45. Роман. Толтек. Аэромир. Эпилог. Из книги Секс роман

ТОЛТЕК. АЭРОМИР.

ОДА СОРОК ПЯТАЯ.

ЭПИЛОГ.

45-1.

В задумчивом пребывал движении Он. С тем неподвижность тела обворожительно пОлна. А Мир — так зыбок. Вот, кажется, курится газ энергий. Я чувствую его шершавое зерно и плотности молекул миллионов. Достаточно, втянуть эфир чрез носоглотку….

А что же видимые пейзажи? Легки они зыбки, газообразны. Вот, кажется, вдохни тот вид в окне, и он свернётся в трубчатую скрутку, и пролетит сквозь ноздри порошком хрустящим, и, веселящий, взбудоражит сердце.

Так впитывает кисти истриё хвостом сухим весь коллер акварельный. Рука взмахнёт из разноцветных жидкостей, сбирая вид объёмный и в плоскость перспективу превращая.

Но, трансформируясь из вне, те файлы внешней сути, проникшие во внутреннюю сущность,   в покое пребывают, — во вдохнувшем их, — до времени паря информативным фоном, там где-то — во внутри,… не смешиваясь с образами воображения … Но влияя, на них…

Захочешь — развернёшь любые вновь порознь, или совокупишь в любом порядке и инсталлируешь во вне. Такая данность. Всё внешнее останется внутри всегда, — забытое воспоминание яви.

45-2.

Василий грезил. Сны плыли сюрреальны. Он воплощал материю назад из образов в себе. Когда-то втянутые до него, другим из тел, забытые, быть может, под спудом вековым…

— А ты осознаешь, Солана, — этот мир так странен? Когда я вижу новое творение. Оно всё беззащитно, зыбко, эфемерно, и, кажется, растает вот-вот-вот... Но стоит приманить его слегка, становится, вдруг, требовательно очень. Я чувствую ответственность за образ грёз своих. И не имею сил лишить их воплощения.

И в каждый следующий миг свой, я новый образ материализовать обязан. Вся жизнь, мне кажется мгновением чудесным, знамением прибавления материальной красоты.

Прекрасное полноцветное видение, ко мне стучится молотом дверным в грудную клетку, подобно стуку сердца нового младенца!

— Дитя любви, войди!

Я вижу новый мир. За ним — ещё и ещё. Миры рождаются и меркнут, и в каждом — новая идея через меня находит ход сюда.

В том — явь любви.

Только искусство созидания мысли мне придаёт кураж и наслаждение чудом — творения итог. Таков удел мой.

Я ощущаю боль толчков бесплотных форм в себе.

Ты чувствуешь их со мной, Солана? —

Он обнял девы хрупкий тела храм.

— Любовь рождает явь. Давление грёз оттискивает формы из мысли, чувства и эфирной смеси. Одна картина за другой играются, творя мираж — средь слепков антуража.

Картину выковать из чувственных крупиц — тест зрелости плода и искусности индивида. Нет, не этюд, не тему, не аккорд, но, — полноценное оформленное действо должен миру я!

Я — воплотитель законченных картин! Я — исполнитель их, актёр, антрепренёр и режиссёр, дизайнер и художник, сценический работник и кассир.

Не может здание радовать без полноценной сути, без антуража из должного подхода по земле и без небес над ним.

Все перспективы улиц, сцены площадей, и реки, и мосты, дворцы и ратуши, музеи и театры, развёртки, доминанты и просветы не пикселом должны безликим быть. Они — часть мифа, сотворённого приёмом общим мастера. В них жители — всегда под стать идее — и зрители и действующие лица театра взгромождённого вокруг

Я в пользователей своих домов влюбляюсь так же точно. Актёры в картине все — и зрители и здания! Конечный плод моих творений — отклик, дрожь, восторг!

Любовь без материального бесплотна. Мужское проникает через жён в Мир Яви, а женское, твердеет через мужское. Все порождаются в нас через противоположный вид.

Мы видим новые Миры, — их красоту — в телесном притяжении. Свечение тонкое на гранях изгибов форм дрожь плотскую порождают в нас, сдвигают разума зыбкие занавеси.

Лишь сброшены догадок жалюзи, как чувства ветр тотчас нас правит.

Нет, — не эмоция! Эмоция — потом. Вначале чувство вкрадчиво вздрожает!

И, кажется, влечение нами и управляет. Но лишь потом, затмив, свет чувственный, эмоция ставит точку — разыгрывает пиесу из творений.

Я же умею между форм взаимодейством продлить и углубить момент владения чувств.

В просветах мгновений путь развёрнут, мощен, и глубок.

Пиесы многократные пространств внутри меня творятся каждодневно.

Вот, занавес поднят вновь, и мы — в пути… внимание у сует забрав, не сделав ни единого движения!

— Но ты впадаешь в грёзы?!

— Я ухожу в них лишь за тем, чтобы по-новому увидеть явь.

— Самообман!

— Художественный ход, приём.

— Миры твои реальны! Ты в них меня нашёл!

— А как иначе? Знать, только за прозрением верный выбор.

Мы — то, что выбираем мы.

— Быть может...

— Я предпочту в мирах своих тебя.

— Мне нравится твой выбор. А Алларии? Что скажешь ты Аллариям другим?

— Они — отныне — ты только. Во снах моих все девы были «Оны». Чрез них «Она» вбирала в свой эфир меня. Но, оказалось, ты была «Она» всё время для меня.

— Но я же – майла. А Она — айана!...

— Да, в мире водном майла ты, в людском ты — человек, аэритом стала ты сама собою. Сменился образ, и теперь, я грежу о летающих фантомах. И женщина аэритов ты теперь — айана, покуда там — в стране небесной разыгрываются будущие акты новых форм, и новые идеи в заоблачный переместились мир и требуют иного воплощенния. Таков их зов и жажда, и порыв сей час.

Я — там, где образы взывают к воплощению.

— Так значит, всё что происходит, всего лишь плод воображения твоего?

— Я думаю, что — да. Вот, только не согласен с оборотом я: «всего лишь». Материя есть оттиск сосредоточенного чувства. Мой Мир, — Архи—материя! Дома… Дома… Дома… — То, что люблю я!

— Пусть так.

— Тогда дай руку мне. Отправимся мы за Картиной Дома новой из нашего совместного воображения!

— О, Да! Согласна я! Идём! Измыслим путь!

45-3.

Василий в мыслях запросил повсюду свет. —

И вот. —

Предметы все в молочно – белом фоне утонули.

Он наслаждался полнотой и миром.

Но почему такого света нет всегда?! Всегда!

Реальный мир деталями перегружен.

И тем меня реальность утомляет.

Проявленное память восприятия занимает — заполоняя великим множеством излишних форм грошовых.

Как среди них найти те непременные, что встанут в вечность воссоединившись с чувством?

…В зону внимания силуэты входят и выходят.

Взаимодействие, их и видимость, грузна…

Распознавание силуэтов между мне лёгкость придаёт.

Василий стоял недвижим.

Свет грел его сиянием изнутри.

Но не теплом, — нет-нет, а чем-то большим —

Уютом и заботой!

…Прибытие в обитель чувств одних — миротворит …

И только внешние шумы…

Возможно ль, чтобы и они все тоже удалились в одночасье?

Хотелось действовать всегда из состояния света.

Залитый молоком свечения, Василий наслаждался плотнотой материи грёз.

Он выглянул в окно. Всё было бело — весь Мир!

И белый барельеф пространства восхищал. В бездействии Василий, казалось, на века залип.

Мир красовался молча, собой предоставляя любоваться чувству.

Так хорошо, — когда вы вместе с тем, кем надо быть вам.

И в том присутствует чувство верности события.

Пусть обратится Сущность напрямую в Сущность, минуя скорлупу скафандров тел.

И Сущность обнимает Сущность и целует. —

Мгновение, и себя в другом лицом к лицу находит:

Сущность в Сущности.

И только волны…

Нет никого вокруг. Нет оболочки тел. Преград предметов нет.

Нет даже света!

Здесь — только плотных волн невидимый рельеф … —

Для крыльев бабочки воздушная опора.

***