Измена. (с) меня достаточно. Из сборника Порно рассказы измена

Глава 1.

Настя.

— Куда я рубашку дел? — Бормочет Марат, заглядывая в каждую комнату.

— В шкафу смотрел?

— Ведьма! — Доносится до меня через минуту. — Может скажешь ещё, где кошелёк?

Голова мужа показывается в арке, ведущей в гостиную. Обаятельная улыбка во все тридцать два.

— На столе видела вчера, на кухне. — Я тоже улыбаюсь.

Марат суетится, бегая по дому. В кабинете сгребает бумажки в неровную стопку. Пихает в кожаный дипломат.

Я стою, подпирая плечом косяк. Подобную картину я наблюдаю почти каждое утро. Вообще-то, Марат очень ответственный, умный. Рассеянный слегка, но это компенсируется положительными качествами.

В гостиной оживает его мобильник.

— Я принесу.

Срываюсь с места вперёд мужа. Если отвлечется — точно что-нибудь забудет.

На дисплее звонок от Светы — его ассистентки. Правая рука мужа, которая заменяет ему меня на рабочем месте. Странновато звучит, но что поделать.

Несу телефон.

— Да! — Рявкает муж в трубку. — Сказал же, не опоздаю. Уже из дома выхожу.

Я поднимаю бровь и едва сдерживаю смех, глядя на Марата, стоящего в носках, трусах и рубашке. Он подносит указательный палец к губам, умаляя не выдавать его.

— Заберу. Ага. Всё. — Сбрасывает звонок.

— Успеешь по пробкам?

— А какие варианты? — Поджимает губы. — Ты сегодня снова в студию?

— Да, выставка через три дня, а дел ещё много. Буду не раньше одиннадцати. — Вру я.

Сегодня выходной, но я запланировала сюрприз.

— Обратно возьми такси, не ходи пешком. Это, Настён, кофе организуешь?

Киваю и иду на кухню. Наливаю только что сваренный кофе в кружку Марата — на ней нарисованы обнимающиеся котята и крупными буквами написано «Я буду тебя бесить, а ты терпи».

Выношу кофе. Марат уже у входной двери, зашнуровывает ботинки. Он забирает кружку из моих рук и делает пару больших глотков.

Любуюсь широким разворотом плеч, обтянутых белой рубашкой.

— Всё, Насть, побежал.

Я тянусь к нему губами, но Марат уворачивается и чмокает меня в щёку.

— Удачи!

Вместе с ним выхожу на крыльцо дома и стою до тех пор, пока машина мужа не скрывается за углом. Поворачиваюсь, встречаюсь взглядом с собой в отражении застеклённой двери.

Ну и видок!

Включаю музыку погромче и начинаю уборку. В голове перебираю, что у нас осталось из съедобного, и чем вечером мужа кормить.

Котлетки? Гуляш? Суп какой-нибудь?

Нет, хочется сегодня чего-то особенного. Чего-то изысканного и необычного. Настроение игривое и шаловливое, поэтому останавливаюсь на устрицах в винном соусе.

Шиканём!

Закончив с уборкой, отзваниваюсь Лике — подруге и по совместительству начальнице.

Лика умничка. У неё своя большая фотостудия, которая так же занимается организацией частных фотовыставок. А два раза в неделю я там преподаю портретную съёмку. Платят не много, но мне больше и не нужно — Марат хорошо зарабатывает. К тому же, он сам настаивает, чтобы я не брала на себя много работы, а сидела дома и занималась очагом.

Лика щебечет в трубку, делится новостями. У неё пацаны-двойняшки, и каждый день случается что-то интересненькое.

Пока болтаем, я стою у зеркала и критическим взглядом рассматриваю сухие кончики волос и смешной пушок, стоящий дыбом на макушке.

Лика внезапно прерывается — кто-то из двойняшек смыл в унитаз её зарядку от телефона. Она обещает перезвонить позже.

Весь день я слоняюсь по дому, пытаясь чем-то себя отвлечь, но мне хочется промотать время, чтобы скорее наступил вечер и вернулся Марат. Я уже отгладила и развесила его рубашки, разложила по цветам галстуки и даже разгребла беспорядок на рабочем столе.

Я принимаю душ и привожу себя в порядок. Обмазываюсь вкусными скрабами и кремами, представляя реакцию мужа. Делаю вечерний макияж, неумело укладываю волосы. Откапываю в шкафу самый соблазнительный комплект белья: ажурный, почти прозрачный. Созданный, чтобы подчеркивать, а не скрывать. Я давно его не носила, предпочитая сексуальности удобство, но сегодня тот самый случай, когда удобством можно пренебречь.

На ноги — лодочки с острым носом, на экстремальном каблуке. На плечи — тонкий халатик.

Готовлю устрицы, бурлящие в вине, и чешусь от синтетического кружева. Пританцовываю у плиты. Во мне кипит энергия.

На часах — девять. За окном сгущаются сентябрьские сумерки. Гашу везде свет и сажусь за стол, скучающим взглядом рассматривая приготовленный ужин и сверкающие в тёплом свете свечей бокалы с красным вином.

Оживаю, когда слышу, как открывается входная дверь.

Подрываюсь, скидываю халатик и присаживаюсь на край стола в самой соблазнительной позе из своего арсенала. Закусываю губу — видела такое в фильмах. Вроде, мужчинам нравится. Делаю глубокий вдох, успокаивая неровную дробь сердца, и…

В дверном проёме появляется Марат. В его глазах полнейшая растерянность.

— Настя?

Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь призывно-сексуальное.

— Маратик! — Звучит

не мой

голос.

Слова застревают колючим комом.

В следующее мгновение на пороге кухни появляется Света. Та самая, правая рука мужа. В расстёгнутой до середины живота шифоновой блузке и с красиво уложенными волосами. Её полные губы складываются в жёсткую линию.

Я застываю, всё так же продолжая сидеть на столе в позе древнегреческой богини.

— Ахренеть! — Выдыхает Света. — Ты же сказал, её дома не будет.

Марат глупо разевает рот.

Я ищу внутри себя логичное объяснение увиденному, но интуиция шепчет, что всё здесь крайне однозначно.

— Настён… — Приходит в себя Марат и делает ко мне шаг. — Не знаю, что ты там себе придумала, но всё не так.

Я ещё раз пробегаюсь глазами по Свете и задерживаюсь на полусферах груди, выглядывающей из расстегнутой блузки.

— Это даже к лучшему. — Ловит она мой цепкий взгляд, но не спешит застёгиваться. — Марат, скажи ей сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Настён…

— Вы спите, да? — Инстинктивно обнимаю себя руками за плечи.

Света закатывает глаза.

— Встречаемся.

— Встречаетесь?

— У нас отношения.

— Отношения?

— Господи! — Рычит Света, потеряв терпение, и тычет в меня ладонью. — Марат, объясняй сам.

— Насть, я хотел рассказать. Ты не должна была узнать вот так. — Он рассеянно трёт шею.

Я слажу со стола. Каблуки с громким стуком встают на кафель.

Я почти голая. Не только телом. Моя душа тоже нараспашку, и у меня нет сил прикрыться. Я боюсь, что разревусь прямо на глазах его любовницы. Лицо заливает краской стыда.

Уязвимость. Острая уязвимость — вот, что я сейчас чувствую.

— Почему? — Шепчу, с трудом проталкивая слова через колотящееся в горле сердце.

— Ты должна понять. Ты же сама видишь, что не осталось между нами ничего.

— Но мы семья…

— Насть, ну невозможно мужика котлетками удержать. — Марат морщится. — Мужику страсть нужна. Хороший секс. А наш с тобой секс — это как просмотр старого сериала. Идёт фоном, потому что все реплики ты уже наизусть выучил.

Я прикрываю глаза. Мне больно, потому что это правда. Марат очень пылкий, страстный. А я — нет.

Я и вечер этот устроила, потому что подсознательно уже давно что-то чувствовала. Только себе признаваться в этом не хотела.

— Прости. — Снова шепчу.

Я не знаю, что ещё сказать и как это исправить.

Меня

мало

. Или я просто не старалась. Я должна была стать лучшей версией себя рядом с таким мужчиной, как Марат, но я расслабилась.

— Ну, раз уж мы всё решили, может, освободишь дом? — Встревает Света.

Её голос звенит и вибрирует у меня в мозгу. Я хочу броситься на неё, вцепиться ей в лицо, в блестящие красивые волосы.

Набираю в лёгкие побольше воздуха. Поднимаю на Марата влажные глаза.

— Освободить дом?

— У неё прикол такой, всё переспрашивать? — Света подходит к столу и берёт в руки бокал. Медленно покачивает из стороны в сторону, глядя на меня сквозь стекло. — Шмотки собирай.

— Но мне некуда идти.

Я не хочу защищаться. Тело покалывает от нервов. Не знаю, как женщины могут устраивать скандал в такие моменты, потому что я не могу найти в себе сил даже для того, чтобы сделать глубокий вдох. Дышу поверхностно и часто, отчего уже скоро начинает кружиться голова.

— Насть, поживи пока в отеле. Или у подружки. Так правда будет лучше. — Марат поднимает с пола халат и набрасывает мне на плечи. — С домом потом решим.

Я хватаю со стола открытую бутылку вина и на автомате выхожу из кухни. Не бросаюсь собирать вещи, как следовало бы сделать, а иду прямо к входной двери. Накидываю кожаный плащ, туго затягиваю пояс.

— Настюш, ты как? Тебя подкинуть? — Марат появляется рядом. Он сам бледный, как полотно.

— Поеду к Лике. Вызову такси.

— Давай довезу. — Хватается за ключи.

— Нет. — Останавливаю его руку. — Мне нужно… Я должна одна побыть.

Марат обнимает меня, крепко прижимая к груди. От него пахнет так по-родному. Этот запах — часть моей жизни, и от мысли, что он больше мне не принадлежит, внутренности закручиваются в узел.

— Прости, малыш. — Он гладит меня по волосам. — Сама увидишь, что так будет лучше для всех.

— Да. — Я отстраняюсь. Я верю ему. Он всегда прав. — Поешь, я устрицы приготовила. В вине.

Салютую бутылкой и выхожу. Дверь за мной тихо закрывается.

И только оказавшись в прохладе осеннего вечера я выдыхаю и позволяю себе расплакаться.

Дорогие читатели! Не забудьте добавить книгу в библиотеку, чтобы не потерять. Буду очень благодарна за ваши звёздочки и комментарии! Спасибо, что читаете!

Глава 2.

Настя.

Еду в такси. Пытаюсь сдержать рыдания. Водитель косится в зеркало заднего вида, и когда мы встречаемся взглядами, я вижу в его глазах жалость и любопытство.

— Остановите около магазина. — Не выдерживаю я, и водитель паркуется у обочины.

Я хочу пройтись. Подышать и подумать. Мне нужно решить, что говорить Лике. Я чувствую стыд и вину за произошедшее, поэтому тщательно подбираю в голове слова, складывая их в не слишком ясную картинку. Если обрисую всё крупными мазками, Лика не станет вываливать на меня тонну нравоучений. Это последнее, в чём я сейчас нуждаюсь.

Шок заставляет думать, будто это сон. Дурной, очень реалистичный сон, и всё снова вернётся на круги своя, когда я проснусь.

Больно щипаю себя за кожу на запястье, но мир остаётся прежним.

Мимо проносится автомобиль. Тормозит, сдаёт назад.

— А ты чё одна так поздно гуляешь? Садись, довезу.

Сжимаю в кармане плаща телефон.

Игнорирую.

— Чё такая неразговорчивая?

Поднимаю заплаканное лицо. Должно быть, тушь размазалась по щекам, и видок у меня в целом потрёпанный.

— Понял. — Цокает молодой парень и жмёт по газам.

До дома Лики остаётся всего два квартала. Неудобные лодочки натирают ноги. Каблуки такие высокие, что у меня ноют голеностопы. Снимаю туфли и швыряю в ближайшую мусорку.

Редкие прохожие хихикают при виде меня или шарахаются, как от прокажённой. Думают, наверное, что я чем-то обдолбалась, и они не так далеки от истины — я словно в бреду, реальность искажена до неузнаваемости.

Брусчатка холодная, но я даже этому рада — это помогает сконцентрироваться на ощущениях в теле, а не на мыслях.

Впереди маячит компания.

Рядом снова визжат тормоза.

Я не поднимаю головы. Надеюсь, что это Марат бросился меня искать, но надежда гаснет, когда я слышу незнакомый голос:

— Прохладно для прогулок босиком.

Молчу.

Автомобиль медленно едет рядом.

— Куда направляетесь?

Плотней закутываюсь в плащ, поднимаю воротник. Под плащом у меня почти ничего, и когда я об это вспоминаю, начинаю чувствовать себя ещё менее защищенной.

Нащупываю в кармане ключи и зажимаю в пальцах так, чтобы острый кончик лёг между костяшками.

— Я могу дать вам свои ботинки. Вы застудитесь. К тому же, не безопасно гулять по ночам одной. Куда смотрит ваш муж?

Последний вопрос ощущается пощёчиной и горит на коже красным следом. Я вздрагиваю. Поднимаю голову на незнакомца.

Разглядываю его всего пару секунд.

У него яркая внешность, типажом похож на Марата: тёмные волосы, лёгкая щетина, выраженная маскулинность.

— В машину вы не сядете?

Ускоряюсь. Почти перехожу на бег.

Автомобиль тоже чуть набирает ход.

— Позвольте вас хотя бы проводить. Я буду держаться на расстоянии. Вот отсюда за вами понаблюдаю. Идёт?

Толпа всё ближе. Я слышу гогот и ёжусь, пытаясь утонуть в плаще. Сделаться невидимой.

Когда мы равняемся с компанией парней, они начинают пьяно улюлюкать и свистеть. Загораживают дорогу.

— Мальчики. — Раздаётся из машины громко и резко. — Ноги в руки и съебались в туман.

— А то чё, дядя? — Машет рукой самый высокий и явно не самый трезвый.

— А то дядя выйдет.

— Выходи. Поговорим, как мужчины.

— Идёт. — Он глушит авто. — Зови пока мужчин, а то я рядом ни одного не вижу.

Выходит.

Он огромен, плечист, и на голову выше пьяного болтуна.

— Да ладно! — Тот поднимает перед собой раскрытые ладони. — Понял, твоя девчонка. Сразу бы сказал.

«Мальчики» тушуются и расступаются. Я проскальзываю между ними и, не оглядываясь, бегу вперёд.

Вдавливаю с силой ладонь в грудную клетку, потому что мне кажется, будто сердце сейчас выпрыгнет наружу. Только теперь начинаю осознавать, насколько идиотской была идея прогуляться ночью.

Уже через пару минут оказываюсь перед домом Лики. Двор элитный, под охраной, перекрыт забором и шлагбаумом. На посту дремлет знакомый охранник — Миша.

Вытираю следы туши под глазами, натягиваю улыбку.

— К Лике Сергеевой, в десятую.

— Ожидают? — Бросает быстрый взгляд на время, а потом долгий на меня. — Насть, ты?

— Угу.

— Нормально всё?

— Да. Была рядом, решила заглянуть.

— Ну, проходи. — Ворота пикают. Миша кивает мне за спину. — Это с тобой?

Оборачиваюсь.

Незнакомец в чёрном авто приветственно мигает аварийкой, тут же разворачивается и уезжает.

Всё-таки проводил.

— Три девятки. — Хмыкает Миша. — Так он ж пятнадцать минут назад отсюда уехал. Забыл чего?

Я не слушаю. Уже несусь к подъезду и набираю на домофоне номер квартиры Лики. Она не спрашивает, просто открывает.

Поднимаюсь на пятый. Тихо стучусь.

— Кир, ты?

Дверь распахивается.

— Настя? А ты чего тут? — Шепчет Лика. — Да ещё и в таком виде. Где обувь твоя?

Я мнусь на пороге. Закусываю губу — боюсь расплакаться. В носу свербит.

— Да ты заходи. Не шуми только, пацаны уснули. Весь день на ушах стояли, думала застрелюсь. Давай, давай, раздевайся.

Лика помогает мне снять плащ и замирает при виде пикантного лука. Бровь её уползает наверх и скрывается под косой чёлкой.

— Выпить хочешь? Хотя чего я спрашиваю… — Тащит меня за руку на кухню.

На столе, как по волшебству, появляется апероль, оливки, сыр. На моих плечах — тёплый плед, на ногах — носочки из верблюжьей шерсти.

Без аппетита смотрю на закуски, опрокидываю залпом бокал апероля. Выкладываю Лике всё, что произошло накануне. Подруга не перебивает, только шокировано качает головой и наполняет периодически бокалы.

— Ахренеть! — Многозначительно выдаёт она, когда мой рассказ подходит к концу.

— Шесть лет, Лик!

— Ничего. Мы у этого гада отберём дом. — Лика кидает в рот оливку и та с лёгким хрустом лопается у неё во рту. — Я тебе дам контакты своего адвоката. Он в этом деле лучший.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— За дом Марат платил. — Кручу кольцо на безымянном.

— А ты что, бесплатная рабочая сила? Просто готовила, обслуживала и рубашечки ему крахмалила? Нет уж, совместно нажитое поделим и попилим. Ладно, люди и через двадцать лет разводятся.

— Разводятся? — Я глупо хлопаю ресницами.

Как ни пытаюсь, не могу приложить это к себе, к нам. Словно наши отношения гораздо выше остального.

Разводятся другие. Слабые. Опустившие руки.

Но мы ведь поборемся?

— Насть, ты же подашь на развод?

— Нет. Конечно, нет. Он… Он просто оступился! Это не повод, чтобы рушить всё, что было построено. — Отвечаю немного агрессивно.

Инстинктивно мне хочется защищать Марата, потому что он не заслужил, чтобы его презирали или ненавидели. Он замечательный человек, чуткий и любящий.

В глазах Лики плещется смесь недовольства и жалости, и я не понимаю, что означает этот взгляд.

— Подожди, Насть, тогда чего ты хочешь?

— Чтобы всё было, как раньше. Я должна его вернуть..?

Больше спрашиваю, чем говорю, потому что совершенно не уверена в том, что должна делать дальше. Я не оказывалась в таких ситуациях, и даже гипотетически не представляла, что со мной может случиться подобное.

— Знаешь, — Лика откидывается на мягкую спинку стула и немигающим взглядом смотрит в потолок. — если мужик хочет уйти, ты его не удержишь.

— Я рожу ему ребёнка.

— Я родила двоих. — Лика с громким стуком ставит свой бокал на стол. Шах и мат.

— Но ты не держалась за Сашу.

— Да упёрся он мне?! Насть, я ахрененная, красивая, успешная, самодостаточная. И ты тоже. Но ты в своём Марате растворилась и забыла об этом. Он тоже забыл.

— Я напомню.

Вот. Это уже похоже на план.

Радость, граничащая с безумием, бурлит внутри. Мне не нравится это чувство, оно почти болезненно, но в то же время придаёт сил.

— Не нравится мне твоё выражение лица. Что задумала?

— Можно я у тебя в гостевой заночую? — Пропускаю вопрос Лики. Ответ ей всё равно не понравится.

— Да пожалуйста. — Подруга машет рукой в сторону коридора. — Только поспать утром не получится. Пацаны вылупляются раньше петухов.

Лика загружает посудомойку, а я ухожу в комнату. Выпитое даёт о себе знать: я падаю на постель, поверх покрывала, и забываюсь сном.

Глава 3.

Настя.

Визги, крик, звук падения чего-то тяжёлого.

Резко вздрагиваю и просыпаюсь.

Морщусь от тупой боли в висках, и от странной острой — в сердце.

Оглядываюсь, понимая, что проснулась не дома. Реальность обрушивается на меня лавиной, погребая под толстым непроницаемым слоем недавних событий и новых чувств.

Нащупываю под подушкой телефон и лезу в соцсети. Марат любит внимание и постоянно что-то постит, но сегодня на всех его страничках подозрительная тишина.

Пишу сообщение.

Настя: Прости за то, что всё так получилось. Давай поговорим?

Он онлайн, но не читает.

Отбрасываю телефон и опасливо выглядываю из комнаты. Мимо меня проносится что-то быстрое и громкое.

— Так, Сёма, отстань от Тёмы. Тёма, отдай ты брату эту змею. У вас игрушек целый шкаф.

Один из двойняшек начинает плакать, второй отбирает из его рук резиновую змею и с хохотом уносится в обратном направлении.

Лика вытирает мокрые руки о домашнюю футболку и садится на корточки, чтобы быть глазами на одном уровне с плачущим ребёнком.

— Тёмочка, давай вы попробуете играть вместе, ладно? А я сейчас блинчики приготовлю, будем завтракать.

— С сиколадом? — Слёзы, как по мановению волшебной палочки, останавливаются.

Вот бы и мне ощутить животворящую силу сиколада. Хотя сомневаюсь, что сейчас это поможет.

— Конечно. С сиколадом, с вареньем, как захочешь.

Тёма тут же забывает о своей драме и убегает в детскую.

Я выхожу из комнаты.

— Ох уж эти трёхлетки. — Сетует Лика. — Хорошо, что пока еда срабатывает безотказно. Ты как?

— Нормально.

— А выглядишь совсем не нормально. Давай в душ и завтракать, а потом поедем в студию. Помнишь, что у нас выставка на носу?

Киваю, поджав губы.

— В принципе, можешь и не ездить. — Говорит Лика, разглядывая меня с особой тщательностью. — Поваляйся в постеле, посмотри мелодрамы, поплачь. К пацанам няня скоро придёт, попрошу не подпускать к твоей комнате на пушечный выстрел.

— Нет, я поеду. Только умоюсь.

Привожу себя в порядок. Дольше обычного стою под душем, надеясь, что горячая вода смоет с меня липкий ужас, которым покрыто всё тело. Но вода не исцеляет препарированную душу.

Поглаживаю в районе сердца — там ноет. Там словно дыра.

Больно. Больно. Больно.

Но я хотя бы больше не рыдаю.

Просто опустошена, и батарейка на нуле, будто высосали жизненную энергию через трубочку.

У меня из вещей только колючий кружевной комплект белья и фривольный халатик, в котором перед детьми появляться стыдно. Одалживаю у Лики футболку и джинсы — хорошо, что размер у нас почти одинаковый.

Завтракаем.

— Мы в этот раз затянули. — Лика ставит передо мной кружку с кофе. Его горький и глубокий запах немного разгоняет туман в голове. — Монтаж должны были ночью закончить, нам осталось по мелочи, но время поджимает.

Выставка Екатерины Демидовой для Лики очень важна. Это потенциальный мостик между её студией и новыми клиентами с деньгами. Демидова — известный портретный фотограф с кучей полезных связей и влиятельных друзей.

— Фотографии у тебя?

— Да, флешку вчера завезли. По пути заедем в типографию, к вечеру будут готовы.

Я отламываю от блина кусочки, макаю в шоколадную пасту и поочерёдно кладу в рот двойняшкам, как птенцам. Мальчишки смотрят на меня с нескрываемым восторгом.

— Они жуть, как влюбчивы. — Говорит Лика, вытирая с лица Сёмы шоколад. — Скоро приедет Алиса, а мама поедет работать.

Она воркует, улыбается, строит смешные рожицы.

Я смотрю на её семью. Я мало знаю её детей и мало знаю Лику, как маму, потому что редко приезжала в гости, хотя живём мы в часе езды друг от друга. Но меня поглотил быт, и всё свободное от работы время я занималась домом и обедами, рубашками и носками.

Чувствую небольшой укол совести.

Вскоре приезжает Алиса — няня. Сёма и Тёма окружают молодую девушку и липнут к её ногам, не давая ступить ни шагу.

Лика раздаёт Алисе ЦУ. На прощание целует детей, тискает, снова целует.

Когда дверь за нами закрывается, Лика вздыхает.

— Уже скучаю по ним.

Мы заезжаем в типографию. Отдаём флешку и документ с техническим заданием, в котором подробно указано всё, включая размеры холста для каждой конкретной фотографии. Подписываем договор и едем в студию.

По дороге снова лезу в соцсети.

Тишина. Везде пусто. Ни новых фото, ни историй. Прочитанное сообщение болтается без ответа.

Настя: Можем встретиться в центре? Попьём кофе… Я хочу всё исправить.

Кручу бессознательно обручальное кольцо. Сейчас это единственное, что связывает нас с Маратом.

— Перестань. — Одергивает Лика. — Перестань уже готовить слезливую речь, которую толкнёшь ему при встрече.

— Ты что, мысли читаешь?

— Да у тебя на лице всё написано. Только не забывай, что ты собралась унижаться перед человеком, который об тебя ноги вытер.

Марат не вытирал об меня ноги.

В голове всплывает момент, когда он бережно накинул на мои плечи халат. К тому же, он хотел меня подвезти. Стал бы человек, которому наплевать, делать лишние телодвижения, когда его там ждёт роскошная любовница с вином и устрицами?

Нет, конечно, ему не всё равно. Просто он меня так наказывает за то, что совсем себя запустила. Это небольшой моральный пинок, чтобы я скорей взялась за ум.

А Лика просто не знает всей подноготной наших отношений. Со стороны легко судить.

В студии заканчивается монтаж. Выставка под ключ, целиком на нас. Иногда клиенты сами руководят подготовкой, и тогда от Лики требуется лишь предоставить помещение и не мешать.

Но не в этот раз.

Все конструкции созданы по проекту дизайнера и согласованы с заказчиком. Минималистичные стальные рамы выкрашены в чёрный. Некоторые развешены по стенам, некоторые вытянуты от пола до потолка. Скоро пустое место в этих рамах займут холсты с фотографиями.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пока Лика принимает работу монтажников, я занимаюсь велком-зоной. Послезавтра над ней ещё поработают флористы. Живые цветы заставят помещение заиграть новыми красками. А пока я просто протираю длинный стол и думаю.

Бесконечно думаю о том, в какой момент всё пошло не так.

Марат появился в моей жизни шесть с половиной лет назад. Появился ярко и внезапно, вскружив голову широкими жестами и романтичными поступками. Мы гуляли под луной, устраивали пикники под ночным небом, летали в Рим на выходные, а уже через пол года сыграли свадьбу. Это была любовь с первого взгляда, и я тогда решила, что свою жизнь хочу разделить именно с этим мужчиной.

Он — моя путеводная звезда. Если бы не Марат, то я бы давно обабилась, забила на себя. Но он истинный эстет и любитель прекрасного. В его глазах я хотела всегда быть лучшей.

Он кривился при виде полных — я садилась на диету. Он возмущался излишней эмансипированности современных женщин — я отказывалась от своих клиентов и фотосессий, чтобы больше времени уделять дому.

Он никогда не просил меня чем-то жертвовать, но я понимала всё без слов. Одним лишь взглядом Марат низвергал противника до уровня грязи под ногтями. Одним лишь взглядом мог показать, как счастлив или недоволен.

Мне льстило ощущение, будто я особенная. Как иначе, если такой мужчина сам выбрал меня? Оставалось только соответствовать. Но я расслабилась.

И провалилась.

Из-за банального секса.

Марат давно говорил, что во мне нет огня. Что я слишком тихая в постели, слишком зажатая, безынициативная, не интересная.

Облизываю губы. Чувствую солоноватый привкус собственных слёз.

Ну вот.

— Насть, ау! — Щёлкает пальцами Лика. — Ты в этом столе сейчас дыру протрёшь!

Отворачиваюсь. Тихо шмыгаю носом и смахиваю со щёк влажные дорожки.

— Просто задумалась.

— Натурально зависла. — Лика садится на стол, который я только что тщательно оттёрла. — Что тебя тревожит? Не глобально, это-то я как раз понимаю.

— Секс. — Отвечаю откровенно. — Я не сексуальная.

— Ты? Сдурела? В зеркало на себя давно смотрела?

— Да я не об этом. Просто нет во мне этой внутренней женщины-кошки, которая трётся, мурчит и изящно выгибается. Есть только женщина-хомяк, которая наяривает целыми днями в колесе. Но, как выяснилось, хомяки мужчин в постели не устраивают.

— А может не в тебе дело?

— И как я это узнаю?

— Ну… — Лика многозначительно закусывает губу и часто-часто моргает. — Думаю, вопрос не «как» а «с кем».

— Лика! Даже думать об этом не хочу!

— Вот и живи в неведении.

Подруга спрыгивает со стола.

У меня в кармане вибрирует телефон.

Марат: Рад, что ты не сваливаешь ответственность на одного меня.

Марат: Настён, мне тоже тяжело. Но хорошо, что мы расстались друзьями.

Марат: Когда сможешь забрать вещи?

Сжимаю челюсть до скрипа зубов.

Настя: Когда найду квартиру. Можешь унести их в гараж, если мешают.

Убираю телефон.

— Лик, можешь мне в этом месяце зарплату пораньше выплатить?

— Могу хоть сейчас. Опять случилось что-то?

— В доме теперь кошка. Хомяк должен уйти.

Закрываю глаза.

Господи, дай мне сил.

Дорогие читатели! В вс выходной, следующая глава выйдет в понедельник. Спасибо, что читаете!

Глава 4.

Настя.

День выставки. Двойняшек развлекает няня, а к Лике приехала визажист. Все заняты делом, и лишь моя жизнь словно остановилась.

Меня не отпускает внутренняя тревога. Это не то чувство, когда трясёт от злости или разрывает от эмоций. Это чувство зудит под кожей и ускользает всякий раз, когда я пытаюсь нащупать точку, в которой оно сконцентрировалось. Оно везде и нигде. Оно медленно меня разрушает.

Зажав между голых ступней ведёрко с ванильным мороженым, зарываюсь с головой в сайты аренды квартир.

То, на что у меня хватает денег выглядит так, словно подверглось бомбёжке. Жильё, выглядящее более-менее, мне не по карману. Нужно что-то выбрать, но я только раздражаюсь и всё больше теряю надежду.

Лика меня не торопит. Напротив, настаивает на том, чтобы я и дальше жила у неё. Говорит, что вместе веселее, к тому же так она может приглядывать за мной.

Пролистываю варианты.

Не то. Не то. Всё не то.

На самом деле я скучаю по своему уютному дому и не хочу жить где-то ещё. Втайне надеюсь, что конфликт с Маратом разрешится в ближайшие дни, и мы просто забудем о произошедшем, как о страшном сне. В то же время понимаю, что должна куда-то двигаться.

Замереть — это не стратегия.

В комнату заглядывает Лика. На ней красивое вечернее платье по фигуре и длинные серьги, которые почти касаются голых плеч. Каштановые волосы собраны в гладкий пучок.

Роковая красотка.

— Ты собираешься?

— Я не поеду. — Сую в рот ложку мороженого. — Решила воспользоваться твоим советом и посмотреть мелодрамы.

— А всё уже, всё. Надо было раньше! — Недовольно ворчит Лика и бросает что-то на мою кровать. — На вот, примерь.

— Лик, ну серьёзно. Я не в том настроении.

— А ты считай, что это приказ начальницы. Она у тебя на всю голову поехавшая, так что придётся подчиниться. Насть, отвлекись немного. Знаю, что тебе в твоём болоте сейчас комфортно, но… — Лика поднимает назидательно указательный палец. — Но послушай женщину, пережившую болезненный развод. Чтобы из дерьма выбраться, нужно барахтаться из последних сил. Да и как ты можешь меня там одну бросить?

Вздыхаю и сдаюсь.

Всё равно не отстанет.

Надеваю платье, которое принесла Лика. Это простая атласная комбинация глубокого винного цвета. С тонкими бретельками и небольшой сборкой в районе груди.

Визажист Лики — Карина, делает мне быстрый макияж и закручивает волосы на плойку, укладывая их слегка небрежными волнами.

— Девушка сёрфера. — Карина довольно улыбается, глядя на проделанную работу. — Эта укладка уже несколько сезонов не выходит из моды.

Мне плевать на моду. Я не собираюсь покорять мир своей красотой, но образом в целом очень довольна. Вышло элегантно и не вычурно.

В студию Лики мы приезжаем незадолго до того, как начинают прибывать первые гости. Сегодняшняя выставка отличается от того, что мы делали раньше. Это мероприятие закрытое, вход строго по пригласительным. Сегодня здесь соберутся сливки общества, в основном из сферы искусства. Меценаты и благотворители, филантропы или только косящие под них. Именитые фотографы, крупные блогеры и прочие любители посветить лицом. В общем, совсем не моя тусовка.

Медленно прогуливаюсь вдоль стен, которые сейчас завешены большими холстами с чёрно-белыми фотографиями. На них в основном женщины. Не идеальные, с изъянами, но совершенные в своей уязвимости перед объективом камеры.

Выставка Кати Демидовой — это не просто набор снимков, объединенных одной идеей. Это манифест, в полной мере отражающий любовь к людям. Рассказ в лицах, в телах.

Я брожу, сражённая чистой, неподдельной любовью художника к произведениям искусства и застываю у очередной фотографии. На ней смутно знакомое лицо мужчины.

Где-то я его уже видела.

Взгляд глубокий, непроницаемый. Он смотрит прямо в камеру, явно чувствуя себя хозяином положения. Между длинных пальцев зажата тлеющая сигарета, и белый дымок от неё ярко контрастирует в свете студийных ламп на чёрном фоне. Он сидит, полуразвалившись на простом деревянном стуле, рубашка расстегнута до середины груди. Тёмные волосы чуть взлохмачены.

Я не могу перестать смотреть. Фотография завораживает мелкими деталями и подробностями, и мне хочется знать, что прячется за ней, за этой красивой картинкой.

— Нравится?

Голос рядом заставляет меня вздрогнуть, и я едва не роняю бокал с шампанским. Медленно поворачиваюсь.

Передо мной стоит мужчина с фотографии, и я слегка теряюсь от странного, немного нереального ощущения раздвоения реальности. Будто матрица дала сбой.

И тут я вспоминаю, где уже видела его.

— Это вы! — Говорю я, не скрывая удивления. — Это вы были в той машине, тогда, ночью. Вы что, преследуете меня? Вы какой-то маньяк, да?

— Это говорит девушка, которая уже десять минут пялится на мой портрет. — Он улыбается совершенно беззлобно. — Не отрицайте, я наблюдал за вами. Так что, нравится?

— Немного пафосно. — Отвечаю, и добавляю после небольшой паузы: — Но вам идёт.

— Пафосно. Я тоже так думаю. — Он тянет руку. — Кирилл. Можно просто Кир.

— Настя.

Он медленно проходит мимо меня, обдавая запахом дорогого парфюма, и идёт дальше, абсолютно уверенный в том, что я последую за ним.

И я следую.

— Катя решила, что здесь этому снимку самое место. В свою защиту скажу, что я был против.

— Вы знакомы с Катей? — Спрашиваю и тут же мысленно хлопаю смачный фейспалм. Конечно, они знакомы, раз она сделала его портрет!

— Она мой… м… друг. Ну, а как вам выставка в целом?

— Восторг. Я фанатка Кати. Мне нравится то, как она умеет доносить свои мысли через фото. Всегда хотела этому научиться. — Останавливаюсь, чтобы убрать из рук пустой бокал.

— Вы тоже фотограф?

— Раньше была. Портретистом. Мне нравилось работать с глазами людей и их мимикой. По глазам можно многое узнать о человеке. Меняя глубину и теплоту света, резкость теней, можно откопать в недрах человеческих глаз что-то, о чём они сами никогда не подозревали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Правда? — Он нависает надо мной, смотрит пристально, изучающе. — И что вы видите в моих глазах? Откопаете что-нибудь интересное?

В его глазах много интересного. Они горят вызовом, и они удивительно живые: тёплые медовые в центре, с тёмными вкраплениями и почти чёрным ободком радужки. А на дне зрачка плещется что-то таинственное и мрачное.

Я делаю шаг назад, увеличивая между нами дистанцию. Его энергетика ощущается почти физически: не давит, но мягко обволакивает, и мне хочется выбраться из этих пут.

Неловко перевожу тему.

— Я больше не снимаю.

— Почему? Вам это больше не интересно?

— Нет, сместила фокус внимания на другое. В любом случае, работать с людьми, как Катя, у меня никогда не получалось. Она снимает просто тело, а получается произведение искусства.

— Просто тело. — Усмехается Кирилл. — Каждое тело уникально и прекрасно. Современный мир загоняет нас в рамки, диктует и навязывает стандарты красоты. И люди, способные выйти за эти рамки, всегда будут в авангарде.

— Только вот мужчины редко смотрят на девушек, которые слишком отклоняются от шаблона. — Говорю я с жаром.

Это больная тема, и Кирилл, кажется, моментально всё понимает. Он окидывает меня с головы до ног долгим выразительным взглядом, а потом недоуменно вздёргивает бровь.

— Кто вас обидел, Настя? Кто сказал вам, что вы некрасивы?

— Никто. — Поднимаю упрямо подбородок. — Речь не обо мне вовсе.

— Конечно, о вас. Неуверенную девушку видно уже по походке. По тому, как она двигается, жестикулирует и разговаривает. Вы пытаетесь контролировать каждый свой мускул вместо того, чтобы расслабиться и получать удовольствие от своей молодости и красоты.

Делаю вид, что меня это не задевает, но…

Задевает, да. Потому что это правда и это про меня.

Я стараюсь не прижимать руки к телу, чтобы они не расплывались. Держу спину прямой, чтобы не висела грудь. Животик и ушки на бёдрах — абсолютная норма для женщины, но я не могу принять эту норму.

Марат в начале отношений в шутку называл меня свинкой и забавно хрюкал. Мы вместе смеялись над этим. Тогда я весила на десять килограмм больше, чем сейчас. Вес ушел, ушёл Марат, а вот комплексы остались.

— Знаете что, — говорит Кирилл, вырывая меня из мыслей, — возьмите мою визитку и напишите, если захотите над этим поработать.

— Поработать над чем? — Я правда не понимаю, но забираю карточку из его рук.

— Напишите. — Повторяет он, касается моего плеча на прощание и уходит.

Я глупо смотрю на визитку.

ООО «Слияние»

Добров Кирилл Дмитриевич

Генеральный директор

И что это значит?

Глава 5.

Настя.

— Сегодня мы разобрали большую и сложную часть теории: диафрагма, выдержка и ИСО. Понимаю, многое сейчас не может уложиться в вашей голове, но мы над этим поработаем во время практики. Если вопросов нет, то я вас отпускаю, а к следующей нашей встрече прошу принести с собой камеры — я найду нам подопытного, на котором мы потренируемся.

— А можно нам не просто подопытного, а хорошенького? — Говорит Елена. Остальные смеются.

Елена — приятная женщина лет пятидесяти. Ухоженная, с активной мимикой и очень обаятельная. Мне приятно, что она в моей группе. Такие люди одним своим присутствием разряжают обстановку и делают атмосферу более неформальной.

— Сделаю всё, что в моих силах. — Я тоже улыбаюсь.

Отпускаю учеников.

Они благодарят и потихоньку покидают студию.

Лика набрала ещё одну группу по моей просьбе, и теперь у меня три занятия в неделю. Дополнительная копеечка сейчас очень кстати. В группе на этот раз только женщины, и мы как-то сразу поймали одну волну.

Мне нравится работать с новичками: их головы еще не забиты шаблонами и стереотипами о том, как нужно. Многие из них не собираются заниматься коммерческими съемками, а приходят для того, чтобы научиться работать с камерой и делать просто качественные кадры для семейного архива: снимать посиделки с родными, встречи с подругами или внуков у новогодней ёлки.

Иду в комнату отдыха. Здесь есть небольшая кухня со всем необходимым, мягкий диванчик и два глубоких кресла. А ещё плазма, на которую в рабочее время транслируется изображение с четырёх камер наблюдения.

Лика сидит на диване, поджав под себя ноги. На коленях ноутбук. На глазах узкие очки для чтения.

Вероника — штатный фотограф студии, — крутится у кофеварки, умасливая её комплиментами.

— Думаешь, она разомлеет и починится? — Спрашиваю, насыпая в стакан растворимый кофе. Заливаю кипятком.

— Я эту вашу гадость пить не буду. — Кривится Вероника, глядя на симпатичную пенку в моей кружке. — И вообще, ласковое слово даже кошке приятно. Чего уж про кофемашину говорить.

— Займусь. — Бубнит Лика, не отрывая серьёзного взгляда от экрана ноутбука. — Не до этого пока.

— О, это по мою душу. — Вероника отхлёбывает мой кофе, морщится и, схватив фотоаппарат, убегает.

Я забираю кружку, присаживаюсь на диван к Лике и смотрю в экран плазмы. Изображение не лучшего качества, но суть ясна.

На входе топчется парочка, их встречает администратор. Она указывает рукой на шкаф-купе. Мужчина помогает своей спутнице снять пальто, поправляет её завитые волосы и едва заметным движением проводит рукой от поясницы до выпуклой ягодицы.

Появляется Вероника и приглашает гостей в один из залов — тот, который декорирован под стильную лофтовую спальню, с большой кроватью на выкрашенных в белый поддонах, и кирпичной стеной.

Понятно, будут про любовь снимать.

Опускаю взгляд в кружку и наблюдаю, как медленно лопаются пузырьки кофейной пенки.

Я звала Марата на съемку раз двадцать. Предлагала посниматься в нашей студии или устроить фотосессию на природе. Я даже купила альбом, чтобы в зимние вечера, сидя под пледом, мы могли вместе пройтись по страницам нашей жизни. Но Марат каждый раз съезжал с темы: то настроение не подходящее, то времени нет.

Снова смотрю на экран.

Мужчина остался в белой рубашке и чёрных классических брюках. Девушка в откровенном нижнем белье. Никакого стеснения. Вьётся змеёй вокруг возлюбленного и прекрасно чувствует себя перед камерой.

Мне бы её уверенность!

— Лик, а ты знаешь Доброва?

— Кира? Угу.

— Откуда?

— Да его все знают, кто в фотобизнесе вращается. Начинал как фотограф, снимал смазливых девчонок. Потом ушёл в какой-то проект, с телевиденьем сотрудничал. Потом с глянцем. Уж не знаю, почему ему на месте не сиделось, но в итоге сейчас он руководит целым цехом, как они это называют. Масштабные съемки — это туда. Сложные декорации, огромные павильоны. Любой каприз, как говорится. Но и денежки там совершенно иные крутятся. А тебе он зачем?

— Да так…

— Нет уж, колись.

— На выставке познакомились. Странное дело, ведь до этого я встретила его в тот вечер, когда Марат…когда я…

— Когда тебя Марат из дома выпер, так и говори. — Лика с хлопком закрывает ноутбук. — Ничего странного, Кир мне флешку завозил с фотографиями для выставки. Вы минут на пятнадцать разминулись. Но оказывается, не разминулись. Ну, и?

— Ну и вот. — Кладу перед Ликой визитку. — Он мне предложение сделал. Странное.

— Ого! Кир пощёлкать тебя хочет?

— Не знаю. Не сказал.

— Ну, не сексом же заняться. Хотя я бы на твоём месте и от этого предложения отказываться не стала. — Глаза Лики восторженно вспыхивают. — Реально, Насть, он-то тебе и нужен! Вся твоя женская энергия как соберётся в кучу и как выстрелит!

— Не хочу я, чтобы она выстреливала. У меня есть мужчина, которого я люблю.

Лика делает вид, что её сейчас стошнит.

— Но всё же ты задумалась над предложением, да? Иначе зачем про Кира спрашиваешь?

— Сама не понимаю. Я хочу вот как она. — Взмахиваю рукой в сторону экрана, и мы с Ликой вдвоём зависаем.

Парочка горячая. Между ними чувствуется химия и сексуальное напряжение.

Девушка раскрепощена и роскошна, но я не могу оторвать взгляда от мужчины. В его движениях чувствуется что-то очень знакомое. Я не могу разглядеть лица, но каждый его жест словно предугадываю до того, как он его совершит.

Как такое может быть?

Ответ приходит внезапно и оглушает элементарностью. Словно обухом дали по голове.

Лика рядом со мной тоже как-то странно напрягается. Снимает очки и медленно отставляет закрытый ноутбук в сторону. Подрывается с дивана ровно в тот же момент, что и я.

— Тихо! Тихо, спокойно! — Хватает меня за рукав. — Куда собралась?

— Пойду настучу по кудрявой башке!

— Думаешь, это его любовница решила притащиться в студию, где ты работаешь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А ты думаешь, фотосессия в полуголом виде — это идея Марата?!

— Не важно, чья была идея. Это провокация чистой воды! Сейчас не время злиться и терять разум. Поддашься эмоциям — выставишь себя ещё большей дурой.

— Лик, а ты сама бы что сделала? — Кричу. Меня разрывает от эмоций и от ощущения абсолютной беспомощности.

— Точно не стала бы затевать драку. Насть, ты об неё руки собралась марать? Об эту, простигосподи… Слов нет! А Марат что? В белом пальто стоит красивый опять? Ему дать в морду ты не хочешь?

Зачем он это сделал? А если это была идея Светы, то почему поддержал? Неужели думает, что не достаточно натыкал меня носом?

Я смотрю на экран. От обиды и злости всё тело колотит, и даже зубы отбивают чечётку.

Вот это всё могло быть моим. Это могло происходить со мной, но почему-то я сижу здесь и наблюдаю, как моего мужа обхаживает другая женщина.

Сердце словно обретает дополнительный вес и ухает резко вниз. Огонёк надежды, который теплился где-то в груди, тихо гаснет, и в этой мрачной реальности мне больше ничего не подсвечивает путь.

Лика усаживает меня обратно на диван и придерживает за руки, будто боится, что я рвану туда и устрою драку.

Я на волоске от этого.

Не разрешаю выключать телевизор. Мне кажется, что пока я смотрю на экран, я могу хоть что-то контролировать. Этот контроль иллюзорен, я знаю, но всё равно боюсь выпустить этих двоих из зоны видимости.

Съемка заканчивается. Через пару минут в комнату отдыха заходит Вероника.

— Горррячие! — Выдыхает она, смахивая невидимый пот со лба. — Я уж боялась, что они сейчас прямо при мне сексом займутся. Вот это тэншен! А девушку видели? Не удивлюсь, если она в прошлом порноактриса.

Мой подбородок дрожит. Глаза наполняются слезами, и картинка смазывается.

Зарываюсь лицом в ладони и тихонько покачиваюсь из стороны в сторону, пытаясь убаюкать себя, как ребёнка.

У меня не получится. У меня ничего не получится. Куда мне тягаться с порноактрисой?

Лика отрывает мои ладони от лица. Она сидит передо мной на корточках и смотрит с неподдельным участием и состраданием. В её руках визитка Доброва.

— Насть, вот теперь можно разозлиться.

Сжимаю кулаки. Вытираю слёзы, размазывая тушь. Достаю телефон.

Настя: Добрый день. Это Настя, с выставки. Я согласна.

Ответ приходит моментально.

Кирилл: Приезжайте к девяти по адресу с визитки.

Кирилл: И оденьтесь удобно.

Глава 6.

Настя.

Вечером отправляюсь по указанному адресу.

Меня так потряхивает, что даже шаги кажутся неровными, а движения — дергаными и рваными.

Я не знаю, что имел в виду Кирилл, когда говорил одеться удобно. Должно ли это быть и красивым одновременно?

На мне прямые джинсы, заимствованные у Лики, короткий топ на тонких лямках и свитер с высоким горлом, и я надеюсь, что это удовлетворит требования Кира.

Я даже не знаю, что именно мы будем делать, но почему-то иду на эту встречу. Потому что подсознательно считываю Кирилла, как положительного персонажа.

Эффект гало — так, вроде, называется это в психологии. Красивые люди кажутся нам добрыми и умными, а первое впечатление, которое зачастую обманчиво, формирует мнение о личности человека в целом.

Но вдруг Кир социопат, а никакой не рыцарь в сияющих доспехах? И моё доверие к нему — это лишь фантазия, наложенная на реальность. Картинка, которую я хочу увидеть, потому что остро нуждаюсь в чём-то крепком, фундаментальном. Пусть даже это просто желание помочь мне решить проблемы с внутренней женщиной-кошкой, будь она неладна.

Останавливаюсь. Разворачиваюсь в обратном направлении. Замираю.

Господи, Настя, ты что делаешь? Тебя куда несёт? Это вообще на тебя не похоже!

Вот именно. Не похоже.

Чтобы прийти туда, где никогда не был, нужно делать то, что никогда не делал.

Снова разворачиваюсь.

Ускоряю шаг, чтобы не дать себе возможности спасовать, и вскоре выхожу к невысокому зданию. Четыре этажа, стены из красного кирпича, большие арочные окна в пол. Массивное крыльцо с коваными перилами. Двустворчатые стеклянные двери.

Вхожу и утыкаюсь в турникет.

— Анастасия Романовна? — Спрашивает охранник, но открывает передо мной проход ещё до того, как я успеваю утвердительно кивнуть. — По коридору до упора, лестница вниз. Вас ждут.

Ждут.

Это только усиливает волнение: словно я бреду в какую-то ловушку, о которой сама же смутно догадываюсь.

Прохожу коридор, спускаюсь по лестнице и оказываюсь в большой студии. Здесь столько аппаратуры, что если её всю продать, то хватит на квартиру в центре города. Стойки-журавли, софтбоксы всех размеров и форм, рефлекторы, тарелки, фоны и большая белоснежная циклорама с одиноким стулом в центре.

Кирилл стоит, склонившись над стеклянным столом, упираясь бедром в его край. На нём чёрная футболка-поло, которая обтягивает сильные руки с чуть выпуклым рисунком голубых вен. Он так сосредоточенно что-то разглядывает, что не замечает моего присутствия, пока я многозначительно не прокашливаюсь в кулак.

— Настя! — Тут же поднимает на меня глаза и медленно подходит, замирая в полуметре. Тянет за пояс моего плаща. — Позволь.

Помогает раздеться и, перекинув плащ через локоть, отходит от меня на шаг. Осматривает с ног до головы.

— Всё нормально? — Спрашиваю, неловко поправляя горло свитера.

— Идеально. — Сегодня на его лице нет той доброжелательной улыбки. Он — сама серьёзность.

Сердце моё трепещет, как перепуганный воробей, и я прикидываю, насколько нелепо по шкале от одного до десяти сейчас буду выглядеть, если с криками выбегу из студии.

Десяточка. Твёрдая.

— Садись. — Кир кивает на стул в центре циклорамы.

Я послушно выполняю его просьбу: размещаюсь на стуле и вытягиваюсь по струнке. Руки чопорно складываю на коленях. Чувствую себя даже не неловко, а совершенно по-идиотски. Будто преподнесла себя на блюдечке незнакомому мужчине. Пришла за какой-то помощью к человеку, с которым знакома три минуты от силы.

Неужели всё настолько плохо, Насть? А давай в следующий раз сначала к психологу попробуем…

Из под опущенных ресниц наблюдаю за тем, как Кир настраивает светотеневой рисунок. Как под кожей на его руках перекатываются в жёстких лучах ламп мышцы.

Слышу первые щелчки затвора — пристрелочные, чтобы подобрать верные настройки камеры.

— Готова?

Нет. Не готова.

Паникую и встаю. Быстро иду к выходу.

Десяточка, так десяточка. Переживу.

— Стоять. — Кир обходит меня по дуге и преграждает путь. — Насть, мы даже не начали. Чего испугалась?

— Извините, что потратила ваше время. Это не для меня. Не могу. В этом нет смысла.

— Но ты пришла. Ты уже здесь. Доверься и вернись, пожалуйста, на место.

Он не приказывает, не давит, просто говорит. Тихо и спокойно. Но его голос отдается чувствительной вибрацией внизу живота.

Закусываю губу, потому что я снова в шаге от того, чтобы расплакаться.

Выдыхаю медленно, через рот. Беру эмоции под контроль. Киваю на вопросительный взгляд Кирилла и снова присаживаюсь на стул.

— Это не кастинг. Ты ни с кем не соревнуешься. Постарайся отключить голову и слушай мой голос.

Его голос — это приятно. Бархатисто и чуть хрипло, шершаво.

— Посмотри на меня. Прямо в камеру. Подбородок чуть ниже.

Щёлк.

— Отлично. Ты очень красивая. Камера тебя любит. Под свитером что-то есть?

Киваю.

— Снимем его? — Интонации мягкие. Не настаивает, действительно спрашивает.

Снимаю.

Медленно, будто надеюсь, что Кирилл передумает. И чтобы подольше задержаться в выдуманном состоянии защищённости.

На самом деле, я обнажена. В свитере я или без. Сейчас, под ярким светом ламп, я чувствую себя, как на операционном столе. У моих недостатков нет шансов спрятаться, потому что Кир разглядит каждый из них в прицел своего объектива.

Отбрасываю свитер в сторону.

Щёлк.

Затвор срабатывает, как выстрел.

Каждая клеточка моего тела бьется в агонии от стыда.

Обнимаю себя руками.

— Голову чуть выше и к плечу. — Тихо говорит Кирилл и присаживается на корточки. — Немного в профиль… Ещё немного… Ты очень нежная.

Чувствую, как подбородок дрожит.

Перед глазами стоит извивающаяся Света, и я совершенно осознанно сравниваю себя с ней. По ощущениям — как тыкать вилкой в незажившую рану. Есть в этом что-то мазохистское и ненормальное.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не чувствую себя красивой. Я не чувствую себя сексуальной.

Зато чувствую тепло на щеках. Крупные слёзы собираются в уголках глаз и скатываются вниз, капая с подбородка на джинсы.

Кир убирает от лица камеру. В его взгляде нет раздражения или недовольства.

— Вытяни руку вперёд. — Просит Он.

Я слушаюсь.

Он делает то же самое, и в момент, когда мне кажется, что сейчас мы соприкоснёмся пальцами, он вдруг останавливается.

— Это твоя безопасная зона. — Он проводит ребром ботинка черту на полу. Прямо над той точкой, в которой замерли наши руки. — Граница, которую я не пересеку. Ни при каких обстоятельствах. Не бойся быть собой хотя бы в рамках этого пространства. Для начала хватит и его.

Пока я обескураженно пялюсь на тонкую чёрную линию на полу, Кир направляет на меня объектив камеры.

Щёлк.

Я пытаюсь переварить это. Пытаюсь освоиться в этом новом безопасном пространстве и почувствовать себя в нём, но выходит с трудом. Для меня это в новинку, потому что своих границ я не чувствую уже очень давно. Их смяло и так плотно утрамбовало, что я забыла, где заканчиваюсь я, и начинается Марат.

— Красиво. Очень красиво. Настя, у тебя очень изящная шея. — Говорит Кирилл, и я не слышу в его голосе иронии или намёка на какое-то «но».

В комплиментах Марата всегда было «но». От его похвалы у меня часто оставалось странное послевкусие.

«Ты у меня идеальная, ещё бы попу подкачать».

«Для своего возраста ты хорошо выглядишь».

Я всегда расценивала это, как мотивационный пинок. Просто Марат хочет, чтобы я не забывала за собой ухаживать. Любой мужчина мечтает видеть рядом с собой красивую женщину.

Но ни разу в речи Марата не проскальзывало того искреннего восхищения, с которым сейчас говорит Кир. И мне хочется ему верить, пусть даже это всего лишь великолепная актёрская игра.

— В этом заключается ваш план? — Утираю слёзы. — Вы наговорите мне кучу приятностей, и я должна буду почувствовать себя красивой?

— Я тут вообще не при чём. Ты всё поймёшь, когда увидишь фото.

Кирилл держит обещание. Не прикасается и черту не переступает. А я всё чаще бросаю туда взгляд и думаю, заступит ли хоть носком ботинка.

И почему-то очень этого хочу.

Эти границы, это воображаемое стекло между нами, подогревает интерес. Я знаю, что на самом деле там ничего нет, и я могу коснуться его, или он меня, но мы не нарушаем договорённости.

— Чуть вбок голову. Чудесно… Идеальный профиль.

Щёлк.

— Спиной ко мне.

Я меняю позу.

Кир приглушает прожектор, оставляя нас в интимном полумраке. Импульсный свет разрывает темноту яркой молнией.

Я не вижу его лица, но чувствую на себе взгляд, который спускается тёплой волной между лопаток, прыгает с позвонка на позвонок и оглаживает ласково изгиб поясницы.

Кожа моя горит. Прикосновения фантомны, но обжигают.

Это сводит с ума.

Речь Кира превращается в набор медитативных установок. Совершенно перестаю улавливать смысл, зато на уровне тела явный прогресс — оно податливо отзывается на тихий голос и млеет…млеет.

Мне хочется… Мне нужно…

— Дай мне немного себя настоящей, Настя. — Слышу за спиной голос, почти переходящий в шёпот.

Прикрываю глаза. Пробегаюсь пальцами по шее. Откидываю голову назад. Волосы щекотят поясницу.

Мне нужно ощутить физический контакт. Прямо сейчас.

Внизу живота горячо пульсирует.

Воображение рисует откровенные картинки, и вопреки здравому смыслу, на них не Марат. Не его ладони скользят по моему телу и не его губы оставляют короткие поцелуи на шее, над бьющейся голубой венкой. Не его мощный торс вжимает меня в упругий матрас постели, заставляя извиваться от удовольствия.

Запах дорогого парфюма бьет в нос, разгоняя фантазию дальше. Меня несёт, и я не хочу останавливаться.

Вцепляюсь пальцами в спинку стула. Дышу рвано и поверхностно.

Может ли фригидная женщина испытывать такое влечение к мужчине, который её и пальцем не тронул?

Тихо и судорожно выталкиваю из лёгких воздух, чтобы Кир не услышал. Чтобы ни о чём не догадался.

Вспышка моргает и под закрытыми веками это выглядит, как фейерверк. Ерзаю на стуле, жалея, что не могу свести вместе бёдра.

Нет, это слишком.

Встаю, но не поворачиваю лицом к Киру. Пытаюсь отдышаться и отыскать хоть какие-то силы на то, чтобы натянуть на лицо дежурную улыбку.

— Всё хорошо?

— Да.

Нет. Только что мысленно я занялась с тобой сексом, и это не хорошо.

— Я могу идти?

Кир молча пожимает плечами, предоставляя мне самой решать.

Поднимаю свитер и застываю перед чёрной линией, чувствуя иррациональный страх шагнуть за неё. Будто потеряю безопасный мир, который для меня на несколько минут создал Кир.

Сердце колотится, как безумное.

— Спасибо. Это было…

Не нахожу слов.

Перешагиваю черту, хватаю плащ и убегаю в прохладу осеннего вечера, обещая себе, что никогда и ни за что больше не встречусь с этим мужчиной.

Глава 7.

Настя.

— Здесь у нас ванна и туалет, совмещённые. Свет включается внутри. В зале есть выход на балкон, там можно курить.

— Я не курю.

Идём с Ликой за хозяйкой квартиры — Натальей. Она с деловым видом показывает свои владения и в красках описывает, какие замечательные здесь соседи.

Соседи, вероятно, единственный плюс этого места. Квартира — не разгуляться. Тридцать пять квадратов, на которых уместилась маленькая кухонька со старым обшарпанным гарнитуром, деревянным столом и двумя стульями. В зале продавленный диван, одного взгляда на который достаточно, чтобы заболела спина. Во всю длину комнаты советская стенка со множеством шкафов. У меня и вещей-то столько не наберётся…

Кстати, о вещах. Надеюсь, Света ещё не свалила их в кучу на заднем дворе и не подожгла. Надо как можно скорей заняться этим вопросом, только вот ехать в дом, где сейчас вьет гнездо другая женщина, совершенно нет желания.

Лика хмурится и кусает губы.

— Насть, ну это трэш. — Шепчет, отведя меня в сторону. — Здравствуй, депрессия! Ты в этой конуре через неделю в окно выйдешь.

Я с ней согласна. После моего дома или хором Лики квартира кажется очень маленькой и совсем не уютной. Скудное освещение не добавляет оптимизма. Атмосфера здесь немного угнетающая.

Но я больше не могу пользоваться гостеприимством Лики. Дай ей волю, и она пропишет меня у себя. А мне нужно проверить собственные силы и прощупать свои границы.

Вчерашний опыт показал, что они ещё есть. Стёрлись, стали почти незаметны, но всё же подлежат восстановлению. И теперь мне интересно, как я буду вести себя в новых условиях. Почти экстремальных, для такого тепличного цветочка, как я.

— Меня всё устраивает. — Киваю Наталье.

Подписываем договор. Ключи забираю со смешанными чувствами.

Не думала, что наш с Маратом разлад продлится так долго. На душе серо и тоскливо, и мне хочется повыть, уткнувшись головой в стену.

Сказала бы, что внутри кошки скребут, но… Никаких кошек, да. Только хомяки.

Едем к Лике.

На пороге нас встречает Алиса и сразу вручает увесистый конверт.

— Курьер принёс. Для Насти. Я расписалась за тебя, ничего?

— Ага. Это от Марата? — Спрашиваю с надеждой. Переворачиваю.

Никаких записок, лишь в углу две размашистые буквы: Д. К.

Прохожу в свою комнату и нетерпеливо разрываю конверт. На кровать высыпаются фотографии и я застываю, глядя на девушку на снимках.

Она очень красива. Нежна и грациозна. Тонкие запястья, плавный изгиб шеи и целый спектр эмоций в блестящих глазах. Каждое фото чувственно и эротично, но без грязи и похоти. Просто…эстетика. Красота тела, как она есть. Именно то, что цепляет меня в работах той же Кати Демидовой.

Это я?

Не верю. Не может быть!

Кручу фото.

Ни одной призывной позы, наподобие тех, что выдавала Света. Да и одета я куда консервативней. И всё же это так тонко и интимно, что у меня сжимается от спазмов горло.

— Господи, это ты? — За своим занятием я не замечаю, как в комнату вошла Лика. — Только попробуй мне вякнуть ещё хоть раз, что ты не секси. Натыкаю лицом вот в это.

— Это, наверное, фотошоп…

— Хреношоп! — Лика недовольно сводит брови над переносицей. — Обалдеть. Как он сумел из тебя это вытащить?

Краснею.

Как-как? Возбудил…

Не прикладывая ни малейшего усилия и, возможно, даже не имея такого намерения. А я сама всё додумала и дофантазировала. И сама в итоге психанула.

Молодец, самостоятельная…

— Чёрт, я же его даже не отблагодарила нормально.

— В чём проблема? Пиши. На кофе пригласи.

— Нет. — Отвечаю слишком резко и поспешно. — Подумает ещё, что навязываюсь. Да и у меня муж…

— Объелся груш. Пиши, говорю. А это я на память оставлю.

Лика забирает одно фото с собой, подмигивает и уходит, тихо прикрыв дверь.

Я прыгаю взглядом по снимкам и всё ещё не могу поверить, что на них действительно я. Подхожу к зеркалу и пытаюсь взглянуть на себя чужими глазами.

Да, наверное, во мне есть что-то красивое, раз Кир сумел это разглядеть, но я вижу только набор комплексов. Здесь много, там мало. Грудь единичка, и под тёплым объемным свитером она даже не выдаётся вперёд. Талия тонкая, но если повернуться боком, то видно чуть выпирающий животик внизу. Он не убирается упражнениями и диетами, я пыталась.

Поворачиваюсь в профиль. Кир сказал, что он у меня идеальный. И что шея очень изящная.

Оглаживаю линию подбородка и застываю пальцем на губах. Размыкаю их, касаясь кончика пальца языком.

Это какие-то инстинкты. Бессознательное, но очень острое и ищущее выход.

Вспышка очередной фантазии ослепляет чувственностью. Я вижу, как Кирилл целует меня, прижимая к стене. Держит крепко за запястья, и мы звучим синхронно стонами и рычанием.

Внизу живота снова горячо.

Трясу головой, отгоняя наваждение.

Почему не Марат? Почему в этих краткосрочных помутнениях рассудка я со страстью и самоотверженностью занимаюсь любовью с другим мужчиной?

Снова смотрю на девушку на фотографиях.

Пишу Киру.

Настя: Спасибо! Это гораздо больше и глубже, чем я ожидала. Как вы это сделали?

Короткий ответ приходит почти сразу.

Кирилл: Красота в глазах смотрящего.

Верчу задумчиво телефон в руках. Вроде бы диалог закончен, но червячок подтачивает меня изнутри. Я хочу продолжения, но не знаю, что написать.

Предложить выпить вместе кофе? Отвесить комплиментов его мастерству? Кокетничать?

Нет, всё это глупо. Кирилл явно не заинтересован ни в каком продолжении, да и мне сейчас, на эмоциях, лучше не предпринимать поспешных действий. Потом буду жалеть и убиваться.

Открываю приложение и вызываю курьера. Выбираю несколько самых удачных на мой взгляд кадров, складываю их в плотный маленький пакетик и пишу короткую записку:

Хочу прижаться к тебе. Скучаю.

Вкладываю записку внутрь, заклеиваю пакетик скотчем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Через пол часа приезжает курьер. Я указываю адрес офиса Марата, как пункт назначения, и с чувством выполненного долга иду пить чай с Ликой и двойняшками.

— Может, задержишься? Хорошо так, когда подруга рядом.

Смотрю на Лику, которая немного поникла, и впервые задумываюсь о том, что ей тоже бывает одиноко. Несмотря на вечный шум и гам. И несмотря на то, что обычно она держится молодцом. Я её ни разу не видела в слезах или убитой горем. Даже после развода она как-то быстро пришла в себя, расправила плечи и начала фигачить больше, чем раньше.

— Надо попробовать взять жизнь в свои руки. Я ведь одна не жила никогда. Сначала с родителями, от них сразу к Марату. Теперь вот тебе надоедаю. Может, если у меня будет своё пространство…

— Какое там пространство. Шаг в сторону и упёрся в стену. — Лика делает мальчикам бутерброды и ставит тарелки на стол.

Тёма забирает себе колбасу Сёмы, отдаёт взамен весь свой сыр. Добыча поделена, двойняшки довольны.

— Лик, а ты как поняла, что у вас с Сашей всё?

— Да он как сказал «Лика, у нас всё», так сразу и поняла.

— И ты просто отпустила?

— Если лошадь сдохла — слезь. Наша сдохла. — Философски изрекает подруга.

А вдруг наша с Маратом тоже? И я просто стегаю кнутом труп несчастного животного. И вот эти фотографии Марату вообще ни в какое место не упёрлись, как и я сама.

Смотрю в кружку. На дне медленно разворачивается чайный лист, его терпкий запах поднимается с паром и щекочет ноздри.

Телефон вибрирует. На экране висит уведомление от курьерской службы — заказ выполнен.

Вздыхаю.

Ладно. Придётся побыть немножко некромантом.

Глава 8.

Настя.

Моё первое утро в новой квартире.

Пол ночи я пыталась подстроить выпуклости своего тела под впуклости дивана. Приноровилась к волнообразному рельефу лишь под самый рассвет, но даже тогда спала поверхностно и неспокойно: меня преследовали откровенные картинки с участием Кира.

Просыпаюсь уставшая и разбитая.

Господи, мне что, шестнадцать?!

А дальше что? Полюции?

Принимаю прохладный душ. Нервы вытянуты в струну, и я надеюсь, что вода поможет немного освежиться.

Оказывается, моё тело тоже умеет голодать. Не такая уж я безнадежная, как уверял Марат. Может Лика права, и дело не во мне? Или не только во мне…

И эта мысль одновременно ободряет и удручает.

Пью кофе, медленно ползая взглядом по грязным обоям.

Как мы до этого докатились, Настя? Что делаем в этой негостеприимной и мрачной квартирке?

У меня здесь почти ничего нет. Чайная пара, маленькая кастрюлька, комплект постельного белья и банное полотенце — всё это я одолжила у Лики до тех пор, пока не перевезу сюда свои вещи.

Этим вопросом нужно заняться в ближайшее время, но я не чувствую в себе сил и энтузиазма, поэтому решаю отложить ещё на недельку. А пока лучше прогуляюсь до ближайшего ТЦ и прикуплю каких-нибудь полезных в быту вещей, или чего-то милого и поднимающего настроение. Например, пару разноцветных диванных подушек.

Пока собираюсь, приходит сообщение.

Лика: Доброе! Ну что, приснился жених?

Рычу на телефон. А ведь я только выбросила из головы эти мысли! Спасибо, Лика!

Настя: Целых пять. Думаю теперь, кого выбрать.

Лика: Выбирай богатого. Какие планы?

Настя: Схожу до ближайшего торгового. Хочу немного облагородить берлогу.

Лика: Ого! Вот это оптимизм…

Лика: Ладно, не отвлекаю. Звони вечером.

Пялюсь непонимающе в экран. Написала, чтобы узнать, приснился ли мне жених? Вот странная.

Гуглю ближайший ТЦ — он в трёх километрах от моего дома. Не так уж далеко, к тому же погода сегодня отличная: солнечная и тёплая.

Гуляю по торговым рядам, заглядываю в основном в магазинчики с товарами для дома. Уже прикупила кухонные полотенца, дозатор для жидкого мыла и коврик в ванную.

Не знаю, кого там шопинг воодушевляет, но конкретно для меня это какой-то изощренный способ самоубийства. Очереди, зачастую агрессивные люди и бесчисленное множество товаров, которые хочется потрогать и примерить. Это всё отбирает крайне много времени, и к моменту, когда я решаю закончить с покупками, за большими окнами торгового центра уже разливается закат.

Обалдеть, вот и кончился день!

Решаю порадовать себя вкусняшкой: покупаю кофе. У центрального выхода меня уже поджидает такси — решила раскошелиться на обратную дорогу, чтобы не тащиться с покупками по темноте.

Бегу, попутно отхлёбывая лавандовый раф. Выныриваю из-за очередного поворота и на всех своих сверхскоростях въезжаю в кого-то. Пакеты летят в стороны. Кофе — строго вперёд, подчиняясь силе инерции.

— Простите! — Взвизгиваю и поднимаю глаза. — Вы?

— И тебе добрый вечер. — Кирилл поджимает губы и недобрым взглядом рассматривает своё пальто, по которому медленно капает мой пахнущий лавандовым полем кофе.

С квадратного подбородка тоже стекают кофейные капли.

— Давайте я вам всё вытру. Надо же так…

Достаю из пакета пачку полотенец, открываю. Прохожусь осторожно по лицу, щетинистому подбородку и шее со вздутой веной, ускользающей за воротник теперь уже не белой рубашки.

Кадык Кира нервно дёргается. Я тяжело сглатываю.

Запах дорогого мужского парфюма оседает глубоко в лёгких.

— Вы зачем так резко из-за угла появляетесь? — С упрёком.

Лучшая защита — это отчитать вкуснопахнущего мужика за то, что облился моим кофе.

— А зачем ты на людей кидаешься? — Отбирает полотенце. Вытирается сам.

— Я же не специально. Торопилась. Меня просто такси ждёт.

— Отменяй. — Швыряет полотенце в ближайшую урну, подхватывает пакеты и идёт к выходу.

Семеню следом. Поглядываю на внушительную фигуру Кирилла. В своём чёрном классическом пальто он выглядит, как оживший герой любовного романа.

Мистер Дарси.

Хорош, да. Сказочно хорош.

Только я не тяну на Элизабет Беннет. Гордости нет. А вот предубеждений целый вагон. Перекроет?

Откуда он вообще здесь взялся? Случайная встреча? Не верю я в такие совпадения. Но и поверить в то, что Кир приехал сюда из-за меня тоже не получается — кто я такая, чтобы он меня по торговым центрам разыскивал?

Кир закидывает пакеты на заднее сидение, открывает передо мной дверь пассажирского.

Первые пару минут едем молча, потом я всё же решаюсь нарушить тишину.

— Что вы там делали?

— То же, что и ты.

— За полотенчиками забежали?

— Мхм. — Скрывая коварную улыбку.

— И это был ближайший к вам магазин?

— Проезжал мимо. — Поворачивается на секунду и одаривает меня каким-то странным взглядом. — Перестанешь мне выкать, наконец? Чувствую себя дедом.

— Ладно. Ну а серьёзно? Что ты там делал?

Мне нужно услышать подтверждение своей догадки. Или же обоснованное опровержение. Потому что иначе я сама всё додумаю, а в этом нет ничего хорошего. Я и без того уже много придумала в отношении Кирилла.

— Насть, а почему ты жила у Лики? — Игнорирует мой вопрос.

— С мужем поссорилась. — Я не вижу смысла скрывать этот факт. В нём нет ничего постыдного. — Как раз в тот вечер, когда мы с тобой впервые встретились.

— Когда ты шла одна ночью по городу? — Резко поворачивает голову вбок, хрустит позвонками. — А сейчас вы..?

— Всё ещё в контрах. Вот, закупала по мелочи в новую квартиру. Свои вещи пока не могу забрать.

— Не отдаёт? У меня есть хорошие юристы, они его на флажки порвут. Дать команду?

— Да нет, он бы и рад мне их спихнуть, но я пока не могу набраться смелости, чтобы явиться в дом, который мне больше не принадлежит. — Расправляю несуществующие складки на джинсах. — Жду, пока Лика освободится, потому что одной ехать — выше моих сил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кир сжимает челюсти. Я вижу, как ходят желваки на его скулах.

— А муж помощи с переездом не предлагал?

— Марат очень занятой. — Отворачиваюсь к окну и морщусь от того, как жалко это прозвучало.

— Такой занятой, что женщину одну отпустил в слезах в ночь? Разбитую и босую?

Больно. И противно.

Это вот так я выгляжу со стороны? Разбитая и босая… А почему, собственно, Марат не довёз меня до Лики?

Ах, да. Я ведь сказала, что не нужно.

И он послушал? А Кир бы послушал?

Столько вопросов, и ни одного ответа.

— Ты хочешь к нему вернуться?

Задумываюсь.

Я знаю, чего хочу. Определённости, опоры, уверенности в завтрашнем дне. Да просто чтобы рядом был человек, на которого можно положиться. А на Марата — можно теперь? Смогу ли я расслабиться рядом с ним, когда он наиграется в Казанову и позволит мне вернуться?

Конкретно этот вопрос — риторический. Ответ на него я знаю.

Рана затянется, но рубец будет ныть всю оставшуюся жизнь. И каждая задержка на работе будет расцениваться мной, как потенциальная угроза для брака.

Женщина может простить измену, но может ли забыть о ней? Или она будет преследовать её бестелесным призраком до конца дней?

— Понятно. — Качает головой Кирилл, по своему расценив моё молчание. — Адрес какой?

— Улица Полтавская…

— Мужа адрес.

— Зачем?

— Вещи заберём.

Глава 9.

Настя.

Кир разворачивает машину и, ничего больше не спрашивая, едет по адресу, который я назвала.

Изнутри меня немного потряхивает.

Я не боюсь встречи с Маратом, более того, с вероятностью в девяностого девять процентов его не окажется дома. Но мне дурно от мысли, что придётся копаться в наших общих вещах и решать, могу ли я забрать это с собой, или оно принадлежит Марату. Внутри меня крепко ощущение, что всё в том доме принадлежит ему.

Когда мы подъезжаем, я вижу свет в окнах, и остаётся лишь надеяться, что это Марат, а не Света. Столкнуться с ней — худшее из того, что может случиться.

— Я быстро.

— Идём вместе. — Кир отстёгивает ремень безопасности и выходит из машины прежде, чем я успеваю запротестовать.

В каком-то плане я даже рада, что буду не просто

не одна

, а именно

с ним.

Пару минут топчусь в нерешительности у входной двери. Боюсь, что знакомые запахи и образы вобьют последний гвоздь в крышку моего гроба. Может, стоило ещё подождать?

Кирилл тактично молчит, не торопит. Просто стоит рядом немым стражем.

Отсчитываю медленно до десяти. Открываю дверь своим ключом. Замок не поддаётся.

— Заклинило. — Стучу руками.

Дверь открывает Марат.

— Настёна? Ничего себе сюрприз! Почему не предупредила?

Кир бесцеремонно проходит внутрь и тянет меня за собой.

— Марат, у вас что-то с замком. Заедает.

— Мы его поменяли. — Смотрит с претензией на Кира. Тянет руку. — Марат.

— Кирилл. — Не жмёт в ответ. Вместо этого делает пол шага вперёд, и теперь мне приходится выглядывать из-за его плеча, чтобы посмотреть на мужа.

Я не вижу лицо Кира, но Марат метает взглядом молнии. Он нервно дёргает щекой, и эта его эмоция так мне знакома, что сердце тоскливо щемит.

Оглядываюсь.

Дома очень грязно. Вещи валяются. На журнальном столике в ряд выстроились стаканы с недопитым кофе. Пачки из под чипсов на диване; одежда горой свалена на кресло; в центре персикового ковра лиловая лужа, которую явно уже ничем не вывести. И мне почему-то ужасно стыдно перед Кириллом, хоть и не я была здесь хозяйкой последнее время.

— Ну, добро пожаловать, чо. — Разводит руками Марат. Елейно улыбается. — Настён, можно тебя на пару слов?

Кир мягко, но настойчиво, сжимает мой локоть.

— Всё нормально? Ты не обязана с ним говорить.

— Ничего, нормально.

Уходим в кухню.

Здесь всё ещё хуже, чем в гостиной.

— Настён, а это чё за хрен? — Агрессивным шёпотом.

— Это мой друг.

— Дру-уг. — Тянет ядовито. — И давно вы…дружите?

— Намекаешь на что-то? — Теряюсь под пристальным холодным взглядом. — Кирилл мне с вещами помогает.

— Настён, я бы и сам тебе помог. О чем речь?

— Ну так ты не предложил.

— Я откуда знать должен, что тебе нужна помощь? Ты же не просила.

Я, в общем-то, и Кира не просила, но…

— Ты прекрасно знаешь, что у меня нет прав, а без машины переезжать проблематично.

— Вооот! И чья это вина? Ты за собой, Настён, даже таких элементарных вещей не отслеживаешь. Прав нет у тебя, а виноват я.

Я озираюсь по сторонам — ну и жуть. Они тут вообще не убирались?

Мои цветы никто не поливал. Мой роскошный, дорогущий фарфоровый сервиз, которым я сама пользовалась только по особым случаям, свален в раковину вместе с горой жирных сковородок.

Этот сервиз на первую годовщину подарили мои родители. Для меня он был своеобразным символом нашей семьи. И теперь с ним вот так обходятся.

Ну, что ж. Вполне себе символично…

Я сама подбирала сюда шторы. Я сама ездила по магазинам в поисках дивана, который идеально подошёл бы под орнамент на обоях. Я вложила в этот дом столько сил, наполняя его мелочами и отдавая всю себя. Но Марат, кажется, расценивал женщину в доме, как функцию, и даром ему не сдался мой уют.

Света как функция, мягко говоря, не очень. Зато наверняка прекрасна в качестве арт-объекта.

— Как вообще можно было догадаться притащиться сюда мужика? — Не утихает Марат. — Ты не подумала, что меня это оскорбит?

— О тебе я думала в этот момент меньше всего.

— Ну естественно! Это очень на тебя похоже. Все должны думать о тебе, но ты никогда не думаешь о других. Просто юзаешь людей вокруг.

— Марат. — Набираю в лёгкие побольше воздуха, прикрываю глаза. Сдуваюсь, как воздушный шарик, так ничего и не сказав.

Между нами глухой стеной повисает тысяча невысказанных упрёков, и я буквально физически ощущаю, как нас с Маратом разносит на разные полюса.

Это бесполезно. И я не хочу выяснять отношения сейчас, когда Кирилл ждёт в соседней комнате.

Мне противно здесь находиться, и противно слушать обвинения Марата. Потому что я, в отличии от него, не трахалась за его спиной с секретаршей.

Господи, как банально! С секретаршей!

Внутри меня поднимается волна злости. Медленно ползёт по пищеводу всё выше, упирается в горло комом. Но как только она добирается до голосовых связок и пытается трансформироваться в слова, я её гашу.

Возвращаюсь в гостиную. Кир вертит в руках рамку с фото: там я в белом платье и Марат в костюме. День свадьбы. Мы такие счастливые.

Почему Марат не убрал эти фотографии? Я думала, это первое, от чего он избавится.

— Порядок? — Спрашивает Кирилл и возвращает рамку на место.

— Полный. — Натянуто улыбаюсь. — Возьму сумки.

Собираю самое необходимое: одежду, косметику, свой рабочий ноутбук. Муж всё это время ходит за мной по пятам и заглядывает под руку — контролирует.

У меня нет желания «пилить» мелочь. Я беру только то, что точно принадлежит мне, чтобы избежать сейчас неловких моментов с делёжкой, как в детской песочнице. Потому что, если честно, я не уверена, что Кир тогда не настучит Марату лопаткой по голове.

Ухожу в кухню. Перемываю сервиз, аккуратно складываю тарелочки друг на дружку, подсовывая между ними полотенца.

— Ты и его хочешь забрать? — Спрашивает Марат.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он стоит, приосанившись к дверному косяку и наблюдает за тем, как я скрупулёзно отмываю кофейные круги с чашек.

— У тебя полно другой посуды, а с ним нужно обращаться бережно.

— Ну это же подарили

нам

, да? — Поднимает бровь. — Тебе и мне. Получается, он как бы общий.

Я знаю, что ему не нужен этот сервиз. Он делает это из вредности. Наказывает меня за то, что приехала собирать вещи с подкреплением, а не рухнула к его ногам с просьбами о помощи.

Шарю рассеянным взглядом по кухне и натыкаюсь на любимую кружку Марата. Котята на ней по-прежнему обнимаются.

«Я буду тебя бесить, а ты терпи».

Выдыхаю.

— Ладно, три пары тебе, три мне.

— Забирай всё, что тебе нужно. — В дверном проёме появляется Кирилл. — Марат, отойдём?

Мужчины уходят.

Я тревожно замираю и прислушиваюсь. Надеюсь лишь на то, что они не устроят драку, потому что Марат наверняка напишет заявление и снимет все побои. А может даже сам добавит себе парочку, чтоб уж точно поверили. Но из гостиной не доносится никаких подозрительных звуков, а вскоре Марат снова появляется на кухне — с плотно сжатыми губами и часто вздымающийся от глубокого дыхания грудью.

— Забирай. — Рычит он. — Нахрен мне твой сервиз не сдался. Давай, что там ещё тебе нужно? Столовое серебро? Кастрюли? Забирай. — Подходит ближе и шипит тихо, как змей. — Только каждый раз, когда будешь на всё это смотреть, думай о том,

кто

на это заработал.

Кто

тебе обеспечивал безбедную жизнь,

пока ты

развлекалась игрой в домохозяйку.

Обмираю под этим пропитанным ледяным презрением голосом. По спине бегут колючие неприятные мурашки, и мне хочется бежать, бежать как можно дальше, наплевав на вещи и на чёртов сервиз. В глазах мутнеет от слёз, но что-то заставляет меня закончить начатое — я заворачиваю посуду в ещё один слой полотенец, складываю в сумку и выхожу, протаранив плечом Марата.

В гостиной Кир забирает сумки. Их всего две, и они не тяжёлые, но я не возражаю.

Пулей вылетаю из дома и, сев в машину, даю волю слезам.

Дорогие читатели! В воскресенье выходной, новая глава выйдет в понедельник. С радостью пообщаюсь с вами в комментариях и выслушаю ваше мнение о истории. Благодарю за то, что читаете!

Глава 10.

Настя.

Льёт дождь. Дворники ритмично двигаются по лобовому стеклу, разгоняя ручейки, мешающие обзору.

— Он меня ненавидит. — Проталкиваю сквозь зубы. — Что я сделала, чтобы меня ненавидеть?

— Вышла из под его контроля. Я не силён в психологии, зато немного понимаю логику мужчин.

— И что, по его мнению я должна была умолять о прощении? Так я ведь писала. Искала встречи. — Шмыгаю носом. — Нет, просто он думает, что я всегда делаю недостаточно. Не достаточно упорна, не достаточно сексуальна, не достаточно образованна. Теперь ещё и не достаточно целеустремленна в вопросе нашего примирения. А сегодняшней выходкой я вообще поставила крест на возможности всё исправить. Понимаешь, Кир? Меня просто не достаточно.

Кирилл, держа одну руку на руле, второй шарит в бардачке.

— Извини. Ты и так мне помог, а теперь еще выслушиваешь душевные излияния. И за Марата тоже извини…

— Обо мне можешь не беспокоиться. — Протягивает пачку салфеток. — Нужно что-то посерьёзней обиженного жмота, чтобы пошатнуть моё равновесие или хотя бы испортить настроение. А вот ты всмятку.

Отличное слово. Заменит тысячу психологических определений, потому что всмятку — это ровно то, что я ощущаю. Размеренная жизнь за неделю встаёт с ног на голову, но сильней всего меня выбивает из колеи новое чувство, поселившееся внутри.

Этому чувству я пока не могу дать названия, оно просто гудит и вибрирует. Раньше я не допускала мысли, что могу испытывать к Марату что-то, кроме любви, уважения и благодарности. Оказывается могу, и это в новинку для меня. Это как всю жизнь любить шоколад, а потом вдруг понять, что он не то, что безвкусный. Он слишком сладкий, приторный, от него вязко во рту и хочется пить. И ты разочаровываешься и тоскуешь, но вовсе не по самому шоколаду, а по тем ощущениям, которые больше не возникают. Пытаешься самостоятельно воспроизвести их, вспомнить, что чувствовал в моменты, когда молочная сладость таяла на языке, но не выходит.

Кирилл останавливает машину у моего дома. Забирает из багажника сумки, раскрывает зонт, защищая меня от дождя. Бежим вместе к подъезду, шлёпая по лужам.

В подъезде пахнет сыростью — тянет из подвала. Стены расписаны стихами без цензуры и любовными признаниями. Кнопка лифта выжжена, сам лифт малюсенький и скрипучий. Кирилл в весь этот антураж совсем не вписывается.

— Мой восьмой. — Зачем-то говорю я, нажимая кнопку. Наверное, чтобы разрядить обстановку.

Открываю дверь квартиры, вхожу первая.

— Свет в коридоре не работает. — Предупреждаю Кирилла и прохожу в зал. Щелкаю выключателем.

— Надеюсь, довезли без потерь. Куда поставить? — Кир топчется на пороге с сумками.

— Брось прямо там, завтра разберу. Чаю хочешь?

— Нет, поеду.

Подхожу к Кириллу. Протягиваю руку.

— Спасибо за помощь. Если я могу тебя как-то отблагодарить…

— Ничего не нужно. — Сжимает мои пальцы в своей тёплой сухой ладони. Не отпускает. — Был рад помочь.

Смотрю в его глаза — там плавленое золото, горячее и сверкающее. Тёмные ресницы порхают, отбрасывая на щёки тонкие тени. Его запах медленно заполняет всё пространство в квартире, вытесняя все иные, посторонние ароматы. Его присутствие и близость действуют на меня отупляюще — я просто смотрю, не в силах ни отвести взгляд, ни сказать хоть что-то адекватное.

Встаю на носочки. Касаюсь губами уголка его губ, потому что… Потому что это секундный порыв, и потому что я этого хочу до трясучки.

Кир прикрывает глаза и берёт меня за плечи. Держит крепко, но ничего больше не предпринимает. А я жду, зависнув в каком-то эйфоричном и пьяном состоянии.

— Насть. — Касается лбом моего лба. Шепчет мне в губы. — Что мне делать с тобой?

Что делать?

Просто остаться.

Я не привыкла затыкать пустоту внутри сексом, и обычно предпочитаю иные формы близости, но сейчас чувствую острую необходимость в ком-то.

Мне страшно остаться одной. Страшно почувствовать себя ненужной и брошенной. И если я могу удержать Кира сексом, то пусть будет так.

Хватаюсь руками за рукава его пальто. Сжимаю пальцы до боли и побелевших костяшек.

Мы оба неровно дышим, и наше дыхание смешивается.

— Не уходи.

— Насть… — Отпускает. Резко отступает назад. — Не надо сейчас.

Уходит, прикрыв дверь.

Прислоняюсь спиной к стене и стою, спрятав лицо в ладонях. Меня трясёт, щёки горят. Медленно дышу.

Это плохо, да?

Плохо что-то чувствовать к другому мужчине, когда муж ещё даже не перекочевал в статус «экс»? Но все эти шесть лет с Маратом я будто соревновалась с невидимым соперником. С образом идеальной себя, которой никогда не существовало за пределами воображения Марата. И теперь это меня гасит и утяжеляет. В то время как то, что происходит с Киром, на чём бы оно не основывалось, дарит крылья.

Я запуталась.

И я, чёрт возьми, чувствую себя ненужной и брошенной.

Входная дверь резко распахивается.

— Да нахрен всё! — Врывается в квартиру Кирилл.

Он в два шага оказывается возле меня. С его лица капает вода, пальто тоже влажное.

Припечатав руки по обе стороны от моего лица, впивается в мои губы. Вдавливает в стену всем своим телом.

Не нежничает, но урчит от страсти, как большой кот, и я растекаюсь лужицей, не падая лишь потому, что меня держат.

Его руки поспешно развязывают пояс моего плаща, забираются под свитер и холодят кожу осторожными прикосновениями.

Выгибаюсь ему навстречу. Обхватываю руками шею, зарываюсь пальцами в мокрые волосы.

Кир подхватывает меня под бёдра. Я лечу вверх, плащ — вниз.

Сердце неистово лупит по рёбрам. Дрожу всем телом.

Под веками взрываются вспышками звёзды.

Мы синхронны, как в моих фантазиях: дышим часто и хрипло, и тихо стонем от удовольствия.

Медленно перебираемся к дивану. Падаем, выбивая из бедолаги жуткие скрипы.

— Выброшу. Завтра же. — Шепчет Кир между поцелуями в шею.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лижет, прикусывает, оттягивает кожу до чувствительной, но приятной боли.

Стягивает с меня свитер, скидывает пальто. Скользит щетинистым подбородком по груди и ниже. Гладит пальцами по бёдрам. И всего этого одновременно так много, что я теряюсь от ощущений.

Это сразу грубо, нежно, трепетно, властно и очень-очень горячо.

Он углубляет поцелуй. Ловит мои запястья и фиксирует одной рукой над головой. Смотрит немного безумным взглядом.

Рефлекторно сжимаю его руку пальцами.

Растягиваемся на диване. Моё тело неконтролируемо гнётся и тянется к его телу, сильному и большому. Крышу сносит от контраста, от разницы весовых категорий.

Во мне нет стыда. Нет смущения.

Я просто хочу.

И это осознание тоже бьёт волной новых ощущение, потому что с Маратом такого не было ни разу. Даже в начале отношений. Конечно, я возбуждалась, но как-то…автоматически. А сейчас — по-животному.

Слышу звон пряжки ремня и звук расстегивающейся ширинки.

Да. Да.

— Ну, как ты любишь? — С хищным оскалом. — Есть пожелания?

— Хочу, чтобы весь остальной мир потух.

Кир резко останавливается. Замирает надо мной неподвижной глыбой, заслоняя мощной фигурой скудный свет лампочки.

Запрокидывает голову назад и просто дышит, глядя в потолок.

— Что-то не так? — Неловко ёжусь, обнимая себя за плечи.

— Может, чаю попьем?

— Чаю? — Нервно сглатываю. — Скажи, где я налажала.

— Нигде. — Ложится рядом, обнимая меня под грудью. Целует в плечо. — Не хочу пользоваться форой, которую обеспечил Марат. Это было бы неправильно.

— Ничего подобного! — Пытаюсь отстраниться, но Кир держит крепко. — Мы взрослые люди!

— И завтра утром ты не станешь ни о чём жалеть?

Молчу.

Сейчас мне не хочется думать о том, что будет утром. Хочется получить свой кайф. Получить эмоции и кусочек эндорфинов.

— Я не уйду. — Шепчет Кир, вжимая меня в себя. Лицом зарывается в мои волосы. — Давай кино посмотрим. Доставку закажем.

Кусаю губы.

Может, в чём-то он и прав…

— Давай тогда…вок…с морепродуктами. — Бубню обиженно. — Только рис, а не лапшу.

— Будет. — Тянется к пальто, достаёт телефон.

Я наливаю чай, Кир листает романтические комедии и зачитывает вслух описания.

Едим вок с морепродуктами. Я сгораю с нелогичного поведения героев. Кир смеётся, глядя, как меня перетряхивает.

Вскоре начинаю клевать носом. Ложусь головой на колени Кирилла.

— Засыпай. — Он гладит меня по волосам.

— Ты не уйдёшь?

— Я же обещал.

И мне почему-то верится. Его «я обещал» звучит железобетонно и основательно.

— Кир? — Мямлю сонно. — А что бы ты во мне изменил?

— Ничего. — Шёпотом. — Разве что кляп в рот. Фильмы с тобой смотреть невозможно.

Хихикаю.

Чувствую на себе его изучающий взгляд. Под ним тепло, как под ласковыми лучами солнца. Я греюсь и млею.

Кир рисует на моём плече узоры.

Проваливаюсь в пустоту, краем сознания подцепляя последнюю его фразу:

— Ты чудесна. Тебя достаточно.

Глава 11.

Кирилл.

Уже несколько часов мучаюсь и кручусь на скрипящем диване. Это то ли кошмары, то ли благодать, разобраться не получается. Но порнушные сны с участием Насти преследуют всю ночь, и я просыпаюсь, утыкаясь стояком то в её бедро, то в поясницу. Луплю тихо по подушке рукой, зажмуриваюсь, стискиваю зубы.

Настя блаженно улыбается. Ресницы чуть трепещут. Что-то приятное видит.

А чё, Кир, ты ж сам настоял! Осознанный дохера, форой пользоваться не хотел. Ну вот, получите и распишитесь.

Это безумие — спать рядом с женщиной, которую хочешь до трясучки.

А ты, женщина, нормально тебе? Подкинуть немного эротики в твой сон с радугой и розовыми облаками?

Чувствую себя подростком в период пубертата, когда тестостерон перекрывает вообще всё нафиг.

Так, глаза закрыть и уснуть!

Медленно проваливаюсь в темноту.

Настя двигается, прижимаясь ближе. Ищет наощупь тепло, словно слепой котёнок. Утыкается носом в мою ключицу и сладко сопит.

Обнимаю её за плечи. Настя потягивается всем телом, мышцы чуть заметно дрожат от напряжения. Тут же расслабляется и продолжает смотреть сны.

Мм. Везёт.

Тихо сдавленно стону от бессилия и усталости.

Насть, будь человеком, дай поспать, а?

Не привык я к такому. Обычно у меня всё просто: есть обоюдное желание и погнали.

Но с Настей так нельзя, и мозгами я понимаю, что поступил правильно. Утром она не простила бы себя, а может заодно и меня. Вижу, что не отпустила ещё Марата своего, но это вопрос времени с таким-то отношением с его стороны.

К Насте нужно сначала мостики приладить, доверие установить, и выстроить отношения без всякой нездоровой зависимости.

Да, мозгами понимаю… Но тело сейчас реагирует вполне естественно для ситуации, когда мы спим в одной постеле с сексуальной женщиной.

Замираю на несколько минут и просто любуюсь нежным профилем. Носик чуть вздёрнут, подбородок острый, кожа — персик, и густые изогнутые ресницы. Мечта! Волшебная фея. Только вот сама она не видит этого за толстым слоем навязанных комплексов и установок.

Провожу пальцем по плавному изгибу переносицы. Улыбаюсь, как идиот. Очерчиваю чувственные губы и в последний момент останавливаю желание впиться в её чудесный ротик.

Ааа!

Блять!

Спать, Добров! Отключай то, чем сейчас думаешь!

Или иди подрочи, а то этот дейдриминг, завязанный на сексе, с ума тебя сведёт.

Луплю слепым взглядом в потолок. Дышу. Пытаюсь разложить всё происходящее на отдельные пазлы.

На развод она не подала. Возможно, лелеет надежды о чудесном восстановлении семьи. Хотя если бы у меня спросили, я бы сказал, что Марат её — ублюдок тот ещё. И как их вообще связало?

Судьба — коварная дама.

За Настю мы обязательно повоюем. Без продавливания границ с моей стороны. Без ультиматумов и манипуляций.

Двигаемся на лайте.

Но это не моя семья, не мои отношения, и окончательное решение принимать не мне.

Тогда кто я в этой ситуации? Самопровозглашенный благодетель? А кому-то кроме меня это нужно?

Хочу верить, что нужно.

Фея моя очень уязвима.

Нежная, ранимая, домашняя девочка с целым полчищем травм. И мне отчего-то страшно хочется её от её же демонов защитить. Если не излечить, то хотя бы подружить. Потому что демоны живут в каждом из нас, даже в самых добрых и честных. И теневую свою сторону важно принять, а иначе всю жизнь можно просрать на то, чтобы быть для других идеальным, удобным и хорошим.

В итоге это всё равно ни к чему не приведёт. А ведь у нас нет демо-версии жизни. Второго шанса прожить счастливо уже не будет, и работать над ошибками нужно начинать уже сейчас, в этой реальности.

Наконец, проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь от крайне аппетитного запаха. Насти рядом нет. Сажусь и пару минут просто туплю в стену. Не выспался.

А кто виноват? Надо уметь вовремя вырубать фантазию.

Желудок жалобно рычит на искушающие ароматы. Иду в кухню.

Настя пританцовывает у плиты и что-то жарит.

Молча смотрю на длинные ноги и округлую попу, обтянутую домашними шортами. И во мне всё сильней просыпается аппетит, но уже несколько иной.

— Ай-яй! — Шипит Настя, отбрасывает вилку и прижимает палец к губам. — Что ты такая нервная?

— Покажи. — В мгновение оказываюсь рядом. — Обожглась?

— Маслом плюётся. Не приноровилась пока к этой плите. У неё две крайности — либо вообще не греет, либо полыхает адским пламенем.

Включаю холодную воду. Сую ладонь Насти под струю.

— Будь снисходительна, она ведь уже старушка.

Озираюсь по сторонам.

При свете дня квартира выглядит ещё хуже, чем мне показалось вчера. Ремонта это нора не видела уже лет пятнадцать. Техника старая, мебель — тоже. После ночи на этом грёбаном диване у меня ноет каждая мышца, каждый сустав. Кажется, стоит мне сейчас резко потянуться, и позвоночник в трусы осыпется.

— Скажи, а почему выбор твой пал на эту квартиру?

— Ну… — Настя вытягивает губы трубочкой.

— За неимением лучшего?

— За неимением средств на лучшее.

— Понятно. — Ставлю мысленно крестик, чтобы вернуться к этому вопросу. — Так, и чем ты мужчину кормить решила?

— Драники! — Широкая улыбка. — Если ты любишь… Но я могу быстренько приготовить что-то другое. Яичницу, бутерброды, блины фаршированные…

— Горшочек не вари. — Смеюсь.

Закрываю воду. Целую обожженный палец, удовлетворенно разглядывая покрасневшее от смущения лицо Насти.

Да. Хорошо, что вчера ничего не было. Иначе шарахалась бы она сейчас от меня по углам, сгорая со стыда.

Завтракаем.

Пьем кофе из тонких кружечек, за которые вчера Марат бился, как тигр, с пеной у рта. Сдалась ему эта посуда?

Жлоб и засранец.

Уплетаю драники и это… ммм!

Отвал всего!

Я уже забыл вкус домашней еды. А еда, приготовленная руками феи — это сразу плюс сто по всем параметрам.

— Вкусно? Может, соли мало?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Отлично!

— Кофе не крепкий?

— Отличный! Спасибо!

— Может, ты с молоком любишь? У меня, правда, только кокосовое… — Подрывается с места.

Останавливаю за руку, усаживаю на своё колено. Обнимаю поперёк груди.

— Всё отлично. Идеально. Всё очень вкусно. — Мурлычу в нежное ушко, чуть касаясь губами мочки. — Передо мной не нужно на цыпочках ходить, договорились?

Кивает.

Чувствую, как под моим предплечьем стучит, как отбойный молоток, её сердце.

— Ну а… Сахар может? — Поворачивает медленно лицо ко мне. Закусывает губу, сдерживая улыбку.

Провоцирует.

— Мне и так сладко.

Целую в шею. Отпускаю.

Фея взлетает с моих колен и занимает своё место за столом.

И всё в ней прекрасно, но не нравится мне фон. Хочется перерисовать картинку, чтобы всё красиво было, подстать этой красивой женщине. Чтобы кухня удобная, без эксцентричной плиты, пышущей адским жаром. Чтобы света побольше, а не эти крохи, пробивающиеся через грязные окна.

Она, конечно, наведёт здесь уют. Отмоет всё, накупит статуэток каких-нибудь и картин в рамках. Шторы повесит. Но с удушающей атмосферой этого места сложно будет что-то сделать.

Предложить ей заехать в мою пустующую двушку?

Откажет. Да ещё и оскорбится. Решит, что содержанку из неё хочу сделать.

Нет, Добров, не надо благотворительности сейчас. Завернём по-деловому.

— Насть, а ты за сколько это снимаешь?

— За двадцать пять. Район просто хороший, не далеко от центра, и метро рядом.

— О, вот так совпадение! У меня друг сейчас сдает квартиру. За двадцать пять как раз.

Косится с подозрением.

— Честно тебе говорю. Как раз ремонт там доделал. Всё красиво, аккуратно, светло, комфортно. Может съездим, посмотрим?

— Я всё равно за этот месяц уже заплатила. Только в следующем теперь смогу.

— А там как раз акция: феям первый месяц бесплатно.

— Каким феям?

Подмигиваю.

— Волшебным.

Глава 12.

Настя.

Кирилл показывает квартиру.

Здесь просторно, чисто и много света. Мысленно я уже развесила свои вещи в гардеробной и заполнила шкафы в кухне баночками с ароматным чаем и специями.

Женщинам вообще свойственно вить гнезда. Не всем, конечно, но для меня пространство вокруг имеет огромную значимость. В беспорядке я не могу думать, не могу расслабиться. И враньё это всё, что творческие люди ловят вдохновение исключительно в бардаке и хаосе. Единственное, что я могу поймать в бардаке — это приступ нервозности. И чтобы свободно творить мне нужно знать, где что искать.

Здесь же всё идеально с точки зрения эргономики. И почему-то очень эта квартира энергетикой мне Кирилла напоминает: глубокими оттенками стен, прямыми линиями, минимализмом и стремящейся к бесконечности лаконичностью.

— Ну, нравится?

— Да. — Закусываю губу, чтобы не завизжать от радости.

Нет, ну это же надо? Как кстати друг Кира закончил ремонт квартиры, к тому же я отлично укладываюсь по деньгам. Прямо настоящая магия, или очень-очень счастливое совпадение.

— Надо с хозяйкой той квартиры всё обсудить и сказать, что съезжаю.

— И?

— Неловко как-то. Она будет недовольна.

— И что?

— Не очень красиво с моей стороны… Как я ей это объясню?

— Ну окей. — Цокает языком. — Сколько по твоим меркам нужно прожить в той квартире, чтобы неловкость говорить о переезде пропала?

— Не знаю. Кир, ты всё так выворачиваешь…

— Не выворачиваю, просто спрашиваю прямо, без танцев с бубнами вокруг твоего перманентного чувства вины перед всеми. Так сколько? Пол года хватит?

— Наверное.

— Хочешь жить там ещё пол года?

— Нет. Хочу переехать прямо сегодня.

— Вопрос решён, инцидент исчерпан. Насть, ну ты взрослый человек. Ты не обязана оправдываться за свои решения. К тому же, ты ей заплатила за месяц. Она прямо завтра заселит кого-нибудь и поимеет сверху ещё двадцать пять тысяч. Кому с этого плохо?

— Никому.

— Если хочешь, поедем вместе. Я встану за твоей спиной и буду выразительно моргать. Говорят, у меня хорошо получается наводить ужас на людей одним лишь взглядом.

Хохочу.

Мне рядом с ним расслабленно и уютно несмотря на то, что мы были на волоске от секса. Хорошо, что Кир остановился.

Это было правильно.

Вчера меня эта «правильность» вывела из себя, а сегодня я очень Киру благодарна — моё желание отчасти было сублимацией. Отчаянной попыткой почувствовать себя нужной, важной и не одинокой. Намерением заглушить внутреннюю боль. Но ведь Кир не подорожник… Нельзя просто приложить человека туда, где болит.

Кирилл уезжает, но обещает забрать меня вечером, чтобы перевезти вещи. Снова.

Кружусь по квартире в радостном предвкушении чего-то сказочного: будто на носу Новый год или день Рождения завтра — в сердце тонко звенит и трепещет росточек силы. И вся моя жизнь в моих руках.

Чувствую неожиданный импульс — хочу перемен. В себе! Если не кардинальных, то хотя бы мягких и лёгких, но чтобы глаза снова горели при взгляде на себя в зеркало.

Одеваюсь. На ходу вбиваю в поисковике салон красоты неподалёку от дома. Записываюсь на ближайшее время.

В салоне меня встречает мастер Рита — приятная и располагающая девушка, на вид мы ровесницы. С одной стороны головы у Риты выбрит висок, с другой короткое каре с крашеными в синий тонкими прядями. И это настолько смело и ярко, что я даже завидую.

Сама-то я на подобное никогда не решусь.

— Ну, что, длину убираем? — Рита расчёсывает меня и лезвием ножниц указывает линию среза.

— Не сильно. — Опускаю по волосам лезвие. — Пару сантиметров.

— Даже сечёные кончики не снимем. Давай хотя бы четыре? До красивой ровной линии.

— Ладно. Пусть будет красивая ровная линия.

Рита развлекает меня разговорами, а я зачарованно разглядываю в зеркало, как при каждом движении тонкие синие пряди размешиваются в блестящей чёрной копне. Это очень красиво!

— А как ты на это решилась? — Показываю на волосы.

— Что там решаться? Цвет всегда можно смыть, изменить, перекрыть. А что, тоже хочешь?

— Нет, ни в коем случае.

Поджимаю губы, потому что таки да, тоже хочу.

— Можно сделать скрытое окрашивание. Трендовая штука. — Рита отделяет пробором нижнюю часть волос и показывает мне в зеркало. — Вот тут делаем цветом, а сверху — твои. О-очень эффектно смотрится! И фишка в том, что окрашивания не видно, пока ты сама не захочешь его показать.

Марат этого точно не одобрит. Он считает, что женщина уважаемого человека должна воплощать в себе идеалы элегантности, благородства и интеллекта. На редких светских раутах я, как вышколенная английская жена, держала бокал с шампанским, оттопырив мизинчик, и тихо смеялась, прикрыв рот ладонью.

А если бы я вот так? Висок сбрила и пряди в синий?

Прямо вижу лицо Марата, чётко и ясно: натянутую улыбку, покровительственный взгляд, и вот это его снисходительное «ну, Настён…».

Он как бы заранее извиняет меня за то, что не дотягиваю до идеала. А в глазах немой упрёк.

И почему-то мысль сделать что-то ему наперекор внезапно вдохновляет меня настолько, что я почти подпрыгиваю в кресле.

— Есть розовый?

— И фиолетовый, и зелёный. Да какой хочешь!

— Розовый. — Повторяю, а голос вибрирует от волнения.

«Насть, ты взрослая женщина. Ты не обязана оправдываться за свои решения» — кручу в голове слова Кирилла.

Напишу на стикерах и расклею по всей квартире. Буду повторять, как мантру, пока не закрепится на подкорке. Потому что пока я очень удобная.

Для всех.

Даже для Натальи, которая мне квартиру сдала. Вовсе не потому, что у меня нет собственного мнения, а потому, что я его давно не слышу. И связка «удобная равно любимая» так прочно закрепилась, что по щелчку пальца просто не разрушается. А мне отчаянно хочется быть любимой, вот и всё.

Рита колдует. Смешивает что-то в мисочках, добавляет средства из разных флаконов. Наносит широкой кистью на волосы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— С мужиком поругались, да?

— Откуда ты знаешь?

— Да вижу, как тебя корёжит. Торгуешься с собой? Женщины часто приходят за экспериментами в моменты, когда жизнь становится зыбкой, и почва из под ног уходит. Не знаю, есть в нас эта тяга к переменам в смутные времена. — Рита расфокусированно смотрит на мою макушку, шуршит фольгой. — Но судя по тому, что ты не потребовала с порога обкорнать тебя под каре, вы пока не разводитесь. Угадала?

— Угадала.

— Значит, не всё потеряно?

— Не знаю. Думала, что смогу всё исправить, но чем сильней выхожу из под его влияния, тем больше задумываюсь…

— А оно мне действительно надо? — Заканчивает за меня Рита. Наши взгляды пересекаются в отражении.

— У тебя так же?

— У меня уже всё. —Тычет кистью на свои волосы. — С глаз долой, из сердца вон. И я не жалею. Ни о причёске, ни о разводе.

— Я не могу так радикально. Ни с причёской, ни с разводом…

Может, зря?

Может надо оторвать резко, как пластырь, и не мучиться?

А вдруг в наших отношениях не всё потеряно, и это просто болезненная такая точка роста для нас с Маратом? И я сейчас собираюсь дёрнуть с корнем то, что ещё может дать плоды.

Не хочу думать о Марате. Отгоняю мысли о нём подальше, и в красках представляю реакцию Кира на мой эксперимент. Уверена, ему понравится.

Рита сушит мои волосы, вытягивает утюжком. Сверху у меня родной блестящий блонд, внизу — безумный розовый.

Я благодарю Риту за увлекательную беседу и новый образ. Выхожу из салона и прямо на крыльце делаю несколько селфи. Впервые за, пожалуй, месяца четыре. Но сейчас я искренне себе нравлюсь.

Спускаюсь. Иду вперёд, улыбаясь своим мыслям. Подставляю лицо осеннему солнцу. Ветер треплет волосы, и краем глаза я улавливаю розовые пряди. Мне хорошо. Так хорошо, что хочется во всё горло об этом кричать. И внутри так приятненько, словно разрешила себе сделать то, что мне давно запрещали.

— Девушка! — Окликают со спины.

Оборачиваюсь.

Незнакомый мужчина, совершенно обычный: тёмная куртка, спортивные штаны. Моложе меня лет на семь. Светлые волосы, голубые глаза, а в них — смесь восторга и восхищения.

— Классно выглядите! Вы прямо светитесь!

— Спасибо! Я знаю. — Смущённо улыбаюсь и иду дальше.

Я знаю.

И я постараюсь больше никогда об этом не забывать.

Глава 13.

Настя.

Вечерний город мелькает за окном автомобиля. Прижимаюсь лбом к прохладному стеклу и наблюдаю за прохожими, кутающимися в куртки и пальто. На заднем сидении тихо звякает моя посуда, а из колонок льётся что-то лёгкое, джазовое.

Кир молча ведёт машину, но тишина в салоне не напрягающая, совсем наоборот — меня медленно убаюкивает. Последние дни были богаты на эмоции, а жить на постоянном адреналине и стрессе очень выматывает. Это как перебрать с кофе: руки трясутся, сидеть на месте не можешь, а мозги уже в желе и ничего не соображают.

Звук мобильного разрезает тишину. Кир, не глядя на экран, берёт трубку.

— Добров. Да. А, Антоша, приветствую. — Поворачивается ко мне, закатывает глаза. — Ну вообще не собирался, я уже уехал.

Что-то мне жестикулирует.

Развожу руками — ничего не понимаю.

— А завтра никак? Антон, я тебя щас зарифмую. Ну кто так делает?

Прикрывает микрофон рукой, шепчет:

— Заедем на работу, или тебя домой отвезти?

— Заедем! — Киваю. Сидеть одной дома мне совершенно не хочется.

— Да чёрт с тобой, Антоша, скоро буду. Но ты сильно не радуйся, приеду злой.

Сбрасывает звонок.

— Что-то случилось?

— В цехе снимают лукбук, отдали клиенту первую партию снимков.

— Дай угадаю: клиент недоволен.

— Говорит, не попали в концепцию. Ладно, разберёмся.

Подъезжаем к уже знакомому кирпичному зданию. При виде Кира охранник на входе подскакивает и открывает турникет. Навстречу нам несётся рыжеволосый парень с густой и объемной, как у дровосека, бородой.

— Наконец-то! Она мне уже все мозги прополоскала! Не знаю, что хочет, да и она сама не знает! Я с бабами работать больше не буду.

Кирилл смотрит строго и с осуждением.

— Во-первых, с женщинами. Во-вторых, по половому признаку мы клиентов не делим. В-третьих, ну хреновый из тебя профессионал, чо! Оставить тебя после уроков учить корпоративную этику что ли? Настя, познакомься с Антоном, но дружить с ним не надо. Плохому научит.

Идём втроём по коридору. Кир впереди. Антон чуть отстаёт, подстраивается под мой шаг, и будто оправдываясь, рассказывает мне о своей сложной клиентке.

— Вышла МаринСанна на пенсию и заскучала. Богатый муж отсыпал денег, она открыла свой магазин одежды, и теперь хочет, чтобы я из её белорусского трикотажа сделал баленсиагу.

— Кажется, речи о баленсиаге не шло. — Бросает Кирилл через плечо.

— Ну конкретно так она не говорила. Да потому что не знает даже, что это такое!

Поворачиваем, проходим в стеклянные матовые двери. За ними — большой кабинет с длинным столом в центре. На столе разбросаны снимки, а на одном из стульев сиротливо сидит женщина-божий одуванчик лет шестидесяти. В тёмных волосах серебряными нитями блестит седина. Глаза зелёные, яркие. Одета не броско, но стильно, в просторную блузку под цвет глаз и широкие брюки-палаццо. Аксессуары в тему.

— Марина Александровна, прекрасно выглядите. Рад, что нашли время заскочить. — Кир жмёт ей руку, присаживается рядом. — Антон, будь другом, свари нам кофе.

Антон фыркает, бубнит что-то себе под нос, но уходит выполнять поручение.

— Мне сказали, вы остались недовольны первыми результатами. Давайте выясним в чём проблема, чтобы мы смогли исправиться и в этот раз оказались максимально близки к вашему запросу. Вам не понравился декор студии?

— Нет, там всё очень уютно, декораторы совещались со мной на каждом этапе. Хорошие ребята.

— Не подошли модели?

— Все девочки очень красивые! Они молодцы, трудяжки. — Марина Александровна кусает губы. Сводит брови над переносицей. — Знаете, наверное дело в моём возрасте. Я уже просто ничего в этом не понимаю. Сейчас модно совсем не то, что было раньше, и продаётся оно совсем иначе. Я и объяснить толком не могу, что меня смущает. Может нужно просто к мнению профессионала прислушаться?

— Или всё же к себе? — Кирилл придвигает пару снимков и разбирает каждый из них на составляющие.

Пока на меня не обращают внимания, рассматриваю фото. Да, девочки красивые, и одежда на них потрясающая — самобытная, немного винтажная. Не с китайского конвейера. Я бы сама такое носила с удовольствием.

А вот к подаче у меня вопросы. Это очень…фэшн. Динамичные, немного странные позы, резкий свет, жёсткие тени и отсутствующее выражение лица у моделей. В отрыве от контекста фото достойные, их смело можно печатать в глянце. Но с образом самой Марины Александровны это вообще не вяжется.

Среди замороженных лиц нахожу выделяющийся кадр. На нём модель широко улыбается, глядя куда-то в сторону. Глаза светятся теплотой.

Я сама невольно начинаю улыбаться.

Антон приносит кофе. Мне тоже.

— Это брак. Случайно напечатали. — Кивает на снимок в моих руках. — Выбрось.

Пытается выхватить. Не отдаю.

— Марина Александровна, простите, что вмешиваюсь. Меня зовут Настя, я тоже фотограф. Ну, почти. В общем, не важно. — Встаю. Протягиваю фото. — Это лучше отображает философию вашего бренда?

— Это мой любимый из этой серии. — Отчего-то краснеет она. — Такой живой кадр, эмоциональный.

— И мне так показалось.

Теряюсь под пристальными взглядами присутствующих. Замолкаю. Моргаю растерянно, не зная, куда деть руки.

Зачем я вообще встряла? Это дело Кирилла, не моё. Может я сейчас подрываю его авторитет в глазах клиента и работаю не в пользу репутации фирмы?

Пытаюсь прочитать его эмоции по непроницаемому лицу. Он злится? Расстроен? В гневе?

— Насть, продолжай. — Просит Кир без единой нотки раздражения.

— Я бы вам посоветовала использовать чуть более зрелых моделей.

Звенящим от напряжения голосом расписываю Марине Александровне своё виденье итогового результата. Она вдохновенно кивает на всё, что я говорю, а в конце моей речи даже тихонько хлопает в ладоши.

— Ну, сама бы я лучше не сформулировала!

Я выдыхаю.

Меня распирает от гордости, потому что мои идеи одобрили. Не высмеяли, не ткнули носом на моё место, не отправили ожидать за дверью, чтобы не мешала рабочим процессам. А выслушали и согласились со всем, что я сказала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кир встаёт, коротко сжимает мои плечи ладонями.

— Ты молодец. Какие ещё таланты ты от меня скрываешь? Антон! — Резко поворачивается, жестом подзывает фотографа. — Демидова здесь? Позови.

Антон выбегает, а через пару минут возвращается с Катей Демидовой.

Нам так и не удалось пообщаться на выставке, а ведь творчеством Кати я искренне восхищаюсь. Если на кого мне и хочется равняться, так это на неё.

Мой кумир стоит передо мной, и я пялюсь на неё с восторгом, который даже не пытаюсь скрыть.

— Марина Александровна, познакомьтесь, это Екатерина. Она наш самый востребованный фотограф, призёр международных конкурсов. Ваш проект мы перепоручим ей, и уверен, что такой тандем точно окажется продуктивным.

— Спасибо, но я бы хотела поработать с Настей. Если нет, я поищу других подрядчиков.

Марина Александровна резко встаёт, как бы говоря, что все возражения заранее отклоняются. Благодарит всех за то, что прислушались к её просьбам и покидает кабинет.

— А Настя это у нас кто? Вот эта? — Натянуто улыбается Демидова и одаривает меня ледяным взглядом.

Стреляет глазками в Кира. Ему достается куда меньше холода, зато намного больше немых вопросов.

Обмираю от неожиданного поворота событий. Я ведь просто хотела помочь, но никак не забирать чужую работу.

— И давно Настя здесь работает? — С ядом в голосе спрашивает Катя.

— С этой минуты. — Кир опирается бедром в стол и складывает руки на груди. — Желаешь оспорить моё решение?

— Можно тебя на пару слов наедине?

— Говори здесь.

Катя нервно отбрасывает волосы назад. Складывает губы в жёсткую линию и с вызовом смотрит в мою сторону.

— И давно мы берём людей с улицы на коммерческие проекты? Она хоть камеру в руках держать умеет? Посмотри на неё. Думаешь, она знает, как снимать лукбуки?

Антон тихо присвистывает.

— Следи за языком. — Цедит Кирилл через плотно сжатые зубы.

— А то что,

друг

? — Выплёвывает Катя, делая сильный акцент на последнем слове. — Уволишь меня? Тогда у тебя всё здесь посыпется. Уйду я, уйдут и твои клиенты.

Чувствую себя здесь лишней и хочу сжаться до атома. Мне не нравится быть центром и причиной чужой конфронтации.

— Катя, я прошу прощения за то, что так получилось. — Поднимаю руки в примирительном жесте. Ладонями наружу. Словно пытаюсь наладить контакт с агрессивным животным.

— Не извиняйся. Ты ничего не сделала. — Загораживает меня собой Кир. — А вот Кате следует выбирать выражения.

— Кир, а что это ты так её защищаешь? — Демидова разглядывает меня с хищным прищуром. — Мм, ясно. Новая постельная грелка. А что так скромно в этот раз? Смазливые модели на тебя уже не ведутся? Не обольщайся, На-стя, — выдавливает по слогам моё имя, — это не на долго. Как только наиграется в рыцаря, так сразу и уйдёт. По секрету, он жуть как не любит самостоятельных и самодостаточных женщин.

— Так, пошла вон отсюда. — Кирилл тычет пальцем на входную дверь. — И не попадайся мне на глаза. Истерики твои у меня уже поперёк глотки!

В ушах шумит пульс.

Я не успеваю подумать как следует о том, что из сказанного Катей меня задело, но чувствую сильнейший импульс — бежать.

Не хочу защищаться и оправдываться.

Я не дожидаюсь, пока Катя выйдет. Опережая её, выбегаю сама. Прижимаю прохладные ладони к пылающим щекам и несут дальше, минуя коридор и турникет с охранником.

А Кате-то палец в рот не клади…

Да уж. Не сотвори себе кумира.

Дорогие читатели! Не забудьте добавить книгу в библиотеку, чтобы не потерять. Буду очень благодарна вашим комментариям и звёздочкам. Ваша поддержка — моя огромная мотивация! Спасибо!

Глава 14

Настя.

В воздухе плавают ароматы жареных овощей — Лика готовит борщ. На её кухне я чувствую себя, как дома, и уже второй час изливаю душу. Тяну время, потому что боюсь возвращаться в свою квартиру. Есть вероятность, что Кирилл будет ждать меня там, а к разговору с ним я пока морально не готова.

— В общем, я думала, что Кир нормальный. Но после того, что Демидова наговорила, я уже сомневаюсь.

— То есть решила верить не ему, а этой истеричке? — Взгляд с укором в мою сторону.

— Я просто боюсь. Наверное, зря всё это у нас закрутилось. Я ещё не отошла от Марата, к тому же, официально я пока замужем.

— Ага, Марат тоже был официально женат, когда трахал секретаршу. — Широкий нож с мерным стуком опускается на деревянную доску. Под его лезвием сочно хрустят капустные листы. — Два дня! Два дня, как ты уехала от меня, а с тобой уже столько приключилось, что хоть сериал снимай!

— Думаешь, я этого всего хотела?

Телефон вибрирует — Кир звонит.

Сбрасываю.

Экран телефона тут же загорается от сообщения.

Кирилл: Ты дома? Поговорим?

— Может, и хотела. — Пожимает плечами Лика. — Иногда нам всем хочется встряски, и бессознательно мы ищем способы, чтобы накалить ситуацию.

— И поэтому я положила своего мужа сверху на секретаршу, чтобы найти повод уйти из дома? Потому что мне скучно жилось?

— Нет, измена Марата вполне себе настоящая. А вот дальнейшие события — провокация с твоей стороны.

— Например? — Нервно ковыряю заусенец на пальце.

— Ты шла босиком по улице.

— Я была совершенно разбита.

Сбрасываю очередной звонок.

— Или искала острых ощущений, чтобы заглушить внутреннюю боль. Съёмка с Добровым. Да даже тот факт, что ты Кира взяла с собой, чтобы вещи забрать. Ты ведь знала, что Марата порвёт от этого. Хотела вызвать ревность? Хотела эмоций?

— Возможно, это тоже. — Вздыхаю.

Чтобы занять руки и не заниматься членовредительством беру второй нож, встаю рядом с Ликой. Режу зелень.

— Когда нам страшно, мы совершаем всякие глупости и пытаемся ударить побольнее. Такая уж человеческая суть.

Лика закидывает в кастрюлю свёклу. Кипящая вода тут же окрашивается в алый.

— Я уже не могу представить себе наше безоблачное с Маратом будущее. Но и прошлое не могу так легко отпустить.

— Вот именно, прошлое никогда не остаётся строго в прошлом. Даже если боль заглушается, наши травмы влияют на то, как мы будем себя вести в дальнейшем. Например, ситуация с Киром.

— Там как раз всё ясно, и никакой странной реакции с моей стороны не было.

— Правда? Или ты снова оказалась голая и беззащитная на столе перед мужчиной и его любовницей? Насть, пошевели мозгами. — Лика энергично машет ложкой у меня перед носом. — В чём там вина Кира? В том, что его бывшая, судя по всему, чокнутая на всю голову? А я тебе говорила, что Демидова — дрянь редкостная. Всё остальное, что ты себе придумала — это твои проекции, которые ты наложила на Доброва, потому что тебя обидел Марат. Понимаешь?

— И давно ты умеешь в психологию?

Снова звонок. Нервно сбрасываю.

Перестань трезвонить! Дай мне немного остыть и разобраться со своими тараканами.

Потому что да, если рассмотреть произошедшее с особой тщательностью, то я снова оказалась в ситуации, когда две женщины делят одного мужчину. И снова я не вышла победителем из этой схватки. Это бьёт по остаткам гордости.

Я не воин. В моём мире женщины не дерутся за сердце мужчины. Но быть может, мой мир безнадёжно устарел, и мне пора облачаться в доспехи, или доставать боксёрские перчатки?

Лика разливает борщ по тарелкам, зовёт к столу двойняшек и Алису. Ужинаем в непринуждённой атмосфере: Тёма и Сёма крошат в суп хлеб и вылавливают его прямо ртом. Лика делает вид, что сердится, но сама едва сдерживает улыбку.

— А в садике вы так же будете себя вести? Хотите, чтобы все думали, будто вас волки воспитали?

— Да! — Кричат двойняшки хором.

Я смеюсь. Лика закатывает глаза.

В дверь звонят.

— Ты кого-то ждёшь?

— Нет. — Лика играет бровями. — А вот ты ждёшь. Иди открывай. И суп со щеки вытри.

Иду к двери, но задерживаюсь на пару секунд у зеркала. Поправляю прическу, делаю пару глубоких вдохов. Улыбка сама собой растягивается на лице.

— Кто? — Смотрю в глазок.

Цветы.

Пышный букет красных роз.

Открываю.

— Привет, Настён!

— Марат? — Улыбка медленно гаснет.

— А ты кого-то другого ждала? — Вручает букет. Тяжёлый. — Пригласишь?

— Это не мой дом, и приглашать гостей не в моём праве.

— Мм. — Тянет раздражённо. — Потому что он там, да?

— Кто?

— Ну этот твой хмырь. Его прячешь?

— Марат… — Устало. — Ты зачем приехал? Ещё и без предупреждения.

— А я что, предупреждать должен, чтобы жену свою увидеть?

Я хочу закончить разговор, потому что совсем не к месту сейчас все вот эти заявления прав.

У меня внутри слишком много эмоций, и не все эти эмоции я хочу делить с Маратом.

— Где Света?

— Она в прошлом, всё. Я осознал и готов искупить вину. Настён, я знаю, что у тебя интрижка там какая-то на стороне… — Трёт рассеянно шею.

— Упрекаешь?

— Да нет, малыш. Я тоже накосячил. В общем, Насть… Один-один, получается?

— Что? — Выхожу. Прикрываю за собой дверь.

— Ну, я тебя укусил, ты меня. Это месть, я понял. Так что сворачивай давай спектакль, собирай вещи и домой поехали.

— Домой?

Где он теперь, мой дом?

Мне намного безопасней у Лики. Или в той квартире, которую отыскал для меня Кирилл. А ехать в наш с Маратом дом я не готова и не хочу. Да и зачем? Приехать и делать вид, будто ничего не произошло?

«Укусили» друг друга и живём спокойно дальше, игнорируя висящее над нашим браком лезвие Дамоклова меча?

— Никуда я с тобой не поеду. — Впечатываю в грудь Марата букет. — Подари это Свете, а меня оставь в покое. Не надо сюда ездить, у Лики дети маленькие, если ты забыл.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну что ты хочешь? — Роняет цветы на пол, перешагивает, медленно идёт вперёд.

Отступаю, пока не натыкаюсь спиной на стену.

— Насть, давай решать проблемы. К семейному психологу хочешь? Найдём лучшего. На море? Хоть завтра.

— Уходи.

— Ребёнка хочешь? — Нависает надо мной, уперев руки в стену. Обдаёт горячим дыханием. — Давай сделаем ребёнка.

Толкаю его в грудь, но с таким же успехом можно пытаться сдвинуть с места гору. Марат перехватывает мой подбородок, сжимает пальцами.

Резко приникает к губам и целует жадно, тараня языком мои плотно сжатые зубы.

Чувствую на себе тяжесть — Марат прижимается всё теснее. Колочу его по плечам, мечусь в капкане рук. Сердце истошно бьется, и каждый его удар растягивается под влиянием искаженного восприятия времени.

Буум. Буум.

Глухими стуками в голову. Так, что больно в висках.

И вдруг — свобода. Тяжесть чужого тела пропадает, позволяя мне сделать глубокий вдох.

Распахиваю глаза.

Кирилл оттаскивает Марата за шкирку, швыряет к противоположной стене. Марат с нечеловеческим остервенелым рыком бросается на противника. Попадает кулаком Киру в губу.

Первая кровь мужчин не останавливает.

Под тяжёлыми шагами разлетаются на сотни красных лепестков розы.

Кир сминает Марата. Зажимает в захват и бьет в живот. Наотмашь лупит по лицу.

Я застываю от ужаса. Хочу закричать, но лишь открываю рот и беззвучно выталкиваю воздух.

Марат на полу. Кир — сверху. Замахивается кулаком. Челюсти его плотно сжаты, и острые скулы резко очерчены в свете подъездных ламп. Сейчас он кажется намного опасней Марата, и намного необузданней.

Отмираю. Бросаюсь вперёд.

— Отойди от него! Что вы делаете?!

Толкаю Кирилла в плечо. Тяну за воротник пальто. Кажется, реву и рычу, но плохо осознаю сейчас реакции своего тела.

Я не хочу спасать Марата. Просто не выношу насилия и мне страшно, что всё может закончиться чем-то фатальным.

— Больной! — Скулит Марат.

У него разбита бровь и кровит нос.

Кир поднимается, тяжело дыша. Отряхивает пальто, серьёзно глядя мне в глаза, но молчит.

Меня трясёт.

Я сажусь на корточки и помогаю Марату приподняться на локтях.

— Живой?

— Да. Голова болит. Наверное, сотрясение. Спасибо тебе, урод!

Кирилл разворачивается к лестнице, спускается, но замирает на середине пролёта. Касается большим пальцем разбитой губы, вытирает кровь.

— Если тебе ещё интересен проект Марины Александровны, позвони.

Он уходит.

Марат облегчённо выдыхает.

— Настён, а ты более адекватного не могла найти? — Перехватывает мою ладонь. Сжимает. — Ну, теперь домой?

Смотрю на него. Смотрю на наши переплетённые пальцы. Обвожу бледную полоску кожи на безымянном Марата.

— Блять. Да я после душа забыл надеть. Хрен поверишь? Я тебе клянусь!

— Уходи, Марат. Забирай свои клятвы и уходи.

Схлестываемся долгим взглядом. Я смотрю на Марата и не вижу в нём человека, за которого вышла замуж. Я вообще его не узнаю и не могу прочитать, будто контакт между нами потерян. Но как давно я закрываю на это глаза?

Марат растягивает губы в безумной улыбке, больше похожей на оскал. Поднимается на ноги. Немного шаткой походкой идёт к лестнице.

— Мы ещё поговорим, Настён. Не думай, что я так просто отдам свою жену другому мужику.

Он уходит, а я остаюсь в окружении кровавого моря распотрошенных роз.

Глава 15

Кирилл.

Сложные женщины.

Чего они хотят на самом деле? Проще в ядерной физике разобраться, чем это понять.

Вроде как помог. Вроде как вышел победителем, но таковым себя не чувствую. А чувствую собакой сутулой, которую под хвост пнули и на мороз отправили.

Ладно, сам начал кулаками махать с какого-то хера.

Не просили же.

Сколько раз себе говорил: завязывай спасать тех, кто спасённым быть не хочет.

Рыцарь, мля…

Может, у них это норма в семье? Он косячит, она уходит, страстное примирение и жизнь на ближайшие пару месяцев снова полна красок. До очередного его косяка.

Ну, живут же так люди. Ловят какой-то свой извращенный кайф от этого. Хавают эмоции друг друга. Подпитываются.

Только в этой истории я лишний, как пятое колесо у телеги. Да и быть рычагом, который эти стрёмные качели должен в другую сторону шатнуть у меня нет желания.

Но как мои радары так ошиблись с определением Настиных сигналов? Там только тупой бы не понял, что ей помощь нужна — настолько всё казалось недвусмысленным.

Из подъезда выходит тело. Идёт, чуть шатаясь.

Марат.

И его выперли? Ещё одна сутулая собака.

Сажусь на капот машины. Изо рта рваными облачками вырывается пар. Хлопаю по карманам, раздражённо рычу — сигареты где-то оставил.

Обычно я курю только в крайнем случае.

Сейчас — крайний случай.

— Угостить? — Марат садится рядом. Протягивает пачку.

Костяшки на руках начинают чесаться от желания найти точку приложения к раздражающему лицу.

— Мало тебе? — Скриплю челюстями.

Разглядываю Марата: глаз начинает заплывать, нос опух, на скуле ссадина.

Хочется верить, что я выгляжу лучше.

— Да не хочу я драться! — Марат поднимаем руки вверх. Трясёт сигаретами. — На, сними стресс.

Выхватываю, вытаскиваю одну. Прикуриваю. Затягиваюсь, запрокинув голову.

Пялюсь в звёздное небо.

Я так бешусь, потому что очень хочу к её имени добавлять «моя». Не только в своей голове, но и в реале.

Моя фея. Моя Настя. Моя.

Но этот соплежуй, который притаранил несчастный веник в знак извинения, всё портит.

Как дал бы лопатой и отправил бандеролью прямиком в Африку, чтобы не отсвечивал больше.

Но мы же цивилизованные люди, да? Вроде, они так делать не должны…

Жаль.

Яркий уголёк сигареты равняется с окнами пятого этажа. За непрозрачным тюлем — тонкий силуэт. Он взволнованно мечется по комнате.

Разговор с мужем не закончился волшебным перемирием?

— Нам с тобой нужно кое-что обсудить. — Марат тоже устремлен взглядом в окна пятого. — Кое-что и кое-кого.

— Можешь заканчивать перебирать местоимения и переходить к сути. У меня времени мало.

Щурится недобро.

— Окееей. Вы с ней спали?

— Твоя жена тебе на этот вопрос не ответила?

— Мы до него не добрались. Появился какой-то урод с шашкой наголо и встрял в разговор.

— А, разговор. Теперь это так называется? — Затягиваюсь. С шумом выдыхаю густой горький дым. — Тогда сорян. Мне просто показалось, что кого-то пытаются изнасиловать.

— Чё, ахренел?! Я её муж!

— Муж. Как хорошо, что в нашей стране это слово автоматически снимает с женщины все риски быть изнасилованной, избитой или униженной.

— Слушай сюда. — Марат смотрит перед собой. Старается говорить спокойно, но я слышу, как вибрирует от злости его голос. — Пока ты не появился в её жизни, всё было хорошо. У нас семья, дом, мы шесть лет женаты. Детей планируем. Да она кроме меня никому не нужна. Если бы не я, так и куковала бы она с родителями в своём Воронеже. Это я её отмыл, приодел, в большой город привёз. Я из неё человека сделал. Хочешь разрушить теперь её жизнь? Трахнешь и бросишь, или какой у тебя план?

— Пока ты в своих мутных трипах не приписал мне убийство котят и поедание младенцев, скажу вот что: Настя взрослая, самодостаточная и умная женщина. — Тушу сигарету о подошву ботинка. — И если в её жизни появился второй мужчина, значит первый, очевидно, подкачал.

— Значит, спали? — Жесткая ухмылка.

Смотрю в наглую морду — там какое-то сумасшедшее собственничество, на грани безумия. Будто я поиграл в его игрушку.

Не серьёзно это, Маратик.

Если бы я подозревал, что кто-то в мою жену поиграл, дело точно не кончилось бы разбитой губой.

Тюфяк.

Мне страшно хочется ответить положительно на его вопрос, потому что… Ну, язык фактов. Мы как бы действительно спали. На одном диване. Фея моя — сладко, я — мучаясь с эрекцией.

Не важно, что между нами ничего толком и не было, мне просто хочется стереть ухмылку с тупой рожи. Но…

Я не хочу подставлять Настю.

Потому что я не Зорро, не борец с несправедливостью, и мы не в бразильском сериале. Мне никуда не упёрся их развод, если Настя на самом деле хочет сохранить семью.

Я просто первым подвернулся ей под руку. Сам дурак, короче.

— Не спали. — Выдавливаю с трудом слова, глядя на то, как в глазах Марата вспыхивает надежда.

Он подрывается с капота моей тачки, отряхивает брюки.

— Не лезь к ней больше, лады? Она не хочет этого. Просто не понимает сама. Ну и… Забудем вот это всё. — Тянет мне руку. — Ты меня за это ещё поблагодаришь потом. Настюха сложная.

Пожимаю с неохотой.

Это какая-то левая сделка.

В груди жжёт, потому что я предаю сам себя. Не такой уж я хороший, и своих демонов сейчас ногами утрамбовываю туда, откуда они повыползали.

Слушаю голос разума, он говорит: «Отступай. Третий лишний».

Слушаю сердце, и оно отбивает: «Разъеби урода».

Вот прям чётко и ясно.

Я не уверен, что Марат знает Настю так хорошо, как думает. А ещё сомневаюсь, что он не переоценивает свой вклад в её жизнь.

Выбираю всё-таки прислушаться к разуму. Обещал Насте не продавливать границы, значит, не буду. Пускай сама разбирается и выбирает.

Сажусь за руль. Марат вразвалочку идёт к своей машине. Мигает мне фарами. Опускает окно.

Делаю то же самое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Кирюх, мы же с тобой нормальные мужики. Оба понимаем, что… Ну никакая она. Не твой уровень. Найди себе бабёнку по-симпатичней. Спасибо, конечно, что был рядом, но считай, что в твоих услугах больше не нуждаются.

Ну, гандон…

Улыбаюсь хищно. От натяжения лопается губа. Вытираю рукавом тёплую кровь с подбородка.

Голос сердца заглушает всё остальное.

Хлопаю дверью, иду к тачке Марата. Выдёргиваю его за шкирку из салона и с чувством бью в целый глаз.

Марат ничком падает на асфальт.

Поднимаю его за волосы, наклоняюсь и цежу ядовито:

— Теперь ты меня послушай. Я тебе не доверяю, и в твои бескорыстные мотивы не верю. А после той херни, что ты наговорил, я буду следовать за Настей невидимой тенью. В следующий раз, когда ты захочешь сделать ей больно, лучше осмотрись по сторонам, потому что в одном из тёмных углов буду стоять я. Так вот задумайся, нужно ли тебе это, Маратик. Ты такую женщину не заслуживаешь. И я приложу все усилия, чтобы она к тебе не вернулась. — Отпускаю. Перешагиваю через Марата. — Спасибо за сигареты.

Сажусь в машину. Врубаю музыку погромче.

Кайф.

Что там настоящие мстители оставляют своим врагам, как послание? Первую букву своего имени?

Эх, была б шашка…

Глава 16

Настя.

Несколько следующих дней стараюсь фокусироваться на своих занятиях с группами, и попутно прячусь от настойчивого внимания моих

недобывшего

и

недобудущего

. Они поочерёдно названивают, словно договорились работать по графику.

Сбрасываю звонки, игнорирую сообщения.

В пятницу вечером беру вино и теряюсь с бутылкой под пледом. Листаю фотографии в телефоне: на них последние лет пять жизни.

Приближаю один из кадров.

Марат всегда был очень красив и, пожалуй, мне льстило то, что из всех женщин мира он остановил свой выбор именно на мне, такой обычной и заурядной.

Каждая чёрта его лица словно бережно прорисована гениальным художником, без ума влюблённым в своё творение. И в этом идеальном лице мне знакома каждая морщинка, каждая родинка и впадинка.

Не счесть, сколько раз я обводила пальцем изгиб густых бровей и острые скулы. Сколько раз целовала чуть сухие губы и сдувала упавшие ресницы с щёк. Если бы я умела рисовать, то по памяти могла бы изобразить его портрет с точностью до мельчайшей детали.

Но при всём при этом, оказывается, я понятия не имею, что у этого человека внутри. Я будто только сейчас начинаю знакомиться с Маратом, но и сама проявляюсь теперь в его обществе иначе.

Свайпаю.

Это мы с Маратом на вечеринке по случаю состоявшейся сделки. Снимала нас Света.

Интересно, Марат так широко улыбается, потому что рад, или потому, что уже тогда с ней спал?

Свайп.

Мы в Турции. Селфи на фоне Памуккале.

Я не очень хорошо переносила жару и высокую влажность, поэтому к вечеру всегда была выжата, как лимон и ложилась спать пораньше. Марат в это время уходил доить бары, чтобы из нашего all inclusive выкачать по-максимуму.

Тогда он тоже снимал кольцо?

Свайп.

День рождения Марата. Я подарила ему очки виртуальной реальности. Он радовался, как ребёнок.

У нас всё было нормально. Не идеально, но нормально. И оно сломалось…

В конфликте всегда виноваты оба.

Что

я

сделала не так? Перестала быть интересной?

Мужчины вечно твердят, что ценят в женщинах загадочность, мол, должны быть в них секретики и изюминки. Их избранница в идеале должна быть напичкана всякой интересностью, как рождественский штоллен цукатами.

Женщины же ценят мужчин, рядом с которыми отпадает потребность в масках и притворстве, в секретах, как таковых.

И как на стыке этих двух фактов сохранять баланс в отношениях?

Свайп.

Поход в горы. Романтический ужин. Прогулка по зимнему парку.

Свайп.

Утро и улыбающаяся яичница в исполнении Марата. Выбираем вместе новый матрас. Ресторан.

Свайп.

Поцелуи. Его рука на моём бедре.

Входящий вызов от Кирилла.

«Проведите, чтобы принять».

Свайп на автомате.

Чёрт!

Шуршание в динамике. Секунду раздумываю, не сбросить ли, но это будет слишком уж глупо.

— Привет. — Удивлённо, будто никак не ожидал, что я возьму трубку.

— Привет.

— Хотел убедиться, что ты в порядке.

— Я в порядке.

— И не накидываешься вином?

Кошусь на бутылку. Поджимаю губы.

— Конечно, нет. Мне же завтра на работу. Кир, извини, не очень удобно сейчас разговаривать, мне нужно ещё пару вопросов решить к завтрашнему занятию с группой.

— Что за вопросы?

— Мои личные, не требующие вмешательства рыцарей. Лица никому бить не нужно.

— Насть, ну. — Расстроенный голос Кира бьёт ножом по сердцу. — Прости.

Я знаю, что он хороший.

И если отбросить мою категоричную неприязнь к мордобоям, то Марат заслужил то, что получил.

Мне не за что Кира прощать. Я просто решила увеличить между нами дистанцию на случай, если чувства к нему — это сублимация чистой воды.

Можно ли начинать новые отношения, когда стоишь среди ещё дымящего пепелища старых? И честно ли это по отношению к Кириллу?

Я только сейчас начинаю вспоминать, кто я такая и в чём моя сила. Кем я была до того, как растворилась в другом человеке. И, наверное, мне нужно ещё время.

— Ты подумала насчёт работы? Это отличный шанс…

— Ещё думаю.

Работать на Кирилла. Большие возможности, мощный рывок вперёд после нескольких лет почти абсолютной стагнации и… Снова зависимость.

— Если хочешь, я могу помочь тебе принять решение. У меня есть рабочие методы.

— Какие? — Звучит заманчиво…

— Так я приеду?

— Не стоит. Не сейчас.

— Почему?

Молчу.

Я не хочу его обижать.

И…

Я хочу, чтобы он приехал.

Чтобы нарушил эти проклятые границы и увидел в моём «нет» отчаянное «да».

Хочу вдохнуть его запах и уснуть в тёплых объятиях, с чувством защищённости и безопасности. От этой потребности щемит глубоко внутри, но я продолжаю молчать в трубку.

— Чего ты боишься? — Проникновенный шёпот, от которого ползут мурашки.

Я боюсь себя. Тебя. Марата.

Этот нездоровый треугольник — явно плохой фундамент для новых отношений.

— Пока, Кир. Спокойной ночи.

Сбрасываю.

Выливаю оставшееся вино в раковину и ложусь спать. Настроение на нуле, и по венам, вместе с алкоголем, разливается тоска.

Не могу провалиться в глубокий сон, плавая в каких-то мучительных фантазиях или воспоминаниях. Где заканчивается одно и начинается другое я не понимаю, и в полусонном бреду не могу отделить Марата от Кирилла. Они словно слились в одного человека, и без конца истязают меня то жаркими признаниями, то холодными и едкими претензиями. Я сгораю от страсти, а потом ёжусь под ледяным душем.

Слишком живые сны выкорчёвывают из меня все силы.

Утром с трудом отскребаю себя от постели, собираюсь и еду в студию. Мы отрабатываем съемку портрета, в роли подопытного — Вероника. Всё занятие я пытаюсь держать улыбку, и ловлю на себе взволнованные взгляды Елены, моей самой шустрой и говорливой ученицы.

Мимо открытой двери проходит мужчина в чёрном костюме.

Туда - обратно.

И снова.

Что-то записывает в кожаный блокнот.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не выдерживаю.

— Извините, я на минутку. Продолжайте, пожалуйста, и следите за лицом модели. Не забывайте о зрительном контакте. Не разрешайте ей уронить подбородок и смотрите, чтобы нос не давал тень над губами.

Выхожу в коридор.

— Вы кого-то ждёте?

— Мне нужна Сергеева Лика Егоровна. Это вы?

У мужчины очень резкие, крупные черты лица. Глубокая морщина между бровями, словно он привык много хмуриться. Глаза синие, ледяные и колючие, и в них вообще ни намёка на эмоции, словно я смотрю в глаза рыбе.

От незнакомца исходит такая мощная угроза, что у меня холодок по коже.

— Лика, наверное, в комнате отдыха. А вы по какому вопросу?

— По важному. — Отрезает категорично. — Проводите?

— Лучше позвоните и договоритесь о встрече. Лика очень занята.

Мужчина тяжело вздыхает. Вытаскивает из кармана документы и, открыв, тычет мне в лицо.

Инспектор пожарной безопасности Сокол Илья Павлович.

Интересненько…

— Теперь мы можем потревожить Лику Егоровну? — Улыбается слащаво, и улыбка делает его лицо ещё более зловещим.

Киваю.

Веду его в комнату отдыха. Коротко стучу, приоткрываю дверь и протискиваюсь в щель, оставляя инспектора одного в коридоре.

Лика полулежит на диване с видом глубоко несчастного человека. Она бледная, и на фоне этой бледности синяки под глазами кажутся особенно яркими.

— С тобой что?

— А, Настя. — Хрипит Лика севшим голосом. — Хорошо, что ты пришла. Мне как раз нужна срочная психологическая помощь. Господи, я такую дичь натворила…

— Лика, натяни быстро самое своё очаровательное лицо. За дверью ждёт гость.

— Отправь домой, сегодня без гостей.

— Этого — точно не получится.

Открываю дверь перед инспектором и выхожу. Жду в напряжении минут пятнадцать. Расхаживаю беспокойно, и из последних сил сдерживаю порыв прислониться ухом к двери.

Что ему всё-таки нужно? Пожарную проверку здание проходило буквально пару месяцев назад, и все недочеты в предписании прошлого инспектора Лика, вроде бы, устранила.

Дверь открывается.

— Подумайте над моими словами, Лика Егоровна. Иначе мы найдём другие пути решения проблемы. Всего вам!

Уходя, он одаривает меня очередным равнодушным, рыбьим взглядом.

Медленно вхожу.

— Насть, ты от предложения Кира ещё не отказалась? — Спрашивает Лика.

Теперь её лицо мертвенно-голубое, словно она не дышит последние две минуты. А голос дрожит, звенит, и в нём слышатся слёзы, хотя глаза Лики остаются сухими.

— Я пока ничего не ответила. Что-то случилось? — Присаживаюсь рядом. Обнимаю подругу за плечи.

— Кажется, пора вам с Вероникой искать новую работу. Нас закрывают.

Мысли беспорядочно мечутся в голове и складываются в цепочку самую логичную и понятную для меня на данный момент. В памяти всплывает предложение Кира и та его настойчивость, с которой он пытался узнать о моём решении. Он ведь даже обещал помочь с моими муками выбора…

Как? Не оставив мне выбора вовсе?

Ну, Добров…

Я тебе сейчас устрою рабочие методы!

Глава 17

Кирилл.

Просматриваю на ноутбуке макеты новогоднего онлайн-каталога для небольшого Питерского бренда. У них своё производство, крутейшее качество и очень яркий концепт, но эти макеты мне категорически не нравятся — стандартно и сухо. Тупо проходняк.

А проходняк — это не к нам. Мы делаем дорого и ахуенно. Без халтуры.

Перечёркиваю всё прямо на макете.

Обычно я более терпим к чужим косякам, но сейчас бешусь. Хочется рвать и метать.

Потому что с Настей у нас какой-то сплошной дисконнект, который я никак пока починить

не могу

.

Для меня такого определения не существует. Существует только «приложил недостаточно усилий для достижения цели», но вот в данной ситуации реально «не могу».

Буду давить — сделаю хуже.

И вот эта шаткая ситуация в одной сфере моей жизни заставляет меня подтягивать до идеала всё, что попадается на глаза в других сферах. А по факту — натягивать сову на глобус.

Такая вот компенсация.

— Антош, а кто эту бурду дизайнил?

— Без понятия. Ну, кто-то из дизайнеров.

— Ты гений. — Закатываю глаза. Понабрали хипстеров, блин. — Скоро дослужишься до звания начальника отдела логики.

— Логистики, может?

— Нет, логики.

— У нас нет такого отдела.

— А я специально под твои скиллы открою. Будешь там тупить с умным видом.

Пишу короткие рекомендации в макете, отправляю, закрываю.

Антон продолжает стоять над душой с видом казанской сироты. Сейчас посыплются просьбы.

Я бы сам у себя в таком состоянии не стал просить, а Антон вон, не боится.

Минус ему за отсутствие инстинкта самосохранения.

Ладно, и плюсик за храбрость.

— Чего хотел-то?

— Да тут это… — Мнётся.

— Ну? Отпуск? Прибавка? Отгулы?

— Надо только одно выбрать?

— Я тебе Джинн что-ли?

— Тогда отпуск. На последнюю неделю декабря. У меня сестра Снегурочкой подрабатывает каждый год, хорошие деньги зашибает. Хочу в этом году с ней.

— Снегурочкой?

— Дедом Морозом. — Смущённо гладит рыжую бороду.

— И что, прям настолько хорошие деньги?

— Сестра за пять дней двухмесячную зарплату учителя получает.

Мм. Может мне тоже…дедом Морозом?

— Ладно, Антоша. Трах-тибидох, желание твоё исполнено. Заявление на отпуск принесёшь завтра, подпишу. Иди работай.

Антон уходит, а через пару секунд ко мне снова стучат.

— Можно.

В кабинет вваливаются Максим и Костя — ребята-разнорабочие, которые занимаются в основном изготовлением сложного декора по эскизам дизайнеров.

Максим держит в руке верёвку, которая тянется за дверь.

Поджимаю губы в предвкушении.

Мм, чую, что-то фееричное притащили!

— Кирилл Дмитрич, мы вот… Сделали всё, как вы просили. — Тянет за верёвку. В кабинет вкатывается полутораметровый деревянный олень на колёсиках.

Часто моргаю.

Так, Кир, спокуха. Нормально всё…

— Это у нас что?

— Олень. — Выдают хором.

— Вижу, что не слон. И зачем он нам?

— Ну, — Костя топчется с ноги на ногу, — вы ж сами сказали, оленя бы для съёмки, вместо оленьих рогов над камином.

— Нет, Кость, я сказал: «Давайте целого оленя, чо уж». А это принципиальная разница.

Устало тру ладонями лицо.

Господи, как меня эти миньоны задолбали.

— Так что, Кирилл Дмитрич? Оленя в утиль?

Оглядываю ещё раз упоротую троицу.

Оленя жалко. Вид у него такой придурковатый, что язык не поворачивается дать добро на утиль.

Пусть живёт чудище лесное.

— Поставьте в зоне отдыха, только с колёс снимите.

«И сами слезайте» — хочется мне добавить, потому что, ну как в адеквате можно вот эту дичь сотворить?

Максим с Костей выталкивают чудище за дверь.

Я откидываю голову на спинку кресла.

Хочется ненадолго выключиться из этого мира, но я очень плохо сплю в последние дни. Трипую во влажных фантазиях.

Пару раз был совсем на грани, даже полез в телефонную книжку в поисках кого-то, кто не против развлечься. Но стоило представить это в красках, как всё желание тут же отвалилось.

Заменять суррогатом настоящие эмоции не хочу. Да и со своей стороны сейчас дать другой женщине что-то, кроме автоматических фрикций я не смогу.

И вот зачем оно тогда?

Просто чтобы об кого-то подрочить?

Не мой стиль.

Дверь тихо открывается. Не отрываю взгляда от потолка.

Знаю, кто это. Догадался по душному облаку приторно-сладкого вишнёвого парфюма.

Глаза б мои на неё не смотрели…

— Кирюш? — Тянет Катя со сладкими нотками в голосе. — У тебя всё хорошо?

— Какая-то дребедень целый день. То тюлень позвонит, то… олень.

— Не поняла.

— Забей. Что хотела?

— Поговорить. — Мурлыкает и приземляет на мой стол пятой точкой. — Извиниться хочу за то, как повела себя на днях.

— Ну, дерзай.

— Извини. — Растягивается поперёк стола. Находит мою ладонь, накрывает наманикюренными пальчиками. — Я просто заревновала.

Пару лет назад я бы уже из штанов выпрыгнул от такого Катиного признания. Потому что тогда ещё не знал, какой она может быть стервой двуличной. И если бы не её навыки и уникальное виденье, за которое клиенты её обожают, вылетела бы она уже отсюда, как пробка.

Там конкретная биполярочка, и играть в этот конструктор, без конца собирая Катину личность во что-то цельное, мне больше не вставляет.

И её слова сейчас уже не трогают.

Она — заноза в моей заднице. А наши прошлые отношения — огромная непоправимая ошибка. Точка.

— Кать, если у тебя всё, то можешь идти. — Выдёргиваю свою руку. — И слезь со стола, ты ж не мартышка.

Краснеет. Возвращается в вертикальную плоскость.

— Кирюш… — Шепчет, глядя мне в глаза проникновенно. — Давай закроем кабинет, поговорим, как взрослые…

— Мы уже пробовали, как взрослые. Тебе одного члена мало оказалось. Меня, Катя, такие мувы вообще не устраивают. Но кто старое помянет, как говорится…

Указываю на выход. Отхожу к мини-бару, увеличивая между нами дистанцию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Снова стук в дверь.

Господи, не офис, а проходной двор!

— Да что такое?! Нельзя! — Рявкаю так, что Демидова подпрыгивает на каблуках.

Дверь всё равно распахивается, а на пороге появляется моя фея, с опасно горящими глазами и чуть подрагивающими ноздрями.

Вся её поза говорит о том, что сейчас меня подвергнут экзекуции, но я не против.

Меня моментально скручивает в узел от желания.

Я готов отдаться в её руки, даже если она этими руками собирается меня придушить.

За что — вопрос хороший, но вообще не приоритетный. Разберусь потом.

Настя проходит вперёд, тараня Демидову плечом. Прёт, словно каток, и я застываю, восхищённо пялясь на то, как красива моя девочка в гневе.

— Кать, дверь закрой с обратной стороны. Взрослые будут разговаривать.

Катя вспыхивает и задыхается на секунду от негодования, но выходит, громко хлопнув дверью.

— Рад тебя видеть.

Иду медленно к Насте.

Она пронзительным взглядом всматривается в моё лицо, будто ищет там подтверждение каких-то своих подозрений. Ответы на свои вопросы.

— Добров, ты вообще ахренел? — Спрашивает угрожающим полушёпотом. — У тебя совесть есть?

— Кажется…

— Как ты мог? — Перебивает гневно. — Я думала, ты порядочный человек! Я думала, тебе можно доверять!

— Давай сядем и спокойно всё обсудим. Уверен, мы найдём решение.

Настя замахивается ладошкой и припечатывает мне звонкую пощёчину до того, как я успеваю перехватить её руку.

В ушах звенит. Перед глазами пляшут мушки.

Открываю рот, веду челюстью. Кожа на щеке горит.

Неплохо так она мне…зафеячила. Профессионально.

— Насть…

Снова замахивается. В глазах — дикая, животная ярость.

Перехватываю руку.

Несколько вязких, долгих секунд мы разглядываем напряжённо друг друга, а в следующее мгновение я впиваюсь в её чувственный рот.

О, да…

Меня торкает просто от того, что она рядом. Без всяких допов. Но с допами, конечно, ещё круче.

Отвожу её руку за спину, прижимаю к стене. Второй наматываю волосы на кулак, целуя и кусая шею.

Поворачиваю щеколду на двери.

Ладно.

Будем общаться по-моему, раз по-другому у нас не получается.

Глава 18

Кирилл.

Моим разумом владеет тело.

Я просто сдаюсь и капитулирую под натиском прилившего желания. Отпускаю остатки контроля.

Прижимаю Настю всем телом к стене, проводя корявые параллели с недавней ситуацией с Маратом. Но… Не параллелится оно, потому что фея моя сейчас ни капли не возражает быть зажатой и обездвиженной. Её глаза пьяные и полуприкрытые, с чудесной дурманящей поволокой, а из сладкого ротика вылетают тихие стоны.

Встречаемся взглядами. Мы оба вдребезги.

И воздух между нами такой плотный, что кажется, из-за него мы двигаемся медленно, слегка упорото.

«Скажи мне нет. Заставь остановиться» — посылаю немые запросы, но неё получаю ответов.

Не запрещено, значит разрешено.

Моя рука сползает вниз по Настиной шее, задерживается на глубокой ямке ключицы.

И ещё ниже.

Мимолётно прохожусь по соску и замираю ладонью на рёбрах.

— Кир… — Вяло протестует. — Я хочу поговорить.

Да не хочешь ты сейчас разговаривать, я чувствую. И вижу по недвусмысленной реакции тела.

Мы оба поняли, чем закончится наш разговор в тот самый момент, когда ты только появилась на пороге моего кабинета.

Чего теперь прикидываться невинной овечкой?

Дёргаю ворот блузки. Пуговицы осыпаются и разбегаются в стороны.

— Подожди. — Сводит полы рубашки на груди. — Давай оставим…

— Ага, давай трахаться в одежде. — Развожу её руки в стороны.

Тяну вниз кружевной лиф, выпуская на свободу небольшую, но круглую и стоячую грудь.

Перфектно!

Застываю и разглядываю жадно тугие вершинки сосков.

Настя распахивает резко глаза и мне кажется, в них мелькает на секунду сомнение. Внутри себя она ведёт какую-то борьбу.

Отпусти ты это, блять. Потом будем разговаривать. Я выслушаю, подумаю и решу все твои проблемы. Но потом…

Не даю очнуться. Сильней втрамбовываю её в своё тело, потому что если меня заставят ещё немного подождать, я просто взорвусь к чертям.

Целую, исследуя языком пухлые губы.

От её рваного и хриплого дыхания окончательно теряю башню.

— Кир…

— Молчи. — Выдыхаю ей в рот.

Избавляюсь от рубашки и помогаю Насте сделать то же самое. Мягкая ткань, а под ней — гладкая, как атлас, кожа. Изучаю пальцами изгиб поясницы и крутой переход к ягодицам.

Задираю резко юбку, обнажая бёдро. Быстро вверх, а потом медленно вниз.

Снова вверх.

Оттягиваю на талии тугой капрон, ныряю рукой, стаскивая колготки до колен. Скольжу по влажному перешейку трусиков.

Останови меня, фея, если можешь. И если хочешь.

Кружево. Жар.

Пальцами я уже пробираюсь к самому заветному и горячему местечку.

Настя сжимается, обвивает свободной рукой мои плечи, оставляя ногтями болезненные полумесяцы на коже.

И это мне тоже в кайф. Люблю, когда с огоньком и на грани.

Ловлю микрооргазмы и крупно вздрагиваю от каждого её прикосновения.

Со стоном удовольствия впиваюсь в её грудь.

Фея распята и потеряна, и едва стоит на дрожащих ногах. Выгибается навстречу, как кошка, и мурлычет несвязно мне в ухо.

Подхватываю под бёдра.

Пищит, теряя опору.

Усаживаю на стол. Сдёргиваю с неё ботинки на низком каблуке и располагаю ступню на своём плече. Давлю на плечи, укладывая, и тут же ловлю за шею, не давая подняться. Чувствую, как отчаянно лупит в ладонь её пульс.

Волосы светлыми змеями рассыпаются и контрастируют на фоне тёмной столешницы.

Прохожусь ладонью по рёбрам и плоскому животу. Дергаю юбку вниз.

Теперь на ней одни только светлые трусики, на которых влажным пятном выделяется подтверждение её желания.

— Подожди… — Мямлит и прячет взгляд. Смущается. Пытается свести ноги вместе.

Давлю на колени, разводя их снова в сторону.

Ну, как бы… Поздно метаться.

— Расслабься… — Шепчу на ушко, закусываю мочку.

Вижу, что пытается слушаться, но корёжит её от собственной уязвимости и открытости моему взгляду.

Что, не играл с тобой так никто?

С мужем секс в темноте и строго в миссионерской позе?

Мои пальцы скользят по влажному лону и врезаются в мягкую тёплую плоть.

Узко и приятно. И я ревную к собственным пальцам. Я сам хочу быть в ней.

Закусываю губу, гася хриплый стон.

Двигаюсь нарочито медленно, наказывая её за то, что заставила меня так сильно себя хотеть.

Фея извивается и сдавленно хнычет, и это пиздец, как красиво. Мне хочется поставить здесь камеру и всё записать, чтобы потом показать ей и убедить в том, что она роскошна. И что то, что сейчас происходит — это лучшее вообще, что может происходить между людьми.

Кто внушил тебе, что с тобой что-то не так? Хотя это вопрос риторический, ответ на него я знаю. Но как ты поверила в это?

Ускоряюсь.

Хочется выдолбить из неё всю эту навязанную неуверенность и комплексы.

Наклоняюсь, наваливаясь на неё телом. Кусаю налитые кровью губы.

Аромат возбуждённой женщины выносит остатки мозгов. Срываюсь, когда она сдавленно шепчет моё имя.

Расстегиваю ширинку и врезаюсь в неё уже членом. Грубо и резко, заставляя шипеть и закатывать глаза.

В ней ахренеть как узко, и это ощущается мной, как хэдшот. Просто уплываю, теряя контроль над телом. Двигаюсь на каких-то инстинктах. В ушах шумит.

Остаётся только ритм.

Дикое желание, животное.

Объятия до синяков и царапин.

Поцелуи и укусы.

Хриплые вздохи.

Рычание.

Стоны.

И снова ритм.

Замедляюсь, ловя её на очередной волне ощущений, но не даю добраться до вершины.

Подхватываю под бедро, прижимаю к груди. Закидываю её ноги на свои плечи и насаживаю на свой член до упора.

Мы надсадно дышим в унисон.

Да, в следующий раз мы обязательно всё запишем.

От одной этой фантазии меня почти отключает.

Чувствую, как всё её тело мелко дрожит и вибрирует в моих руках.

Кончаем синхронно, и я целую влажно тонкую щиколотку на своём плече. Пальчики на её ногах поджимаются конвульсивно от оргазма.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В дверь стучат.

— Нахер пошли! Нельзя!

Настя тут же съёживается, беззащитно озираясь по сторонам в поисках чего-то, чем можно прикрыться.

Подаю свою рубашку.

— Господи, какой стыд! — Закрывает лицо ладонями.

Смотрю на неё со стороны: взъерошенная, полуобнаженная, сидит в центре моего рабочего стола, в моей рубашке. И чтоб мне провалиться, но ничто и никто на свете не выглядел бы здесь органичней, чем моя нежная фея. Готов платить ей деньги, чтобы она просто приходила красиво посидеть передо мной.

Сгребаю её в охапку и падаю на диван, удерживая на своих коленях. Дёргается, порываясь уйти.

Не отпускаю.

— После горячего полагается десерт. — Прикусываю за плечо.

Мне воообще рядом с ней не сидится спокойно. Хочется гладить, трогать, целовать и кусать. Всё внутри такое острое и обнажённое, что я не могу отказать себе в этой маленькой радости.

— Я, вообще-то, поговорить пришла. О важном. — Застывает в паре сантиметром от моих губ. Дразнит.

— Да-да. Поговорить. — Глажу её влажные бёдра.

У меня опять стоит, и, чёрт, я не могу сфокусироваться на её словах.

— Добров..?

Приспускаю рубашку с её плеч. Сжимаю грудь, покрываю поцелуями шею.

Фея откидывает голову. Путаюсь пальцами в шелковистых волосах. Наматываю их на кулак.

Тяну вниз, пока она не начинает шипеть.

— Кир, поговорить…

— Говори...

Её бёдра уже ритмично двигаются, подаваясь мне навстречу. Приподнимаю за попу и насаживаю на член, медленно и чувствительно.

Вскрикивает.

Упирается ладонями в мои колени и делает всё сама. И так самоотверженно скачет, словно её в жизни так не трахали.

А может да..?

В таком случае, у нас впереди ахуеть, сколько экспериментов, и эта мысль зажигает во мне какой-то дикий азарт.

Я хочу показать ей, как это вкусно и кайфово. И сколько на свете есть интересных вещей, в которых можно познавать себя и свои границы.

Теряюсь в ощущениях.

Трусь щетиной о нежную грудь, прикусываю розовые соски. Фея срывается в бешеный ритм, топя нас обоих в эйфории наслаждения.

Она кончает первой, я тут же догоняю, вдавливая её за плечи вниз и выбивая из её рта глухие вскрики.

— Вот теперь можно поговорить. — Укладываю на себя, глажу кончиками пальцев по спине, прыгая с позвонка на позвонок.

— Ага… — Тянет лениво.

Устраивается щекой на моём плече, а через пару секунд я слышу, как она сладко сопит мне в ухо.

Ладно, потом поговорим…

Глава 19

Настя.

Хорошо так, будто меня купают в тёплом шоколаде. Тело окутано сладкой негой. Вяло потягиваюсь каждой мышцей. Улыбаюсь сонно и лениво.

Мне уютно. Под ладонью ощущаю твёрдые мышцы широких мужских плеч.

Ммм…

Готова на эти плечи молиться! — первая оформившаяся во что-то связное мысль в моих мозгах с момента пробуждения.

И… Стоп.

Осознание где я, и что вообще произошло, обрушивается, как стихийное бедствие. Бьёт прямым ударом в голову. Чувствую, как пылает от стыда всё лицо, и даже уши.

Открываю глаза. Лежу тихо, боясь пошевелиться. Мне кажется, что любое движение может разбудить Кирилла или, что ещё хуже, пробудить в нём хищника. А я пока не готова к очередной стычке.

Я точно не найду в себе сил на сопротивление.

И не смогу придумать ни одной адекватной причины, чтобы отказаться.

Между нашими телами липко и ещё влажно. На мне из одежды только рубашка Кира, наброшенная на плечи. На Кирилле и вовсе…только я.

Секс в офисе, почему бы и да?

Половина здания слышала мои крики и громкие столкновения наших тел. Выходить буду, видимо, по пожарной трубе, чтобы не смотреть в глаза тем людям и не сгореть со стыда окончательно.

Когда ты стала такой развратницей, Настя?

Боже…

У меня был оргазм? Так он существует? Не только в любовных романах и порнофильмах, но и с простыми смертных случается? Ого…

А я уже на полном серьёзе думала, что оргазм — это какая-то теория заговора, созданная для того, чтобы из женщин, вроде меня, вытряхнуть остатки уверенности в своей сексуальности. Потому что когда тебе говорят: «Что? Ни разу? Даже ни намёка?» ты как бы действительно чувствуешься себя неполноценной. Будто у других этот механизм работает чётко и без перебоев, а в тебе вообще никак не работает.

Наш с Маратом секс отличается от того, что происходило между мной и Кириллом. Отличается по всем параметрам.

Под придирчивым взглядом мужа я себя желанной и красивой не чувствовала, и большую часть процесса была сконцентрирована на том, какую позу принять, чтобы тело выглядело привлекательней в его глазах.

С Киром у меня не было на это времени. Меня смело эмоциями, захлестнуло бушующими гормонами, и мне было плевать на то, что я могу выглядеть некрасиво.

Хотя, нет.

Я вообще не допускала такой мысли.

Кир смотрел так, словно я самая роскошная женщина на этой планете. И это… Да, подкупает и обезоруживает.

Каждой женщине приятно признание абсолютной исключительности от своего мужчины.

А Кир — мой мужчина?

Но у него же Катя. Кажется, их отношения в какой-то острой фазе, и я не уверена, что не лезу сейчас в них третьим углом.

Третьим и четвертым, если учитывать, что мои отношения с Маратом тоже не совсем зафиналены.

Очень интересная фигура получается.

Я не хочу Кира с кем-то делить, но имею ли право на претензии, тогда как сама ещё одной ногой замужем?

Да и вообще, он — шикарный мужчина, а я самая обычная женщина.

Вздыхаю тяжело.

Мышцы на груди Кирилла тут же напрягаются, его рука сонно и инстинктивно прижимает меня к себе. Сползает по пояснице и замирает на бедре.

Мамочки…

Спи, чудовище ненасытное!

Жду, пока он провалится поглубже в сон — я намереваюсь уйти по-английски, красиво.

Мне страшно не хочется сейчас обсуждать то, что между нами произошло. Не то, чтобы я считала это ошибкой. Просто не хочу говорить об этом, как о факте. Не хочу опошлять, пытаясь облачить наши действия в слова: всё равно все они окажутся недостаточно ёмкими.

А ещё я на самом деле никуда не хочу уходить из его объятий, потому что мне в них безопасно. Это железобетонное ощущение, что он меня от любых напастей защитит, греет изнутри, даёт опору. И я снова чувствую, что твёрдо стою ногами на земле.

И вообще не злюсь больше, потому что вот сейчас чётко осознаю: не мог Кирилл такую подлянку Лике устроить. Не мог.

И припёрлась я сюда вовсе не обвинять его, а вот за этим пошленьким сексом я пришла, да. Просто мне нужен был предлог…

Кирилл глубоко и размеренно дышит.

Тихо сползаю с его колен и хожу на цыпочках по кабинету, собирая с пола свои вещи.

Трусы не могу найти…

Дожили!

Хихикаю с этого, натягивая колготки.

Застёгиваю юбку, заправляю в неё рубашку Кирилла — будем считать, что это модный оверсайз. А в чём он пойдёт домой меня не касается. Нечего чужие вещи портить.

— Уходишь?

Подпрыгиваю от неожиданности.

Поджимаю губы, не зная, что ответить.

— Поматросила и бросила… — Наигранно закатывает глаза. — Все вы, женщины, одинаковые. Только секс вам от нас и нужен. Спасибо не скажешь?

Из последних сил уговариваю себя смотреть ему в глаза, но вместо этого, как озабоченная идиотка, пялюсь на встающий член.

— Спасибо. — Еле шевелю губами.

— Не искренне.

— Искреннее спасибо! — Кладу руку на сердце. — Я пойду?

— Куда? Стоять! И мужчину без сладкого оставишь? — Пригвождает взглядом к полу. Поднимается на ноги . — Ну вот зачем вечно делать то, что не хочешь?

— Что?

— Да вообще всё.

Подходит близко, наматывает прядь моих волос на свой палец. Чуть тянет к себе.

Он нисколько не смущён собственной наготы, а вот я — да.

Уровень моей озабоченности его гениталиями стремится к бесконечности.

Меня словно разрядом тока прошибает с головы до ног. Покалывает от возбуждения подушечки пальцев, а внизу живота приятно тянет.

— Насть, перемены — это больно, но чаще всего эта боль нами же и придумана. Если ты от меня убегать будешь, мы никогда не построим отношений.

— С чего ты взял, что я хочу…отношений? — Тяжело сглатываю.

— Знаю. — Перехватывает моё лицо за подбородок. — Я о тебе знаю намного больше, чем ты мне рассказала, потому что волшебные феи говорят глазами. Ты просто сама не догадываешься, сколько сокровенного выдала мне, пока вот так мило хлопала ресничками.

Целует поочерёдно в закрытые веки, пока я пытаюсь вспомнить, как дышать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Разреши себе расслабиться и отключай давай свою голову. Хотя бы в моём присутствии. Остальное я сам сделаю.

— Правда?

— Правда.

Столько уверенности в его голосе, что ею можно двигать горы.

И я верю. Без всяких там…

— А о чём ты хотела поговорить? Ну, когда пришла сюда с видом разъяренной фурии и распугала моих сотрудников?

Прекрасный вопрос…

Нужно было с этого начинать, потому что я снова ничего не соображаю под горячим взглядом этого Аполлона.

Теперь мне неудобно признаваться ему в том, что подозревала его в такой нечестной игре. Конечно, он бы никогда так не поступил.

Сгребаю остатки самообладания и рассказываю про инспектора с рыбьими глазами и о том, что студию Лики могут закрыть. Эмоционирую, размахиваю руками, а Кирилл смотрит всё это время и мечтательно улыбается. Мне даже кажется, что он вообще меня не слушает — настолько выражение лица у него отсутствующее. Но когда моя история подходит к концу, Кир вдруг подбирается, закусывает губу и задумчиво смотрит сквозь меня пару минут.

— Как, говоришь, фамилия? Сокол?

— Или Соколов…

— Пожарный инспектор?

— Вроде. Удостоверение было…

— Ладно, проверим и посмотрим, что с этим сделать можно. Теперь-то можно к сладкому перейти?

— Наверное.

— Хорошо. — Голос его садится до хриплого полушёпота. — Тогда покричи для меня ещё немножко.

Утаскивает за собой на диван. Вытягивает рубашку, просовывая горячие ладони под бюстгальтер.

Расслабляюсь и отключаю голову.

По крайней мере, на сегодняшний вечер…

Глава 20

Настя.

Телега жизни, кажется, снова встаёт в колею.

Не возвращается в прежнюю, но это даже к лучшему. С трудом сейчас представляю, что должно произойти, чтобы мне захотелось взять прежний курс и вернуться к Марату.

Несколько дней мы не видимся с Киром. Осознанно держу его немного на расстоянии: боюсь, что он изучит меня, как облупленную, и потеряет интерес. Или наиграется в рыцаря и исчезнет, как предрекала Демидова.

Вот же стерва. Подселила червячка сомнения мне в голову.

Глупо? Ну, что есть…

Мне на самом деле страшно хочется увидеться, и каждый вечер я готовлю ужины в надежде, что Кир нагрянет без предупреждения.

Но нет, он играет строго по обозначенным мной правилам.

И меня ломает от желания оказаться рядом с ним, и одновременного страха быть навязчивой. Уверена, с ним можно говорить прямо, обсуждать свои сомнения и мысли без единого шанса на то, что они будут высмеяны. Кир вдумчивый и глубокий, и он правда многое понимает без слов, в отличии от Марата, который и слова-то не с первого раза понимает.

Но сила привычек крепка, и я занимаю выжидательную позицию.

Зависаю на форумах для разведёнок, зачитываюсь историями женщин о том, как они восстали из пепла после тяжёлого разрыва.

Кто-то восставал с маленькими детьми на руках. Кто-то восстанавливался после отношений с реальным абьюзером и тираном, после побоев и жестоких моральных издевательств.

В какой-то мере мне даже повезло, мой муж мне всего-лишь изменил…

Истории разные, но большинство из них связывает одно — осознание собственной силы. Этот самый пик, когда ты остаёшься один на один со своими проблемами, и находишь в себе достаточно смелости на то, чтобы посмотреть в глаза страхам и реальному миру. Бросаешь вызов всему и вся.

Женщины говорят о важности побыть одной и не бросаться в новые отношения, как в омут с головой. Дать себе возможность проявиться.

Но что, если мне хочется в этот омут?

Я боюсь, что одна не справлюсь. И ничего нет страшного в том, чтобы иметь рядом плечо, на которое можно опереться. Ведь гораздо хуже, когда опереться не на кого, да?

Я маленький неразумный цыплёнок. Я не умею бросать вызовы и сражаться за своё счастье. Мне нужно на ручки, и чтобы меня любили. А я взамен буду давать тепло и делать нашу жизнь уютной. Во мне этого много, я знаю. Просто никто не берёт…

Телефон вибрирует. Кирилл звонит.

— Вечер добрый. Погуляем?

— По улице? — Кошусь в окно: темно и холодно. Брр. — Может, в другой раз?

— Да, дурацкая идея. Кино?

— Ага, на последний ряд?

— Можно и на первый, пусть все видят, как прекрасно мы подходим друг другу.

— Фу!

— Ладно, кино минус. Ужин? Знаю пару хороших ресторанов…

Отчаянно хочется согласиться, но…

— Я очень устала. Давай оставим ресторан на другой раз?

У меня и так в духовке запекается мясо в специях. Куда мне это добро девать? Не успеваю съедать то, что готовлю.

Кирилл молчит в трубку. Слышу только его шумное дыхание.

— Обижаешься?

— Нет. Я знал, что ты от всего откажешься.

— Откуда? Почему?

Звонок в дверь.

Бегу открывать.

Стоит… Красивый.

— Потому что ты маленькая вредная фея, которая решила меня укатать на американских горках. — Говорит в трубку, глядя мне в глаза. — Чтоб ты знала, у меня вестибулярка космонавта. Так что закрывай свой парк аттракционов, не боюсь я.

Принимаю из его рук пакеты. Пытаюсь контролировать лицо, чтобы не выдать радости.

То есть прям так, да? Вот настолько он меня разгадал? И для кого я тогда эти спектакли загадочные разыгрываю..?

Сую нос в один из пакетов.

— Там настолки. Ещё вино, фрукты и сладкое.

— Опять? — Бормочу тихо под нос. — Для фигуры вредно так много сладкого.

— Не вредно, если всё потом отработать.

Обнимает со спины, перехватывает рукой поперёк груди. Целует звонко в макушку.

Всё, я снова плаваю где-то в нирване.

Меня сносит.

Дрожащими руками расставляю на столе покупки.

Мясо почти дошло, и по кухне разносится пряный аромат специй. Кир трётся рядом с духовкой, как голодный кот, и всё пытается подсмотреть, что я готовлю.

Уютно.

Отправляю его выбирать фильм на потом. Сервирую стол.

Открываю один из ящиков. Свечи…

Зависаю на пару минут над ними.

Можно выключить свет и устроить реальный романтик. Я люблю этот мягкий тёплый огонь и то, как влажно бликуют глаза собеседника в свете свечей. Это сразу плюс тысяче к атмосфере.

Но меня жёстко триггерит от этих картинок, и сердце жалобно долбит в рёбра.

В прошлый раз ужин при свечах закончился тем, что я полуголая предстала перед любовницей мужа. И это воспоминание перевешивает всё остальное.

Задвигаю ящик.

Ну его нафиг, этот романтик…

Дорогие, я сегодня к вам с короткой продой! Весь день занимаюсь днём рождения мужа, но вас тоже хотелось немного порадовать. Встретимся с вами уже в воскресенье) спасибо, что читаете!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 21

Настя.

Ужинаем без свечей, и выходит очень даже романтично.

Делимся своими историями о том, как пришли в мир фотографии. У Кира явный талант превращать в золото всё, к чему прикоснется. Все его начинания успешны, проекты — востребованы.

Молча им восхищаюсь.

А он — мной, судя по мечтательным взглядам в мою сторону. Это очень приятно.

Кир пьёт сок, к вину не прикасается. А вот я уже слегка пьяненькая, и мне хочется притормозить. Расшевелить ватный мозг. Потому что ещё пара-тройка бокалов, и замаячит некондиция — состояние, в котором женщины обычно поднимают тему разводов и неудачных отношений, поднимая архивы памяти вплоть до школьной скамьи. Обсуждают бывших, неминуемо приходя к выводу, что все мужики — козлы.

Это не то, о чём я хочу говорить с Киром.

— Не возражаешь, если я от тебя сбегу?

— Бежать устанешь. — Улыбается, но пальцы сильней обхватывают горлышко стакана.

— Да нет, я до магазина. У меня к завтраку ничего нет.

— Пиши список, я сам схожу.

— Мне нужно немного прогуляться.

— Иди на балконе прогуляйся. — Не слушает, встаёт. — Куда ты пойдёшь по темноте?

— Магазин на углу дома. Два шага. Ну, кто меня украдёт? А я знаю такую штуку вкусную… Сыр Бри, помидоры черри, розмарин… Ммм…

Рисую кривой узор пальчиком по его плечу и грудной мышце. Глаза Кирилла вмиг мутнеют.

— Хитрая фея. — Мурлычет он, перехватывает мою руку и касается губами подушечек пальцев. — Иди. Только быстро.

Ускользаю, пока он не придумал для нас какое-нибудь развлечение. Накидываю пальто прямо на футболку.

— Телефон! — Кричит вдогонку Кир.

— Я мигом!

Выхожу на улицу, кутаюсь поглубже в пальто. До магазина пара шагов, но я успеваю продрогнуть под пронизывающим ветром.

Покупаю по мелочи: сыр, черри, палку колбасы.

Выбегаю обратно.

— Эй, красотка! — Окрикивает знакомый голос. — Настён!

Вот же блинский блин.

Машина мужа, и из открытого окна торчит его мрачное лицо.

— Марат? Ты здесь откуда?

— Прыгай, поговорим. — Кивает в салон.

— Поговорили уже. Мало тебе?

— Давай

нормально поговорим

. Ну что ты, как маленькая? — И смотрит на меня действительно, как на неразумного ребёнка.

Чертыхаюсь.

Кошусь по сторонам: людно, фонари яркие, магазин и камеры над крыльцом. В принципе…

Да и что может случиться? Это же Марат.

Сажусь в машину.

Марат окидывает взглядом мои покупки, которые я прижимаю к груди, как щит. И он прекрасно знает, что я собралась со всем этим делать. И для кого — тоже знает.

— Мм… Веселитесь? С этим, да?

— Не твоё дело.

— Почему? Я пока ещё твой муж, так что очень даже моё.

Хочется огреть его палкой колбасы по башке за эти посягательства на мою частную жизнь. Потому что я мысленно уже нас развела и разнесла на разные планеты.

— Откуда ты знаешь, где я живу?

Этот адрес я ещё нигде не светила, и даже Лика его не знает.

— Пф! — Фыркает самодовольно. — В наше время вообще очень сложно сохранить что-то в тайне.

— Марат, давай без этих игр. Говори, что хотел, и я домой пойду.

— Настён… — Кусает губы. Смотрит куда-то мне через плечо, избегая прямого контакта глаза в глаза.

Молчит.

Кадык нервно дёргается. Руки до побелевших костяшек сжимают руль.

— Насть, ты знаешь, как мне сложно в открытость.

— Я не настаиваю. — Отворачиваюсь к своему окну.

Ещё совсем недавно я бы всё отдала за его открытость, но теперь этот разговор выглядит, как вскрытие на живую. Я не хочу видеть то, что он собирается из себя извлечь. Меня пугает то, что он прячет внутри.

— Я настаиваю. Нам давно нужно было обсудить то, что между нами происходит.

— Марат, да ничего уже не происходит.

— Ошибаешься. — Награждает меня слегка безумной улыбкой. — Ты удивишься, Настён, но все мужики изменяют. Просто не все попадаются. Вот твой Кирилл… Думаешь, он весь такой хороший? Повелась на смазливенького? Наведи справки и удивишься, сколько женщин проходят через его постель за год. О, да, светская хроника любит смаковать подробности чужой личной жизни, за что ей спасибо.

— У всех есть прошлое.

— Но ты наивно думаешь, что станешь его будущим? Тебя жизнь ничему не учит?

Меня словно тыкают носом. Не знаю, как защититься и оправдаться. Да и нужно ли?

Я сейчас чётко чувствую, что Марат ломится за черту. Раньше этой черты не существовало, и он мог с ногами лезть мне в душу. А сейчас вот она, разделяет нас, как колючая проволока под напряжением.

— Всё, ладно. Не знаю, зачем я с тобой это обсуждаю… — Собираюсь уходить.

— Короче, слушай меня. — Марат заводит машину. Блокирует двери. — Мы будем разговаривать столько, сколько я посчитаю нужным.

В его голосе лёд. И меня прошибает первая волна страха.

— Марат?

— Всё, поехали. Вещи потом заберём. На этот раз

я сам

помогу тебе с переездом.

— Обалдел? С переездом куда? — Дергаю судорожно ручку дверцы.

— Домой. Ты возвращаешься

в наш дом

, потому что там тебе место. Рядом с твоим законным супругом, который любит тебя и готов ради тебя на всё.

— Даже на похищение?! Ты совсем поехал крышей? Я напишу на тебя заявление!

— Да? — Дергает насмешливо бровью. — И что скажешь? Что муж забрал тебя от любовника и вернул в семью? Ну, вперёд! Пиши! Расскажешь потом, как над тобой поржали в полиции.

— Какой же ты урод!

Стараюсь выровнять дыхание, но меня трясёт от эмоций.

Как он может вот так со мной поступать? Словно я мешок с картошкой, который можно закинуть на плечо и уволочь туда, куда вздумается!

Зачем я вообще в чёртову машину села…

Дорогие, чтобы не делать главу слишком большой, разделила её на две части. Поэтому сегодня вечером выйдет ещё прода! Следите за обновлениями!))

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 22

Настя.

Зачем я вообще в чёртову машину села…

Ещё и без телефона. Дурёха!

Вся надежда на то, что Кирилл начнёт бить тревогу. Но что он сделает? Вряд ли ему дадут просмотреть записи с камер, а в полиции не начнут поиски раньше, чем через двое суток.

Просто класс, Насть.

И всё равно я стараюсь не терять веры.

— Кирилл сейчас…

— Успокойся уже. Кирилл твой посидит двадцать минут в одиночестве, да и вызовет элитных шлюх, чтобы вечер скрасить. Я вот, в отличии от тебя, с умом к делу подошёл, и нашего зайчика пробил. С золотой ложкой во рту родился твой Кирилл. Привык брать то, что хочет. Ну, вот так уж получилось, что хочет он сейчас тебя. — Марат пожимает безразлично плечами. — Настён, не обольщайся сильно на его счёт. Такие, как он, серьёзные отношения с такими, как ты, не строят. Там бал правят холодный расчёт и личная выгода.

— Нет. — Закрываю глаза. — Ты его не знаешь.

— А ты знаешь?

Знаю! — кричит всё внутри меня.

Может, не в мелочах.

Я не знаю его любимый цвет и музыкальные предпочтения. Не знаю, рос ли он в полной семье, и во сколько лет впервые поцеловался. Но я очень хорошо чувствую ту связь, которая между нами выстроилась. Этот незримый мост, по которому мы обмениваемся мыслями, не говоря ни слова вслух.

Не бывает такого с человеком, которого совершенно не знаешь.

— Я, Настён, в отличии от твоего Кирилла, впахивал, как проклятый. Помнишь, с чего мы начинали?

Помню. Я всё помню.

Мы продали мою квартиру в центре города, которая мне от дедушки досталась. Большая хорошая сталинка с высоченными потолками, и даже по нынешним деньгам мы продали её очень хорошо.

Дед оставил её мне, чтобы однажды я перебралась туда из Воронежа и начала новую, чудесную жизнь. Чудесная жизнь не случилась, зато случился Марат.

Деньги с продажи квартиры мы разделили на две части: первую внесли, как первоначальный взнос в ипотеку на дом, вторую — вложили в бизнес Марата.

Я об этих деньгах никогда не вспоминала. Считала их приданным, без которого я, как невеста, совершенно бесперспективна и непривлекательна.

— Я работал, чтобы у тебя было всё! Хочешь новый диван? Пожалуйста. Хочешь ремонт? На! Кастрюльки, тарелочки, шторочки, блять! Отпуск два раза в год! Айфоны, золото!

— Будешь попрекать меня мебелью и подарками, которые я не просила?

— Да я всё для тебя делал. Я старался ради тебя! Правда думаешь, что кто-то может дать тебе больше, чем я? Думаешь, что другие жёны получают от мужей хотя бы малую долю того, что я давал тебе? Тогда ты понятия не имеешь о реальном мире!

Автомобиль сворачивает на трассу, оставляя город позади. От знакомого маршрута сердце ёкает в груди.

Марат ведёт очень агрессивно: резко перестраивается с полосы на полосу, подрезает. Нам яростно сигналят.

— Марат, давай остановимся и поговорим спокойно. То, что ты сейчас делаешь — просто опасно. Если тебе не жалко себя, то это не значит, что мне на себя тоже наплевать.

— Конечно, ты беспокоишься, когда дело касается тебя. Ты конченная эгоистка. Всегда думаешь о себе!

— Останови, пожалуйста. — Прошу ещё раз севшим голосом. — Мне не нужен ни дом, ни диван. Живи там со Светой, или найди другую женщину. Мне всё равно. Я ни на что не претендую.

— И вот мы подошли к нашему камню преткновения!

— Марат…

— Заткнись! — Рявкает он, а я вздрагиваю испуганно. — Ну чё ты, как не с этой планеты, а? Ну все изменяют. Да блять, даже ты мне изменила! Ты же трахалась с этим Добровым, да?

Мне мерзко это обсуждать.

Словно Марат лезет мне рукой в трусы.

— Я хочу…домой. — Начинаю задыхаться от паники.

Машину мотает.

— Скоро приедем.

— К себе. Не к тебе.

— Нет у нас твоего и моего! — Кладёт руку мне на бедро. Сжимает в собственническом жесте. — Всё общее. Всё наше!

Марат тоже на эмоциях. Его пальцы на моём бедре подрагивают, а лицо в свете фар встречных автомобилей бледное, как полотно.

— Я люблю тебя. Я не могу без тебя. — Говорит он уже гораздо тише. — Мы родим ребёнка, прекрасного маленького бэбика с твоим милым личиком и моим характером. И станем настоящей семьёй. Забудем нахуй про это недоразумение. Забудем Свету и Кирилла. Мы простим друг друга. Я готов тебя простить, Настён. За все твои косяки готов тебя простить. А ты?

Накрываю ладонью рот, чтобы сдержать истерику. Чувствую, как закатываются под пальцы тёплые слёзы. Рыдаю беззвучно и чуть покачиваюсь, пытаясь себя успокоить.

Марат косится на меня с какой-то брезгливостью.

— Любая баба на твоём месте ухватилась бы за возможность.

— Значит, я не любая.

— Ну конечно! Ты у нас пиздец, какая особенная! Сука! — Остервенело лупит по рулю ладонями. — Сука! Сука! Какая же ты…сука!

Ещё сильней съеживаюсь. Боюсь, что мне перепадёт рикошетом.

Марат никогда меня не бил, но сейчас он безумен, и мне становится по-животному страшно.

Без всяких глубоких рефлексий.

Я просто. Боюсь. За свою. Жизнь.

И я точно знаю, что мы не сможем договориться. Нужно подыгрывать и соглашаться.

Марат пытается отойти после внезапной вспышки. Мы так взвинчены, что воздуха в машине становится мало. Мы оба шумно дышим и источаем какие-то нездоровые вибрации.

— Сейчас мы приедем домой. — Выдаёт Марат мягким тоном, которым разговаривают с маленькими детьми или глупыми взрослыми. — Ты приготовишь мне что-нибудь вкусное и горячее на ужин. Мы посмотрим вместе фильм и ляжем в постель. Займёмся сексом без резинки. И мы будем повторять это снова и снова, снова и снова, каждый день, пока в тебе не зародится новая жизнь — жизнь нашего ребёнка, моего сына. Ты поняла меня?

Глотаю слёзы. Киваю.

— Не слышу. Ты поняла?! — Снова рык через сжатые зубы.

— Да.

Господи, помоги!

Нужно было сразу подавать на развод. В тот самый вечер, когда Марат притащил любовницу в дом. Какая же я дура…

Зажмуриваюсь.

Моя жизнь становится похожа на какой-то психологический триллер. И я не знаю, ждёт ли героиню хэппи-энд, или её посадит на цепь собственный муж.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Под закрытыми веками ловлю вспышки яркого света.

— Блять… — Сдавленно ругается Марат.

Чувствую, как машина сбавляет ход и прижимается к обочине. Останавливается.

— Надеюсь, ты умная девочка. — Быстро поворачивается ко мне Марат, стирает пальцем слезу со щеки и опускает окно.

Холодный воздух мгновенно проникает в салон и бьет по моему мокрому лицу, как ободряющая пощёчина.

Возле авто стоит мужчина во всём чёрном, и его силуэт подсвечивается попеременно то красным, то синим.

— Оперуполномоченный Северов, вечер добрый. — Раскрывает корочки, тычет Марату в лицо. — Выйдите, пожалуйста, из машины. Документы с собой. И вы, девушка.

Я выхватываю из темноты лишь часть его лица: сурово поджатые губы и светлые глаза, резко контрастирующие со зрачком. Из-за цвета глаз вид у него пугающий, немного демонический.

— А в чём дело? — Елейно улыбается Марат. — Нарушил что-то?

— Узнаем сейчас. Прошу вас обоих выйти из машины.

Отстёгиваю ремень безопасности.

— Жене плохо, она здесь останется.

— Прошу всех выйти из машины. — Повторяет мужчина терпеливо и вежливо, но в голосе — сталь.

Я слышу, как стучат мои зубы.

Марат снимает блокировку с дверей и я вываливаюсь наружу, едва держа вес своего тела на ватных ногах.

Мужчины о чём-то говорят, но я не могу уловить суть разговора. Смотрю заворожённо на мигающий проблесковый маячок на автомобиле.

Рядом паркуется ещё машина.

Чёрная. Три девятки на номере.

Высокая фигура выделяется чёрным в свете фар.

Не успеваю даже подумать, а ноги уже несут меня туда.

Врезаюсь с разбегу в Кирилла, утыкаюсь носом в тёплую шею. Вдыхаю судорожно знакомый запах.

— Я в тебя маячок воткну, поняла? — Голос севший. Сжимает пальцами волосы на моём затылке, вдавливая в свою грудь. А там целым оркестром отбивает музыку для меня его сердце. — Никуда больше без меня. Ни шагу.

Соглашаюсь, рыдая на его плече.

— Он тебе сделал что-нибудь? Где-то болит? В больницу надо?

— Нет. — Выдыхаю с облачком пара.

— Ну ничего себе сходил за хлебушком. — Смеётся Кирилл. Гладит мои плечи.

Я тоже улыбаюсь сквозь слёзы.

Он берёт меня за руку, ведёт к своей машине. Замечаю, как сдержанно кивает мужчине, который занят сейчас Маратом.

Мне плевать, что с ним будет. Не интересно. Пусть даже его сейчас привяжут к дереву и оставят умирать в лесу от холода и голода — всё равно.

— Давай-ка, фея, домой!

Сплетаю наши пальцы.

Я уже дома.

Глава 23

Кирилл.

Настя уходит в магазин, а я, как распоследний идиот, тут же мчусь на балкон. Окна выходят на другую сторону, мне видно только парк, но я всё равно стою и смотрю вниз.

Что она там говорила? Бри, розмарин и помидоры черри?

Ммм… В её исполнении это, наверное, ахренеть, как вкусно.

У меня никогда такой волшебной девочки не было. Всё, к чему она прикасается, становится особенным: тёплым и будто родным. Вот и квартира моя, облагороженная ремонтом, но холодная прежде, теперь пышет гостеприимством.

Чу-де-са!

Можно хоть тысячу дизайнеров привлечь, но уютно в доме становится только с женщиной. На крайний случай можно и кошку притащить, конечно, но женщина — лучше.

Особенно такая, как Настя. Потому что это десяточка по всем фронтам: умная, роскошная, хозяйственная, и в сексе такая отзывчивая, что одного взгляда достаточно, чтобы распалить её до красной отметки. И как красиво плавится она от моих прикосновений…

В паху опять зудит от нетерпения.

И я, конечно, приехал не для того, чтобы трахаться. Скорее за другой близостью, от которой у меня скручивает болезненно и сладко внутренности. Но секс — это очень приятный бонус.

Феи моей нет уже двадцать минут, и меня почему-то это страшно напрягает.

Барабаню нервно по столешнице.

Она что, за помидорами прям до Азербайджана пошла?

Не нахожу себе места и кошусь на оставленный ею телефон.

Ну, Кирюх, ты поседеешь ещё до сорока, если будешь на простые походы в магазин так остро реагировать. Зависла она, наверное, возле витрины с йогуртами, и не может выбрать между клубничным и вишнёвым.

Ничего криминального.

Завязывай паранойить, лучше бахни винца, наконец.

Выдыхай.

Да, но…

Плюю на голос здравого смысла, надеваю пальто и выхожу.

В магазине расспрашиваю про Настю — ага, видели такую девушку, заходила минут пятнадцать назад за злоебучими этими помидорами. А потом куда делась — не знают.

— У вас же камеры стоят. Глянуть запись хоть можно?

— Конечно, нет. — Игриво хлопает ресницами молодая девушка за кассой. — У нас так не положено.

— А если вы сами посмотрите?

— Мужчина… — Тяжело вздыхает. — Думаете, у меня работы мало?

Демонстративно начинает перекладывать пачки сигарет с места на место и дерзко так, с вызовом, смотрит мне в глаза.

Да бля…

Да что ж вы такие сложные, а?

Ок, работаем тогда по старой схеме.

Читаю имя на бейджике.

— Надежда. Какое имя у вас красивое. И черты лица очень выразительные. Вы не модель, часом?

— Ой, — смущённо закатывает глаза, — скажете тоже!

— Я серьёзно!

— Ну, вообще-то, звали меня на съёмки всякие.

— Оно видно! Вы же как холст! Что угодно можно слепить. Мечта фотографа!

— Правда?

— Правда.

— Подхалимничаете?

— Ага. Но от чистого сердца. Может вы мне поможете с моей проблемой? А я для вас самую бомбическую фотосессию отгрохаю. После неё за вас будут бороться лучшие фотографы города.

— А вы типа тоже фотограф?

— А я типа Джинн. Желания исполняю. Ну, подарите мне немного надежды, Надежда?

— Ох, мужчины! — Цокает языком и с самодовольным видом уходит к пульту охранника.

Возвращается через пару минут.

— Села ваша дамочка в машину. Сама села, никто силой не запихивал. Тачка чёрная, а может тёмно-синяя, номер триста семьдесят, или пятьсот семьдесят, не разобрать.

— Спасибо, Наденька! Ждите звонка от моего менеджера!

На улице достаю телефон, шарю в записной книжке.

У меня уже ощущение, что я просрал кучу времени.

«Сама села» меня не устраивает и ни разу не успокаивает. Потому что я в своей голове не могу придумать ни одной адекватной причины для того, чтобы Насте захотелось по собственной воле свалить с этим уродом куда-то на ночь глядя.

Выбираю нужный номер. Звоню.

— Северов. — Короткий ответ после пары гудков.

— Привет, Север. Не отвлекаю?

— Ну конечно нет, Добров! Вечер пятницы! Сижу и жду, когда же ты позвонишь и чем-нибудь меня грузанёшь. — Недовольно ворчит.

— В долгу не останусь.

— Да знаю! Ну, чо там опять?

Выкладываю Северу всё, что узнал.

— И? Пока с твоих слов понятно, что Настя твоя к своему законному мужу в машину села. Мне его за что прикажешь задержать? За то, что тебя рожа его бесит?

— Да хоть кило героина ему в тачку подкинь, мне без разницы. Главное прямо сейчас Настю у него забрать. А в перспективе сделать так, чтобы он к ней на пушечный выстрел не приближался.

Север молчит, накаляя моё и без того напряжённое состояние.

— Влюбился что ли, Добров? — С усмешкой.

Ох, Север, посмеюсь я, когда и ты вляпаешься.

— Так ты поможешь?

— Кидай номера машины и адрес. Перехватим их по пути, или наведаемся в гости, если не догоним.

Скидываю Северу всю информацию и тоже выезжаю по адресу.

Стараюсь не нарушать пдд, но нога сама топит педаль газа в пол. Получаю несколько «комплиментов» от водителей, огрызаюсь в ответ.

За городом на трассе становится гораздо свободней, и я лавирую между машин. Градус напряжения чуть уменьшается.

Телефон пиликает от сообщения.

Север: Вижу их. Ловлю.

Ещё через пару километров замечаю свет проблескового маячка и топлю туда, выжимая из машины всё, на что она способна.

Вижу, как Север мягко прессует Марата.

Стараюсь не смотреть в их сторону — и без того руки чешутся зафиналить эту историю эпичным мордобоем.

Отыскиваю глазами Настю.

Жива. Цела. В шоке.

Смотрит пустым взглядом перед собой.

Делаю пару шагов вперёд.

Она тоже замечает меня и мы бежим навстречу друг другу. Сталкиваемся, как примагниченные. Глубоко и часто дышим.

Моё сердце долбит на сверхчастоте. Но чувствую, как внутри отпускает. Я будто всё это время был свёрнут в фигурку оригами, а сейчас снова могу расслабиться.

Стискиваю Настю в объятиях, обещая себе, что никогда и никуда больше не отпущу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Садимся в машину.

— Замёрзла?

— Нет. — Улыбается слабо. — Всё хорошо уже.

Набрасываю на неё своё пальто. Врубаю печку.

— Это кто-то из твоих? — Кивает в лобовое.

А глаза — мутные, сонные.

— Поспи.

— Как ты понял, где меня искать?

— Провёл собственное расследование и намотался на пару желаний.

— Извини. — Еле ворочая языком. — Я такая дурочка…

— Закрывай глазки. — Целую в лоб, подтыкаю своё пальто по бокам.

Трогаемся с места. Моргаю Северу на прощание.

Настя уже сопит, а я, кажется, не смогу сегодня сомкнуть глаз — бушуют внутри эмоции.

Никаких больше нахрен помидоров… Поставлю на балконе теплицу, пусть огородничает.

Ну че ты, Добров, дома девочку закроешь и от мира изолируешь? А как же границы?

Хлопаю себя мысленно по лицу.

Границы, границы… С ума я сойду, пока всякие гандоны рядом с моей феей путаются.

Работают у нас в стране судебные запреты на приближение? А поможет ли? Если у Марата хватило ума человека увезти прямо под камерами, то запрет на приближение — это как мёртвому припарка.

С такими и словами через рот разговаривать не поможет.

Закатать его под асфальт, что ли?

Паркуюсь у дома, и как только машина тормозит, Настя распахивает глаза. В панике озирается по сторонам.

— Тихо, тихо. Приехали. — Глажу по спутанным волосам.

— Где Марат?

— Не здесь. Далеко. Не тронет он тебя.

Расслабляется.

Помогаю выйти из машины, за руку веду до квартиры.

— Останешься? — Спрашивает с робкой надеждой в голосе. Храбрится, но вижу, что пальцы мелко дрожат.

Она тихая и потухшая. Не улыбается совсем и прячет от меня взгляд.

— Останусь.

Кивает. Молча ведёт меня в спальню, прикрывает дверь и гасит свет.

— Насть?

— Нет.

— Давай поговорим.

— Не хочу.

— Тогда просто поплачь. Порыдай в голос, повой белугой. Это помогает. Или давай напьёмся в хлам.

— Нет! — Упрямо и с гонором.

— Он тебе что-то сделал?

— Пожалуйста, Кир. — Чувствую её дыхание на своей шее. Голос дрожит. — Мне сейчас не нужна психотерапия.

— А что нужно?

— Чтобы… Чтобы меня любили…

Целует меня первая. Отчаянно, болезненно целует, вкладывая в это гораздо больше, чем просто желание.

Там столько всего намешано, что я теряюсь в собственных эмоциях.

У меня щемит где-то глубоко внутри.

Я хочу забрать её боль, или хотя бы разделить её пополам. Это слишком большая ноша для одной маленькой феи, но если я возьму на себя часть, то мы справимся. Никто не сломается.

Настя рывком выдёргивает мою рубашку из брюк. Холодные ладони скользят по коже. Движения рваные, дикие.

Расстегивает ремень, находит рукой член и сжимает у основания.

— Пожалуйста, люби меня… — Хнычет мне в губы.

И меня сметает.

Разворачиваю спиной и загибаю над кроватью. Стягиваю вниз её домашние штаны вместе с нижним бельём. Резко вхожу, выбивая из её рта громкий крик.

Перехватываю за горло. Большим пальцем лезу в горячий рот, растягивая губы.

Чувствительно кусает за основание пальца.

Прижигаю свободной рукой по ягодице. Тут же глажу.

Как бы я хотел смотреть сейчас на это, а не действовать наощупь…

Рывком бросаю её на постель и распинаю под собой. Развожу коленом бёдра. Задираю футболку, обнажая грудь. Обрушиваюсь на неё жёсткими поцелуями и укусами.

Настя, как дикая кошка, полосует в отместку мою спину и плечи. Чувствую, как кожу саднит, и это ещё больше разжигает во мне огонь.

Ловлю её смазанные стоны и вздохи.

И трахаю, трахаю, вколачиваясь в неё до упора.

Ласкаю пальцами медленно и нежно, а потом снова вхожу членом и снова трахаю, пока фею не начинает ломать оргазмом.

Меня тоже накрывает яркой вспышкой.

Мы падаем обессилено на постель. Подгребаю Настю поближе и укладываю на себя.

Чувствую, как тёплые слёзы капают на моё плечо. Как беззвучно кричит она, напрягаясь всем телом, а потом выдыхает отрывисто воздух через рот. Как впиваются острые коготки мне в ладонь. И как лопается что-то внутри у неё я тоже будто чувствую.

Вот так, правильно, поплачь. Отдай мне это. Оно тебе не нужно. Оно тебя угнетает.

Держу её в своих объятиях, пока она вопит и извивается в истерике. Держу крепко, до тех пор, пока она не затихает и не проваливается в сон.

Целую мокрые губы.

Давай я и дальше буду любить тебя.

Ты мне это позволишь?

Глава 24

Кирилл.

Бестолково перекладываю бумажки с одного края стола на другой. Мне нужно работать, но я, кажется, «голову дома забыл», потому что мыслями я очень далеко отсюда, рядом с феей, в тёплой постеле. Обнимаю сладкую мурлычащую женщину.

Или на нашей кухне, ем горячие блинчики.

«Наша кухня» звучит нереально, и я плаваю в сопливых розовых мечтах.

Может, лабрадора завести? Чтоб мы выглядели как те слегка двинутые и до жути идеальные семейки с баннеров компаний застройщиков, втюхивающих квадратные метры по цене самолёта.

А ещё ребёнка. Но уже не для красивой картинки, а просто для счастливой жизни.

Не припомню в себе стремления к размножению, но сейчас — да, очень хочется засоюзить наши ДНК и поселить в фее пузожителя. И каждый день наблюдать за тем, как он растёт, а вместе с ним растут и крепнут наши чувства.

Но эту тему я пока тактично не поднимаю — рано. Конечно, рано. Вот года через два…

И мне не страшно планировать на долгосрок. Внутри себя я железно уверен в том, что мы будем вместе и через два года, и через десять. И это тоже для меня в новинку, потому что обычно я на отношения смотрю с прагматизмом и даже некоторым пессимизмом, мол, всё хорошее имеет свойство заканчиваться.

Но это, есть у меня ощущение, не закончится.

Наивняк? Ну… Чо поделать?

У нас сейчас кайфовый период, и не хочется торопить события, обременять Настю своими серьезными намерениями и вопросами, требующими глубокого анализа.

Она и так пока целиком поглощена проживанием негативных эмоций, а это дело энергозатратное. И если я заикнусь про ребёнка, то в лучшем случае получу в нос. В худшем — останусь, как Марат, у разбитого корыта.

Хотя этот жук ещё не получил всё, что заслужил. Точнее, не отдал то, что не заслужил.

Но над этим я активно работаю.

— Кирюха! — Северов врывается в кабинет без стука. Очень кстати. — Я на пятнадцать минут к тебе, и дальше полечу.

Даня каким был в школе, таким и остался. Вечно на низком старте. И всегда готов помочь. Не друг, а палочка-выручалочка.

Но и я щедр на благодарности.

— Нарыл что-то?

— Да там не человек, а кладезь косяков!

— Ну!

— Ну, во-первых, инспектор — просто актёр. Фокус с перевоплощением не удался. Ксива липовая. А сам «инспектор» выдал с потрохами Марата, как только моё удостоверение увидел. — Север бросает мне на стол документы. — Это был просто дешёвый трюк ради запугивания. Манипуляция, причём не самая изящная.

Надеялся, наверное, что Настя испугается остаться без работы и денег, и ломанётся обратно.

Хер.

Читаю вслух:

— Сокол Илья Павлович, пожарный инспектор.

А на фото реально рыбья морда, как Настя и говорила. Жабр только не хватает.

Фокусники, блять.

Подхожу к бару, наливаю нам кофе. Покрепче не предлагаю — оба за рулём.

— Соколу нашему крылышки я подрезал, больше не полетит. А если рискнёт, будем уже на другом уровне разговаривать.

— Понял. А с Маратом что?

— Ну, если Настя твоя заявление на него напишет, то

возможно

дело возбудят.

—

Возможно

? — Вмиг сатанею.

Ахренеть!

Вот это обеспечение безопасности граждан.

С громким стуком ставлю кофе на стол.

— Окей, а что нужно, чтобы

точно

возбудили? Дождаться, пока он её убьёт или покалечит где-нибудь в подворотне из жажды мести?

— Кирюх, обвинить человека можно в чём угодно. А вот доказать его вину дело совсем другое. — Север по-хозяйски устраивается в моём кресле и закидывает ноги на стол. Смакует кофе. — Думаешь, мало к нам приходят таких вот «счастливых в браке»? То имущество попилить не могут, то детей, то ещё что. И начина-а-аются танцы с бубнами.

— Ну, и каковы шансы в нашем случае натанцевать Марату срок?

— Не буду тебя зря обнадёживать, поэтому скажу прямо: хочешь его схватить за яйца — ищи другие способы, а на систему особенно не надейся. Я тебе даже изнутри сильно не подсоблю.

— Да бляха… А с остальным что?

— Тут как раз очень интересно. — Север открывает свою волшебную папку, достаёт криво скрепленные степлером листы. — Бизнес открыт шесть лет назад, вот здесь есть все входящие транзакции за этот период. Посмотри внимательно на первые платежи, поступивший на имя фирмы.

— Лисицына Анастасия… Настя?

— Дала ему денег на старптап, будучи вне брака. Из собственных средств. Всё можно отследить по счетам, всё доказуемо. Плюс по документам она числится соучредителем и имеет двадцать три процента акций.

— Таак… Почти блокирующий пакет?

— Но столько власти в её руки не дали.

А не так уж тут всё запущено. С этим можно работать.

— Марат в этот бизнес вгрохал последние годы своей жизни. Дом, машина — это херня. А вот это… — Север тычет пальцем в бумаги. — Вот его яйца. За это нужно хватать и выкручивать. И ещё тебе на закуску! Обнал и сделки с однодневками.

— Уклонение от налогов?

— И там уже хулиард накапал. Ему это не выплатить. Только банкротство.

— А эта вся инфа в рамках официального расследования?

— В обход. Официально пока ничего нет, но дай отмашку…

— Не надо. У меня уже есть идея.

И идея — огонь.

Марат сам подсказал мне её, подослав к Насте подставного инспектора.

Благодарю Севера, прощаюсь. Вызываю к себе миньонов.

Максим и Костя появляются через пару минут. Мнутся, как обычно, на пороге.

Ей богу, как не родные!

— Ну что, ребятушки, премию хотите?

— Хотим! — Хором.

— А как далеко вы готовы зайти ради этого?

— Шеф, убивать же никого не придётся? — Округляет глаза Костя.

— Если бы мне нужно было кого-то убить, я б Демидову вызвал, а не вас. У вас задача другая — простимулировать и в красках рассказать о перспективах.

— Каких? — Снова хором.

Мля…

— Печальных! Короче, едете к одному человеку и предлагаете купить его долю в бизнесе за лям.

— Лям долларов?

— Рублей, Костик.

Миньоны растерянно переглядываются.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что это за бизнес такой за лям рублей? Шарики воздушные что ли?

Подталкиваю папку с документами к краю стола.

— Здесь подробней почитаете. Расскажите там, что время сейчас нестабильное, аренда дорожает, партнёры соскакивают, и налоговые инспекторы с проверками появляются в самый неподходящий момент. Лапши накиньте, да поубедительней. И это…переоденьтесь. Брючки, пиджачки. Чтобы выглядели солидно, короче.

— А сейчас что? — Макс оттягивает ворот свитера с узором в стиле хюгге.

— А сейчас вы как Пупсень и Вупсень. Всё, верю в вас, мужики! — Салютую ладонью. Отпускаю.

Дышать становится легче.

Моральных уродов надо наказывать, и если в полиции ничего с этим делать не хотят, значит, накажу сам.

Но так, чтобы не утопить, а переложить в Настины ручки. Пусть потом сама с этим добром делает всё, что хочет. Хоть в банкротство.

Постараюсь в рамках закона, но прибегнуть к незначительным правонарушениям придётся. А потому что на сто процентов честно против Марата играть мне не хочется.

Я, конечно, искренне верю, что я человек порядочный и законопослушный. Но я не конченный психопат, и с голыми руками на придурка с заряженной пушкой не пойду.

А Марат уже зарядил и даже пару раз пальнул. Пока в молоко. Однако ждать, когда он попадёт, я не собираюсь.

Остаётся надеяться, что миньоны и впрямь сыграют убедительно.

Главное, чтоб хором не разговаривали…

Глава 25

Настя.

Просыпаюсь только ближе к полудню. Солнечные лучи игриво заглядывают в щель между плотных штор и прыгают по моим векам.

Жмурюсь сонно.

Веду рукой по постели — простыни уже холодные, но пахнут терпко и ярко. Вжимаюсь носом в подушку, втягивая в себя запах мужского парфюма. Меня прошибает до кончиков пальцев при воспоминании о нашем сексе, и тело само призывно выгибается в пояснице, требуя ещё.

Веду ладонью по рёбрам, скольжу по груди и замираю рукой на шее, чуть сдавливая, как делал он. Чувствую пульсирующую венку, её истошные трепыхания.

О… да!

О, нет! Что ещё за нимфомания?

Чёрт, Кир, ты меня, кажется, сломал…

Не даю влажным фантазиям разыграться на полную — встаю.

На кухне скромный завтрак в мою честь — стакан сока, бутерброды. И записочка корявым почерком:

«Я пожарил для тебя яичницу, но она сгорела. Жуй бутерброды. Подтягивайся к двум в цех. Доброе утро».

Медленно обтекаю. Ну, какой…милый.

А на работу к нему зачем? Ладно.

Принимаю душ. Собираю волосы на макушке в объемную шишку. Долго любуюсь тем, как светлые пряди перемешиваются с розовыми. Они уже не такие яркие, но я всё равно с трудом верю, что решилась на такое смелое окрашивание, и теперь моя розовая наполовину голова — это символ независимости от мнения Марата. И вообще от чьего-либо мнения.

Выравниваю кожу тоном, делаю лёгкий мейк глаз. Румяна, нюдовая помада, тушь погуще.

Сила женщины в её красоте?

Даже если это не так, мне просто приятно смотреть на себя в зеркало. Шкала настроения плавно ползёт вверх.

Надеваю объемный свитер-платье с высоким горлом, серьги-кольца, на ноги — каблук.

Ну, раз каблук, то придётся ехать на такси!

Пока жду машину, разглядываю себя в зеркало. Я давно так не кайфовала от себя. Давно не одевалась красиво не потому, что решила порадовать мужа или иду в ресторан, а потому, что чувствую внутренний огонь. Импульс. Желание присвоить себе свои достоинства, а не споткнуться о недостатки.

Грудь единичка? И что? Зато она стоит гордо и уверенно.

А животик — так это физиология женская. Он нам нужен, чтобы ребёночка защищать.

Выпячиваю живот сильней, чуть прогибаюсь в пояснице. Раздуваюсь месяца так до четвёртого и смотрю на своё теперь уже «беременное» отражение.

А если я и правда забеременею? Пару раз мы с Киром конкретно так закосячили…

Но мы периодически косячили и с Маратом, и ни к чему это не привело, поэтому я больше, чем уверена, что с моей репродуктивной функцией что-то не в порядке.

Телефон вибрирует уведомлением: такси ожидает.

«Сдуваюсь», накидываю пальто и вылетаю на улицу.

«Цех» Доброва уже сейчас, в середине октября, похож на резиденцию Деда Мороза. Новогодние декорации, блёстки, конфетти, ёлки всех цветов и размеров. Шум, неразбериха, толпы людей. Длинноногие модели мечутся стайками от кофеварки к зоне для курения.

С круглыми, как два пятака, глазами, Антон мчится мне навстречу.

— Настя! Настя, тебя Кирилл ждёт уже час как!

— Пробки. — Отдаю пальто Антону. — А что, я срочно нужна?

— Ну, вроде… Камера с собой?

— Что?

— Ай, ладно! Давай, давай, там уже всё началось.

— Да что началось?

Антон игнорирует и ведёт меня через новогодние джунгли прямиком вниз, в студию. Две зоны заняты фотографами, снимающими предметку: какое-то постельное бельё и интерьерные корзины. И у каждой зоны толпится человек по десять. Они что-то поправляют, заменяют декор, вводят в кадр моделей, потом этих моделей меняют. Визажисты трясут кисточками, помощники перетаскивают стойки-журавли, меняя направление света.

Масштабно…

Кир что-то оживленно обсуждает с Мариной Александровной, а при виде меня они оба расплываются в улыбках.

— Настя, я уж думала, этот обаятельный мерзавец решил меня обмануть и заболтать!

— Что вы, Марина Александровна! Как и обещал — лучший фотограф к вашим услугам.

Таращу яростно глаза.

Кирилл, заметив мою реакцию, тактично отводит меня в сторону.

— Что тут происходит? — Шепчу ядовито.

— Что-что? Работа над проектом происходит.

— А ты не забыл меня предупредить?

— А ты бы приехала? Ты меня уже полторы недели морозишь с ответом.

— Потому, что мне нужно всё тщательно взвесить!

— Нет, потому что ты трусишка, и боишься взять на себя такую большую ответственность. — Кир обнимает меня за плечи и медленно гладит сверху вниз. Смотрит пристально в глаза. — Насть, я бы ни за что не доверил клиента человеку, в которого не верю. Спим мы с тобой или нет, это не имеет значения. Я знаю, что ты профессионал. И я видел твои работы — Демидова нервно курит в сторонке. Так что бери в руки себя, бери камеру и вперёд.

Он резко отступает, лишая меня своего спасительного тепла. Рядом с ним я словно в броне, без него — уязвима и обнажена. И под вопросительными взглядами команды чувствую себя жуть, как неуютно.

— Ла-а-душки… — Тяну неуверенно и беру в руки фотоаппарат.

Мамочки…

На нём оптика стоимостью с машину Марата, и мой и без того дикий мандраж усиливается. Главное, не стукнуть стёкла! Лучше уж самой убиться…

Мы начинаем работу. Робко, вяло, но уже через пол часа меня просто выключает из реальности, а очухиваюсь я спустя пять часов съёмок!

— Да! Молодец! Ты солнышко! Подбородок выше. — Направляю модель.

Затвор щёлкает, и это музыка для моих ушей.

Вспышка. Вспышка.

Ааа! Мой мир, и я в нём чувствую себя так…гармонично! Почему ушла? Почему забросила?!

— Да! А теперь дай мне улыбку. Супер! Вбок. Ага! Умничка! Спасибо тебе большое, ты талант! Закончили!

Оборачиваюсь под аплодисменты команды.

— Ну, с дебютом тебя! — Жмёт крепко руку Кирилл.

Краснею и улыбаюсь.

Боже! Какой. Же. Кайф!

— Настя, я видела превью! Это шикарно! Это в яблочко! — Марина Александровна рассыпается в благодарностях.

Я довольна, но выжата, и очень хочется кофе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Поздравляю, классно отщёлкала. — Демидова награждает меня холодным взглядом. — Не Линдберг, но сойдёт.

— Спасибо, наверное…

— Ты теперь к нам на постоянку?

— На постоянку. — Врезается между нами Кир. — Заменит строптивых и истеричных фотографов, если такие обнаружатся.

— А чё сразу я? — Закатывает глаза Демидова и, резко развернувшись на каблуках, цокает прочь.

Поджимаю губы, глядя ей вслед.

— Не нужно нас лбами сталкивать…если хочешь, чтобы я и дальше на тебя работала.

— А с ней, Насть, по-другому нельзя. Она как собака. Если чует страх — кидается и в глотку вцепляется так, что только с мясом выдирать. Пойдём, покажу тебе, где у нас зона отдыха, душевые и раздевалки. Выберешь себе шкафчик по-душе, натащишь в него всякой дребедени, и я стану самым счастливым человеком на земле, зная, что фея теперь моя не только в постели, но и на работе.

— О, что за собственнические замашки, Кирилл Дмитриевич? Это часом не харассмент?

— Да, это он самый. — Нахально подмигивает.

Кир проводит экскурсию, знакомит попутно с сотрудниками. Это ново для меня, быть частью огромного коллектива. У Лики нас всего трое, не считая тех суетных дней, когда студия готовится к очередной выставке. В основном же у нас тишина и покой, как в библиотеке. И я пока не знаю, как буду привыкать к новым условиям, но мне определённо нравится то, что происходит с моей жизнью.

В раздевалке выбираю себе крайний шкафчик, ставлю на код год своего рождения.

— Отличное соседство. — Хмыкает Кирилл. — Рядом с Демидовой. Тянет тебя к ней, да?

— А тебя?

— Нет. Давно нет.

— Но когда-то…

— Было и было. — Отрезает холодно. — Это имеет значение?

— Не хочу, чтобы история повторилась. Мы ведь тоже собираемся работать вместе.

— Мы расстались не из-за этого. Просто на некоторые компромиссы я не готов идти. У меня есть свои принципы.

— Касательно..?

— Детей.

— Оу…

Прикусываю язык.

Всё, Насть, не надо тебе совать свой нос в это дело. Тебя оно не касается.

Но… Касается же?

Я сейчас на месте Кати нахожусь. И что будет, если наша с Киром история вдруг упрётся в его «принципы»?

— Ладно. — Сглатываю горький ком в горле. Натягиваю улыбку. — А кофе у вас здесь безлимитный?

Решать проблемы буду по мере поступления…

Глава 26

Настя.

Время на новой работе проносится с невероятной скоростью, и я не успеваю оглянуться, как наступает середина декабря. К этому моменту я довожу до конца два проекта, не считая работу с Мариной Александровной, и три раза в неделю преподаю у Лики в студии.

Во мне что-то ощутимо меняется. Просыпается личность, которую я, каюсь, давно уже в себе похоронила. И эта новая Настя, — живая, энергичная, улыбчивая, увлечённая, — притягивает в свою жизнь интересных людей и яркие события.

Я больше не зациклена на ужинах, и не занимаюсь стиркой и уборкой в любую свободную минуту. Иногда позволяю себе уютный беспорядок, оставляя свитер брошенным на стуле, или не мою по пол дня кружку из под кофе. Разрешаю себе ошибаться, хоть и не до конца ещё принимаю тот факт, что сама могу направлять свою жизнь туда, куда хочу.

В моей ванной комнате теперь две зубные щётки, вторая — Кирилла. Слишком уж часто он стал оставаться «на завтрак». И другие его вещи потихоньку перекочёвывают в мои шкафы. Его излюбленные футболки-поло соревнуются за место на полках с моими вязаными кардиганами. А в свободное от захвата территории время Кир таскает меня по выставкам и концертам. Мы вместе ищем вдохновение и свежие идеи в искусстве.

На болезненном контрасте с прошлым у меня сейчас прекрасно

всё

. Не считая того, что сил на насыщенную жизнь хватает кое-как. Каждый вечер я чувствую такую усталость, словно разгружала вагоны.

Кир сегодня обещал быть поздно.

Сижу на диване, поджав под себя ноги. Подбираю референсы для очередного проекта — весеннего и очень нежного. Это нижнее бельё ручной работы, и мне хочется в полной мере отразить всю философию бренда в своей концепции.

Кусаю бутерброд. Тут же выплёвываю в тарелку. Нюхаю подозрительно сыр.

Неужели, испортился? Два дня назад покупала…

Проверяю сроки на пачке — всё в норме.

Обыскиваю холодильник и кухонные шкафы на предмет чего-то съедобного, но меня от всего воротит. А есть очень хочется.

Хоть бы какие чипсики завалялись где…

Телефон пиликает. Лика звонит.

— Настюш, ты, случайно, не сносила с рабочего ноута таблицу с графиком мероприятий?

— Ничего не трогала. Я твой ноут вообще боюсь. Я за ним уже не первый месяц наблюдаю агрессивные выпады и звоночки старческой деменции.

— Ладно. — Вздыхает в трубку. — Значит, испарилась. Ну всё, отбой.

— Погоди! — Кошусь голодным взглядом на свой холодильник. — Вечер для подруги свободен?

— Шампанское? Мартини? Вино?

Ой… Бе.

— А давай по ЗОЖу сегодня посидим? Жди!

Потираю ручки, как муха, заприметившая варенье.

Собираюсь к подруге, а через полтора часа уже сижу на её кухне и уплетаю фасоль прямо из банки. Лика ест горячую, только приготовленную лазанью. Сыр соблазнительно тянется за вилкой, но мне, почему-то, дурнеет от этого вида.

Двойняшки ужинать отказались и раздербанили пачку детского печенья. Теперь Тёма бегает вокруг стола в зимней шапке, Сёма катает по коленям Лики игрушечный экскаватор. На фоне играет «Синий трактор».

— Даже не зовите меня, если ваши вечеринки не похожи на эту! — Смеюсь я.

— После нового года в садик пойдём. — Лика машет вилкой в воздухе, указывая на пацанов. — Честное слово, я запарилась из себя супер-маму строить.

— Ты ничего не строишь. Ты и есть супер-мама. Тебе нужно памятник при жизни ставить!

У Лики уже наряжена к Новому году ёлка, и вся квартира обвешана гирляндами и мишурой. У меня детей нет, но я пока не успела даже посмотреть в сторону каких-то праздничных украшательств.

— Брось! Ничего особенного я не делаю.

— Двоих детей растишь. Бизнес тащишь. За собой успеваешь ухаживать. Ты вечно в гуще событий, и всё равно не заканчиваешься.

— Кажется, закончилась. Вот все вокруг твердят «дети — цветы жизни», но не уточняют, что это цветы на твоей могилке. Сначала зубы лезут один за другим, потом так же один за другим кризисы, и ты в этом бесконечном круговороте чужих зубов и кризисов вращаешься, как задолбавшаяся белка в колесе. Если бы мне сказали, что это так трудно… — Лика взъерошивает пальцами волосы Сёмы. — Ай, да ничего бы я не изменила! Трудно это, но зато сколько нежности и любви взамен получаешь! И какой искренней. Нет, никто не любит искренней, чем дети.

— Я тебе верю. — Выскребаю жадно остатки фасоли. — Но сама, наверное, в ближайшие пару лет на детей не решусь.

— М-да? — Лика недоверчиво выгибает бровь дугой. — Я что-то так не думаю.

— Точно говорю! Я там у тебя ещё сгущёнку видела. — Хищно стреляю глазками в сторону холодильника.

— Может, лазанью?

— Нет, меня от мяса что-то тошнит.

— Мм. — Лика достаёт сгущёнку, открывает. Ставит передо мной. — А на гастрономические эксперименты тянет?

— Эксперименты? — Лезу «фасольной» ложкой в сгущёнку. Проглатываю это со стоном удовольствия, потому что… Господи, как вкусно! — Не припоминаю такого.

— Ммм! — С ещё большим скепсисом в голосе. — Хроническая усталость?

— Да я сейчас работаю, как лошадь!

— Утренняя тошнота?

— И дневная иногда. От голода.

— Часто голодная?

— Постоянно!

— Перемены настроения?

— Как у всех женщин…

— Месячные?

— Че-го? — Застываю с ложкой во рту. — Думаешь, я..?

— Ох, Ватсон! Это же элементарно! — Уголки её губ вздрагивают в нервной улыбке, а глаза влажно блестят. Лика закрывает ладонью рот. — Божечки, ребёнок!

Но до меня доходит, как до жирафа. Я тупым взглядом смотрю на шумных двойняшек, встраивая себя в эту картинку в совершенно иной роли.

Беременна?

Ребёнок?

Тру ладонью грудину, чувствую под пальцами беспокойные короткие удары сердца, похожие на трепетание запертой в клетке птицы. Мышцы немеют, а по позвоночнику вниз распространяется свинцовая тяжесть.

А что, если правда?

И как тогда сообщить об этом Кириллу?

— Сначала тест. — Лика словно читает мои мысли. — Прежде чем мужчину шокировать, нужно самой во всём убедиться. А вот когда свои заветные две полосочки увидишь, можно и Кира обрадовать. О! Это ж какой подарок под ёлочку!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но я совсем не уверена в том, что Киру этот подарок зайдёт… Не думала, что так быстро наши отношения перейдут на следующую стадию, и общий ребёнок — это уже гораздо серьёзней, чем зубная щётка в моей ванной.

Я ужасно не хочу быть на месте Кати Демидовой. Не хочу этого разговора с Киром, в котором мне придётся ставить ультиматумы и заставлять выбирать. Про принципы и компромиссы, на которые он не готов, я уже слышала.

— Насть, ну ты что, не рада?

— Рада.

— Главное, чтобы не двойняшки! — Смеётся Лика и смахивает пальцем слезу из уголка глаза.

— Лик, я это… Домой поеду.

— Это всегда шокирует, но… Всё точно в порядке? Тебя можно одну отпускать?

— Ага.

— Ладно. — Пожимает растерянно плечами Лика. — Ты в аптеку за тестами заскочи, хорошо?

— Ага.

— Купи сразу несколько разных, они иногда лажают.

— Ага.

Ещё пару раз киваю на какие-то вопросы Лики, не слишком вдаваясь в смысл того, о чём меня спрашивают.

На автопилоте вызываю такси. Не помню даже того, как села в машину. В себя я прихожу уже дома, перед зеркалом, с тремя пачками тестов в руке.

Там, в отражении, совершенно обыкновенная Настя. То же лицо, то же тело, никаких изменений. Но глаза — большие, напуганные глаза, словно у оленёнка, который потерял маму.

Конечно, я знаю про пестик и тычинку. И про то, чем чреват секс без контрацептивов тоже знаю. Но опыт шести лет семейной жизни с Маратом уверил меня в том, что для того, чтобы внутри меня зародилась жизнь, придётся приложить немало усилий.

Беременность, даже если она очень ожидаема — это как удар веслом по голове. Что уж говорить о беременности, которую не ждёшь…

Только дорога жизни становится похожа на гладкое полотно, как новые обстоятельства укладываются на неё кочками и ухабами. Я устала тащить свою телегу по этому бездорожью.

Глажу живот.

Возможно, там сейчас действительно происходит что-то волшебное, и эта мысль меня шокирует, пугает и восхищает одновременно.

Моё тело способно из пары клеток создать целого человечка, с ручками, ножками и носиком-пуговкой. И этот человечек однажды назовёт меня мамой, будет носиться по дому в зимней шапке, утащит из папиного лексикона матершинное слово, которому научит остальных детей в детском саду. Человечек пойдёт в школу, принесёт первую пятёрку, а потом первую двойку. Вспомнит о осенней поделке в одиннадцать вечера…

В носу свербит, глаза щиплет от слёз.

Не разрешаю себе слишком откровенно радоваться, будто это может спугнуть возможную беременность. Хотя для того, чтобы прервать этот процесс нужно что-то более серьёзное, чем ванильные мечты.

В роли папы я вижу только Кира, и никого больше. Но что, если он не захочет вставать в это уравнение?

Насть, — пытаюсь отрезвить сама себя, — давай сначала убедимся в своих домыслах, а потом будем разговаривать с Кириллом. И уж если он решит вычеркнуть нас с ребёнком из своей жизни, вот тогда и будем панику разводить.

С чего я вообще взяла, что Кир категорически против детей? Он ведь этого не говорил прямо…

Прямо — нет, но зато очень недвусмысленно намекнул.

А может, это он хотел ребёнка, а Катя наотрез отказалась? Вот бы ещё Кирилл не отсекал так радикально все мои попытки поговорить о его отношениях с Демидовой.

В любом случае, сначала — тест!

Делаю шаг в сторону туалета.

Домофон разливается трелью.

Прячу тесты в сумочку. Прижимаю прохладные ладони к горящим щекам и выразительно моргаю себе в зеркало, чтобы убрать это обалдевше-блаженное выражение с лица.

Ладно, до завтра этот разговор точно подождёт.

Глава 27

Настя.

Утром просыпаюсь ещё до будильника.

Кирилл спит, и как только я покидаю нашу постель, он со вздохом разочарования подгребает под себя мою подушку и закидывает на неё ногу.

— Давай проспим. — Бормочет сонно.

— Мне нельзя, с меня шеф за опоздание три шкуры снимет.

— Вернись в постель, я тебя на сегодня увольняю. А завтра… — Не договорив, проваливается в сон.

Тихо прикрываю дверь в спальню — пусть ещё поваляется немножко.

Кофемашина варит кофе, я варю мысли в своей голове, и мы одинаково раздражённо гудим, поглощенные каждая своим процессом.

Ловлю себя на том, что периодически поглаживаю живот. Возможно, там никого нет, но я кайфую уже от самой вероятности того, что человечек может чувствовать мои прикосновения.

Кир просыпается как раз к завтраку. Неторопливо собирается, расхаживая по квартире с голым торсом и в мягких пижамных штанах.

Мне перепадает нежностей, и даже немного больше… Кир похож на домашнего тигра: его игры полны ласки, но, заигравшись, он может чувствительно прикусить. Мне нравится то, как с ним остро и порой на грани.

Пьём вместе кофе.

Смотрю на него мечтательно, уперев подбородок в сложенные на столе руки.

Как же чертовски прекрасен!

Я ведь уже по самые уши, да? Влюблена, как дурочка.

— Я тебя закину на работу и рвану к Северу. — Перехватывает мой поплывший взгляд. Двигает стул рывком к себе.

— Езжай, куда нужно. Сама долечу.

— Побереги крылышки.

Ставит мою стопу на своё бедро. Целует голое колено. Водит кончиками пальцев по коже, пробуждая толпы мурашек.

— Ну, ничего не хочешь мне рассказать?

— Что рассказать? — Чувствую, как ускоряется сердце и ладони вмиг становятся влажными.

Судорожно прокручиваю в памяти, не оставила ли я где-нибудь на видном месте тест. Неужели он о чём-то догадывается?

Кирилл очень проницательный. Очень. И иногда он с такой точностью озвучивает мои мысли, что мне кажется, будто у меня на лбу бегущая строка.

— Вот ты мне и скажи. Тебя что-то беспокоит. Со вчерашнего вечера сама не своя: задумчивая, молчаливая, и меня в свою голову не пускаешь.

Уф… Не догадывается.

— Это всё Новый год. — Дёргаются нервно мои губы. — Не знаю, что тебе дарить.

— У меня есть фея. Больше ничего не нужно. — Снова целует в колено. Греет ладонями мои холодные ступни.

А феёнка бонусом не хочешь? — Вопрос готов вылететь из моего рта, но я вовремя останавливаю себя.

Сначала тест. Огорошить мужика всегда успеем.

Кирилл довозит меня до цеха, а сам отправляется на встречу с Северовым. Какие-то у него секретики от меня, но я не лезу. Захочет — сам расскажет.

Коробочки с тестами прижигают мне кожу через одежду. Я больше не могу тянуть — ожидание выедает меня изнутри. Поэтому, оказавшись в здании, я иду прямиком к раздевалкам.

К моему облегчению, там пусто. Делаю тесты в туалете и, сжимая их в кулаке, сажусь на диванчик, напротив своего шкафчика. Завожу таймер на три минуты.

Зависаю взглядом на маленькой трещинке на стене. Пытаюсь отыскать ответ в мелькающих внутри меня эмоциях, но их так много сейчас, что я не могу отделить их и прожить. Они сливаются и перемалывают меня, уязвимую, словно огромными жерновами.

Наверняка я знаю лишь то, что мне страшно. Я ужасно боюсь. Но вот чего боюсь?

Я хочу этого ребёнка?

ДА или НЕТ?

Это же так просто!

Но это не просто. И я не хочу проходить через это в одиночестве. Я хочу опереться на сильное плечо Кирилла, и совершенно нелогично злюсь на него за то, что он сейчас не рядом.

Но я должна быть уверена в том, что ребёнок, которого я собираюсь привести в этот мир, нужен и важен для него тоже.

Сжимаю кулаки. Тонкий пластик тихо трещит от давления.

Таймер срабатывает.

Пару раз промахиваясь по кнопке, отключаю. Задерживаю дыхание перед тем, как перевернуть тесты экранчиками вверх.

Мы подбрасываем монетку не для того, чтобы всё за нас решила судьба. Просто пока монетка летит, мы успеваем определиться, на какой ответ на самом деле надеемся.

И сейчас, зависнув с букетом тестов, за секунду до момента истины, громкое «ДА» оглушает меня набатом.

«ДА» — толкается в грудную клетку сердце, и заходится в бешеном ритме. Бьётся так сильно, будто хочет выскочить из груди и убежать, оставив меня наедине с результатом моих решений.

Переворачиваю.

Всё в моём мире замирает. Слова, мысли, люди, — словно удерживаемые на весу тысячи пуховых перышек. И все они перестают иметь хоть какое-то значение.

Делаю громкий глубокий вдох, осознавая, что всё это время не дышала. И глотаю жадно воздух, потому что…

Да!

Моя вселенная сужается до размеров маленького экранчика с ярким плюсом.

Прижимаю ладонь к губам, выдыхая с воздухом напряжение. И неуверенно смеюсь, чувствуя тёплые дорожки слёз на щеках.

Размазываю по лицу тушь. Плевать.

Ну, привет, феёнок! Ты всё-таки там?

Тебе тепло? Безопасно?

Твоя мама — фея, а папа — большой грозный тигр. И мы будем самой счастливой семьёй вместе.

Мне хочется немедленно рассказать об этом Кириллу.

Хватаюсь за телефон, но… Но кто же рассказывает такие новости в сообщениях?

Дверь в раздевалку хлопает. От неожиданности роняю тесты на пол.

— Привет. — Катя замирает на входе и рассматривает меня, склонив голову к плечу. — У тебя всё нормально?

— Да. Нормально.

— Ты плачешь.

— Это от радости.

— Аа. — Опускает взгляд на пол, к моим ногам. — Ааа!

Я напрягаюсь. Интуитивно обнимаю живот руками, пряча его от пристального взгляда Демидовой.

Катя перестала откровенно кидаться на меня. Мы даже пили кофе вместе, и как фотограф она по-прежнему меня очень вдохновляет. Но как человек — не моё, и я стараюсь «не поворачиваться к ней спиной». Держу в уме фразу Кира о том, что Демидова, как собака, вцепляется в глотку, стоит ей лишь учуять страх.

Вздёргиваю подбородок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это ребёнок Кирилла. — Говорю я, предупреждая вопросы Кати.

— Да я уж поняла. И как ты? Держишься?

— Я в порядке.

Катя присаживается рядом. Поднимает с пола все три теста и гладит любовно экранчик с плюсом.

— Он ещё не знает, да? — Поднимает на меня взгляд, полный сочувствия.

Мотаю головой.

Меньше всего мне хочется, чтобы Катя как-то в этой истории участвовала. И хоть в ней сейчас ни капли агрессии или злорадства, я не могу отделаться от чувства, что моя жизнь снова перевернётся на сто восемьдесят.

— И даже не догадывается?

— Нет.

— Ну, и не рассказывай. — Резюмирует Катя, и сжимает крепко мои пальцы. — Если не хочешь почувствовать себя куском мяса без права на мнение, не рассказывай. Моих ошибок не повторяй.

Вот он — поворот. Уже чувствую лёгкий крен. И твёрдая почва под ногами превращается в зыбучие пески.

Молчи. Молчи. Ничего не спрашивай у неё!

— Ты тоже была от него беременна? — Любопытство берёт верх.

— Он тебе не рассказывал, из-за чего мы расстались?

— Из-за ребёнка.

— Из-за ребёнка, которого он не хотел. Он очень настаивал на аборте. А я была не согласна.

Я не могу уложить эту картинку на образ Кирилла, который запечатлен в моём сознании, но чувствую, что проглатываю крючок.

— И?

— Ты повторяешь нашу с ним историю. Он сделал из меня звёздочку, взрастил во мне личность, и за это я ему очень благодарна. Но мне стало тесно в границах, которые он для меня очертил. И когда я отказалась от аборта, его терпение лопнуло.

— Не верю… — Лепечу испуганно. — Я тебе не верю…

— Ох… — Катя лезет в карман. Достаёт телефон, листает что-то. — Я тебя предупреждала. Тогда, в первую нашу встречу, я говорила тебе о том, что он не выносит самодостаточных женщин. Все мы бабы — дуры. Ведемся на широкие жесты и красивые речи.

Демидова тычет телефоном мне в лицо. На экране она и смешной толстощёкий карапуз с тёплыми карими глазами. В кроватке с милыми маленькими подушками, в стульчике для кормления, с ёлочной игрушкой во рту… И рядом всегда счастливая Катя.

— Это…

— Матюша. Матвей. Матвей Кириллович. — Взгляд Демидовой плавится, а голос обретает карамельные оттенки. — То, что Кир не смог мне простить. То, что он отрицает по сей день, воспринимая не иначе, как ошибку. Необдуманное решение взбалмошный истерички. Ведь так он меня называет, да?

Поперёк горла встаёт горький ком, и я боюсь, что меня стошнит прямо на Катю. Внутри горячо пульсирует. Прямо в животе.

Мне нужно на воздух.

И мне нужно всё обдумать.

Отбираю у Кати тесты, стараясь больше не смотреть на пупса в симпатичных маленьких костюмчиках.

Это очень больно. Это так больно, что я не могу сделать вдох — в груди всё колет.

Швыряю тесты в свой шкафчик, запираю его и выбегаю из раздевалки.

Иду почти наощупь. Картинка перед глазами такая мутная и неясная, что я чудом не врезаюсь в людей. Качусь, как мяч для боулинга, надеясь не собрать по пути страйк.

— Настюх! Зацени! — Тормозит меня Антон.

Часто моргаю, возвращая зрению фокус. До выхода каких-то пара десятков метров, и мне очень нужно отсюда сбежать.

Антон в шубе деда мороза, с посохом в одной руке, и мешком — в другой. Улыбается, гладит важно рыжую бороду.

— Ну, как тебе? Буду с сестрой детишек поздравлять, бабки зашибать.

— Супер…

— Ну, борода другая будет. А так ничего, да?

— Ничего, да.

— У тебя всё нормально? Чо такая грустная? И бледная. Болеешь?

Разбитое сердце считается за болезнь? Это же почти инфаркт, только ментальный.

— Мне идти надо.

— Кирилла не дождёшься? Он сказал, скоро будет.

— Нет, нет. Побегу.

— Ладно. — Пожимает плечами Антон. — Хочешь желание загадать? Я ж Дед Мороз!

— А я, Антош, в сказки больше не верю.

Выбегаю на улицу.

С неба медленно падают крупные хлопья снега.

Это очень волшебно, и мне хочется немножко волшебства в мою жизнь.

Не верю?

Дед Мороз, я была хорошей девочкой в этом году. Пожалуйста, подари мне немного чуда…

Глава 28

Кирилл.

Оставив Настю на работе, уезжаю на встречу со своим юристом и Севером. Юрист всё это время искал для меня законные способы решить Настину проблему с разделением имущества. Север подсоблял «из системы», когда таких способов не находилось.

У меня в руках пакет документов, которые могут оставить Марата без штанов, но только в том случае, если Настя захочет. А она может не захотеть… Добрая очень моя фея. Жалко ей убогих.

Город стоит. Намертво.

Нервничаю, барабаня по рулю. Цех без меня, конечно, не рухнет и не сгорит. Если миньонов не подпустят к штурвалу. Но их не подпустят, поэтому самое страшное, что меня ждёт по возвращению — это ещё один деревянный олень.

Однако мне почему-то всё равно нервозно и не спокойно, и я не могу избавиться от зудящего между лопаток неприятного ощущения.

Проезжаю мимо торгового центра — он призывно мигает гирляндами. Поворачиваю, лечу на свет, как бестолковый мотылёк.

Пакет документов это, конечно, здорово, но не слишком романтично, и феям под ёлочку такое не кладут.

А что кладут?

Слоняюсь мимо витрин. Всё кажется каким-то слишком поверхностным.

Она без ума от посуды, может, красивый сервиз на замену старому? Нет. Решит, что я хочу вытеснить её прошлое.

Платье? Не прётся она по шмоткам.

Что-то из бытовой техники? Ну бля, Добров, вы же не десять лет женаты! Неужели не можешь придумать что-то романтичнее пылесоса?

Натыкаюсь на баннер «Подари добро» с яркими стрелками. Иду по указателям, потому что чую — вот оно.

Оно — ярмарка-выставка в одном из павильонов. В низких открытых вольерах животные: щенки, котята, взрослые коты, кролики, мини-пиги.

Заглядываю в одну из клеток с котятами, беру в руки урчащий комочек. То, что нужно. Ещё совсем крошечный котёнок с мягкой золотистой шубкой, острыми молочными зубками и тонкими коготками. Прощай, мебель…

— Вы ищете друга?

Поворачиваюсь на писклявый голос. Девушка в кепочке с эмблемой приюта разводит передо мной руками.

— Пойдёмте, покажу вам хороший вариант.

— Мне нравится этот.

— Пойдёмте. — Настаивает она с улыбкой.

С гордостью тычет на вольер, в котором лениво намывает брюхо что-то чёрное, толстое и всклокоченное.

Мечта!

— Это лучший вариант, если вы ищете не просто домашнее животное, а друга. Он уже взрослый, самодостаточный, и не требует так много внимания, как котёнок. Но вместе с этим Демон компанейский мальчик, и не отойдёт от вас ни на шаг, когда вы дома.

— Демон, значит.

Как раз для феи.

Соберу собственный бестиарий.

— Он многое пережил, и уже пол года ищет новый дом. Но люди не хотят брать его из-за такого видимого дефекта.

Толстая морда поворачивается к нам и моргает одним глазом: ярко-зелёным, с узким вертикальным зрачком. Второй глаз остаётся закрытым.

— Нашли его в притоне. Над ним издевались, но почти все ранки затянулись, и их не видно под густой шерстью. Только вот...

— Глаз.

— Да, глазик спасти не удалось.

Смотрю на усатого проныру. Он — на меня. И чую нутром, что… Да. У Насти с ним случится стопроцентный мэтч. Демон по-любому едет домой. Поживёт пока у меня, а в Новый год переедет к Насте.

Мы с новым другом прёмся через пробки ко мне. Демон ведёт себя тихо. Заезжаем в зоомагазин за предметами первой необходимости: недельным запасом паштетов, лотком и игрушками.

Дома разрешаю коту обнюхать все углы, высыпаю из пакета бутафорских мышей всех мастей и размеров.

— Смотри, игрушка. Мышь. Добыча! Взять мышь!

Демон, игнорируя все мои попытки увлечь его в игру, с похуистичным выражением морды располагается на моей кровати и вылизывает яйца.

Понял, отвалил…

Вываливаю две банки паштета в миску.

— Папа поехал работать. Будь хорошим мальчиком. — Грожу пальцем. — А будешь плохим — чикну тебе бубенцы.

Кот обалдевше застывает с прилипшей к языку шерстью. Моргает выразительно одним глазом.

Просто прелесть. Мда.

Мчу в цех. Я писец, как соскучился по Насте, поэтому давлю педаль газа в пол и обруливаю уже подрассосавшиеся пробки по дворам, а когда приезжаю, на меня лавиной обрушивается работа.

Да где моя фея? Обычно она заскакивает в кабинет раз по пять на дню, чтобы забрать свою порцию сладкого, но сегодня потерялась в этой предновогодней офисной суете.

Звоню — не берёт.

Ищу в студии — нет её.

Ловлю Антона. Он всегда в курсе всего здесь.

— Так Настя домой ещё утром ушла. Заболела, кажется.

— Заболела, значит?

Вредная маленькая фея мне даже слова об этом не сказала.

Ну неужели так трудно хоть пару слов чиркануть, мол, плохо, купи апельсинов и езжай домой валяться в кроватке.

Нет, молчит вечно, как партизан, и всё из неё вытягивать приходится.

Закрываю горящие задачи. Заезжаю за апельсинами. Домофон мне открывать не спешат, и я снова ощущаю смутную тревогу.

Настя в последнее время много работает на энтузиазме. Работает много, ест мало, спит беспокойно.

Лишь бы в обморок где по пути не грохнулась.

Открываю своим ключом, поднимаюсь в квартиру и с порога понимаю — что-то не так. Вроде всё, как было утром, но незримые изменения я ловлю какой-то интуитивной частью сознания.

Насти нет, но вещи её висят в шкафу.

Не все. Кажется, не все.

На кухне проверяю шкаф с посудой и не обнаруживаю там грёбаного сервиза.

Ушла? Вот просто взяла и ушла?

А поговорить?! А со мной обсудить свои переживания? Или я что, декорация к твоей новой жизни?

Насть, ну объясни ты для тупых. Не понимаю я твоих многозначительных, блять, выкрутасов!

Снова звоню.

«Абонент временно недоступен…»

Заблокировала. Ахуеть.

Ладно, Добров, подыши и расслабься…

Но расслабиться не получается. Хочется прямо сейчас прижать её к стене и вытрясти всё, что она от меня прячет в своей голове. Потому что я не могу всякий раз предугадывать её триггеры и обходить их стороной. И если это — стандартная её реакция на какой-то мой косяк, то нам с ней вообще не по пути.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не потому, что я не могу извиниться за свои косяки, а потому, что мне нужно хотя бы знать, за что извиняться!

Еду к Лике. Конечно, фея прячется там, под покровительством своей грозной лучшей подруги. Наверняка накидывается вином, рассказывая, какой я козлина. А я… Может, и козлина, но пока не понял, где налажал.

Долблю в дверь.

Лика открывает. Смотрит на меня так, будто вот-вот в камень обратит. Смотрю с вызовом в ответ.

— Позови Настю.

— Какую ещё Настю?

— Мою.

— А почему ты

свою Настю

ищешь

у меня дома

? — Вздёргивает иронично брови.

— Лик, а давай без этих экзерсисов? Ты же вроде всегда в адеквате.

— Я думала, ты тоже. — Складывает руки на груди. Поджимает сурово губы. — Нет здесь твоей Насти.

Врёт Лика, знаю. Я чувствую, что фея моя там прячется. Ощущаю в воздуху тонкий шлейф её парфюма. Ну либо у меня шиза и этот запах — фантомный.

— А где она есть?

— Без понятия.

За спиной Лики трутся любопытные двойняшки. Пацаны. Лохматенькие. В одинаковых футболках и с одинаково перепачканными шоколадом ртами.

А я чувствую, как болезненно сжимается, тянется и рвётся внутри всё светлое и хорошее, что во мне есть.

Я ведь тоже хотел…

Ай, похуй уже, чё я хотел.

— Понял, что в моём лице всё зло мира сосредоточилось, но ты хоть намекни, что мне инкриминируют. Расскажи, где я криво въехал.

— А это уже не важно. Добров, ты со своим прошлым разберись, а потом хорошим девочкам головы морочь. Всё, катись, видеть тебя не хочу. Ещё раз здесь появишься — полицию вызову.

Что ж за страшный грех мне приписали, если даже Лика так на меня зла?

Закусываю щёку. Очень хочется поднять шум, но… Спокойно. Дома поорём.

— Это передай Насте. — Протягиваю Лике папку с документами.

— Что это?

— Подарок под ёлку. И скажи Насте, что я…

Что люблю? Серьёзно? Сейчас?

— Скажи Насте, чтобы по темноте одна не шарахалась.

Снова ухожу, как вшивый пёс.

Сажусь в машину. Набираю ей сообщения одно за другим.

Поговори со мной. Поговори.

Я знаю, что они не дойдут до цели, может именно поэтому и пишу. И так меня разматывает от этого никому ненужного монолога, что хоть на луну вой.

Нельзя так, Насть, с людьми. У меня тоже есть сердце, как и у тебя. А ещё у нас обоих есть рот, и мы, гепотетически, можем словами обсуждать вещи, которые нас не устраивают. Но ты снова выбрала сбежать.

Может, я мало дал? Но у меня больше ничего нет. Я отдал столько, что не осталось даже для меня самого, и я, наверное, впервые в жизни ощущаю себя настолько опустевшим.

Еду домой. Валюсь бревном на диван и лежу, глядя отупевше в потолок.

В ногах что-то шевелится.

Я и забыл, что у меня теперь есть кот…

Демон сворачивается калачиком. Держит холодно дистанцию, не мурчит уютно песенки. Просто лежит у щиколоток, зыркает на меня зелёным глазом и одобрительно щурится, будто позволяет мне быть рядом.

Демон, а ты души грешников забираешь? Мою возьмёшь?

Не нужна она мне больше, потому что пиздец, как болит. И профитов от неё ноль.

Демон скромно касается лапой моей ноги.

Забираешь? Окей.

Отрубаюсь.

Глава 29.

Настя.

Последнее занятие с группой в этом году. Мои ученицы в красных новогодних шапочках, на фоне тихонько играют праздничные треки, в углу перемигивается огнями ёлка. Но новогоднего настроения у меня нет.

Да и вообще никакого нет…

Мои мысли не здесь, и мне с трудом удаётся сконцентрироваться на теме занятия. Чувствую, что подвисаю иногда, как наш рабочий ноутбук. Не понимаю, в беременности дело или в том, что я снова выпотрошена морально? В прочем, одно другому не мешает.

— Всегда помните о том, что люди воспринимают камеру, как барьер между вами. — Застываю взглядом на пушистых снежинках, кружащих за окном. Наверное, это красиво, но я не могу восхититься как следует. Нет сил. — Это нормально, и этот барьер вы должны убирать. Не ждите от своих клиентов молниеносного раскрепощения и вложитесь как следует в установление контакта. Доверие важно, и…

И невероятно больно, когда его подрывают.

Мысленно я поставила точку в наших с Киром отношениях раньше, чем произошло что-то фатальное и разрушительное. Потому что мне хочется сохранить то светлое из этой истории, что у нас было.

Отказываюсь принимать в свою реальность Кирилла-злодея. Он для меня останется про тепло, заботу и нежность. И даже про любовь, да.

Я выбираю малодушно сбежать, потому что эта стратегия кажется мне сейчас самой верной. Я просто пытаюсь избежать боли. Потому что в отношениях, где принимают только часть тебя, открещиваясь от остального, я уже была. И возвращаться в них мне совершенно не хочется.

И пускай мне всё равно больно, но лучше так, чем разговоры об аборте, ведь у меня тоже есть компромиссы, на которые я не готова идти.

Я просто защищаю себя. И феёнка.

Мои рассуждения кажутся мне бесконечными, и я блуждаю в лабиринте мрачных мыслей, натыкаясь на тупики. Отсюда нет выхода.

Мне страшно.

Мне ужасно страшно оставаться в одиночестве. Мне необходимо надёжное плечо. Я не справлюсь одна. Не смогу.

Ребёнок — это чудо. И возможность стать лучше. Но страх всё равно меня подавляет и заставляет сомневаться в собственных силах.

Сердце трепещет, скручивается, сжимается. Чувствую его неровные удары.

Может, я совершаю ошибку?

Может, стоило подождать ещё пару лет?

— И что? — Вырывает меня из раздумий голос Елены.

— Что?

— Вы сказали: доверие важно и…

Открываю и закрываю рот, как выброшенная на берег рыба. Снова я зависла…

— Да, это важно. Пожалуй, здесь можно поставить точку. Спасибо за внимание, на сегодня закончим. Желаю всем хороших выходных, увидимся в январе. С наступающим!

Ученицы мои поздравляют в ответ, оставляют небольшие презентики на столе.

Выходят все, кроме Елены.

— Настя, у вас что-то случилось? Лица на вас нет.

— Всё хорошо, просто год выдался тяжёлым. — Улыбаюсь, понимая, что выходит вымученно. — Скорее бы он кончился.

— Вот уж верно. — Елена садится на стул напротив меня. — Если бы ещё в Новый год мы с собой не тащили груз из старого. Водится за нами такая привычка.

— Я свой точно потащу. — На автомате кладу руку на живот.

Феёнок ещё слишком мал, чтобы отвечать, но я всё равно его чувствую. Он сосредоточен где-то внутри меня тёплым уютным шариком, и когда я касаюсь этого места пальцами, мне становится чуточку лучше.

Елена ловит мой жест и понимающе кивает.

— О, вас можно поздравить?

Поздравить с тем, что моя жизнь снова в руинах?

— Думаю, можно. — Чувствую, как свербит в носу. Закусываю губу и до боли впиваюсь в неё клыком.

Не реви. Не реви!

Глаза становятся влажными. Часто хлопаю ресницами, смаргивая слёзы.

— Настя, может я могу вам чем-то помочь? — Елена копается в сумочке, протягивает пачку бумажных платочков. — Мне смотреть на вас больно.

— У меня правда всё нормально. Это просто стресс и гормоны, приправленные праздничной суетой.

Голос на последнем слове предательски ломается. Я громко всхлипываю и зажимаю рот ладонью.

Ну вот! Что устроила?

— Всё сказанное вами умрёт вместе со мной. — Елена заговорщически подмигивает, накрывает мою руку своей. — Давайте, ну же. Станет легче.

Плача навзрыд, неразборчиво и без особой надежды на то, что станет легче, я вываливаю на Елену всю свою историю, начиная с того вечера, когда Марат привёл домой любовницу. Рассказываю про Кирилла, Демидову, беременность. Рассказываю честно, как на исповеди, и… Становится легче. По крайней мере, я больше не вою белугой.

— Настя, у вас такое волшебное время впереди. — Улыбается Елена и смотрит с таким материнским теплом в глазах, что у меня сердце щемит.

Мне хочется уткнуться в её плечо и поорать, и чтобы меня погладили по голове и сказали, какая я храбрая, хорошая девочка.

— Беременность — это чудо. Не важно, какие вокруг вас декорации. Марат, Кирилл, Вася, Петя — совершенно никакой разницы. Полагаться вы должны на себя. И вам нужно быть сильной ради своего ребёнка.

— Но я не сильная. — Рву нервно платок на сотню мелких кусочков. — Вдруг я не справлюсь одна?

— А вдруг справитесь?

— Предлагаете поставить эксперимент? Считаете, что это гуманно?

Елена склоняет голову к плечу и поджимает губы, словно взвешивает тщательно то, что собирается мне сказать.

— Послушайте меня. Я работаю с детьми уже тридцать лет, двадцать из которых провела на месте директора в детском доме. Я видела сотни грустных историй. Да, они разные. Но в основе их часто одно — страх. Страх перед будущим, перед возможными ошибками. Но кто, скажите на милость, не совершает ошибок?

— Цена такой ошибки слишком велика.

— Настя, просто попробуйте. А если вдруг почувствуете, что не справляетесь, то всегда сможете отдать ребёнка туда, где о нём точно позаботятся.

Дыхание перехватывает, словно от удара в солнечное сплетение. Поднимаю на Елену влажные глаза.

— Что?

— Ну, а почему нет? Попробуете себя в роли матери, и если поймёте, что это не ваше — сдадите ребёнка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С трудом сглатываю вязкую слюну. Внутри меня всё сворачивается в узел и застывает от того, как ужасно и жестоко это звучит.

Сдать ребёнка!

Это что, игрушка, которую можно вернуть в магазин, если она пришлась не по нраву?

— Вы что такое говорите? — Обнимаю себя двумя руками за живот, будто феёнка у меня пытаются забрать прямо сейчас. — Никуда я его не сдам! Да как у вас язык повернулся…

— Я не хотела вас обидеть! — Примирительно хлопает меня Елена по плечу. — Я просто хотела показать, что варианты есть всегда. Ведь вы так не уверенны в том, что справитесь. А я вам наглядно показала как минимум один выход на случай, если у вас не получится.

— Что ещё за бред! Конечно, я справлюсь! У меня есть работа, и я отлично с ней справляюсь. Да я, чтоб вы знали, отличный специалист, и меня с руками оторвут в любой студии! И потом, у меня есть Лика, которая всегда на подхвате. Родители! У меня замечательные родители! В конце концов, я могу уехать к ним в Воронеж, если будет совсем тяжело. — Выдыхаю с шумом воздух, обмахиваюсь ладонями. Щеки пылают, и мне очень жарко. — Никакого детского дома! Я справлюсь. А вы…

Смотрю на Елену с вызовом. Я так зла, что зубы скрипят от напряжения.

— Ну вот, Настя, видите? У вас есть всё для того, чтобы сделать этого ребёнка счастливым, и самой обрести счастье. Не искать его в ком-то, а взрастить самой. Здорово, что вы это осознали.

Тру озадаченно переносицу и чувствую себя последней тупицей на земле.

— Спровоцировали меня, да?

— А как иначе? Даже если бы я вам сто раз сказала, что вы справитесь, вы бы мне не поверили. — Елена встаёт, разглаживает медленно складки плиссированной юбки. — Мы не можем заглянуть в будущее и наверняка узнать, справимся ли с очередной проблемой или нет. Но мы можем поднять высоко голову, признать свою силу и сделать всё для того, чтобы справиться. С наступающим вас, Настя. Будьте счастливы.

Она уходит и прикрывает за собой дверь.

Остаюсь одна, забираюсь на подоконник и смотрю в окно на кружащие в воздухе пушистые снежинки.

Да, это красиво.

Дышу на стекло, рисую пальцем маленькое сердечко. А потом рисую рядом ещё одно — побольше.

А знаешь, феёнок, мы справимся!

Что думаешь о переезде в Воронеж?

Глава 30

Настя.

Собираю вещи в небольшую дорожную сумку. По сути, здесь вся моя жизнь. Что-то я оставила в доме Марата, что-то в квартире, которую для меня нашёл Кир. Но я не жалею об оставленных вещах, они все не важны для меня больше.

Завтра я встречу Новый год с Ликой и двойняшками, а утром первого января уже буду на пути в Воронеж, где начну новую жизнь.

С чистого листа.

Чистые листы — это всегда страшно.

Хватаю с кресла любимый кардиган, под ним — папка. Тянусь к ней, но застываю в паре сантиметров. Сжимаю пальцами воздух.

Это прощальный подарок от Кира. Там всё, что нужно для того, чтобы утопить Марата и оставить его ни с чем, но я пока не решила, что мне с этим счастьем делать. Чувство, что я имею власть над жизнью Марата меня немного дезориентирует и угнетает, ведь я привыкла к иному раскладу вещей.

Может, подарить на Новый год всем прощение? И себя простить тоже. Сжечь документы, тихо мирно развестись и забыть об этом, как о страшном сне?

Не знаю, каким образом Кир это провернул, где откопал, но уверена, что он приложил не мало усилий. Он пытался меня защитить и обезопасить со всех сторон.

В нём этого очень много — какого-то немного старомодного благородства. И доброты. И искреннего желания помочь.

Ну, как ты там поживаешь? Хорошо всё у тебя?

Жаль, что мы не сошлись на таком важном пункте совместной жизни, как ребёнок.

Я стараюсь просто принять внутри себя произошедшее. Не искать виноватых и не придумывать сотни сюжетов, которых не случилось и никогда не случится.

Так нужно.

Так правильно.

Глажу живот, чувствуя привычное тепло под пальцами.

Я благодарна за то, что имею теперь. Это очень ценный подарок, спасибо. Я буду его беречь.

Всё это я укладываю бережно в свой багаж опыта. Оно пригодится мне. Оно уже привело меня в ту точку, из которой я могу самостоятельно строить своё счастье, хотя раньше мне и подумать было страшно о том, чтобы полагаться только на себя.

— Настюш, ты кофе будешь? — Заглядывает в комнату Лика. Она ужасно хрипит и хватается за горло, болезненно морщась.

— Буду. Ну что, совсем тебе хреново?

— Нормально. — Отмахивается. Как обычно строит из себя героя.

Алиса тоже болеет и не появляется уже пару дней. Мы с двойняшками, на удивление, держимся, как стойкие оловянные солдатики.

Я стараюсь разгрузить Лику, чтобы дать ей возможность отдохнуть и восстановиться. И смотрю на её детей теперь под иным углом. У меня скоро тоже появится такой маленький шустрик, и мне нужно будет учиться с ним общаться. Но мы обязательно подружимся, я знаю.

На кухне по-хозяйски роюсь в шкафах.

— Мёд есть?

— В холодильнике.

— А лимон?

— Вон там, внизу.

Готовлю Лике свой волшебный лечебный чай с мёдом и имбирём. Проверяю лоб.

— Ты горячая. Давай-ка пей чай и под одеяло.

— У нас в пять ёлка.

— С ума сошла? Какая тебе ёлка? Я сама двойняшек свожу.

— Не надо…

— Не разговаривай. — Усаживаю Лику за стол, подаю чашку, накидываю на её плечи плед. — И не дури. Если тебе на себя плевать, пожалей детишек. Всех там на этой ёлке наградишь своими бациллами. Этого хочешь?

Отрицательно мотает головой. Послушно пьёт чай.

— А ты другая стала. — Смотрит на меня поверх чашки.

— Правда?

— Да. Решительная. Ты…будто горишь.

— Это ты горишь. И, судя по всему, бредишь. Допивай и ложись, а пацанов я сама соберу и свожу на такси. Привезу целых и невредимых, не переживай за них.

— Больше за тебя переживаю. — Улыбается Лика. — Спасибо, Настюш. Ты мне очень помогаешь.

Отправляю Лику спать, навожу порядок на кухне, а затем посвящаю целый час макияжу и подбору одежды. Праздник всё-таки! Буду красивой!

Телефон вибрирует в кармане.

Сердечко на миг сбивается с ритма. Глупое моё сердечко в тайне грезит надеждами о счастливом финале и ждёт, что чудо вот-вот случится.

Но, нет…

Сообщение с незнакомого номера. Открываю.

Неизвестный: Дорогая Настя! Обойдемся без лирических вступлений. Подавай на развод и вали из его жизни. Увижу тебя рядом с Маратом или узнаю, что ты ему пишешь, и эти фото получат публичную огласку. Хочешь этого? С любовью, Света.

Листаю прикреплённые файлы. Это фото со съёмки, которую для меня устроил Кир. Я их Марату отправила, но до него они, видимо, не дошли.

Рассматриваю внимательно себя красивую, эротичную, сексуальную. Нет в этом грязи, нет дешёвой пошлятины, и мне, объективно, не стыдно за эти кадры. Я бы пережила, если бы они вдруг оказались в свободном доступе на просторах интернета, но… Никому не позволю больше себя обижать.

Сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Хватаю папку с документами.

— Сёма, Тёма, собираемся! Надо заскочить в пару мест до ёлки!

Едем с двойняшками в такси. Пытаюсь выторговать пару часиков хорошего поведения.

— Если вы будете прилично себя вести, я куплю вам подарки. Что вы хотите?

— Вобота! — Кричит Сёма на всё такси.

— Вобота! — Поддерживает Тёма.

— Ладно, по роботу каждому, и мы работаем, как одна эффективная команда, договорились?

Пацаны непонимающе хлопают длинными ресницами.

— Вы не крушите всё вокруг, а тётя Настя покупает вам роботов. — Так, над формулировками надо поработать.

— Да! — Соглашаются двойняшки, хотя явно лукавят.

Подъезжаем к студии красоты. Напоминаю двойняшкам о нашем уговоре.

Рита заканчивает работу с клиенткой и, не поднимая на меня глаз, бубнит:

— Если вы не по записи, то не приму, извините. Сегодня всё плотнячком!

— А если мне очень надо?

Рита бросает быстрый взгляд в мою сторону. Сканирует пацанов, которых я уже с трудом удерживаю рядом с собой за капюшоны курток.

— А, розовые пряди! Как дела? — Круглая расчёска в её руках скользит по блестящим волосам девушки, закручивая концы.

— Рит, а ты можешь мне это… Под каре?

— Ммм. — Многозначительно. — Ну, ради каре я даже чуть подвину свой график.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Устраиваю мальчишек на диванчике, вручаю раскраски и карандаши. Включаю на телефоне мультики. Сёма и Тёма увлеченно рисуют. Я дожидаюсь, пока Рита закончит с клиенткой и сажусь в кресло.

— Ну, решилась наконец?

— На каре?

— На развод. — Рита улыбается уголками губ. — Я ж говорила, что эти вещи имеют почти прямую корреляцию. За тринадцать лет работы я успела построить целую кучу теорий. Знаешь, женщины уверены, что изменив что-то во внешности, они меняют и мир вокруг себя.

— Глупо, да?

— Не-а! Это чистая правда! Когда ты любишь себя, все остальные тоже начинают тебя любить. Ты себе не нравишься — не нравишься окружающим. Не знаю, как эта фигня работает. Вселенная слышит наши мысли, или мы источаем какие-то особые флюиды, но… это работает, чёрт возьми!

Рита вытягивает мои влажные волосы тонкой расчёской.

— Готова? — Наши взгляды встречаются в отражении.

Киваю.

Волосы хрустят под острым лезвием ножниц. Звук такой, будто под ногами треснул лёд. Длинные пряди падают на пол.

Чувствую, как дрожит подбородок. Как увлажняются глаза. И как голове становится легче, будто я сбрасываю часть той ноши, что пёрла на себе последние шесть лет.

Слёзы катятся по щекам.

Иррационально? Не логично? Глупо?

Но я плачу не от горя. Это слёзы свободы и перерождения. Это моё начало, и я оставляю прошлое позади.

Сердце бьётся так сильно, что я слышу в ушах его ритмичный бой.

Прядь за прядью падают на пол.

Чик. Чик.

Лезвие ножниц опасно блестит в свете ламп.

Рита заканчивает, вытягивает волосы утюжком и чуть фиксирует лаком идеально ровный срез.

— Поздравляю, красотка! — Объявляет торжественно, словно вручает мне Оскар. — Теперь ты обладательница шикарной причёски и шанса на новую жизнь. Пользуйся с умом!

Собираю двойняшек. Любуюсь искоса на своё обновлённое отражение в зеркалах.

Снова прёмся в такси через пробки. Пацаны молодцы: ведут себя вполне приемлемо для трёхлеток, и лишь иногда напоминают мне про обещанные подарки.

Таксист паркуется у офисного здания. Выходим.

Чувствую, как потеют мои ладони. Первым порывом ощущаю безумное желание запрыгнуть обратно в машину и умчаться отсюда как можно дальше. Не даю себе время для раздумий — вхожу в здание. Двойняшки крепко держат меня за руки и с любопытством озираются по сторонам.

В лифте Сёма с Тёмой устраивают битву за честь ткнуть нужную кнопочку.

Радуюсь, что я с детьми — они не дают мне увязнуть в пучине собственных переживаний.

В офис Марата вхожу с высоко поднятой головой и почти сразу натыкаюсь на Свету. Она сверлит меня хищным взглядом, разглядывает с головы до ног.

— Настя? Ты, кажется, не так поняла смысл моего сообщения. — Цедит она ядовито. — Свалить из нашей жизни означает не появляться в ней больше никогда.

Холодно смотрю ей в глаза. И не чувствую по отношению к ней вообще ничего. Ни ненависти, ни раздражения. Она такая…жалкая, не способная на честную конкуренцию.

Да и за кого сражаться? За Марата?

— Мой муж у себя?

— Алло, ты не врубаешься, или что?

— Мой муж у себя? — Повторяю твёрдо.

— Нет его. Для тебя нет.

— Окей. — Крепче сжимаю ладошки двойняшек. Идём вместе к кабинету Марата.

Света бежит на шпильках за нами, кудахчет мне в спину.

— Я прямо сейчас твои фотки залью в сеть! Я тебя предупреждала! Я русским языком тебе написала, чёрным по белому!

Ой, ты кого хочешь этими фотографиями удивить, а? Ну, хоть бы мне там член прифотошопила, ей богу! А так… Пф.

Врываюсь в кабинет мужа.

Марат округляет глаза и подрывается со своего кресла мне навстречу.

— Можете не вставать, Марат Львович. Я не на долго, только подарочки отдам.

— Вау, Настён, какими судьбами? Рад видеть. Хорошо выглядишь! Новая причёска?

Игнорирую восторги.

Сгребаю со стеллажа миниатюрные копии раритетных авто — муж коллекционирует.

Отдаю двойняшкам.

Марат молчит, лишь желваки на его лице напряжённо ходят.

— Я сейчас позову охрану! — Верещит Света позади меня.

— Охрану, полицию, и налоговую инспекцию заодно. — Подмигиваю Марату.

Лицо его медленно покрывается красными пятнами.

— Настён, надо было сообщить, что приедешь. Мы бы поляну накрыли. — Разводит руками Марат.

— Ну какую поляну, милый? Тебе бы сейчас поберечь содержимое кошелька. До меня дошли слухи, что ты в полной заднице.

Достаю папку.

— Так, обещанные подарки! — Выкладываю на стол бумаги. — Посмотрим, посмотрим… Подарок номер один: бумаги от юриста, подтверждающие, что две трети дома принадлежат мне. Номер два: акт проверки бухгалтерии. Посмотри внимательно, кажется, там очень серьёзные проблемы с налоговой намечаются. — Припечатываю к столу бумаги одну за другой. — Номер три: контрольный пакет акций твоей компании переходят в руки… Ой, кажется, здесь моё имя? Вот это да… Номер четыре: заявление в полицию о попытке похищения. Дело получит ход, как только я дам добро. А я, Марат, дам, если ты ещё хоть раз появишься в моей жизни.

Прижимаю локти к телу, чтобы не выдавать того, как сильно дрожат руки.

— Настён, это что, шантаж?

— Ну какой же это шантаж, Марат? Я тебя спасаю от самого себя. Посмотри, что с тобой сделали деньги. Считай, что это такой акт любви. Потом ещё поблагодаришь меня за это!

— Подожди, малыш. Ты сейчас на нервах. — Марат подрывается, подходит совсем близко и кладёт ладони мне на плечи. — Давай мы спокойно всё обсудим? Выпьем кофе… Я ведь люблю тебя, Насть. И всегда любил! Просто запутался немного.

Смотрю в его глаза.

Там ничего нет больше для меня. А было ли когда-то?

Нас связывает общее прошлое, но общего будущего у нас точно нет. Во мне нет доверия, а это самое важное.

Брезгливо сбрасываю его ладони со своих плеч.

—Итак, мои условия. Ты по доброй воле переписываешь на меня фирму, а я оставляю тебе дом. Переговоры окончены, мой юрист свяжется с тобой в течении дня. Мальчики, на выход!

Двойняшки распихивают по карманам машинки.

Сёма напоследок показывает Свете язык.

Под обалдевшими взглядами Марата и Светы ретируемся из офиса. Нас никто не догоняет — они в полнейшем ступоре, переваривают моё выступление.

Морозный воздух бьет по щекам, приводя в чувства. Дыхание рваное, и по венам у меня сейчас, кажется, бежит сплошной адреналин.

Меня всю колотит, но на душе свободно и легко.

— Ну что, за игрушками и на ёлку?

— Да-а!

С чувством выполненного долга ставлю жирную точку в конце этой главы своей жизни.

Здравствуй, чистый лист!

Глава 31

Кирилл.

Будильник. Душ. Подгоревшая яичница.

Мутный диалог с котом за завтраком.

Работа.

Дом.

Повторить.

День сурка, и я не понимаю, какой урок мне хочет преподать мироздание. Жизнь потеряла краски. Её палитра теперь лежит в диапазоне от грязно-серого до

очень

грязно-серого.

И новогодние гирлянды не спасают.

Кручу в руках маленькую статуэтку. Это фея с тонкими крылышками. Купил вчера, поддавшись на какие-то хитрые уловки мозга. Он, видимо, решил, что можно человека заменить глиняной фигуркой. Но даже Демон не ведётся на поддельных мышей, с чего бы мне тогда радоваться поддельной фее?

Я очень хочу её увидеть. Хотя бы из далека.

Не позволяю себе откровенно сталкерить за феей, но иногда приезжаю на ту квартиру, где мы с ней жили. Надеюсь, что она заскочит за вещами как раз в этот момент, и мы, застигнутые врасплох обстоятельствами, будем вынуждены обо всём поговорить. Или просто заняться прощальным сексом, если она в своей фейской голове уже всё решила за нас двоих.

Отхлёбываю горький кофе. Зажаренная яичница хрустит на зубах.

А какие вкусные она блинчики готовила…

В коридоре что-то щёлкает, звякает, и я подскакиваю на стуле. Она не пришла бы сюда, ко мне, я знаю, но всё равно выхожу.

Нет, не она.

Это Демон скинул с комода ключи.

— Паразит. Иди жри паштет свой. — Иррационально злюсь на кота за вспыхнувшую в груди надежду, подталкиваю его под жопу к кухне.

Демон недовольно и утробно рычит. Компанейский мой мальчик… Он так хорошо устроился, что я чувствую себя в своём доме, словно в гостях.

Собираюсь на работу, забираю с собой статуэтку феи. Нет, не прокатывает этот суррогат, только раздраконивает и без того бушующие эмоции. А выбросить рука не поднимается.

Насте подарю… Чтобы никогда не забывала о том, какая она волшебная женщина.

В цех сейчас заходить страшно. Там всегда шумно и суетно, но предновогодняя атмосфера сгущает краски: все с горящими задницами пытаются успеть уложиться в дедлайны.

Уже на входе меня едва не сносит с ног Дед Мороз.

Ну, тридцатое декабря, Добров! Добро пожаловать в преисподнюю.

— Антоша, ты хоть смотри под ноги! Как ты к детям-то собрался? И вообще, ты что тут забыл? У тебя ж отгулы.

— Так подарки занёс. — Антон стягивает густую белую бороду на подбородок. Чешет остервенело щёки. — В этом костюме писец, как жарко!

— Что за подарки?

— Ну, так ты же сам сказал, купить подарки для детей сотрудников. Вот, я привёз. — Тычет на мешок за спиной. — Осталась, правда, пара лишних.

— А для шефа там ничего нет?

— Ну, шеф у нас сам Джинн и умеет желания исполнять.

— Нет, Антош, для себя магия не работает. Всё для вас.

— Западло! Ну, раз так… — Вздыхает Антон, выдирает волос из бороды. — Трах-тибидох! Потом поблагодаришь. Ладно, меня Снегурка в машине ждёт, нам ещё на семь адресов сегодня надо!

Смотрю в след уходящему Морозу.

Сжимаю глиняную фею в кармане. Иду к раздевалкам.

Она ведь вернётся когда-то за вещами.

Может, записку приложить? Не, фигня какая-то.

Возле её шкафчика замираю. Мне кажется, что я чувствую её парфюм даже через закрытую дверцу, и этот запах сметает меня волной. Я тону и отчаянно боюсь вдохнуть поглубже. Воздух обжигает лёгкие, словно в них попала солёная вода.

Ну, нахуя тебе туда лезть? Отпусти и забудь. Уйди. Назначь свидание на вечер и расслабься в компании хорошенькой дамочки. Потрахайся как следует.

Не-а. Потому что это тоже суррогат и тупая сублимация. И если я так поступлю, то даже Демон перестанет меня уважать.

Кручу колёсики, выставляя год Настиного рождения. Замочек щёлкает.

Просто положу. Не буду даже смотреть.

Протягиваю руку к полке не глядя. Кладу глиняную фею. Пальцы задевают что-то холодное и твёрдое, смахивают рассеянно на пол.

Тест.

Поднимаю и пялюсь отрешённо на значок плюса на маленьком экранчике, и в первые мгновения не могу связать всё в одну картину.

Это пазл из трёх деталей, но я настолько ошалевший сейчас, что просто зависаю, разинув рот.

Сердце, кажется, на миг перестаёт биться, а потом срывается галопом. Прижимаю руку к груди и давлю, утрамбовывая его обратно в грудную клетку.

Я стану папой?

Я стану папой!

Ну, Антон! Ну, волшебник!

Глупая моя фея, почему же ты не сказала? Испугалась? Но разве бы мы не нашли выход?

Или ты уже нашла..?

Бурлящая радость сменяется ледяным страхом. Он сползает по позвоночнику вниз и стекает в ноги, наливая их свинцовой тяжестью. Всё моё тело ватное и непослушное.

Только бы она не натворила глупостей!

Наплевав на дела, еду к Лике. Долго не могу достучаться, а когда дверь, наконец, открывают, я врываюсь в квартиру, как ураган.

Лика заспанная, со спутанными волосами и лихорадочно горящими щеками.

— Добров, ты ахренел?! — Хрипит она. Заворачивается плотнее в тёплый кардиган. — Ты что себе позволяешь?

— Где она? — Слышу сталь в своём голосе, и Лика испуганно отступает к стене.

— Нет её здесь, я уже говорила.

— Тогда скажи. Где. Она. Есть.

— Уходи. Иначе я исполню обещание. — Поднимает угрожающе телефон.

— Я не могу уйти, и ты сама знаешь почему.

Достаю тест. Лика округляет глаза, но тут же берёт эмоции под контроль.

— Он не твой.

— Конечно, мой. Хочешь убедить меня в том, что Настя спала с другим мужиком, пока была со мной? Не поверю, можешь не стараться. Это мой ребёнок, и я имею на него столько же прав, сколько и она.

— Где же был твой отцовский инстинкт, когда ты делал первого ребёнка? — Лика вздёргивает подбородок, словно я нанёс ей личное оскорбление. — Или, может, не первого? Сколько у тебя детей, Добров, и почему тебе так нужен именно ребёнок Насти?

Чувствую себя круглым идиотом, потому что до сих пор слабо понимаю суть предъяв.

— Какого первого ребёнка? — Устало тру лоб.

— Матвей, кажется. Ты даже имени его не знаешь? Так себе папочка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Матвей, Матвей… Что-то где-то слышал…

— Лик, а можно мне эту ахуительную историю с самого начала и во всех деталях?

В её глаза мелькает что-то похожее на панику, смешанную с растерянностью.

— Спроси у Демидовой! — Бросает, наконец, с вызовом.

Аа! Ну всё, собственно. Дальше можно не слушать.

Блять. Ну, конечно, куда ж без этой змеи подколодной! А стоило бы догадаться! Лопух ты, Добров.

Точно. Матвей! Племянник Кати, она его пару раз брала с собой в цех, когда сестре не с кем было малыша оставить.

Вот теперь вспомнил.

— Судя по всему, у Демидовой от меня ребёнок? — Складываю руки на груди, приосаниваюсь к стене. — И, вангую, сама Демидова об этом Насте и рассказала?

— И показала.

— Лик, ну взрослые же девочки, ну как так, а? А погуглить? А со мной поговорить? Если бы вы хотя бы попытались поискать ответы, то сразу бы всё поняли. Но почему-то вы выбрали лёгкий путь, и повесили на меня ярлык последнего мудака.

— Не понимаю. — Лика опускается на пуф, обмахивает ладонями красное лицо. — Так Матвей не твой ребёнок?

— И даже не Катин.

— Твою мать.

— Ладно Настя на эмоциях и под гормонами, а ты-то?

— А что я? Для меня, Кир, тема брошенных отцами детей триггерная. Сам знаешь, я двойняшек одна рощу. — Кусает нервно губы. — Чёрт, вот мы наворотили. Обиженные женщины это страшная сила.

Сажусь перед ней на колени. Заглядываю с надеждой в глаза. У меня внутри фарш из эмоций.

— Чего наворотили, Лик? Не говори только, что Настя сделала… — Язык дальше не поворачивается. Несказанное слово зависает над нами на пару секунд Дамокловым мечом.

— Совсем что ли? Нет, конечно! Она сразу решила, что оставит. Это я так, в целом…

Выдыхаю.

Остальное не важно, остальное мы исправим.

— Так где Настя?

— Двойняшек на ёлку повезла.

— Адрес.

— Не пустят тебя туда. Закрытое мероприятие.

— Адрес. — Настаиваю.

Нет таких дверей, которые не открылись бы под натиском мужского желания вернуть любимую женщину.

Лика пишет адрес. Вылетаю на улицу.

Достаю телефон.

— Антош, ты мне срочно нужен в центре. Ещё чуточка твоего волшебства сейчас будет очень кстати.

Ну, трах-тибидох!

А мне ещё в ювелирку надо заскочить.

Глава 32

Настя.

Новогодняя ёлка. Детский праздник. Страшненькие ростовые куклы повергают меня в откровенный ужас, но ребятишкам нравится: они с визгами таскают неуклюжего снеговика вокруг ёлки и лезут на шею к медведю.

Развлечения здесь не только для детей, но и для родителей-блогеров, которые стараются, чтобы каждая минута их жизни осталась запечатленной на камеру телефона. Шампанское в бокалах на тонких ножках, мини-бутербродики и кенди-бар с пирожными, одного взгляда на которые достаточно, чтобы заныли зубы.

За пультом диджей.

Рядом ошивается организатор, координатор и ещё какие-то наряженные тёти.

Сплошной пафос.

И музыка слишком громкая.

Бубню себе под нос по-стариковски, в духе «раньше было лучше».

Это не потому, что праздник плохой, а потому, что после разговора с Маратом меня качает, как лодку в шторм. И руки до сих пор трясутся. Но я очень собой горжусь. Очень!

Пытаюсь не терять двойняшек из виду. Они быстрые, юркие, как маленькие паучата, и я до паники боюсь их упустить. Не представляю, как Лика справляется с ними одна.

О, да, она же просила поснимать пацанов…

Лезу в сумочку за телефоном.

От Лики семнадцать пропущенных.

Обалдеть.

В планету сейчас врежется астероид, а я не в курсе, или что? К чему такая паника?

Перезваниваю. Прижимаю покрепче телефон к уху, второе закрываю ладонью.

— Настя, ты где?!

— В смысле? На ёлке. Лика, всё хорошо, не волнуйся!

— Насть, послушай… Добро едет… Ошиблись… Это капец!

Какое добро и куда оно, блин, едет?

Это мир медленно едет крышей со своим Новым годом…

Морщусь, пытаясь разобрать слова, но ничего не выходит.

— Очень шумно, Лик, дома поговорим!

Сбрасываю и ставлю «полёт», чтобы не отвлекаться. Как раз в этот момент к детям выходит Снегурочка. Девочки в костюмах снежинок завороженно ловят каждое её движение, мальчики — смущённо тупят глазки в пол.

Начинаются танцы с хороводами вокруг ёлки.

Присаживаюсь на диванчик у стены, наблюдая за происходящим через мелькающую толпу. В глазах уже рябит от яркости красок.

Снегурочка заводит привычную песню про заблудившегося в лесу Деда Мороза. Зовёт его жалобно и подстрекает детей повторять за ней.

— Дед Мо-роз! Дед Мо-роз! — Пищит полчище трёхлеток с невиданным диапазоном картавости.

Свет в зале гаснет, зажженными остаются лишь тёплые гирлянды.

Дед Мороз выходит, тяжело опираясь на посох. За спиной — мешок с подарками, и на миг мне хочется стать ребёнком, чтобы все мои проблемы сейчас свелись к тому, чтобы пересилить себя и рассказать на публику стишок взамен на куклу.

Смотрю, как переодетый бородатый амбал грузно присаживается на импровизированный ледяной трон. Ну, неужели не нашли актёра удачней? Да на нём же сейчас шуба треснет по швам…

Дети, визжа, ломятся к нему на руки. Наперебой рассказывают заученные с родителями стихи.

Сёма расталкивает толпу локтями и выбивается в авангард. Тащит за собой Тёму. Двойняшки громко и с чувством завывают «В лесу родилась ёлочка», до неузнаваемости коверкая слова.

Смеюсь. Снимаю всё на телефон.

Дед Мороз одобрительно кивает, шарит в мешке, вручает пацанам игрушки. Те несутся ко мне, чтобы похвастаться.

Так происходит до тех пор, пока последний желающий выторговать четверостишие на подарок не убегает с радостными воплями к маме.

Надеюсь, это конец?

Ну что, с дебютом меня? Первая детская ёлка пережита вполне успешно!

— Спасибо, ребята, услужили дедушке! — Басит Мороз, тяжело, с кряхтением, поднимаясь с трона. — Но остался у меня один подарочек. Кто же не забрал?

Переглядываемся.

Дед Мороз суёт нос в волшебный свой мешок. Делает вид, будто что-то разглядывает.

— А, вижу! Девочка Настенька не забрала! Где же ты, Настенька? Не стесняйся, выходи!

Настенька выходить не торопится, а Дед Мороз застывает взглядом на мне. Поднимает лохматые белые брови. Машет посохом.

— Я? — Тычу в себя пальцем обескураженно.

— Настей тебя зовут?

— Настей.

Интересно, что за сценарий у них…

— Выходи. — Командует Мороз. На секунду я ловлю в его голосе знакомую нотку, но не успеваю как следует об этом задуматься.

Народ хлопает, поддерживая.

Ломать комедию и задерживать праздник мне не хочется. Наказываю двойняшкам не двигаться с места и выхожу.

— Хорошей ты девочкой была в этом году, Настенька?

Мой брак разрушен. Я припёрла мужа к стене, вынудив отписать мне бизнес. Я ношу под сердцем ребёнка от мужчины, который никогда не узнает о том, что станет папой. И я разорвала наши отношения, даже не потрудившись объясниться. Сделала больно человеку, который этого, скорей всего, не заслуживает.

Хорошая ли я девочка?

Определённо, нет.

Но кому какое дело?

— Я была хорошей.

— А есть ли у тебя заветное желание?

Неосознанно кладу руку на живот.

У меня только одно желание: чтобы с феёнком всё было хорошо. В идеале, чтобы он рос в счастливой и полной семье. Но как часто реальность бывает идеальной?

Топчусь, неловко переступая с ноги на ногу.

— Нет, у меня всё есть.

— Странно. — Хмурится Дед Мороз и вытаскивает что-то из мешка. — А мне сказали, что этот подарок для тебя.

Протягивает руку, разжимает кулак. На красной варежке лежит маленькая бархатная коробочка.

Не осмеливаюсь взять.

Это что, шутка какая-то от организаторов? Пранк, который вышел из под контроля..?

По толпе проносится неясный шёпот.

Дед Мороз снимает варежки, отбрасывает их в сторону и…

Садится на одно колено.

— Ну что ты, Настенька, скажешь мне? — Голос Мороза становится на октаву выше. В тёплых медовых, как пчелиные соты, глазах, отражаются сотни огней праздничной иллюминации.

Вижу боковым зрением, как люди достают из карманов телефоны.

Тяну медленно белую бороду вниз и едва не падаю — ноги, предатели, отказываются держать вес моего тела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Кир?

— Насть, я тебе всё объясню. Всё-всё. Но мне надо знать, что тебе это нужно и важно. Потому что я один эту хрень не вывезу, понимаешь?

Оседаю медленно перед ним. Наши лица на одном уровне, и я чувствую на своих щеках его тёплое дыхание.

А нужны мне они, эти объяснения?

Что он может мне рассказать такого, что я не знаю? И это вовсе не про ребёнка Демидовой, а про то, что теперь связывает нас.

Я сама пришла к нему с не хилым багажом, так почему боюсь принять его прошлое, в котором он, возможно, тоже совершал ошибки?

Вот сейчас он передо мной, открытый и уязвимый в своих чувствах. Сделавший первый шаг навстречу человеку, который отказался от него, не объяснив причину. С глупой белой бородой и в съехавшей на затылок шапке, он вломился на детский праздник, чтобы предложить мне своё сердце.

Дыхание перехватывает. Сжимаю рукой горло, в котором комом встали слова. Я хочу ответить, но боюсь, что стоит открыть рот, и я просто разрыдаюсь у всех на виду.

— Соглашайся! — Кричат из толпы.

— Соглашайся, Насть. — Коробочка с кольцом упирается мне в грудь.

Музыка резко переключается на что-то лиричное.

Зависаю, глядя на переливающийся на гранях прозрачный камень.

Хлоп!

С потолка медленно валит фальшивый пушистый снег.

— Антоша, ёперный театр! Рано! — Бросает Кир сердитый взгляд в сторону диджейского пульта. — Ничего нормально сделать не могут, правда?

— Да. — Шепчу, касаясь пальцами его щетинистого подбородка.

Снег останавливается.

Народ, заинтригованный происходящим, наблюдает за нами с разинутыми ртами.

От Кирилла так по-родному пахнет. И я готова принять его в свою жизнь любого. Не важно, что будет дальше. Прямо сейчас мы оба этого хотим, и оба имеем право на счастье.

Мы со всем разберёмся. Я теперь знаю, что многое могу, а если вдруг что-то не получится — Кир подхватит.

Мы хороший дуэт. Я идиотничаю, а он меня спасает.

— Я такая дурочка. — Утыкаюсь лбом в его плечо. Чувствую, как тяжёлая ладонь скользит по моим волосам. — Я должна извиниться.

— Исполни моё желание, фея. И я буду самым счастливым Джинном в мире.

Киваю, не в силах ответить.

Протягиваю дрожащую руку.

На безымянном всё ещё сидит кольцо Марата.

Кир снимает его и брезгливо отшвыривает. Надевает новое так торопливо, словно боится, что я передумаю.

— Антоша! — Машет в сторону.

Хлоп!

Горячие губы Кирилла находят мои. Под аплодисменты и шокированные возгласы мы сливаемся в поцелуе, нарушая все каноны и сценарии детских праздников.

С потолка валит фальшивый снег.

Я тоже самая счастливая фея, когда рядом большой и сильный Джинн.

Да, а Лика-то не соврала…

Добро приехало!

Эпилог

Глажу феечку по почти лысой головке. Она лежит у меня на груди, такая маленькая, что я не могу поверить, что эта кроха вырастет в настоящего большого человека. Она хрупкая, словно сделана из тонкого стекла. А ещё она сладко пахнет молоком, и это запах самой жизни.

Зарываюсь носом в тонкие волосики, втягиваю воздух.

Для меня это всё чудо на максималках.

Влада Кирилловна расфокусированно смотрит в окно. Там Демон тычется носом в стекло и машет лапой, пытаясь поймать птичек.

Настя говорит, что новорождённые очень плохо видят, поэтому я комментирую для феи младшей:

— Подпрыгнул. Ты видела? Вот, балбес! Охотник, тоже мне. Варежки свои бесполезные спрячь, не позорься.

Демон презрительно зыркает на меня зеленым глазом.

С этим чудищем у нас негласная конкуренция за внимание женщин. Настю Демон сразу полюбил, и таскается за ней по пятам целыми днями. А к Владе первые три дня он настороженно принюхивался. Я переживал, что начнёт ревновать — котище, всё-таки, с характером. Но Демон, как истинный джентельмен, маленькую фею не обижает. Лишь ложится на её ножки, когда она спит, и приходит потереться мокрой усатой щекой о маленькие пальчики.

Настя говорит, он так метит человека, присваивая его себе, и вверяя себя ему.

И мне, отчего-то, это чертовски приятно.

Потому что мы все тут присвоенные и вверившие себя в чужие руки.

Мы не идеальная семья с лабрадором, как на баннерах строительных кампаний.

Мы чокнутая семейка, состоящая из двух самых волшебных фей, одного глупого Джинна и совершенно отбитого, но доброго Демона.

Кот шагает по подоконнику назад, задевает лапой цветочный горшок, подскакивает. Газует на месте, опрокидывая цветок на пол. Вцепляется в тонкий тюль когтями и медленно съезжает вниз, разрывая ткань на тонкие полосы. Смотрит ошалело на меня и дыбит шкуру на холке.

— Ой влетит тебе сейчас от мамы! — Ехидно потираю ладони.

Влада при слове «мама» чмокает пухлыми губками.

Слышу топот босых ног.

— Демон, паразит! Последний цветок убил мне! Господи, недоразумение ты лохматое! — Ругается полушёпотом Настя, стоя в дверях.

Она стала ещё красивей, чем была. Расцвела, разрумянилась. В глазах больше нет грусти, и вся она такая женщина-весна, что кажется, будто рядом с ней даже айсберг растает в секунду.

— Может, продадим его?

— Придётся доплатить, чтоб забрали. — Вздыхает Настя, присаживается рядом с нами на ковёр. — Как наша феечка?

— Не спит. — Рисую пальцем завитки на крошечной макушке.

— Потому, что хочет к мамочке.

— Нет, ей и с папочкой хорошо. — Обнимаю осторожно дочь.

Дочь…

У меня до сих пор мурашки, когда думаю о том, что стал папой.

Настя забуривается на диван, втираясь между мной и спинкой. Ложится ко мне на грудь, смотрит на феечку поплывшим взглядом. Её тоже до сих пор плавит от мысли, что мы стали родителями. Мы как два безумца целыми днями вздыхаем и восхищаемся нашим общим творением.

Влада Кирилловна кряхтит и тянется, как червячок, к маме. Она ещё даже не умеет держать головку, и свои намерения обозначает неловкими взмахами пухлых ручек и неразборчивым агуканьем.

У мамы в обалденной троечке целый запас вкусного молока, и Влада хорошо это знает.

Всякий раз удивляюсь аппетиту этого маленького человечка.

— Давайте, Влада Кирилловна, пора обедать.

Настя забирает дочку. Лежим втроём в обнимку на диване, и я кайфую от того, как круто повернулась моя жизнь.

— Кир…

— Мм?

— А расскажи нам сказку? Про принцессу.

— Я только про фею знаю. — Прочищаю горло. — В некотором царстве, в некотором государстве жила была одинокая фея. И так несчастна она была в своём одиночестве, что решила разыскать Джинна и загадать ему заветное желание. Тот с радостью согласился помочь, потому что и сам к тому моменту очень заскучал от жизни.

— Он тоже был одинок. — Поправляет Настя.

— Не сбивай полёт фантазии! — Щёлкаю пальцем по носу. — И вот Джинн посадил в животике феи маленькую волшебную семечку, а через несколько месяцев из этой семечки появилась ещё одна феечка. Крошечная, с носиком-пуговкой и смешными пухлыми пальчиками. Джинн сам не поверил, что смог такое чудо сотворить, разомлел, и…

— И напросился к фее на ПМЖ.

— Скорее, наоборот, ну да ладно. И стали они жить одной дружной семьёй.

— Долго и счастливо… — Зевает Настя.

— А потом Джинн посадил ещё одну семечку, и появился феёнок.

— Мм… Ни за что… — Мычит сонно Настя.

— Да-да, это сказка такая. Феёнок тоже будет. Ну, не прямо сейчас. Через годик. Да, Насть?

Уже сопит. Ресницы мелко подрагивают.

И Влада тоже тихо сопит, не выпуская изо рта розовый сосок.

Целую своих феечек в тёплые щёчки.

К нам приходит Демон. Растягивается пушистой колбасой на меня и Настю, лапой касается пяточки Влады.

Урчит уютно.

Тоже закрываю глаза.

Не, ну лабрадор точно был бы лишний. Мы и без него классная семья.

Проект «Добровы».

И это лучший проект в моей жизни.

Дорогие мои, вот и закончилась история Кирилла и Насти. Спасибо большое всем, кто оказывал мне поддержку звёздочками и комментариями! Именно ради вас я старалась публиковать главы как можно чаще! Надеюсь, вам эта история доставила удовольствие))

Пользуясь случаем, хочу пригласить вас в свою новую книгу «После развода. Всё ещё л…», в которой расскажу историю Лики.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец