверчивый, опекающий, слишком переживающий за близких — спасибо детским травмам, да. Но не плохой. Такие, как Аристов, никогда исключительно в собственных интересах не действуют, и не ищут выгоду во всём, к чему прикладывают руку.

И все его проступки я уже внутри себя разложила на составляющие и с ними смирилась, согласилась.

Не мог он иначе. И я бы, наверное, поступила так же, окажись в такой ситуации.

Но во мне ещё много обиды, которую я не могу проговорить внятно словами, поэтому она вырывается иногда желчью и сарказмом. Отравляет воздух между нами.

Хочется потопать ножкой, покричать, надуть губы. Хочется упасть в детскую позицию и просто ничего не предпринимать — переложить ответственность со своих плеч на его, и чтобы он сам думал, что со всей этой ношей делать.

— Ладно. — Примирительно. — Поговорю с Ящером. Без рукоприкладства.

— И без прессинга.

— Может, мне его ещё на свидание пригласить? Надушить розовой водой письмо и отправить с белым голубем?

— Ваши вкусы очень специфичны. — Улыбаюсь.

Ладно, не так всё плохо.

Если человек готов идти на компромиссы с самим собой, значит, есть кого там ещё спасать.

Глава 31

Саша.

Мы неделю безвылазно в доме. Это будто наш собственный мир, накрытый куполом, задрапированный тяжёлыми складками густого леса. Меня устраивает всё, кроме мысли, что бесконечно так продолжаться не может.

Встреча с Князем назначена. Осталось дождаться. И дожить.

Хотя из-за последнего я теперь меньше переживаю — Мартынов тоже не отсвечивает, будто знает, что на него собирают компромат. Меня это напрягает. Если он вчешет из страны, у меня ресурсов не хватит, чтобы выследить и поймать. А поймать нужно.

Потому что в этой истории необходимо поставить точку. Без Мартынова, полирующего казённые унитазы, это не точка, а вопросительный знак.

Мы все уже устали от вопросительных знаков и хотим определённости.

Ящер названивает круглыми сутками. Гашусь.

Я пока не уверен в том, что он во всём этом замешан. Наивно отбрехиваюсь от мысли, что этот человек может предать. Слишком хорошо помню, как он бросился наперерез пулям и схлопотал за меня.

Так поступил бы либо настоящий друг, либо отбитый наглухо. Но Ящер не отбитый.

Кручу в руках вибрирующий телефон.

Нет, разговаривать с ним сейчас я не буду. Наговорю хуйни. Надо приглушить эмоции и вообще разобраться как следует в ситуации. Север с этим обещал помочь, поковырять там из системы.

Леший появляется на пороге кабинета.

— Там опять этот…

— Снова злой?

— Да нет, нормальный. Вроде. Не знаю, по роже его не прочитаешь.

Север сюда шатается, как к себе домой.

Я не возражаю. Нормальный мужик. И много делает для того, чтобы Мартынова прижучить — это в его интересах тоже.

Не нравится мне только то, что он на женщину мою плотоядно смотрит. В открытую не действует, но я неосознанно секу все его многозначительные взгляды в её сторону.

— Ну, пусти тогда. Что ты гостей за порогом держишь.

— Он там это… С сюрпризом.

Сюрприз? Ненавижу, блять, сюрпризы.

Если букет для Лики притаранил — уйдёт с розами в заднице.

— Ладно, чо. — Развожу руками.

Выхожу за Лешим из дома.

От ворот нам навстречу идёт Север. Ведёт рядом с собой на строгаче немца, здорового и матёрого.

— Приветствую. — Тяну руку.

Север, вместо рукопожатия, вкладывает в мою ладонь поводок.

— Слушай, Аристов, у меня к тебе дело. Важное. Фрейда комиссовали, нужна передержка.

— Да ты гонишь?! Фрейд? Какая мне собака?

— Это две недели, может, месяц. Пара месяцев максимум. Пока у меня ремонт не закончится. Я потом его заберу.

— Не, брось! Тут и так цирк с конями каждый день. Да и я, честно говоря, не собачник.

К кошакам я лояльней гораздо. Не зря ж у нас тут целый прайд.

— Аристов, я ради решения твоих проблем разве что на голове не стою. — Холодно смотрит из под бровей. — Твоя очередь подсобить.

Фрейд втягивает воздух большими ноздрями. Тычется мокрым носом мне в колено и чуть слышно поскуливает. Нервно перебирает передними лапами по гравию.

— Сань, это настоящий профессионал. Лике плюс сто к спокойствию. Ты с этой собакой можешь весь свой штат головорезов распустить.

Леший за моей спиной недовольно прокашливается.

— Шабака! — Слышу радостные визги, полные неподдельного восторга.

Нет, не двойняшки. Лика!

Бежит моя Лика к нам, теряя на ходу тапки.

Искра. Буря. Безумие.

Ко мне-то она так никогда не несётся…

— Кто это у нас такой шладенький? — Садится перед Фрейдом на корточки. — Кто это у нас такой хорошенький? Кто хороший мальчик? Кто милый пупсик? Какой же ты зайчик…

Фрейд вываливает из зубастой пасти розовый язык. Подставляется под ласку. И если бы не строгач, который я в натяг держу в руке, то завалился бы уже кверху пузом этот охранялкин.

Север с Лешим зависают, разинув рты. Я, наверное, выгляжу так же обалдело. Потому что шкала мимишных фраз, которые Лика позволяет в мою сторону обычно ограничивается диапазоном от «Аристов, как же ты бесишь» до «Аристов, закрой рот».

Вот так.

Не понимаю…

Я тоже волосатый, лохматый. И глаза у меня — умные, добрые. Тогда почему он — зайчик, а я «ой, Господи, сил моих нет»?!

— Ну что, подержите у себя? — Север криво улыбается. Знает, что решение уже принято.

— Нет. — Стою на своём. Хотя понимаю — бесперспективняк.

Мне теперь Ликино внимание ещё и с собакой делить? Самому мало…

— Ну, Саш! — Лика смотрит снизу вверх. У самой глаза, как у брошенного щеночка. — Ну, давай оставим? Смотри, какой он несчастный!

— Кто будет за ним ухаживать?

— Мы. Все вместе. — Ходит козырем.

У меня гиперфикс на вот этом «все вместе», и Лика, конечно, в курсе.

Север жук. По-любому выкупил, что нужно собаку свою сразу притащить в дом, тогда без вариантов. Даже если бы Лика не согласилась, двойняшки бы не устояли.

Вздыхаю.

— Ок. Фрейд на твоей совести.

— Вии! — Лика радостно пищит, бросается мне на шею и звонко чмокает в щёку.

Плыву.

Ёпт, женщина… Ты б сказала, я бы тебе всех собак из ближайшего района притащил.

Передаю Лике поводок, они с Фрейдом убегают счастливые.

Север складывает руки на груди и победно усмехается.

Радуйся, ага. Посмотрю, как ты потом эту собаку будешь забирать. Чую, Фрейд сюда на ПМЖ переехал.

— Будут ещё сюрпризы, или ты поехал?

— А что, даже чаю не попьём?

Идём в дом.

Наливаю нам чай, поглядывая в панорамное окно, выходящее во двор. Лика уже подтянула двойняшек, и они носятся, как стадо газелей, под заливистый лай Фрейда.

— По поводу Ящера. — Север вытаскивает из внутреннего кармана какие-то распечатки. — Плохие новости.

Кладёт бумаги на стол.

Не хочу их брать. Смотрю с брезгливостью, потому знаю, что там грязь какая-то. И я не тороплюсь в неё нырять, будто это может изменить факты. Оттягиваю момент, который поставит крест на нашей с Ящером дружбе.

— Сань, короче, скажу как есть. Ящер, ещё до сделки вашей, на Мартынова работал. Так и узнал про этот закрытый аукцион. Ливнул, видимо, но его достали. Не знаю, почему не закопали где-нибудь в лесу, но полагаю, в тебе дело.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мхм.

— Ты ему про семью рассказывал?

— Общими фразами.

— Без конкретики?

— Без имён и адресов, да. — Отвечаю, понимая, куда Север клонит.

Веду ладонью по лицу.

Ну, лошара ты, Аристов!

А всё равно верить в это не хочется. Ну не может человек три года рядом пастись и ни разу не проколоться. Не может.

Или это я упоролся в святую веру?

Сам ведь твержу вечно, что всё можно купить: вещи, комфорт, людей. Даже любовь и дружбу.

— По этому поводу не переживай. — Трактует по-своему мой озадаченный фейс Север. — Мы твоего Ящера прижмём и поймаем. Пойдёт, как соучастник.

— Нет. Я сам. Хочу побеседовать с ним.

— Сань. — Со скепсисом. — Нехер с такими людьми беседовать. Их сажать надо.

— Спасибо за инфу. Но тут я сам.

Выхожу во двор, к семье.

Глава 32

Саша.

Лика готовит ужин. Уютная женщина мурлычет у плиты уютные песенки, виляя крутыми бёдрами в такт. Мы с Фрейдом топчемся рядом: поддерживаем моральный дух, но больше, конечно, мешаем. Фрейду перепадает иногда мясо или сыр, мне — полотенцем по заднице.

Двойняшки играют неподалёку. То болтаются на Лешем, облепив его, как обезьянки, то бегают за ним со звуковым аккомпанементом маленького, но гордого индейского племени.

— У них там всё хорошо?

— За детей не волнуйся.

— Я больше переживаю за твоего телохранителя. — Лика перемешивает ложкой густой овощной соус, даёт мне попробовать.

— Мм… — Жмурюсь, как кот, который получил сметаны. Вкусно! — Думаешь, надо найти няню?

— Думаю, надо перехантить этого Лешего, когда всё закончится. Ты же собираешься распустить охрану?

— Если паранойя позволит. Мне показалось, или мы обсуждаем совместное будущее? — Обнимаю Лику со спины, зарываясь носом в волосы.

— Нет. Пока нет. — Она резко поворачивается, и мы отказываемся лицом к лицу. — Я не даю тебе никаких обещаний и гарантий. Мы не будем жить вместе в этом доме, как большая счастливая семья. Но я хочу, чтобы у мальчиков был папа, поэтому не возражаю, если ты и дальше будешь принимать участие в их воспитании.

— Батя выходного дня? Отец по праздникам? — Отступаю на шаг.

Мне нельзя сейчас требовать больше. То, что предлагает Лика и так слишком много. Ещё месяц назад я даже мечтать не мог о подобном, но сейчас мне всего мало.

Наверное, ей тоже нужно время, чтобы привыкнуть. Вижу, что оттаивает потихоньку и уже не смотрит на меня с холодным отторжением в глазах, но на абсолютное доверие я пока рассчитывать не могу.

Это игра в долгую, и надо быть готовым к тому, что помилуют меня ой, как не скоро. А мне, конечно, хочется, чтобы ещё вчера.

Леший орёт.

Прислушиваемся с Ликой вместе к происходящему за пределами кухни.

— Лёса, Лёса! — Кричит кто-то из пацанов. — Лёса, я тут!

Щелчок. Щелчок.

Радостные детские визги и смех.

— Ааа! Ёма… Блин! — Голова Лешего появляется в арочном проёме. На красном лице — страдальческая гримаса. — СанАндреич, там пацаны до пистолетов с пульками добрались.

— Обстреляли?

— Ага.

— Ужас! Иди разберись. — Лика подталкивает меня в плечо.

Выхожу.

— Сёма, ну это что такое? Нельзя окрикивать жертву до выстрела — теряешь фактор неожиданности. И вообще, френдли фаер — это не по понятиям. Пушки на базу.

Протягиваю ладонь. Львята расстроенно сдают оружие и тут же бросаются к Лешему, как два неуловимых тасманских дьявола.

С чувством выполненного долга возвращаюсь на кухню, чтобы и дальше нервировать Лику своим присутствием.

— Мне надо беспокоиться?

— Пацаны любят пистолетики. Это нормально.

— Ага. Вижу. — Скептически. — У кого-то до сих пор на уме одни пистолетики. Не наигрался в детстве?

Тут же осекается.

Знает, что не до пистолетиков мне было.

— Лик, я таким не балуюсь. Только в целях самообороны. Если ты считаешь, что я по ночам на заброшках врагов пытаю, то ты не права.

— Я уже не понимаю, во что верить. — Отбрасывает ложку, выключает плиту. — Скоро есть будем, мой руки.

Фрейд настороженно ведёт ушами, как локаторами. С недовольным бурчанием выбегает из кухни, а через минуту появляется в компании Севера.

— Добрый вечер, Лика. Аристов, ты готов? — Север треплет Фрейда по загривку, пропуская между пальцев густую шерсть.

— Готов.

— Поехали. Не будем заставлять больших дядей ждать.

— Что, уже?! А ужин? — Лика взглядом мечет молнии. — Полтора часа у плиты!

И мне почему-то гораздо страшней разозлить её, чем этих «больших дядей». Но сегодня без вариантов. Дело не терпит отлагательств.

— Мы вернёмся и всё съедим! — Обещаю.

— Фиг. — Обиженно складывает на груди Руки. — Накормлю Лешего.

Целую Лику в щёку. Тискаю перед выходом пацанов.

Лика в курсе, куда зачем и почему. Я всё рассказал, объяснил, и неожиданно это оказалось классной ачивкой. Будто разрешение получил от самого всевышнего.

По дороге с Севером прикидываем варианты развития событий. Князь не из тех, кто устраивает возможным союзникам западню, но в людях подобного типа не так много чести. И несмотря на то, что у нас с ним общая цель, пойти не так может что угодно.

Подземная парковка офисного центра тёмная и безлюдная в этот поздний час. Самое место для того, чтобы промышлять грязными делишками и создавать за спинами своих врагов альянсы.

Я здесь один, как и договорились с Князем. Север ждёт в машине, на наружней парковке.

В руках у меня — папка с подписанными бумагами на передачу активов.

Хочется хлопнуть себя по морде от осознания, что всё это было зря. Фирма, которая так просто пришла в моё владение, так же просто уходит. Я только нажил себе врагов, создал кучу проблем своей семье, и разочаровался в друзьях.

Так себе итоги.

Мой силуэт отбрасывает резкую тень в свете фар приближающегося чёрного Мерса. Тачка медленно катит в мою сторону и останавливается рядом. Заднее окно медленно опускается.

— Александр? — Из окна появляется крупная ладонь.

— Да.

Жмём руки.

— У вас есть что-то для меня?

— Зависит от того, есть ли у вас что-то для меня. — Лениво тянет голос.

Бросаю последний взгляд на папку в своих руках.

Если быть откровенным, не обеспечило меня счастьем ни владение крупным бизнесом, ни деньги, которые этот бизнес приносил. Мне не о чем жалеть. Я перерезаю верёвку, которая связывала меня с бетонной плитой, медленно идущей на дно.

— Здесь всё. Активы переходят под ваше руководство.

— В таком случае, это ваше. — Рука на пару секунд ныряет в салон и снова появляется, уже с флешкой. — Это выгодная сделка. Тут хватит информации для того, чтобы обеспечить Мартынова перспективой сесть сразу по нескольким статьям. Когда дойдёт до суда, я подсоблю. Дадут по жести.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мхм.

Обмениваемся.

Смотрю на маленькую флешку на своей ладони. Это билет в спокойную жизнь для меня и моей семьи.

Князь мой сосредоточенный взгляд интерпретирует по-своему, и добавляет:

— Можете не переживать за то, что флешка окажется пустой. Я никогда не обманываю. Репутация для меня — всё.

— Наслышан о ваших крестовых походах в стиле Робин Гуда.

— Робин Гуд, да. Приклеилось же.

— У меня нет веры больше в людей вашего сорта.

— Моего сорта. — Хмыкает. — Как думаете, Александр, много больниц я бы построил, если бы не имел того, что имеют люди

моего сорта?

— Я знаю цену. Побыл по ту сторону завесы.

— Вы просто никогда серьёзно не относились к этой игре. Я — да. Вы даже не представляете, какая мощь была сосредоточена в ваших руках. Правильное распределение ресурсов — основной навык, которым нужно обладать, чтобы не сдуться. Вот как вы.

— У меня другие ценности. Спасибо, благодаря вашим бандитским играм я это понял.

— Женщина?

— В том числе.

— Тогда я вас не понимаю. Женщины любят деньги. Это их природа, выбирать сильных. Тех, кто сможет прокормить потомство и дать ему надёжную опору.

— Слышали о полыхавшем недавно здании, в самом центре города? Неприятности. Страх. Боль. Вот, что я обеспечил своей семье. Пожалуй, вы правы. Во мне нет достаточной массы эгоизма, чтобы продолжать в том же духе. Деньги того не стоят. У всего есть цена, но в данном случае — нет. Такую цену я не готов платить.

— Кто я такой, чтобы вас разубеждать? — Тихо смеётся. — Что ж, надеюсь, вы с умом воспользуетесь той информацией, что я вам дал. Всего доброго, Александр. Привет жене.

Окно медленно поднимается. Машина трогается с места и скрывается за поворотом на выезд.

Выжидаю пару минут и выхожу с парковки. Сажусь в машину.

— Ну?! — Горят нетерпением глаза Севера.

Лыблюсь победно. Разжимаю кулак, в котором зажата флешка.

— Пора нам навести кипиш.

Глава 33

Саша.

Отправляю Севера домой. К себе, блять, домой, потому что женщина моя там у плиты убивалась полтора часа, и бесится сейчас, что плоды её трудов никто не оценил.

Но мне вкусно уже от того, что она вообще что-то готовит на моей кухне. На нашей. Я готов питаться воздухом, которым она дышит, и этого хватит для счастья.

Пусть Север там её успокоит, похвастается трофеем от местного Робин Гуда, и сожрёт ахрененного мраморного стейка с овощным соусом, а я пока доделаю важное.

Позакрываю к хуям все гештальты, которые меня мучают и травят жизнь.

Пешком иду до квартиры Ящера. Это двухэтажная шестикомнатная хата в центре. Любит чешуйчатый на широкую ногу жить.

Квартира совсем не далеко от места, где мы с Князем встретились. Повод подышать воздухом и подумать, как мне не придушить «друга» голыми руками.

У нужного дома останавливаюсь. Вглядываюсь в окна четвёртого этажа — свет горит. Значит, на месте.

Поднимаюсь, открываю своим ключом, прохожу в гостиную.

Телек работает. Бардак. Пустые бутылки из под дорогого алкоголя кучей стоят под журнальным столиком.

Ящер спит на диване, спрятав лицо в сгибе локтя. Потрёпанный, будто не просыхая глушит уже неделю. Идеальная мишень. Просто подходи и откручивай башку, стреляй в лоб, души подушкой — он даже понять не успеет, что произошло. Но я обещал Лике, что без расчленёнки обойдусь…

Жалею уже о своём обещании, потому что одного взгляда на Ящера мне хватает, чтобы кровь вскипела в венах.

Я, мать твою, доверял тебе! Другом своим считал!

Прохожу вперёд, носком ботинка разгребая пустые бутылки. Они падают с громким звоном. Ящер вскакивает, молниеносным движением вытаскивает ствол, целится.

Мда, рефлексы не пропьёшь.

Чо, тоже паранойишь, дружище, раз с пушкой под подушкой спишь?

— Ёлы-палы, Аристов! Я ж тебе мог башку прострелить! — Взгляд плывущий, рожа опухшая. Убирает пистолет. — Телефон в твоей реальности отменили, или как?

Подхожу к бару. Среди грязных бокалов нахожу чистый шот, наливаю брендового пойла до краёв. Ставлю на журнальный стол перед Ящером.

— Пей.

— Ты чё, Сань?

— Пей. Ты мне сейчас вменяемый нужен.

— Компанию не составишь?

Молчу. Мне кажется, я сейчас даже взглядом могу убить.

Ящер пожимает плечами, залпом опрокидывает в себя шот. Трясёт головой.

— Подай чипсиков.

— Иди помойся, от тебя воняет бомжом.

— Сань, я ничё не понимаю. Вламываешься, ни здрасьте, ни до свидания. «На вот пей, бомжом воняешь». Это так себя друзья нынче ведут?

— Ты мне будешь рассказывать о кодексе дружбы? — Отворачиваюсь к стене. Невыносимо на него смотреть. Пальцы привычно сжимаются в кулаки. — У тебя пять минут, чтобы привести себя в порядок.

Ящер уползает, давая мне короткую передышку. Я должен выйти на конструктивный диалог с этим человеком, хотя хочется, как говорит Север, неконструктивно разъебать. Мне хватит той информации, что есть, чтобы Ящера прижать к стенке и вытрясти всё до мельчайших деталей. А что потом с ним делать? Отпустить, чтобы он Мартынову слил разговор? К батарее пристегнуть и оставить помирать от голода? Первый вариант не удовлетворит меня, второй — вроде как закону противоречит. Не гуманно, мля.

Но Ящер почему-то не слишком был озабочен этикой, когда о каждом моём шаге доносил Мартынову. Почему я должен быть милосердным и всепрощающим?! Не хочу!

Почему-почему… — Осаживаю себя в голове. — Потому что ты тогда, Аристов, ничуть не лучше этих людей будешь. Единственный вариант соскочить, это перестать играть по их правилам.

Ящер возвращается. Уже хотя бы на человека похож, а не на помойного енота. Но ебало мрачное.

Да, душ отрезвляет.

— Ну, и где ты пропадал? — Перехватывает он инициативу и начинает разговор.

— Тебя не касается. — Сажусь напротив него, в кресло.

Кивает, оттопырив нижнюю губу.

— Понял. Братишке больше не доверяешь?

Оскаливаюсь, пряча за этой улыбкой гримасу боли. Потому что реально болит. Это просто пиздец, когда тебя кидает человек, которому ты открыл душу. Я не понимаю, как Лика вообще пережила мой уход. И тем более не понимаю, как она сейчас позволяет мне находиться так близко. Может, она тоже ждёт момента, чтобы придушить меня подушкой?

— Давай по порядку. С закрытого аукциона начни. Зачем меня втянул? Зачем вот это всё вообще?

Лицо Ящера каменеет с невнятным выражением то ли отчаяния, то ли страха. Глаза беспомощно бегают по комнате, словно ищут пути для отступления.

Да некуда тебе! В окно, разве что, но ты же не конченый.

Вздыхает, сдаваясь.

— Нарыл, значит?

Киваю.

— Я на Мартынова пахал. Ну ты это, видимо, без меня знаешь.

— Знаю. И чо, мало платили?

— Да меня, Саня, просто в край заебали эти бандитские игры. И я решил ливать. А ливать без денег нет никакого смысла.

— И ты решил исполнить розовую мечту за мои бабки.

— Ну, я подкинул тебе идею. Вывел на людей, которые могут тебя в закрытый аукцион пустить. И забрал себе проценты с этой сделки.

— Для тебя типа всё честно? И совесть не грызёт?

— Грызёт. Очень грызёт. — Разводит руками, показывая на пустые бутылки. — Но риски были минимальными, в аукцион мы зашли через проверенных и отработанных людей. Только Мартынов не дебил. Быстро понял, откуда растут уши. Меня нашли, прессанули, надавили. Короче, в лучших традициях…

— Я мог бы просто вернуть эту всратую фирму. Мне она не сдалась за такую цену.

— Ты катком по яйцам Мартынова прошёлся, перед большими людьми подставил, подмочил его репутацию. Там чисто вопрос уязвлённой гордости, понимаешь? А я сдуру ляпнул, что не получится у него тебя намотать. Не получится. Что кремень ты, потому что даже семью бросил ради того, чтобы защитить. И вот тут я понял, что зря. Потому что он бы тебя убил просто, закопал бы тихо на теплотрассе и дело с концом. Пуля в лоб и никаких мучений. Согласись, неплохо?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сказка! — Срываюсь к бару. Меня колбасит. Наливаю сорокаградусной, на радость печени.

Заливаю в себя залпом, чувствуя, как обжигает пищевод. По желудку распространяется приятное тепло.

Немного отпускает.

— Всё это время ты оставался не пойманным, потому что задачи поймать не стояло. Семья — это ж какой рычаг! — Философски рассуждает Ящер. — А ты так хорошо замёл следы своего прошлого, что пришлось подсадную утку внедрять. Вот такая история.

— Терпеливо ждал три года, пока я тебе явки пароли не выдам?

— Получается, так. Но ты реально кремень. Я надеялся, что не расскажешь, чтобы у меня повода стучать Мартынову не было. А потом злоебучий этот вечер в ресторане…

— Ты мог не говорить ему. Мог молчать, как молчал три года.

— Не мог. У меня тоже жена есть. И дочка. Второй класс заканчивает моя принцесса. А я её три года не видел и больше, наверное, никогда не увижу. — Ящер ковыряет ногтем засохшее пятно на столе. — Они тоже на мушке. Тебе ли не знать, как это страшно. И что ты очко порвёшь, из шкуры вылезешь, но сделаешь всё, чтобы семью защитить.

Эмоциями моими спекулирует. Потому что да, я знаю, как это страшно.

— В этом всём ведь не было никакого смысла. Это изначально был билет в один конец. И закончилось бы мое путешествие в любом случае тогда, когда я для Мартынова перестал бы быть полезным. Сейчас или раньше, какая разница?

— Да насрать мне на твои пространные рассуждения! — Сжимаю в ладони пустой шот, мечтая, чтобы на его месте была шея Ящера. — Пули. В меня стреляли, зачем прикрыл?!

— Простая манипуляция. Стреляли профессионалы. — Ящер задирает футболку, будто я не помню этих шрамов. — Одна пуля чётко в ребре застряла, вторая навылет, даже органы не задела. Я пару недель в больничке помучался, зато твоё расположение получил.

— Иуда несчастный! Надо было самому тебя доломать в тот момент, когда тебя корёжило на больничной койке. — Швыряю шот в стену. Он разлетается на десятки осколков. — А я, блять, еду из рестиков таскал, потому что тебя от больничной баланды мутило. Пиздец!

— Саня, не знаю, веришь ты мне или нет, но я жалею о том, что сделал. Не знал я, что всё так обернётся. Не знал.

Слушаю Ящера, а сам думаю, что я ведь и сам в такой ситуации. Прошлого не отменить. Я делаю то, что могу, с тем, что имею. Нельзя не совершать уже совершенных ошибок. Нам остается только учиться на собственном горьком опыте.

— Сань, я сожалею обо всем, но только не о том, что мы друзьями стали.

Срываюсь к нему через комнату. Сжимаю рукой глотку, чувствуя пальцами, как тяжело Ящер сглатывает.

Сердце стучит, а перед глазами пелена. Крыша отъезжает. Я задушу его, нахрен…

Яркий флэшбек раскалывает реальность на две половины.

Мёртвая мама. Кровь на моих детских ладошках. Отъехавший, пьяный взгляд отца. Нож, медленно выскальзывающий из его руки.

Я не буду убивать человека. И дело не в обещании.

Я не чудовище. Не стану чудовищем. Никогда не превращусь в своего отца, или в Мартынова. Не буду иметь ничего общего с людьми, которые возомнили себя богами и управляют чужими жизнями, словно те ничего не стоят.

— Мы были друзьями. Больше нет. — Шиплю Ящеру прямо в лицо. — Вали из города. Лимит моей доброты исчерпан.

Отшатываюсь.

Ящер хватается за горло, жадно хавая ртом воздух.

Ухожу.

Я получил ответы на все свои вопросы. Но принесло ли это удовлетворение?

Глава 34

Лика.

Режу помидорки черри для салата. Фрейд сопит тихо внизу, положив голову на мои ноги. Стараюсь не двигаться, чтобы не нарушить его чуткий сон. Фрейд очень умный мальчик, и я не знаю, какие там планы у Севера, но уже готова объявить войну всякому, кто решит забрать у меня собаку.

Я мечтала о собаке всю свою жизнь. Сколько себя помню.

Но в детстве было не до того — прокормить ещё один голодный рот мой отец бы не смог. Да и не хотел никто лишней ответственности. Моим родителям не было дела до собственной дочери, чего уж говорить о собаках…

А потом, когда я стала большой и самостоятельной девочкой, я так и не смогла разрешить себе животное.

Зато Саша разрешил. И я воспользовалась.

Саша уехал с Севером, не дождавшись ужина. У него важные дела.

Важные настолько, что это может прокатить за уважительную причину пропустить приготовленный с любовью ужин. Но мне всё равно тоскливо.

Я привыкаю.

К тому, что он рядом. К его кривым выражениям чувств. К мимолётным нежностям, которые мне перепадают. И к горячим взглядам.

Саше трудно даются разговоры. Но мы с ним одинаково поломанные, поэтому так хорошо читаем друг друга даже без слов. Это особое чувство, когда ты находишь человека, у которого болит то же, что у тебя. Ваши души переплетаются на каком-то ином уровне, и эту связь сложно уничтожить.

Дорезаю зелень в салат.

Леший увёл пацанов на второй этаж. Внизу теперь тихо, и только мерное постукивание лезвия ножа по деревянной доске нарушает эту тишину.

Фрейд вдруг поднимает голову. Встаёт на лапы и застывает всем своим могучим телом в напряжённой стойке. Уши-локаторы дёргаются в поисках источника какого-то звука.

— Спокойно, это дети. — Чешу Фрейда за ухом, но тоже напрягаюсь.

Он оскаливается в сторону стеклянной двери, ведущей в сад.

Интуитивно сжимаю рукоять ножа крепче, хотя понимаю — здесь безопасно. На воротах охрана. И они бы не пропустили посторонних.

Но человеческий фактор…

Я скоро стану настоящей психопаткой, если эта история в ближайшее время не кончится абсолютным хэппи-эндом.

Фрейд рычит, и звук этот выходит из самой его утробы. Он глухой, но пугающий и громкий.

— Тише, тише… — Крадусь к двери, прижимая дрожащей рукой нож к груди.

На улице уже темно, и единственное, что я вижу в стеклянной поверхности — своё испуганное, бледное отражение.

Прилипаю к стеклу. Прикладываю ладони лодочкой, закрывая себе свет ламп, и вглядываюсь в ночь. Что-то чёрное подлетает прямо к моему лицу и оседает на каменную кладку у дома.

Отскакиваю ошарашенно в сторону, лишь через секунду сообразив, что это просто птица.

Ворона!

Тфу! Всего-лишь ворона!

Господи, у меня реально паранойя! Крыша едет!

Но Фрейд упрямо ломится во двор.

— Гулять хочешь? Ладно, иди, только птиц не жрать! — Открываю дверь. Пулей вылетает из дома.

Возвращаюсь к своему салату. Напеваю тихо под нос песенку из мультфильма «Рапунцель», который мы с двойняшками сегодня днём смотрели. Пацанам, конечно, не очень вкатила история про принцессу, а вот я весь вечер провожу параллели с несчастной девочкой, запертой в башне.

Внезапно в бок втыкается что-то твёрдое. Холодит кожу через тонкую домашнюю майку.

Застываю.

В висящем на рейлинге половнике вижу мужчину в чёрном, с чёрной балаклавой на голове, скрывающей всё лицо, кроме узких глаз.

— Не ори. — Хрипит мужчина за моей спиной. — Нож на стол. У меня пушка. Дёрнешься — выстрелю.

Подчиняюсь, потому что по голосу слышу — не шутит. Выстрелит.

Поднимаю руки, показывая, что безоружна.

— Со мной поедешь, и чтобы ни звука.

— Вы от Мартынова? — Мой голос ломается.

— Плохо слышишь?! — Шипит, сильней вдавливая пистолет мне под рёбра. — Я сказал: ни звука! Уяснила?!

Интенсивно киваю.

В горле мгновенно пересыхает, а картинка перед глазами сужается и темнеет.

Нет, Лика, нельзя нам в обморок, у тебя наверху дети!

С детьми Леший, он голыми руками этому ниндзя недоделанному хребет через глотку вытащит. — Успокаиваю себя.

А вот кто меня сейчас защитит?!

Тело впадает в ступор, тогда как мозг судорожно ищет пути к спасению.

Мне бы нож, но опасно. Я, конечно, не пальцем деланная, но спецподготовку не проходила, и реакцией явно уступаю вымуштрованным головорезам Мартынова.

— Иди. — Подталкивает мужчина к выходу.

Послушно иду вперёд на негнущихся ногах.

Выходим через стеклянную дверь. Ночь съедает наши силуэты густой темнотой. Воздух влажный и вязкий, будто противится тому, чтобы я куда-то уходила. Мне в нём тяжело двигаться.

— Бегом! — Подгоняет сзади.

Господи, если ты есть, дай мне выбраться из этой истории живой!

Потому что если меня отсюда вывезут, то совсем не факт, что когда-нибудь вернут. Похищение — это уже статья, как и вооруженное нападение, и вторжение на частную территорию. А Мартынов, как я уже выяснила, не рискует действовать в лоб. Он ищет лазейки и сложные пути.

Но сейчас — нет, а значит понимает, что прижали. Ищет возможности для шантажа. И выбирает из двух зол меньшее.

Запинаюсь за невесть откуда взявшуюся корягу на земле. Пытаясь поймать равновесие, наклоняюсь корпусом. Сжимаю пальцами пустоту.

Недоделанный ниндзя на секунду теряет бдительность, дулом пистолета не успевая за моим накреняющимся телом.

Что-то молниеносное и разъярённое выпрыгивает из куста, вцепляясь мужчине в предплечье. Рвёт кожу.

Слышу противный хруст.

Кисть безвольно разжимается, выпуская пистолет.

Фрейд наваливается на мужчину всем весом, валит на землю. Встаёт лапами на его плечи, рычит в лицо и лает, показывая острые зубы. Брызжит густой слюной. Пасть в крови.

Ниндзя заблокирован сорокакилограмовой концентрированной опасностью.

Боже!! Мой герой! — Застывая на секунду, влюблённым взглядом пялюсь на свою собаку.

Нет, никому я тебя не отдам!

Отпинываю пистолет в кусты, бегу в дом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лёша!! Леший! Помогите! Кто-нибудь!

Уже через пару секунд слышу тяжёлые шаги по лестнице.

Осматриваю кухню на предмет чего-то, что сошло бы за оружие.

На плите сковорода с овощным соусом.

Сойдёт!

Мчусь обратно, Фрейду на подмогу.

Ниндзя, закрывая лицо повреждённой рукой, борется с собакой. Едва ему удаётся выбраться, Фрейд снова ломает его, то прикусывая за плечо, то вдавливаясь мощными лапами в грудь.

Вываливаю соус в траву и с размаху залепляю горе-головорезу по башке.

Он обмякает и застывает под Фрейдом, как тряпичная кукла.

Дышу часто и прерывисто. Руки трясутся, и всё моё тело ватное, но чувствую я себя на удивление отлично! Это адреналин, которого сейчас во мне столько, что кажется, я могла бы голыми руками ещё десять таких наёмников уложить.

Но лучше, конечно, никогда больше…

— Ахренеть, Лика Егоровна… — Присвистывает подоспевший Леший. — Я, пожалуй, с вами спорить не буду.

— Ворота нараспашку, заходи кто хочет? — К дому выбегает запыхавшийся Север. Обводит обалдевшим взглядом меня со сковородой в руках, бессознательного мужика, Фрейда с окровавленной пастью и Лешего, который вообще не при делах. Брови его медленно ползут вверх. — Что, мать вашу, здесь происходит?!

— Сковородка — оружие свободы.* — Заявляю авторитетно.

Фрейд слизывает с травы соус.

Разворачиваюсь к дому.

— Пойдём, мой смелый мальчик! Тебе сегодня достанется самый вкусный кусок мяса!

*Цитата из м/ф «Рапунцель»

Глава 35

Саша.

Подъезжаю к дому.

Ворота открыты, во дворе две машины полиции с мигающим проблесковым маячком, скорая, снующие туда-сюда люди в форме.

— Вам оно точно надо? — Тянет таксист, с сомнением поглядывая за ворота.

Киваю.

Дергаю ручку двери до того, как автомобиль успевает полностью остановиться. Но меня прошибает на холодный пот, и нет желания ждать, когда он там параллельно запаркуется.

— Что тут случилось? Где моя жена?! — Вцепляюсь в ближайшего полицейского. Трясу за плечо.

Тот округляет глаза и молча указывает рукой в сторону дома.

Бегу, чувствуя, что ноги наливаются свинцом, а в груди лупит ритуальный барабан. Перед глазами, под мрачную музыку сердца, пляшут чёрные мушки. И весь мой мир сужается, концентрируясь этом злосчастном доме.

Я их привёз сюда. Обещал безопасность. И снова не сдержал слово!

Что здесь могло произойти? Мартынов?

Конечно, Мартынов!

Падла! Надо было отправляться прямиком к нему с отрядом СОБРа, нахрен, а не заниматься своими гештальтами!

Влетаю в дом, мчусь на кухню — оттуда слышны голоса.

И замираю.

За обеденным столом Лика, Север, Леший, двойняшки и пара мужиков в форме. Уплетают бутеры. Хохочут, блять. Весело им!

— Ну прикиньте, я просто выпал! — Громко рассказывает Север, а у самого пешки бешено горят. — Вот эта дама со сковородой в руке! И мужик в отключке. Повтори, что ты мне сказала?

Лика закатывает глаза. Говорит с неохотой:

— Сковородка — оружие свободы.

Снова дружный ржач. Даже двойняшки смеются, хотя и не понимают смысла.

Я тоже не понимаю.

Какая, нахрен, сковородка…? Вы тут все грибов обожрались?!

Стою, онемев, как истукан. Беглым взглядом окидываю собравшихся — целы, невредимы, веселы.

Фрейд замечает меня первым, идёт неторопливо ко мне, втыкается носом в колено. На автомате чешу по твёрдой репе, между ушей.

— Саш… — Лика встаёт. — Я не слышала, как ты пришёл.

— Не удивительно! — Рычу. — Такой ржач стоит!

Парни в форме синхронно поднимаются из-за стола, разбредаются в стороны.

— Ужинать будешь?

— Аппетита нет.

Лика подходит ближе. Разглаживает складки на моей футболке, едва касаясь тонкими пальчиками. Прожигает через ткань теплом.

— Как всё прошло с Ящером?

Молча сгребаю в охапку. Сжимаю руку на её затылке, зарываясь лицом в волосы. Этот запах… Её запах… Я мог лишиться всего, что у меня есть.

Уже должно бы отпустить, но меня только сильней хуёвит. Скручивает в узел. Слишком много событий для одного вечера.

Все живы, но если бы нет? Как бы я жил дальше?

Лика доверчиво жмётся. Тёплая, настоящая, нежная женщина. Моя женщина.

Думаешь, отпущу?

Нет. Мы связаны.

— Сань, на пару слов. — Материализовывается рядом Север. Хочется втащить, чтобы не мешал, но вид у него больно серьёзный.

Лика отступает. Гладит меня по щеке и возвращается к двойняшкам и Лешему за стол. Фрейд, как хвостик, топает за ней.

Уходим с Севером в гостиную, забуриваемся на диван.

— Всё. — Север крутит у меня перед носом телефоном. — Собрята отзвонились. Задержали Мартынова по пути в аэропорт. По поддельным докам собирался в Европу валить.

Закрываю глаза. Камень с плеч! И руки трясутся от нахлынувших эмоций. Новых.

Тюрьма для Мартынова — свобода для моей семьи. Я ещё не готов поверить, что всё кончено. Пока мне не сообщат, что суд прошёл, буду настороже. Но всё равно легче дышать.

— Спасибо, братиш! — Обнимаю Севера по-медвежьи, неуклюже, зато от души. — Я тебе до самой смерти обязан!

— Ну, до смерти не надо. — Хлопает меня по спине. — Аристов, ты мне огромное одолжение сделаешь, если подобную нездоровую хуйню будешь обходить за версту.

— Ну нафиг! Не в бабках счастье.

— Но грустить приятней в гелике, чем на велосипеде, да?

— Да иди ты! Спасибо, Север. Огромное, человеческое. Ты столько для нас сделал…

— Свою выгоду тоже извлёк. За головой Мартынова давно велась охота, но прямых доказательств не было. А теперь — хоть отбавляй. Плюсом недоумок этот, который в дом проник сегодня, согласился со следствием сотрудничать. Это гвоздь, который Мартынов забил в крышку своего гроба. Шантажировать тебя хотел Ликой.

— А что с недоумком?

— Сухожилия, мышцы, связки на предплечье — сплошной фарш. Фрейд постарался. Сотрясение третьей степени — это уже Лика.

— Моя Лика?

— Ага! — Подмигивает.

— Сковородкой? — Хохочу. Понял! Теперь мне тоже смешно!

— Ты бы её больше не бесил. Такую женщину страшно выводить из себя.

— Не буду…

— Я ребят своих скоро заберу, не переживай. Но помотаться по допросам вам придётся, без этого никак. По поводу похищения детей — прикроем. Наверху там от счастья башню кому-то рвёт, что Мартынова прижали, так что ни тебе, ни твоей семье ничего не грозит больше.

Север встаёт. Вальяжной походкой идёт к выходу.

— Север, а с моралью-то что?

— М? — Оборачивается. В руке его, словно из ниоткуда, появляется пятирублёвая монета.

— Ну, ты лечил мне тогда про мораль, совесть и святость законов.

— Что ж… — Север подбрасывает монету в воздух. Ловит. Разжимает кулак. Пусто. — Видимо, все ошибаются.

Уходит.

Вот же, блять, волшебник…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 36

Лика.

Дом, наконец, пуст.

Двойняшки уложены спать.

Саша принимает душ. Я знаю, потому что сижу в его спальне и слушаю, как звонко разбиваются струйки воды о кафельный пол душевой.

Секундная стрелка часов отсчитывает мгновения.

Мы больше не в опасности, и это определённо хорошо. Но я всё ещё не знаю, что нам делать дальше. Будто потерялась в безжизненной пустоте вакуума и не могу отыскать дорогу. Каждая попадающаяся на глаза тропинка кажется мне неправильной.

Все мои эмоции какие-то усечённые, кастрированные.

Просто устала, да.

Мартынов пойман, а значит, пришло время решать проблемы, стоящие ниже в иерархии. Да, мы такие крутые, что у наших неприятностей есть собственная иерархия! Нам бы табличку в экселе для полного счастья…

Саша выходит из душа. С повязанным вокруг пояса полотенцем. С выдающихся грудных мышц вода стекает на рельефный пресс. Волосы чуть вьются от влаги.

— Лика?

— Я не ошиблась дверью! — Сразу нападаю по привычке.

— Думаешь, я возражаю против твоего присутствия в своей спальне? — Улыбается.

— Я хочу поговорить. Всё закончилось, и нам нужно понять, что делать дальше.

Улыбка его исчезает.

— Подожди, оденусь.

Уходит в гардеробную.

Мне нужно обсудить всё прямо сейчас, пока я ещё настроена решительно. Ведь одного взгляда на Сашу мне хватает, чтобы растерять все мысли и боевой настрой.

— Слушай, я хочу, чтобы мальчики и дальше общались с тобой. — Иду за ним в гардеробную.

Сидит на полу, сжав руками влажные волосы.

— Саш?

— Уйди, я сейчас приду.

Не хочешь мне свои слабости показывать, но ждёшь этого от меня?

Но глупое сердечко рвётся на части. Стучит тихо, подстраиваясь ритмом под ход секундной стрелки настенных часов.

Сажусь на колени перед Сашей. Поднимаю его голову за подбородок, смотрю в тёмные глаза, почти сливающиеся со зрачком.

Он перехватывает мои ладони. Целует подушечку каждого пальца. Притягивает ближе.

Меня неконтролируемо плавит.

Стоило догадаться, что мы придём к этому, но каждый наш секс — откровение для меня. Уязвимое, обнажённое.

Саша обхватывает моё лицо. Целует. Нежно. Наши губы едва успевают соприкоснуться, как он отстраняется. И снова целует.

— Ты бросил меня. — Жжётся внутри. Выливается ядом.

— Я знал, что ты справишься. Ты сильная. — Снова целует. Порхает губами со щёк на кончик носа, веки, лоб, снова губы…

— Я не хотела быть сильной. Я выбрала мужчину, с которым мне было безопасно, но ты решил, что я справлюсь. Решил за меня. И бросил меня. Одну.

— Больше никогда. — Оттягивает медленно за волосы мою голову, открывая шею.

Прикусывает мочку уха, кожу над тонкой венкой. Вырисовывает по ключицам узоры кончиками пальцев.

— Рядом с тобой я слабая. — Голос дрожит. — Это страшно.

Мне надо сказать. Всё, что накипело. Но так сложно сейчас о чём-то думать.

— Я буду сильным. Я больше вас никому не отдам.

Тянет на себя, усаживая на свои колени.

Лезу под влажное полотенце трясущимися руками, чувствую тепло его кожи. И запах моего мужчины. Его запах. Мышцы пресса напрягаются. Сильные руки перехватывают меня со спины, спускают лямки ночной сорочки. Она опадает на талию.

Грудь чувствительно подпрыгивает, напряжённые соски ноют, а между бёдер сводит от желания и истомы.

Саша иступлено рычит мне в плечо. Сжимает грудь, находит губами сосок и прикусывает, оттягивая. Сосёт, целует, снова прикусывает, и этот контраст ощущений сводит меня с ума.

Дышу с надрывом.

Рука его проходится по моим бёдрам. Сдвигает проворно ткань трусиков в сторону, пальцы ныряют в меня.

Оо… Только бы не разбудить детей…

Одним рывком он сдёргивает с бёдер полотенце, откидывает в сторону. Не жду приглашения, я сама этого хочу.

Головка чувствительно растягивает меня изнутри. Медленно оседаю вниз, до упора. Саша давит на мои плечи и делает пару умелых фрикций.

Мне кажется, он такой огромный… С ним каждый раз, как в первый раз.

Глаза закатываются от удовольствия.

Расплавляюсь в его руках. Я не чувствую тела, но вместе с тем ощущаю себя такой живой!

Двигаю бёдрами, скользя по его лобку чувствительной точкой. Сбиваюсь с ритма, но Саша тут же ловит, перехватывает инициативу. Не разрывая контакта, встаёт на ноги. Прижимает меня спиной к стене и входит быстро, часто, так, что я становлюсь почти невменяема.

Изо рта вырываются хриплые стоны.

Снова перемещаемся. К постели.

Скидывает меня, словно невесомую пушинку, ловко распинает под собой, удерживая мои руки над головой. Снова входит без предупреждения. Укладывает мою ногу на своё плечо, целует щиколотку. Безжалостно вколачивается несколько раз, выбивая из меня что-то нечленораздельное.

— Хватит… — Умоляю.

— Хватит? Точно? — Замедляется. Выходит полностью, и снова входит, растягивая головкой. И снова.

Аааа!

— Нет!

— Ещё?

— Да! — Выгибаюсь в пояснице, как мартовская кошка.

Рычит довольно, срываясь в бешеный ритм.

Во мне ноль адекватности. Только тягучее марево смешанных эмоций.

Полёт.

Свобода.

Рассыпаюсь на тысячи звенящих кусочков, дрожа всем телом. Саша подхватывает под бёдра, насаживая меня на свой член ещё несколько раз.

Синхронно ловим оргазм. Яркий и оглушающий.

Валимся на постель, переводя дух.

У меня между ног липко от его спермы, но я, почему-то, не тороплюсь в душ. Мне хорошо. Хочу продлить это мгновение.

Саша лежит с закрытыми глазами. Растягивает губы в блаженной улыбке.

Внимательно рассматриваю его лицо. Мне знакома каждая его чёрточка, каждая эмоция. Он больше, чем мужчина, с которым у меня классный секс.

— Снова сбежишь? — Спрашивает, не размыкая век.

— Нет.

— Уснём вместе?

— Посмотрим. — Прижимаюсь ближе. Глажу бронзовую кожу его сильных плеч. — Саш, а ты мне про Алису когда собирался рассказать?

Напрягается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Про Алису…

— Я знаю. Север настучал.

Обречённо вздыхает.

— Сердишься?

— Уже нет. Но когда узнала — сердилась.

— Не хотел быть тем, кто приносит плохие новости.

— Семья — это не всегда пони и радуга. Смысл в том, что трудные времена мы должны переживать вместе, а не по одиночке. Неприятности гораздо проще выносить, когда есть, с кем их разделить.

— Можешь треснуть меня сковородкой. Заслужил. — Врезается задумчивым взглядом в окно.

— Ты что? Ищешь в глубинах сознания ещё страшные секреты, которые от меня скрыл? С меня на сегодня хватит впечатлений, давай это как-то дозировано делать.

Молчит. Перекатывается на спину, утягивая меня за собой. Перебирает пальцами мои волосы, раскладывая их веером на своей груди.

— В детстве, когда мне нужно было сделать что-то важное — в Олимпиаде поучаствовать там, или в соревнованиях за школу выступить — мама мне давала конфету. «Коровку». Обычную такую, помнишь? Их сейчас, наверное, и не продают.

— Продают. В магазины надо почаще ходить. Это ты к чему?

— Так, вспомнилось просто. У нас ведь конфет не водилось в доме, а она откуда-то доставала. Припрятала, видимо, и потом таскала. И вот эта «Коровка» для меня была талисманом. В трудные времена я никогда не оставался один, со мной была мамина поддержка. Но что я мог дать тебе? Тоже конфетку?

— Себя. Любовь. Опору.

— Или нищету. Я боялся, что обреку наших детей на такое же детство, что было у нас. Страшно стало. Влез в этот гребаный аукцион. А потом оно завертелось… И тогда я понял, что рикошетом может прилететь в вас. Убегая от прошлого я только сильней приблизился к образу отца. Вот же судьба-злодейка. Я стал, блять, человеком, который подверг опасности близких. Если бы вы из-за меня пострадали, я был бы ничем не лучше, чем он.

— Это уже в прошлом.

— Оно стоит перед глазами.

— Значит, закрывай глаза.

Я не знаю, что ещё ему сказать.

Мне тревожно.

Он не хотел, и я уже простила ему всю ту мерзость, в которой мы оказались.

Готова пойти навстречу и дать ему возможность стать папой для мальчиков.

Но я не хочу полностью пускать человека в свою жизнь и давать ему полномочия, пока не буду уверенна, что доверяю. И люблю.

Саша важен для меня, безусловно. Но люблю ли? Как понять?

Грабли вот они, стоят, родименькие. Только и ждут, когда я снова наступлю на них, чтобы как следует дать в лоб.

— Давай спать.

Гашу свет.

Глава 37

Саша.

Собираю вещи. Дом мой, а моего здесь почти ничего нет. Мне эти квадратные метры ценны, только пока в них звучат звонкие детские голоса, а из кухни плывут аппетитные запахи Ликиной еды. Но я здесь пока — лишняя переменная. Лика совершенно недвусмысленно дала это понять.

Закинув сумку на плечо, выхожу из спальни. Из детской визги, смех.

Стучу в дверной косяк костяшкой пальца.

— Леший! Летс гоу.

— Уже всё? — С грустью смотрит на двойняшек. — Ладно, пацаны, бывайте! Свидимся ещё!

Чешет по гривам.

Мальчики обнимают его за ноги, жмутся.

— Идите ко мне, львята. — Присаживаюсь на корточки, подзываю. Когда подходят, сгребаю в охапку. — Маму не обижайте, слушайтесь, ведите себя хорошо.

— Ты тозе уходис? — Сопит Тёмик мне в ухо.

— Я приду. И буду приходить каждый раз, когда понадоблюсь. Обещаю.

Мне уже стрёмно что-то обещать, потому что каждый раз криво выходит.

Несправедливо это, что дети страдают из-за ошибок взрослых. Но пока так будет лучше. А там, через год-другой, что-то может и изменится. Если Лика поймёт, что я встал на путь исправления и не собираюсь менять траекторию, то…

Страшно загадывать, потому что это всё влажные фантазии, и никаких «если» может не случиться.

Жизнь — штука слишком непредсказуемая.

— Давайте найдём вашу мамулю. — Поднимаю пацанов на руки, тащу вниз.

Лика на кухне, пьёт опять какое-то зелье травяное. Под столом Фрейд, высунув язык, смотрит на свою хозяйку преданным взглядом.

Отпускаю двойняшек.

— А почему папе надо уходить? — Ляпает с порога Сёма.

Лика выплёвывает в стакан чай, который успела набрать в рот. Смотрит на меня с укором.

— Я ничего не говорил! — Поднимаю руки вверх. — Честно.

— Да, почему надо уходить? — Вторит брату Тёма.

— Он может остаться, но тогда уйдём мы. — Коротко отвечает Лика.

— Это ваш дом. Я купил его для того, чтобы в нём жила моя семья.

Лика набирает в лёгкие воздух, словно хочет что-то сказать, но лишь беззвучно шевелит губами. Я, замерев, жду хоть какой-то её реакции.

Нет, ничего.

Молчит.

Мне тоже больше нечего сказать.

Я раскаялся, признал себя мудаком и дал слово, что исправлюсь. А Лика дала добро на встречи с детьми. Это точка.

Болючая, да.

Не на такой конец я рассчитывал.

— СанАндреич, всё готово. — Заглядывает Леший на секунду.

— Иду. — Поправляю неловко сумку на плече. Мнусь, словно в гостях. — Тебе точно не нужно, чтобы Леший остался?

— Нет. Мартынова взяли, опасность позади. Не хочу, чтобы по дому шастала твоя охрана. Тем более, у меня есть Фрейд.

Фрейд, при упоминании своего имени, поднимает голову с лап и с интересом смотрит на Лику.

Они хорошая команда. Пожалуй, он вписался в эту семью куда удачней, чем я.

Целую львят.

— Давай, как музыки! — Тянет крохотную ладошку Сёма.

Отвечаю ему крепким рукопожатием. Потом Тёме.

Как мужики!

Львята настоящими мужчинами вырастут, даже не сомневаюсь. Есть в них и стержень, и сострадание, и необходимая доля бесстрашия.

— До субботы! — Салютую.

Сажусь в машину. Леший трогается с места.

Луплю в зеркало заднего вида на удаляющийся дом, а внутренности выкручивает. Горло сжимает спазм.

Солнце светит. Небо голубое, ясное, ни облачка. А мне так паршиво на душе, что яркий этот мир кажется уродливым и враждебным.

Выезжаем на трассу к городу, вклиниваемся в плотный поток машин. Впереди ремонтные работы, и мы двадцать минут стоим среди густого леса на красном, пока по одной свободной полосе едут машины со встречки.

— Леший, ты дальше сам двигаешься.

— Почему это, СанАндреич?

— А мне тоже без нужны охрана. Я теперь человек простой.

— Ага. Да вы не зарекайтесь. Денег же скопили?

Ловлю взглядом два наглухо тонированных гелика. Они проносятся мимо нас. Сердце на автомате подпрыгивает, но тут же успокаивается.

Всё, паранойя, складывай давай полномочия!

Отвожу взгляд от окна.

— Денег… Скопил, да. На ларёк с мороженым хватит.

— Дак ларьков нет уж нигде. Всё снесли.

— Эх… Опять в молоко. Короче, горе-бизнесмен.

— Да ладно вам, всё образуется! — Улыбается Леший во все тридцать два. — А охрану распускать не торопитесь, пока не уляжется всё. Мало ли, последователи какие у Мартынова.

Разумно.

— Тогда, отгулы возьми. На неделю хоть.

— Это ещё зачем?

— Время с сынишкой проведи. Жену своди в рестик. Дети, Лёха, так быстро растут! И всё без нас!

Телефон вибрирует в кармане.

Достаю, луплю в экран телефона: Ящер.

Чертыхаюсь.

Ну, какого хера?! Я же ясно дал понять, что не желаю больше иметь с ним никаких дел.

— Да! — Рявкаю.

— Саня, увози семью!! — Орёт в трубку.

Какая-то возня. Сдавленный крик. Короткие гудки.

Секунды хватает, чтобы картина в голове сложилась.

— Разворачивай! — Ору Лешему.

Тот, ничего не спрашивая, выворачивает руль. Сигналит и нагло вклинивается в поток встречных машин. Обруливает по обочине.

Набираю Северу. Берёт трубку сразу.

— Саня, только звонить хотел. — Голос спокойный.

— Мартынов сбежал, да?! — Цежу сквозь зубы.

— Уже в курсе? В изоляторе у него своя прикормленная мышь оказалась. Сбежал, но ранен. Не парься, это больше не твои проблемы. Его поймают и добьют.

— Это мои, блять, проблемы! Он к Лике поехал!

Невнятное бормотание на том конце провода.

— Э… Так. Мы с собрятами в пути. Двадцать минут! Может, полчаса. Тяни время!

Отключается.

Подъезжаем к дому. Во дворе уже припаркованы два тонированных гелика.

Фрейд, поскуливая, лежит в кустах.

Бегло осматриваю: на бедре кровь, след от пули. Больно, бедняге, но я сейчас ничем помочь не могу.

Короткий стук.

Поднимаю голову.

На крыльце стоит Мартынов, приглашающим жестом машет мне. Загибает пальцы и поднимает вверх указательный — заходи один.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Леший, собаку в ветеринарку.

— Не брошу я вас! — Упрямо.

— Не спорить, блять! Уезжай!

Леший сжимает челюсти, но слушается. Подхватывает Фрейда на руки.

Провожаю их взглядом.

Если с Фрейдом что-то случится, то когда всё кончится, Лика со всех три шкуры снимет. А всё обязательно кончится. Прямо сейчас. Для Лики и детей — хорошо, потому что Мартынову нужен я.

Вот пусть со мной и разбирается.

Вхожу в дом.

Глава 38

Лика.

Саша уезжает, забирая всю свою охрану.

Может, это и глупо, но я чертовски устала быть героиней криминальной драмы. И мне страшно хочется почувствовать, что моя жизнь снова принадлежит мне. Без всяких напоминаний в виде качков с оружием на воротах.

Пацаны возятся с Фрейдом на полу гостиной. Тянут за уши, ловят за хвост, кувыркаются рядом и катают по лапам и мохнатой спине машинки. Фрейд терпеливо сносит эти шалости, только награждает изредка малышню покровительственным взглядом.

Устраиваюсь на диване с чашкой кофе.

Солнце, птички…

Наконец-то… Спокойная жизнь.

Какой сегодня день недели? Вторник?

Саша обещал, что в субботу приедет. Значит, всего через четыре дня.

Тут же устраиваю себе нагоняй за эти мысли, как будто скучать по нему — неправильно.

Но я не понимаю, что тогда правильно. Эта история смела все мои моральные ориентиры, сбила внутренний компас чувств. Во мне всего много, но мне этого мало. И я отчаянно жалею, что мы не поговорили толком о своих чувствах. Как всегда, положились на невидимую связь, через которую привыкли общаться.

Из открытого окна доносятся звуки подъезжающего автомобиля.

Саша? Забыл что-то? — подпрыгивает радостно сердце.

Выбегаю на крыльцо дома. Фрейд выскакивает вслед за мной. Настороженно принюхивается, скалится, и мне уже не нравится эта его реакция. В подобных вопросах Фрейду можно доверять.

Хлопают двери авто.

— Сёма, Тёма, марш наверх! — Кричу в дом.

Не слушаются.

— Хозяйка, открывай! — Барабанят в ворота.

Голос смутно знакомый.

Фрейд срывается на лай.

А я одна. Совершенно одна. И сковородка, чувствую, в этот раз меня не спасёт.

Какая же я дура… Господи.

— Хозяйка! — Снова ор и стук. — Мы же всё равно войдём! Считаю до трёх!

Телефон на кухне, бежать за ним — только злить тех, кто и так пришёл не ради приятной беседы за чашкой чая. Потому что они зайдут, да. Вынесут ворота, а потом и мне мозги за то, что мышка осмелилась играть с кошкой.

Жму трясущимися пальцами кнопку на панели у двери. Ворота медленно разъезжаются в стороны, чёрные тонированные тачки закатываются во двор.

Прихрамывая и держась за бок, за ними идёт мужчина.

Ранен?

Я знаю его. Борис Мартынов.

Посмотрела фотки в интернете, когда из Саши вытянула, кто является причиной всех наших бед. Но на тех фото он свежей, уверенней, а сейчас — на немолодом, землисто-сером лице застыла гневная, уродливая гримаса.

Из машин вылезают люди.

Один, два, три… Пять, плюс Мартынов.

Среди них ещё одно знакомое лицо — Ящер. Видела его всего раз, когда мы ехали с пожара в студии, но запомнила хорошо эти ярко-зелёные глаза.

Ему тоже досталось: лицо разбито в мясо, левая рука неестественно висит вдоль тела.

Фрейд срывается с крыльца навстречу непрошеным гостям. Яростно лает, опасно сокращая дистанцию с Мартыновым. Будто знает, на кого именно нужно нападать.

Мартынов коротко и лениво кивает одному из своих людей.

Всё происходит так быстро, что я не успеваю ничего сделать. Не успеваю даже подумать.

Щелчок предохранителя. Оглушающий выстрел. Пуля разрезает воздух. Фрейд, взвизгнув, отлетает в кусты и больше не встаёт.

Этот звук снимает с паузы мои реакции — я разворачиваюсь и убегаю в дом. Мальчики так и сидят в гостиной, только не играют больше в свои машинки, а смотрят с интересом в открытое окно.

— Ко мне, быстро. — Сажусь на пол. Сгребаю пацанов, накрывая их руками, как крыльями.

Мы не убежим. Нам некуда бежать, потому что найдут, догонят, и тогда будет хуже.

Мартынов медленно проходит в гостиную, морщась на каждый шаг. За ним стройной вереницей — его наёмники.

— Пливет! — Машет ручкой Сёма.

Заталкиваю его поглубже в свои объятия.

Мартынов присаживается на корточки рядом с нами.

— Привет. — Улыбается натянуто. — Наконец-то мы с вами встретились лично. А то всё по телефону, да по телефону.

— Саши здесь нет. — Говорю на выдохе, пытаясь справиться с дрожью в голосе.

— Конечно, но скоро будет. Лика Егоровна, я ведь предлагал вам сотрудничать. — Снисходительно. — Впредь тщательно взвешивайте огневую мощь потенциальных союзников и выбирайте друзей правильно.

— Вы не хотели сотрудничать. Вы хотели превратить мою жизнь в ад.

— И у меня таки получилось! — Разводит руками. — Ну, скажите, это стоило того?

— Саша убьет тебя.

— Рад, что мы перешли на "ты". Потепление в отношениях, а?

Морщится, прикрывает глаза на пару долгих секунд. Коротким жестом подзывает одного из своих людей. Тот, поддерживая за локоть, помогает ему встать.

Значит, я не ошиблась. Он ранен.

Добить бы его пулей в лоб.

И мне не страшно от собственной кровожадности. Будь у меня пистолет, моя рука бы не дрогнула. Потому что такие мрази не заслуживают жизни.

Там, за окном, светит солнце, а небо такое ясное, что на нём нет ни облачка. Но мне тошно. Вся грязь этого мира словно собралась в моей гостиной.

— Не переживайте, Лика, мы не задержимся. Дождёмся вашего мужа, договоримся и сразу отчалим. — Мартынов переводит дыхание, держась за бок. — Но на всякий случай, не надо меня злить. Боль способна превратить человека в животное, а мне не хочется, чтобы сегодня пострадали невинные души.

Бросает взгляд на двойняшек.

Заталкиваю пацанов за свою спину, так, чтобы они оказались зажаты между мной и диваном.

Мальчики, успевшие просечь, что происходит что-то нехорошее, тихонько поскуливают. Наощупь нахожу их ладошки и сжимаю, подбадривая.

— Всё будет хорошо. — Шепчу.

Не верю я в то, что Мартынов пришёл «договориться». Он пришёл мстить.

Я понимаю, что ему нужен Саша, но почему-то всем известным богам сейчас молюсь о том, чтобы он не появлялся здесь. Ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Вообще никогда. Потому что пока мы зависли в этой непонятной точке, жизнь будто продолжается. Но как только Саша появится, все закончится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Всё сейчас против нас. Силы не на нашей стороне. Слишком много точек давления. Мы слишком важны для Саши, поэтому я просто молюсь, чтобы он не приезжал.

Но, как это часто бывает, молитвы не доходят до тех, к кому обращены. Мы остаёмся не услышаны, потому что требуем слишком много, или потому, что наши требования идут вразрез с великим замыслом Вселенной.

Резкий звук тормозов. Во двор заезжает ещё машина.

Обречённо сглатываю вязкую слюну.

Глаза Мартынова победно вспыхивают, а через минуту в дом входит Саша. Беглым взглядом окидывает собравшихся, на секунду задержавшись на моём лице.

На него тут же направляют три ствола. Люди Мартынова ощупывают его на предмет оружия.

— Борис.

— Александр. Смотрю, ты торопился. Я даже не успел насладиться беседой с твоей семьёй.

— Тебе нужен я. Я здесь. Отпусти Лику и детей.

— И продолжить эту замечательную вечеринку без них? — Мартынов заваливается в кресло напротив нас. Вытаскивает из-за пояса пистолет. Прищурив левый глаз, примеряется то к Саше, то ко мне. — Зря я что ли сюда битый час добирался?

Саша делает шаг, заслоняя нас собой. Поднимает руки вверх.

— Есть понятия. Даже у самых отбитых людей должна быть черта, за которую они не готовы перейти. Будешь стрелять в женщин и детей? Серьёзно? Это твоя весовая категория?

Сёма с Тёмой хнычут в голос.

На сером, искореженном попытками сдержать боль лице Мартынова всё отчётливей проступает раздражение.

Его верхняя губа хищно вздрагивает, обнажая верхние зубы.

— Уведите. — Машет подбородком в нашу сторону. — Смотри, Аристов, какой я добрый. Надеюсь, ты оценишь мой поступок и посодействуешь. Хотя, у тебя не так много вариантов.

К нам подходит бугай Мартынова. Рывком дёргает меня с пола.

Прижимаю к себе детей.

— Вперёд. — Подталкивает в спину.

— Саша…

— Иди. — Саша не смотрит на нас. Неотрывным взглядом сверлит Мартынова.

— Я тебя не оставлю!

— Иди! — Рявкает, раздувая ноздри.

Бугай заводит нас с двойняшками в кухню и задвигает дверь-купе.

Теперь мы отрезаны от происходящего в гостиной, но всё ещё не в безопасности. Мой телефон лежит на самом краю стола, но едва я успеваю об этом подумать, как Мартыновский наёмник перехватывает мой взгляд и швыряет телефон в стену.

Втягиваю голову в плечи от резкого звука.

Интуитивно мне хочется вцепиться этому подонку в морду. Напасть, предпринять хотя бы ничтожную попытку отстоять себя, но я не готова рисковать львятами.

Мы сидим в почти полной тишине, которую нарушают только редкие всхлипывания двойняшек. Я понятия не имею, что происходит там, просто продолжаю молиться, чтобы для нас эта история закончилась хорошо.

Для всех нас.

Наверняка Север знает, что Мартынов на свободе. И он уж точно сопоставит факты и поймёт, где его искать. Но это лишь мои догадки…

У Мартынова пистолет. У его людей тоже. У Саши — ничего. На его стороне только чудо, но я слишком взрослая, чтобы верить в подобные вещи.

— Львята, вам налить воды?

— Да. — Робко хором.

— Можно? — Поднимаю взгляд на своего сторожа.

— Только без фокусов.

Достаю стакан, наливаю воду. Несу двойняшкам.

За закрытой дверью начинается какая-то суета.

Прислушиваюсь. Сторож тоже.

Хлопок. Сразу за ним ещё один.

Сначала мне кажется, что кто-то лопает шарики, но потом…

Стакан выскальзывает из ослабевшей руки.

Оседаю медленно на пол под весом собственного тела, ставшего тяжёлым, словно налилось в секунду плавленым металлом.

В руку впиваются осколки.

Не чувствую боли.

Вообще ничего не чувствую. Не слышу.

Картинка перед глазами размывается, темнеет.

Тихо. Или это я отъезжаю медленно в другую реальность, в которой нет звуков, красок, ощущений. Потому что в этой мне больше невыносимо.

В этом безмолвии, когда кроме угасающего звука выстрелов не слышно ни крика, ни даже дыхания, меня впервые за много лет парализует ужас.

Привычные реакции дают сбой.

Я просто…замираю.

За несколько минут сказочное утро со всей своей свежестью и тёплым солнечным светом превращается во что-то мерзкое, ненастоящее, неестественное.

Через звенящий вакуум до меня добираются звуки.

Кто-то кричит. Воет, как дикий зверь. С надрывом, до хрипоты. Так, что кровь стынет в жилах.

Только парой секунд позднее до меня доходит, что это мой крик. Что это я, сидя на полу, исхожусь в воплях и рыданиях.

И болит всё же. Очень глубоко. И так остро, словно ножом по живому.

Выстрелы звучат, словно на репите. Закрываю ладонями уши, царапая кожу, но эти выстрелы в моей голове. Сознание рисует картинки, как пули, застрявшие вне времени, снова и снова врезаются в Сашино тело.

Ком тошноты подкатывает к горлу.

А лицо, мокрое, щиплет от слёз. И маленькая девочка внутри меня тоже наконец плачет. Плачет так, что кажется, никогда уже не сможет остановиться.

Мы всё потеряли.

Почему я его отпустила?

Зачем дала уйти? Сегодня и тогда.

И как теперь вымаливать у неба прощение за то, что наговорила всякого, но не успела сказать самого главного?

Перед глазами застывает Сашино лицо. То, из детства. Мальчик с тёмными глазами и непослушными кудрями. Мальчик, который строил для меня шалаши в парке и защищал от целого мира. Враждебного и несправедливого.

Мужчина, который стал для меня всем. Который допустил ошибку и заплатил жизнью за то, чтобы исправить её.

Как я теперь без него?

Я не хочу быть сильной снова! Я хочу, чтобы он и дальше меня защищал!

Дышу рвано. Воздух такой густой, что не проходит в лёгкие, и я задыхаюсь, захлебываюсь в собственных криках беспомощности.

Двойняшки облепляют меня, завывая в унисон.

Крепкие руки обнимают меня за плечи. Поднимаю с надеждой взгляд, пытаясь сконцентрироваться на лице напротив.

Вижу голубые глаза. Лёд Байкала. Холодный, с яркими синими прожилками трещин.

— Лика, вы в безопасности! Всё хорошо!

Север вытирает мои слёзы и без конца талдычит, что «всё хорошо». Но ничего не хорошо.

Потому что я так и не сказала Саше, что всё ещё л…

Глава 39

Саша.

Лику и двойняшек уводят.

Лёгкие, сжатые спазмом, хватают жадно воздух.

Мне невыносимо думать о том, что моя семья станет средством к достижению чужой цели.

Лучше я один.

Я не питаю иллюзий по поводу финала. Всё предельно ясно, шансы невелики. Что уж там…чертовски малы. Четыре дула, направленных мне в грудь, говорят доходчивей любых слов.

И мне страшно.

Без всяких выебонов и понтов, мне страшно. Отчаянно не хочется умирать. И я жду, что Север с отрядом супергероев вот-вот вломится в дом. С надеждой кидаю короткие взгляды в окно, будто СОБР заглянет и приветственно помашет ручкой перед тем, как войти.

Справедливость восторжествует. Со мной или после меня. И я думал, что меня устроит и тот и другой вариант. Но сейчас…

Нет.

Я хочу ещё много-много лет обнимать жену. Растить вместе детей. Строить планы. Летать в отпуск. Любоваться закатами. Пацанов водить на дзюдо или футбол… Да пофиг, решим. Дожить до седых волос. Кормить с Ликой уток в парке.

Хочу чувствовать.

Любить.

Просто жить.

Смотрю на Ящера. Он будто вообще ускользает из этой реальности. Пялит в пол и лыбится в каких-то своих трипах. Рожа в крови, глаз затёкший, бровь и губа разбиты. Приложили знатно. Да и пушки у него в руках нет, а значит, он либо тоже рычаг, как Лика и дети, либо козёл отпущения, как я.

Что, кормушку прикрыли?

Билет в один конец, да? А вот и станция маячит на горизонте.

Но при всём том пиздеце, что между нами произошёл, я для Ящера не желаю смерти. Просто не могу. Думал, что порадуюсь, если карающая длань настигнет и его, но нет. Он в этой партии такая же пешка, как и я.

И я, на удивление, даже не злюсь больше. Враг у нас один.

Мартынов перекладывает пистолет из одной руки в другую, привлекая к себе внимание.

Пушка — это серьёзный артефакт влияния.

Подсекаю за его рваными движениями: подъебывает на правый бок, значит, туда ему пулю всадили.

При хорошем раскладе сдохнет падла от кровотечения. При плохом — его успели подштопать, и тогда падла проживёт ещё какое-то время. До приезда Севера.

Доживу ли я — другой вопрос.

— Скажи, Аристов, игра стоила свеч?

— Я не собирался лезть в ваши игры.

— Но влез. Лёгких денег захотел?

— Всё простить не можешь, что яйца тебе оттоптал?

Мартынов кивает в сторону.

Под ребра прилетает нехилая плюшка.

Сгибаюсь пополам, пытаясь подавить рвотный рефлекс. Желчь подкатывает к горлу.

— Аристов, дело ведь не в деньгах, пойми. И даже не в моей гордости. — Вкрадчиво продолжает Мартынов.

— Да, дело в том, что безусловный твой авторитет подорвали. Стало быть, не такой уж он и безусловный. Так может, ты не Бог? Или поверить в такое сложно?

Снова кивок.

Лупят по ногам. Падаю на колени.

Получаю бонусом в морду.

Сегодня три по цене двух? Беру…

По подбородку тёплая струйка. Пачкает красными пятнами пол передо мной.

— Аристов! — С угрозой. — Может, мне отрезать твой длинный язык?

— А правда она такая, Борис. Болючая. И страшная. Мне понадобилось время, чтобы принять правду о себе. Но у тебя времени не так много, да?

Молчит задумчиво. Тупит в стену и упирается подбородком в дуло пистолета. Крейзи…

— Карцинома, четвёртая стадия. Да ещё и пулевое. Мне терять нечего, понимаешь?

— Да что тут можно не понять? — Усмехаюсь через сжатые зубы. Чувствую во рту привкус крови. — Соль в том, Боря, что при всём бахвальстве, за душой у тебя ровным счётом ни-ху-я. Тебе осталось сколько? Сутки? И ты, зная это, первым делом побежал мне мстить. Потому что тебе даже зацепиться в этой жизни не за что. Только извращённая вера в то, что мир вращается вокруг тебя. Ты сдохнешь вот-вот, но вместо того, чтобы насладиться последними мгновениями, прёшь через пол города сюда, чтобы вершить возмездие. Боишься, что иначе твой бестелесный дух покоя не найдёт? Так он и так не найдёт! За те грехи, что ты совершил, тебе даже адский котёл не светит. Говорят, фейсы там на входе строгие, и с такими рожами, как твоя, не пускают.

Ящер медленно качает головой и выразительно таращит целый глаз.

Да чо мне? Хоть выговорюсь…

Север сказал время тянуть.

— Таких как ты, Аристов, надо уничтожать, как вредителей. Вы отбросы, паразитирующие на чужом труде. Я целую жизнь положил, чтобы добиться того, что имею, а ты одной своей ублюдской выходкой едва не уничтожил это.

Смотрю с вызовом в глаза Мартынову, а в них — ни намёка на то, что внутри ещё живёт человек. Сдохло там всё уже давно. Оно только выдаёт себя за одного из нас.

Гуманоид с планеты жопа, мля…

— Жаль, что лишь едва. То, что ты сеешь, отдаёт гнильём.

— Ну, что есть. — Разводит похуистично руками. Наводит на меня пистолет, прицеливается. — Но в одном ты прав. Я пришёл, чтобы вершить возмездие.

Время словно замедляется. Секунды растягиваются, как густой мёд.

Ящер точным ударом под дых дезориентирует ближайшего Марытновца, перехватывает оружие.

Затвор щёлкает.

Два выстрела звучат друг за дружкой, почти синхронно, и я не понимаю, кто стрелял первым.

Хочется, как в детстве, зажмуриться, но держу глаза широко распахнутыми. Готовлюсь просматривать кадры в ретроспективе, но ничего нет… Не проносится жизнь перед глазами, сука.

Зато проносится Ящер, закрывая меня своим телом от пули. Тяжёлым кулем падает к моим ногам.

Фантомная боль на секунду пронзает тело, уверенное, что ранили именно его.

Собрята распахивают дверь с ноги. Вваливаются, заполняя гостиную, как муравьи. Скручивают парней со стволами.

— Мордой в пол! Лежать!

Заторможено поднимаю взгляд на Мартынова.

Он отрывает от груди трясущуюся ладонь. Непонимающе смотрит на кровь на своих руках и, медленно оседая под весом тела, гаснет. Застывает без движения на полу.

— Лежать! Всем лежать!

На автомате слушаюсь. Укладываюсь лицом в пол и поднимаю глаза на Ящера. Тот вяло показывает большой палец вверх.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Схлопотал-таки пулю? Думаешь, теперь растает моё сердце?

— Была у меня надежда… — Слабо улыбается. Переводит взгляд в потолок и упарывается в одну точку.

Куда ты там смотришь? Бога ищешь?

Нет, рано ещё.

Пока я тебе честно и по-братски по роже не дам, не уйдёшь. Да и потом — тоже.

Друзьями не разбрасываются, даже такими отбитыми, как Ящер.

СОБР крепит Мартыновцев. И меня за компанию.

Заламывают руки за спиной до боли в суставах. Проверяют на наличие оружия. Не нежничают.

Похуй.

Я так рад этим ребятам, что готов каждого расцеловать!

Толкотня, суета.

Отличная вечеринка! Хороший тамада, и конкурсы интересные.

— Этого отпустить. — Голос Севера. — Да мать твою, отпускай!

Сажусь. Хрущу позвонками, разминая шею.

Север проходится по комнате. Носком ботинка толкает Мартынова в плечо.

— Один пришёл убивать, второй умирать, третий его спасать, а четвертая — попала под раздачу. С вами не соскучишься!

— Ты погоди, двойняшки ещё подрастут…

— А ну цыц, Аристов! — Смотрит с прищуром. — Я не понял, а чо сидим, кого ждём? Там женщина твоя уже для тебя рюши на саван выбирает.

Машет в сторону кухни.

Поднимаюсь на ноги.

— Север, ты за чешуйчатым присмотри. А то он к Создателю собрался.

— Присмотрю. — Кивает, отыскивая рану на животе Ящера. — Вали уже.

Шаткой походкой двигаюсь из гостиной.

Лика и двойняшки на полу, рыдают втроём среди осколков.

— Папааа! — Мордочки красные.

Сердце сжимается.

Срываюсь к ним, падаю рядом, обнимаю.

Мы словно в центре всего. Мир вокруг перестаёт существовать. Слышу только шум собственной крови в ушах. И как сердце отбойным молотком лупит по рёбрам.

— Саша! — Лика сжимает мою шею руками. Шепчет с жаром между всхлипываниями: — Как же я тебя ненавижу! Убить готова! Сволочь! Ненавижу…

Плачет.

Не помню, когда видел в последний раз слёзы в её глазах. Да и видел ли когда-нибудь?

На секунду ловлю панику. Будто это нереал, и на самом деле пулю схлопотал я, а не Ящер. И вот это всё — дорисовал и придумал умирающий мозг.

Прикусываю губу в месте, где она разбита. Болит. По-настоящему.

И чувствовать боль вдруг становится не наказанием, а благословением. Потому что вот Мартынов уже ничего не чувствует, но я бы ни за что не согласился оказаться на его месте.

Прижимаю Лику и пацанов сильней.

Хочется сказать что-то ахрененное, красивое, ёмкое, но я в красивых словах тупой, как ботинок. Поэтому говорю то, что могу.

— Ты как хочешь, львица, а я остаюсь. И возражений не приму!

У меня наготове уже полтос с хуем аргументов, почему мне нельзя уходить. Но хватит и одного. Я просто люблю.

— Хорошо.

— А я сказал… — Отстраняюсь. Удивлённо заглядываю в заплаканные глаза. — Хорошо?

— Не уходи.

— Сегодня или..?

— Аристов! — Лупит в грудь.

Я так отчаянно ждал точки в этой истории, что сейчас, при виде явной запятой, просто теряюсь.

Думал, сегодня всё закончится.

Но сегодня всё только начинается.

Глава 40. Ещё не эпилог

Саша.

Неделя после. Лучшая неделя в моей жизни.

Мы всё теперь делаем вместе.

Готовим вместе. Спать ложимся вместе.

Вместе смотрим телевизор по вечерам, играем с пацанами во дворе, решаем проблемы.

Доверяем.

Это жесть, как сложно иногда, разделить с другим человеком свои мысли и сомнения. Но я учусь.

Двойняшки со вчерашнего дня у Насти и Кирилла. Эти двое ждут пополнение, тренируются на наших детях. Мы, в общем-то, не против… Лишняя минутка на пообжиматься по углам. И каждая такая минутка для меня сейчас по-особому ценна.

А сейчас

мы вместе

стоим в палате Ящера. Привезли ему домашних харчей, потому что его от больничной баланды мутит…

Да, я всё это уже проходил однажды, но стараюсь не заниматься самонамоткой. Не ищу проблем там, где их нет.

Потому что человек, которому фиолетово, не станет под пули бросаться за тебя.

Он накосячил, да. Но ведь и я тоже.

Я получил свою возможность искупить вину, а значит, по справедливости, и Ящеру она полагается.

Да и, откровенно говоря, не хочу я друга терять. Дорог мне этот гад ползучий.

— В термосе облепиховый морс. А здесь котлетки. На пару. — Лика проводит ликбез по содержимому контейнеров. — В этом овощи. Тоже на пару.

— Уу. — Воет жалобно Ящер.

— Тебе нельзя жирное. Побереги печень.

Лика над Ящером трясётся. Нам обоим страшно представлять, что было бы, если б он меня не прикрыл. Мы об этом не разговариваем, но иногда Лика смотрит на меня так, словно потеряла. И я сжимаюсь внутренне, потому что мне стыдно, что заставил её так нервничать.

— Лика, да я в норме! На мне заживает, как на собаке! Смотри! — Ящер задирает футболку, демонстрируя чистую повязку.

Лика всё равно морщится, отводя взгляд.

— Ладно, чешуйчатый, жри и восстанавливайся. Нам через час нужно быть на другом конце города, Фрейда выписывают.

— О, поздравлямба! Нормально он?

— Врач говорит, хромать может ещё пару месяцев. Но главное, живой. — Отбиваю Ящеру по ладони. — Главное, что все мы живы.

— Огонь! Ну, привет Фрейду и пацанам. А я… — Хватает пульт от телека, с прокисшим фейсом щёлкает кнопки. — А я надеюсь, не сдохну здесь со скуки!

— Некогда тебе будет скучать.

Лика приоткрывает дверь.

Пришлось попотеть, чтобы разыскать жену и дочь Ящера. Этот упырь ведь сам и не попробовал пошевелиться в эту сторону… Он, как и я, думал, что проебал свой шанс на счастье.

Марина робко входит в палату, держа за руку Анюту.

— Папа! Паапаа! — Аня с разбегу врезается в отца.

Марина садится у его постели, прижимается лбом к плечу мужа. Гладит по волосам.

Ящера перекашивает от боли — Анюта чётко в пулевое влетела. Но глаза… Всё, пиздец Ящеру. Поплыл.

Ревёт, как девчонка!

И Лика носом шмыгает рядом.

— А ты чего, львица? — Обнимаю за плечо, притягиваю к себе.

Вместе смотрим на воссоединение семьи.

— Господи, не могу, как это трогательно! — Вытирает слёзы.

Мы открыли какой-то портал. Лика плачет теперь вообще на постоянке! На счастливом конце в фильме, при виде двойняшек, играющих с Лешим, и даже если ужин получился особенно вкусным.

Страдашка моя!

Но сильным женщинам тоже нужно плакать. Слёзы — не показатель слабости. Слёзы — это нормальное проявление чувств, а если ты чувствуешь, значит, живой. И нет ничего непоправимого, невозможного, пока жизнь продолжается.

Оставляем Ящера налаживать коммуникацию с семьёй. Едем за Фрейдом.

На всякий случай решили оставить его в клинике на неделю, чтобы он находился под присмотров спецов. Но собакен скучает по хозяйке. Очень. Нам об этом в ежедневном видеоотчёте докладывали дежурные врачи.

И когда мы с Ликой появляемся в небольшой комнатке, стерильно пахнущей и идеально чистой, Фрейд, не стесняясь, от души вылизывает Лике лицо, руки, и вообще всё, до чего способен дотянуться.

— Мой мусипусичка! Мой пирожочек сладенький! Мой храбрый мальчик! — Нажмякивает Лика пса. — Кто у меня такой красивый мальчик? Кто мой самый смелый пёсик?

Тот заваливает Лику на пол под её весёлый смех и…шмыганье носом.

Плачет снова! Да ёпти!

Но я так рад, что это мохнатое чудище живо, что сам едва держу слёзы в себе. Присоединяюсь к катающемуся по полу месиву, наглаживаю Фрейда по пузу.

Счастье!

Жена, дети, собака! У меня всё есть!

Деньги мне принесли одно лишь горе и проблемы.

Простое человеческое тепло. Семья под боком. Возможность целовать родных — вот, где кроется счастье. Не филлерное, а живое, настоящее.

— Повязку вам придётся менять самостоятельно, если не хотите возить Фрейда сюда трижды в неделю. — Врач передаёт мне рецепт. — Швы рассосутся сами, но наблюдайте, чтобы ранка не мокла, иначе начнёт загнивать. Угрозы для жизни больше нет. Пара месяцев, и Фрейд даже не вспомнит об этом инциденте.

— Спасибо, док! — С жаром трясу протянутую ладонь с рецептом. — Мы вам что-то ещё должны?

— Не болейте, и этого хватит. — Улыбается и уходит.

— Всё, женщина, до ужина три часа осталось!

— Понеси Фрейда на ручках!

— Лик, он может ходить сам. Посмотри на него, вон, живее всех живых.

— Понеси! — Капризно дует губки.

Фрейд садится передо мной на задницу и передней лапой тычет в колено. Смотрит с влажным блеском в глазах.

— Мля… — Беру на руки, чо.

Несу в машину, на заднее.

Лика накрывает Фрейда специально подготовленным пледиком. Скармливает котлетки на пару.

Мчим через пол города домой.

Сегодня у нас званный ужин. Будут все!

Потому что у нас важная новость. И я с предвкушением представляю вытянутые морды наших друзей, когда они услышат, что мы тайно поженились. Снова.

Дома с Ликой натягиваем фартуки. Она — шефствует, я — подчиняюсь беспрекословно.

Этому я тоже учусь — подчиняться иногда приказам моего нежного командира. Не спорить, а делать так, как она просит. А если просит что-то, что идёт вразрез с моим стандартным понимаем процессов, то нужно тогда это…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Раз-го-ва-ри-вать!

Во, разговаривать!

Это трындец, как важно. Даже если слова не складываются. Всё равно!

— Да чтоб тебя! — Лика возится с банкой томатной пасты. — Открывайся, сволочь такая!

— Дай сюда.

— Я сама умею. — Упрямо. — Три года же открывала банки как-то без тебя.

— Знаю, что умеешь. Но не хочу больше, чтобы сама. Давай.

Слушается.

Поворачиваю крышку, ловя торжество момента. О, эти фанфары, звучащие в голове каждого мужика, когда он открывает туго завёрнутые банки!

— Спасибо! — Забирает.

Отворачивается поспешно в сторону.

Ловлю за плечо, поднимаю голову за подбородок.

Плачет! Ааа!

— Женщина моя, ну что на этот раз?

— Ты не поймёшь!

— Если не скажешь — точно не пойму.

— Просто я… Просто раньше… Эти банки… Я её и катала, и ложкой! Бывает, уже сварилось всё, а я… Эти банки, да кто их закрывает?!

Точно. Нихуя я не понимаю. А Лика рыдает над открытой банкой, и так эмоционально несёт пургу, что я сам вот-вот разревусь!

— А теперь ты есть! И всё намного легче. А я раньше сама… И кран крутила, унитаз чинила! А знаешь, как сложно женщине унитаз чинить? Я же не сантехник, Саш!

Обнимаю. Прижимаю к груди крепко-крепко.

Никогда больше моя женщина не будет чинить сама унитазы и открывать банки. Ну, только если очень-очень захочет.

— Львица, я не уйду больше никуда. Эксплуатируй по полной!

— Я тебя так сильно люблюююю! — Завывает.

Сердце замирает на секунду, ухает куда-то вниз, а потом возвращается и с оттяжкой колотит в грудину.

— И я тебя. Сильно люблю.

Стоим, как каменная статуя. И я бы всю жизнь так стоял, но…

— Саша, ужин! — Резко отстраняется Лика, вытирает слёзы.

Смеюсь над резкой переменой настроения. Мне остаётся только завидовать её скиллу переключаться между такими разными эмоциями.

Лика готовит свой фирменный овощной соус, пока я варю булгур.

Бул-гур.

Ещё одно новое слово в моём лексиконе.

Женщина вообще расшарила знатно мой словарный запас, и теперь я знаю даже такие слова, как «помоги». Это, короче, когда у тебя что-то не получается, и ты просишь помощи у других людей. Крутая вещь, пользуюсь с удовольствием!

А, ну ещё я знаю теперь, что такое спонжик, пилинг и бомбер. И что мюли — это не сухой завтрак, а смешные дамские тапули с пушком.

Дверь тихо щёлкает. Фрейд настороженно ведёт ушами, бурчит, как старый дед, но не подскакивает с места.

На рефлексах хватаюсь за нож. Кошусь на Лику — она перехватывает по-удобней ручку сковородки. Смотрит с опаской на меня.

Киваем друг другу.

Хоть Мартынов и не достанет нас с того света, страх всё равно остался. И мы стараемся не оказываться больше уязвимыми. Работаем слаженной командой, и всегда готовы прикрыть тылы.

Двигаюсь с ножом медленно вдоль кухни, чтобы выглянуть за угол, в коридор. Лика со сковородой — по пятам за мной.

— Эй, мистер и миссис Смит! Уберите оружие, здесь дети вообще-то! — Недовольно тянет Север, появляясь из темноты.

— Тфу ты! — Отбрасываю нож на стол.

— Ну вот, я чуть соус из-за вас не испортила! — Ворчит Лика. — Вы как прошли через ворота?

— Пересеклись с Лешим, он открыл.

Целая орава вваливается в дом!

Сёма, Тёма и Рома — сынуля Лешего, — тут же облепляют Фрейда.

Следом Кир с беременной Настей. Помятые и уставшие, после целого дня с двойняшками.

Дина с Лешим неловко трутся у дверей в кухню. Динка пока не влилась в нашу странную тусовку, мы видимся только второй раз. Но всё впереди, потому что Лике она очень нравится. Скромная девочка, застенчивая. И рядом с огромным Лешим выглядит, честно говоря, совсем игрушечной.

— Вам тут это… Прислали что-то. За ворота перекинули. — Леший протягивает плотный жёлтый конверт. — На бомбу не похоже, вроде.

— Снова сопоставил факты? — Лыблюсь.

Забираю конверт. Трясу.

Внутри что-то звенит.

— Дай сюда. — Забирает Лика, торопливо открывает и высыпает на стол содержимое. — Что это?

— Ключи. — Говорю очевидный факт. — И записка.

Все с молчаливым ожиданием ждут, пока я зачитаю вслух.

— «Женщины должны улыбаться. Ваш Робин Гуд». И адрес. Больше ничего.

— Какой ещё Робин Гуд? — Хмурится Лика, отбирает записку. Вертит в руках.

— Студию тебе подарили! — Догадываюсь я.

Ай да Князь, ай да сукин сын!

Не, ну, не зря тогда поплакался ему в жилетку…

Лика уводит Настю и Дину гуглить адрес, чтобы посмотреть, что за подарочек ей перепал.

Я заканчиваю с ужином.

Север лезет со своими подсказками дурацкими под руку. Шикаю, отгоняя полотенцем, как Лика меня обычно.

Кир, откупорив бутылку вискаря, наливает всем по шоту.

Он ровный мужик. Нравится мне. Подружимся.

— За детей! — Кирилл поднимает шот.

Чокаемся.

— У тебя пацаны классные. Настоящие мужики. — Кир залпом выпивает вискарь, морщится, закусывает нарезанным лимоном. — Но я, если честно, рад, что у нас будет дочка!

— Дочка — это хорошо. Будет из тебя верёвки вить.

— Пусть вьёт. Я для своих девочек всё сделаю, лишь бы улыбались.

— Да, женщины должны улыбаться. — Цитирую Князя. — Особенно маленькие женщины.

Очень важно маленьких женщин долюбить, доласкать. Иначе растут они потом с мыслью, что нужно быть железной, или вообще не быть.

Завидую немного Кирюхе.

Дочка — это вообще не то же самое, что пацаны. Это ж и пони, и платья розовые, и много-много нежности, поцелуйчиков, объятий. И быть большим львом для маленькой львицы это, наверное, ахренеть как круто.

Гордо.

Но я не жалуюсь. Мне и пацанов хватает. Скоро вместе будем на футбол ходить, я уже и тренера для нас присмотрел.

Собираемся все за столом. Мы с Ликой — во главе, словно король с королевой. Лев и львица. Главы прайда.

Меня разрывает от желания скорей всё рассказать, поэтому усидеть на стуле спокойно не могу, прям как трёхлетка.

Ух, ну и рожи сейчас у всех буду-ут!

Хочется ехидно потереть в ладоши, но держусь стойко.

Лика прочищает горло.

Ловим взгляд друг друга. Встаём.

Держу свой шот, Лика — бокал с морсиком.

— Большое спасибо, что вы все смогли сегодня присутствовать на этом ужине. — Говорит Лика торжественно, словно мы щас кому-то Оскар вручать будем. — Этот вечер очень важен для нас, потому что мы хотели разделить свою радость со всеми вами, нашими друзьями. Мы большой путь прошли вместе, и за короткое…время…так сблизились…

Голос дрожит.

Ревёт…

Обнимаю и перехватываю инициативу.

— Да, ребят, спасибо вам огромное, что смогли выкроить время, потому что у нас очень важная новость.

Лика всхлипывает и поднимает на меня глаза.

Киваем друг дружке. Мы скажем это вместе, хором, как чокнутая парочка, да.

Вот щас будет разъёб… — Радуюсь я мысленно.

— Мы поженились! — Выдаю я.

— Я беременна! — Вместе со мной говорит Лика.

Тяну тупую улыбку на всю рожу, как олень последний. Не сращиваю вообще, что она только что сказала.

Оглядываю друзей — тоже в осадке.

Нарушая все нормы этикета, прочищаю пальцем ухо.

— Ты — что?

— Беременна.

— Повтори. — Упорото требую.

Не верю.

— Беременна я, Аристов, беременна! — Смеётся и плачет одновременно.

И я тоже — смеюсь и плачу!

Падаю на стул и реву, как пацан, закрыв ладонями лицо.

Потому что я ведь проебал целых три года жизни моих мальчиков. Больше даже. На своей шкуре не смог прочувствовать ни всю жесть бессонных ночей, ни колики, ни зубки… А теперь — вот!

Шанс!

Лика моя — святая женщина, раз смогла такого распиздяя простить, да ещё и наградила лялькой!

Притягиваю Лику к себе, утыкаюсь лицом в ещё плоский животик.

— Привет, принцесса! Как же я рад! Как же я ахрененно рад!

— А на узи пол пока не сказали — рано. — Лика перебирает пальцами мои волосы.

— Да я без ваших узи-шмузи всё знаю! Папа чувствует! Там маленькая львица сидит, зуб даю!

— Ну, друзья, вы даёте… — С опаской глядит в нашу сторону Север. — Я каждый свой визит к вам думаю, что меня уже ничем не удивить, но вы каждый раз придумываете что-то новенькое!

— Стараемся!

— Короче! — Север встаёт. Тянется шотом к центру стола. — За Аристовых?

— За Аристовых!

Звон бокалов смешивается с гулом в голове.

А я плыву, будто уже в хламину! И не могу поверить в своё счастье.

Лика садится ко мне на колени.

Прижимаю её к себе, но теперь не до хруста между лопаток, а нежно-нежно.

И я готов обнимать её так до конца своих дней.

Потому что моя. Любимая. Львица.

А вот теперь эпилог

Саша.

Дома чисто, ужин почти готов. Стол сервирован так, что не стыдно Английскую королеву на приём приглашать. Шампанское охлаждается, воздушные шары доставлены, плакат пацаны заканчивают…

У Лики день рождения. Будет тихий семейный праздник, а на выходных соберёмся с друзьями на шашлыки.

Но сегодня всё должно быть идеально. Идеально!

Проверяю утку в духовке. Буквально десять минут ещё, и можно выключать.

— Ева! Ева, одеваемся!

Торнадо проносится мимо.

— Ева!

Пытаюсь поймать. Ныряет у меня между ног и уносится.

— Ева, одеваемся!

Да кому я это говорю? Принцесса вообще никого не слушает. Разве что…

— Фрейд! Врубай свой няньский режим!

Крутит головой. Ушами водит в стороны.

— Задержать!

Подскакивает с места, уносится вслед за Евой. Через пару секунд — лай из кухни.

— Попался, червячок!

Меняю грязное домашнее платье на чистую одежду. Заплетаю короткие волосюхи в два кривеньких хвоста. И сбоку бантик.

Ева тычет Фрейда в мокрый нос.

— Пум. Пум. — Пальчиком в ноздрю.

Фрейд удивлённо пырит на принцессу и трясёт мордой.

— Ева, скажи па-па.

— Пум.

— Па-па.

— Пум!

— Па-пу-ля!

— Пуля!

Застываю с выражением глубочайшего ужаса на лице.

Мне капец, если Лика это услышит. Её до сих пор триггерит со всего, что касается оружия. Даже боевики смотреть не разрешает. А за «пулю» из уст ляльки Лика меня за яйца подвесит на заборе.

— Ладно. Ева, а что мы скажем маме, когда она придёт домой?

— Авасепти!

— С днём рождения! — Поправляю. — Мы скажем: с днём рождения, мамуля!

— Пуля! — Уносится с коварной рожицей.

Если пацаны — мои копии, то дочь — это Лика. Будто уменьшенная, и с чуть более неустойчивой психикой, но в целом…

Тёмные волосы, светло-карие глаза. А уж каким командным тоном она отдаёт мне приказы на своём иврите!

Что там я хотел? Поцелуйчики и объятия, пони и розовые платья? Как бы не так!

Вчера я лишился клока волос. А буквально сегодня утром Ева притащила домой бурундука. В саду нашла. И накормила его копчёной колбасой, пока я оттирал кухонный гарнитур от маркеров.

Пацаны щемятся от Евки по углам. Она в этом доме общепризнанный авторитет. Лика дочке во всём потакает, но я — нее! Я батя-кремень!

Таскаюсь с фонтанами воздушных шаров, не зная, куда их пристроить.

— Папаа! — Это Сёма орёт.

Я сейчас уже настолько скилл батеринства прокачал, что двойняшек по голосам отличаю. Не то, что раньше.

— Чо?!

— Ева пьёт воду из унитаза!

Ну это уже ни в какие ворота!

Так. Я батя. Я лев. Грозный глава семьи. Не тряпка…

Бегу в туалет.

Стоит принцесса, приосанившись бедром к толчку, и, оттопырив мизинчик, хлебает воду.

— Ты ж моя! Научилась пить из кружечки! Какая умничка! — Обтекаю от умиления.

— Мм, куна! — Гладит животик.

— Класс. Только мамуле мы не расскажем, да?

Сворачиваю туалетное чаепитие, тащу Еву к пацанам.

Те, развернув на полу ватман, выводят аккуратно буквы.

— Ева, присмотри за братиками, хорошо? Скажи брат. Бра-ат.

— Блят.

— Э… Так, отмена! Ева, забудь.

— Блят! Блят!

Обречённо сглатываю.

Пацаны хохочут.

Я ж теперь Лике не докажу, что не верблюд!

— Пап, а можно завтра Ромыч у нас ночевать останется? — Спрашивает Сёма.

— Можно, если Леший разрешит.

— Мы Лешего сами уболтаем! — Тёма. — Пап, а представляешь, у Димы с дзюдо новый телефон.

— Представляю.

— Я тоже хочу телефон.

— И я!

— Нет.

— Ну пап… — Канючит Сёма.

— Дима уже в школу ходит. Вот вы когда пойдёте, тогда и вам купим.

— Ну, паап!

Прочищаю горло.

— Так…

— Блят! — Улыбается Ева.

Пацаны косятся на неё подозрительно.

— А мы маме скажем, что ты Еву материться учишь!

— А я маме тогда расскажу, что вы её котлеты Фрейду отдаёте! И телек запрещу. — Ха! Шах и мат! — И вообще, стучать — не по-пацански!

Есть некоторая прелесть в том, что ты взрослый. Ходишь наставляет всех с умным видом.

— Отстой! — Складывает руки на груди Сёма.

— Скука! — Копирует позу брата Тёма.

— Сука! — Улыбается, естественно, Ева.

Клаааасс!

Нас щас четвертуют и сожрут.

— Короче, плакат на вас, а я пошёл гирлянду распутывать.

Украшаю стену перед входной дверью. Украшатель из меня, мягко говоря, не очень, но лучше так, чем никак. Делай, что можешь, с тем, что имеешь. А имею я двадцать метров запутанных к хренам собачьим проводов с лампочками…

— Уки! — Появляется рядом Ева.

Тянет ладошки, испачканные в гуаши.

— Помыть ручки?

Бросаю гирлянду, мчусь к раковине. Нет, это дурдом какой-то!

— И одока! — Показывает Ева на щёчки.

— Мордочка у тебя чистая.

Расстроенная, уходит к пацанам.

Возвращаюсь к своим баранам…

Гирлянда почти распутана, шары красиво расставлены. Времени остаётся катастрофически мало. Мамуля наша вот-вот вернётся из спа. Отдыхает на всю катушку с Настюхой.

Поворачиваюсь и подскакиваю от испуга. Ева с боевым макияжем, сделанным наспех гуашью, стоит передо мной, важно уперев руки в бока.

— И одока!

Добилась своего.

Идём мыть мордочку…

— Пацаны, ну за сестрой присмотрите немного, чо вы? — Возвращаю Еву в детскую. — У меня дедлайн!

— У нас тоже!

Распутываю гирлянду. Креплю на скотч к стене. Пусть хотя бы двадцать минут провисит, а там гори оно всё синим пламенем.

— Аа! Ева! Всё испортила!

— Ева, блин!

Срываюсь, бегу в детскую.

— Ёперный театр! Мать моя женщина!

Ева, завалившись на живот на плакат, елозит по разлитой гуаши руками и ногами.

Жизнь меня к разному готовила, но к такому точно не готовила.

— Быстро! Быстро мыться! — Хватаю хохочущую дочь за руку.

— Я дома! — Лика из коридора.

Нам пиздец.

Идём сдаваться, чо.

Ева, целиком в краске, бежит в авангарде. Счастливая!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пацаны уныло тащат испорченный плакат, на котором отчётливо отпечатан разноцветный след маленького тела.

— Улыбаемся и машем. — Подталкиваю мальчиков в спины.

— С днём рождения, мамуля! — Хором, но без энтузиазма, выдают они.

— Мы тебя любим! — Передаю подарки, целую. — Ева, что маме нужно сказать?

— Пуля! Блят! Сука!

В полной тишине скотч с отчётливым хрустом отклеивается от стены, гирлянда падает вниз.

Кажется, когда три года назад в этом самом доме Мартынов приставил мне пушку к груди, я так сильно не паниковал.

Но Лика неожиданно смеётся.

— Чудики мои, спасибо!

— Ева испортила плакат! — Обиженно ябедничает Тёма.

— Не страшно. Зато какой он необычный получился! Таких плакатов никому не дарили. — Снимает пиджак. — Саш, горит?

— Да! Спасибо, что заметила. Чуть с ума не сошел сегодня!

— Нет, дымом пахнет. У тебя что-то горит?

Утка, мля!!

Несусь со всех ног на кухню, открываю духовку, разгоняя полотенцем клубы тёмно-серого дыма. Утка со степенью прожарки уэлл-нахрен-в-угли-дан!

Разочарованно пялюсь на неудавшийся ужин.

— Ну её, эту утку. — Лика обнимает меня со спины, кладёт подбородок на плечо. — Давай пиццу закажем?

— Я хотел, чтобы празднично…

— Главное, что мы все здесь сегодня. А пицца или утка — какая разница?

Поворачиваюсь лицом к Лике. Перехватываю ладонями за щёки, целую в холодный нос.

Время идёт, а женщина моя с каждым годом становится всё прекрасней. Как вино. Терпкая, сладкая, с приятным ягодным послевкусием. Но если борщануть, может и в голову дать.

Лика уводит принцессу нашу мыться. Мы с пацанами выбираем пиццу.

К моменту, когда её привозят, мы все собираемся на диване, врубаем семейный кинчик. Разливаю нам с Ликой по бокалам шампанское.

В большие окна заглядывает закатное солнце.

Лика сидит, вытянув и перекрестив между собой длинные ноги. В розовом свете она такая нежная, будто статуэточка из светлого мрамора. Свежий персичек.

Фрейд под шумок пристраивает филей на диване.

— Иди отсюда!

— Пусть посидит. — Просит Лика. — Мой шладкий мальчик. Лежи, не слушай папу.

Ева заползает на меня сверху и сворачивается калачиком на груди. Кажется, замурлычет сейчас, как котёнок.

Пацаны наяривают пиццу: Сёма отдаёт Тёме сыр, Тёма Сёме — колбасу. Шумные они, громкие. И такие сейчас забавные, в этом возрасте.

А закат розовый-розовый. Яркий. И у нас таких закатов ещё очень много впереди.

— Пум-пум. — Гладит лениво Евка пальчиком по диванной подушке. — Пум. Пуля. Па-па-пуля.

Целую в макушку, прижимая к себе маленькую львицу.

Лика смотрит на нас влажными глазами. Улыбается, закусив губу.

Ровно три года назад, в этот самый день, наша история сделала очередной виток. Она не началась с того злополучного вечера в ресторане, но то, что мы пережили, останется со мной навсегда зарубкой в памяти.

Мы можем всё. Но только если позволяем себе принимать помощь и не боимся иногда быть беззащитными, ранимыми. Живыми.

Моя семья — это слабость, ставшая в конечном итоге моей суперсилой. Уязвимое место стало мощной бронёй и щитом.

И мне больше не страшно. Потому что знаю — мы справимся.

Пока наш львиный прайд вместе, мы непобедимы!

Дорогие мои, спасибо вам большое за то, что прошли этот путь вместе с героями! Особенная благодарность девочкам, которые комментировали каждую проду) ваша поддержка очень важна!

Если вам понравилась история, очень прошу поддержать её звёздочкой или комментарием! Любое ваше взаимодействие с книгой очень ценно для меня и мотивирует на творчество)

Ну и, пользуясь случаем, хочу вас позвать в новую книгу. Пора Севера пристраивать, а то такой мужик, да в холостяках…))

Конец