Записка. Серия: Записки проститутки читать

Плейлист

Houndin — Layto

I Want You — Lonelium, Slxeping Tokyo

За Край — Три Дня Дождя

Soi-Disant — Amir

Shadow Lady — Portwave

I Want It — Two Feet

Heartburn — Wafia

Keep Me Afraid — Nessa Barrett

Sick Thoughts — Lewis Blissett

No Good — Always Never

В кого ты влюблена — Три Дня Дождя

Blue Chips — DaniLeigh

East Of Eden — Zella Day

Animal — Jim Yosef, Riell

Giver — K.Flay

Номера — Женя Трофимов

Labour — Paris Paloma

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1. Поворот не туда

Поворачиваю голову в сторону подруги и тяжело вздыхаю. Казалось бы, рабочий день только начался, а мне уже хочется вернуться домой и залечь в горячей ванной на несколько часов. Монотонная работа в офисе строительной компании раньше ощущалась, как огромный шаг в будущее, который позволит достичь поставленных целей. Сейчас же я желаю воткнуть карандаш себе в сонную артерию и окончательно распрощаться с щелканьем мышек и клавиатуры.

— Если бы ты не бегала за мисс Миллер с самого утра, то не устала бы ни капли, — едва слышно фыркает Фиби и поправляет темные кудряшки.

— Oh, mio Dio* (итал.: боже мой), ты прекрасно знаешь, почему я так поступаю, — свожу брови к центру и показательно киваю. — Если прекращу, то не видать мне надбавки.

— Ты и так ее любимица и получаешь явно больше всех нас вместе взятых. Иначе, как ты поддерживаешь такой идеальный блонд?

Закатываю глаза, сдувая со лба удлиненную челку.

Будь у меня действительно много денег, я бы не стирала в кровь ноги, следуя везде за своей начальницей в попытках получить повышение. У меня просто нет выбора, потому что возвращаться в Бари*(город на юге Италии) я не намерена.

— Сколько раз повторять, что это, — неприлично тычу пальцем на свои волосы, — мой натуральный цвет?

Фиб морщится и бурчит себе под нос что-то про мою серьезность. Я не отвечаю. Лишь тихо щелкаю языком и поворачиваюсь к своему компьютеру.

Вновь погружаюсь в бесконечную череду таблиц и цифр, в попытках отвлечься от собственных мыслей. Воспоминания из дома — если я еще могу называть Италию своим домом — снова норовят пробить тонкую брешь между настоящим и прошлым. Они плотными, склизкими щупальцами обволакивают сначала тело, потом разум, указывая на неудачи, на собственную бездарность, на неспособность достичь мечт.

Но я не могу позволить себе попасть под их влияние. Я должна продолжить стараться, чтобы подняться на этаж выше и заиметь авторитет в компании. В конце концов не могу бросить все на самотек и свыкнуться с мыслью, что до конца жизни останусь в сметном отделе, ковыряясь в бумажках.

И то, спасибо Фиби, которая помогла мне пригреться на этом месте и получить возможность зарабатывать достаточно в неродной стране. Если бы не она, я бы сейчас или скиталась по улицам Лондона в поисках хоть какой-нибудь работы, или продолжила грести пенсы*(Разменная монета Великобритании, равная 1/100 фунта стерлингов), обслуживая клиентов в магазине одежды. Похоже, именно оттуда у меня появилась привычка за всеми бегать, чтобы добиться результата и не быть уволенной.

Тряхнув головой, я отвлекаюсь на тычок в бок. В глазах немного рябит, а на сетчатке и вовсе отпечатались заполненные цифрами таблицы. Поэтому, прежде чем посмотреть на Браун, я часто моргаю.

— Кьяра, — тянет Фиби и наигранно дует нижнюю губу, — ты меня сегодня совершенно не слушаешь! Еще немного, и все сплетни пройдут мимо нас!

Веду плечом и мысленно оцениваю масштаб оставшейся работы: если отвлекусь на перешептывание сейчас, то точно смогу избежать их после, потому что Фиби вспомнит и про свои дела, а если оттяну, то получится перенести обсуждение офисных слухов на обед, однако работать придется без отдыха. И это даже лучше.

Только у Фиб другие планы, и я сдаюсь под натиском почти черных, горящих надеждой глаз.

— Рассказывай, — на выдохе произношу и машу руками, когда подруга начинает звонко хлопать в ладони. — Тише ты!

— Риччи, ты себе представить не можешь, что я подслушала в туалете, — отмахивается и наклоняется ко мне ближе, зная, что я не устою. — Помнишь Мелани из кадров? Так она по уши влюблена в нашего Джона! — голос Фиби под конец срывается на радостный писк, и я не могу сдержать улыбки.

Погружаюсь в обсуждение коллег и лишь иногда вспоминаю делать пометки в ежедневнике или таблицах. Впитываю от последнего рабочего дня на этой неделе только положительные эмоции. В голове представляю, как в скором времени окажусь дома с ведерком мороженого и бокалом просекко, беззаботно просматривая новые серии сериала.

Обычно я стараюсь проводить свои выходные активно: хожу в парки, театры, кино. Но в этот раз у меня нет настроения покидать квартиру. Даже если от этого будет зависеть моя жизнь, — ни за что не выберусь из-под одеяла и не брошу красавцев актеров на экране телевизора.

Слишком напряженная была неделя.

Она оказалась наполнена большим количеством новых заказов, которые необходимо обрабатывать в кратчайшие сроки, и совещаниями, на которых я выступала в качестве незаменимой, как утверждает мисс Миллер, помощницы. Конечно, в этом есть и свои плюсы: дополнительные выплаты, полезные знакомства, незначительные попытки влиться в дела компании. Хоть и толку от этого не так много, я все же не теряю надежды.

Только иногда становится страшно, что все это может оказаться зря, и меня так никто и не заметит или, наоборот, посчитают выскочкой, готовой идти по головам. Однако такой себя я считать не хочу и не могу, потому что причины такого поведения иные, и они совершенно отличны от тех, что ярлыками висят на моих плечах. Хотя в какой-то мере плевать. Пусть думают, что хотят и как хотят. Ярлыки висят на всех, и один из них озвучивает Фиби, изогнув накрашенные алой помадой губы в брезгливой усмешке:

— Глянь, элита уже спустилась, а обед начнется только через пять минут.

Я сама усмехаюсь, взглядом провожая проходящих между рядов офисных мест архитекторов и инженеров, что беззаботно болтают об очередных проектах.

— И что значит, лифт не спускается с последнего этажа? Специально сделали, чтобы они нас своим самодовольством задавили? — продолжает Фиби и закидывает в сумку телефон, явно собираясь также начать обед раньше.

— Тебе напомнить, что ты сама можешь спокойно оказаться в их числе? — надеваю светлый пиджак и поправляю топ. Закрываю программы и блокирую компьютер, замечая, как начинает бежать время перерыва, намереваясь закончиться быстрее, чем рабочий день.

Будь я во главе компании, давно бы объявила сиесту*(Полуденный, послеобеденный отдых (в Испании, Италии, Латинской Америке и некоторых других странах)), а не скудный обеденный перерыв длиною в час.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но это лишь мечты. Поэтому, слушая возмущения Фиби, иду вместе с ней к лифтам.

— Я не могу бросить тебя здесь!

Отмахиваюсь.

— Оставь эти глупости и развивайся.

— Так и хочешь, чтобы я мучилась и спускалась один этаж по лестнице? — прищуривается, и я качаю головой. Расслабленно облокачиваюсь спиной на стенку лифта.

— Эш же спускается, — игриво приподнимаю брови.

— Ему полезно. Ты видела, какая у него классная задница? Явно из-за этого. Я покажу!

— Фу, прекрати это, — морщусь и зажмуриваюсь.

— Ты моя подруга, и мы должны делиться своей личной жизнью.

— Эш твой парень, и я не хочу смотреть на его задницу.

Фиби смотрит на меня с выражением лица, походящим на искреннее недоумение. Словно я прямо сейчас отказываюсь от миллиона стерлингов и жизни в Букингемском дворце.

— Очень зря, — как приговор выносит и ведет подбородком.

Я следую за ней, покидая офисное здание, два последних этажа которого принадлежат компании. Сразу же в лицо ударяет прогретый майским солнцем ветер с примесью выхлопных газов от автомобилей, проносящихся по улицам. Конечно, это не городская набережная, а центр Лондона. Здесь людям не до отдыха под палящим солнцем, которого порой так не хватает.

Англия, к сожалению, за четыре года так и не стала мне любима. Слишком непривычно всегда находиться в движении, ломать язык, в попытках избавиться от акцента, или же, наоборот, понять живущих здесь людей.

Порой мне кажется, они всегда, когда я к ним обращаюсь, набивают полный рот бисквитов, лишь бы сильнее исковеркать слова.

Хорошо хоть Фиби таким не занимается и спокойно отвечает на все мои вопросы. Только иногда — в момент крайнего возбуждения — я совершенно не понимаю ее английский.

— Ты либо прожуй, либо напиши, — на выдохе говорю, когда очередные слова теряются в активных жестах подруги и ее несдержанном мычании.

Она недовольно закатывает глаза и манерно промакивает губы салфеткой, словно пять минут назад не была измазана в брусничном соусе.

— Думаю, Эш хочет сделать мне предложение.

— Что?! — прикрикиваю и едва не задыхаюсь от прилипшего к небу листика салата. Смачиваю горло и сгибаюсь в спине, стыдливо наклоняясь к Фиби и понимая, что привлекла внимание других посетителей кафе.

Фиб спокойно пожимает плечами и переплетает пальцы.

— В последнее время он стал каким-то беспокойным и задумчивым. Часто сидит в телефоне, задает наводящие вопросы и уводит разговор в сторону, когда я начинаю его расспрашивать. Еще у нас скоро праздник — три года отношений, — Браун заправляет волосы за уши, но непослушные кудри все равно лезут в лицо. — Не может же это быть чем-то другим?

Хмурюсь. Действительно странное поведение.

В воспоминаниях сразу же всплывает доброе, но всегда серьезное лицо Эша, который является полной противоположностью взвинченной Фиби. Их пара играет на контрасте не только характерами, но и внешностью: темный волос Браун так и норовит привлечь все внимание на себя, затмевая светлую голову Эша.

Однако, несмотря на разность во всем, они обворожительно смотрятся вместе, и от них исходит настоящая, обнимающая каждого находящегося рядом с ними, любовь. И я даже по-доброму ей завидую, понимая, что Эш точно тот, кто серьезно настроен по отношению к моей подруге. Из-за этого у меня пропадают все сомнения, и я согласно киваю, принимая догадки Фиби.

— Значит, мы идем на свадьбу? — широко улыбаюсь, искренне радуясь за Фиби. — Только, пожалуйста, пусть у подружки невесты будет серое шелковое платье, — складываю ладони вместе и чуть трясу ими в воздухе. — Оно идеально подойдет к моим глазам.

— Я подумаю, — также улыбается. — Вдруг мне вовсе просто кажется.

— В любом случае, это рано или поздно случится. И я первая хочу увидеть фотографию кольца на твоем пальце!

— Фиби Хилл. Звучит?

— Еще бы, — отвечаю, и Фиби самодовольно улыбается.

Она наклоняется вперед и ставит локти на стол. Переплетая пальцы, в упор смотрит на меня. Я старательно делаю вид, что не замечаю ее выжидающий взгляд и подаю знак официанту, в попытках заказать десерт.

— Кьяра.

— Слушаю, — с наигранным интересом пролистываю давно выученное меню, лишь бы снова Фиб не начала нелюбимую мною тему отношений.

— Ты же знаешь, что я хочу сказать? — согласно мычу. — Я не впущу тебя на свою возможную свадьбу без пары!

Возмущенно ахаю. Не верю в ее слова.

— Tradimento!*(итал.: предательство) — негодую. — Настоящее предательство! Ты не можешь со мной так поступить.

— Еще как могу. Твои вечные похождения заставляют меня нервничать и переживать за твою жизнь, пока всякий раз жду ответа утром.

Недовольно морщу нос и показательно, с силой отламываю ложкой большой кусок чизкейка.

— Меня не интересуют отношения. А мои «похождения» очень даже безопасные. Тем более, какой толк от отношений, если в своих последних я даже кончить не могла? — самодовольно проговариваю и готова поклясться, что сзади раздается смешок. Свожу брови к переносице и оборачиваюсь. Но единственное, что вижу — затылок сидящего за соседним столиком мужчины.

Наверное, показалось.

— Теперь считаешь, что все парни теряют способность доставить удовольствие после начала отношений? — Фиби складывает руки на груди и расслабленно откидывается на спинку стула.

— Я считаю, что и сама могу справиться.

— Ладно, — тянет и прищуривается, — а как тебе наш Мэтью?

— Не люблю блондинов.

— И как ты на себя в зеркало смотришь?

Вздергиваю нос и отвечаю:

— Себя люблю

— Кевин?

— Низкий.

— Адам?

— Старый.

— Рей?

— Маменькин сынок.

— Тебе напомнить, что мы не в ассоциации играем, а тебе парня ищем?

— Я не соглашалась на такие поиски. Говорю же, меня устраивают разовые встречи.

Браун наигранно вскидывает руки. Вижу, как она хитро улыбается и кивает в сторону бариста:

— Он точно по тебе сохнет! Помнит твои заказы и добавляет больше сиропа.

— Фиби Браун, еще слово, и я окуну тебя лицом в твою тарелку.

Звонко хохотнув, Фиб наконец-то успокаивается и отвлекается на пришедшее сообщение. Я с облегчением выдыхаю и возвращаюсь к своему десерту, наслаждаясь сладостью на языке и остатком обеденного перерыва.

Прихожу в офис одна, крепко сжимая в руке стаканчик с горячим кофе. Осматриваю постепенно заполняющиеся рабочие места и занимаю свое. Пару минут позволяю себе посидеть с закрытыми глазами, стараясь вернуть былую собранность и выкинуть из головы все мысли о разговоре с Фиби.

Конечно, я могла бы давно прислушаться к ней. Да и тот бариста симпатичный парень. Только зачем? Нет какого-либо желания начинать что-то, что может после не привести к чему-то бóльшему, как у Фиб. Не хочу тратить свое время еще и на проблемы в отношениях, когда все потребности можно удовлетворить одним походом в клуб.

Тру лоб, осматривая стол. Внимание привлекает яркий стикер, выглядывающий из стопки документов. Дергаю бумажку и хмурюсь. Вчитываюсь в аккуратный острый почерк.

Встретимся после работы в первой закрытой переговорной. Есть предложение.

А.

Смотрю на букву в конце и еще больше не понимаю. Чувствую, как мысли начинают со скоростью света биться о черепную коробку, перебирая варианты имен и фамилий. На ум приходят все знакомые работники и параллельно к ним подбираются причины встречи. Не нахожу ни одной веской, пока имя начальницы не всплывет в голове.

Растерянно моргаю. Быть может, она хочет похвалить меня или предложить новое место? А если хочет уволить? Попросит уйти молча и по собственному желанию?

Merda*(

итал.: дерьмо)

Волнение вспыхивает, и я судорожно вздыхаю. Стараюсь отвлечься: перебираю бумаги, разбираю почту и пытаюсь «дожить» этот день до конца.

***

Сжимаю кулаки и ногтями впиваюсь в кожу ладоней. Пронзаю взглядом дверь в переговорную и не могу решиться зайти, переступив через страх. Неизвестность пугает. Однако еще больше пугает возможность потерять работу.

Сглатываю вязкую, кислую слюну и зажмуриваюсь, прежде чем дернуть ручку вниз и сделать шаг вперед.

— Извините за опозд… — не договариваю, застав в просторной комнате не свою начальницу, а мужчину. Он стоит ко мне спиной, темным пятном выделяясь на фоне светлого интерьера.

Осматриваю широкую спину, обтянутую пиджаком, и прокашливаюсь. Расправляю плечи и за долю секунды тону в голубизне глаз, когда мужчина поворачивается.

Теперь на смену страху приходит замешательство.

— Ничего страшного, — улыбается, и на щеках появляются ямочки, что тенью ложатся на лице.

Александр

.

Его я знаю. Пришедший до меня в компанию архитектор, который сразу же завоевал сердца почти всех работниц.

Да чего таить: на корпоративах, когда количество алкоголя изрядно превышает норму, и все рамки дозволенного стираются, в женской части коллектива начинается игра «выйти замуж-трахнуть-убить». И, конечно же, Александр зачастую фигурирует в первом, а еще чаще — во втором варианте.

И я не являюсь исключением, уверенно говоря: «трахнуть».

С Александром я иногда пересекаюсь на совещаниях или когда он спускается вниз к лифтам. Однажды мы даже обедали вместе на кухне на моем этаже, потому что у них сломалась кофемашина. Тогда Александр показался мне интересным молодым человеком, и мы даже обменялись номерами. Только так никто никому не позвонил.

А теперь он стоит тут. Уверенный в себе и чересчур красивый для человека, отработавшего восемь часов.

Хотя, может, он просто всегда мне казался красивым?

Спорить с внутренним голосом бесполезно. Александр Форд действительно был моим типажом: обаятельный и самодостаточный шатен, выше меня почти на голову; с привлекательной улыбкой и до одури манящим, хриплым голосом.

Хотя я и не близка с ним, все равно позволяю себе наглость, сократив его имя:

— Алекс? — обрываю возникшую тишину, которая была вызвана моей задумчивостью. — Ты здесь, эм… зачем?

— Ждал тебя, — спокойно отвечает и указывает ладонью на дверь. — Не могла бы повернуть ключ. Нам надо кое-что обсудить.

Заторможенно киваю. Надежды на повышение рушатся, как карточный домик, стоит замку щелкнуть.

Я встаю напротив оперевшегося бедром на стол Александра и складываю руки на груди. Легкие немного жжет от обиды, а в голове вовсе становится пусто.

Что такого мы можем обсуждать?

Повторяю возникший вопрос и внимательно всматриваюсь в горящие азартом глаза.

— Сегодня я совершенно случайно услышал разговор, — он перекрещивает ноги. — Кажется, с Фиби? — спрашивает, и я сильнее хмурюсь, пытаясь сложить всю информацию воедино. — В общем, тема была интересной и в какой-то степени мне подходящей.

— И чем же тебя интересуют женские разговоры? — с вызовом спрашиваю, вздернув подбородок.

Этот нахал лишь усмехается.

— Ты говорила про потребности; что тебе не нужны отношения, — склоняет голову набок, будто впитывает каждую мою эмоцию. — И я тебя понимаю. Сам в таком не заинтересован.

— Может, перейдем сразу к делу? Не знаю, как ты, но я уже хочу домой, — откровенно злюсь.

— Как скажешь, — выпрямляется и встает рядом. — Я предлагаю тебе секс. Без обязательств на постоянной основе.

Давлюсь воздухом и удивленно таращусь на Александра. Если это опять слуховые галлюцинации, вызванные работой, то я сама уволюсь.

— Ты, что?

Алекс лениво закатывает глаза.

— Подумай сама: не придется всякий раз искать кого-то нового и порой переживать за собственную жизнь. Все абсолютно безопасно и обоюдно. А самое главное — все в

плюсе

и довольные

, — соблазнительно улыбается, пока серое вещество в голове медленно кипятить мой мозг.

— Допустим, —

боже, что я делаю?

— Где гарантии, что я буду в

плюсе и довольна

?

Губы Александра растягиваются в довольной улыбке, и он наклоняется ближе. В нос сразу же ударяет запах горького парфюма, и меня окутывает тепло чужого тела.

— Если ты позволишь, — он касается моих волос. Заправляет их за ухо и кончиком носа проводит по скуле. Я резко втягиваю в себя воздух, находясь в импровизированном плену, — то я покажу гарантии.

Нет. Нельзя. Не позволю.

Мантрой звучит в голове, стоит мне взглянуть в голубизну радужки. Я должна уйти отсюда и оставить Александра одного, навсегда запомнив, что он сумасшедший.

Или сумасшедшая я?

Может, все просто сон, и я сейчас пускаю слюни на клавиатуру, поддавшись собственному воображению. Надеюсь, Фиби меня разбудит. Но не сейчас.

Только после моего падения.

— Позволю, — голос хрипит и мой ответ теряется в одурманенном поцелуе.

Губы Алекса касаются моих, и он крепко целует меня, не позволяя отстраниться. Его ладони — горячие и нежные — ловко проскальзывают под пиджак, соприкасаясь с голой кожей поясницы. Он надавливает на нее, вынуждая выгнуться и прижаться ближе. Не оставляет расстояния между нашими телами.

Я несдержанно стону, когда Александр кончиком языка проходится по моей нижней губе, окончательно уничтожая здравый смысл. Зарываюсь пальцами в жесткие волосы на затылке и запрокидываю голову назад. Жаркие поцелуи сразу же ложатся на шею, с редкой периодичностью сменяясь слабыми укусами.

Растворяюсь в ощущениях и утопаю в собственном желании, когда кончиками пальцев Александр проводит по моему животу вниз, к пуговице на брюках. Мы пересекаемся взглядами: мой молящий и его залитый влечением сталкиваются, зарождая внутри меня нечто новое; ранее мне неизвестное.

И я ведусь.

Сама тянусь за поцелуями, от которых все тело покрывается испариной и ноги подкашиваются. Выпадаю из реальности, когда Александр нагло расстегивает ширинку на моих брюках и едва ощутимо касается кромки белья.

Я шире расставляю ноги. Всем видом указываю на горящее во мне желание и почти задыхаюсь в собственном стоне, стоит Александру коснуться клитора через кружевную ткань.

От влаги белье неприятно прилипает к коже, но все это становится неважным, по сравнению с правильными движениями пальцев Алекса. Он умело доводит меня до исступления, вынуждая громче стонать и вовсе позабыть, где мы находимся. Я лишь крепче сжимаю его плечи. Цепляюсь за него, в надежде не свалиться на пол. Бедрами двигаю навстречу, пока внизу живота с каждым касанием печет сильнее.

Сердце бешено колотится, и кровь гулом звучит в ушах. Сосредотачиваю все свое внимание на Александре, его пальцах, желании почувствовать их внутри. Упираюсь лбом в сгиб его шеи, шепча просьбы не останавливаться. Ногтями царапаю ткань пиджака, и Александр сильнее давит на клитор и быстрее двигает рукой.

Зажмуриваюсь, сквозь тяжелое дыхание произнося имя человека, с которым до этого близко не контактировала и который вот-вот подарит мне оргазм. Размыкаю губы, надрывисто втягиваю воздух через рот. Стараюсь растянуть момент, насладиться каждым касанием, когда по ногам проходится дрожь, заполнив собой все тело. Приподнимаюсь на носочки, и Александр опять целует меня. Жадно, страстно, пылко.

И это становится последней каплей.

Я расслабляюсь в его руках. Ощущаю, как под плотным пиджаком кожа покрыта липким потом. Легкие склеиваются от нехватки воздуха, и в горле сухо. На меня накатывает долгожданная усталость, и на губах отпечатывается блаженная улыбка, когда я слышу звучащий возбужденным хрипом вопрос:

— Ну так что, согласна?

Глава 2. Искушение

— Не хотите начать свой день с кофе по-ирландски?*(Крепкий черный кофе с сахаром, щедро сдобренный ирландским виски и увенчанный слоем слегка взбитых сливок) — улыбается знакомый бариста, и я отвечаю ему такой же улыбкой.

— Боюсь, меня не так поймут на работе.

— Тогда, как обычно?

— Да, только добавьте сироп, — склоняю голову набок, продолжая поддерживать легкую беседу, что наполнена отголосками флирта. — На свой вкус.

— Как пожелаете, — отходя от кассы и закатывая рукава формы, подмигивает Клейтон — его имя черным маркером выведено на бейджике и хрупким воспоминанием сидит в моей голове.

Оплатив, я сама делаю шаг в сторону. Привычно осматриваю кафе, которое находится через дорогу от офиса, и делаю глубокий вдох, улавливая слабый горьковатый аромат кофе. Немного смущенно отвожу взгляд, стоит пересечься с темными глазами Клейтона, и утыкаюсь в прилавок с пирожными. Уже мечтаю скрасить обеденный перерыв кусочком шоколадного торта или, быть может, малиновой тарталеткой.

Будь рядом со мной Фиби, она бы пихнула меня локтем и кивком указала на Клейтона, всем своим видом намекая обратить внимание на него, а не на сладости. Возможно, даже вынудила бы залиться блеклым румянцем от неуместного подкола.

В этом вся Фиби и ее тяга к любовным делам. Однако это не отталкивает.

Порой ее легкость и капля сумасбродства, что прячется за серьезным карим взором, заставляют почувствовать себя живой. Словно нет никаких проблем и голова вовсе не забита работой, которая усталостью и тяжестью оседает на плечах. Словно я дома, где вместо однотипных задач меня ждет привычный поход на пляж, что располагается через одну улицу от моей. С Фиби я будто возвращаюсь в беззаботное детство, где меня волнует лишь наличие фруктового льда в палатке с мороженым и мягкой чиабатты в любимой пекарне.

— Большой латте с малиновым сиропом, — громко произносит Клейтон и ставит цветной стаканчик на стойку. На белой крышке тонкими черными полосками нарисовано мультяшное солнце. Рядом приземляется бумажный пакет с названием кафе.

— А это? — хмурюсь.

— За счет заведения, — рвано поправляет темную челку. — Потрясающе выглядите.

Я интуитивно провожу ладонью по черному шифоновому платью и с большим удовольствием принимаю комплимент. Настроение поднимается не только от явной сладости в пакете, но и от приятных и звучащих искренне слов. Мне не остается ничего, кроме как с улыбкой поблагодарить и попрощаться, напоследок кокетливо обернувшись через плечо.

Может, Фиби права, и стоит обратить внимание на этого молодого человека?

Только есть ли смысл брать на себя часть ответственности за отношения, когда сейчас у меня все замечательно? Какой толк затягивать себя в невидимые цепи, чтобы потом сдирать их вместе с собственной кожей и плотью, если жизнь не сложится, как в счастливых любовных романах?

Вот и я пока не испытываю потребности.

Единственная потребность, которая меня сейчас волнует, — закрывающиеся двери лифта и высокие, не дающие ускорить шаг шпильки.

— Подождите! — с придыханием прикрикиваю и влетаю в лифт с бормотанием благодарностей. Слова теряются в шуршании пакета с десертом, тугой боли в лодыжке и моем удивлении, стоит вскинуть голову и увидеть Александра.

— Не нужно так торопиться. Это не последний лифт, — вместо приветствия говорит.

— У меня завтрак, — показательно приподнимаю стаканчик, кивком указывая на панель с кнопками. — Остынет.

Александр усмехается. Он неторопливо нажимает на нужный этаж, а я задерживаю взгляд на его ладони; на блеклых разводах вен, скрытых под слоем карамельной кожи; на длинных пальцах. В памяти вспыхивают не только картинки, но и фантомные касания, что искрами разносятся по телу. Они вынуждают переступить с ноги на ногу, глупо потеряться между мечтой и реальностью. Появляется желание повторить произошедшее в переговорной и еще раз позволить себе раствориться в моменте.

Oddio…*(итал.: Боже…)

Чувствую, как в лифте становится жарко.

— Не передумала?

— Что? — отвлекаюсь от своих же фантазий и снова ловлю холодный голубой взгляд. Он наполнен откровенным интересом и насмешкой, которая вынуждает взять себя наконец в руки.

— Наш договор.

— Нет, — уверенно отвечаю. — С чего мне передумывать?

Пройдясь языком по нижней губе, Александр хмыкает.

— Прошли выходные. Многое может измениться за два дня.

— Но не мое решение.

По крайней мере, было бы глупо упускать столь выгодное предложение. Хоть и все два дня Александр не покидал мои мысли и сейчас упорно — даже умело — заполняет их снова.

— Как скажешь, — натягивает на лицо чертовски довольное выражение. — На сегодня есть планы?

Я задумываюсь лишь на секунду. Выбираю между привычным одиноким вечером в пустой квартире и точно хорошим сексом. Слежу, как чаша весов с каждой секундой сильнее клонится к земле, пока не ударится о нее с привычной мелодией и открывающимися дверцами лифта.

— Нет, — с благодарностью киваю, когда Александр пропускает меня вперед. — Неужели есть ко мне предложение? — с наивной полуулыбкой спрашиваю.

Очевидный вопрос явно нравится Александру, и он расправляет плечи. Немного наклоняется ко мне. Так, что окутывает не только запахом парфюма, но и волной тепла.

— Хочу снять номер. Как мы и договаривались: нейтральная территория. Есть какие-нибудь предпочтения?

Открытое обсуждение нашей встречи, так еще в коридоре офиса, застает меня врасплох. А Александру будто и дела нет до проходящих мимо сотрудников. Впрочем, и моя бдительность на секунду испаряется, когда взгляд цепляется за обтянутые белоснежной рубашкой предплечья Форда, стоило ему деловито проскользнуть ладонями в карманы брюк.

Прокашливаюсь и приподнимаю подбородок. Едва заметно стряхивая со лба челку, чтобы лучше видеть настоящего искусителя.

— Пусть это будет не рассадник клопов.

Форд лишь насмешливо выгибает бровь, пока я продолжаю крепко сжимать свой второй завтрак в руках и бороться с накатившим смущением. Оказывается, договариваться о сексе не так просто, как представлялось в теории.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Можно номер без завтрака, — торопливо добавляю, тем самым увеличивая свой псевдо-райдер.

На этот раз Александр не успевает ответить или едко сделать замечание — его перебивает практикантка, которая хватается за моего партнера, как за спасательный круг.

— Чертежи не открываются! — она тычет Форду в лицо открытым ноутбуком, из-за чего он щурится и делает шаг назад. Старается скинуть напор молодой и явно обеспокоенной девушки. — Мне конец!

Не желая выслушивать чужие крики, я незаметно покидаю их компанию. Следую дальше по коридору и перед тем, как завернуть за угол, позволяю себе еще раз посмотреть на Александра. Но когда оборачиваюсь, не нахожу ни его, ни ту молодую практикантку. Оно и лучше. Не придется снова испытывать неловкость и чувствовать жар на щеках.

Александр поймал меня сегодня слишком неожиданно. Пожалуй, я не была готова к столь резкому переходу от простых коллег к сексуальным партнерам. Да и не думала, что он начнет выяснять все нюансы настолько невозмутимо. Можно же было просто написать сообщение, а не светить своей уверенной и все же красивой физиономией.

— Проспала? — сразу в лоб спрашивает Фиби, когда я появляюсь за рабочим столом.

По-доброму закатываю глаза. Ставлю свой завтрак и целую Браун в щеку.

— Какого плохого ты обо мне мнения. Просто, для некоторых я сегодня обворожительна.

Фиби цокает языком и наигранно отворачивается, вынимая из сумочки зеркальце и любимую алую помаду. Отточенными движениями проходится по губам, и кремовая текстура моментально добавляет подруге изюминки; ярким пятном выделяется на фоне белой шелковой блузы и приковывает к себе чужие взоры. Особенно часто в ловушку Браун попадает Эш, который с проглядываемой периодичностью зависает на несколько секунд, а то и минут, заметив поблизости свою возлюбленную.

С неподдельным интересом наблюдаю за представлением, параллельно разрывая пакет и радуясь увиденному кусочку шоколадного торта. Отдаю ему все свое внимание, наслаждаясь нежностью горьковатого крема.

— Ладно, — сдается Браун. — Это от того бариста? — киваю. — С черными волосами?

— Да.

— Карими глазами?

— Да.

— Который еще очень-очень симпатичный и подкачанный?

— Да, — устало на выдохе говорю и чуть наклоняюсь вперед, намекая закончить описывать Клейтона.

— С татуировкой на руке?

— Фиби! — со стуком ставлю стаканчик и свожу брови к центру. — Нет у него никакой татуировки.

Своим ответом подзадориваю Фиби, и она победно щелкает пальцами свободной руки, указывая на меня.

— Вот видишь, как у тебя все подмечено. А ты продолжаешь отнекиваться, — деловито ведет плечом, а я несильно пихаю Фиби в ногу мысом туфли.

— Мы ходим туда обедать почти каждый день. Конечно, я его запомнила!

Фиб фыркает, приводя странный аргумент:

— А я особо и не запомнила. Тем более, внешность у него такая, — она очерчивает ладонью контуры своего лица, — не для меня. То ли дело Эш.

Я открыто смеюсь и промакиваю губы салфеткой. Избавляюсь от крема и расстроенно вздыхаю, замечая на бумажке следы от своего блеска.

— Может, и мне не очень симпатизирует Клейтон? — упираюсь локтем в стол и подпираю подбородок. — Не спорю, он красивый, но чего-то не хватает. И, может, у него дюжина таких, как я, клиентов.

— Ты знаешь, у тебя всегда есть запасной вариант. Просто нужно немного подождать, — Фиби открыто насмехается и откидывается на спинку рабочего кресла. Она выжидает несколько секунд, пока шестеренки в моей голове активно крутятся.

— Ты сейчас на своего брата намекаешь? Боже, ему же десять! — тычу в подругу одноразовой вилкой.

— Маркус от тебя без ума, — со смешком говорит, и я смеюсь в ответ, вспоминая, как черноволосый мальчишка неумело флиртовал со мной всякий раз, как я появлялась в родительском доме Фиби. — Тем более мы достаточно близки, чтобы стать родственниками. Да и с отношениями ты особо не торопишься.

— Действительно, — язвлю. — Тогда точно еще лет десять подожду.

Веселье Браун пропадает.

— Долго… — протяжно говорит, и я хмыкаю.

Прокручиваю в руке стаканчик с остатками кофе. Делаю глоток и слабо морщусь от сладости скопившегося на дне сиропа. В возникшую паузу позволяю себе немного задуматься; взвесить все «за» и «против», прежде чем невзначай поднять волнующую меня тему.

— Хочу попробовать что-то вроде отношений без обязательств, — намекаю и замечаю интерес в глазах Фиби. — Просто секс с одним человеком, — не решаюсь сказать, что уже влезла в такую авантюру, потому что до конца не понимаю, к чему это приведет.

— Любопытно, — Фиб хмурится. — И кто этот счастливчик?

— Пока не определилась, — откровенно вру. Не готова сейчас раскрывать все карты, поэтому игнорирую отголоски совести, которые указывают на нашу крепкую с Фиби дружбу. — Но мне кажется, это хороший вариант, — прокашливаюсь. — Стабильность, безопасность и взаимовыгода, — перечисляю отмеченные не только мной, но и Александром плюсы.

— Допустим. Не боишься, что это станет привычкой или чем-то бóльшим?

Непонимающе смотрю на подругу, и она поджимает губы.

— Что если через определенный промежуток времени ты в него влюбишься?

Давлюсь слюной от фразы Фиби. В голове моментально вспыхивает образ Александра: улыбка, ямочки на щеках, теплота в холодном взгляде. Все сверху присыпается воспоминаниями о горячих, страстных поцелуях, которые будто до сих пор чувствуются на коже. От такого наплыва эмоций становится не по себе, и я уверенно произношу:

— Нет, я точно не влюблюсь в него.

— В кого?

— Я… — тяну и торопливо добавляю: — Не влюблюсь в того, с кем буду спать. Это даже звучит глупо и противоречит моим принципам.

Фиби приподнимает брови и с выражением лица, которое заранее указывает на мой провал, откидывается на спинку кресла.

— Так все романы с фильмами и начинаются.

— Фиб, мы не в романе и не в фильме, чтобы о таком рассуждать. Тем более я не намерена связывать свою жизнь с любовью ближайшие лет пять. У меня карьера!

— Любовь это не волнует. Она просто случается, — кивает в подтверждение своих слов и вынуждает меня застыть, захлебнувшись в потоке страха за собственный провал.

Однако я не успеваю подобрать подходящий, оправдывающий меня ответ, потому что голос одной из коллег перебивает:

— Может, хватит болтать и пора начать работать? — Кимберли, сидящая сбоку, поправляет очки, а Фиби лишь иронично улыбается и вновь хватается за помаду.

— До начала рабочего дня три минуты, и я сполна их потрачу на разговоры, потому что за свою зарплату перерабатывать не собираюсь.

Удивленно распахиваю глаза и гляжу на Браун, которая поправляет свой макияж. Хохотнув, я соглашаюсь с ней и утыкаюсь носом в остатки торта. Быстро избавляюсь от сладости и выкидываю пустую упаковку за секунду до того, как мне на стол приземлится стопка документов.

— Загрузишь в базу до обеда? — моя начальница поправляет темную с сединой челку и подмигивает. — О бонусах говорить не буду. Сама знаешь.

И снова не успеваю ответить — мисс Миллер исчезла так же незаметно, как и появилась.

— День будет длинным, — удрученно подмечает Фиби и проводит пальцем по бумажкам. — Но мы обязательно обсудим твой эксперимент.

Молча соглашаюсь и погружаюсь в работу. Радует только намек на выплату очередных бонусов от начальницы и мое размеренное движение к повышению. По крайней мере, я на него надеюсь.

Надеюсь равно так же, как на исчезновение переживаний, которые вызваны разговором с Фиби. Меня все же подкосило ее предположение о возможной влюбленности, потому что такого просто не может быть. Порой мне кажется, что я и любить не умею. Ведь за все свои двадцать три так ни разу никому в любви не призналась. Даже последний мой молодой человек, отношения с которым длились больше года, так и не услышал заветные слова. Хотя я сполна купалась в них.

Просто… любовь, забота мне непонятны, наверное.

Живя в семье карьеристов и помешанных на работе людей, я так и не научилась выражать свои чувства. Да и не у кого было учиться. Вся любовь сводилась только к похвале за дисциплину и достижения в учебе. А стоило пойти наперекор, выразить свою слабость или недовольство, как ты сразу падал в глазах многочисленных родственников.

Так случилось и со мной, когда я проявила желание не идти по стопам родных; когда решила выбирать сама. Тогда, по словам моего papàитал.: папа, я предала всех. То ли дело мой старший брат, который всю жизнь был «примером» и добился уважения. И им плевать, что я тоже иду к успеху.

Тяжесть раздумий и воспоминаний преследовала меня до перерыва. Боязнь не разобраться в собственной жизни, чувствах и желаниях подкосила, оставляя на душе очередную дыру. Заполнить ее вкусным обедом не удалось. Зато повеселила Фиби, которая в красках расписала мои будущие отношения с еще неизвестным молодым человеком.

Отодвигаю доделанные документы и замечаю знакомый яркий стикер. Не раздумывая, отклеиваю его и вчитываюсь в короткую записку.

Если все еще не передумала, то я вызову такси к 20.00. Отправь мне свой адрес.

А.

Смотря на буквы, невольно подтверждаю свои утренние домыслы: Александр не умеет пользоваться сообщениями. От такой мысли становится забавно, и я приподнимаю уголки губ.

— Список очередных дел? — интересуется Фиби, пугая.

— Д-да, — заикаясь, тараторю и запихиваю записку в ежедневник, где хранится прошлая.

Я обязательно расскажу все Браун, но сначала надо узнать — стоит оно того или нет.

***

Поездка от дома до отеля, как и регистрация, прошла словно в тумане. Мозг до конца не смог осознать произошедшего и понять, каким образом моя ищущая приключения личность окончательно и бесповоротно согласилась вступить в «отношения» с коллегой. Однако отголоски сознания продолжают открыто кричать, что это отнюдь не ошибка, а лучшее решение в жизни. Виной всему — Александр и его встреча.

Прилипнув взглядом к голому мужскому торсу, сглатываю моментально возникшую во рту вязкую слюну. Она прокатывается по горлу, как по терке, оставляя за собой болезненные ощущения и хрипоту в голосе.

— Не ожидала, — признаюсь, продолжая смотреть на четкий рельеф тела. Держусь из последних сил, чтобы не прикоснуться. — Отличный прием.

— Только из душа, — отмахивается Александр и пропускает внутрь.

Я поражаюсь не только его спокойствию, но и красотой номера, когда, оставив сумочку в прихожей, оказываюсь в просторной спальне. Блики уходящего за горизонт солнца раскиданы по заправленной кровати и светлым стенам, на которых тонкими линиями выведены витиеватые узоры. Они схожи с переплетением железных прутьев изголовья. Поднимаю голову и вижу причину возникновения солнечных пятен — хрустальная люстра. Множество камней разных размеров и форм придают номеру необычность и изысканность.

— Чувствую себя дорогой проституткой, — заключаю и поворачиваюсь к Александру. Смотрю не ему в глаза, а ниже, и на мгновение возвращаюсь в переговорную, где имела возможность подушечками пальцев коснуться спрятанных под слоем тонкой рубашки мышц. Одурманивающее воспоминание.

Александр, зачесав челку, мягко усмехается и отталкивается от спинки кресла, на которую облокачивался. Подходит ближе и встает напротив.

— Все же лучше туалетных кабинок в клубе

Прищуриваюсь. Впитываю каждый жест Алекса. Позволяю ему костяшками пальцев скользнуть по моей щеке.

— Прячешь за дороговизной неспособность выполнить свои обещания? — упираюсь ладонями ему в живот. Едва не дергаюсь, обжигаясь.

— Я всегда выполняю обещанное. Разве тогда, в пятницу, ты этого не поняла?

— Новичкам везет, — впиваюсь зубами в нижнюю губу, оттягиваю тонкую кожу. Вижу, как Александр следит за моими действиями и мысленно ликую.

Все сомнения наконец-то улетучиваются, и на смену им приходит желание: сильное, страстное, неподвластное.

Глядя Александру в глаза, веду ладонями ниже, касаюсь пряжки ремня. Замечаю, как зрачки съедают голубую радужку, полностью затемняя взор, стоит мне ногтями провести по ширинке вверх-вниз. На лице Форда образуется уже ставшая привычной усмешка, и он резко обхватывает мой подбородок. Тянет на себя и целует.

Не сразу понимаю — рассеянно застываю от напора и теряю свое первенство. Позволяю целовать себя, касаться, сжимать.

Стону Александру в рот, когда он пальцами впивается в мою ягодицу и ближе притягивает к себе, практически вминая в тело. Легкий сарафан вмиг начинает липнуть к коже, становится неудобным и его хочется быстрее снять. Вместе с дурацким ремнем Александра, который я никак не могу расстегнуть. Руки не слушаются, дрожат, а до разума достучаться невозможно. Его давно заволокла пелена вожделения.

— Всегда будешь бросать мне вызов? — спрашивает в губы. Не дает возможности ответить и разворачивает к себе спиной.

Ахаю и запрокидываю голову. Упираюсь затылком в плечо Александра, пока он без стеснения ладонями мнет мое тело. Не сдерживаю стона, когда он одной рукой сжимает мою грудь, другой — нагло пробирается под юбку и надавливает на клитор, массируя.

Сквозь сбитое дыхание надрывисто шепчу просьбы продолжить, чувствуя, как намокает белье. Сильнее выгибаюсь в спине и наслаждаюсь каждым касанием, которое блекнет на фоне мокрых, долгих поцелуев в шею. Дразня, двигаю бедрами, слыша рваный вздох.

— Хочу снять его с тебя, — уверенно говорит и выскальзывает из-под юбки. Вынуждает вернуться в реальность.

— Можешь делать все, что пожелаешь, — игриво веду кончиками пальцев вниз по предплечью Александра и обхватываю его ладонь. Подвожу ее к небольшому бантику сбоку.

Форд понимает все сразу и быстро расправляется с веревками. Резкими движениями стягивает с меня распахнувшееся платье, и обнаженную кожу опаляет новая волна прикосновений. Чувствую его ладони везде: на бедрах, животе, груди. Он жадно исследует каждый миллиметр, пока я плавлюсь от дикого желания и задыхаюсь в собственных сдавленных вздохах.

Разворачиваюсь в его руках, и мы встречаемся взглядами. В груди сердце порывисто ударяет о ребра, и я практически лишаюсь рассудка, ощутив мягкие губы на своих.

Александр уверенно наступает на меня. Как безвольную куклу укладывает на кровать, обжигая спину холодом простыней. Нависает надо мной и, разорвав долгий поцелуй, сам тяжело дышит. Он не говорит ни слова, склоняет голову набок, всматривается в лицо. Я в ответ обвожу подушечками пальцев его ключицы. Веду ниже, ниже. Наслаждаюсь твердым телом и нетерпеливо еложу.

Закусив губу, Алекс ловко стягивает с меня лиф. Не успеваю опомниться и, скользя затылком по подушке, шепчу что-то несвязное, больше похожее на пару фраз из порнофильмов. Но это не имеет значения — покрывая поцелуями грудь, Форд умудряется избавить меня от белья.

— Как я раньше такого не предложил? — горячо шепчет в ухо, пальцами легко проникая в меня.

— Oddio…*(итал.: Боже…) — закатываю глаза от удовольствия и правильных движений.

Александр искусно издевается. Ускоряясь и замедляясь, заставляет сильнее впиваться ногтями в его плечи, просить бóльшего, задыхаться от нехватки воздуха.

Внизу живота сильно жжет, когда Алекс останавливается. Он дразня везет влажными пальцами по внутренней стороне бедра, и щеки опаляет жар. Ни с чем несравнимая и опьяняющая близость манит. И Форд явно понимает это. Пользуясь моим замешательством, он раздевается. Кидает куда-то на пол упаковку от презерватива, а мне совершенно нет до этого дела. Я, находясь на границе сна и реальности, стараюсь запомнить, вбить себе в память вид до одури привлекательного обнаженного мужского тела.

Готова поклясться всем богам, что на данный момент Александр — самый лучший из всех мужчин, которые у меня были. Возможно, всему виной отсутствие в крови алкоголя, а, возможно, это факт и его нужно принять.

Впрочем, до этого нет сейчас дела. Меня волнует лишь Александр, который удобно устраивается между моих ног. Он упирается локтями в подушку и двигает бедрами, имитируя проникновения и доводя до головокружения.

— Алекс, договор, — привожу веский, на мой взгляд, аргумент, чем вызываю тихий смешок.

— Только он и ничего больше, — произносит и вновь целует.

Толкается в меня, и мы замираем. Лишь секунда требуется на осознание, прежде чем Форд плавными движениями постепенно затянет меня в омут наслаждения.

Мои просьбы смешиваются с его хриплыми стонами. Они вибрируют в районе солнечного сплетения и приумножают получаемое удовольствие в несколько раз. Я теряюсь в этих ощущениях и желаю продлить их; чувствовать, как в легких заканчивается воздух, как тело покрывается капельками пота, как мое имя эхом звучит в голове.

Чередуя затянутые глубокие и быстрые толчки, Александр смотрит мне в глаза. В них вижу настоящее плотское желание с примесью страсти, которая постепенно заполняет собой номер. Она смешивается с тяжелым горячим воздухом, скрипом кровати, смазанными поцелуями и напряжением во всем теле.

— Быстрее, — несколько раз торопливо прошу и прикрываю глаза. Прикусываю ребро ладони, когда Александр выпрямляется и, уперевшись коленями в матрас, приподнимает мои бедра.

Он крепко обхватывает талию. Большими пальцами надавливает на выступающие косточки и выполняет просьбу. Двигается быстрее. Сильнее. Глубже. Я оказываюсь полностью в его власти и ничего не имею против.

Свободной рукой хватаю его за запястье. Непроизвольно стремлюсь быть ближе, касаться, двигаться в ответ. Стараюсь растянуть момент близости как можно дольше: втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, пока по ногам проносится дрожь, охватывая собой все тело.

Я зажмуриваюсь. На выдохе рвано произношу:

— Алекс, — выгибаюсь от сбившихся с ритма толчков и тяну Форда на себя, когда он также содрогнувшись, последний раз двигает бедрами, прохрипев мое имя.

Пожалуй, оно того стоило.

Глава 3. Послевкусие

— Алекс, — стон болезненно царапает пересохшее горло.

Прикрываю глаза и слышу тяжелое дыхание Александра. Упираюсь ладонями в пресс. Чувствую, как мышцы напрягаются под моими прикосновениями. Царапаю кожу и резче двигаюсь, запрокидываю голову назад.

Влажные у корней волосы неприятно липнут к лицу. Чужой стон отскакивает от стен номера и пронзает тело, возбуждая. Сильнее выгибаюсь в спине, когда Алекс раскрытой ладонью проводит вверх по моему животу. Надавливает и жгучей полосой остается на коже. Сжимает грудь, принося еще больше удовольствия.

Громко и несдержанно ахаю, стоит Александру самому толкнуться бедрами. Я закатываю глаза, полностью растворяюсь в моменте и приятных ощущениях, глубже чувствуя Форда внутри.

— Еще, — бездумно повторяю, стараясь не смотреть на Форда. Иначе сдамся чересчур быстро.

Жар окутывает тело, плавит разум и не позволяет остановиться. Кажется, еще одно касание, и я во власти Александра. И он явно это понимает — гладит, ласкает.

Наклоняюсь и ловлю губы Алекса. Теряю голову от голодного, страстного поцелуя и ногтями впиваюсь в ткань наволочки, стараясь сдержать вырывающиеся из горла стоны. Бессвязно произношу имя Форда. Утыкаюсь носом в его шею. Делаю глубокий вдох, в надежде восстановить дыхание, но вместо этого в нос ударяет запах чужой кожи.

Александр пахнет сексом, терпким бурбоном и сладостью ванили или карамели. Я еще не смогла определиться. Двух встреч мало, чтобы полностью узнать и прочувствовать человека. Но в одном я уверена точно: Форд — искусный любовник, и этим пленит меня.

Словно прочитав мысли, что пробились сквозь густой туман вожделения, Александр, сжав мои ягодицы, делает резкие и быстрые движения.

По комнате разносятся пошлые частые звуки соприкосновения влажной кожи. Воздух становится тяжелым и душным, не позволяя дышать ровно. Мозг окончательно отключается, и я теряюсь в пространстве, все внимание уделяя только собственному удовольствию.

Прикусываю плечо Александра, затыкая тем самым себе рот. Не хочу так откровенно снова показывать, как мне хорошо.

А мне очень хорошо...

Второй за вечер оргазм пронизывает тело. Пальцами крепче сжимаю наволочку, норовя оставить в ней дырки от ногтей, пока по венам растекается сладкая судорога.

Александр обнимает меня. Теснее прижимает и хрипло стонет, хаотично двигаясь и продлевая удовольствие.

Расслабляюсь в его руках, кожа к коже прижимаюсь и хватаю ртом раскаленный воздух. Стараюсь прийти в себя, пока в голове вместо мыслей звучит белый шум.

Усталость и удовлетворение приходит на смену жару, что заполнял собой номер. Тишина ощущается слишком громкой. И сквозь нее будто до сих пор проникает эхо застывших стонов вместе со звуками мокрых поцелуев.

Я не сразу позволяю себе сползти с Александра. Какое-то время неподвижно лежу сверху, наслаждаясь, как кончиками пальцев Форд слабо надавливает на мои позвонки; скользит по ребрам, лопаткам, плечам. Позволяет забыться в нежности, совершенно несвойственной для наших отношений.

Когда ложусь рядом, морщусь от холода. Жалею, что не растянула момент и поддалась тени смущения, покинув ленивые объятия.

Смотрю в потолок, положив скрепленные ладони на живот. Не понимаю, как после легких уговоров Александра поужинать, снова оказалась в постели; как повелась на яркий, горящий желанием взгляд; как едва не нарушила собственные правила.

Merda*(итал.: дерьмо), он однозначно вскружил мне голову, опоил или вовсе заворожил, раз я все еще здесь.

Нет, так нельзя. Точно нельзя.

Нельзя изменять самой себе, даже если эта измена дарит хороший секс, упрощает жизнь и ни к чему не обязывает.

Прикрываю глаза и делаю глубокий вдох и выдох. Наконец-то восстанавливаю дыхание, но никак не могу вернуть телу энергию. Почему я не подумала перенести встречу на выходные?

Из-за любопытства, интереса и влечения.

Твердит внутренний голос, и я шикаю в ответ.

— Ты не взяла себе одежду для работы, — разрушая поток мыслей, говорит Александр. Я поворачиваю голову в его сторону. Всматриваюсь в красивое лицо, пытаюсь проигнорировать пытливый голубой взгляд и присаживаюсь. — Можем выехать пораньше, и я завезу тебя домой перед работой.

— Не нужно, — поднимаюсь с кровати, не обращая внимания на наготу. — Я не останусь.

Форд хмурится, а я, поджав губы, выискиваю на полу одежду.

— Номер оплачен и...

— Я не остаюсь на ночь, — надеваю белье. Стараюсь застегнуть бюстгальтер. Руки все еще не слушаются, и пальцы продолжают подрагивать, из-за чего я раздраженно вздыхаю.

Краем глаза вижу, как Александр садится на край кровати и наклоняется, чтобы поднять полотенце. Его тело прикрывает лишь тонкое одеяло в области паха. Я непроизвольно сглатываю, тут же вспоминая мягкость и упругость чужой кожи. Резче, чем стоило, дергаю головой, и снова бешусь из-за дурацкой застежки.

Полностью сосредотачиваюсь на ней, пока не почувствую Александра сзади. Замираю, затаив дыхание. Прислушиваюсь к каждому шороху и боюсь пошевелиться, когда пальцы Форда касаются моей спины.

От контраста температур судорожный вздох все же вырывается из меня, и по телу бегут мурашки, стоило Алексу скользнуть вдоль полоски бюстгальтера.

— Почему не остаешься? — отвлекает своим вопросом и быстро справляется с застежкой.

Сглатываю и закрываю глаза. Опираюсь не на чувства, которые переполняют меня после проведенного вечера, а на здравый смысл, который постепенно возвращается.

— У меня есть правила. И я стараюсь их придерживаться, — разворачиваюсь лицом к Александру и приподнимаю подбородок, чтобы смотреть прямо в глаза. — Одно из правил как раз-таки: никаких ночевок.

Александр прищуривается. Несколько секунд уверенно всматривается, а после кротко кивает.

— Есть еще какие-нибудь правила?

Хмурюсь. Не понимаю, зачем ему знать и нужно ли мне ими делиться. Трачу мгновение на раздумья и отрицательно машу головой, в надежде закрыть тему и вернуться домой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Отхожу от Александра, через силу стараясь не опустить взгляд ниже, иначе вновь начну вбивать в память рельефы чужого тела. Уверяю себя, что на это у меня будет еще много времени; что наши встречи точно не закончены и договор не расторгнут.

— Вызову тебе такси, — он сам отворачивается, возвращаясь к кровати.

— Не нужно.

— Ты здесь, потому что встречу назначил я, — приподнимает ладонь, в которой лежит мобильник, — поэтому на мне ответственность.

Поправляю вырез на сарафане и отбрасываю волосы за спину, смотря на Александра.

— Ты всегда такой хороший или только когда речь идет о сексе?

— А ты всегда говоришь все, что думаешь?

— Отчасти, — отвечаю и беру сумочку в руки. Мы пересекаемся взглядами — мой пылкий и его упрямый, — и я сдаюсь, отмахнувшись. — Ладно, делай, что хочешь.

Форд хмыкает и лукаво ухмыляется, возвращая все внимание телефону. Мне же не остается ничего, кроме как ждать и растягивать время, пытаясь придать макияжу приличный вид и пальцами распутать волосы, проклиная забытую дома расческу.

— Напиши мне, когда приедешь.

Не сдерживаюсь и закатываю глаза.

— Хорошо. Но это первый и последний раз. Я могу и сама вызвать себе такси.

— Конечно, — широко улыбается и наигранно машет на прощание, когда я выхожу из номера.

Услышав хлопок двери, расслабляюсь: опускаю плечи и смотрю под ноги, лениво идя вперед. Допускаю мысль, что правда могла остаться в номере, воспользоваться предложением Александра и как следует выспаться.

Однако я не хочу нарушать собственные правила. Ведь нарушить их, значит пойти против самой себя, запутаться и сбиться с пути. А такого я позволить не могу. Нельзя отклоняться от курса и игнорировать — хоть и плохо составленный — план на жизнь.

Зато можно продолжать врать Фиби, которая набрала мне сразу же, как я ответила на ее сообщение.

— И чем ты занималась, раз пропустила мое приглашение в кино? Между прочим, там был фильм с Мэрилин Монро! А я ее обожаю! — в голосе уже слышу смесь игривости и лукавства.

Тихо смеюсь, качнув головой.

— Ходила на свидание, — зажимаю телефон между плечом и ухом и пристегиваюсь, сразу ощущая комфорт от вызванной Фордом машиной. И что он пытается доказать?

— И...

— Ничего такого, — вру так уверенно, будто пару минут назад не вышла из номера, где получила два замечательных оргазма и вкусный ужин между ними. — На фотографиях он был лучше.

— Продолжения не будет?

— Нет, ты же знаешь, — хмыкаю, следя как за окном меняются фасады подсвеченных зданий.

— Да, да, — наигранно недовольно произносит. — «Фиби, я не сплю с теми, с кем хожу на свидания, и не хожу на свидания с теми, с кем сплю». Знаю я твой свод правил, который длиннее конституции Евросоюза.

— Не ври. Он намного короче, — открыто улыбаюсь, и Фиби фыркает в динамик.

— Скоро ты не оставишь мне выбора, Риччи, и я выдам тебя замуж за брата Эша! А он, напомню, моряк и от него пахнет рыбой!

— А как же Маркус? — весело поддерживаю заезженную тему и вливаюсь в длинный телефонный разговор, что протянулся до самого дома.

Заходя в квартиру, я тепло прощаюсь с Браун. Чувствую укол совести, который отдает болью в сердце.

Неправильно врать подруге, но и собраться с мыслями, чтобы рассказать, я не смогла. Не нашла подходящего момента, а если на него появлялся намек, то умело меняла тему. Потому что... потому что пока не знаю, насколько верно поступаю, хоть меня все и устраивает.

Но я расскажу. Обязательно расскажу все Фиби, пока окончательно не завралась.

***

Царапаю ногтями внутреннюю сторону ладони и перевожу взгляд с сидящей с Эшем Фиби на Форда с какой-то девушкой. От негодования сжимаю челюсть, злясь сначала на саму себя, а после на Александра.

Прошло больше двух недель с нашего первого вечера, и за это время мы встречались достаточно часто. Почти каждый день я тонула в наслаждении, задыхалась от поцелуев и убеждалась в правильном выборе партнера, умело продолжая скрывать все от лучшей подруги.

А сейчас?

Сейчас я чувствую себя идиоткой, которая с понедельника ждет записку и никак не может обуздать возникшие чувства, глядя прямиком на мило беседующего Александра. Какого черта он себе позволяет?!

И дело вовсе не в какой-то возникшей симпатии. Нет, ее вовсе нет. Все дело в глупых мыслях, что кружатся в голове, и жжении в груди от досады: чем я его не устроила? Неужели так быстро надоела, что за пару дней он нашел себе новый вариант и теперь планомерно избавляется от меня?

Прикусываю губу. Больно оттягиваю тонкую кожу, стараясь отрезвить разум и избавить себя от бессмысленных переживаний. Будто прямо сейчас девушка не смеется над очередной шуткой Форда, и он сам соблазнительно не улыбнется в ответ. Вбиваю себе в голову, что мне все равно на их ланч и вид влюбленной парочки. В конце концов, спит он со мной.

Вернее, спал...

— Ваш зеленый чай с мятой.

— Grazie*(итал.: спасибо), — случайно вырывается и я, качая головой, исправляюсь. Наконец-то перестаю прожигать взглядом Александра и все внимание переключаю на Клейтона.

— Prego*(итал.: пожалуйста).

— Знаете итальянский? — улыбаюсь в ответ на улыбку Клейтона.

— В совершенстве владею двумя фразами: «Non capisco*(итал.: я не понимаю)» и «Dove sono le toilette?*( итал.: где находится туалет?)».

Задорно смеюсь и хвалю произношение Клейтона.

— Что-нибудь еще к успокаивающему чаю? — упирается ладонью в стойку и склоняет голову набок, из-за чего темная челка падает на лоб, чуть касаясь широких бровей.

— Печенье с шоколадной крошкой, если можно.

Вижу, как Клейтон поджимает губы, и его взгляд становится немного грустным.

— Буквально перед вами забрали последнее.

— Так и знала, что нужно было выйти на перерыв раньше, — недовольно морщусь. — Тогда ничего больше не надо, — раскрываю кошелек, чтобы расплатиться картой.

— Вы могли бы оставить мне свой номер, — прокашлявшись, говорит, и я отрываю взгляд от терминала. — Ну... я тогда смогу отложить для вас десерт. Если хотите, конечно, — торопливо добавляет, и я кокетливо улыбаюсь.

— И много у вас таких клиентов?

— Услуга только для постоянных и очаровательных, — игриво ухмыляется, пронзая темным взглядом.

Особо не раздумывая, соглашаюсь и с благодарностью принимаю ручку и стикер, на котором аккуратно вывожу свой номер. Протягиваю листок довольному Клейтону, прощаюсь и возвращаюсь к занятому столику.

Только по дороге задумываюсь: а не из злости и обиды я так поступила?

Разобраться и понять сложно. В последние дни утомляет не только молчание Александра, но и большой объем работы, который тяжестью и усталостью откликается в теле каждый вечер. Хочется отвлечься от всего, забыться и снова почувствовать легкость, что накрывала с головой после очередной встречи.

Наверное, я случайно превратила Форда в привычку, въевшуюся под кожу. И такое мне совершенно не нравится. Хоть и отказываться от нее абсолютно не хочется.

Для себя решаю, что нужно просто больше времени. Возможно, вся досада спадет, и я смогу снова вернуться в привычный ритм, где записка была почти каждодневным ритуалом.

Продолжаю мельком поглядывать на Александра, иногда врезаясь в разговор Фиби и Эша.

И все же, если бы Форд хотел оборвать отношения, он бы предупредил. Наверное.

— Не понимаю, — выливая из ложки суп обратно в тарелку и с отвращением смотря в нее, говорит Эш, — почему вы сюда всегда ходите? Ужасно.

— Агате нравится бариста, — с аппетитом жуя листья салата, подмечает Фиби и кивает в сторону барной стойки.

— Он мне не нравится!

— Поэтому ты дала ему свой номер? — невинно спрашивает и склоняет голову.

Хватаю ртом воздух, утопая в отсутствии подходящих аргументов. И не нахожу ничего, кроме как нагло обратиться к все еще озадаченному своим супом Хиллу:

— Эш скажи ей!

— Прости, — поджимает губы, и Фиби заранее начинает ликовать. — Залог здоровых отношений: во всем соглашаться со своей женщиной.

— Traditore*(итал.: предатель), — тихо шепчу, испепеляя довольную Браун взглядом. — Я дала номер только ради десертов.

— Конечно, — ехидно произносит Фиби. — Продолжай делать вид, что не замечаешь. Между прочим, он перешел в активную фазу.

— О, и как она проявляется? — переплетаю пальцы и ставлю локти на стол, стараясь игнорировать смех все той же девушки, что сидит рядом с Алексом.

— Комплименты — это раз, номер — два, приближение лета — три! — свожу брови к центру, и Фиби тяжело вздыхает. — Кому не хочется провести летний вечер, прогуливаясь по парку, или за просмотром кино под открытым небом? В воздухе уже витает запах свободы, цветов и соленого попкорна, — Браун с намеком косится на Эша.

— Чувствую только запах своего ужасного супа, — весело поддевает Хилл, и Фиби закатывает глаза, возвращая все внимание мне.

— Просто начни плыть по течению. Доверься мне, я же старше, — ее алые губы растягиваются в невинной улыбке.

— Всего на год.

— На год и два месяца! И вообще, сейчас проверим, много у Кэмерона таких, как ты, клиентов, — она поднимается из-за стола и берет сумочку. — Пойду возьму себе кофе.

— Его зовут Клейтон, — вслед проговариваю и слежу, как и Эш отставляет свой обед.

— Пойду проконтролирую, не возникнет ли активная фаза, когда к нему подойдет Фиби.

Я ничего не отвечаю, только кротко смеюсь. Провожаю друзей взглядом и еще шире улыбаюсь, когда Эш подхватывает Фиб под руку. Становится радостно за них и их отношения, на которые мне хотелось бы равняться. Только пока нет такой возможности, да и желания в целом.

Остается только благодарить судьбу за то, что подарила мне таких друзей и не оставила в полном одиночестве.

Фиби появилась в моей жизни в конце первого курса, когда я вроде как уже освоилась в Лондоне, но все еще боязливо относилась ко всему и ощущала себя никому не нужной. Отношения с родителями — вернее, их отсутствие — подкосили еще больше. И с каждым днем начинало казаться, что все зря; что я ошиблась и прогадала в своем, хоть и не очень желанном, выборе уехать.

Однако толстый и тяжелый учебник по всемирной истории архитектуры свел нас с Фиби вместе. И если я его взяла, чтобы изучить для себя, то Браун он был необходим для итогового тестирования. Конечно, пришлось отдать книгу, несмотря на длинную очередь, которую я за ним отстояла.

Тогда я не подозревала, что через несколько дней снова встречу Фиби в библиотеке с тем самым учебником и желанием со мной подружиться. Я и не заметила, как мы становились все ближе. На следующий год нам даже удалось снять вместе квартиру и покинуть кампус. Еще через год в жизни Фиби появился Эш, а у меня новый друг, который так же, как и Браун тепло ко мне относился.

Иногда кажется, что Фиби и Эш стали моей новой семьей, и я вовсе не против так думать.

Дергаюсь, когда перед носом опускается сложенная страница ежедневника и кто-то быстро проходит мимо. Оборачиваюсь и упираюсь взглядом в спину Александра, который нагоняет девушку, и выходит из кофейни.

Любопытство берет свое, и я сразу раскрываю записку.

Вместо того, чтобы просто смотреть, могла бы подойти ;)

P.S. милый бантик.

А.

Чувствую, как щеки вспыхивают от первого предложения, и сразу поворачиваюсь в сторону улицы в надежде увидеть Александра. Но натыкаюсь лишь на незнакомых прохожих, что не остаются в памяти.

Неужели я так заметно глазела на Форда?

Впитываю остатки записки. Дотрагиваюсь до заколки в виде банта, которой закрепила передние пряди на затылке, и на смену смущению приходит не до конца обоснованное раздражение.

***

Сжимаю кулаки от волнения и еще раз смотрю по сторонам. Вглядываюсь в каждый кабинет, заглядываю за каждый угол и стараюсь быть как можно незаметнее. Быстрым шагом пересекаю этаж и останавливаюсь напротив пустого стола Александра. Еще раз проверяю записку:

Можешь оставить себе.

Чертыхаюсь: в спешке забыла подписать, а свою ручку оставила между страниц ежедневника. Да и времени искать новую — нет. В голову не приходит ничего, кроме как прислонить бумажку к губам.

Четкий след поцелуя цвета пыльной розы остается в углу, и я скептически смотрю на него. Сгибаю пополам и подсовываю бумажку с заколкой под стопку документов.

Быстрым шагом направляюсь к лестнице, радуюсь, что сегодня предпочла каблукам удобные лоферы. На губах сразу появляется нервная улыбка, и становится душно от волнения. Не понимаю, как Форду удается незаметно подсовывать мне очередные приглашения.

Слишком сложно. Слишком волнительно. Слишком... Слишком близко!

Резко останавливаюсь на последней ступеньке, когда рукой мне преграждают путь. Нехотя, даже боязливо, поднимаю взгляд, и меня сразу обдает жаром. Я сглатываю, морщась от того, как слюна больно прокатывается по горлу.

— Решила меня навестить? — соблазнительно проговаривает Александра, и я отрицательно качаю головой.

— Нет.

Даже стоя на ступеньку выше Форда, приходится приподнять подбородок, чтобы немного сравняться в росте.

— А что делала на этаже?

— Относила документы, — придаю голосу уверенность и стараюсь не сдаться от долгого зрительного контакта. Не позволяю себе отвести взгляд и продолжаю игру.

— Документы и ничего больше?

— Верно, — отвечаю, и мы замираем в вязком потоке времени.

Не замечаю ничего вокруг, лишь голубые глаза, которые смотрят прямиком в душу. Сердце волнительно отбивает ритм, будто я прямо сейчас попалась с поличным за тяжким преступлением, а не просто ответила на дерзкую записку. Ладони становятся влажными, и мысли путаются в голове. Тело охватывает мелкая дрожь, не дающая возможности сосредоточиться.

Что со мной?

Спасает только покашливание недовольного работника, путь которому мы преградили. Меня охватывает секундная радость, но побег совершить не удается — мгновение, и я опять в западне, прижимаюсь лопатками к стене.

Чувствую чужое дыхание и становится горячо. Очень горячо и тесно. По телу проходит знакомый еще с первой встречи в переговорной импульс, и разум намеревается отключиться от исходящего от Александра влечения. Неужели я смогла соскучиться по близости за столь короткий срок? Как же глупо и опрометчиво.

Беру себя в руки. Исподлобья кидаю серьезный взгляд на Форда.

— Еще я пришла уточнить, — дерзко говорю и ногтями провожу по шее Александра, молясь всем богам, чтобы нас никто больше не видел. — Наши отношения полностью свободные?

Вижу, как на секунду Форд меняется в лице: его улыбка спадает и взгляд с глаз начинает бегать вверх-вниз, теряясь. Сама напрягаюсь, когда Алекс делает шаг назад. Освобождает из импровизированной клетки, которую покидать не очень и хотелось.

— Абсолютно. Делай все, что хочешь, — еще шаг, и становится холодно. — Мне пора, — вызывающе улыбается одним уголком губы и поднимается наверх, перешагивая сразу две ступени.

Так и остаюсь на лестничном пролете с поднятой рукой, а перед глазами застревает картинка с удаляющимся от меня Александром. На языке ощущается горечь, ведь все пошло не по моему сценарию.

Своим вопросом я хотела намекнуть на новую встречу, подтолкнуть Форда к действию, но в итоге, кажется, только все испортила, потому что до конца недели так и не получила ни одной записки.

Глава 4. Бездна

Слышу, как пластиковый стаканчик начинает характерно хрустеть, и разжимаю пальцы. Раздраженно вздыхаю и допиваю остатки воды, вновь наклоняясь к кулеру. Не отвожу взгляда от заполненного людьми отдела, пока вода в очередной раз не побежит по ладони и не закапает на пол, оставляя рядом заметную лужу. Но меня особо не волнует мой вид и все, что происходит вокруг. Сейчас внимание сосредоточено на Александре, который мило беседует с той самой незнакомой девушкой из кафе.

Странно, что Фиби еще не отчиталась мне о приходе новенькой. Обычно такое событие не проходит мимо нее.

Или здесь что-то не так?

Прищуриваюсь и снова делаю глоток. Смачиваю пересохшее горло, отгоняя подальше противные мысли. Может, это и не новенькая вовсе?

Сестра? Не похожи. Полные противоположности: светлые глаза Александра меркнут на фоне черного взгляда незнакомой блондинки. Черты лица, жесты, да тот же цвет волос — все не то. Нет связи.

Подруга? Тоже вряд ли. Скованность в движениях говорит об обратном. Друзья так себя не ведут. Хотя легкие улыбки на лицах вынуждают на секунду призадуматься и постараться принять этот вариант, нежели следующий...

Девушка? Глупости. Зачем приводить ее сюда? Да и не видно вовсе, что они вместе: мало касаний, нет нежности с примесью влечения во взгляде. Или я обманываю саму себя?

Где-то на подкорке сознания закрадывается страх. Это уже второй раз, когда я веду себя, как полная идиотка. Возможно, все бы обошлось, если бы Александр не пропал из моей жизни после разговора на лестнице. Наверное, я поступила глупо, раз завела тему свободных отношений, и Форд воспринял все всерьез, освобождая себя от обязательств.

Однако я не с этой целью решила обсудить нашу свободу. Che diavolo*( итал.: черт), язык сам, отдельно от головы, заговорил, и я теперь жалею. Вдруг на этот раз Форд оставит меня, разорвет договоренности — если уже этого не сделал, — и отдаст все свое внимание этой девушке. Ведь записок нет уже неделю, и мне такое не нравится.

Кажется, я соскучилась по Александру. Вернее... по нашим встречам. Да. Форд как человек мне не знаком, поэтому и скучать по его компании я не могу. А вот как любовник он прекрасен. И мысли, что я могу его потерять, — расстраивают.

Не буду врать. Я ждала ответа на свою записку. Думала, что таким образом повышу ставки и сделаю игру гораздо интереснее и интригующей. Но все опять пошло не по моему сценарию. Вместо продуманного в голове диалога, состоящего из ярких стикеров, я получила ничего.

Лишь тишину.

Тяжелую, терзающую и рвущую изнутри. Негодование охватило разум, а все чувства начали затупляться, ища возможности вновь скрыться за плотным слоем серьезности и той самой ужасной взрослости, которая зачастую не позволяет жить. Начало казаться, что я ошиблась. Опять. Поверила Александру и приняла такого рода отношения, как спасение от накатывающего иногда одиночества. А когда Форд пропал — пропала и моя хрупкая уверенность в будущем. Все вернулось на круги своя. Ну... почти все.

К обыденному времяпрепровождению добавились мерзкие голоса моего же подсознания, которые перешептывались между собой и обсуждали мое поведение, ошибки, указывали на то, что облажалась. Не спорю, возможно, они правы. Однако так легко я не сдамся. Не привыкла я отпускать «свое» по праву так легко.

Однажды, так я уже поступила, и теперь жалею...

Только загвоздка: Александр не «мой». Он обычный свободный мужчина, который вправе решать с кем быть, проводить время, спать. Не мне вторгаться в его личную жизнь и указывать, как нужно поступать; не мне осуждать и бороться за справедливость.

Но узнать, что за девушка — стоит. Как и указать на наши договоренности. В конце концов я пожертвовала многими свободными вечерами. Чтобы провести это время с Фордом.

И, оddiо*( итал.: боже), пожертвую еще.

­– У вас на этаже вода закончилась? — раздается над самым ухом, и я вздрагиваю, чуть не роняя полупустой стаканчик.

Оборачиваюсь через плечо и натыкаюсь на довольное лицо Эша. В ответ передразниваю его, качнув подбородком.

— Очень смешно, — фыркаю, кошусь в сторону Форда и стараюсь незаметно продолжить наблюдать за своимлюбовником. — Эш?

— М-м? — встает рядом и смотрит ровно туда, куда и я. — Я должен что-то знать?

Дергаюсь и верчу головой.

— Нет, — сглатываю и расправляю плечи, делая вид, что здесь оказалась совершенно случайно. — А я должна что-то знать?

Хилл по-птичьи склоняет голову набок и задумчиво чешет подбородок. В его светлом взгляде нахожу немой вопрос и понимаю, что попалась.

Эш, как и Фиби, слишком хорошо меня знает, а я знаю его. И бежать с места преступления поздно. Только, если...

— Только попробуй вылить воду мне в лицо!

— Я и не хотела, — закатываю глаза и кидаю несчастный, измученный и помятый стаканчик в урну. — Фиби не должна знать, что я была здесь.

Хриплый смех касается моего слуха, и веселое выражение лица Хилла портит драматизм происходящего.

— Боишься, что она замучает тебя вопросами и узнает, что тебе, — Эш прищуривается, — нравится Александр, а не тот слащавый бариста?

Возмущенно ахаю и тяну Эша на себя за край свободной футболки. Не хватало, чтобы кто-то из работников отдела услышал столь компрометирующие фразы. Так еще и рядом с объектом моей почти незаметной слежки.

— Тебя Браун такой прямолинейности научила? — морщусь.

— Я сделал логические выводы. Или есть что-то другое?

Да! Я, черт возьми, спала с Алексом последний месяц, а теперь он заинтересован не мной!

— Есть, — прокашливаюсь и отвожу взгляд в сторону. Свожу брови к переносице, расценивая, какой вопрос могу задать так, чтобы потом не завраться окончательно. — Мне интересно, что за девушка рядом с Фордом. И... Это интересно не только мне, но и Фиби. Мы поспорили, — киваю в знак подтверждения своих слов. — Поспорили, кто быстрее найдет про нее информацию.

Приподняв брови, Эш присвистывает. Я сглатываю противную кислую слюну, и она болезненно царапает пересохшее от волнения горло. Похоже я окончательно схожу с ума из-за этого Форда, раз так распинаюсь и пытаюсь влезть туда, где мне собственно не место.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Напомни, сколько вам лет?

Закатываю глаза и сердито вздыхаю. Злюсь на себя, потому что Хилл прав. Чем я занимаюсь и на что трачу свой небольшой рабочий перерыв? Скорее всего уже поздно искать себе оправдания, да и поступила я так, как сама считала нужным. Поэтому лишь расправляю плечи, показывая всю уверенность, которая осталась во мне, и незатейливо веду рукой из стороны в сторону, будто размышляю над ответом.

— Колись, Риччи, что здесь забыла? — Эш делает шаг на меня, и я отзеркаливаю его движения. Еще шаг. И еще. Пока не упрусь спиной в колонну: ее угол вонзается между лопаток и вызывает дискомфорт.

— Это что, допрос? — нервно смеюсь и сдаюсь под натиском серьезного взгляда. — Ладно, мне правда интересно, что это за девушка и почему она уже который день крутится рядом с Фордом. Доволен?

— Два стаканчика кофе, и информация твоя, — Эш складывает руки на груди, пока я возмущенно надуваю щеки.

— Ну уж нет! Такая информация не стоит столько!

Пожав плечами, Хилл отступает. Он непринужденно чешет затылок и разворачивается, проговаривая:

— Как знаешь.

— Конечно, знаю! — рычу в ответ, но внимание Хилла не привлекаю.

Ну и ладно. Не так уж и сильно меня интересует Форд, та девушка и связывающие их отношения.

Сама разберусь.

***

— Два средних капучино. Один классический, второй с кокосовым сиропом, — роясь в сумочке, озвучиваю свой заказ. — В классический можете плюнуть, — добавляю, когда наконец-то нахожу кошелек, и поднимаю голову, натыкаясь на удивленный карий взгляд Клейтона.

Уайт так и застывает с занесенной над экраном кассы рукой. Выражение его лица отражает полное недоумение и вызывает у меня слабую улыбку.

— К сожалению, такая услуга у нас недоступна, — вежливо, но натянуто отвечает, и я еще шире улыбаюсь.

— Тогда оставь это дело мне, — подмигиваю и расплачиваюсь.

— Плохой день?

— Вроде того, — заправляю за уши волосы, и Клейтон учтиво кивает.

Наблюдаю, как Уайт озвучивает заказ молодому рыженькому парню, стоящему у кофемашины, и отточенными движениями быстро заполняет холдер*(Съемная часть, в которую насыпают молотый кофе и формируют таблетку при помощи темпера). Следит за своим подопечным и одобрительно кивает, когда тот явно все делает правильно: утрамбовывает кофе темпером*(инструмент, с помощью которого получается однородной структуры кофейная таблетка, что обеспечивает равномерное прохождение воды и правильную экстракцию ароматических и вкусовых веществ.), нажимает комбинацию мне непонятных кнопок и закрывает обзор спиной, не позволяя насладиться процессом.

Впрочем, уже и неважно. Аромат свежего кофе щекочет нос, и я начинаю жалеть, что не взяла стаканчик и себе. А виной всему — Эш и его рвение скрыть коррупцию — по-другому не назовешь его просьбу! — под предлогом обычной помощи. Всегда знала, что Хилл в поступках — полное отражение Фиби, ведь она бы тоже пошла на такое, только в качестве взятки выступала бы бутылка добротного вина за пару сотен евро.

Спасибо, Эш, что выбрал кофе!

Единственный плюс, который я выделяю в своей вылазке в кофейню, — Клейтон. Все же нравится мне то, как мастерски он делает кофе и как гармонично смотрится за барной стойкой в своей черной футболке. В карих глазах читается сосредоточенность и собранность, что прячется за янтарным блеском, возникающим из-за пробирающегося сквозь панорамные окна солнца. Оно отбрасывает тень, выделяет скулы и делает лицо более грубым, мужественным, хоть и мягкая улыбка развеивает этот образ. Мой взгляд сам падает ниже, по шее, ключицам. Прилипает к подкачанному телу, скользит по выступающим из-под загорелой кожи венам и цепляется за длинные, изящные пальцы. Возникает желание коснуться его; узнать, насколько обжигающим будет прикосновение. Невольно сглатываю. Нахожу свое разглядывание странным, но ничего с этим сделать не могу. Клейтон действительно симпатичный, и я бы даже сказала, красивый мужчина, который располагает к себе и подходит под мой типаж некоторыми параметрами. И да, кажется, Фиби оказалась права, и стоит попробовать дать ему шанс.

Если он ему нужен, конечно...

— Может, перейдем на «ты»? — Клейтон оборачивается, и я вздрагиваю.

Часто моргаю, отгоняя от себя тень наваждения и горделиво вздергиваю нос, словно так и стояла.

— Можно, — губы сами растягиваются, образуя кокетливую улыбку. — В конце концов ты прячешь для меня печенье. Это дорогого стоит.

Клейтон смеется, и его гортанный, басистый смех приятно заполняет сознание и чем-то теплым оседает в груди. Я прикусываю щеку, чтобы окончательно не выдать свою заинтересованность в собеседнике.

— Сегодня ты раньше обычного. Я даже не был готов, — Клейтон зачесывает челку назад, пока тонкая нить флирта медленно затягивается вокруг запястий, сердца и сознания.

— Я приду позже. Как и всегда. А это, — веду ладонью в сторону, указывая на пыхтящего над моим заказом паренька, — небольшая услуга для друга.

Прищурившись и кивнув, Уайт улыбается одним уголком губ. Я замечаю, как постепенно становится легко находиться в компании когда-то незнакомого мне бариста. Наверное, спадает тень неловкости, что я могла испытывать, ловя заинтересованные безмолвные взгляды и не получая прямого взаимодействия.

Все же мне нравится, когда люди действуют, а не молча наблюдают. Быть может, поэтому я согласилась на странные отношения с Александром? Заинтересовалась не только до одури диким предложением, но и самим Фордом, как человеком прямым и, кажется, упрямым. Возможно, даже немного безрассудным. Кто в здравом уме предлагает такое?

А кто на такое соглашается?

Внутренний голос эхом звучит в голове и отгоняет мои размышления на второй план. Однако я не ведусь на провокации собственного разума и вновь возвращаюсь к мыслям об Александре, его поведении и связи, что таится между нами.

Вот только каким бы интересным и с виду идеальным не казался Александр, для отношений он не подходит. Потому что нельзя быть уверенной в человеке, знакомство с которым обернулось обычным сексом без обязательств. Да и что может выйти из простой договоренности и простого желания получить взаимовыгоду? Ничего. А Клейтон — вопрос времени, которое мы сможем провести вместе.

— Увеличиваете штат сотрудников? — невзначай спрашиваю, чтобы разбавить робкую тишину, и Клейтон кивает. Поглядывает на паренька и интересуется, все ли у него хорошо.

— Что-то вроде того. Решили, что я слишком часто хожу на работу.

— Жалко у нас такое решение не принимают, — наигранно вздыхаю и улыбаюсь, когда Уайт смеется.

— Присоединяйся к нам. У нас хорошая зарплата, бесплатный кофе и всегда есть шоколадное печенье.

— Только ради печенья, — вздергиваю подбородок и теперь уже улыбаюсь новому бариста, который ставит кофе рядом со мной.

— Над рисунком я еще работаю, — неловко проговаривает и указывает на разводы на кофейной пене. — Я могу переделать или дать черную крышку вместо прозрачных, чтобы не было видно.

— Все в порядке. Мы все с чего-то начинаем и твои... — рассматриваю очертания возможных сердец на белом фоне и проглатываю слова, подбираю более подходящие: — Твои старания не будут напрасны. Вот увидишь!

— Это должны были быть снежинки.

— В конце мая, Джек? — прыскает Клейтон, и парень тяжело вздыхает.

— Все с чего-то начинают, — пожимает плечами, и я сама, не сдерживаясь, смеюсь.

Легкая атмосфера непринужденности плавно ложится на плечи. Минуты теряются в дружеской, наполненной кокетством беседе с Клейтоном, когда Джек отходит выполнить новый заказ, а я вовсе забываю, для чего сюда пришла. Слишком сильно Уайт привлек к себе внимание, заинтересовал и утянул в пучину разговора, оттягивая мое возвращение на рабочее место.

— Значит, надо отложить печенье? — пройдясь кончиком языка по нижней губе, интересуется Клейтон.

— Можно ореховую тарталетку с карамелью?

— Все, что тебе угодно, — он подмигивает, и я, махнув рукой и поглядывая на время, прощаюсь.

Приходится ускорить шаг. Устойчивые каблуки босоножек уверенно стучат по брусчатой дорожке, а после отбивают частый ритм по плитке в холле офисного здания. Минуя охрану и прикладывая упавший на дно сумки пропуск, наконец-то подхожу к лифтам. Стараюсь как можно аккуратнее держать стаканчики в специальной бумажной подставке, и сменяю пропуск на издающий жалобное пиканье мобильник.

Звук открытия дверей лифта теряется в моем тихом смехе и странном вскрике, который слышу в своих мыслях, когда пришедшее сообщение всплывает на экране.

Клейтон Уайт:

Могу когда-нибудь украсть тебя на кофе со снежинками?

— Улыбаешься, а я тебе вроде не писал, — знакомый голос отвлекает от разглядывания плашки сообщения, и я вскидываю голову.

Натыкаюсь на пронзающий насквозь колючий голубой взгляд. Тело странно реагирует на очередную встречу в лифте: сердце екает в груди, сменяя свой ритм с привычного на быстрый, почти бешеный; ладони становятся влажными и странная дрожь пробегает по кончикам пальцев, перетекает на предплечья и теряется выше, в плечах, заставляя отвести их назад, будто бы разминая.

— Поэтому пишут другие, — убираю телефон подальше, оставляя вопрос без ответа, и встаю рядом с Фордом.

Стараюсь не делать глубокие вдохи, иначе запах уже ставшего привычным парфюма заполонит разум и точно его отключит. Такой оплошности я допустить не могу. Нужно научиться держать себя в руках и перестать показывать явное влечение, которое так и пульсирует по всему телу, гоняя кровь.

— Неужели соскучилась? — лукаво протягивает Александр, вынуждая посмотреть в его сторону.

— С чего бы? — приподнимаю подбородок. Пытаюсь придать себе непринужденный вид, пока перед глазами мигает яркая табличка: Да!

— Видел тебя сегодня, — проскальзывает ладонями в передние карманы свободных брюк. — Меня высматривала или у вас на этаже вода закончилась?

— А я смотрю, у вас на один этаж одна и та же шутка? — приподнимаю брови и чувствую свое превосходство над Александром, когда тот задумчиво и непонимающе хмурится. Хмыкаю на его выражение лица и выхожу из лифта, тут же чертыхаясь про себя и вспоминая, что Форду придется выйти вместе со мной. — Даже если и тебя высматривала, то что? — дерзко кидаю.

Александр пожимает плечами.

— Вдруг ты хотела забрать у меня ее, — вынимает из кармана оставленную мной на его столе заколку, и я удивленно приоткрываю рот. Тянусь рукой, желая выхватить, но Форд ловко заводит ладонь за спину и делает шаг на меня. Встает непозволительно близко и смотрит прямо в глаза, отгородив от внешнего мира. — Так нельзя. Это теперь мое, разве не так ты написала?

Чувствую, как по лицу протекает жар. Он скапливается на переносице и щеках, колет кожу изнутри и точно останется красными пятнами.

— И ты всю неделю носишь ее с собой? — игриво улыбаюсь и мысленно ликую.

— Даже если и ношу, то что? — вторит мой вопрос и перехватывает свое превосходство на себя. Я сдерживаю возмущенное аханье, которое так и рвется наружу, и, вздернув нос, так же, как и Александр, пожимаю плечами.

— Просто спрашиваю, — непринужденно отвечаю, пока где-то в районе солнечного сплетения неимоверно и приятно жжет. Наверное, от странного поступка Александра, а, может, от простого разговора с ним. Не до конца понимаю, что именно пытается донести до меня мой же организм, раскидывается такими странными ощущениями, но обязательно с этим разберусь. Чуть позже. Сначала надо выяснить, нужно ли принимать эти чувства или же Форд того не стоит. — Извини, мне надо идти, — через силу проговариваю и делаю шаг в сторону. Покидаю вновь выстроенную Александром клетку из его тела, тут же морщась от холода одиночества.

Оставляю Форда позади себя и трясу головой. Стараюсь сбросить накатившее наваждение; понять, что вообще произошло и почему кожа ладоней стала непозволительно влажной. Клыком цепляю губу, перевожу все внимание на болезненную пульсацию и следую дальше по коридору, отвлекаясь на разглядывания заполненных работниками отделов.

Нельзя так быстро растворяться в человеке, с которым вас связывает обычная договоренность. Просто секс. Твержу себе в очередной раз, но разум, да и странно откликающееся сердце, продолжают выискивать мотивы и оправдания, почему я продолжаю следовать навстречу к Эшу, чтобы узнать об Александре больше. Возможно, копнуть глубже, ведь странно спать с человеком и не знать, что он из себя представляет.

Только вот раньше, когда я заводила кратковременные романы, меня особо не интересовал человек, как личность. Сейчас же любопытство становится превыше моих принципов, и я с натянутой улыбкой сажусь напротив Хилла, с силой ставя стаканчики перед его носом.

— Отлично, — Эш потирает ладони. — Отнесу Фиби.

— Ну уж нет! Сначала информация, — тычу указательным пальцем в стол и надеюсь, что выгляжу достаточно угрожающе. — Потом иди, куда хочешь.

Эш недовольно вздыхает.

— Ладно. Та девушка — обычная студентка. Проходит здесь практику, а Форд достался ей в качестве наставника. Вот поэтому она везде хвостом за ним и ходит, — шмыгает носом, и я хмурюсь.

— И за что Форд получил такое наказание? — сразу представляю, как часто его тревожат вопросами, отвлекают от работы и просто точно бесят своим присутствием. Иначе как еще реагировать на приставленного к тебе студента?

Потерев подбородок, Эш задумчиво смотрит на меня несколько секунд, прежде чем ответить:

— Студентов часто скидывают на молодых сотрудников. Александр таким и является. Помимо этой девушки у него есть еще двое или трое. Только их явно не волнует учеба, потому что здесь они появляются редко, — Эш чешет лоб. — Однако, знаешь, я слышал, что все проекты Алекса в несколько раз лучше проектов опытных архитекторов. У него точно есть талант и были хорошие учителя, раз о нем так отзываются.

— Тогда почему его не повысят и не дадут больше «свободы»? Крутых и крупных проектов? — быстро спрашиваю, потому что работаю с документами и вижу ответственных за тот или иной проект. И Форд редко попадается на глаза в больших сделках.

— Не знаю, Кьяра. Наверное, боятся конкуренции. Или ждут, когда он сам проявит потенциал. Хотя, куда еще больше его проявлять? Когда я с ним работал, я был восхищен его знаниями и тем, что, кажется, он единственный знает, чего хочет от проекта и на выходе получает нужный ему результат. Не как другие, которые на ходу меняют концепцию, а после пытаются согласовать это с клиентом и не создать компании еще больше проблем.

Задумчиво свожу брови и еще больше не понимаю. Если Форд действительно такой хороший работник, то почему он еще здесь? Разве не лучше сменить место работы и перейти туда, где тебя будут ценить и увидят твой потенциал?

— Ладно, — прокашливается Хилл, — ты сиди дальше думай, а я пойду. У меня еще встреча, — Эш поднимается и хватает уже остывший кофе. Я лишь лениво киваю и провожаю скрывающуюся из поля зрения фигуру друга.

Даю себе несколько секунд, чтобы переварить не столь шокирующую информацию. Однако что-то в груди опять сжимается, а после с силой ударяется о ребра, когда я понимаю, что повода для беспокойства больше нет. Кажется, и тот разговор на лестнице ничего в итоге не поменял, раз несчастная заколка еще у Александра, его улыбка все такая же игривая, а тема для обсуждения касается наших взаимодействий.

Прикусываю губу. Ощущаю легкость во всем теле и отгоняю подальше все возникшие за прошедшую неделю странные мысли. Сосредотачиваюсь на работе и возвращаюсь к себе, где тону в навалившихся за все время моей затянувшейся прогулки задачах.

От количества работы теряюсь во времени и остаюсь без привычного обеда в кафе. Приходится потратиться на невкусный сэндвич из автомата, холодный сок и обещания самой себе больше так не делать. Где-то в забитых информацией о проектах мыслях всплывает образ Клейтона, сообщение которого так и осталось без ответа.

Я чертыхаюсь, ставя на стол почти допитый сок и вынимая телефон из сумки. Стучу несколько секунд по задней панели. Раздумываю над тем, что мне сможет дать прогулка и кем может стать для меня Клейтон. Ведь подпустить парня так близко, значит дать надежду на завязку возможных отношений. Хочу ли я этого? Не знаю. Справлюсь ли я тогда с одиночеством? Однозначно.

Я

: Когда-нибудь можешь.

Быстро отвечаю и не сдерживаю улыбку, когда внизу экрана сразу же начинают задорно прыгать точки, указывая, что скоро придет ответ. Только пару раз они исчезают, указывая, что Клейтон перестает писать, а потом вновь возникают и достаточно долго, словно сообщение будет ужасно большим, мигают.

От нетерпения отвлекаюсь на разбросанные по столу документы и убираю их, складывая в ровную стопочку. Взглядом цепляюсь за знакомый стикер, что проглядывает между листов и вздрагиваю, услышав звук пришедшего сообщения.

На какое-то время просто замираю. Не решаюсь определиться, с чего начать. С одной стороны меня тянет милый и приятный парень, который излучает только тепло и точно с легкостью может украсть сердце любой. С другой — Форд. Строгий, собранный и привлекательный. По сравнению с Клейтоном Форд не спрашивает, а делает. И такое загоняет в самый что ни на есть тупик.

Зажмуриваюсь и считаю до десяти. Не долго размышляя, выбираю Клейтона. Хватит думать об Александре, как бы сильно этого не хотелось

Клейтон Уайт:

Как насчет сегодня?

Несколько слов сладким осадком остаются на кончике языка. Манящее чувство давно забытой легкости возникает на душе, пока я не потянусь за стикером, снова оставляя Клейтона без ответа.

Я тоже соскучился. Встретимся сегодня после работы.

А.

Смотрю на знакомый почерк и не понимаю своих чувств. Что-то новое зарождается в груди. Похожее на нетерпение от предстоящей встречи. Словно меня ждет долгожданный подарок, который я долго выпрашивала у родителей. И вот, когда он почти у меня в руках, радость растворяется, напоминая о другом не менее желанном сюрпризе.

Теперь я понимаю, что значит: Affogare in un bicchier d'acqua*(итал.: утонуть в стакане воды).

Именно сейчас я и тону: в том стакане, который держала утром, когда ревностно наблюдала за Александром, и в стакане кофе, который любезно предложил выпить Клейтон. Тону в собственных раздумьях и чувствах, что привкусом желчи ощущаются во рту, стоит прикусить щеку, лишь бы отвлечь себя от смятения в выборе.

Глава 5. Первый шаг в неизвестность

Подставив лицо закатному солнцу, впитываю льющееся от него тепло. Уходящая весна заполняет улицу ароматом распустившихся цветов, свежескошенной зелени и шумом морских волн, которые едва касаются моих голых стоп, намереваясь утащить с собой; сковать в своих бескрайних объятиях, ласково дотрагиваясь до кожи. Окрашенное в кроваво-сливовые оттенки небо отражается в спокойном море, и вода кажется на удивление прозрачной.

Крик чаек теряется в скрежете карандаша о шершавую акварельную бумагу. Стержень плавно скользит по листу, оставляет после себя неровные линии, что постепенно выстраиваются в стоящие на обрывах у самого берега дома из белого камня. Они выделяются на фоне темнеющего неба, и в их окнах постепенно загорается желтоватый свет, показывая блуждающие по комнатам силуэты. Я стараюсь не отводить от зданий взгляда, пока рука плавно движется вверх-вниз, вырисовывая тени.

Когда смотрю вниз, то разочарованно вздыхаю. Никак не получается отобразить желаемое в рисунке. Все кажется не тем: кривым, ужасным, неопытным. Попытки разбиваются о скалы собственной бездарности, которая с каждым днем сильнее ощущается на плечах и давит, давит, давит. Стремительно втаптывает в грязь, возвышая надо мной поистине талантливых людей.

Как бы я ни старалась — все попытки кажутся напрасными. Сколько бы ни училась — ничего не получается. Возможно, мне не суждено исполнить собственную мечту, но думать о провале я не хочу.

Откладываю испорченный лист и снова принимаюсь за рисунок. В воображении выстраиваю четкий образ, сосредотачиваюсь на каждом движении карандаша, прислушиваясь к голосу в голове, который монотонно пересказывает прочитанную ранее теорию. Штрих за штрихом, линия за линией, попытка за попыткой. Я обязана справиться. Иначе к чему старания?

Продолжаю находиться в собственных мыслях и игнорировать надоевшую мелодию звонящего телефона, что который час отвлекает. Мне нет дела до тревожащих меня родителей или брата, я здесь, чтобы отдохнуть, спрятаться, ощутить себя свободной.

Однако весь выстроенный мир рушится, когда на плечо опускается тяжелая ладонь. Я вздрагиваю и, вскинув голову, натыкаюсь на знакомый серый взгляд. Брат поджимает губы и недовольно ведет подбородком, из-за чего светлые русые кудри, в которых запутались лучи закатного солнца, падают на лицо.

— Я звонил тебе.

— Я знаю, — пожимаю плечами и отворачиваюсь. Снова сосредотачиваюсь на белоснежных зданиях, будто они способны пропасть.

— Мы опоздаем на занятия, и синьора Руссо расскажет все родителям, — Маттео присаживается рядом, согнув ноги в коленях. От его тела исходит приятное родное тепло, и я передергиваю плечами, когда оно развеивается от слабого морского ветра.

— Я не пойду.

— Ты не можешь. Папа будет ругаться.

Усмехаюсь и поворачиваюсь к брату. В его нахмуренном лице вижу полное отражение себя. Он старше всего на два года, но многие считают нас настоящими близнецами. Хотя я бы не разбрасывалась такими словами. Маттео крупный, надоедливый и чересчур ответственный.

— Пусть ругается. Как будто первый раз, — притягиваю ноги к груди и обнимаю себя под коленями. — Иди, Мат, у меня нет настроения спорить.

— Ты хоть понимаешь, что мы подводим родителей? — не сдается. Продолжает давить на совесть, чем еще больше злит. — Кьяра, они стараются ради нас!

— Они стараются ради своих планов на нас. Неужели ты этого не понимаешь?! — прикрикиваю и подскакиваю. Нет желания продолжать оставаться здесь. Лучше сменить место на более тихое, без жужжащего над ухом брата.

— Перестань себя так вести! — следит, как я складываю вещи в рюкзак, сминая и надрывая новенькие листы. — Как маленькая. Тебе скоро шестнадцать!

— Словно возраст поможет мне сделать выбор самостоятельно, Маттео, — с яростью смотрю на брата и, прежде чем уйти, кидаю сказанную когда-то отцом фразу, от себя добавляя ее окончание: — Не даром твое имя значит: дарованный богом. Вот и иди, выполняй свою миссию, а от меня отстань!

Раскачивающиеся на шнурках кеды пару раз ударяют меня по коленке, из-за чего я невольно отвожу их дальше. Пока разбираюсь с обувью, с плеча начинает сползать рюкзак, а ноги тонут в еще теплом песке. Все наваливается и окончательно портит настроение. В носу начинает щипать, в горле образуется колющий ком, а перед глазами появляется нежеланная пелена слез.

Почему никто просто не может оставить меня в покое?

Несколько раз шмыгнув носом, выхожу на пешеходную дорожку. Отряхиваюсь от песка, прежде чем обуться и свалить. Но Маттео догоняет и преграждает путь.

— Кьяра, пожалуйста, — он хватает меня за плечи и смотрит в глаза. — Без тебя занятий не будет.

— И что с того?

— Это моя мечта, Кьяра, — на выдохе произносит и опускает руки. Они безжизненно падают вдоль тела, а брат сгибается в спине, пряча сникший взгляд.

Я прикусываю губу и поднимаю глаза к чистому небу, которое постепенно покрывается россыпью сверкающих звезд. Собираю себя по кусочкам. Часто моргаю, избавляясь от слез, и сглатываю кислую слюну, которая тяжело прокатывается по горлу вместе с моими надеждами.

— Но не моя, — шепчу, но киваю. Следую за Маттео домой, где меня ждет очередная пытка на ненужных и нелюбимых занятиях.

Итальянская речь растворяется, сменяясь на английскую, когда визжащая толпа детей пробегает мимо. Они, задрав голову к небу, следят за цветными пятнами, которые шныряются на фоне белесых облаков. Ветер подхватывает воздушных змеев и поднимает их высоко над землей. Их хвосты извиваются, исходят волнами и будто оставляют после себя яркие полосы.

Даю себе несколько секунд полюбоваться и почувствовать слабые отголоски детства, пока краем глаза не увижу знакомый силуэт.

Клейтон подходит тихо, только запах кофе и шуршание упаковки букета выдают его. Не сразу поворачиваюсь. Сначала стараюсь подавить широкую улыбку, что возникает на лице. Появившееся смущение розовыми пятнами проявляется на шее, и я встряхиваю волосы, закрывая голую кожу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Привет, — Клейтон встает передо мной, и сердце резче обычного пару раз бьется в груди. Мне начинает нравиться то, что происходит с телом, внутренним миром, когда Уайт так мило и открыто улыбается. Наверное, я и забыла, каково ходить на свидания.

Если это свидание, конечно.

— Привет, — исподлобья смотрю на Клейтона и принимаю из его рук объемный розовый букет, а после и стаканчик с кофе. — Со снежинками? — кокетливо интересуюсь, на что Уайт опрометчиво цокает языком.

— К сожалению, собственного приготовления.

— Так тоже хорошо, — перекинув цветы на сгиб локтя, заправляю за ухо волосы, которые начинают лезть в лицо из-за потока ветра. Забываю о возможном румянце и полностью пытаюсь раствориться в спокойной прогулке.

Отвлекаюсь от мыслей о работе, жизни, завтрашнем дне. Наслаждаюсь теплой погодой и приятным разговором обо всем, что только есть в этом мире, пока во рту чувствуется острота от лавандового сиропа. Она колет язык и обжигает нéбо, но пряным послевкусием остается на языке.

Почему-то в мыслях опять всплывает Александр, и это в очередной раз начинает казаться странным. Во-первых, нет никаких видимых причин. Во-вторых, мы не так часто взаимодействуем, чтобы он нашел такую наглость занять мысли в моей голове. И все попытки забыть о нем, приводят к двукратному увеличению желания увидеться.

Чем-то меня цепляют встречи с ним. Азарт, который вспыхивает при нахождении записок, загорается слишком быстро и не угасает до самого расставания. Порой хочется остаться и продолжить; начать играть по правилам Александра, и полностью отдаться собственным желаниям. Однако так нельзя. У всего должна быть норма. Ведь ее превышение приводит к перенасыщению. Возможно, именно это со мной и происходит.

Почему я тогда немного жалею, что выбрала Клейтона?

Быть может, дело в полной его противоположности? И хоть мне не дано судить об обоих за столь короткий срок, но вместо прогулки по парку, я бы выбрала что-то погорячее и менее нравственно правильное.

Наверное, переросла период, когда нравились невинные свидания с робким поцелуем на прощание, и приняла для себя более быстрое и взрослое развитие отношений. Отношений, которые, к сожалению, и не приведут к той самой всепоглощающей и всеми испытываемой любви. На любовь пока нет времени, да и вряд ли еще появится.

С мыслями, что я зря отнимаю внимание Клейтона, слушаю его рассказ о студенческих годах и вылазки на кафедру. Он с ностальгической ухмылкой вспоминает, как они воровали ответы на тест, как почти не попались и как совершенно случайно всей группой сдали на отлично. В его фразах проскальзывает мягкость и спокойствие, и мне на мгновение становится совестно. Как бы я ни старалась, не могу подавить возникшую тревожность, что у меня опять не получится связать свою жизнь с человеком. Вдруг Клейтон правда не для меня? Тогда зачем мы тратим этот вечер друг для друга?

— Как ты понимаешь, что день прошел зря? — прерываю секундную паузу, когда поток несвязанных мыслей пытается перемесить мой без того уставший мозг в кашу.

Уайт хмурится, и между бровей западает морщинка.

— Ну... Если никаких эмоций за день ты не испытала, значит, все зря, — пожимает плечами и кидает стаканчик с кофе в урну, куда отправляется и мой.

Я задумываюсь. Даю себе немного времени: роюсь в собственных чувствах и эмоциях, что появились за всю прогулку с Уайтом. Нахожу отголоски легкости и спокойствия в начале, как только мы встретились, и ощущаю страх, который становится сильнее с каждым новым шагом. Страх подвести и дать надежду; в очередной раз не разобраться в себе, ломая все вокруг.

— Твой день прошел зря?

— Не думаю, — отвечаю и слабо поджимаю губы, вынуждая Клейтона просто-напросто кивнуть. Делаю глубокий вдох и еще раз пытаюсь расслабиться, забыться, довериться злосчастной судьбе и в конце концов, просто плыть по течению. Будь что будет. Пока что мне все даже немного нравится.

Почти все.

Каблуки — какими бы они ни были устойчивыми — последняя обувь для прогулки по усыпанным гравием дорожкам. Приходится скрывать чертыхания за тихим шепотом, когда ноги едва не ломаются, подворачиваясь.

— Позволь? — подставив мне локоть, Клейтон приподнимает уголки губ.

Сразу принимаю его предложение. Опираюсь на него и чувствую, как становится хорошо. Жмусь к Уайту ближе, пытаюсь впитать исходящее от его тела тепло, сгоняя с кожи мурашки от прохладного ветра.

— Прям как на настоящем свидании, — озвучиваю свои мысли.

Клейтон усмехается, а в его потемневших глазах начинает плясать задорный огонек.

— А мы не на нем?

Наигранно удивившись, Клейтон драматично прислоняет ладонь к сердцу, чем вызывает у меня смех: наивный, звонкий и словно давно забытый. Забытый так же, как ощущение полной свободы, которое постепенно начинает подкрадываться сквозь толстую корку серьезности.

— Не так быстро, — с упреком гляжу и качаю головой, потому что выражение лица напротив вызывает лишь умиление. Клейтон сводит брови и строит молящие глаза, будто еще немного, и слезы потекут по щекам.Такое поведение меня раззадоривает, и я окончательно сбрасываю с плеч напряженность. — Думал, кофе только на свиданиях пьют?

— Разве нет? Я думал, ты всегда приходишь ко мне, чтобы провести время вместе, а не просто попробовать очередной сироп.

Ахаю от такой наглости.

— Быть может, только ради сиропов и прихожу, — прищуриваюсь и вздергиваю нос. — И печенья, и пирожных, и тех шикарных тарталеток с малиной.

— Любовь к сладкому может погубить.

— Кажется, это единственное, что я люблю в этой жизни, — на выдохе говорю, и диалог перестает быть веселым и забавным. Горькая правда всплывает между брошенных слов, тенью падая на сказанное ранее. — Еще я люблю спать, — неловко добавляю и веду рукой.

— Я тоже. У нас много общего, не находишь?

— Как и со всеми в этом мире?

— Есть люди, которые не любят сладкое и спать.

— Не поверю, — шутливо осуждающе говорю и качаю головой. Вновь и вновь избавляюсь от непрошенных мыслей, пока время постепенно убегает и компания Клейтона становится все обыденней.

Пожалуй, давно я не ходила на свидания. В основном ограничивалась чем-то быстрым, не подразумевающим под собой дальнейшее продолжение и общение. Мной забыта та легкость и невинность, которая присутствует в таких встречах. Хотя, быть может, дело в человеке.

Уайт располагает к себе и может увлечь разговорами, шутками и наивностью, которая проскальзывает между сказанных слов. Еще мне приятна та заинтересованность, что виднеется в его взгляде. Возможно, я просто тешу свое самолюбие, но сделать с этим ничего не могу.

— Ой, — резко останавливаюсь, когда чувствую, что ремешок босоножек расстегивается. — Подожди.

Отпускаю руку Клейтона и аккуратно следую к ближайшей скамейке. Кладу букет рядом. Крафтовая бумага шелестит, и ее уголок колышет слабый майский ветер. Засматриваюсь лишь на секунду на пестрые лепестки и цепляю тонкую кожу губы, находя картинку красивой. Почти что тянусь за телефоном, чтобы сделать фотографию и запечатлеть момент, но мелькание перед глазами вынуждает отвлечься.

Роняю взгляд вниз, и щеки сразу же начинают гореть, когда Клейтон опускается перед скамейкой и выстраивает неразрывный зрительный контакт.

— Я помогу? — тихо спрашивает, и я интуитивно киваю.

Закидываю ногу на ногу и сверху вниз наблюдаю за Уайтом. От одного его вида становится жарко. Странные мысли начинают лезть в голову: колкие, обжигающие, неприличные.

Однако все они рассеиваются — Уайт дотрагивается до моей щиколотки. Нежно, почти что невесомо касается пальцами кожи. Раскидывает по ней свое тепло, которое волнами поднимается к колену. В горле вмиг пересыхает, и время вокруг замирает, теряет краски.

Клейтон отрывает свой взгляд от моего буквально на секунду для того, чтобы расправиться с предательской застежкой. А я в это время, кажется, немного схожу с ума. Не могу вспомнить: позволяла ли кому-либо столь откровенно касаться меня при простой дружеской и местами милой прогулке?

Однозначно, нет.

Происходящее в какой-то мере кажется неправильным, но таким приятным, что не хочется заканчивать. Наверное, моя самооценка в очередной раз пробивает потолок, ведь наличие парня прямо у моих ног — в прямом смысле — не может не дать уверенности в себе.

Рвано выдыхаю. Зажимаю между пальцев края своего сарафана, когда Клейтон будто невзначай кончиками пальцев проскальзывает по моей икре, прежде чем подняться. Он так и не отрывает взгляда от моего лица. Всматривается, наблюдает. А мне ничего не остается, кроме как принять ситуацию и признать, что я бы не отказалась повторить.

Сев рядом, Клейтон, будто ничего и не произошло, закидывает одну руку на спинку скамейки. Его открытая поза излучает уверенность и словно противоречит ему же. Лишь милая, слабая улыбка напоминает, что это все тот же Клейтон из кофейни через дорогу от офиса.

Даю себе время прийти в себя. Собраться и осознать, что не такого я ждала от встречи. Хотя, наверное, в глубине души именно этого. Где-то теплится надежда, что я все делаю не зря, и чудо вот-вот произойдет. Нужно лишь немного подождать. Еще совсем немного.

— Тебе нравится твоя работа? — почему-то спрашиваю, особо не церемонясь и не подводя к теме.

Клейтон ухмыляется. Корпусом поворачивается ко мне, и ему на лицо падает тень от густой листвы. Полосит светлую кожу, и кажется, что глаза становятся разными: один медовый, второй — черный.

— Да. На ней я свободен.

— И в чем заключается «свобода»? Мне всегда казалось, что работа с людьми — полный ад.

— Если следовать этой установке, то да, — пожимает плечами. — А я ищу плюсы. Например, возможность поговорить с разными людьми. Иногда они в буквальном смысле изливают мне душу, делятся своими переживаниями или рассказывают очередную историю. Из них я вычленяю главные мысли, узнаю что-то новое и просто-напросто учусь жизни. Бывает, это даже помогает в том или ином случае. — Клейтон склоняет голову набок, продолжая смотреть прямо в глаза. Нахожу его взгляд заинтересованным, глубоким и чуть игривым. — Еще есть красивая посетительница, которая часто приходит обедать и просит отложить ей десерты, — кокетливо протягивает, чем вызывает улыбку. Ее приходится сдерживать, чтобы не выдать свое смущение. Из-за этого щеки начинают неприятно колоть, но я не поддаюсь.

— Прямо-таки часто заходит? — переплетаю пальцы и приподнимаю брови. Принимаю странную игру Уайта и с большим удовольствием вступаю в нее.

Кивнув, Клейтон наклоняется ближе ко мне. Мне удается рассмотреть мелкие вкрапления на его коже, густые ресницы и ухоженную щетину. В какой-то момент начинает казаться, что Клейтон переходит грань приличия, почти что соприкасаясь кончиком носа с моим, но я особо не придаю этому значения: оставляю все как есть, ведомая происходящим.

— Но сегодня она пропустила обед. День почти что прошел зря.

— Почти? Неужели так мало испытал эмоций?

— Наверное, их было недостаточно. Но она все исправила, — замолкает, сомкнув губы. Ловлю себя на мысли, что только на них и смотрю. Резко поднимаю взгляд, и в темных глазах вижу свое яркое отражение. — И сейчас исправляет.

— Как же? — голос непривычно походит на шепот. Все вокруг теряет свои краски. Есть только я, Клейтон и влечение, которое образовалось чересчур неожиданно для меня самой.

Клейтон молчит. Мучительно долго подбирает слова, пока сердце громко пульсирует и заглушает давно не имеющие никакой ценности мысли. Они стали бесполезными еще в офисе, когда я пыталась решить, кого — как бы самодовольно это не звучало — выбрать. Было сложно. Местами очень. Однако я не жалею. Уайт позволил мне почувствовать что-то давно забытое, но при этом новое, манящее. Он вернул меня назад, в почти беззаботное детство, когда угостил мороженым; в подростковую влюбленность, нежно коснувшись ладони. И просто показал каково это, быть объектом чьего-то внимания, выслушивая, принимая и не осуждая.

— Дарит мне новые эмоции. Таких, которых у меня, кажется, никогда не было.

Его слова отзываются жаром в грудной клетке. Борюсь с желанием растереть его ладонью, при этом сохраняя в памяти. Становится неимоверно приятно, услышать то, что сходится с собственными ощущениями, но при этом вновь возникает колющий страх, который серостью оседает сверху.

Пытаюсь отогнать его. Растворяюсь в моменте и иду на поводу у Клейтона, его слов, действий. Не двигаюсь и не имею ничего против, когда Уайт скользит взглядом по моему лицу и останавливается на губах. Томительно долго тянется время, но я не противостою ему — нет смысла. Мне нравится, к чему все идет и как медленно Клейтон наклоняется к моему лицу, вынуждая сердце замереть в ожидании.

Прикрываю глаза. Мягко выдыхаю, откровенно пожелав ощутить чужие губы на своих и потеряться в приятном, наполненном беззаботностью моменте. Чувствую, как Клейтон дотрагивается до моей щеки, кончиками пальцев скользит по линии челюсти и спускается к шее.

Тянет, мучает, словно сам наслаждается скопившимся нетерпением.

А когда губы наконец-то обдает жаром чужого дыхания, все обрывается. Резко, глупо и до жути банально. Звонок моего телефона, как предупреждающая об опасности сирена, заставляет едва ли не отпрыгнуть друг от друга. Накатившая неловкость вынуждает меня смазано извиниться, подорваться со скамейки и схватить сумочку.

Пальцы немного подрагивают, из-за чего застежка не сразу поддается, а противный стандартный рингтон начинает подбешивать. Проклятия сыпятся изо рта и обида на все возникает в душе.

Oddio*(итал.: боже), почему именно сейчас?

Схватив провалившийся на самое дно мобильник, не смотря на экран, принимаю звонок. Злостное «да» вырывается из меня, но собеседника оно особо не пугает.

— Кья-ра, — голос Фиби надрывисто звучит в динамике, и истеричные всхлипы режут слух. Желание обвинить ее в испорченном поцелуе пропадает, когда сердце падает в желудок от продолжения: — Эш мне изменяет.

Глава 6. Мягкое приземление

— Cazzata!*(итал.: чушь собачья) — строго говорю, пока всхлипы в динамике продолжают нарастать. — Эш не мог так поступить.

В ответ получаю лишь бессвязный набор звуков. Он вынуждает меня прикрыть глаза и глубоко вздохнуть, чтобы самой успокоиться. Мысленно считаю до десяти. Даже не пытаюсь разобрать и вникнуться в протараторенную Фиби речь.

— Я сейчас приеду, — спокойно произношу и кошусь в сторону ждущего меня Клейтона. Становится не по себе, потому что я вновь жертвую личными интересами ради других. Но по-другому не могу. Не с Фиби. — Пожалуйста, прекрати плакать и соберись. Ты могла понять все не так.

— Я ег-го выг-выгнала, — очередной растянутый стон, больше похожий на вой умирающего в чаще леса зверя, чем на истерику моей лучшей и единственной подруги.

Зажмуриваюсь.

Кажется, все серьезнее, нежели я могла себе представить. Браун на такое никогда раньше не решалась. А все их ссоры — как мне известно — решались быстро и до жути банально: в постели.

— Фиб, — перебиваю громкое шмыганье носом: — Я скоро буду. Постарайся не ухудшать ситуацию и не порти себе настроение еще больше. Ладно? — ласково заканчиваю и добиваюсь секундной тишины в динамике.

— Ладно, — тихо отвечает Браун и сбрасывает.

Убираю телефон и зарываюсь пальцами в волосы. Царапаю кожу головы, мечтая вновь оказаться в начале сегодняшнего дня, когда я проснулась и не знала, что будет ждать сегодня. Небольшая усталость начинает чувствоваться, и голова становится тяжелой. Остается совсем мало сил, чтобы хоть как-то собрать мысли в кучу и придумать подходящее оправдание для Клейтона.

Не сразу решаюсь к нему подойти. Наверное, потому что неловкость еще витает в воздухе, а желание прерывать прогулку противоречиво отсутствует. Только выбора нет. Снова.

— Клейтон, извини, мне надо уйти, — встаю перед ним и не могу смотреть в глаза. Жар на переносице перетекает к щекам. — Это выглядит глупо. Особенно после звонка, — нервно смеюсь, — но я не сбегаю. Просто... обстоятельства.

Клейтон ничего не говорит. Лишь спокойно кивает и мягко улыбается. Мне сразу становится стыдно. Почему я позволяю себе портить вечер с таким хорошим и правильным парнем?

— Провожу?

Веду подбородком. Совесть не позволяет принимать от Уайта еще больше ухаживаний.

— Не стоит. Здесь недалеко, и я вызову такси, — переплетаю пальцы и крепко их сжимаю. Почти до хруста. Отрезвляю сознание. — Спасибо за прогулку. Мне было хорошо с тобой.

— И мне, — вторит, и я, махнув рукой, нехотя делаю шаг в сторону, пока Клейтон не поднимается и не окликнет меня: — Кьяра, цветы.

Чертыхаюсь про себя. От забывчивости неловкость усиливается.

— Точно, — широко улыбаюсь и качаю головой. — Извини.

Принимаю из рук Уайта букет, вновь ощущая трепет, который возник в начале прогулки. Особенно он возрастает, когда Клейтон наклоняется ближе к моему лицу. Уверенно, решительно, и сердце подпрыгивает в груди.

— Буду ждать следующую прогулку, — отстраняется и оставляет меня без поцелуя. Лишает даже невинного прикосновения губ к щеке. Хотя, может, оно и к лучшему. Некуда торопиться, иначе можно ошибиться.

Прощаюсь с Клейтоном и быстрым шагом покидаю его компанию. Боюсь задержаться на лишние пару секунд и точно передумать уходить. Слишком хорошо с ним, легко и свободно. И пусть стеснение часто берет свое, оно все равно кажется правильным. Как будто так и должно быть между нами; как будто в этом заключается весь шарм наших зарождающихся пока что дружеских отношений. А что будет дальше — покажет время, которое я согласна проводить вместе с ним.

Такси приезжает достаточно быстро, а дороги на радость оказываются свободным. Однако я все равно успеваю заскучать, всматриваясь в заполненные людьми улицы Лондона. Странно, если бы в пятничный вечер они были пустыми. Теплая, почти что летняя погода манит. Так и просит провести время на свежем воздухе, наслаждаясь мнимой от дел свободой. Мне в какой-то степени нравится, когда на Лондон опускается жара. Сразу вспоминается проведенная, но брошенная в Бари жизнь.

Несколько лет назад я и подумать не могла, что окажусь в другой стране. Останусь одна с заполненными под завязку чемоданами, стопкой неинтересных учебников и разбитыми о скалы реальности мечтами. А ведь всю свою осознанную жизнь я наблюдала за волнами, которые налетают на скалы, и в итоге налетела на них сама. Разбилась. Сломалась. Потеряла ориентир. Но смогла найти нечто новое — Фиби.

Поэтому я просто не могу оставить ее одну в столь сложной ситуации. Она многое для меня сделала, и я обязана ответить ей тем же.

— Это мне? — сидящий на лестнице у входной двери в квартиру Эш подскакивает на ноги, когда я оказываюсь на последней ступеньке. — Только Фиби не любит пионы, — он тянет руки к моему букету, и я уворачиваюсь, шикнув.

— Я бы на твоем месте лишний раз со мной не разговаривал, — тычу в него пальцем. Всматриваясь в бледное лицо, ловлю безжизненный взгляд и не понимаю, во что играет Хилл. — Тебе придется долго искать себе оправдания.

— Я ничего не сделал! — он трет ладонями щеки. Резко разворачивается и проходит нервный круг по лестничной клетке, что-то бурча себе под нос. — Ты же знаешь, я так не поступлю, — останавливается передо мной. Пронзительно смотрит в глаза, вынудив ему поверить.

А я по-другому и не могу, потому что Эш правда на такое бы не пошел. Это глупо. Опрометчиво рушить то, что так долго и кропотливо строили.

— Пожалуйста, Кьяра, сделай что-нибудь.

— Что, Эш? — строго говорю. Нельзя так быстро принимать чью-то сторону, если это не сторона Фиби. — Ты облажался.

Он опускает плечи и запрокидывает голову назад. Пару раз глубоко вздыхает, прежде чем устало проговорить:

— Это должен был быть сюрприз. У нас скоро совместный отпуск, и я хотел сделать его особенным. Нанял турагента, чтобы узнать как можно больше, сделать как можно лучше. А Фиб, — Эш надавливает пальцами в уголки глаз. Мне становится его по-настоящему жаль. — Она просто заметила нас в кафе, а дома... За все три года наших отношений, я ни разу не видел ее такой злой. Она даже не выслушала. Просто выставила за дверь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хилл вновь разворачивается. Импульсивно одергивает низ толстовки и делает несколько новых кругов. Возможно, так он помогает себе справиться со стрессом. Не знаю, но смотреть на него тяжело.

— Как это, особенным? — перебиваю стук его тяжелых шагов.

Замерев на месте, лицом ко мне, Эш громко сглатывает. Боязливо косится в мою сторону, а я лишь, удобнее перехватив букет, складываю руки на груди и выгибаю бровь.

Он зажмуривается, прежде чем глубоко вздохнуть и спросить:

— Ты точно умеешь держать язык за зубами или Фиби все узнает?

— Per chi mi prendi?!*(с итал.: за кого ты меня принимаешь?) — повышаю голос и закатываю глаза от недоумения на лице Эша: — Конечно, умею.

— Эта информация достаточно ценная. И, возможно, мне придется тебя убить, если я посчитаю тебя ненадежной.

От заявления Эша фыркаю: наигранно и немного обиженно.

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия, Хилл. Не забывай, я на стороне Фиби.

— Да не изменял я ей! — активно жестикулирует руками, пока я молча наблюдаю и жду оправдание. — Дерьмо. Какое дерьмо! Черт возьми, я хочу сделать ей предложение в наш отпуск. Почему все пошло через задницу?!

Широко распахиваю глаза. Информация медленно — очень медленно — обрабатывается в голове. Понимание приходит не сразу, а внутри все вспыхивает ярким огнем, будто предложение только что сделали мне. Я зажимаю рот рукой. Сдерживаю до одури глупый визг и не обращаю внимание на вновь утонувшего в переживаниях Хилла.

— Я люблю ее. И всегда любил. Неужели этого не видно? Как она могла подумать, что я способен на такое? Разве я мог...

— Ты сейчас серьезно? — перебиваю Эша и делаю шаг к нему. Встаю почти вплотную, всматриваюсь в светлые глаза. — Без шуток?

— Конечно, без шуток!

Прищуриваюсь. Скольжу взглядом по его лицу. Цепляюсь за каждую застывшую на нем эмоцию и действительно не понимаю, что могло заставить Фиби так подумать про Хилла. Он точно никогда не давал повода, да и доверия в их отношениях достаточно. Кажется, я ему верю, но выслушать Браун необходимо.

— Все должно было быть красиво. Так, чтобы она запомнила, — шепчет, словно сдается. — Мне хотелось сделать все как можно лучше. А в итоге? — разводит руки в стороны: — Почти будущая невеста выгнала меня из дома и, спасибо, что я был обут!

— Слушай, — дотрагиваюсь до предплечья Хилла, подбадривающе сжав, — я верю тебе и твоим намерениям. С Фиби я поговорю, только объясняться с ней тебе, — Эш с благодарностью кивает. — Но если я узнаю, что ты соврал, я сама лично оторву то, что вы, мужчины, так сильно бережете. Понял? — поднимаю брови и веду подбородком, крепче сжав ладонь и впившись ногтями в кожу сквозь ткань толстовки.

Стиснув челюсть и промычав, Эш делает шаг назад.

— Я все исправлю. Обещаю. Но сделай так, чтобы Фиби меня выслушала.

— Плитка «Vanini»*(марка итальянского шоколада) с грушей и кардамоном, бутылка вина. Хорошего. На твое усмотрение. И два часа времени.

— Фиби стоит гораздо больше.

— Если она стоит гораздо больше, то почему ты позволил себе ее обидеть? — подмигиваю и ухожу прежде, чем Эш снова начнет оправдываться.

Входная дверь поддается легко. Странно, что Хилл не пытался зайти. Похоже, Фиби настроена серьезно, потому что стоит мне сделать шаг, как проклятия начинают доноситься из комнаты.

Глубоко вдохнув, разуваюсь и оставляю вещи в прихожей. Пока поправляю юбку сарафана, Браун сама появляется передо мной. На душе становится тяжело от ее разбитого вида, заплаканных глаз и размазанных по щекам стрелок. Сразу обнимаю подругу. Крепко, тепло. Пытаюсь передать через объятия все свою поддержку и любовь, которыми способна поделиться.

— Я с тобой, — скольжу ладонью по спине. Глажу сквозь тонкий топ и прижимаю Фиби крепче.

Она цепляется за меня и утыкается лбом в сгиб шеи. Шмыгает носом, позволяя эмоциям снова взять верх. Рыдает навзрыд так, что я чувствую, как ее же слезы скатываются по моей коже. Я вздрагиваю от каждого всхлипа. Стою неподвижно, позволяя выплакать все, что накопилось в сердце. Плач словно разрывает воздух, наполняя пространство наших объятий бездонным горем. Пусть эти слезы обжигают мою кожу, словно огнем, но я не боюсь этой боли.

Плач постепенно затихает, и я осторожно поднимаю ее голову, чтобы взглянуть в глаза. В них отражается такая гамма чувств — от горя и отчаяния до надежды и любви

— Все будет хорошо. Пойдем, — мягко подталкиваю Браун вглубь квартиры и сразу веду ее на кухню.

Знаю, что нет смысла сейчас узнавать, что произошло и почему она так сильно обозлилась на Эша. Для начала нужно перекусить, а Фиби еще и успокоиться. И несмотря на стихшую истерику, которая превратилась в обычное шмыгание носом, необходимо немного времени. Тем более разговор с человеком, что безмолвно таращится в одну точку — не самый лучший вариант.

Поэтому я по-хозяйски открываю холодильник. Нахожу остатки запеченной в духовке рыбы, пряный запах которой пробивается даже сквозь плотно закрытую крышку, и разогреваю. Быстро нарезаю овощи, заправив их соком лимона и каплей оливкового масла, и надеюсь, что такой перекус поможет.

На чужой кухне чувствую себя привычно. Много воспоминаний хранят светлые стены: от радости победы до горечи поражения. Много моментов было прожито за приготовлением закусок или основных блюд. Много смеха и слез осталось в памяти, но скрылось за привкусом ягодного пива.

— Ты была на свидании? — поднимает на меня красные глаза, когда я вместо белого вина к рыбе ставлю стакан воды.

Хмурюсь.

— Цветы.

— Может, это тебе?

— Ты знаешь, я ненавижу пионы. Или ты решила меня добить? — через силу улыбается и нехотя берет вилку.

— Никогда бы не подумала, — уголки губ приподнимаются. — Просто прогулка. Не знаю. Сложная прогулка, похожая на свидание, — присаживаюсь напротив.

— И я ее испортила, извини.

— Не за что извиняться, Фиб, — склоняю голову набок. Стараюсь держать лицо и не выдавать всей жалости, что испытываю к Браун и ее сломанному состоянию. — Я пришла бы к тебе даже с того света.

Фиби звонко смеется, чем заставляет смеяться и меня. Радует, что ее настроение поднимается, пряча за секундным приливом веселья горечь испытываемого разочарования.

— И кто этот счастливчик?

Прикусываю губу, задумавшись. Признаться в свидании с Клейтоном немного страшно, но не так страшно, если бы Фиби узнала про Александра. В конце концов с Уайтом все невинно, в отличие от других отношений, от которых зачастую кружится голова.

— Уточно: это было не свидание, а просто прогулка, — вздергиваю нос и уже размышляю, как увести тему разговора в другое русло. — С Клейтоном, — тихо добавляю, и брови Фиби удивленно взлетают вверх.

— Неужели он решился? А я говорила! Любовь есть, и от нее не убежать.

— Не знаю ничего про любовь, — подпираю подбородок кулаком, — здесь ты эксперт.

— Уже нет, — Фиби вновь мрачнеет, сгибается в спине и отодвигает от себя тарелку с почти нетронутым ужином.

Прикусываю язык, мысленно ударив себя по лбу. Как можно быть такой идиоткой и испортить почти поднявшееся настроение?

Merda*(итал.: дерьмо.)

Обогнув стол, встаю рядом с Фиби. Опускаю руки ей на плечи и призываю подняться. Безмолвно веду ее в спальню, переступая через разбросанные на полу вещи. Кажется, переезд Эша почти состоялся. По крайней мере в шкафу точно пусто судя по горам из тряпок.

Окрашенное в сливово-винный оттенок небо проглядывает сквозь тонкий тюль. Лучи от скрывающегося за домами солнца ласково касаются мебели, стен, нас. Они согревают, пытаются подбодрить, пока Фиби поворачивается к ним спиной и сворачивается клубочком на кровати. Я аккуратно присаживаясь рядом. Поджимаю губы и глажу вновь тихо заплакавшую Браун по волосам. Безмолвно наблюдаю. Жду, когда она сама заговорит.

Сейчас все больше начинает казаться, что от любви в мире нет смысла. Возможно, ее суть заключается в моментах счастья, которые переплетаются с горечью разочарования. Только зачем люди поддаются ей, идут на поводу, а после страдают? Если она правда настолько прекрасна, почему многие испытывают боль? Сколько времени нужно потратить на поиски того самого светлого чувства? И всем ли это чувство доступно?

Вопросы крутятся в голове со скоростью света. В какой-то степени начинает успокаивать моя неспособность любить кого-то, кроме себя. Наверное, в этом и есть спасение: прожить жизнь с собой и ради себя. Хотя страх остаться навсегда одной порой затягивает в пучину раздумий. Смотря на своих знакомых, которые счастливы в отношениях, я могу поймать слабые отголоски зависти и желания испытать то же самое. Однако решиться не могу. Потому что боюсь не справиться. Я — не они. Меня любить не учили.

— Я все испортила, — хрипит Браун, — но я была так зла на него.

Вздрогнув, смотрю на Фиби. Она поднимает кажущимися черными глаза и закусывает нижнюю губу, когда по щеке скатывается очередная слеза.

— Злиться — это нормально.

— Ты так говоришь, потому что мы подруги.

— Конечно, я всегда буду на твоей стороне, — ласково улыбаюсь, и Фиби слабо морщит нос.

— Сейчас я правда, кажется, ошиблась, — замолкает на несколько секунд. В тяжелой, полной отчаянья тишине становится не по себе. — Не знаю. Сегодня у меня было ужасное настроение после работы, потому что какой-то идиот обрызгал меня по дороге домой, потом сломался ноготь и в холодильнике пусто. Я решила прогуляться до ближайшей кофейни, взять что-нибудь на ужин и на десерт, а там... а там Эш с девушкой, — Браун делает глубокий вдох, перебивая им свою тихую, едва слышимую речь. — Они сидели за столиком в самом углу, я даже не сразу их заметила, — горько усмехается, — мило беседовали, и Эш выглядел таким воодушевленным, что когда я появилась перед ними, полная желания разобраться, что здесь происходит, он не смог ни слова из себя выдавить. Только дома старался подобрать оправдания, которые я не хотела слушать. Думаешь, я поступила неправильно? Обычно я пытаюсь найти всему объяснение, здраво мыслить, но не сегодня.

Вслушиваюсь в рассказ Фиби и сверху накладываю оправдания Хилла. Описываемые эмоции Эша схожи с теми, что я видела в его взгляде, когда он рассказывал про отпуск. Про отпуск с Фиби и желания сделать ее еще большей частью своей жизни.

— Думаю, ты поступила так, как посчитала нужным. В конце концов, ты поняла, что где-то погорячилась. Все в этой жизни возможно исправить, и если ты захочешь поговорить с Хиллом, вряд ли он тебе откажет.

— Не могу. Вдруг то, что я видела, окажется правдой? Я не выдержу такое, Кьяра. Я не хочу!

Замечаю, как очередная волна дрожи проходится по ладоням Фиби, и она хватается пальцами за одеяло, сжимая. Судорожно вздыхаю и от безысходности и незнания, как поддержать, начинаю теряться.

Dannazione( итал.: черт возьми), Эш меня прикончит.

— Послушай, я сейчас кое-что скажу, а ты сама решишь: верить или нет, ладно? — Фиб кивает, и я нервно заламываю пальцы. Господи, где я согрешила, раз ты посылаешь мне такие испытания? — Эш... он, кажется, не врет. У вас же планируется отпуск, и он сказал, что та девушка — турагент.

— И ты ему веришь? — с надеждой спрашивает.

— Ну... Он выглядел достаточно убедительным, когда с сожалением говорил, что облажался. Еще он сказал, что этот отдых должен стать особенным. Возможно, тебе нужно будет поехать туда с о-о-очень свежим маникюром, — стараюсь говорить весело и беззаботно, словно сейчас не решается судьба отношений Фиби и Эша. Только вот в самом деле, не мне разбираться и лезть в судьбу чужих отношений.

Фиби присаживается, подогнув под себя ноги. Утирает ладонями щеки и избавляется от подсохших дорожек слез.

— Он хочет сделать мне предложение или сказал так, чтобы я его простила?

— Первый вариант, — улыбаюсь. — Но, Фиби, ты не должна воспринимать мои слова как то, что может повлиять на ваши отношения. Я лишь посредник и знаю о вас то, что вижу и вы мне рассказываете. И, поверь, между вами я вижу лишь любовь. А сейчас случилось обычное недопонимание, которое повлекло за собой испорченный сюрприз, — кусаю губу. Даю советы, словно сама в чем-то разбираюсь: — Вам надо спокойно поговорить и все обсудить. Не рубить с плеча, позволяя друг другу высказаться, чтобы избежать дальнейшего непонимания.

Браун кротко кивает, а после резко обнимает меня. Так же крепко, как я обнимала ее в прихожей. Обнимает и через объятия передает всю дружескую любовь и благодарность. Сама притягиваю ее ближе и прикрываю глаза.

— Спасибо, — шепчет, и на одну проблему становится меньше.

***

Домой решаю вернуться пешком, о чем жалею, переступив порог. Ноги гудят, а в висках пульсирует. В попытке отдохнуть и отбросить все переживания, я сделала только хуже. На протяжении всей прогулки голоса и беспокойные мысли бесконечно звучали и путали; смешивались в надоедливую какофонию звуков, что даже музыка в наушниках не могла их перебить. Не помог ни свежий, прохладный воздух, который мурашками ощущался на коже, ни красота вечернего Лондона, которая не смогла отвлечь.

Только сейчас, в пустой квартире, чувствую себя нормально. Привычный ванильный аромат стоящего в прихожей диффузора впивается в нос и ощущается в какой-то мере чем-то родным. Оставляю сумочку и переданный Эшом пакет на мягком пуфике и сразу прохожу на соединенную с залом кухню. Ставлю подвядший букет на небольшой обеденный стол, оценивающим взглядом прохожусь по сложившейся картинке: ярко-розовое пятно красиво выделяется на фоне оформленной в светлом стиле студии.

Приподнимаю уголки губ и, довольная собой, завожу руку за спину. Дергаю молнию сарафана вниз, пожелав быстрее закончить этот до одури длинный день. Надоедливую тряпку кидаю на кровать, которая скрыта за перегородкой из широких деревянных брусьев, покрашенных в белый.

Квартира на самом деле очень маленькая. И когда-то на месте вельветового дивана стояла еще одна кровать для Фиби, и красивая студия была больше похожа на общежитие. Но это не делало ее плохой. Наоборот, предложив жить вместе, Браун избавилась от скучного одиночества, а я сбежала из настоящего студенческого общежития и надоедливых соседок.

Жизнь с Фиби вместе была похожа на типичный девчачий сериал, что наполнен сплетнями, совместными просмотрами фильмов, готовкой и вечным смехом. Беззаботность заполняла маленькое помещение и избавляла от крадущегося все ближе и ближе взросления. Наверное, именно этот этап нашей дружбы смог сблизить сильнее. Ведь находясь все время вместе, невольно стирались выстроенные раньше границы. Стеснение сходило на нет, а привычки становились общими.

Чуть позже в жизни Браун, а потом уже и в моей, появился Эш. Конечно, сначала я немного ревностно смотрела на симпатичного парня, который однажды оказался на нашей кухне и съел мой йогурт. Но против пойти не могла. Потому что не мне лезть в чужие отношения. Да и не до этого было — я занималась учебой и совмещала ее с работой

После окончания университета, когда Эш и Фиби благополучно помогли устроиться к ним в компанию, меня ждал не менее трудный период: я начала жить одна. Конечно, Фиби не сразу сбежала. Сначала она убедилась в моей финансовой способности оплачивать съем, а после уже со слезами на глазах, словно переезжала в другую страну, а не на соседнюю станцию метро, обещала забегать в гости. Смотря на нее, я не могла злиться или считать, что меня предали. Наоборот, я была рада. В конце концов, наше соседство не могло длиться вечно.

Сначала правда было тяжело и непривычно находиться в пустой квартире. Я скучала. Старалась перестроиться, свыкнуться с тишиной. Да и в какой-то мере признать, что одной тянуть приличное по стоимости жилье нелегко. Однако переезжать не хотелось. И сейчас не хочется. За все время в Лондоне маленькая и уютная квартира стала моим домом. Родным, любимым, обыденным. Здесь я чувствую себя в безопасности. В своем крошечном, комфортном мире.

Комфортном, как горячая ванна с морской солью и огромным пушистым облаком пены, которая пахнет персиком и жасмином. Кошусь в ее сторону, пока стираю с лица макияж. Параллельно рассматриваю этикетку приличного по ценнику французского сухого вина. Красная надпись «Chateau Calon Segur» красиво играет под бликами включенного света, и я прикусываю щеку

Надеюсь, мой хоть и не очень серьезный разговор с Фиби помог помириться будущему семейству Хиллов, и я смогу продолжать пить вино и не слушать тихие отголоски совести.

Пробка поддается легко. Едва уловимый аромат спелой вишни касается носа и отдает слабой кислинкой. Темно-бордовая жидкость заполняет бокал, пачкает стекло и манит своей красотой.

Я с тихим стоном ложусь в ванную. Вода приятно обжигает кожу, расслабляет затекшие за день мышцы и любовно обнимает. Прикрываю глаза, запрокидывая голову назад. Весь день начинает казаться полной бессмыслицей, которая длилась бесконечно долго. Казалось, что я попала в настоящую мертвую петлю, что повторялась из раза в раз, стоило сделать один круг. Сейчас наконец-то дню пришел конец, и такое окончание мне нравится.

Кислоту с языка от вина убираю сладостью шоколада. Кончиками пальцев вожу по огромному облаку пены и теряюсь во времени. С удовольствием нахожусь в компании себя, вкусного алкоголя и тихой музыки, что включена на телефоне. Выбранная наугад подборка оказалась на удивление прекрасной, что желание переключить ни разу не появилось.

Только дурацкое уведомление вынуждает открыть глаза и отставить почти пустой бокал. Сначала смотрю на время — несколько минут, как наступила полночь, — потом на уведомление. Пару раз моргаю, когда знакомое имя начинает расплываться перед глазами, а содержание сообщения заставляет сердце волнительно забиться.

Александр

: Не нашла мою записку или появились другие планы?

Выпрямляюсь и разминаю плечи. Расслабление на несколько секунд пропадает, и я напрягаюсь. Решаю вести игру по своим правилам: уверенно и местами дерзко.

Я

: Обстоятельства вынудили проигнорировать записку.

Александр

: Очень интересно...

Александр

: Неужели есть что-то важнее нашей маленькой договоренности?

До боли цепляю губу клыком.

Я

: Почему сразу «что-то»?

Александр

: Не хочу думать о других вариантах, Кьяра.

Александр

: Жаль, что ты пропустила этот вечер. Вид из номера завораживает.

На некоторое время Александр пропадает из сети, и я решаю, что на этом наша переписка закончилась. Даже успеваю расстроиться, потому что ожидала гораздо большего. И именно это Фордн дает — присылает свою фотографию, буквально заставляя прилипнуть взглядом к экрану.

Увеличиваю яркость на телефоне, чтобы лучше все рассмотреть.

В панорамном окне, за которым сверкают огни утонувшего в ночи Лондона, отражается силуэт Александра. Рельеф его тела, что прикрыто одним лишь белоснежным полотенцем, моментально привлекает внимание. Я даже не замечаю, как приближаю фотографию. Рассматриваю доступную мне картинку и понимаю: сегодня могла бы спокойно касаться горячей мягкой кожи, ощущать твердое тело, нависшее надо мной, и растворяться в ответных действиях.

От таких мыслей кружится голова. К лицу притекает жар, и щеки начинает щипать. Где-то на подкорке сознания закрадываются сомнения в моем адекватном состоянии, но поделать со своими желаниями я ничего не могу. Александр притягивает к себе и манит. Странное влечение исходит от него даже через обычную фотографию, которую хочется сохранить, спрятать и никому не показывать.

Вот только самому Алексу знать об этом не обязательно.

Делаю очередной глоток. Вино прокатывается по горлу и оседает в желудке, теплотой чувствуется внутри.

Я

: Лондон прекрасен, Александр.

Буквы сами выстраиваются в откровенное вранье. Про Лондон я и не вспоминала, пока любовалась своим любовником.

Александр

: Так прекрасен, что завлек тебя на целых пять минут?

Вопрос застает врасплох. Я боязливо перевожу взгляд со времени в углу экрана, на время отправки сообщения. Теперь щеки начинают гореть еще сильнее, а в голове судорожно скачут варианты, которые позволят выкрутиться из столь неудобной ситуации.

Oh, mio Dio*( итал.: боже мой), я правда смотрела на него пять минут?

Я

: Меня отвлекает моя прекрасная французская компания.

Пришедшая в голову ответная идея кажется сумасбродной и неправильной, но выпитые мной два бокала вина делают ее вполне адекватной.

Смотрю на отправленные ранее сообщения. Впитываю в себя каждое слово, которое искрами желания проходится по венам и требует нечто большее, чем просто переписку. Ведомая собственным влечением поступаю, как не поступила бы никогда с малознакомым человеком: открываю фронтальную камеру. Приподнимаюсь в ванной так, чтобы обнаженная кожа ключицы, покрытая каплями воды, попадала в кадр вместе с бокалом красного вина. Отворачиваюсь. Не позволяю камере зацепить свое лицо — лишь острая линия челюсти и напряженная шея.

Щелчок дробит собравшуюся в маленьком душном помещении тишину.

Прикусываю губу. Смотрю на свое фото и снова открываю камеру. В этот раз приподнимаюсь еще выше. Скрываю за тонким слоем пены грудь, при этом достаточно ее открывая.

Отправляю фотографию быстро. Почти не думаю. Осознание приходит лишь тогда, когда две галочки появляются на экране и точки внизу начинают задорно прыгать.

Твою мать, что я творю?

Ответ Александра не заставляет себя долго ждать. Он обжигает, и сердце ускоряет свой темп, быстрее гоняя кровь.

Александр

: Мы бы отлично смотрелись втроем.

Я

: Думаешь?

Александр

: Знаю.

Стучу пальцем по задней панели. Не понимаю, как обычные сообщения могут вызывать столько эмоций и откровенное притяжение.

Александр

: Особенно хорошо было бы, будь я сзади. Только представь: ты увлечена своим французским другом, а я тобой. Как правильно бы я мог касаться твоих плеч, массируя и расслабляя.

Я

: Только плеч?

Окончательно теряю рассудок. У Форда получилось за какие-то десять минут переписки пробудить во мне сильное влечение.

Александр

: Зависит от твоего настроения, Кьяра.

Я

: У меня очень хорошое настроение. Думаю, одними плечами мы не обойдемся.

Я

: Нужно что-то более... более приятное.

Последние сообщения отправляю, окончательно потеряв здравый смысл. Пальцы словно сами нажимают на буквы и раскрывают самое откровенное. В этот раз смело смотрю в экран. Жду ответа, ведя плечами от нетерпения продолжить ставшую манящей переписку.

Но Александр выходит из сети.

Я пронзаю взглядом статус. Несколько раз обновляю приложение, но все тщетно. Прохожусь языком по пересохшим губам и допиваю большим глотком остатки вина. Оно опьяняет быстро. Так же быстро, как падает мое настроение.

На несколько секунд меня охватывает разочарование и слабая злость, из-за которой приходится сжать челюсть, чтобы ее подавать. До того момента, пока телефон в руке не завибрирует, вынудив широко раскрыть глаза.

Почему-то не решаюсь ответить сразу: прочищаю горло и удобно устраиваюсь в ванной, спустившись ниже.

— Да? — голос все равно звучит хрипло, из-за чего в динамике раздается чужой тихий вздох.

— Привет, — Александр отвечает спокойно, и я, заинтересованная новым форматом нашей беседы, включаю громкую связь и кладу телефон на бортик.

— Привет. Надоело писать?

— В какой-то степени да. Решил, что так будет лучше продолжить.

— Продолжить что?

— Обсуждать надо теоретическое нахождение рядом, — низкий голос Александра царапает слух. Он приятно оседает на коже, и появляется желание продолжать его слушать.

— Хорошо, — влажной ладонью прохожусь по лбу, убирая с него волосы. Тишину в ванной комнате перебивает только всплеск воды и шуршание ткани, исходящее из динамика. — Продолжай.

Александр кротко усмехается.

— Твой французский друг еще с тобой?

— Ну... скажем так, он немного опустошен.

— Без него даже лучше, — тянет. — Тогда я все еще сзади. Прижимая тебя ближе к своей груди, я бы сначала коснулся твоей шеи. Так, чтобы вода, стекающая с руки, щекотала кожу, — сдерживаюсь, чтобы не вторить описанию Александра. Сжимаю ладони в кулаки, запрокидываю голову и закрываю глаза, желая глубже окунуться в разговор. — Я бы делал все медленно, нежно. Так, как мы еще не пробовали. Дразнил, растягивал, но доставил бы удовольствие.

— Просто дотрагиваясь до шеи?

— А ты не умеешь терпеть, Кьяра? — мое имя звучит томно, что я едва не стону от того, как приятно слышать в голосе Александра такие эмоции. — Спускаясь вниз, я бы дотронулся до плеч и ключиц, пытаясь прощупать каждый миллиметр. А ты, наверное, повернулась бы ко мне лицом, чтобы смотреть в глаза.

— Да, — на выдохе отвечаю, пока кожа зудит, требуя настоящих прикосновений.

Снова смешок. Только в этот раз он звучит не весело, а возбужденно. Так, как звучит во время наших свиданий.

От осознания, что скорей всего Александр тоже возбужден, прикусываю губу. Дыхание сбивается. Сжимаю бедра, не решаясь коснуться себя. Почему-то кажется, что еще рано. Что не настал момент, когда нужно переставать сдерживать свои желания.

— Что потом?

— Потом? Потом только наслаждение, Кьяра. Твои пальцы в моих волосах и мои руки на твоем теле, — замолкает, и я снова слышу шуршание. — Но это будет потом. Сейчас же, сладких снов.

— Что? — открываю глаза, но возбуждения не отпускаю.

— Сладких снов. Увидимся в понедельник, — я продолжаю разбирать в его голосе влечение и не понимаю, почему Александр все обрывает: сбрасывает, не дождавшись ответа.

Раздосадовано стону в потолок. Зажмуриваюсь и не могу успокоиться. Форд разжег внутри пожар и не удосужился его потушить. Вновь довел. Свел с ума, взбудоражил и заставил тело требовать ласки. Поддавшись в одну секунду, я потеряла бдительность и придется принять свое поражение.

Шумно выдыхаю и вновь закрываю глаза. Сквозь веки пятнами сверкают горящие на потолке лампочки. Уперевшись затылком в бортик ванной, воспроизвожу в памяти все сказанные Александром слова. Повторяю озвученные им действия.

Сначала кончиками пальцев пробегаюсь по шее. Веду медленно, растянуто. Уделяю внимание каждому миллиметру, и внизу живота начинает сильнее тянуть. Дотрагиваюсь до плеч, ключиц, фантомно ощущая чужие руки на своем теле. Вспоминаю, каково это, спать с Александром; чувствовать его непозволительно близко, наслаждаться теплом, запахом, вожделением.

Ладонью сжимаю грудь, и тихий стон вырывается из меня. Он отскакивает от стен ванной комнаты, теряется в таких же похожих стонах и уносит вместе с собой стыд. Не сдерживаюсь. Настойчивее дотрагиваюсь до себя и сгибаю одну ногу в колене, отводя в сторону. Все еще представляю, как Форд кончиками пальцев скользит по низу живота. Надавливает ладонью, сжимает мягкие бока.

Свои движения сопровождаю тяжелыми, сиплыми вздохами. Приоткрываю губы и не помню, когда последний раз была так сильно возбуждена. Все тело будто одержимо желанием получить долгожданное удовольствие. И сопротивляться я не намерена.

Касаюсь себя так, как когда-то касался меня Александр. Его имя слетает с губ и дрожью проходится по плечам. Двигаюсь пальцами настойчиво, пока вода приятно обнимает тело, будто в ванной я действительно не одна. Кажется, что сквозь закрытые глаза вижу пронзительный леденистый взгляд, в котором горит ненасытное пламя желания. Желание, игнорировать которое невозможно.

Окончательно забывшись в своих же эмоциях, одной рукой сжимаю грудь, другой — резче двигаюсь, вынуждая пену волнами ходить по поверхности. Тихо шепчу имя того, чей образ не пропадает из головы; чьи руки и поцелуи продолжают ощущаться на обнаженном теле, а голос возбужденно эхом звучит в голове, требуя и требуя ему отдаться.

— Ал-лекс!

Вздрагиваю и зажимаю ладонь между ног. Тяжело дышу, и капелька пота скатывается по виску, щекотя. Приятная усталость ощущается в теле, вынуждая расслабленно опуститься в остывшей воде еще ниже.

Дышу через рот. Лениво всматриваюсь в потолок, наконец-то понимая, что этот бесконечный день закончен. И как же, черт возьми, морально неправильно заканчивать день с мыслями не о том, с кем ходила на свидание, а о том, кто никак не претендует на место в моей жизни. Но почему я не могу это исправить?

Глава 7. Нет двух без трех

Очередной раз бездумно щелкнув мышкой, чтобы экран компьютера не погас, тяжело вздыхаю. Подпираю щеку кулаком, пока в голове сплошная пустота. В нее не лезет ни единая мысль, а если что-то и появляется, то я старательно отгоняю. Потому что связано это с Клейтоном или Александром. Они вдвоем выбивают меня из привычного ритма жизни. И если первый плавно и аккуратно в него входит, то Форд же врывается и не спрашивает.

Своими действиями мужчины путают и вынуждают тратить свободное время на размышления о них и их месте в моем и без того забитом графике. К Александру я уже привыкла, ведь все наши встречи не несут за собой ничего, кроме договоренности взаимно доставить друг другу удовольствие. К Клейтону же я все еще испытываю стеснение. Хотя, казалось бы, хорошо прошедшее свидание и сегодняшний беззаботный разговор, когда я перед работой забегала за кофе, должны были сгладить все углы. Только щеки все еще продолжает пощипывать от осознания того, что, возможно, Уайту я нравлюсь и десерты «за счет заведения» мне дают не просто так.

И я не могу разобраться, к чему привязаться сильнее: к договору или чувствам. Оба варианта пугают. Один может быть «расторгнут» в любую секунду, и это никак не получится исправить. Найти замену Александру не составит труда, а я с таким удобным предложением ни к кому не подойду. Второй несет за собой еще большую опасность. Разбудить в себе умение любить — задача непосильная. Но даже если и получится, не факт, что мои чувства будут взаимными или в будущем не разобьют сердце. Последнее, что мне хотелось бы — утонуть в несостоявшейся всеми хваленой любви.

Поджав губы, снова дергаю мышкой. Отсутствие рабочих задач в начале нового месяца всякий раз ощущается непривычно. Сидеть целый день без дела мне не нравится. Скучно. Но и разгребать миллион дел, как происходит в закрытие периодов, тоже не хочется.

Однако сейчас я бы предпочла работу, чтобы еще раз выгнать из головы споры о том, кто все-таки лучше: Клейтон, Александр или же нужно вернуться к одиночеству.

Сдуваю челку с глаз, когда перед носом на стол падает стопка бумаг. Я вздрагиваю, но сильнее напрягаюсь, стоит услышать знакомый голос:

— От курьера, — говорит Александр и кладет руку на спинку моего кресла.

Оборачиваюсь, сразу поймав отдающий игривостью голубой взгляд. Хмурюсь и не понимаю, что Форд здесь забыл.

— И давно архитекторы нам документы передают? — ухмыляюсь, в ответ получая улыбку.

Форд наклоняется ниже, и слабые отголоски запаха ванили пробиваются через духи и касаются носа. И только сейчас наконец-то вспоминаю, почему еще в первую ночь аромат показался мне знакомым. Так пахнет у меня дома. От странного совпадения в груди что-то волнительно вспыхивает, но тут же оседает, когда я не позволяю себе уточнить у Александра, какими духами он пользуется.

— Это доступная только тебе привилегия, — склоняет голову набок и соблазнительно прищуривается, прежде чем податься ближе. Так близко, что в горле невольно пересыхает, а кончики ушей начинают гореть. Вдруг он пришел обсудить наш телефонный разговор, от которого до сих пор по телу бегут мурашки, и стыд красными пятнами остается на шее. — Пришел поговорить кое о чем.

Merda*( итал.: дерьмо).

Я так и думала!

— О чем? — хриплю.

— Твой ответ.

Александр вынимает из стопки документов вырванный из блокнота лист, на котором аккуратным почерком написано:

Сегодня после работы на подземной парковке. Место 20Е.

А.

Когда я отвожу взгляд от записки и снова смотрю на Алекса, он показательно приподнимает брови и указывает пальцем ниже, где размашисто и местами нервно выведено:

На этой неделе не могу.

Под буквами красуется след уже от красной помады, которую я утром старательно наносила на губы в попытках сделать контур ровным и на которую наплевала, когда касалась бумажки. Поцелуй получился яркий, выделяющийся на контрасте голубого листа. Еще от него веет моим страхом, что я испытывала, пробираясь на этаж выше к столу Александра. До сих пор не могу понять, как у него получается незаметно оставлять записки. Хотя, возможно, ему просто наплевать на взгляды других, и он всем своим видом показывает беззаботность. В то время как я то и дело, что озираюсь по сторонам.

Предлог, с которым Алекс пришел ко мне, гораздо лучше, чем если бы он решил обсудить произошедшее в пятницу. Позволяю себе расслабиться и откинуться на спинку кресла, махнув рукой в сторону.

— А что не так в моем ответе? У меня действительно не получится встретиться с тобой, — прячу разочарование в голосе под спокойствием. Хотя от одного осознания, что я пропускаю очередной вечер вместе, начинает тянуть живот, постепенно болезненно отдавая в поясницу.

Александр хмыкает.

— Только со мной?

— Не совсем понимаю, — хмурюсь, и Форд ведет подбородком. На лицо падает тень серьезности.

— Забудь, — отмахивается, — мне лишь хочется в конце концов вернуться к нашей договоренности и перестать получать отказы.

Плотно сжимаю губы. Желание Александра полностью совпадает с моим, но свой организм ради заполненной удовольствием ночи я изменить не могу. И от этого горько.

— Я ценю наш договор, — тяну. — Но на этой неделе точно нет, — окончательно ставлю точку, и Александр наигранно вздыхает. Пока он смотрит прямо в глаза, холодом обдавая все тело, я незаметно прячу записку под ладонью, а после — в ежедневник, где хранятся остальные, когда Алекс огибает стул.

Он присаживается на место отошедшей Фиби. Расслабленно падает на спинку, широко расставляет ноги и переплетает пальцы на животе. На лицо натягивает слабую, местами дерзкую улыбку, стоит мне повернуться в его сторону. Умиротворенный вид Александра застает врасплох, и я свожу брови к переносице, не понимая, чего теперь он добивается.

— Идешь на корпоратив? — Алекс выжидающе смотрит, пока я не выдерживаю и поворачиваюсь на стуле. Оказываюсь лицом к нему, закинув ногу на ногу. Стараюсь быть собранной и дерзкой. Расправляю плечи, опускаю ладони на колено, наблюдая, как взгляд Форда скользит по моим ногам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не контролирую победное хмыканье. Чувство удовлетворения искрит где-то в горле от осознания того, что я могу быть привлекательна Александру.

— Хочешь позвать? — заинтересованно склоняю голову. Не разрываю зрительный контакт. Не хочу проиграть в выдуманном мной же бою, и так слишком часто уступаю Александру и готовности ему поддаться.

— Может быть, — наклоняется вперед. Проходится языком по нижней губе, тут же привлекая мое внимание.

Я одергиваю себя не сразу. Какие-то несколько секунд любуюсь Александром и понимаю, что он правда красивый, даже в обычной свободной футболке и тканевых брюках. Есть в нем что-то опасное и притягательное; манящее и в то же время ядовитое. Боюсь представить, когда именно я обожгусь, потеряв контроль над здравым смыслом.

— Она уже обещала Дереку из бухгалтерии, — голос Фиби звучит в голове до одури громко.

Резко отвернувшись в сторону, сразу упираюсь в карие глаза. Они горят любопытством и тем, что мне точно не понравится — разговором об Александре. Сглатываю, и слюна больно прокатывается по пересохшему горлу. Не понимаю, что хуже: заметившая нас Браун или мое обещание, о котором я не помню.

— Вот как, — Форд широко улыбается и поднимается на ноги. На нем снова маска привычного всем надменного архитектора, что, как выражается Фиби, своей аурой портит настроение. — Попытка того стоила. Верно, Кья-ра? — имя тянется, как горячая карамель: обжигает язык, но сладостью ощущается на языке. От того, как буквы вибрирует в воздухе, перехватывает дыхание, и жар бежит по шее вверх, останавливаясь где-то на кончике носа. Меня сразу отбрасывает назад в воспоминаниях, когда точно так же Александр шептал имя, губами касаясь обнаженной кожи.

Мi farà impazzirе*(итал.: это сведет меня с ума.)

— Раньше надо было действовать.

Фиби с серьезным видом падает на стул, жестами указывая, что Форду здесь делать больше нечего. Пока я прихожу в себя, не осознавая причины столь резкого повышения температуры в офисе. Прокашливаюсь и делаю глоток воды, привычно впившись зубами в пластиковый стаканчик, когда Браун спрашивает то, чего я боялась:

— И что он тут забыл? — супится, брезгливо отряхивая стол после Форда. — Еще и рядом с тобой.

Заторможенно моргаю и, нервно хихикнув, отвечаю:

— Мы иногда общаемся.

Приподняв брови, Фиби двигается ближе.

— Да? Ни разу не видела вас вместе.

— Просто встречаемся в... лифте.

Тону в своей лжи. Игнорирую отголоски совести, снова и снова ставя дружбу под сомнения своей глупой, но очень откровенной тайной. В который раз обещаю себе все рассказать Фиби, только сил на признание не хватает. Договоренность с Алексом не входит в перечень секретов, о которых легко можно поболтать за чашечкой кофе. В ней есть что-то по-настоящему сокровенное и в какой-то мере только наше. Однако не навсегда. Я смогу однажды собраться и выдам Браун все. До мельчайших подробностей.

А пока приходится терпеть жжение от вранья на языке.

— Видел только в лифте, а он уже готов позвать тебя с собой на корпоратив? Не джекпот ли это? — ведет плечами, и блеск в глазах становится азартным. — А он красивый. Твой архитектор. Не будь у меня Эша, я бы тоже краснела, как ты.

Запрокидываю голову назад, сдержав разочарованный стон. Браун только что нашла тему, которую будет раздувать до самого конца рабочего дня. Если, конечно, что-то более интересное не случится.

— Во-первых, он не мой, — фыркаю. Во-вторых, у тебя как раз таки есть Эш. Поэтому, — развожу руки в стороны, — тема закрыта.

— Очень зря, — грустно отзывается. — Задница у него тоже ничего.

— Фиб! — прикрикиваю, чем привлекаю внимание других работников в отделе, и стыдливо вжимаю голову в плечи, пока Фиби тихо смеется. — Еще слово, и я не пойду на дурацкий корпоратив.

— Ты не сможешь! — шикает и тычет пальцем. — Если тебя там не будет, Эш не позволит мне попробовать все бесплатные коктейли. Ты же знаешь, когда речь заходит о веселье, Хилл превращается в строгую мамочку.

— Как будто это тебя останавливает, — хмыкаю, заправив волосы за уши.

Браун крутит ладонью в воздухе, мол, возможно, я и права, но не до конца. А я тяжело вздыхаю, соглашаясь.

Мне и самой хочется сходить на устроенную компанией вечеринку в честь дня рождения. Снятый клуб, бесплатная выпивка и возможность свалить в пятницу пораньше. Все это звучит крайне маняще, и я не могу проигнорировать. Осталось только вспомнить, какому Дереку из бухгалтерия я что-то обещала. И обещала ли вообще?

***

— Хочу двойную порцию теплого салата с тунцом и манговый чизкейк, — делится своими планами на обед Фиби, когда мы оказываемся перед кофейней. — И большой латте с кокосовой стружкой. Душу за него продам.

— Не будь так горяча в своих желаниях. Вдруг Сатана уже ждет тебя с договором на салфетке, — мрачно проговариваю, и Фиби пихает меня локтем, наигранно поежившись.

— Он меня не прокормит. Для договоров на салфетке у меня есть Хилл, — горделиво приподнимает подбородок, заставляя тихо посмеяться.

Не могу избавиться от светлого чувства радости за Эша и Фиби, которое по-родному теплится в груди. Есть в их отношениях что-то поистине прекрасное и в какой-то степени идеальное. Несмотря на иногда возникающие разногласия, они все равно оказываются рядом друг с другом. И такое не может не натолкнуть на размышления: каково быть в таких отношениях? Вот только ответить на вопрос я не могу. Да и вряд ли смогу в ближайшее время. Пока есть более важные дела — подъем по карьерной лестнице и желание добиться бóльшего, чем обычный рядовой сотрудник.

— Думаю, он ждет тебя, — Фиб цепляется за мой локоть, вынуждая остановиться.

Я хмурюсь и поднимаю голову, осматриваясь. Сразу натыкаюсь на стоящего у кофейни Клейтона, который с суровым выражением лица разговаривает по телефону. Только вся суровость спадает, когда мы перекрещиваемся взглядами. Губы образуют мягкую, местами нежную улыбку, и на щеках появляются едва заметные ямочки.

Машу в ответ и поворачиваюсь в поджавшей от нетерпения губы Фиби. Вижу, как она едва не подпрыгивает на месте и точно сдерживает писк, когда я от недовольства закатываю глаза.

— Фиби, он разговаривает по телефону, и я здесь совершенно ни при чем.

Браун оскорбленно ахает и прижимает ладони к груди, из-за чего висящая на плече сумочка скатывается в сгиб локтя и доставляет неудобство. Однако Фиби совершенно не до нее. Сначала лекция для меня, потом — ее проблемы.

— В таких делах я не ошибаюсь, — выставляет ладонь вперед, и драгоценный камень на безымянном пальце игриво подмигивает. — Видела?

— Оно пока не обручальное, — отставляю от себя руку Фиби, чем вызываю еще больше негодования.

— Вот именно, что «пока». Это — тренировочное. Как видишь, я почти на финишной прямой.

Не сдерживаю тихий смешок. Это кольцо Эш вручил Браун еще в ту пятницу в качестве извинения и, возможно, в попытке снизить накал. К слову, у него получилось. Улыбка не сползает с лица Фиби уже который день, а свадебные каталоги засмотрены до дыр.

— А меня такой спорт не интересует, — пожимаю плечами.

— Сейчас не интересует, — поправляет. — Желание выйти замуж появилось у меня не сразу. Оно приходит со временем, когда понимаешь, что хочешь связать всю свою жизнь лишь с одним человеком.

— Можно обойтись и без брака, — проскальзываю ладонями в задние карманы джинсовой юбки.

— Можно, но ведь это своего рода связь, — продолжает Фиби, вновь и вновь заставляя задуматься над ее философией. — Связь, о которой знаете только вы. Символичная и духовная. Поэтому ты обязана подойти к Клейтону, — резко меняет тему, и я от удивления размыкаю губы. — Теперь-то он точно ждет тебя, — кивает подбородком на стоящего уже без телефона Уайта.

Вздыхаю. Засматриваюсь на Клейтона, отмечая, что задумчивый вид ему идет точно так же, как и накинутая поверх футболки яркая пляжная рубашка. В таком образе он начинает казаться еще более привлекательным. В нем манят душевная простота, слабые морщинки в уголках карих глаз, когда он улыбается, и внимание, которое он мне дарит.

— Ничего не случится, если ты подойдешь первая, — шепчет, как самый настоящий искуситель, и я опускаю плечи перед тем, как их расправить.

— Хорошо. Я просто поздороваюсь, а ты пока закажешь мне то же, что и себе, только не в двойном размере, — угрожающе говорю, скрывая в голосе давно принятое и без натиска Фиби решение.

Я просто плыву по течению. И пусть оно всякий раз приводит меня к Уайту, я против не буду.

Иду уверенно, нацелено, но тушуюсь под нежным взглядом. Моментально расслабляюсь, словно попадаю в другую реальность, где все заведомо хорошо и нет никаких проблем. Вот только тревога продолжает съедать. Не совершаю ли я очередную ошибку, так быстро поддавшись мимолетным чувствам? Не споткнусь ли я по пути к запретному, но на подсознательном уровне желанному?

— Привет, — Клейтон излучает радость и своей улыбкой отгоняет все вспыхнувшие в голове вопросы. Откладываю их на потом. Позволяю коснуться своей ладони. Нежно, почти невесомо. И почти валюсь с ног, когда он подносит ее к губам, и на пальцах остается поцелуй. Щеки, шея, кончики ушей тотчас начинают пылать, щипать и жечь; по плечам пробегает легкая дрожь и сердце подпрыгивает. — Я соскучился.

Больно врезаюсь клыком в мягкую кожу нижней губы. Не могу собрать прыгающие в голове мысли: они смешиваются в непослушный комок и спутываются с ощущениями, которые я пытаюсь понять.

— Мы виделись утром, — выдавливаю.

Клейтон продолжает держать меня за руку. В этом жесте нет ни пошлости, ни настойчивости. Лишь чувственное прикосновение, что вибрацией протекает по телу.

— Утром... Посмотри, что ты со мной делаешь! Я теряюсь во времени из-за тебя.

Не сдерживаю искреннего смеха.

Такое времяпрепровождение мне нравится. А еще нравится кокетливая улыбка, застывшая на губах Клейтона.

На секунду поднимаю глаза. Всматриваюсь в чистое летнее небо и качаю головой, не в силах справиться с болью в щеках. Не могу понять, как Клейтону удается разбудить во мне настоящие эмоции, которыми хочется делиться; чтобы каждый знал, как мне сейчас хорошо, легко и свободно.

— Ничего такого не делала, — прищуриваюсь, стрельнув взглядом. — Все сделало мое обаяние.

— Оно вызывает у меня симпатию, — признается и подмигивает.

В очередной раз ощущаю смущение. Такое непривычное и, наверное, давно потерянное. Все чувства скапливаются внутри, сжимаются в плотный комок, а после взрываются, оставляя после себя лишь счастье и отголоски чего-то не до конца мне понятного. Возможно, такую же ответную симпатию я испытываю к Клейтону.

Вернее, к его обаянию, конечно.

— Только оно? — игриво наклоняю голову, отмечая, как Клейтон едва заметно вздрагивает.

Становится даже немного неудобно. Но сделать с собой ничего не могу. Смущение, которое отражается на лице Уайта приятно греет душу и завлекает.

— Очень провокационные вопросы, Кьяра, — прикусывает губу, и мой взгляд сам скользит ниже. — Думаю, на них надо отвечать, как минимум, после одного свидания.

— Разве его у нас не было?

Качнув головой, Клейтон складывает руки на груди, начиная казаться еще крупнее. Закрывает собой выглядывающее из-за угла солнце, спрятав нас в тень.

— Кто-то говорил, что это дружеская прогулка.

— Наверное, в тот момент я не знала, что мне захочется узнать ответ на свой же вопрос.

— Тогда предлагаю ответить на него в эту субботу. После кино.

Задумчиво свожу брови к переносице. Позволяю себе поразмышлять над ответом хотя бы несколько секунд, иначе резко принятое решение ничем хорошим не закончится. Ведь я уже делаю все не так, как должна. Иду неосторожно, взбалмошно и не просчитываю шаги наперед; рискую собственными чувствами и предаю принципы.

Поворачиваю голову в сторону, когда ветер дует в лицо и спутывает волосы. Поправляю полезшие в глаза пряди, убираю их за уши и замираю. Александр, сидящий на веранде кофейни, смотрит прямо на меня. От холода его взгляда по рукам проходит дрожь, в горле пересыхает, и дар речи пропадает. Почему-то страх оказаться пойманной настолько велик, что я не сразу понимаю, как глупо выгляжу.

Трясу головой и вновь смотрю Клейтону в глаза. Кажется, он замечает мою заминку, но я старательно не подаю вида: натягиваю широкую, неестественную улыбку и киваю.

— Хорошо. Ты, суббота, кино, — часто моргаю, отгоняя морок с образом Форда перед глазами. — Позвони в субботу. А сейчас у меня обед.

Проходя мимо Уайта, касаюсь его плеча. И только от теплоты чужой кожи понимаю, какие холодные у меня пальцы. Стараюсь не смотреть ни на Александра, ни на оставшегося позади Клейтона. Скрываюсь за дверьми кофейни, где меня ждет Фиби и порция теплого салата, которые помогут забыться; выкинуть из головы произошедшее и не думать, почему меня задел строгий вид Форда.

***

Облокачиваюсь на металлический поручень, поясницей чувствую слабую боль от давления. Наслаждаюсь ей и переключаюсь с колющих шею пайеток. Выбрать самый яркий топ из гардероба было ошибкой, и даже его прекрасное сочетание с шелковыми брюками не спасает — он однозначно полетит в мусорное ведро. Но сначала я в нем как следует отдохну.

Прищуриваюсь от блеска стробоскопов, которые цветными лучами пронзают тела двигающихся в такт мелодии работников. Кажется, что на корпоратив решили прийти все без исключения, ведь найти свободное место совершенно невозможно. Практически каждый угол занят, а сквозь танцпол к барной стойке не пройти. Воздух здесь пропитан чужим дыханием и сладостью алкогольных коктейлей. Духота помещения остается липкостью на коже, музыка пронизывает и вибрирует в груди, проходится по ребрам и отзывается где-то в горле, пока по нему прокатывается очередной глоток апероля.

Трубочкой размешиваю подтаявший лед в бокале и невзначай осматриваюсь, чтобы наконец-то найти уединенное место. Уйти подальше от бесконечно трещащего на ухо Дерека.

И почему он помнил, что когда-то на Рождество я обещала ему пойти вместе? Прошло больше полугода, и я, к сожалению, мало что оставила в голове с того корпоратива. Надеюсь, я больше никому и ничего не задолжала...

Смотрю на Дерека исподлобья. Оцениваю его достаточно симпатичную и приятную внешность, но ничего притягательного к нему не испытываю. Весь вечер только и жалею, что отказала Фиби в очередном походе к бару и танцам, пока ноги не начнут гудеть.

Наверное, ей там с Эшем лучше, чем мне.

— Я увлекаюсь эротическим массажем, — выпаливает Дерек и поправляет на носу очки в тонкой оправе.

Я часто моргаю. Пытаюсь переварить очередной бессмысленный бред и на секунду задумываюсь, что четвертый бокал был лишним. Но когда сказанное собирается воедино, появляется желание выпить что-то покрепче и желательно способное гореть.

— В плане? — хриплю, пока парень от неловкости открывает и закрывает рот. Не выдерживаю, тихо рассмеявшись.

— Делать! Хожу на курсы.

Оправдания выходят смазанными, и вся выстроенная за время нашего общения брутальность рушится; пеплом остается на полу у самых ног, так и прося наступить на нее.

— Хочешь, сделаю тебе?

Мну губы, чтобы не дать смеху вырваться. Щеки начинают колоть, а в уголках глаз скапливаются слезы.

— Proprio un incubo*(итал.: боже, какой-то кошмар), — шепчу себе под нос и прикладываю ладонь к груди. — Извини, я отойду.

— Буду ждать тебя здесь.

— Ага, — киваю, резко развернувшись.

Буквально бью себя по рукам, когда тянусь к глазам, чтобы потереть их. За секунду вспоминаю о макияже, который, возможно, давно испортился, но не позволяю испортить его еще больше. Обхожу танцующую толпу по периметру. Почти опираюсь на стену, лишь изредка отхожу от нее из-за стоящих столиков. Только один резко привлекает внимание и вынуждает замереть на месте.

Прищуриваюсь, стараясь понять, не ошиблась ли я.

Александр.

Он сидит один. Откинувшись на спинку стула из цветного полупрозрачного пластика и болтает пустым стаканом в воздухе. На столе стоит почти допитая бутылка с непонятным мне напитком, а сам Форд не выглядит собранным. У белой рубашки закатаны рукава, пара верхних пуговиц расстегнуты, воротник закрывает проглядывающееся на ткани пятно.

Я подхожу еще ближе. Хмурюсь, взглядом пронзая чужой профиль. Форд кажется усталым, поникшим и очень пьяным: понимаю это, когда взяв в руки телефон, он его роняет и достаточно долго пытается поднять.

Во мне просыпается странное беспокойство, и я ему поддаюсь. Встаю перед Александром, переманивая весь интерес со стакана на себя.

— А где твой партнер? — хмыкает и пьяно улыбается.

— Ушел, — в очередной раз использую вошедшую в привычку ложь в качестве ответа.

Александр что-то невнятно мычит сквозь громко звучащую музыку, и я наклоняюсь, в попытке его услышать. Ничего, к слову, не выходит. Раздраженно вздыхаю, когда в груди разгорается желание уйти отсюда.

— Ты очень много выпил, — прикрикиваю, и довольный собой Александр кивает. — Кажется, тебе надо подышать.

— Хочешь уединиться со мной? — запрокидывает голову назад и смеется.

— Очень, — саркастично говорю.

Свожу брови к центру. Вновь и вновь отмечая про себя, что раскрепощенный Александр выглядит привлекательно, хоть и не может с первого раза связать слова. Такое поведение совсем немного забавляет. Возможно, всему виной выпитый и мной алкоголь.

— Ладно, пойдем.

Алекс трет лицо ладонями, прежде чем неуклюже подняться. Подхватив меня под руку, тянет к выходу, громко напевая слова звучащей в клубе песни.

Стыдливо опустив глаза в пол, качаю головой. Ушедший в настоящий отрыв Александр, продолжает петь даже на улице, когда я, придерживая его под локоть, усаживаю на скамейку. С гордостью осматриваю свою работу, поправив упавшую на глаза челку и свалившуюся с плеча сумку. Открытую из-за топа кожу сразу обдувает прохладный ночной ветер; летняя свежесть ударяет в нос и позволяет немного отрезвить сознание; тишина приятно касается слуха, освобождая голову от назойливых битов.

— Зачем ты так много выпил?

— Хочу отдохнуть, — качает головой, словно продолжает слышать заезженный хит.

Вскидываю брови.

— Завтра ты будешь жалеть об этом.

— Но не сегодня, — игриво улыбается и похлопывает по месту рядом. — Присаживайся. Раз ты одна, я составлю тебе компанию.

— С чего ты взял, что мне нужна твоя компания?

— Если бы, — замолкает, икает и прокашливается, — если бы не нужна была, ты бы не подошла.

От его логики и правдивости сжимаю кулаки, впившись ногтями в ладони. Надеюсь, что таким образом румянец не застелет щеки.

— Я подошла из интереса.

— И с таким же интересом продолжаешь находиться рядом?

Александр, глаза которого все еще пьяно блуждают по улице, подкладывает руки под голову и вытягивает ноги вперед. Он в прямом смысле растекается на стоящей у клуба скамейке, и я жалею, что вообще с ним связалась.

— Александр, скажи свой адрес, и я вызову такси, — складываю руки на груди и нависаю над Фордом, пропустив мимо его очередное бьющее по самолюбию замечание.

— А ты поедешь?

— Конечно, нет.

— Тогда и я не поеду, — беззаботно отвечает, проигнорировав мое удивление.

— Ты сейчас издеваешься?

— Нет, я ставлю ультиматум, — язык немного заплетается, — либо ты едешь со мной, либо я не еду, — он показательно перекрещивает ноги, удобнее устроившись.

— Ты же понимаешь, что это манипуляция?

— Пусть так.

— Хорошо, — хлопаю в ладони, — оставайся здесь.

Отхожу от закрывшего глаза Александра. Решаю не идти у него на поводу и направляюсь обратно в клуб. Пусть сидит столько, сколько ему хочется, меня втягивать в свои игры не надо.

Поджимаю губы, оглядевшись через плечо. Форд будто и не шевелился: все такая же расслабленная поза и беззаботный вид. Позволяю себе пристально рассмотреть его профиль, пока совесть, что мерзким шепотом звучит в голове, портит планы на вечер.

Я возвращаюсь к Александру не сразу. Сначала веду внутреннюю борьбу, которую благополучно проигрываю, а потом долго принимаю поражение. В конце концов вдруг он правда останется здесь до утра и что-то случится? Виновата буду я.

— Черт с тобой, поехали.

Натянув на лицо самодовольство, Форд приоткрывает один глаз. В таком виде, при свете неоновой вывески клуба, он выглядит красивее обычного, однако ощущение, что я зря все затеяла, продолжает скрести в районе солнечного сплетения.

Адрес вбиваю в приложение такси под странно ставшую четкой диктовку Александра. Замечаю, что живет он в достаточно дорогом районе с красивыми современными многоэтажными домами. Но я быстро вспоминаю о его должности и сразу отбрасываю изумление, продолжая ждать машину в разбавленной глупыми и забавными фразами Форда тишине.

— Подожди! — Александр поднимается на ноги и обгоняет меня, чтобы открыть дверь автомобиля, но я лишь качаю головой.

— Ты сзади.

Приподняв брови и лукаво улыбнувшись, Форд сразу выпаливает:

— Хочешь обсудить нашу ночь прямо сейчас?

Закатываю глаза и медленно выдыхаю.

— Едешь сзади. Один, — строго говорю. Не позволяю Александру возразить.

Занимаю место рядом с водителем, параллельно отправляю сообщение Фиби с очередной ложью: «Разболелась голова. Я уехала домой. Хорошо вам отдохнуть».

Поправляю растрепавшиеся волосы и пристегиваюсь, сразу отвернувшись к открытому окну, чтобы избежать продолжения разговора. Подставляю лицо освежающему ветру. В спокойном и приятном молчании наконец-то расслабляюсь. Начинаю чувствовать скопившуюся за день усталость: болят плечи и ноют ноги. Поэтому я чуть спускаюсь на сиденье и продолжаю следить за пустыми улицами ночного Лондона. Не пытаюсь разобраться в затуманенных алкоголем мыслях, лишь соглашаюсь, что решение поехать с Александром заведомо обречено на провал.

В секунду вспомнив, куда и с кем я еду, смотрю в зеркало заднего вида на поникшего и странно ставшего молчаливым Алекса.

— Устал болтать? — спрашиваю и ловлю хитрый голубой взгляд.

— Стараюсь не испортить салон.

Водитель тут же реагирует, так же взглянув на ухмыляющегося Форда через зеркало. Я осуждающе качаю головой и решаюсь больше не трогать Александра до самого приезда.

— Скажи, какой этаж, — смотрю на Алекса, пока он смотрит в зеркальный потолок лифта. Я не успела даже оценить светлый холл, потому что тащить на плече шатающегося из стороны в сторону Форда оказалось нелегко.

— Пер-вый, — по слогам проговаривает, а после ведет подбородком. — Нет, — оборачивается ко мне и счастливо улыбается. — А говорила, что со мной не поедешь. Пятнадцатый.

Уже не удивляюсь бессвязной речи и откровенно забиваю на свой макияж, потерев лицо ладонями, чтобы немного взбодриться. Приятная мелодия в лифте убаюкивает, из-за чего приходится резко распахивать глаза.

— Надеюсь, до квартиры ты сам дойдешь? — не выхожу из лифта и спрашиваю у Александра.

Он машет головой и, сделав шаг, пошатывается. Упирается ладонью в стену, всем своим видом показывает беспомощность, которую я никак не могу проигнорировать.

Вместе мы следуем к одной из одинаковых темных дверей. Ключ в замок попадает не сразу, но здесь я даже не пытаюсь помочь. Боюсь, сама не справлюсь с такой сложной задачей, ведь перед глазами давно плывет — то ли от усталости, то ли от начавшего действовать алкоголя. А, может, от всего вместе.

Сome sono venuta a questo?*(с итал.: как я пришла к этому?)

— Чувствуй себя как дома! — заходит в квартиру, разводит руки в стороны и резко начинает заваливаться на пол.

Я подаюсь вперед, намереваясь поймать Александра, но ничего не выходит. Он приземляется на мягкий пуфик, а я падаю сверху. Кряхтя и чертыхаясь, под смех Форда, пытаюсь собраться и вновь подняться, но выпутаться из чужих рук выходит не сразу.

— Мне нравится твой настрой. Но я подумал, — неуклюже разувается, — что сегодня не смогу тебе ничего дать. Вдруг испорчу впечатления.

Ничего не отвечаю. Просто прикрываю глаза и слабо улыбаюсь от неумелого, но забавного флирта Александра.

— Я бы показал тебе квартиру, — ведет рукой в сторону, когда я тоже оставляю вещи в прихожей и следую с Алексом по коридору, до сих пор не до конца понимая, что творю, — но хочу спать. Поэтому давай завтра?

— Алекс, я уложу тебя и уеду. Поэтому давай закончим?

— Останься, — поворачивается ко мне лицом, и желтоватый свет от настенных светильников в спальне отбрасывает глубокие тени, выделяет скулы и подчеркивает яркий взгляд.

— Я не ночую с тем, с кем сплю.

— Сейчас мы не спим.

Качаю головой.

— Все равно.

— У меня скоро день рождения. Это будет твоим подарком.

— Когда? — прищуриваюсь.

— В декабре.

Не сдерживаю смешок, мысленно отсчитывая месяцы с июня до декабря и наблюдая, как Алекс неумело справляется с мелкими пуговицами. Тяжело вздыхаю. Перехватываю чужие ладони, самостоятельно расстегивая приятную на ощупь рубашку. Изредка смотрю на застывшего Александра и прячу лицо за волосами, лишь бы не ощущать на себе пристальный взгляд.

Форд тихо благодарит меня и тут же хватается за ремень на брюках. Все его движения кажутся неловкими и резкими. Он даже не обращает внимания, когда из кармана выпадает телефон: машет рукой и сразу ложится на кровать.

— Герцог! — вдруг громко говорит, и я дергаюсь, так и застыв с чужим мобильником в руке.

Широко распахиваю глаза. Наблюдаю, как под бок Александра падает огромный серый кот, больше похожий на рысь. Пушистый шар с ушами, на кончиках которых виднеются кисточки, широко зевает и сворачивается клубочком, словно так и должно быть. Не нахожу слов, лишь понимаю, что совершенно не знаю ничего о человеке, с которым часто сплю.

— Если не хочешь оставаться, то полежи немного.

Прикусываю щеку. Постель действительно манит; призывает вытянуть ноги, укрыться толстым одеялом и наконец-то закрыть глаза. Хочется проспать до обеда, чтобы как можно меньше времени испытывать головную боль, что точно будет пронзать виски завтра.

Сдаюсь.

— Совсем немного.

Двинувшись, Александр взбивает мне подушку, и я с благодарностью киваю. Занимаю место рядом, веду плечами и испытываю настоящую ненависть к сковывающей тело одежде. Но поступить как Алекс не решаюсь. В конце концов, пару минут, и уйду.

— Не знала, что у тебя есть кот.

— Я нашел его у мусорных баков и забрал себе, — признается и поворачивается на бок, лениво моргая.

Сама смотрю на Александра, вновь и вновь отмечая, какой он красивый, однако всякий раз стараюсь отогнать такие мысли подальше.

— Он большой.

— В клинике сказали, что это мейн-кун.

Я прячу зевок за ладонью.

— Давно он у тебя? — не знаю, зачем спрашиваю. Язык сам задает вопросы, будто пытается больше узнать.

— Год.

Александр закрывает глаза и двигается ближе. Под одеялом становится приятно тепло от тела рядом, позволяя сильнее расслабиться.

— Я так устал притворяться, — шепчет едва разборчиво.

— Кем? — сама двигаюсь ближе. Так, что бедром касаюсь бедра Алекса.

— Собой, — он опускает руку мне на талию и обнимает.

Ничего не делаю: не прошу убрать, не двигаюсь и не нарушаю возникшую тишину. Лишь прислушиваюсь к дыханию и запоминаю тяжесть чужой руки на своем теле. Прикрыв глаза, решаю побыть с Александром еще немного.

Несколько минут, и уйду. Совсем скоро, чтобы не нарушить свои принципы...

Глава 8. Последний глоток

— Fermati, basta così *( итал.: стоп, хватит), — хриплю и накрываю голову одеялом. Прячусь от мерзкого рингтона, наступившего утра и болей в голове. — Пожалуйста.

Игнорирую цикличную мелодию. Сильнее зарываюсь в своем укрытии и прижимаюсь к теплому телу рядом, в надежде, что это поможет. Но противный звук, доносящийся прямо из-под подушки, продолжает настойчиво ударять по вискам; вибрация ощущается как настоящее землетрясение. Кажется, кровать дрожит вместе с комнатой.

С закрытыми глазами нащупываю мобильник. Борюсь с желанием швырнуть его подальше, лишь бы вновь вернуться в сон, где все, по сравнению с реальностью, очень-очень хорошо. Из-за спины раздается невнятное мычание, но его прерывает еще более громкое звучание звонка.

Поворачиваюсь на бок и отвечаю сквозь зевок:

— Да? — двигаюсь, и на талию ложится чужая рука. Ладонь касается поясницы, надавливает на позвонки, ласково ведет вверх и отвлекает.

— Александр? — строгий мужской голос басом звучит в динамике и доставляет бóльший дискомфорт.

Морщусь, мысленно проклинаю человека, который с самого утра не может набрать правильный номер и звонит без разбора.

— Вы ошиблись, — быстро проговариваю и сбрасываю нажатием на боковую кнопку.

Телефон скатывается куда-то вниз под одеяло, но до него совершенно нет дела. Я веду плечами и закидываю ногу на мужское бедро. Прижимаюсь ближе, чувствую запах и тепло кожи. Не нахожу в себе силы понять, с кем именно сплю. Оставляю эту проблему до пробуждения, ведь находиться под натиском мягких прикосновений лучше, чем раздумывать о возможном разочаровании.

Главное, чтобы это был не Дерек. В остальном все не так плохо.

Потеревшись щекой о грудь, ладонью веду вниз по твердому торсу. Касаюсь резинки штанов или белья, и мою руку перехватывают, сжав. Лениво улыбаюсь. Удобно укладываюсь, намереваясь продолжить сон еще пару часов, пока либо не проснусь сама, либо меня не выкинут из постели.

Однако у чертового телефона другие планы: рингтон снова пронзает помещение, пугает и теперь ощущается болью в затылке. Стону и роюсь под одеялом. Стараюсь быстрее избавиться от доставляющего дискомфорт звука, не понимаю, где и как согрешила.

— Слушаю.

— Вы издеваетесь? Передайте телефон Александру! — прикрикивает, вынуждая отставить мобильник от уха.

Сказанное не сразу доходит до меня. Несколько секунд я продолжаю лежать с закрытыми глазами и надеяться, что все происходящее — глупый сон. Только незнакомый мужчина не успокаивается и бурчит что-то в динамик. Пересилив себя наконец-то смотрю на яркий экран. Горящие буквы больно вонзаются в глаза, вынуждая несвязно прохрипеть. Они не сразу выстраиваются в знакомое, вызывающее негодование и каплю ненависти слово, а когда осознание постепенно приходит, я удивленно поднимаю брови. Сон пропадает, но сухость в горле и усталость — нет.

— Папа? — шепчу. Происходящее никак не укладывается в сознании, и возникает желание ущипнуть себя. Такого просто не может быть, чтобы отец так просто и нагло появился в моей жизни спустя столько лет.

— Не ваш, милочка. Я еще раз прошу позвать Александра.

Заторможенно моргаю. Сначала смотрю на свой телефон, потом на чехол, который совершенно не похож на мой. Проклинаю стандартные рингтоны и, особо не задумываясь, пихаю лежащего рядом Александра.

Тот морщится и крепче обнимает меня, заставляя ахнуть. Еще раз толкаю Форда, но тщетно. Он продолжает закрывать лицо одеялом и не обращать внимание на тревожащие его факторы. Откровенно борется со мной и моими попытками разбудить.

— Форд! — повышаю голос, тут же пожалев об этом: закашливаюсь, когда по ощущениям по горлу скатывается песок. — Тебя.

Передаю телефон быстро, когда Алекс приподнимает голову и сонно моргает. Не даю ему опомниться и наблюдаю, как меняются эмоции. От непонимания до удивления. Почти сразу взлохмаченный, помятый Александр становится собранным. Даже и не скажешь, что вчера вечером он во все горло кричал популярный трек, пытался соблазнить меня и нагло манипулировал.

Единственное, что удивляет — спокойный и даже ласковый голос. В нем слышится любовь, уважение и забота, когда Александр отвечает на вопросы и что-то спрашивает в ответ

Где-то в груди начинает мерзко жечь. Чувство зависти заполняет изнутри, и я отворачиваюсь. Зажмуриваюсь, желая заткнуть уши, лишь бы выкинуть из головы последнее воспоминание, которое связано с моим папой.

— Я уеду сегодня же. И плевать я хотела на ваши желания.

Голос давно сорван, потому что бессмысленный разговор длится не первый час. И если в начале я была полна энтузиазма отстоять свою правоту, то сейчас мне хочется быстрее закончить и покинуть комнату, дом и страну.

— Кьяра, ты совершаешь глупость! — встревает мама и трясет головой, из-за чего светлые волосы падают на заплаканное лицо.

— Глупость? Глупость — это продолжать верить, что я исполню ваши мечты, а не свои.

— Мы даем тебе дорогу в жизнь. Хотим, чтобы у тебя было все, — папа зачесывает челку назад, а я веду подбородком.

— Ограничивая возможности? Я — не вы. Вы ищите выгоду в людских недостатках, выкачиваете деньги и затаскиваете людей под нож, лишь бы продолжить купаться в достатке. А дети для вас — шанс увеличить заработок.

— Кьяра, — строго говорит отец.

— Вы не дали выбора ни мне, ни Мату. Вы не поддержали мое собственное решение. Вы жалкие, мерзкие. Я не хочу знать ни вас, ни ваших дел.

— Хватит! — отец криком перебивает и замахивается.

Его ладонь со звонким шлепком соприкасается с моей щекой. Я непроизвольно отшатываюсь, сделав шаг вбок. В ушах звенит, шея болит от резкого поворота. Только голос мамы позволяет прийти в себя. Медленно моргнув, стараюсь сфокусироваться на родителях: мама дрожит, закрывает рот рукой и прижимается спиной к стене, а отец, кажется, только сейчас начинает понимать, что сделал. Его обеспокоенный взгляд ничего не стоит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Больше ничего не стоит.

Слез нет. Только разочарование тонкими нитями сковывает тело, впивается в кожу и оставляет кровоточащие следы. Щеку жжет, кость под глазом болезненно ноет. Возможно, ободок кольца отца попал прямо по ней, и после останется синяк, который достаточно долго будет напоминать о сегодняшнем дне.

— Давид, ты что творишь?! — мама хватает отца за предплечье и трясет, что-то параллельно щебеча.

Ничего не говорю. Крепко сжимаю ручку чемодана и прикусываю язык, чтобы отвлечься от пощечины и того, как тускнеет блеклый огонь любви к родителям. Смотрю на них и не нахожу схожести; не принимаю родство. Все вокруг становится чужим: комната, в которой я провела всю осознанную жизнь, двухэтажный дом недалеко от побережья, вид из окна на усыпанный цветами сад. Из груди словно вырвали огромный кусок чего-то дорогостоящего и превратили в дешевое барахло, выкинули на свалку или забросили в дальний угол кладовой, чтобы больше не вспоминать.

Стараюсь контролировать дрожь в плечах, из-за которой трясутся и руки. Плотно сжимаю губы, пока тишину рвет плачь мамы. Я не нахожу в себе силы продолжить. Лишь хватаю чемодан со спортивной сумкой и, протиснувшись между родителями, выхожу из комнаты. Колесики больно бьют по пяткам и икрам, когда я стараюсь спуститься с лестницы. Игнорирую родительские просьбы остаться, не желаю слышать их голоса. В памяти хочу оставить только каплю хорошего, чтобы окончательно не задохнуться в обжигающей душу ненависти. Мельком осматриваю светлый зал, сохраняя в голове картинки проведенного здесь когда-то сочельника. В ту ночь я загадала самую заветную мечту, и она, к сожалению, не сбылась.

— Оставь ее, Патриция. Вернется.

Прохладный ветер на улице не отрезвляет. Кожа щеки все еще горит, и я касаюсь ее кончиками холодных пальцев. Испытываю секундное облегчение, залезая в машину к Маттео. Знакомый хвойный запах болтающегося на зеркале ароматизатора приятно дотрагивается до носа, немного щекоча своей остротой. Закрываю глаза и медленно выдыхаю, не позволив брату заметить скатившееся на дно настроение.

— Все в порядке?

— Просто супер, — натягиваю улыбку, поворачиваюсь к Мату. — Заедем на набережную. Хочу попрощаться.

— А самолет?

— Успеем, — киваю, не упоминая, что рейс только завтра. Но лучше я проведу день в аэропорту, чем вернусь домой.

— Я горжусь тобой, — Мат склоняет голову набок, и русые кудри падают на лоб, пряча серые глаза, в которых я вижу поддержку.

Становится горько от несправедливости в мире и в жизни. Слова, что я так трепетно желала услышать от родителей, не приносят радости. Мне удается только тихо поблагодарить брата, ведь оставлять его без ответа — невежливо. И пусть он думает о моей учебе в Лондоне, как о сбывшейся мечте, а не о моем очередном провале, который пришлось скрывать.

— Буду скучать по тебе и по океану, — отвернувшись к окну, смотрю на бесконечную гладь воды. Желаю оказаться ближе, коснуться теплых волн и последний раз забыться в их нежности. Прощаться с городом тяжело. Понимать, что я больше сюда не вернусь — настоящая пытка. Однако нужно терпеть, иначе все вновь вернется на круги своя.

— Эй, мы еще увидимся, — подбадривающе сжимает плечо и вынуждает посмотреть на него. В последнее мгновение успеваю стереть с щеки слезу: единственная слабость, которую себе позволяю. — Рождество, летние каникулы. Ты же не навсегда уезжаешь.

Качаю головой. Сглатываю кислую слюну, пока брат все внимание уделяет узкой дороге.

— Навсегда, — непроизвольно снова тянусь к щеке и стараюсь прочь отогнать вызывающие отвращение картинки. — Я не вернусь сюда больше.

Маттео замирает. Косится в мою сторону и тяжело вздыхает. Я совестно отвожу взгляд. Наверное, я поступаю как настоящая эгоистка, но иначе жизнь будет испорчена. Мату нравится построенное для него будущее. Мне — нет.

Только почему от этого не легче, и чувство вины царапает изнутри?

— Зачем ты отказываешься от всего? Как ты будешь одна?

— Я отказываюсь от того, что не должно мне принадлежать. А как справлюсь? Не знаю, — честно говорю. — У меня есть накопления, мне будут платить стипендию и всегда можно найти работу. Возможно, все не так сложно, как кажется.

— Я постараюсь помогать, — нежная улыбка застывает на губах Мата. — Вдруг мы еще встретимся.

— Не думаю, что когда-то захочу себе силиконовую грудь, — весело произношу, и под наш смех машина спускается к набережной.

— Кьяра!

Резкий голос вырывает меня из воспоминаний, и я одергиваю руку, отняв ее от щеки. Растерянно моргаю. Не сразу смотрю на Александра, сосредотачиваясь на щелканье пальцев.

— Мне надо в душ, — быстро говорю и поднимаюсь на ноги. Не желаю сейчас разбираться и обсуждать свое нахождение в чужой постели.

Собираю с пола вещи, которые сонно стягивала с себя поздней ночью, и мысленно благодарю себя, что выбрала надеть хоть и простой хлопковый, но комплект. Не очень красиво бы смотрелись мои нервные движения в разноцветном белье, так еще и с путающимся под ногами гигантским котом.

— Только не говори, что вчера я раздел тебя до белья и вырубился, — приподнимается на локтях, внимательным и ощущаемым на коже взглядом осматривает.

Хитро ухмыляюсь и перед тем, как выйти, кидаю:

— Так и было, Александр, — подмигиваю, и Форд, застонав, закрывает лицо предплечьем.

Оказавшись за дверью, прижимаю к груди одежду. Осматриваюсь и прикусываю губу. Не понимаю, где именно искать душ и почему я так уверенно решила, что справлюсь сама. По памяти дохожу до прихожей, минуя достаточно длинный коридор. Там нахожу брошенную на полку сумочку и взглядом цепляюсь за напольное зеркало. Сдерживаю разочарованное мычание, которое так и рвется наружу, стоит увидеть свое отражение: волосы больше не лежат красивыми волнами на плечах и больше похожи на спутанный клубок; помада с губ плавно переместилась на подбородок, вынуждая усомниться в обещанной рекламой стойкости, а про нарисованные тенями стрелки вовсе можно забыть. Они давно оказались под глазами и растеклись темным пятном. Но хотя бы тушь, за которую я отдала пару сотен фунтов, осталась на месте и оправдала свою цену.

От раздражения запрокидываю голову назад и тут же жалею: тягучая боль пронзает затылок и перед глазами темнеет. Обещание никогда не пить лишь на мгновение всплывает в мыслях, но быстро исчезает. Отказываться от вкусных алкогольных коктейлей я не намерена, даже несмотря на последствия.

Выдыхаю через рот. Обратно разворачиваюсь и начинаю дергать дверные ручки. С третьей попытки удается найти ванную комнату и в который раз удивиться квартире Александра. Слишком просторная. Слишком красивая.

От размеров ванной становится неловко. Кажется, что в нее влезет вся моя квартира и еще останется место для балкона, которого, к слову, нет.

Переступаю с ноги на ногу, когда холод пола начинает чувствоваться босыми ступнями. Оставляю сумочку и белье, сразу же нырнув под душ. Стараюсь стереть с тела липкость после клуба, усталость и очередное воспоминание из прошлого. Только последнее не выходит: щека фантомно ноет, горло першит, глаза пощипывают. Эмоции сейчас ощущаются гораздо ярче, чем тогда. И так всегда. Давно прожитое задевает сильнее настоящего.

Подставляю лицо под воду и напористо тру кожу. На подкорке сознания всплывают сказанные братом слова о помощи. Она была. Но недолго. Закончилась после перевода нескольких сотен евро пару месяцев подряд. Вместе с ней прекратилась и наша переписка. Маттео перестал писать, отвечать на сообщения, а после и на звонки. Возможно, не смог смириться с моим побегом, который я преподнесла как мечту, а, возможно, настояли родители. Потому что через год и мама перестала прилагать усилия, чтобы связаться со мной. Переводы тоже закончили приходить. Папа же даже не пытался наладить контакт. Наверное, не смог признать своей вины. Либо ему просто все равно. Но так даже лучше. Я давно научилась справляться со всем сама.

И сейчас справлюсь.

Только преодолею чувство стыда, которое плотными цепями сковывает движения. Нарушать собственные принципы — отвратительно. Но у меня совершенно не было желания уезжать от Александра и тратить время на дорогу. Поэтому после не очень долгих уговоров, пришлось остаться и впервые уснуть с малознакомым парнем в постели.

Нервный смешок срывается с губ. Складывается ощущение, что с Фордом у меня все происходит в первый раз: от заключения странных договоров до сна в одной кровати. Страшно представить, что будет ждать меня дальше.

В сумочке нахожу зубную щетку, которую всегда ношу с собой. Взрослая жизнь научила подготавливаться ко многим ударам судьбы. Даже незапланированной ночевке. Единственное, что все же смущает — заглядывать в чужие ящики. Однако выбора нет, избавиться от мерзкого привкуса во рту просто необходимо.

Привести себя в порядок удается не сразу. Какое-то время я просто смотрю на свое отражение и не могу смириться с опухлостью лица, прибавляющей несколько лишних килограмм и портящей настроение и день в целом. Сложно принять и синяки под глазами, и запах мужского геля для душа, и шерсть на мятых штанах.

Хмурюсь и в очередной раз отряхиваю штанины. Белые полосочки никак не исчезают, раздражая. Похоже этот наглый и избалованный на вид кот всю ночь провел не у Александра под боком, а на моих штанах. Другого объяснения у меня нет. Удивляет, что за все встречи с Фордом я ни разу не видела следов совместной жизни с котом на его одежде.

Хотя, возможно, я слишком редко видела его одетым.

Che sciocca…*(

с итал.: как глупо)

Похлопываю себя по щекам, прежде чем выйти. Веду плечами и снова проклинаю покупку дурацкого топа. Только все неудобства отходят на второй план, когда в коридоре я встречаю Александра в одном, мать его, полотенце.

Взгляд сам падает вниз. Жадно осматривают тело, вспоминаю, как приятно проминается кожа под пальцами и ощущается рельеф мышц. Убеждаюсь, что Александр привлекательный. Вернее, его торс точно меня привлекает и уже не первый раз. Раздражает только чужое самодовольное хмыканье, которое вынуждает отвлечься от возникших в мыслях фантазиях.

— Сходил к соседям? — кивком указываю на полотенце, решив напасть первой.

— Есть гостевая ванная, — делает шаг вперед, и я отзеркаливаю его движение. Лопатками врезаюсь в дверь.

— Неплохо. Хорошая квартира.

— Подарок родителей.

Александр оказывается неприлично близко, и мне приходится задрать подбородок, чтобы поймать светлый взгляд.

— Любимый ребенок?

— Вроде того. Облегчили мне жизнь.

Приподнимаю брови, как бы соглашаясь.

— Завтрак? — спрашивает Александр, и я сглатываю от возникшего напряжения, которому сложно протиснуться между нашими телами.

— Можно, — неконтролируемо смотрю на губы Форда.

Свободной от сумочки ладонью касаюсь пресса, продолжаю свое нападение. Замечаю лукавую улыбку, что вынуждает сердце забиться сильнее. Лишь на секунду прикрываю глаза и размыкаю губы, когда Алекс наклоняется ниже. Долгожданный трепет возникает в теле, смешивается с желанием и возможностью получить то, от чего я так долго отказывалась.

Но все обрывается очередным звонком. Телефон в сумке призывно вибрирует, но я настырно его игнорирую.

— Ответишь?

— Отвечу, — смотрю на Александра исподлобья: голубая радужка давно скрыта за черным зрачком.

На ощупь нахожу телефон и теряюсь. Имя Клейтона ярко горит на экране и спрятать его не удается. Хотя есть ли смысл скрывать?

— Привет, — неловко говорю, пока ладони начинают потеть от неловкости происходящего. Однако Александра ничего не смущает. Он продолжает стоять рядом, внимательно всматривается в лицо.

— Привет, я взял билеты в кино, — голос Уайта как всегда легок и весел. В нем замечается нежность.

— Кино? — хриплю и чертыхаюсь. Кошусь на Алекса, который никуда уходить не собирается. — Да, точно помню. Эм…

— Предлагаю встретиться через час.

— Сегодня не могу. Ко мне брат приехал, — опять вру, и Александр ухмыляется. Он склоняет голову набок и поправляет мою челку, заставляя замереть. Слуха касается низкий сексуальный смех. — Из Италии.

Клейтон молчит несколько секунду.

— Неожиданно. Тогда в другой раз?

Соглашаюсь и резко сбрасываю. Борюсь с желанием приложить руку к груди, где бешено колотится сердце от стыда, вранья и собственной глупости.

— Брат?

— Да! — мягко отталкиваю от себя Александра. — И он уже ждет меня.

— А завтрак?

— Предпочту пропустить, — вздергиваю нос, по памяти следуя в прихожую. Там меня встречает Герцог, который вальяжно растянулся на комоде и занял все место.

— Очередной твой принцип, что ты так легко можешь нарушить?

Оборачиваюсь через плечо: Александр складывает руки на груди и снова чертовски привлекательно приподнимает уголки губ.

Perche' mi punisci, Signore, perche'?*(

с итал.: за что ты меня так наказываешь, Господи, за что?)

— По-твоему я нарушила их, оставшись у тебя? — Александр кротко кивает. — А мы и не спали. Ты уснул один, — опять лгу. Когда-нибудь, как говорила мама в детстве, язык точно засохнет.

— Везде у тебя есть лазейки, Кьяра.

— Без них никак, — пожимаю плечами. Неприлично тычу пальцем в висящую на крючке олимпийку. — Я одолжу?

— Без проблем, — он облокачивается спиной на стену, когда я поворачиваюсь лицом. Смотрю в глаза и медленно снимаю неудобный топ, бросив его прямо в руки замеревшего Александра. Надеваю кофту поверх бюстгальтера и, застегнув звонкую молнию, молча выхожу из квартиры, оставляя Форда в полной тишине, а себя с горящими от стыда щеками.

***

— Тебе правда не понравилось?

— Не знаю. Мне было хорошо, — смотрю на Фиби, продолжая идти по коридору. — Фильм прекрасный, Клейтон тоже. Но… чего-то не хватило.

— Может, поцелуев? — Браун игриво приподнимает брови, и я закатываю глаза.

— Не думаю. Возможно, все не так, потому что я не смогла посчитать поход в кино свиданием. Поэтому в голове никак не складывается романтичная картинка: я, Клейтон, последний ряд, который был не последним.

— Скукота. Он действительно просто повел тебя в кино? Без… всякого? — многозначительно наклоняет головой.

— Да.

— Теперь понятно, почему тебе не хватило.

Мне остается только согласиться. Прогулка правда была комфортная и по-своему приятная. Но никак не получалось избавиться от ощущения неполноценности. Как будто вырвали кусочек чего-то важного, связывающего нас. Возможно, нужно просто немного подождать, и все наладится. В конце концов, нельзя сразу утонуть в чувствах. Для начала их надо изучить.

— Зря ты ушла в пятницу раньше, — грустно вздыхает и кидает сумку на стол.

Я повторяю за Браун и резко дергаюсь в сторону, когда замечаю лежащую на клавиатуре записку. Быстро кладу поверх нее бумажный пакетик с круассаном, прощаясь с завтраком на ближайшее время, пока Фиби не отвлечется.

— Кимберли, — шепотом начинает и кивает себе за спину, — целовалась с барменом за стопку текилы.

Не сдерживаю смешка. Закидываю ногу на ногу, представляя это зрелище во всей красе: вечно погруженная в работу и отсутствие личной жизни Ким, перелезает за барную стойку, чтобы схватить за щеки крупкого бородатого мужика.

— Как много я упустила, — закрываю улыбку ладонью.

— Хорошо было. Жалко корпоративы не каждую пятницу, — на выдохе говорит и, повернувшись к компьютеру, врезается зубами в свою булочку с заварным кремом.

Здесь я с Фиби уже не соглашаюсь. Не готова я каждую пятницу доставлять пьяного Форда до дома, а после наблюдать за ним в одном полотенце. И пусть никто меня собственно не просит ему помогать, я уверена, что свое благородство усмирить не смогу.

Бегло смотрю на Фиби, которая что-то яростно печатает, и тянусь к оставленной записке.

В обеденный перерыв жду в подсобке на втором этаже.

А.

Когда буквы складываются в слова, а их смысл постепенно доходит до меня, брови сами поднимаются, губы вытягиваются в трубочку, ладони становятся мокрыми.

Точно нет.

Он сошел с ума, раз предлагает такое. Нужно быть либо полным идиотом, либо бесстрашным, чтобы решиться на такое. Не хватает еще потерять работу из-за одного до одури сексуального архитектора.

Складываю записку и убираю ее в сумку, где лежит ежедневник с остальными посланиями. Пару раз глубоко вздыхаю, отгоняю от себя мысли о встрече с Александром и погружаюсь в работу вплоть до самого обеденного перерыва.

Я принимаю проигрыш не сразу. Сначала борюсь со здравым, потом с собственным самолюбием и в самом конце — с Фиби, которая чересчур подозрительно на меня посмотрела, когда я отказалась идти на обед вместе. Конечно, пришлось соврать и сослаться на большое количество работы. Однако что-то мне подсказывает: Браун не поверила.

Прислушиваюсь к собственным шагам. Подошва кед иногда скрипит от соприкосновения с гладким полом и нарушает образовавшуюся в офисе тишину. Кажется, все покинули рабочие места сразу же, как наступил обед. Я же не последовала их примеру.

Глупо. Безрассудно. Опрометчиво.

Крутится в мыслях, когда я поднимаюсь на этаж Александра, который он символично назвал вторым. Здесь так же пусто. Нет ни одного сотрудника, способного меня заметить. Но страх все равно холодом ощущается на кончиках пальцев, когда я дергаю вниз ручку двери.

В подсобке тихо. Только мой рваный вздох разрезает воздух, стоит Александру встать передо мной. Он протягивает руку, и ключ в замке легко поддается, окончательно лишая меня возможности уйти. Сразу же становится волнительно не по себе: в горле пересыхает, сердце быстро колотится, колени подрагивают. А Форду будто все равно. В его взгляде нет ни капли сомнения, движения уверенные, на губах все та же соблазнительная ухмылка, которая теряется, когда он с напором меня целует.

Я сдаюсь в одно мгновение. Закидываю согнутые в локтях руки на плечи Александра. Тяну его ближе к себе, почти соприкасаясь с ним животом. Не желаю заканчивать, потому что соскучилась; потому что мне нравятся полученные эмоции; потому что я никогда такого не испытывала.

Отдаю всю себя, теряясь в чужих прикосновениях.

Александр делает шаг, и я упираюсь спиной в голую стену. Запрокидываю голову и сдерживаю тихий стон, когда на шею ложатся мокрые, желанные поцелуи. Зарываюсь пальцами в волосы на затылке Форда, сжимаю их от нетерпения и сильного влечения. Все проблемы уходят на второй план, пока широкие ладони дотрагиваются до обнаженной кожи спины прямо под футболкой. Они с напором сжимают мягкие бока, двигаются выше и касаются груди сквозь бюстгальтер. Заставляют забыться в моменте, поддаться искушению, страсти.

— Хочешь остановиться? — вдруг спрашивает, разрушая пелену вожделения.

— Если кто-то узнает?

— Я похож на идиота? Не узнает, — Алекс смотрит в глаза, и я почему-то ему верю. Наклоняется ближе, практически губами касаясь мочки уха. — Тебя не смущало ничего, когда мы были в переговорной.

Задыхаюсь от сказанного. Осознание приходит только сейчас, и мне почему-то нравится испытывать такого рода страх. Рисковать вместе с Александром, но быть уверенной, что он все контролирует.

На этот раз первая его целую. Сразу же углубляю поцелуй, ногтями царапая торс через ткань рубашки. Ощущаю манящую твердость тела, забываю про необходимость дышать. Давлюсь собственными стонами, когда Александр подхватывает меня под коленом. Узкая юбка неприлично задирается, а ткань белья сильнее мокнет от напора.

— Алекс, — бессвязно проговариваю, чувствуя чужие пальцы на бедре и выше. Ахаю от нетерпения и сжимаю плечи, ногтями врезаясь в кожу.

— У нас не так много времени, — произносит в губы и резко меня разворачивает.

Я упираюсь спиной в грудь Александра. Запрокидываю голову назад, положив ее на плечо, и прикусываю щеку, когда кончиками пальцев Форд сначала ведет по низу живота, на котором собралась юбка, а после проскальзывает под ткань белья. Его прикосновения напористые, уверенные и резкие. Они огнем чувствуются в груди, сухостью в горле и шумом крови в ушах.

Чужое тяжелое дыхание эхом звучит в голове. С ним смешивается мое имя, которое сладостью ощущается на языке. Хочется, чтобы Александр не останавливался. Касался меня, доставлял настоящее, заветное удовольствие.

Веду бедрами и шире расставляю ноги. От влаги белье неприятно липнет к коже, и Форд неприлично и пошло отодвигает его в сторону. Я упираюсь ладонями в стену, выгибаюсь в спине и слышу, как расстегивается пряжка ремня, а вместе с ней и молния. Прикусываю губу от нетерпения, сосредотачиваю все внимание на Александре и желании быстрее почувствовать его.

Сжимаю ладони в кулаки. Ногтями впиваюсь в кожу, когда Алекс притягивает к себе. Сердце в груди порывисто бьется, врезается в ребра и на мгновение замирает. Стон прокатывается по маленькому помещение. Отскакивает от стен и касается потного тела. Я закрываю глаза, окончательно потерявшись.

Изо всех сил стараюсь сдерживать рвущиеся из груди стоны, понимая, что нельзя шуметь. Но выходит плохо. Откровенно плохо. Страсть, которая с каждой чертовой секундой застилает сознание, не позволяет контролировать свои эмоции и чувства. Все вокруг словно по щелчку пальцев становится неважным, ненужным, ничего не стоящим. Есть только резкие, быстрые движения Александра, доводящие до исступления.

Алекс обхватывают ладонью мою шею, вынуждает запрокинуть голову. Нахожу его губы своими и целую. Горячо, жадно, страстно. Мычу в рот, когда Форд чаще ударяется бедрами о мои, разнося по подсобке пошлые звуки соприкосновения кожи о кожу.

Дышу прерывисто и тяжело. Напрягаюсь всем телом, бездумно шепчу имя Александра. Опускаю руку, коснувшись клитора. Кончиками пальцев чувствую латекс и стараюсь растянуть момент упавшего на плечи наслаждения.

Падаю в объятия Александра. Втягиваю воздух через рот, пока по ногам ползет дрожь, капельки пота стекают по спине и чужой протяжный стон желанно звучит в голове.

Алекс долго не отпускает меня: утыкается носом в сгиб шеи, целует. А я понимаю, что это был один из лучших сексов в моей жизни. Быстрый, страстный, жаркий. Слышу его сердцебиение, чувствую тепло его тела, и это мгновение кажется вечностью. Улыбаюсь, прижимаюсь крепче и не решаюсь заговорить. Жду, когда это сделает Форд.

— Хватит времени на обед, — весело произносит и поправляет свою рубашку, когда мы так же молча собираемся.

Я качаю головой, показывая беззаботность. Только страх быть пойманными снова подкрадывается.

— Ты точно уверен, что все будет хорошо?

Александр встает напротив. Его взгляд задумчиво блуждает по моему лицу: от глаз к губам и обратно. Гипнотизирует, позволяет на секунду отвлечься от реальности.

— Да. Ты же доверилась мне, когда согласилась на договор? — киваю. — Тогда просто продолжай доверять.

— Ладно, — на выдохе произношу, неловко заправляя за уши волосы. — Я первая?

— Как и всегда, — игриво подмигивает, и я закатываю глаза.

В коридоре пусто. Лишь редкие сотрудники виднеются в отделах. Это добавляет спокойствия. Наверное, Александр все правда рассчитал, и смысла бояться нет. В конце концов, никто в самом деле не узнал о произошедшем в переговорной. Значит и сейчас не узнает.

Успокаиваю себя, мысленно возвращаясь на несколько минут назад. Неловкость сразу вспыхивает где-то под ребрами, жжением ощущаясь на кончиках ушей.

Я переспала с парнем в подсобке на работе!

Oddio…*(

с итал.: боже)

Сворачиваю в уборную, где в полной мере могу оценить свой внешний вид. Он, конечно, оставляет желать лучшего, но все не так плохо.

Подставляю ладони под холодную воду. Стараюсь остудить себя и неконтролируемо шепчу:

— Я сошла с ума. Точно сошла с ума, — смотрю на раскрасневшееся лицо и не могу понять собственных чувств. Они такие яркие и их так много, что ухватиться не получается, и я путаюсь в них.

Когда отрываюсь от своего отражения, натыкаюсь на удивленную сотрудницу. Она косится в мою сторону, медленно намыливая руки.

— Не сохранила отчет, который делала месяц, — через натянутую улыбку оправдываюсь и вылетаю из уборной.

Сразу занимаю рабочее место. Отвлекаюсь от тревожных мыслей и погружаюсь в упавшие на меня задачи. Стараюсь не думать об Александре и об очень хорошем сексе, который, к сожалению, не входит в мои рабочие обязанности.

Вздрагиваю от громкого хлопка и смотрю на стол, где чужой ладонью накрыта стопка оставленных Фордом записок; записок, которые я бережно хранила в сумке и которые теперь ярким пятном горят перед глазами. Знакомый почерк, фразы, стикеры и блокнотные листы — все это лежит прямо перед моим носом, а твердый, полный злости голос больно ударяет в затылок:

— Объясни, чем ты занимаешься на работе, Риччи?!

Дерьмо. Дерьмо.

Дермище

.

Глава 9. Канатоходец

— Я могу все объяснить, — не решаюсь оторвать взгляд от пола и вздрагиваю, когда на меня громко шикают.

Чужие шаги вновь звучат в помещении: глухо ударяются о стены и пульсируют в висках. Кусаю нижнюю губу. Зубами цепляю тонкую кожу, сдирая и морщась от боли. На языке остается солоноватый привкус крови, что вынуждает меня ненадолго перестать.

Страх пробирается под кожей, сковывает внутренности и перекрывает доступ к кислороду, с каждой секундой заставляя делать все больше глубоких вздохов. Я зажимаю ладони между ног. Пытаюсь унять дрожь в пальцах. Вспоминаю, что никогда раньше так сильно не волновалась. Мне было плевать, когда я с Матом уехала в Рим вместо занятий и ничего не сказала родителям; когда не ответила взаимностью бывшему парню на его признание в любви и разорвала линию своей возможной судьбы; когда соглашалась на сомнительное предложение архитектора, которое в конечном итоге привело к полнейшему провалу.

Наверное, до этого у меня не возникали мысли, что нас правда могут поймать.

Dannazione*(

с итал.: черт возьми)

, Александр же обещал!

Теперь что?

Он спокойно закончит сегодняшний день, окажется дома, и в голове не всплывут воспоминания или переживания обо мне. А я рискую остаться без всего; потерять часть своей жизни из-за глупого договора, который еще в самом начале показался полным неразумным бредом.

Зачем я только повелась? Зачем полезла в то, что заведомо небезопасно и способно подпортить репутацию? Зачем доверилась незнакомому человеку и подпустила его так близко?

Все произошедшее — моя вина. Но признать я ее пока не могу. Остается только надеяться, что все обойдется, и домой я поеду не в слезах.

— Все будет проще, если у меня будет возможность высказаться, — снова подаю голос и снова сжимаюсь от злостного взгляда.

Это точно конец всему.

Я не могла даже предположить, что сумка может упасть на пол и записки вылетят из нее. Казалось, все было продумано до мелочей, хоть и не я контролировала каждую встречу с Александром. Наверное, как раз это стало ошибкой. Нельзя опираться на другого человека и полностью переставать думать; нельзя отключать голову, считая, что все сделают за тебя. Я потеряла бдительность, облажалась, потерпела очередную неудачу. Остается только надеяться на прощение Фиби.

Становится еще обиднее от того, что я так долго откладывала момент признаться во всем Браун. Ведь тогда было бы гораздо проще: меня бы не игнорировали весь день, не смотрели зло, не взывали к совести одним лишь выражением лица. Каждый последующий час, который приближал меня к окончанию рабочего дня, тянулся до невозможности долго. Ожидание было болезненным, тревожным и зудящим. Страх остаться без подруги — самой ужасной пыткой.

— Ты хоть осознаешь, что творила? — Фиби резко останавливается передо мной, и я поднимаю голову. Смотрю на Браун: она сжимает в кулаке стопку записок, портя идеально ровные листки. — Если бы это, — трясет рукой, — нашел кто-то другой? Если бы Миллер примчалась с очередным бредовым заданием и прочитала записи? Или если бы Кимберли засунула свой нос? А она то-о-очно донесла бы все Миллер! Ты в своем уме, Кьяра?

— Я думала…

— Думала, что никто не узнает? — злится и вновь начинает кружить по гостиной.

Сглатываю кислую слюну, замолчав. Даю Фиби время все в очередной раз обдумать. Не зря же она притащила меня в свою квартиру — разговор будет долгим, откровенным и мучительным.

— Фиб, я понимаю, ты обижена, но все не так страшно, — протягиваю. — По запискам не сильно понятно, что именно происходило.

Браун приподнимает брови. Улыбается. Широко, с издевкой.

— Конечно, все же после работы в переговорных встречаются, — перелистывает записки и выборочно саркастично читает: — в отеле на Портобелло-роуд, на парковке, а обед мы любим проводить в подсобках с таинственным «А». Дай угадаю, наконец-то дозвонилась до молодого Алена Делона?

— Фиби, — на выдохе говорю, но меня перебивают.

— Нет, Кьяра, так легко ты не отделаешься, — Браун поджимает губы, и я понимаю ее обиду. Когда вы несколько лет близко дружите и ничего друг от друга не скрываете, произошедшее можно считать настоящим предательством. И мне действительно стыдно. Так стыдно, что кожа на скулах давно дымится от жара, переносица пощипывает, шея чешется от испарины. — «А» это же Александр, да? Тот симпатичный архитектор, который в последнее время часто маячит на нашем этаже, — глаза Фиби загораются, а на лице проскальзывает яркая мимолетная эмоция, когда пазл складывается. — Я ведь догадывалась, что все не просто так: твои переглядывания с ним, резкая смена планов после работы, приподнятое настроение. Вы встречаетесь, и ты нагло от меня скрываешь.

Резко машу головой из-за чего сережки-кольца бьются о линию челюсти.

— Не встречаемся. Спим.

Фиби замирает. Немигающим взглядом смотрит, пробирается прямиком в душу, вынимая из нее все самое сокровенное. Теперь мой поступок кажется еще более аморальным и неправильным.

— Все произошло случайно, — оправдываюсь, когда Браун падает на диван, закрыв лицо ладонями.

— Господи, Риччи, как можно случайно переспать?

— Ну… — растягиваю и мысленно обращаюсь ко всем известным богам с молитвой, чтобы этот разговор наконец-то закончился. Они, к сожалению, не отвечают, и приходится брать все в свои руки: — Он предложил мне секс без обязательств, когда услышал обсуждение моих… эм… «свиданий» в обеденный перерыв, а я согласилась. Перед моим согласием он, — нервно смеюсь, — доказал, что мы оба достигнем договоренностей путем взаимовыгодного сотрудничества.

Тишина неуютно протискивается в комнату, пока Фиби утыкается в одну точку. Она точно анализирует еще больше замеченных ею моментов, складывает воедино и одновременно мысленно четвертует меня, вычеркивая из своей жизни. От последних догадок становится не по себе. Жить без Фиби я не смогу. Потерять подругу страшнее, чем потерять работу, которая полностью обеспечивает твое существование.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Oddio*(

с итал.: боже)

, лучше бы записки нашла Миллер!

— Подожди, стой, ты спала с ним в подсобке?!

Вопрос застает врасплох. Он совершенно не вписывается в выстроенную мною тактику, где я стараюсь выставить себя милой, пушистой и ни в чем не виноватой.

— Нет, конечно, нет, — прокашливаюсь. — Просто разговаривали.

Фиби сводит брови к центру. Скорее всего — не верит, но спорить не торопится. Оно и к лучшему. Еще больше краснеть и покрываться липким потом сегодня я не намерена.

— Не понимаю, почему я сразу не заметила… Ведь все было перед носом, — задумчиво произносит и крутит массивное кольцо. — Значит, просто секс?

Заторможено киваю. Немного позволяю себе расслабиться. Кажется, Браун пока не хочет от меня избавиться. Либо умело делает вид, чтобы напасть внезапно.

— Все равно у меня в голове не складывается. А как же тот бариста? И здесь ты врала? Ходила на встречи с Александром, а мне говорила про… как его, — перебирает пальцами, пуская по гостинной звонкие щелчки.

— Клейтон, — выдыхаю. Стыд опять подкрадывается к горлу и вынуждает понизить голос. Оказывается, когда вслух произносишь происходящее в жизни, то смысл сказанного меняется: — Я хожу с ним на свидания. С Фордом сплю.

От сказанной правды хочется смеяться: громко, безумно и без остановки. Лишь бы избавиться от странного, колющего изнутри чувства, которое все больше и больше выедает душу. Похоже, я обманываю не только других, но и себя. Прячусь за маской мнимой беззаботности, словно в конце меня не ожидает расплата.

— Считаешь меня идиоткой? — не сразу решаюсь спросить. Просто не выдерживаю растерянного взгляда Фиби. — Идиоткой, что не может нормально взаимодействовать с людьми?

— Откуда такие выводы? — Браун улыбается и пододвигается ближе. Так, что ее бедро касается моего. — Разве ты сделала что-то плохое?

— По-твоему я поступаю хорошо?

Фиби закатывает глаза и щелкает языком. Губы растягиваются в довольной, лукавой улыбке.

— Значит, только сейчас в тебе взыграла совесть? — тянет слова, пока на лице блещет самая настоящая радость и игривость от происходящего. Только радость на секунду испаряется, когда я поникше смотрю на нее. — Риччи, ты меня удивляешь.

— И чем же?

— Духом авантюризма и умением влезть в историю.

Веду подбородком, прячу улыбку за волосами.

— Ты же знаешь, я всегда на твоей стороне, — обнимает меня за плечи, и я сгибаюсь в спине, избавляясь от напряжения в лопатках. — Посуди сама, ты не в отношениях с Клейтоном?

— Нет.

— И не в отношениях с Александром? — киваю на ее вопрос и смотрю в темные глаза, в центре которых загорается настоящий дьявольский огонь. — Тогда нет никаких проблем, — воодушевленно продолжает, хлопает в ладони и поднимается на ноги. — Во-первых, ты свободна, и это позволяет общаться с Клейтоном и ходить с ним на прогулки. Во-вторых, Клейтон тебе не парень, значит, ты спокойно можешь продолжать свои отношения с Александром, — разводит руки в стороны и, вздернув нос, подмигивает. — Нет ничего плохого в том, что ты делаешь. Только, мне кажется, в конце все равно придется выбирать.

От последней фразы давлюсь воздухом. Сердце на мгновение замирает, а когда начинает биться, то ощущается где-то в горле. О выборе я так же не задумывалась, как и о правильности своих действий. В мыслях не возникало желание сравнить Клейтона и Александра как будущих партнеров, спутников жизни и в других ролях, где по правилам судьбы мы должны проживать в горе и радости, а после закончить в один день. Все потому, что Форд в моих глазах просто приятная выгода, которая в дальнейшем не может перерасти в жениха, стоящего у алтаря и читающего клятву. С Клейтоном же другая история. Хоть он и привлекает меня не только внешне, но и внутренне, я пока не могу здраво оценить наличие чувств к нему. Однако, если действительно появится потребность в выборе, я все же предпочту надежное плечо Уайта, нежели просто секс.

Наверное…

— Я… я не задумывалась об этом, — признаюсь, откинув подальше свои переживания. — Да и вряд ли выбор будет. По договору с Фордом, мы заканчиваем сразу, как только у кого-то из нас появятся отношения.

— Не исключай, что ты можешь случайно влюбиться в Александра, — глумливо тянет.

— Точно нет. Александр красивый и отлично трахается. Больше о нем я ничего не знаю, да и он сам не рассказывает и не стремится узнать меня. В отличие от Клейтона.

— А что Клейтон?

— Красивый и с ним комфортно.

— Комфорт лучше хорошего секса? — Фиби не отстает, и я еще больше теряюсь.

— Oh, fermi, fermi!*((с итал.: ох, стоп, стоп) Ты заставляешь меня думать не о том!

— Я лишь предупреждаю о возможной проблеме.

Тяжело вздыхаю и сжимаю ладони в кулаки. Стараюсь отвлечься от поднятой Фиби темы. Мне совершенно не нравится, что в дальнейшем может возникнуть новая проблема. Вот только с чего ей появиться? Я умею контролировать свои чувства и эмоции и вряд ли позволю им взять над собой верх. Слишком долго я тренировала умение стойко переживать трудности, чтобы так легко и глупо сдаться.

— Ничего не будет, — говорю, только в словах не слышится уверенность. — Я все держу под контролем.

— Хочу напомнить, что свои отношения с Александром ты тоже держала под контролем.

Не сдерживаюсь и закатываю глаза. Морщусь от явной издевки, которая отзывается неприятным покалыванием в подушечках пальцев.

— Зачем ты вообще хранишь чертовы бумажки?

Пожимаю плечами, обняв себя под грудью.

— Не знаю. Сначала сохранила одну, а дальше вошло в привычку, — спокойно произношу, но не признаюсь, что от каждой сохраненной записки сердце согревается от азарта и риска, которые они в себе хранят. В маленьких бумажках скрыто чересчур много воспоминаний, способных пробудить самые сокровенные желания. — Наверное, придется перейти на сообщения.

— Либо лучше скрывать следы. До сих пор не могу поверить! — Фиби вскидывает руками. — Сейчас я схожу за вином, и ты расскажешь мне все о свиданиях с Александром. В подробностях!

— Но хоть что-то я могу опустить?

Фиби с презрением косится в мою сторону, и я сдаюсь.

***

Ненавижу четверг.

Самый ужасный день недели, после понедельника, вторника и среды. Он как будто собирает в себе всевозможные проблемы и в последний рабочий час высыпает на тебя, заставляя тонуть в задачах и бессмысленных попытках разобраться во всем. Появляется неимоверное количество срочных дел, которые через несколько минут становятся менее срочными, чем другие. Еще и Миллер выдумывает бредовые задания и так и норовит получить чертовым степлером в затылок.

Сегодняшний день я заканчиваю, как и большинство сотрудников, позже обычного. Выжатая на износ, не хочу ничего, кроме кусочка тирамису, который способен поднять не только настроение, но и вселит в меня желание жить. Уже представляю, как тонкий слой какао царапнет язык, прежде чем смешаться со сладким, густым кремом.

От вспыхнувших в голове картинок рот заполняется слюной, и я делаю несколько широких шагов к лифту.

— Меня подожди! — доносится из-за спины голос Фиби, и я на секунду замираю. Утонув в своих мыслях, совершенно забываю про идущую рядом подругу. — Я тоже домой тороплюсь, но не так сильно.

— Задумалась, — захожу в заполненный работниками лифт, прижимаясь к стенке.

— О ком? — игриво приподнимает брови.

— О десерте, Фиб, — с таким же лукавым тоном отвечаю, заставляя подругу понуро опустить плечи.

— Или о желании навестить Клейтона после работы?

— Может быть, — склоняю голову и прищуриваюсь. — Пойдешь со мной?

— Нет, Эш ждет, но мы можем тебя подвезти. Если, конечно, у Клейтона на тебя не появятся планы.

Улыбнувшись, отказываюсь от предложения Фиби. Решаю, что лучше прогуляюсь до дома, несмотря на сильную усталость. Возможно, свежий воздух и теплая погода помогут забыть о работе и насладиться долгожданной свободой.

— Тогда до завтра, — Фиб целует меня в щеку, когда я выхожу на первом этаже и оставляю подругу спускаться дальше на парковку.

Протискиваясь через толпу, случайно задеваю кого-то плечом. Оборачиваюсь, кинув извинения в сторону, и вмиг начинаю краснеть, поймав знакомый голубой взгляд Александра. Он не успевает ничего ответить — скрывается за закрывающимися дверями лифта и пропадает. И лишь через несколько шагов до меня доходит, что, возможно, Форд слышал наше отнюдь не тихое обсуждение Клейтона.

Сглатываю и нервно ищу пропуск в сумочке. В очередной раз закрадывается страх случайно потерять отношения с Александром. Ведь с каждым днем кажется, что я хожу по лезвию ножа и в скором времени сорвусь. Вести двойную игру становится сложнее. Особенно, когда в нее добавляются новые игроки, вроде знающей все Браун. И не то, чтобы я была против поделиться с ней происходящим, просто теперь надо вести себя аккуратнее.

Хотя стоит ли игра всех переживаний?

Александр будто потерял ко мне интерес после секса в подсобке. Пропал из поля зрения, перестал появляться на этаже и подкидывать записки, о которых я с ним так и не поговорила. Опять же, потому что его нигде нет. Только в моей голове… И это иногда — часто — пугает. Привязываться категорически нельзя, а Александр по ощущениям делает все для этого.

— Здравствуйте, тирамису с собой, — мило улыбаюсь бариста, которого обучал Уайт, и, расплатившись, отхожу.

Осматриваю заполненную людьми кофейню и подставляю лицо пробирающемуся через панорамные окна солнцу. Наконец-то позволяю себе расслабиться: ставлю сумочку на стойку, где выдают заказы, и массирую ладони, пуская по кистям приятное покалывание.

Теряюсь в минутах, пока коробочка с десертом не упадет на стойку, вежливое пожелание хорошего вечера не коснется слуха, а перед носом не появится Клейтон.

— Привет, — широко улыбаюсь, ощущая радость от неожиданной встречи. — Не видела тебя сегодня.

— Работал в «закулисье», — дарит в ответ такую же мягкую улыбку и поправляет челку.

Я пропускаю мимо странную фразу и неконтролируемо осматриваю подкачанные руки Уайта, которые открыты из-за широкой футболки. И зачем-то вспоминаю, как приятно идти с ним под локоть, чувствовать опору и знать, что тебя удержат.

— Я ненароком подумала, что ты уволился.

— Уволился и оставил тебя без бесплатного печенья?

— И я об этом! — наигранно возмущаюсь, пока мы, покрытые мороком легкого флирта, выходим на улицу. — Все варианты в голове перебрала и не могла поверить.

— Мне льстит, что ты думаешь обо мне, — до одури сексуально прикусывает нижнюю губу, остановившись напротив. Смотрит прямо в глаза, и я замечаю, как они из темно-карих становятся золотисто-медовыми и манящими к себе.

— Только если чуть-чуть, — подтверждаю свои слова жестом, чем вызываю у Уайта тихий хриплый смешок. — А ты? — кокетливо спрашиваю, и здравый смысл стонет на подкорке сознания, намекая на глупость и несерьезность заведенного диалога.

— И я. Очень давно ты в моей голове, — мягко выдыхает.

Мурашки бегут по плечам. Напоминая, как много разных эмоций пробуждает во мне общение с Клейтоном; как легко и беззаботно находиться рядом.

Задерживаю дыхание от трепета, когда Уайт встает ближе. Сжимаю ручку от сумки, впиваюсь пальцами в натуральную кожу, на которую копила несколько зарплат.

— Но ты постоянно ускользаешь.

— Отец говорил, что я склонна к побегам.

— Тогда мне надо быть внимательнее, чтобы тебя не упустить, — говорит Клейтон и мягко опускает ладонь мне на талию, дотрагиваясь до голой кожи.

Наклоняется ниже, и носа касается слабый запах чужих духов: свежих, морозных и совершенно не подходящих нежному Клейтону. Только дела до парфюма нет. Все свое внимание сосредотачиваю на красивом лице Уайта.

Запоминаю малейшую деталь. Всматриваюсь в разбросанные по лицу родинки, замечаю в глазах около зрачков темные вкрапления, замираю на губах. Манящее желание коснуться их своими появляется почти сразу, и Клейтон словно читает мои без того запутанные мысли, тянет меня ближе.

Возможность поцеловать Уайта прямо сейчас соблазняет и очаровывает. Кажется, одно движение и все разрешится в жизни. В ней появится новый этап, способный, по словам Фиби, изменить все. Нужно лишь позволить. Довериться чувствам и рискнуть. Я уверена, что не пожалею.

Прикрываю глаза и чуть запрокидываю голову назад, когда Клейтон тянется ко мне. Размыкаю губы. Захлебываюсь в ожидании и слышу только гул собственной крови в ушах. Момент растягивается на целую вечность, наполненную предвкушением. Я чувствую его теплое дыхание на своих губах, искры зарождающиеся между нами, взаимность в действиях.

И не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Кьяра! — вздрагиваю от испуга и чертыхаясь.

Впервые мое имя звучит так неправильно, и мне хочется избавиться от него. Отказаться, не принимать и представить, будто оно мне вовсе не принадлежит.

Поворачиваюсь на звук и замечаю Александра.

Он появляется внезапно. Застает врасплох и разрушает идиллию. Встает перед нами, скользнув взглядом по руке Клейтона, которая теперь неуютно ощущается на талии, хмурится и уверенно смотрит на меня. Я теряюсь, запутываюсь в страхе, что сковывает горло. Не нахожу себе места и мечтаю провалиться сквозь землю, лишь бы звенящая тишина закончилась, хватка Уайта ослабла, а глаза Форда перестали темнеть.

— Кьяра, — Алекс делает шаг ближе. Не обращает внимание на Клейтона. Делает вид, что его здесь попросту нет. — Стань моей девушкой.

Глава 10. Игра вслепую

Глупо моргаю и в упор смотрю на Александра. Он лишь выгибает бровь, как ни в чем не бывало ожидает ответа.

Секунды в момент становятся эфемерными. Растягиваются и теряют свой счет. Только бесконечный поток мыслей, который немного указывает на то, что я не сошла с ума, позволяет зацепиться за реальность. Голова начинает взрываться, когда неожиданный вопрос наконец-то растворяется в воздухе и его осознание доходит не только до меня, но и до Клейтона.

— Что здесь происходит? — Уайт первым разбивает тишину, а вместе с ней и наш с Александром зрительный контакт. Я веду подбородком и щипаю себя за бедро. Окончательно убеждаюсь, что не сплю.

— Важный разговор, — встревает Форд. — Если есть возможность, то я бы попросил тебя оставить нас наедине.

— Кьяра?

Кручу головой, обращаясь то к Клейтону, то к Александру. Открываю и закрываю рот. Не понимая, куда так резко пропала моя уверенность. Почему на смену ей пришла растерянность, которая сковала тело и сжала грудную клетку, не позволяя сделать вздох. Хочется стать невидимой или отмотать время назад: не идти за чертовым тирамису, а лучше вовсе не появляться на свет. Потому что как сейчас выбраться из этого дерьма — я не понимаю.

— Клейтон, — мну губы. — Буквально несколько минут.

Мило улыбаюсь в надежде смягчить хмурый взгляд Уайта. Сильнее закапываю себя в яме неловкости и окончательно сдаюсь: пути назад нет — произошедшее уже не исправить.

Кивнув, Клейтон дарит мне ответную улыбку. Привычную, нежную, пробуждающую слабое жжение в сердце. Он отходит на приличное расстояние. Оставляет меня наедине с плохо скрывающим свое превосходство Александром и странными вопросами

Что если Форд действительно делает мне предложение стать его девушкой? Должна ли я согласиться? А если откажусь, то наш договор закончится?

Хмурюсь.

Довольно странно соглашаться на отношения с тем, кого толком не знаешь. Еще страннее: соглашаться на отношения, которых в целом не хочешь. Вернее… Я была бы не против отношений. Наверное, я почти до них созрела. Однако, как вступить в них с Александром? Да, он привлекательный, красивый и однозначно притягивает к себе. Возможно, он может быть моим типажом. Вот только нравится ли он мне? Испытываю ли я к нему чувства, что в будущем могут стать настоящей, всепоглощающей любовью? Могу ли представить с ним свою жизнь или все наше общение будет завязано на обычном сексе, просто с пометкой: «мы вместе»?

Раздраженно затыкаю внутренний голос, и с накатившейся злостью смотрю на Александра.

— И что ты устроил? — вздергиваю нос и складываю руки на груди, из-за чего сумка неудобно пережимает кожу.

— Просто задал вопрос, — спокойно отвечает.

— Mi stai prendendo in giro, vero?*(С итал.: ты издеваешься надо мной, да?)С каких пор мы такие вопросы задаем?

— А что, не согласилась бы? — дерзко ухмыляется и наклоняется вперед. Чувствую слабый запах ванили и чего-то острого, похожего на табак. — Неужели я так плох?

— Ты ворвался в мое личное пространство. Повел себя некрасиво и выставил меня в глупом свете. Должна ли я соглашаться после такого?

Форд сводит брови. С лица спадает ухмылка.

— Этот вопрос был срочным. У меня не было времени подумать, — склоняет голову набок, словно считывает мои эмоции. Стараюсь держаться уверенно и отстоять свою правоту. — Боишься за чувства своего ухажера?

— Сейчас ты ведешь себя неприятно, Александр, — поджимаю губы. Диалог совершенно не строится. Поведение Форда бесит, а ждущий меня Клейтон давит на совесть одним только видом. — Успокойся, а после приходи ко мне со своими предложениями.

Ставлю точку в диалоге и разворачиваюсь. Не желаю продолжать наше общение, потому что поступок Александра кажется импульсивным и легкомысленным. В конце концов, с чего он взял, что так нагло может влезть в чужой разговор? Даже, если этот разговор почти перетек в поцелуй.

— Постой! — Форд смыкает ладонь на моем запястье. Тянет назад, вновь обращая на себя внимание. — Пожалуйста.

Рвано вздыхаю, прежде чем обернуться.

— Так быстро подумал?

Алекс ведет подбородком, поправляет челку, и жаркое солнце касается моего лица. Щурюсь. Прячусь в тени Форда. Сдуваю со лба челку, когда теплый поток плотного ветра проносится между нами.

— Кьяра… Я не хотел мешать тебе и твоему…

— Другу, — заканчиваю за Форда. Ловлю сметенный и удивленный взгляд, который постепенно теряется за пеленой любопытства.

— Вот как. Мы с тобой тоже друзья? — цепляет клыком нижнюю губу, и я закатываю глаза.

— Нет, мы партнеры, Александр. Ни больше, ни меньше.

— Конечно, — кивает. — Ни больше, ни меньше.

Становится не по себе, когда напряжение падает на плечи Форда. Он выпрямляется в спине, собирается, словно прямо сейчас мы снова заключаем сделку. Не хватает добротного дубового стола с новеньким контрактом и напряженной атмосферы возможной ошибки.

— Я хочу предложить тебе стать моей девушкой. Не навсегда. Лишь на выходные.

Приоткрываю губы, не находя ответа. Стараюсь не подавать вида, когда внутри обрывается очередная, — хоть и не до конца принятая мной, — надежда на новый этап в жизни. Разве я могу допускать мысли, что Александр взял и влюбился в меня? Почувствовал ко мне симпатию, просто потому что по договоренности спал со мной больше двух месяцев?

Какая глупость.

— Зачем? — недоверчиво тяну. Решаю разобраться в себе и своих ощущениях после.

Цокнув языком и пропустив ладони в передние карманы светлых брюк, Александр расслабленно говорит:

— В одни выходные ты не очень удачно ответила на звонок моего отца, и он требует знакомства с девушкой, которая, по его мнению, живет со мной.

Жар, кольнув щеки, стекает на шею. Неловко прокашливаюсь, чтобы голос не хрипел.

— И ты предлагаешь мне поехать к нему в качестве твоей пассии? — Алекс бодро соглашается. — Нельзя сказать, что ты не в отношениях? Сказать правду?

— Понимаешь, мои родители достаточно… как бы сказать… консервативные. И мне проще будет сыграть перед ними спектакль, чем объяснять, почему я не в отношениях.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Допустим. Почему я? Нет других вариантов?

Задаю вопрос, особо над ним не размышляя, но быстро в нем разочаровываюсь, когда ответ больно бьет по самолюбию:

— Есть.

Ревностно сжимаю кулаки. Веки дергаются от неожиданности, открыто указывая на мое недовольство. Пытаюсь быстрее скрыть его за натянутым безразличием.

— Тогда обратись к другому варианту.

— Другой вариант младше меня почти на десять лет и проходит у нас практику. Думаешь, нормально будет, если я явлюсь к родителям с девочкой-студенткой?

— Чувства нам неподвластны, — выдаю как-то сказанную Фиби фразу и пожимаю плечами. Однако внутри разгорается пламя превосходства над Фордом. Если я единственный вариант, то ожидание моего ответа может послужить для него уроком. Пусть понервничает. Не одной же мне терпеливо ждать записки.

— Да, но пусть они лучше будут неподвластны с тобой. Соглашайся, Кьяра. Выходные за городом, разве не чудо? — мило улыбается и наигранно часто моргает, вызывая у меня тихий сдержанный смешок.

— Я подумаю. Напишу тебе позже.

— Но, Кьяра…

— Мне пора. Меня ждут.

Покидаю компанию Александра быстрым, резвым шагом. Опускаю глаза, всматриваюсь в выложенную плиткой дорожку и прикусываю щеку. Отрезвляю свое сознание уколом неприятной боли. Борюсь с желанием ударить себя по лбу, чтобы стереть из памяти диалог с Фордом. Он мало того, что вышел несуразным, так и мысли, которые какого-то черта пробирались в голову, совершенно неуместны. Не должна я думать ни об Александре, ни об отношениях с ним, ни тем более о той, с кем он может поехать к родителям. Конечно, перспектива разнообразить выходные столь странным способом выглядит заманчиво. Местами даже рискованно. Однако насколько это правильный шаг с точки зрения принципов?

Ранее выстроенная защита от внешнего мира в виде свода заученных правил не может так быстро и глупо разрушиться. Поехать на выходные с Александром, значит остаться с ним наедине. Только я и он. В одной комнате. Кровати. Один на один.

Non puoi, Chiara, non puoi!*(

С итал.: нельзя, Кьяра, нельзя!)

Резко выдохнув через нос, вскидываю голову.

Я взрослая девушка, и я способна разобраться в любой ситуации, выйдя из нее победителем. Даже, когда любовник зовет провести с ним выходные, а другой парень приглашает на свидание. В этом нет ничего сложного, стоит лишь быть внимательнее, не вестись на провокации первого и не таять под ласковым взглядом второго.

Справлюсь.

Однозначно справлюсь.

Натягиваю на лицо милую, но слабую улыбку, подойдя к Клейтону. Он поправляет футболку. Кажется, что за почти незаметным движением прячет все скопившееся недоумение и вопрос. Вопрос, обжигающий кончик языка и не дающий покоя; вопрос, сдавливающий горло; вопрос, которой возникает из-за меня и моей ошибки.

— Минуты затянулись, — вежливо произносит и смотрит прямо в глаза.

Сглатываю. Захлебываюсь в темноте чужих зрачков. В голосе Уайта слышится едва заметное напряжение. Оно скапливается в груди, прежде чем лопнуть и быстрым биением сердца пробежаться по телу.

— У моего

друга

проблема с изложением собственных мыслей, — веду рукой из стороны в сторону. Держусь, — по моему мнению, конечно, — достаточно спокойно и уверенно. — Иногда он говорит, а потом думает.

Скула Клейтона дергается, и я поджимаю губы. В голове моментально образуется ворох догадок, которые от слов Уайта отходят на второй план:

— Надеюсь, ты не согласилась, — приподнимает бровь.

— Конечно, нет. Я бы хотела продолжить наш разговор, — делаю небольшой шаг, но не к Клейтону, а назад. — Но мне пора.

Рвано выдохнув, Уайт размыкает губы, будто собирается возразить; сказать что-то дерзкое, меткое. Однако, размяв плечи, возвращает лицу умиротворенный вид.

— Хорошо, но я украду твой поцелуй.

— Я сама тебе его подарю.

Подмигиваю и делаю новый шаг. На этот раз вперед. Приподнимаюсь, тянусь к Клейтону и оставляю легкий поцелуй у него на щеке — почти в самый уголок губы.

Только почему-то такая невинность вызывает волну различных эмоций: начиная удивлением от самой себя и заканчивая невероятным желанием продолжать. Клейтон молчит, но его глаза говорят за него. В них я вижу манящую пелену. Он медленно поднимает руку и касается моих волос, спускаясь к шее. Я расслабляюсь, поглощенная моментом, игрой чувств и влечений.

— Такой поцелуй вполне мог бы послужить ловушкой.

— И ты попал в нее?

— Почти. Думаю, мне нужно немного больше ловушек, — Уайт наклоняется, и я замираю. Он ответно целует в щеку. Оставляет теплый след на коже, пуская по телу приятное наслаждение. — Надеюсь, и ты в нее попадешь.

— Охотники тоже ошибаются, — не признаю свой голос. Его звучание отдает слабым эхом, мягкость обволакивает пространство вокруг. — И мне пора. Спасибо, что скрасил вечер, — указываю пальцем на место поцелуя и ухожу быстрее, чем Уайт успевает ответить.

Oddio*(

С итал.: боже)

, я сейчас упаду в обморок.

Лишь сейчас сознание постепенно возвращается. Мозг — или скорее всего его остатки — сильно пульсирует в голове и намекает о предстоящих проблемах. И я соглашусь. Рано или поздно все всплывет наружу, и выбора будет не избежать.

Уже сегодня мне предстоит разобраться не только с предложением Александра и возможностью помучить его своим ответом, но и с желанием вернуться к Клейтону и продолжить поцелуй.

Вот только адекватным почему-то кажется первый вариант. В конце концов в личном пространстве Форда я была. И не буду отрицать: там хорошо. А с Клейтоном вновь сложно: я касаюсь чего-то невинного, чистого, светлого. Касаюсь и порчу. Очерняю своей неправильностью, поведением. Растаптываю слепую надежду обрести счастье, всякий раз резко обрывая любую попытку развить наши отношения. Не могу переступить условный внутренний барьер, потому что боюсь увидеть за ним не розовые облака из сладкой ваты, а суровую реальность. Опасаюсь столкнуться со сложностями совместной жизни, остаться одной в отношениях, обрести зависимость от человека.

Страх съедает изнутри всякий раз, когда я задумываюсь об итоге. Обе стороны так называемой медали по-своему хороши и по-своему ужасны. Они отличны друг от друга, однако одно их объединяет: в конечном результате больно будет мне.

***

— Ну что? — вопрос раздается из-за спины, и я вздрагиваю от испуга.

Разливаю только что налитый чай. Кипяток болезненно ошпаривает руку. Ойкнув, я быстро ставлю чашку, трясу ладонью и бросаю злостный взгляд на появившегося из ниоткуда Александра.

— Что «что»? — кривлюсь.

Находиться с Фордом один на один в помещении — опасно. Даже если это обычная кухня в офисе, предсказать последствия общения невозможно.

Александр упирается бедром в край кухонной столешницы и складывает руки на груди, пока я салфеткой избавляюсь от мокрых разводов. Краем глаза слежу за наглым выражением лица Форда и борюсь с желанием побыстрее свалить, лишь бы не отвечать на вопросы.

— Решила?

— Что именно? — дерзко приподнимаю подбородок. Смотрю Алексу прямо в глаза, в который раз нахожу их красивыми. Особенно они нравятся мне, когда солнце касается голубой радужки, выделяя и делая их светлее.

Качнув головой, Форд наклоняется к моему лицу. В горле вмиг пересыхает, уверенность сдувается под натиском чужой напористости.

— Станешь моей девушкой?

— Запасной вариант не согласился?

Александр плутовато ухмыляется. Гипнотизирует, и я проваливаюсь в секундное беспамятство. Не имею возможности возразить, когда Форд подносит к губам мою чашку, делает глоток, и исходящий от чая пар застилает лицо. Открываю и закрываю рот. Не нахожу подходящих слов. Впрочем, они не нужны, Форд вновь делает ход в нашей игре.

— Я к нему и не обращался. Хочу получить твой положительный ответ.

— С чего ты взял, что он будет положительным? — показательно фыркаю, а Александр беззаботно делает новый глоток.

— Разве не хочешь сделать такой подарок мне на Рождество?

— Не много ли подарков я тебе делаю?

— Ты всегда можешь попросить подарок у меня. Все, что угодно, Кьяра, — он протягивает руку к моим волосам и пропускает пряди сквозь пальцы, точно портя завитые локоны. Однако, так плевать. Я вновь замираю, теряюсь в моменте и поддаюсь провокациям чертового Александра. — Только попроси, — подмигивает и резко отстраняется. Меня сразу обдает холодом одиночества, которое позволяет сознанию протрезветь, развеять наведенный смрад. Часто моргаю, пока перед носом не возникнет сложенная пополам бумажка. — Это тебе.

Неуверенно забираю переданную напрямую записку. Вспоминаю, что так и не попросила Алекса перейти на сообщения, прекратив нашу недолгую традицию. Но все слова застывают в горле, когда я разворачиваю лист.

Из неаккуратных, смазанных штрихов выстраивается мой портрет. Собранные в низкий пучок волосы, упавшие на лицо пряди, будто поток ветра обдувает лицо. Плавные линии профиля подчеркивают женственность, и я кажусь в разы красивее: выразительный взгляд, приоткрытые губы и застывшая в моменте эмоция. Каждая деталь, каждая тень создают ощущение живого присутствия. Александр умело подчеркивает лучшие качества, скрывает видимые недостатки и просто дарит мне приятную радость.

Любуюсь собой. Наслаждаюсь идеальной картинкой, которая теплом ощущается в сердце. Даже не верится, что это я. Только знакомая буква «А» в самом углу страницы напоминает, чьими руками создана красота.

Неконтролируемо провожу подушечкой большого пальца по шершавой бумаге, и штрих карандаша растушевывается, плавной линией отбрасывая тень. Форд украл не только мое внимание, но и мою мечту научиться точно так же; забрал детские грезы и преподнес их в качестве подарка, который я заберу и буду хранить. Хранить как записки, потому что… потому что так хочу. Другого объяснения нет.

— Это… — отнимаю жадный взгляд от портрета. Но Александра рядом не нахожу. Он останавливается в дверном проеме, оборачивается через плечо, вновь и вновь сбивая с толку. — Моя чашка… — вырывается, на что Форд лишь улыбается и заставляет лицо покрыться пятнами.

— А где моя толстовка,

Кьяра

? — мое имя звучит хрипло, глубоко. Оно желанно касается слуха, и в голове возникает эхо, которое продлевает удовольствие насладиться голосом Александра.

Это единственное, что он мне позволяет, прежде чем исчезнуть за дверью и впустить на кухню Фиби.

Она сразу тычет пальцем себе за спину. Туда, где пропал Александр. Недоуменно сводит брови и, не дождавшись от меня ни слова, выпаливает:

— Мне показалось, или у него твоя чашка?

— Не показалось, — отвожу взгляд в сторону, но он сам падает на рисунок. Чувствую все такое же удивление вкупе со счастьем от полученного подарка. Не могу ничего поделать — мне приятно.

— Не брезгуешь? — улыбается.

— Я с ним сплю, Фиб, — на выдохе говорю, когда Фиби подходит ко мне.

— Ничего себе! — наклонившись и сунув нос в портрет, восклицает Фиби. Она жадно всматривается в лист, пока не поднимет на меня удивленный взгляд. — Александр?

— Да…

— Вас точно связывает только секс?

— Точно, — резко отвечаю и, убрав рисунок в задний карман джинсов, заправляю волосы за уши. — Только секс и ничего больше.

— Или ты не хочешь видеть «большее»?

— Нельзя увидеть то, чего нет. Я предпочту смотреть на Клейтона, потому что он смотрит на меня.

— А Александр на тебя не смотрит? — лукаво прищуривается, и я закатываю глаза.

Встаю лицом к Браун, сложив руки на груди. Показываю свое безразличие к Александру, а сама впиваюсь пальцами в предплечья, царапая ногтями кожу.

— Александр предлагает авантюры, которые закончатся сразу, как только я позволю себе влюбиться, — произношу, тут же быстро добавляя: — Влюбиться не в Форда.

— Авантюры не закончатся, если ты дашь себе больше свободы, Кьяра. Расслабься, перестань думать о приближающемся конце.

— Я свободна.

Фиби тихо фыркает под нос и заканчивает наш разговор, вынудив поджать губы и впасть в раздумья до конца дня.

Ладно, возможно, я свободна не до конца. Внутренний барьер пробить сложно, как и преодолеть страх. Взросление дается мне нелегко, приходится жертвовать желаниями, мечтами, планами. Выбирать более удобные и доступные варианты, как… как Клейтон, который всегда рядом. Он ассоциируется с теплым летним солнцем, что греет после проливного дождя; с горячим чаем перед сном; с заботой и любовью.

Однако иногда выходит протиснуться в брешь и неуклюже пробраться наружу. Переступив через собственные ограничения и, в данном случае, подпортив репутацию, я захлопываю дверь чужого автомобиля. Сразу же пристегиваюсь и прикрываю глаза. Стараюсь собраться, унять тремор в кончиках пальцев и казаться уверенной. Только маска трескается, когда Александр занимает соседнее место.

— Знал, что ты согласишься, — отряхнув ладони и повернувшись в мою сторону, говорит Форд.

Я хмыкаю и отворачиваюсь, будто решила все в последние минуты. На деле же Александру не обязательно знать, что ответ был принят еще по дороге домой, и в этот же вечер был собран небольшой чемодан. Конечно, некоторое время я терялась в сомнениях. Но они развеялись к концу рабочего дня, когда Форд поймал меня у лифта и любезно доставил прямиком до квартиры, сопровождая всю поездку ненавязчивыми и до одури прямыми намеками согласиться на его предложение. Наверное, я повелась на эту авантюру, потому что она показалась мне интересной. Никогда в жизни я не притворялась чьей-то возлюбленной, прямо как в подростковых романах. Детское любопытство и капля наивности сыграли свои роли, и вот под очередную сменившуюся песню я провожаю взглядом вечерний центр города.

— Долго ехать? — не отворачиваясь от окна, спрашиваю.

— Два часа, — спокойно отвечает, и я поправляю опущенные плечи сарафана.

Не решаюсь смотреть на Форда: чересчур сексуально он выглядит за рулем. Один сосредоточенный на дороге взгляд вынуждает сердце забиться быстрее и выпрыгнуть из горла. А если Александр вновь забудется и хрипло начнет подпевать, то можно смело сворачивать в сторону ближайшей клиники — приступ будет обеспечен.

Ругаться на себя бесполезно.

Сколько бы ни старалась — становится только хуже. Лучше сразу признать поражение, расслабиться и принять неизбежное: выходные с Александром — рискованная затея. Этим она и манит.

— Я должна что-то знать о тебе?

— В плане? — красный сигнал светофора удачно загорается, и наши с Александром взгляды перекрещиваются.

— Ну… Мы же пара. Разве не нужно подготовиться?

Закусывая губу и потирая подбородок, Александр на секунду задумывается.

— Соглашусь. С чего начнем?

Закидываю ногу на ногу и устраиваюсь удобнее, наконец-то позволяя себе смотреть только на Александра.

— Например, когда у тебя день рождения?

— Двадцать пятого декабря.

— Серьезно? — едва не подпрыгиваю от удивления. — Прямо в Рождество? И сколько подарков ты получаешь? Как за два праздника или как за один? С чем тебя раньше поздравляют и не обидно, если сначала говорят про Рождество? — нескончаемый поток вопросов падает на Форда, а я не чувствую ни капли стыда за них. Наоборот, становится спокойно, когда по салону разносится хриплый, глубокий смех, от которого немеют предплечья.

Александр сворачивает на автомагистраль, все также весело улыбаясь.

— Всегда по-разному. Зависело от моего поведения и списка желаний. И нет, я не обижался, когда сначала поздравляли с Рождеством, — кидает мимолетный взгляд, не отвлекаясь от дороги, а я с жадностью ловлю его. Жалею, что мы не сидим за столиком в кафе, где не нужно тратить внимание на посторонние вещи.

— Какие у тебя отношения с родителям?

— Разве не моя очередь спрашивать?

— Такой договоренности не было, — подаюсь вперед и мысленно благодарю ремень безопасности, который не позволяет нарушить без того хрупкие личные границы.

— Всегда можно обратиться к нашей старой, — вновь хищная улыбка. — У тебя было в машине?

Закатываю глаза и отворачиваюсь.

— Было, — вру, и Форд грустно вздыхает. — Так какие у тебя отношения с родителями? Это поможет мне наладить с ними связь.

Александр пожимает плечами. Он расслабляется на свободной дороге: выглядит неимоверно привлекательно, особенно когда снимает с себя джинсовую куртку, оголив руки. Взгляд сам периодически и неконтролируемо падает на его предплечья. Я всматриваюсь в смуглую кожу, мечтаю коснуться выступающих вен, и воздух словно заполняется тяжелым ароматом чужого парфюма. Отмечаю каждую деталь привлекательности Форда: приоткрытые губы, заметные скулы, падающая на лоб челка. Весь его облик кажется пронизанным страстью и силой, и я представляю, как он проводит ладонями по моему телу, наполняя живительным огнем.

Солнце падает ему на лицо, и он опускает козырек на лобовом стекле, продолжая задумчиво молчать. Я теряюсь в его манере движений, в каждом жесте, в каждой эмоции. Странный микс чувств овладевает мной: желание, любопытство, страх. Они смешиваются в безумный коктейль, путают и развеиваются от рассеивающегося по салону баса:

— Нормальные, — сухо отвечает и добавляет: — Я бы описал их, как хорошие. Иногда ладим, иногда нет, но общение поддерживаем. Наверное, они меня любят и гордятся. Я же люблю их той любовью, которую могу себе позволить.

Слова Александра слабой завистью отзываются в сердце. Мне начинает казаться, что Форд забрал мою жизнь: получил образование архитектора, работу в сфере мечты, так еще и с родителями в хороших отношениях. Фортуна выбрала его, а я осталась за бортом.

Через какие-то пару секунд мерзкое чувство растекается по всему телу, и я старательно отмахиваюсь от него. Вновь и вновь повторяя, что примерять чужую жизнь на себя нельзя; нельзя верить поверхностным ощущениям; нельзя думать об отсутствии неудач.

— Кьяра? — ощущаю мимолетное прикосновение к бедру и поднимаю глаза. Форд хмурится, когда смотрит на меня. — Ты игнорируешь мой вопрос?

— Нет, — качаю головой. — Просто… Думала как лучше вести себя с твоими предками, — натянуто улыбаюсь и выдыхаю, когда Александр недоверчиво косится в мою сторону. — Что за вопрос был у тебя?

— На каком языке твои непонятные фразочки?

— Итальянский.

— Так и знал, — слабо ударяет ладонью по рулю, и я не сдерживаю тихий смешок. — Ты же явно не из Англии. Как я сразу не догадался.

— Неужели у меня так и не получилось сойти за местную?

Часто качая головой и улыбаясь, Александр весело разбивает мои иллюзии. Возможно, нужно еще пару лет, чтобы не только получить гражданство Англии, но и перенять их привычки.

— Что меня выдает?

— Скажу, как чистый англичанин, — прокашливается. Добавляет в голос надменную серьезность, — все!

— Не ври! Я приспособилась к климату. Променяла жару на влажность, пасту на яичницу с колбасками, просекко на чай! Меня уже давно должны были познакомить с самим королем!

Открыто засмеявшись, Александр заражает смехом и меня. Легкая атмосфера тут же ласково обнимает, занимает салон автомобиля и намекает, что выходные пройдут хорошо.

По крайней мере, я на это рассчитываю.

— Не рассматривала вариант выйти замуж за англичанина?

Сразу прикусываю язык, чтобы не сравнить идеи Алекса с Фиби.

— Предлагаешь? — с вызовом спрашиваю. Смотрю в упор, находя игру еще интереснее.

— Согласишься?

— Так нечестно. Вопросом на вопрос.

— Ты первая начала, — победно вздергивает нос, и я прокручиваю диалог в голове.

Merda*(

С итал.: дерьмо)

, и правда!

— Тогда пропускаем, — складываю руки на груди. Прячусь от предыдущих вопросов, потому что секундная мысль с вариантом выйти замуж за Александра подозрительно глубоко заседает в подсознании. Даже несколько картинок всплывают в воображении, и я едва не ударяю себя по лбу, лишь бы от них избавиться.

— Без проблем, — крутит руль, снова привлекая все внимание к рукам. — Скучаешь по Италии?

— Да, — честно признаюсь. — Порой мне хочется туда вернуться, но некоторые обстоятельства не позволяют, — опускаю причины. Не хочу, чтобы

сейчас

Александр знал, какая на самом деле я неудачница; не хочу говорить о проблеме с родными; грустить из-за несбывшихся мечт; разрушать образ сильной девушки.

— А провести отпуск?

Фыркаю.

— У меня не такая большая зарплата. Мои путешествия ограничиваются походом в магазин.

Форд замолкает. Прикусывает губу, словно ощущает неудобство от моего ответа. А мне же не становится стыдно за правду. Пусть будет так. Ведь ничего уже не исправишь.

— Моя очередь, — сглатываю, давясь напряжением. — Где твой кот?

— Оставил другу.

— Понятно, — спокойно говорю, и на этом наша беседа обрывается.

Музыка снова становится громкой на фоне молчания. Происходящее за окном кажется интереснее, нежели угрюмый вид Александра, а бесконечная дорога, которая заполнена желанием продолжить незамысловатую игру, наконец-то подходит к концу.

Заезжая на территорию, я сразу прилипаю взглядом к дому из белых камней. Меня тут же отбрасывает в Бари, на набережную, где ряды таких же белоснежных зданий наблюдали за всеми моими попытками стать лучше. Даже ощущается, как до лица дотрагивается прохладный морской бриз, в нос ударяет солоноватый запах, а солнце печет голову.

Улыбка непроизвольно появляется на лице, когда, выйдя на улицу, я с любопытством заглядываю в окна всех трех этажей. За ними кипит чужая жизнь, и на два дня я должна в нее влиться. Стать частью семьи Форда, не подвести его.

— И не скажешь, что он мой ровесник, — кивнув на дом и поставив свою спортивную сумку на мой чемодан, отмечает.

— А сколько тебе лет? — вдруг резко поворачиваюсь, от чего шею пронзает тугая боль.

— Почти двадцать семь. А тебе?

— Почти двадцать четыре.

Копирую манеру ответа Александра, чем вызываю мягкую ухмылку. Однако она быстро спадает с лица, когда в спины ударяет свет от чужих фар. Форд оборачивается и щурится. По его лицу пробегает гамма эмоций и только окончательная дает понять, что что-то не так.

— Твои родители?

— Хуже, — глухо отвечает, и кровь в ушах начинает шуметь, перебивая. — Моя бывшая и ее мать.

— Что?! Мы так не договаривались, Форд! — вспыхиваю. Выбранная на эти выходные стратегия совершенно не подходит для сложившейся ситуации. И единственный адекватный выход — бежать. — Увези меня, пока не поздно!

— Поздно, — голос мрачен, брови сведены к переносице, а скулы напряжены. Он опускает ладонь мне на поясницу и подталкивает вперед, открыто предлагая прогуляться по доске*(Прогулка по доске — форма казни, которую якобы часто применяли пираты.)/

Глава 11. Случайная невеста

— Никогда не поздно, Александр, — с угрозой шепчу и оборачиваюсь через плечо, услышав звук захлопнувшихся дверей автомобиля. — В нашем договоре такого пункта не было!

— Считай, что это мелкий шрифт, — привычно ухмыляется, ловя мой злостный взгляд. — Я буду тебе должен.

— Еще как, Форд!

Под глухой смех Александр подталкивает меня в дом, отвлекая от надвигающейся беды. Тела моментально касается приятная духота, до носа дотрагивается запах свежести, а в глаза ударяет желтоватый свет от люстры. Оказавшись почти сразу в чужой гостиной, с интересом осматриваю помещение: в спокойных деталях, сдержанном английском стиле читается домашний уют. На стенах висят картины в толстых, тяжелых рамах, слышится треск зажженных свечей, аромат которых и заполняет легкие, а стоящий в центре комнаты мягкий диван так и манит к себе после двух с половиной часов, проведенных в дороге. Хочется упасть на него, обнять маленькую подушку и укрыться пледом из крупных петель. Закрыть глаза, насладиться теплом и комфортом, что ощущается от одних только мыслей.

Только громкий вскрик и стук каблуков не дает мне окончательно погрузиться в мечтания.

— Александр!

Резко поворачиваю голову в сторону лестницы и натыкаюсь на женщину в алом платье. Она выделяется на фоне темной мебели: пепельные волосы, аккуратно переброшенные через плечо, отливают благородным серебром, наряд идеально подчеркивает фигуру, а шлейф цветочных духов добавляет легкости виду.

Я всматриваюсь в незнакомое лицо, находя в нем привычные очертания. Особенно внимание привлекают голубые глаза, которые уже два месяца игриво сверкают передо мной.

Александр несомненно похож на свою мать. Кажется, именно такой я себе ее и представляла. Не считая странно исказившихся в недовольстве губ, когда она наконец-то заканчивает сжимать Форда в крепких объятиях и замечает меня.

— Мама, это Кьяра, — Алекс опускает ладонь на талию, притягивает к себе, вжав в бок. Стискивает пальцы, и я на подсознательном уровне понимаю, что что-то идет не так, но стоит Форду с манящей в глазах нежностью посмотреть на меня, как мозг на секунду отключается, попадает в плен гипноза и не сразу обрабатывает сказанные с небывалой легкость слова: — Моя невеста.

Едва не давлюсь слюной от удивления. Распахиваю глаза, пока по щекам и шее ползет жар от неловкости и досады, которые возникают на фоне очередной импровизации от Александра.

Подавляю в себе все эмоции и натягиваю на лицо мягкую улыбку, посмотрев на маму Форда. Она приподнимает бровь в недоумении, размыкает губы и замирает, так и не ответив на протянутую мной ладонь.

— Кьяра, моя, как ты уже догадалась, мама, — указывает на нее рукой и ухмыляется, довольствуясь происходящим вокруг, — Миранда Грант.

Незнакомая фамилия режет слух, но я не успеваю задуматься над ней, потому что миссис Грант театрально касается лба и что-то неразборчиво шепчет под нос.

Надеюсь, не проклятия…

— Как невеста?! Патрик говорил про девушку!

— Жизнь очень непредсказуема, мама, — склоняет голову и приподнимает подбородок, когда слышится хлопок входной двери. — Я, например, не знал, что у нас будут гости. Удивительно, как все меняется. Правда? — в голосе слышится откровенная издевка, и я прикусываю щеку, чтобы вслух не хихикнуть от возникших красных пятен на лице миссис Грант.

— Гостям в нашем доме всегда рады, — Миранда широко улыбается, и в уголках глаз появляются неглубокие морщинки. Смотрит нам за спину, расставляет руки и с неподдельной радостью встречает двух незнакомых мне женщин.

В целом, начинаю догадываться почему у нее другая фамилия: вероятность, что с ней развелись — огромная.

Успеваю предположить, что красивая на вид брюнетка с черными, глубокими глазами и есть бывшая Александра. Она охотно подставляет щеку миссис Грант, и та оставляет на ней след своей красной помады, которая ярким пятном выделяется на смуглой коже. В искреннем смехе проскальзывает доброта, признание и симпатия. Во взглядах — дружелюбие. Молодой девушке достается то, что обошло меня стороной. Ее осыпают комплиментами, интересуются самочувствием и просто тепло приветствуют, пока я интуитивно прижимаюсь к Александру, надеясь укрыться от волны осуждения в чужих глазах.

Легкость во фразах Миранды возникает и с рядом стоящей женщиной, которая по виду кажется чуть ее младше. Однако хоть она и выглядит эффектно в шелковом изумрудном платье, все равно уступает по красоте матери Александра. Возможно, миссис Грант тратит больше денег и времени на косметолога, нежели ее подруга. Но это явно не мешает их крепкой дружбе, которая ощущается даже на расстоянии.

Чувствую себя неловко. Немного нервно и одиноко. Меня словно выбили из зоны комфорта и выбросили в открытое море, не дав даже гребаной дощечки. Приходится грести и пытаться справиться самой с поглощающими и тянущими на дно эмоциями.

— Валим, — шепчет на ухо Форд, пугая и напоминая о себе.

— Обратно в Лондон? — с толикой надежды спрашиваю, на что Форд лишь улыбается и берет наши вещи, протягивая раскрытую ладонь. Принимаю его жест за вызов и уверенно сжимаю чужие пальцы.

Александр, довольно хмыкнув, молча кидает быстрый взгляд на забывших про нас женщин и кивает в сторону лестницы. Мне ничего не остается, кроме как пойти следом. Снова довериться, в надежде, что Форд все решит сам, спасет от осуждающих прищуров и просто напросто не позволит упасть.

Сглатываю, и вязкая слюна прокатывается по пересохшему горлу, когда, оказавшись на последней верхней ступеньке, я позволяю себе обернуться через плечо. Бывшая девушка Александра словно не переставала смотреть нам в спины, прожигала открытой брезгливостью и старательно изображала отвращение. Если не к Форду, то ко мне точно.

Показательно фыркаю и вздергиваю нос. Отбрасываю подальше мысли о невоспитанных особах, сосредотачиваю все внимание на приятном прикосновении Александра к моей ладони и просто плыву по течению.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Для себя решаю не поддаваться на провокации. Остаться при себе и своем мнении точно не составит труда, главное, случайно не разрушить декорации к нашему любительскому театру и не прихватить как трофей клок темных волос.

Прикусываю кончик языка, представляя, как красочно буду рассказывать Фиби о своих выходных, проведенных в настоящем дьявольском котле; как буду отстаивать свою правоту и выставлять себя в лучшем свете, чтобы выигрышно смотреться на фоне клубка змей, с которым мне предстоит встретиться за ужином. Но все же надеюсь, это будет первый и последний вечер в таком кругу. Иначе есть опасения закончить спектакль на несколько антрактов раньше.

— Я схожу в душ, и спустимся вниз, — Форд отпускает мою руку, только когда мы заходим в спальню.

Я щурюсь от резко включившегося света и верчу головой, в надежде рассмотреть помещение как можно быстрее. Глянец лака, которым покрыта резная мебель, блестит и отливает желтыми кругами. Темное дерево сливается с такими же темными стенами, но не делает комнату мрачной. Наоборот, в ней ощущаешь себя комфортно, тепло и уютно. В какой-то момент плеч касается ветер, что проскользнул сквозь тонкий тюль с балкона, и по ним бегут мурашки, напоминающие о сказанных Фордом словах.

— Подожди, — делаю шаг к Александру, который достает полотенце из комода. — Ты оставишь меня здесь? Одну?

— Я бы мог предложить пойти со мной, но подкат слишком банальный, — пожимает плечами, и я протяжно вздыхаю.

— Если кто-то зайдет?

— Дверь можно закрыть, — показательно подходит к ней и проворачивает щеколду, разрезая напряженную тишину звонким щелчком.

— А если попросят открыть? — не отстаю, потому что встречаться один на один с родственниками и гостями Александра у меня настроения нет. Есть риск нагрубить, скривиться в недовольстве и просто показать себя с некрасивой стороны. А я здесь не за этим.

Потерев лоб и зачесав челку назад, Александр встает напротив. Он наклоняется к моему лицу, почти касаясь кончиком носа моего. Моментально становится душно, хотя с балкона продолжает сквозить.

— Иг-но-ри-руй, — протягивает каждый слог, смакует буквы и вынуждает задохнуться от низкого баса. В который раз тону в чужих глазах. Захлебываюсь остатками самообладания и опрометчиво позволяю собой играться. А Александр будто чувствует свое пагубное влияние — довольный отстраняется, выстраивает невидимую стену, за которой прячется очередная плутоватая улыбка. — Вопросов больше нет? — кончиком языка проходится по верхней губе и без стеснения снимает футболку, подцепив ее снизу.

Сжимаю челюсть в напряжении. Мысленно врезаюсь пальцами в шею своего любопытства, выбиваю из него остатки воздуха, лишь бы взгляд не оторвался от лица Александра; лишь бы не спустился ниже, превратив меня в чертову пубертатную девчонку.

Perche' mi punisci, Signore, perche’?*(с итал.: за что ты меня наказываешь, Господь, за что?)

Зажмурившись, выдаю:

— Невежливо игнорировать.

— Неужели так сильно хочешь произвести хорошие впечатления на моих родителей?

— Разве не за этим я здесь? — свожу брови к центру, и Форд резко выдыхает.

— Я думал ты согласилась, потому что без ума от меня.

Цокаю языком от возникшего в воздухе облака самомнения. Оно чересчур быстро заполняет собой спальню, и приходится оперативнее принимать попытки вернуть себе первенство в негласной игре.

— Я согласилась лишь потому, что запись в салон у меня на следующих выходных, а на эти планов не было. Тебе просто повезло, — с вызовом вздергиваю подбородок.

— Вот видишь, я еще и везучий, — подмигнув, Александр бесцеремонно щелкает по кончику моего носа, перед тем, как отстраниться.

Тру нос тыльной стороной ладони, точно оставляя на нем красный след. Стараюсь собраться с мыслями, которые никак не могут привести себя в порядок: хаотично носятся в голове, сталкиваются друг с другом и ноющей болью отдают в виски. Не получается сосредоточиться, найти подходящую тактику, определиться с личностью, что как маска окажется на мне этим вечером. Все пошло не по плану. Но Александра это не смущает.

— Располагайся, — ведет ладонью, в которой зажато полотенце и сменные вещи, — а я буду вон за той дверью. Если что — заходи, — сверкает взглядом и скрывается в ванной, что оказывается соединенной со спальней.

Расслабленно опускаю плечи. Выдыхаю через рот и прикрываю глаза. Стараюсь успокоиться, принять неизбежное и перестать переживать по поводу ужина. В конце концов это не та ситуация, где я должна всем нравиться. Я просто «снятая» на выходные девушка, которая прикрывает задницу своему сексуальному партнеру.

Звучит абсурдно, и это веселит.

Поджав губы, чтобы сдержать улыбку и окончательно не казаться себе сумасшедшей, решаю внимательнее осмотреть комнату Александра. Думаю, что так узнаю о нем больше, потому что… потому что хочется знать больше. На подсознательном уровне возникает желание капнуть глубже, проникнуть в душу, детские мечты, во взрослые планы. Нащупать точки соприкосновения и для себя понять: на основании чего судьба решила нас связать. Должно же быть объяснение сложившимся обстоятельствам или это все — очередная шутка?

В поверхностно осмотренных вещах не нахожу ничего интересного. Комната ощущается уютной, домашней, но в ней будто никто не живет. Нет разбросанных вещей, фотографий, исписанных блокнотов или книг с загнутыми уголками страниц. Обычная, ничем не привлекательная спальня, которая мало может раскрыть личность хозяина. Резная мебель, вензеля на стенах и тяжелый по ощущениям потолок с огромной люстрой никак не вписываются в образ Форда. Ему подходит сдержанность и спокойствие. Как в квартире в Лондоне. Ничего лишнего, но в то же время по-домашнему хорошо.

Возможно, в родительском доме Александр бывает не столь часто. Тогда понятно, почему комната не обжита, в воздухе не витает запах чужого парфюма и чертовы маленькие подушки красиво уложены у изголовья кровати.

Приходится смириться — Александра так легко не раскусить. А, может, и не стоит вовсе? Какое мне дело до него, его личности, интересов? Мнимое любопытство или что-то бóльшее?

Любопытство. Однозначно оно. Иначе быть не может.

Зачесываю волосы назад, ногтями царапаю кожу головы, отвлекаясь от рассматривания спальни. Прислушиваюсь к шуму воды и успокаиваюсь. Оказывается, факт, что Александр не оставил меня одну — радует. Даже добавляет каплю уверенности в наши не искренние чувства.

Обратив внимание на свое помятое отражение, расправляю юбку сарафана в надежде немного исправить положение. Раз уж я здесь, чтобы сыграть роль настоящий девушки, то и выглядеть надо постараться подобающе. Из вредности не хочу упасть в грязь лицом и позволить миссис Грант почувствовать надо мной превосходство. Решаю быстро сменить одно платье на другое, более подходящее: черное на тонких бретелях и со спутанными на спине лентами. Поправляю волосы, жалея, что не взяла с собой средства для укладки, поэтому отвлекаюсь от распавшихся прядей красной помадой.

Подойдя ближе к зеркалу, пальцами поправляю макияж. Засматриваюсь, почти что самовлюбленно любуясь собой, пока до спины не дотронется чужая ладонь. Вздрагиваю и в отражении ловлю взгляд Александра. Сверкающие в желтоватом свете от люстры голубые глаза отдают золотом, привлекают и вновь заманивают в капкан.

— Решила по-настоящему влюбить меня в себя? — лениво приподнимает брови, и я тихо выдыхаю. В черной рубашке Александр выглядит… так, словно сам пытается пробудить во мне чувства.

— И вместе с тобой получить еще больше ненависти от твоей матери? — ухмыляюсь, и сердце волнительно бьется в груди. Ладонь Форда спускается ниже по спине и больше не кажется какой-то чужой. Наоборот, хочется, чтобы она там осталась.

— Она у меня немного, — хмыкает, — своеобразная. Не может свыкнуться, что ее сын вправе сам выбирать себе невест.

— С той бывшей девушкой была помолвка?

— Нет, — резко дергает головой. — Но к этому могло прийти. Я вовремя опомнился и разобрался в своих чувствах.

— Получается, ты ее бросил?

— Это было обоюдно. Я так думал, до сегодняшнего дня.

— Значит, их позвала твоя мама, и ты действительно не знал?

— Да, я не знал, Кьяра, — наклоняется, едва не уперевшись подбородком мне в плечо. — Идем, нас ждут великие дела.

В голосе Александра звучит игривое веселье, но я его не разделяю. Лишь натянуто улыбаюсь и позволяю взять себя за руку, утянув из комнаты.

Крепко сжимаю широкую ладонь. Ощущаю исходящее от нее тепло и веду плечами, разминая. Никогда не могла бы предположить, что первое в жизни знакомство с родителями будет с родителями ненастоящего парня. А его бывшая девушка откажется «прекрасным» дополнением.

— Посоветуешь что-нибудь? — интересуюсь, когда мы останавливаемся перед выходом в сад.

Александр хмурится, прикусывая губу. Задумчивый вид кажется еще сексуальнее обычного, и я поворачиваю голову в сторону. Пока Форд молчит, рассматриваю идеально ровный газон, который видно через стеклянные двери.

— Будь собой, а я всегда буду на твоей стороне.

— Спасибо, — с благодарностью киваю и делаю шаг вперед, надеясь, что этот вечер не станет провальным.

Стук каблуков отскакивает от уложенной крупными камнями дорожки. Он разбивает напряженную тишину между мной и Александром, а после прерывает разговор за скрытым под светлым шатром столом.

Интуитивно выпрямляюсь в спине и крепче сжимаю ладонь Александра. Блуждаю взглядом по уже знакомым лицам, находя в глазах всех троих явное осуждение и неприязнь. Особенно стала выделяться бывшая девушка Александра: поставив локти на стол и подперев подбородок переплетенными пальцами, она закатывает глаза и открыто усмехается.

Стиснув челюсть, вздрагиваю, когда Александр предлагает мне занять место за столом. Он сам садится рядом, всем своим видом показывая уверенность. Даже возникшее напряжение его не беспокоит.

— Кьяра, это Исла Майерс и ее дочь Айлин, — небрежным кивком указывает на сидящих напротив женщин и поворачивается ко мне, продолжая: — друзья семьи. Кьяра — моя невеста, но, думаю, все в курсе.

— Очень приятно, — вежливо улыбаюсь, не обращая внимание на снова ставшими недовольными лица.

— А где ваше кольцо, Кьяра, — спрашивает Айлин, отбрасывая за спину темные пряди.

Вопрос застает врасплох, и желание ударить себя по лбу становится невыносимо сильным. Проколоться так быстро и глупо в мои планы не входило.

Надеясь, что все же хорошо удалось сдержать возникшие в первые секунды эмоции, отвечаю:

— Кажется, оставила в подстаканнике в машине, когда наносила крем для рук.

— Так опрометчиво забыть кольцо.

— Никак не могу привыкнуть, что я невеста, — украдкой смотрю на Александра: он, держа пустой бокал за ножку, задумчиво прокручивает его.

— Возможно, и не стоит привыкать, — встревает миссис Грант, и Форд вскидывает голову.

— Мама!

Слабо поджимаю губы. Дотрагиваюсь до напряженного плеча Алекса в успокаивающем жесте и смотрю Миранде в глаза.

— Вы правы, ведь я скоро стану женой, — растягиваю губы в вежливой улыбке, наблюдая, как на лице миссис Грант выступают красные пятна.

Она фыркает и поворачивается к своей подруге, явно желая сказать очередную гадость про меня, но ее перебивает чужой бас:

— Уже знакомитесь? — мужчина отодвигает стул, который стоит во главе стола и присаживается.

— Папа, — на выдохе произносит Алекс, поднимает и протягивает руку, здороваясь. — Кьяра, мой папа, Патрик Грант.

Я спешно поднимаюсь на ноги вслед за Александром. Здороваюсь. Выглядываю из-за спины своего ненастоящего жениха, стараясь получше рассмотреть мистера Гранта. Отмечаю очередное сходство в движениях, мимике, внешности: Патрик немного уступает моему ненастоящему жениху в росте, хотя их телосложение почти что идентично, как и блеск в голубых глазах, которые, мне казалось, Алекс унаследовал от матери; схожа даже прическа, единственное, что отличает — седина в волосах мистера Гранта.

Теперь я не понимаю, почему у Форда другая фамилия. Изначально думалось, что с Мирандой просто развелись, не выдержав ее дрянного — судя по поведению — характера. Сейчас же мысли зашли в тупик и остается надеется, что Алекс ответит на обжигающий кончик языка бестактный вопрос.

— Значит, вы та самая Кьяра?

— Наверное, да, — пожимаю плечами и с легкой усмешкой отвечаю, наконец-то чувствуя дружелюбие со стороны родственника Александра.

Патрик не сдерживает смешка. Он качает головой и чешет покрытую щетиной щеку.

— Хорошо смотритесь. Не удивительно, что вы вскружили Александру голову, раз он забыл рассказать нам про помолвку, — мистер Грант с упреком смотрит на сына, а тот лишь отмахивается и опускает руку мне на талию.

— Утонул в своих чувствах и запамятовал, пап.

Я опускаю взгляд вниз и прикусываю щеку, чтобы хотя бы немного унять волнение. Постепенно понимаю, что игра наконец-то началась и облажаться нельзя.

Присаживаюсь на свое место, позволяя Александру поухаживать, вслушиваясь в отголоски чужих разговоров.

— Не знал, что у нас сегодня будет больше гостей, — напряженно говорит Патрик. — Исла, Айлин, рад видеть.

— Милый, мы договорились собраться сегодняшним вечером почти месяц назад. Неудобно было отменять, — лепечет Миранда, и я прячу улыбку за стаканом воды.

Конечно, месяц назад…

Tua madre è una bugiarda, Alexander*(

итал.: твоя мама лгунья, Александр)

.

Веселюсь внутри от сложившейся ситуации. Судя по сощуренным глазам мистера Гранта, он также не верит своей жене, но вида старается не подавать. Перебрасываются короткими фразами и предлагают приступить к ужину. Я расслабляюсь, радуясь, что расспросы про нас с Фордом откладываются на некоторое время.

Крепко сжимаю в руках приборы, когда чувствую рядом — неприлично близко — Александра. Он дотрагивается до моих волос, поправляя и убирая за спину. Кончиком носа медленно скользит по плечу, а после оставляет короткую дорожку мокрых поцелуев на голой коже. Заставляет рвано выдохнуть, повести плечами, чтобы согнать с лопаток толпу мурашек, и посмотреть в горящие нежностью глаза.

— Ты что творишь? — наклоняюсь и злым шепотом проговариваю, пока Форд как ни в чем не бывало улыбается.

— Я ни капли не жалею, что выбрал тебя, — довольно произносит, и воздух застревает в горле.

— Кто кого выбрал, Александр, — дерзко отвечаю.

— Мне нравится, как ты держишься. Ты молодец.

— Спасибо.

Делаю глоток вина. Близость Александра дурманит. Тепло его тела согревает и прячет от прохладного летнего ветра. Я позволяю себе насладиться моментом: раствориться в нем и забыться на какие-то пару мгновений, пока краем глаза не замечу ревностный черный взгляд Айлин. Задними зубами прикусываю язык и принимаю необдуманность собственных действий — обхватываю предплечье Форда, обвив рукой, и мимолетно целую в губы. Оставляю слабый след от красной помады. Довольная результатом и чужим аханьем с другой стороны стола, отстраняюсь.

Замечаю блеклый румянец на переносице Александра. Нахожу это забавным и клыком цепляю тонкую кожу нижней губы, кокетливо улыбаясь.

— Я могу и привыкнуть.

— Все ради совместного дела, Форд.

Александр хрипло смеется. Его смех дрожью оседает на коже плеч.

— С тобой приятно сотрудничать, — соблазнительно приподнимает бровь, — во всех сферах.

Закатываю глаза и пихаю Александра локтем.

— Не забывай, что любой контракт имеет срок годности.

— Надеюсь, наш закончится не скоро.

Голоса вокруг начинают звучать блеклым эхом. Всматриваюсь в голубую радужку, до сих пор не понимая, как за какие-то пару месяцев докатилась до такого, втянув в свою жизнь переизбыток азарта, от которого иногда даже побаливает голова.

— И я. Искать нового партнера будет сложно, — нахально ухмыляюсь, но Александр не успевает ответить на мой выпад.

— Кьяра, расскажите о себе? — мистер Грант вынуждает нас с Фордом резко отстраниться друг от друга.

Моргаю, прежде чем посмотреть на Патрика.

— Если честно, то особо нечего рассказывать, — веду плечом. Ненавижу такие вопросы. — Все как у всех: работаю, в свободное время отдыхаю.

— У вас необычный акцент, — встревает Исла, резко дергая головой, из-за чего крупные серьги в ушах звонко бренчат.

— Я из Италии.

Мой ответ тут же подхватывается матерью Александра:

— Мигрантка?

— Мама! — прикрикивает Форд, на что Миранда лишь приподнимает бровь, а Патрик прокашливается и косится на жену, явно находя разговор неудобным.

Мне остается лишь выпрямиться в спине, продолжая отбиваться от нападения трех мигер, сидящих напротив.

— Я переехала сюда из-за учебы и осталась.

Слышу, как Алекс рвано выдыхает и опускает ладонь мне на бедро, словно предчувствует следующий вопрос.

— Значит, женитьба с моим сыном, как предлог закрепиться в чужой стране?

Склоняю голову набок. В этот раз язык не поддается контролю и саркастичный ответ сам вылетает изо рта:

— Конечно, ведь в Италии у меня уже есть жених, который тоже хочет переехать в Англию. При разводе отсужу половину квартиры Александра, чтобы был капитал, а после перевезу сюда своего настоящего жениха.

За столом возникает гробовая тишина, которая по-киношному прерывается пением сверчков. Напряжение чувствуется каждой клеточкой тела, а взгляды всех направлены только на меня. Спасает только сжимающая бедро ладонь Александра и его горящие восхищением глаза.

— Удивительная девушка, — вдруг произносит Патрик и заливается смехом. Я запихиваю в рот кусочек картошки, чтобы заткнуться. — Алекс, почему ты молчал о своих отношениях.

— Даже не знаю, — улыбается.

— Где вы познакомились?

— На работе, — Александр перенимает разговор на себя, наконец-то произнося единственную за вечер правду.

— Кьяра, вы тоже архитектор? Неужели Александр не один будет продолжать семейное дело?

Глотком вина смачиваю горло.

— Нет. Я работаю в сметном отделе.

— Как жаль, — вновь голос подает Миранда, а ее подруга подхватывает.

— Сразу вспоминаю, как хорошо Айлин и Александр работали вместе. Сколько крупных проектов реализовали!

Миранда кивает, ведя ладонью в сторону и глядя на Патрика:

— Все же общее дело сближает, нежели просто работа в одной компании. Какое будущее может быть у людей с разными интересами? Александр не создан для простого.

Приоткрываю рот от откровенного оскорбления, которое не лезет ни в какие рамки. Стискиваю кулаки, собираясь высказаться, только меня перебивают.

— Хватит! — Александр вскрикивает и ладонями ударяет по столу. Тарелки звенят, и один из бокалов опрокидывается, оставляя на скатерти почти кровавое пятно, что вряд ли будет напоминать о чем-то хорошем. — Я вправе сам решать с кем мне быть. Кьяра — моя невеста, и вам придется либо принять, либо смириться с моим выбором!

— Сынок, — Миранда судорожно делает вздох.

— Пойдем, — Форд не слушает. Он протягивает мне руку, и я не смею отказать.

Прячу довольную улыбку за волосами, вбивая в память удивленные лица трех женщин, в глазах которых смешивается негодование, ненависть и осознание провала. Весь вечер тут же окрашивается в яркие цвета, радуя и доставляя нескончаемое удовольствие. Только Александр явно не рад такому исходу.

Мы оказываемся в спальне довольно быстро. Дверь громко захлопывается за спиной, щеколда проворачивается, ограждая нас от внешнего мира.

Александр останавливается посередине комнаты, продолжая держать мою руку, а кончиками пальцев свободной руки надавливает на глаза. Тяжело дышит, и я касаюсь его плеча.

— Алекс, все нормально?

— Да, извини. Мне надо подышать.

Он даже не смотрит в мою сторону. Оставляет одну, скрывшись на балконе. Растерянно озираюсь по сторонам. Не знаю куда себя деть и не нахожу ничего, кроме как сходить в душ и закончить этот день.

Тру ладони друг об друга согревая холодные пальцы. Из чемодана достаю сменные вещи и оглядываюсь через плечо, в надежде увидеть Александра. Но натыкаюсь лишь на полоску темного неба, на котором постепенно загораются звезды.

Под струями теплой воды прокручиваю в голосе сегодняшний ужасный вечер. Становится понятно, что с матерью Александра хороших отношений я не построю. И будь я настоящей невестой Алекса — пришлось бы не сладко. Зато мистер Грант однозначно проникся нашей парой. Возможно, конечно, он сможет повлиять на свою жену и ее мнение обо мне. В конце концов, когда мы покидали ужин, взгляд Патрика в сторону Миранды был убийственно злым. И такое не могло не порадовать меня.

Вот только Форда жаль становится. Наверное, он ожидал другого стечения обстоятельств. Да и приезд бывшей ему не пришелся по вкусу: сжатая челюсть, напряженная шея и ни единственного взгляда в ее сторону — говорят о многом. Его фантазия не сошлась с реальностью.

Подставляю лицо под напор воды, выкидывая из головы все непрошенные мысли. Расслабляюсь, отпускаю и забиваю. Представляю, будто ничего не было. Очередной реалистичный глупый сон, который весь день неприятным послевкусием будет преследовать меня. Но это будет завтра. Сейчас хочется просто отдохнуть.

Поправляю пояс шелкового пеньюара, уже жалея, что выбрала столь откровенную и красивую одежду для сна. Однако находиться с Александром в одной кровати в растянутой футболке не хотелось. Еще недостаточно близки, чтобы откинуть формальности и сменить кружево на хлопок.

Хмыкаю.

И с чего нам становиться ближе, Кьяра?

Морщу нос и решаю не заводить диалог с внутренним голосом. Есть проблема поважнее: Форда в спальне до сих пор нет.

Задумчиво оглядываюсь, выпятив нижнюю губу. Неловко топчусь на месте, пока не решусь выйти на балкон.

Застываю в проеме, так и не коснувшись стопами холодного балконного пола. Сжимаю пальцами дверной косяк и не могу оторвать взгляда от задумчивого Александра. Он, облокотившись бедром на ограждение, смотрит себе под ноги. Бесцеремонно стряхивает пепел тлеющий сигареты на пол, вызывая у меня недоумение: я ведь даже не догадывалась о его вредной привычке. Возможно, он редко к ней обращался, но она ему несомненно идет.

Поднеся сигарету к губам, Александр делает затяжку, и я подаюсь вперед, завороженная плавными, красивыми движениями. Слежу, как он запрокидывает голову назад, из-за чего шея напрягается, кожа натягивается, показывая рельеф. Он выдыхает дым вверх, образуя плотное облако, которое медленно плывет в потоках слабого ветра, пока не растворится в воздухе. Всматривается в блеклый морок, и я вижу, как Форд расслабляется: опускает плечи, разжимает челюсть. В этот момент он кажется совершенно спокойным, словно ничто не может его тронуть.

Когда он вновь опускает голову и ловит мой взгляд, мягкая улыбка застывает на лице. Мое сердце на мгновение прыгает в горло, а я испуганно веду плечами, так нелепо пойманная за откровенным подглядыванием.

Решаюсь сделать шаг. Потом еще один, пока не встану напротив Александра. Удивительно, но резкий запах табака не ударяет в нос. Он смешивается со сладкой ванилью, и я наконец-то понимаю, чем все время пах Алекс.

— Не знала, что ты куришь, — смотрю в голубые глаза, которые отливают желтизной из-за горящих на балконе фонариков.

— Только когда злюсь или нервничаю, — делает затяжку и поворачивает голову в сторону, чтобы дым не врезался мне в лицо.

Я жадно глотаю каждый жест.

— А сейчас: злишься или нервничаешь? — ближе встаю к Александру и перехватываю вновь поднесенную к губам сигарету.

Не разрывая зрительного контакта, вдыхаю едкий дым. Он царапает горло, приятно покалывает щеки и обжигает кончик языка. Навевает воспоминания о подростковых годах, когда первые попытки попробовать закурить заканчивались громким, сильным кашлем. Сейчас же дым приятно обволакивает тело, позволяя скинуть с себя скопившийся за день стресс.

— И то, и то.

Вижу, как зрачки Александра расширяются, пряча за собой голубую радужку. Он наклоняется, обхватывает мои щеки ладонями и тянет на себя, крепко целуя. Страстно. Горячо. Желанно. Долгожданная близость окутывает собой, полностью поглащая в пучину удовольствия.

Я ахаю, и мой стон застревает в горле, когда Александр подхватывает меня под ягодицы. Крепко хватаюсь за чужие плечи, прижимаюсь ближе, но не отрываюсь от чужих губ. Сама целую, с каждым шагом Форда углубляя поцелуй. Зарываюсь пальцами в волосы на затылке, стискиваю их, опьяненная возникшим влечением.

Возможно, все испытанные за сегодняшний вечер эмоции скопились и в какой-то миг взорвались, превращаясь в искрящуюся между мной и Александром страсть. Страсть, которая ощущается на кончиках пальцев, в груди, в каждой клеточке тела. Она колючим облаком оседает сверху; нависает над головами, постепенно закручивая в вихрь из поцелуев, укусов, прикосновений.

Александр роняет меня на кровать. Нависает сверху, тут же припадая губами к шее, и я не могу сопротивляться: запрокидываю голову назад, ногтями впиваюсь в ткань рубашки на спине и несдержанно стону в потолок. Зажмуриваюсь и мну губы, задыхаясь от нехватки воздуха, которого с очередным вздохом требуется больше.

— Алекс, — царапаю его плечи, спину, когда поцелуи плотным полотном падают на грудь. С придыханием говорю: — Если услышат?

— Не услышат, — в голосе пробивается хрипота. Ведет по талии вниз и сжимает бедро. — Если не будут стоять под дверью.

— А если будут?

Александр усмехается.

— Тогда это их проблемы, — подцепляет пальцем тонкую бретель моей ночной рубашки и стягивает ее вниз, оголяя грудь.

Кусаю щеку, в очередной раз подавившись собственным стоном. Форд умело доводит меня до изнеможения одними лишь поцелуями. Вынуждает прогибаться в спине, только бы стать ближе, получить больше. Он словно манипулирует мной и моим телом. Знает все сокровенные желания, умело пользуясь и доводя до головокружения.

Внимая каждое движение Алекса, стараюсь стянуть с него рубашку. Мелкие пуговицы нехотя проскальзывают в петли, освобождая кожу. Обжигаюсь о чужое тело, впитываю его тепло и наслаждаюсь твердостью. Спускаюсь к ремню на брюках, слыша тихий довольный смешок.

— Как нагло.

— Как долго, — упираюсь ладонями в плечи Александра и отталкиваю его.

Он встает перед кроватью. Показательно медленно стягивает расстегнутую рубашку, избавляется от ремня, пока я зажимаю между пальцев плед. Наблюдаю за представлением с гордо поднятым подбородком. Даже не веду бровью, когда из кармана брюк Алекс достает резинку.

Если ему хочется играть, то не факт, что правила выбирает он.

Поманив Александра к себе, прикладываю всю возможную силу: роняю его на спину и удобно устраиваюсь на бедрах. Снимаю через голову остатки ночной одежды, лишь кружевом влажного белья соприкасаюсь с пахом Форда.

— Не жалею, что сделал тебе предложение, — опускает руки на талию, стискивая бока. Ведет выше, перебирает ребра и сжимает грудь.

Несдержанно ахаю и еложу, срывая с губ Алекса шумный вздох.

— Я приняла его вместо записки, — очерчиваю рельефный пресс и продолжаю двигать тазом, пока ладони Форда по-хозяйски блуждают по телу. — Придется исполнять обещания.

— Разве я когда-то отказывал? — сжимает мои ягодицы. Болезненно, но так приятно впивается пальцами.

Наклоняюсь и жадно целую Александра. Делаю первый шаг к удовольствию, из-за которого уже искрит воздух, легкие склеиваются, а в горле пересыхает. Расплачиваюсь за наслаждение собой, позволяя делать все, что угодно. Полноценно доверяю Форду.

Дергаюсь, когда Алекс сквозь ткань белья касается клитора. Круговыми движениями разносит волну наслаждения по венам и слабую дрожь в ногах. Цепляю клыками губу, но не могу сдержать рвущихся наружу стонов. Сдаюсь. Плюю на приличия и попытки быть тихой. Если и правда кто-то услышит, то это будут их проблемы.

Мы за закрытой дверью.

Только я и Александр. Больше никого.

С шумным вздохом опускаюсь на член. Закатываю глаза от приятного чувства и делаю первые плавные движения, которые переходят в резкие, быстрые, дерзкие. Контроль над телом теряется, все ощущается на уровне инстинктов, животного желания. Есть только алчное, пропитанное эгоизмом влечение, что пошлыми шлепками соприкосновения кожи о кожу разлетается по спальне; мокрыми поцелуями остается на груди; красными пятнами от пальцев на бедрах.

Я сильнее выгибаюсь в спине, и кончики волос щекочут поясницу. Приподнимаюсь и опускаюсь. Сквозь тяжелое дыхание прислушиваюсь к стонам Александра. Они приятно ласкают слух. Обжигают изнутри и заводят еще сильнее. Мне до одури нравится, как он наслаждается мной, нашим сексом и не скрывает, что ему приятно. От осознания этого по лицу проносится жар, который теряется где-то ниже ключиц и перестает чувствоваться, когда Алекс ловко переворачивает меня на спину.

Нависнув сверху, он резко толкается бедрами. Подхватывает меня под коленом и становится еще ближе. Сразу затягивает в поцелуй, что жжением остается в районе солнечного сплетения. Губы начинают ныть от напористых движений, горло саднит от просьб не останавливаться, а тело просит еще и еще.

Через силу смотрю Александру в глаза, находя в них ответное желание, пылающую страсть и неистовое влечение. Почему-то чужие эмоции становятся более значимыми, нежели мои. И мне не хочется, чтобы они потухали.

— Алек-сандр, — зажмуриваюсь от череды быстрых толчков и теряюсь в пространстве, не сразу понимая, как оказываюсь спиной к Форду.

Он целует меня между лопаток. Накручивает волосы на кулак, оттягивая и пропуская сквозь пальцы. Я вытягиваюсь вперед. Падаю грудью на кровать, тут же захлебываясь в новой волне вожделения. Александр пальцами впивается в ягодицы, тянет на себя — резко, быстро. Вынуждает зажать между зубов уголок одеяла, лишь бы постараться вести себя сдержанней.

Влажные шлепки пошло отскакивают от стен спальни, касаются слуха и эхом прокручиваются в голове. Жар становится невыносимо сильным. Пот скатывается между лопаток, и волосы липнут к вискам. Между нами возникает нестерпимое напряжение, словно взрывчатка, которая готова в любую секунду разорвать на кусочки.

Однако все обрывается, стоит Форду мучительно медленно — буквально издеваясь — начать двигаться во мне.

До боли сжимаю кулаки. Сама веду бедрами, в надежде наконец-то получить долгожданный оргазм. Но Александр тянет. Заставляет едва не просить о бóльшем; умолять вернуть все назад.

— Алекс, — в голосе проскальзывает откровенный скулеж. Внутри бешусь от своей слабости, только сделать ничего не могу.

— Что? — наклонятся. Утыкается носом мне в висок, шумно втягивая воздух.

Я закрываю глаза.

Борюсь и —

черт с ним!

— вмиг проигрываю.

— Пожалуйста.

Поворачиваю голову в сторону. Почти соприкасаюсь кончиком носа с носом Форда. Такая близость кажется в миллион раз интимнее происходящего ранее. Вот только рушится она одним поцелуем, от которого перехватывает дыхание. Язык Форда сталкивается с моим, и стон вибрацией ощущается в горле.

Темп вновь становится быстрым. Жадным. Словно вот-вот наступит конец всему и «сейчас» — наша единственная возможность.

Александр поднимается и утягивает за собой. Я лопатками впечатываюсь ему в грудь, сразу же запрокинув голову, когда одной ладонью Форд подхватывает меня под грудью, другой — слабо сжимает шею. Лишает без того малого количества воздуха. Сводит с ума и уносит куда-то за пределы реального мира.

Секс с Фордом — однозначно лучшее, что случалось в моей жизни. Все его касания — правильные, все поцелуи — желанные. Словно так было задумано изначально. Не знаю кем: судьбой, вселенной. Плевать. Пусть он просто продолжает существовать: страстный и нежный; быстрый и медленный; спонтанный и планируемый. Не имеет значение. Любой хорош — любой только для меня.

— Oddio, — бессвязно шепчу в потолок, когда с живота ладонь Алекса спускается ниже. — Да-да.

Ведомая лишь своими потребностями, забываю о Форде. Сосредотачиваю все внимание на личном удовольствии, которое накатывает с каждой секундой. По ногам и плечам проходится мелкая дрожь, что накапливается, сливаясь воедино. Внизу живота приятно потягивает, и время на миг замирает. А я вместе с ним.

Оголенным нервом ощущаю себя в объятиях Александра. Сердце бьется так быстро, что кажется, будто оно выпрыгнет из груди. Губы жаждут прикосновений и сладких поцелуев, даже несмотря на желанный конец.

Опустившись рядом, Форд так же, как и я, тяжело дышит. Закрывает глаза и мягко улыбается. А я не могу сдержать ответную улыбку, находясь в сонных объятиях.

— Я не понравилась твоей маме, — фактом выдаю, стоило дыханию выровняться.

— Тебя это волнует даже сейчас? — приподнимается на локтях и смотрит прямо в глаза.

— Получается, что да. Я не выполнила свою часть договора.

— Забей, — отмахивается. — Ты понравилась папе. С остальным я разберусь.

Вздыхаю и накрываюсь тонким пледом, когда с балкона начинает задувать прохладный ветер.

— Хочешь есть?

Свожу брови к центру и вопросительно смотрю на Форда.

— Сейчас?

— Да. Мы толком не поели. Ушли раньше, чем я планировал.

— Значит, ты побег «планировал» так же, как нашу женитьбу? — складываю руки на груди, заметив на лице Алекса тень смущения.

— Хорошо, предполагал, но не планировал, — сдается. — Ну так? Будешь есть?

Поправляю волосы и на выдохе отвечаю:

— Буду.

Александр, качнув головой с выражением лица, будто так и знал, начинает собираться: брюки поднимает с пола, а вместо рубашки достает из шкафа футболку. Подмигивает, ловя мой любопытный взгляд, и я недовольно закатываю глаза.

Когда Александр выходит из комнаты, я лениво тянусь и как-то по-глупому улыбаюсь. Приятная усталость растекается под кожей, вынуждая затратить больше усилий, чтобы отыскать телефон. Пролистывая уведомления на экране, резко присаживаюсь.

Клейтон Уайт

: Какие планы на выходные?)

По предплечьям сразу поднимается тремор. Омерзение от осознания, что Клейтон писал, пока Форд брал меня сзади, сдавливает горло. Становится противно от самой себя, своих поступков и решений. Вечер вмиг портится и становится блеклым.

Глава 12. Красное, сухое

— А потом мы переспали, — с тяжелым вздохом заканчиваю свой рассказ и втягиваю через трубочку побольше холодной воды, смачивая горло. Прислушиваюсь к шуршанию в динамике и наслаждаюсь касающимися тела солнечными лучами.

— Кьяра, твои отношения с Александром — лучшее, что случалось в нашей дружбе.

— Потому что он треплет мои нервы, и мне некогда думать о других проблемах?

— Глупая. Потому что у нас всегда есть тема для обсуждения, — утверждает Фиби.

Негромко смеюсь и приподнимаю солнечные очки. Вглядываюсь в чистое небо, игнорирую палящее солнце и протягиваю руку к стоящей на небольшом столике миске с фруктами. Нащупываю персик, уже исходя слюной от его мягкости.

— И что же мы будем обсуждать, когда наши псевдо-отношения закончатся? — удобнее устраиваюсь на лежаке и делаю первый укус. Липкий сок тут же бежит по руке и капает на плитку.

— Клейтона. Думаю, ваши отношения закончатся только из-за него.

Задерживаю дыхание от неловкости.

— Он вчера писал. Твою мать, мне так стыдно, — зажимаю телефон между плечом и ухом, пока поправляю волосы. — Спрашивал про мои планы, пока я развлекалась с Алексом. Я не нашла ничего лучше, как ответить, что уехала за город, и уснуть. Даже Форда с ужином не дождалась. Думала, проблема к утру пропадет, но она осталась.

— Разве это проблема?

Не вижу Фиби, но чувствую, как она хмурится и вопросительно склоняет голову на бок.

— Я не знаю, — убираю надкушенный персик, потому что аппетит пропадает и присаживаюсь, подтягивая ноги ближе. — С одной стороны, я понимаю, что никому ничего не должна. Но с другой… становится сложно, когда эти два мира смешиваются.

— Сделай выбор, — Браун говорит колющую сердце правду, и я дергаю скулой от понимания неизбежного.

— Не могу. Я не хочу пока отношений, потому что занята работой. Никто не будет терпеть мои задержки в офисе и беготню за Миллер. Чтобы быть в отношениях, нужно иметь больше свободного времени на партнера, а не только выходные.

— Почему ты так считаешь? У нас с Эшем достаточно времени. Хотя иногда хочется побыть одной.

Вздыхаю.

Возможно, Фиби во всем права и, в таком случае, выбор очевиден. Однако что-то не дает сделать его. Внутренний барьер возникает сразу же, как только весы склоняются в сторону Клейтона. Ведь Уайт — стабильность, которая пугает.

— Ты и Эш совершенно другое. Вы другие. Я пока не могу позволить себе распыляться на другого человека. Однако… в последнее время задумываюсь, что, возможно, хотела бы почувствовать.

— Чувствуй, Риччи! Никаким законом не запрещено выражать свои эмоции, переживать чувства и просто-напросто не знать о завтрашнем дне. Расслабься, наконец. Зачем себя изводить?

Слова Фиби плотным полотном оседают в голове. Не позволяют открыть рот и ответить, ведь я все и так прекрасно понимаю. Только вот снова и снова возвращаюсь в начало, где меня ожидает колкое ощущение отвращения к самой себе, бессвязные мысли и желание оборвать все нити, чтобы больше в них не путаться.

— Я пытаюсь, — свободной рукой зарываюсь в волосы. Царапаю кожу головы, заставляя вернуться в реальность. — Пытаюсь не думать, наслаждаться, а в голову так и лезет боязнь облажаться. Что, если я не смогу опять за себя постоять и мне придется идти на поводу у других? Вдруг отношения сделают меня полностью зависящей от человека, и я потеряю свою индивидуальность, смирившись с чужим выбором для моего будущего

В очередной раз выливаю свои переживания на Браун, даже не замечая, как голос начинает хрипеть, а к горлу подкатывает тошнота. Неосознанно переношу пережитое с родителями на своего несуществующего партнера и тут же злюсь на него.

И прежде всего на себя.

— Почему ты сразу начинаешь думать о плохом?

— Тогда легче будет это пережить.

— Хорошо, а если плохого не случится? — не сдается Фиби, напором сбивая мою и без того хрупкую линию защиты. И я ее понимаю. Сама себя начинаю подбешивать.

— Буду рада.

Рваный и тяжелый вздох Фиби царапает слух. Она бормочет что-то невнятное, и я прикусываю нижнюю губу. Сдерживаю подкрадывающуюся неуместную улыбку.

— Чем ты сейчас занята?

Хмурюсь от смены темы, однако проигнорировать вопрос не решаюсь:

— Сижу у бассейна в надежде получить загар.

— И не думаешь о плохом, вроде… — Браун задумчиво хмыкает, — солнечного удара или обезвоживания?

— Нет, — недоверчиво протягиваю, пока смысл приведенного примера постепенно пробирается в голову. Встречается со стеной из мнимой правды, в которую я хочу сама верить, и оставляет на ней слабую трещину.

— Странно. Почему тебя это не волнует, ведь это тоже «плохо»?

Тянусь к стакану воды и делаю пару крупных глотков. Загнанная в тупик, таращусь перед собой, вглядываюсь в покрытый зеленью сад, пестрые цветы, но в них не нахожу ответов.

— Я понимаю, о чем ты, Фиб, — мну губы. Веду плечами, когда по ним пробегается слабая дрожь. — И я обязательно разберусь со всем.

— Моя маленькая искорка, — с нежностью говорит Браун, и глаза начинают щипать. Часто моргаю, запрокинув голову назад. Не даю себе заплакать; не решаюсь показать очередную слабость. — Не обязательно справляться со всем самой. У тебя есть я и Эш. И мы всегда тебе рады и готовы помочь.

— Знаю, — слово эхом растворяется в воздухе. Оставляет после себя лишь мягкую тишину. Такую теплую, нужную и ценную. — Спасибо, Фиби, — невзначай шмыгнув носом и неумело скрыв это за покашливанием, слышу в динамике тихое веселое хмыканье.

— Советую тебе наконец-то отдохнуть. Когда еще ты проведешь бесплатный выходной за городом в шикарном доме с бассейном и красивым мужчиной под боком.

— Никакого красивого мужчины под боком нет, — фыркаю, посчитав комплимент Александру неуместным, ведь он оставил меня здесь одну, даже не предупредив.

— Всему свое время. Отдыхай и не думай ни о чем. Включи в своей голове белый шум, а я пойду встречать маму. Говнюк Маркус подключил ей какую-то подписку, и она никак не может от нее избавиться!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хихикнув, прощаюсь с Фиби. Падаю обратно на лежак и закрываю глаза. Стараюсь расслабиться, полностью отпустить происходящее. Наслаждаюсь теплыми лучами солнца, что касаются кожи и, надеюсь, оставляют на ней легкий загар; вслушиваюсь в шум листвы, которую подхватывает плотный поток ветра; забываю о вчерашнем, и мысли постепенно заглушаются, и на смену им приходит тишина.

В возникшей в голове пустоте неторопливо вырисовываются образы успешной меня. Мечты бережно обнимают за плечи и шепчут на ухо, что скоро все наладится. Вера в лучшее сейчас ощущается, как спасение. Мне хочется верить в счастье, которое точно должно прийти. Пусть не в личную жизнь, а в самую обычную. Ведь неисполненным желанием так и остается повышение. Оно служит идеей-фикс, позволяющей наконец-то вздохнуть полной грудью. Или хотя бы перестать по несколько месяцев откладывать деньги на новую сумку, одежду, косметику.

Ко мне до сих пор не приелась экономия. Она чувствуется самой отвратительной вещью в мире. Особенно, когда ты до совершеннолетия не знал о проблемах с деньгами, а с его наступлением сначала выживал на университетскую стипендию и подработку, а после на зарплату, доплаты к которой добиваются полным внутренним опустошением.

Но даже ради безлимитной кредитки не вернусь к родителям. Не готова изменить своим принципам ради излишек и дополнительного стаканчика кофе. Продолжу надеяться и верить, что однажды у меня получится добиться гораздо большего, чем я могу себе представить; что вот-вот мои яркие нарисованные воображением картинки станут реальными. Исчезнет потребность вновь занять у Фиби денег, потому что: «Я опять нерационально рассчитала свои затраты и все-таки купила те туфли». Растворится в небытие боязнь однажды быть выселенной из квартиры из-за поднятой аренды. И просто-напросто повысится уверенность в себе и завтрашнем дне.

Сменившие яркие фантазии каждодневные проблемы снова заполоняют голову и теперь еще смешиваются с трудностью выбора. Второе периодами мучает сильнее всего, но в этот раз я поддаюсь провокациям: зажмуриваюсь, отгоняю подальше два возникших образа и отпускаю подальше.

Не сегодня. Не сейчас.

Внутреннюю тираду прерывает вибрация телефона, и я, не глядя, тянусь к нему. Сквозь солнечные очки вглядываюсь в приносящие небывалую радость буквы:

Фиби

: Мама ждет нас на буррито!

Я:

Она знает, как поднять настроение :)

Быстро отвечаю и улыбаюсь, когда на экране появляется стикер танцующего котенка. Качаю головой, ведя пальцами по задней панели телефона. Под чехлом чувствуется неровность, и по плечам тут же проносятся мимолетные мурашки. Перед глазами четко появляется оборванный тетрадный лист, на котором аккуратным, знакомым почерком было выведено:

Не знаю, когда ты проснешься, но я спрятал порцию блинчиков на второй полке в холодильнике.

А.

Оставленная Алексом записка, — а ведь я так и не попросила перестать их оставлять — показалась мне милой. Даже заботливой. Возможно, так он покрывает свои промахи. Старается задобрить, извиниться или смягчить.

Не знаю.

Но как же было приятно завтракать одной. Без косых взглядов, глупых вопросов и нагнетающей атмосферы полнейшего отвращения. Никто из вчерашних личностей не попался мне на глаза. Время почти полдень, и меня окружает покой и тишина.

Кажется, я даже не замечаю, как бежит время. Солнце достигает своего зенита, фрукты в миске заканчиваются, а тело оказывается полностью прогретым. Мое приподнятое настроение не испортит ничего.

Ничего, кроме Айлин, которая в наглую встала перед лежаком и в упор таращится на меня. Долго делать вид, что ее нет — не вышло. В какой-то момент терпение лопается, и я приспускаю с глаз очки. Вопросительно приподнимаю брови, на что получаю раздраженный вздох.

— No, ti sta pendendo in giro*(С итал.: нет, она издевается), — шепчу себе под нос, прежде чем сесть. — Что тебе надо, Айлин?

— Я знаю, что вы с Александром притворяетесь.

— И откуда такие выводы?

— Алекс не стал бы так долго скрывать свои отношения от родителей. Это не в его стиле, — Майерс складывает руки на груди. — Еще у вас нет ни совместных фотографий в сети, ни общих знакомых.

Наигранно смеюсь, хотя внутри понимаю: она же права. Каждое ее слово пронизано чистой правдой, которая неумело скрывается под толстым слоем лжи. И пусть спектакль рассчитан только на три дня, я уже в полной мере испытала все последствия, что только могут быть. Одна мать Алекса и ее вспыльчивый характер чего стоит. Поэтому нельзя ни в коем случае выдать себя.

— Раз ты так хорошо знаешь Александра, скажи, зачем ему все это? — медленно наклоняю голову вбок. Всматриваюсь в лицо бывшей Форда, отмечая какая она все-таки красивая и эффектная.

Айлин приподнимает подбородок. Хищно усмехается, едва не оголив зубы.

— Вернуть меня.

Неожиданно для самой себя прыскаю со смеха. Отмахиваюсь, когда на меня недовольно смотрят.

Circo*(с итал.: цирк)

— Соскучился по тебе спустя год? Не кажется глупым?

— Он просто долго избегал своих чувств, — выносит свой вердикт, поправляя густую копну волос.

— Тогда не смею вам мешать, — веду ладонью, — вперед, можешь забирать Александра себе.

Хмыкаю и опускаю очки обратно на глаза. Нет настроения продолжать диалог, выясняя отношения с незнакомой девушкой. Тем более она мне точно не соперница. Последнее, что мне хочется в этой жизни — бороться за чувства мужчины. Не для этого я выстраивала относительно хорошие отношения с собой, чтобы после бегать за чьим-нибудь членом.

Хочет — пусть попробует забрать.

Будто Форд клюнет.

Несдержанно фыркаю от самой себя. Верю… нет, знаю: не будет Александра — будет другой. Если он правда провернул все из-за бывшей, о которой, по его словам, не знал, то пусть идет в задницу!

— Я пойду, и посмотрим, с кем он вернется в Лондон! — голос Айлин пронзает слух, пугая. Она напоминает о себе резко и неожиданно, разрушая мой внутренний спор.

— Ты сейчас серьезно? — снова сажусь, откладывая несчастные очки. И почему эта Айлин такая приставучая?— Готова влезть в чужие отношения, разрушить помолвку, чтобы… чтобы что?

— Вернуть свое.

— Oddio*(с итал.: боже), так ты не шутишь? Тогда мне точно не о чем с тобой разговаривать.

— Конечно, мы с тобой из разных каст.

Закатываю глаза, находя диалог до одури забавным. Фиби будет в восторге от моего пересказа.

— Ты права, — поднимаюсь на ноги и, коснувшись голыми стопами нагретой на солнце плитки, подхожу к Айлин. Она немного выше меня, поэтому приходится приподнять голову, — на самом деле я — эскортница. Алекс нанял меня для простого вранья и спектакля перед тобой, — натянуто улыбаюсь, не находя в темных глазах доверия.

— Шутишь? — морщится, и я вижу за ее плечом знакомый силуэт.

— Не знаю, решать тебе, — прикусываю губу и делаю шаг в сторону. Вскидываю руку, махнув: — Алекс!

Александр сразу же поворачивается. Выражение его лица становится таким, будто меня он и искал. Я же вдоль бассейна иду ему навстречу, считая своим спасением.

— Твое вранье раскрыли, — поднимаю и резко опускаю плечи.

— Так сразу? — по виду Александра совершенно не волнует полученная информация. Он пропускает ладони в передние карманы тканевых брюк, принимает расслабленную позу, пока я постепенно закипаю от чужого безразличия.

— Так сразу, — язвлю, — изначально твой план был обречен на провал.

— Весь мой план — сплошная импровизация, — наклоняется ко мне и переходит на заговорщический шепот, — но я стараюсь придерживаться выстроенной легенды. Я купил помолвочное кольцо.

Широко распахиваю глаза, когда перед носом возникает золотой ободок с граненым камнем в центре. Он привлекательно и дорого блистает на солнце, а я всей душой и телом надеюсь, что это качественная бижутерия…

— Ты с ума сошел? — сама тянусь ближе к лицу Александра. Мы стоим практически нос к носу друг друга и активно перешептываемся: — Зачем?

— Потому что ты сказала, что забыла кольцо в машине. Могла бы забыть его дома!

— Значит, я еще и виновата, раз не подготовилась к вранью? Ты сам ничего не сказал про нашу помолвку.

— Потому что я придумал ее только вчера, — с напором говорит, перебивая мой злостный шепот. — Давай руку.

— Ну нет, — одергиваю ладонь, когда Алекс тянет свою, — скажи, что ты не выбросил чек.

— Даже если и выбросил, то что?

— Я не надену, — завожу руку за спину и продолжаю тихо спорить с Фордом.

— Что значит: «не надену»?

— То и значит! Если я его потеряю? Мне потом чем за него платить?

— Не считай мои деньги, — упорно настаивает. — Давай руку.

— Нет.

— Руку.

— Нет.

— Кьяра, — смотрит прямо в глаза. Я сама не отрываю от Александра взгляда. Так близко мы обычно находимся только в постели, но никак не на улице. Удается рассмотреть каждую крапинку, морщинку на коже и окончательно потерять бдительность. — Тогда я сам, — в наглую перехватывает руку, и кольцо идеально ложится на палец. Окантовывают его, будто так было всегда.

Рвано выдыхаю и сжимаю кулак. Прикрываю глаза, качнув головой.

— До чего упрямый.

— Упорный, — нахально ухмыляется, но дальше не отходит. — Не делай вид, что тебе не нравится.

Несдержанно фыркаю и закатываю глаза, воспринимая слова Форда как шутку. Может, и нравится. Только ему знать об этом не обязательно.

Алекс что-то невнятно шепчет под нос, глянув мне за плечо, но я не успеваю обернуться.

— Ты умеешь плавать?

— Да, — хмурясь и не понимая вопроса, отвечаю.

— А я нет, — сначала одна ладонь ложится на талию, потом вторая, а после резкий наклон в бок.

От неожиданности вскрикиваю, но во время задерживаю дыхание. Прогретая вода тут же обволакивает тело, приводит в сознание и отрезвляет. В ушах сразу возникает глухой звук, давление давит на голову, а перед глазами пелена, которая перекрывает отделанные голубой плиткой стены бассейна. Воздуха в легких хватает ненадолго, лишь пару раз моргнуть и краем глаза заметить взмахи чужих рук.

Я выныриваю из воды. Тяжело дышу, стираю с лица влагу и зачесываю назад волосы. Несколько секунд пытаюсь прийти в себя. Переварить произошедшее и унять негодование, пока не вспомню слова Александра и не замечу его рядом.

— Merda, merda, merda!*(с итал.: дерьмо, дерьмо, дерьмо)

Истерично прикрикиваю, ощущая быстрое биение сердца внутри. Страх сковывает и не сразу позволяет сделать хоть что-то, чтобы вытащить Алекса. Я судорожно вожу руками по поверхности, пока не увижу светлую рубашку. Хватаюсь за ткань и тяну на себя, в надежде, что это поможет.

Удивленное лицо Александра появляется перед моим почти сразу же. Он так же, как и я, стряхивает с себя капли, стекающие по волосам, коже. Делает глубокий вдох и почему-то ухмыляется.

— Можешь отпустить. Я достаю до дна, — с легкостью говорит, и я только сейчас замечаю, что продолжаю держать Форда за рубашку.

Разжимаю онемевшие от страха пальцы и, дернув подбородком, отплываю к бортику. Желаю быстрее уйти отсюда. Не знаю, чего добивается Александр, но его выходка больно кольнула под ребрами. Обида застилает собой разум, и я совершенно не против. Пусть лучше будет так, чем слепая вера в каждое действие Форда.

— Кьяра!

Никак не реагирую. Злость перекрывает любую другую эмоцию.

— Постой, — дотрагивается до моего плеча, и я дергаюсь. — Не уходи.

— Не уходить?! — оборачиваюсь. — Ты серьезно, Александр? Не уходить и продолжать смотреть твое выступление? Попробуешь утонуть еще раз? — стараюсь не повышать голос, чтобы не привлекать внимание крутящейся неподалеку Айлин. Однако полностью контролировать себя не получается: брызгаю в Форда водой, заливаю его самодовольное лицо и пытаюсь смыть с него маску беспокойства. Не сдерживаю и язык: — Ты чертов идиот. Я испугалась за тебя, а ты просишь меня не уходить?

Неожиданно подавшись вперед, Александр одной рукой перехватывает мои ладони, скрепляя запястья, другой — придерживает за талию. Не дает утонуть.

— Прости, — громко сглатывает. Смотрит прямо в глаза, в который раз утягивая в плен. — Я не подумал.

— По-твоему, все так легко решается? Простым «прости»?

Хмыкнув, Александр слабо кивает и приподнимает уголки губ.

— Это было спасение. К нам шла Айлин.

— Я шла к тебе, чтобы спастись от нее, — на выдохе признаюсь, выпутывая руки из чужих. Хватаюсь за плечи Алекса, чтобы было легче держаться в воде. — И что в итоге? Я вся мокрая.

— Зато с кольцом, — широко улыбается, и я запрокидываю голову назад, едва не завыв от негодования. — Извини. Я буду должен.

— Не много ли долгов ты набрал со вчерашнего вечера? — расслабленно спрашиваю, забывая про прилипшую к телу одежду, тяжесть в теле из-за нее, но никак не могу забыть выходку Александра.

Наверное, отголоски разочарования в нем виднеются в глазах, и Форд поджимает губы. Дотрагивается до моей прилипшей ко лбу мокрой челки, заправляя ее за ухо. Я теряюсь в этом моменте. В секунду забываю обо всем.

— Все верну. Обещаю.

Хмыкаю и качаю головой.

— Да ладно тебе, когда ты еще поплаваешь в бассейне в одежде? — делает несколько шагов назад и тянет меня за собой, придерживая за предплечья.

Я крепче сжимаю руки за шеей Александра и поддаюсь ему. Глупо улыбаюсь, пока мы движемся вдоль бортика.

— Например, никогда.

— Мне нравится, — признается и прищуривается, когда встает лицом к солнцу. В который раз за все время выглядит чересчур притягательным к себе, и я промаргиваюсь, сбрасывая наваждение. — Словно детскую мечту воплотил: упал в бассейн с красивой девушкой.

Прыскаю от смеха.

— Не упал, а потащил за собой.

— Иногда мечты требуют усилий.

Ведя подбородком и ощущая, как по переносице ползет румянец, поворачиваю голову в сторону.

Всматриваюсь в водную гладь, которая блестит под теплыми лучами. Иногда невысокие волны поднимаются от наших движений, дотрагиваются до плеч, шеи и вновь растекаются дальше середины бассейна, куда мы не заходим. Форд молча водит меня по кругу, а я лишь изредка шевелю ногами, опять полностью доверившись. Наслаждаюсь комфортной тишиной, что перебивается только всплесками и пением птиц.

— Напомни, сколько тебе лет? Почему ты не научился плавать? — интересуюсь, когда цепляюсь за бортик и Алекс встает рядом.

Он закатывает глаза.

— За все почти двадцать семь умение плавать мне не пригодилось.

— А как же отдых у моря? Как приятно заплыть подальше от надоедливых туристов, — вспоминаю время, проведенное в Бари, и на сердце болезненными отголосками оседают яркие картинки.

— Для этого я элегантно прикуплю надувной матрас.

Открыто смеюсь, чем вызываю такую же реакцию у Алекса. Становится по-настоящему хорошо и комфортно.

— Тебе нравится плавать?

— Да, — выдохнув, отвечаю. — В Италии я жила у самого побережья и почти каждый вечер спускалась к морю.

— Скучаешь, наверное, по теплому морю в Лондоне?

— Иногда да, иногда нет. Везде есть свои плюсы и минусы, но я бы хотела съездить в родной город, — признаюсь, хотя в душе все еще грызут сомнения. Оказаться там, значит, поймать еще больше связанных с семьей воспоминаний. Не хотелось бы портить отдых очередной порцией боли в сердце.

— Напомни, где ты жила?

— Бари.

— Бари… — задумчиво вторит Форд и будто на секунду погружается в свои мысли.

Я и сама замолкаю, пока резкий вскрик не разрушит тишину.

— Что здесь происходит?! — мать Александра появляется неожиданно и как всегда не вовремя. За ней следует Айлин, довольно ухмыляется.

А ведь я про нее успела забыть…

— Вы в своем уме? Александр, с тобой все в порядке? — суетливо взмахивает руками, точно забывая про мое присутствие. Все внимание уделяет Форду, который громко шмыгает носом и возносит глаза к небу. — Милый, если бы ты поранился?

Прикусываю губу, чтобы не засмеяться.

— Мама! Угомонись, — подтягивается на бортике и вылезает из воды. Он помогает подняться и мне, торопливо притягивая к себе под бок, словно это спасет от злостного взгляда Миранды.

— Это все она, да? — неприлично тычет пальцем, а после резко начинает обмахивать ладонями лицо, притворяется, что случилось что-то плохое. — Я не выдерживаю этого! Не выдерживаю!

— Не она, а Кьяра. Это во-первых, — спокойно начинает Алекс и накидывает мне на плечи полотенце. Только сейчас замечаю, что зубы стучат от холода, а одежда сильно и некомфортно прилипает к телу. — Во-вторых, это я сделал.

У Миранды явно случается очередной театральный приступ: она хватается за сердце и медленно опускается на лежак.

— Плохое влияние! Все дело в плохом влиянии! — закрывает глаза, и Алекс в открытую улыбается.

Я же стараюсь быть незаметной и немного заступаю за Александра, чтобы никто не услышал моих смешков.Никогда не была на такого рода представлениях, но мне точно нравится. Особенно, как вокруг миссис Грант начинает носиться Айлин и предлагать ей воды.

— На следующих выходных мы поедем прыгать с парашюта, — вдруг выпаливает Александр, и Миранда из сидячего положения оказывается в лежачем.

На этот раз я не выдерживаю. Лбом упираюсь между лопаток Александра. Хватаюсь за мокрую рубашку и смеюсь.

— Она меня ненавидит, — проговариваю, и Форд тоже смеется.

— Плевать.

— Миссис Грант, я уверена, что он просто шутит, — щебечет Айлин.

Передергиваю плечами, но продолжаю наблюдать за наигранными страданиями Миранды.

— Умный мальчик, а таким занимается. Они все хотят моей смерти, — поднимает ладони и возводит глаза к небу. — Однажды мое сердце не выдержит! Не выдержит!

— Пойдем, пока они друг другом заняты, — Александр протягивает мне ладонь, и я соглашаюсь.

Плетусь за Фордом и невзначай осматриваю его облепленное одеждой тело. Понимаю, что лучше, чем в серых спортивных штанах, мужская задница смотрится в мокрых тонких брюках. От своих же мыслей краснею. Как маленькая девчонка. Только против ничего не имею, даже сильнее отстаю от Алекса.

— Что случилось? — встречаем мистера Гранта в гостиной. Он откладывает газету, заметив нас и услышав мокрые шлепки босых ног по полу. — Ливень?

— Немного поплавали. Забыл предупредить Кьяру, что у нас есть бассейн, — мило улыбается, и Патрик кивает. Я сама неловко жмусь к Алексу. — Пришлось импровизировать.

— Очень хорошо, развлекайтесь сколько влезет, — отмахивается и опять принимается за чтение.

От такой спокойной и безразличной реакции едва не давлюсь слюной от удивления. В который раз задаюсь вопросом, как Патрик ужился с Мирандой? Всегда она такой была или все дело в моем присутствии?

— Мама в саду, — бросает Форд через плечо, когда мы отходим на приличное расстояние. — Она не может смириться с помолвкой. Поговоришь?

— Вечером, — спокойно отвечает, даже не посмотрев на нас. — В конце концов, она примет твой выбор.

Александр кивает и тянет меня дальше. Мне становится спокойно. По крайней мере поддержка в этом доме у меня будет.

***

Со вздохом перевернувшись на спину, утыкаюсь взглядом в потолок. Не могу уснуть. Уже который час верчусь в постели, никак не найдя подходящую для сна позу. Возможно, дело в моей долгой прогулке по комплексу почти сразу после неожиданных купаний в бассейне. А, возможно, виновен ужин, на который я как раз-таки опоздала. Отделалась, конечно, лишь косыми поглядываниями со стороны трех недовольных женщин. Не получила ни единого слова. Наверное, кольцо, что весь вечер «случайно» билось о стакан с водой, завязало всем языки. Оно и к лучшему. Удалось вкусно поесть.

Но вот сон…

— Алекс, — не выдерживаю. — Ты спишь?

Никто мне не отвечает, и я поворачиваюсь на бок, лицом к Форду. Дотрагиваюсь до его плеча, чуть стаскивая одеяло.

— Форд, — повторяю снова, и он морщится. — Спишь?

— Да, — хрипло тянет.

— Я не могу уснуть.

— Посчитай овец, — натягивает одеяло выше, намереваясь отвернуться.

— Не помогает, — сажусь. — Верни мне один из долгов.

Александр приподнимается, оперевшись на локти. Сонно трет глаза и щурится.

— Не уверен, что сейчас уместно о таком просить.

— Помоги мне уснуть, — с напором говорю, находя свою просьбу ничуть не странной. В конце концов, он уронил меня в воду днем, значит, я имею полное право разбудить его ночью.

— Ладно, — садится на край кровати. — Одень что-нибудь потеплее.

— У меня ничего нет.

— Удивительно, что в твоем чемодане нет куртки! — уже не сонно восклицает, и я ахаю от такой наглости. Не успеваю ничего ответить: — Возьми что-нибудь из моих вещей. Я сейчас вернусь.

Александр бодро выходит из комнаты. И я начинаю сомневаться: точно ли он спал.

Посидев пару минут в теплой постели, уже жалею, что втянулась в очередную авантюру, которую сама и проворачиваю. Заплетаю волосы в слабый пучок, целенаправленно следую к шкафу по холодному полу. На заполненных чужой одеждой полках нахожу толстовку с потертой от времени надписью и флисовые клетчатые штаны, которые приходится подкатать.

В большой одежде чувствую себя уютно. Даже теплее, чем под одеялом. Особенно приятно ощущать слабые отголоски знакомого парфюма. В каком-то даже нетерпении присаживаюсь на край кровати и жду Форда.

Он появляется в комнате с бутылкой вина и покупной сырной тарелкой. Молча протягивает мне, и я жду, пока он сам соберется. Наблюдаю за ним, засматриваясь на подтянутое тело, когда Алекс снимает пижамную футболку. В какой-то момент запутываюсь в своих мыслях, что поступаю неправильно. Сколько раз я твердила себе: не подпускай и не привязывайся к Александру. А в итоге что? Где и с кем я сейчас нахожусь?

Глупая. Глупая. Глупая.

— Пойдем, — кивает в сторону двери и забирает у меня вино с сыром.

— А куда?

— Ты же попросила помочь тебе уснуть. Вот я и помогаю.

— Я же должна знать подробности, — пристаю к Александру, тихо спускаясь по лестнице на первый этаж. — Вдруг ты опять меня в бассейн сбросишь.

Форд лукаво ухмыляется и пропускает меня вперед, выйдя в сад. Голых щиколоток сразу касается роса. Она бодрит так же, как свежий ночной воздух. Наконец-то знойная жара отошла, уступив место приятной прохладе. Я даже приподнимаю нос, чтобы сделать несколько глубоких вдохов, пока Александр ведет меня вглубь сада.

А ведь я снова слепо ему доверяю. Словно так правильно и так было всегда. Наивная надежда, что он никогда не причинит мне вреда, почему-то глубоко засела в груди и стала ощущаться, как настоящая правда. И противостоять этому я не могу. Иду за Алексом, будто держась за невидимую нить, которая точно приведет меня к чему-то хорошему.

— Вот, — указывает ладонью на большие подвесные качели, накрытые чехлом. — Подержи.

Опять отдает мне вино с сыром, и я неловко переступаю с ноги на ногу. Наблюдаю за Алексом, понимаю, что не такой авантюры я ждала. Наверное, хотелось чего-то более экстремального.

Но все сомнения отпускают, когда Александр приглашает меня прилечь. В большом покрытом мягкими матрасами и подушками коконе до одури уютно. Плетеные канаты, на которых держится вся конструкция, из-за темноты совершенно не видны, и кажется, будто мы парим в воздухе. Подгибаю под себя ноги, оглядываюсь и ахаю, когда поднимаю голову к небу. Чистое синее полотно покрывает россыпь блестящих звезд. Они не мигают приветливо, а ярко горят. Выстраиваются в лишь знающим людям рисунки, рассказывают им свою историю.

— Как красиво.

— Мне тоже здесь нравится. Часто здесь бываю вечерами, — закидывает в рот кусочек копченого сыра и открывает вино. — Не взял бокалы.

Отмахиваюсь.

— Не думаю, что мы можем брезговать друг другом, — отвечаю, и Алекс смеется.

Он делает первый глоток и передает бутылку мне, сказав:

— Красное, сухое.

— Самое то, чтобы уснуть, — чувствую на языке небольшую кислинку и перебиваю ее сладостью винограда. Делаю второй более крупный глоток, пока по горлу и желудку проносится жжение. Ложусь поудобнее на мягких подушках и вновь смотрю на небо. — Будешь рассказывать мне про звезды?

— Нет, — слабо улыбается, также отпивает вино и ложится рядом. — Я ничего про них не знаю.

— Неужели никогда не было интересно, если ты здесь проводишь вечера?

— Не хочу расстраиваться. Чаще всего за красивыми звездами прячутся построенные на несчастье легенды, — Алекс поворачивает голову ко мне, и наши взгляды пересекаются. — Я лучше буду наслаждаться красотой в незнании, чем думать о чужом горе.

— Ты прав, — забираю бутылку себе.

В ночной тишине слышно лишь шелест листвы и стрекотание сверчков. Прохладный ветер приятно дотрагивается до оголенных участков кожи, а почти полная луна превращает безобидные силуэты высоких кустарников в нечто неизвестное и пугающее. Я двигаюсь ближе к Алексу, чтобы чувствовать себя безопаснее. Его подсвеченное лунным светом расслабленное лицо опять кажется мне очень привлекательным, и я даже выделяю себе несколько секунд на рассмотрение.

— Все еще не хочешь спать? — через какое-то время спрашивает, когда вина остается ровно половина и в теле чувствуется опьяняющая легкость.

— Пока нет. А ты?

— Теперь и я не хочу, — на выдохе отвечает. — Извини за маму и ее поведение.

Я присаживаюсь, подтянув к себе колени и обняв их.

— Все нормально.

— Не нормально. Просто она не может свыкнуться, что ты — не Айлин, — Александр поправляет челку. — Дело в том, хотя я даже не знаю, в этом ли. Она слишком сильно сдружилась с Ислой и достаточно трудно перенесла мое расставание с Айлин. Наверное, она продумала все наперед и сильно погрузилась в эти мечты, — язык Александра немного заплетается, а голос отдает хрипотой. — И, возможно, она думает, что тогда мы ошиблись. Но мы не ошиблись, Кьяра. Я ничего не чувствую к Айлин, — признается. — Я благодарен ей за опыт, но не более.

Почему-то от слов Алекса становится спокойнее. Айлин он больше не выберет.

— Почему ты не скажешь ей об этом?

Александр хмыкает и делает большой глоток, не кинув ничего в рот.

— Говорил. Мама… она немного мнимая о себе и проявляет сильную опеку с самого детства. Папа тоже таким был, но с возрастом отпустило. Когда ты единственный и вымученный ребенок такое кажется нормальным, пока не повзрослеешь.

— Поэтому у тебя другая фамилия? — зачем-то спрашиваю, пока раскрытые Алексом секреты постепенно оседают в нетрезвой голове.

— Вроде того. Я хотел доказать, что добьюсь всего сам. Без связей отца и его успеха. Сменил ее сразу после поступления в вуз. Выбрал первую в поиске, словно назло, а в итоге все равно оказался среди работников компании, где папа соучредитель.

— Ого, — все, что могу из себя выдавить, хотя внутри кипит настоящее удивление. Возможно, все видно по моему лицу, потому что Алекс слишком сильно улыбается.

— Получается, от семьи не убежишь?

— Никто не знает на работе?

— Пару человек.

— Тогда можно считать, что ты всего добиваешься сам. Твоя должность не высокая.

— Наверное, да. Но ощущение остается. Да и любое продвижение вверх будет казаться ненастоящим.

— Cazzata!*(с итал.: чушь собачья) — повышаю голос и упираюсь коленями в матрас. Сажусь почти лицом к Александру. — Ты всего сам сможешь добиться. Талант и умение никакими связями человеку не привьешь.

Мягко улыбнувшись, Александр невесомо дотрагивается до моей щеки. Буквально несколько незначительных секунд, но сердце внутри взрывается и рассыпается на мелкие осколки.

— Спасибо. Ты мило выглядишь, когда отстаиваешь чьи-то права.

Неловко киваю и занимаю свое место. Алкоголь опять оказывается у меня.

— Можно спрошу? — Форд согласно кивает. — Из-за этого ты знал, что тогда в подсобке и в переговорной нас никто не увидит?

— Да.

— Ладно, — прокашливаюсь. — Но больше мы так делать не будем.

— Я думал, тебе понравилось, — нахально ухмыляется и отпивает вино.

— Может, и понравилось. Но работа дороже.

— Не уволят, — ехидничает, и я пихаю его в плечо.

Мы опять замолкаем. Находимся вместе в комфортной тишине, и я задумываюсь, как мне хорошо. Давно я не расслаблялась в компании не очень и знакомого человека. Только Александр стал почти родным, а его вопросы — личными.

— Почему ты не вернулась в Италию? Дело же не в учебе, да?

Поджимаю губы. Жалею, что сейчас не моя очередь делать глоток.

— Родители, — стискиваю зубы, пока боль не прокатится по челюсти. — Они пластические хирурги, а я хотела стать архитектором. Но никто не поддержал моего решения, а я не добилась цели, — дергаю скулой. — Стыдно даже немного. Подвела не только их, но и себя. А в строительной фирме работаю, только чтобы хоть немного докоснуться до мечты.

— Почему ты не попробуешь еще раз поступить?

— А где и на что я буду жить, если опять начну учиться? — поднимаю глаза к небу, отвлекаюсь на звезды.

— Ну… Можешь у меня, — спокойно говорит, и я закашливаюсь. — У меня много места, и мы друг другу не чужие.

— А если ты влюбишься? — вопрос сам вырывается, и я торопливо добавляю: — Не в меня. Если ты вообще влюбишься, то что будем делать с соседством?

— Я уже влюблен.

Что-то странное падает в желудок. Сказанное Александром застает врасплох, и я теряюсь. Почему-то ревностно сжимаю кулаки, пока внутри все стягивается от услышанного. Не могу описать свои эмоции. Не могу понять, что чувствую. Как будто… пустоту.

— А наши отношения? — хриплю и смачиваю горло остатками вина. Пустая бутылка с шумом падает на землю.

— Они никак не мешают. Это не взаимно.

— Ты так уверен?

— Уверен, — Александр горько усмехается. — Не переживай, если я начну отношения, ты сразу об этом узнаешь.

— Ладно, — соглашаюсь и пытаюсь переварить полученную информацию.

Я уже влюблен. Я уже влюблен. Я уже влюблен.

Без остановки крутится в голове. Вот только почему? Какое мне дело до любовных утех Александра, если я сама… сама, что? Сама пытаюсь почувствовать что-то к другому.

— А ты влюблена?

Вздрагиваю и часто моргаю.

— Наверное, нет.

— Наверное?

— Я пока не знаю, — отмахиваюсь. — Не понимаю.

— Понятно, — тихо отзывается и отворачивается.

Сама ложусь обратно. Ощущаю, как яркие пятна в небе начинают кружиться. Голова становится легкой и мысли в ней пропадают. Алкоголь наконец-то в полной мере смешивается с кровью, и я чувствую долгожданное опьянение. Именно сейчас мне его и хочется. Только бы забыть сегодняшний разговор. Вернее, последние несколько фраз.

Правильно Александр сказал: лучше не знать ничего о красивом.

Лучше бы я не знала ничего про Александра.

Глава 13. Комната из стекла

— Кьяра? — хрип Браун перебивает поворот ключа.

С тяжестью вздыхаю, понимая, что все же разбудила подругу. Чувство вины немного дотрагивается до сердца. Оно быстро сменяется на веселую улыбку, когда я включаю свет в квартире, и сонная Фиби выставляет из-под одеяла средний палец.

— Эрик признался мне в любви, — падаю к Фиби на кровать и вынуждаю ту с недовольством подвинуться. — И я сбежала.

— Почему?

— Не думала, что все будет так серьезно. Я не готова.

— А что ты думала, когда начинала с ним встречаться? — Браун открыто зевает и подкладывает ладонь под щеку. В глазах все еще виднеется ее недосмотренный сон.

— Буду получать подарки и бесплатно ходить в кино, — тяну, а сама постыдно отвожу взгляд. — Ничего я не думала. Ну… Что все само потом разрешится и будет понятно.

— Он тебе не нравится?

— Кажется, больше нет, — вспоминаю красивое лицо Эрика, и вытягиваю губы. — Своими словами он отбил весь интерес, — смотрю в потолок и на нем не нахожу ответов. Только тишина заполняет собой квартиру, ложится на плечи и побуждает совесть начать выедать меня изнутри. — Я ужасная?

— С чего бы?

— Плохо поступила. Бросила его.

— Бывает, — спокойно говорит Фиби. Она также ложится на спину, смотря наверх. — Ты не обязана отвечать взаимностью.

— Но я дала повод.

— Риччи… — тяжело вздыхает Фиби, и я поджимаю губы. Снова нарываюсь на нравоучения. Che diavolo!

с итал.: черт

— Мне вставать завтра к третьей паре и сон до обеда был моей мечтой, а ты пришла ко мне страдать? Либо ты сейчас берешь себя в руки, либо валишь с кровати нахрен!

— Беру в руки, — тихо произношу и вжимаю голову в плечи.

— Так бы сразу. Ты никому ничего не должна. Если чувства не вспыхнули, значит, Эрик просто не твой человек. Глупо заставлять себя испытывать к нему взаимность.

— Мне кажется, что я просто боюсь ее испытать. Вдруг он поймет и начнет мной пользоваться, указывать, что делать? Или вдруг я начну зависеть от него?

— Если ты не готова, то лучше не начинать. Подумай об этом на чистую голову, а не на эмоциях. Если тебе комфортно одной — ничего страшного. Всему свое время.

— Мне нравится быть с кем-то, но не нравится ощущать привязанность, — морщусь. Неприятное, липкое чувство насквозь пропитывает внутренности, и я передергиваюсь. — Наверное, я еще не доросла до отношений.

— Может быть, — зевает Фиби, и я понимаю, что зря ее тревожу.

— Можно посплю с тобой?

— Можно, но сначала переоденься и выключи чертов свет! — повышает голос Браун.

Я весело улыбаюсь и делаю все, о чем меня просит Фиб. Укладываюсь рядом и до подбородка натягиваю свое одеяло. Прислушиваюсь к чужому, медленному дыханию, прикрываю глаза. Только сон не приходит. Взамен ему терзают мысли.

Если мне так хочется иметь с кем-то связь, но не хочется быть обязанной, то я могу обойтись простой интрижкой. Один вечер — не больше.

От таких правил становится легко. И эту ночь я посвящаю составлению простого, но важного для себя списка принципов.

Короткое воспоминание развеивается, когда его перебивает внутренний голос. Он злостно перечисляет те самые правила, которые я беспощадно продолжаю нарушать рядом с Александром. И ладно, с выбором спать с ним на договорной острове я смирилась, но с позволением подпускать его так близко — нет. Ошибка будет дорого стоить, только назад пути уже нет. Да и возвращаться отчего-то не хочется. Привычка быть с Александром глубоко засела внутри и избавиться от нее будет трудно. Наверное, это плата за качественный секс. Ведь глупо было надеяться, что никаких последствий и побочных эффектов не будет.

Самым же неприятным сейчас чувствуется постепенно переваренная информация. Безответно влюбленный в кого-то Форд никак не вяжется в моей голове с самоуверенным образом гребаного сердцееда. Хотя, может, это все маска? С чего мне знать, какой он настоящий? Быть может, все, что я вижу — такой же спектакль, как и наша игра перед его родными.

— Александр? — плюю на догадки, посчитав их пустой тратой времени. — Ты уснул?

— Нет, — хрипло отвечает и медленно поворачивает голову в мою сторону. Лицо Александра тут же покрывается тенью, которая падает с листвы, а глаза блестят от света фонариков. — Просто лежу с закрытыми глазами.

Улыбаюсь и делаю глубокий вдох.

— Почему ты спишь со мной?

— Забыла все из-за вина? — приподнимает уголки губ. — Мы же договорились.

— Я не об этом. Зачем мы спим, если ты влюблен?

Форд замирает и напрягается в плечах. Неотрывно смотрит в глаза, и у меня по предплечьям проходится дрожь. То ли от волнения, то ли от любопытства.

— Мне обязательно отвечать?

— Да, мне не ясны твои мотивы. Я согласилась, потому что я свободна и мне так удобно. У тебя же есть чувства, — вкидываю первый пришедший в голову аргумент и, кажется, начинаю жалеть, что вообще затеяла это.

— Чтобы забыться, не думать о ней, — спокойно отвечает, и сердце как-то неприятно сжимается. Стараюсь не подавать вида, держу лицо и контролирую эмоции, пока где-то на подкорке сознания созревает… разочарование?

С чего бы? —

Это не помешает нам?

— Нет, — сглатываю и шутливо добавляю: — Ты же не представляешь ее, когда мы вместе?

— Нет. Было бы низко так поступать.

— Хорошо. Тогда нет проблем, — отворачиваюсь. Поджимаю губы и смотрю на усыпанное звездами небо. Составляю из ярких точек лишь мне известные картинки, отвлекаясь и перебивая возникшее опустошение.

Не нужно было спрашивать ничего. Остаться с минимальной информацией, чтобы не наживать больше проблем и догадок.

— Если бы не вино, я бы не стал о таком рассказывать. Добавляет смелости, не находишь?

Алекс привлекает к себе внимание, и я пожимаю плечами.

— Наверное, да. И пробуждает странные желания, — гляжу на Форда, и он с интересом прищуривается. Подается ближе, позволяя себе дотронуться до моего плеча.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Какие?

Ответно касаюсь шеи Александра. Веду вниз и, наблюдая за чужими эмоциями, заигрываю. Осознаю, что мне нравится

так

. Легко, необдуманно, кокетливо вести себя рядом с ним.

— Выпить чай с фисташковыми эклерами, — томно произношу, и ладонь уже скользит под футболкой по животу.

— Пойдем.

От твердости и уверенности в голосе Алекса теряюсь. Пару раз заторможенно моргаю, нервно хихикнув.

— Шутишь?

— Нет. Если ты хочешь, то пойдем. Эклеры остались, я видел.

— Алекс, все спят.

Закатив глаза, Александр поднимается на ноги. Он берет в руку брошенную пустую бутылку и остатки сырной тарелки.

— Ты хочешь чай с эклерами?

— Хочу, — признаюсь от того, что рот тут же наполняется слюной от упоминания вкусного десерта: фисташковый густой крем с кусочками орехов ощущается на языке.

— Тогда пошли, пока я не передумал заварить настоящий английский чай. Такой не сделают в… — он щелкает пальцами, вспоминая. — В Бари.

Весело улыбаюсь и неуклюже поднимаюсь следом. Вино все же одурманило.

— Если я увезу в Италию какого-нибудь симпатичного англичанина, то вкусный чай мне обеспечен, — игриво подмигиваю, на что Алекс ведет подбородком.

— Меня так легко не увезешь.

— Тогда придется искать кого-нибудь посговорчивее.

Теряюсь в простоте разговора, что даже не замечаю, как мы оказываемся в доме. Тихими шагами, словно нашкодившие дети, подкрадываемся на освещенную луной кухню. Стараемся не шуметь, когда нерасторопными, пьяными движениями вдвоем ищем эклеры в холодильнике, то и дело задевая стоящие в нем продукты и перебивая звон ударяющихся кастрюль смехом и шиканьем друг на друга.

За нелепыми толчками, касаниями, взглядами прячется загадочное томление в груди. Но я отмахиваюсь. Не придаю никакого значения, лишь перехватываю упаковку с эклерами, когда Алекс отвлекается на поиски заварки.

Покусываю губы и крепко сжимаю между пальцев край кухонной столешницы. Наблюдаю за Александром, который в полумраке колдует над чаем, хриплым голосом утверждая, что это самый настоящий английский «эрл грей». Мягко усмехаюсь, запоминаю движения Форда и прыгающих в прозрачном чайнике чаинок, пока чужой выжидающий взгляд не поймает мой.

Всматриваясь в мое лицо, Александр наклоняется. Где-то в груди сердце волнительно замирает, и выпитое вино напоминает о себе жжением в животе. Интимности тишина становится громче любых слов, а поцелуй… поцелуй кажется неожиданным, но таким желанным.

Нежное касание губ, опьяняющая близость и ничтожные миллиметры между телами. Александр упирается ладонями у моих бедер, и я едва не ударяюсь затылком о навесные ящики, полностью расслабившись в теплых объятиях — таких непривычных, странных и совершенно неправильных. Объятиях, которые ощущаются прохладой летнего вечера, привкусом сладкого вина на кончике языка и тайной, что навсегда останется между нами.

— Ты пьян, — тяжело дышу, смотря вниз. — И я.

— Сегодня — да, но завтра я буду трезв, — Александр обхватывает пальцами мой подбородок и поднимает голову, вынуждая уцепиться за чужой взгляд. — И завтра я также захочу повторить этот вечер.

Закрываю глаза. Вновь позволяю себя целовать. Медленно, с тянущейся, как карамель, лаской. Теряюсь в возникшем влечении, прощаюсь с собственным достоинством и воздухом в легких, когда Форд ладонями скользит по моим бедрам. Сжимает пальцы и тянет ближе к себе.

Постыдный стон прорывается сквозь движение губ. Руки сами ложатся на чужие плечи, сминая мешающую одежду. Только напор Алекса не меняется. Вернее, его просто нет. Лишь легкость прикосновений, которые все равно распаляют, доводят до изнеможения.

Совладать с собой трудно. И так каждый раз, когда Александр рядом. Возможно, он промышляет колдовством и методично подсыпает мне то самое приворотное зелье из сказок, а, возможно, он сам по себе притягивает. Магнитом вжимает в себя.

— Алекс, — запрокидываю голову назад, пальцами зарываясь в волосы Александра, когда мокрые, тягучие поцелуи рассыпаются по шее. Перебиваю вожделение и с придыханием говорю: — Я не буду спать с тобой на кухне.

— Я и не собирался, — с легким смешком отвечает прямо в шею. — Жду, когда заварится чай.

— Долго ждать? — глажу лопатки Форда и понимаю: Александр и алкоголь — опасное сочетание.

— Люблю крепкий.

В такт словам бьется и сердце. Александр пробирается под толстовку, пальцами перебирая ребра, а я не могу понять: жалею, что на мне так много закрытой одежды или нет. Сама скрещиваю ноги на талии Форда, надавив пятками на поясницу. Тихий смешок режет тишину на кухне, и губы вновь встречаются.

Минуты беспощадно убегают. Чай за прозрачным стеклом становится темнее, а за окном постепенно наступает рассвет. Но буйство красок ускользает, не привлекает к себе внимание, пока помещение не озарится слабым светом.

— Александр?! — удивленный голос Ислы отрезвляет.

Я вздрагиваю и цепляюсь за футболку Алекса, тяжело дыша. Зажмуриваюсь, когда Форд соприкасается лбом с моим и не торопится оборачиваться. Так же, как я и старается восстановить дыхание.

— Что вы творите?

— Проводим время вместе, — спокойно говорит Александр и встает ко мне спиной, закрывая.

Соскальзываю со столешницы. Не решаюсь высунуть свой нос. Лишь держусь за низ чужой футболки и переступаю с ноги на ногу. Жалею о закончившемся поцелуе, который до сих пор чувствуется пульсацией на распухших губах и трепетом в животе.

— На кухне? Александр, я не узнаю тебя и не понимаю твоих поступков. Что ты пытаешься всем доказать?

— С чего вы взяли, что я доказываю? Я на кухне своего дома со своей невестой. Что вас не устраивает?

— Ты не один в этом доме. Здесь есть гости.

— Я никаких гостей не звал, — спокойно отвечает, и я не сдерживаю едкого смешка.

Исла молчит. А я решаюсь сделать шаг вбок, чтобы показаться. Лицо матери Айлин не горит удивлением или раздражением. Она безразлично обводит меня взглядом, словно понимая, что нет никакого смысла продолжать поддевать.

— Ты не звал, а твоя мама звала. Имей уважение к ней.

— О каком уважении может идти речь, если вы сами не уважаете мои границы? Вы лезете и пытаетесь вернуть то, чего уже давно нет. Вы не понимаете сказанных вам слов, — Алекса несет. Его голос становится громче не несколько тонов, пренебрегая тишиной, которую мы пытались сохранить.

— Алекс, — тихо зову и опускаю ладонь на предплечье. — Не нужно.

Выдохнув, Форд кладет свою руку поверх моей. Сжимает, качая головой.

— Ты права, — оборачивается и, будто Ислы тут нет, продолжает заниматься своими делами: ставит чайник и чашки на металлический поднос.

Я же сглатываю вязкую слюну. Стараюсь также не подавать виду и слежу за Александром. Конечно, мне хотелось бы вернуться к более интересной части нашего времяпрепровождения, но окончательно абстрагироваться от присутствия миссис Майерс на кухне — не могу.

— Возьми эклеры, пожалуйста, — Алекс обращается ко мне и подхватывает поднос. Нежно и совершенно непривычно целует в висок, вызывая до одури странное подрагивание в груди. — Пойдем.

Заторможенно киваю. Принимаю к себе чертову неуместную коробку эклеров и делаю первые шаги, не смотря в сторону Ислы. Надеюсь, что под ее пронзительным взглядом, который ожогами чувствуется на лице и теле, не споткнусь и не облажаюсь. Пусть произошедшее будет уроком только для нее; пусть они все наконец-то поймут и отстанут от

меня

с Александром; пусть все закончится.

Алекс уводит меня уверенно. Словно прячет, заслоняя собой до самой спальни. Лишь в комнате за закрытой дверью я расслабляю плечи. Присаживаюсь на кровать и поджимаю ноги.

— Если бы тебя не было рядом, я бы точно отправил Ислу в задницу, — усмехается Алекс и ставит поднос на тумбочку. — Спасибо.

— Наверное, ей полезно прогуляться, — хмыкаю и забираю наполненную до краев чашку. От сказанных слов не становится стыдно. Наоборот, настроение приподнимается, а широкая улыбка Александра добавляет больше решимости. — Готова поспорить, она уже передала все твоей маме, и завтра тебя ждет очередное нравоучение.

— Плевать.

Александр садится рядом. Делает глоток чая, прикрыв глаза. Я же смущенно прячу лицо за чашкой, когда наши взгляды перекрещиваются. В тишине опять становится комфортно. Почти возвращается атмосфера близости, которая окутывала тела на улице. Остается только осадок недосказанности и груз на сердце от раскрытых секретов.

— Будешь еще? — Форд протягивает мне коробку с эклерами.

— Он последний.

— Я не голоден.

Мну губы.

— Точно?

— Да. Ешь, если тебе понравились.

— Спасибо.

Забираю десерт из рук Алекса, лишь мимолетно дотрагиваясь до кончиков чужих пальцев. Тут же неконтролируемо вздрагиваю, однако стараюсь не подавать вида. Все внимание переключаю на чай и эклер, чтобы не думать о произошедшем. Странные, возникающие чувства совершенно неправильные. Они кажутся чем-то по-настоящему грешным. Обжигают сознание, призывая наконец-то думать головой и обратиться к здравому смыслу.

Смотрю перед собой на открытый настежь балкон. С улицы по ногам дует прохладный ветер, и воздух становится тяжелым и влажным. Свежесть, которой он наполнен, напоминает мне о вечерах в Бари.

Подпираю щеку кулаком и слежу, как на доске вырисовывается очередная цепочка химических элементов. От усталости буквы и цифры давно сливаются воедино и разобрать получившийся пример просто-напросто не получается. Спасает только холодный осенний ветер, который пробирается через окно, гладит плечи и не дает уснуть.

— Реакция из домашних упражнений. Маттео, у тебя решить не получилось, поэтому прошу, — синьора Витале протягивает брату мел, и тот тяжело вздыхает.

Прячу довольную улыбку за ладонью. Наблюдаю, как Мат задумчиво чешет затылок, вычеркивая лишнее на доске. Сама слежу за правильностью его действий и цокаю языком, когда он теряет двойку у хлора.

— Кьяра, исправь ошибку брата, — Витале перебивает мое довольное злорадство, вынуждая подняться с места.

Забираю у Маттео мел, стерев добротную половину реакции. Аккуратно вывожу заученные элементы, даже не обращаясь к собственным записям. Мат же сосредоточенно следит за каждым движением, постепенно осознавая свою ошибку. Тихое ругательство срывается с губ, и я несдержанно смеюсь.

— Отлично, Кьяра. В химии тебе равных нет, — синьора не обращает внимание на веселье. В голосе лишь строгость, а в глазах стальная выдержка и армейская закалка. Никакой искренней похвалы. — На сегодня достаточно. Дома посмотрите упражнения на двухсотой странице и прочитайте несколько статей, которые я вам направлю. Маттео, ты обрати внимание на пройденный материал и еще раз закрепи. Попросишь помощи у Кьяры.

Маттео сжимает челюсть, надевая рюкзак на напряженные плечи. Ждет, когда я закончу собирать свои вещи и сухо прощается с преподавателем.

— Тебе кто-то помогает с домашкой? — резко спрашивает.

— Нет.

— Как ты тогда смогла решить?

— В смысле, как? Прочла параграф, — недовольно морщусь, потому что совершенно не нравится наезд Мата.

— Зачем? Тебе же это не нужно.

— У тебя ко мне какие-то претензии? — останавливаюсь у выхода из учебного центра и складываю руки на груди. Смотрю в светлые глаза брата, стараясь отыскать в них ответы.

— Я просто не понимаю. Зачем ты продолжаешь выполнять задания, ходишь на занятия, если не хочешь становиться врачом?

— Наверное, потому что у меня нет выбора, Мат?! — открыто злюсь. — Я не хочу лишаться тусовок, кредитки и капли свободы из-за своих прогулов. Тем более ты сам просишь меня ходить, чтобы и ты не получал. В чем же теперь проблема, Мат? В том, что сегодня все внимание было приковано ко мне? Не бойся, все лавры достанутся тебе. Ты же у нас наследник «империи»!

— Тогда не забирай чужое, если тебе оно не нужно!

Втягиваю воздух через нос.

— Да пошел ты в задницу, Маттео, — огрызаюсь.

Быстрым шагом сваливаю от брата, не желая его больше видеть. Боль настоящего предательства сковывает сердце, и я опускаю ладонь на грудь. Присаживаюсь на ближайшую скамейку, не понимая, почему на душе так пусто.

Тру лицо ладонями. Стираю с щек первые слезы, которые напоминают о прошлом. Хорошее вновь спряталось за плохим. Забираюсь под одеяло, скрываясь от прохлады.

Александр уже спит. Он не шевелится, когда я двигаюсь к нему ближе, чтобы было теплее. Никак не реагирует, стоит мне зачем-то поправить ему челку, нежно коснувшись лба. Провести по скуле, шее и с раздражением к самой себе одернуть руку.

Смотрю на Форда, и в голове возникают сказанные Матом слова:

я опять пытаюсь забрать себе то, что моим не являемся.

Глаз сомкнуть не удается до самого рассвета. Холодного, морозного рассвета, который наступает мучительно медленно и не уносит с собой переживания.

Глава 14. Морок

Очередной раскат грома раздается за окном. Вздрагиваю и, вцепившись пальцами в одеяло, раздраженно вздыхаю. Поворачиваюсь на другой бок в надежде не упустить отголоски прерванного сна. Носом врезаюсь во что-то твердое, не сразу вспоминая про Александра рядом. Сильнее зажмуриваюсь. Решаю не подавать виду и попытаться уснуть.

Шум на улице усиливается: скрип деревьев царапает слух, ударяющиеся о подоконник капли болью ощущаются в голове, а очередной рокот грома дрожью проходится по плечам. Сжимаю губы и ближе двигаюсь к Александру, посчитав, что от его тепла смогу заснуть обратно.

Почти аккуратно укладываюсь рядом. Чувствую запах чужой кожи, который постепенно впитывается в мою. Становится по-особенному уютно, и непогода за окном уже не беспокоит. Только напряжение опять вынуждает каждую клеточку в теле затвердеть, когда Александр меня обнимает. Его ладонь невесомо касается скрытой под тонкой тканью ночной рубашки поясницы.

Выдыхаю.

Черт возьми, что мы друг другу позволяем?

Сон тут же теряется.

Вернее, он плотным туманом стоит перед глазами, но никак не утянет в свои объятия. От недосыпа в висках сразу начинает покалывать, и я стараюсь прислушаться к тихому дыханию Алекса, которое скрывается в каплях дождя.

В неправильных объятиях становится дурно. Нельзя потакать глупым желаниям, что точно навеяны тактильным голодом. Но так хочется. Особенно, когда ладонь нежно скользит по спине.

— Кьяра? — хриплый после сна голос мурашками бежит по рукам.

Тихо мычу в ответ, и хватка на мгновение становится тверже, но быстро расслабляется.

— Давно не спишь?

— Нет, — замираю, так и не решившись пошевелиться. От чего-то не хочется нарушать сложившуюся между нами близость. — Гром разбудил.

— Боишься? — так спрашивает, как спрашивают в глупых мелодрамах, когда очередной крутой парень пытается выглядеть еще круче в глазах девочки-подростка. Несдержанно фыркаю. Такое поведение Алекса мне не нравится. Однако быстро отхожу, потому что он в своей лукавой манере продолжает: — Накрыть тебя одеялом с головой или предпочтешь залезть под кровать?

— Предпочту послать тебя в задницу вместе с твоим предложением. Мне не страшно!

Александр смеется — глубоко, по-настоящему, — и грудь у него приятно вибрирует.

— Хорошо, — отвечает, и преследующий меня все выходные злой рок напоминает о себе: в такт словам Алекса за окном раздается громкий треск грозы. Кажется, что молния ударяет в паре метров от дома, вынуждая стены задрожать.

Я вздрагиваю от неожиданности, и короткое ругательство едко пронзает спальню. Вслед за ним тянется хрипота чужого смеха.

— Мы не будем обсуждать произошедшее, — говорю быстрее, чем Форд мог бы успеть съязвить.

— Конечно. Кто я такой, чтобы задевать твое эго?

Резко выдыхаю.

Dannazio

ne*( итал.: черт возьми).

До чего несносный! Еще и с самого утра.

—

Вот именно! — задираю голову, и первый раз за сегодня наши взгляды пересекаются.

Еще явно не до конца проснувшийся Александр привлекает к себе своей небрежностью и мягкостью. Расслабленное лицо, неуложенные волосы, прищуренные сонные глаза — все кажется таким привычным и знакомым, что даже на мгновение меня пронзает той самой сверкающей на улице молнией.

Не могу оторваться от Форда; не могу пошевелиться и оставить скопившееся между телами тепло. Меня словно магнитом тянет к горячей коже. Что-то неподвластное требует оставить все так. Ничего не менять самой, пока кто-нибудь другой не решит сложившуюся… проблему?

Думаю, да. Самая настоящая проблема, которая вынуждает мозг бурлить в голове и подгонять к непроснувшемуся сознанию толпы мыслей. Очередных раздумий, что не приведут ни к чему дельному. Только оставят на душе глубокий след разочарования в себе и неспособности контролировать собственные эмоции и чувства.

— Завтрак? — перебивает возникшую паузу, легкостью своего голоса застав врасплох.

Морщусь. Недовольно и неприлично качаю головой. Полностью предстаю перед Александром в своей обычной манере.

— Не хочу туда спускаться. После вчерашнего вечера, — признаюсь. Совсем не хочется видеть лица трех женщин, готовых порвать одним лишь взглядом. — Давай ты сам.

— Отправляешь меня на растерзание?

— Предлагаю альтернативы, — прячу зевок за ладонью и, накрывшись одеялом выше, поворачиваюсь спиной к Алексу. — Да и вообще, я не голодна.

— А если сходим куда-нибудь в другое место?

— Давай ты сходишь, купишь мне завтрак, — закрываю глаза. Все же сна было чересчур мало. — А я тебя подожду.

—

Кьяра, —

опять игриво произносит мое имя, и я невольно в памяти повторяю и повторяю сказанное, — так дело не пойдет. Мы помолвлены.

Прикусываю нижнюю губы, чтобы не засмеяться. Зажмуриваюсь и хватаюсь за одеяло, когда Александр медленно тянет его вниз.

— Хорошо. Ты спускайся, а я догоню тебя, — весело говорю. — Правда-правда.

— Я похож на идиота?

Моего голого плеча касаются холодные пальцы. Веду им, понимая, что Алекс не отстанет. Да и совесть отправить его одного на растерзание не позволяет. Не хочу, чтобы он страдал из-за меня. Хоть моей вины ни в чем нет, но раз приехали вместе — отдуваться тоже будем вместе.

— Хорошо, — выдыхаю и ложусь на спину. Тут же ловлю голубой и теплый взгляд, который пронзает тело и задевает душу. Толика нежности, таящаяся в чужих глазах, кажется мягкостью летнего утра. — Пойдем вместе.

— Я знал, что ты мне не откажешь.

— Когда-то я такое уже слышала, — прищуриваюсь. — Будешь должен.

— Опять?

Небрежно пожимаю плечами. В районе солнечного сплетения приятно жжет нетерпение и игривость от разговора.

— Вечно ты влезаешь в долги, tesoro mio*( итал.: мое сокровище). Пора пересмотреть все договоренности.

Алекс мимолетно хмурится. Однако быстро сбрасывает поверхностную эмоцию.

— Сегодня последний день, и я просто позволяю тебе отыграться.

— Да что ты!

Наигранно ахаю, на что Александр кивает и, соблазнительно ухмыльнувшись, поднимается с кровати. Позволяю себе расслабленно растянуться и просто молча наблюдать за сборами «жениха»: все же в обычной футболке и спортивных штанах он хорош. Иногда прикрываю глаза, так и желая погрузиться обратно в сон. Только вся легкость пропадает, когда Форд скрывается в ванной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Прокручиваю в голове забавный утренний диалог. Чем-то цепляет он своей простотой и небрежностью. До того момента, пока сказанные мной слова слабым разрядом тока не почувствуются на кончиках пальцев.

Tesoro mio

*(с итал.: мое сокровище

.)

Боже мой.

Я назвала его своим сокровищем и даже не заметила.

Присаживаюсь, оперевшись на спинку кровати. Притягиваю к себе колени.

Мое сокровище

. Словно мороком покрытое сознание не позволило уследить за языком. Я потеряла бдительность над собственным разумом, выставляя наружу совершенно неясные чувства.

Чувства?

Зажимаю пальцами переносицу. Нет никаких чувств. Просто слабая привязанность, которую я позволила себе в качестве исключения. Потому что сложно спать с кем-то и не испытывать к человеку влечение. Сексуальное влечение, не больше. Обыденность, что навеяна частыми встречами, странными предложениями и даже этой поездкой.

Просто незамеченная никем случайность, которая забудется на следующий день, а, может, и через пару часов. Тем более Александр точно не понял сказанных мной слов: они были произнесены резко, быстро и практически неразборчиво. Даже если и уловил странное сочетание, то точно не смог его запомнить, чтобы попытаться перевести.

Однако, если так все-таки произошло, и ни к чему не привязанное прозвище стало «расшифрованным», то плевать. Да, плевать. На этих выходных мы играем в до одури странную игру. Она и позволяет раскидываться ласковыми словами, прикосновениями и взглядами. Всему есть оправдание, и моей вины здесь нет.

Кусаю щеку, когда оказываюсь в ванной. После утренних процедур выходить из нее не хочется. Почему-то все еще прыгают в голове мысли, что Александр понял. Как-то странно он глянул на меня, сменив лукавство на серьезность. Возможно, он просто переживает за завтрак после вчерашнего. По крайней мере, я немного переживаю. И хоть статус позволяет нам с Алексом целоваться где и когда угодно, быть замеченными не хотелось бы. Тем более Миранда точно найдет момент, чтобы обсудить произошедшее, нагнать очередной пыли в глаза о том, как я плоха для ее сына и предложить альтернативы в виде Айлин. Желания участвовать в очередном представлении не хотелось бы. Только деваться некуда, и ноги сами ведут в сторону столовой, пока я пальцами сжимаю резинку на рукавах толстовки.

За столом сидит только Айлин, вызывая выдох облегчения. Одна она мне не страшна, потому что не имеет авторитет и не привлекает Алекса. Если о втором он не соврал, конечно.

— Доброе утро, — здоровается Айлин и продолжает дальше сидеть в телефоне. Она даже не поднимает на нас глаз, и я хмурюсь.

Сажусь напротив, оглядывая пустой стол. Если завтрак и был, то на него мы опоздали. Либо нас просто не ждали. Получили сплетню о поцелуях на кухне и огорчились? Che sciocca*(с итал.: как глупо). И зачем я продолжаю об этом думать? Зачем волнуюсь зря о том, что на деле моим не является?

Идиотка. Какая идиотка.

Стремление достигнуть идеала во всем играет злую шутку и зазря заполоняет голову. Словно что-то изменится, если я продолжу думать, думать,

думать

. Но отпустить не получается. Что-то крепко вцепилось в произошедшее и яро стремится навсегда отложить это в памяти; вынудить видеть картинки, как только глаза закрываются; чувствовать фантомные касания к губам, коже и ощущать дурманящий аромат чужого парфюма.

— Приготовлю нам что-нибудь, — Александр дотрагивается до моего плеча, и я вздрагиваю.

Резко вскидываю голову, из-за чего перед глазами немного плывет. Сказанное не сразу доходит до моего воспаленного лишним волнением мозга. Я не успеваю ухватиться за предложение пойти вместе — Форд молниеносно скрывается на кухне.

Айлин быстро прерывает тишину:

— Ты была права.

— В чем именно? — нагло говорю, считая, что начинается очередная перепалка, но Майерс качает головой.

— Вчера ты сказала, что я могу забрать Александра себе, — она криво усмехается. — Я попыталась напомнить о себе, о наших отношениях. Ему плевать. Он не обратил на меня внимание.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

Ощущаю растекающуюся по венам злобу, которая образовалась от брошенной Айлин фразой: она

пыталась напомнить

о себе.

— Чтобы ты знала, что он тебя любит.

— Я и так это знаю. Мне не нужны проверки, не нужны сцены ревности для подтверждения чужих чувств. Я хотела, чтобы и ты это поняла.

Айлин тянется к чашке явно остывшего чая. Жадные глотки слышатся на фоне стука посуды на кухне.

— Понимаю, недовольство и злость оправданы, — едва сдерживаю едкое аханье. Майерс продолжает: — Мне показалось, что между нами еще есть чувства. Когда мама сказала о помолвке Алекса, я растерялась.

— От чего же?

— Мы расстались обоюдно. Оставили долгие отношения, на которые возлагали большие надежды. Даже родители были уверены в нашем будущем. Но ничего не вышло. Первые месяцы я думала, что мы поступили правильно, — снова делает глоток, и я сжимаю губы. Почему же неприятно слушать?

— А потом начала сомневаться?

— Да. У меня не выходило начать новые отношения. Александр глубоко сидел в голове и являлся чуть ли не стоп-фактором. Казалось, что я изменяю ему. От этого не получалось избавиться.

По ощущениям разговор для Айлин — тяжелый. На фоне серости пасмурного неба на плечи ложится тоска за нее и ее состояние. Меня немного задевают сказанные ею слова, хоть я никогда такого и не испытывала. И точно не хочу испытать. Привязаться так сильно к человеку значит потерять надежность и стабильность. Никогда не знаешь, как быстро все разрушится; как быстро ты останешься один на один с проблемами и дырой в сердце.

— Поездка сюда породила во мне мечту: думалось, что Александр вернется. Увидев меня, влюбится и разорвет помолвку. Глупо, да. Но очень хотелось в это верить, потому что тогда разрешатся все проблемы. Мне не нужно будет каждый вечер засыпать с мыслями, что мы все испортили. Не нужно будет жалеть о нереализованных целях. А я так хотела, чтобы мы жили у моря.

Горечь в голосе Айлин задевает и вызывает слабую дрожь в руках. Ее мечты и планы оправданы — они были вместе, у них были отношения. Я же лишняя. Жертва обстоятельств и слабовольная личность, которая повелась на манипуляции своего же любовника. Оказалась здесь, чтобы стать свидетелем чужой исповеди и пропустить через себя горе незнакомого человека.

Айлин жаль. По-человечески грустно, что любовь может привести к такому. Поэтому эгоистично перекладывая случившееся на себя, в очередной раз обещаю не влюбляться.

— Сюжет из фильмов не получилось воплотить. Александр пережил и отпустил наше расставание. У него нет ко мне чувств. А я же теперь начинаю понимать, какая я отвратительная, — Айлин усмехается и натягивает рукава джемпера, пряча ладони. — Пыталась влезть в чужие отношения. Считала, что я могу себе такое позволить и спровоцировать измену.

— Я бы не винила тебя, если бы Алекс ушел. Все на его ответственности. Он не маленький мальчик и должен понимать, чем чревата измена, — спокойно проговариваю, хотя внутри все бурлит.

Не хочется знать, как именно Майерс старалась привлечь к себе внимание моего — на эти выходные — жениха. Признаюсь: толика ревности загорается в груди, покалывает и обжигает. И вызвана она страхом потерять хороший секс. Не самого Форда.

Это точно…

— Ты говоришь об этом сейчас, когда ничего не было. Поверь, твоя ненависть съедала бы не только Александра, но и меня.

— В любом случае, Форд должен думать головой, а не членом, — на выдохе отвечаю, откинувшись на спинку стула. — Да и смысл продолжать это обсуждать, раз ничего не было?

— Я просто хотела извиниться. Вот и все.

— Если тебе спокойнее, то у меня нет претензий. В моем мире ничего не разрушилось, — смотрю в карие глаза Айлин, но не нахожу в них понимания. Наверное, она ожидала другого ответа. Верила во всепрощение и надеялась на хоть какие-то эмоции. Если бы она только знала, как быстро колотится сердце. — Не все мечты сбываются, Айлин. Нужно уметь отпускать.

Майерс кивает и молча уходит. Я же остаюсь в компании стучащего за окном дождя и разъедающей изнутри пустоты.

Не знаю, через сколько Александр появляется в столовой. Но он и настоящий английский завтрак точно выглядят, как спасение сегодняшнего дня.

— Ты когда-нибудь изменял? — бросаю вопрос, и Форд хмурится.

— Нет.

— А тебе?

— Нет. Наверное. Я не замечал, — пожимает плечами и смотрит прямо в глаза. — Почему ты такое спрашиваешь? Айлин что-то сказала?

— Нет, просто спрашиваю. Забудь, — утыкаюсь в тарелку.

Больше мы не говорим. Каждый погружается в собственные мысли: я думаю о своей слабости, а Александр явно хвалит себя за вкусный завтрак.

***

После отъезда семьи Майерс становится немного спокойнее. Прощание с ними было смазанным и не сохранилось в памяти. Я лишь пожелала Айлин удачи, посчитав это правильным решением. Вдруг мои слова ей помогут. А миссис Грант договорилась об очередной встрече. Как хорошо, что меня на ней не будет.

Весь оставшийся день я провожу в спальне, пытаясь не уснуть. Лишь изредка выбираюсь на террасу, чтобы побыть наедине со свежим влажным воздухом и самой собой. Дождь не стремится заканчиваться, а молния продолжает рассекать небо на части. В ярких вспышках пытаюсь разглядеть отголоски солнечных лучей, но все они остаются скрытыми за чернотой облаков.

В доме Александра уютно, не спорю. Будь мы здесь вдвоем, например, было бы не так скучно. Больше свободы ощущалось в одиночестве и слабых отголосках связи, которая блеклой нитью объединяет нас. Наверное, я бы сама чувствовала себя свободнее. Не пыталась избегать людей и не пряталась по углам, лишь бы ни с кем не пересечься.

С очередной вылазкой на кухню почти получилось. Вот только голоса из одной комнаты яро привлекли к себе внимание. Никогда бы не подумала, что буду подслушивать. Однако любопытство взяло верх над остатками совести, а вместе с ним и мое имя за дверью звучало чересчур привлекательно.

— Послушай, Алекс, свадьба очень ответственный шаг, — мистер Грант наседает на сына. — Ты должен понимать важность своего решения.

— В первую очередь, он должен был поговорить с нами, Патрик, — встревает Миранда в своей привычной импульсивной манере. — А не ставить перед фактом.

— Я не маленький мальчик, чтобы отчитываться о каждом своем шаге.

— Никто и не просит тебя о таком, — тяжелый вздох Патрика режет слух, и я ближе прислоняюсь к двери. — Мы лишь хотим понимать твои намерения. Чем эта девушка тебя зацепила и почему помолвка случилась так быстро? Есть что-то, что нам нужно знать?

— Я просто люблю ее, вот и все, — признание Александра вызывает дрожь во всем теле. Я никогда не испытывала такого волнения и нетерпения слушать и слушать дальше.

— Не могу в это поверить, — Миранда точно прикладывает ладонь ко лбу, изображая очередной приступ. — Мой сын выжил из ума или эта девчонка им крутит для своей выгоды.

— Миранда, — Патрик делает замечание, однако переводит внимание на сына: — Точно нет никакой подноготной? Алекс, если ты впутался во что-то…

— Мои чувства к ней настоящие и сильные, и вам придется принять их. Она — лучшее, что со мной случалось, и все ваши слова для меня — пустышка, — голос Александра твердый и уверенный. Он четко слышится через плотно закрытую дверь. Я прижимаюсь к стене сильнее, хватаюсь пальцами за дверной косяк. — И я еще раз повторю: свадьба будет.

Почему-то сердце начинает бешено колотиться. Кончики пальцев подрагивают, в горле становится сухо. Каждое слово жжением отдает в груди и болью в висках. А постепенно осознание, что все сказанное не относится ко мне вызывает грустную улыбку. Я отхожу от двери, впившись ногтями в кожу ладоней. Мне нет дела до Алекса; до его чувств к другой; до игры, которая сегодня закончится.

Совершенно нет дела. А спутанные в голове мысли — просто усталость. Вернемся в Лондон, и все встанет на свои места. Надеюсь.

Вот только сейчас я явно проигрываю самой себе и мнимым желаниям. Слишком сильно вжилась в роль невесты, которая взгляда оторвать не может от наполненных ненастоящей любовью голубых глаз. Но Александр иногда так смотрит, что я не могу ему не верить. Все его прикосновения начинают казаться настоящей правдой, и больная душа, требующая близости, поддается. Не могу позволить себе продолжать. Больше никаких частых свиданий с Фордом. Хорошим это не закончится.

На кухне залпом выпиваю стакан холодной воды. Она быстро падает в пустой желудок, охлаждая изнутри. Похоже только сейчас начинаю понимать, что Алекс со мной для того, чтобы забыться. Вчера мне было плевать. Мы взрослые люди со своими потребностями, проблемами и желаниями. Сегодня осознание гложет. Оно плотными цепями сковывает тело, оставив глубокие порезы на коже. В голове творится бардак, а где-то в районе солнечного сплетения зреет разочарование в самой себе.

Кажется, что все могут позволить себе любить. У меня же просто-напросто не получается. Не встречается тот человек, который способен стать не просто интрижкой, а частью жизни; человек, с которым есть планы и цели; человек, с которым я готова на все. Возможно, во мне сейчас бушует зависть, и из-за нее пальцы подрагивает.

Хватаю яблоко и опускаю его под кран. Тщательно мою, забываясь в очередном потоке самобичевания. Эти выходные явно плохо влияют на мой воспаленный мозг.

— Кьяра, тебя я и искал, — голос мистера Гранта пугает.

Я разворачиваюсь, тут же попадая в плен серьезного светлого взгляда.

— Что-то случилось? — спрашиваю.

Видели, что я подслушиваю и пришли высказать недовольство?

Вот черт.

—

Не совсем. Хотел лишь поговорить, — Патрик встает рядом и передает мне нож. Тут же опускаю глаза вниз, сосредотачиваясь на очистке яблока. — О тебе и Александре.

— Хорошо, — прокашливаюсь. Слишком много разговоров за сегодня и всему виной чертов дождь.

Мистер Грант поправляет часы на руке, когда я решаюсь на него посмотреть. В раковину начинают падать куски мякоти поверх очисток.

— Я искренне рад за Александра. Вижу, как он на тебя смотрит и как стремится быть рядом, защитить. Вижу и как ты к нему тянешься, — в руке крепче сжимаю нож, слушая дальше: — Возможно, тебе не слишком приятно здесь находиться, да и компания вышла не очень дружелюбно настроенная. Но я не думаю, что ты притворяешься.

— Почему вы решили, что я могу притворяться?

— Честно? — спрашивает, и я киваю, разрезав яблоко пополам. — Александр — наш единственный ребенок. Желанный и долгожданный. Нам с Мирандой пришлось многое пройти ради его появления, и для него мы хотим только лучшее. Он бывает импульсивен в своих поступках, но всегда продумывает их наперед. Свадьба может быть одним из таких резких решений, о котором он мало подумал.

Merda*(итал.: дерьмо), что я должна говорить? Как мне продолжать держаться, когда все всплывает наружу? Чертов Форд и его авантюры!

— Если вы считаете, что помолвка — импульсивное решение, то ошибаетесь, — хриплю и отодвигаю нарезанное яблоко. Буду врать до конца, а в Лондоне потребую двойную компенсацию за эти выходные, после которых необходим недельный отпуск на восстановление нервной системы. — Мы говорили о замужестве, о будущем. И когда Александр сделал мне предложение, я была уверена в правильности своего выбора, — сжимаю зубы и выдавливаю: — Я люблю его. Может, он неидеальный в своих поступках, предлагает до одури странные авантюры, но я хочу провести всю жизнь рядом. Разве могут возникнуть сомнения? — к горлу подкатывает желчь. Никогда не позволяла себе проявлять такое ярое лицемерие.

— Сомнений нет, Кьяра. Я верю вам, — Патрик касается моего плеча. По-отцовски сжимает, обдавая теплом. В его глазах начинает плескаться нежность и вера. Я же испытываю стыд. — Прости меня и Миранду. Мы родители и нам важно заботиться о своем ребенке. Уверен, ты скоро узнаешь, каково это, — он улыбается с такой искренней добротой, что колени подкашиваются.

Только не разговор о детях! Здесь я долго не продержусь.

— Хорошо, — улыбаюсь в ответ и хватаю блюдце с яблоком. — Я пойду?

— Конечно, не буду задерживать.

Часто киваю и смываюсь с кухни. Только в зале перевожу дыхание, резко вздохнув и выдохнув. Ощущаю, как по спине скатывается капелька пота. Еще немного, и я бы точно прокололась. Хорошо речь не зашла о датах и времени, иначе разночтений с Фордом было не миновать.

Сам же Александр будто все знал. Замечаю его спокойно сидящего в телефоне.

Утопаю в мягкости дивана, упав в окружение декоративных подушек и Александра. Не придаю значение, когда мое колено касается колена Форда, и лишь протягиваю ему блюдце с нарезанным на дольки яблоком.

— Тебе идет. Не знаю, почему не сказал об этом вчера, — медленно произносит Алекс, хрустом перебивая гулкое биение сердца в ушах. — Не кажешься строгой и острой.

— Острой?

Слабо улыбаюсь и ставлю блюдце на журнальный столик. Поправлю капюшон толстовки, когда Алекс закидывает руку на спинку дивана, почти дотрагиваясь до моего плеча.

— Да. Ты всегда собранная. Никогда не видел тебя в обычной одежде, хотя в офис можно так приходить.

— Я просто люблю красиво выглядеть. Чувствовать себя красивой.

— Так ты тоже красивая, — протягивает, и наши взгляды пересекаются. Стоит Алексу провести кончиками пальцев по моей открытой из-за пучка шее, слабо надавливая, как по коже проходит дрожь. — В любой одежде… и без, — добавляет спустя несколько секунд, но слова теряются в вязких, спутанных мыслях.

По наитию тянусь к Алексу. Опускаю ладонь ему на плечо и опять позволяю себя целовать. Медленно, почти невесомо. Не задумываюсь, как неправильно поступаю. Просто поддаюсь чужому притяжению, которое так и норовит стать частью меня самой.

Зарывшись в мои волосы, Александр слабо сжимает их у корней. Издаю тихий стон в губы, окончательно расслабившись. Поцелуй кажется глотком свежего воздуха в напряженной атмосфере последнего выходного дня. Он словно вышедшее на небе солнце после затяжного дождя. Что-то особенное таится глубоко в подкорках моего подсознания, и я задыхаюсь. Не хочу отрываться, заканчивать. Пусть все длится до бесконечности долго, пока воздух в легких не закончится, и губы не начнут ныть.

Алекс второй рукой пробирается под толстовку. Ласково гладит спину, и я выгибаюсь. Всем телом стремлюсь быть ближе. Обнимаю его за шею, также мягко дотрагиваясь до кожи. Впитываю ее тепло и мягкость, пока Форд неохотно не отстранится. Он упирается лбом мне в висок. Его тяжелое дыхание перебивает мое.

— Прости, — тихо говорит, не отдаляясь. — Папа проходил.

Молча киваю.

— Мы пообщались.

— О чем же? — выпрямляется и смотрит в глаза.

— О нас, конечно, — склоняю голову на бок. Губы покалывают от потребности продолжить. — Твой папа спрашивал, что ты подарил мне на помолвку. Я сказала: машину. Жду ключи, — протягиваю раскрытую ладонь, и Алекс нервно смеется.

— Шутишь?

— Возможно, — лукаво прищуриваюсь и выжидаю пару секунд. — Он просто уточнял, серьезные ли у нас намерения. Я сказала, что да и сомневаться не стоит. Не бойся, все под контролем.

— Хорошо, — Алекс выдыхает и отводит взгляд в сторону. На его лице проскальзывает тень смятения, но она быстро исчезает, позволяя вновь отметить его привлекательность.

— Однажды я приду к тебе с какой-нибудь просьбой, и ты будешь обязан ее выполнить,

Александр

.

— Без проблем, — Форд подмигивает. Он снова наклоняется и нежно целуют в щеку. По-детски наивным движением поправляет мне челку. — Спасибо тебе.

Чувствую жар на переносице.

— Без проблем, — тихо говорю. Теперь меня касается смятение от того, что в горле застывает утреннее:

Tesoro mio.

— Предлагаю собираться и валить в Лондон, — Алекс нехотя поднимается на ноги. — Дождь стал тише.

Молча соглашаюсь. Дожидаюсь, когда Александр уйдет и зарываюсь пальцами в волосы. Царапаю кожу головы, пока наваждение не рассеется, и здравый смысл не вернется. Только полностью собравшись с мыслями, поднимаюсь в спальню, где достаточно быстро пакую чемодан.

Перед отъездом от Александра пахло ванилью. Запах пропитал собой салон автомобиля, а теплота в нем взяла верх над усталостью и недосыпом. Я засыпаю. Перед этим обещаю себе разобраться во всем в понедельник и больше никогда не подпускать Алекса так близко.

Глава 15. Адреналиновый укол

— Кьяра, — голос протяжным эхом звучит где-то сбоку.

Мягко выдыхаю, повернув голову. Шея затекла и в лопатках начинает ныть. Слабый стон срывается с губ, и я открываю глаза. Размытая картинка собирается не сразу: сначала пятна приобретают границы, а после и резкость. Приглушенные цвета становятся ярче, горящая в автомобиле подсветка слепит.

Хмурюсь, наконец-то рассмотрев перед носом довольного Александра. Он приподнимает брови, склонив голову. В его руках сидит Герцог, который всем своим видом показывает ненависть ко мне.

— Откуда? — киваю на кота.

— Забрал у друга, пока ты крепко спала.

— Oddio*(с итал.: боже), так крепко? — тру лицо ладонями. Пытаюсь отогнать остатки сна и рассчитываю, что выгляжу достаточно симпатично и не отпугиваю Александра. — Ничего не слышала.

— Я старался быть аккуратным. Похоже твой организм так переживает стресс после выходных, — Алекс нежно улыбается, и я растерянно соглашаюсь.

Не стресс, а мысли. Глупые, глупые мысли, которые не дают покоя. Путаница в голове, ставшая уже привычной также не позволяет нормально спать. Происходящее кажется бесконечным лабиринтом и выбраться из него не выходит. Всякий раз натыкаюсь на тупик, бьюсь о каменные стены собственных грез, причиняю душевную боль, лишь бы не принимать неизвестное. Не думать о выборе и не поддаваться чувствам. Именно их я боюсь больше всего. Пусть лучше на теле останутся ссадины, чем в будущем сердце окаменеет.

—Возможно. Он в шоке от помолвки, ведь собирался строить карьеру.

— Помолвка не помешает карьере. Разве партнер не поможет своей поддержкой?

— Не знаю, — честно отвечаю. Вопрос странный. Почти с подвохом, который я никак не могу уловить. — Я привыкла справляться со всем сама, а не возлагать надежды на других. Так меньше проблем, никто не подведет и не бросит в неподходящей момент.

— Неужели не веришь в силу любви? — Форд откидывается на спинку сидения. Смотрит в глаза, а по ощущениям — заглядывает в душу. Ощущаю себя беззащитной перед ним, но отчего-то защищаться не хочется. — Мир без любви был бы отвратительным.

— Как можно верить в то, что может причинить боль? Ты же сам влюблен, Алекс, — фактом озвучиваю и чувствую, как стыд начинает съедать изнутри.

На лице Александра пробегает тень грусти. Он больше не кажется расслабленным, открытым к диалогу. По ощущениям между нами возникает стена, которая перекрывает доступ к кислороду. Легкие в груди сжимаются, дыхание сбивается, пока в голубых глазах тухнет огонь.

— Влюблен, — хриплым голосом вторит, и я протягиваю ладонь.

Желаю коснуться чужой руки, впитать уже ставшее родным тепло, стать поддержкой. Но не успеваю. Герцог когтями проскальзывает по кончикам моих пальцев, вынуждая тихо зашипеть. Неглубокие царапины сразу розовыми полосками виднеются на руке и слабо пульсируют.

Заслужила.

— Не больно? — Александр наклоняется, чтобы посмотреть. Я же притягиваю руку к груди, ведя подбородком.

— Все нормально, — сначала смотрю на Форда, после зло на Герцога: — cappello di lanaс итал.: шерстяная шапка.

— Как ты его назвала?

— Никак, — поджимаю губы. С каждой секундой стремительно подрываю доверие Александра. — Это сейчас неважно. Я сболтнула лишнего, Алекс. Я не хотела.

— Все нормально. Чувства не мешают мне жить. Как видишь, с веревкой на шее я не хожу и в драмкружок не записываюсь.

Вежливо, с пониманием улыбаюсь. Если Форд врет, то очень искусно. Однако я вижу… даже на интуитивном уровне чувствую, что сердце царапнули сказанные слова. По глазам читается пустота и обреченность. Яркий огонь лукавства в них стал бледен, а в груди у меня неприятно щемит. Разражаюсь от возникшей эмпатии и странного желания помочь.

— У тебя все будет хорошо в личной жизни. Я верю в это. Нужно лишь немного подождать. Ты ведь не говорил с ней? — стараюсь держать лицо: уверенно расправляю плечи и приподнимаю уголки губ. А каждая клеточка тела сжимается, прячась от правды, которая почему-то может причинить боль.

— Открыто? Нет, — Герцог выпрыгивает из рук Александра и перемещается на задние сидения. С облегчением опускаю плечи, проводив противного кота взглядом. — Я знаю, как она ко мне относится, поэтому не вижу смысла.

— Всегда можно попробовать.

— Когда-нибудь.

В голосе слышится надежда на будущее, наполненное любовью. Эгоистично понимаю, что меня в этом будущем не будет. Я останусь где-то в далеких воспоминаниях, которые попытаются стереть, забыть прожитые дни с девушкой, что служила заменой, выкинуть не примечательную пустышку, как давно испорченную игрушку. Мой образ не будет всплывать каждую ночь перед сном, не станет мечтой. Я растворюсь, как пушистая пена на кончиках волн, не оставляя после себя ничего.

От осознания становится дурно: горло стискивает спазм и дышать становится тяжело. Но я сама согласилась на такое. Пошла наперекор собственным принципам и игнорировала крики разума с просьбами одуматься, не совершать ошибку. Самонадеянно рассчитывала, что справлюсь, не привяжусь. Однако впустила Александра глубоко — прямиком в душу, до самого ее основания.

Так делать нельзя.

Александр — мое развлечение, не смысл жизни и не партнер. Он просто любовник, который преследует свои цели. Нужно возвращаться в реальность. Эти выходные — ошибка. Больше такого не будет: на очередную провокационную идею ответ «нет» и точка.

Отрезвляет меня лишь боль: Александр сжимает ладонь, и грани помолвочного кольца впиваются в пальцы.

Я не заметила, как все-таки коснулась Алекса…

—

Кольцо, — нехотя отнимаю руку, на что Форд сводит брови. — Забыла отдать.

Золотой ободок поддается легко, оставляя после себя слабую, едва заметную полоску. Хотя, наверное, так шутит больное воображение. За два дня ничего появиться не может, вот только я к нему успела привыкнуть.

Александр отнекивается. Со взглядом, полным решимости, отказывается от кольца, вынуждая нахмуриться.

— Оставь себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Зачем? — пытаюсь вернуть украшение, однако не хочется вовсе. Чем-то приглянулись аккуратные камушки, которые игриво сверкают под желтоватой лампой в машине. — Ты его купил.

— И я вправе им распоряжаться, — Форд наклоняется ко мне ближе.

Смотрю в голубые глаза, вновь и вновь запоминаю каждую темную крапинку. Вбиваю в голову разнообразие взглядов, что получаю. Лукавый, игривый, нежный.

Александр замечательно играет. Вводит в заблуждение и пленит красивыми словами. Он умеет общаться с женщинами, знает куда давить, о чем говорить. Он искусно пользуется всеми своими плюсами, начиная внешностью и заканчивая харизмой. Влезает в сердце, вызывает симпатию и стремится поселиться в голове. Почему я раньше не замечала и почему до сих пор продолжаю позволять быть частью моей жизни?

— Если я его выкину? Или продам? — нагло вскидываю подбородок. Кольцо отдавать не хочется, поэтому пусть сам его заберет. — Оно точно золотое?

— Делай с ним что хочешь, просто оставь себе. Это моя просьба, — небрежно пожимает плечами. На лице не появилась ни единая эмоция.

Сжимаю украшение в кулаке. Пусть так. Зато теперь и у меня есть козырь.

— Ладно, — мягко выдыхаю. Возвращаю кольцо на палец, пока сердце волнительно бьется и ликует. Когда-нибудь я признаюсь самой себе в… а не в чем признаваться. Нужно обеспечить себе защиту: —Тогда у меня тоже будет просьба.

—Без проблем, — Александр по-доброму улыбается, уже привыкший к нашим договоренностям.

Мну губы. Это вынужденная мера после сегодняшнего провала. Никогда не знаешь — подведет тебя язык или нет.

— Не переводи никогда то, что я говорю на итальянском. Пусть это будет моим маленьким секретом и проверкой на доверие.

Несколько секунд молчания чувствуются вечностью. По плечам пробегает дрожь от нахлынувшего потока мыслей: вдруг он уже перевел? Такого позора я не переживу. Весь сложившийся образ рухнет в одночасье, не оставив после себя и следа.

— Хорошо.

— Обещаешь? — уточняю, хоть и почему-то сразу верю. Есть в глазах Александра честность.

— Обещаю. Если это не оскорбления.

— Не они, — хмыкаю. — Но признаюсь, Герцога я назвала «шерстяной шапкой». В свое оправдание скажу, что он заслужил, — показываю царапины, и Алекс ахает.

— Больше так не делай, — поворачивается и говорит спящему на задних сидениях Герцогу.

Тихо смеюсь и наконец-то выхожу из машины. Чересчур долгое прощание выдалось, совершенно не подходящее для малознакомых людей. Необходимо срочно вернуться туда, где были лишь свидания на ночь.

Помогая с чемоданом, Александр ставит его у машины. С благодарностью киваю, схватившись за ручку.

— Слушай, — прикусываю кончик языка.

Dannazione

*(с итал.: черт возьми)

, я должна попробовать. —

Когда будешь рассказывать родителям, что мы расстались, скажи, что это я тебя бросила.

— Это еще почему? — складывает руки на груди, нахально ухмыльнувшись.

— Хочу, чтобы Миранда возненавидела меня еще больше, — в ответ с вызовом смотрю и открыто показываю, что отказов не принимаю. Не хочу остаться в памяти родителей Алекса, как просто мимолетное увлечение. — Все равно я ей не понравилась.

— Папе понравилась, — Форд кокетливо улыбается, и я хмыкаю. — И мама смогла бы принять, если бы не Айлин.

— Ты всем девушкам будешь так говорить? Алекс, что будет, когда ты приведешь в дом ту, которую любишь, а твоя мама в очередной раз вспомнит про Айлин? — быстро говорю, не контролируя поток слов. Вся правда, скопившаяся за выходные, выходит наружу.

Плотно сжав челюсть и прокашлявшись, Александр резко поправляет толстовку.

— Когда такое случится, я вновь буду на стороне своей девушки, — строго отрезает. — Я обязательно скажу так, как ты попросила, Кьяра. Сладких снов.

Мой ответ растворяется в ветре. Теряется в шуме проезжающих машин и шелесте листвы. Александр уверенно следует к машине. В походке виднеется напряжение: сказанное его задело, и я чертыхаюсь.

Но ведь я права. Миранда не изменится, и следующая девушка тоже пострадает.

Рвано выдыхаю, подойдя к двери подъезда. Оборачиваюсь через плечо и крепко зажмуриваюсь. Александр не ждет, когда я зайду. Он сразу уезжает, оставляя одну.

Глупая, глупая, глупая.

Какое мне дело до будущего Александра? Зачем полезла туда, куда не следовало вовсе?

Хватит, Кьяра!

Даю себе слово, пока поднимаюсь по лестнице в квартиру. В наказание собственной дурости не пользуюсь лифтом, терпя удары чемодана по икрам. Зато влечение тут же пресекается. Не будет больше мыслей о красивом архитекторе, странных чувств к нему и желаний в очередной раз помочь. Необходимо вернуться в первый день нашей встречи и запомнить раз и навсегда: между нами только секс, а личное остается личным.

Все свои эмоции буду тратить на другого. Того, кто стремится быть рядом не смотря ни на что; того, кто терпит все мои капризы и пропажи; того, кто ценит. Просто нужно немного больше времени, чтобы привыкнуть. Но я обязательно смогу

почувствовать

, и Клейтон мне в этом поможет.

Дома сил хватает только на душ и легкий ужин. Чемодан остается неразобранным, кольцо отправляется в шкатулку к другим украшениям, а я падаю в кровать, бессмысленно проводя остатки дня в телефоне. Соглашаюсь на новое свидание с Клейтоном, в неком предвкушении додумываю, каким оно будет и какой букет он подарит. Ведь каждая новая встреча — новая охапка цветов, о существовании которых я раньше и не знала. Уайт как-то по-волшебному действует на мое состояние, даря искреннюю радость и уют. Он как маленькое солнце светится рядом и греет своими лучами. И я уверена, что скоро буду ощущать это тепло родным и близким.

***

— И как так ты до сих пор не можешь выбрать? — миссис Браун складывает руки на груди и встает перед столом.

— Я говорю ей, — жуя и проглатывая буквы, встревает Фиби. Она поправляет лепестки подаренного мне Клейтоном букета. — Точно так же!

Тяжело вздыхаю и делаю глоток вина. Когда я шла в дом к Браун на бурито, я и подумать не могла, что и здесь меня настигнет обсуждение моих отношений. Хотя сама виновата — сама начала рассказывать про сегодняшнее свидание с Клейтоном и случайно упомянула Алекса. Хорошо не сказала, чем именно все еще занимаюсь с Фордом.

— Я просто… Я еще не решила, хочу отношений или нет, — пожимаю плечами. — Еще не понимаю, кто подходит больше: хороший и правильный Клейтон или дерзкий и неправильный Александр.

— Хорошего и правильного всегда можно перевоспитать под себя, — ухмыляясь, произносит Селия и сдувает со лба темную челку. В ее карих глазах горит лукавство, которое подсвечивает смуглую кожу. — Поверь мне, Кьяра, если бы не женщины, мужчины бы давно вымерли.

— Вот-вот, — встревает Фиб, взмахнув рукой. Смотрю на подругу, и она активно кивает. Тянется за новой тортильей, тут же накладывая в нее обжаренный фарш. — Эш стал прекрасным только благодаря мне. Представь, каким станет Клейтон? Он и так чудо, а с тобой вовсе расцветет.

— А отец Фиби каким был до меня! Ужас! — Селия широко улыбается. — Сейчас я принесу альбом и покажу фотографии, где он еще молодой и красивый. Ты в жизни не поверишь, что наш банкир раньше носил кожаную куртку и имел байк! — миссис Браун быстро удаляется с кухни, проигнорировав мычание Фиби.

— Вот черт, ты теперь здесь надолго.

Качаю головой.

— Это мне за то, что смогла прийти только в конце августа. А звали меня когда? В июле? — хмурюсь.

Время слишком быстро пролетает мимо. Я и не заметила, как вот-вот закончится лето, снова опуская на Лондон влажную серость. Листья на верхушках деревьев уже пожелтели, и погода не позволяет ходить в открытой одежде, то и дело холодным ветром касаясь голой кожи. Все меняется вокруг, только не моя глупость.

— Можно вопрос? — Маркус вскидывает голову, и ему на лоб падают темные кудряшки. В черных глазах горит любопытство, которое гаснет в секунду от сурового выражения лица Фиби.

— Почему ты еще здесь?

— Ну, Фиби! Всего один вопрос Кьяре. После ответа сразу уйду.

Не сдерживаю тихого смешка, спрятав улыбку за бокалом.

— Спрашивай свой вопрос и кыш с кухни! — глядя на брата, Фиби показывает пальцем в сторону двери. Маркус оскорбленно фыркает от неприличного жеста.

— Хорошо. Кьяра, чисто теоретически, если ты будешь выбирать между парнями еще лет десять, то я могу стать третьим вариантом?

— Маркус! Чертов говнюк!

Фиби вскрикивает и ударяет ладонью по столу. Младший Браун, явно ожидавший такой реакции, тут же вылетает с кухни. Он оставляет после себя взлетевшую от ветра салфетку и слабые отголоски моего смеха.

— Посмотрите на него! — возмущается Фиб, но тут же выжидающе смотрит мне в глаза.

— Что? — откусанный кусок с болью прокатывается по горлу.

— А ведь он прав, Кьяра. Сколько ты еще будешь мучаться?

— Я не мучаюсь. Мне надо еще немного времени, чтобы привыкнуть к Клейтону и отвыкнуть от Алекса.

— Как ты хочешь осуществить второе, если продолжаешь с ним спать? — Браун подпирает щеку кулаком, и румянец вспыхивает у меня на носу. — Мне кажется, и к Клейтону ты не привыкнешь, пока в твоей жизни есть Александр. У тебя нет потребности в сексе из-за него, поэтому и к Уайту интерес не растет.

— Хочешь сказать, если бы я не спала с Александром, то давно была бы с Клейтоном?

— Возможно. Форд просто занимает твои мысли, ты ведь сама так говоришь. Посмотри, уже прошло почти три месяца, а ты топчешься на месте.

В очередной раз Фиби оказывается права. Трахаться с Александром и ходить на свидания с Клейтоном — не лучшая затея. Я продолжаю разрываться между свободой с каплей непонятных мне чувства и стабильностью с морем нежности. Оба варианта чужды и из-за этого становится трудно. Обещаю себе выбрать, но еще не случилось «то самое», что окончательно расставит все точки в этой до одури неправильной истории.

— Сложно, Фиби, — от отчаяния признаюсь. — Почему нет третьего, который собрал бы в себе лучшие качества Алекса и Клейтона?

— Как нет? А Маркус? — ехидно тянет, и я стону в потолок, зажмурившись. — Все будет хорошо, Кьяра. Запомни: раньше выстрела не падай.

— В меня уже стреляли и ни один раз, — выпячиваю нижнюю губу, и Браун пихает меня в плечо.

— Не драматизируй. Пойми, что когда-то придется заканчивать.

— Знаю. Думаю, я просто не хочу брать на себя ответственность, — поджимаю губы. — Отношения и Клейтон — большой шаг для меня. А вот Форду плевать на чувства, мы ведь любовники без обязательств, и это привлекает. Хороший секс и никакого наседания на голову.

— Договренность может закончиться в любой момент, — Браун наливает нам еще вина. Я же чувствую, как начинает разрушаться сознание от алкоголя, но от напитка не отказываюсь.

— Как и отношения.

Делаю большой глоток, и Фиби принимает поражение. Она больше не намекает на выбор и окончание столь сложной головоломки. Понимает спутанность происходящего и просто пододвигает ко мне тарелку с собранным бурито. Нежно улыбаюсь, потому что в который раз Браун доказывает свою любовь.

Как и ее мама.

Вернувшись на кухню с толстым, потрепанным альбомом, она присаживается рядом. Любовно поправляет мне волосы и затягивает в пучину историй своей молодости. Селия открыто делится всей жизнью, пока я внимательно слушаю, лишь изредка впадая в беспамятство от собственной ничтожности.

Семья Браун стала родной очень давно. Еще в студенческие годы Фиби познакомила меня с ними. Селия и Оскар — папа Браун — всегда покупали подарки не только для Фиб, но и для меня, ласково называя второй дочерью. И я искренне ценю их любовь, потому что такого никогда не получала в детстве.

В Бари были лишь занятия, учебники и указание, кто кем станет в будущем. Родители пытались привить то, от чего тошнило. Думали, что смогут воспитать меня, как брата: покорной, безвольной и послушной. Однако не вышло. Обстоятельства сложились по-другому, и теперь за теплом и поддержкой я иду в другую семью. Здесь ценят личный выбор, не навязывают мнение и очень вкусно кормят.

В последнем я убеждаюсь, когда с расслабленным стоном ставлю полный пакет с готовой едой на пуфик в прихожей. Спорить с миссис Браун было бесполезно. Зато теперь целую неделю можно не готовить.

Стягиваю один кед и не глядя тянусь к зазвонившему мобильнику. Наверное, Фиби хочет узнать, добралась ли я до дома.

— Да?

— Ciao, Chiara. Come stai?*(с итал.: Привет, Кьяра. Как ты?) — слышу давно забытый голос и замираю на месте. От волнения едва не подкашиваются ноги, а перед глазами темнеет. Хватаюсь за дверной косяк, не веря в происходящее.

Глава 16. Раны на теле

— Почему ты не хочешь начать выбирать платье сейчас? — спрашивает Элена, когда мы садимся за столик на веранде.

Прохладный октябрьский ветер ласково дотрагивается до кожи и портит укладку. Курортный сезон в Бари заканчивается, и людей на улице становится меньше. Наконец-то можно глубоко дышать, а не толпиться на узких улочках.

— Учебный год только начался. Да и платьев у меня много, — пожимаю плечами, всматриваясь в меню. Краем глаза вижу, как Элена достает из сумочки зеркало и поправляет собранные в тугой хвост светлые волосы.

— Школьный выпускной бывает один раз в жизни. Это важный шаг перед будущей учебой в университете. Ты, кстати, уже решила, будешь хирургом, как родители?

Морщусь и смотрю на школьную подругу. Немного жалею, что она знает о родителях и теперь задает такие отвратительные вопросы. Наша дружба и так хлипкая. Она есть только потому, что мы ходим вместе на школьные тусовки, обсуждаем статьи из журналов и шопимся по выходным. Порой разговор заходит о чем-то личном. И я злюсь на саму себя за длинный язык.

Обязательно научусь лучше себя контролировать.

— Нет, никогда не стану врачом, — твердо говорю, подозвав официанта. — Тирамису и зеленый чай, пожалуйста.

Следом за мной, Элена делает заказ. Когда молодая девушка отходит, Леви переплетает пальцы, кладет на них подбородок и упирается в меня непонимающим светлым взглядом.

— Зачем тогда ты ходишь на занятия? Кьяра, до тебя вечером не дописаться из-за вечной зубрежки! — возмущается, и я передергиваю плечами от дискомфорта.

— Чтобы от меня отстали, Элена. Я не собираюсь идти по стопам родителей, как мой брат. У меня свои цели на эту жизнь.

Поморщившись и снова поправив волосы, Леви выпрямляется в спине. Она откидывается на спинку стула, всем своим видом показывая осуждение.

— А если не получится? — ни капли веры в ее голосе.

Рвано выдыхаю. Глупо было думать, что дружба поможет ощущать себя лучше и подарит поддержу. Да я и не уверена, что именно так выглядит дружба.

— Сбегу, — с вызовом бросаю.

Хоть такие мысли есть давно. Если не получится поступить в Италии, необходимо будет искать запасные варианты. Здесь я не останусь, потому что спокойная жизнь закончится сразу, как только родители узнают правду.

— Прости, но это тупо, — осуждающе говорит, надрывая что-то у меня внутри. — У тебя крутые родители, семейный бизнес и ноль проблем. А ты хочешь все это бросить?

Глупо моргаю, не веря в чужие слова. Элена буквально втоптала в грязь, размазала и разорвала на куски своими глупыми предположениями. Считать, что наличие «крутых» родителей полностью освобождает тебя от забот — бред. Она даже не догадывается, как сложно идти им наперекор. Но Элене я ничего доказывать не буду.

— Тупо предавать себя и свои мечты.

— Когда перед тобой открыты все двери, можно даже не париться и потерпеть.

— Хочешь сказать, что можно стать врачом только потому, что родители пропихнут тебя в свою клинику? Это полный бред! — повышаю голос. Злюсь на весь мир и на рухнувшую веру в дружбу. — Быть врачом — призвание. Тем более хирургом. Деньги родителей не вобьют в голову знания, Элен.

— По мне, так ты просто пытаешься привлечь к себе внимание, — выставляет руку вперед и со скучающим видом рассматривает маникюр. — Идешь против родителей, чтобы казаться не такой, как все. Будь как твой брат, и жизнь легче станет.

Чувствую жжение в груди. Глаза предательски начинают щипать, в носу першит, а по рукам пробегается предательская дрожь. Не верю в сказанное. Будто все происходит не со мной; будто это сон. Глупый сон, который вот-вот оборвется мерзкой мелодией будильника.

Но картинка не рассыпается.

Бари продолжает гудеть и впускать в свои объятия туристов. Море шумит, волнами заходя на берег и отражая яркое солнце. Все вокруг реальное, самое что ни на есть настоящее. Как и Элен, которая сидит передо мной. Она ждет ответа. Хочет получить аргументы на свои правдивые, по ее мнению, слова. Только я молчу.

Качнув головой и окончательно разочаровавшись в этом мире, поднимаюсь на ноги. Оставляю несколько евро за свой заказ и ухожу. Хватит с меня такой дружбы. В целом, больше никакой дружбы. Я не готова получать осуждение и непонимание от человека, которого считала близким. Такого мне хватает дома.

По крайней мере, у меня остался Маттео. Он защитит.

Я на это надеюсь.

—

Спасибо, — Фиби забирает свою сумку и подмигивает. — Как хорошо, что мы вышли на обед раньше.

Промаргиваюсь и киваю. Итальянская речь растворяется, кислым послевкусием ощущаясь на кончике языка, но родным теплом остается в душе.

Воспоминание было колючим и нужным. Тогда я разочаровалась в дружбе. Сейчас я за нее благодарна.

А что, если в жизни все может поменяться? Когда-то точное «нет» станет твердым «да»? Просто нужно немного подождать, разрушая сложившиеся принципы и правила. Привыкнуть к новой обстановке и впустить в свой мир что-то новое, ранее не испытанное.

Наверное, мне самой наконец-то нужно перестать бегать.

— Значит, твой брат собирается приехать?

— Да. В пятницу.

Разговор с Маттео был странным. Местами сумбурный и непонятный. Он вызвал в теле трепет от хрипоты знакомого голоса и итальянского. От неожиданности я сама на нем заговорила, пока не скинула возникшую пелену. С упором перешла на английский, заставляя брата сделать также, довольствуясь своим превосходством.

— Очень странно, что он решил явиться к тебе спустя столько лет, — недоверчиво протягивает Браун.

— Я сама не рада. Да и уже пожалела, что не сменила номер. Вряд ли он соскучился, — хмурюсь и захожу в лифт. Цепляюсь за свое отражение в зеркале и отчетливо вижу в лице черты своего брата. От родства никуда не убежать, и собственная внешность всякий раз напоминает о семье. — Тем более он признался, сказал, что нужно поговорить, — опускаю взгляд под ноги. Рассматриваю острые носы черных туфель.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Фиби тоже чувствует подвох, и я ее понимаю.

— А вдруг что-то серьезное, раз он прилетает в Лондон? — спрашивает, и я открыто фыркаю.

— Он прилетает сюда из-за какой-то конференции. Готова поспорить, это отец его отправил, чтобы самому не слушать бред про новые грудные импланты, например, — пожимаю плечами. — Поэтому вероятность чего-то срочного отпадает. Не уверена, что могу даже догадываться о его планах.

— В любом случае, я на твоей стороне, — утверждает Фиби, убрав за уши волосы. Она широко улыбается, не боясь за стойкость красной помады. — Только прошу, не натвори ничего, пока я буду в отпуске, Кьяра!

Не сдерживаю смеха. Запахиваю сливовый пиджак и, выходя на улицу, неопределенно качаю головой.

— Я постараюсь, но ты знаешь, очень часто не выходит.

— Обещай, ты будешь рассказывать обо всем, — угрожающе тычет в меня пальцем. Фиби зло сводит брови к центру, показывая серьезность. Мне не остается ничего, кроме как уверенно кивнуть. — Будешь отписываться каждый день, а лучше: каждый час.

По-доброму закатываю глаза.

— Это слишком, мам, — с прищуром говорю, получая шутливый толчок в бок.

— В твоем случае, это еще легкая мера. Не вынуждай меня требовать видео-отчеты.

Снова смеюсь, запрокидывая голову назад. Лицо сразу обдувает прохладный, пахнущий сырой листвой ветер. Мелкий, противный дождь соприкасается с кожей, когда мы почти заходим в кофейню.

— Надеюсь, он закончится за час, — сморщив нос, с отвращением говорит Фиби.

Соглашаюсь с ней, и как только тяжелая стеклянная дверь открывается, вдыхаю запах свежей выпечки. Моментально пересекаюсь взглядом с Клейтоном, который резко вскидывает голову, стоя за барной стойкой. Мягкая улыбка касается губ, и я ощущаю легкий румянец на щеках. Позволяю себе рассмотреть его лучше — большое внимание уделить выступающим из-под кожи венам на руках и серьезности, что виднеется на лице во время очередного заказа. Так бы и смотрела на него, если бы Браун не подтолкнула вперед.

— Ты за кофе, а я возьму нам что-нибудь, — лукаво ухмыляется, не оставив выбора.

Сжимаю ладони и, врезавшись ногтями в кожу, следую к Уайту. С легкостью привлекаю к себе внимание, оставляя на заднем плане остальных посетителей.

Клейтон как всегда добр и ласков. В глазах пылает уже ставшая привычной нежность, а кончики пальцев невесомо касаются моих, когда я упираюсь ладонями в барную стойку.

— Ты стала еще красивее, чем была утром, — спокойно тянет, и я кусаю щеку изнутри, отрезвляя сознание.

Тихо благодарю и понимаю, как приятны комплименты. Редко, кто так искренне хвалит мою внешность, достижения. Уайт произносит все с таким неимоверным теплом, что, кажется, меня укутывают в толстый плед и обнимают. Крепко, желанно. Такое я испытывала и когда Алекс похвалил платье перед ужином с его родителями. Но это было тогда. Сейчас я в реальности, где рядом находится совершенно другой.

— Латте?

— Да, как и всегда, — кокетливо поправляю челку, и Клейтон передает заказ другому бариста.

Если бы Уайт не рассказал мне, что имеет долю от владения в кофейне, то я бы никогда и не подумала, что можно с таким удовольствием работать на потоке с людьми. Клейтон говорит, что здесь он для души. Я же пока не понимаю его и его привычки. Может, в будущем станет легче.

— Мы сегодня встретимся? — спрашиваю, когда Уайт выходит из-за стойки и отводит меня подальше.

— У меня тренировка.

— А пропустить?

Дотронувшись до ладони и пустив по телу жар, Клейтон утыкается носом в сгиб моей шеи. Горячее дыхание щекочет кожу, и я кусаю нижнюю губу, чтобы спрятать улыбку. Сжимаю пальцы Уайта и, привлекая внимание, смотрю в горящие лаской темные глаза.

— Здесь люди, — шепотом добавляю, замечая румянец на лице Клейтона.

Боже, он первый раз так поступил. Придвинулся очень близко. А ведь мы даже ни разу не целовались.

— Прости, — на выдохе произносит, встав рядом. — Не сдержался. Я не смогу отменить тренировку, иначе график собьется.

Понимающе киваю. Возможно, это для него важно.

— Тогда, в другой раз? — натягиваю улыбку.

Давай, Кьяра, пытайся чувствовать.

— Сейчас у меня обед, — говорю, когда озвучивают мой заказ.

— Я напишу тебе.

Хватаю напитки, быстрым шагом идя к сидящей за столиком Фиби. Она зависает в телефоне, а я занимаю место рядом, ощущая странный тремор в теле.

Отчего-то становится спокойно, что Клейтон отказался встретиться со мной сегодня. Смогу провести время в одиночестве, как обычно это и происходит. Наслажусь тишиной, покоем и подумаю прежде всего о себе и своих глупых мыслях, что не дают покоя.

— Твой брат уже оперирует? — вдруг спрашивает Фиби и поворачивает телефон экраном ко мне.

Маттео, подсвеченный лампами в операционной, нависает над чьим-то телом. В одетых в медицинские перчатки руках держит скальпель и зажим. По взгляду кажется чересчур сосредоточенным, как будто про себя повторяет заученный из учебника параграф. Боится облажаться, чтобы отец не узнал о его ошибке. Подпись под фотографией тоже странная: набор смайликов. Наверное, именно они и принесли ему столько лайков. А, может, миллион хештегов под ними.

— Он должен еще учиться. Думаю, отец берет его с собой на операции в качестве стажера. Его максимум — наложить швы. И то, они у него редко получались аккуратными.

— Вы накладывали швы?! — восклицает Браун.

— Не на людях. Тренировались на искусственной коже, — морщусь. — Отец считал, что чем раньше мы всему научимся, тем легче будет потом, — отмахиваюсь и расслабленно откидываюсь на спинку стула. — Подожди, как ты нашла его аккаунт?

— Просто вбила в поиск имя и фамилию, — небрежно пожимает плечами. — Оригинальностью он не блещет. Хотя в описании уже написано: «пластический хирург»

Несдержанно фыркаю.

— А хирургам можно быть такими лохматыми и с сережкой в ухе? — показывает мне новую фотографию.

Знакомые черты лица Маттео почему-то приятны глазу. То ли на фотографии он вышел хорошо, то ли я смогла соскучиться и узнать в нем настоящего старшего брата, который хоть и редко, но поддерживал меня и мой выбор. Растрепанные светлые волосы, небрежная ухмылка и светлые глаза. Все такое родное, и я на мгновение теряюсь, не знаю, что ответить Фиби.

— Стой, — приближаюсь ближе, — ты его лайкнула?

— Ну да. Еще подписалась.

— Фиби!

— Я должна знать твоих родственников. Вдруг Эш сделает мне предложение в этот отпуск? Кого мне звать на нашу свадьбу?

— Меня! И больше никого!

— А как же «плюс один»?

— С этим пока вопросы, — свожу брови. — Решим это, когда Эш сделает предложение, — с вызовом бросаю.

— Думаешь, так и будет? — мечтательно поднимает глаза. — Мне это очень важно. Как маленькая мечта из детства, что принц влюбится в тебя. Ты разве не мечтала о таком?

— Ну… — неуверенно тяну. — Не думаю. У принцев слишком плотный график. На любовь у них не хватит времени.

Фиби закатывает глаза, недовольно сложив руки на груди.

— Ты как всегда! Ничего с тобой не сделаешь…

— Могла бы и привыкнуть, — лукаво улыбаюсь, получая улыбку в ответ. — Все у тебя будет, Фиби. Я верю в вас и вашу любовь.

— Спасибо. Благодаря тебе у нас уже было тренировочное предложение, — Браун показывает старое кольцо, и я веду подбородком, вспоминая их глупую ссору. — Я тоже верю, что у тебя все наладится. Ты заслуживаешь любви, просто не до конца осознала это.

— Возможно, — с благодарностью за поддержку отвечаю.

Может, и не осознала. Не доросла, не повзрослела и не разобралась в своих желаниях. Когда-нибудь это случится, необходимо лишь дождаться той самой обещанной искры в сердце или же ситуации, в которой все разрешится.

***

Опираюсь бедром на кухонную столешницу. Не могу перестать смотреть на брата. Он настоящий. Такой… такой родной и знакомый, но в то же время совершенно чужой. Все его жесты и эмоции вполне привычные. Узнаю движение рук, неглубокие морщинки у глаз, когда он улыбается, и даже родинку над бровью, прямо, как у меня. Но поверить глазам не могу.

Прошел час с нашей встречи. Он все также сидит у меня на кухне. Спрашивает, интересуется и рассказывает про себя. А мое сердце волнительно бьется, не понимая и не осознавая происходящего. По ощущениям тело где-то в другом пространстве убегает от реальности и думает, что вот-вот проснется.

Вот только Маттео не сон.

Брата хочется обнять. Прижаться к нему ближе, чтобы вновь испытать ту любовь. Вспомнить, как иногда в Бари было хорошо, пока меня не вычеркнули из жизни.

— Ты повзрослела, — с сильным акцентом произносит, принимая поражение и продолжая разговаривать на английском. Осматривает алое платье. — Стала еще красивее.

— Я повзрослела, когда от меня все отвернулись, Маттео, — твердо говорю, и брат вздыхает.

— Я не хотел, но…

— Но мнение отца для тебя важнее? — перебиваю, сжимая кулаки.

— Кьяра, я всегда был на твоей стороне и поддержал твое решение. И сейчас я вижу, что не зря. Ты смогла сама многого добиться.

Веду подбородком. Он говорит так, будто знает, через что я прошла. Словно сам работал на износ после учебы, чтобы заработать на еду, потому что стипендии не хватало; словно он пытался жить самостоятельно, а сам бежал за поддержкой в чужую семью; словно у него есть подруга, которая вытаскивает из вечного дерьма и не дает в нем утонуть. Словно. Словно… знает меня.

— Нет, Мат, не успокаивай себя, — хватаюсь за стакан и делаю несколько больших глотков. — Ты оставил меня так же, как оставили родители, потому что так удобнее. Если бы ты гордился, то не оборвал бы общение.

Маттео поджимает губы. Правда оказывается чистой и больно режущей душу и сердце. И он прекрасно понимает мой настрой: сдаваться так легко я не намерена и ни на какие манипуляции не поведусь.

Поворачиваю голову в сторону, услышав звук уведомления. На экране загорается знакомое имя, и я чертыхаюсь.

Александр

: Я подъехал.

Merda

*(итал.: дерьмо)

, почему так рано?

— Ты кого-то ждешь? — интересуется, не дав ответить на сообщение.

— Да, — честно отвечаю. Встреча затянулась, а ответа на свой вопрос я так и не получила. — Зачем ты приехал?

Поднявшись на ноги, Маттео подходит ближе. Вновь рассматриваю его, цепляясь за родные черты. Он тоже повзрослел: стал мужественнее, красивее и обрел свой жизненный покой.

— Папа…

— Нет, — машу головой. Воспринимаю это слово, как самую жестокую пытку на свете. — Не хочу даже слышать.

Делаю шаг в сторону, идя в прихожую. Нужно собираться. Александр ждет, а Маттео пусть идет в задницу.

— Послушай, это важно! — умоляющим голосом произносит, пока я накидываю на плечи кожаную куртку.

— Важно?! Ты сейчас серьезно?! — повышаю голос.

— Ты нам нужна.

— Уходи, — смотрю в глаза и твердо, со всей злостью произношу. — Не нужно было вообще видеться.

— Кьяра, выслушай.

Не могу поверить. Он продолжает игнорировать просьбы и стоит на своем. Упрямо пытается что-то доказать, то и дело выводя из себя.

— Папа повредил сухожилия на рабочей руке, — перебивает мое очередное возмущение, но я уже выталкиваю Мата из квартиры и выхожу следом. — Он больше не может оперировать. Пальцы… они не разгибаются.

Зажмуриваюсь до боли. Понимаю, руки для хирурга — самое ценное. Однако не поддаюсь. Давить на жалость можно бесконечно долго, однако отношения к семье это не изменит.

— Я не хочу слушать, — машу руками и сбегаю вниз по лестнице. Не замечаю, как встреваю в спор на повышенных тонах. — Мне плевать, понимаешь? Хватит за мной ходить, я прошу, — вылетаю на улицу и пихаю Мата в грудь.

— Я прошу помощи и поддержки. Мы ведь семья.

— Вы бросили меня, — отпихиваю брата, который так и норовит подойти ближе. — Какая поддержка? Кто поддерживал мой выбор?

— Кьяра.

— Хватит, хватит.

Без остановки повторяю. Хотя голос больше похож на бессвязный крик. На кончиках пальцев чувствуется дрожь от раздражения, а перед глазами встает неконтролируемая пелена злости. Горько и больно от происходящего. В очередной раз втаптывают в грязь, принижая

мои

желания.

—Хватит! — последнее, что успеваю сказать перед тем, как Мат хватает за руку и перед лицом появляется Александр.

— Отвали от нее!

— Ты еще кто такой?

Теряюсь в быстрых движениях, лишь пытаюсь держать лицо и равновесие. Не поскользнуться на мокрых, разбросанных по дороге листьях. Пока глаза расширяются от удивления, и чужой, не ясно чей стон пронзает тишину улицы.

— Алекс! — обеспокоенно проговариваю, когда тот замахивается в ответ. Пугаюсь и делаю широкий шаг вперед. Тяну Александра за джемпер на себя, но не успеваю — Маттео хватается за щеку. — Пожалуйста.

Привлекаю к себе внимание. Почти сразу же пересекаясь с голубым взглядом Форда. Замечаю на скуле розовое пятно и стекающую по коже кровь. Обхватываю его щеки руками, всматриваюсь в царапину, которую оставил перстень Мата. Не нахожу слов. Страх все еще сковывает тело и не позволяет разуму перебороть гул сердца.

— Нужно обработать, — в трансе проговариваю.

— Все нормально.

— Нет, — так резко качаю головой, что чувствую головокружение. Не о таком я думала, когда соглашалась на встречу с братом. — Пойдем, пожалуйста, — под руку беру Александра.

— Кьяра, а как же я? — Маттео напоминает о себе, и его голос пронзает насквозь. Но отвечать не собираюсь. Молча веду Форда к дому, крепко сжимая челюсть. — Я буду в Лондоне до завтра. Позвони, если передумаешь.

— Пошел в задницу, — шепчу под нос и окончательно разочаровываюсь в сегодняшнем дне.

До квартиры добираемся быстро. Я даже не замечаю, как в руках оказывается смоченный дезинфицирующим средством ватный диск. Нависаю над сидящим на диване Александром и торопливо осматриваю его лицо. Длинная полоса тянется по скуле, на ее конце скапилась капля запекшейся крови.

Все из-за меня.

— Не трогай, — всматриваюсь в голубые глаза, считая их роднее глаз брата.

— Я вымыл руки, — отвечает, а я не помню. До сих пор все звуки ощущаются глухим эхом, предметы двоятся, стены кружатся.

Колени дрожат, когда я касаюсь диском царапины, и Алекс недовольно морщится. Несмотря на расслабленный вид, я уверена, он думает о том, что зря полез. Теперь останется синяк, который долго будет напоминать о глупости.

Если бы меня не было, то ничего бы не случилось.

— Прости, — хрипом вырывается, и сил не останется. — Все из-за меня, — без остановки повторяю, пока лицо Александра скрывается за слезами.

Я так устала.

Не понимаю, слова звучат в голове или молнией пронзают квартиру.

Плевать

. Мне так больно. Нет сил больше держать внутри всю скопившуюся боль от разочарования. Не могу терпеть жжение в груди от досады. Рушится весь мир — складывается, как карточный домик, накрывая волной слез.

Ноги подкашиваются, и я опускаюсь на пол. Колени касаются пушистого ковра, а от стыда горят кончики ушей. Закрываю лицо ладонями, прячу возникшую истерику и надеюсь, что Форд сейчас же уйдет. Пусть не видит меня такой слабой и беспомощной; не знает, какая на деле я трусиха и идиотка.

Почему так? Неужели жизнь не может быть просто нормальной? Такой, как у всех: с любовью, пониманием и поддержкой. Почему кому-то достается все, а я безвольной тряпкой плачу на полу перед человеком, который никто для меня?

— Кьяра, — Александр за плечи притягивает на диван.

Прижимается близко, и я сдаюсь. Больше не прячусь от него, плачу, срывая голос и захлебываясь слезами. Заглатываю клочки воздуха, задыхаюсь и не могу собрать слова.

— Я так виновата, — шепот царапает горло. Крепкой хваткой зажимаю между пальцев ткань мягкого джемпера и упираюсь лбом в чужое плечо. Ощущаю прикосновение холодных ладоней к спине. Признаюсь в том, в чем не должна: — Они всю жизнь так: думают только о своих проблемах. Ни во что не ставят мои желания, а когда идешь наперекор — наказывают.

— Кто, Кьяра? — ладонь успокаивающе скользит вверх и вниз, пока не опустится на затылок.

— Родители, — отвечаю. — Они думают, что так правильно. Правильно быть, как они. Как мой брат. Но я не такая, — в отрицании качаю головой. — Я сбежала, потому что они не слышат чужих желаний. Маттео ведомый, и его не ударили, — поднимаю глаза. Тут же пересекаюсь с голубым взглядом, и место пощечины опять начинает пульсировать. Смотрю на скулу Александра и ощущаю вину. — Отец… он меня. А Маттео ударил тебя.

Так глупо и опрометчиво рассказываю свой секрет, который постыдным пятном навсегда остался на душе. Его ничем не вывести, от него никак не избавиться. Только попытаться забыться, отвлечься и потеряться в настоящем мире. Таком вожделенном и одновременно обманчивом. В реальности, что может уничтожить, но никогда не сможет повторить сделанное родителями.

— Прости меня.

В немом отчаянии цепляюсь за него, как за последнюю надежду. Прислушиваюсь к рокоту сердца, которое болезненно бьется в груди, не успевая гнать загустевшую кровь. Ведомая внутренними желаниями, перебираюсь на колени и всем телом прижимаюсь. Окутываю своей дрожью, касаюсь мокрыми щеками и пальцами оглаживаю чужие скулы.

— Кьяра, — хрип, звучащий сквозь вакуум, и собственный подавленный одной единственной просьбой крик боли.

— Мне это нужно, — проглатываю буквы и захлебываюсь от безысходности. — Прошу.

Первая целую. Напором давлю и прячу ото всех разорванную на клочья душу. Кусаю губы, раздражая тонкую кожу. Прошу и умоляю остаться со мной сейчас, даже если завтра это станет постыдной ошибкой.

Александр поддается. Легко и просто становится моим главным спасением. Своими объятиями, прикосновениями, поцелуями отвлекает от возникших проблем. Застилает яркие картинки возникших воспоминаний. Заставляет чувствовать себя нужной, той единственной, ради которой готовы на все.

Запрокидываю голову назад, когда Александр губами касается моей шеи. Череда частых поцелуев покрывает кожу, и я закрываю глаза. Плавлюсь, ощущаю Форда везде: каждая клеточка тела наполнена им. Под ладонями, которыми я упираюсь ему в грудь, быстро колотится сердце. Оно напоминает, что мы живые, настоящие.

В его объятиях мир рушится на части. За пределами квартиры на крошки дробятся здания, осыпаясь и плотным облаком пыли застилая небо; земля уходит из-под ног и расползается глубокими трещинами, то и дело затягивая в непроглядную тьму. Теряется привычное равновесие, спутав реальность и сон. Чувствую, как за окнами загорается яркий огонь — последняя вспышка, прежде чем погрузиться во мрак. Но под россыпью чужих поцелуев до происходящего нет дела. Нежные прикосновения, которые я ранее никогда не испытывала, кружат голову. Не дают вздохнуть.

Сегодня все не так. Сегодня я не та.

Подхватив меня под коленями, Алекс поднимается на ноги. Я крепче обнимаю Форда, своей щекой соприкасаюсь с его. Слезы все еще раздражает кожу, от них щиплют глаза и комната плывет. Стараюсь не думать о том, как ничтожна. Отдаю себя всю, без остатка. Пусть наслаждается мягкостью, которую дарю, лишь бы не думать о сегодняшнем вечере.

Падаю спиной на кровать. Александр нависает сверху и прячет ото всех. Дотрагиваюсь до его лица, любуюсь, пока пелена возбуждения не перекроет мысли. Помогаю снять узкое платье, сразу же подставляя скрытую за тонким дорогим кружевом грудь под поцелуи. Несдержанно стону, кусаю губы и упираюсь затылком в подушку, когда Алекс спускается ниже. Живот щекочет горячее дыхание, и я между пальцев зажимаю плед.

От осознания, что он первый побывавший в моей постели мужчина, схожу с ума. Вбиваю его вид себе в голову, заполняю свое сознание, только бы больше не плакать. Пытаюсь сделать глубокий вдох, но опять вижу перед собой Маттео. Зажмуриваюсь до белых пятен и вздрагиваю, когда Александр ласково шепчет на ухо:

— Тише.

Я в очередной раз льну к нему. Целую, задыхаюсь, утопаю под тяжелой грудой противоречивых чувств. Трогаю его тело, наслаждаясь твердостью и рельефностью. Позволяю обжечься о чужую обнаженную кожу и больше не сдерживаю себя.

— Алекс, — имя звонко слетает с губ, когда он кончиками пальцев касается клитора. Влажное белье неприятно липнет, как и мокрая от слез подушка. — Не останавливайся.

Алекс молчит. Внимательно всматривается в лицо, будто впитывает каждую эмоцию. Пальцами доводит до исступления, то и дело срывая постыдные стоны.

Окончательно и бесповоротно теряюсь во времени. Путаюсь в и без того непонятном пространстве. Ориентируюсь только на сверкающие в полумраке квартиры голубые глаза. Александр рядом. Необычайно нежный, но в то же время страстный и манящий.

Он — вожделение, которое хочется без остатка; магнит, притягивающий к себе, что есть силы. Рядом с ним любая мировая трагедия ничтожна.

В сбитом дыхании продолжает слышаться отчаянный крик о помощи, что заглушается новым настойчивым поцелуем. Легкие горят от нехватки воздуха, тело пылает и вот-вот готово загореться, и Александр готов гореть вместе со мной. В томительной ласке таю, внимая каждое движение пальцев.

— Так хорошо, — торопливо проговариваю. Веду бедрами от нетерпения, хочу быстрее получить долгожданную разрядку. Эгоистично впиваюсь ногтями в обнаженную кожу плеч и целую, целую, целую. Не могу остановиться. Пусть задохнусь, но разделю этот момент вместе с ним. — Oddio*(итал.: боже), — едва ли не молитвой вырывается.

Приятная дрожь проходит по телу, и резкий вздох вырывается из груди. Я тяжело дышу, моментально оказываясь в крепких объятьях. Оргазм застилает собой никчемную реальность, погружает в пучину мечтаний и помогает спрятаться.

Однако ненадолго.

Когда мокрую от пота кожу начинает касаться проскальзывающий в окно ветер, понимаю, что никчемная здесь не реальность, а я. Спать с кем-то, чтобы просто забыться — низко. Поступать так с человеком, который пришел на помощь, — аморально.

Не замечаю подступающий к горлу ком. Сжимаю ладони в кулаки, когда слезы снова стекают по щекам, оставляя влажный след на груди Александра.

— Мне так жаль, — шепчет в макушку, и я жмусь теснее. Греюсь о горячую кожу его тела, скрываюсь в коконе крепких рук. — Перестань, пожалуйста.

— Я не хотела, чтобы так получилось.

— Я знаю, — невесомое поглаживание по голове. — Давай не будем об этом говорить сейчас?

— Никогда не будем, — едва слышно отвечаю и закрываю глаза.

— Как скажешь. Отдохни.

Не помню, говорю что-то в ответ или нет. От усталости и истерики проваливаюсь в непроглядную темноту. Не вижу снов, ярких картинок. Только чернота, которая развеивается хлопком входной двери.

Присаживаюсь и одеялом закрываю плечи. В квартире и за окном темно. Соседняя сторона кровати теплая, но пустая.

Ушел.

Поджимаю задрожавшие губы. От пустоты и одиночества хочется заплакать. Слабость никак не покинет меня и не вернет привычную стойкость назад. Каждое слово, эмоция чувствуется в миллион раз сильнее, доставляя невыносимый дискомфорт. Я понимаю, что Александр ничем мне не обязан, однако его поступок разбивает сердце.

Глава 17. Семью не выбирают

— Не знала, что ты куришь, — смотрю в голубые глаза, которые отливают желтизной из-за горящих на балконе фонариков.

— Только когда злюсь или нервничаю, — делает затяжку и поворачивает голову в сторону, чтобы дым не врезался мне в лицо.

С точностью до каждого слова разговор в голове прокручивается в сотый раз. В памяти всплывает вечер в доме у Александра, когда он защитил меня ото всех. Как сделал это вчера.

Опять он находится непозволительно близко, то и дело встревая в личное пространство, застилая собой разум и убивая здравый смысл. Вчера я поступила непозволительно: открылась перед ним полностью, обнажила душу, без стеснения представая такой, какая есть. А он не отказался. Остался рядом, будто это обыденная необходимость жертвовать своим времени ради слабачки.

Хотя жертвовал ли он им?

Быть может, рассчитывал на продолжение. На нормальный секс, который был ему обещан, но из-за меня планы поменялись. Я не смогла дать ему желанное и подвела.

Опять становится стыдно. Все произошедшее оказывается настоящей правдой, а не сном, как я мечтала. Со вчера под глазами остались синяки, лицо припухло, губы потрескались. Вид не самый лучший и так появляться перед Александром не хочется.

Вспоминая об Алексе, упираюсь ладонями в раковину. Смотрю в зеркало и в отражении продолжаю видеть отчаяние, что перекрывается почти невесомой, не ощущаемой радостью.

Он вернулся после ухода. Через какое-то время лег рядом, даруя надежду. От Александра пахло нотками сигаретного дыма, который никак не скрыть сладостью ванили. Знакомый запах осел в носу и захотелось прижаться к Форду ближе. Сделать глубокий вздох, чтобы окончательно убедиться — он настоящий и он здесь.

— А сейчас: злишься или нервничаешь? — ближе встаю к Александру и перехватываю вновь поднесенную к губам сигарету.

Качаю головой от своих эмоций. Они такие странные и необузданные, что хочется потребовать от других ответов, потому что я не справляюсь. Мне хочется поддаться, перестать контролировать то, что неподвластно. Однако не могу. Не хочу тонуть в неизвестном. Тем более нет никакого желания ошибочно думать о правдивости чувств. Наверное, вчерашнее представление стало триггером. Прошло по давно залитым шрамам, снова вспарывая плоть.

Еще раз умываюсь холодной водой, похлопываю себя по щекам и натянуто улыбаюсь отражению. В глазах горит потерянность и непонимание. Александр сейчас спит в

моей

квартире, в

моей

постели, и я хочу, чтобы так и осталось. Пусть он не просыпается, не вспоминает вчерашнее, не уходит.

Проснуться в его крепких и теплых объятиях было очень приятно. Уют пробирался под кожу до самого основания, дотронулся до сердца и обвил собой душу, норовясь нарушить жизненные устои. И почему-то не хотелось препятствовать.

Не могла же я…

Резко вскидываю голову, снова смотрю на себя в зеркало. Веду подбородком и делаю шаг назад. Оставляю все раздумья в ванной, выкидываю мысли, не желаю иметь дело с затуманенным горем разумом. Других объяснений столь сильной эмоциональности нет.

Лучше займусь завтраком. Попытаюсь хоть как-то отблагодарить Александра за вчерашнее. Только все желание готовить застилает стыд, когда, выйдя из ванной, я натыкаюсь на Форда. Он сонно всматривается в мое лицо, едва заметно кивая.

— Доброе утро, — растерянно говорю и увожу взгляд в сторону, чтобы не зацепиться за обнаженную кожу торса; не потянуться, чтобы коснуться.

— Доброе, — дергает скулой, на которой растеклось фиолетовое пятно. — Я могу привести себя в порядок? — указывает на дверь, и я киваю.

— Все необходимое есть в шкафчиках, — пропускаю Александра, а сама зажмуриваюсь сильнее.

Не так я представляла нашу встречу после ночи. Наверное, мне хотелось бы подготовить извинения.

Прохожу на кухню и не знаю, что делать. Растерянно глажу себя по бедрам, смотрю на стоящий в вазе букет от Клейтона и тяжело вздыхаю. Он напоминает о милой прогулке в четверг.

Уайт пригласил меня в музей современного искусства, где приобрел билеты на экскурсию с интересной лекцией, а после накормил вкусным ужином. Проводя до дома, невинно и неожиданно поцеловал в щеку. Щетина приятно кольнула обдутую прохладным ветром кожу, а прикосновение губ ласковым теплом пронеслось по каждой клеточке тела. Уверена, что в тот момент на переносице появился предательский румянец и глаза загорелись. По крайней мере, я надеюсь на такую реакцию. В конце концов мне удалось почувствовать пульсирующую в сердце симпатию к Клейтону. Но она не остановила, и в пятницу я опять выбрала Александра.

Какая же я идиотка.

И Маттео…

Зарываюсь пальцами в волосы и не нахожу себе места. Пытаюсь начать готовить завтрак, однако ничего не выходит: в руках все еще ощущается дрожь, в голове пусто, перед глазами немного плывет. Зачем только согласилась? Наверное, в глубине души тлеет надежда помириться с родными и снова обрести — хоть и странную, — но семью. Может, стоит попробовать? Вдруг они изменились?

— У тебя все хорошо? — прямо над ухом раздается голос, и я не сдерживаю короткого ругательства. Александр широко улыбается и приподнимает бровь. — Ты почти пять минут смотришь на пустой чайник. Точно все нормально?

— Да-да, — торопливо произношу, сдув челку. — Задумалась.

Алекс встает рядом, облокачивается бедром о кухонную столешницу и заводит руки за спину, оперевшись. Теряю свою уверенность и замечаю, как мало места стало в квартире. Александр занимает собой все пространство, окутывая облаком комфорта. Непроизвольно двигаюсь ближе, смотрю в голубые глаза, которые пронзают насквозь.

— Маттео это кто? — вдруг спрашивает.

— Мой старший брат.

— Хорошо.

— Прости за него. Я не думала, что так все закончится, — впитываю взглядом каждую эмоцию Александра. Всматриваюсь в спокойное лицо, то и дело хватаясь за синяк и царапину на скуле. — Я не хотела, — подаюсь вперед.

Необузданным порывом тянусь к нему и опускаю ладонь на щеку. Слабая щетина покалывает кожу, когда большим пальцем оглаживаю место удара, словно это как-то поможет: залечит рану и снимет напряжение в теле.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Александр смотрит мне в глаза и, опустив свою ладонь поверх моей, сжимает пальцы. Сердце подрывается от его жеста, прыгая в груди и ударяясь со всей силы о ребра. Пробивает кости напором, разгоняя по венам не кровь, а сжигающую изнутри лаву. Дыхание перехватывает и, кажется, что легкие склеиваются, тяжелым комом ощущаясь в горле.

Не могу сказать ни слова. Все внимание сосредоточено на Александре и его прикосновении.

— Все в порядке, — говорит, и голос звучит эхом. Сбивает с толку, но не позволяет опомниться. Признаюсь себе, что готова стоять так, пока не заноют ноги, требуя присесть. — Тебе не за что извиняться и ты всегда можешь обратиться ко мне.

— Он звал меня домой, — пальцы Алекса нежно перехватывают мои. Он тянет руку от лица, опуская.

— Ты хочешь об этом поговорить?

— Я не знаю, — поворачиваю голову в сторону. — Нужно ли ехать?

— Только тебе решать. Это твоя жизнь, Кьяра, и твой выбор.

Усмехаюсь.

Как будто раньше кого-то волновало: моя жизнь или нет.

— Почему никто не может сделать выбор за меня? — исподлобья гляжу на Александра, задаю вопрос, который мучает уже давно.

Тонкая улыбка оседает у Алекса на губах.

— Потому что это все еще твоя жизнь. Бывает, выбор определяет случай. Вдруг сейчас именно тот случай, чтобы решиться?

Неопределенно веду плечами, неуютно переступаю с ноги на ногу.

Решиться и выбрать. Прямо сейчас.

Резко выдыхаю.

Не могу.

— Я теперь должна тебе оргазм, — резко перевожу тему. Поднимаю подбородок и с вызовом смотрю в голубые глаза, думая о том, что сейчас Александр поддастся. Позволит оттянуть момент собственного бессилия.

— Можешь не возвращать, — отзывается и отпускает ладонь.

В секунду по предплечьям пробегает холод.

— Так будет нечестно и…

— Считай, это дружеской поддержкой. Мне пора, — отталкивается от столешницы и делает шаг в сторону, окончательно отдаляясь.

— Мы могли бы позавтракать.

— В другой раз, — мягко улыбается. — Можешь не провожать.

Застываю на месте. Не могу пошевелиться даже, когда входная дверь хлопает. Тупым взглядом утыкаюсь в стену, не понимаю, что за чувства испытываю к произошедшему, к Александру, к самой себе. Только сейчас оказываюсь по-настоящему брошенной, запутанной в собственном выдуманном мире.

***

— Почти ничего не изменилось, — большим пальцем кручу подаренное Александром помолвочное кольцо. Не знаю, зачем надела его, но отчего-то становится легче.

Опускаю темные очки и осматриваю дом из белых камней. Залитые ярким солнечным светом стены немного ослепляют, вызывая дискомфорт. В памяти всплывают проведенные на веранде дни, которые я тратила на попытки постичь азы архитектуры перед вступительными экзаменами. За этими воспоминаниями прячется вся юность, а за ней — беззаботное детство в объятиях родителей. Тогда мне и не думалось, что жизнь может измениться в одночасье, разбить сердце и веру в лучшее будущее. Не достигнутая мечта до сих пор горьким запахом чувствуется в носу, щекочет горло и требует к себе внимания. Напоминает всякий раз, когда случается очередная неудача.

Шум моря дотрагивается до слуха, убаюкивающей мелодией отзываясь в сердце. В Бари жарко так же, как было в день моего отъезда.

— Снаружи — да, внутри сделали ремонт, — говорит Мат и закидывает мой рюкзак себе на плечо. А после тихо добавляет: — Твою комнату не трогали. Мама не разрешила.

— Решили сохранить память, как об умершем родственнике? — хмыкаю, на что Маттео недовольно морщится.

— Она думала, ты вернешься.

— Как самонадеянно.

— Тем не менее, ты здесь, — улыбается Маттео, и морской ветер распушает ему челку.

Не сдерживая тихого смешка, когда брат пытается вернуть назад без того неаккуратную после перелета укладку. В очередной раз нахожу в Мате знакомые движения, жесты, эмоции. Все в нем тепло отдает в районе солнечного сплетения.

— Тебе просто повезло, что я согласилась, — строго произношу, и Маттео протяжно вздыхает.

— Ты прости меня, — мнется, дернув скулой. Под глазом, на контрасте с серым цветом радужки, растеклось фиолетовое пятно, которое лишь по краям отдает желтизной. — Я не собирался никого бить. Просто этот… — неопределенно ведет рукой, то ли вспоминая имя, то ли ругательство на английском. Тяжело вздыхает, переходя на итальянский: — английский придурок.

— Он не придурок, — тоже отказываюсь от английского. Принимаю правила чужой игры и полностью окунаюсь в прошлую жизнь. — По крайней мере, он встал на мою защиту, а не спрятал голову в песок.

Хмыкнув, Маттео закатывает глаза.

— Пусть так. Я лишь прошу прощения.

— За что? — с вызовом вздергиваю подбородок. — За вчера или за прошедшие года?

Маттео поджимает губы, и я качаю головой. Отмахиваюсь и плюю на свою затею: слишком поздно доказывать правоту.

— Давай закончим это? — предлагаю. — Бесполезно лезть в прошлое, там уже ничего не исправить.

— Ты права.

— Как и всегда, — поддеваю, вызывая у Мата широкую улыбку.

Поправляю тонкую бретель шифонового сарафана и осматриваюсь по сторонам, пока мы подходим к дому.

Почему-то хотелось выглядеть сногсшибательно. Показать, как я сама смогла всего добиться и красивая, едва пережившая перелет укладка вовсе не результат мучений и уставшей от плойки руки. Обновленный в такси макияж спасает положение: темный блеск для губ остался на горлышке бутылки еще в аэропорту Лондона.

— Проходи, — Мат пропускает вперед.

Почти что кошкой проскальзываю внутрь, опасаясь автоматной очереди. Рассматриваю зал, который раньше был родным. Только выглядит он совершенно не так. Больше нет мягкого вельветового дивана, вместо него стоит строгий кожаный. Забитая книжными шкафами стена, стала голой — лишь одна декоративная картина висит на ней и не несет никакого смысла. Все кажется острым, чужим и совершенно непривычным. Словно характер моих родителей полностью передался в светлый интерьер дома, указывая на резкие углы и идеальность во всем.

Ощущаю, как чужая ладонь дотрагивается до моей. Смотрю на Маттео, и он кивает вперед, предлагая пройти.

Плотно сжимаю губы и выпрямляюсь в спине. Нужно держать осанку, лицо и эмоции. Нельзя поддаться слабости, показать, что я до сих пор испытываю чувства к этому месту. Хотя в душе все так и есть. Хочется пройтись по дому одной, заглянуть во все комнаты, докоснуться до каждой детали. Хочется впитать знакомый запах родного места и раствориться в нем без остатка. Сколько бы плохого не происходило — Бари все равно останется теплым воспоминанием, которое позволяет не потерять себя в Лондоне.

Люблю Италию, но не люблю произошедшее в ней.

— Маттео, ты вернулся! — теплый голос мамы раздается сбоку, и она сразу же появляется в зале.

Резко втягиваю воздух через нос. Мама ничуть не изменилась: светлые густые локоны аккуратно падают на плечи, утонченная фигура подчеркивается легким платьем, а на лице нет ни единой морщинки. Она такая же, как была пять лет назад.

Мама застывает на месте. Всматривается в мое лицо и ладонью прикрывает рот. Удивление загорается в светлых глазах, плечи вздрагивают и едва слышимое «не может быть» эхом отражается от стен.

Мурашки чувствуются на коже, и я тру предплечья. Сгоняю напряжение, продолжаю молчать, когда мама подходит ближе.

— Кьяра, — от надрывающегося голоса в горле начинает першить, а от незнания, что делать, пульсирует в голове. — Это правда, Маттео? Я не верю.

В ушах шумит кровь. Не так я представляла нашу встречу. Хотя я никак ее не представляла. Не думала, что однажды увижусь с мамой или просто окажусь в Италии. Но еще с мая жизнь пошла не по тому пути, который я себе распланировала. А ведь все началось с чертовой записки.

Мама подходит ближе и тянет ладонь к моему лицу. Не даю себя коснуться, с легкостью отпрянув.

— Не нужно, — тихо произношу и вижу, как мама прижимает руку к груди и не сдерживает слез.

Она продолжает смотреть знакомым любовным взглядом, который пробирает до самых костей. Странно видеть мамину слабость, что совершенно ей не подходит и не приносит мне никакого удовольствия. А ведь первые полгода после побега, я часто перед сном представляла, как докажу всем, что смогу всего добиться; как разрушу чужое самолюбие и покажу, что я сама на все способна. Сейчас мне хочется вернуться обратно в Лондон, лишь бы не видеть слез матери.

— Ты так повзрослела, — даже не пытается успокоиться. — Такая красивая. Я даже представить себе не могла, что ты окажешься здесь.

— Скажи спасибо своему сыну, — склоняю голову набок, и на Мата наконец-то обращают внимание.

— Господи, Маттео, что с твоим лицом?! — восклицает и подходит к брату. Тот спокойно позволяет до себя дотронуться.

— Случилось небольшое недопонимание. Все в порядке. Я привез Кьяру, остальное — неважно.

Мама ведет подбородком. Ее взгляд опять пересекается с моим, пуская по телу странное тепло. Но признаться себе, что я скучала по родным — не могу. Вряд ли они думали обо мне все эти годы и уж точно не стремились вернуть.

— Ты взяла мало вещей? — мягко улыбается мама, когда Мат передает рюкзак.

— Завтра вернусь в Лондон. Я прилетела по просьбе Маттео, он сказал, что это важно. Думаю, одного дня достаточно, чтобы решить все проблемы, — строго говорю, пока внутри все дрожит от волнения. — Я хотела бы отдохнуть после перелета.

— Да-да, конечно, — мама быстро кивает. — Давид вернется из клиники только к ужину. До этого времени ты совершенно свободна.

— Спасибо, — с благодарностью произношу. Отчего-то ощущаю жжение где-то в районе солнечного сплетения. Страх закрадывается в душе и сердце, потому что встреча с отцом вряд ли пройдет гладко.

— Кьяра, — голос мамы обрывается размышления и вынуждает обернуться. — Я могу тебя обнять?

Веду подбородком и сухо отвечаю:

— Не стóит.

Плотно сжав губы, мама подхватывает себя под грудью. С пониманием моргает и встает рядом с Матом. Тот тут же обнимает ее, в поддержке сжимая предплечья и позволяя намочить слезами футболку.

Рвано выдыхаю и поднимаюсь на второй этаж в свою старую спальню. Впиваюсь ногтями в кожу ладоней, стараюсь так отрезвить сознание и вернуть на место здравый смысл. Вот только сил нет. Пережитая встреча оказалась в сотни раз сложнее придуманных в самолете. Эмоции мамы кольнули сердце, взывая к чему-то давно забытому, а попытки сохранить в себе уверенность потратили последнюю энергию.

Я падаю на застеленную кровать и сворачиваюсь клубком, подтягивая ноги к груди. Немигающим взглядом утыкаюсь в заклеенную красивыми картинками и мотивационными цитатами из интернета стену над письменным столом. Все действительно осталось таким, каким было. Даже мягкость кровати непозволительно тянет в сон. Вот только не могу себе его позволить. Уснуть — значит сбежать.

И мне так хочется это сделать.

Одинокая слеза скатывается по щеке, опять указывая на пробоину в контроле над чувствами. Возможно, зря я согласилась приехать. Импульсивный поступок, связанный с уходом Александра, точно не приведет ни к чему хорошему, а без того слабая психика, что надломилась вчера вечером, окончательно меня сломает.

Однако поздно что-то менять. Я уже здесь, и очередной побег снова покажет мою слабость.

Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. Зачесываю назад челку, протерев лицо ладонями. Думаю о том, как в последнее время стало трудно справляться со всем одной. Неистовое желание довериться кому-то полностью постепенно зреет в душе, то и дело напоминая о важности прийти к определенным выводам. Наконец-то определиться и сделать выбор, который построит будущее и поможет идти дальше, держать лицо и никогда не отчаиваться. Даже утром я необдуманно произнесла то, о чем начинаю мечтать: хочу, чтобы за меня решили. Только и потерять саму себя не хочу. Пусть это будет что-то вроде совета, как дает Фиби, только более личный, способный разжечь в сердце огонь, окутать нежностью и заботой. Пусть это будет влечение, способное разбудить долгожданное доверие к другим.

Не могу больше.

Поднимаюсь с кровати. Делаю несколько кругов по комнате, все также цепляясь за знакомые вещи, которые со временем утратили свою яркость и выцвели от теплого солнца. Морской воздух продолжает нагло заглядывать в окно, заманивая и притягивая. Мне не останется ничего, кроме как привести себя в порядок и выскользнуть из дома.

Дорога до побережья занимает от силы пятнадцать минут. Можно было бы дойти быстрее, но торопиться не хотелось. Я старалась впитать каждый сантиметр давно забытых улиц, насладиться касающимся открытых плеч теплом, вслушаться в расслабленную итальянскую речь. Проходя мимо открытой кофейни, с не скрываемым удовольствием втягиваю аромат крепкого кофе. Решаю на обратном пути взять эспрессо, чтобы окончательно проснуться и понять, что происходящее — не сон.

Останавливаюсь на краю каменной лестницы, ведущей на полупустой пляж. Снимаю туфли и, схватив их за каблуки, спускаюсь вниз. Голые стопы сначала касаются горячих ступенек, а после утопают в мягкости песка. Приятное тепло растекается по телу, ностальгия обнимает за шею, ласково притянув к себе.

Поправив юбку, опускаюсь на песок. Кончиками пальцев рук вырисовываю беспорядочные узоры на белом полотне. Всматриваюсь вдаль, где на слабых волнах покачиваются прогулочные яхты с туристами, для которых Бари — лишь город для отдыха. Уверена, у них сейчас нет забот и глупых мыслей, способных уничтожить долгожданный отпуск, и единственной проблемой является только сильная жара.

Закрываю глаза. В голове становится пусто, когда солнце согревает щеки, шею, открытые ключицы. Хочется лечь на песок, раствориться в легкости ветра и слушать только шум невысоких волн и редкие крики чаек. Но в очередной раз мои желания разбиваются, когда чье-то тело с глухим звуком падает рядом.

Мимолетно смотрю в сторону, замечаю смущенного Маттео. Не сдерживаю раздраженного вздоха.

— Знал, что ты будешь здесь. Ты повзрослела, но привычки остались.

— Это послужило поводом меня искать? — безэмоционально спрашиваю, хотя сердце в груди волнительно бьется. Приятно становится от того, что Мат помнит о прошлом.

— Нет, — слышу растерянность в голосе брата и мягко улыбаюсь. — Хочу предложить кое-что.

— Бесплатно вставить импланты в задницу? — язвлю, за что получаю недовольный тычок пальцем в предплечье.

— Прекрати.

— Ты не в том положении, чтобы командовать, — наполняюсь весельем, глядя в светлые глаза брата. — Выкладывай, чего ты хочешь.

Маттео мнется. Неуверенно отводит взгляд, смотря на подкрадывающиеся к ногам волны. Пена почти касается кончиков пальцев, а вода поднимается все выше, намекая на беспокойство в море.

— Попытаться помириться, — говорит, и я резко вскидываю голову в удивлении. Маттео не дает выразить недовольство: машет руками, перебивает: — Я объясню. Ну, или попытаюсь объяснить. До твоего отъезда мы были близки, поддерживали друг друга и верили, что со всем справимся. Когда ты уехала, я продолжал в тебя верить, как и любить. Но наперекор этому встала моя мечта, которая постепенно начала исполняться. Я погрузился в учебники, статьи, искал возможности вживую наблюдать за операциями и стать ближе к клинике, — он зачесывает челку, а я отворачиваюсь. Кусаю щеку от начинающих щипать глаза.

Его мечта была рядом, моя — где-то в другом мире.

— Время беспощадно бежало и затягивало в круговорот событий. Учеба занимала слишком много места в жизни, постепенно вытесняя тебя. Первое время удавалось поддерживать связь, после стало трудно. Еще труднее, когда папа узнал о нашем общении.

Хмыкаю. Конечно, кто же еще мог повлиять на брата, если не его кумир.

— Я бы мог игнорировать запрет, но как выяснилось — я полный эгоист. Выбрал легкий путь, не стал портить отношения с папой, чтобы не обрести проблемы в будущем. Я все еще желаю и хочу стать хирургом. Но я даже подумать не мог, что стану не врачом, а кретином.

Не знаю, как себя вести. Может, откровения брата и должны были дотронуться до души, но обида сильнее. Она не позволяет словам пробиться через толстую стену горечи, которую я испытывала последние несколько лет.

— Кьяра, — брат касается моей ладони. — Не молчи.

Набираю в легкие побольше воздуха.

— А что я должна говорить? Я рада, что твоя мечта сбылась, только мне это ничем не поможет. Жизнь не изменится, как и отношения с родителями. Наивно надеяться на быстрое примирение. Да и в целом, на примирение, Маттео.

— Можно попробовать.

— А какой смысл? Из-за них я не смогла стать архитектором, потому что «ты должна продолжать дело семьи». Из-за них пришлось уехать из Италии, оставив все. Черт возьми, в шкафу до сих пор лежат брошенные вещи, Мат! Ты действительно думаешь, что так легко простить? Сделать вид, что ничего не было? Может, мне еще и про пощечину забыть?

От упоминания последнего Маттео вздрагивает, и я отворачиваюсь. Кусаю губы и жалею о сказанном. Возможно, Мат знал о произошедшем и умело игнорировал факты, а, возможно, узнал только сейчас. В любом случае, реакция у него странная: он обнимает меня, крепко прижав к боку.

Сил сопротивляться нет. Я слишком устала за последние месяцы, истратила всю уверенность и оставила крошки стойкости в Лондоне. Все, что есть — стискивающееся от боли сердце.

— Мне очень-очень жаль. Я не прошу быстрого прощения. Готов ждать столько, сколько нужно. Лишь дай мне попытку исправиться, — гладит по голому предплечью, жесткой ладонью царапая кожу.

С силой зажмуриваюсь. Пальцами хватаюсь за чужую футболку, оставив на белой ткани следы песка. Ноги притягиваю ближе, когда вода начинает касаться щиколоток. Прохлада волн отрезвляет, позволяет пробудить остатки здравого смысла, которого сейчас так не хватает.

Не сдерживаюсь и слабо киваю.

— Но это не значит, что я простила тебя.

— Хорошо, — пальцами слабо впивается мне в предплечье, признаваясь: — На самом деле, папа повредил руку еще зимой на горнолыжном курорте. Несчастный случай, который отобрал у него дело всей жизни. Я долго не мог решиться позвонить.

— Надеюсь, получив травму, он переосмыслил свое поведение, — фыркаю и отстраняюсь, садясь ровно. — Расскажи о себе, Маттео, — прошу и знаю, что он попросит того же в ответ.

Мы уходим с пляжа под падающее в успокоившееся море солнце. В вечерней прохладе ощущается свобода и легкость, которая ласково обнимает и поддерживает; помогает идти вперед, несмотря ни на что. А когда оказываемся дома — вмиг становится тяжело дышать.

Расправляю юбку сарафана, прежде чем войти в столовую. От волнения прохожусь языком по сухим губам, пока страх подкрадывается все ближе. Не буду скрывать от самой себя: отца я боюсь. Его мания решать за всех комом стоит в горле, строгий вид вызывает дрожь в груди. Всю мою жизнь он спланировал «от» и «до», а когда не получил желаемое, просто выкинул из памяти.

Уверена, он ни разу с того дня не вспоминал обо мне. Однако так даже лучше. Не возникнет никаких ожиданий.

Делаю последние шаги и почти сразу же оказываюсь под прицелом отцовского взгляда. Он, выпрямив спину, вальяжно сидит во главе стола. Делает глоток вина и самодовольно ухмыляется, оставляя на лице знакомую эмоцию самомнения. Отец не изменился, как и мама, только редкая седина на висках и щетине выдает его возраст.

Тут же неконтролируемо смотрю на кисть руки, в которой он держит бокал. Пальцы — от мизинца до среднего — согнуты и кожа на них сильно натянута, не позволяя распрями ладонь до конца. Судя по травме, держать приборы, делать рутинные дела возможно, орудовать скальпелем — нет.

Заметив мою заинтересованность на руке, отец склоняет голову набок. Жестом приглашает сесть, и Мат подталкивает меня к стулу. В голове начинается отсчет: красные цифры идут на уменьшение, показывая доли секунды до взрыва. Нутро кричит просьбы убежать, скрыться, вернуться обратно в Лондон, а тело не поддается: ноги поднять получается далеко не сразу. Шаги ощущаются тяжело, словно после на паркете остаются глубокие вмятины.

Сев на место, которое раньше принадлежало мне, гордо вскидываю голову. В столовой становится душно от тишины. Тишины, что кажется громче любых слов. Она оседает кислотой на кончике языка и заполняет рот вязкой слюной.

— Вино? — спрашивает мама, и ее голос эхом разлетается по столовой.

— Нет.

Качаю головой и беру приборы. Пить не хочется. Даже капля алкоголя может испортить вечер и надломить уверенность. Но от ужина отказываться не собираюсь. Домашняя паста выглядит как спасение.

Звонкие удары приборов о тарелки — единственные звуки в душном помещении. Напряжение витает в воздухе, то и дело дотрагиваясь до шеи, вызывая удушье. Сарафан начинает сжимать ребра, не позволяя сделать глубокий вздох. С каждой проведенной в компании родителей минутой мыслей в голове становится все больше и больше. Затянувшееся молчание доводит до изнеможения.

— Так зачем ты приехала? — вдруг говорит отец, и я не сразу реагирую на его слова.

Сначала медленно и растерянно моргаю прежде, чем повернуть голову.

Явно не от большой любви.

— Маттео попросил, — проглатываю язвительный ответ.

— Маттео, значит… — задумчиво произносит и смотрит на брата. Тот неопределенно пожимает плечами, словно не стоит задавать никаких вопросов. — Уговоры закончились дракой?

— Вышло недопонимание, — повторяет Мат, на что отец недовольно морщится.

Он отстает от Маттео, снова перекидывая внимание на меня.

— Смогла получить

свое

образование?

— Смогла.

— И сколько зданий уже спроектировала? — поддевает, разрывает не до конца зажившую рану.

— Я закончила другой факультет.

— Да? А как же твое желание, из-за которого ты сбежала из страны?

— Давид, — встревает мама.

— Подожди, Патриция, мне интересно, как наша дочь справлялась одна.

— Нормально справлялась и сейчас справляюсь, — спокойно отвечаю, хотя внутри бурлит раздражение и гнев. — А желание не исполнилось, потому что я всю жизнь пыталась исполнить желание своей семьи.

— Твой путь к успеху лежал через семейное дело, Кьяра, — строго произносит, и я позволяю себе слабость — отвожу взгляд в сторону. — У тебя есть задатки, легкая рука и мозги. Но ты предпочла эгоистично сбежать от ответственности.

— Я предпочла быть собой, — снова смотрю на отца. В его глазах вспыхивает недовольство. — Пусть не добилась желаемого, однако справилась. Без вас и вашей помощи, и рядом есть люди, которые меня любят и поддерживают. Они принимают мои мечты, цели и никогда не идут против, — откидываюсь на спинку стула, горько добавив: — В отличие от вас.

Мимолетно гляжу на маму. Она протирает лоб ладонью и допивает оставшееся в бокале вино.

— Не забывай, кто заботился о твоем взрослении и обеспечивал существование.

От слов отца становится не по себе. Стискиваю челюсть с такой силой, что, кажется, зубы вот-вот треснут.

— Нормальные родители никогда не скажут о таком ребенку.

Отец дергает скулой, а мама ведет подбородком. Никто из них не думал о таком развитии событий. Я же изо всех сил продолжаю держаться и наблюдать за растущим в столовой раздражением.

— Пап, действительно, может, хватит? — встревает Маттео. — Сейчас не время для ссор, да и Кьяра не для этого приехала.

— Без проблем, — вновь обращается ко мне. — Как ты уже точно знаешь, я больше не могу оперировать. Нам нужен хороший хирург и человек, который готов взять на себя дела клиники. Как бы прискорбно ни звучало, нам нужна ты.

Поднимаю брови, едва успевая сдержать нервный смешок. Даже теряюсь на мгновение, пока полученная информация не обработается.

— Ты сейчас предлагаешь, чтобы я пошла учиться, потратила почти десять лет своей жизни, только потому, что вы так хотите? — в голосе слышатся истерические нотки. — Нет.

Отец с недовольством хмыкает. Тут же забывает про меня, умело делает вид, что не видит.

— Я говорил тебе, Патриция, что встреча бесполезна. Она никогда не поймет своего призвания и нашего желания ей помочь.

Несдержанно закатываю глаза.

— Правильно делаю, что не понимаю. Поверь, ты последний, к кому я прислушаюсь, потому что все слова — пустышка, для собственной выгоды, — ядовито цежу, а сама под столом кручу кольцо на пальце. — Знаешь, мне ни капли не жаль ни тебя, ни твою руку. Пусть это будет наказанием.

Отец меняется в лице: самодовольство перекрывает открытая злость. Он сжимает челюсть, напряженно смотря в глаза. В столовой опять наступает тишина, которая прерывается лишь тяжелым дыханием мамы, а после скрипом отцовского стула.

Поднявшись на ноги, он уходит. Вслед за ним, извиняясь, мама покидает кухню.

Я тяжело вздыхаю и возвращаюсь к ужину. Спокойно доедаю пасту, будто ничего и не было. Только ощущаю прожигающий взгляд, от которого жжет лоб. Поднимаю голову, и Маттео от неожиданности подскакивает.

— Что? — спрашиваю.

— Прости за него.

— Прекрати извиняться за других, Мат. Он взрослый человек и может здраво оценивать свои поступки. Впрочем, я знала исход встречи. Ничего удивительного.

— Можно попытаться дать второй шанс? — с надеждой произносит.

— Нет, — промакиваю губы салфеткой. — Бесполезно, Маттео. Оставим только нашу договоренность. И, если возможно, поменяй мой билет. Хочу уехать раньше, — поднимаюсь из-за стола и убираю за собой грязную посуду.

Маттео остается сидеть в столовой, когда я прохожу мимо в свою комнату. Только за закрытой дверью расслабляюсь. Опускаю ладонь на грудь, где больно сжимается сердце. Настежь открываю окно, впуская в комнату свежий вечерний воздух.

Как бы трудно ни было, признаюсь, что огорчена и мне нужна поддержка. Не могу справиться сама, слишком устала; слишком много всего навалилось.

Не задумываясь, набираю самому первому контакту в списке. Не сдаюсь, пытаюсь дозвониться.

Протяжные гудки заполняют собой тишину в комнате. Плотно прижимаю телефон к уху, словно это сможет помочь развеять опустившуюся на плечи печаль от двух пропущенных звонков. Перебивая собственную гордость, жду до самого конца — пока не оборвется сигнал, и милая леди не скажет, что абонент недоступен. Упрямо дожидаюсь, потому что он обещал помочь.

Неужели забыл или слова были брошены ради приличия?

— Да? — резкий голос в динамике, и я от неожиданности пугаюсь.

— Привет, — неуверенно произношу. Пытаюсь унять возникшее волнение, что ощущается холодом на кончиках пальцев.

— Привет, — с привычной издевкой хмыкает. — Что-то случилось? — в динамике Александр звучит с легким эхом.

— Я… да… не совсем, — мнусь, как малолетняя девчонка. Не могу подобрать слов, потому что их просто нет. Они клубком скатываются в голове, и я чувствую себя полной идиоткой. — Я хотела…

— Алекс! — звонкий женский голос перебивает. По звукам где-то хлопает межкомнатная дверь, и об пол ударяется мое резко окаменевшее сердце. — Ты скоро?

— Минуту, — отвечает, точно отодвинув телефон подальше от лица.

— Давай быстрее, жду тебя в спальне, — незнакомая девушка с кокетством произносит последние слова, вынуждая Алекса рвано выдохнуть.

От услышанного застываю. В ушах слышится белый шум, который мерзким шипением вызывает дискомфорт. Звездное небо перед глазами начинает плыть и кружиться, а в горле неприятно жжет. Понимаю, что Александр свободен в своих действиях. Но почему становится так тяжело дышать?

— Так что у тебя случилось?

— Все в порядке.

— Слушай, я сейчас немного занят. Давай перезвоню позже?

— Ладно, — с надеждой отвечаю, и звонок обрывается.

Едва не роняю телефон на пол, отшатнувшись от окна. Наощупь присаживаюсь на кровать, а после — ложусь на бок и притягиваю к себе колени.

Пусто.

В спальне, в голове, в сердце. Везде ощущается доводящая до криков пустота. Губы дрожат, как от холода, в горле застревает ком, когда незнакомый женский голос всплывает в памяти.

Ревностно сжимаю в руках телефон. Доказываю себе, что нельзя ничего испытывать к Александру. Загорающиеся чувства должны быть потушены в долю секунды с их появления. Нельзя давать влечению к чужому человеку перебить трезвый разум. Между нами ничего нет и не будет.

Вот только я терпеливо продолжаю ждать звонка.

Алекс не перезванивает ни через час, ни через два и даже не на следующий день. Он окончательно подрывает все то, что я к нему испытываю. Ошибочная, слепая вера в него и привлекающие своей неизвестностью эмоции разбиваются на тысячи осколков. Так больше нельзя жить.

Прижимаю к груди объемный букет, смотря в сменяющиеся за окном картинки. Клейтон уверенно ведет машину, лишь изредка глядя в мою сторону. А когда получается пересечься взглядами, он нежно улыбается, и я убеждаю себя, что мне это нужно.

Промаргиваюсь.

С Алексом не получилось так же, как с родителями. Пусть здесь повезет.

Подъезжая к дому, достаю телефон. Быстро печатаю, пока не передумала; пока решение не показалось бредом.

Я

: Я хочу закончить наши отношения.

Ответ приходит быстро.

Александр

: Ладно.

Сухое «ладно» царапает. Понимание, что он точно находится рядом с телефоном и так и не перезванивает — добивает окончательно.

Прячу мобильник, когда мы останавливаемся. Смотрю на Клейтона, фокусируюсь только на нем. Больше нет никого. Только я и он.

— Ты чего? — спрашивает. Мягкий бас перебивает музыку в машине.

— Ничего, — кокетливо произношу и наклоняюсь.

Опускаю свободную ладонь на щеку Уайта, игнорируя шелест упаковочной бумаги букета. Глаза в глаза, и я жду искры.

Касаюсь губ Клейтона. С напором двигаюсь ближе, наслаждаясь нежностью неожиданного первого поцелуя. Полностью растворяюсь в нем и плюю на упавшие в ноги цветы. Закидываю руки на шею Уайту, жмусь ближе, впитываю теплоту его прикосновений. Они почти невесомые, едва ощутимые, но такие значимые. Буквально вынуждаю сердце забиться быстрее, поглощая жесты.

Когда воздух заканчивается, и губы начинают ныть, Клейтон отстраняется. Охватывает щеки и поглаживает кожу большими пальцами. Я же делаю последний ход, сбивая оставшиеся фигуры:

— Зайдешь?

Глава 18. Их небо уронит

Не сдерживаю тихого смешка, когда Маттео на мое сообщение о приезде домой присылает смешной анимированный стикер. Качаю головой от такого поведения

старшего

брата, но в груди зреет приятное тепло от осознания, что я не ошиблась. Решение помириться было спонтанным, местами желанным. Я и подумать не могла о возможности вновь увидеться с Матом. Об общении не шло и речи. А теперь?

От очередного сообщения телефон в руке вибрирует.

Маттео

: Я обещаю больше не пропадать и писать как можно чаще. Через пару недель снова буду в Лондоне. Увидимся?

Я

: Я сделала скриншот твоих сообщений, Маттео!

Я

: Увидимся, если у меня не будет других планов. Не забывай, что ты на испытательном сроке:)

С весельем нажимаю «отправить» и уже открыто смеюсь от закатывающего глаза смайлика. Маттео пишет еще несколько сообщений о резко начавшемся в Бари дожде, я же жалуюсь на лондонскую серость, пока плеча не коснется теплая ладонь.

— У тебя очень уютно, — говорит Клейтон, когда я оборачиваюсь.

Мягко улыбаюсь и кидаю телефон на кровать. Лицом встаю к Клейтону, закидываю руки на шею и позволяю себя ласково обнять. В карих глазах продолжает плескаться доброта, которая до сих пор смешана с удивлением. Я и сама не верю в происходящее. Но так правильно. Точно правильно.

— Это из-за цветов. Они создают свежесть и приятно пахнут.

— Тогда мне стоит позаботиться, чтобы свежие цветы всегда стояли на столе. Сколько дней они «живут»? Два? Три?

Широко улыбаюсь. Смех слетает с губ от сказанных Клейтоном слов.

— Я ведь могу привыкнуть, если ты часто начнешь задаривать меня цветами.

— Разве это плохо? Пусть это станет приятной привычкой, — Уайт пальцами надавливает на позвонки. — Ты создана для того, чтобы тебя задаривали цветами.

Смущенно опускаю глаза.

— Ты правда так считаешь? — отчего-то спрашиваю. Хочется узнать, чего я на самом деле стою: просто секса или ухаживаний.

— Да. Ты великолепная.

На переносице точно загорается румянец. Чтобы его скрыть, невесомо, но быстро целую Клейтона в губы. Наслаждаюсь чужими прикосновениями, постепенно привыкая к ним. Принимаю новую реальность, которая должна стать началом чего-то большего. Бужу в себе чувства, что вот-вот должны проснуться.

— Хочешь перекусить? — склоняю голову. — У меня точно есть печенье и что-нибудь из заморозки.

— Можно просто печенье, — ладонями скользит по спине, пояснице, вынуждая слабо выгнуться и двинуться ближе.

Клейтон кончиком носа скользит по щеке, покалывает щетиной и вызывает толпу мурашек от ласки. Как котенок упирается лбом в сгиб шеи, и я зарываюсь пальцами ему в волосы. Прислушиваюсь к спокойному дыханию, греюсь в нежных объятиях, словно так было всегда. Надежда зарождается в сердце вместе с верой во взаимность.

— Можешь присесть, — прерываю тишину и кивком указываю на диван за спиной. — Печенье с чаем я быстро приготовлю.

— Помочь? — вежливо интересуется и сжимает мою ладонь, Любовно поглаживает кожу, пробуждая приятный трепет.

— Не нужно, я справлюсь.

Кокетливо подмигнув, огибаю Клейтона, игриво кончиками пальцев скользнув по его предплечью. Хочется становиться к нему ближе, чтобы испытывать как можно больше эмоций. Добиваться быстрого биения сердца, увеличивать свою симпатию, узнать наконец-то, что такое влюбленность и любовь.

Сосредотачиваюсь полностью на себе и своих мыслях, пока завариваю чай. Шум воды и кипящего чайника заглушают все остальное. В голове начинает твориться бардак, в руках ощущается тремор. Но я точно делаю все правильно. В очередной раз выбираю себя и свои желания. Сейчас хочется спокойствия, стабильности. Я устала от путаницы, вранья и попыток избегать собственные ощущения. Хочу отдохнуть, почувствовать и довериться человеку полностью. Первый раз мечтаю переложить ответственность с себя на чужие плечи. И я уверена, что Уайт отлично с этим справиться.

Своей любовью он сможет сохранить баланс в моей душе, прикосновениями согреет, а словами утешит. В крепких объятиях уютно, от поцелуев исходит жар. Мне нужно просто немного больше времени, чтобы подарить ему столько же любви в ответ. Остается только решить окончательно, что между нами.

А с Александром покончено.

Конечно, обида съедает изнутри со вчерашнего дня. Однако я понимаю, на какие условия соглашалась, вступая в дерзкую авантюру: никаких чувств, только секс. То, что я могу сейчас испытывать к Форду — моя ошибка. Я позволила себе подпустить его ближе, доверилась, открыла душу и, на удивление, получила столько же откровений в ответ. Наверное, он сам поддался соблазну и посчитал меня своим другом, кем-то близким. Только вот близости как таковой между нами нет и не будет. Алекс влюблен, а я лишь его попытка забыться. Он волен в поступках. Может поступать так, как угодно. Женский голос в телефоне тому яркое доказательство, а его быстрый отказ от меня — подтверждение моих догадок.

Мы чужие.

Незнакомцы, которые по-ошибке многое знают друг о друге.

Надавливаю кончиками пальцев в уголки глаз. До искр зажмуриваюсь и пытаюсь отогнать от себя волнение. Все, что я чувствую к Александру, необходимо забыть и выкинуть из головы. Оставить лишь каплю воспоминаний о прожитых с ним моментах и двигаться дальше, приняв такие отношения за обычный опыт; за ошибочное влечение, что вызвано неопытностью.

Я слишком молодая, чтобы знать, как нужно жить. Но за ошибки винить себя не собираюсь. Бывает всякое, просто нужно уметь отпускать.

Тревожность растекается по венам, когда я оборачиваюсь через плечо. Сразу натыкаюсь на Клейтона. Он спокойно сидит на диване, что-то пролистывая в телефоне. Не вижу напряжения в чужом теле, жестах. Лишь умиротворение, которое почему-то не передается мне.

Возможно, необходимо сделать шаг еще шире?

Глубоко вздыхаю, опустив взгляд обратно на кухонную столешницу. Вода в чайнике остывает, а я не могу пошевелиться. Дрожь ощущается на кончиках пальцев, поднимается по предплечьям вверх, и ноги немеют. Сердце в груди подскакивает, когда я вижу помолвочное кольцо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

То единственное, что сейчас осталось от Форда. В те выходные он открылся мне, показал заботу, рассказал о своей влюбленности. А я только сейчас начинаю понимать, как хотела услышать свое имя в его признании.

Стискиваю зубы. Снимаю с пальца кольцо и прячу в верхний кухонный ящик. Оставляю его среди круп, специй и подаренной посуды. Окончательно обрываю все связи с Александром, наконец-то пробуя на вкус другую жизнь. Избавляюсь от въевшейся в душу, пробравшейся под кожу и ставшей частью меня самой привычки. Взываю себя к симпатии к Клейтону. Стараюсь проанализировать каждый его жест, прикосновение.

Он ведь такой хороший. Так тянется ко мне, желая быть ближе. Почему тогда я не могу позволить ему это?

Языком прохожусь по вмиг пересохшим губам. Обдумывать долго времени нет. Тем более, достаточно всего произошедшего, чтобы понять: Клейтон — лучший вариант для меня.

В моих глазах он чистый и светлый. Я же ощущаю себя его грехом. Пороком, который темным пятном останется на душе. Но ничего сделать не могу, оттягивать неизбежное смысла нет. Ведь все поступки Клейтона говорят о желании стать частью моей жизни.

Забиваю на чай, обещанное печенье и нервозность, что закралась в сердце. Понимаю, что я точно поступаю правильно по отношению ко всем и прежде всего к себе. Сделать выбор трудно, но однозначно стоит. Нельзя продолжать причинять боль другим.

Глубоко вздыхаю, собрав волосы в слабый пучок. Лишь на мгновение прикрываю глаза и поворачиваюсь лицом к Уайту. Несколько секунд всматриваюсь в красивый профиль, запоминаю приятную глазам картину, пока наши взгляды не встретятся: его нежный и мой серьезный.

— Что-то случилось? — интересуется, и я машу головой.

Отталкиваюсь от столешницы и, вильнув бедром, следую к Уайту. Он с восхищением следит за каждым шагом, буквально впитывает в себя эмоции и жесты. Делает меня едва ли не единственной женщиной в мире, и я не могу сопротивляться и отказывать.

Полная решимости, сажусь к Клейтону на колени. Одну руку опускаю на плечо, слабо сжав, второй — обнимаю за шею. Довольствуюсь удивлением и двигаюсь ближе, скользнув ладонью вниз по спине. Он осматривает меня с нежностью, которую я никогда не видела. Взглядом желает и ласковой улыбкой срывает с губ прямой вопрос:

— Что ты чувствуешь ко мне?

— Симпатию, — секунда тишины, как глоток свежего воздуха в волнующем меня разговоре. — Ты мне нравишься. Кажется, так начинается влюбленность.

Ничего не отвечаю. Просто целую, заглушая быстрое биение сердца. В мягких объятиях на второй план уходят волнение и тревожность. Чужие руки окутывают собой, согревают, дарят надежду на светлое будущее. С Клейтоном иначе ощущается происходящее. В движениях нет напора, откровенного желания. Только заботливые прикосновения чувствуются на талии, бедрах.

С неохотой отрываюсь от губ, тяжело дышу и смотрю в карие глаза. Черный зрачок заполняет собой радужку, делая взгляд поистине манящим. Не могу оторваться, скользя по красивому лицу Уайта. Не понимаю, в какой реальности нахожусь, но покидать ее не собираюсь. Мир кажется ничтожно хрупким: одно неверное движение, и он рухнет. Оставит после себя лишь веру в несбывшееся.

— Клейтон, — шепчу, едва слышно. Имя эхом заполняет собой квартиру, отскакивает от стен и ударяет в голову. — Мы…

— Это взаимно? — тревожащий его вопрос застает врасплох.

Взаимно ли? Думаю, да. Одинаковая ли по степени чувств эта взаимность? Затрудняюсь ответить.

Кротко киваю и поднимаюсь на ноги. Протягиваю Клейтону ладонь, и он ее принимает. Сам соглашается пойти за мной; соглашается стать частью этого вечера и последующих дней. В выборе Уайта нет сомнений и раздумий, лишь желание обрести влюбленность. Обрести меня.

Упав на кровать спиной, задерживаю дыхание, когда Клейтон снимает толстовку. С не скрываемым интересом наблюдаю за ним, запоминаю чужое тело, жду, чтобы дотронуться. Откровенно хочу почувствовать тепло, твердость и гладкость кожи. Ощутить его запредельно близко.

В горле пересыхает, стоит Клейтону нависнуть надо мной. Он упирается локтями в подушку, и я запрокидываю голову. Череда опьяняющих поцелуев ложится на шею, едва открытую из-за свитшота ключицу, а после — на лицо. Ногтями царапаю широкую спину, проминаю упругую кожу и подушечками пальцев ощущаю напряжение в мышцах. Хочу скорее соприкоснуться с ним кожа к коже, чтобы развеять все возникающие сомнения.

Это не просто секс, а начало обязательств быть рядом и любить.

Помогаю снять с себя свитшот, тут же натыкаясь на новую волну восхищения. От того, как Клейтон смотрит на меня, мое тело — голова идет кругом. На мне нет красивого белья, только обычный спортивный топ, а глаза напротив загораются, словно перед ним давно загаданная мечта.

Едва ощутимо, кончиками пальцев Уайт очерчивает талию. Прикосновения слабым уколом щекотки пробегаются по телу, и я слабо улыбаюсь. Прикусываю губу и повторяю за Клейтоном: прохожусь по его груди, напряженному прессу. Показываю собственное влечение, вцепившись в ремень на джинсах.

— Стой, — Клейтон перехватывает руки, и я растерянно моргаю.

— Не говори мне «нет», — качаю головой и присаживаюсь. Нос к носу оказываюсь перед Уайтом.

— Как я могу тебе отказать? — с придыханием произносит, обхватывает подбородок и вновь целует. С охотой отвечаю, пытаясь сменить нежность на привычную себе страсть. Искушаю Клейтона, а он не поддается. — Подожди.

— Что-то не так? — прищуриваюсь и дразняще скольжу по шее, ключицам и ниже… ниже…

— Нет, дай мне всего несколько секунд, — приподнимает уголки губ и встает на ноги.

Со вздохом падаю спиной на кровать, оперевшись на локти. С интересом наблюдаю за Клейтоном, продолжая осознавать, как сейчас меняется моя жизнь. Она наконец-то ощущается свободной от других обязательств. Больше нет волнения из-за случайных встреч, страха быть пойманной. Только звенящая в мыслях тишина и наступивший покой.

Слежу, как Клейтон сам расстегивает ремень и, прежде чем снять джинсы, вынимает из заднего кармана бумажник. Ухмыляюсь, едва сдерживаясь, чтобы глупо не пошутить про то, что платить не надо. Боюсь, такая шутка разрушит возникшую между нами связь.

— Ты не похож на человека, который носит в бумажнике презервативы, — лукаво говорю, когда Уайт достает резинку и кидает ее на кровать.

— Я просто очень предусмотрительный.

— Буду знать, — ухмыляюсь и показательно расстегиваю свои джинсы. Выжидающе смотрю на Клейтона, и он тихо стонет, наклоняясь.

Избавляет от ненужной одежды, оглаживает каждый доступный ему участок тела: бедра, живот, грудь. Накрывает горячими, обжигающими поцелуями. Не оставляет ни единого шанса сохранить самообладание.

Выгибаюсь в спине и зажимаю между пальцев плед, когда Клейтон прикусывает тонкую кожу на ребрах. Несдержанно стону, чувствуя сильную потребность не останавливаться. Продолжить происходящее, воспринимая это как самую настоящую любовь. Наверное, именно так проходят ночи влюбленных друг в друга людей: без лишней пошлости, в сокровенной тишине и ласке. Только слабый шорох постельного белья, хриплые вздохи и заглушенные поцелуями стоны. Клейтон показывает мне новую грань удовольствия, и я с не скрываемым влечением отвечаю.

Полная возбуждения помогаю снять с себя белье, резкими и нерасторопными движениями отбрасывая его в стороны. Опять пытаюсь изменить темп, переманивая Уайта к чему-то более грубому, дерзкому. Но он никак не сдается. Приструнивает, срывая разочарованный вздох и вынуждая сдаться.

— Расслабься, — шепчет на ухо и утыкается носом в висок.

Обнимаю Клейтона за шею и киваю. Стискиваю челюсть, чтобы вновь не застонать, когда Уайт толкается бедрами. Медленно двигается внутри, тихо проговаривает моем имя и целует, целует, целует. Окутывает необъятной нежностью, затмевая ранее испытанные ощущения. Показывает, как надо любить, одним только глубоким взглядом пробирая до мурашек.

Разрешаю плавиться в его руках и объятиях. Пусть делает все, что ему хочется. Не могу больше сопротивляться и пытаться стать главной в выдуманной игре. Доверяю себя и свое тело, которое постепенно расслабляется, становится ватным. В слабых, растянутых толчках теряется сознание, а внизу живота приятно тянет.

— Кьяра, — хрипло шепчет и приподнимается. Тянет меня за собой, опуская на бедра.

Опять обнимаю. Ногтями впиваюсь в плечи, когда Клейтон пальцами сжимает мои ягодицы. Первое грубое прикосновение за весь вечер приятно ощущается во всем теле. Властное касание стоном вырывается из груди, и я резче двигаю бедрами. Вверх-вниз, и перед глазами появляется пелена.

Интимное соприкосновение кожи к коже, влажные у корней волосы, все еще непривычное осознание начала отношений. Начала чего-то большего, чем просто секс. Я отдаю себя не просто из-за договора, а по взаимному желанию стать с человеком ближе. Открываюсь, делюсь чувствами и отгоняю дальше прошлое. То прошлое, которое мучало ночами, не давало жить и требовало сделать выбор.

И я его сделала и, наверное, правильно.

— Клейтон, — произношу имя отрывисто. Запрокидываю голову назад, и опять чувствую поцелуи на шее. Не пылкие и не горячие, а едва ощутимые. Как прикосновение легкой ткани или перышка. Приятно, но сейчас хочется иначе. — Быстрее, прошу.

Не замечаю, когда голос становится молящим. Просьбы теряются где-то между новой реальностью и прошлыми воспоминаниями. Картинки меняются перед глазами, смешиваясь в непонятные яркие пятна. Одно сменяется другим, и голова идет кругом. Не удается ни на чем сосредоточиться. Сердце бешено колотится, кожа становится влажной от пота, дыхание окончательно сбивается.

Клейтон роняет меня на постель, одну ногу придерживая под коленом. Я же упираюсь затылком в подушку, умоляю не останавливаться и наконец-то послушать меня. Сама подаюсь бедрами навстречу. Повторяю имя Уайта, лицо которого расплывается, когда он опускает руку мне на живот. Проскальзывает ниже, доставляет долгожданное удовольствие и перекрывает доступ к кислороду. Воздух становится тяжелым, спертым и сделать вдох практически невозможно. Задыхаюсь в эмоциях, чувствах, которые накрывают сильной волной и пускают по венам жар.

Сжав мое бедро, Уайт закрывает глаза и опускается рядом. Обнимает под грудью, лбом упирается в плечо. Я же завожу руку, зарывшись в волосы Клейтона. Глажу кожу головы, втягиваю чужой запах и принимаю очередную ласку. Медленно восстанавливаю дыхание, прислушиваясь к стуку сердца, начинающего биться в унисон.

Бездумно смотрю в потолок, все также продолжая лежать рядом с Клейтоном. Со времен учебы я не позволяла себе такого после секса. Все заканчивалось быстрым простым прощанием. А сейчас я, обнаженная, прижимаюсь к Уайту и не могу до конца осознать свой выбор.

— Я без ума от тебя, — оставляет долгий влажный поцелуй на плече и приподнимается. Смотрит прямо в глаза, не позволяя сдержать улыбки. — Ты очень красивая.

— Спасибо, — тихо произношу и костяшками поглаживаю щеку Клейтона. — Ты тоже очень красивый, — не вру. Уайт действительно привлекательный мужчина. Несмотря на суровый вид, темную щетину и иногда строгий взгляд, рядом со мной он добр и нежен.

— На другого ты бы и не посмотрела, — весело добавляет, заставляя засмеяться. Он выглядит счастливым, и я обещаю себе сохранить это счастье. — Я очень голоден, давай попробуем что-нибудь заказать?

— Хорошо.

— Только приведу себя в порядок.

Мимолетно целует в губы, и я даже не успеваю среагировать, чтобы продлить момент. Клейтон поднимается на ноги и оставляет одну со своими мыслями.

Не даю им заполонить голову. Утверждаю, что

я все сделала правильно.

Приняла взрослое решение, которое перевернуло жизнь и придало ей смысл. Теперь нет места для стойкости, попыток сделать все самой. Могу расслабиться и переложить ответственность на другого.

Поворачиваюсь на бок, нащупываю в скомканном пледе телефон. В теле до сих пор ощущается приятная усталость, напоминающая о новых эмоциях. Кажется, ради такого люди заводят отношения, делят с кем-то постель, квартиру и проблемы. Интимность такой связи вызывает легкий трепет. Все-таки попробовать стоит. Главное, не одержать поражение.

Быстро пролистываю уведомления в разных социальных сетях, пока в ванной шумит вода. Рассылки и глупые посты пропускаю мимо. Задерживаю взгляд лишь на одном резко закончившимся диалоге и поджимаю губы, тем самым заглушая тоску. Резко свайпаю дальше, находя переписку с Фиби.

Решаю первый раз нарушить ее покой в отпуске, признавшись в происходящем в моей жизни.

А ведь она просила не творить ничего…

Сразу после фотографий помолвочного кольца, видео с предложением руки и сердца от Эша, наших визгов и выбора подходящих вариантов для поста, следует мое короткое сообщение:

Я

: Кажется, я начала встречаться с Клейтоном.

Отправляю в беззвучном режиме, в надежде, что Фиб сегодня ничего не увидит. Нет сил объясняться и обсуждать. Оставлю все проблемы на завтра.

Глава 19. Привычка

Сквозь серость неба проглядывается слабый свет луны. Он подсвечивает крупные хлопья снега, которые неторопливо ложатся на землю. Белое полотно застилает собой улицы, замедляет движение и приглушает горящие вдоль дорог фонари. Холод ощущается сквозь закрытое окно, и даже растянутая по подоконнику гирлянда не согревает своей атмосферой наступающего праздника.

Зима началась слишком быстро. Утонув в новой жизни, я не заметила, как промозглая осень покрылась пушистым снегом, а на календаре остался последний месяц этого до одури странного года.

Дни становились короче, превращая недели в бесконечную киноленту. Происходящее смешивалось в непрерывную череду событий и путалось во времени. Казалось бы, даже появившаяся стабильность давала сбой. Но одно оставалось неизменным, — Клейтон был рядом. Его поддержка чувствовалась даже на расстоянии, поцелуи падали на лицо чаще, чем я могла себе представить даже в самых откровенных снах, свежесть букетов наполняла собой квартиру, а подарки вынуждали щеки гореть.

Клейтон окутал заботой и любовью. Позволил расслабиться и сделать глубокий вдох воздуха, полного свободы. В нежности, прикосновениях, объятиях я пряталась от реальности. Получала все, что только хотела, и видела в глазах напротив новую волну восхищения. Уайт влюблен в меня до мурашек на коже, и осознание этого всякий раз заставляло сердце волнительно биться сильнее.

В бесконечных днях я даже не заметила, как начала оставаться у Клейтона дома на ночь. Позволила себе влиться в отношения, приняв их за обычную рутину и даже… даже получилось. Не без ошибок, которые сжатыми от злости кулаками отпечатались в памяти и научили новому. В том числе, снизить собственный эгоизм и принять факт, что в квартире есть еще один человек.

Трудно, но вполне сносно. Еще несколько месяцев, и я точно смогу окончательно привыкнуть: к новой жизни, к чувствам, к Клейтону.

Только иногда становится не по себе.

Уровень любви Уайта ко мне гораздо больше, чем мой. Но я стараюсь. Изо всех сил стараюсь отвечать ему такой же взаимностью. Ведь он так на меня смотрит, что иногда в горле пересыхает от искрящегося в его глазах восхищения.

Ко всему можно привыкнуть. И я смогу наконец-то привыкнуть к Клейтону. Просто нужно еще немного времени… совсем немного времени и капелька чувств.

Отрываю взгляд от окна. Снег все еще идет и заканчиваться не собирается. Передергиваю плечами, отступив дальше и присев на кровать.

В квартире Уайта уютно и тепло. Она небольшая, светлая и без лишних деталей. Для каждого предмета есть свое отведенное место, и, за все время здесь, я ни разу не видела беспорядка, — если не считать того, который несколько раз был устроен мной. Идеальность и свежесть во всем иногда пугает, вызывая непонимание, но Клейтон такой, какой он есть и не мне его менять.

— Клейтон, — тихо зову, кончиками пальцев дотронувшись до покрытой щетиной щеки. — Неужели ты уже уснул?

— Почти, — хрипло отвечает и опускает ладонь поверх моей.

— На улице снег. Много снега.

Клейтон слабо улыбается, нехотя открывая глаза. В полумраке плохо видно его лицо, но я точно знаю, что он немного недоволен нарушенным сном.

— Придется завтра выйти раньше, чтобы не опоздать на работу. Ложись рядом, уже поздно.

— Мне не спится, — признаюсь, забираясь под его одеяло. Близко прижимаюсь к Клейтону, обнимаю, практически всем телом ложась сверху. Приступ тактильного голода наступает непредвиденно, и Уайт довольно хмыкает.

— Завтра ты будешь жалеть, что не спала. Особенно перед встречей с начальницей, Кьяра. Вдруг она хочет сказать что-то важное? — перебирает мои волосы, вынуждая поднять голову и посмотреть в глаза. — Я же хочу, как лучше.

— Знаю. Ты все делаешь, чтобы мне было хорошо.

И это самая что ни на есть правда.

Начав отношения с Клейтоном, я забыла о грусти и одиночестве. Конечно, иногда хотелось побыть одной, но стоило этому случиться, как голова забивалась ненужными мыслями, воспоминания из прошлой жизни вызывали горечь во рту и заставляли скорее забыться. Рядом с Уайтом получалось почувствовать себя новой. Такой, какой я не была раньше: любимой, желанной.

Но чего-то не хватало.

И до сих пор не хватает, чтобы сердце забилось быстрее, разнося по телу разряды тока.

Вот только чего?

— Как я могу поступать иначе со своей женщиной? — улыбаясь, говорит, и я мну губы.

Своей

.

Merda*(итал.: дерьмо), как же все поменялось за какие-то два с лишним месяца.

— Иногда… Хотя нет, очень часто мне кажется, что я тебя не заслуживаю, — признание слетает с губ быстро и вернуть его обратно уже невозможно. Смотрю Клейтону в глаза. Правда болезненно пульсирует в висках, понимание, что я озвучила непрошенные мысли — добивает.

— Почему? Разве ты не даешь мне столько же? — он поправляет мою челку. Ласково дотрагивается до лба, и я веду подбородком.

Что я должна ответить? Что до сих пор сомневаюсь в правильности выбора? Что не могу любить так же, как это делаешь ты? Что иногда цепляюсь за прошлое?

Не понимаю. Я лишь хочу быть нормальной. Такой, как все, а не сломанной.

— Кажется, этого недостаточно.

— Для меня — достаточно.

Голос Клейтона мягок и нежен. Он остается привычным даже в самые неудобные разговоры. Как и эмоции: чтобы ни происходило, тепло исходит от его тела, а руки тянутся для объятий. Ощущается, что Уайт не умеет злиться на меня. Словно я та самая желанная игрушка, которая никогда не надоест и не перестанет быть любимой со всеми сколами, трещинами и изъянами.

Быть может, однажды он сможет меня починить?

Улыбаюсь и ложусь рядом. Пренебрегаю своим одеялом, оставшись рядом с Уайтом. Он обнимает за талию, тесно прижавшись. Кончиками пальцев поглаживает живот и вдруг нарушает тишину в спальне:

— Ты подумала над моим предложением съездить к родителям?

Страх сковывает горло. Тема, которую я избегала несколько недель, вновь меня настигла.

— Почти, — неуверенно отвечаю и кладу свою ладонь поверх ладони Клейтона. Скрепляю наши пальцы. — Думаю, еще рано.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Разве? Рождественские праздники будут отличным поводом собраться всем вместе. Тем более мои родные не против.

Не решаюсь посмотреть на Уайта. Таращусь в потолок и надеюсь на исчезновение проблемы без моего участия.

Однако ничего не происходит. На вопрос приходится отвечать:

— Не уверена, что такой серьезный шаг нужен сейчас… — каждая сказанная буква таит за собой очередную правду: я не уверена в своих чувствах и длительности отношений. Вдруг не справлюсь; вдруг ответственность тяжелым грузом упадет на плечи и переломает кости; вдруг эмоции пропадут, и ничего от прошлого не останется.

— Я же познакомился с твоим братом, — приводит веский, на его взгляд, аргумент, и я поджимаю губы. Вспоминаю, как Клейтон забирал меня с прогулки с Маттео, где они впервые встретились. Однако за знакомство это не считаю: поздороваться и представиться — ничего не значит.

— Это нечестно!

— Тем не менее, я настаиваю на знакомстве с родными.

— Давай подождем еще. До твоего дня рождения, например.

Клейтон горько усмехается.

— До следующего сентября?

— Ну… можно до моего, — пытаюсь разрядить обстановку, но выходит плохо. Лишь шумный вздох дотрагивается до слуха, и Уайт целует меня в висок прежде, чем пожелать спокойной ночи.

В очередной раз удается увести обсуждение в другую сторону, спрятаться от реальности и не позволить спорным чувствам возникнуть в груди. Попытки полностью влиться в отношения, осознать принадлежность друг другу и довериться окончательно до сих пор оседают на плечах. Непонимание собственных эмоций подливает масла в и без того обжигающее пламя надежды начать вести себя, как все. Барьер между мной и Клейтоном не истончился: тонкая пелена, не позволяющая слиться душами, проглядывается в воздухе и прохладным, влажным туманом ощущается на голой коже.

Тело сильно не пылает, как было раньше. И пусть в груди все равно жжется, в голове продолжается борьба с сердцем, которое требует другого. Но другой не для меня, не для отношений, не для будущего. Я должна жить здесь и сейчас, наслаждаться любовью и свободой.

Я должна быть нормальной.

Дожидаюсь, когда дыхание Клейтона выровняется, станет медленным и спокойным, и выпутываюсь из объятий. Занимаю место на своей стороне кровати, натягиваю высоко одеяло, практически до подбородка, тем самым прячась от настигающих тревожных мыслей. Стараюсь уменьшить возникший внутри тремор. Поворачиваю голову в сторону окна: снег все еще идет.

***

— С твоим повышением! — Фиби поднимает новый цветной шот и снова поздравляет с долгожданным карьерным ростом. По-доброму веду подбородком, и звук удара стекла пытается перебить играющую в баре музыку.

Алкоголь обжигает горло резко. Гортань начинает пульсировать, а в уголках глаз скапливаются слезы. Приходится проморгаться, чтобы не испортить макияж. Быстро перекрываю сладость добавленного в шот ликера заказанными закусками.

— С повышением, с которого прошла уже неделя, — довольно произношу и облокачиваюсь на спинку кожаного дивана. Фиби, сидящая напротив, морщит нос.

— Вот именно. Миллер могла бы и до пятницы подождать, а не в понедельник заниматься кадровыми перестановками. Эта старая карга точно хотела испортить праздник!

— Она специально, чтобы к пятнице радость спала, и мы выпили меньше, — весело поддеваю, наблюдая за пробегающей по лицу Браун тени смятения.

— О, нет, Риччи, сегодня мы выпьем столько, сколько бы выпили в понедельник, — угрожающе тычет и тут же вскидывает руку вверх, чтобы подозвать официанта.

Третья по счету порция шотов заказывается быстро: едва ли не по одному взгляду девушка-официант понимает наши желания, предлагая новый легкий сет. Когда выставленные в круг рюмки появляются перед носом, я растянуто прохожусь по ним взглядом, всматриваясь в искрящиеся в разноцветной жидкости лучи от диодов. Они гипнотизируют, отнимают внимание и на мгновение заглушают голоса в голове. Долгожданная тишина и умиротворение кажется глотком свежего воздуха. Но стоит моргнуть, как спокойствие развеивается.

— Уже решила, когда потратишь новую зарплату? — не глядя на меня и выбирая рюмку, интересуется Фиби.

— Куплю наконец-то те леопардовые лодочки от Jimmy Choo, — с мечтательным вздохом отвечаю. Теперь могу не откладывать на покупку, а просто сделать ее. — Главное, вовремя остановиться с покупками. Иначе опять забуду про оплату аренды, — передергиваю плечами, вспоминая один из неприятных эпизодов. Тогда пришлось занимать деньги у Фиби.

— Да, постарайся снизить пыл на покупках, — по-доброму улыбается и взглядом указывает на шоты. — Значит, все-таки жизнь налаживается?

Новый резкий глоток и выдох через рот.

— Наверное, да.

— Наверное?

Мну губы и смотрю в сторону. За соседним столиком веселится компания молодых людей, явно отмечая какой-то праздник. На радостных лицах нет напряжения, лишь веселье и наслаждение молодостью.

Вновь гляжу на Фиби.

— Клейтон. Он появился неожиданно, — произношу, а в мыслях: «Как и тот, кто до сих пор шлейфом воспоминаний возникает в голове». Зажмуриваюсь на секунду прежде, чем продолжить: — Внес множество коррективов в жизнь и поведение. Он смог влюбиться в меня, а я… А я до все еще боюсь подвести; не могу понять реальность своих чувств. Словно, боюсь ошибиться, хотя выбор сделан и назад ничего не вернешь.

— Все можно исправить, Кьяра. И чем быстрее ты это сделаешь, тем меньше будет последствий.

Голос Фиб немного хрипит от алкоголя, а я выдыхаю. Голова немного кружится, вызванное выпитым признание доставляет дискомфорт. Завтра я могу пожалеть об этом разговоре.

— Нечего исправлять, все в порядке. Влечение к Клейтону есть. Нужно только разобраться в чувствах. Как ты поняла, что любишь Эша? — иду на риск, боясь разрушить собственную фантазию.

Ласково улыбнувшись своим мыслям, Фиби упирается локтями в стол и кладет подбородок на ладони. В темных глазах вспыхивает неописуемый восторг, нежность и счастье. Осознание, что подруга испытывает столько прекрасных чувств, вызывает радость за нее. Но при этом становится страшно за себя: вдруг я никогда не буду смотреть на кого-то так же, как она?

— Не скажу, что я смогла влюбиться в него с первой встречи. Все происходило постепенно, где-то медленно, где-то быстро. Это был подходящий для нас двоих темп. Единственное возникшее ощущение при первом взгляде — симпатия. После меня начало к нему тянуть, хотелось проводить время вместе, разговаривать, спрашивать и отвечать, — спокойно рассказывает Фиби, бегая взглядом по моему лицу.

Фиб ладонями указывает в мою сторону и вопросительно выгибает бровь. Пытаюсь переварить все озвученное, перенести на себя и отметить схожесть.

— Клейтон мне тоже симпатичен. Хоть я видела его часто в кофейне, интерес возник совершенно случайно, когда он сделал аккуратный шаг навстречу. Разговаривать с Уайтом тоже интересно: он отличный собеседник, знающий очень много. Так много, что иногда я чувствую себя глупой на его фоне, — перечисляю Браун свои ощущения. — Ты знала, что он учит чертов французский по понедельникам и средам? И я не знала! — громче, чем обычно добавляю.

— Пока я вижу в нем одни плюсы.

— Так и есть. Мне кажется, он идеальный.

— Хорошо, допустим первое у нас почти сходится. После разговоров, я хотела касаний. Чтобы Эш всегда находился тесно ко мне, не оставляя расстояние между телами. Я хотела его всего. Желание было похоже на одержимость, — откровения в этот раз не отзываются в сердце. Они кажутся странными, потому что влечение возникает не к Уайту. От таких мыслей передергиваю плечами и качаю головой, пока Фиби крутит помолвочное кольцо и продолжает: — Когда прошло несколько месяцев, мы стали ближе. Хилл видел меня разной, — Браун прикрывает рот ладонью, роняя громкий смешок. — Ты же помнишь историю, когда я перебрала, и все закуски вышли из меня прямо на кровать? Даже после этого он от меня не отказался.

— Не уверена, что Клейтону удалось застать меня во всех привычных состояниях, — с улыбкой произношу. — Перед ним, например, я никогда не плакала.

— А зачем тебе отношения, в которых плачешь? — Фиб наклоняется вперед, почти ложась грудью на стол. — Да и сколько времени прошло? Даже трех месяцев нет.

— Все равно, — качаю головой и перед глазами начинает плыть — алкоголь наконец-то действует. — Сомнения периодически возникают, а так быть не должно.

— Они возникают, потому что ты очень много думаешь. Расслабься, Кьяра, и наслаждайся любовью.

— Тогда как мне обрести влечение? Понимаешь, — беру очередной шот и предлагаю то же самое Фиби. Новый сладкий вкус растекается на языке, даруя больше уверенности и раскрывая очередные переживания. — Меня все устраивает в Клейтоне. С ним комфортно, тепло и надежно. Еще с ним появилась стабильность, — поднимаю взгляд на Фиби, — после всего произошедшего. Но что-то такое есть. Не знаю, как объяснить. Наверное, из-за секса. Он тоже хороший. Уайт чуткий, ласковый, заботливый и это словно мешает.

— Не понимаю, — Браун морщится, а после лукаво ухмыляется. — Тебе грубости не хватает?

— Да нет же! Мне не хватает чего-то… чего-то… — вскидываю руки. — Я не знаю. Клейтон как будто очень консервативный в этом плане. Да и мы не сексом занимаемся, а любовью. По крайней мере, мне так кажется, — о последнем добавляю неуверенно.

— Значит, нужно добавить разнообразия.

Неуютно веду плечами.

— Даже не знаю, какое именно разнообразие.

— Предложи позвать третьего, — шутит Фиби и запрокидывает голову назад, заливаясь смехом.

Я закрываю лицо руками, сдерживая неконтролируемые смешки и ощущая, как по щекам ползет жар.

— Oddio*(итал.: боже), Фиби, Клейтон меня за такое выгонит из дома!

— Возьмешь с собой того самого третьего и даже не заметишь, — подмигивает, и смех больше сдерживать не удается.

Хоть и для покрытого пьяной пеленой сознания предложение Браун кажется весьма заманчивым, внутренний голос утверждает, что это не так. Он призывает меня одуматься и — о боже, — не дает порочным картинкам возникнуть в голове.

— Нет, точно нет, — веду подбородком и опускаю руку на живот, который начинает покалывать от веселья. — Но можно попытаться предложить ему что-то вне спальни, например, — мну губы и кидаю на Фиб дерзкий взгляд: — А у вас с Эшем все хорошо, даже спустя столько времени?

— Я бы сказала: все отлично. Дело не в прожитом вместе времени, а в страсти и влечении. Конечно, многие утверждают, что страсть спадает и вместе с ней интерес, но я и оно, — указывает на помолвочное кольцо указательным пальцем, — так не считаем. Думаю, вам нужно обсудить это, и тогда все наладится. Влечение появится, обещаю.

— Наверное, да, — неуверенно добавляю, скользя вспотевшими ладонями по бедрам.

Почему все не так, как у Фиби и у других?

Куда ни сделаю шаг — меня встречает тупик. Толстая стена из противоречий не дает пройти дальше, она мешает сделать окончательный выбор и раскрыть сердце. До сих пор не удается соприкоснуться с чужой душой своей, испытать ту любовь, о которой пишут книги, снимают фильмы; любовь, которую я вижу на улице в лицах, касания, глазах прохожих.

Я даже пыталась поймать свой взгляд, падающий на Клейтона, но искра в нем блеклая, едва заметная. Все же Фиби права: если разобраться с сексом, то все наладится. Нужно лишь прийти к соглашению, приняв совместное, как это делают в отношениях, решение.

— Кстати, Клейтон скоро приедет. Время без пяти двенадцать, а он обещал забрать нас в ровно в полночь.

— Да ладно?! — Браун в умоляющем жесте складывает руки. — Скажи, что он даст нам фору в несколько часов, как это делает Эш?

— Увы, — тяжело вздыхаю. — Пунктуальность Клейтона неисправима.

А ведь Хилл в этом плане действительно более спокойный. Чаще всего забирает он нас не в назначенное время, давая отдохнуть чуть дольше положенного. Конечно, без осуждающего взгляда не обходится, но даже за ним скрывается любовь к Фиби и дружеская доброта ко мне. У Уайта же все всегда четко по расписанию. Иногда его своеобразный тайм-менеджмент меня пугает и вынуждает задуматься над правильностью своей не сформированной под расписание жизнью. Возможно, ему так удобно, и я просто должна свыкнуться.

Еще пару месяцев и свыкнусь.

Буквально через пару минут, понимая, что вечер заканчивается, звонит Клейтон.

— Я заплачу, — кидаю Фиби, когда та тянется к кошельку.

— Что за подарок, Риччи? — лукаво произносит, пьяно смотря в глаза. — За такое Клейтон должен как следует тебя трахнуть. Я передам ему.

Толкаю Фиби в бок, стоит подняться на ноги. Небольшая слабость в коленях вынуждает тихо захныкать.

— Я сама ему передам, — подмигиваю, обозначая цель на сегодняшнюю ночь: нужно наконец-то во всем разобраться.

Фиби улыбается и подхватывает меня под руку. Одевшись, мы выходим на улицу, где морозный воздух сразу же отрезвляет. По горлу прокатывается холод, падая в желудок, а тишина приятно заглушает боль в висках.

Сразу замечаю стоящего у машины Клейтона. Он идет навстречу, здоровается с Фиби, и его теплые губы касаются моих. Ладонь сразу ложится на поясницу, согревая сквозь ткань зимнего пальто. Уайт помогает дойти нам до машины, вежливо открывая двери.

— Представьте, что меня здесь нет, — сидящая сзади Фиби облокачивается между передними сиденьями и высовывает голову. — Ничего не вижу и ничего не слышу.

Несдержанно смеюсь, взглянув на Клейтона. Он лишь по-доброму качает головой и берет мою ладонь в свою, тронувшись с места.

Его прикосновения приятные. Очень приятные. Вот только лукавых взглядов он не понимает или не хочет понимать. Все попытки намекнуть на влечение и желание кажутся бесполезными. Клейтон ведет себя сдержано, даже когда Фиби выходит из машины, моя рука игриво ложится ему на бедро и ногти царапают плотную джинсовую ткань всю дорогу до дома.

— Ты когда-нибудь занимался сексом в душе? — поворачиваюсь к Клейтону, наблюдая, как он вешает мое пальто. Встаю ближе и смотрю прямо в глаза.

— Нет, — тихо отвечает, и кончики ушей у него розовеют.

— Я тоже.

Зубами впиваюсь в нижнюю губу и опускаю ладони Клейтону на низ живота. Под пальцами чувствуется напряженный пресс, жар чужой кожи и ярое желание пробраться под толстовку, что я и делаю. Глажу, царапаю, и сердце начинает волнительно биться от предвкушения.

— Давай исправим? Прямо сейчас, — еще теснее встаю, задрав голову. Произношу едва ли не в губы: — Возьми меня в душе.

Уайт тихо стонет от сказанного. Во взгляде читается влечение и борьба с самим собой.

— Ты пьяна, Кьяра, — снимает мои руки со своих плеч. — Завтра будешь жалеть об этом.

— Как я могу жалеть о сексе со своим парнем?

— Будешь, потому что в тебе говорит алкоголь.

— Я не настолько пьяна, чтобы не понимать, что хочу. Сейчас я хочу тебя в душе.

— Пожалуйста, не говори так, — надавливает пальцами на переносицу, зажмурившись. — Давай сейчас ты сходишь в душ, а завтра мы все обсудим.

Долго всматриваюсь в лицо Уайта. Пытаюсь найти ответы на свои вопросы, но ничего. Лишь очередная порция нежности и любви в карих глазах, вынуждающая смиренно кивнуть.

Получаю новый ласковый поцелуй в щеку, который заглушает все желание, и лениво плетусь в ванную, где под струями теплой воды в очередной раз не понимаю, что со мной не так. Почему Клейтон отказывается от до одури привлекательных предложений? Хотя может я не достаточно привлекательная сейчас?

Наверное, завтра я постараюсь избежать обсуждения сегодняшней ночи. Вернусь к привычной жизни, где мы по понедельникам готовим ужин, по пятницам ходим на свидания, а по субботам занимаемся любовью. Пусть привычка продолжает формироваться, включая в себя новую.

Под новой привычкой теперь понимаю задержки по четвергам из-за чертового отчета. Повышение, каким бы долгожданным оно ни было, оказалось с подвохом. Оно накидывало сверху обычной работы дополнительный функционал, с которым я никак не могу разобраться.

Это уже пятый четверг с моего повышения и третий с начала нового года, а я продолжаю вчитываться в глупую инструкцию и сводить таблицы в программе. Глаза под вечер невыносимо устают, поясница побаливает от сидения на месте, оглушающая тишина в пустом офисе давит на виски.

Прошло лишь двадцать минут с окончания рабочего дня, но понимание, что я здесь надолго, до сих пор не пришло.

Щелчок мышкой. Еще и еще. Стук клавиатуры, снова щелчок. Раз за разом, лишь эти звуки.

— Кьяра?

Вздрагиваю, и ячейки таблицы начинают плыть перед глазами. Хриплый голос мурашками пробегает по рукам, заставляя зажмуриться.

Нет, нет,

нет

.

Только не ты.

Я едва смогла выкинуть тебя из головы.

Глава 20. На опережение

— Ты почему еще здесь?

Александр встает сбоку, но я так и не решаюсь повернуть голову. Надеюсь, что мираж растворится, запах мужского одеколона исчезнет и наконец-то придет осознание моего сумасшествия. Заработалась до галлюцинаций, и все ради чего? Ради премии, —

нового платья,

— конечно же.

Считаю до трех, потом до пяти, однако до десяти не дохожу. Форд вновь зовет меня.

— У тебя все нормально?

— Да, — голос немного хрипит из-за попыток ответить сдержанно. Наконец-то смотрю на Алекса, и его глаза, в которых отражается горящий монитор компьютера, вопросительно сверкают. — Нужно закончить работу. А ты почему здесь?

Форд тяжело, с наигранным отвращением вздыхает. Отодвигает кресло Фиби, из-за чего тишину в отделе нарушает дребезжание колесиков. Повесив на спинку свою куртку, садится рядом. Он скрещивает пальцы на животе, и бордовый свитшот привлекательно обтягивает подкачанные руки.

Чувствую, как ворот водолазки начинает давить на горло. Ритм дыхания сбивается надрывистым втягиванием воздуха через нос.

— Программа выдавала ошибку, а контрагент на другом континенте с другим часовым поясом. Пришлось ждать, когда решат, — он возводит глаза к небу: — Господи, храни круглосуточную техническую поддержку.

Не сдерживаю тихого смешка, не замечая, как начинаю расслабляться в чужой компании. Кажется, я соскучилась по Алексу. Вернее, по этому странному ощущению в груди: слабая щекотка, словно по голой коже водят пушистым пером.

— Не помню, чтобы ты до этого задерживалась. Обычно, когда я проходил мимо, здесь никого не было после шести.

— После повышения на меня назначили новый функционал, с которым я до конца не разобралась. Пока что приходится задерживаться каждый четверг, когда необходимо сдавать отчет, — недовольно морщусь и сдуваю с глаз челку.

— Тебя повысили?

— Еще в прошлом году! — возмущенно поворачиваюсь на стуле лицом к Александру.

Как можно пропустить такое важное событие?

—

Не знал, — Алекс по-доброму улыбается. — Поздравляю.

— Спасибо. О таком обычно пишут в рассылках, уведомляя смежные отделы, — самодовольно проговариваю. Чувствую, как превращаюсь в Кимберли своим занудством, но ничего поделать не могу. Уж слишком долго я пыталась подняться по чертовой карьерной лестнице.

— Не читаю рассылки.

Обычно

в них всякая чушь, — слышу в голосе игривость, которая пытается вывести на эмоции. Алекс снова затеял игру, только я не поведусь. Не в этот раз. — Да и времени не было.

— И чем же ты занимался? Я тоже тебя давно не видела.

Спрашиваю о том, что долго волновало. После окончания нашей договоренности Александр не маячил перед глазами и не посылал задорные взгляды. Он просто-напросто пропал и оставил докучающую пустоту, что с каждым днем подавлялась сильнее.

— Как же? Работал, — по-птичье склоняет голову набок. Привлекает к себе все внимание, вновь и вновь напоминая о прошлом. — Потом Рождество, день рождения и отпуск. Поэтому и не встречались особо.

От сказанного бросает в холодный пот, сердце подпрыгивает в груди от понимания, что я совсем забыла о дне рождения.

— Черт, я не поздравила тебя, — виновато произношу и кусаю нижнюю губу. Гляжу на Александра исподлобья, намереваясь смягчить своим обаянием.

— Ты и не должна была. В любом случае, подарок от тебя я уже получил.

Слова Алекса легко ложатся на воспоминания. Понимание, что он тоже помнит прожитые вместе эмоции и моменты, что металлическими крюками цепляются за кожу, пронзая и причиняя до одури странную боль. Она схожа с тоской, которая не должна появляться. Но она есть. Гадкая, мерзкая, склизкая.

Веду подбородком, отвлекаясь на потухший монитор. Смотрю на незаполненную таблицу и не хочу отрывать от нее глаз, иначе желание подвинуться к Александру ближе загорится с новой силой.

— Как прошел твой отпуск? — щелкаю мышкой. Притворяюсь занятой, хотя на деле прислушиваюсь к словам.

— Подарил себе на день рождения поездку в Лиссабон. Провел две недели в одиночестве, без социальных сетей и телефона, — мягко произносит. — Полностью проникся городом, отдохнул и задумался о переезде.

Чувствую, как едва не подпрыгиваю на месте. Тело охватывает болезненный спазм, в районе солнечного сплетения сжимаются остатки здравого смысла, и воздуха перестает хватать в груди.

Задумался о переезде…

—

Столица показалась мне роднее Лондона. Новые места, люди, традиции, но при этом ощущение чего-то до жути знакомого. У тебя не было такого, когда ты переехала в Лондон?

— Нет, — грубо отзываюсь и тут же прокашливаюсь, извиняясь. Тяну мышкой в бок, рисую квадраты в пустой таблице.

Надеюсь, Алексу этого не видно.

— Я не собиралась переезжать, так сложились обстоятельства. Если бы не родители, Италия бы осталась моим домом.

— Я не подумал…

— Все в порядке, ты не обязан думать про это, — не даю Алексу высказать негодование, тихо перебиваю: — Значит, хочешь уехать?

Поворачиваюсь к нему лицом.

Dannazione

*(итал.: черт возьми)

, почему ты такой красивый?

— Да, начать новую жизнь. В Лондоне меня ничего не держит, Лиссабон ощущается как глоток свободы. Думаю, там я смогу забыть обо всем.

— И о той девушке? — вопрос вырывается внезапно, и Александр отвозит взгляд в сторону.

— Особенно о ней.

Сглатываю и зажимаю дрожащие ладони между бедер. Александр переедет, оставив все здесь, в промозглой от зимы Англии. Сотрет из памяти все, что связано с Лондоном, избавившись от окружающих его людей.

Избавится от меня и никогда больше не вспомнит.

От волнения начинает покалывать в животе. Страх стать пустым для Александра местом возрастает с каждой секундой наступившей тишины. И я не понимаю, почему меня задевает полученная информация. Казалось бы, мы друг для друга никто: он любит другую, а я в отношениях с тем, кто любит меня. Нет больше пересечений, вот только дышать тяжело.

— Переезд — вопрос времени и моей готовности это сделать, — открыто признается, а мне все еще не по себе. Не такого я хотела услышать, хоть и не должна никак реагировать. — К нему нужно подойти основательно, не решать на эмоциях. Однако, думаю, в следующем году смогу воплатить свое желание, если ничего не изменится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А что может измениться? — бросаю вопрос между слов.

— Не знаю,

Кьяра

, жизнь непредсказуемая, — смотрит прямо в глаза, и по коже бегут мурашки. Во взгляде читается надежда, непонимание и что-то, что мне понять не удается. Александр отвлекает, снова сбивает с толку и уходит от темы, которая ему больше неинтересна: — Как долго ты еще будешь здесь?

— Ну… — растягиваю буквы. Пытаюсь понять намерения Форда, но мысли и догадки никак не всплывают в голове. Бегло смотрю на часы: — Автобус будет через пятнадцать минут, только на него я не успею. Следующий через сорок. Поэтому, как минимум, час.

— Хочешь, я тебя подвезу? Не придется ждать автобус.

— Будешь сидеть здесь, пока я не закончу? Глупости. Иди домой, Алекс.

— Дома меня никто не ждет.

Сказанное царапает.

Сегодня меня тоже никто не ждет. Клейтон еще работает, а потом у него тренировка. У Фиби свидание с Эшем. Тишина в квартире станет спутником на сегодняшний вечер, хотя я не уверена, что продержусь долго: усталость чувствуется в каждой мышце. Хочется быстрее закончить и лечь спать.

— А как же кот?

— У него автоматическая кормушка. Обо мне его маленькая кошачья голова даже не вспоминает. Так что я подвезу.

— Но, Алек…

Перебивает и резко поднимается на ноги:

— Схожу за кофе.

— Подожди…

— Что тебе взять? Добавить сахар, сироп, корицу? Может, взять поесть? — накидывает на плечи куртку и полностью игнорирует попытки его перекричать. Свожу брови и замолкаю, выслушивая череду вопросов. — Что?

— Ты меня не слышишь.

— А ты не отвечаешь на вопросы.

Шумно выдыхаю, откинувшись на спинку стула.

— Я прошу тебя не ждать и ехать домой. Все в порядке, я спокойно разберусь и дождусь автобус.

— Я хочу тебя подвезти. Ты выручала — я отдаю долги. Если так сильно хочешь на автобусе, то можешь приложить проездной к бардачку. Уверяю, поездка спишется.

Зажмуриваюсь. Разговор начинает казаться бредом. Алекс оказывается упертым, а я не могу перестать думать, как мне это нравится.

— Латте, — сдаюсь. — С одним сахаром.

— Отлично, кофейня внизу еще работает, — разворачивается и делает несколько шагов к выходу из отдела.

— Подожди, деньги.

Алекс оборачивается через плечо. Хмурится и качает головой.

— Сделаю вид, что я этого не слышал.

Он пропадает за стеклянной перегородкой, оставляет в одиночестве с мыслями о том, как плохо, — откровенно говоря, отвратительно, — я себя веду. Позволяю незнакомому человеку ходить за кофе и подвозить до дома, так еще и отчего-то довольствуюсь таким вниманием. С нескрываемым удовольствием внимаю взгляды и предложения, будто так и должно быть; будто Александр все это время не был со мной из-за секса и попыток забыть свою влюбленность. Наверное, мне просто хочется думать, что я привлекательна для него. Самолюбие не может позволить других мыслей.

Однако я не должна была так поступать. Нельзя снова и снова позволять Алексу внезапно появляться в жизни, вносить свои коррективы и идти наперекор моему желанию. Сегодня он подвезет до дома, проигнорировав мое почти что твердое «нет», а завтра?

А завтра он исчезнет, получив свое. Между нами нет больше связей, договоренностей. Мы даже не друзья. Просто знакомые или коллеги по работе. Все, чтобы было несколько месяцев назад, осталось там и сейчас вспоминать и накладывать произошедшее на настоящее непозволительно.

Наступил новый виток жизни, в котором меня любят. По-настоящему, сильно и крепко. Здесь нет места недомолвкам, запискам, отсутствию обязательств. Обещание я дала другому и сдержать его обязана.

— Che diavolo*( итал.: черт), — зарываюсь пальцами в волосы, ногтями впиваясь в кожу головы.

Клейтон.

Он еще внизу. Работает до закрытия вместе с остальными. И прямо сейчас туда идет Александр.

Два моих мира столкнутся через какие-то чертовы секунды, если уже не встретились. А я никак не смогу повлиять на это. Если Клейтон узнает в Александре того самого друга, что предложил стать его девушкой, то возникнут ли у него мысли, что кофе он покупает мне? Хотя с чего бы? Разве мужчина не может взять два напитка себе, в конце концов, многие пьют латте?

— Где я согрешила? — шепчу себе под нос, пытаясь вернуться к отчету. Но ничего не выходит. Не понимаю, боюсь ли я вопросов от Уайта или нет. И будут ли у меня ответы на них.

В любом случае, с Алексом связи нет. Предложить подвезти до дома — жест любого воспитанного мужчины. Тем более, я уверена, Уайт сделал бы также.

Клейтон понимает и принимает. Любой рассказ из прошлого, будь то про отношения с бывшим или истории семьи, он впитывает и встает на мою сторону. Не пытается доказать правоту других, что очень нравится.

Он поймет и сейчас, но самостоятельно рассказывать о поездке я не буду. Хранить мелкие тайны — нормально, особенно тайны, связанные с прошлым.

— Смотрю, ты все еще в начале?

Дергаюсь, и пальцы надавливают на клавиатуру, оставляя в таблице несколько несвязанных букв. Стыдливо кусаю щеку и не признаю сказанной Алексом правды. Мысли так сильно завладели сознанием, что до отчета я так и не добралась.

— В середине, — возникаю, и перед носом появляется стаканчик кофе и крафтовый пакет.

— Взял еще малиновый круассан. Он единственный показался мне свежим, — недовольно морщится. — Невозможно купить вкусную выпечку вечером. Выкинь, если он окажется черствым.

Почему-то до щек дотрагивается жар. От жеста Александра становится приятно и тепло на душе. Не понимаю, как та девушка не смогла в него влюбиться, если он — я уверена на миллион процентов, — пытался за ней ухаживать? Возможно, она действительно недосягаемая даже для Алекса. Меня же все устраивает.

Только я не влюбилась в Александра. Точно не влюбилась. В моем сердце Клейтон и для другого места там нет.

— Мягкий, — мну пакет достаточно долго, чтобы избавиться от очередной волны глупых мыслей. Надеюсь, джем не вытек. Гляжу на расслабленного Форда и с благодарностью улыбаюсь. — Спасибо.

Александр игриво ведет бровями. В его жестах сплошная легкость, я же пытаюсь собраться и вернуться к работе. Лишь изредко кидаю на Форда беглые взгляды, пока прогружается та или иная ячейка.

В компании Алекса приятно даже молчать или заниматься своими делами. Напряжение спадает постепенно, когда я опять привыкаю к близости, хоть и не такой интимной. Александра же по ощущениям вообще ничего не волнует: сначала он сидел в телефоне, после крутился на стуле, а через какое-то время нашел на столе у Фиби пустой блокнот и уткнулся в него, взяв ручку.

На этот раз прислушиваюсь к скрежету стержня о бумагу. Звук кажется достаточно громким из-за тишины на этаже. Он смешивается с монотонным жужжанием системных блоков, ударами клавиатуры и щелканьем мышки. Любопытство зарождается внутри, но все попытки подсмотреть пресекаются моментально. Александр, замечая поглядывания в блокнот, прижимает его к груди и качает головой. Вынуждает недовольно поджать губы и сделать новый глоток кофе.

Сильная сладость, которая осталась на дне стакана, ложится на язык. Возможно, я бы выпила еще, только боюсь просить Алекса купить кофе снова покажется верхом неприличия. Поэтому полностью возвращаюсь к работе, желая закончить быстрее. В конце концов Форд ждет.

Периодические щелчки, попытки вчитаться в текст, ненавистный вздох — и так последующие тридцать минут, пока готовый файл не окажется на рабочем столе. Еще раз внимательно проверяю результат, убеждаюсь в своей гениальности и бессовестно стряхиваю крошки от круассана на пол. На удивление, он оказался вкусным, или я просто голодная.

— Я закончила, — обращаюсь к Алексу, и он кротко кивает. Резко проводит ручкой по краю блокнотного листа, вырывает его и протягивает.

— Ты отличная натурщица, — склоняет голову набок, задумчиво ведя подбородком. Всматривается в лицо, будто пытается уцепиться за реакцию на новый рисунок.

И скорее всего точно видит то, что хочет: удивление, восхищение и благодарность.

Если прошлый портрет был в профиль, то теперь полубоком. Подпертая кулаком щека и задумчивый взгляд, который прячется под редкой челкой. Несмотря на тонкую клетку, что пронизывает лист, рисунок смотрится полноценным, как будто так и должно быть. Уверенные штрихи ручкой, говорящие о небоязни Александра ошибиться, правильные тени и такая красивая я.

На его рисунке я идеальная. Возможно, в его глазах тоже.

— Невероятно, — осторожно поглаживаю привычную подпись Алекса в нижнем углу, боясь размазать чернила. — У тебя талант.

Отрываюсь, чтобы посмотреть в горящие самодовольством глаза, но такого в них не вижу. Лишь признание и… нежность?

— Спасибо. Иногда хочется побаловаться.

— Побаловаться? Хочешь, чтобы я начала хвалить тебя еще сильнее?

— Отчасти.

Мягко выдыхаю.

До чего несносный.

— Я правда так сильно хмурюсь? — меняю тему, дотрагиваюсь до лба и разглаживаю морщины. Стоит задуматься о покупке курса домашнего массажа для лица.

— Вовсе нет.

Не замечаю, как Александр пододвигается ближе, и как я подаюсь вперед, намереваясь доказать наличие возрастных изменений на лбу и обвинить во всем работу. Еще раз прохожусь по коже, убираю челку, пока Форд внимательно рассматривает представленные доказательства.

— Видишь? — голос становится тише, превратившись в едва уловимый шепот.

— Нет.

— Точно?

Диалог кажется глупым, но так приятно слышать от Александра похвалу. Что-то волнительное начинает загораться в груди от сказанных слов, от внимательных взглядов.

Лишь когда Алекс тянется рукой к лицу, я достаточно резко отстраняюсь. Пугаюсь происходящего и подскакиваю на ноги.

— Пойду за пальто, — не оборачиваясь, хриплю.

Ощущаю нетвердость шага, следуя в раздевалку. Голова кружится и виски сжимает от крика внутреннего голоса.

Нельзя. Нельзя. Нельзя.

Нельзя позволять Александру таких вольностей. Нельзя позволять себе тянуться к Александру. Я в отношениях и чертовски неправильно вести двойную игру, считая это нормальным.

Сегодня первый и последний раз, когда я оказываюсь с Фордом близко. Быстрая поездка до дома сотрется из памяти сразу, как только я выйду из машины. Этого четверга не было. Он исчезнет вместе с остальными чувствами, которые пылают и обжигают изнутри. Вернется привычная жизнь: ласковые поцелуи Клейтона, теплая паста по вечерам и неспешные прогулки по вечернему Лондону за руку с тем, кто мне дорог.

Именно так и будет.

Выдыхаю и поправляю волосы в зеркале. Выхожу из раздевалки, полная решимости. Вот только она спадает быстро, стоит встретиться с Александром у лифтов. В его виде нет стеснения или робости. В очередной раз он хорош собой, уверен и собран. Я же чувствую себя настоящей слабачкой, потому что исхожу на неконтролируемые эмоции рядом с ним.

— Не знаю, как ты терпишь задержки каждый четверг.

Слабо улыбаюсь и пожимаю плечами. Первая захожу в лифт.

— Думаю о завтрашней пятнице: проведу вечер дома со вкусным ужином и сериалом. Плюсом, получу деньги за работу. Не мотивирует?

— Иногда лучше выбирать себя, а потом уже деньги. Но если тебя устраивает, то я рад.

— С каждым четвергом отчет делается быстрее. Соответственно, скоро я не буду задерживаться.

— Как скоро это произойдет? — Алекс облокачивается о стену и просовывает руки в карманы дутой куртки.

— Не могу точно сказать.

— Ладно. Я искренне рад за тебя.

Тихо благодарю, и двери лифта открываются. По ногам сразу проходится проникнувший с улицы холод. Тишину прерывает лишь стук моих каблуков и шуршание куртки Александра.

Не хочется больше разговаривать. Страшно, что диалог может зайти далеко, раскрыв спрятанные глубоко в душе тайны. Я не могу всякий раз вестись на провокации собственного разума. Сегодня последний раз в виде исключения за хорошее поведение.

Сырость подземной парковки остается за дверью машины. В салоне прохладно, и я прячу сжатые в кулаки ладони в рукава пальто. Волнительно мну губы, взглядом пронзая пустые парковочные места, пока где-то за забитым спутанными мыслями разумом раздается глухое звучание двигателя и едва слышимая сводка коротких новостей по радио. В памяти всплывает поездка из дома родителей Александра: такая же оглушающая тишина обтекала тела, пока я предательски не уснула. Сейчас же все ощущается немного иначе. Форд не нервничает и не курит, мне же хочется попросить у него сигарету.

Поворачиваю голову в сторону Алекса, лишь когда за окнами начинает мелькать вечерний Лондон, а по бедрам льется приятное тепло от подогрева сиденья. Форд расслаблено ведет машину, придерживая руль одной рукой. Кончиками пальцев другой беззвучно стучит по ноге в такт спокойной мелодии. Наверное, происходящее его никак не задевает, я же схожу с ума и не понимаю, как здесь оказалась. Особенно плохо становится, когда Александр подмигивает на первом светофоре.

Желание закурить никогда не было таким сильным.

Как и желание, чтобы до дома мы ехали как можно дольше. Любое столпотворение машин дарит надежду на это, а красный свет светофоров позволяет сделать глубокий вдох и проникнуться приятным молчанием. Никогда не испытывала столь сильного влечения просто молчать с человеком. Не пытаться залить неловкую паузу бредовыми вопросами или фразами; не строить из себя опытного и воспитанного собеседника. Сейчас хорошо так: в чужой машине с чужим мужчиной.

Мысли Форда прочитать, к сожалению, не могу. Не могу узнать и о его личной жизни. Расспрашивать — странно, лазить по страничке в социальной сети — еще страннее. Однако любопытство подкатывает к горлу, и я старательно его подавляю, поймав новый кокетливый взгляд.

— Ты не бросил курить?

— Нет, — небрежно зачесывает волосы назад.

— Дашь одну сигарету?

— В бардачке.

Киваю и нагло роюсь в вещах Алекса. Картонная коробка находится быстро и, протянув ее Форду, предлагаю покурить со мной.

— Пока не хочу, — отказывается.

— Не злишься и не нервничаешь?

— Скорее, просто не хочу.

— Хорошо, — спокойно соглашаюсь и не решаюсь курить одна. Просто забираю сигарету, чтобы оставить ее для более стрессовой ситуации.

Хотя куда еще хуж

е?

Особенно уровень переживания в крови начинает подниматься, когда до дома остается всего ничего. Мну губы и зажимаю ладони между бедер, наблюдая, как Алекс аккуратно паркуется напротив подъезда. Выходить не хочется: тепло и уютно в машине. Да и песня играет приятная, едва ли не моя любимая. Вот только деваться некуда, и громкая пощечина от самообладания раздается в голове и разрушает до одури странные стремления.

— Спасибо, — опять глаза в глаза, и горло сковывает спазм. Постепенно осознаю, что скучала по Александру, авантюрам и мнимой близости, которая создавала ощущение нужности. Глупый самообман, что привел к провалу. — Комфортнее, чем на автобусе.

— И бесплатно.

— Да, — прокашливаюсь. — Только сумку… — наклоняюсь и не успеваю договорить: Алекс отзеркаливает мои движения, явно, чтобы помочь достать сумку с задних сидений.

Оказываюсь чертовски близко к Александру; к его лицу; к приоткрытым губам. Вмиг становится душно и тесно. Пространство сужается, не позволяя сделать вздох и вынуждая задыхаться от желания оставить все, как есть. Порочное влечение вспыхивает в груди, неправильное решение тонкими нитями обхватывает тело и разум, затыкая крик внутреннего голоса.

Время замирает, только пульсация крови шумит в ушах и нарушает возникшую тишину. Хочу оставить все так. Продолжить осматривать чужое лицо, лишь бы запомнить каждый миллиметр кожи, выучить наизусть расположение родинок и темных вкраплений в глазах. Желаю… Даже требую ощущать теплое дыхание рядом.

Но я не должна о таком думать! Мысли эти грязные и порочные, навеянные прошлым. Тем, чего больше нет и никогда не будет. Алекс не мой, и я тоже не для него.

— Прости, — с придыханием произношу и лениво отстраняюсь. Зажмуриваюсь до белых пятен перед глазами, в очередной раз не понимая, что со мной не так? — Подай, пожалуйста.

Стараюсь больше не смотреть на Александра, иначе… иначе может случиться что-то плохое. Быстро прощаюсь с ним, еще раз благодарю за поездку и, не оборачиваясь, скрываюсь за тяжелой дверью подъезда.

А мне так хотелось обернуться! До покалывания на кончиках пальцев; до болезненного спазма в животе; до дрожи в плечах хотелось узнать — проводил он меня взглядом или сразу же уехал.

Какая же я глупая идиотка.

Обоснования своего поведения не нахожу. В голове ругаю себя на английском и итальянском. Считаю по-настоящему мерзкой и грязной, раз мысли о другом с такой легкостью могут заполонить сознание, стоит только на секунду расслабиться и сбросить серьезность. Такого больше не повторится. У меня есть молодой человек, готовый разделить вместе жизнь. Да что там, отдать свою за меня. И я этого не заслуживаю.

— Привет, — звоню Клейтону сразу же, как захожу в квартиру. — Я дома.

— Привет, милая, — ласково произносит, и остатки бабочек в животе приятно начинают щекотать крыльями. — Сегодня ты сильнее задержалась. Много работы?

Растерянно моргаю и смотрю на время. Действительно, приехала я гораздо позже, хотя закончила раньше.

Неужели на машине так долго ехать?

—

Да, — позволяю себе легкую ложь, посчитав ее нужной. — Никак не получается делать быстрее.

— Обязательно получится. Хочешь я приеду?

— После тренировки? Будет поздно, — ищу аргументы, потому что не в состоянии принимать гостей, да и просто находиться сейчас рядом с Клейтоном. Что-то не то творится на душе, и мне нужно побыть одной. Снова почувствовать тишину одиночества и представить, что все происходящее — выдумка.

— Я уже закончил. Ушел сегодня пораньше, все равно мало посетителей после шести.

Ушел раньше.

Grazie, Dio!*( с итал.: Господи, спасибо) Значит, Уайт не встретился с Александром в кофейне и никаких вопросов про Форда у него не возникнет. Как становится легко на сердце.

— Я сегодня очень устала, — но голос на удивление становится бодрым от наступившей радости. Поэтому пытаюсь его подавить: — Хочу поужинать и лечь спать. Давай завтра, как договаривались?

— Хорошо. Спокойной ночи, милая.

— И тебе.

Сбрасываю звонок и тру ладонями лицо. До чего я докатилась и как позволила себе совершить столько невиданного дерьма? Выдыхаю через рот, уцепившись взглядом за лежащую в прихожей сигарету. Качаю головой и, смяв, выкидываю впитавшийся в кожу ладоней табак в урну. Ничего не должно напоминать о сегодняшнем дне.

***

— Долго еще? — обнимаю Клейтона со спины. Ладонями нежно скольжу по твердому, напряженному прессу и приподнимаюсь на носочки, чтобы опустить подбородок ему на плечо. Уайт на моей кухне выглядит чересчур сексуально.

— Еще немного, — кладет одну ладонь поверх моей, второй берется за лопатку и переворачивает мясо. Масло начинает шкворчать, и от вкусного запаха во рту образуется слюна. — Ты уже спрашивала, милая.

— После работы я готова спрашивать о еде очень, очень много, — признаюсь и пальцами пробираюсь под чужую футболку. — И не только о еде.

Клейтон рвано выдыхает и поворачивается ко мне лицом. Сразу игриво прикусываю губу, попав в плен темных, почти черных глаз.

— И я, — кончиками пальцев поглаживает щеку. — Все мои мысли только о тебе.

Улыбаюсь. Искренне и по-настоящему. Приятно слышать такие слова. Еще приятнее, когда после таких слов целуют. Нежное прикосновение губ, и руки уже чувствуются на пояснице. Выгибаюсь, всем телом стремлюсь к Клейтону и принадлежу только ему. Никто другой не сможет подарить столько любви и заботы, сколько дарит он. А я все еще стараюсь дотянуть до уровня Уайта и радовать своим теплом хотя бы отчасти.

Тягучий поцелуй прерывается раздражающим стуком в дверь.

— Ты кого-то ждешь?

— Нет, — хмурюсь. — Пойду открою.

— Давай я.

— Не нужно, вряд ли там что-то плохое, — нехотя отстраняюсь от Клейтона, быстро целую в щеку и иду в прихожую.

Приоткрываю входную дверь и сразу же натыкаюсь на эмблему доставки на куртке мужчины. Часто моргаю, вспоминая, заказывала ли я что-то.

— Кьяра Риччи?

— Да, — встаю в дверном проеме и слежу, как огромный букет голубых гортензий возникает перед носом. Едва успеваю обхватить его руками, как мужчина проговаривает заученную фразу с просьбой оценить услугу и уже собирается уйти. — А от кого это?

— Не могу назвать имя заказчика, — поправляет кепку. — Там есть записка. Хорошего вечера.

Записка

.

Сердце замирает в груди прежде, чем забиться с бешеной скоростью. Облако пушистых цветов больше не ощущается в руках тяжестью, а радость от полученного подарка красными пятнами остается на щеках.

Записку нахожу быстро. Вчитываюсь в знакомый почерк и не могу сдержать улыбку: послание написано на фирменном бланке цветочного лично Александром.

Черт возьми, он заказал цветы сам, а не на сайте!

Еще раз пробегаюсь по записке и не верю своим ярким эмоциям, которые испытываю от гребаной бумажки.

С повышением.

Впредь я теперь читаю рассылки.

А.

Крепко зажмуриваюсь и прижимаю сильнее букет, впитывая сладкий запах цветов. От чего-то они кажутся самыми красивыми, что у меня были. Возможно, дело в больших бутонах, которые похожи на маленькие голубые помпоны. А, возможно, я просто сошла с ума, ведь когда с кухни раздается голос Клейтона, пелена спадает с разума, и я возвращаюсь в реальность.

Едва успеваю спрятать записку в карман домашних шорт, как Уайт заглядывает в прихожую. Он сводит брови к центру, и мы несколько секунд стоим молча друг напротив друга: он упорно таращится на цветы, а я на него.

— Я не заказывал, — вдруг прерывает тишину.

— Это от Фиби, — ложь так легко скользит, что я даже не придаю этому значение. — Сегодня день рождения нашей дружбы, — широко улыбаюсь и подхожу к Уайту. — Красивые, правда?

Показываю ему букет, а сама незаметно проверяю, не выпала ли записка, и лежит ли в кармане мобильник.

— Очень. Тебе идут цветы.

Клейтон целует в висок и точно верит. Я же сглатываю кислую слюну, однако ничего сделать с собой не могу. Тем более, цветы — это лишь поздравление с повышением. И плевать, что от бывшего любовника.

— Обрежу стебли, чтобы они дольше простояли. Накроешь пока на стол?

Оставляю Клейтона, а сама скрываюсь в ванной. Только здесь позволяю себе расслабиться и опустить плечи. Еще раз вдыхаю аромат цветов, блаженно прикрыв глаза.

Наверное, они правда мне идут. Иначе, почему я их так люблю?

Кладу букет в раковину, присаживаюсь на край ванной и вынимаю телефон. Быстро пишу сообщение, хотя будь я нормальной, то молча бы приняла подарок и никакой диалог не начинала.

Я

: Спасибо за цветы. Как ты узнал, что я дома?

Ответ долго ждать не приходится:

Александр

: Ты сама вчера об этом сказала. Неужели я так вскружил тебе голову, что ты все забыла?

Господи, мне кажется, или он со мной флиртует?

Кусаю губу. Отвечать на вопрос совершенно не хочется, поэтому наблюдаю за игриво прыгающими внизу экрана тремя точками. Словно возвращаюсь в прошлое, где каждая переписка с Александром была опасной партией: неверный ход, и ты в ловушке.

Александр

: Надеюсь, тебе понравилось.

Я

: Набиваешь себе цену или хочешь похвалы?

Я

: Как такое может не понравиться?

Окончательно забываюсь. Теряю рассудок, отказываюсь от данных себе обещаний и обязательств. По наитию включаю камеру, обнимая букет. В зеркале в ванной сразу появляется мое отражение, почти полностью спрятанное за охапкой объемных цветов. Лишь голая кожа бедер неприлично проглядывается из-под краев упаковочной бумаги.

Беззвучный режим спасает от позора и подозрения. Фотография отправляется Александру без раздумий. Только через несколько секунд я понимаю, что будучи в отношениях так делать не должна.

Удалить не успеваю. Две галочки на сообщении вынуждают чертыхнуться, а ответ Александра — ухватиться за край раковины.

Александр

: Мы очень рады.

Следом прилетает фотография. Неконтролируемый стон застревает в горле от увиденного. Сначала вижу прижавшегося к боку Александра Герцога, а потом обнаженный торс, которого раньше смело могла касаться. Гладкая кожа притягивает к себе, как и желание увеличить фотографию. Что собственно я и делаю. Рассматриваю каждый пиксель и будто начинаю завидовать пушистой шапке, что нагло заняла самое уютное место в мире.

Дергаюсь, и телефон едва не падает из рук. Вскидываю голову и всматриваюсь в свое отражение.

Так нельзя.

Чувствую себя грязной, порочной и мерзкой. Нужно вернуть все назад. Забыть Александра и больше никогда не позволять ему появляться в моей жизни. Сделать то, что я обещала себе еще вчера.

Я

: Пожалуйста, не делай больше таких сюрпризов. Мы не в тех отношениях.

Оставляю цветы в ванной вместе с выключенным телефоном и спрятанной под чехол запиской.

В задницу все!

Необходимо вернуть себе силу и самообладание. Слабость не для меня, ведь я привыкла к самостоятельности. Непозволительно растекаться лужей перед мужчиной, который играет и ничего не значит в моей жизни.

— Ты долго, — произносит Клейтон, когда я сажусь на диван рядом с ним. Ныряю под руку и опускаю голову на грудь. Упорно делаю вид, что ничего не произошло. — Все нормально?

— Да. Пыталась обрезать цветы маникюрными ножницами, ничего не вышло, — опять нагло вру и поднимаю на Уайта взгляд. Не вижу голубых глаз и проклинаю саму себя за такое желание. — От этого нужно избавиться…

Томный шепот и двоякая фраза, которой Клейтон не придает значение. Он просто поддается моему влечению: позволяет снять с себя гребаную футболку и целует. Крепко, страстно и так, как я люблю. Окутывает близостью, затмевая собой все на свете. Этой ночью есть только я и он. Больше ничего и никогда.

Глава 21. И рухнут стены

— Вот так хорошо, — запрокидываю голову назад и закрываю глаза. Резче двигаю бедрами, тяжело дышу и опираюсь ладонями за спиной. Чужие руки ложатся на талию, крепко сжимая бока. Не сдерживаю протяжного стона: — Oddio…*(с итал: боже)

Задыхаюсь от падающих на тело приятных ощущений, которые сбивают сердечный ритм. Клейтон присаживается и губами касается моей груди. Поцелуями разносит по коже жар, вынуждая зарываться пальцами в короткие на затылке волосы. Прижимаю его ближе к себе, но глаз не открываю. Продолжаю плавно опускаться и подниматься, пока сильная дрожь не пробежится по ногам и мурашками не осядет на предплечьях.

Падаю в любовные объятия, прислушиваясь к хриплому стону Уайта. Надрывисто дышу, когда он ладонями поглаживает мою влажную от пота спину, спускаясь ниже к ягодицам.

Клейтон целует в сгиб шеи. Прикусывает чувствительную кожу и обдает ее горячим дыханием. Веду плечами, сбрасывая с себя напряжение.

— Ты лучшее, что со мной случалось, — искренне произносит, вынудив наконец-то посмотреть в карие глаза. — Великолепная.

Всматриваюсь в лицо Уайта и не могу найти ответ на его слова. Просто кончиками пальцев очерчиваю покрытые щетиной скулы, медленно ведя вниз к подбородку, ключицам, груди. В тишине начинает ощущаться смущение и недосказанность, но я не могу произнести ни слова. Горло будто сковали тяжелыми цепями, перекрыли дыхание и в рот засунули кляп. Язык прилипает к небу, и Клейтон явно догадывается.

— У тебя все хорошо? — отпускает и позволяет лечь рядом.

Накрываюсь пледом. Прячу влажное тело под тонкой тканью, пытаюсь так защититься от неудобных вопросов.

— Да, просто я устала, — утыкаюсь взглядом в светлый потолок. Рассматриваю блики от горящего в спальне торшера и зажимаю между пальцами плед. — Много работы, а завтра только четверг.

От упоминания дня недели сердце подскакивает, словно исполнилась моя заветная мечта. Только прикосновение Клейтона к плечу возвращает в реальность, пробуждая совесть.

— Поговори со мной, милая. Я чувствую, что что-то не так.

— Все нормально, говорю же, — строго произношу и рвано выдыхаю, замечая, как меняется выражение лица Клейтона. Он ведь не виноват в том, что я не могу быть как все. — Прости. Это усталость.

— Хочешь, я заберу тебя завтра после работы? — опускает ладонь на живот. Ласково обнимает, а я задерживаю дыхание. Касания Уайта ощущаются тяжелым грузом; чем-то неправильным и лишним. — Сходим куда-нибудь.

— Не нужно. У тебя тренировка. Доберусь сама, — не дожидаюсь ответа и поворачиваюсь к Клейтону спиной. — Спокойной ночи.

Клейтон ничего не говорит. Просто ложится рядом и обнимает. Привычно упирается лбом между лопаток, чтобы проскользить по коже носом и оставить мокрый поцелуй. Все его действия вызывают слабое раздражение. Почему он не может просто лечь на своей стороне кровати? К чему эти объятия, которые после станут неудобными?

Зажмуриваюсь крепко, пока не заболят глаза. Отвлекаю себя мыслями о завтрашнем дне.

Четверг

. Мой маленький секрет, который дарит свободу и нечто большее, чем просто поездку до дома. Вместе с Александром я чувствую себя легко и непринужденно.

И ведь даже не я продолжила это.

Александр пришел сам с двумя стаканчиками кофе, ровно через неделю после того четверга. Снова предложил подвезти, а я снова согласилась. И в этот раз вовсе не думала и не сомневалась. Отрицать желаемое было бессмысленно. Спорить не хотелось, да и компания Форда оказалась до одури приятной.

Он вел себя как в прошлый раз. Иногда шутя и отвлекая, приставал с разными вопросами. Интересовался, выслушивал и просто молчал. Даже тишина рядом с Александром оказалась значимей любого другого времени, проведенного с кем-то. Она была манящей, мягкой и нежной. Той, к которой хотелось тянуться и не отпускать никогда. Гребаный час вместе с Фордом вдохнул в меня жизнь, но чары развеивались с каждым днем порознь.

Когда он снова пришел с кофе и вкусной булочкой, не было вопроса про поездку. Это просто стало безмолвной привычкой, что связала нас. Как договор, только я ничего не должна Александру. Возможно, я упускаю что-то важное; где-то скрывается мелкий шрифт, который указывает на проданную душу или отданное в рабство тело. Не знаю. Пусть так, лишь бы это не заканчивалось.

Я и сама перестала замечать за собой, как искусственно растягиваю время для подготовки отчета. Лишний раз проверяю сделанное, специально ошибаюсь, чтобы исправить, или просто-напросто отвлекаюсь на разговор. Пытаюсь получить как можно больше от Форда и его компании.

И только приходя домой с мягкой улыбкой, понимаю свою никчемность.

Скатилась до жуткого вранья, которое перестала контролировать. Легенды складываются легко, непринужденно, а карие глаза Клейтона верят. Чернота в них не пугает, лишь искры потухают с каждой новой ложью, но остановиться не могу. Не выходит. Да и как признаться в том, что я

хочу

, чтобы Александр меня подвозил; как рассказать, что я испытываю влечение к другому и никак не могу полюбить любящего меня.

Все запуталось в тугие узлы. Подцепить и распутать нити чувств и эмоций не удается. Кажется, единственный выход — разрезать все на клочья.

Но что тогда останется?

Раздраженно веду плечами и присаживаюсь. Подтягиваю колени к груди, наблюдая за спящим Клейтоном. Если его что-то и беспокоит, то он явно этого не показывает. Меня же ожидает очередная бессонная ночь.

Чувствую себя глупой, потому что цепляюсь не за того. Вот только поменять пока ничего не могу. С Уайтом хорошо и стабильно. Нет никаких резких скачков настроения, неожиданных предложений или необдуманных поступков. Клейтон защищает меня от внешнего мира, проблем в нем и во всем поддерживает. Я для него всегда в приоритете и на первом месте.

А я так отвратительно предаю его и его любовь.

С Александром же все иначе. Даже встречи в четверг кажутся необычными и непривычными, потому что я не знаю: придет он или нет. От одного нетерпения и гадания в коленях появляется дрожь. Мне нравится испытывать азарт, делая ставки у себя в голове.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И, на удивление, Алекс не изменяет сложившейся традиции. Словно стаканчик кофе в четверг после работы дает ему энергию или исполняет желание. Иначе почему он продолжает приходить ко мне?

Да и предложение подвезти до дома абсолютно необоснованное. Ему нет смысла ездить в другую сторону от дома, а иногда стоять в пробках. Хотя, может, он испытывает от этого удовольствие? Или, быть может, так за мной ухаживает?

Вторая догадка ощущается, как очередной бессонный бред. Не может влюбленный в другую девушку человек ухаживать за другой. Возможно, так он пытается вернуть наши отношения, заключить новый договор. Но у меня есть Клейтон и… и все еще не проснувшаяся к нему любовь.

А что если Клейтон однажды признается в любви? Что тогда я буду делать?

Ох, боже…

Поднимаюсь с постели, с силой растирая лоб. Пытаюсь разогнать мыслительные процессы, докучая уставший за сегодня мозг. Такой сценарий я ни разу не рассматривала в голове. Казалось, что вот-вот чувства вспыхнут и затмят собой все проблемы. Однако этого не случилось, а уже чертова середина февраля. Время безжалостно просачивается сквозь сильные объятия и ласковые поцелуи, но так и не приносит никакой пользы. Все становится только хуже. Клейтон начинает ощущаться посторонним, раздражать и действовать на нервы. Даже попытки отдалиться на какой-то период, чтобы соскучиться по нему, не помогли.

Уайт хоть и поселился глубоко в моей душе, но так и не достиг чего-то большего. Его компания до одури приятная, разговоры интересные, а прикосновения отдают родным теплом. Только не получается никак подпустить Клейтона ближе. Я стараюсь. Перешагиваю через себя и свои эмоции, призываю сердце биться сильнее и все никак. Усталость начинает падать на плечи от вечной борьбы внутри, а снова появившийся в жизни Алекс никак не покинет мысли. Он чересчур быстро заполонил собой сознание. Иногда доходит до того, что имена путаются, и я едва не вызываю сомения у того, кто всегда рядом.

Как же мне стыдно.

Глубоко вздыхаю и опускаю ладонь на грудь. Выдыхаю. И так, пока сердце не перестанет волнительно биться. Завтра четверг. Новый день, когда влечение затмит собой здравый смысл. И пусть будет так, ведь завтра я точно попрошу Алекса больше не приходить.

***

— Я сегодня заканчиваю вовремя, — наигранно нажимаю на мышку, отправляя письмо с отчетом, и поворачиваюсь к Фиби.

— Наконец-то! Я уже начала переживать, что с такими задержками скоро на столе Миллер появится заявление на увольнение, — хмыкает Фиби и достает из сумочки помаду и карандаш для губ.

Недовольно морщусь и мимолетно наблюдаю за поправляющей макияж Браун. Сама невзначай тянусь к блеску для губ.

— Пока точно нет. Тут хорошо платят.

Игриво подмигиваю и поворачиваюсь к компьютеру. До конца рабочего дня осталось три минуты. Тревожно прикусываю щеку и открываю корпоративную программу для обмена сообщениями. Подушечками пальцев стучу по столу, сдавшись и вбивая в поисковик нужное имя.

Я

: Сегодня можешь не приходить. Я закончила вовремя.

Боязливо кошусь на Браун. Убеждаюсь, что она не видит начавшейся переписки, ведь о моих поездках с Александром не знает. И, merda*(с итал.: дерьмо), мне так стыдно за это! Просто подходящего момента признаться не было, да и больше подвозить меня не потребуется, потому что дурацкий отчет наконец-то побежден.

Александр Форд

: Хочешь, все равно подвезу?

Che diavolo!

*(с итал.: черт)

Биение сердца учащается, пуская горячую кровь по венам. Ангел и демон на плечах встречаются в неравной борьбе и короткое «я согласна» мгновенно отправляется в ответ на сообщение Александра.

Я буду гореть в аду.

Но сегодня точно последний раз. Больше я не позволю Форду искушать и манипулировать своей красотой и привлекательностью.

Ровно в шесть поднимаюсь следом за Фиби. Совесть душит и ладони потеют, когда мы заходим в заполненный работниками лифт. Браун что-то рассказывает, а я просто киваю, прислушиваясь к пульсации крови в ушах.

Просто скажи правду и станет легче, Кьяра.

Правду, что Александр меня подвозит или правду, что он мне до сбитого пульса нравится?

Твою мать. Твою мать. Твою мать.

— Ладно, до завтра, — Фиб тянется, чтобы поцеловать в щеку на прощание.

Растерянно моргаю, скользя взглядом по первому этажу.

— Я с тобой на парковку, — хриплю под склоняющую в непонимании голову Фиби. — Меня подвезут.

— Кто?

Молчу, не решаясь смотреть на Браун. Не уверена, что в этот раз она поймет мой поступок, как и не уверена, что захочет в этом разбираться. Однако продолжаю оттягивать время, пока лифт не остановится на минус первом этаже.

— Александр.

— Кьяра…

— Знаю, он просто предложил, и я согласилась.

— С чего ему предлагать? Вы снова вместе?

Быстро веду подбородком. Делаю глубокий вдох, заполняя легкие влажным воздухом парковки.

— Нет. Я с Клейтоном. Прости, Алекс ждет.

Не успеваю сделать шаг. Фиби хватает меня за руку и тянет обратно.

— Ты что творишь? — яростно шепчет, пытаясь не привлекать внимание подошедшего Эша.

— Мне это нужно, Фиби. Отпусти, пожалуйста. Это в последний раз.

— Что значит «последний»? Сколько он тебя подвозит?

Виновато кусаю губы и переступаю с ноги на ногу. Невзначай оборачиваюсь через плечо, чтобы посмотреть, не пришел ли Александр.

— Я все тебе расскажу завтра, Фиб, — обхватываю ее ладони. — Сейчас мне нужно к Алексу. Очень нужно, — не замечаю, как голос начинает походить на мольбу.

Фиби возносит глаза к небу и цокает языком. Вижу в ее эмоциях неодобрение, но ничего не могу с собой сделать. К Александру манит магнитом и сопротивляться не получается.

— Не натвори глупостей, Риччи, и напиши, когда приедешь домой.

— Да-да, — заикаюсь и быстрым шагом покидаю компанию лучшей подруги.

Между лопаток от возникшего напряжения скатывается капелька пота, щекоча кожу. Когда-нибудь наступит момент, и Фиби не простит накопившейся лжи и недосказанности. Обещаю себе, что такого больше не будет. Один вечер свободы и возвращаюсь в стабильность.

— Смогла победить отчет? — открывая дверь, вежливо интересуется Александр.

— Да, разгромила в пух и прах, — гордо произношу и вызываю на губах Форда ласковую улыбку.

Туплю взгляд вниз, чтобы не показывать своего смущения. Разглаживаю пальто, дожидаясь, когда Алекс сядет рядом. Он привычно включает музыку, разносят по салону приятную мелодию. Я вновь и вновь погружаюсь в атмосферу легкости, забыв об обязательствах и данных обещаниях.

С Александром опять хорошо. Так, что я бы не выходила из машины никогда. Пусть только он будет рядом, смотрит на светофорах и глупо шутит. Пусть спрашивает и интересуется. Пусть рассказывает о себе, лишь бы дорога до дома состояла из сплошных пробок, заглушая возникающие в голове догадки от испытанных к Форду чувств.

Необходимо признаться себе в… в чем?

Вздрагиваю от собственных предположений. Боязливо отворачиваюсь к окну и резко замолкаю. Не могла я так просто взять и допустить мысли о какой-то влюбленности. Это усталость кричит во мне, требуя сна после трудного рабочего дня. Происходящее просто накопилось на душе и высвобождается глупыми раздумьями нездорового мышления. Нужно отдохнуть, и все пройдет.

— Не хочешь поужинать?

Вопрос замирает в пропахшем вкусным мужским одеколоном воздухе. Часто и глупо моргаю, не решаясь посмотреть на Алекса.

— В плане вместе? — прокашливаюсь, перебивая громкое «хочу!» внутреннего голоса.

— А как иначе? — нежно переспрашивает, что по коже пробегают мурашки. — Здесь недалеко есть хороший итальянский ресторан. Мы могли бы заехать.

— Боюсь, я не одета для похода в ресторан, — неловко улыбаюсь и намекаю на обычные свитер и широкие джинсы.

— Плевать, — ухмыляется, потому что сам сидит в толстовке. Кидает выжидающий взгляд, а сам сворачивает на нужном повороте. — Согласна?

— Только потому, что я хочу есть, — пожимаю плечами, будто в голове нет никакого дурного визга. — И ты платишь.

Александр смеется. Бархатный бас дотрагивается до слуха, и я смущенно прикусываю щеку, чтобы не заулыбаться.

— По-другому и быть не может.

Его ответ любовно греет. Я опять забываю обо всех данных себе запретах. Уговариваю, что ужин вместе будет прощальным. Как бывает секс у некоторых. Здесь то же самое, только менее приятно. Возможно, и правда дело в нашем быстром и резком расставании. Наверное, если бы мы переспали напоследок, я бы сейчас не сидела за столиком у панорамного окна и не рассматривала вечерний Лондон.

Merda

*(с итал.: дерьмо)

, ну и бред же я несу.

Вместо того, чтобы признать свою слабость к Александру, придумываю миллион оправданий. Лишь бы не казаться себе грязной, мерзкой предательницей. Но ведь просто дружеский ужин ничего не значит.

Не значит же?

— Сегодня ты очень задумчивая. Что-то беспокоит?

Решаюсь посмотреть на сидящего напротив Алекса. Неопределенно веду плечами, вилкой наматывая пасту.

— Ничего особенного, обычный трудный день, — кокетливо улыбаюсь и делаю глоток воды.

Отчего-то начинаю нервничать. Непривычно вот так находиться с Алексом рядом. Делить с ним ужин и думать только о нем. На подкорках сознания мечтать, чтобы так было всегда.

Почему, черт возьми, эти мечты не с Клейтоном?

— Поэтому ты продолжаешь мучать пасту? Поешь и все пройдет. Если не пройдет, то хотя бы появится энергия.

— Обычно после еды мне хочется спать, — хмыкаю, прислушиваясь к чужому смешку.

— Если вдруг уснешь, я все равно верну тебя домой.

— Хотела бы я на это посмотреть, — подмигиваю и пробую пасту. Сливочный вкус остается на самом кончике языка, а привкус трав возвращает в Бари, прямиком к самому побережью. В нескрываемом удовольствии прикрываю глаза, чем вызываю новую волну разговоров.

Вечер проходит в уютной атмосфере и тепле. Александр в очередной раз проявляет себя, как отличный собеседник и друг. Даже грустно становится, что раньше в этот перечень входило звание любовника. Жаль, время меняется. Я меняюсь и восприятия мира тоже.

Вот только сейчас хочется, чтобы мир состоял только из меня и Александра. Тело требует его прикосновений, губы — поцелуев. Влечение становится сильнее с каждой проведенной вместе минутой, очерняя и без того испорченную душу. Мораль словно исчезает из моего мира, и я с кокетством принимаю флирт.

Алекс вскружил голову. Выкинул из нее все тяжелые мысли и позволил отдохнуть. С ним легко и свободно, даже разговоры о будущем не кажутся бессмысленными. Хочется делиться своими планами, узнавать о чужих и думать, что ты можешь оказаться их частью.

Жаль, правда и реальность не совпадает с выдуманными мечтами и выстроенными в голове сюжетами. Идиллия рушится, когда телефон вибрирует, надрывая разговор.

Извиняюсь и смотрю на уведомление. Крепко сжимаю телефон в руке, отрезвляет заплывший настоящей изменой мозг.

Клейтон

.

Милый и ласковый Клейтон спрашивает, дома ли я. Он ведь не подозревает о том, как я порочна.

Вмиг становится мерзко от самой себя. Противно принимать горькую правду, особенно, пряча ее за очередной ложью. Она придумывается быстро — как и всегда, — а ответное сообщение оказывается прочитанным.

Блокирую мобильник и резко вскидываю голову.

— Отвези меня домой, пожалуйста, — не контролируемо просачивается в голосе напряжение.

Алекс вопросительно приподнимает бровь.

— Хорошо, — он вскидывает ладонь, прося счет. — Что-то случилось?

— Нет, все нормально. Просто мне нужно домой.

Больше мы не разговариваем. Форд расплачивается и выводит меня из ресторана, все также вежливо открывая дверь. Опять ощущения повторяются: музыка, запах, вечерний Лондон. Но в этот раз я не могу смириться с мыслями о конце.

Да, я поступаю неправильно по отношению к Клейтону. Однако исправить и снизить влечение к Александру никак не могу. Он давно пробрался в сердце, просто раньше этого не замечала. Чувства, которые к нему испытываю, не похожи ни на какие другие, и мне становится страшно. Опять придется прятать их глубоко, подавлять и зарывать в самые что ни на есть чертоги разума. Запрещать себе думать о сверкающих голубых глазах, вспоминать прикосновения, жаркие поцелуи и хриплые стоны.

В этих раздумьях и очередных спорах с внутренним голосом не замечаю закончившийся четверг и такую же пролетевшую пятницу. Единственным ярким моментом отмечалось в памяти прощание с Алексом. Я опять нарушила очередное обещание и обернулась, уходя. Форд же наблюдал, я точно чувствовала это. Иначе почему, словно поймав мой взгляд, он мигнул фарами на прощание?

Еще я рассказала все Фиби в обед. Конечно, неодобрение и боязнь за отношения с Уайтом присутствовали в ее словах и глазах. Но пойти против она не могла. В конце концов, это моя жизнь и мои ошибки. Советы Браун я обязательно возьму на заметку, отпечатаю их в памяти и постараюсь применить на практике.

Сейчас же я просто хочу расслабиться в объятиях, которые ощущаются тяжелым грузом на плечах. Сидя в кинотеатре с Уайтом, не могу сосредоточиться на ярких картинках на экране. Перед глазами все плывет, превращая фильм в смазанные пятна, а все потому, что Клейтон ласково гладит мою ладонь. С каждой проведенной вместе секундой его прикосновения становятся невыносимыми. Мне не хочется их чувствовать. Как и не хочется чувствовать поцелуи в щеку, висок. В один миг внутри что-то надрывается, и я закрываю глаза.

Представляю рядом совершенно другого. Принимаю выдуманные прикосновения за чужие, будто так смогу справиться с возникшей проблемой. Только особо не выходит. Искренне улыбаться Клейтону не получается, проводить вечер и делиться прошедшим днем — тем более.

В карих глазах не хочу видеть свое отражение. Не могу принять то, что Уайт дарит мне. Просто-напросто не заслуживаю его внимания, заботы и любви.

Любви.

В этом и проблема.

Отрываю взгляд от пола, когда мы заходим к Клейтону в квартиру. Он стряхивает с волос растаявший снег и мягко целует в губы. Поддаюсь ему лишь на секунду, растворившись в дурманящих движениях. После замираю от пронзающей грудь боли.

— Приведу себя в порядок и поставлю чайник, — говорит и дотрагивается холодными пальцами до моей щеки.

Растерянно киваю. Клейтон уходит вглубь квартиры, а я медленно развязываю пояс пальто. Представляю, как мы проведем вместе остаток вечера: пожинаем, посмотрим фильм, возможно, займемся любовью.

Вот только загвоздка: Клейтон любит меня, а я его нет.

Впиваюсь ногтями в кожу ладоней и не могу так больше. Не получается быть нормальной; не получается любить Клейтона. Не он нужен мне.

Мне нужен Александр.

Сейчас

.

— Прости меня, Клейтон, — тихо шепчу и выхожу из квартиры, как можно аккуратнее закрывая дверь.

От волнения дрожь чувствуется на кончиках пальцев, в ушах пульсирует кровь и голова кружится. Понимаю, что поступаю мерзко и отвратительно, вот так вот молча сбегая. Но никак не могу иначе. Просто бы не вышло завести разговор о взаимности. Я ведь так долго была с Уайтом, старалась доказать самой себе, что люблю его и хочу быть рядом. В итоге за несколько вечеров влюбилась не в того, сразу обрекая себя на провал.

Но пусть так. Значит, буду утопать в невзаимной любви, наказывая и получая урок за испорченные отношения с Клейтоном. Лучше, наверное, любить самой, чем пытаться полюбить другого.

Сил и смелости хватает только на короткое сообщение Клейтону, когда я выхожу на улицу:

Я

: Я влюблена в другого. Прости меня.

Ловлю такси, диктую сохраненный в приложении адрес и выключаю телефон. В мыслях прокручиваю диалог с Фордом. Буду просить его вернуть все назад, заключить новый договор, лишь бы оказаться с ним рядом. Быть снова близко, прижиматься кожа к коже и чувствовать желанное тепло.

Все еще не понимаю, как смогла так сильно облажаться. Влюбиться в того, с кем спала. Нарушила принципы, уничтожила веру в себя. Только не жалею о таком. Если это очередная ошибка, я приму ее. Зато рядом вновь окажется Александр, хоть и в привычной роли любовника.

А дальше я что-нибудь придумаю. Быть может, он сам влюбится в меня через какое-то время, забудет ту девушку и станет частью моей жизни.

С этим разберусь потом. Сейчас главное найти нужный этаж и квартиру.

В памяти вспыхивает один единственный раз, когда я была у Форда. Ноги сами ведут к лифту, и я нервно нажимаю на кнопку вызова.

Пожалуйста, быстрее.

Бесконечно повторяется в мыслях, уничтожая без того здравый смысл. Лифт по ощущениям едет целую вечность, а успокаивающая мелодия действует на нервы. Одержимая собственными идеями, переступаю с ноги на ногу и требую ехать быстрее. Едва ли не умоляю чертову металлическую коробку взлететь вверх со скоростью чертовой ракеты, иначе сойду с ума прямо здесь.

Когда двери распахиваются, моментально вылетаю из лифта, не замечая и задевая незнакомого мужчину. Бросаю смазанные извинения, не понимая, как докатилась до такого. В какой момент стала настоящей слабачкой из-за рвущихся наружу чувств. Когда позволила себе страдать из-за мужчины, который для меня раньше был никем.

Резко выдыхаю и отсчитываю третью дверь слева. Надрывисто стучусь, принимая возникшую в голове пустоту. Лишь удары костяшек пальцев перебивают гул крови, что обжигает вены, стоит ручке накрениться вниз.

— Алекс, — на выдохе произношу и застываю.

Едва не хватаюсь за сердце, что вмиг перестает биться и разбивается на царапающие изнутри крошечные осколки. В приоткрытом дверном проеме стоит не Форд, а незнакомая красивая девушка, которая меня явно не ждала.

Глава 22. Никто не знал об этом, кроме них

— Извините? — кое-как выдавливаю из себя, смотря в янтарные глаза незнакомой шатенки.

Колени все еще подрагивают от сценария, который я никак не рассматривала. Черт, у меня не было в голове ни единой мысли, что Александр проводит время с кем-то. Разве такое вообще возможно?

То ли завышенная самооценка сыграла со мной злую шутку, то ли мнимая уверенность в незнакомом человеке растоптала и смешала с грязью, чтобы я лишний раз не считала себя чересчур умной и всезнающей. Не понимаю, почему происходящее случилось именно сейчас. Почему в момент, когда на кон поставлено все, вселенная, судьба и небесные жители отворачиваются, смеясь и показывая средний палец. Будто они специально ждали своего часа для пущего эффекта.

— Вы что-то хотели? — с наигранным интересом спрашивает и поправляет волосы, все также закрывая собой дверной проем.

В какой-то момент начинаю считать, что ошиблась дверью, но противное мяуканье серой шапки развевает все сомнения.

— Мне нужен Александр.

Склоняю голову набок. Уверенно расправляю плечи, ведь сдаваться так быстро не собираюсь. Конечно, можно было поступить импульсивно и уйти, однако я слишком сильно хочу вернуть все назад. Поэтому сначала узнаю у Форда: занят он или нет.

Незнакомка вздыхает и наклоняется назад, громко крича вглубь квартиры:

— Алекс, это к тебе!

— Минуту, — эхом слышится в ответ, и сердце подпрыгивает.

Проскальзываю ладонями в карманы пальто. Согреваю замерзшие от волнения пальцы и продолжаю стоять перед дверью, смотря в незнакомое лицо. Девушка красивая и привлекательная. Она женственная, ухоженная и по-ощущению очень подходит Александру. Одна смуглая гладкая кожа чего стоит. Про подчеркнутую прямым вязаным платьем фигуру я лучше промолчу. Вот только конкуренткой считать ее не буду. Не хватало опуститься до такого: бороться с кем-то за мужчину — глупость. Даже если этот мужчина мне до нехватки дыхания нравится.

— А вы Алексу кто? — вдруг нахально спрашивает девушка, и от ее надменного голоса невольно хмурюсь.

За долю секунды еще раз осматриваю незнакомку, замечая в руках дутую куртку.

— Думаю, это не столь важно, вы же уже уходите.

Девушка усмехается и отвлекается на шаги. Она отходит в сторону, пуская поправляющего футболку Александра вперед. Форд замирает в дверном проеме, и в глазах читается нескрытое удивление. Стараюсь уцепиться за его эмоции. Запомнить, впитать.

— Кьяра, ты почему здесь?

— Я хотела поговорить. Если ты занят, то… в другой раз?

Пожалуйста, скажи, что ты не занят; скажи, что выслушаешь.

Алекс растерянно моргает, зачесывая назад челку. Я же не знаю, что делать: уходить или ждать. А лучше, наверное, бежать и представлять все глупым сном.

— Хорошо, поговорим, — жестом приглашает войти, и кто я такая, чтобы отказать. — Я провожу Алису и вернусь. Подожди меня… в общем, где-нибудь в квартире.

Алекс обувается и накидывает сверху куртку. Выходит вместе с Алисой, захлопывая за собой дверь.

Сначала глупо таращусь в стену, потом нервно смеюсь. Не так я представляла наш разговор, но ничего уже не исправить. Буду разбираться со всем по мере возможности. Сейчас нельзя упустить шанс хотя бы привести себя в порядок.

Оставляю пальто в прихожей и достаточно быстро нахожу ванную, где мою руки и поправляю макияж: лишь немного подкрашиваю губы и матирующими салфетками избавляюсь от блеска кожи. Больше в сумке ничего нет, ведь к сегодняшним событиям я готова не была.

Влажными руками смачиваю шею, освежаясь и пытаясь отрезвить сознание. Конечно, хотелось бы принять душ, но, боюсь, Александр не так поймет. Было бы странно приходить к бывшему любовнику, чтобы помыться.

Смеюсь себе под нос и в зеркале распушаю челку. Мысли и догадки, кто же такая эта Алиса, никак не покинут голову.

Подруга или нечто большее?

Хмыкаю, медленным шагом следуя по коридору чужой квартиры. Смотрю себе под ноги, боясь наступить на идущего рядом Герцога. В его кошачьих глазах читается явное неодобрение моего присутствия здесь, но вестись на провокации лохматой шубы я не собираюсь. Потерпит.

А если любовница, как я? Готова ли тогда я делить Александр с кем-то?

Ответ — точно нет.

Падаю на диван в зале и решаю, что новым условием договора необходимо включить отсутствие сторонних партнеров. Если он согласится, то никаких проблем не будет. Если скажет нет, то придется отказаться от затеи возвращать секс с Алексом.

Значит, буду искать другие варианты для попыток стать Форду ближе. Предложу стать друзьями. Почему бы и нет?

Пока раздумья и споры с самой собой занимали голову и отвлекали от реальности, Герцог продолжал недовольно сопеть и поглядывать в мою сторону. Надо было согнать его с дивана, чтобы лишний раз не навлекать на себя кошачий гнев.

И лишь когда входная дверь хлопает, несносный кот отвлекается и выбегает из зала. Моментально напрягаюсь всем телом. Прислушиваюсь к повороту ключа, приглушенному шуршанию верхней одежды и журчанию воды. Впиваюсь ногтями в край дивана, когда слышу чужие шаги, и Алекс появляется в дверном проеме.

— Нашел с первого раза, — улыбается и подходит ближе. Не решаюсь встать, смотря на Александра снизу вверх. — Прости, здесь немного не убрано.

Свожу брови к центру, только сейчас замечая небольшой бардак на журнальном столике: пустые банки из-под газировки, фантики от снеков и цветные коробки. Удивляюсь, как сидя здесь в ожидании Александра не видела ничего вокруг себя.

— Ничего страшного. Я тоже таким грешу.

Алекс подходит еще ближе. Почти вплотную встает к дивану, а я продолжаю покорно следить за каждым его жестом.

— Как твои дела? — невпопад спрашиваю, заставая Алекса врасплох.

— Нормально. Твои?

— Тоже неплохо, — вежливо отвечаю, будто ради поездки сюда не бросила другого парня. — Хорошо проводил время?

— У Алисы очередная депрессивная фаза. Вместе с другом ее успокаивали и уверяли, что после двадцати двух есть жизнь, — с ласковой улыбкой рассказывает, и в душе появляется надежда. Значит, они просто друзья? — Ты разминулась с ее братом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Они уже собирались уходить или я испортила вечеринку?

— Вечеринку? — смеется и чуть запрокидывает голову назад. — Обычная дружеская посиделка с газировкой и настольными играми.

Едва успеваю сдержать смешок, потому что наша с Фиби обычная дружеская посиделка заканчивается выпитой бутылкой вина.

— Значит, просто друзья? — наконец-то расслабляюсь и прикусываю нижнюю губу, смотря прямо в голубые глаза. Моментально попадаю в их плен.

— Просто друзья, — утверждает спокойно, вынуждая задержать дыхание от напряжения и нетерпения. Схожу с ума от близости, которая ощущается даже через расстояние. — И зачем ты пришла,

Кьяра

?

Лишь от одного моего имени, произнесенного Александром, в горле пересыхает.

Форд наклоняется ко мне. Упирается рукой в спинку дивана у плеча, второй — в его подлокотник. Полностью перекрывает пути отступления, будто бы я сопротивлялась такому.

— Алекс, — на выдохе произношу, гипнозом теряясь во времени. — Я хочу все вернуть.

— Вернуть? — издевается и играет. Одним только взглядом уничтожает, вынуждая потеряться в собственном влечении.

— Да, — вздергиваю подбородок и с уверенностью смотрю на Алекса. — Хочу вернуть назад наш договор, записки и встречи.

Форд прищуривается, всем своим видом показывая интерес. Притворяется, что не понимает моих желаний, в этот раз плохо отыгрывая свою роль.

В немой паузе замираем друг напротив друга: я с вызовом гляжу в горящие лукавством глаза, а Александр проходится кончиком языка по нижней губе, полностью лишая рассудка. Он первый тянется ко мне, обхватив пальцами подбородок. Надавливает на кожу, срывая тихий вздох. А после резко целует.

Выбивает из легких весь оставшийся воздух, сбивает и без того быстрое биение сердца и сводит с ума. Слышу, как кожаная спинка дивана скрипит под сжимающимися пальцами Александра. Несдержанно стону, понимая, какие сильные эмоции он может испытывать рядом со мной. Принимаю во внимание каждый его жест, чтобы после с хитростью использовать, показывая, как я хороша.

Откровенно отвечаю на развязный поцелуй. Позволяю ладонями скользить по чужому лицу, телу, пока Алекс не потянет на себя. Поднимаюсь на ноги, пальцами одной руки зарываюсь в волосы на затылке Форда, другую — опускаю на шею. Прижимаюсь близко, уничтожаю расстояние между телами, не позволяю даже воздуху протиснуться. Теснее, крепче, интимнее. Только я и Александр, готовый посвятить этот вечер мне.

Поддаюсь чужим наступающим шагам. Полностью доверяю и отдаю всю себя на растерзание захлестнувших эмоций и чувств. Внутри зреет нечто большее, чем просто плотское желание, я хочу всегда ощущать близость Александра; хочу делить с ним воспоминания, поцелуи и думать о будущем; хочу узнать какой он, когда любит.

Забравшиеся в голову странные мечты не привлекают сейчас моего внимания. Возможно, позже я к ним вернусь, но не в момент падения спиной на мягкую кровать. Не теряю времени и сразу тяну футболку Александра вверх, наконец-то цепляясь взглядом за подтянутый торс. Дотрагиваюсь до горячей кожи, пока по шее скользят губы, и поцелуи покалываниями отдают внизу живота.

— Tesoro mio*(с итал.: мое сокровище), — надрывисто проговариваю в потолок, запрокинув голову назад. Открываю больше пространства для прикосновений.

Становится душно и жарко. Хочется быстрее оказаться телом к телу. Разделить удовольствие и проникнуться чужими ощущениями. Руки немного подрагивают от нетерпения, делая движения резкими и нерасторопными. Каждый жест дается с трудом, особенным испытанием оказывается расстегнуть пуговицу у горла моего джемпера.

— Черт возьми, — выплевывает Александр, когда пытается помочь. Пальцы соскальзывают из-за тремора, и я весело улыбаюсь. В заминке позволяю себе отдышаться, любуюсь нахмуренным любовником. — Больше никаких пуговиц, — смотрит в глаза и поглаживает обнаженный живот, срывая протяжный стон.

Джемпер, джинсы, бюстгальтер пропадают с тела в одну секунду. Холодные пальцы сжимают мягкую кожу, губы оставляют мокрые следы, а зубы — слабые красные пятна. Выгибаюсь в спине, утонув в горячем воздухе, что заполонил собой спальню. С каждым вздохом дышать становится тяжелее: легкие горят и в груди тянет. Или я просто забываю дышать. Мозг перестает функционировать и отрабатывать базовые потребности, стоит пальцам Александра ловко очертить линию белья, а после коснуться клитора, надавливая.

Протяжный, пошлый стон срывается с губ, и я заглушаю его глубоким поцелуем. Надавливаю Алексу на затылок, чувствуя наглую улыбку, что рвется сквозь смазанные движения. Его имя несколько раз пронзает комнату, как и просьбы не останавливаться. Влечение становится настолько сильным, что сдерживать себя не получается. Да и не хочется вовсе.

Я готова продать чертову душу, лишь бы секс с Фордом никогда не заканчивался.

Особенно сейчас, когда чувство влюбленности приумножает каждое прикосновение. Тело схоже с оголенным проводом, который искрит, и искры эти яркими пятнами вспыхивают в глазах. Тепло томится в районе солнечного сплетения, сильнее разогреваясь от лединистого взгляда. Александр смотрит на меня с привычным вожделением и восхищением. В залитых зрачком глазах вижу свое отражение, которое вызывает еще большее желание.

— Покажешь, что оно того стоит? — сквозь сбитое дыхание говорю, сжимая челюсть, чтобы громче не застонать.

Влажными пальцами Алекс мимолетно дотрагивается до моего живота, и я закатываю глаза от развязности и пошлости. Шире раздвигаю ноги из-за неприятно липнущего белья. Наблюдаю за протянувшим под подушку руку Александром. Поглаживаю напряженные плечи.

— Всегда будешь просить меня об этом? — упирается коленями в матрас и расстегивает джинсы, перед этим кинув резинку рядом.

Кончиками пальцев веду по своей шее, ключицам, груди и в упор смотрю на замеревшего Александра. Он на секунду прикрывает глаза, прежде чем резко опуститься и начать целовать. С губ опускается к телу. Плотным полотном поцелуев покрывает его, окончательно сводя с ума.

Теряюсь в пространстве, захлебываюсь в волне удовольствия и становлюсь заложницей собственных грез, в которых Александр только мой. Даже не замечаю, как оказываюсь к нему спиной, выгибаюсь в пояснице и зажимаю между пальцев смятый плед.

Голова кружится от переизбытка эмоций. Внутри скапливается все пережитое вместе с Александром, приятным покалыванием разносясь по венам. Закатываю глаза, когда чувствую прохладный латекс между бедер, и Форд пошло отодвигает мое белье в сторону.

Воздух резко выбивается из легких от первого мягкого толчка. То, о чем я желала; что скрывала внутри себя и не хотела признавать за правду, наконец-то сбывается. Секс с Александром сейчас лучше любого другого. Мысли, что так будет почти всегда, — ускоряют биение сердца. Оно трепещет в предвкушении новых записок, встреч и оргазмов. Требует больше. Сильнее. Чаще.

Чужое имя тянущейся карамелью заполняет собой пространство, смешиваясь со стонами. Пошлое соприкосновение влажной кожи о кожу эхом звучит в голове и вызывает поистине плотское желание. Сама подаюсь бедрами назад, прошу не останавливаться, лишь бы продолжать чувствовать Форда внутри.

— Tesoro mio*(с итал.: мое сокровище), — уже привычкой вырывается. — Алекс…

Алекс сжимает ягодицы. Пальцами впивается в мягкую кожу, оставляя следы коротких ногтей. Он тянет на себя и резко отстраняет. Каждый толчок едва ли не ощущается в горле и не пронзает тело насквозь. Близость будоражит, доводя до исступления.

Падаю грудью на кровать, вытягивая руки вперед. Сильнее ногтями впиваюсь в плед, едва ли не оставляя на нем дырки. Зажмуриваюсь от быстрых движений и не могу вернуть здравый смысл. В голове образуется пустота, которую перекрывает собой удовольствие. Форд берет меня сзади развратно и страстно, и о другом я больше мечтать не могла. Быстрый, порочный секс после долгого расставания — лучший подарок на будущий день рождения. Здесь нет лишних слов, движений. Лишь эгоистичное желание получить удовольствие друг от друга. Без обязательств и обещаний.

Я не заметила, как Алекс стал центром моей вселенной на эту ночь. И по-ощущению я для него сама вселенная. То, с каким желанием до кожи доходят прикосновения и поцелуи, не может уйти от внимания. Если бы я только могла видеть его лицо, глаза, чтобы в полной мере насладиться тем пылом, что ожогами остается в памяти.

Вот только менять ничего не хочется. Удары чужих бедер о ягодицы смешиваются с хриплыми стонами. Александр шепчет мое имя все громче, окончательно уничтожая возможность контролировать себя и свое тело. Все вожделение скапливается внизу живота, по ногам бежит мелкая дрожь, и воздух застревает в горле, прежде чем резким вздохом покинуть легкие.

Лбом упираюсь в матрас, кусаю губы и продолжаю наслаждаться растянутым оргазмом. Форд крепко обхватывает меня за талию, большими пальцами надавливая на позвонки и откровенно трахая. Лишь глубокий стон и один резкий толчок прерывает искрящуюся страсть.

— Кьяра…

Тяжело дышу, обессиленно падая на бок. Не сразу прихожу в себя, все еще прячась под плотным слоем полученного удовольствие. Даже не замечаю, как на губах растягивается блаженная улыбка, а Александр ложится очень близко и обнимает за талию. Тяжелая рука приятно и отчего-то правильно чувствуется на теле. Пытаюсь запомнить слабые объятия и ленивые прикосновения, что развеятся почти сразу, стоит мыслям прийти в порядок и влажной от пота коже остыть.

Но пока этого не произошло, тянусь к изголовью. Разминаю спину и не могу поверить, что наконец-то испытываю радость и счастье от секса. Нет чувства вины за себя и уговоров внутреннего голоса о правильности выбора; нет стеснения и попыток перебороть привычки; нет необходимости играть роль идеальной женщины.

Поворачиваюсь на спину, и ладонь нежно, почти невесомо скользит по животу. Думаю, что так и останется, однако Александр убирает руку: оставляет ее совсем рядом, и, кажется, я на подсознательном уровне ощущаю прикосновение кончиков пальцев. Прикрываю глаза на несколько минут, прислушиваюсь к дыханию Алекса и подстраиваюсь под него. Успокаиваю биение сердца, которое трепещет теперь не только от секса, но и от простого нахождения рядом с любовником.

И это так странно…

До сих пор сложно представить, что я смогла распознать чувства к другому. Ведь мне действительно казалось — Клейтон тот, кто мне нужен и влюбиться в него будет легко. Только у любви другие планы. Она хочет преподать мне урок за пренебрежительное отношение к другим, поэтому сразу наградила мужчиной, сердце которого уже занято.

Как же тяжело на душе от болезненной правды.

— Знаешь, Алекс, а я ведь тоже влюбилась, — глядя в потолок, отчего-то признаюсь и ему. — И тоже не взаимно.

— И какой идиот упустил тебя? — спрашивает, и мы пересекаемся взглядом.

Любуюсь красивым лицом своего любовника и в очередной раз убеждаюсь, что запомнила его до мельчайших подробностей.

Ты

.

Шепот внутреннего голоса остается мурашками. Правда горечью оседает на кончике языка, но я лишь пожимаю плечами.

— Так случается, когда хочешь взять не свое.

— Ты так быстро сдалась?

— Я даже не вступала в эту игру.

Однако вступить планирую. Пусть даже не получится, попытаться стоит. Вдруг Алекс изменит мнение обо мне и начнет

чувствовать

. Вдруг именно на меня он будет смотреть с восхищением всегда, а не только когда на мне нет одежды.

— Может, и не нужно? — лениво протягивает, и я вопросительно выгибаю бровь. — Если оно «не твое», почему бы не дождаться «своего»?

Сказанное застает врасплох. Почему я должна ждать что-то еще, если я хочу именно это? Очень хочу. Как в детстве понравившийся кукольный домик. Только тогда это было мимолетной детской радостью, сейчас я хочу этот домик навсегда.

— Я не знаю… Я хочу поменять условия. Раз мы оба влюблены, предлагаю спать только друг с другом. Ну и соответственно заканчиваем сразу, как только у кого-нибудь появляются отношения.

Алекс несколько секунд не отрывает от меня взгляда. Бегает глазами по лицу, словно пытается что-то в нем разглядеть. И я не знаю: находит он ответ на свой вопрос или нет. Однако с условиями соглашается.

Мягко выдыхаю, не зная, как продолжить вечер. С огорчением принимаю реальность, в которой я не с Фордом. Растираю шею и нехотя сажусь на край кровати. Своим найденным на полу джемпером прикрываю грудь.

— Мне пора.

Слова произносятся с тяжестью. Уходить совершенно не хочется и оставлять Александр тоже. В теории казалось, что возвращение секса с Фордом решит все проблемы. На практике же начинаю испытывать боль от безысходности и возможности это исправить.

— Останься, — Алекс дотрагивается костяшками пальцев до спины, надавливая на позвонки. Приятно поглаживает кожу, почти нежными движения заманивает в ловушку. В горле вмиг пересыхает от сказанного.

Нерешительно оборачиваюсь через плечо. Всматриваюсь в покрытое тенями лицо и ловлю ленивый голубой взгляд.

— На второй раз у меня нет сил, — отшучиваюсь, на что Форд закатывает глаза.

— Хочу внести новое условие: ты не будешь сбегать ночью. Мы взрослые люди и вполне можем переночевать вместе.

— Зачем? Разве так будет удобно?

— Ты мне не мешаешь. И это безопаснее ночных поездок.

Сдуваю со лба челку и не могу игнорировать томящееся в груди тепло. Становится приятно от такого предложения, хоть и выгоды здесь никакой нет. Зато смогу больше времени проводить с Александром. Вдруг так он сможет проникнуться ко мне симпатией?

— Хорошо, — не скрываю довольной улыбки.

— Еще мы могли бы иногда встречаться у меня или у тебя.

Прищуриваюсь и не могу сдержать лукавства:

— Разорился на отелях?

Александр негромко смеется, запрокинув голову назад. Рассматриваю напряженную шею, обнаженный торс, вновь и вновь ощущая притяжение к своему любовнику.

— Это действительно оказалось достаточно затратно. Согласись, что дома удобнее? Можно, например, оставить вещи первой необходимости, а не брать с собой, — говорит и, черт возьми, все еще дотрагивается до моей спины.

— Я не брала с собой вещи, Алекс, — откровенно издеваюсь, несмотря на то, что в мыслях давно согласилась на новое предложение. — Всегда была налегке.

— Тем более для тебя ничего не поменяется. А у меня от матрасов в отелях болит спина.

Качаю головой, пряча улыбку за волосами. Уговоры кажутся до одури забавными и отчего-то желанными.

— Ладно, — наклоняюсь, находя на полу футболку Александра. Нагло надеваю на себя, пряча обнаженную кожу. — Тогда спать я буду в этом.

Форд падает на спину и подкладывает руки под голову, щурясь и рассматривая меня.

— Можно обойтись и без нее.

Закатываю глаза от недовольства. Поднимаюсь на ноги, расправляя смятую ткань. Как же легко она ложится на кожу, ласково обнимая и одурманивания чужим запахом. На секунду ощущается, будто я оказываюсь в новой реальности, где Александр — мой молодой человек, и право носить его вещи стало моим.

Но суровая правда жизни режет без ножа. Царапает еще не затянувшуюся на сердце рану и напоминает, что фантазия вряд ли станет реальностью.

— Схожу попить. Тебе принести?

— Нет.

Ничего не отвечаю. Молча огибаю кровать, чтобы выйти из спальни, и напоследок оборачиваюсь. Желаю заметить чужой взгляд на себе, поймать внимание и почувствовать заинтересованность. Только Форд не смотрит. Он трет лицо ладонями, а после выключает бра со своей стороны, погружая комнату в полумрак.

До боли прикусываю губу, стараюсь отогнать навязчивые мысли подальше и не расстраиваться из-за какого-то мужчины. Подумаешь, влюбилась. Такое случается и не всегда взаимно. Главное не опускать руки и продолжать жить. По крайней мере я с ним сплю, и секс до дрожи в коленях хороший.

По дороге на кухню вынимаю из сумочки телефон и включаю его. Сразу приходит несколько сообщений о пропущенных от Клейтона и два сообщения, которые навечно останутся в памяти и будут вызывать стыд.

Клейтон

: Чем я тебя так обидел, что ты решила обойтись простым сообщением?

Клейтон

: Напиши мне, когда захочешь забрать свои вещи.

Сдавливаю пальцами переносицу и не знаю, что отвечать Уайту. В голове и в сердце вмиг становится пусто, словно образуется бескрайняя бездна. Я сама загнала себя в такое состояние, считая сильной и способной разобраться во всем. По итогу же просто-напросто облажалась. Пыталась оказаться взрослой в отношениях, разумной и правильной. Не хотела разбивать чем-то сердце, но так вышло.

Блокирую телефон и сажусь на стул ближе к окну. Всматриваюсь в чистое ночное небо. Удивляюсь ему и рассыпанным звездам, подтягивая колени к груди. Стараюсь найти оправдания эгоизму, однако входит плохо. Отношения с Клейтоном оказались грубой ошибкой, которую я сама осознанно совершила. Повелась на веру в себя и незнание собственных чувств. Посчитала, что смогу полюбить то, что никогда не любила. Подумала решить все, как раньше, в детстве, когда вынуждала себя вникнуть в медицину, словно игра от обратного поможет.

Вот только не помогло.

Оказалось, разбираться со взрослыми делами детскими методами нельзя, и ничего хорошего из этого не выйдет. Надежда на здоровые отношения начала исчезать ближе к январю, когда Рождество и Новый год я провела одна, без Клейтона. Наверное, еще тогда нужно было задуматься, ведь желание разделять праздник с Уайтом и его семьей не появилось, а должно было. Разве не так проявляется любовь: в попытках оказаться, как можно ближе, узнать, как можно больше?

Я не придала этому значение. Сейчас я разбила Клейтону сердце, изваляла его в грязи и выкинула, как ненужную вещь. Оправдания мне нет, но я действительно не смогла его полюбить. Пыталась, очень пыталась и ничего не вышло.

Не нужно было начинать с ним отношения. Даже знакомиться. Тогда бы сердце Уайта было цело.

Царапаю ногтями бедра в попытках вернуть себе стойкость. Отвлекаюсь на жжение кожи и слабую ноющую боль, лишь бы избавиться от разъедающего чувства вины. Хотя вряд ли оно пропадет. Теперь эта ноша всю жизнь грузом будет чувствоваться на плечах и станет новым уроком, призывающим не забирать то, что мне не принадлежит.

И этот урок прямо сейчас я начинаю игнорировать, когда Александр заходит на кухню. Он держит в руках Герцога, поглаживая лениво машущего хвостом кота.

— Я подумал, ты опять сбежала, — подходит ближе, и я поднимаюсь на ноги.

— В одной футболке? — мягко улыбаюсь и гляжу на Форда исподлобья. В который раз за сегодня стремлюсь быть ближе.

— Такое тоже не исключаю, — склоняет голову набок, пронзая своим взглядом.

Под натиском чужого внимания теряю уверенность. Хочется продолжать верить, что в этот раз я поступила правильно, и дальше все станет только лучше. Иначе боюсь, разбившись, обратно восстановиться не получится.

— Сегодня на удивление чистое небо. Я давно не видела звезд.

Алекс наклоняется, чтобы посмотреть в окно. Замирает на несколько секунд, загипнотизированный красотой неба, а после поворачивается ко мне. Его лицо — и чертовы губы — оказываются непозволительно близко, а сил сдерживать себя категорически мало. Хочется наплевать на все и просто поцеловать. Переступить черту дозволенного, решиться сразу на широкий шаг и либо уничтожить себя здесь и сейчас, либо дождаться более подходящего момента.

— Красиво, — перебивает внутренние уговоры. — Но, может, пойдем спать?

Заторможенно киваю, скидывая влечение.

— Да, можно, — прикусываю губу и тянусь к Герцогу, чтобы попытаться втереться к нему в доверие. Но шерстяная шапка тут же напрягается и выпускает когти, едва не царапая. Недовольно морщусь и не знаю, как приручить злого кота.

— Он привыкнет.

— Конечно. Когда выставит меня из квартиры.

Саркастично тяну, и Алекс смеется. Он удобнее перехватывает Герцога, чтобы свободную руку положить мне на плечо. В таких слабых, почти дружеских объятиях ведет в спальню, обещая спокойную жизнь с серой шубой. Мне ничего не остается, как смириться и невзначай лечь к Александру ближе. И только усыпанное бархатом звезд небо и луна останутся свидетелями моего очередного провала.

Глава 23. Недосягаемая высота

Еще раз стучусь в дверь и безнадежно вздыхаю. Ощущаю, как злятся соседи по лестничной клетки за ранний шум, но ничего сделать не могу. Уайт не открывает. Есть небольшая вероятность, что Клейтон пошел на пробежку и не изменил своим традициям. Значит, нужно подождать около получаса до его возвращения.

Нервно дергаю рукава пальто, отхожу от квартиры. Стараюсь удобнее сесть на ступеньку и не сильно испачкать одежду. Облакачиваюсь плечом на стену, прикрыв глаза. Очень хочется спать и вернуться в теплую постель обратно в объятия к Александру, который тоже стал жертвой моего маленького обмана. Однако нельзя. Сначала я должна поговорить с Клейтоном, объясниться нормально, а уже после думать, как разъяснить ситуация с побегом Форду. Хотя технически я ничего не нарушала. Ушла от него около семи утра, незаметно и скрытно. Он даже не пошевелился во сне и проигнорировал шипение мерзкого кота, когда я случайно об него споткнулась.

Готова поспорить, Герцог специально путался под ногами, намереваясь подставить. Не удивлюсь, если всю ночь он провел в раздумьях, как бы нагадить мне в сапоги и испортить сумку.

Cappello di lana

*(с итал.: шерстяная шапка)

.

Все же я вижу исходящую ненависть в кошачьих глазах.

Ну ничего, в любом случае отказываться от Форда из-за кота я не намерена. Было бы глупо расставаться с только что приобретенной влюбленностью. Хотя я все еще не могу поверить в нее.

Очень резко и быстро пришло осознание теплых чувств, которые испытываю к Александру. Они оказались такими приятными, родными и отчего-то знакомыми. Словно всю жизнь я была в него влюблена, мечтала о будущем и чего таить, кажется, сегодня мне снилось его признание в любви.

Кусаю губу, чтобы скрыть улыбку. Веду себя откровенно глупо и совершенно опрометчиво. Особенно для своего возраста. Вот только хочется совершать небольшие глупости, испытывать радость и кучу эмоций, способных разжечь сердце. Хочется чувствовать по-настоящему, а не пытаться разбудить в себе взаимность.

Зажмуриваюсь от очередного удара совести под дых. Она никогда меня не отпустит и не позволит жить свободно, ведь грязное пятно предательства навсегда останется на душе; будет разъедать изнутри и вызывать вину за произошедшее.

Иначе я не могла.

Тогда я хотела Александра. В секунду; в моменте. Эгоистично решила, что это нормально — написать простое сообщение после нескольких месяцев отношений. А ведь я даже не считала их.

Не знаю, когда мы начали встречаться с Клейтоном; какого числа поцеловались первый раз и переспали. Не помню первый просмотренный фильм, ужин, прогулку. Все прошедшие месяцы стерлись из памяти в одно мгновение, стоило отторжению и отвращению появиться по отношению к Клейтону.

Касания его больше не привлекали, поцелуи не разжигали тепло, объятия были ржавыми, тяжелым цепями. И я не могла это терпеть.

Обнимаю себя под грудью. Становится холодно от гуляющего по лестничной площадке сквозняка. Я еще не отогрелась от поездки сюда: метро и автобус забрали последние силы, а на такси просто-напросто не нашлось денег. Ведь мыслей не было о внезапной перемене жизни, принятии слабости.

И как же, черт возьми, хочется вернуться обратно к своей

слабости

. Вспоминаю, когда я проснулась, на талии лежала чужая рука, а умиротворенное дыхание чувствовалось где-то в затылке, щекотя. Миг утренней растерянности оказался незабываемым, переносящим в чарующую фантазию. Туда, где за грезами прячется суровая реальность одиночества; где я могу наслаждаться прикосновениями, взглядами и улыбками; где сердце трепещет от одного только нахождения рядом, тесно, близко…

Не смей.

Повторяю из раза в раз, когда мысли уйти возникают в голове. Александр никуда не исчезнет, а вот Клейтон может пропасть.

В эту же секунды слышу, как раздвигаются двери лифта, и одетый в спортивную одежду Клейтон подходит к своей квартире. Он тяжело дышит, словно никак не может вернуть привычное биение сердца. Разминает плечи и старается попасть ключом в замочную скважину.

Не сразу решаюсь подняться на ноги, потому что не знаю, о чем говорить. Отправить сообщение гораздо проще, нежели смотреть в глаза, которые горели любовью.

— Клейтон, — тихо произношу, и Уайт на секунду замирает, не завершив оборот ключа. — Привет, — вырывается, и хочется ударить себя по лбу, влепить пощечину и высказать несколько нелестных ругательств за такой глупый диалог.

— Не видел твое сообщения про вещи.

Продолжает стоять спиной, пока я нерешительно делаю шаги ближе. Приглушенный редкий стук каблуков схож с ударами моего сердца, которое вот-вот перестанет биться.

— Я не писала его. Телефон сел и я… Я приехала поговорить.

— Вынесу твои вещи, — снова повторяет, а ведь мне вовсе не они нужны.

— Клейтон, пожалуйста, — позволяю себя наглость и дотрагиваюсь до чужого предплечья. Хотя я вообще не должна идти наперекор, ведь вина во всем лишь на мне. — Дай мне несколько минут все объяснить и я уйду. Навсегда.

Карие глаза больше не блестят. Они матовые, блеклые, словно пелена заволокла яркий насыщенный цвет. В них нет доверия, эмоций, и я прекрасно это понимаю. Однако продолжаю цепляться, будто могу найти оправдания.

— Я все понял и без объяснений. Мне хватило твоего сообщения.

Горечь голоса взывает к сильной вине. Испытываю отвращение к самой себе, принимая очередной урок этой чертовой жизни.

— Клейтон, я осознаю, что не имею права ничего у тебя просить и даже разговаривать. Но позволь сказать то, на что я не решилась вчера, — умоляюще крепче сжимаю пальцы на предплечье. Слежу за борьбой в эмоциях Уайта, пока он не пропустит меня в квартиру.

Не смею проходить вглубь. Стою в прихожей и чувствую себя здесь чужой. За одну ночь потеряла ощущение безопасности и уюта, променяв на авантюры. Однако выбрала по зову сердца, а прожитое здесь останется опытом. Пусть и неправильным.

Вздрагиваю и отрываю взгляд от стены напротив, когда у ног падает спортивная сумка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вернешь в ней мои вещи. Можешь оставить в кофейне, я потом заберу.

— Я могу привез…

— Не надо, — перебивает и нервно зачесывает челку назад. — Что ты хотела рассказать?

Набираю в легкие больше воздуха, и слова застревают в горле. Речь совершенно не готова, как и я сама. Наживую вырывать сердце смелости и уверенности нет. Не получается даже унять дрожь в пальцах, которая предательски выдает волнение, словно еще можно что-то изменить; попытаться вернуться назад, стереть из телефона сообщение и спокойной поговорить. Почему-то думается, словно разговор все исправит. Хотя это не так.

Невозможно расстаться и не причинить человеку боль. Нельзя не разбить сердце, не выкинуть потраченное время и не потерять веру в любовь. Клейтон ничего из этого заслуживает. Он просто нарвался не на ту. Случайно угодил в ловушку, которая оказалась почти смертельной. Милый Уайт не должен был даже начинать со мной диалог. Да что там — смотреть.

Одна нелепая случайность, и мир готов разрушиться на маленькие осколки.

Бурные рассуждения в мыслях в реальности вырываются из меня обессиленным хрипом. Подобрать нужные аргументы не получается, наружу рвутся только ругательства.

Отвожу взгляд в сторону, прячу глаза под челкой.

— Я хотела извиниться за все. За сообщения, молчаливый уход и наши отношения, которые держались только благодаря тебе, — сглатываю вязкую слюну, и она неприятно прокатывается по горлу. — Ты показал мне любовь, нежность, заботу; подарил уйму положительных эмоций и веру в лучшее. Но я не смогла принять до конца все твои подарки. Я пыталась очень долго, упорно вынудить себя проникнуться окружающими чувствами; пыталась показать такую же взаимность и подпустить тебя ближе, — от волнения впиваюсь ногтями в ладони. Поворачиваю голову в сторону застывшего Уайта. Кожа его кажется бледной, глаза — потухшими. — Думала, что нужно немного подождать, и я смогу привыкнуть и полюбить тебя. Но… у меня не получилась, как бы я не старалась. Ты замечательный мужчина, отличный партнер и с тобой смело можно строить семью. Только не со мной, Клейтон. Я не подхожу.

— Ты так долго тянула, чтобы просто сказать, что я слишком хороший для тебя? — перебивает спокойным, ровным голосом.

Прикусываю щеку изнутри. Стыд завладевает телом, гортань стравливает невидимая веревка, перекрывая дыхание.

— Я никогда никого не любила, Клейтон, — обнимаю себя за предплечья. — Я думала, что нужно еще подождать, пока не… пока не влюбилась в другого.

Клейтон закрывает глаза и трет лицо ладонями. Не знаю, как оценивать происходящее и поступать дальше. Внутри трепещет желание убежать, скрыться и больше никогда тут не появляться. Совесть же требует разъяснений.

— Ты врала все это время.

— Не врала. Технически, ты мне нравился, — наполненный ненужной дерзостью аргумент слетает с губ. Резко закрываю рот, осознавая сказанное.

Хмыкнув, Клейтон складывает руки на груди. Спортивная куртка громко шуршит и нарушает тишину.

— Технически, но недостаточно, чтобы ты полюбила меня за один вечер. Я тебя понял, Кьяра. Мы расстались, и ты можешь идти.

Глупо и заторможенно моргаю. Если и возникало представление о разговоре, то оно точно не было таким. Быстрым, резким и оборванным. Клейтон твердо ставит точку в отношениях, не показывая той боли, которая проскальзывает в остывшем взгляде и сжатой челюсти.

А ведь мне ничего не остается, как просто-напросто наклониться и забрать свои вещи.

— Клейтон, — останавливаюсь, схватившись за ручку. В последний раз смотрю на Уайта с нежностью и благодарностью за прожитое вместе время. — Он влюблен в другую, если тебя это смягчит.

Клейтон ведет подбородком.

— Думаешь, я начну насмехаться? — натянуто улыбается. — Ты права, мы совершенно не подходим друг другу.

Дергаю плечами, образно получая удар в спину.

— Будь счастлив, Клейтон. Ты заслуживаешь.

Кусаю губу и выхожу из квартиры. За спиной сразу же щелкает замок, вынуждая рвано выдохнуть. Крепче держусь за ручки тяжелой сумки и не понимаю, чего ожидала. Неужели я хотела получить понимание? Так нагло разбила сердце и стремилась доказать, что так будет лучше, но в итоге все пошло не по плану. Сценарий из головы в очередной раз не воплотился в реальность и оставил невидимые шрамы на душе. При этом прекрасно понимаю — в данной ситуации я не имею никакого права требовать поблажек. Пусть осадок на сердце останется вечным уроком: нельзя полюбить насильно.

Когда прихожу домой, пытаюсь разобрать вещи и хоть как-то привести голову в порядок. Решаю написать Фиб, попросить приехать. Долго стою у розетки на кухне, дожидаясь зарядки телефона. Нервно набираю сообщение. Стираю, потому что текст выглядит сумбурным, и снова набираю. И так несколько раз, пока из-за протяжного зевка случайно не нажму отправить.

Что ж, значит, будет так:

Я

: Снова начала спать с Александром, только теперь я в него влюблена. Смешно, да? Нужно выпить, приходи вечером.

Буквы начинают прыгать, и я щурюсь. Добавляю короткое сообщение про расставание с Клейтоном, чтобы как-то оправдаться, и блокирую телефон. Фиб точно еще спит, поэтому и у меня есть время забыться.

Просто снимаю с себя одежду и, проигнорировав образовавшийся бардак, падаю на кровать. Теряюсь под теплым одеялом и представляю, как опять оказываюсь в квартире Александра. Тут же становится хорошо. С глупой полуулыбкой позволяю себе уснуть, потому что знаю: Браун придет вечером и вернет мозги на место. Главное не проспать ее приход.

***

Улыбаюсь полученным от Маттео сообщениям, смотря в телефон и печатая ответ, иду по пустому коридору офиса. Брат опять затеял встречу в каком-то сомнительном месте, чтобы лучше прочувствовать атмосферу Лондона. Я же начинаю опасаться, что он настолько ее прочувствует, что однажды просто не вернется домой. Oddio*(с итал.: боже), он ведь старше меня, а в голове никакого инстинкта самосохранения.

— Привет, bugiarda*(с итал.: обманщица), — знакомый голос шлейфом пролетает мимо, и я автоматом отвечаю.

— Привет, — иду дальше, пока в голове не соберется картинка и невнятно сказанное на итальянском слово не приобретет обозначение. Резко останавливаюсь и оборачиваюсь через плечо. Форд как ни в чем не бывало продолжает расслаблено идти дальше. — Как ты меня назвал?

Александр лениво поворачивается. В глазах сверкает веселье, которое страхом ощущается в груди.

— Bugiarda*(с итал.: обманщица), — коряво произносит, хотя уверенности не теряет.

Прищуриваюсь. Пытаюсь не показать волнение от сказанного и от наличия итальянского в речи Алекса. Не нарушил ли он договор и не перевел ли сказанное мной ранее?

— И чем же я тебя обманула, tesoro mio*(с итал.: мое сокровище)? — складываю руки на груди, продолжаю беседу, не двигаясь с места. Жду, когда Александр сам широкими шагами преодолеет расстояние между нами.

Он встает непозволительно близко. Так, что снова чувствую запах ванильных сигарет и тепло чужого тела.

— Разве ты не сбежала от меня в субботу? — склоняет голову, и щек касается жар.

Ухмыляюсь, понимая свое превосходство над Фордом.

— Сбежала, — признаюсь и ладонь опускаю Алексу на низ живота. Касаюсь мягкой ткани джемпера, забывая про нахождение в коридоре офиса. — Но уговор не нарушила, ведь ушла утром.

Щелкнув языком, Форд резко выдыхает. Понимает, что обыграла его и оставила без аргументов. Он смотрит в глаза с восхищением, которое я стараюсь запомнить, и перехватывает ладонь, опуская вниз и дотрагиваясь до пальцев.

— Не могу привыкнуть к твоим лазейкам. Развела, как мальчишку, — широко улыбается, будто рад такому, а я особо не вникаю в слова, потому что ладонь Алекса все еще держит мою.

Merda

*(с итал.: дерьмо)

, как же хорошо.

Позволяю себе наглость: поглаживаю грубоватую кожу внутренней стороны ладони и слабо тяну Алекса на себя. Он наклоняется, стирая расстояние между лицами и смешивая медленное дыхание. Хрупкой статуей замираю, не могу пошевелиться под натиском пронзительного взгляда. Даже бьющий слабым током воздух никак не отвлекает.

Без памяти влюбилась в Александра и готова отдать все за поцелуй. Не имеет значения какой: быстрый, долгий, страстный или нежный. Просто хочу дотронуться до мягких губ и убедиться, — я живая. Плевать, что подумают проходящие мимо работники; плевать на возможные сплетни. На все плевать, потому что это

моя

интрижка на гребаной работе.

И пусть не взаимная. Зато моя.

От всплывшей на поверхность сознания ревности едва ли не подаюсь вперед. Почти что поцеловав и показав свою привязанность, в смятении отстраняюсь.

В секундной паузе мечтательно расслабляюсь и убеждаю себя, все скоро наладится.

— Хочешь сегодня встретиться? — беззаботно спрашивает.

Прикусываю нижнюю губу. Зубами впиваюсь в тонкую кожу, забыв про матовую помаду.

— Даже не оставишь записку?

— Могу прислать сообщение, — нагло отвечает.

Закатываю глаза и носком туфель очерчиваю полукруг на полу. Делаю вид, что думаю над предложением, хотя в мыслях давно согласилась. И не из-за возможности переспать с Александром, а просто ради проведенного вместе времени. Возможно, потом мне будет больно от таких решений. Но это будет потом.

Сейчас я кротко киваю и нехотя оставляю Александра одного. Не показываю своей привязанности, потому что так быстро делать точно нельзя. Сначала необходимо узнать больше о нем, его чувствах к другой. Главное не облажаться и не затянуть, иначе упущу.

Еще необходимо приструнить саму себя. С этой влюбленностью чувствую, как теряю стойкость и твердость. Слишком сильное влечение ведет за собой и затмевает чистый разум. Возможно, где-то внутри остается здравый смысл, ведь если бы не он — я бы поцеловала Александра несколько минут назад.

Мi farà impazzire

*(с итал.: это сведет меня с ума)

.

В тревожных мыслях нахожусь до обеда. Путаюсь и врезаюсь острыми ногтями в кожу, то и дело причиняя боль. Таким образом хочется испытать эмоции, чтобы хоть как-то заглушить рокочущее от уныния сердце.

Прокручиваю чашку с нетронутым кофе и поворачиваю голову в сторону. Осматриваю кофейню у работы, будто первый раз ее вижу. Все стало чужим после ухода Клейтона. Было странно принять факт, что он больше не будет улыбаться из-за стойки и мило беседовать по утрам. Конечно, я последняя, кто должен тосковать, но моя вина в его отсутствии. Если бы я не откликнулась на флирт, то все бы шло хорошо и стабильно.

— Какая гадость, — перебивает Фиби и отодвигает от себя чашку. Рисунок на пенке расплывается, а после и вовсе пропадает. — На вкус как жженая глина.

— Боюсь спросить, где ты пробовала жженую глину? — поддевает сидящий рядом Эш и получает тычок в бок.

Прячу улыбку за своим напитком, сделав первый глоток. На вкус правда не очень. Возможно, новенькая девушка за стойкой еще научится делать кофе, однако придется подождать.

Все же опрометчиво со стороны Уайта бросить привычное место. Он бы мог попросить меня не появляться здесь, и я бы согласилась. Потому что виновата. Во всем виновата.

Теперь в наказание теряюсь в догадках, стараясь отвлекаться на все. Скрываюсь в выдуманном мире, где все хорошо.

— Кьяра, улыбнись, — подбадривает Фиби, вынуждая повести подбородком. — О чем задумалась?

— Все о том же, — пожимаю плечами.

Почему никто не говорил, как апатично любить?

И пусть Фиби провела со мной воспитательную беседу в субботу, чувство ничтожности все равно осталось. Просто скрылось под слоем красного полусладкого, пиццей и веселым подбадривающим времяпрепровождением.

—

Как мне узнать: может Алекс в меня влюбиться или нет? — тихо спрашиваю и смотрю на Хилла, который застывает с приоткрытым ртом и сэндвичем в руке.

— Ты мне вопрос задаешь?

— Да.

Браун тут же подхватывает:

— Ты бы влюбился в Кьяру?

Отложив обед и отряхнув ладони, Эш активно машет головой. Отрицает патовую — по его мнению, — ситуацию.

— Нет, нет! Я не поведусь на очередные провокации. Это как вопрос про червей, — глядит на Фиб, потом на меня и пародирует высокий голос: — Эш, будь я червем, ты бы меня любил?

Плотно сжимаю губы, чтобы не засмеяться, пока Хилл недоуменно и философски задает вопрос:

— Как бы я узнал Фиби, будь она червем?

— По кудряшкам, — весело отвечаю, и Браун едва не подскакивает. Тычет в меня пальцем и утверждает Хиллу, что вопрос легкий, как таблица умножения.

— Откуда у червя кудри?!

— Ты должен был представить не настоящего червя, а его образ, — шуточный спор затягивает, и Хилл по виду сейчас расплачется от безысходности. — Вообще, отвечай на вопрос про Кьяру.

Потерев лоб, Эш задумчиво вытягивает губы. Я же с нетерпением еложу на стуле. Не то, чтобы я сомневалась в своей привлекательности, но подтвердить ее хочется еще больше.

Словно влюбленности Клейтона было мало…

Чертова эгоистка.

—

Кьяра красивая, но как я могу влюбиться, если уже влюблен? И это не повод прикрыть свою задницу перед Фиби. Это факт, который не оспорить. Нельзя любить больше одного человека, — спокойно выдает правду, что режет внутренности на мелкие куски. Чувствую, как начинает крутить живот и тошнота подкатывает к горлу.

— Значит, если Александр уже влюблен, то я… то мне можно ни на что не надеяться? — выдыхаю и прикрываю глаза. Признаюсь — больно.

— Ты же не знаешь всей правды, Кьяра, — Фиби пересаживается ко мне и обнимает за плечи. Облокачиваюсь на подругу, телом прижимаюсь ближе. — Чувства к той девушке могут исчезнуть, когда он наконец-то поймет, какая шикарная женщина рядом. Или, быть может, он уже влюблен в тебя. Почему ты не рассматриваешь такой вариант?

Фыркаю от недовольства и мнимой надежды.

— Алекс не похож на того, кто будет скрывать свои чувства. Да и он уже сказал, что спит со мной, чтобы забыться, — спокойно отвечаю, и краем глаза вижу, как Эш давится откусанным сэндвичем.

— Вы спите?!

Невнятный звук вырывается из меня и недоумение падает на лицо.

— Ты не знал?

— Я думал, вы общаетесь, — истерично смеется, и Фиб цокает языком.

— Конечно, он не знал, — Браун вздергивает нос. — Это же твой секрет, а Эш — не твоя лучшая подруга.

Веду подбородком. Логика Фиби верна, и раз так сложились обстоятельства, значит, о секрете будут знать два человека. Главное, случайно не растрепать еще кому-нибудь. И так Браун намекала на возможные перешептывания в отделе о странных появлениях Алекса раньше. Ну и плевать. Пусть шепчутся. Зато сразу обозначу, что Форд со мной.

Во второй, черт возьми, раз за день ухмылка появляется на лице от таких мыслей. Дергаю скулой, пряча волну собственничества под маской снова накатившей грусти.

— Если Алекс с тобой спит, думаю, что-то у него к тебе есть, — протягивает Эш. — Вряд ли бы это было просто от безысходности.

— Почему?

— Ну… зачем спать просто так?

— Откуда мне знать, — пожимаю плечами. — Ваш логика отличается от нашей.

— Поддерживаю, — Фиби неприлично ставит локти на стол и подпирает подбородок ладонями. — А откуда тебе знать, милый, что он просто так не спит?

— Как минимум, это глупо. Как максимум… я бы просто так не спал, — выпаливает, и Фиб ахает.

— Получается, Кьяре просто нужно продолжить эти «отношения», — кавычки взлетают в воздух, и я морщусь.

— Наверное, — отвечает Хилл.

— Ну вообще-то я и не собиралась их заканчивать, — складываю руки на груди. — Мне просто хочется знать мотивы, опираясь на мужской мозг. И даже, если он никогда в меня не влюбится, хотя бы сейчас я могу почувствовать близость. Пусть и не настоящую, — признаюсь, и за столом образуется тишина.

Прикусываю щеку изнутри. Очередной вихрь правды затянул в себя моих друзей. Не знаю, о чем они думают, но с жалостью не смотрят. Наверное, только это спасает от позора и ощущения ничтожности.

— Помни, что у тебя есть мы, — внезапно подбадривает Эш, и на душе становится по-родному тепло.

— Брат Хилла все еще свободен, — Фиби игриво ведет плечами, сорвав протяжный стон. — Моряки много зарабатывают.

— Да, — хмыкаю. — Еще пахнут рыбой и пропадают без связи в открытом океане. Без обид, Эш.

— Правда не вызывает обиды, — подмигивает.

Принимаю бодрящие слова от друзей. Убеждаюсь, что в этой жизни я не одна и рядом есть близкие люди. Эш и Фиби навсегда — по крайней мере надеюсь на это, — останутся моей негласной семьей, в которую можно вернуться несмотря ни на что.

Сегодня ухожу с обеда раньше. Оставляю друзей вместе, потому что чувствую, как им этого хочется. Да и самой необходимо проветрить голову перед продолжением работы, а потом и вечера.

Оставшиеся двадцать минут прогуливаюсь по территории бизнес-центра, вдыхаю тяжелый февральский воздух и думаю, думаю,

думаю.

Обещаю себе присмотреться к Александру и его эмоциям.

Даже не замечаю, как в некой слежке проходит день, вечер, а следом и пара недель.

Все эти наблюдения становятся частью моей жизни. Время пролетает незаметно, превращаясь в монотонные дни, которые разбавляются яркими стикерами с просьбами встретиться. Отель, квартира Алекса, задние сидения автомобиля в автокинотеатре и даже предложение снова встретиться в переговорной, которое я все же отклонила, вскружили голову. Все вернулось назад. Только теперь во мне нет переживаний, что я веду двойную игру, потому что рядом лишь Александр.

Я даже не заметила, как стала оставлять в квартире свои вещи. Наверное, он был прав: спать у кого-то дома удобнее, чем в отелях. Да и Герцог оказался не таким противным, если с ним не пересекаться. Но серый клубок шерсти умудрялся портить мои вещи при любом удобном случае. Он как будто специально терся об пальто, оставляя клочки на нем, или грыз каблуки у сапог, царапая кожу.

Гадкий и невоспитанный кот.

Но это все же незначительный минус. Ведь на данный момент я нахожусь с Александром рядом и могу теряться в собственных мечтах, будто мы вместе. С остальным можно разобраться потом, как только чувство влюбленности победит страх признания.

В конце концов, не всегда же мужчинам делать первый шаг?

В любом случае, намеки никто не запрещал. Думаю, у меня получится невзначай показать свои чувства к Форду и пробудить в нем необходимость либо ответить взаимностью, либо —

молюсь, чтобы такого не произошло,

— отказаться.

— Кьяра! — неожиданный вскрик отвлекает от листания ленты, и я вскидываю голову.

Запыхавшийся Александр стоит за моим рабочим столом. В глазах читается необъятный страх, а по шее ползет капелька пота.

Нет

.

Пожалуйста, пусть это будет не то, о чем я думаю.

— Я знаю этот взгляд, — опасаясь, тяну. — Даже не смей, Алекс.

— Прошу…

Глава 24. Подножка

— Ты надо мной смеешься? — шепотом восклицаю и тычу указательным пальцем в Александра. Он прижимается спиной к коридорной стене, пока я угрожающее пытаюсь нависнуть над ним. Хочется подняться на носочки, чтобы оказаться на уровне наглых и бессовестных глаз. — Что значит, ты ничего не сказал?

— Не было подходящего момента, — отодвигает мою руку от лица. — Не злись, они приедут всего на неделю.

— Вот и отлично. Начнешь семейный вечер с грустной ноты нашего расставания и разрыва помолвки. Всю неделю тебя будут жалеть и утешать, а я жить свою свободную жизнь одинокой девушки, — твердо выпаливаю и разворачиваюсь.

На такие игры я соглашаться не готова. Осадок после прошлой поездки до сих пор лежит на плечах, потому что… потому что будь Александр в меня влюблен и будь я его настоящей невестой жизни оказалась бы нелегкой. В конце концов хотелось обрести дружеские отношения с родителями будущего мужа, а не остановиться на негласной войне.

Хотя неделю пожить с Александром… Звучит, как сбывшаяся мечта, которая по окончании разорвет душу.

— Погоди, — обхватывает руку, притягивая обратно. Почти врезаюсь в Форда, едва носом не коснувшись груди. — Я не хочу их расстраивать. Пожалуйста, это в последний раз.

Всматриваюсь в лицо Алекса, замечая сложившиеся в мольбе брови.

— Почему бы сразу не сказать правду? — вопрос зависает в воздухе. Никто из нас не знает ответ: у Александра своя ложь, у меня — своя. Мы вдвоем погрязли во вранье и явно не собираемся выбираться.

— Скажу, но позже. Я все сделаю, только помоги.

— Все? — в подозрении прищуриваюсь, и Александр кивает.

Он моментально меняется в лице. Жалость к самому себе превращается в самодовольство.

— Чего ты хочешь? — в голосе слышу дьявольское лукавство. Александр склоняется надо мной, даже в открытом пространстве перекрывая пути к отступлению.

С наигранным вызовом смотрю в ответ, окутанная вихрем громоздких мыслей. Варианты меняются со скоростью света. Так быстро, что не за все успеваю ухватиться, и лишь один вынуждает сердце остановиться.

— Свидание. Я хочу свидание.

Открыв и закрыв рот, в немом молчании Александр замирает. Смотрит на меня, бегая глазами из стороны в сторону.

— В смысле свидание со мной? — заторможенно моргает, пока я пытаюсь придумать адекватную причину своего желания.

Merda*(с итал.: дерьмо)!

— Да, — довольно резко произношу. — Хочу позлить твою маму. Пойдем на свидание, чтобы она видела, как нам хорошо вместе.

Ухмыльнувшись, Форд нагло опускает ладонь мне на поясницу. Надавливает, заставляя встать ближе.

— То есть ты согласна снова стать моей невестой?

— А ты согласен выполнить мое желание?

Oddio*(с итал.: боже), Алекс опять так тесно ко мне, что колени едва не подкашиваются. Влюбленная идиотка, которая почти исходит визгом от чужого прикосновения.

И плевать. Мне нравится быть влюбленной.

Пока что.

—

Любое твое желание,

Кьяра.

Произнесенное шепотом на ухо имя добивает. Щеки и шея начинают гореть от дикого влечения, просящего прямо сейчас незамедлительно поцеловать Александра и просить произносить мое имя так

всегда

. Вне зависимости от ситуации.

Главное сейчас держать все под контролем.

— Заедь за мной в пятницу. Поможешь вынести вещи, — таким же шепотом говорю и отталкиваюсь от груди Форда.

— Не забудь кольцо.

— Ты же сказал, что я могу его продать.

— Шутишь?

Стрельнув хитрым мстительным взглядом, покидаю компанию потрясенного и растерянного Александра. Скрываясь в отделе, кусаю щеку, чтобы подавить глупую улыбку. Занимаю свое место и закрываю лицо ладонями, чувствуя исходящий от него жар.

— Что случилось? — колесики кресла шумят, и Фиб оказывается рядом. Она локтями упирается в стол, с любопытством смотря.

— Александр опять просил сыграть невесту.

— И?

— Я согласилась. Что со мной?

— Ты влюбилась, — Фиби по-доброму толкает в плечо, и я со стоном падаю на спинку стула.

— Это ужасно.

— Наоборот.

Чувствуй

, Риччи.

— Пока я чувствую смятение и дикое желание трахнуть Александра, — признаюсь, и Фиби хохочет.

— Так и должно быть. Расслабься и доверься сердцу, оно подскажет в нужный момент.

— Уже представляю, как оно разобьется, когда Алекс не ответит мне взаимностью.

— Не накручивай себя раньше времени. Ты же не знаешь, что у него в голове. Да и Эш сказал, что мужчины просто так с кем-то долго не спят.

— Надеюсь, Хилл прав, иначе придется сделать его виноватым.

Фиби вновь смеется и соглашается. Она тянет меня на офисную кухню, чтобы выпить очередную кружку чая и заесть безответную — пока что — любовь конфетами.

Периодически я проваливаюсь в покрытые мраком раздумья. Поддерживаю просьбу Фиби довериться эмоциям и полностью отдаться той самой странной, но почему-то желанной влюбленности.

Я чувствую. До дрожи чувствую, как будет хорошо всю неделю. Даже наличие родителей Александра не испортит мое настроение и не заставит отказаться от возможности потренировать свое актерское мастерство. Вот только если в прошлый раз я действительно играла невесту, то сейчас хочу ей быть.

Глупо и опрометчиво.

Строить надежды и мечты опасно, потому что потом будет больно падать, разбиваясь о бетонный пол настоящей жизни. Лучше вообще ни на что не надеяться, тогда меньше огорчений будут тонкими иглами пронзать расколотое на миллион кусочков сердце. Однако на данный момент я позволяю себе придумывать возможные варианты развития прожитой у Алекса недели. Хочется верить, что она поможет сильнее сблизиться или хотя бы привлечет внимание Форда. Вдруг он разглядит во мне не просто любовницу, а девушку, которую захочется любить.

По крайней мере с такими мыслями я доживаю остаток недели, флиртуя и кокетничая с напряженным Александром. По-ощущениям он боится приезда родителей. Хотя ничего удивительного, я бы тоже переживала, если бы в моей квартире жила Миранда. Боюсь представить, сколько желчи выльется на меня за простое присутствие рядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А ведь пока еще не поздно передумать.

Подумаешь, стою на кухне у Александра и нервно перекладываю купленное сырное ассорти на деревянную тарелку. Возможность убежать есть. Нужно просто незаметно проскользнуть в коридор, а дальше лишь схватить теплые ботинки и куртку. Остальные вещи можно забрать потом, когда Форд отыграет спектакль с моим побегом из-за разрыва помолвки.

Только план воплотить не получается. Отвлекаюсь на тихие шаги и мимолетно оборачиваюсь: Алекс почти что крадется со спины, мягкой поступью перекрывая путь к побегу из гребаной башни с драконом.

— Нервничаешь, — не вопрос, а утверждение, которое слабым кивком застывает в воздухе. — Все будет хорошо. Я не дам тебя обидеть.

— Спасибо, — веточка винограда удачно ложится между аккуратно нарезанными кубиками сыра. — Надеюсь, твоя мама будет более лояльна ко мне.

— Будет. Отчего-то ей не терпится тебя увидеть, — Алекс все еще стоит за спиной и согревает теплом своего тела.

— Наверное, нашла способ избавиться от нежеланной невесты, — сдавленно смеюсь и молюсь, чтобы это оказалось ложью. В глубине души я верю, что с Фордом получится построить отношения и обрести поддержку в виде его родителей — необходимо.

Алекс негромко фыркает и двигается ближе. Его шепот мурашками оседает на коже.

— Не позволю так с тобой поступить.

Александр поочередно целует мои голые плечи. Носом проскальзывает по изгибу шеи и лбом упирается между лопаток. Чувствую, как воздух застревает в горле, слова путаются в голове и в сознании возникает только сильное желание остаться с Алексом один на один. Его ладонь невесомо опускается на низ живота, обжигая без того разгоряченную кожу.

— Ты что творишь? — восклицаю и пальцами сжимаю край кухонной столешницы. Сердце колотится быстро, ломая ребра.

— Показываю, как нам хорошо вместе, — шепчет на ухо, и губы касаются мочки. Едва не стону от будоражащей близости.

— Здесь никого нет, чтобы такое показывать.

— Уверена? — ладонь под топом, и в подтверждение сказанного на кухню с шумом заходят родители Алекса.

Слышу сдавленный возглас Миранды, и Александр лениво отстраняется, оставляя поцелуй в волосах и красные от стыда пятна на скулах. До боли кусаю губы, не сразу оборачиваюсь. Какое-то время рассчитываю на помощь богов в моем испарении с планеты, а лучше — из галактики. Но ничего не происходит. Лишь быстрые шаги и тонкие руки, обхватывающие за шею.

— Моя девочка! — Миранда крепко обнимает, едва ли не ломая ребра. С придыханием постанываю и перебиваю смешки Форда. — Мы так давно не виделись.

— Ага, — кротко отвечаю и с силой выпутываюсь из объятий. Растерянно моргаю от поведения поправляющей укладку Миранды. Она отбрасывает крупные локоны за спину и одергивает пиджак яркого лазурного костюма. В глазах начинает немного плыть, когда допустимая дерзость слетает с языка: — Соскучились по издевкам?

Миссис Грант запрокидывает голову назад и громко смеется. Я же кошусь по сторонам и пытаюсь найти поддержку в нахмуренном Александре или застывшем в удивлении Патрике.

— Милая, предлагаю забыть прошлые обиды. В конце концов Александр выбрал тебя и на этот выбор не появлять. А я пыталась, — в подтверждение слов активно кивает и театрально прикладывает ладонь ко лбу. — Придется смириться.

— Миранда! — встревает Патрик, и Алекс дергается, подходя ближе и обнимая за талию. — Кьяра, Миранда хотела бы кое-что сказать.

В голосе Патрика слышится упрек, и миссис Грант закатывает глаза. Она приподнимает брови, стирая с лица привычное лукавство.

— Я хотела извиниться за нашу первую встречу. Да, ошиблась, но это не значит, что я плохая. Я отличная супруга и мама. По крайней мере никто не жаловался, — она огибает взглядом всех собравшихся. Даже пытающемуся своровать со стола кусок нарезки Герцогу падает придирка. — Теперь я должна стать отличной свекровью. Поэтому нам необходимо наладить контакт.

— Точно необходимо? — неуверенно спрашиваю, и Алекс щипает за бок, сразу же получая локтем в ответ.

Миранда тяжело вздыхает, и крупные серьги в ушах громко звенят. Она поднимает ладонь, щелкнув пальцами.

— Давай, Патрик.

Гляжу на Гранта, и он в точности повторяет манеру Александра: легкая, лукавая ухмылка и горящая в глазах хитринка. Как же они похожи, черт возьми. Я даже начинаю завидовать Миранде. Наверное, в молодости Патрик был тем еще секс-символом.

Oddio

*(с итал.: боже)

, до каких мыслей доводит стресс!

— Небольшой подарок в честь вашей помолвки, — Патрик передает маленький голубого цвета пакет на атласной ленте, и по логотипу на нем я примерно представляю стоимость содержимого.

В горле вмиг пересыхает, заставляя с осторожностью покоситься на Александра.

— Ну же, чего ты ждешь? — Миранда в нетерпении подходит ближе, вызвав беспокойство. — Открывай.

— Ладно, — прокашливаюсь, нырнув рукой за шкатулкой. Она приятно ложится в ладонь, и любопытство затмевает собой страх. Щелкнув замком, взглядом утыкаюсь в красивое, — черт возьми, оно офигенное! — ожерелье. На тонкой серебряной цепочке два литых сердца: одно большое в цвет цепочки, второе — меньше и из розового золота. Чувствую в подарке символизм, который должен отражать любящую пару, но никак не двух псевдо-актеров. Даже рядом стоящий Алекс не помогает избавиться от угрызения совести. — Это…

— Очень красиво, да? Я знала, — миссис Грант перебивает. — Это ты и Александр. Уточню, что Алекс — сердце побольше.

— Мама… — на выдохе произносит.

— Ну, что опять? — отмахивается от сына, как от надоедливой мухи. — Примерь.

— Миссис Грант, хотите меня купить?

Патрик за спиной жены закрывает улыбку ладонью, когда та вскидывает руки.

— Во-первых, не миссис Грант, а Миранда. Пора стирать границы, и Патрик со мной согласен. Во-вторых, это извинения за произошедшее недоразумение.

Наверное, я все-таки умерла и попала в ад за все свои грехи. Другого объяснения нет, потому что я ничего не понимаю. Добрая Миранда не внушает доверия, хотя в Патрике сомнений нет. Он сразу отнесся ко мне с любовью и пониманием. С матерью Форда явно что-то не так…

— Подарок очень хороший, но я не могу принять, — захлопываю шкатулку, чтобы отдать ее мистеру Гранту. Но он прячет руки за спиной, не позволяя передать пакет. — Вы ставите меня в неловкое положение.

— Это украшение теперь твое, — говорит Патрик и наклоняется поднять все это время противно мяукающего кота. — И мы не можем его забрать.

— Но…

— Алекс, помоги Кьяре примерить.

Форд скалится от просьбы отца и забирает несчастный подарок. Сразу выпрямляюсь в спине, ведя лопатками, когда Алекс поправляет волосы. Он перекидывает их на один бок и кончиками пальцев сначала касается позвонков, вызывая дрожь во всем теле. Его прикосновения обжигают и оставляют пятна, словно солнечные лучи дотронулись до плеч. Минута, которую Алекс тратит на то, чтобы надеть подвеску, кажется вечностью. А мимолетный поцелуй, что остается на макушке и вовсе едва не отключает сознание.

— Идеальная невеста, — чуть заметно шепчет.

— Как же отлично получилось! — Миранда часто хлопает в ладони, и Патрик соглашается. — Наша девочка.

Герцог комментирует осуждающим взглядом и явными мыслями нагадить на подушку за чрезмерное внимание к моей персоне.

— Спасибо, — в смущении опускаю глаза и нервно прокручиваю помолвочное кольцо. С каждой секундой становится только хуже. Обман обрастает новыми легендами и приобретает проблемы.

Мi farà impazzire*(с итал.: это сведет меня с ума)…

— Давайте поужинаем наконец, — подает голос Алекс и опускает ладонь на поясницу. Дожидается, пока родители уйдут. Наклоняется, шепнув: — Ни слова про Португалию. Они не знаю про поездку.

Киваю и опускаю плечи. Еще немного, и вечер закончится.

— В следующий раз буду просить у тебя квартиру, а не свидание.

Широко улыбнувшись, Алекс всматривается мне в лицо. Особенно жарко становится, когда взгляд падает на губы.

— Ты согласна стать моей невестой еще раз?

Вспыхиваю. Скрываю смятение за дерзостью:

— Нас ждут за столом. Возьми сырную тарелку.

Следующие полчаса проходят относительно спокойно. Родители Алекса задают вопросы, а мы от них увиливаем. Пытаемся казаться нормальными, будто связывает нас не только секс, но и приближающаяся свадьба. И словно прочитав мысли, Патрик спрашивает:

— Так, значит, когда вы планируете свадьбу?

Вот так дерьмо!

Под столом толкаю Александра ногой. Пусть сам расхлебывает.

—

Где-то через год, — отпивает вино, словно ничего не происходит. — Хотим подготовиться.

— Лучше не затягивать, — Патрик приподнимает брови, и Миранда в секунду подскакивает на месте.

— О нет, нет! — восклицает. — Вы должны предупредить меня сразу, как только появится желание завести ребенка.

Давлюсь куском мяса и уже радостно прощаюсь с жизнью — если, конечно, я еще жива, — потому что лучше так, чем разговор о детях.

— Миранда…

— Патрик, не лезь!

— Мам, правда. Дети — это…

— Дети — это важное событие и подойти к нему тоже нужно правильно. Мне необходимо будет созвониться со своей подругой-астрологом. Нужно рассчитать натальные карты, сверить совместимость, спланировать подходящее для зачатия время и проконтролировать сами роды, чтобы обеспечить малышу роскошную по судьбе жизнь.

Едва сдерживаю смех.

Фиби мне точно не поверит!

— Мам, ты немного… перебарщиваешь.

Поворачиваюсь в сторону Алекса и вижу, как краска залила его щеки. Становится еще смешнее, из-за чего приходится заткнуть себе рот новым куском мяса. Мать Александра постепенно становится моим любимым персонажем в данной комедии.

— Алекс, будь во время моей беременности такое, ты бы не родился в Рождество!

— О боже мой! — Александр закрывает лицо ладонями, и Патрик первый сдается. Его смех заполняет кухню, вынуждая Миранду громко засопеть.

— Прекрати, — пихает его локтем.

— Любимая, какие дети в их возрасте? Они вместе побыть хотят. Лучше обсудим наши дела в Лондоне. Вдруг

нашим

детям интересно.

— Подожди менять тему. Самое важное: ни в коем случае не позволяйте своим будущим детям называть меня бабушкой. Только Миранда и точка.

— Почему? — вырывается, и Форд слабо бьет меня по бедру под столом. По взгляду вижу, что вопрос был задан очень зря…

— Мне сейчас станет дурно! — Миссис Грант обмахивает лицо ладонями. — Разве я похожа на бабушку?! Я! На бабушку? Уму непостижимо.

— Не то, чтобы похожи… — взглядом пробегаюсь по ухоженному лицу Миранды, но сказать ничего не успеваю.

— Кьяра, лучше молчи, — Форд утыкается носом мне в висок.

Шепот эхом звучит в голове, и я крепче сжимаю в ладонях приборы. Где-то отголосками слышу пульсацию сердца, вопросы Миранды и мерзкий возглас Герцога. Только близость Александра будоражит и позволяет расслабиться. Ведь он сейчас здесь, со мной и все разговоры за столом закончатся тем, что ненастоящий жених останется на моей стороне.

— Мама, у нас есть Герцог, — Алекс смотрит прямо в глаза. Гипнотизирует и вводит в транс. Готова вечно сидеть вот так. Близко. Тесно. Рядом. — И нам пока хорошо втроем.

Миранда что-то говорит, а мне не слышно. Словно оказавшись в вакууме из собственных фантазий и мечт, я упускаю нить диалога. Лишь когда промаргиваюсь и скидываю с себя неконтролируемую волну влюбленности, пытаюсь невзначай вклиниться в обсуждение лондонских пробок.

Не замечаю, как за семейной беседой проходит время. Несколько раз Миранда и Патрик возвращаются к обсуждению свадьбы, а я… я уже даже не подыгрываю. Озвучиваю то, что однажды снилось: Александр, арка из белых бутонов и больше никого. Маленькая девочка во мне просыпается с каждым днем, который наполнен чувствами. А находящийся рядом Форд только и делает, что взывает к эмоциям. Хочется наплевать на выстроенную годами стойкость, скинуть серьезность с плеч и просто расслабиться.

Убрав вместе с Алексом все после ужина и приняв горячий душ — без Форда, к сожалению, — я падаю на кровать и вычеркиваю первый день совместного проживания с родителями и мерзким котом, который оказывается любит

всех

, но не меня.

— Мне кажется, твоя мама что-то задумала, — поворачиваюсь на бок и подпираю голову ладонью. — С чего бы ей быть такой доброй.

— Не переживай. Она просто осознала свою ошибку, — спокойно произносит, и я подозрительно прищуриваюсь. — И с ней была проведена беседа.

— Вот как? — довольно улыбаюсь и ложусь на спину. Злорадство закипает внутри и отгоняет усталость. — Может, что-нибудь посмотрим перед сном?

— Давай. Только пойдем в зал, там проектор.

— Проектор? — подскакиваю в удивлении, и Алекс по-доброму смеется. — Ты сейчас исполнишь мою детскую мечту.

— И как эта мечта звучала?

— Посмотреть мультфильм «Леди и бродяга» ночью на большом экране, — не без стеснения говорю. Полюбившийся с детства мультфильм оставил чудесные воспоминания и подарил веру в лучшее.

Александр поднимается на ноги и протягивает ладонь. Не смею отказывать, сразу же оказавшись чертовски близко к чужому боку. Ничего не говорю, когда ладонь ложится на талию.

— Это поднимет тебе настроение?

Часто киваю. Стираю с лица серьезность, выкидываю все надетые на него маски. Пусть Александр смотрит на меня настоящую; пусть принимает такой, какая есть; пусть привыкает и влюбляется.

— Как на итальянском будет: «сегодня я сделаю для тебя все»?

— Только сегодня? — умело увиливаю, находя такую формулировку до одури прекрасной.

— Эту фразу можно повторять каждый день.

Задыхаюсь. Прямо сейчас теряю сознание и прощаюсь с жизнью.

Мне же не послышалось?

Откровенный флирт заводит в тупик. Он путает и смущает, потому что не получается понять чужих намерений. Но мозгу сейчас сердце не победить. Громкие удары заглушают здравые мысли.

— Исполнишь мою мечту, и скажу, — подмигиваю. Хватаю с кровати плед, едва не скидывая с него затерявшуюся в ворохе ткани шерстяную шапку.

Герцог протяжно и громко мяукает, прежде чем свернуться клубком на подушке Форда. Надеюсь, пока нас не будет, он не решит нагадить на мою часть кровати. Иначе придется спать либо на полу, либо на Александре. И второй вариант звучит подходяще.

Взбив декоративные подушки на разложенном диване, накрываю голые ноги пледом. Форд ложится рядом и тоже имеет наглость залезть под и без того маленькое одеяло. Он не включает свет в зале. Сидя в полумраке и дожидаясь, когда разогреется проектор, завязываем шуточный разговор.

— Хочешь сказать, что в

твоем

детстве таких мультфильмов не было? — щурюсь и складываю руки на груди.

— Меня мало интересовали сюжеты про собак.

— Посмотрите на него! Значит, смотрел про котов-аристократов?

— Может и так, — фыркает, и я улыбаюсь. — Я старше, значит опытнее в подборке подходящих фильмов на вечер.

— То, что в годе твоего рождения есть цифра девятнадцать не делает тебя круче, — пихаю Форда локтем, потому что после своего мультфильма хочу выбрать еще один. — Я бы наоборот начала бояться приближающихся тридцати.

— Я ничего не боюсь. В детстве мне нравилось смотреть совершенно другое. Более взрослое.

Вопросительно приподнимаю брови.

— Но признаюсь, я был влюблен в принцессу Киду из мультфильма про Атлантиду, — Алекс смеется, чуть запрокинув голову. Я с замиранием сердца наблюдаю за ним и пытаюсь впитать проведенное вместе время; пустить по венам сказанные слова. — Ты напоминаешь мне ее, — вдруг произносит, пронзая взглядом насквозь.

—

И в меня ты тоже влюблен?

— едва не вырывается, и я резко закрываю рот. Пытаюсь сдержанно выдавить из себя вопрос: — Чем?

— Такая же волевая, дерзкая и немного дикая.

Качаю головой. Сомневаюсь в своей дикости, потому что понимаю, про какую героиню идет речь. Еще помню сюжет: главный герой остался с принцессой.

Может, и мне повезет?

— Даже не знаю, — игриво тычу Алекса в бок.

— Аккуратно, — дергается и уворачивается.

Я в подозрении щурюсь, пока губы не растянутся в широкой улыбке.

— Ты боишься, — упираюсь ладонями в диван, оказываясь ближе к Алексу. — Боишься щекотки.

— Я же сказал: я ничего не боюсь.

— Да?

— Да. Не могла бы ты не смотреть на меня так?

— Все что угодно, tesoro mioс итал.: мое сокровище, — показательно отворачиваюсь и, полная решимости, резко набрасываюсь на Александра. Щекочу ему бока, пока бархатистый смех заполняет собой зал и перебивает голоса из колонок.

— Стой, стой! — просит и закатывается смехом. Я сама несдержанно хихикаю, пальцами пробираясь под футболку.

Форд оказывается уязвимым в моих руках, и я не могу скрыть превосходства. До жути забавляет, что взрослый мужчина становится ребенком под натиском щекотки и ничего с этим не делает. Только прерывается на тяжелые вздохи, лениво пытаясь выбраться из плена.

На какое-то время теряю бдительность. Устаю и расслабляюсь. Доля секунды, и я прижимаюсь спиной к дивану, с поднятыми над головой руками, которые плотно сцепляет Алекс в своей ладони.

— Попалась, — наклоняется к лицу. — Ты была так близко к победе.

— Я и сейчас близка, — дергаюсь, но выбраться не получается. Да и не хочется вовсе. Сидящий на моих бедрах Александр — лучшее, что случалось за сегодня.

Александр ухмыляется, вынуждая сердце вновь забиться с новой силой. Он смотрит в глаза и на секунду кажется, что зрачок становится кошачьим, прежде чем залить собой радужку. Свободной ладонью Форд проскальзывает по моей талии, пробирается под футболку и дотрагивается до обнаженной кожи.

Резко выдыхаю, замечая, как перед глазами появляется пелена влечения. Она вот-вот заполонит собой пространство, уничтожая все на своем пути. Мне требуется уйма сил, чтобы произнести:

— Я не буду спать с тобой, когда твои родители здесь.

— Почему? — с хитринкой спрашивает и кончиками пальцев гладит талию. — В прошлый раз тебя это не остановило.

— Тогда была другая ситуация, — отвожу взгляд в сторону, потому что больше не могу находиться под гипнозом. Алекс сводит меня с ума, а я легко поддаюсь. Сама ползу в ловушку, лишь бы ощутить близость.

— Вот как, — еще ближе наклоняется. Почти кончиком носа соприкасается с моим.

Задерживаю дыхание, жду поцелуй. Прямо сейчас хочу почувствовать чужие губы на своих; по-настоящему испытать удовольствие, а не притворяться невинной невестой. Сейчас хочу только Александра и уже плевать, услышат нас или нет.

— Тогда я выиграл,

Кья-ра.

Вопросительно хмурюсь и тут же взвизгиваю. Александр начинает щекотать в ответ. Срывает с языка смех и ругательства, когда слезы скатыватся по щекам. Отталкиваю его ногами, полная веселья и сбитого дыхания, продолжая негласную борьбу. Даже позволяю себе кинуть в Форда подушкой, за что получаю еще больше щекотки. Едва ли не срываю голос и отчего-то наслаждаюсь обнявшей нас радостью.

Пока в зале резко не включится свет.

Наши переплетенные тела замирают, а взгляды пересекаются. Тишину в помещении перебивают только голоса из колонок.

— Что случилось? — Миранда подходит к дивану, на котором мы пытаемся привести себя в порядок и показать спокойствие.

Хотя бок и щеки еще покалывают от смеха, натягиваю на лицо серьезность.

— Смотрим мультфильм, — отвечает Алекс и обнимает за плечо.

Киваю и дотрагиваюсь до чужой ладони.

— А мне показалось, что вы бесились как дети, — миссис Грант широко улыбается и поправляет пояс пижамного халата. — Алекс, зачем ты полез на Кьяру? Сравнил себя и ее.

— Мама! — протяжно стонет, и я хохочу. — Ты подрываешь мой авторитет.

— Нельзя подорвать то, чего нет, — язвительно произношу, за что получаю тычок в бок от Александра и одобрительный кивок от Миранды.

Она начинает мне нравиться

.

— Вы не против, если мы посмотрим с вами?

Заторможенно моргаю и не знаю, что отвечать. Смотрящий вопросительно на меня Александр совершенно не помогает. Не нахожу ничего, как просто небрежно пожать плечами, перекинув всю ответственность на Форда.

— Думаю, можно, — неуверенно тянет, а я в целом и не против. Пусть это будет семейный вечер в честь начала нашего спектакля.

— Позову Патрика.

— Включишь заново, мы все равно все просмотрели, — говорю, когда Миранда скрывается за дверью.

— Ты же не против, что мы вместе?

— Нет.

Позволяю себе вольность и в успокаивающем жесте дотрагиваюсь до щеки Алекса. Поглаживаю короткую щетину, неотрывно смотря в глаза. До тех пор, пока в зале не появится Герцог, а следом и родители Алекса.

Довольная Миранда кидает на диван пачку снеков и ложится под принесенное мистером Грантом одеяло. Патрик сразу обнимает супругу, явно согревая своим теплом. Со слабой завистью смотрю на них, в глубине души мечтая о такой же любви. И она почти приходит, когда Алекс позволяет прижаться ближе. Он повторяет позу родителей, и я глупо улыбаюсь. Мультфильм становится неинтересным, ведь все внимание сосредотачивается на чужих прикосновениях.

Впитываю их до самого конца; до момента, как жалость к самой себе не перекроется усталостью; до медленного закрытия глаз и странного провала в пространстве.

Сквозь проблески сна ощущаю прикосновения к пояснице и под коленями. Нехотя открываю глаза, пытаясь сфокусироваться на покрытом полумраком лице.

— Алекс? — хриплю, борясь с давящим на плечи сном.

— Тише, — его голос полон успокоения, и все звуки уходят на второй план. Позволяю поднять себя на руки, лениво обняв Александра за шею и опустив голову ему на грудь. — Спокойной ночи.

Следом звучит блеклый ответ от родителей Форда, и я точно все еще сплю. Сон кажется до одури сводящим с ума: Александр несет меня на руках в спальню, словно так правильно и должно быть; будто мы любим друг друга всю жизнь и души давно переплетены. А ведь в реальности, которая так болезненно пытается пробраться сквозь фантазию, он просто меня разбудил или оставил на диване в гостиной. Зачем тратить силы на любовницу, что здесь ради очередного обмана.

— Больше не будем смотреть фильмы в зале, — слышу смешок и невольно улыбаюсь.

— Ты ляжешь со мной? — спрашиваю, когда Александр легко опускает меня на кровать. Местами обнаженная кожа касается холодного постельного белья, и я постепенно начинаю понимать и видеть границы сна.

— Куда я денусь из своей спальни? — говорит лукаво, как и всегда. Ложится рядом, не дав собраться с силами и открыть глаза. Не хочу смотреть на Александра. Вдруг он исчезнет и растворится вместе с мягкостью полудрема. — Пойдешь со мной на обещанное свидание?

Одеяло накрывает плечи и матрас прогибается. Сама двигаюсь к Форду ближе, имея наглость закинуть ногу ему на бедро. Ладонь опускаю на грудь, чувствуя ткань футболки и пряча в ней зевок. Мимолетно сжимаю руку в кулак, царапнув кожу и убедившись — это, мать его, не сон.

Александр обнимает в ответ, и я продолжаю делать вид, что ничего не происходит. Пусть думает о моем сонном состоянии и невозможности контролировать себя и свои действия.

— Свидание, bugiarda*(с итал.: обманщица), — дотрагивается до волос, сквозь пальцы пропуская и распутывая пряди.

— Да, — ужасно хочется спать. — Пойду, — удобнее ложусь и не хочу даже думать о завтра. Прислушиваюсь к медленному ритму чужого сердца, которое сейчас, в моменте, бьется только для меня, и засыпаю с мольбой не заканчивать сегодняшнюю ночь.

Глава 25. Шрамы

Просыпаюсь от скатывающихся между лопаток капелек пота. Недовольно морщусь, потому что сон, который тут же стирается из памяти, точно был очень хорошим и крепким. Мокрая майка неприятно липнет к спине, а к ней в это же время прислоняется чужое тело. Широкая ладонь удобно лежит на животе поверх собравшейся ткани.

— Алекс, мне жарко, — сипло произношу, разворачиваюсь в объятиях.

Александр не реагирует. Только крепче прижимает к себе, словно я готова раствориться и пропасть.Такая близость нравится, но не когда от тесноты жарко. Кожа Форда буквально пылает огнем, весь он как вечная грелка: уютная, мягкая, почти что родная. Просто спать с ним до потери пульса приятно, особенно, когда сонные объятия отпечатыватся на теле. Алекс, будто сам того не осознавая, всегда тянется ко мне. Тесно, чтобы ни миллиметра между нами. А я не сопротивляюсь. Рядом ощущаю себя любимой и желанной. Даже на мгновения отпускаю мечты, потому что перед сном они всегда сбываются. И плевать, что утром от них ничего не останется.

— Подвинься же! — еложу, пока Александр хрипло не ругнется.

— Не буянь, bugiarda*(с итал.: обманщица), а то выгоню, — неразборчиво говорит и отворачивается.

Накрывается с головой, и вновь тихое, умеренное сопение заполняет собой спальню. Удивляюсь, как ему не жарко от самого себя и немного злюсь от того, что мне остался лишь уголок одеяла. Веду плечами и смотрю в потолок. В спальне темно, а до будильника целых сорок минут. Как назло уснуть обратно не получается, будто испытанное раздражение растеклось под кожей энергией и желанием быстрее начать сегодняшний день.

Становлюсь еще злее. Среда не может быть длинной, сон — вот что нужно растягивать. Только у организма другие планы, и сопротивляться не получается. Приняв душ и сразу собравшись, оставляю Александра одного, ведь его будильник звонит еще позже моего. Конечно, ему хватает всего лишь умыться, чтобы стать неотразимым. Даже мятая рубашка придаст шарма образу, а не сделает небрежным.

Чертов красивый Форд!

Проносится в голове, и под ногами вновь появляется Герцог. Он проскальзывают между ними, оставляя корочки шерсти на черных штанинах. Раздосадованно стону в потолок и не знаю, как побороть желание побрить налысо глупую шапку, а потом соврать Алексу, что кот просто-напросто свалился в какой-нибудь крем для депиляции.

Чертов лохматый Герцог!

— Доброе утро, — Патрик неожиданно появляется перед носом.

— Здравствуйте, — глупо моргаю и пропускаю отца Форда с кухни. Хмурюсь, тут же отвлекаясь на сидящую за столом Миранду. — Доброе утро.

— Привет, Кьяра, — Миранда выпрямляется в спине и поправляет волосы.

Киваю опять и направляюсь к холодильнику. День точно испорчен, потому что позавтракать хотелось в одиночестве, а не в компании мамы Александра, которая никуда уходить не собирается.

— Угощайся, — пододвигает тарелку со стопкой аппетитных панкейков, вынуждая через борьбу с самой собой захлопнуть дверцу холодильника. — Не успели остыть.

— Спасибо, — вежливо улыбаюсь и занимаю место напротив Миранды. Наблюдаю, как она наливает мне чай, пододвигает ближе открытую банку джема и выжидающе смотрит.

Отравить решила? —

Спасибо, — еще раз повторяю, пока в мыслях пытаюсь вспомнить: был в доме у Александра крысиный яд или нет.

— Я это ужа слышала. Хватит меня благодарить, лучше поешь.

— Вы сегодня рано проснулись, — сдаюсь под натиском сладкого запаха панкейков. Если и отравит, то умру сытой.

— Есть дела в городе. А у тебя какие планы перед работой?

— Никаких, — делаю глоток крепкого чая. — Просто выспалась.

— Выспалась или Александр разбудил? — прищуривается и наклоняется вперед. Едва не давлюсь скопившейся во рту слюной от любопытства в глазах напротив. — Не стесняйся, мы не чужие люди.

Нервно смеюсь, моментально придумывая очередную издевку над Фордом.

— Александр пинается во сне. У меня даже синяк на бедре из-за него. Хотите покажу? — почти поднимаюсь на ноги, намереваясь стянуть с себя брюки, но Миранда машет головой.

— Верю, верю, Кьяра.

— Но это не мешает мне его любить, — признаюсь, чтобы окончательно закрепиться в статусе невесты. Буду пользоваться всеми возможными способами, лишь бы понравиться родителям Александра. Ведь тогда они начнут хвалить его за выбор, и я моментально заполоню собой мысли. — Знаете, Миранда, с Александром чувствую себя живой и не хочу, чтобы это заканчивалось.

И сказанное отчасти правда. Пусть живу я с ним всего пять дней. Зато для себя поняла одно — мне нравится так. С Алексом по-настоящему комфортно. Он отличный сосед, любовник, друг. И, твою мать, я не хочу, чтобы родители Форда уезжали, потому что тогда все закончится.

— Какая же я идиотка! — Миранда взбалмошно закрывает лицо ладонями и качает головой. Удивленно приподнимаю брови, решив молча наблюдать. — Я все испортила тогда! Поэтому нам никогда не стать подругами.

Светлый взгляд с сожалением врезается в мой. Вопросительно приподнимаю бровь и не замечаю, как мои ладони оказываются в чужих.

— Я не совсем понимаю…

— Поймешь, когда у тебя появятся дети, — выдыхает. — Прости меня за Айлин, за пренебрежение к тебе, за сказанные глупости. Александр мой единственный, любимый и долгожданный ребенок, и я готова все для него сделать, лишь бы он был счастлив.

— Но он же уже не ребенок, — мну губы. Нервничаю, потому что хочу нравиться Миранде и боюсь услышать очередную царапащую сердце правду.

— Да, давно, но желание сделать для него все никогда не исчезнет. Возможно, он избалованный и излюбленный, однако другого я дать не могла. И изначально я действительно считала, что хорошо Алексу будет только с Айлин. Ведь они так долго знали друг друга, находились вместе, — Миранда рассказывает, и капля ревности скапливается в груди.

Может, я правда не пара ее сыночку? —

Увы, я оказалась не права, тем самым все испортив.

Глупо моргаю, когда миссис Грант стирает с щек не пойми откуда взявшиеся слезы.

Вот так дерьмо!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

—

Мисс…

— Не нужно меня успокаивать, милая, — протяжно произносит, а я никого успокаивать и не собиралась. — Этот грех ляжет на мою душу, но твое доверие я заслужу.

— Все в порядке, — неуверенно тяну, и Миранда сразу же широко улыбается.

— Правда? Тогда сходим куда-нибудь вместе? Быть может, пора начать подбирать что-то к свадьбе. Ты думала о платье?

— Нет… времени еще много.

— Время — иллюзия, Кьяра! — Миранда отпускает мои ладони и поднимается на ноги. — Ты не успеешь моргнуть, как окажешься перед алтарем в жутко неудобном платье, которое купила в последний день и которое испортит всю свадьбу. Я хотела бы пойти в салон с твоей мамой.

Вздрагиваю. Смотрю в светлые глаза и от незнания открываю и закрываю рот. Разговор зашел не туда, как спасаться — неясно.

— Моя мама… она… — веду ладонью и отвожу взгляд в сторону. Словно услышав мои молитвы, Александр появляется на кухне вместе с Патриком.

— Опять сбегаешь? — пальцами по спине от плеча к плечу и мягкий поцелуй в макушку. Он садится рядом, пока по рукам бегут мурашки и сердце бьется о ребра, оставляя трещины на костях. — О чем болтаете?

— Мы с Патриком хотим познакомиться с родителями Кьяры, — Миранда быстро отвечает, вынуждая Патрика схватиться за свою чашку.

Форд хмурится и глядит на меня. Кусаю губу, потому что не знаю: хочу говорить о своих родителях или нет. С одной стороны, совершенно не хочется вспоминать, с другой — рано или поздно, — если, конечно, я смогу стать для Александра любимой, — придется.

Почувствовав мое смятение, Алекс обнимает за плечи. Вмиг расслабляюсь и решаю кратко ответить:

— Отец и мама перестали со мной общаться, когда я отказалась идти по их стопам, — сглатываю и слюна царапает пересохшее горло. — С недавних пор поддерживаю общение только с братом.

— Боже, это ужасно! — Миранда закрывает рот ладонью. — Как можно оставить своего ребенка?

Патрик с сочувствием смотрит, и такое мне совершенно не нравится. Не хочу, чтобы жалели, ведь не для этого рассказываю.

— От чего ты отказалась, Кьяра? — мистер Грант спрашивает, делая объятия Форда сильнее.

— Мои родители — пластические хирурги, оперируют с своей клинике. Брат тоже решил стать врачом, а я хотела быть архитектором. Однако провалилась на вступительных экзаменах. Больше не пробовала.

— Почему же? — искренне интересуется Миранда. — Не всегда получается с первого раза.

— Так сложились обстоятельства, мне нужно было поступить именно в этот год, — признаюсь. Облокотившись на Александра, который крепко сжимает мое предплечье.

— Не отказывайся от мечты, — Патрик мягко улыбается.

— Может быть, чуть позже. Сейчас мне не хочется возвращаться в общежитие и терять работу. А стипендии на квартиру не хватит.

— На какую квартиру? — хмурится Грант.

Заторможенно моргаю, не сразу осознавая сказанное.

Merda, merda, merda!*(итал.: дерьмо, дерьмо, дерьмо)

— Кьяра про поступление в другой стране, — прокашливается Алекс. — Я пока не готов к переезду, чтобы полностью обеспечить нашу семью.

— Мы поможем, милый! — Миранда едва ли на подскакивает на ноги, и я скатываюсь по спинке стула вниз. — Не позволю, не позволю моим детям жить в бедности! Даже слушать не хочу про отказы от мечты!

— Мис… Миранда, давайте оставим это.

— Дорогая, мы на твоей стороне.

— Правда, спасибо, — откашливаюсь и кошусь на Форда.

— Мам, пожалуйста, отложим разговор на потом.

— Да, ты прав, — Миранда поджимает губы, замечая кивок мужа.

— Тем более, нам пора, — Патрик помогает миссис Грант подняться, всю свою нежность передавая через касания и вызывая нескрытую зависть.

— Ну что, мы сегодня идем на свидание? — вдруг прерывает тишину Алекс, задавая висящий в воздухе с выходных вопрос.

— А я думала, ты забыл, — отчего-то ласково произношу и не сразу замечаю.

— Как можно забыть о том, что связано с тобой?

— Патрик, ты слышал, Александр ворует твои манеры.

— Мама!

— Конечно, конечно, — быстро тараторит, обняв мужа. — И, Алекс, перестань пинаться во сне.

— Что?

— Без понятия, о чем она, — прячу улыбку за чашкой и понимаю, что бесить миссис Грант больше не хочется.

***

— Как ты поставил ее на место, — громко смеюсь и запрокидываю голову назад. Крепко сжимаю в руках объемный букет цветов, который Александр подарил перед свиданием. — Девушка, я могу сам держать кисть, — пародирую мужской голос, вновь рассмеявшись.

Форд качает головой и улыбается. Помогает снять с плеч пальто, стряхивая с шерстяной ткани капли.

— Она между прочим явно ко мне клеилась, а ты и слова не сказала, — обиженно говорит, чем еще больше веселит. Вспоминаю девушку, которая весь мастер-класс по лепке из глины крутилась вокруг Форда и пыталась флиртовать. Конечно, ревностно было, но факт, что Алекс пригласил меня лепить кружки, потому что мою он украл, нейтрализовал всю ревность. В конце концов, организовывая свидание, он думал обо мне, а не о том, что к нему будут лезть какие-то мастерицы. — Совсем меня не ценишь?

Забавляюсь от разговора. Кажется, что мы по-настоящему встречаемся и такое будоражит.

— Я тебе доверяю, — прищуриваюсь, когда окончательно снимаю уличную одежду. — В любом случае, у меня есть несколько запасных вариантов.

Александр ахает, и я теряюсь в пространстве. Он перехватывает поперек талии и закидывает себе на плечо. С визгом взлетаю вверх вместе с пушистым облаком белых гортензий. Успеваю зацепиться за верхнюю одежду родителей Форда, понимая, что они тоже уже приехали.

— Алекс, пусти, — слабо бью по спине, потом по ягодицам, за что получаю более крепкую хватку на бедрах. — Поставь!

— Не брыкайся, — в голосе слышу лукавство и издевку. Шаги становятся шире, и в спальне мы оказываемся быстрее. Только я продолжаю висеть на чужом плече. — Посмотри, как легко можно украсть тебя. Меня же еще легче.

— Конечно, все же мечтают закинуть на плечо взрослого мужчину и утащить к себе в спальню, — недовольно бурчу и машу ногами, вновь требуя поставить на место. — Они просто не знают, что с тобой живет противный кот. Поверь, это остановит многих.

Форд показательно фыркает, обиженно опускает на пол и делает шаг назад. Сама от недовольства морщусь, положив букет на край кровати и поправляя выбившуюся из брюк шелковую блузу. На манжетах до сих пор видны кусочки глины, от которых не удалось избавиться в мастерской.

— Герцог хороший.

— Ага, и сапоги мои погрыз он из добрых намерений, — теперь моя очередь фыркать.

Складываю руки на груди и наблюдаю за расхаживающим по комнате Александром. Он протяжно молчит, явно придумывая ответ на выставленные претензии. Я же продолжаю отходить от свидания, что стало какой-то невообразимой сказкой. Провести с Александром несколько часов за совместной лепкой кружек, наслаждаться прикосновениями, помощью и просто-напросто сидеть плечом к плечу — невероятно. Казалось бы, обычная встреча, но столько эмоций не было мной испытано никогда. Это было лучшее свидание в моей жизни, и я хочу возвращаться к нему вновь и вновь.

— Время на дерзкий ответ истекло, — склоняю голову набок, вглядываясь в голубые глаза.

Александр проходится кончиком языка по нижней губе, и ноги подкашиваются. В движениях лишь привлекательность и будто бы врожденная сексуальность. Я и не заметила, как стала одержима Фордом, полностью испортив выстроенные годами правила.

— Тебе не кажется, что после таких свиданий обычно занимаются сексом?

— Поедем ко мне? — подхожу к стоящему у двери Алексу и опускаю ладонь на низ живота.

— Далеко, — следом щелкает замок, отнимая возможность дышать.

— Я же сказала, что не буду спать с тобой, когда твои родители дома. Услышат.

— Тогда у меня есть нескромное предложение, чтобы избежать шума, — хрипло говорит и делает шаг вперед, толкая в сторону ванной.

— Это неправильно, — пререкание вырывается жалобным стоном, когда полотно из поцелуев ложится на шею и дверь в ванную захлопывается. — Если услышат, как я буду смотреть родителям в глаза?

— Весело и задорно, — поддевает и носом скользит по скуле. — Если ты не хочешь, то забудем произошедшее.

Хочу, еще как хочу. До гребаной дрожи на кончиках пальцев, до нехватки воздуха, до изнеможения и рвущегося изнутри желания.

И Александр понимает это.

— В целом, они должны понимать, что мы не просто так вместе живем, — закидываю руки на плечи Алекса, почти повиснув на нем, и закрываю глаза от касания чужих губ к моим.

Александр спешно целует. Вновь горячо оглаживает тело, широкими ладонями пробираясь под вытянутую из брюк блузу. Каждое прикосновение будоражит и взывает к нескрытому влечению; призывает оказаться ближе, тесно прижаться, чтобы тело к телу стереть расстояние между нами.

— Опять пуговицы, — шепчет в шею, и я ногтями царапаю ткань его рубашки.

— Кто бы говорил, — хитро ухмыляюсь, потому что раздеть Алекса мне удается быстрее. В секунду прикасаюсь к горячему телу, наслаждаюсь мягкостью кожи и весело улыбаюсь, когда и моя блузка оказывается на полу. Следом брюки, белье и шум падающей из душа воды заполняет собой ванную. — Алекс, — вздрагиваю от холода плитки. Веду плечами, тут же отвлекаясь и забываясь под натиском нового поцелуя.

Пар быстро поднимается по стенам душевой. Утопаю в искрящемся влечении, которое ощущается головокружением. Форд умело ласкает, вынуждает захлебываться стонами и забывать обо всем, что есть в этом мире. Только Александр и бьющие по телу теплые капли. На контрасте холодной плитки и обжигающих прикосновений эмоции приумножаются, сдержанность сменяется эгоистичным желанием получить удовольствие. Маски наконец-то слетают, и я могу в полной мере отдаться Форду: не скрывать чувств к нему, целовать, обнимать и просто оставаться рядом.

Пальцами мну чужие ребра, запрокидываю голову и затылком упираюсь в стену. Форд нависает сверху, жадным взглядом скользит по лицу, телу, пока пар заполняет собой душевую.

— Тебе тоже жарко? — кокетливо улыбаюсь. Позволяю себе ногтями царапнуть пресс и ниже, насладившись хриплым стоном.

— Очень, — прикрывает глаза и упирается ладонями с двух сторон у моей головы. Размыкает губы и явно наслаждается, когда сильнее сжимаю член в руке. Засматриваюсь на Александра, слежу за эмоциями и осознаю, что сейчас он полностью в моей власти. Смакует полученное удовольствие, не скрывает наслаждение. — С тобой рассудок теряется, — бархатная хрипотца вызывает мурашки.

Возбуждаюсь сильнее и целую Форда. Нагло и дерзко. Прикусываю губы, толкаюсь языком ему в рот, разрывая и срывая износившиеся цепи благоразумия. Приподнимаюсь на носочки, свободной рукой зарываясь в волосы на затылке, сжимаю пальцы и продолжаю проглатывать чужие стоны. От них приятная вибрация проходится по скулам, и я не могу сдерживать улыбку.

До тех пор, пока не потеряю бдительность и не окажусь к Александру спиной. От неожиданности, едва не поскальзываюсь на мокрой плитке.

— Моя очередь, — шепчет на ухо, поправляет прилипшие к лицу волосы и стирает с щек капли воды. Одну руку опускает под грудью, медленно поднимаясь выше. Другой — поглаживает бедра. — Здесь по-другому не получится.

Ахаю, когда Алекс губами прикусывает мочку. Дрожь проходится по коленям и ноги немеют от нетерпения ощутить Форда.

— А ты как? — через силу произношу и веду ягодицами, пытаясь стать к Форду ближе.

— За меня не переживай, Кьяра, — усмехается и одним прикосновением выбивает из легких воздух. Уверенно пальцами надавливает на клитор, медленными, протяжными движениями сводит с ума, требуя стонать его имя. Невыносимо тяжело себя контролировать. Еще сложнее становится от звучащего сквозь вакуум желания голоса: — С тобой так хорошо.

— И мне.

Опускаю свою ладонь поверх ладони Алекса, направляя. Второй упираюсь в стену, царапнув ногтями шероховатость плитки. От ласки перед глазами начинает плыть, щеки горят и сердце быстро бьется в груди. Рядом с Александром действительно хорошо. С ним чувствую себя любимой, пусть и не навсегда.

Сильнее выгибаюсь в спине, когда Форд пальцами толкается в меня. Захлебываюсь очередным стоном, зажмуриваюсь, окончательно пропадаю в растянутых движениях. Каждое его прикосновение веет нежностью, что противоречит горящей в легких страстью. Он не скрыто внимает отданные ему эмоции, старается поддерживать их и взывать к большему. Выполняет просьбы, дарит наслаждение, за которое порой хочется умереть.

— Così buono…*(с итал.: так хорошо)

Тяжело дышу и поворачиваю голову. Импульсивно желаю получить поцелуй. Протяжный, долгий, чтобы в легких жгло и сознание терялось.

— Аккуратнее, — говорит в губы и прижимается теснее.

Стон застревает в горле от напора чужого тела. Завожу руку назад, положив ее Алексу на щеку.

— Поцелуй меня, — жалобно прошу, потому что терпеть больше сил нет.

В груди горит влюбленности пожар, который толкает на необдуманные поступки. Однако Александр не против. Он послушно выполняет мою просьбу, быстрее двигая пальцами внутри.

В блаженстве закатываю глаза и подаюсь бедрами. Хочу быстрее, глубже, чувственней. Опираюсь на Александра, полностью переходя в его власть. Позволяю вести за собой, развратнее дотрагиваться до тела, мять и сжимать кожу. Забываю про родителей в квартире, про собственную просьбу не шуметь. Растворяюсь в моменте, вновь и вновь считая его последним.

Крепкие руки уверенно держат в страстных объятиях, то и дело не позволяя упасть. Приковываю губу, затылком упираюсь в плечо Александра и стараюсь ответно доставить ему удовольствие. Мои движения смазанные, редкие и растерянные. Все нутро сосредотачивается на пальцах Форда, которые он сгибает.

— Еще чуть-чуть, — приподнимаюсь на носочки, когда по икрам бежит слабый спазм. Каждый новый быстрый толчок заставляет протяжнее дышать и терпеть резкие удары сердца. В районе солнечного сплетения начинает жечь, крови внутри пылает, а тело дрожит. — Алекс, — шумный вздох и мантрой его имя.

Устоять не получается, и я висну на руке Александра. Ртом хватаю тяжелый, горячий из-за воды воздух, стараюсь собрать себя по кусочкам и вернуть разум на место. Через силу поворачиваюсь, чтобы снова ощутить на губах поцелуй. Прижимаюсь к Форду до тех пор, пока мое имя хриплым и желанным стоном не оттолкнется от стен душевой.

— Наверное, нас все равно услышали, — утыкаюсь лбом между ключиц. — Зря намокли.

— Все же это не наши проблемы, — обхватывает мой подбородок, вынуждает посмотреть прямо в залитые чернотой глаза.

Тону в широких зрачках; в послевкусии полученного удовольствия; в ярких фантазиях, за которыми прячется безответная реальность.

— Защитишь меня от неудобного разговора?

— Да, — улыбается и наклоняется, все внимание сосредотачивая на приоткрытых губах.

Прикрываю глаза и поддаюсь своим мечтам, здесь и сейчас получая надежду на большее. Алекс тянет прямиком под душ. В крепких объятиях стоим под бьющий по плечам водой. Целуемся до бесконечности долго, страстно и глубоко. Лишь постепенно сменяя вожделение на нежность, ласковое тепло.

Александр мягко поглаживает спину, поясницу, лишь изредка позволяя себе коснуться ягодиц. Я скольжу по его шее, поднимаюсь к скулам и обратно. Запоминаю сложившееся мгновение, откладываю его в памяти, чтобы возвращаться в периоды неудач. Пусть оно согревает, дарит любовь и позволяет ощущать себя нужной.

— Кьяра, — целует шею. Протяжно и осторожно. Совершенно не так целуют любовники. Внутри все трепещет и переворачивается от тлеющей любви. — Я… я возьму полотенце и принесу вещи, — как ушибленный током отстраняется.

Оставляет меня одну в смятении. Переступаю с ноги на ногу и не знаю, что делать. Сердце требует продолжить ласку, вернуть прикосновения и объятия. Ватное тело хочет обрести опору.

Подставляю лицо под воду. С силой тру кожу, царапаю плечи и пытаюсь разобраться в проделках Александра. Что он хотел сказать? Может, ему что-то не понравилось или наоборот? Вдруг он хотел признаться, что влюблен в меня?

Последняя мысль кажется очень глупой, но мне хочется в нее верить. Поэтому беру ее за основу всех рассказов, которые придется выслушивать Фиби. С ней же и живу с Александром всю оставшуюся неделю.

Мы ведем себя как настоящая пара, как будущая семья. И я начинаю позволять себе больше: целую Форда без предупреждения, — в присутствии его родителей, конечно, — иногда готовлю для него завтрак, дотрагиваюсь до ладоней и перед сном обнимаю. А он позволяет и сам тянется, тем самым сильнее влюбляя в себя. С каждой секундой осознаю — мне с ним комфортно.

Здесь не только будоражащие эмоции, щекочущие живот чувства, но и простое желание быть рядом в бытовых вещах. Я не заметила, как стала ему полностью доверять. Даже уснуть с ним не проблема, а ведь в этом случае я оказываюсь полностью беззащитной. В отношениях с Клейтоном такого не было. Все на подсознательном уровне оказывалось под контролем, а в итоге случилось то, что случилось.

— Я очень сильно в него влюблена, — своими откровениями признаюсь самой себе и поддерживаю вежливую беседу с Мирандой перед их отъездом домой.

Мы сидим в небольшой кофейне, которая расположена на первом этаже жилого дома в комплексе. Ждем, когда Александр с Патриком соберут вещи.

Хотя, наверное, они тоже отстранились, чтобы поговорить.

— А как он в тебя влюблен, милая, — игриво говорит и умудряется протянуться через небольшой столик, чтобы щелкнуть по носу.

Влюблен или просто хороший актер?

— С чего вы взяли?

— Ты действительно считаешь, что я не увижу любви в глазах своего сына? — широко улыбается. — Я посмотрела сотни сериалов и знаю, как разглядеть любовь.

— К сожалению, в сериалах одни актеры, — пожимаю плечами. Понимаю, что нельзя заводить такой разговор, однако остановиться не могу. — В жизни тоже можно играть.

— Можно. Но Александр не играет, — миссис Грант прищуривается. — Я понимаю, что с тобой. Когда Патрик сделал мне предложение, я тоже начала сомневаться в его чувствах, действиях. Думала, что мы торопимся и боялась, что мы ошибаемся. Знаю — сложно, но поверь, на других Алекс не смотрит так, как смотрит на тебя. Никакой актер, даже самый лучший в мире, не сможет сыграть этот взгляд.

Задыхаюсь от слов. Не нахожу себе места, просто в удивлении таращусь на Миранду. Вдруг она права? Тогда… тогда все будет легко. Нужно лишь показать Александру, что это взаимно. Намекнуть на влюбленность и получить желаемое.

В порыве радости пересаживаюсь ближе к Миранде. Забываю, что когда-то пыталась отгородить себя от лишних эмоций, скрыть за маской серьезности

— Я всегда мечтала о дочери, — говорит и гладит плечо. — Может, когда-то у нас получится стать семьей?

— В этой жизни все возможно, — выдыхаю и зажимаю дрожащие ладони между ног.

Обрести любящую семью — о таком я даже и мечтать не могла. Немного начинает жечь глаза, поэтому промаргиваюсь. Нельзя плакать.

— Будешь называть меня мамой, — решает за меня, и я мягко улыбаюсь. — Но позже. Пока держим дистанцию.

Весело смеюсь, наклоняясь.

— Только деловые отношения, — поддерживаю, снова оказываюсь в легком разговоре.

До тех пор, пока мистер Грант и Алекс не придут.

— Было приятно увидеться, — Миранда целует в щеку, оставляя на коже след розовой помады.

Прощание оказывается теплым. Приходится неловко обнимать Патрика в ответ. Было неожиданно, но приятно. Даже удалось заметить удивленный взгляд Форда, которому Миранда что-то злобно шептала.

— Вот мы и остались одни, — Форд вальяжно сидит напротив и довольно ухмыляется.

— Твоя мама сказала, что мы в будущем можем стать семьей, — совестно мну губы, потому что за долгое время обрела надежду на лучшее. Конечно, глупо слепо верить в это, но немного можно. Только сегодня. — Зря ты их обманываешь.

Алекс резко выдыхает.

— Все будет нормально.

— А если им не понравится та девушка, что нравится тебе? Вдруг они будут вспоминать меня?

— Она им понравится, — уверенно говорит, вынуждая качнуть головой.

— Забудь о моей просьбе сказать, что я тебя бросила. Соври что-нибудь про обоюдное решение, — натягиваю рукава свитера на ладони, прячу пальцы и помолвочное кольцо. Пытаюсь рассмотреть в Алексе ту влюбленность, которую увидела Миранда. Может, он поэтому так уверен в той девушке, потому что я она и есть?

— Хорошо. Пойдем домой, чем-нибудь займемся.

— Я не хочу с тобой спать, — вдруг выпаливаю.

— Совсем? — шутливо спрашивает.

— Сегодня, — поворачиваю голову в сторону окна. Слежу за темнеющим вечерним небом.

— Ладно. Хочешь прогуляться, а потом приготовить вместе ужин? — спрашивает, и я сразу киваю.

Звучит, как вечер для влюбленных. Наверное, именно сегодня все изменится. Поднимаюсь следом за Александром, улыбаюсь, когда он помогает надеть пальто и поправляет шарф. Словно ненароком, почти случайно касается лица и шеи. Всматриваюсь в лицо своего любовника, стараюсь увидеть в глазах то, о чем говорила Миранда — любовь.

— Ты меня смущаешь, — весело говорит и щелкает по носу. — Знаю, где даже вечером свежая выпечка. Хочешь?

— Хочу, — на выдохе отвечаю и опираюсь о подставленное плечо.

Позволяю себе прижиматься к Александру близко и тесно, плечом к плечу идя по вечерней улице. Сначала мы молчали. Я волнительно вдыхала холодной воздух, Александр просто шел рядом, иногда поглядывая в мою сторону. Потом завязался разговор, а хрустящий шоколадный круассан, крошки от которого приходилось стряхивать с объемного шарфа, оказался самым вкусным из всех.

Наверное, причина в том, что его купил Алекс.

Шаг за шагом приближаясь к небольшому парку на территории жилого комплекса, убеждаюсь, что теряю стойкость. Находиться вместе с Александром, когда сердце переполняет влюбленность, — сложно. Хочется оказаться в его объятиях, целовать, доверять. Даже сейчас я готова сдаться. Отпустить все принципы окончательно и забить на установки, ведь все уже давно проигнорировано.

Я не должна была влюбляться в того, с кем сплю. И много раз себе об этом напоминала. Однако… не вышло.

Чувства стали намного выше здравого смысла. Бдительность была утеряна, как и сила воли. А сердце оказалось самым настоящим предателем. Невозможно так сильно полюбить человека, который для тебя просто средство получить удовольствие. Однако даже здесь я умудрилась облажаться.

— Аккуратно, здесь ступеньки, — нежно отвлекает Алекс.

И я больше не могу терпеть. Мне необходимо до покалывания в груди получить каплю надежды.

— Расскажи про ту девушку, — сильнее прижимаюсь к плечу Александра, когда начинаем спускаться к пруду. — Какая она?

— Невероятная, — выдыхает, и клубок пара взлетает в небо. — Иногда кажется, что я ее выдумал.

— Прям-таки выдумал? — мягко улыбаюсь и смотрю на Алекса. Мы останавливаемся внизу, глаза в глаза гипнотизируя друг друга. И пусть между нами есть небольшое расстояние, я все равно ощущаю тепло чужого тела.

— Зачем тебе знать о ней?

Потому что хочу понять: я эта девушка или пора подготавливать шкатулку, куда спрячу свое разбитое сердце.

— Просто интересно, — пожимаю плечами. — Женское любопытство.

Форд усмехается.

— Она очень красивая и интересная.

— Так можно о многих сказать, — недовольно морщусь, срывая Алекса на тихий смех.

— Мне нравятся ее глаза. Светлые, чистые, строгие. Нравится, когда серьезность в них становится весельем.

Под порывом ветра обнимаю себя под грудью. Мои глаза тоже светлые, и Алекс сам говорил, что я могу быть мягкой.

Oddio*(с итал.: боже), пожалуйста, пусть повезет.

— Еще мне кажется, что она нежна. Только скрывает это.

— Скрывает? — свожу брови к центру.

— Да. Под серьезностью прячет себя. Наверное, если показать ей любовь, то она раскроется.

А если мне показать настоящую любовь, то какой я стану? С учетом того, как я уже готова прижиматься к Александру и требовать прикосновения — его догадки верны.

— Вы ведь общаетесь?

— Да.

Шумно втягиваю прохладный воздух через нос. По-ощущениям стою на краю пропасти и вот-вот готова разбиться.

— Почему бы тебе не признаться ей? Например, прямо сейчас, — смотрю прямо в глаза, в которых отражается блеклый свет уличных фонарей.

— Это ведь не так просто, — выдыхает, пока надежда продолжает пылать в груди.

— Молчать тоже тяжело, Алекс.

— Хочешь, чтобы я написал ей сообщение?

— О таком в сообщениях не пишут, — прикусываю щеку. Жизненный урок усвоен — никаких сообщений.

Форд замолкает. Пронзает взглядом, гипнотизирует и навеивает на сознание пелену фантазий о том, как сейчас станет хорошо. Несколько сказанных правдивых слов, и я готова целовать его до бесконечности долго, думать о будущем и полностью довериться.

Вот только мечты не сбываются. Они падают вниз вместе со мной, разбиваясь о скалы.

— Да, ты права. Я отвезу тебя домой и поеду к ней. Пойдем, — протягивает мне руку, и я заторможено киваю. Начинаю осознавать, что натворила и как сильно все испортила.

Если бы только молчала, идиотка.

Крепко сжимаю теплую ладонь Александра. Запоминаю, как приятно она чувствуется в руке, как сильно бьется сердце и как кружится голова. Пусть происходящее окажется сном. Глупым и неизбежно тупым. Иначе я не справлюсь. Не смогу вытерпеть очередной провал.

Только проснуться не получается.

Быть может, Александр решил потянуть время? Сейчас он обо всем скажет в квартире, а если не в квартире, то на парковке.

Варианты сменяются один за другим. Даже всматриваясь в быстро меняющиеся картинки за окном, продолжаю на что-то надеяться. В салоне тепло и пахнет сигаретами. Александр выкуривает вторую. Я же не решаюсь попросить у него одну.

— Ладно, удачи, — едва выдавливаю из себя. Продолжаю цепляться за надежду, за нежность в ледянистом взгляде.

— Спасибо.

Хорошо, сейчас он нагонит меня у двери или на лестнице. Дотронется до плеча, вынудит обернуться и поцелует. Скажет, что влюблен и подарит настоящее счастье, о котором всегда рассказывает Фиби. И сидя в своей прихожей все еще верю.

Возможно, волнуется.

Но через пять, десять, пятнадцать минут никто не приходит.

Растираю ладонью под горлом, под свитером чувствую подаренную подвеску. Ощущаю приступ тревоги и тошноты. Стараюсь отвлечься: ставлю чайник и наливаю чай. Крепко стиснув кружку, упираясь бедром о кухонную столешницу. Считаю до ста снова и снова, пока не пройдет ровно час с нашего расставания.

Даже если он поехал за цветами, то давно бы вернулся…

Нехотя позволяю разуму вернуться на место и причинить боль. Осознание приходит постепенно. С каждым вдохом становится тяжелее дышать, стены сжимаются и давят. Выключаю в квартире свет. Не хочу ничего видеть. Боюсь заметить свое побледневшее отражение в зеркале и испытать жалость.

Все силы вмиг исчезают. Руки трясутся и в груди образуется жгучая боль. Появляется необузданное желание закричать и потребовать все назад. Никогда не влюбляться, не знать, какого это, видеть во снах голубые глаза и мечтать о них. И как же жаль, что в этих самых глазах я лишь девушка для секса.

Прикрыв рот ладонью, присаживаюсь на край кровати. Я не должна плакать из-за какого-то гребанного Александра. Нужно быть сильной и уметь переживать трудности.

Нужно быть старой собой.

Безжизненной куклой заваливаюсь на бок. Сжимаюсь всем телом, стараюсь занять как можно меньше места на кровати, в квартире, во всем мире. Хочу исчезнуть, чтобы больше никогда ничего не чувствовать. Притягиваю колени к груди, упираюсь в них лбом и изо всех сил напрягаюсь, унимая дрожь в плечах от упавших на них рыданий. Задыхаюсь и не могу справиться с болью, которая новым шрамом остается на сердце.

Он выбрал не меня.

Глава 26. Обретая свободу, попали в капкан

Твою мать. Твою мать. Твою мать.

На ходу стягиваю давящий на шею шарф и влетаю в пустой лифт. До начала рабочего дня осталось пять минут, если не успею — Миллер меня утопит в луже грязи. Как раз в такую я умудрилась наступить у входа в здание. Носок сапог теперь покрыт коричневой коркой, вызывая самое настоящее отвращение.

День испорчен.

Хотя он стал таким еще вчера, когда Александр не пришел ко мне. Оставил без надежды и веры в любовь. Он, сам того не зная, под уговоры уничтожил меня. Разбитое сердце оказалось тяжелым грузом, собрать себя после такого практически невозможно. Особенно давит головная боль, что сосредоточилась в висках после ночной истерики. Я даже не помню, как уснула, свернувшись калачиком в уличной одежде. Слезы и горечь от произошедшего душили и не давали собраться с мыслями. Все скопившееся вылезло наружу, а страх навсегда остаться одной с не взаимными чувствами навис сверху и окончательно забрал веру в лучшее.

Проснуться было трудно: глаза не открывались, лицо опухло, а тело сковала жуткая ноющая боль от неподходящей для сна позы. Из-за всех упавших на плечи факторов я опоздала на нужный автобус, на котором можно было в комфортном темпе добраться на работу. Теперь приходится бежать по коридору и делать вид, что ничего не случилось; что мне не хочется забиться в угол и тихо плакать, пока силы не покинут, а слезы не закончатся.

Любое упоминание Александра, мысли о нем или просто блеклое воспоминание — и я теряю контроль над эмоциями. Не этого я хотела, когда отправляла его признаваться в любви, не об этом мечтала и не на это надеялась. Остаться вот так без всего — отвратительно. Еще хуже понимать, что я сама все испортила.

Идиотка.

Какая же идиотка.

— Привет, — запыхавшись падаю за рабочее место, пряча пальто за спиной. Потом повешу в раздевалку.

— Привет, — Фиби хмурится, пока я стараюсь держать лицо. –Что-то случилось? — она передает мне пакет с завтраком, о котором я просила, и двигается ближе.

Поворачиваюсь и долго всматриваюсь Браун в лицо. Поджимаю губы, когда заданный вопрос царапает сердце и глаза начинают печь. Понимаю, что даже по моему внешнему виду понятно, что «что-то случилось». Почти полное отсутствие на лице косметики — плотный слой консилера спешно нанесла в лифте, — не до конца высохшие волосы, потому что времени уложиться особо не было, и обычная толстовка, вместо красивой блузы.

— Я облажалась, — опускаю взгляд на грязные сапоги. Даже они испорчены. — Очень сильно облажалась.

— Разве ты не была у Александра вчера? Как и всю неделю до этого.

— Была и в какой-то момент поверила в себя, — снова смотрю на подругу. — Фиб, он влюблен не в меня.

Фиби удивленно ахает и чуть подскакивает на месте. Радует, что в глазах напротив не появляется жалость. Лишь грусть и толика ненависти, которая явно направлена не на меня.

— Сейчас я сделаю утренний отчет, и мы пойдем на кухню, где все обсудим. Пока поешь.

Заторможенно киваю. Откровенно, разговаривать об Александре не хочется, но поддержка от Фиби нужна. Вдруг у нее будут аргументы, которые позволят пережить болезненное расставание со своей недавно обретенной мечтой?

Утыкаюсь носом в плошку с приготовленной Фиби яичницей с колбасками и не могу поверить, что в жизни есть настолько близкий человек. Время за завтраком проходит быстро, как и время за рассказом о вчерашнем дне. Обхватив чашку руками, я кусаю губы, потому что в горле опять появляется ком. Слабость и невозможность контролировать свои эмоции уничтожает изнутри. Вернуть старую себя не получается. Она давно промялась под натиском чувств и влечения к Александру.

Влюбленность стала моей ошибкой. Или, быть может, карма за все плохое наконец-то настигла?

— Предлагаю не паниковать раньше времени. Вдруг он не признался?

— Я не знаю, Фиби, — прикрываю глаза и надавливаю на уголки глаз. Они до сих пор поднывают. — Мой план был в том, чтобы сегодня я счастливая приехала на работу вместе с Александром и держала его за руку. А не бегала по дому и пыталась собрать себя по кускам и не опоздала из-за пропущенных будильников.

— Может, стоит с ним поговорить?

Резко машу головой.

— Не пойду к нему. Это унизительно. И… я не хочу узнать, что он теперь с другой.

— Не закапывай себя раньше времени. Все может быть иначе.

— Наверное, — опускаю плечи и откидываюсь на спинку мягкого стула. В горле до сих пор першит и я не знаю, как скоро перестанет. — Не надо было вообще начинать с ним встречаться. Сама виновата.

— Кьяра… — Фиб дотрагивается до моей ладони, сжимая пальцы. — Не забывай, что ошибки случаются, и только они делают нас сильнее.

— Я больше не хочу быть сильной, — голос срывается на хрип, и в носу начинает щекотать. Только бы не заплакать.

— Боже, что же он с тобой сделал? — Браун подается ближе и обнимает за плечи. — Все будет хорошо, иначе просто невозможно. Давай сейчас ты скажешь Миллер, что тебе нездоровится и пойдешь домой?

Веду подбородком.

— Дома я сойду с ума. Поэтому пойдем просто поработаем, хочу забыться.

Фиби соглашается, подбадривающе сжимая плечи. В ее движениях и взгляде сплошная забота, за что я безмерно ей благодарна. Браун не дает раскиснуть, подбадривает и веселит. Я же стараюсь прислушиваться к ней, потому что иначе с этим не справиться. Мне никогда не было так плохо из-за какого-то парня. Никто не цеплял так, как это сделал Александр. Он давно пробрался под кожу и стал частью меня. И я сама виновата, что позволила. Теперь придется расхлебывать последствия в одиночку и верить, что однажды любовник пропадет из мыслей, и все вернется на свои места.

Не до конца уверенная в этом, продолжаю рабочий день и прошу назначить на меня больше задач. Теряюсь в завале и не замечаю, как проходит обед, а дальше и вечер постепенно подкрадывается со спины.

Стуча зубами от мартовского ветра, поднимаю плечи и сжимаюсь. Пытаюсь быстрее добраться до здания и не потерять зажатый между боком и локтем сэндвич. Рабочие задачи, стресс и миллион мыслей в голове вызвали сильный приступ голода, который необходимо утолить. Иначе злость на себя перейдет на сотрудников отдела. Фиби уже почти досталось, когда вместо тихого ответа, я нервно прикрикнула на подругу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Merda*(с итал.: дерьмо), пока никаких плюсов от влюбленности.

Отрываю взгляд от пола и натыкаюсь на виновника скопившихся переживаний. Александр стоит у входа в здание и медленно выдыхает сигаретный дым в небо. Едва не спотыкаюсь, резко отвернувшись. Иду дальше, с надеждой, что меня не заметят.

Как же унизительно.

— Кьяра!

Делаю вид, что не слышу. Краем глаза вижу, как Алекс тушит сигарету о край урны и широким шагом нагоняет. В нос сразу врезается запах ванили, перекрывающий горечь табака.

— Привет, — говорит, словно вчера не оставил меня одну.

— Привет, — тихо отвечаю и прикладываю пропуск. Сразу двигаюсь к лифтам, стараясь унять дрожь в руках от близости Александра.

Не знаю, как себя вести; не знаю, о чем спрашивать; даже не знаю, как смотреть на Форда: продолжать на что-то надеяться или отпустить.

— Проголодалась?

— Вроде того, — веду плечом.

— У меня есть шоколадный батончик. Будешь? — ладонью проскальзывает в карман куртки.

— Нет, спасибо, — сухо отрезаю и захожу в пустой лифт.

Двери захлопываются моментально, и я остаюсь взаперти с Александром. Воздуха сразу перестает хватать. Желание сбежать борется с желанием прижаться к Форду, поцеловать и умолять оставаться рядом.

— Кьяра?

— Что? — вскидываю голову, сразу натыкаясь на голубой взгляд. Алекс встает передо мной и насмешливо улыбается.

— Будем стоять или нажмешь на нужный этаж?

Глупо моргаю. Стараюсь собраться с мыслями и отогнать упавшее на разум смятение.

— Можем и постоять, — хмыкаю. — Я не тороплюсь.

— Хорошо, — наклоняется. Нос к носу оказываемся друг напротив друга.

Задыхаюсь и явно теряю сознание. Всматриваюсь в знакомые глаза, отчего-то продолжая искать в них ответы на свои давно мучающие вопросы.

— Но вообще, у меня есть рабочие дела, — хриплю и на ощупь нажимаю на нужный этаж. Алекс склоняет голову набок, гипнотизирует и уничтожает здравый смысл. — Как вчерашняя встреча? — вопрос теряется в шуме движения лифта.

— Никак. Я не смог.

— Почему?

— Просто не смог, — выдыхает, пока в груди горит секундная радость. Ответ Алекса кажется спасением. Если он не смог прийти ко мне? Если я все равно окажусь той самой? — Так сильно хочешь оборвать наши отношения?

Легкое прикосновение к холодным кончикам пальцев обжигает. Задерживаю дыхание от нежности, которая поднимается по предплечьям, когда Алекс сжимает мою ладонь.

— Фактически, если тебе откажут, то мы останемся вместе.

Хмыкнув, Алекс впивается зубами в нижнюю губу. Протяжно всматривается в лицо, как будто тоже ищет ответы. Или хочет поцеловать. Если он думает о втором, то наши мысли и желание переплелись, потому что я до одури хочу коснуться мягких губ и остаться с ним здесь навсегда.

Жаль, что мы не в романе, потому что лифт не застревает и не оставляет нас надолго вместе.

Двери распахиваются и близость разрушается. Александр пропускает вперед, но своим ответом уйти не дает.

— Если мне откажут, то нашим отношениям тоже придет конец.

— Почему?

— Все взаимосвязано. Я уже говорил, почему предложил тебе быть вместе.

— Да, говорил, — тихо отвечаю, ощущая, как горечь скапливается на кончике языка.

Он со мной, потому что хочет забыть ту девушку. Я с ним, потому что хотела легкости, но в итоге попала в капкан. Свобода оказалась обманчивой. Клетка захлопнулась, и в ней я осталась одна.

— Ладно, мне пора, — отворачиваюсь, не в силах смотреть в глаза.

В спину летит короткий вопрос:

— Встретимся сегодня?

Не даю себе подумать, отказ резко разрезает воздух. Нужно сделать перерыв в наших отношениях, иначе я окончательно сойду с ума. Отдалившись смогу вернуться назад, в дни, когда меня волновал лишь заработок. Никаких любовных переживаний и бессонных ночей с мыслями о светлых глазах и неконтролируемым влечением к личности Александра. Перерыв позволит очистить голову, найти новое увлечение и, возможно, притупит любое желание опять оказаться в постели Форда. И даже если такое решение окажется ошибкой — терять мне больше нечего, ведь рассудок давно потерян.

***

Спокойная музыка в кафе разбавляет нашу с Маттео болтовню. Всякий раз, когда брат приезжает в Лондон, находятся новые темы, которые необходимо обсудить. Такие редкие вечера часто остаются в памяти, потому что я скучаю по прошлому в Италии и иногда жалею, что все пришлось оставить там. Ведь будь у родителей иное представление о будущих своих детей, я бы продолжала жить там. Хотя с другой стороны, никогда бы не познакомилась с Фиби и Эшем, не знала бы и… Александра.

Опять случайно забравшийся в голову Форд портит настроение, но я старательно продолжаю держать лицо и делать вид, что все в порядке.

— Мама не унимается и продолжает задавать вопросы про твою личную жизнь, — Маттео смеется, и я чуть не давлюсь мороженым. — Кольцо не дает ей покоя. У вас же с тем парнем все серьезно? Он показался мне милым и заботливым. Еще не лезет в драку.

Неловку увожу взгляд в сторону.

— С Клейтоном не вышло. Я влюбилась в того, кто тебя ударил.

— Значит, выбрала плохого парня?

— Вроде того, — хмыкаю. — Но он не выбрал меня.

— Так и сказал?

— Нет. Но был случай, благодаря которому я это поняла.

— Прямого ответа не было?

Качаю головой.

— Тогда не стоит паниковать раньше времени. Пусть прямо скажет, нужна ты ему или нет.

Нервно смеюсь и делаю глоток остывшего кофе.

— Как ты себе это представляешь? Хочешь, чтобы я первая ему призналась?

— Ты можешь намекнуть, — Маттео подпирает щеку кулаком, и светлая челка падает на лоб. — Не обязательно прямо признаваться. Сделай так, чтобы он сам к тебе пришел.

Не до конца понимаю сказанное братом, но на заметку беру. Возможно, в чем-то он прав, тем более я правда больше не могу терпеть.

— Иногда, чтобы чего-то добиться, нужно действовать, как с ездой на велосипеде, помнишь?

— Конечно, помню, — улыбаюсь и, прищурившись, подаюсь вперед. — А у тебя есть девушка?

— Пока не до этого, я занят учебой и карьерой.

— Я тоже так думала, пока Александр не появился в моей жизни, — нервно смеюсь. — Но кто-то же нравится?

— Да, — на выдохе отвечает, и я начинаю вытягивать из Маттео всю информацию. Вечер проходит в допросах, а после накатывает воспоминание о той самой езде на велосипеде.

—

Маттео, я же просила тебя посмотреть за сестрой! — мама недовольно сводит брови к переносице и присаживается рядом, обхватив мою руку.

— Я не виноват, что она не слушает! — возникает, и я шиплю, когда мокрая вата прислоняется к надорванной на локте коже.

— Я хотела попробовать! Почему все умеют кататься на велосипеде, а я нет?

— Всему свое время, сокровище, — мама наклеивает пластырь и обрабатывает новую царапину, пока по щекам бегут слезы от слабой боли.

— И сколько можно ждать?

— Столько, сколько потребуется. Давай побыстрее закончим, скоро начнутся занятия.

— Не хочу на них идти.

Маттео тоже кивает, когда мама кидает на него ласковый взгляд.

— Это необходимо для вашего будущего.

— Для будущего мне нужна езда на велосипеде! Я не хочу быть врачом, я хочу как все кататься с горки.

— Иногда приходится делать выбор в пользу менее охотных желаний, чтобы чего-то достичь, Кьяра, — мама наклеивает последний пластырь и поднимается на ноги. — Поешьте и спускайтесь в гостиную, учитель скоро придет.

На протяжении всей недели вижу эту картинку. Возвращаюсь в детство, где упорно пыталась научиться ездить на велосипеде, игнорируя падения и исцарапанные ноги. Потому что я этого хотела. Очень сильно хотела. Постепенно начинаю понимать, что если чего-то хочется, то придется действовать самой. Найденная на столе очередная записка только сильнее подталкивает наконец-то сделать шаг.

Четверг — разве не повод для встречи?

Если согласна, жду на парковке после работы.

А.

— Новая записка? — интересуется Фиби.

— Да, — на выдохе отвечаю. — Новая.

— Пойдешь? Ты две недели его игнорировала.

— Ну… я планировала одну, но организм решил добавить еще, — хмыкаю. — Наверное, пойду. Надо заканчивать со всем этим. Надоело гадать и жить с надеждой.

— Хочешь ему признаться?

— Будешь отговаривать? — улыбаюсь, и Фиби качает головой.

— Если ты уже решила, то тебя не отговорить. Мне остается только наблюдать и ждать. Помнишь? Я всегда на твоей стороне.

— Помню.

— Эш если что тоже, — ведет бровями, намекая на разборки.

Я лишь веду подбородком и убираю записку в ежедневник к остальным. Все две недели Александр пытался выйти со мной на контакт, но я уверенно его игнорировала. Пыталась таким образом снизить привязанность, но ничего не вышло. По-ощущениям она стала сильнее. Под конец сегодняшнего дня буквально появилась ломка в необходимости увидеться с Фордом. И кто я такая, чтобы сопротивляться?

— Видел, что в центре открыли большую ярмарку. Не хочешь съездить и посмотреть?

— Хочу, — мягко улыбаюсь и пристегиваю ремень.

В машине тепло и комфортно. Рядом с Алексом сердце бьется быстро и волнительно, гоняя горячую кровь по венам. Я с не скрытым наслаждением полностью вливаюсь в атмосферу близости, позволяя себе все то, что не позволяла раньше: целую, касаюсь, жмусь ближе. Сегодня все должно решиться. И если я не та, кто нужен Алексу, то у меня хотя бы останутся воспоминания о проведенном вместе времени.

Ярмарка оказалась огромной. Толпа людей иногда потоком утягивала за собой и приходилось крепче хвататься за Александра. Шум и играющая со всех сторон музыка иногда давили на виски и вынуждали повышать голос, чтобы перекричать. Но все неудобства не имеют значения, когда рядом идет Алекс и принимает из моих рук дольку яблока в карамели.

Через каждый второй поставленный тенд продавались безделушки, цена которых в интернет-магазине несколько центов, а тут за них просят кругленькую сумму. Но самым манящим были выстроенные в ряд палатки с играми. Тир с огромным медведем в качестве главного приза тут же привлек свое внимание.

— А ты умеешь стрелять? — хитро спрашиваю и умоляюще исподлобья гляжу на Алекса.

Какое-то время он молчит. Взгляд бегает от меня к тиру и обратно.

— Я бы мог попробовать, — в глазах отражаются яркие фонарики, и я еще больше поддаюсь гипнозу. — Только отвернись.

— Звучит как-то подозрительно, — прищуриваюсь, но почти сдаюсь, когда Алекс обнимает меня за талию. Тепло с ладоней пробирается через плотную ткань пальто, вынуждая побороть желание обнять в ответ. — Я хочу того медведя.

— Я постараюсь. Не подсматривай, — протяжно целует в лоб, срывая тихий, едва ощутимый вздох.

Внутри что-то подскакивает, и мурашки бегут по предплечьям вверх. Складывается впечатление, будто мы правда встречаемся. Настоящая влюбленная пара пришла на ярмарку, чтобы провести вместе время, а не чтобы после приехать домой и просто заняться сексом из-за договоренности.

Слушаюсь Алекса и поворачиваюсь к нему спиной. Рассматриваю проходящих мимо людей, которые ныряют в палатки, развлекаясь. Первый раз я на таком мероприятии, даже не до конца понимаю, к чему оно приурочено. Но Форд сказал, что это обычный фестиваль, который согласовали с администрацией города. Словно праздник без праздника. Однако так тоже хорошо, ведь еще одно воспоминание окажется в памяти.

Стойко выдерживаю несколько минут и не обманываю Александра. За что получаю тот самый желанный приз. Сначала ощущаю объятия со спины, а потом перед носом появляется большой плюшевый медведь. Не могу сдержать широкой улыбки, когда забираю игрушку себе. Чувствую себя самой счастливой на свете, просто потому что Алекс достал ее для меня.

И даже если он меня обхитрил — очень сильно так кажется, — то все равно свое обещание выполнил.

Оборачиваюсь, оставшись в ласковых объятиях. Довольный Форд улыбается в ответ, снова и снова вынуждая чертовым бабочкам биться в животе.

— Я в тебе не сомневалась, — приподнимаюсь на носочки и целую Алекса в щеку. Замираю так на несколько секунд, прижавшись губами. Наслаждаюсь прикосновением и хочу продолжать вечер. — Поехали

домой

, я замерзла.

Алекс соглашается и берет меня за руку. Он крепко сжимает наши пальцы, одним лишь касанием согревая и даруя надежду. Никто не придает значение, что под домом имеется в виду квартира Форда. Словно так было всегда, туда безмолвно ведет дорога и тело тянется к ставшим однажды привычным стенам.

Отогревшись и расслабившись в душе, нехотя плетусь на кухню, где меня ждет Александр. Когда натыкаюсь на обнаженную рельефную спину и едва держащиеся на бедрах спортивные штаны — проглатываю язык. Опираюсь на угол столешницы, чтобы не свалиться на пол от привлекательности гребанного Форда. Не могу ничего с собой сделать, полностью поддавшись эмоциям и влюбленности, молча наблюдаю за своим любовником. Мечтаю, как однажды он будет заваривать нам чай по вечерам после работы; как будем сидеть друг напротив друга, чтобы взгляды встречались и искры разлетались, намереваясь устроить пожар.

Решив, что терять мне сегодня нечего, делаю уверенные шаги к Александру. Дотрагиваюсь до поясницы и, царапнув ногтями, срываю тихий вздох.

— Испугался?

— Нет, я понял, что ты пришла, — смотрит прямо в глаза, и я не могу перестать запоминать каждую крапинку голубой радужки. Хитро добавляет: — Довольно давно.

Кокетливо улыбаюсь и склоняю голову набок.

— А мне кажется, я была тихой.

— Была, но я тебя почувствовал, — на выдохе произносит, и я на мгновение теряюсь.

Слова западают в душу. Рядом с Александром тепло и приятно. Не хочется двигаться, лишь бы продолжать чувствовать фантомные прикосновения даже на расстоянии.

— Впредь буду знать, что тебя не провести.

— Надеюсь, у тебя никогда не возникнет желание обманывать меня.

Слабо пожимаю плечами и по-лисьи прищуриваюсь.

— Вчера забрал наши чашки из мастерской, — отвлекает от заведенной темы, ласковой улыбкой привлекая внимание к посуде.

Узнаю свою белую кривую кружку с разбросанными по ней мелкими сердцами. Единственный дизайн, который получилось скопировать с понравившейся картинки в интернете и даже не облажаться.

— Кажется, ей плохо, — открыто смеюсь и беру в руки свое творение. Сбоку оказывается огромная вмятина.

— Дизайнерское решение, — шутливо поддевает, и я наклоняюсь вперед. Хочу посмотреть, что нарисовано у Александра, но он закрывает яркие пятна ладонью. — Давай ими поменяемся?

— Ты украл мою рабочую чашку, теперь хочешь забрать эту? Опираясь на логику, у меня должно быть две, — протягиваю ладонь, — поэтому отдавай.

Алекс обхватывает мои пальцы. Негласным правилом придумывает новое условие, которое я принимаю совершенно случайно.

— Оставим их у меня, чтобы у тебя была своя чашка.

—

Две

мои чашки, — опускаю скрепленные ладони вниз и вынуждаю Алекса наклониться. Снова оказываемся близко друг к другу, так, что хочется застыть и не двигаться. Лишь бы голубые глаза с восхищением смотрели в ответ. — Разрешаю тебе попить чай из них.

Форд ухмыляется, кончиком языка проходясь по верхней губе. Как завороженная замираю и под натиском очередной волны гипноза теряюсь в выдуманных сценариях, где Александр меня целует. В реальности же он просто щелкает по кончику носа. Игриво и беззаботно. Как будто мы знаем друг друга целую вечность, и отношения давно перетекли в обыденность, где страсть сменилась на нежность и заботу.

— Что на ней нарисовано? — рассматриваю три разноцветных силуэта, один из которых точно Герцог.

— Ты и Герцог, — указывает на серый неровный кружок и почти ровного человека со светлыми волосами.

— А рядом со мной? — хитро прищуриваюсь.

— Я, потому что Герцог без меня не сможет.

— А почему тогда ты не рядом с ним, а рядом со мной? — пытаюсь вытащить из Александра провокационную информацию, в надежде, что сейчас он признается в симпатии.

Иначе зачем рисовать меня на чашке? Только если это не очередной обман. Быть может, его возлюбленная тоже блондинка и сейчас я наблюдаю за очередным спектаклем.

— Чтобы вы наконец-то поладили. Если нет, то хотя бы на кружке будете вместе, — улыбается и подталкивает к столу, тем самым слезая с неприятной темы.

С каждой проведенной вместе секундой становится тяжелее. Если я потеряю Александра, то долго буду по нему скучать и не знаю, как скоро смогу забыть. Расставаться с привязанностями всегда сложно. Терять влюбленность — еще сложнее.

— Поделюсь с тобой своими эклерами, — шутливо парирует.

Алекс утягивает меня в комфортный разговор, который прерывается лишь ассорти из пирожных, которые хочется попробовать. Яркая глазурь сверху часто отвлекает от Форда, вынуждая задуматься, какой попробовать следом. Даже не замечаю, как коробка оказывается перед носом, а Александр довольно смотрит.

— Надо было накормить тебя сначала ужином, — выдыхает, а я мотаю головой.

— Тебя в детстве не учили, что сладости — лучший ужин? — вскидываю голову и наблюдаю за веселым Александром.

Сидя с ним за одним столом полностью раскрываюсь и доверяю. Иногда делюсь тем, чем не надо было. На подсознательном уровне тянусь ближе, разрушаю последние тонкие стены между нами. Возможно, получив отказ, я пожалею о сказанном, но и надежду, что все обернется хорошо — не теряю.

— Посмотри на него!

— Я же говорил, он привыкнет и ты ему понравишься.

Не скрыто фыркаю.

— Ему понравился заварной крем, — улыбаюсь, когда Герцог снова шершавым языком дотрагивается до пальца. А поняв, что ничего не осталось — нагло ставит лапы мне на бедра. Приятным мяуканьем просит еще. — Ну уж нет! — дотрагиваюсь до мокрого носа, следом глажу по голове и телу.

Герцог приятно мурлычет и вибрирует. Нагло перебирается ко мне на колени, свернувшись огромным шерстяным комком. Тяжело вздыхаю — футболке конец. Только Герцога не прогоняю. Глажу и наслаждаюсь мягкой, пушистой шерстью. Кот ласково тычется носом в ладонь, просит не останавливаться, чем вызывает улыбку.

— Алекс, все нормально? — отвлекаюсь от Герцога, смотря на поникшего Форда.

Александр зажмуривается и тянется. Разминает шею, а после подпирает голову кулаком.

— Наверное, зря позвал тебя к себе. Если честно, я очень устал на работе.

— Разве это проблема, tesoro mio*(с итал.: мое сокровище)?

Поднимаюсь на ноги, чем расстраиваю пригревшегося Герцога. Встаю сзади Алекса, опускаю ладони на плечи и мягко глажу, иногда надавливая. Форд шумно выдыхает, вызывая довольную ухмылку. Обнимаю со спины, наклоняясь и почти что утыкаясь кончиком носа в чужую щеку.

— Ничего страшного, зато завтра на работу поеду на машине, — мягко улыбаюсь. Впитываю возможный последний день с Александром. Пускаю его под кожу, в страхе упустить навсегда. — Можем что-нибудь посмотреть или послушать.

— «Леди и бродяга»? В прошлый раз ты не досмотрела, — дотрагивается до ладоней, ласково сжимает пальцы.

С согласием отстраняюсь, любовно проскользнув по покрытой щетиной щеке. Атмосфера вечера до головокружения нравится. Александр нежен со мной. Он внимательно слушает, невзначай прикасается и просто дарит веру в лучшее. Или, возможно, он чувствуют тревогу. Она нарастает с каждой проведенной секундой вместе. Лежать под одним одеялом, обнимая и зная, что скоро все закончится — сложно. Понимание разъедает изнутри. Но нельзя отказываться от принятого решения. Своего нужно попытаться добиться, а последствия… с ними разберусь потом.

Когда дыхание Алекса замедляется и объятия ослабевают, я аккуратно поднимаюсь с кровати. Подкладываю Форду под руку выигранного медведя и нахожу это забавным: превратилась в игрушку в полночь. Отогнав веселье, стараюсь как можно тише взять вещи и найти то, на чем можно писать и ручку. Шарюсь по спальне и подсвечиваю комнату экраном мобильного. Ощущаю, как быстро колотится сердце от волнения. Если Александр проснется, то все задуманное рухнет. Он поймет не так. Опять назовет обманщицей или вовсе разочаруется, ведь вечер казался достаточно романтичным и уходить после такого, как минимум, невоспитанно.

Однако другого выхода нет. Желание получить ответ гораздо выше манер.

Собираюсь достаточно быстро. Футболку Алекса, которая служит мне пижамой, оставляю на диване в гостиной. После тихим шагом следую на кухню, сжимая в руке сумку и бумажку с ручкой.

Писать записку в полумраке оказывается трудно. Зато ее содержание моментально появляется в голове и округлыми буквами остается на вырванном блокнотном листе, пересекаясь блеклые линии клеток.

Я влюблена в тебя, Александр.

Если это взаимно — найди меня и скажи об этом. Если нет, то сделай вид, что между нами никогда ничего не было. Вещи можешь передать курьером.

Bugiardo

*(с итал.: обманщица

).

След от спешно накрашенных губ под подписью оказывается смазанным, потому что я вздрагиваю от шума позади. Оборачиваюсь и замечаю запрыгнувшего на кухонную столешницу кота. Он громко мурчит, смотря прямо в душу. Поддаюсь легкому порыву и с успокоением дотрагиваюсь до мягкой шерсти. Герцог трется об руку, притворяется другом, хотя я уверена — он рад моему уходу.

— Не радуйся раньше времени, — улыбаюсь, проведя последний раз по толстым бокам Герцога. — Вдруг мне повезет?

Отряхиваю руки от шерсти и оставляю свою записку на обеденном столе. Уголок приминаю обмененной с Алексом чашкой, чтобы бумажка никуда не улетела.

Убедившись, что все в порядке, тихо ухожу с кухни. Волнение присутствует. Оно сковывает движения, вызывает дрожь и приступ тошноты. Но я не могу снова оставить все, как есть. Не могу терпеть близость Александра и ничего не получать в ответ. Я хочу быть рядом как девушка, а не как любовница.

И другого выбора просто-напросто нет.

С тяжелым, протяжным вздохом тихо закрываю за собой дверь. Дубликат ключей, которые оставил мне Форд после нашей игры, с неприятным щелчком прокручиваются в замке. Несколько секунд я стою у квартиры Алекса, прежде чем сделать шаг назад и принять неизбежное.

С записки все началось — запиской и закончится.

Глава 27. La dolce vita

— Ну, и я оставила записку, — двигаю мышкой, чтобы статус на рабочем компьютере стал «онлайн», и выжидающе смотрю на Фиби.

Она молча перебирает пальцы и поджимает губы. Я же тяжело вздыхаю, осознавая возможную новую ошибку.

— Он дал тебе ответ?

— Нет, — отворачиваюсь. Вновь вбиваю Александра в поиске и вижу, что он тоже в сети. — Наверное, он сделал свой выбор.

— Либо занят.

— Так занят, что не может позвонить или написать? — хмыкаю, и слабая ноющая боль появляется в груди. Все давно ясно, но отчего-то я продолжаю цепляться за выдуманные надежды.

— Такое тоже бывает. Вспомни, как много работы было несколько месяцев назад. Задница до сих пор болит!

Звонко смеюсь, ведя подбородком.

Фиби подбадривает своим присутствием и словами. Находится рядом, помогает и не дает впасть в уныние. Но даже на него у меня не хватает сил.

Все эмоции закончились вчера, когда придя домой и осознавая, что именно я натворила, тело пробило током. В квартире у Александра все казалось сном или обычной игрой. Мне не было страшно уходить из спальни, писать записку и оставлять Форда одного. Весь страх появился дома, стоило одиночеству свалиться на плечи.

Не помню, как уснула и как приехала на работу. Утро превратилось в монотонную киноленту, где на экране был сплошной черный цвет. Потеряться в нем было легко, но я изо всех сил старалась держаться и уверенно идти на собственную погибель.

Ответа от Александра нет.

Хотя в моих мечтах, которые ярким пламенем горели в груди, он должен был появиться сразу. Держать в руках букет, улыбаться, обнимать и рассказывать о вечной любви.

С каждым проведенным в ожидании часом запросы уменьшаются. Не нужен букет, объятия, улыбки. Пусть он только придет. Даже без признания, пусть посмотрит в глаза, чтобы я окончательно убедилась — он не мой человек. Влюбленность оказалась ошибкой. То, от чего я так долго и упорно бежала наконец-то нагнало со спины и провернуло внутри нож. Рана кровоточит, и устоявшаяся дрожь в пальцах тому доказательство. Ощущение, что эмоций больше нет, кажется ошибочным, потому что поведение тела полностью противоположно мыслям. Если в голове я уговариваю себя успокоиться и забыть, то сердце разбивается о грудную клетку, а в ушах стоит гул.

Чувства, которые я испытывала раньше с Александром, просят обратить на себя внимание. В какой-то момент появляется желание пойти к нему и требовать ответа. Просить не молчать и откликнуться на мою просьбу принять влюбленность.

Тишина убивает.

Хотя я сама попросила об этом. Все же во мне была надежда, что выбор падет на первый вариант. В порыве веры в себя забыла и не учла — желания не всегда сбываются. Везение оказалось не на моей стороне, и теперь приходится мириться с разъедающей изнутри пустотой. Она с каждой секундой заполняет все больше и больше места в душе. Возможно, настанет момент, когда все чувства исчезнут и вернусь старая я. Та, которой было плевать на отношения, любовь и свидания; та, что думала только о самой себе и возможностях заработать больше, стать лучше и показать всем, на что способна.

Однако Александр все равно меня сломал.

Я никогда не стремилась связать свою жизнь с кем-то. Любые отношения начинались будто случайно. Иногда казалось, что я в них просто потому что. Сильной эмоциональной привязки не было. Единственные отношения, которые ощущались как почти настоящие, были с Клейтоном.

Во мне жила слепая вера — он тот самый, кто вынудит сердце биться без остановки и дарить счастье. По факту это была попытка спрятаться от нарастающей влюбленности к Александру. Разум старался исключить появления Форда в жизни, что в итоге привело к провалу и разбитому сердцу.

За второе до сих пор стыдно.

Похоже все происходящее после расставания — наказание. Карма наконец-то постигла и теперь каждый последующий день будет испытанием.

Надеюсь, если Алекс отказался от нас — я никогда его больше не увижу.

Александр явно не глупый мальчик и должен понять, что такое не получить взаимности. Другого не переживу. Голубые глаза навсегда останутся в памяти, а долгие поцелуи ночью фантомными прикосновениями будут ощущаться на коже и не давать уснуть в одиночестве. Понимаю, проведенное с Александром время — лучшее, что случалось в жизни.

Он был ласков и близок. Доверие к нему появилось неконтролируемо. Почти сразу, как договор едва ли не шрамом отпечатался на ладонях, смешивая зажатую между ними кровь. И это стало главной ошибкой.

Опыт от произошедшего получен. И пусть он оказался негативным, подаренная нежность навсегда останется в сердце. Обращаясь к ярким картинкам в трудные мгновения смогу почувствовать себя лучше, если, конечно, еще больше не зароюсь в песке из-за невзаимной любви.

Как сейчас.

Утро закончилось, следом за ним — обед. Время затянуло в беспощадную петлю из переживаний и работы. Отвечая на письма и телефонные звонки, я продолжала коситься в сторону набранного имени в поиске. Наблюдала, как меняется чужой статус: от простого «в сети» до «нет на рабочем месте». Всякий раз, когда он сменялся на неактивный я надеялась, что он идет ко мне; что через несколько минут руки сомкнутся на талии, а чужие губы дотронутся до моих. Но ничего из придуманного не происходило.

День заканчивался, а вместе с ним каменело сердце.

— Пойдем посидим на кухне? — Фиб отвлекает от очередного агрессивного письма в сторону до одури глупого сотрудника. — Эш написал, что оставил в нашем холодильнике два кусочка торта. У них в отделе у кого-то был день рождения, а тебе просто необходимо поднять настроение.

— Все в порядке, — отвечаю и ногтями еще несколько раз стучу по клавиатуре. — Я не голодна.

— Кьяра, — ноет Фиби, вынуждая посмотреть в ее сторону. — Хватит себя изводить работой, пойдем просто посидим. Если не хочешь — не ешь.

Отнимаю руки от клавиатуры и ладонями устало тру лицо, надавливаю на веки. Понимаю — Фиби права. Я вымоталась. Так сильно, что последний час в голове было пусто. Действия монотонные, в разговорах нет эмоций, даже зануда Кимберли не бесила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо, давай посидим, — блокирую компьютер и поднимаюсь на ноги.

Браун радостно подскакивает, обхватив меня под локоть. Смеясь и шутя, идем вдоль рабочих столов. Перебиваем стук клавиатуры, голоса и телефонные звонки, отвлекаясь от стягивающих шею проблем.

Позволяю себе расслабиться и все же соглашаюсь на кусок торта. Может, он немного поднимет настроение и спасет от опять появившегося самобичевания.

— Я все равно настаиваю на том, что Александр занят.

— Фиб… целый день. Мы через час пойдем домой, вряд ли у него такой сильный завал, — отвечаю словно самой себе, тем самым растаптывая оставшуюся надежду.

Я выстою. Сейчас немного поболит и пройдет.

— Многое бывает, — выдыхает Браун и садится за стол. Я опираюсь бедром на кухонную столешницу и резко веду подбородком. — Все будет хорошо.

— Спасибо, Фиб.

Отворачиваюсь от Фиби и медленно опускаю и поднимаю чайный пакетик, который давно выжал из себя все соки. В нос ударяет горький запах крепкого чая, отрезвляюще действуя гораздо лучше кофе. Желания двигаться совершенно нет, как и отводить взгляд от стены напротив. Позволяю себе снова заплутать в мыслях, чтобы в конце концов услышать в голове тишину.

Хочется быстрее лечь спать, оборвать день и представить, что все происходящее — сон. Быть может, так и есть, и сейчас я тесно жмусь к Александру, рядом лежит Герцог, а тело расслабляется после долгой прогулки по ярмарке. Наверное, сон вызван усталостью и моральным износом.

По крайней мере, продолжая дергать пакетик, я все еще думаю, что сплю.

— Кьяра! — сказанное знакомым и бархатным голосом пробивается сквозь сознание.

Я вздрагиваю и вместе со мной сердце подскакивает к горлу. Глухие шаги и сдавленное «Охренеть!» от Фиби эхом звучат в ушах. Полная растерянности не осознаю, как оказываюсь лицом к Александру, а чужие ладони обхватывают щеки. Прикосновение мягких губ к моим вызывает какое-то новое, неясное чувство и по-ощущению я теряю сознание. Ноги немеют, а тело камнем замирает на месте.

Александр целует жадно и страстно. Как будто я желанный глоток воздуха под толщей воды. Голова кружится от напора, и я обессиленной куклой повисаю на руках Форда. Спасает резко легшая на поясницу ладонь, не позволяющая упасть.

— Нашел, — плотное полотно частых поцелуев рассыпается по всему лицу. Закрываю глаза, в полном блаженстве теряясь и не понимая, как сон стал настолько реальным. — Я идиот. Я такой идиот, Кьяра.

В горле начинает першить, нос щекочет и не решаюсь открыть глаза. Вдруг Александр исчезнет, растворится и вместе с ним пропадет моя мечта. Стоять вот так рядом и получать поцелуи — сказка. Самая настоящая выдумка, способная пустить по венам адреналин и вынудить сердце разбиться о ребра.

— Алекс, — хрипом вырывается и поцелуи сменяются на объятия.

Форд крепко прижимает, пальцами стискивая ткань платья на спине. Впивается в кожу, вминает в себя и согревает мягкостью тела. Держит, будто я для него тоже сон, готовый исчезнуть и оставить ни с чем. Цепями из чувств приковывает к себе и не дает упасть. Я сама цепляюсь за него, как за последнюю надежду. Опускаю голову на грудь, где быстро колотится чужое сердце. Оно с силой бьется о ребра, пульсация которых отдает в щеку.

Не могу поверить, что все наконец-то закончилось. Мир замирает, теряет краски и становится расплывчатым. Больше нет переживаний, волнений. Только объятья, широкие ладони на спине и долгие поцелуи в макушку.

Александр дарит успокоение. Замедляет сердечный ритм и избавляет от дрожи в плечах. Становится хорошо… очень хорошо, чтобы это было правдой.

Лениво отлипаю от пригретого на груди места. Упираюсь взглядом в голубые глаза и вижу в них то, что яро не замечала раньше — влюбленность. Александр смотрит прямиком в душу, сбивая дыхание. Радужка его сверкает и скрывается под черным зрачком, в котором проглядывается мое отражение. Теряюсь в мыслях и не могу поверить в происходящее. Вбиваю в память наш первый настоящий поцелуй и по-девичьи краснею. Щеки покалывают, ладони горят, а Форд продолжает смотреть на меня, как на исполненное желание.

Костяшками пальцев гладит скулу, шею. Как кошка приручает, едва ли не заставляя мурчать.

— Я же говорил, что ты нежная, — мягко обхватывает подбородок. — Bugiardo*(с итал.: обманщица).

Резко выдыхаю — все сказанные ранее слова были обо мне.

Oddio

*(с итал.: боже)

, как же приятно.

— Где ты был все это время?

Прикусив губу, Александр склоняет голову набок. Заводит ладони мне за спину, приятно скользя вверх-вниз, иногда позволяя себе больше, чем положено.

— Я должен был работать сегодня в офисе, но утром узнал, что коллега заболел и пришлось поменяться. Ездил на объекты вместо него, — надавливает на поясницу, а я глажу его плечи, ощущая приятную упругость кожи. — Думал, вызову тебе такси до работы, но ты сбежала, и я не понял, в чем ошибся. Записку тоже не сразу заметил.

— Почему не написал?

— О таком в сообщениях не пишут, — с любовной улыбкой произносит и опять заманивает в ловушку. — Ведь ты так сказала.

— В качестве исключения, правило можно было нарушить.

— Наверное, да. Весь день думал о тебе и ждал, когда вернусь в офис. А ведь мог просто написать…

— За такое точно придется извиняться, — кокетливо ногтем провожу по шее вверх к уху и обратно. Повторяю так несколько раз, любуясь довольными лицом Александра. — Ты потратил очень много моих нервов.

— Извинюсь сегодня же, — подмигивает, опять крепко прижимая к себе и заставляя раствориться в объятиях. — Поужинаем вместе?

— Да.

Тихо отвечаю и продолжаю стоять так несколько минут. Постепенно сознание возвращается назад, призывая быстрее прийти в себя. Принятие наступает за считанные секунды — Александр в меня влюблен. Наши чувства взаимны и теперь не будет никаких проблем.

— Буду ждать тебя у лифтов после работы. Есть предпочтения для ужина?

Запрокидываю голову, чтобы посмотреть Форду в глаза.

— Хочу что-нибудь сытное и калорийное, — признаюсь, потому что аппетит появляется почти сразу, ведь устоявшихся в последние недели переживаний больше нет.

— Любое твое желание.

— Аккуратнее со словами. Я запоминаю каждое, — кокетливо улыбаюсь и отстраняюсь. Только сейчас замечаю, что на кухне нет Фиби, а дверь вовсе закрыта.

Обожаю Браун!

— Будешь использовать их против меня?

— Конечно,

Александр

, — прищуриваюсь и копирую манеру своего, кажется, молодого человека. Отстраняюсь и, взяв чашку с крепким чаем, который придется вылить, делаю шаг в сторону. — До встречи.

Александр просовывает ладони в карманы и кивает. Выхожу из кухни, наконец-то приходя в себя. Щеки горят, а ладони оказываются потными. Никогда так сильно не волновалась.

— Ну же, говори что там? — Фиби появляется из ниоткуда. Готова поспорить, она стояла около двери и отгоняла всех желающих зайти на кухню. Или подслушивала.

— Он меня нашел, — с не скрытым счастьем отвечаю и чувствую, как в сердце появляется детская робость. — И поцеловал.

— О, Кьяра, я видела. Это было горячо! — растягивает последнее слово, уворачиваясь от моего толчка локтем. — Что он говорил?

Кратко рассказываю о словах Александра, переходя на шепот, когда мы возвращаемся в отдел.

— Пригласил на ужин.

— Господи, неужели твой «+1» на моей свадьбе не пропадет?

Задорно смеюсь и качаю головой. Кажется, действительно не пропадет, и этому я безмерно рада. Те эмоции, что сейчас мной испытаны, не сравняться ни с чем. Счастье смешивается с горящей в груди влюбленностью и мир кружится перед глазами.

Нахожусь в эйфории следующий час, пока не закончится рабочий день, и Александр не встретит меня у лифтов. С букетом.

Смущенно опускаю глаза, когда розовое облако гортензий едва умещается в руках. В нос ударяет сладкий аромат цветов, который пробуждает воспоминания.

— Почему ты всегда даришь гортензии? — спрашиваю после очередного поцелуя, что оставляю на чужих губах уже сидя в машине.

— Они красивые.

— И только? — щурюсь.

Форд рвано выдыхает.

— Первый букет я купил в небольшой цветочной лавке, которую держит пожилой японец. Он сказал, что в Японии гортензия символ теплых чувств и эмоций. Мне показалось это символично. Словно я смог признаться тебе.

— Романтично, — кончиками пальцев пробегаюсь по шелковым лепесткам, которые нежностью ощущаются на коже.

Свободную ладонь крепко сжимает Александр, иногда оставляя поцелуй на костяшках и вызывая слабую дрожь в теле. На сознание накатывает эйфория от начавшихся отношений. Сбывшееся за долгое время желание дарует уверенность в себе и возможное начало белой полосы в жизни. Если влюбленность правда настолько прекрасна, то я не хочу, чтобы она заканчивалась. В сбитом сердечном ритме теряются все плохие мысли, пока даже не появляется страх после быть брошенной, хотя, уверена, скоро задумаюсь об этом. Лучше быть готовой ко всему, но по взгляду, с которым Алекс смотрит на меня, кажется, такое никогда не случится. Веющая холодом голубая радужка буквально пылает огнем и согревает сквозь расстояние между телами. Сомнений нет ни в чем, только расслабление и желание поддаться течению.

— Спасибо, — с благодарностью киваю, когда перед носом появляется сочный бургер и гора жареного картофеля.

Форд привез меня в расхваленный им же ресторан, где по его словам выполнится мой запрос на ужин. Глядя на блестящую, усыпанную кунжутом булочку, не сомневаюсь в правоте своего —

черт возьми, это не шутка!

— молодого человека.

— Почему ты не пришел ко мне, когда я просила тебя признаться в своих чувствах? — набравшись смелости и спустя несколько почти элегантных укусов бургера спрашиваю.

— Струсил, — пожимает плечами и делает глоток лимонада. — Я долго сидел в машине в тот вечер, стоял на улице и пытался угадать окно твоей квартиры. Когда решился — в нем потух свет.

— И это тебя остановило?

— Это стало аргументом уехать. Оказывается я трус, если дело касается чувств, — дотрагивается до моего бедра под столом, приятно гладя. — Я так долго пытался их побороть после того, как ты меня отшила. Но ничего не вышло, пришлось принять и делать вид, что все хорошо; что ты не появляешься перед глазами, стоит их только закрыть.

— Отшила? — цепляюсь за слово, и сердце подскакивает к горлу. — Я не помню… Не могло такого быть.

— Ты дала мне свой номер, и он был неправильным.

Судорожно роюсь в голове, в попытках найти воспоминание с того дня. Взглядом упираюсь в лицо Александра и не понимаю, как такое могло произойти. Этот номер со мной с переезда в Англию. Каждая цифра давно отпечаталась в голове и отскакивает от языка, даже если разбудить меня ночью.

— Не понимаю, — глупо моргаю. — Я не могла ошибиться.

— Возможно, ты торопилась или правда не хотела делиться им.

— Точно хотела, — перебиваю и вздергиваю нос. — Получается, записки ты писал, потому что…

— У меня не было твоего номера. А разговор с Фиби подкинул причину снова попробовать привлечь твое внимание.

Лишь через несколько секунд осознаю, как облажалась. Обессилено спиной падаю на спинку стула и опускаю руки. Грусть пронизывает голос:

— Если бы тогда номер оказался правильным, ничего бы не было. Столько времени упущено.

— Все в порядке, — Алекс дотрагивается до моей щеки. Ласково гладит кожу и тянется вверх, чтобы поправить упавшую на глаза челку. — Вдруг иначе ты в меня не влюбилась бы?

— Я была с другим, Алекс, — признание вырывается легко, только горечь остается на кончике языка. — Мы встречались.

— Я знаю.

— Я думала, что он тот самый, Алекс, — добавляю, но Форд продолжает с любовью улыбаться. Дотрагивается до ладони, сжимает пальцы. — Потребовалось много времени, чтобы понять истину. Я влюбилась в тебя благодаря другому и теперь мне стыдно перед ним.

— Ты не виновата, — ласково гладит тыльную сторону ладони. — Не всегда можно понять свои настоящие чувства. Да и не всем хватает силы после их признать.

Кусаю губы. Стыд снова оседает ожогами на щеки и шею. Однако раскрываться перед Александром не страшно, он точно сможет понять и не откажется от меня.

— А ты был с кем-то, когда мы «расстались»?

— В отношениях — нет. Разовые встречи — да, — пожимает плечами, и я кажется понимаю, что чувствовал Александр, видя меня с Клейтоном, — ревность. Она покалывает где-то в районе солнечного сплетения и вызывает недовольство. Вот только это было тогда и прошлое не исправить. — Мне нужно было расслабиться.

— Я понимаю, — спокойно говорю, постепенно выдыхая. — Вполне естественно.

— Думаешь, что это измена? — наклоняется к лицу. Опять близко; опять так, как мне нравится.

— Нет, мы же не были в отношениях. Здесь больше похоже на измену самому себе и своим чувствам.

— Все мои мысли были только о тебе, — смотрит прямо в глаза, и я сдаюсь. Тянусь к чужим губам и нежно целую.

Поцелуй получается невинным и ласковым. Он бьется на контрасте всех тех страстных касаний губ, которые зачастую, — почти всегда, — заканчивались сексом. Любовно скользнув по плечам Алекса, слабо улыбаюсь. Он продолжает меня растянуто целовать, пока воздух в легких не закончится и не начнет покалывать ребра.

Своим лбом упирается в мой, шепчет, как я прекрасна.

— Поехали домой?

— Ты совсем ничего не поела.

— Не очень хочется. Попроси собрать с собой, если такое возможно.

Форд отстраняется и смотрит в глаза. Обнимает теплым взглядом, согласившись со всем. Уходя из ресторана, он меня обнимает за талию и тесно прижимает к себе. Но больше всего нравится поцелуй в висок. Он чувствуется таким невинным и сладким, что мурашки бегут по предплечьям и трепет зарождается в груди. Кажется, нежность и забота побеждает мимолетную страсть и мне больше не хочется дерзить и язвить. Последним желанием перед тем, как зайти в квартиру и скрыться в душе, становятся теплые объятия, в которых хочется уснуть.

Смыв с себя сегодняшний день и окончательно расслабившись, закрепляю полотенце на груди. Все еще не верю, как в секунду может поменяться жизнь. Александр теперь со мной, и всякий его жест — не вежливость перед любовницей, а забота для любимой.

Merda

*( итал.: дерьмо)

, я точно сплю.

Но все мысли о снах заканчиваются, когда я выхожу из душа. Переодетый в домашние спортивные штаны Александр лежит на кровати и листает глянцевый журнал. Он лениво переводит взгляд в мою сторону, и уголки губ медленно ползут вверх. Теплая улыбка дарит новую порцию ласки.

Поправив влажные волосы, едва ли не кошачьей походкой следую к Алексу. Наклоняюсь, и чужие руки сразу ложатся на талию. Тянут на себя, вынуждая громко засмеяться и лечь поверх Форда.

— Тебе тоже кажется, что это сон? — шепчет Александр, гладя спину, поясницу и бессовестно дотрагиваясь до ягодиц.

— Иногда, — смотрю в глаза, а сама тянусь к чужому боку, щипая.

— Ай! — восклицает и дергается, из-за чего я со смехом скатываюсь на кровать.

— Видишь, не сон, — гляжу в глаза и надеюсь — в них тоже видна нежность и любовь.

— Вижу и чувствую.

— Алекс, — тихо зову, наслаждаясь объятиями. — А как ты в меня влюбился?

Форд резко выдыхает.

— Стремительно и неконтролируемо, — целует в висок, и я поворачиваюсь к нему лицом. Смотрю в ставшие любимыми светлые глаза. — Я случайно открыл рассылку с обновленной структурой смежных подразделений и увидел тебя. Ты тогда только устроилась на работу и моментально вызвала интерес. Несколько дней я возвращался к рассылке, смотрел на твою фотографию и не понимал, почему ты в моей голове, — пропускает влажные волосы сквозь пальцы, аккуратно распутывая. — Чуть позже я увидел тебя в живую и точно сошел с ума. Ты казалась идеальной.

— То есть, как будто бы влюбился с первого взгляда? — интересуюсь и дотрагиваюсь до скулы Алекса.

— Вроде того. Я ни с кем не испытывал чего-то подобного. Ты отняла рассудок, вынудила жить мечтой и плотно поселилась в голове. Всякий раз я старался поймать твой взгляд, пока однажды не решил действовать. Ну, дальше ты знаешь.

— Знаю… — с огорчением отвечаю. Как же я была слепа и глупа, раз не замечала в глазах напротив влюбленности. Она горит ярким пламенем и озаряет комнату своим трепетным светом. — Записки…

Улыбнувшись, Алекс мимолетно проскальзывает ладонью по спине, и я не сразу замечаю, как оказываюсь под ним. Тяжесть чужого тела приятно отзывается в груди. Кокетливо «гуляя» пальцами по плечу, вопросительно выгибаю бровь.

— Я без ума от тебя, — наклоняется, и дыхание перехватывает.

Он вновь целует меня, передавая всю скопившуюся нежность. Руками позволяет пробраться под еще влажное полотенце, развязывая слабый узел. Дотрагивается до обнаженной кожи и срывает тихие стоны. Знает, как мне нравится и как я люблю. Давно изучил каждую клеточку тела, что без стеснения отзывается на чужие касания.

Спускаясь поцелуями ниже — к ключицам, груди, — Алекс становится более настойчивым. Привычное влечение и страсть перекрывает ранее возникшую нежность и сопротивляться этому невозможно. Бессвязно стону, наслаждаясь прикосновениями губ к груди. Растворяюсь в долгожданном моменте, не желаю, чтобы он заканчивался. Полная эгоизма требую больше, лишь бы Алекс не отстранился, не нарушал возникшее желание, которое начинает искрить и трещать, словно электризуется.

Только в секунду возвращаюсь в сознание, когда Алекс целует внутреннюю сторону бедра. Открываю глаза и тяжело дышу. Смотрю на замеревшего между моих ног Форда.

— Что ты делаешь? — приподнимаюсь на локтях и с придыханием спрашиваю.

— Извиняюсь, — обыденно говорит, и перед глазами возникают искры, когда Александр наклоняется и языком дотрагивается до клитора.

Сердце на секунду замирает, прежде чем забиться с новой силой. Я падаю спиной на кровать, неконтролируемо тут же подаюсь бедрами и прошу не останавливаться. Алекс творит с моим телом что-то невероятное, никогда раньше я не испытывала настолько сильного влечения и удовольствия. Кожа моментально покрывается потом, горит и пылает. В горле пересыхает, и потолок кружится.

Che diavolo

*(итал.: черт)

, такого не было ни с кем.

Форд между моих ног.

Даже звучит нереально.

Но на деле это охренеть как реально. Одним языком доводит до искупления, отнимает сознание и не позволяет связать слов. Кажется, что я разучилась говорить, лишь громкие стоны отскакивают от стен спальни, пока Алекс сжимает мои ягодицы и не дает отстраниться. Он втягивает, прикусывает и нежно касается. Вынуждает выгибаться в спине, просить большего и задыхаться.

— Алекс, еще, — на выдохе растягиваю, когда кончик языка надавливает именно там, где нужно.

Но Александр будто специально не слушает, продолжает ласкать и игнорировать просьбы. С каждой секундой терпения становится меньше, а жжение внизу живота — сильнее. Пальцами обеих рук зарываюсь в волосы Алекса, направляя. Во мне больше нет стеснения, которое было в самом начале. Теперь только желание получить обещанные извинения.

Хватка становится сильнее, когда чувствую пальцы внутри, стоны — громче и бессвязнее. Александр двигается быстрее и резче. Он не дразнит, не тянет и не изводит. Позволяет наконец-то получить желаемое, вызывая дрожь во всем теле.

Свожу ноги и запрокидываю голову назад. Глаза начинают закрываться, а тело расслабляется. Выдает лишь рваное дыхание, которое стараюсь восстановить большими глотками воздуха.

Александр с поцелуями поднимается к моему лицу, и я, полная блаженства, медленно открываю глаза. Щурюсь и не сразу могу сфокусироваться на красивом лице своего мужчины. Сознание все еще пребывает где-то за пределами реальности.

— Извинения приняты? — очерчивает талию, и я лениво киваю.

— Можешь почаще ошибаться? Мне понравилось, — соблазнительно прикусываю нижнюю губу, и Форд тихо смеется. Мне требуется время, чтобы собраться с силами и самой поцеловать Александра. Поглаживая обнаженную спину, утопаю в новой порции ласки и притягиваю ближе. Не без намека требую продолжения. — Мы же пока не будем спать?

— А чего ты хочешь? — шепчет в губы, пока теплая ладонь жадно исследует тело.

Делает вид, будто не догадывается о моих желаниях. Требует их озвучить. И кто я такая, чтобы отказываться?

— Тебя, — кажется, даже не успеваю договорить — Форд утягивает в долгий и любовный поцелуй.

Он продолжает нависать сверху, полностью контролирует ситуацию, а я и не против. Пусть ведет, лишь бы близость не заканчивалась, кожа не остывала и губы не переставали ныть. Только заминка с оставшейся на Александре одеждой и поиском резинки под подушкой на мгновение разрывает близость. Но жадный взаимный взгляд не позволяет влечению окончательно исчезнуть.

В спальне становится жарче, и к моим звонким стонам добавляется хриплый, наполненный бархатом бас. Александр наслаждается мной, словно сегодня последний наш день и завтра от мира ничего не останется. От этого внутри пылает огонь по-настоящему сильного влечения. Страх потерять обретенную любовь заставляет хвататься за возможность никогда не отпускать и не оставлять.

Плотное полотно поцелуев не прекращается, прикосновения становятся фантомными, и я ощущаю их едва ли не изнутри. Сегодня Форд ласков и нежен. Медленные движения приносят больше удовольствия, нежели привычная горячая страсть. Взаимные чувства приумножают эмоции, и теперь я понимаю, что значит — заниматься любовью.

Все ощущения кажутся нереальными, далекими от испытанных ранее. Мне хочется тесно прижиматься, целовать и полностью отдаться человеку. В этот раз не могу требовать и просить, потому что знаю — Александр обо мне позаботится. Остается наслаждаться, лишь изредка подаваться бедрами навстречу и царапать голую спину.

— Я никогда не был так счастлив, — носом утыкается в изгиб шеи, и я запрокидываю голову назад. Форд сильнее толкается в меня, срывая протяжный стон.

— И я, — надрывисто дышу от ставших быстрыми толчками — и я, tesoro mio*(с итал.: мое сокровище).

Опускаю руку между телами, дотрагиваюсь до себя и прикусываю губу, чтобы сдержать новые громкие стоны. Свободной рукой продолжаю хвататься за Александра. Бессвязно шепчу его имя, в ответ получая гору комплиментов и нежности. Сегодняшний вечер становится самым лучшим за всю мою не очень длинную жизнь. Занятие любовью оказывается до одури невероятным, а огонь из рвущихся наружу чувств невозможно сдержать. Окончательно забываюсь и отдаю всю себя скопившейся в груди любви.

Открываю глаза, лишь когда могу нормально дышать, а покрытое потом тело остывает. Форд лежит рядом, иногда кончиком носа дотрагивается до голого плеча. Поворачиваюсь на бок, лицом к своему парню и мягко улыбаюсь, когда ладони ложатся на спину, а тела вновь соприкасаются. Эти прикосновения оказываются намного интимнее произошедшего ранее. Тишина больше не убивает, а наоборот укутывает в теплый плед, с лаской оглаживая.

Не хочу двигаться, думать. Пусть весь оставшийся вечер пройдет так — в любви и нежности.

Теперь понимаю, почему Фиби так уговаривала меня влюбиться. Испытываемое не передать словами и не объяснить. Это нечто большее, чем просто симпатия. Сложно соприкасаются не только тела, но и обнаженные души жмутся друг к другу, пока не станут одним целым.

Александр оказался тем самым. До сих пор не верится, что обычная авантюр стала важной частью моей жизни. Выстроенные принципы разрушились в одночасье, и я больше не хочу к ним возвращаться. Не будет больше эгоизма и мыслей только о себе. Теперь я с Фордом, и между нами взаимность.

Господи, не могу поверить!

Из глубоких раздумий вырывает удар двери о стену. Вздрагиваю, и хватка на плечах становится крепче.

— Не бойся. Это Герцог.

— Он и двери открывать умеет?! — вскидываю голову и с удивлением смотрю на Александра. Он кивает и укладывает меня обратно.

— Когда ему что-то нужно — он своего добьется, — накрывает уголком скатившегося пледа до того, как Герцог займет место в ногах. — Мне стоило у него поучиться.

— Разве ты не добился своего?

— Я мог тебя потерять, — поцелуй теряется в волосах.

— Плевать, что могло бы случиться. Сейчас мы вместе, — глажу чужое предплечье. — Нужно думать о том, что будет теперь.

— Знаю кое-что подходящее на итальянском.

С интересом приподнимаюсь и придерживаю на себе плед.

— И что же?

— Нас ждет la dolce vita*( итал.: сладкая жизнь).

— Сладкая жизнь, — широко улыбаюсь и соглашаюсь с такими планами на будущее. Опять попадаю во власть крепких объятий. Алекс целует меня в шею, щекоча и смеясь. — А что… — сквозь смех пытаюсь спросить. — Что с твоими родителями? Я не хочу портить с ними отношения. Мне показалось, что они смогут стать моей семьей и… Миранда сказала, что скоро я смогу называть ее мамой, — признаюсь и страх потерять Миранду и Патрика сковывает горло.

— Расскажу им, как есть, — Форд с уверенностью смотрит в глаза. — Как был в тебя безответно влюблен, как просил притвориться своей невестой и как смог завоевать твое сердце.

— Прям-таки завоевать? — довольно улыбаюсь, не сдержав издевки.

— Разве не смог?

— Я поддалась, — на этот раз первая целую Алекса, показываю все свою любовь к нему и не могу остановиться. Намечающаяся сладкая жизнь — то, что мне нужно. Я готова провести с Александром все свое оставшееся в этом мире время, лишь бы его любовь ко мне не закончилась.

Постепенно поцелуй угасает и превращается в очередные ленивые объятия. Изредка мы перебрасываемся короткими фразами, дотрагиваемся друг до друга и смеемся. По-детски наивно и искренне.

— Я должен кое в чем признаться, — вынуждает поднять голову и встретиться с насмешливым взглядом.

— Не находишь, что признаний сегодня

очень

много?

Александр улыбается, гуляя пальцами по моему голому плечу.

— Последнее, — прикусывает губу, и я киваю. — Я не выиграл медведя в тире. Я его купил.

— Кажется, это была самая дорогая игрушка в твоей жизни, — задорно смеясь, дотрагиваюсь до лба Алекса и поправляю его челку. Он неопределенно пожимает плечами, не собираясь раскрывать всей правды. — Неважно, как медведь появился, главное, что ты достал его для меня.

— Кьяра, я не могу влюбиться еще сильнее, — щелкает по кончику носа, вынуждая поморщиться.

— А ты постарайся, — ложусь удобнее, теряя остатки сил. — Расскажи еще раз, как ты в меня влюбился

— Второй раз? — смеется, и я киваю.

— Да, второй раз, — закрываю глаза, полностью растворяясь в приятном рассказе.

Впервые за столько лет чувствую себя на своем месте. Счастливой, любимой и по-настоящему желанной. Никаких переживаний, серых мыслей и страха за будущее. Только уверенность в себе и человеке рядом, который готов идти со мной до конца.

И пусть это не заканчивается.

Никогда не заканчивается.

Эпилог

— Нам пора, — шепчет в губы и продолжает целовать.

Его пальцы давно сжимают кожу бедер под задравшимся платьем, иногда поднимаясь выше к кружеву белья.

— Еще немного, — повторяю за Алексом, перебивая тяжелое дыхание.

Двигаюсь ближе и чувствую, что Александр возбужден так же, как и я. От такого завожусь сильнее и с напором продолжаю целовать, прижимаясь спиной к стене найденной в доме кладовки. Шершавая поверхность царапает обнаженные лопатки, но почему-то до них совершенно нет дела. Все внимание сосредоточено на поцелуях и до головокружения невозможном желании.

— Без меня начать смогут, — губами дотрагивается до шеи, прикусывая. — А вот без тебя — точно нет.

— С последствиями будешь справляться сам? — ногтями задеваю ширинку на брюках Алекса и за новым поцелуем прячу ухмылку. — Или тебе помочь?

Вмиг теряю свое превосходство — Александр перехватывает мои руки и скрепляет запястья над головой. Целует в шею, опускается к ключицам, и я закатываю глаза от удовольствия. Выгибаюсь в спине, подставляю тело под россыпь желанных поцелуев, пока не почувствую холод и пронзительный взгляд.

— Алекс?

— Фиби ждет, — подмигивает, но рук не отпускает.

— Ну, Алекс, — умоляюще смотрю исподлобья и часто моргаю. Знаю, что на Форда такое действует. Но не сегодня. Раздраженно вздыхаю и вытаскиваю руки из слабой хватки. — Зануда. Не потеряй мою сумку и по-возможности сделай фотографии, — наклоняюсь, чтобы поднять свою сумочку и передать ее Александру.

— Если не засмотрюсь на тебя, то постараюсь выполнить твою просьбу, — лукаво говорит и пытается вернуть былое настроение.

Лениво качаю головой, обнимая Алекса за плечи. В черной рубашке он чертовски сексуален. А я в красном платье до невозможности его дополняю.

— Если бы ты дружил с Эшем лучше, мы бы стояли у алтаря вместе.

— Я и без дружбы с ним могу встать с тобой у алтаря, — ласково смотрит и вновь дарит повод для мечт. — Тебе нужно лишь согласием ответить на мой вопрос…

— Стоп! Стоп! Ну, нет! — слабо отталкиваю от себя Алекса. — Встретимся на церемонии.

Выскальзываю из подсобки и тяжело дышу.

О таком все еще сложно разговаривать.

Отношения с Александром длятся больше полугода и явно сумели перерасти во что-то серьезное. Как минимум, по его же просьбе я переехала к нему. Как максимум, расторгла договор аренды и, кажется, Форд от меня теперь не избавится, потому что идти мне больше некуда.

Шаг с переездом был трудным. Не хотелось покидать квартиру, стены которой видели очень много и стали родными за столько лет. Однако одним майским вечером показалось, что пора. Надоело перевозить вещи из квартиры в квартиру, уезжать с работы отдельно и просто спать в кровати без Александра. Я привыкла к объятиям и теплоте тела рядом и просто не могла игнорировать просьбы сердца стать еще ближе. Да и мне кажется, Алекс был рад такому решению.

По крайней мере, я на это надеюсь.

Конечно, уворачиваться от неудобных вопросов стало сложнее. Не получалось пока серьезно поговорить о наших отношениях, слишком мало времени прошло. Однако в глубине души я надеюсь — мы вместе навсегда. Любые мысли о возможном расставании вызывают дрожь во всем теле и тошноту. Нервы стягиваются в тугой клубок, вынуждая стараться быстрее цепляться за все хорошее, что было между нами. А хорошего было до одури, как много.

Александр словно тот самый добрый волшебник из детских сказок исполняет все мои мечты. Он так внимательно слушает, что любая невзначай брошенная просьба или желание исполняется чуть ли не на следующий день. С Фордом нет забот и переживаний, — не считая моих нервных загонов, — нет и боязни получить невзаимные чувства. Бывает, что мне кажется: я даю ему меньше, чем он отдает мне. Но я стараюсь изо всех сил показать, как дорожу и люблю, хоть о последнем и не говорю. Страшно признаться в столь сильном и глубоком чувстве. Иногда даже приходится пресекать попытки Алекса сказать от этом.

Просто, еще не время превращать влюбленность в любовь.

— Где твоя помада? — щурится Фиб и поправляет длинную фату. Она нарушает поток мыслей, сразу возвращая в реальность, где сегодняшний день принадлежит только ей. — Ты должна была отдать Алексу сумку, а не весь свой макияж.

— Как и ты Эшу, — довольно улыбаюсь и закрываю дверь в комнату невесты.

Фиби ахает и тут же всматривается в зеркало: контур красной помады оказывается смазанным, что вызывает беспокойство у Браун. Она сама поправляет свой привычный макияж, а я падаю на кровать и не могу поверить, что моя подруга сегодня невеста. В кокетливом коротком платье белого цвета она выглядит сногсшибательно. В черных глазах горит неподдельная радость, улыбка не сходит с лица, и я едва сдерживаю слезы, потому что счастлива явно больше Фиби.

— Теперь хорошо?

Приподнимаюсь на локтях и киваю. Рядом падает помада, которой губы красили мне.

— Значит, Хилл уже заглядывал? — лениво поднимаюсь на ноги, бедром по-дружески отталкивая Фиби от зеркала. — Не боишься нарушать традиции? Видеть невесту до свадьбы и все дела.

— Он видел меня без платья, — игриво подмигивает. — Поэтому не считается. Зато я видела Эша в костюме. Черт, я все еще не верю, что у меня такой сексуальный жених.

— Но веришь, что ты невеста?

Фиби отмахивается, словно это правда ничего не значит.

— Невестой стать легко, а вот найти достойного мужа — нужно постараться, — говорит и на секунду замирает. В глазах в зеркале вижу страх и откладываю помаду. — А если он скажет «нет»?

Dannazione*(с итал.: черт возьми), такого я не ожидала.

— Если он так скажет, то окажется полным идиотом, — подхожу к Фиби и обнимаю за голые плечи. — Да и Эш не поступит так. Он тебя любит. По-настоящему и крепко. Ты ведь чувствуешь это?

— Да, всем сердцем.

— Вот видишь, — улыбаюсь. — И он это чувствует. Не то, что Маркус. Он даже не подошел ко мне, — задорно смеюсь и слышу звонкий смех подруги.

Маркус пришел на свадьбу со своей подругой из школы, с которой, как сказала Фиби по секрету, он первый раз поцеловался. И судя по букету в ее руках — готов на ней жениться сразу после Браун.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Слишком долго выбирала, Риччи, — в шутку поддевает и щипает за бок.

— И в итоге выбрала настоящего старика! Алексу скоро тридцать, Фиб!

— Главное, ему об этом не говори, — складывает руки на груди, незаметно смотрит в окно. Сама заглядываю за тонкую тюль, заметив собравшихся во дворе гостей: красные и черные пятна, — выбранные для свадьбы цвета, — мельтешат по лужайке и занимают подписанные места. — Мужчины очень ранимые.

— Да. Никогда бы не подумала… — выдыхаю. Александр действительно оказался ранимым, романтичным и милым. Со мной он словно скинул маску дерзости и перестал притворяться. Он полностью раскрылся, и я не могу не раскрываться в ответ. Прикусываю щеку, когда все гости занимаю места и пересекаюсь с темным взглядом. — Ну, все. Мне пора, Фиби пока-что-Браун.

Замечаю, как у Фиби начинает дрожать нижняя губа. Рывком притягиваю подругу к себе и крепко обнимаю. Сама часто моргаю, потому что… потому что, черт возьми, Браун мне почти сестра, и ее свадьба важна.

— Скажи, что я не споткнусь, пока буду идти.

— Не споткнешься, — ласково улыбаюсь. — Мистер Браун будет тебя держать.

Фиби часто кивает, не сразу отпуская. От волнения сама едва не падаю, когда выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. У стеклянных дверей, ведущих во двор, встречаю Эша и его брата — Арчи. Они о чем-то шепотом переговариваются и не сразу замечают меня. В голосе Хилла-младшего слышится страх и дрожь, которые быстро купируются басом старшего брата. Арчи сам по себе во много больше Эша, а темная борода только добавляет суровости. Даже я вздрагиваю, когда тот подбадривающе хлопает Эша по плечу.

Готова поспорить, — кость треснула.

— Твою мать, он же белый, — Эш дотрагивается до пиджака и отряхивает ткань. — Не распускай руки!

— А ты не ной!

— Может, вам вдвоем нужно успокоиться? — встреваю и привлекаю к себе внимание. Приходится задрать голову, чтобы посмотреть в лицо старшего брата Эша. Они до одури похожи, выдает только телосложение. — Нам пора выходить.

Арчи широко улыбается и подмигивает светлым взглядом.

— Кьяра дело говорит, — он подмигивает, двигаясь ближе.

Неуютно веду плечами. Все еще не очень хочу выходить к алтарю под руку не с Александром. Но ничего сделать не могу: это не моя свадьба и не мне решать, кто представляет стороны жениха и невесты.

Эш закатывает глаза и отталкивает брата.

— Ты была у Фиби? Как она?

— Пока не передумала, — лукаво отвечаю и не успеваю успокоить вмиг побледневшего Эша: организатор свадьбы суетливо подталкивает вперед и просит выходить.

— Что значит: «пока»? — вопрос скрывается за стеклянными дверями, и я не могу сдержать улыбки.

Вышло неловко, но зато Фиби будет в восторге от такой реакции.

Полная внутреннего веселья, ступаю к алтарю и опираюсь на чужую руку. Взглядом осматриваю собравшихся гостей, которые жадно ловят каждый наш шаг, и расслабленно опускаю плечи, когда сидящий во втором ряду Алекс отправляет мне воздушный поцелуй. Щеки сразу начинают гореть, и я забываю о волнении. Полная уверенности занимаю свое место, прислушавшись к сменившейся мелодии и речи ведущего.

Эш выходит следом, и громкие хлопки перебивают музыку. В белом костюме с алой розой в нагрудном кармане он действительно невероятный и красивый. Фиби оказывается чертовски права, потому что на секунду Хилл начинает нравиться и мне. В его шагах не вижу неуверенности и страха, которые проглядывались пару минут назад в холле первого этажа. Наоборот, лишь улыбка на лице, расслабленная походка и, как говорит Браун, большая капля самолюбия.

Он занимает место рядом с братом, наиграно кланяется гостям, но быстро теряет решимость, когда речь заходит о Фиби. В стеклянных дверях проглядывается тонкий силуэт, который волнительно прижимается к отбрасываемой мужской тени. Волнительно поправляю красную бутоньерку на руке, дотрагиваясь до шелковых лепестков розы и делая глубокий вздох.

Фиби мягкой поступью появляется перед глазами. Замечаю, как быстро опускается и поднимается ее грудь; как дрожат крепко сжимающие букет из красных цветов ладони; как мистер Браун ближе прижимает дочь к себе и что-то шепчет, вызывая улыбку. От вида идущей к алтарю подруги начинает печь глаза. Все еще не верю, что ее мечта сбывается прямо сейчас, в эту секунду. Быть свидетелем исполнения когда-то загаданного желания — невероятно. Находиться рядом с одним из важных людей в жизни — бесценно.

Доведя дочь до цветочной арки, мистер Браун передает ее руку Эшу. Замечаю легкость прикосновения Хилла к скрытой под длинной перчаткой ладони и не могу сдержать улыбки. Кажется, такую радость я испытывала только тогда, когда Алекс

нашел меня

. Лишь на секунду, вспомнив про Форда, нахожу его на том же месте. Сразу пересекаюсь с ним взглядом, и сердце подскакивает, — он все это время смотрел только меня. Потерявшись в очередном всплеске влюбленности не сразу замечаю начавшуюся церемонию.

Вслушиваюсь в слова священника и стойко держусь, наблюдая за горящими глазами друзей. Но теряю хватку, когда они начинают произносить клятвы в вечной любви. Пелена закрывает обзор, и я запрокидываю голову назад, часто моргаю. Помогает плохо, — чувствую стекающие по щекам слезы, которые падают на платье. Дышать становится тяжело и только вскинутая вверх ладонь Фиби с кольцом почти позволяет успокоиться.

Весь праздник закручивается вихрем веселья и неподдельной радости. Не замечаю, как во мне оказывается несколько бокалов шампанского, а в руках лента, которая тянется от букета Фиби. Стоять полукругом с другими приглашенными на свадьбу незамужними девушками немного странно. Никогда бы не подумала, что добровольно решусь участвовать в этой авантюре. В голове крутятся два страха: выиграть букет и упустить его. Не знаю, что больше всего пугает.

Наверное, упустить…

На подсознательном уровне пытаюсь найти Алекса глазами, когда оторванная лента оказывается в руках, а стоящая рядом кузина Фиби начинает радостно кричать и натягивать привязанную к букету ленту.

Merda*(с итал.: дерьмо), я была так близка.

Смешиваюсь с толпой, пока бывшая Браун крепко обнимает свою родственницу, и возвращаюсь к Александру. Он поглаживает поясницу, вынуждая прижиматься ближе и запрокидывать голову, чтобы посмотреть в глаза.

— Проиграла, — признаюсь и вдыхаю теплый вечерний воздух.

Весело улыбаясь, Алекс ведет подбородком.

— Этот проигрыш ничего не значит.

— А если это знак? — прищуриваюсь. — Надо узнать у Миранды, что говорят карты по этому поводу.

— Как бы не сказали, что нам быстрее надо обеспечить стариков внуками, — ухмыляется. — Что насчет репетиции? — ладонь с поясницы неприятно соскальзывает на ягодицу. Пальцы слабо впиваются в мягкую кожу, вынуждая шикнуть на Алекса.

— Я привяжу тебя к кровати, — показываю зажатую в ладони белую ленту.

— Попробуй, — наклоняется и шепчет в губы. Почти дотрагивается кончиком носа до моего.

— Попробую. Сегодня же, как только вернемся домой.

— С удовольствием поучаствую в этом.

Откровенно дразнит и довольствуется ответной реакций. Конечно, мне хочется сыграть с Алексом в очередную игру, в которой никогда нет проигравших. С Александром, в целом, на все готова, лишь бы в конце получить поцелуй.

— Ты же понимаешь, Форд, что все равно будешь обязан жениться на Кьяре? — Фиби вихрем появляется перед глазами и подтягивает к себе смеющегося Эша.

— Как же? Разве букет не у твоей кузины? — прищуривается. — Неужели все куплено?

— Это необоснованное обвинение!

— А как ты докажешь? — ухмыляется, и я пихаю Алекса в бок.

Эш продолжает смеяться, упираясь лбом в плечо Фиби.

— Кьяра, скажи ему!

— А что я скажу? Если Александр не позовет — позовет кто-нибудь другой, — вздергиваю нос и стреляю в Форда кокетливым взглядом.

— Не успеет, — шипит, как Герцог, когда злится.

Поджимаю губы, чтобы скрыть улыбку, и ласково дотрагиваюсь до щеки Алекса.

— Я и сама не соглашусь за другого, — склоняю голову набок, утонув в голубых глазах. — Уж слишком долго я перевозила вещи. Второй раз не выдержу, — поддеваю, и все смеются. Александр любовно целует в висок и подминает к себе под руку, полностью лишая движений. А я и не против. Пусть не отпускает.

— Оставьте нам, — Эш останавливает официанта с подносом закусок и утягивает нас в долгий разговор с едой и шампанского.

Надвигающийся вечер плавно застилает собой небо и сменяется новой компанией, в которой мы оказываемся. Спрятав зевок в плече Александра, продолжаю опираться на его тело. Жалею, что не взяла сменную обувь, потому что босоножки оказались не практичными и ближе к концу дня икры начали ныть. Форд придерживает меня за талию, не позволяет свалиться на пол и протяжно целует в плечо, поддерживая беседу с мамой Фиби.

Миссис Браун, приняв на себя роль моей настоящей мамы, выпытывает у Форда признание в любви и планы на нашу помолвку. Весомым аргументом в пользу быстрее пожениться стало то, что первую дочь замуж она уже выдала. Мистер Браун, который все это время стоит рядом, со всем соглашается и совершенно не пытается остановить жену. Александр держится прекрасно, лишь иногда ведется на провокации и пробалтывается о своих чувствах. А мне нравится о таком слушать. Факт, что бывший любовник думает о нашем будущем — греет и дарит надежду. Алекс ощущается надежной опорой, крепкими объятиями и заботой. С ним хорошо, не смотря ни на что.

Засматриваюсь на красивый профиль Алекса и не замечаю, как мы медленно начинаем двигаться вбок. Он утягивает меня из толпы. Словно прочувствовав усталость, спасает от громких разговоров, головной боли и попыток вписаться в диалог. Александр аккуратно приобнимает за талию и ведет к берегу искусственного пруда, от которого исходит запах сырости. Упавшая роса холодит открытые из-за босоножек стопы, а лохматый газон щекочет щиколотки. Шелест листвы приятно дотрагивается до слуха, иногда перебивая стрекотание сверчков. Последняя летняя ночь давно опустилась на Лондон, погружая его в полумрак, что развеивается россыпью звезд. Такое редко встретишь в центре из-за вечных огней, зато загородом можно вновь почувствовать себя в Бари, где звездное небо было привычным.

Алекс тянет к небольшой пристани. Деревянные брусья чуть поскрипывают под нашими шагами, но быстро замолкают, стоит остановиться. Прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Едва остывший воздух ловко наполняет легкие свежестью, и я наконец-то расслабляюсь.

Присаживаюсь рядом с Александром на его расстеленный пиджак. Шепчу, что в химчистку он повезет его сам. Он ничего не отвечает. Только привычно хмыкает и обнимает за плечи. Притягивает к себе, позволяя прижаться как можно ближе.

— Маттео приедет на выходные. Не хочешь с ним наконец-то познакомиться?

— При условии, что он не будет распускать руки, — целует в висок, растягивая прикосновение губ. — В этот раз могу ударить в ответ сильнее.

Недовольно фыркаю.

— Будет, куда ему еще деваться? Наверное, опять начнет спрашивать про родителей и очередную попытку с ними помириться.

— А ты хочешь этого? — спрашивает, и я поворачиваю голову. Смотрю в голубые глаза, в которых проглядывается мое отражение. — Мириться с ними.

— Я не знаю. У меня есть родители Фиби, которые меня по-настоящему любят. Мистер Браун считает своей дочерью, — вздыхаю. — И твои родители тоже есть. Ма… Миранда, кажется, души во мне не чает. А Патрик просто любит, — мягко улыбаюсь. — Словно и нет смысла пытаться вернуть родных. Вся семья здесь, в Англии.

— Наверное, еще не время.

— Тоже так думаю. Общения с братом достаточно, да и я не уверена, что смогу опять поехать в Италию. Прошлая поездка не задалась, — веду плечами и чувствую, как хватка Алекса на талии становится крепче. — Но если так случится… ты поедешь со мной?

— Поеду. Только, боюсь, я не смогу себя сдержать рядом с твоим отцом, — ласково дотрагивается до щеки, где когда-то горел след от пощечины. Кончиками пальцев спускается к шее и вновь обнимает, безмолвно попросив приятной тишины.

Рассказать Александру про родителей было необходимо. Я хотела, чтобы он в мельчайших подробностях все знал обо мне. О детстве, о глупых наказаниях за невыученные уроки, о бессонных ночах за зубрежкой, чтобы просто пойти на школьные танцы и о последнем дне в Бари. Делиться оказалось нелегко, иногда хотелось все бросить и попросить забыть; сделать вид, что я ничего не говорила. Но впитывающий каждое слово Алекс не позволил оборвать рвущиеся наружу секреты. Наоборот, он поддерживал и показывал, как ему важно знать.

Как ему важна я.

А мне, если честно, он тоже важен… и нужен.

Сильнее всего я поняла это в момент ссоры. Она была первая, единственная и внезапная. Сначала тихий спор из-за пустяка, потом громкие слова и дрожащий голос. Все произошло внезапно. Вспыхнуло ярким пламенем, ошпаривая чувства и навсегда застревая в памяти. Не помню, как оказалась в другой комнате и прижала к себе колени, проглотив волну тихих слез. Ругаться мне никогда не нравилось. Но в этот раз было больнее всего.

Три ночи я спала одна, обнимая холодную подушку, и не разговаривала с Александром. Мы продолжали ездить на работу вместе, ужинать и иногда встречаться в зале у проектора. Только в тишине. Тяжелой, удушающей и не дающей расправить плечи. Дни казались до невозможности длинными, серыми, уничтожающими изнутри. Мысли хаотично метались в голове, то и дело врезаясь в череп и принося боль. Не хотелось ничего, кроме Александра.

К четвертой ночи Форд уверенным жестом распахнул дверь второй спальни, в которой я снова в одиночестве пыталась уснуть. Немного напугал своей решительностью и разозлил наглостью, что горела в глазах и ощущалась в широких шагах. На вопрос «Что ты здесь забыл?», последовало резкое: «Тебя».

Этим вечером я вынесла два урока.

Первый: секс после ссоры — то, ради чего можно ссориться. Кипящая между нами страсть обжигала кожу, оставляла красные пятна на теле и срывала голос. Головокружительное удовольствие после четырех дней страданий себя оправдало. Вторым уроком стало правило, что Патрик озвучил Александру: какой бы сильной ни была ссора, никогда не спать отдельно друг от друга. Наверное, зная об этом, я бы не провела несколько ночей, глотая слезы и прижимаясь к скомканному одеялу, представляя на его месте Алекса. Одиночество в момент наивысшего отчаяния убивало изнутри и показывало мою сильную привязанность к бывшему любовнику.

Александр постепенно становился частью моей жизни, без которой будущее переставало существовать.

— Можем поехать домой, — разбивает тишину и сбрасывает груз воспоминаний.

Алекс прокручивает тонкое колечко у меня на пальце. Он подарил его на месяц наших отношений, вгоняя в краску и утверждая, что в ответ ничего не нужно. Но в тот день я могла в ответ подарить только себя в красивом белье. На удивление, Александр не отказался.

Тянусь за левой рукой Алекса, задираю манжет рубашки и всматриваюсь в неторопливо идущие стрелки.

— Через пятнадцать минут будет торт и фейерверк. Мы не можем пропустить.

— Торт?

— Конечно! Я с Фиб выбирала начинку. Она просто невероятная, — гляжу на Алекса и отчего-то уверена, что мои глаза сверкают.

— Я знал и попросил Фиби организовать нам несколько кусочков домой. Главное, не забыть забрать их перед отъездом.

Счастливо улыбаюсь и вторю возникшим в голове мыслям:

— Ты точно реальный?

Алекс незамысловато пожимает плечами. На его лице возникает тень самоуверенности, когда он пальцами обхватывает мой подбородок.

— Утром был реальным. Но ты можешь еще раз убедиться, — сам наклоняется и дотрагивается до губ. Сладким поцелуем согревает изнутри и обнимает ворохом чувств, пряча от убегающего времени наедине.

Уходить не хочется, но шум за спиной вынуждает. Александр помогает подняться, вновь возвращая неудобство от туфель. Ничего не говоря, Алекс подхватывает меня под коленями и поднимает на руки. Сначала неприлично взвизгиваю, а потом задорно смеюсь, обняв и поцеловав в щеку свое сокровище.

— Я вижу, как ты устала.

— Но на связывания тебя хватит сил.

— Да что ты?

— Да, — опускаю голову Алексу на грудь и незамысловато болтаю ногами. — Представляешь, если бы я тебя не встретила, то пришлось бы встречаться с братом Эша. Ты видел, какой он большой?

— Не видел, — недовольно фыркает, чем вызывает улыбку.

— Наверное, он бы меня раздавил.

— Не хочу об этом думать.

— А ведь он моряк. Интересно, во время секса он кричит что-то вроде: «Поднять паруса!»?

— Господи, я не хочу это представлять, — стонет Александр и крепче прижимает к себе. Я громко смеюсь, продолжая раскидываться фразами из фильмов про пиратов. — Фиби и так шутит, что ты со мной, потому что иначе тебя бы не пригласили на свадьбу.

— Кто знает, быть может, это не шутки, — заговорчески проговариваю, пока Форд не начнет хмурится. Дотрагиваюсь до его лба, разглаживая морщинки. — Я с тобой, потому что влюбилась. И ты от меня теперь не избавишься.

— Я и не думал избавляться, — на выдохе произносит и наконец-то делает ответный шаг в негласной игре: — Пока.

Запрокидываю голову назад и смеюсь. С Александром легко. Иногда кажется, что мы знаем друг друга целую вечность. Наверное, так выходит, потому что каждый из нас умеет слушать. Хотя иногда приходится догадываться и пробираться сквозь блеклые намеки.

Самым сильным осознанием намека стало понимание сказанных Фордом слов про страх признаться в чувствах. Он боялся, что я откажусь от него, отвечу невзаимностью и тогда между нами ничего не останется: ни договора, ни чувств. Все бы рухнуло в одночасье, разбилось вдребезги и пострадал бы лишь Александр. Его страх оказался оправданным и все пролетевшее время, которое мы потратили на секс без обязательств и расставание, не было лишним. Прожитое позволило понять искренность своих чувств, прийти к их принятию и наконец-то обрести то, что, по моему мнению, мне недоступно — любовь.

После признания я заметила, что Александр почти не курит. Лишь изредка спускается вниз во время работы, когда кто-то его доводит. Запах табака и ванили теперь навевает воспоминания. Даже немного грустно, потому что с сигаретой Алекс выглядел очень сексуально.

Почти, как сейчас.

Лежа на кровати в одних спортивных штанах и пролистывая глянцевый журнал, Александр будто сам сошел с его страниц. Стройное, подкачанное тело так и манит, и я не могу сопротивляться.

Тихим шагом выхожу из ванной и следую к Форду. Ноги до сих пор побаливают, хотя весь оставшийся вечер Алекс носил меня на руках, а домой я вовсе ехала босиком. Но даже ноющие икры не испортят задуманного: нагло присаживаюсь к Александру на бедра и игриво взмахиваю зажатой в руке ленточкой. Замечаю довольную улыбку, склонив голову.

— Ты попался, — вздергиваю нос. — Давай, tesoro mio*(с итал.: мое сокровище), сдавайся.

— Смотрю, если ты чего-то хочешь, то обязательно добьешься?

— Вроде того, — кончиками пальцев провожу по скуле Александра, цепляясь кожей за короткую щетину. — Ложись ниже, — почти приказываю и слезаю на кровать.

Наблюдаю за расслабленным Александром, любуюсь красивым лицом и наслаждаюсь очередной близостью, которая останется в памяти и будет согревать в холодные одинокие вечера. Пересаживаюсь обратно на бедра и кусаю губы, потому что внутри все трепещет и кончики пальцев подрагивают. Поглаживаю чужой напряженный живот, вминаю рельеф мышц пресса и медленно поднимаюсь выше, пока не докоснусь до плеч, и лица не окажутся непозволительно близко. Наши взгляды пересекаются, и тело пронизывает ток.

Первая сдаюсь, целуя Александра. Его ладони сразу ложатся на ягодицы, нагло пробравшись под домашнюю футболку. Пальцы сжимают мягкую кожу, срывая тихий стон. Не сразу отрываюсь от желанных губ. Позволяю себе насладиться горячим поцелуем, который постепенно разжигает огонь в груди.

— Стой, — с придыханием говорю и выпрямляюсь в спине. Нависаю над Александром, с прищуром наблюдаю за его уверенным выражением лица. — Руки, — добавляю в голос строгости, за что получаю послушание.

Oddio

*(с итал.: боже)

, как мне нравится!

Кусаю щеку, чтобы скрыть довольную улыбку и поднимаю руки Алекса к изголовью. В нетерпении еложу на чужих бедрах, в ответ сразу получая хриплый стон. Но резко застываю, всматриваясь в мягкое изголовье. Я и забыла.

— Черт! Ты знал и поэтому был такой довольный?

— Может быть, — плавно опускает руки мне на талию, но я возвращаю их обратно.

— Значит, будем играть в доверие, — довольно улыбаюсь.

Завожу ленту и завязываю бантик на запястьях. Плечи Форда расслабляются, и он внимательно следит за каждым моим жестом. Взгляд блуждает по телу, поднимается вверх и задерживается на губах, уголки которых тут же ползут вверх. Не могу сдержать удовольствия вот так вот оказаться главной. С дерзостью смотрю в ответ и отчего-то сразу проигрываю, наклонившись за поцелуем.

Жадно целую Александра и получаю взаимность. Жду, когда до меня дотронутся, сожмут и притянут ближе. Но ничего не происходит — Форд смирно лежит, утопая в моем напоре. Сама скольжу по чужому телу, согреваю ладони о жар кожи и не могу представить, как жила раньше без этого.

С Александром все стало иначе. Будто я наконец-то обрела ту поддержку, о которой мечтала в детстве, в юности и когда сбегала из Италии. Он заботится, помогает становиться лучше и просто находится рядом, когда очередная авантюра всплывает в голове. Я не получила ни одного отказа на свое предложение пойти поесть сладкого перед сном, и для меня это чертовски важно. Алекс — настоящий подарок, что свалился на голову в самый неожиданный момент и несомненно стал

любимым

.

— Я передумала, — зажмуриваюсь, почувствовав новый прилив нежности и усталости. Любовные мысли выбивают воздух из легких, но от них уже давно не убежать. — Давай просто полежим вместе, — соскальзываю и оказываюсь у Алекса под боком.

— Хорошо, — слышу в голосе улыбку. — А руки опустить можно?

— Можно, — утыкаюсь носом Форду в грудь, смеясь. На ощупь развязываю слабый бантик и закидываю ногу Алексу на бедро. — Позовешь Герцога к нам? С ним тоже хорошо лежать.

Александр кивает и несколько раз зовет несносного кота. Дверь в спальню с привычным грохотом открывается, и пушистый хвост проглядывается у края кровати, пока матрас сбоку не прогнется от прыжка. Герцог громко мурлычет, пытается лечь Алексу на живот, но задние лапы соскальзывает, оставляя лишь голову на груди. Шерстяная шапка особо не расстраивается, почти сразу засыпая под натиском поглаживаний.

— С тобой так хорошо, — хрипло признаюсь и борюсь со сном.

— И мне. Кажется, я больше, чем влюблен, — едва слышно шепчет, и я рвано выдыхаю.

— Давай поговорим об этом после Рождества? — поднимаю взгляд, тут же натыкаясь на голубую радужку.

— Хорошо, — ласково дотрагивается до волос. — Где хочешь его провести?

Задумчиво свожу брови к центру. Радуюсь, что Александр опять планирует наше будущее. Прямо сейчас думает на несколько месяцев вперед.

— Поехали к родителям.

— Уверена? Мама от нас не отстанет все рождественские каникулы.

— Уверена. Если что — сбежим. Я научу тебя.

Алекс искренне смеется, в очередной раз разогревая сердце. Рядом с ним уютно. Уверена, за время с Александром я готова отдать все, что у меня есть. А есть, если честно, у меня не так много. Однако, надеюсь, этого хватит, чтобы расплатиться.

— Алекс, я, кажется, тоже больше, чем влюблена, — шепчу и не уверена, услышал меня Алекс или нет. Объятия вмиг становятся крепче и уходить никуда не хочется.

Никогда

. Оставшихся сил хватает на один единственный, но до дрожи важный вопрос: — Обещаешь, что никогда не откажешься от меня?

— Обещаю, — протяжный поцелуй в лоб. — Никогда не откажусь.

И я ему верю.

Бонус. Записки Александра

Глава 1. Поворот не туда

Подслушивать — плохо, но все произошло совершенно случайно. Я не знал, что Кьяра сядет рядом вместе со своей подругой; не знал, что разговор зайдет о ее личной жизни; не знал, что наконец-то окажусь в нужное время и в нужном месте.

Блондинка со сметного в моей голове почти год, и появилась она в ней также случайно: открыл не то письмо и обомлел. Список новых сотрудников с именами и фотографиями возник перед глазами. Наверное, ее специально поставили первой, чтобы работники потеряли дар речи и зависли над глупой рассылкой.

Кьяра Риччи — уже звучит, как мечта. В светлых глазах на фотографии горела дерзость, а мягкая улыбка грела сердце. В моменте я подумал, что мне напекло солнце, потому что смотрел на фото непозволительно долго, пока коллега не отвлек своим вопросом. Но когда ее образ несколько раз появился перед глазами, а в мыслях звучало ее имя, я понял — что-то не так. И это «что-то» защипало в груди, стоило первый раз увидеть ее вживую. Она была невероятной. Какой-то нереальной, выдуманной. И вмиг подумалось, что она просто-напросто мираж.

Однако, чем чаще мы встречались, тем больше я верил в ее реальность. Кьяра мне понравилась. Никогда раньше я не испытывал такого сильного влечения к девушке. И кто же знал, что оно станет еще сильнее, когда меня отошьют. Как щенку покажут, в каком углу мое место. Только надежду я не потерял. Не потому, что верю в судьбу, а потому, что не смог забыться в других и выкинуть образ блондинки из сметного из головы.

Это стало ошибкой. Я не заметил, как влип и начал безответно влюбляться. И лишь подслушанный разговор подарил надежду.

Найти ее рабочее место оказалось легко благодаря доступной схеме в рабочем кабинете. Конечно, пришлось несколько минут поплутать между рядами, чувствуя себя настоящим идиотом. Да и вообще, кто придумал настолько образные схемы, совершенно не подходящие под масштаб помещения?

Я не думал, что она придет. А если и придет, то точно сочтет за сумасшедшего и пошлет в задницу. Ожидание в пустой переговорной было похоже на пытку.

Но Кьяра пришла, выслушала и доверилась. Азарт в глазах стал призывом к действию, а ведь я совершенно не рассчитывал на что-то. Она сломала планы, срывая остатки самообладания и призывая к греху одним своим видом.

Кьяра была моим пороком, и я был готов повторять его из раза в раз, лишь бы ощущать рядом ее разгоряченное тело и слышать протяжные стоны. Кьяра оказалась лучше, чем я мог себе представить. На этот вечер Кьяра стала моей.

Глава 2. Искушение

Раньше я никогда не боялся начинать новую неделю. Наоборот, вливаться в рабочий процесс было легко и никакие оставшиеся с прошлых дней проблемы уже не казались наказанием и призывом срочно уволиться. Все проходило легко, но не сегодня.

Еще с выходных сердце колотится быстрее обычного, ладони потеют, а в горле пересыхает чаще. В мыслях путаются картинки, выдуманные сюжеты и эхо чужого сладкого голоса. Кьяра пробралась под кожу. Осознание, что мы сегодня встретимся на условиях наших договоренностей — кружит голову.

Сигареты в пачке стремительно заканчиваются.

Стоя у входа в бизнес-центр, выпускаю последнюю порцию густого дыма и выкидываю бычок в урну.

Выглядывающее из-за облаков солнце приятно дотрагивается до лица и слепит. Скрываюсь за стеклянными дверьми, резко выдыхаю. Ожидание волнением чувствуется в груди, вынуждая тело повышать температуру.

Зайдя в лифт, чтобы быстрее добраться до рабочего места и занять голову текущими делами, решаю, что напишу Кьяре ближе к обеду. Узнаю, не передумала ли она встретиться и что хотела бы от меня получить. Ведь договор мы подписали лишь на условиях взаимного удовольствия.

Но планы меняются, когда Риччи возникает перед глазами и своим безразличием царапает. Не предлагает выбрать отель, отвергая сформировавшиеся в мыслях желанные картинки. Я думал, Кьяра проявит больше заинтересованности и позволит приблизиться раньше, чем вечером в отеле.

Не принимаю случившееся за неудачу, по крайней мере, она не передумала. Встреча будет, и придется постараться, чтобы она не оказалась последней.

Отвлекаюсь на взбалмошную практикантку с чертовыми чертежами, упустив компанию Риччи. Кьяра исчезает за какое-то секундное мгновение, но не покидает мысли вплоть до самого вечера.

Нахожусь в приятном волнении и в который раз бью себя по рукам, в попытке дотянуться до сигареты. В номере становится душно, не помогает холодный душ и попытки успокоить самого себя. В конце концов, я уже находился с Кьярой достаточно близко в переговорной. Значит и сейчас нет ничего страшного.

И волнение уходит. В одно мгновение превращается в яркое, пылающее в груди влечение и желание взять Риччи прямо здесь и сейчас. В ее светлом взгляде вновь мелькает дерзость, смешанная с вызовом и взятием на слабо.

Кьяра оказывается напористой, горячей и до боли в висках, теле и мышцах вожделенной. Доставить ей удовольствие стало первостепенной задачей, ведь тогда она не откажется от «сотрудничества», а я не потеряю ее.

Глава 3. Послевкусие

Раньше я думал, что рай находится где-то за пушистыми перламутровыми облаками, прямиком под чистым небом. И как же я был удивлен, попав в рай в свои двадцать семь. Он оказался на шестом этаже отеля в центре Лондона, среди горы подушек, скомканного в ногах одеяла и компании горячей блондинки, стоны которой обжигают слух. Разум плавится, в мыслях лишь чужое имя, что шепотом отпечатывается на губах и поцелуями ложится на мягкую кожу.

Кьяра в моих руках ощущается чертовски правильно. Словно так было всегда. Словно секс с ней – единственное реальное в моей жизни.

Я не сразу понял, как слабые объятия стали разгоряченными царапинами, а не до конца восстановившееся дыхание снова сбилось. Однако ничего против точне не имею. Обуздавшая все потребности страсть стала самым лучшим моментом в моей жизни.

И как же я был глуп, решив, что так будет всегда; что после поцелуев будет совместный ужин, сон, поездка на работу. С чего-то решил, будто Кьяра так легко поддастся сценарию в моей голове, поведет себя, как все.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Риччи ушла, не поколебавшись. Она не думала оставаться даже, когда ехала ко мне. Она не думала о чем-то большем, чем просто секс.

В секунду приходит осознание — для Кьяры это удобная договоренность и никакого совместного будущего в планах у нее нет.

Хорошо, что оно входит в мои планы, и я постараюсь сделать все, чтобы мы были вместе.

Возможно, уже выходит, потому что ревнивый взгляд Риччи в кофейне приятно греет душу. Она старается незаметно подсмотреть, сделать вид, будто ее не интересует моя коллега, которая ласково смеется над обсуждением надоедливого контрагента. Я не флиртую. Просто общаюсь с девушкой, что несколько лет замужем. Вот только Кьяре это знать не обязательно.

От вредности хочется поддеть. Показать, что мне не все равно на ее взгляды. Очередная записка оказывается у Риччи, и сердце волнительно подскакивает, вновь вступая в игру.

Жаль, что Риччи опять сбегает. Обводит вокруг пальца в коридоре, но радует за рабочим местом — тот самый бантик может послужить новым шагом. И я его не упущу.

Глава 4. Бездна

Оказывается, если ошибаешься на работе, то после получаешь не вычет из премии, а надоедливую студентку в качестве стажера. Конечно, мне нравится обучать новеньких и передавать свои остаточные после учебы знания, но не каждый божий день и не всем. Иногда мне кажется, что девушка пропускает все сказанные ей слова, находясь где-то в своем мире. Пусти такую на объект — и он рухнет карточным домиком. И плевать, что его устойчивость зависит от инженеров. Здесь ничто не поможет. Единственным плюсом всего этого заурядного веселья является метающая из глаз искры Кьяра. Такого странного удовольствия я не испытывал никогда. Хотелось всякий раз ловить ее злостный взгляд и подмигивать в ответ, но я не мог. Нужно было делать вид занятого, серьезного человека. И плевать, что в кармане брюк опять лежит оставленная Кьярой заколка.

Потушив очередную сигарету о край урны, расслабленной походкой направляюсь обратно в офис. Думаю, как еще раз незаметно оставить записку Риччи и не словить шепот других сотрудников, что эхом звучал за спиной. Двери лифта только успевают закрыться до конца, как вновь распахиваются и знакомый смех дотрагивается до слуха.

Кьяра улыбается, смотря в экран, и слова сами вылетают:

— Улыбаешься, а я тебе вроде не писал.

Светлый взгляд вонзается прямиком в сердце, и я не понимаю, как можно быть такой красивой.

— Поэтому пишут другие, — дерзит, тем самым радуя.

Поездка в лифте кажется глотком свежего воздуха в середине рабочего дня. С Риччи порой просто стоять приятно, что уж говорить про взаимные, колкие перебрасывания словами. Ни с какой девушкой не получалось вести легкий диалог без попыток показаться лучше. Кьяра, сама того не понимая, вытаскивает из меня все секреты, которые я пытаюсь прятать под слоем устоявшейся договоренности. Порой не выходит.

Зря я показал заколку, потому что достойного аргумента в ответ не нашлось. Только спугнул Кьяру и заставил о чем-то задуматься.

Идиот.

Нужно срочно вернуть себе несколько баллов и оставить записку. Главное подобрать правильные слова, а дальше лишь надеяться на встречу.

Глава 5. Первый шаг в неизвестность

Остаток дня провожу в ожидании долгожданной встречи. Отель выбираю максимально подходящий для Риччи: современный, светлый, уютный. Игнорирую ее прошлые просьбы не заказывать ужин. Продолжаю рассчитывать на совместное времяпрепровождение, без горячих прикосновений и стонов.

Хочется узнать Кьяру ближе. Послушать о ее прошлом, стать интересным собеседником и показать, как я в ней заинтересован. Не только для секса, а для отношений.

Потому что… потому что с каждой встречей влюбляюсь сильнее и тону в грезах о совместном будущем, гребаной любви и отношениях.

Очередные мечтания нервозностью ощущаются на кончиках пальцев. Поднимаюсь с рабочего места – до конца дня тридцать минут. Успею покурить, прежде чем вновь окунусь в томительные ожидания.

Глава 6. Мягкое приземление

Сделав очередной круг по номеру, поправляю сползающее с бедер полотенце. Продолжаю отрицать очевидное и делаю новый шаг вперед. Не мог я так быстро надоесть Кьяре, чтобы она проигнорировала новую записку. Я ведь специально сделал небольшую паузу в наших встречах; посчитал, что так будет лучше и наоборот подогреет интерес. Подумал: излишнее навязывание все испортит. В итоге испортил все сам.

Не выдерживаю и беру в руки мобильник. Автоматом тянусь к закрепленному диалогу, пишу короткое сообщение и довольно ухмыляюсь, когда получаю быстрый ответ. Вступаю в незамысловатую игру, решив тем самым наверстать упущенное, но и не показаться настойчивым. Хотя полностью загипнотизированный короткими и игривыми фразами даже не понял, как открыл камеру и сфотографировал вид из окна — себя в одном полотенце.

Кусая губы и присаживаясь на край кровати, достаточно долго жду ответ. Сердце в это время колотится о ребра, пробуждая самолюбие и вынуждая думать о себе в лучшем свете. Минуты в углу на экране кокетливо меняются, а я довольный продолжаю ждать. В голове не возникают мысли, что она просто проигнорирует. Потому что нельзя игнорировать и быть в сети.

Кьяра:

Лондон прекрасен, Александр.

Не могу сдержать ехидства.

Я:

Так прекрасен, что завлек тебя на целых пять минут?

Я догадывался, что ее ответ будет дерзким. Но чтобы тоже прислала фото. Губы сами приоткрылись, выпуская изо рта рваный вздох. Всего лишь обнаженная кожа ключиц и скрытая под тонким слоем пены грудь, и я уже готов потерять сознание.

Она меня сломала, и мне нравится таким быть. Хотя боль от наших «отношений» иногда надавливает на затылок, но не в моменты, когда Кьяра рядом.

Решаюсь бросить затею с сообщениями. Желаю стать ближе и услышать голос, от которого вечно перехватывает дыхание.

Разговариваю с Кьярой, а свободной рукой через полотенце дотрагиваюсь до напряженного члена. Стараюсь держать голос, пока ее с каждым словом становится мягче, нежнее, раскрепощеннее. Она манит к себе и возбуждает на расстоянии.

Интересно, она правда не догадывается о своей сексуальности или просто делает вид?

Посчитав, что больше я не выдержу, легко оставляю разгоряченную Кьяру без возможного секса по телефону. Слабая обида взяла надо мной верх, пока в паху не начало тянуть. Стиснув зубы и закрыв глаза, развязываю слабый узел на полотенце. Цветная картинка тут же появляется в голове, сладкий голос и выученные стоны звучат в ушах, а ладонь сама тянется к члену.

Этот вечер я провел как пубертатный мальчишка и почему-то мне ни капли не стыдно.

Глава 7. Нет двух без трех

Сдержанность часто была плюсом моего характера и воспитания. Я редко позволял себе грубо высказывать мнение или вступать в конфликты. Все старался решать разговорами, требуя от второй стороны внимания к моему мнению. Однако сегодня не выдержал, получив новый отказ.

– Я ценю наш договор, – мягко протягивает Кьяра и немного отводит взгляд в сторону. – Но на этой неделе точно нет.

Вздыхаю, продолжая смотреть на аккуратный профиль Риччи. Уговаривать и вдаваться в подробности не хочется, потому что постепенно приходит осознание причины ее отказа. Я бы мог предложить ей просто провести время вместе, без секса и за пределами договоренности. Но тогда есть вероятность снова спугнуть своим напором.

Продолжаю держать в мыслях установку: она со мной ради удовольствия. Я с ней ради попытки понравиться.

Даже лазейка с приглашением на корпоратив не спасает ситуацию. Да и стоило догадаться, что планы Риччи давно построены и крутятся явно не вокруг меня. Скопившиеся неудачи расстраивают и тяжестью оседают на плечах. Когда я только решался на шаг с первой запиской, я и представить не мог, что все окажется настолько тяжело.

Снятый для корпоратива клуб особо не запомнился: пелена застелила глаза, стоило увидеть Кьяру с тем самым пареньком из бухгалтерии. Почему-то я был уверен, что сказанное ее подругой было ложью…

Вечер тянулся чертовски долго, виски жгло горло, а чувство ничтожности угнетало. Лишь компания подошедшей ко мне Кьяры развеяла грусть, вернув желание жить.

– Зачем ты так много выпил?

Картинка немного плывет, блеклыми пятнами ослепляя.

– Хочу отдохнуть, – довольно улыбаюсь и продолжаю вести себя неподобающе.

Забота Риччи греет душу. Хочется всегда так напиваться, лишь бы Кьяра была рядом, велась на выдуманные провокации и оказывалась в одной кровати. Пусть и в одежде.

Двигаюсь ближе. Чувствую чужое тело рядом, которое своей теплотой согревает. В голове мелькают обрывки сегодняшнего вечера, образы, что могли бы быть реальными, если бы я только сказал правду. Сейчас признаться так легко. Возможно, Кьяра даже не поймет серьезность сказанных слов, сочтет их пьяным бредом… и я так устал от всего.

– Я так устал притворяться, – не понимаю: говорю вслух или шепчет внутренний голос.

Надеюсь, это шумы в голове, иначе я действительно устал…

Глава 8. Последний глоток

Последнее, что хочется в похмелье – проснуться от громкого возгласа рядом. Даже красивое лицо Кьяры не исправило положение, и виски пронзила жгучая боль. Риччи что-то быстро проговаривает и пихает мобильник, заставая врасплох. Язык вовсе приклеивается к небу, когда голос папы звучит в динамике.

Интуитивно выпрямляюсь в спине, стараюсь собраться и проигнорировать вопросы про то, с кем просыпаюсь. Мычу что-то невнятное, кошусь на замершую в своих мыслях Кьяру и не замечаю, как в попытках избавиться от разговора, соглашаюсь приехать в выходные.

Разберусь с этим потом. Сейчас важна только Кьяра.

– Кьяра! – в который раз повторяю, и Риччи быстро подскакивает на ноги. От ее резких движений немного кружится голова, а память со вчерашнего дня никак не может вернуться обратно: – Только не говори, что вчера я раздел тебя до белья и вырубился.

– Так и было, Александр, – лукаво отмечает, заставляя гореть со стыда.

Ни черта не помню.

Наверное, оно и к лучшему, потому что Кьяра опять сбегает, перед этим обманув какого-то парня. В момент во мне вспыхивает любопытство и желание расспросить подробно, но не позволяю себе такого. Продолжаю лишь молча наблюдать за Риччи и теми, с кем она общается.

Глава 9. Канатоходец

После секса в подсобке понял, что Риччи мне доверяет. Конечно, я бы и сам не позвал Кьяру на очередное договорное свидание, если бы не был до конца уверен, что нас никто не заметит. Теперь нельзя потерять столь тонкую связь, облажаться и оказаться идиотом в ее глазах.

Сейчас идиотом я остаюсь только в глазах папы, потому что он никак не отстанет с вопросами о том инциденте с телефоном. Не могу же я признаться родителю, что ночую с девушкой, потому что у нас с ней секс без обязательств?

Или могу?

Нет, точно нет!

Раздосадованно выдыхаю и осматриваюсь. Территория бизнес-центра залита солнцем. На тонких тропинках и у урн, предназначенных для курения, собираются компании работников. Их голоса перебивают шелест ветра, громкие мысли и переживания.

Поворачиваю голову в сторону, и позвоночник резко пронзает ток. Кьяра стоит рядом с баристой, который давно находится у меня под наблюдением. Складывается некое впечатление, что у них с Кьярой что-то есть. По крайней мере, этот парень слишком открыто на нее смотрит, будто готов поцеловать прямо сейчас.

Не сразу понимаю собственные действия. Тело начинает жить своей жизнью, мозг под адреналином выплескивает остатки здравого смысла, превращая их в колющую сердце ревность и самую тупую идею в моей жизни. Вмиг оказываюсь перед Кьярой, не позволяя бариста наклониться еще ниже.

– Кьяра! – вырывается, и Риччи вздрагивает, отстранившись. Рука Клейтона – так написано на бейджике – ложится на талию Кьяры, и я слабо сжимаю челюсть. Понимаю – наши отношения полностью свободные, но объяснить это своей влюбленности не могу. – Стань моей девушкой

Глава 10. Игра вслепую

Только стоя и оправдываясь перед Кьярой, я начинаю понимать, что поступил как придурок. Ворвался в личное пространство с вопросом, который в целом задавать не должен. Но иначе было нельзя. Я не мог допустить поцелуя; не мог позволить какому-то бариста посягнуть на ту, что нравится мне. Вот так глупо и по-детски решил отстаивать девушку, никак мне не принадлежащую.

Будь я настоящим мужчиной, давно бы признался в своих чувствах, предложил попробовать отношения и перейти к серьезной совместной жизни. Вот только с Кьярой я трус, пусть и стараюсь изо всех сил держать лицо, играя в уверенность и самодовольство.

Особенно сладким привкусом на языке ощущается негодование Клейтона, его хмурый взгляд и сжатые кулаки. Я специально обвожу его небрежным взглядом лишь единожды, все внимание даря Кьяре.

И как же глупо себя чувствую, когда понимаю, что никакое внимание от меня ей не требуется.

Идиот.

— Успокойся, а после приходи ко мне со своими предложениями.

— Постой! — цепляюсь за запястье Кьяры. — Пожалуйста.

Унижаюсь, уговариваю и пытаюсь расхлебать сложившуюся ситуацию. Не знаю, зачем вру про другие варианты, ведь их просто-напросто нет. Да я бы и не стал просить кого-то другого ехать на выходные к родителям. Потому что… потому что не могу представить другую девушку своей. В голове и мечтах только Кьяра, ее мягкие прикосновения и светлый взгляд, что смотрел бы с нежностью и любовью.

Она тянет с ответом. Я же постепенно начинаю сходить с ума. Радует, что в момент уговоров Риччи призналась: тот бариста просто друг. Буду верить в сказанное. Так легче живется и преуменьшает желание показать ему, будто Кьяра со мной.

— Знал, что ты согласишься, — в голосе только уверенность. Ей не обязательно знать о тревоге и выкуренных сигаретах, переживающих томительное ожидание. Ей и не обязательно знать моей радости, что быстрым биением сердца чувствуется в груди вместе с треском ребер. Не должна она знать и о желании поцеловать ее на каждом встречающемся светофоре.

Нельзя спугнуть Риччи. Пусть она сначала разглядит во мне того самого, привяжется и начнет испытывать что-то большее, чем просто договоренность. В который раз объясняю это самому себе, в итоге же переворачиваю свои же планы.

— Увези меня, пока не поздно.

— Поздно, — мрачно говорю.

Проклинаю день, когда согласился приехать и наврал про отношения. Стараюсь держаться, хотя внутри вспыхивает страх: этими выходными я либо все испорчу, либо стану Кьяре поддержкой.

И, пожалуйста, пусть будет второе.

Глава 11. Случайная невеста

Вечер превращается в настоящий цирк. Приглашенная семейка Майерс и мама начинают сводить с ума с первой секунды. Единственное, чего мне хочется: забрать Кьяру и спрятать в объятиях от косых взглядов и осуждающего перешептывания. Еще и я опять все испортил, затягивая Риччи в пучину очередной лжи. Но так хотелось сделать ее значимой в глазах родителей. Хорошо, что папа оказался на моей стороне, принимая и одобряя Кьяру.

Именно его мнение было важным. А игры мамы останутся в памяти позорным эпизодом, когда в будущем, — если все получится, — мы с Кьярой приедем сюда вновь.

Риччи держится просто прекрасно. Она уверенно расправляет плечи, отстаивает свое мнение и не ведется на провокации. Хотя, думаю, тот поцелуй за столом точно был не просто так. Значит, я ей тоже важен. По крайней мере, надеюсь на это.

Но как же было стыдно, стоило маме начать нести очередной бред. Мне никогда не приходилось ругаться с родителями, однако в ту секунду я понял: мой партнер важнее родительского мнения.

Уведя Кьяру, я долго не мог успокоиться. Мне было горько за случившееся, и сердце болезненно кололо за высказанные в сторону Риччи слова. Я не смог ее защитить; не смог отстоять свою, пусть и фиктивную, невесту; не смог стать настоящим мужчиной в ее глазах. Думается, что теперь она откажется от меня. Оттолкнет или того хуже — прекратит наше общение.

Она не уходит. Остается со мной и дарит настоящее удовольствие. Под уговорами расслабляется, раскрывается и снова становится моей на этот вечер. В поцелуе проскальзывает что-то мягкое и любовное. Либо я себе это придумал. Но произошедшее этим вечером ощущалось иначе: новым шагом, новой близостью, новым этапом.

А переживание за родительское мнение приятно греет внутри.

Сделаю все, чтобы в следующий раз родители приняли Кьяру и наши отношения. И почему-то я не спрашиваю у самого себя, откуда знаю о следующем разе. Просто уверен, что он будет.

Глава 12. Красное, сухое

Первый раз в жизни выбираю обручальное кольцо. Внимательно рассматриваю драгоценные камни в витрине, ощущая волнительный трепет. Отчего-то не хочется брать любое. Возникает желание выбрать то самое, которое станет не просто оправданием нашего вранья, но и подарком, что будет напоминать о проведенном вместе времени.

Не смотрю на цену, когда на глаза попадается золотой ободок. Рука сама тянется в карман брюк, откуда достаю украденную из косметички Кьяры бижутерию, чтобы выбрать правильный размер. В очередной раз обманываю своим воровством, однако оправдываю себя: будь мы настоящей парой, я бы сделал то же самое.

Домой возвращаюсь на удивление воодушевленным. Представляю, как удивится Кьяра, и надеюсь, что подарок ей понравится. Хочу сам ей понравиться, не только даря материальное. Хочу делиться своими переживаниями, слушать ее. Как тогда, в машине, по пути к родителям. Пусть разговор был коротким, зато я смог узнать Риччи ближе. Да и она сама начала раскрываться.

Весь продуманный план с красивой подачей кольца превращается в очередную глупую выходку. Конечно, с умением плавать я не соврал, лишь драматично приукрасил глубину бассейна. Только Кьяра не оценила, была готова обидеться и уйти. Удержать Риччи — моя прямая обязанность. Я не могу упустить, расстроить. Но в итоге делаю все наоборот.

Уговорить остаться получилось, и это был один из лучших совместных моментов. Находиться с девушкой, которая тебе до одури нравится, в одном бассейне — мечта. А чувствовать ее руки на плечах — головокружение.

Я готов отдать все, лишь бы в серых глазах напротив горело веселье и радость. Лишь бы она продолжала идти за мной и принимать все недостатки, резкие и сумасбродные решения. И почему-то кажется, что она согласна. На все согласна. Хотя, может, еще этого не понимает.

По крайней мере, выпить вина ночью она не отказала. В моей одежде, которая висит на узких плечах, выглядит чертовски привлекательно и по-домашнему красивой. Хочется видеть ее такой всегда: прийти домой с работы, обнять и утащить под мягкий плед, лишь бы уют ниспадал с тела.

Прохлада на улице отрезвляет и позволяет вернуть самообладание: стараюсь не пялиться на Кьяру и не тянуться к ней ближе. Но как же с каждым глотком вина хочется коснуться ладони, сжать пальцы или просто-напросто обнять за плечи, подмяв под бок. Риччи сексуальна даже с небрежным пучком на голове и в потертой толстовке. Она притягивает, влечет, и мне трудно бороться и быть отстраненным. Я готово и открыто делюсь сокровенным, в ответ принимая немного чужой тайны.

Зачем-то глупо и наивно предлагаю переехать ко мне, словно Кьяра согласится. Мои слова она не воспринимает всерьез, а я наконец-то признаюсь ей в своей влюбленности. Пусть трусливо вскользь разговора, зато искренне и без стеснения.

Кьяра же взаимностью не отвечает. Ее сердце остается свободным. Значит, у меня есть все шансы его заполучить.

Глава 13. Комната из стекла

Когда Кьяра начинает задавать вопросы про наши отношения, расслабленный алкоголем мозг не сразу осознает их содержание. Лишь постепенно приходит осознание, которое больно покалывает в груди и скручивает живот. Своим откровенным признанием я снова спутал карты. Ошибся в очередной раз и, кажется, оттолкнул Риччи.

Не нужно было говорить про другую, про попытки забыться и в целом про влюбленность. Хочется вернуться назад, проглотить мерзкие слова и сказать правду. Настоящую, обжигающую и, возможно, пугающую. Сказать, как влюблен и как готов на все; сказать, что нет никакой другой; что в мыслях только ты.

Но уже поздно что-то менять. К сожалению, этот ход отбрасывает меня назад. Почти в начало наших отношений, где Кьяра приходит в переговорную после первой записки.

Кретин.

Гнет уничтожающих мыслей отпускает только тогда, когда Риччи соглашается пойти вместе за эклерами. В детской наивности расслабленного поведения, наслаждаюсь ее улыбкой и робкими прикосновениями. Оказываюсь в очередной картинке, которую однажды мог видеть во сне: я, она и ночная тишина, что прячется за густыми облаками. Кьяра прислушивается, смеется и смотрит так, что сердце на секунды замирает.

Не понимаю, как оказываюсь так близко. Но телу и желанию противостоять невозможно. Подаюсь вперед, затягивая в нежный поцелуй. Он кажется любовным, передающим все мои чувства к ней. Без пошлого подтекста, страстного продолжения и напористых движений. Ласковое прикосновение кожи к коже, теплые фразы, хриплый шепот.

И снова судьба предпочитает вмешаться в игру. Рушит идиллию и заставляет злиться на всех, кто находится в доме. Не знаю, удается ли мне достойно защитить Кьяру и отстоять наши “отношения”, но ничего плохого она мне не говорит.

Возможно, не хочет расстраивать, а, возможно, видит во мне защиту и опору.

Я не знаю.

Я ничего не знаю, и с каждым днем это незнание сдавливает виски…

Жить становится труднее. Влюбленность разрастается до вселенских масштабов, а Кьяра продолжает оставаться недоступной во всем. Хотя, наверное, она давно все поняла. Просто я чертов трус, который не способен сказать заветные слова…

Глава 14. Морок

Она меня как-то назвала.

Я не запомнил сказанных слов, но заметил замешательство в светлом взгляде, когда выходил из ванной. Кьяра спрятала его за челкой, однако я видел. Пытался считать с лица эмоции, всмотреться в жесты и заметить что-то большее, чем просто нерасторопность.

По ощущениям она нервничала. Не знаю, с чем был связан слабый тремор пальцев: ее переживания, нахождение в доме моих родителей или то самое слово, которое я пытаюсь вспомнить и вбить в поисковую строку.

Набор букв и отдаленных звуков никак не хотят выстраиваться в адекватный запрос. Поисковик не распознает написанные бредни, и я чертыхаюсь. Попытаюсь запомнить лучше, если Кьяра вновь произнесет заветные слова.

Надеюсь, там что-то стоящее, ласковое и желанное, а не обзывательство после испорченных выходных.

– Алекс, – раздается за спиной папин голос, и я оборачиваюсь, убрав мобильник в карман и отойдя от раковины. – Зайди ко мне после отъезда Майерс.

Растерянно киваю и не осознаю, на что соглашаюсь.

В кабинете папы душно и громко. Стены сжимаются от острых слов, а тело напряжено и натянуто струной. Я никогда не мог подумать, что буду ссориться с родителями из-за своего выбора.

А если бы Кьяра была настоящей невестой, в ход бы пошли кулаки? Не знаю. Но так просто я бы это не оставил.

И сейчас не оставляю, потому что в моих фантазиях однажды сегодняшнее вранье окажется правдой:

— Мои чувства к ней настоящие и сильные, — в упор смотрю на родителей. — И я еще раз повторяю: свадьба будет.

Мама привычно вскидывает руки и прижимает ладонь ко лбу, драматично падая на спинку дивана. В ее причитаниях едва проскальзывают внятные слова, которые царапают сердце. Она не принимает Кьяру. Она не верит, что нам вместе хорошо.

— Александр, ты хорошо подумал? — папа мягко встревает, чем сильнее злит.

Вопросы, словно я маленький мальчишка, который не может принимать решения. И плевать, что сейчас я таковым и являюсь. Будь взрослым, давно бы все рассказал Кьяре.

Вот только трусость продолжает сжимать горло, как и страх опять получить отказ.

— Если выбор будет стоять между вами и Кьярой, я не задумываясь выберу ее, — твердо произношу давно ставшие правдой слова. — Я готов отказаться от всего ради нее.

Не даю родителям оспорить. Молча выхожу из кабинета, погружаясь в раздумья о сказанном. Признаваться самому себе с каждым разом становится легче. Чувства принимаются и становятся частью меня самого, плотными лентами обволакивая тело. Я почти свыкся, лишь безразличие в глазах напротив заставляет вновь и вновь тянуться за сигаретой.

Глава 15. Адреналиновый укол

Если однажды меня спросят, что милее: щенки или котята, я отвечу: спящая в моей машине Кьяра. Не знаю, как описать испытываемые чувства. Они похожи на ватное одеяло. Мягкие, нежные, теплые. Хочется согреть Риччи в объятиях, докоснуться до волос, ласково пропустить их сквозь пальцы и любовно поцеловать в висок.

Я никогда раньше так аккуратно и тихо не водил. Старался не потревожить и не разбить чужие сонные картинки, что навеяны фантазией.

Кьяра устала. Не потому, что мы рано проснулись из-за грозы и совершенно не выспались, а потому, что выходные оказались не такими красочными, как я ей обещал. Вместо теплого приема, Кьяра получила осуждение, насмешливые взгляды и непринятие со стороны мамы.

За произошедшее мне до одури стыдно. Хочется упасть Риччи в ноги и просить прощения; обещать, что в следующий раз такого не будет; молить снова довериться. Хотя в доверии сомнений нет. Почему-то эти выходные помимо испорченного настроения ощущаются как нечто новое в наших непростых отношениях.

Сложившееся за прошедшие дни общение было непривычным, но будто настоящим. Словно прошлое — иллюзия, и только произошедшее среди мягких подушек в саду или в теплой воде бассейна — настоящая правда. Такая долгожданная и значимая.

Думаю, эти выходные что-то надломили. Не только во мне, но и в Кьяре.

Она кажется немного потерянной, когда принимает кольцо и прощается. Будто хочет сказать что-то еще, поцеловать или обнять. Однако я опять все порчу своим резким ответом.

Не надо было быстро уходить.

Но злость на самого себя оказывается сильнее. Кьяра думает, что я влюблен в другую и с ней только, чтобы забыться.

В который раз ловушка собственного вранья захлопывается, и я остаюсь ни с чем. В пустой, тихой квартире ложусь спать и прошу, чтобы Кьяра мне приснилась.

Глава 16. Раны на теле

Никогда раньше не находился в таком бешенстве, как сегодня. Долгожданная встреча с Кьярой обернулась дракой с ее глупым, кажется, братцем, который не заслуживает даже смотреть в сторону Риччи. Самодовольный мерзавец явился к ней, посчитав, что он может так сделать. Будто между ними никогда ничего не было, и слезы, отпечатавшиеся в моей памяти, не имеют смысла.

Маттео, да и вся семейка Кьяры, вывела из себя одним только коротким рассказом, который скрылся за истеричным желанием почувствовать хоть какую-то близость. Произошедшее с Кьярой после обработки моей раны ощущалось странно. Я не хотел ее в тот момент. Секс казался неправильным, сравнивался с домогательством и попытками использовать расслабленное, потерянное тело.

Однако Риччи хотела.

И я не мог отказать, потому что обещал исполнять каждое ее желание.

Она была мягкой в моих руках, податливой и изо всех сил старалась отвлечься. На секунду показалось, что между нами настоящая влюбленность. Или того больше – занятие любовью. Вот только я по-прежнему отрицал любые провокации снять с себя брюки.

Кьяра заснула в моих объятиях быстро. На коже ее щек остались засохшие слезы. Я почувствовал их, когда перед уходом на улицу, коснулся их губами. Не смог отказать себе в этом нежном, заботливом поцелуе.

Мне все еще хочется защитить Кьяру от любой проблемы в ее жизни, стать опорой и тем, кому она сможет довериться. Я могу показать ей, что такое настоящая любящая семья, без требований, личных интересов и вечных придирок.

Я хочу показать ей, что такое настоящая, взаимная любовь.

Потухшая сигарета падает в урну, и я снова поднимаюсь в квартиру Риччи, где намереваюсь вновь лечь рядом и согреть.

Глава 17. Семью не выбирают

Какой же я чертов идиот. Придурок и кретин, который поверил в какие-то чувства от Кьяры.

Вчера мне показалось, что в ее глазах виднеется влюбленность или хотя бы привязанность. Сегодня я понял – в глазах было просто желание.

Утром, после случившегося, она не предложила поговорить или провести время вместе. Кьяра решила вернуть свой “долг” в виде неслучившегося оргазма. Однако не он мне нужен был. Да и в целом о сексе я и не думал.

Разбив очередную иллюзию, я оставил Риччи одну.

Не знаю, возможно, это было ошибкой. Иначе поступить не получилось. Боль от понимания реальности наших несложившихся отношений сковала тело и отключила разум. Мне не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать. Внутренний голос требовал тишины и покоя, чтобы в полумраке квартиры уничтожить самого себя до неузнаваемости.

Полотно ругательств мысленно ложится на плечи. Я готов завыть от непонимания, что делаю не так и почему Риччи яростно пытается не видеть меня. Не понимаю, почему в ее глазах я не становлюсь симпатичным; почему не нравлюсь и почему больше внимания и ласки уделяется гребанному бариста.

Тяжело. Очень тяжело становится справляться с натиском эмоций. Хочется наконец-то вздохнуть полной грудью и насладиться свободой, без попыток разобраться в чужих чувствах.

И на этот раз я позволяю себе взять отдых. Несколько дней без светлых глаз, мягкого голоса и заветных прикосновений. Небольшая перезагрузка перед новым, широким шагом к отношениям.

День рождения Джейсона оказывается кстати. Я немного потерялся в днях, и даже не заметил, как под строгими указаниями Алисы надуваю не первую дюжину шаров. Отвлекаюсь на крупные глотки прохладного пива, засматриваюсь на фильм, что фоном проигрывается, и ни о чем не думаю.

В голове долгожданная пустота и свобода.

Давно я не чувствовал такого спокойствия. Хотя, возможно, всему виной пиво.

И все бы продолжало идти гладко, если бы не звонок Кьяры.

Он был странным, коротким и не совсем мне понятным. По голосу Риччи была смущена и словно немного разбита. Она явно хотела поговорить, но у Алисы были другие планы.

Бросив двусмысленную фразу, Алиса скрывается за дверью спальни, и я не могу не последовать за ней – Джейсон уже подходит к дому. Нельзя испортить сюрприз. Обещаю Кьяре перезвонить и все обсудить, однако веселая компания друзей, с которыми Джейсон ввалился в квартиру, алкоголь и музыка отвлекли.

Я просто-напросто расслабился и обо всем забыл. А когда проснулся, собрав себя по кусочкам, получил новый удар в виде пришедшего сообщения:

“Я хочу закончить наши отношения.”

В этот момент сердце разорвалось на части и не оставило после себя ничего. Темная, кровавая дыра образовалась в груди, не позволяя пошевелиться. По рукам прополз тремор, из-за которого с первого раза не получилось написать ответ: телефон блохой скакал в ладонях, и пальцы не слушались.

Мое сообщение оказывается коротким. Простое “ладно” и я едва сдерживаюсь, чтобы не разбить телефон, не сорваться с места и не начать уговаривать Риччи все вернуть назад.

Я за секунды потерял смысл жизни, превратив ее в бессмысленное существование.

Глава 18. Их небо уронит

Первый месяц в попытках научиться жить заново мне совершенно не запомнился. Второй тоже превратился в кашу из ночного самобичевания и дневных попыток занять себя на работе.

Видеть Кьяру в офисе было невыносимо. Она часто мелькала в коридоре перед уходом домой. Поэтому я стал задерживаться на работе. Потом вовсе старался не спускаться со своего этажа и не покидать рабочее место. Максимум, мог сходить покурить или выпить кофе. Аппетит тоже не сразу вернулся. Какое-то время я насыщался виной. Ведь если бы я тогда перезвонил, все бы сложилось иначе.

Но здесь, как и в любой другой истории – пути назад нет. Приходится прожить то, что заслужено. Наверное, такова и моя участь: остаться либо одному, умирая от мук невзаимности, либо найти замену и остатки дней видеть в партнере другую.

Глава 19. Привычка

Я перестал считать дни с тех пор, как Кьяра ушла. В какой-то момент, после очередного шота, в голове щелкнуло, и стало легко. Подумалось, что все прошло: чувств к ней больше нет, желания быть рядом — тоже.

Алиса и Джейсон говорили, мол, это охренеть как хорошо. Хорошо ничего не чувствовать. Но я знал, здесь вновь что-то не так. И всплыло это в самый неподходящий момент.

В попытках окончательно вернуться к привычной жизни, я оказался в незнакомой спальне. Девушка рядом обворожительна, касаться ее было приятно, шептать чужое имя тоже. Однако стоило сморгнуть морок алкоголя, тянущегося со мной из клуба, как перед глазами померещилось лицо блондинки со сметного.

Подскочив, я оставил девушку без ответа. Лишь на улице смог собрать мысли в кучу и грубо выругнуться. Упустить такой шанс из-за гребаных пьяных миражей. Джейсон меня засмеет.

После того вечера были и другие попытки забыться не в алкоголе. Иногда удачные, иногда — позорные. Побеги словно стали частью меня, а светлые глаза появлялись всякий раз, когда я возвращался в суровую реальность. Я не понимал, как раньше удавалось спать с другими. Наверное, тогда я не был так сильно влюблен.

И эта чертова влюбленность убивает.

Я знаю, что Кьяра встречается с бариста из ближайшей кофейни. Видел их пару раз, пока курил у входа в бизнес-центр. Наблюдал, как он застенчиво лез к Кьяре, которая делала вид будто не замечает. Ее поведение казалось странным, и сегодня в долгом ожидании ответа от техподдержки пришло осознание — я так больше не могу.

Возможно, это неправильно. Но разве мы изначально играли по правилам?

Даже сама удача оказалась на моей стороне, когда, проходя мимо сметного отдела, я увидел Кьяру в полумраке. Сердце бешено забилось, и думать я больше не мог.

Проиграю — пусть так. Однако попробовать стоит.

— Кьяра? — имя сладостью чувствуется на языке, а удивленный взгляд теплом растекается в груди.

Лишь бы только не прогнала.

Глава 20. На опережение

Не знаю, что случилось во вселенной, но я готов расцеловать каждого причастного. Этот вечер – исполненная мечта. Кьяра снова пошла на контакт, пусть и не сразу и под настырными, немного наглыми уговорами. Но это не портит впечатление от прошедшего времени. Даже в тишине, которая перебивалась щелканьем мышки, было комфортно и хорошо.

Хотя с Риччи всегда хорошо.

Пусть мы немного общались и фразы были отстраненными, я сохранил каждую и посчитал их началом чего-то нового. Новый этап наших отношений, который я постараюсь выстроить заново. Отбросить назад ранее полученное от Кьяры внимание, представить, будто ничего не было. Аккуратно попытаюсь стать частью ее жизни, возвращая былую значимость.

И, черт, прокляну себя за резкий шаг.

Зря, наверное, отправил букет.

Желание порадовать превысило желание держать себя в руках. Я посчитал, что цветы не имеют никакого подтекста. Кто же знал, что Кьяра пришлет фотографию с букетом, на которую я привычно, как тогда раньше отреагирую, – отправлю свое фото в ответ.

Конечно, сразу получаю просьбу так больше не делать. Оно и ясно – Кьяра в отношениях, и фотографии других мужчин без футболки явно не должны присутствовать в ее телефоне. И пусть я опять отбрасываю себя на несколько шагов назад, понимание, что она ответила — согревает, как и радость за отправленный букет.

В конце концов, разве я не могу сделать приятное коллеге?

Вот и я считаю, что могу.

Глава 21. И рухнут стены

Господи, я точно схожу с ума.

Сложившаяся традиция встречаться по четвергам приносит неимоверное удовольствие и волнение каждый раз. Я никогда раньше так сильно не радовался началу новой недели, ведь именно на ней смогу вновь увидеться с Кьярой.

Конечно, я стараюсь приуменьшить свои чувства к ней, объяснить разуму, что возможен несчастливый финал. Вот только все уговоры забываются тут же, стоит встретиться со светлым взглядом и увидеть ласковую улыбку.

Сегодня я явно получил плату за свои старания или прошлые страдания, потому что Кьяра согласилась продлить поездку и провести вместе больше времени, чем обычно. Такое не может не радовать, ведь я готов расплатиться жизнью, лишь бы чаще слышать чужой голос рядом.

Казалось бы, обычный ужин, а сердце трепещет от волнения так сильно, что готово пробить ребра. С Кьярой так легко и привычно, и я теряюсь в этих минутах, наслаждаюсь каждой из них и не позволяю себе отвлекаться. Секунды дороги. Однако я не могу назвать цену этого несвидания. Оно оказывается бесценным совместным воспоминанием, и я надеюсь, Риччи сохранит его так же, как я – глубоко внутри, чтобы согревать душу.

Жаль, что вечер быстро подходит к концу. Взволнованная Риччи просит отвезти ее домой,

Я не давлю. Кьяра и так может чувствовать себя неловко из-за нашего ужина, ведь у нее есть молодой человек. Как жаль, что он пока не в курсе моих намерений вернуть то, что он нагло забрал. И пусть для этого потребуются годы и миллионы мелких шажков – я подожду и пройду этот путь.

Глава 22. Никто не знал об этом, кроме них

Собирая с пола просыпанный попкорн, чтобы его сильнее не раскидал Герцог в момент моего отсутствия, слышу стук в дверь. Туда сразу срывается Алиса, лишь бы не помогать. Усмехаюсь ее привычному поведению, кропотливо перекидывая мусор в пакет. Пока не позовут.

Хмурюсь и не понимаю, кому я нужен сейчас. Даже немного раздражаюсь, думая, что в гости приехал кто-то из родителей или, того хуже, какая-нибудь Майерс. Но ни одна догадка не оказывается верной.

На пороге стоит Кьяра, которая большую часть времени занимает мои мысли. От удивления едва не давлюсь слюной. Риччи снова исполняет одну из моих мечт и почти уничтожает рассудок одним своим:

— Я хотела поговорить.

В эту секунду я готов бросить все, лишь бы узнать причину ее появления. Достаточно быстро провожаю Алису вниз к брату, получив несколько подколов по дороге и восхищений Кьярой. Тут я согласен с Алисой — Риччи невероятная. Особенно сейчас, когда просит все вернуть назад.

Она оказывается намного смелее и сильнее меня. Морально стойкая, железная внутри девушка, готовая на все ради своих желаний. Она не нуждается в защите как таковой. Кьяра способна постоять сама за себя, отстоять свои права и прийти к справедливости. И я безмерно ею восхищен и влюблен еще сильнее.

В постели она как всегда прекрасна. Раскрепощенная и любимая передо мной. В каждом жесте, стоне и поцелуе ощущаю что-то новое, не до конца ясное. Как и снова сказанное ей слово. Такое нежное, тянущееся карамелью, привлекающее к себе внимание. Стараюсь запомнить, но не выходит. Кьяра отвлекает своей сексуальностью, и голова полностью отключается. До самого последнего стона, тяжелого вздоха. До обмякшего тела и застывшего на коже пота.

Я готов отдать ей целый мир, лишь бы это никогда не заканчивалось. Променяю все, что угодно, ради ее ласкового взгляда.

— Останься, — больше молю, чем прошу. Поглаживаю спину, позволив себе очередную наглость. В прикосновение закладываю все свою симпатию, пусть Кьяра и продолжает быть уверена в моей влюбленности не в нее.

Смена условий кружит в голове. Не так просто Риччи предлагает спать только друг с другом. И пусть никакого желания оказаться с кем-то, кроме Кьяры, у меня не возникало, становится немного спокойнее. Она будет только со мной. Возможно, сделано это ради личной безопасности и здоровья, а, возможно, в ней начинает что-то просыпаться.

Мне надо цепляться за возможность. Изо всех сил хватать, поступать наглее и не отвлекаться на ненужные раздумья.

Наверное, поэтому я обнимаю Кьяру почти сразу, как удается вернуть ее в кровать. Носом утыкаюсь в волосы и первый раз за долгое время засыпаю спокойно. Так крепко, что во сне начинают мерещиться чужие прикосновения к лежащей на животе Кьяры ладони.

Глава 23. Недосягаемая высота

Перестаю вести счеты побегов Кьяры. Они стали привычными, и я уже не сильно удивляюсь пустоте на соседней стороне кровати и в квартире. Конечно, после произошедшего хотелось бы проснуться в месте, еще раз обсудить очередной договор или вовсе забыться в скопившихся эмоциях и вновь оказаться тесно друг к другу.

Сейчас я как никогда хочу стать для Кьяры другом. Близком человеком, к которому можно обратиться. Создать вместе трепетные моменты, что будут согревать в холодные вечера. И в итоге показать, что такое любовь.

И судьба, словно услышав молитвы, подбрасывает очередное незапланированное испытание — родительский визит.

Отказаться не вышло. Маме хочется увидеть Кьяру, обсудить произошедшее несколько месяцев назад и прийти к примирению. Я же слышу в ее словах риск, который опять либо поможет, либо сломает только сложившийся пазл.

Я готов рискнуть, ведь мою позицию родители знают: сначала невеста, пусть и фиктивная, а потом уже они. Главное, чтобы Кьяра была готова опять окунуться в цирковое представление.

Глава 24. Подножка

Все молитвы услышаны и плата за них — свидание с Кьярой. Ничего прекраснее за это время со мной не происходило. Чувствую, словно за спиной вырастают крылья и земля уходит из-под ног от понимания и предвкушения совместной жизни с Риччи.

На этой неделе я позволяю себе еще больше, чем мог раньше. И Кьяра не против. Она принимает объятия и прикосновения. Тает под честными комплиментами, подставляя щеку для очередного поцелуя, что зачастую становится развратнее за спиной у родителей.

В этой реальности смешивается влюбленность и быт. Кьяра предстает передо мной настоящей. Такой, какой является без серьезных масок, строгой одежды и макияжа. Домашняя, родная, любимая. Та, что вскружит голову любому одной только улыбкой или тихим смехом.

Перед сном мы часто болтаем. Говорим друг другу все, что приходит на ум, без стеснения и увиливания. Как будто мы правда вместе не первый год, и я чертовски рад такое прочувствовать.

Но еще больше рад принятию Кьяры родителями. Наверное, на них все же повлияла моя позиция и слова о любви, которые всегда были правдой. Мама смогла разглядеть в Риччи подругу, папа — почти что дочь, о которой хочется заботиться наравне со мной. И складывается впечатление будто все налаживается; будто остается пара шагов, и долгожданное признание срывается с кончика языка.

Попробую сохранить его до свидания, на которое обманщица с удовольствием соглашается, снова утопая в моих объятиях.

Глава 25. Шрамы

Сегодня прекрасно все. День проходит замечательно, не оставляя после себя горького послевкусия разочарования. Явное примирение Кьяры с мамой теплотой растекается по телу, легкостью ощущается в мышцах и прогоняет негативные мысли. Наконец-то близкие мне люди могут общаться без пренебрежения и косых взглядов.

Свидание с Кьярой тоже стало глотком свежего воздуха. Мы вели себя, как настоящая пара: без стеснения касались, обнимались и один раз мне удалось украсть чужой поцелуй. Не знаю, увидела ли в эти моменты Риччи что-то в моих глазах, поняла ли мои чувства и намерения, но невероятный вечер подарила.

И его горячее продолжение.

Обнимая Кьяру под душем, прижимаю ее ближе. Она сама находится запредельно близко. Привлекает, манит, почти магнитом притягивает к себе. Расслабление, что скапливается в теле, немного затмевает сознание, и я почти признаюсь…

Но снова трусом убегаю подальше. В секунду что-то щелкает в голове, заставляя выждать чуть больше времени, чтобы окончательно убедиться во взаимном притяжении.

Обязательно все ей скажу и больше никогда не отпущу. Главное, ничего не испортить. Хотя, наверное, я уже испортил очередным рассказом про «ту самую», которая стоит прямо напротив и задает наводящие вопросы.

Даже кажется, что намекает на признание. Либо же просто хочет моего счастья и побыстрее избавиться.

А ведь было бы гораздо проще, если бы вместо первой записки я предложил попробовать стать ближе. Как же все было бы проще…

Глава 26. Обретая свободу, попали в капкан

Признаюсь Кьяре в трусости и получаю облегчение в светлых глазах. Намеки пронзают спину, остатки мозга, призывают быстрее обрабатывать информацию. Особенно, когда Риччи исчезает из моего поля зрения на некоторое время.

Не нахожу себе места, однако почему-то внутри уверен, что вот-вот все разрешится. Решаю: признаюсь ей в следующую нашу встречу. Или хотя бы попробую признаться.

Глава 27. La dolce vita.

Она опять сбежала.

Это стало понятно сразу, как только в объятиях я сжал не мягкое женское тело, а гребаного медведя. На крики Кьяра тоже не отозвалась, да и ее будильника я не услышал. Квартира вновь пустовала, давя на плечи тишиной и вопросами, почему я остался один.

Казалось бы, вечер был невероятно уютным и почти романтичным. В какой-то момент показалось — в светлых глазах напротив горит нежность, которая снится мне почти каждую ночь. Кьяра вскружила голову, давно отняла рассудок, а я так и не смог выдавить из себя заветных слов.

Признаться — равносильно игре в русскую рулетку. Если она скажет «нет», то все закончится. Она исчезнет из жизни, как исчезает из квартиры: тихо, незаметно и вызывая скорбящую боль.

Собраться с мыслями и подняться было трудно. Еще труднее стало, когда я открыл месседжер и увидел план на сегодняшний день — осмотр объектов почти до самого вечера. Гребаный Макс со своей простудой. Готов поставить свою квартальную премию — этот идиот специально наплел руководителю про больное горло, лишь бы не разъезжать весь день по Лондону.

Раздраженный и уже немного уставший, лениво осматриваю кухню. Хмурюсь, заметив сложенный блокнотный лист под чашкой. Текст записки не сразу приобретает смысл. Приходится перечитать аккуратно выведенные на листе буквы, прежде чем ухватиться за спинку стула. На мгновение перед глазами темнеет от бешеного биения сердца. Тело немеет, и клянусь — я отключаюсь.

То, о чем я так сокровенно мечтал, находится прямо перед моим носом. Вернее, слова перед носом, а Кьяра…

Твою мать, мне нужно ее найти.

Увидеть вживую и все сказать. Признаться, рассказать о своих чувствах и однозначно попросить прощения.

Я чертов трус, который уже несколько раз едва ее не потерял.

Звонки и сообщения сразу отпадают. Она говорила, что о чувствах в сообщениях не пишут. Поэтому пытаюсь уговорить руководителя перенести первый осмотр на позже. Вру, что мне нужно заехать в офис за актами и планшетом, хотя все лежит в портфеле, и он это прекрасно знает. Отчитав за ранний звонок, бредовые просьбы и избалованность хорошим отношением, в конце я был по-дружески послан в задницу.

Осознав, как влип, пришлось принять неизбежное и отработать день вне офиса. Каждая встреча тянулась до невозможности долго, руки иногда тряслись, а все мысли были заняты обманщицей. Мое долгое отсутствие явно вызвало вопросы и, возможно, уже привело к негативному выводу. И ведь не объяснишь, что я не специально который час в каске дышу строительной пылью и выслушиваю оправдания по не до конца выполненной работе.

Все раздражает и злит. Стараюсь сфокусироваться на своих чувствах. Но ничего хорошего не происходит. Я боюсь, что могу опоздать.

С последнего осмотра я вылетаю, едва не наткнувшись на торчащую из голой стены арматуру. В мыслях одно: я должен быть быстрее.

Вся дорога до офиса проходит в переживаниях и волнении. Никогда я не испытывал таких сильных эмоций. С одной стороны тянет неимоверное, необъятное счастье, с другой — боязнь облажаться. Хотя я и так облажался, когда не смог признаться в первый раз.

А ведь она намекала и просила.

Как же я был слеп и не уверен в себе, раз не увидел, не заметил и не прочел чужих чувств.

Из лифта сразу сворачиваю в сметный отдел. Широкими шагами оказываюсь у места Кьяры. Но нет ни ее, ни ее подруги.

Пусто. Как и от страха становится внутри.

— Где она? — громко и резко вырывается.

Незнакомая девушка в очках дергается и поправляет упавшую на нос оправу.

— Вроде на кухне с Браун, — склоняет голову набок и с ехидством улыбается. — А что, она где-то ошиблась, раз ты сам пришел?

Пропускаю брошенный в спину вопрос, бешеным зверем срываясь на кухню, как дурак ориентируясь на настенные указатели. А ведь Кьяра нигде не ошиблась. Ошибся я, когда затеял игру с попытками влюбить ее в себя.

Сам придумал и сам же облажался.

Теперь все изменится, лишь бы она не оттолкнула. Сердце пробивает ребра, когда я залетаю на кухню, — нашел! Не вижу ничего, кроме стоящей ко мне спиной Кьяры. Только она в этом мире и больше никого.

Все уходит на второй план, когда наконец-то касаюсь желанных губ и теплого тела. В моих руках она расслабляется, отвечает на поцелуй, и я готов поклясться — я никогда ее больше не отпущу.

Эпилог

С начала отношений с Кьярой жизнь полностью изменилась. Мне больше не приходилось скрывать своих чувств и намерений. Я дышал полной грудью, позволяя родному человеку находиться рядом, касаться и целовать. В ответ я делал то же самое, стараясь показать всю свою любовь и заботу. Окутывая лаской, желая сделать как можно больше, не заметил прошедшего времени. Хотя даже его мне мало. Хочется еще и еще. И почему-то я уверен — Кьяре тоже.

Весь вечер любуюсь только ей. Она рада свадьбе Фиби, будто она ее. Пару раз я замечал слезы, что Кьяра торопливо стирала, стоило нашим взглядам пересечься. Я лишь улыбаюсь и обнимаю. Целуя в макушку, шепчу ласковые слова, которые новым поцелуем остаются на моих губах.

Дома вечер проходит почти как обычно, за исключением пришедшего осознания.

Лежа в постели, задумываюсь о наших отношениях. Прийти к ним было сложно, мучительно больно. Страдал не только я, но и Кьяра. За ее разбитое несколько раз сердце стыдно и страшно. Если бы я только мог стереть ее воспоминания, я бы обязательно это сделал. Сейчас стараюсь перекрыть их новыми, яркими. Чтобы у Кьяры не возникало сомнений в моих чувствах к ней.

Без понятия, почему нам потребовалось столько времени, чтобы сойтись. Возможно, Кьяра должна была поверить в любовь и довериться ей, а я научиться верить в себя и бороться за свои чувства.

Точных причин не знаю. Да и они не нужны вовсе, потому что я люблю. По-настоящему сильно, до хруста в костях и потери сознания. Я люблю и готов кричать об этом. Громко, четко. Чтобы слышал весь мир.

И Кьяра любит.

— Обещаю, — целую. — Никогда не откажусь.

И понимаю — она мне верит.

Примечание:

Не забывайте оставлять отзывы, подписываться на историю и добавлять в библиотеку. Мне приятно, а у вас не займет много времени ????

Тг: kristinastone

Конец