Финик

Обойдя по воскресной нашей традиции, центральные книжные магазины с папой, выходным, конца декабря днём, мы направляемся теперь, в картинную галерею на Бородинке. Где громко заявленная сейчас, благотворительная проходит выставка. В помощь сбора средств, на строительство здания для новой художки.

Разрекламированная в городской газете нашей, как махинация, внимания сознательных самых граждан достойная. И с экспозицией вступительных «произведений» самих, юных, в основном халтурщиков… Учеников в смысле, художественной школы Тирасполя.

Присутствием своим которую, и я тоже, по мнению родителя моего, уважить пренепременно должна. Раз именно мне, в новом здании школы, как он надеется, доучиваться в ней на художницу, и придётся.

Меценаты, в представлении советских сограждан- лица достойные. Посему осознанность свою, будучи в галерейных будуарах, выражают сейчас скорбным, как минимум лицом.

Единственного, до моего прихода на мероприятие, ребенка, мать его, ещё с улицы, весьма громко и унизительно, поучает внутри выставки помалкивать. И вести себя, не в пример ей самой сейчас получается, культурно… А быть вольным слушателем, затянувшейся воспитательной лекции её, в ожидании, удалившегося за билетами отца, невольно вовлекаюсь, как свидетельница и я.

-Слы-шала??? Тебя тож касается! -папа удачно подходит, как раз к концу её тирады. -Знал бы, Оксан, что 2 билета мне в 15 рублей обойдутся, пережил бы, как-нибудь, чтоб ты, и в старом здании художки доучилась. -Этический настой его поубавился пропорционально издержкам. И мы уже входим в цитадель культуры. С развешанной там, по стенам вокруг, абсолютно несуразной, примитивной, даже для детской, мазнёй. Как будто специально провоцируемой учредителями галереи, испытывать на прочность, изображаемую пришедшими, почтенной своею мимикою, заинтересованность.

-Папа, ты знаешь, как можно «говно» культурно сказать? -шепот мой эхом, резонирует на весь выставочный зал. В соблюдаемую тут посетителями, высоконравственную, в их представлении, тишину… Дабы в ценность ущерба карману, в количестве 7-ми, с 30-ю копейками за вход, рублей, поверить себя заставить.

Спасение утопающих, дабы креативность сия размножалась, и пострадали не одни они-дело рук их самих... Необдуманно так, потративших на «культуру», свой предпраздничный, а значит, должный быть отданным, как минимум очереди за мандаринами, выходной.

-Фекалии. -давит улыбку, согласный в общем-то, и с моим вариантом, отец.

-Где фекалия, папа? -Решив почему-то, что так называют аквариумных рыбок, и забыв об эхе, я уточняю громче. Начиная оглядываться по сторонам, в поисках аквариума.

-Говно, Оксан, культурно так называют. -поясняет отец, еле сдерживая свой ржач. От оборачивающихся на нас активно вокруг, тоже согласных.

-Эх… -комментирует он, понимающим его по сторонам, вовлечённым в наш спектакль лицам, уже не ограничиваясь. -Я тАк на выставку моторов пойти хотел!.. Подумал тебе, Оксан, там не понравится.

-Авиацио-ооонных, что ли?!!... С пропеллером? Да, папа? -возбуждаюсь я. -Давай в следующий раз, лучше туда пойдём!

-Последний день сегодня…, -он выдыхает. -сельскохозяйственных думаю. Откуда ж у нас самолёты тут?.. …

-Жа-аааль… Идём, тогда в «Лакомку»? -предлагаю я ему соседнее кафе. -Я пирожное-корзинку хочу…

-Нет, Оксан! Такое уж с мамой, пожалуйста… Как кто-О, я буду с детьми там сидеть?..

-Ну, знаешь!..… На эти фекалии, папа, -раз слово культурное, то я теперь не шепчу. А плавным, эффектным и продолжительным жестом, рукою обвожу воздух. И складываю три пальца. -я три раза в неделю в художке смотрю... Полтора года уже! -в надежде скорее уйти, я спешу в следующий зал... И оглядевшись наспех по кругу, считая, что на этом можно заканчивать, тяну отца под локоть на выход. Не теряя надежды, склонить его, как-то ещё, к куда более квалифицированному творчеству, мастеров-кондитеров «Лакомки».

-Поо-дожди!.. -одёргивается он. -Смотри, вон! Тут куда лучше работы... -С интересом папа направляется в сторону небольшой толпы, из скопившихся смотрящих. У красиво освещённой, рассеянным из окна светом, работы в стенном выступе. Не случайно выделенной так, очевидно, сотрудниками галереи. И читает оттуда мне вслух название: «Олимпийская богиня весны Персефона» Работа учащейся Оксаны Малышевой…

Тво-оооя, Оксан? -поворачивается он, как в замедленном кадре, -что ли??? -сам опешив, и привлекая ко мне общее внимание, расступающейся с признанием, передо мною теперь аудитории. Открывая взору моему, забытую давно, большую акварель- экзаменационной моей, при поступлении в художественную школу работы.

Впервые тогда, и впечатлённой мною этим весьма событием, написанную за настоящим взрослым мольбертом…

Позади распускающихся, на тонких веточках пушочках вербы, на которой… По тающему уже снегу, в распахнутом настежь, на заднем плане окне. Освещённая мартовскою восходящей зарницей, миловидная парит в атмосфере девочка…

И предлинным, насиженным белыми голубками шлейфом, от платьица юной Флоры, заполняется простор перспективы. Осыпаясь лепестками по снегу, с него же, подснежников.                

Опутывая, овивая, обвивая, овеивая, обволакивая, окантовывая, обвешивая, охватывая, обступая и околдовывая жизни дорожками, все просторы природной стихии- её владения, в горизонт. Прорастающих в талых прогалинах, деликатно тонких окрасов, самых первых, весенних и нежнейших цветков.

Никак не решаясь теперь уже покинуть галерею, я принимаю похвальные оды, и фотографируюсь репортёром газеты «Днестровской правды». И от лица представителей учащихся художественной школы, отвечаю на спонтанно организованное мне, для неё же интервью.

-Какая замечательная выставка!!! Правда, папа?.. Ты мне теперь не корзинку, а тортик целый купить в «Лакомке» должен!.. -я не оставляю ему выбора.

-Согласен… -он открывает дверь кафетерия…

Но, на прилавке внутри, к моей меланхолии, выбор оставшегося там кондитерского, весьма уже не привлекателен. Что для заведения сего, совсем не свойственно…

-Ни одной корзинки??? -удивляюсь я вслух. Разглядывая, на всякий случай, огромный какой-то, юбилейный, по центру холодильной полки, торт. В отвратительно малиновых, и слишком помпезных, на фоне повергающей тут пустоты, розах.

-Раскупили! -оправдывается продавщица. -С галереи сегодня толпою сюда идут… Вы тоже были? Хорошая, что ли, выставка?..

-Л-У-чшая! Что я, когда-то видел... Очень советую! -отвечает ей папа. -Дочь моя выставляется! -он смотрит, как я смущаюсь.

-«Картошки» вот, осталась немного. И рогалики... -добрая, симпатизирующая мне продавщица, не понимающая пошутил ли он, пытается беседовать со мной. -Я помню ты маленькая, с мамой часто сюда заходила... Я тебя Красной Шапочкой называла... Забыла уже? -она умиляется от воспоминаний. -Мама твоя ругалась всё время, что ты крем только с корзиночек слизывала. А бисквит ей подсовывала… -Сю-хой! -говорила!

-Помню… -я тоже ей улыбаюсь.

-Через час только свеженькое подвести должны… … Может возьмёте фиников? -предлагает она. Видя, что обветренный уже, оставшийся товар, меня совсем не впечатляет.

-«Покупайте финики, для любовной лирики! » -читаю я папе, призывную на картонке надпись, над упаковками их, за следующим уже прилавком.

-Хммммм!.. Мне с нашей мамой, Оксан, это не светит! -родитель мой иронизирует.

-Эти, поверьте мне, работают! -сама смущаясь, но тем не менее лукаво, прищуривается ему продавщица.

-А ты ещё маленькая!.., -папа делает вид, что её не слышал, -Чтобы мечтать о таком… Идём уже! Резину тянешь… -он решительно направляется в дверь. В то время, как торговица за спиной его, протягивает финик один мне в руки.

-Батька твой?.. Не слушай его, Красная шапочка… -тихо говорит она, -Любимой быть в любом возрасте прекрасно!.. Угощайся, детка!

Растерявшись, в необходимости догонять отца, и не поблагодарив её, меня замедлившую, из-за этого, я выбегаю скорее за ним… Быстро обгладывая на ходу финик…

И совершенно не представляя, куда же деть от него косточку, хорошо обсосав её, пристраиваю поглубже в карман. Моего укороченного, клетчатого с расклешением книзу, пальтишка.

Помахав уже с улицы, в ответ такому же жесту, провожающей меня в окне продавщице, я настигаю его. И мы переходим через дорогу, к универмагу «Молдова». Прикупить селёдку для «Шубы», консервированный горошек, и некоторые ещё, необходимые к новогоднему столу яства, по выданному мамой списку. И проезжаем остановку обратно, ближе к центру, в овощной ещё магазин, за свеклой.

А тогда только уже, спускаемся, по длинной очень, 32-х я помню, посчитанных мною ещё в садике, ступенек лестнице. На «Водопроводную», в направлении бабушкиного, по-прежнему, непременно посещаемого по выходным, дома…

На каждой ступеньке, по моему детскому тогда мнению, актуально было бы написать одну букву алфавита. Чтобы дети с мамами, когда ходят тут, их учили, раз удачно их так 32-е.... До сих пор идею мою, полезную, в жизнь никто не воплотил… Но лестницу, с обильной вьюги прошлой ночью, обледенелую, песком всё же кто-то посыпал... Кое-где, по прогонам в ступенях, подтаяло уже слякотью… Но песочек, к счастью нашему, совсем свежий ещё, чистенький и почти не размок.

Спустившись, я вижу, что с раскатанной детворой, длинной на улице частных домов внизу горки, нас настигает, сбегающий по ней, и зовущий меня Андрей.

-Папа, я тоже покататься хочу!!! Давай ты за санками мне сходишь?.. -радостно я приметила уже, что и Максим, скатившись в санях, тоже к нам напрваляется. -Я тебя с мальчиками тут, папа, подожду… ?...

-Нет, Оксан! Мама мне пирожков напечь обещала... Потом до Нового года, сама знаешь, фиг, что с холодильника взять что, можно будет… Нагулялся я с тобою сегодня уже… -утомлённый он делает вид.

-С капустой или картошкой, папа?

-Не знаю… Я, Оксан, все люблю. Когда в них мясо много. -он посмеивается.

-Бери мои, Оксана! -Андрей забирает у Максима, потерявшие давно цвет, а может и вовсе, никогда не крашенные, старые очень, со ржавыми салазками сани.

-Ну-ууууу…, не зна-Аааю… -с минуту я мысленно сравниваю их с моими.

С сияющими, натертыми папой смазкой полозьями, и удобной складной спиночкой. Красивыми желтенькими, на зависть всем. И идеальными самыми, в моих глазах, в городе...

Восседая на которых, я чувствую себя всегда вдохновлённо особенной. Представляясь едущей в королевской карете, за красивейшей самой в яблоках лошадкой… И как будто помахиваю на неё, как плетью, беленьким и красиво скрученным, с санок моих канатиком верёвки…

Снега в этом году, до последних дней, ещё не было. Поэтому, я конечно, соскучилась по санкам аж с прошлой зимы. И теперь размышляю… Насколько доверюсь надёжности, не эстетичных совсем, но надеюсь, хотя бы удобных, предлагаемых мне Андреем, этих.

Другой шанс покататься, я понимаю, предвидится не скоро... Ведь, если зайду сейчас домой, то одну меня мама, на горку далековатую такую, уже точно не выпустит:

-ПаАаа-па, можно я с мальчиками… ненадолго.. останусь?

-Ещё чего?!! … Что я матери твоей скажу?

-Ну, ты же их зна-аааешь…, пап! -привожу, понимаю что не совсем весомый ему, я довод… И он застревает, оценивающе рассматривать Макса… Который, снова рисуется в фантазии его, похожим на папу в детстве. И поэтому значит, и таким же, как он начитанным. А следовательно, парнем точно серьёзным…

Но, и сомнение своё выразить, тем не менее, считает отец мой необходимым:

-Может лучше, и не знал бы… … -ехидничает родитель. Припоминая летний поход наш, с парнями этими же, на пляж.

-Чтобы через 40 минут, лично её привёл!.. Иначе на себя пеняй, Максим!… -помедлив ещё с минуту, и посмотрев по сторонам, он наконец-то, предупреждает строго. Стоящего перед ним, в большой ему по размеру довольно, взрослой куртке пацана. Черный бушлат это, военного кроя на нём, почти, как на молодой фотографии папиного отца. С северно-ледовитого флота его службы… Отчего ещё больше, Максим, выглядящий так, в сравнении с Андреем огромным и практически взрослым парнем, привлекателен ему.   И желаемую картину доверия парню, разум папин дорисовывает уже сам.   -У-сё-ооок?!! … Головой за неё отвечаешь! -папа старается быть грозным.

-Хорошо, дядя Толя!.. Конечно! -Макс держит, совершенно ожидаемое отцом от него, строгое лицо. И нахлынувшей романтичной эйфории, в вырисовывающейся допустимой свободе приближения ко мне, не выражает. Не в пример нехитрой напротив, в открытости чувств своих, физиономии Андрея. С расплывшимся уже по сторонам от счастья, довольным его совсем ртом.

-А как он, папа, время узнает?.. -вопрошаю я. -.?.. Дай ему свои часы!.. -предлагаю, как мне кажется сейчас, великолепную идею… Дабы в неуклонном исполнении влиятельного распоряжения своего, папа не усомнился. И не дай Бог, не передумал.

-Хмммм… А ху-ху, не хо-хо… -думает про себя отец… -Не жирно ему будет? -мысль свою завершая вслух.

Но согнув в локте левую руку, почёсывает, делая вид, что раздумывает затылок. И пялится на «шедевр» на своей руке, прикидывая для себя возможность его одолжения. -Разобьёт ещё… -говорит он отрешённо, играя лучащимися в циферблате часов, радужными бликами полуденного, яркого сейчас солнца. И вспомнив, что давно не заводил, покручивает на них заводную головку, перед заценившими уже и так, маневр сей крутой, парнями.

-У-уууух, т-ыыы!!! -подавшийся близко совсем, Андрей склоняется в них, шмыгающим опять своим, носом. -Ко-оо-мандирские, что ли?

-Штурманские! -важничает папа.

-Как у Гагарина! -озвучивает, считав его мысли, помогая ему обольститься и раздобриться, Макс. -Он в таких в космос выходил. Первые, преодолевшие гравитацию Земли часы.

-Пра-ааавда??? -Андрей восхищён, практически так же, как золотыми моими, в детском саду. -Смотри, Максим, тут ещё маленьких два циферблата. Этот я знаю- секундный, да?.. А этот для чего… -он пытается догадаться.

-Хро-нограф, болван. -подошедший тоже поближе Максим, снова выдаёт ответ, из головы моего родителя. Опережая его самого… И совсем убеждая отца этим, в развитости всё-таки, его «начитанного».

-У Гагарина более ранняя версия, попроще была. -уточняет папа. -Эти специального выпуска, штучные.

-А квадратик этот зачем? -не унимается Андрей.

Пока отец, медленно расстёгивает уже браслет... Доверившись, разводящему его телепатией, Максу:

-Дату показывает, Андрей… Число месяца.

-Максим, тут ещё компас сбоку, на ремешке… О-ообалдеть!  

-Браслет я на заказ, Андрюха, пошил… Оригинальный в этих, металлический был… … Мне кожаный больше нравится… А компас у меня в других часах, на ремне был. Красиво смотрелся… То я такой же, пошить решил. А-то, старый затёрся уже... -мой предок опять уставился, на сжавшего уже в ожидании доверия крутого ему аксессуара кулаки, Максима.

-Таких в продаже не было даже, да?.. - нагнетает копаться в голове моего бати, размечтавшийся заполучить эту реликвию, хотя бы на время, парень.

-До-ро-гие небось?.. А где вы их, дядя Толя, достали?

-Всё тебе, Андрей, знать надо!.. -лицом папа изобразил, что любопытство тут, излишне вышло уже за грани адекватной пацаньей лести, старшему. Мальчишке тоже, в душе. -Жена на юбилей 30-летний подарила. -нехотя он всё же выкладывает. -А сколько стоят не говорит… «Я ей, что чувства денег важнее объяснял. А она сказала, что поняла. И часы мне дорогие, чтобы любовь свою доказать купила... Сказала, что если носить их не буду, значит любовь её мне не важна… Любви не вижу, но вот ношу…» -думает он про себя.

-410 рублей, папа. Я знаю!.. -я вспоминаю, как полгода назад, не пойдя утром на работу, мама накапала себе Валерьянки. Нервно ожидая, какого-то важного для неё визита… Потом, выйдя на звонок с сумкой к лифту, так же быстро вернулась обратно. Плотно прижимая её к себе… И достав, из под белья в шкафу, припрятанную там пачку денег, закрылась с какой-то бумагой, пересчитывать её в ванной…

Я же, решив, что в сумке должна быть, какая-то её косметика, чтоб посмотреть, достала из неё другое совсем содержимое. В виде пяти, красивых очень, качественно упакованных в плотный глянцевый целлофан, мужских часов.

На что мать, вернувшись вскоре, испуганно потеряв голос, прошептала: -Пожалуйста, положи!

-Я только посмотрю, можно?.. Та-А-к-ииие кра-ссси-вые!!!

-Ладно. -она присела рядом. -Всё равно уже влезла… Посмотри, а то, и не увидишь может такого больше… … Не говори никому, только! Это папе на день рождения, будет сюрприз… 

-Все?!!

-Не-ееет!.. Мне одни надо выбрать. Остальные заберут придут, через час.

-Мне эти, красные, больше всех нравятся! Показываю я самые верхние…

-Эти слишком кричащие. Не понравятся папе…

-Откуда ты знаешь?.. Я вот думаю, да!..

-Я эти, Оксана, в любом случае купить не смогу… Семьсот рублей почти, стоят аж…  690, она уточняет, показывая мне бумагу с ценниками... В порядке убывания, на которой, напечатаны, соответственно расположения в упаковке часов, описания их и цены…

Аж на 2 тысячи, в общей всех их цене, рублей.

-А какие купишь?

-Эти думаю. -она показывает на средние, с красивым синим ободом, вокруг циферблата.

-Может эти? -я выбираю предыдущие похожие, но с полностью синим.

-Они, Оксана, все очень хорошие…  А денег у меня, на половину этих только. Я заняла… Отдавать с зарплат частями буду. -она раздумывает перспективы.

-Ты поэтому валерьянку, мама, выпила?.. -я наморщила носик. -Воняет так, фуууууу!

-Извини... Боюсь я. -под успокоительным, неожиданно от неё, мама разоткровенничалась. -Вдруг, в милицию спекулянт этот позвонит... Посоветовала мне его в горкоме приятельница… Убедила. Там, казалось, что просто всё. А сейчас… Я прямо распереживалась так, места себе не найду.

-А зачем ему? -я пытаюсь вникнуть в недетское.

-Посадить может сдать меня... Не законно так покупать, с рук. Не делай, Оксана, такого никогда!.. … Ради мужиков, тем более… -ещё уточняет она.

-Я не понимаю, мама, всё равно, зачем ему самого себя подставлять?..

-Многие потому, что, дочка, на мою должность хотели бы… Престижно это- парторгом быть… Страшно только очень, порой. Женщине особенно. Когда прикрываться не кем… Папа твой, как ребенок!.. Тому, что в книгах пишут о жизни верит… Чувств видите ли ему не хватает… -мама смотрит, как будто, куда-то вглубь себя. -Не всегда родители хорошему учат, Оксана. Часто, как не надо делать, детям показывают, чтоб знали!

-А зачем ты тогда, мама, покупаешь их? Если плохо тебе от этого так?..

-Потому, что… -она умолкает, расстроившаяся.

Но, в необходимости выговориться сильно нуждаясь, нехотя всё же решается продолжить. -Что не люблю я его, мне твой папа сказал!.. -у неё выступает слеза.

-А ты любишь, мама?

-Что мама меня не научила чувствам, выговорил… -не отвечая прямо, она продолжает. -Что она отца моего любила, видите ли, а я просто, чтоб спрашивать, когда замуж выйдешь перестали, вышла… И по сторонам теперь, где получше смотрю… … А, что я не понимаю плохого? В том, что я хорошей нам всем жизни, просто хочу?.. Так вот я любить только, у мамы своей, такой любящей, Оксана, научилась.

Читала я Анну Каренину в школе. Если Толе такая любовь нужна, то я под поезд бросаться не собираюсь…

-Потому, что у тебя нервы стальные? Да, мама?

-Ты это о чём?

-Мы в школе учили, человек чувствует нервами. Я спросила: -Папа, а если у человека нервы стальные, то, что он чувствует? Папа сказал: -Как мама твоя, наверное, только где деньги лежат… Ты поэтому под поезд бросаться, мама, не хочешь? Боишься поезд об нервы твои стальные сломается? С рельс он, мама, боишься, если нервы на колёса намотаются сойдет?

-Мало я, Оксана, наверное, валерьянки выпила. Забыла, что дочь у меня такая есть…

-Смотри мама, я только сейчас заметила, под целлофаном не очень видно... Эти все прозрачные часики, а папины которые, -я уже совсем согласилась с её выбором, -как будто радугой светятся в стёклышке, ещё.

-Да, не придумывай, Оксана.

-Вот, тут написано же! 17 рубиновых камней и люминесцентная подсветка стрелок в темноте… Поэтому они так, в стеклышке отсвечивают, мама… Вот смотри, как красиво!- я выключаю свет, и вместо пяти часов, в упаковке остаются только, светящиеся одни. Фокус-мокус! -радуюсь я.

-Дай сюда, ОксаА-на! Хватит! -она разозлилась. -Пугает она меня! У меня и без тебя в глазах потемнеет щас…

…….

-Не возьму я такие дорогие, дядя Толя. -услышав мысли мои, что часы эти- матери моей подарок, поджав губы, неожиданно для отца, Максим меняется в лице. -Оксане лучше дайте.

-У неё рука боюсь, слишком тонкая, проскочит… … -папа рассматривает, подняв её за рукав. -Не потеряешь?.. Ты у меня в общем аккуратная хоть. -уговаривая ещё самого себя, он застёгивает часы, поверх рукава свитера моего, под пальто. -Смотри не замочи, только!.. Давай, пошёл я…

-Хорошо, папа!.. Скажи там маме ещё, пожалуйста, с повидлом пирожков сделать тоже!..

Отец удаляется по улице. И оборачиваясь, отойдя, напоминает: -Максим???... Ты меня слышал! Сорок минут!!!...

-Идём, Оксана, с нами! -совершенно счастливый побыть при мне, ангельски ясно улыбается, показывая в направлении горки, Андрей.

-Вперёд дуй! -отвечает ему нагло Макс. -Не с нами, её дядя Толя оставлял… А со мной! -помогая якобы мне подняться на горку. Ещё повзрослевший за полгода, и совсем уже самоуверенный, на самом деле, он не упускает просто возможности, подержать меня за талию. И пока понурившийся в моменте Андрей, оглядываясь на нас с завистью, тащит впереди санки, Максим специально замедляется. Показать всем тут, по его мнению оценивающим, что идёт он в обнимку с девочкой… И рассчитывая так, конечно, товарища своего-конкурента, посильнее задеть.

-Садись, Оксана! -дождавшись, подставляет Андрей ко мне сани.

-Они вы-соО-кие та-а-кие…! Я с них выпасть боюсь! -пологая казалось с низу горка, сверху напротив, выглядит довольно крутой. -У меня в санках ма-а-трасик мягкий… А в этих я же побиться могу! -отыгрываю я музу-вдохновительницу парням.

-Хорошо! -быстро находится Максим, садясь в сани сам. -Буду твоей периной, Оксана! -и непоколебимо утягивает меня за руку, просто опрокидывая на себя, любимого, сесть в санки перед ним. Утыкаясь при этом в спину мою, ощущаемым через его куртку мною, эрегированным членом.

-У тебя что-то в кармане торчит, Максим! Мне сидеть не удобно! -поспешно вскочив, я ему жалуюсь.

-Нет у меня ничего в карманах!

-Не обманывай!.. Я чувствую!.. Орех у тебя там грецкий, что ли?... Или выкинь его, или я обратно, не сяду! -надуваю я губки.

-Не-ееет у меня, Оксана, орехов! Были бы съел давно!

-Ма-Ак-сим! -я настаиваю… -Ты знаешь, как меня бабушка называет???

-Принцесса на горошине! -убеждая, что знает, он считывает мои мысли:

-Историю, как бабушка твоя, всю постель посреди ночи переворачивала, потому, что ты пуговичку от пижамки, отвалившуюся, под матрасом чувствовала. И спать, поэтому не могла… Она тогда, всему городу рассказала… Заведущая садика пришла, что у тебя под матрасом искать. Когда вы с Андреем не спали весь тихий час, потому, что подушки взбивали. Чтобы, как ангелы на облаках спать.

-Ну, во-оооОт! -я пытаюсь продолжить…

-И что пуговичка плоская, её через матрас сложнее, чем горошину почувствовать. Поэтому не принцесса, а королева ты уже! -ты бабушке объяснила -снова перебивая и смеясь с меня, усилием он усаживает меня обратно…

И не давая больше вставить ни слова, прижимает крепко к себе… -Я о тебе, вообще, никогда ничего не пропускал!

-Та-Ак ты хочешь кататься со мной! -я психую. -Что с орехом расстаться, даже ради этого не можешь?.. Да-аАА, Максим?!! -успеваю я ещё возразить.

-Это ты Оксана кататься со мной хочешь. А я с тобой еб… -выражение он заканчивает про себя… И вслух поправляет: -другое что-то, делать хочу… Не могу я с орехом моим расстаться, извини! Он самое дорогое, что у меня есть.

После тебя, конечно..! -уточняет он, моему разочарованному в нём выдоху… -Я без ореха, сына нашего Ивана, сделать не смогу… Толкай, Андрей! -Приказывает он ему раздражённо…

И за размышлениями моими, что за дичь кавалер мой несёт, мы катимся вниз.

Я чувствую, как Максим, уткнулся лицом своим в кожу, позади моей шеи. И весь путь наш вниз, как будто не хватает ему воздуха, странно очень вдыхает его, глубоко в себя... И кажется, что я совсем нахожу неадекватным, даже жуёт, одну из моих косичек…

А после, сильно наклоняясь набок, опрокидывает нас глубоко в сугроб, скатанного с горы, в её низине снега…

И, как бы случайно, падая на меня, долго не отрывает потом свои губы от моей щечки... Придавливая у тому же, меня ещё руками, дабы не могла подняться, тянет время лежать так. Разыгрывая обморочного…

С лица моего, посыпанного разлетевшимся снегом, стекают талые от его горячего дыхания, и напротив весьма холодные, струйки в волосы. Пробирая ознобом, с обильно завалившегося, к тому же и за пазуху мне, тоже снега…

Максим, как не стараюсь я, из-под него вылезти, не поднимаемо тяжёлый.

И совсем неподвижен… Что я даже начинаю волноваться, живой ли он…

И только, подоспевший с горы Андрей, помогает мне скинуть его, как выясняется тогда совершенного в себе, с меня, и вылезти из сугроба.

-Ты совсем чёкнулся, Макс? -Андрей пытается вытащить, встрявшие в утрамбованную беготнёй здесь катавшихся, снежную кипу, после меня ещё и санки.

-У меня инфаркт был! -Максим балдеюще смеётся… -Не перенёсло моё сердце, Оксана, как ты пахнешь прекрасно… Такая у меня к тебе нежность!

Собираясь на выставку, я вспоминаю, что нанесла на шейку, первые, моими собственные духи «Нежность» комбината «Алые паруса». Приобретёнными мамой недавно, на горкомовской фирменной распродажи. С флёром действительно соответствующим названию, и необыкновенным.

-Это по-твоему смешно? Про инфаркт при Оксане говорить! -недоумевает досадно Андрей. -Смотри санки погнулись!.. …

-Ты за-аААчем так сделал?!! … -обиженная, я прыгаю теперь, стараясь вытрясти из под пальтишка снег.

-Это не я, Оксана! Это Андрей нас криво так толкал… -ухмыляясь, теперь он ещё, гонит на друга.

-Т-ыЫ это, Максим!!! -желчно так, пока вытряхиваю полный снега капюшон, я ставлю неоспоримую в выкрутасах его точку… И демонстрирую, ещё сердитее, прямо в лицо ему, как залепило снегом тоже, часы:  

-Вот встанут если…, я папе всё расскажу!.. Как ты тут… -я подбираю выражение… -ГоО-лоО-воОй за меня отвечаешь!

Андрей, бросившийся было выпрямлять санки, теперь совсем с ненавистью, впяливается в сидящего в сугробе, и по всему его виду, весьма довольного собой и точно счастливого Макса… А я, выказывая негодование, направляюсь от обоих них уходить.

-Козёл ты, Макс! -справившись с санями, Андрей срывается бежать с ними за мной.

-Так девки только обзываются! -получает он тут же ответ, от смеющегося, разлегшегося опять на снегу приятеля… И догоняет меня. Метрах в 30-ти уже, на повороте улицы.

-Ну-уу, подожди-иии, Оксана!.. Не уходи, пожалуйста!!! Давай я тебя тут покатаю, по дороге… Хочешь?

-Нье-ееееет!!! -налившись уже слезами, я демонстративно прикладываю к уху, с трудом очищенные, покрасневшими моими пальцами, от залипшего везде снега, часы. -Не слышу, как тикают! -истерю я тихо.

-Ну, не плач, пожалуйста… А-то, я сам тоже расплачусь. Не могу я на твои слёзы, Оксана, спокойно смотреть…

-Да-аА?.. У меня руки знаешь, как замёрзли? Пока снег этот вытряхивала... -негодую ему я. -Я же варежки с собой не взяла!.. И мокрая ещё, теперь вся! -я увлекаюсь показывать ему, как дрожу от холода. С правдоподобностью такою, что верю теперь уже, очень в это и сама. -И кол-гоОтки мокрые! И сви-иИ-тер весь! -перечисляя всё, я конечно не забываю, раз случай выпал, и юбочку свою Андрею тоже, из-под пальтишка продемонстрировать. Нарядную, в складочках, и розовую! Для похода в галерею надетую… И выходные, со всех сторон, вдруг он не везде рассмотрел ещё, дутые мои сапожки… -И, что-оО я папе теперь скажу-уУ?.. Он меня больше никогда, никуда не отпустит!

-У меня тоже нет, рукавиц Оксана... -наивно парень пытается снизить уровень трагедии. Но вовремя выкручивает себе в плюс. -Не-то, я бы тебе, конечно, дал… -аккуратно очень он счищает, оставшийся прилипшим к моей коленке снег. И под нос себе, почти неслышно придыхает, -Девочка моя, красивая.

-Я так замёрзла Андрей, что идти не могу! -хнычу я, жалея несчастненькую, себя- Снегурочку, -Не знаю вообще, как я домой доберусь теперь… -хоть мне, конечно, и прохладно. Но пилить своими королевскими ногами стометровку по улице… Когда рядом парень с санями…

Склонный, к тому же, сочувствовать. Быть мне необходимым, и глубоко переживать…

И которого, простите, можно безнаказанно дёргать за нитки…

Не то, чтобы я осознанно исхитряюсь увиливать… Но, просто по природе своей девичьей, бессознательно принимающей, позволить себе, надеюсь тут на понимание… Я никак не могу!

-Так получше? -Андрей теперь помогает мне дышать на ладони. -Согрелась немножко?

-Не-ееет! -Качаю я головой в стороны. Сама уже до чёртиков веря, в совершенную ситуации безвыходность.

-Садись, пожалуйста, в санки, Оксаночка... -он совсем размякает… -Положи руки в карманы пока. Я тебя очень быстро домой довезу… Со всех ног бежать буду!..

-Хо-ро-шо, Андрей. -я ещё доигрываю. -Спасибо, что ты хоть заботливый! Не то, что друг твой... … При-шиииб-ленный… -последнее я проговариваю себе под нос. И медленно, обхватив себя, умирающую, в выше нулевой сейчас температуре от холода, руками в согнутый коленях, усаживаюсь. Считая, что юбка, в ситуации предсмертной, задранная, просто не может сейчас быть критична… Под поездом люди вообще всмятку, не красиво гибнут порой… -Не гоО-ни совсем быстро, только, Андрей!.. Пожалуйста. Не то, я отсюда, опять ещё, вылечу....

И с минуту, как только мы трогаемся. Сзади к нам, опять поспевает Макс…

-Ты Оксану заморозил совсем! -предъявляет ему претензии Андрей. -У неё вон зуб на зуб не попадает. Она плачет из-за тебя!

-Да, стой ты!.. -Наскочив Максим выдёргивает у него поводья санок. И быстро снимая с себя, огромную свою куртку. Укутывает полностью, дующуюся на него и молчащую потому, в неё меня. В секунду выигрывая опять, во всей предшествующей со мною возне, у Андрея. Выдыхая поражённый который, молча идёт теперь вперёд.

-Забери свою куртку! Тебе са-мо-муУУ холодно! -видя, что молчание моё осталось незамеченным, как так и надо, я меняю тактику выпендриваться…

-Мне никогда, Оксана, не холодно! Я всю зиму могу раздетым ходить. Горячий такой! -Максим фраерится.

-А чего тогда одеваешься?

-Мама говорит… -спокойно и совсем теперь чисто, как когда-то маленький, он улыбается.

Задиристый такой, и беспощадный часто ко всему Максим, преданностью чувствам сыновьим к Зое Михайловне, с садика меня ещё весьма покоряет. Поэтому я удобнее заворачиваюсь, в пропитанную жаром его, и сумасшедше пахнущую гормонами штормовку. В секунду ставшего джентльменом и прощённого, неповторимого моего Максима... И нахожу, что мне действительно, весьма становится сразу тепло и невероятно же, как комфортно.

-Согрелась, Оксаночка? Не плачь только, а то я и сам тоже, заплачу… -Он кривляется с Андрея. Показывая, что и из-за угла, ничего о приближении его ко мне не пропустил… И будет теперь отыгрываться… Или с последнего дня в садике, мы вероятно, что предавать его, вниманием друг к другу совсем не можно! Ни мне, ни Андрею!

-Да, спасибо, Максим! Тепло!

-Не-ееет, Оксаночка! Тебе ещё холодно!!!

-Не холодно!

-Я если говорю, значит знаю, Оксана! Холодно тебе! -он просит меня подвинуться. И снова впихивается в санки за мной. Всовывая под куртку все возможные свои конечности. И обхватывая там, крепко держит ладонями меня, невероятно этому смущающуюся, за коленки. -Сейчас я тебя очень быстро домой довезу. Со всех ног бежать буду!

-Как ты, Максим, бежать сидя будешь?

-Я сказал, что довезу быстро. А не что бежать буду, Оксаночка!.. Андре-ЕЙ!!! -свиснув громко у моего уха так, что оглушил, зовёт он. И далековато уже отошедший от нас тот, поворачивает сразу назад, возвращаться.

-Ше-Е-велись!!! Или хочешь я встану?!! -кричит Максим очень хамски. -Пони нас это сейчас, ДеЕ-вочка М-ОЯ! -он делает акцент на принадлежности, -Кра-сиИ-вая, повезёт! На нормального коня не тянет он…

-Андрею тяжело будет! Он нас не сдвинет даже. -я понимаю, что вес наш совместный, как минимум втрое превышает его, среди нас младшего, и не высокого.

-Но-ооо! Поехали! -Максим дразнит, подчиняющегося, с трудом сдвигающего нас Андрея. -Видишь, Оксаночка, -теперь он зовёт меня только так, -не тяжело ему совсем! Он и быстрее может!.. БЫСТРЕЕ -он орёт, -я сказал!

-Я так оглохну с тобой! -жалуюсь ему я, понимая, что забава мне уже не особо нравится.

… Продолжение хотите? ;...