Желанная Шести

Часть II

Вторая часть книги — «Звериная Страсть».

Приятного прочтения, дорогой читатель!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дитя первородного греха

Мои губы были вымазаны багровыми потеками недавнего грехопадения. Холодный воздух обжигал мои босые ноги, но я не чувствовала холода; напротив, по мне разливалось бодрящее тепло, когда я погружалась в дикую природу этого замерзшего царства.

Я бежала — о, как я бежала! Моя скорость превосходила скорость самого ветра — я была как размытая тень на фоне белоснежного покрова. Каждый шаг превращался в гимн свободы. Лес оживал вокруг — каждый шелест листьев и треск веток под ногами обостряли мои чувства.

Продираясь сквозь подлесок, я заприметила пасущегося на поляне впереди рогатого оленя.

С расчетливой точностью я взобралась на ветви ближайшего дерева, готовясь к удачному прыжку.

Но как только я собралась сорваться с места, неведомая сила с размаху обрушилась на меня. Мир закружился, и я рухнула на заснеженную землю.

По воздуху разнеслось рычание — низкий рокот. Передо мной возвышался Моран в обличье огромного белогривого волка.

Во мне взыграли дикие инстинкты, я оскалила клыки и с ревом набросилась на него. Мои когти впились в его густой мех, силясь вырваться на свободу. Но зверь был непоколебим: он ответил мне таким грозным рыком, от которого у меня зазвенело в ушах.

Во время борьбы изнеможение прокатилось по мне подобно волне, разбивающейся о скалистый берег. Мои силы иссякли. Что со мной было?

Моран смотрел на меня своими пунцовыми глазищами, пронзавшими, казалось, саму мою душу.

Затем последовало неожиданное предложение: волк призвал меня оседлать его спину.

С некоторой заминкой я взобралась на его могучую спину, чувствуя, как напряглись его мышцы, когда он вновь поднялся и тронулся в путь.

Я сопротивлялась желанию запустить мои пальцы в его мягкий мех. Прижаться к широкой спине зверя. Уткнуться носом в его мощную шею.

В глубине зимних сумерек, восседая на его спине, я вдруг уловила движение - сквозь кустарник проскочил зайчонок. Его изящная форма пронеслась мимо, как шёпот между листьями, а пьянящий аромат устремился ко мне - призыв сирены, манящий меня.

Не раздумывая ни секунды, я спрыгнула с волчьей спины. Захватывающее чувство погони бурлило в моих жилах, пока я стремглав побежала за неуловимым существом, каждый мускул моего тела разгорелся от неутолимой жажды теплой крови.

Но я была не одинока в этой неистовой погоне: Моран неотступно следовал за мной в своей превосходной волчьей форме. Его присутствие одновременно возбуждало и пугало, напоминая о той неприкаянной воле, что властвовала над нами обоими.

Заяц ускользнул в свою норку, предоставив нам возможность противостоять друг другу в хаосе охвативших нас инстинктов.

Моран рванулся вперед и прижал меня к земле, его вес давил на меня с такой силой, что дыхание покинуло меня. Еще немного — и я услышала бы, как ломаются мои ребра. На моих глазах он перевоплотился — его волчье обличье истощилось, явив мне человеческую фигуру.

Полностью обнаженный, мужчина навис надо мной, его бледная кожа мерцала в полумраке, подобно лунному блику на свежевыпавшем снегу. Его белые пряди ниспадали вниз, словно эфирные нити, касаясь моих щек так, будто были одушевлены собственными желаниями. Наши лица разделяли считанные мизинцы, я кожей чувствовала его горячее дыхание, пока чёрные плотоядные глаза буравили меня.

— Ты подчинишься и пойдешь со мной домой! Или я выволоку тебя отсюда за шкирку, как нашкодившую кошку. Так что решай, — рявкнул он, сжимая мои запястья в захвате.

С моих уст слетел звонкий смех, после чего я стала выгибаться под ним. Было нечто пленительное в ощущении того, что я нахожусь в его власти.

Я хитро улыбнулась, не ведая никакого испуга под его взглядом.

— Хорошо. Но только при условии, что ты поцелуешь меня сию минуту.

Взгляд Морана потяжелел, в глазах полыхнула тихая буря.

— Где? — процедил он сквозь зубы.

— Где пожелаешь.

С грацией хищника Моран сократил расстояние между нами, стиснув мой подбородок и притянув меня к себе.

Его губы встретились с моими в яростном порыве, в столкновении сдерживаемой агрессии и жажды. Я чувствовала, как жар его прикосновений пронизывает меня насквозь, подавляя тягу к крови. Он один мог заглушить любой неутолимый голод, что у меня только мог быть.

Я растворилась в нем, мои пальцы погрузились в его волосы, привлекая его к себе ещё ближе.

Моран, Моран... Какова на вкус твоя кровушка? Сильнейший из волколаков, благородные черты лица, жесткий нрав... Какой ты на вкус?

Я впилась в его губы зубами, извлекая на волю кровавый эликсир со вкусом греха и спасения.

Реакция Морана была стремительной и жестокой: его хватка на моем горле сжалась в знак предупреждения. Но я стойко выдержала его взгляд, понимая, что связь между нами изменилась безвозвратно.

Я подняла подбородок, вызывающе ухмыляясь.

— Волчья метка твоя сломана, — объявила я. — Ты больше не можешь мной командовать.

— Ты не полностью во владении упыря. Половина тебя все еще принадлежит мне. И я уж постараюсь приложить все усилия, чтобы выбить из тебя эту тварь! Даже если придется... Ты вообще меня слушаешь?

Я хмыкнула, прикусив губу. Мой взгляд скользнул по его обнаженному торсу, так близко прилегающему к моим бедрам. Как интересно... Надо будет почаще сбегать из поместья теперь.

— Поговорим, когда твои мозги встанут на место! Очевидно, сейчас ты не лучше кошки в весеннюю пору.

Моран усилием воли заставил себя обратиться, и его человеческий облик постепенно истаял, высвободив скрывающегося под кожей зверя.

Я обхватила его за шею, когда тот перевоплощался, чем немало удивила его, судя по увеличившимся глазам. Ощущение меха и сухожилий под моими пальцами было одновременно волнующим и наводящим трепет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А потом с грозным воем, эхом разнесшимся по чащобе, волк пустился в ночь со мной на спине.

Пока мы неслись сквозь тьму, я склонилась к Морану, скользнув рукой по его макушке. Его уши насторожились. Не ожидал он от меня проявления какой-либо ласки.

***

Когда Моран силой затаскивает меня в купальню, расположенную в его покоях, по моему телу разливается волна предвкушения. Дюжина свечей отбрасывает тени на его крепкую спину, когда тот поспешно облачается в шелковый халат.

Его презрительный взгляд задерживается на моем лице в ожидании моего протеста, но я не возражаю.

Он быстрым движением пытается подтолкнуть меня к уже ожидающей меня купальне, но я перехватываю его руку, на моих губах возникает задорная ухмылка.

— Кто сказал, что я желаю искупаться?

Я прослеживаю пальцами очертания его груди, с наслаждением отмечая, как напрягаются его мышцы.

— Этот дом — не место для грязных кошек.

Его пылающие глаза сталкиваются с моими, и между нами разгорается безмолвная битва воль.

— Почему же ты так печешься обо мне? Нравлюсь тебе?

— Что тут может нравиться? Лицо, подобное твоему, я могу запросто встретить в любом борделе и даже красивее. А твой характер... Лучше и не начинать!

С дерзким блеском в глазах я провела кончиками пальцев по его приоткрытым губам.

— Не лги нам. Я живу не первый век. Гораздо дольше, чем ты. Лицо этой девушки не найти ни в одном борделе, мой милый. Ищи днем с огнем среди знати, у которой есть все деньги губернь, чтобы изменить свои мордашки, — не найдешь ты подобного лица. Пытаешься нас принизить? Напрасно. Это тело уже занято, волчонок, — прошептала я. — Оно - моё.

— Раздевайся и смой с себя всю кровь!

— Как прикажешь. Но раз уж ты не хочешь признавать мою красу, я не позволю тебе любоваться мной. Отвернись!

Я избавляюсь от грязной одежды и подхожу к купальне. Вода в ней ледяная, и у меня нет никакого желания входить в нее. Я омываю руки, поднимаясь.

— Я закончила.

Без предупреждения Моран оборачивается. Его глаза сканируют мое обнаженное тело, аки соколиные. Затем он хватает меня за локти и прижимает к краю купели. Ощущение заледеневшего мрамора против моей разгоряченной кожи вызывает во мне прилив экстаза.

— Ах-ха-ха!

— Чего ржешь, как жеребца?

— А разве не видно? Охлаждаюсь я, а пылаешь — ты! Возбуждаешься... Это так мило! Тело мое нагое, прекрасное, так дурманит твой разум?

— Заткнись!

Он по-хозяйски обхватывает мое лицо ладонями, поднимая меня из вод, будто я ничего и не вешу. Я вцепилась в его плечи и с вызовом столкнулась с ним взглядом.

В одно мгновение Моран сократил расстояние между нами, прижавшись к моим губам с настойчивостью порывистого желания. Другая его рука перехватила мою талию — это не было проявлением страсти, это был жест жесткой силы и подавления моей воли. Создавалось впечатление, что он не просто целует, а поглощает меня — его губы соприкасались с моими с ненасытной жадностью, которая могла соперничать только с моей собственной.

Его рука, державшая мое лицо, переместилась к моим волосам, запутываясь в них и притягивая меня ближе, словно опасаясь, что я могу ускользнуть от него.

Моран сбросил меня назад в ледяную гладь, и холодная вода окутала меня, как окутывает горло страх.

Дверь захлопнулась за ним. Но прежде чем он поспешно удалился, я успела заметить его безумный взгляд - глаза пылали необузданной яростью - и румянец, проступивший на щеках; ткань его брюк была слишком натянута, и это трудно было не заметить.

Мое тело содрогалось не только от холода, но и от томления, которое теперь разливалось по моим венам, как огненное русло. Время стало превращаться в нечто несуществующее: минуты таяли в часах, а я всё лежала, пребывая в промежуточном состоянии между жаром и морозным ознобом.

Вдруг я услыхала чьи-то торопливые шаги — срочные и громкие.

Дверь резко распахнулась, и на пороге возник Агний в белом полушубке; на его волосах сохранились снежинки с мороза.

— Агний... Моран, он...

— Я знаю. Увидел кровь на его одежде.

В одно мгновение он проследил за моим состоянием — его скулы напряглись, и я впервые увидела вспышку ярости на его лице.

Он метнулся ко мне, проворно захватил полотенца, и поднял меня из воды. Его руки обхватили меня, оберегая; от него исходило тепло, пока он нес меня через коридоры к своим гостиным покоям.

Там, в гостиной, он бережно уложил меня на мягкую кушетку у потрескивающего камина, где пламя плясало, словно дикие духи.

— Благодарю. Если бы не ты, Агний, я бы там и замерзла до потери сознания.

— Прости, я должен был появиться раньше. Моран подверг опасности всех, когда бросился за тобой в лес. Я хотел сделать это первым, но он меня опередил. Казимир вообще мог бы умереть, останься он за пределами поместья чуть дольше.

Надо было задержать Морана подольше тогда своим поцелуем. Быть может, тогда этот изуверский духовник получил бы по заслугам сполна! Пытался расправиться со мной, а потом удрал на свою вылазку...

Когда Агний ушел готовить чай, меня привлекло мерцание огня. Оно завораживало меня — то, как оно пожирало древесину и давало взамен тепло — за все нужно было приносить жертву. Я чувствовала себя подобно кукле, выброшенной после окончания игры: красивая, но сломанная, брошенная, поскольку больше была не нужна... Но Агний был другим: он всегда возвращался, чтобы починить то, что было сломано во мне. Заботливо он собирал осколки моей человечности, вдыхая силы в мой дух так, как мог сделать только он.

Я сбрасываю одеяло и приподнимаюсь с кушетки, перебираясь поближе к огню. Начинаю избавляться от влажной одежды и вскоре оказываюсь совершенно нагой.

Беру одеяло и оборачиваю его вокруг себя, чтобы было потеплее. Я прекрасно ощущаю его присутствие позади себя: Агний уже некоторое время находится в комнате и молча наблюдает за мной из тени.

— Знаешь, мне доставляет большое удовольствие знание того, что ты наблюдаешь за мной, — не поворачиваясь, замечаю я.

Он прочищает горло, приближаясь к сервировочному столику, на который аккуратно помещает две чашки.

— Извини меня, — его голос низкий и исполнен благоговения. — Я уже слишком давно не видел женских форм, и никогда еще не встречал столь изящных.

Агний подбрасывает в огонь еще дров, и пламя ярко вспыхивает.

— Я отведала человеческой крови. Теперь упырь властен надо мной в полной мере? — тихо вопрошаю я.

Он замирает от моих слов, его взгляд прикован к огню. Наблюдаю, как его черный глаз поглощает весь свет вокруг, а голубой, наоборот, — отражает его.

Я подношу чашку с чаем к губам, вдыхая умиротворяющий аромат ромашки.

— Агний, — мой голос едва превышает шопот, и я ласково беру его руку, направляя ее к своей щеке. Его неспокойный взгляд встречается с моим, и что-то в нем смягчается. — Давай сбежим отсюда вместе? — мягко прошу я, прижимаясь к его ладони губами. — Только ты и я. Теперь я свободна от метки, и ты можешь оставить это поместье позади. Со мной.

Он сосредоточенно разглядывает мое лицо, но по его лбу пролегает тень, и он опускает взгляд.

— Как бы я ни жаждал такой свободы... Я не могу, Шура. Бросить своих братьев — значит предать их и обречь на прозябание здесь.

Он качает головой — медленно, твердо и болезненно. Во мне закипает разочарование.

"Он прошел испытание! Оставь его," — кричит во мне тоненький голосок истинной Шуры.

С обретенной твердостью я гордо вскидываю подбородок и встречаюсь с ним взглядом.

— Я готова вынести суд за твои деяния... Я отпускаю тебе твои грехи. Если это в моих силах, я хочу, чтобы ты освободился от своего бремени.

Агний на мгновение замирает в созерцательном молчании, затем подходит ко мне, обхватывая мои руки своими теплыми ладонями.

— Благодарю тебя. Я был готов принять любое твое решение. Спасибо, Шура.

Он предлагает мне чашку чая, его аромат оказывает расслабляющее действие, и, когда я отпиваю глоток, на меня наплывает дремота.

Я откидываюсь на обивку кушетки, пока Агний подносит к своим губам дудочку и начинает наигрывать завораживающую медленную мелодию, разносящуюся по гостиной. Мой разум погружается в видения древних лесов и заброшенных деревень.

— Теперь, когда вурдалак дремлет в тебе, — Агний опускается передо мной на колени. — Я бы хотел разделить это короткое время с тобой, Шура. С истинной Шурой.

Я хмурю брови, пытаясь подняться из своего вялого состояния.

— Что ты добавил в мой чай?

— Немного трав, собранных на лугах, где ступни нежити горят, — ласково улыбнувшись, отвечает он. — Теперь она дремлет внутри тебя. — он дотягивается до моих рук, с нежностью поглаживая их. — Из всего, к чему когда-либо притрагивались мои руки, твоя кожа — самая... заветная.

Его губы касаются моего запястья, а затем осторожно скользят по внутренней стороне моего локтя.

Завороженная мерцающим пламенем камина, я нахожусь в плену видения нашего совместного будущего, раскрывающегося, как лепестки бутона во время цветения. Я вижу в пламени, как привожу Агния в свою родную деревню, представляю его своим родителям, и в моей груди разгорается радостное волнение. Смех заполняет мой слух, когда я вижу, как мы кружимся вокруг праздничного костра во время Купалы; яркие краски вихрем вьются вокруг нас под ночным покровом. В этом грезоподобном видении мы лежим на мягкой траве под пологом звезд, обмениваясь жаркими поцелуями, которые выражают больше, чем могут передать любые слова.

Мне отчего-то становится невыносимо смотреть на это. Что-то кажется ужасно неправильным. Я вспоминаю Лукьяна. Это он целовал меня ночью в поле под звездами! Я все еще принадлежу моему жениху. Мое сердце все еще тоскует по нему.

Я моргаю, закрывая глаза. Вдруг я чувствую губы Агния на своих. Или это всего лишь иллюзия? Я боюсь разомкнуть веки.

Приоткрываю рот, позволяя этому ощущению затянуться. Его губы плавно скользят по моим, слегка прижимаясь к ним.

— Прошу, скажи мне, Шура. Я один мечтал об этом во снах? — слышу я его тихий голос.

Я открываю глаза, вглядываясь в его безмятежное прекрасное лицо. Уголок его губ слегка вздрагивает, и он опускает взгляд, кивая.

— Я понимаю. Я все понимаю. Прости меня за мои действия. Я утратил все свои манеры с годами. Прости меня, Шура. Я больше не позволю...

— Нет, не один. Я тоже грезила об этом.

Я робко привлекаю его ближе, мои пальцы обвивают его шею. Застенчиво улыбнувшись, я касаюсь своими губами уголка его губ, где находится родинка.

Глаза Агния затуманиваются нежной дымкой, когда он поднимает на меня взгляд.

— В моей родовой волости существует поверье, что родинки — это поцелуи суженых в прошлых жизнях.

При этой мысли по моему лицу скользнула улыбка, а в животе все затрепетало.

Он берет мою руку и подносит ее к своим устам, одаривая маленькую родинку на моем запястье поцелуем.

— Когда впервые увидел тебя, — с оттенком печали произносит Агний, — на пороге нашего дома, замерзшая, ты лежала без сознания. Я пообещал себе тогда, что никогда не позволю себе видеть в тебе что-то большее, чем просто гостью нашего жилища. — его улыбка приобретает горько-сладкий смысл, пока он предается этим воспоминаниям. — Но потом... когда ты воздела руки к небесам, молясь за меня... Ты вошла в мое сердце и навсегда сделала его своим домом. — Агний проводит рукой по моим волосам, восхищенно разглядывая меня, отчего мое сердце ускоряет свой бег. — Тот, кто способен чувствовать, — этим и приговорен.

Я проваливаюсь в сон в его руках — самый спокойный сон, что я когда-либо знала.

***

Я пробуждаюсь среди благоухающих на ветру садов роз. Там возвышается она — мой двойник, видение неземной красоты с каскадом белых волос и яркими алыми глазами.

— С возвращением, дитя мое!

Улыбка на ее губах притягивает меня ближе.

Когда я разглядываю ее, меня охватывает смятение. Она стоит, как изваяние, в центре безмятежного пруда, окруженного тонкими нитями багровых виноградных лоз, уходящих в глубины вод.

— Смотри, моя милая девочка, — обращается она ко мне. — Знаешь ли ты, что это такое?

Когда я приближаюсь, она приподнимает руки, и виноградные лозы взвиваются вверх в унисон. Женщина достает из своих ниспадающих волос тонкое лезвие и умело перерезает одну из них. Та теряет свой лоск и рассыпается в прах.

— Многие мужья упивались вином моим от буйства моего блуда, — с чарующей улыбкой возвещает она, продолжая отрезать новые витки виноградных лоз. — И цари предавались любодейству со мной; купцы земные богатели от изобилия яств моих!

От речей ее дрожь пробегает по телу моему, и я вдумываюсь в их смысл.

— Это души, что были проданы тебе?

— Не проданы. А отданы в обмен за миг Блаженства на вашей земле Яви. — ее глаза вспыхивают потусторонним знанием. — Ты обретешь могущество сродни моему, дитя мое. Только... в том случае, ежели возжелаешь этого сполна. А пока же у меня есть для тебя одно предложение. Я вижу, как ты страдаешь, как пьешь ты горные травы, дабы усыпить силу мою дарованную тебе. Остерегайся каждого в том поместье: они алчут твоей невинности и стремятся присвоить твою светлую любовь себе, аки пиявки.

Луноликая выдерживает паузу, и выражение ее лица смягчается, когда та продолжает: — Я понимаю, что тебе нужен кто-то, с кем ты сможешь оставаться собой. Поэтому дарую я тебе такую возможность: ты сможешь общаться с одним волколаком в поместье. С кем именно — выбирать тебе. С ним упырь внутри тебя будет пребывать в спячке, но с любым другим он пробудится и будет слово молвить за тебя.

— Их шестеро. Будет ли справедливо, если я изберу троих?

Ее заливистый смех звучит в наступившей тишине как колокольчики.

— Ха-ха-ха! Ты уже владеешь языком так же, как и я!... Ну хорошо, — уступает она. — Три будут принадлежать тебе, и три будут насыщать жажду похоти упыря.

Беловолосая дева издала мелодичный свист, который разнесся по лесу. Из глубин его теневых чащоб медленными прыжками появилось некое существо.

— Игоша, преподнеси три волчьих ягоды нашей почтенной гостье. Убедись, что лицо твое скрыто, гостья может испугаться. - властно приказала она.

Игоша — существо с темно-зеленой кожей, внешне напоминающее человека, но отличающееся неопрятными длинными космами и обветшалым телосложением — протянул три волчьи ягоды в своей заскорузлой и дрожащей ладони, прикрывая свое лицо другой.

Я обеспокоенно отступаю на шаг при виде того, как какое-то существо выползает из канавы. Из его рук выпадают несколько ягод, и он тут же поспешно их собирает, жалобно хныча, совсем как раненый зверь.

— Не прячь лицо, Игоша. Я не боюсь тебя.

Когда я приняла ягоды, на меня навалилась непреодолимая сонливость; зрение помутилось.

— Даруй эти ягоды тем, с кем хочешь пребывать собой. До новой встречи в другом вещем сне, дитя мое, — мягко прозвучал ее шелковистый голос в моем уплывающем сознании.

Охота на лис

Вино с его сахаристым привкусом никогда не могло сравниться с одурманивающим вкусом крови, который теперь преследовал мои чувства. Насыщенный пунцовый оттенок, переливающийся в моем бокале, был заманчивым напоминанием о том, чего я отныне жаждала больше всего.

Я вальяжно расположилась на бархатном диванчике, доминирующем в гостиной. Уютная обстановка контрастировала с унылой метелью за окнами. Скука стала моим постоянным спутником на протяжении этой недели. Я изрядно исхудала, ведь обычная еда меня больше не интересовала.

На столе были разбросаны книги - большинство из них были весьма занудны, но в некоторых я обнаружила мимолетную интригу—например, в духовных трактатах. Но все они были испещрены непрекращающимися каракулями Казимира, его мысли раздражающе прерывали мое созерцание.

Пока я томилась в этом состоянии апатии, коротая время за бокалом вина, мое внимание привлекла проходящая мимо фигура в ближайшем коридоре. Знакомый запах донесся до меня: Юргис.

Я порывисто выпрямилась и двинулась к вестибюлю, чтобы полюбоваться им получше. Рыжие локоны юноши, вернувшегося с пробежки по садам, переливались на фоне темного интерьера, как угольки. Он до конца не замечал моего присутствия рядом.

В голове зашевелилась шальная мысля: а не хочу ли я с ним позабавиться?

Недолго думая, я подкралась к нему сзади, и на моих красно-вишневых губах расплылась лукавая улыбка. Шустрым движением я отвесила ему резкий шлепок по заднице. Его изумленная физиономия заставила меня залиться звонким смехом.

Волколак крутанулся, выпучив глаза от охватившего его недоумения.

— Попался, рыжик, — игриво шепнула я, проводя ногтями по его плечу, огибая его, точно хищник, присматривающийся к добыче.

Юргис озадаченно хмыкнул, окинув меня взглядом с ног до головы.

— И что же это за небесный дар такой? Я заинтригован...

Раньше, чем я успела среагировать, его рука грубо оплела мою талию, притянув меня к себе так, отчего наши губы едва не соприкоснулись. От него исходил волнующий жар... Должна признать, что среди всех волчат Юргис... обладает самой пылкой внутренней энергией.

— Посмотрю, как ты будешь себя вести, — дразняще усмехнулась я, вырываясь из его хватки. Но он был проворен: поймав мою ладонь, он вернул меня обратно.

— Куда собралась? Мы же только начали, человечишка... О, как глупо с моей стороны забыть. Вурдалачья красуля.

Я тряхнула головой, отбрасывая его руку.

— Я отправляюсь на кухню. Хочу приготовить что-нибудь сладенькое... Слышала лучший подарок мужчине—подарок, сделанный своими руками...

— У тебя мужчин полный дом. Ты всех одаришь?

— Только самого послушного. И сладкое послевкусие разделю с ним.

На моих губах мелькнула загадочная улыбка: я упивалась напряжением, возникшим между нами. Юргис начал неспешно кружить вокруг меня, перекрывая вход на кухню с видом доминанта. Его взгляд был острым, когда он склонился ближе, изучая мое лицо. Я невольно отпрянула.

— В чем дело? Испугалась небольшой порции веселья? — его горячее дыхание задело мое ухо.

Я чуть отклонила голову, чтобы встретить его взгляд, изображая безобидную невинность.

— Веселье порой бывает небезопасным... Но мне по нраву именно такие забавы. С долей риска.

Юноша недобро сощурился, явно развлекаясь этим обменом мнениями.

— О, мне по вкусу такие игры! Просто скажи мне, каковы твои правила?

Я подалась навстречу ему, как если бы делилась какой-то тайной, предназначенной только для его ушей.

— Мои правила просты: не отставай или останешься в тени других. А шансы твои и так невысоки!

С этим заявлением я бросилась прочь от него. Юргис с удивительной быстротой ринулся за мной, но остановился, когда я круто развернулась к нему лицом: его руки зажали меня по обе стороны стены.

— Думаешь, что словил меня, волчонок? Это случилось только потому, что я позволила тебе это сделать.

— Да неужели? Позволяешь мне то, что другим еще не давала?... А может всё-таки уже займёмся любовью, раз тебя так прет от меня?

— Безответная тебя устроит?

— Ну, если она оканчивается нашими стонами, то—да! Вполне!

— Только твоим.

Я от души врезаю ему локтем под ребра и отправляюсь прочь, пленительно покачивая бедрами.

— И по жопе дала, и под ребра! Мадам, вы меня сегодня балуете!

***

Я поднялась в свои покои, предвкушая предстоящую ночь. Тщательно нанеся на лицо макияж, я подчеркнула свои глаза с помощью темных теней. Облачившись в облегающие черные брюки, я дополнила их малиновой блузой - выбор был сделан намеренно, ведь если сегодня прольется кровь, она лишь дополнит мой наряд. Чтобы завершить ансамбль, я накинула на плечи роскошную черную меховую накидку в пол.

Как же я желаю развлекаться! Пошло оно все лесом!

Я жаждала броситься наперегонки с ветром, как дикий зверь, выпущенный из темницы. Меня манил азарт погони. На губах проступила коварная улыбка, когда я припомнила записку, переданную мне месяц назад Кумой. Лис пригласил меня порезвиться в зимнем лабиринте, и вот настало время для нашей совместной забавы. Он еще не знает, что его ожидает...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда я ступила в заснеженные сады, холодный воздух был пронзительно жгучим, но это меня уже не пугало. Моя кожа была разгоряченной; снежинки таяли при соприкосновении со мной. Я вступила в лабиринт и с изяществом двинулась по лабиринтообразным дорожкам. Вскоре я достигла площадки в центре лабиринта, где под снежным покрывалом стояла симпатичная беседка-ротонда.

Прислушавшись к ночным звукам, я насторожила уши. Мое внимание привлек легкий шорох в кронах деревьев—между ветвями промелькнул белый проблеск. Я усмехнулась, оборачиваясь.

Неподалеку от беседки стояла белая лиса, ее желтые глаза поблескивали в сумерках.

Не раздумывая, я кинулась за лисой. Погоня зажгла что-то во мне: я была быстрее его — проворнее, чем любое другое существо, — и в глубине души я знала, что лис понятия не имел, что пришло поиграть с ним вместо Шуры.

В голове всплыли воспоминания Шуры о прошлых угрозах и нападках Кумы, которые когда-то вселяли в нее чувство ужаса.

Должна ли я отомстить за нас?

Набрав скорость, я ловко спикировала с ветки ближайшего дерева и приземлилась прямо на лису. Прижав зверя к земле, я услышала его сиплое шипение. Лис мгновенно стал увеличиваться в размерах, пока не принял человеческий облик — худая мужская фигура с бледной кожей, мерцающей в лунном свете, белоснежными ровными волосами и медового цвета пылающими от ярости глазами, которые он силился поднять и рассмотреть то, что пригвоздило его к земле. Он не мог меня толком разглядеть, и мне хотелось подольше продержать эту интригу.

Юноша извивался подо мной: его длинные золотистые когти оказались в опасной близости от того, чтобы оцарапать мою ногу. Я с наслаждением предалась этому моменту и с мелодичным смехом прижала его руку выше головы.

— Поведай мне, лисенок, зачем тебе такое милое личико? А что, если... я сниму с него скальп? Оно будет все таким же очаровательным? — я склонилась ближе, принюхиваясь к его сладострастному запаху. — Не думаю.

Мой нос—мой надежный советчик. И сейчас он подсказывал мне, что запах Кумы наиболее близок к моей природе. Как будто мы были созданы из одних и тех же природных стихий. У него была темная душа, он был падок на охоту, азарт, разврат и имел за плечами множество интимных связей. Но, конечно, не так много, как я в других телах. Но Шура... Как я вообще очутилась в теле девственницы? Чудеса да и только! Но одно я знала точно—скоро я это исправлю. И это будет самое легкое и сладостное событие на свете!

Кума сверкнул глазами, угрожающе оскалившись и обнажив острые белые клыки. Он все еще не распознал меня, и это только подстегивало мое озорство.

— Что случилось, лисенок? Не бойся, я могу быть и ласковой... — мой язык медленно прошелся по изгибу его уха, смакуя вкус его кожи. Улыбка скользнула по моим губам, когда я легонько прикусила его ухо, вызвав у него недовольство. — Какой же ты все-таки вкусный, лисеночек!

— Да что ты такое?! — прохрипел он в ответ, к раздражению добавилась досада.

— Я?... Смерть твоя сладкая.

Я впилась острыми ногтями в его шею, чувствуя пульсацию под подушечками своих пальцев.

— Слезь с меня, тварь дикая!

Он попытался подняться, но я прочно удерживала его на месте.

— О боже, как обидно! Даже не сказал, что тварь из меня красивая получилась.

— Дай взглянуть на тебя как следует, тогда и скажу, насколько ты уродлива!

— Уродлива? Я?

Загоревшись вызовом, я разжала хватку и соскользнула с его спины. Кума резко перевернулся ко мне лицом, подскакивая на ноги. Он молча уставился на меня, и мне стало казаться, что так будет продолжаться целую вечность.

Однако кое-что промелькнуло в его медового цвета глазах—в них зажегся огонек любопытства, и мои губы дрогнули в ухмылке.

— Что же с тобой такое стало, зайчонок? — шепнул он, разглядывая меня с ног до головы. Белая шуба, накинутая на него, казалось, искрилась в неярком лунном свете—эта элегантная странность отличала его от более примитивных перевоплощений волколаков. Рати как-то обмолвился, что лисы, служащие некой темной княгине, никогда и не были настоящими людьми, в отличие от них.

— Сыграем в игру, лисенок? Ты ведь так хотел этого, не так ли?

Я стала обходить его по кругу, как хищница, присматривающаяся к добыче, ловя взглядом любое его движение. Он неотрывно следил за мной глазами, не позволяя мне ускользнуть из поля его зрения.

— Догонялки в садовом лабиринте. Если догонишь меня, исполню любое твое желание. — мой голосок звучал обольстительно. Я наклонилась ближе и прошептала ему на самое ушко: — Любое.

Его позолоченный коготь задел свободную прядь моих волос и намотал ее на кончик.

— Я не прочь, — пробормотал он, глубоко вдыхая, словно вкушая мой запах. — Поиграть.

— Выиграю я, — парировала я, легко ускользая от его касания, — и ты ответишь на три любых моих вопроса.

Глаза лиса чуть сузились, в них отразилось недоверие.

— И что же ты хочешь от меня узнать?

Я жеманно улыбнулась, смакуя тонкую игру между нами.

— Проиграй, и узнаешь.

С этим вызовом, повисшим в воздухе, я бросилась в лабиринт—извилистый переплетенный коридор из живых изгородей и теней.

Поначалу Кума поспевал за мной по пятам; я слышала, как позади меня ускоряются его движения, когда он преследовал мою ускользающую тень. Но я ведь провела бесчисленное количество часов, лавируя по этой запутанной зелени; каждый поворот и закоулок были запечатлены в моей памяти.

Углубляясь в лабиринт, я не могла удержаться, чтобы не поддразнить его. Мой смех эхом разлетался по дебрям, когда я сворачивала то влево, то вправо, увлекая его в пучину преследования.

Несмотря на его скорость, становилось ясно, что лиса начинает одолевать усталость. Увлекательная погоня превратилась в испытание на выносливость, где все карты были в моих коготках.

Я сбавила темп, чтобы позволить лису приблизиться вплотную. Оглянувшись на него, я лукаво ухмыльнулась.

— Уже утомился? Я-то думала, ты продержишься подольше... — поддразнила я, осуждающе цокнув языком. — Ты проиграл, лисенок.

Блеск в моих глазах заиграл и триумфом, в то время как он на ходу вновь принял человеческий облик и предстал передо мной, переводя дыхание.

— И что же кролику может понадобиться от меня? — спросил он, откидывая воротник своей шубы, — жар погони все еще не покидал его. — Или же мне теперь стоит называть тебя волчьей подстилкой? — тон его был резким, ноздри раздувались при каждом вдохе. — И что же они с тобой сотворили?

Я прислонилась к корявому стволу дерева с довольной улыбкой.

— Тебе, кажется, жарковато... Может, шубка слишком теплая для тебя? — я приблизилась к нему, удерживая взгляд. — Если так, то, может, я позаимствую ее? Мне вот довольно холодно...

Я взмахнула ресницами, пальцы коснулись мягкого меха на его груди.

— Раньше крольчонок был таким стеснительным. Посмотрите на нее сейчас, — приподняв одну бровь, заметил Кума, пристально наблюдая за мной.

— Моя стеснительность переросла в глубокий голод. Тебе ли не понять меня, как никому другому?...

Мои пальцы смело провели по краю его шубки, скользнув по оголенной коже живота.

Взгляд Кумы обострился.

— Почему же ты так смотришь на меня? Не желаешь помаду мою размазать?

Он звонко рассмеялся, схватив меня за руку и притянув к себе.

— Я не один из твоих окаянных кобелей, которые пускают слюни по твоему телу. Меня это никоим образом не привлекает.

Я перехватила его руку, прижав ее к своей щеке.

— Тогда что же привлекает твой интерес? У меня много талантов; даже такой опытный любовник, как ты, будет приятно удивлен.

Я провела его когтем по своим губам, нежно закусив его. Лис подался вперед, его гладкие белые пряди заслонили его янтарные глаза.

— Продолжай. Спрашивай свои вопросы.

— ...Кому ты служишь?

Лис промолчал.

— Вижу, что не хочешь отвечать. Тогда, ответь, что же ты знаешь о волчьей метке?

— Только то, что она сама источает столь пьянящий аромат, что напоминает самый вкусный деликатес, — ответил он, в его глазах сверкнуло оживленное любопытство.

— Да? И как можно от нее избавиться?

В одно мгновение Кума переменился в лице. Он рванулся вперед и прижал меня к дереву с жесткостью, вызвавшей во мне трепет.

— Могу помочь тебе избавиться от нее. Сделаю это наилучшим образом.

— Съешь меня? — я рассмеялась со смелым вызовом во взгляде. — Хотела бы я посмотреть, как ты это провернешь!

Его клыки коснулись моей шеи, игривый укус превратился в острую боль, когда его зубы вонзились мне в ключицу. Вспышка боли разожгла мои инстинкты. Я отпрыгнула в сторону, мои острые когти рассекли воздух, и пронзительный вой эхом разнесся по саду.

На снегу у моих ног лежал Дарий в человеческом обличье, по его лицу струилась кровь. Второй лис... Извечный компаньон Кумы.

— А чего ты ожидал, нападая на меня со спины, как полный профан? — спокойным тоном произнесла я, откидываясь спиной на грудь Кумы.

— Опять приревновал меня, Дарий? — голос Кумы был холоден, на бледных губах застыл оскал.

Глаза Дария вспыхнули ненавистью, после чего он сплюнул кровь.

— Она больше не человек. Осторожнее с ней, Кума.

Я и не подозревала, насколько близки были эти лисы — все-таки животным чужды сложности человеческих эмоций.

— Пойдем домой, — поднявшись, тихо предложил Дарий.

Кума молчал, незаинтересованно разглядывая свои когти.

— Серьезно, Кума? Я не узнаю тебя. Да что ты в ней нашел?

— Вероятно, Кума не настолько глуп, как ты считаешь, — усмехнувшись, вмешалась я.

Внезапно Дарий ринулся на меня, но Кума тут же оказался на его пути, придавив того к дереву.

— Я никогда не предавал тебя. Моя верность по-прежнему неизменна, — прохрипел Дарий с разочарованием.

— Не припомню, чтобы я давал тебе какие-либо клятвы, — усмехнулся Кума, сжимая пальцы на его горле. — Ты забываешься.

Оба внезапно замерли, резко обернувшись в одну сторону. Я тоже почувствовала—что-то мощное стремительно приближалось к нам. Волк. Я перевела взгляд на то место, где были лисы, но там уже было пусто.

— До нашей следующей сладкой встречи, мой крольчонок... с коготками, — раздался у моего уха медовый шепот Кумы. Я обернулась, но ничего не увидела—лишь кустарник чуть заметно покачивался в потемках на фоне леса.

И тут из полумрака со стороны садов вынырнул огромный белый волк, двигаясь мне на встречу. Агний.

По моим венам пробежало странное волнение, сердце забилось быстрее. Настоящая Шура явственно заявила о себе, желая вернуть себе тело, в котором она когда-то была одна. Я ощутила непонятное предчувствие своей капитуляции перед ней. Ну что ж, на сегодня с меня хватит развлечений, пожалуй. Уступлю ей тело.

Задыхаясь, я наконец почувствовала, как вурдалак ослабил свою хватку на мне. Теперь я могла дышать полной грудью и контролировать свое тело.

Я бросилась к Агнию, сердце выбивало дробь, как молот о наковальню. Обхватив его за шею, я зарылась лицом в тепло его меха, вдыхая присущий только ему земляной душистый запах.

Только когда мои ладони соприкоснулись с его оголенной кожей, пришло понимание его перевоплощения. Мои наполненные слезами глаза распахнулись, и я нашла утешение в его крепких объятиях.

Агний стоял передо мной, человечный и уязвимый, отсутствие одежды подчеркивало силу и молодость его тела. Меня пробрала дрожь от холода и смущения, но он лишь сильнее прижал меня к себе, успокаивая.

Я поспешно сняла свою меховую накидку и укрыла его плечи.

— Шура, — заговорил он с беспокойством в голосе. — Я нашел это на своем прикроватном столике сегодня утром. Это ты положила ее туда?

Он протянул кулак, разжимая пальцы—на его ладони лежала одна-единственная волчья ягода.

Я моргнула и лишь молча кивнула.

— Да. Это волчья ягода.

— Она ядовита.

— Эта—нет, — проговорила я, с дрожью по всему телу. — Я выбрала тебя, Агний. Я заключила сделку с вурдалаком.

Он сильнее сжал мои плечи, его взгляд пронзительно вглядывался в меня.

— Что ты ей пообещала за это?

— Ничего, — еле слышно ответила я, качая головой. — Мы просто поговорили. Она дала мне три ягоды. По одной для каждого, с кем я хочу быть собой. Если ты съешь эту ягоду, Агний, вурдалак никогда не завладеет моим телом, когда я буду рядом с тобой.

Я накрыла его руку своей, безмолвно обращаясь к нему с мольбой о понимании.

— Ты доверяешь ей?

Я опустила взгляд. У меня не было никаких сомнений, кому отдать первую ягоду. Я сразу знала, что это будет Агний.

— У меня нет выбора. Пока мы не придумаем противоядие, это мой единственный шанс... жить.

С осторожностью, словно это было что-то сакральное, Агний поднес ягоду ко рту, веки его прикрылись. Меня охватило какое-то необыкновенное состояние, будто тьма поглотила свет, но свет испепелил ее в ответ.

Я попятилась назад, мое тело содрогнулось: он тут же подхватил меня, его руки стали спасением среди хаоса. Меня пронзила вспышка ледяного паралича, а затем—полная безмятежность. Я вернулась в свое тело. Вурдалак во мне заснул глубоким сном.

— Шура... — прошептал Агний, нежно погладив меня по голове.

Я нахмурилась, встречая его взгляд.

— Не обращайся со мной как с дитем.

Его улыбка стала невероятно теплой, заставив меня позабыть обо всем.

— Если бы я обращался с тобой как с дитем, как бы я мог позволить себе сделать подобное?

Наклонившись, он приник к моим губам. Поцелуй был медленным и осторожным. Его губы были мягкими и в то же время настойчивыми, разжигая огонь глубоко внутри меня. Я таяла в нем, мое сердцебиение синхронизировалось с ритмом нашей связи.

Когда я отстранилась, на моих губах расцвела робкая улыбка. Я осмелилась поднять на него глаза, и мое сердце запылало чем-то новым и необычайно светлым.

Мы вместе отправились по извилистой тропинке лесного марева, его рука обнимала меня, а общее тепло моей накидки согревало нас обоих.

— Помнишь, Шура, — тихо проговорил Агний, его шепот приласкал мое ухо, — я обещал показать тебе одно особенное место?... Время пришло.

Всякому своя милая хороша

Агний попросил меня закрыть глаза и бережно повел через пышные объятия леса. Я чувствовала себя странно: воздух, прежде морозный, теперь был наполнен обещанием тепла и овевал меня, как весенний ветерок.

— Теперь можешь открыть глаза, — его дыхание нежным напевом коснулось моего уха.

Улыбка украсила мои губы, и я повиновалась, застыв в благоговейном изумлении. Передо мной расстилалась захватывающая дух картина: под ветвями деревьев расстилалась живописная поляна, утопающая в переливах цветущих фиалок, танцующих на легком ветерке. Их аромат, пряный и неуловимый, заворожил меня, словно сама природа пожелала создать этот райский уголок, не тронутый временем.

— Как такое возможно, что здесь сейчас лето? — проговорила я едва слышно, восхищаясь окружающей меня красотой.

— Земли возле поместья уже много веков находятся в плену зимнего времени, — пояснил волколак, сохраняя спокойный, задумчивый взгляд. — Но стоит отойти чуть дальше, и можно заново открыть для себя тепло времен года.

Он протянул мне руку, и, когда я, краснея, стыдливо вложила свою ладонь в его, то услышала его легкий смешок. С радостью в сердце мы двинулись по петляющей лесной тропинке.

Я сбросила туфли, смех сорвался с моих губ, и я помчалась вперед без оглядки. Остановившись, я закружилась вокруг себя в головокружительном вихре, и мир вокруг меня расплылся. Я не желала, чтобы это время заканчивалось. Время, когда я единолично распоряжалась своим телом, когда могла самостоятельно двигаться, выражать свои мысли, говорить и... чувствовать.

Как раз в тот момент, когда я была на грани потери равновесия, руки Агния обхватили меня, без труда удерживая на месте при вращении с улыбкой, озаряющей его лицо.

Он мягко поставил меня на землю и мы опустились под сенью древних деревьев. Я смотрела на небо, теряясь в потоке перистых облаков, а его глаза, полные нежного чувства, неотрывно глядели на меня.

Внезапно меня охватила тревожная мысль.

— Агний, как тебе удалось покинуть пределы поместья? Ведь сейчас не твой черед для вылазок! — я вцепилась в его руку, на моем лице застыло отчаяние.

Его смех прозвенел, как колокольчики на ветру, а на щеках появились ямочки.

— Я и забыл, как это приятно, когда о тебе волнуются, — промолвил он, убирая прядку волос с моей щеки. Его глаза—каждый иного цвета—захватили меня в плен, увлекая в свои глубины.

Я боролась с румянцем, который грозил вот-вот выступить. Мой взгляд упал на его обнаженную грудь, точеный изгиб живота и край меховой накидки, волнующе прикрывавшей нижнюю часть его тела. Он воплощал в себе саму суть запретного порока.

— Моя очередь на вылазку наступила сегодня. Казимир вернулся домой вчера вечером.

Я содрогнулась от холодной дрожи. Возвращение Казимира было сопряжено с немалой угрозой для меня. В последний раз, когда он выпустил свою ярость, это был жестокий сеанс безумия, в котором моя жизнь оказалась на волоске от гибели. Что он сделает со мной, когда увидит живой и невредимой?...

Я зажмурила глаза, с губ сорвался вздох. Пальцы Агния провели тонкую дорожку от моего виска к глазам, словно желая запечатлеть в памяти каждую мою черточку.

— Агний... Я боюсь за свою жизнь. Казимир... он напал на меня в прошлый раз, — наконец решилась признаться я с дрожью в голосе.

Выражение лица мужчины внезапно осунулось, во взгляде зародилась недобрая моровая дымка.

— Что он сделал?... Он ведь не причинил тебе вреда?

Я покачала головой, и на меня нахлынули воспоминания, кровавые и преследующие.

— Вурдалак воскресил воспоминания о его мертвой невесте, разжигая в нем неистовую ярость. Он привязал меня к Алатырь-камню и окатил святой водой.

Я содрогнулась, воспоминание о случившемся полоснуло меня по душе. Через мгновение руки Агния обхватили мое лицо, заставляя встретиться с ним взглядом.

— Впредь говори мне обо всем, что с тобой происходит. Клянусь, Казимир больше и пальцем тебя не тронет. Это я тебе обещаю. С тех пор как погибла Сияна, он подчинился зверю внутри себя, превратившись в порождение скорби и безумия.

— Меня преследуют сны о ней. Сияна... что на самом деле постигло ее? — мой голос дрогнул, я надеялась услышать опровержение моим кошмарам в его словах. — Прошу, расскажи мне все. Я хочу знать.

Агний тяжело выдохнул, склонив голову, светлые локоны скрыли его глаза.

— Мы были чудовищами задолго до того, как обрели их обличья. Наши сердца—некогда порочные и жестокие—не могли спокойно смотреть на ее счастье с Казимиром. Когда же судьба обернулась против нее, мы бездействовали, зная, что она обречена на верную погибель в мороз.

В этот миг я заметила, как переменился лик Агния—его безмятежная маска рассыпалась, обнажая груз мучительных воспоминаний, которые давно терзали его по ночам.

— За те месяцы, что я провела под одной крышей с вами, я сумела многое узнать о каждом из вас, — задумчиво протянула я, проводя пальцами по шелковистым лепесткам цветов. — Вы храните темные истории—истории, сотканные из самой природы ваших страхов. Мучения, которым вы себя подвергаете, — жестокое эхо воспоминаний об этих историях. Я считаю, что прежде всего вы должны найти в себе силы простить самих себя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Моя рука, немного подрагивающая от нерешительности, коснулась его пальцев.

Взгляд Агния затмился печалью.

— Ты говоришь истину, милая Шура. Безусловно, ты права. Но как простить себя, если сострадание было отнято у нас в тот момент, когда мы приняли свою вторую природу? Однако ты... — он улыбнулся мне теплой улыбкой, пробившейся сквозь мрачные тени. — Ты многое изменила. Прожив так долго на этой земле, я понял одну вещь: на свете существуют только любовь и страх, и ничего больше. Если мы прокляты своими страхами, то только любовь может служить нам спасением. И это не любовь к себе; это любовь, дарованная другому. И поэтому я с ужасом думаю о том, что могу потерять тебя, боясь, что мои слова или поступки могут изменить то, как ты меня воспринимаешь.

— Ты никогда не задумывался о том, что страх — это тот источник, из которого проистекает всякая храбрость?

Агний снова одарил меня понимающей улыбкой, кивнув.

Когда мы улеглись на травяной покров, я прижалась к его груди, и ритмичное биение его сердца стало для меня отрадой. Агний, убаюканный безмятежностью момента, погрузился в дремоту. Мой взгляд скользнул по созвездию родинок, украшающих его грудь и шею. Увлекшись прослеживанием их узоров пальцем, я забыла о том, что он погрузился в сон.

— Помнишь, что я говорил о родинках? — его голос был тихим шелестом, веки по-прежнему были закрыты.

— Что это следы от поцелуев, подаренных сужеными в прошлой жизни?

Он улыбнулся в ответ, заключая меня в свои объятия.

— Твой душевный свет затмевает все мои дурные мысли, которые я когда-либо вынашивал.

— Дурные мысли? У тебя? С трудом верится, что в тебе есть хотя бы намек на это. Ты кажешься... безупречным.

— Кажешься... Это определяющее слово, — отозвался он с ноткой меланхолии в тоне.

— Я отказываюсь соглашаться с этим.

— Не вынуждай меня убеждать тебя в обратном, Шура. Я бы никогда не пожелал причинить тебе страдания.

— Причинить страдания? Что ты имеешь в виду?

Мое излишнее любопытство разгорелось: я увидела, как стремительно расширяются его зрачки.

— Я проигрывал этот диалог в своей голове бесчисленное количество раз... Словно я прожил три жизни за это время, — признался мужчина, опуская глаза—золотистые пряди волос рассыпались каскадом, скрывая его лицо от моего внимательного взгляда. — Я возжелал тебя с такой силой, что душа моя воспылала. Каждый раз, когда вижу тебя, с тех пор как ты появилась на пороге нашего дома, я горю нестерпимым желанием. Мой зверь пробуждается при одном только виде тебя, он также как и я алчет обладать тобой—здесь и сейчас. Но поддаться этому первобытному порыву я себе никогда не позволю.

Резким, исступленным движением Агний наотмашь ударил себя по лицу, отчего из его носа побежала пунцовая струйка. Он наспех стер кровь рукавом шубы, стараясь не встречаться с моим взглядом.

— Шура, не уповай на меня. Не доверяй ни одной душе в стенах поместья.

— Какая проникновенная речь, Агний! Если бы только твои слова имели под собой почву искренности, — раздался голос, пронизанный насмешкой.

Моран медленно вышел из тени деревьев, аплодируя.

— Ты также намеревался открыть ей, как заманил в ловушку суженую Казимира? — его ухмылка расширилась, когда я отшатнулась, инстинктивно пытаясь укрыться за спиной Агния. — Знаешь ли ты, дорогая Шура, что в ту роковую ночь не Казимир был в очереди на вылазку? В ту ночь Агний должен был отправиться на охоту. Однако Казимир крепко поссорился со своей невестушкой, поскольку она слишком много времени проводила в обществе нашего благородного Агния. Похоже, наш приятель питает особую тягу к повторению былых ошибок.

— Что бы он ни говорил, это лишь средство поселить в тебе смуту, Шура. Не верь его словам, — негромко произнес Агний, и его пальцы с оберегающей нежностью сжали мои.

Взгляд Морана стал более хищным, когда он устремил его на меня.

— Я всегда возвращаю то, что принадлежит мне по праву, на свое законное место. Я говорю о тебе.

— Как он смог покинуть территорию поместья? — прошептала я Агнию с замиранием сердца.

Агний прищурился, принюхиваясь. Внезапно, словно пораженный каким-то озарением, он подался вперед.

— Что ты сделал с Ратишей?!

Моран с глумливой усмешкой ответил: — Я просто сделал то, на что ни у кого из вас не хватило бы духу. Пришлось воспользоваться кровью щенка, чтобы на несколько часов выйти за пределы нашего милого домика. Занятно, да?

Поначалу роль крови Ратиши в его рассказе ускользала от меня, но потом меня осенило - леденящее осознание. Ратиша не был связан теми же цепями проклятья, что и остальные; он обладал свободой покидать поместье по своему желанию. Таким образом, его кровь могла теоретически дать Морану возможность задержаться за пределами поместья без серьезных последствий.

— Сколько крови ты у него забрал? — прорычал Агний, в его глазах вспыхнула ярость. Моран лишь ухмыльнулся, потешаясь над его беспокойством.

— А я задам обратный вопрос: как долго, по-твоему, он протянет без четверти своей крови?

Агний резко выдохнул, его глаза на мгновение прикрылись. Я ухватилась за его руку, сердце тревожно ёкнуло.

— Ты сможешь помочь ему?

Он сдержанно кивнул.

— Надеюсь, что смогу. Но ему, без сомнения, потребуется переливание крови.

— Урок преподан, — хлопнув в ладоши, заявил Моран, поворачиваясь к нам спиной. — Только представь, что ждет других, если ты посмеешь выйти за пределы резиденции без моего на то разрешения. Игрушки должны оставаться на своих полках, иначе последствия постигнут тех, кто им дорог.

С этими словами он перевоплотился в волка и скрылся в глубине леса.

***

В порыве отчаяния я мчалась по тускло освещенным коридорам поместья, направляясь к покоям Ратиши. Не постучавшись, я влетела в его спальню.

Он лежал на кровати, бледный и залитый потом, его левая рука до локтя была замотана бинтами. Мои кулаки сжались—Моран заплатит за это.

Опустившись на колени рядом с кроватью, я почувствовала, как на меня наваливается груз безнадежности. Ратише нужно переливание крови, но проклятие, сковавшее волколаков, лишает их возможности оказать помощь; их кровь навлечет проклятие и на него. Я бы все отдала, чтобы помочь ему, но моя собственная кровь, запятнанная ядом вурдалака, была бы еще смертельнее, чем анемия, с которой он боролся.

Я коснулась лба Ратиши, ощутив холод его кожи. Он лежал не шелохнувшись, лишенный сознания. Я хотела поцеловать его в лоб, но, стоило мне склониться к нему, как что-то внутри меня затрещало. Мое зрение на мгновение померкло, а затем вновь обрело ясность.

«Время вышло, милая. Я вернулась, Шурочка. Соскучилась по мне?»

— раздался в голове голос вурдалака, и зловещая усмешка отдалась в моем сознании.

Как же замечательно снова оказаться в теле прелестной девы. Что она собиралась тут делать? Тайком поцеловать мальчишку в лоб? Как банально!..

Зависнув над лицом Ратиши, я приблизилась и прильнула теплым поцелуем к его заледеневшим губам.

— Ты мой любимец, волчонок. Придется тебя выручить, — прошептала я, поднимаясь с вновь обретенной силой.

Спускаясь по парадной лестнице, я испытывала чувство предназначения сполна. Из гостиной доносились звуки жаркого спора Юргиса и Кирилла.

— Это искусство, Кирилл, или можно выкинуть это к чертям собачим? — воскликнул Юргис, швыряя что-то на ковер с пестрым узором.

Кирилл испуганно ахнул, а затем послышались новые шуршащие звуки.

— Да как ты смеешь! Ты что, незрячий? Как ты можешь не видеть, что это художественное произведение???

— Значит, я слепой, ибо вижу лишь то, что твое «произведение искусства» будет пылать пуще дров! — рассмеялся Юргис, и их препирательства продолжились, пока я скользящим шагом проследовала мимо них в обеденный зал.

Там, во главе внушительного дубового стола, восседал Моран с бокалом вина в руке. Слева от него сидел Казимир с непроницаемым выражением лица, читая книгу.

Когда я вошла, общая обстановка переменилась. Взгляд Казимира столкнулся с моим, костяшки его пальцев побелели на переплете фолианта, выдавая бушующие внутри него чувства.

— Ты что-то хочешь? - осведомился Моран, с деланным безразличием потягивая вино.

— Да, — невинно улыбнувшись, сообщила я, подходя ближе. — Я хотела бы отужинать с тобой. Можно?

Моран выразительно вздернул бровь, и с его губ сорвался смешок.

— Восхитительная просьба. Прилежные игрушки несомненно поощряются. Можешь присоединиться ко мне.

— Благодарю. Но прежде чем мы начнем трапезу, я хочу благословить наш стол молитвой.

Подойдя к Морану, я опустилась перед ним на колени.

— Я хочу помолиться за тебя, мой хозяин.

Тишина воцарилась в зале, и даже потрескивающий камин, казалось, затих в ожидании.

Неожиданно Моран ухватил меня за подбородок, приподнимая так, чтобы я встретилась с ним взглядом.

— В какие игры ты задумала играть со мной?

— Игры? Как же я могу не захотеть помолиться за тебя, хозяин? Ты спасал мою жизнь бесчисленное количество раз, больше, чем я того заслуживаю. Когда ты не позволил багровой реке забрать мои годы, когда расправился с упырями, напавшими на меня в лесу, или когда я потеряла самообладание из-за голода своей новой природы—ты всегда и везде приходил за мной.

Я опустила ладони на его колено, заглядывая в суровые черные очи.

Моран смерил меня взглядом из-под густых блеклых ресниц.

— Начинай.

Я прижалась щекой к его колену и прикрыла глаза, зная, что Моран по-прежнему блаженно не ведает, что Шура никогда бы не произнесла молитву за его душу. Он считал, что мы с Шурой по-прежнему боремся за это тело, не ведая, что мы давно стали самостоятельными владельцами этого тела.

— Да будет благословен твой дух, дорогой господин, и пусть всегда ты будешь в добром здравии. Пусть твое сердце найдет утешение, а желаемое воплотится в жизнь. Я молю рок судьбы даровать тебе силу и мудрость, и обретения покоя в окружающем тебя хаосе. Аминь.

Выражение лица Морана было трудно разобрать, он лишь молча провел ладонью по моей голове.

— Довольно. Займи свое место за столом.

Я кивнула, поднимая на него взгляд, в моих глазах плескались невысказанные намерения.

— Я бы хотела сидеть ближе к тебе, хозяин.

Он вскинул бровь, бросив взгляд на Казимира, который все это время упорно хранил молчание.

— Ты мне больше не нужен. Оставь книгу и уходи. Теперь у меня есть кому читать мне набожные сказки. — пока он говорил, его пальцы мучительно сжались на моей талии.

Казимир не удостоил меня и взглядом, резко поднявшись и оттолкнувшись от стола с выражением подавляемой злости.

— Садись, или я передумаю, — рявкнул Моран, отпустив меня сразу же. Но стоило мне двинуться с места, как за платье грубо дернули, и я тут же оказалась в его руках, оказавшись на его колене.

— Хозяин желает, чтобы я сидела у него на коленях? — прошептала я с боязливой ноткой в голосе.

Моран криво ухмыльнулся, его взгляд теперь был устремлен на мое лицо с поистине хищной силой.

— Мне нравится, когда ты так меня величаешь. Это возбуждает.

Я слабо заулыбалась, проводя пальцами по его распущенным волосам. Белые пряди напоминали свежевыпавший снег. Как у того лиса, Кумы...

— Что за злодейство сотворил с тобой этот вандал? — пробормотала я с тревогой во взгляде. — Чтобы так отрезать эти чудесные локоны...

— Под «вандалом» ты подразумеваешь Агния?

— Да. Как Кирилл дорожит своими картинами, называя Юргиса вандалом за намерение сжечь их, так и я отношусь к Агнию в том же свете за то, что он осквернил то, что дорого мне... — прошептала я, скользнув пальцами по его груди.

— Если ты вурдалак, говорящий от имени Шуры, то передай ей, что я отдаю предпочтение ее замене. Настоящая Шура может отправляться туда, откуда явилась. — его слова прошелестели у моих губ, как манящее обещание.

— Боюсь, мы неразделимы, — шепнула я, мягко погладив его по щеке. К моему удивлению, Моран прикрыл глаза, склонив голову навстречу моей ласке.

— Но я останусь рядом с тобой, хозяин. Я никогда не уйду от тебя.

Я наклонился ближе, мои губы уже были готовы прижаться к его губам.

Однако он вдруг распахнул глаза и с ожесточением вцепился в мой загривок. Я ахнула, подчиняясь его властной манере.

— Мне решать, останешься ли ты рядом со мной или нет.

— И что же ты решил, хозяин?

Я облизнула нижнюю губу, так как в горле все пересохло.

Моран внимательно наблюдал за мной, его хватка все крепче сжималась, а во взгляде разгоралась смесь ненависти и желания.

Быстрым движением он притянул меня к себе для поцелуя, его губы впились в мои с пылом, от которого у меня перехватило дыхание.

Но я никак не откликнулась; вместо этого по моим щекам потекли слезы, и я прижалась к нему, уткнувшись носом в его шею.

— Что это за дьявольщина? — прохрипел он мне на ухо.

— Я мечтаю испробовать твоей ласки, как ничего другого в этом мире, поверь мне, хозяин. Но Шура внутри меня подавляет меня своим горем. Она оплакивает Ратишу; они были так близки...

— Этот щенок должен скончаться из-за ее неповиновения!

— Не вини Шуру за ее непослушание. Она не так умна, как хочет казаться. Боюсь, она не усвоит этот урок. Или, что еще хуже, после гибели Ратиши она может взбунтоваться еще больше.

—Я чую, ты хочешь что-то предложить.

— Верно, хозяин. Ты видишь меня насквозь с удивительной ясностью. Да, у меня есть план. Ратиша должен быть спасен, исцелен, а затем освобожден. Ты изгонишь его из поместья, ибо ему здесь не место. При этом будет создаваться впечатление, что он бросает Шуру, равнодушный к ее беде.

Я выгнула спину под его пальцами, прижимаясь к нему еще плотнее. На губах Морана заиграла лукавая улыбка, а сам он наблюдал за мной с угрюмым удовлетворением.

— Агний уже занимается щенком.

— О, хозяин, этого недостаточно. Ему нужно переливание крови-переливание человеческой крови.

— Среди нас нет ни одного человека. Значит, щенок обречен.

— Только если я не отправлюсь в ближайшую деревню на небольшую охоту. Я быстро вернусь. Разреши мне отправиться. — я прижалась к костяшкам его пальцев щекой, не сводя с него глаз. — Тогда Шура будет спокойна, и я смогу в полной мере предаться своим желаниям с тобой. Единственный мужчина, который будет обладать мной... — я завороженно воззрилась на него в ожидании.

— Юргис! — внезапно проревел Моран, и его голос гулко разнесся по залу.

Через мгновение рыжеволосый высунулся из дверей, приподняв брови и осматривая сцену со смесью недоумения и легкого презрения.

— Скажи Агнию, чтобы сегодня оставался дома. Шура отправится в пригород, а ты будешь оберегать ее своей жизнью, — приказал Моран.

Мое сердце забилось от восторга, когда я взглянула на него, а он лишь коротко усмехнулся, после чего поднялся.

— Возврати ее мне к рассвету, — распорядился волколак, выходя из столовой.

Я поднялась с колен и с ехидной ухмылкой повернулась к Юргису.

— Ну что, рыжик? Готов хорошенько развлечься со мной на свободе?

Парень прочистил горло и с неохотой покосился на меня.

— Не женщина—хитрая лисица.

Где сердце лежит, туда и око бежит

Луна низко висела в бархатном небе, серебристая сфера бросала бледный свет на густой лес. Я, извечная искусительница, затянутая в манящие одежды, чувствовала, как по моим жилам течет знакомый трепет авантюры. Рядом со мной Юргис, заклятый бродить по земле в облике рыжего волка, ступал с ощутимым внутренним напряжением, как натянутая тетива лука, готовая вот-вот сорваться.

Когда мы вышли из спутанных древесных тисков, запах сырой земли и хвои уступил место насыщенному, пьянящему запаху жизни. И людей... Окраина Черноградской губернии. Далекие звуки смеха и праздничной музыки манили меня вперед.

— Держись возле меня, — предупредил Юргис, низко прорычав, но в его словах слышалось беспокойство: он уже стоял подле меня в человеческом облике, неторопливо натягивая рубаху. И все же трепет ожидания предстоящего был слишком манящим.

— Возле тебя? О, рыжик, ты же знаешь, что я не из тех, кто любит быть на привязи, — поддразнила я, изобразив на губах задорную улыбку. Я бросилась вперед, мой смех эхом разнесся по воздуху, как призыв сирены.

— Шура! — рявкнул он, успев схватить меня за рукав платья. — Хотел спросить. Что за игру ты затеяла с Мораном?

— ...С Мораном?

Притворившись безобидной, я крутанулась, чтобы встретиться с ним взглядом, и мое платье взметнулось, как темное облако.

— У меня нет намерений играть в игры. Я всего лишь обычная девушка, пользующаяся своими женскими чарами, чтобы заполучить желаемое.

— Твои чары могут привести тебя к большим неприятностям, ты же знаешь.

— Неприятностям? Возможно. Но разве не в этом заключается прелесть бессмертной жизни? — подмигнула я, наклонившись к его уху. — А любая бессмертная жизнь аморальна, согласен?

— Значит, ты полностью и беззастенчиво владеешь ее телом? Что, Шура меня даже не слышит?

— О, она очень хорошо тебя слышит. Просто ее тело теперь в более умелых руках. Переживаешь за нее? Не представляла, что в тебе есть такое... — усмехаюсь я, когда он пытается схватить меня снова, но я грациозно ускользаю.

Таверна предстала перед нами: деревянные балки, выветренные временем, — прибежище тепла и веселья. Войдя внутрь, я скинула меховую накидку и предстала в элегантном приталенном платьице, которое идеально подчеркивало мои изгибы. Как только я шагнула внутрь, обстановка переменилась. Мужские взгляды устремились на меня, как мотыльки на пламя, и я с наслаждением упивалась этим вниманием, предвкушая охоту.

Юргис держался на периферии, его взгляд то и дело темнел, когда он замечал приближающихся ко мне мужчин. Я чувствовала, как от него распространяется напряжение, как под его невозмутимым взором разгорается нешуточная буря.

— Делай свое дело, и валим отсюда, — процедил он, проходя мимо меня, изображая незнакомца, — И будь осторожна.

— Осторожна? И что в этом увлекательного? — рассмеялась я, мой голос прозвучал мелодично и мгновенно привлек к себе больше внимания. Но мое веселье было недолгим. Пьяный мужчинка, покачиваясь на ногах, приблизился ко мне с таким видом, что меня аж пробрало до мурашек. Слишком много раз я такой замутненный взгляд видала...

— Пойдем, голубушка. Почему бы тебе не разделить со мной стаканчик-другой? — пролепетал он, от его дыхания несло крепким алкоголем и дурными намерениями.

Идеальная добыча. Даже не пожалею, если убью его сгоряча. Мне нужно только проверить, подойдет ли его кровь для Рати.

— Пошел от нее! — рявкнул Юргис, оказавшись рядом со мной. Его грозный рык заставил притихнуть всю таверну.

Мужик попятился, его бравада рассыпалась перед угрожающим напором Юргиса.

— А тебе-то что, дружище? Твоя что ли?

— Моя.

— Понял. Уже ухожу, ухожу. Вечера доброго вам! — прохрипел пьяница, но смелость его тут же померкла под пристальным взором Юргиса.

Я захихикала, глядя на такую опеку, и меня охватил теплый трепет.

— Ты очарователен, когда так ревнуешь, — заметила я, обходя волколака, — но из-за тебя теперь ни один мужчинка не угодит в мои сети.

Неожиданно что-то яркое привлекло мое внимание: среди толпы мелькнули рыжие волосы, похожие на танцующее пламя. Мое сердце ускорило свой бег, и я почувствовала непреодолимую тягу, как будто сама Шура звала меня подойти к нему ближе. Я направилась вслед, пробиваясь сквозь массу людей, ощущения обострились, а азарт стал сильнее.

— Шура! — окликнул меня Юргис, но я была заворожена, потерявшись в чарующем ярком блеске.

Приблизившись, я поняла, что это был всего-то юноша с ярко-рыжими волосами. И почему ты захотела, чтобы я подошла к нему, Шура? Ну скажи мне, милая...

Я протянула руку и схватила парня за плечо. Незнакомец неспешно обернулся.

— ...Лукьян? - прошептала я едва слышным голосом сквозь шум таверны.

На лице незнакомца застыла безучастная маска, его черты были до жути знакомыми и в то же время почему-то далекими, точно наполовину забытое воспоминание.

— Вы перепутали меня с кем-то, — ровно произнес парень, и прежде чем я успела возразить, растворился в толпе.

— Нет! Постой! — вскрикнула я, отчего сердце Шуры гулко стукнуло в груди. Осознание того, что это был жених Шуры из ее прошлого, появившийся из небытия, разожгло во мне настоящий огонь. Шура-то думала, что он давно уж сгинул, поскольку ее деревня была заброшена и уничтожена упырями много веков назад. Но этот Лукьян каким-то образом остался жив, и это точно был он — сердце Шуры узнало его.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не раздумывая ни секунды, я кинулась за ним к выходу из оживленной закусочной: каблучки застучали по булыжникам, дыхание сбилось. Я слышала, как Юргис упорно звал меня, но я была слишком уж поглощена погоней, вынужденная следовать за юношей, который оставил глубокий след на сердце Шуры, так, что она до сих пор помнит вкус его поцелуев спустя столько лет и при всех окружающих ее красавцах-волколаках.

Погоня выплеснулась на центральную площадь, ночь была наполнена шумом и весельем. Я шныряла между веселящимися гуляками и торговыми палаткам, ощущения охотницы накалялись. На площади было слишком уж много публики, шло какое-то цирковое представление, цыганки в пестрых юбках на миг обескуражили меня.

— Лукьян!! — позвала я с отчаянием в голосе. — Проклятье!..

И тут передо мной возникла черная карета. Занавеска отодвинулась, являя изящную женскую руку в черной перчатке, манящую меня подойти ближе.

Что за чудеса такие?...

Дверца распахнулась, и прежде чем спешащий ко мне через цирковых работников Юргис успел догнать меня, я скользнула в темноту кареты.

— ...Вот мы и встретились, — проговорил из тени тихий женский голос. — Шура.

Я вгляделась в источник голоса; темнота окутывала все полностью, но мое ночное зрение было отменным.

— Кто ты? Не прячь свой лик. Темнота не способствует сохранению молодости. — говорю я с ухмылкой, откидываясь на подушки. Я чувствовала темную энергию, исходящую от скрытого собеседника. Древнюю женскую энергию. Такую энергию может излучать только существо, что находится на короткой ноге с самим Чернобогом. Такой я была когда-то много веков тому назад. Но отныне... Я сидела с ним рядом на его темном троне бессмертия, верой и правдой служа Ему.

— Правда? И отчего же тебе знать это? Какие твои годы...

О, ты была бы удивлена.

— Княгиня Кобрина, я полагаю?

Я слышу тихий смешок, и по щелчку пальцев загорается дюжина черных свечей, освещая небольшое пространство, обитое черным шелком.

Сидела я перед ней — загадочной Княгиней Кобриной, которая, казалось, воплощала в себе саму суть темного очарования. Ее длинные, гладкие черные волосы были заплетены в густую косу, ниспадавшую по спине полуночным водопадом. На ее голове красовалась изящная бриллиантовая диадема — крошечная и острая, мерцающая, аки звезды на небосводе. Высоко приподнятые брови придавали ей холодный, дерзкий вид, способный заморозить самое храброе сердце. Темно-красные губы изогнулись в лукавой улыбке, идеально подчеркивая бледность кожи. Но больше всего меня покорили ее глаза — серые, кошачьи, обведенные темными тенями.

— Честно говоря, я переменила свое представление о тебе, - ее голос был мягок и тих. Княгиня поглаживала крупного черного кота, развалившегося у нее на коленях. — Теперь я понимаю, что они все в тебе нашли. Не только очень хороша собой, но и, бьюсь об заклад, остра на язычок. Должно быть, приятно, об него иногда резаться.

Я склонила голову набок, изучая ее со смесью соперничества. Так это и есть та самая женщина, что прокляла моих волков?.. Она и не подозревает, кто сейчас ведет беседу с ней вместе Шурочки... Мысль о том, чтобы поиграть с ней, сплести свою собственную паутину интриг, вызвала во мне трепет.

— Почему же ты прокляла тех милых молодцев? - спросила я, скрестив ноги с непринужденной элегантностью. — Они не лишены своих положительных качеств. При правильном подходе они могли бы стать очень хорошими мальчиками. Послушными. Просто нужно знать верный ключик к каждому.

Ленивая улыбка появилась на губах Княгини, в ее глазах зажегся огонек интриги.

— Считаешь?... Поделишься, кто же у тебя любимчик?

Я изобразила задумчивость, покачивая ногой.

— Было бы преступлением выбрать только одного из шести. У каждого из них есть свои прелести для разных настроений.

— Очевидно, у нас много общего. Я приятно удивлена. И как долго ты планируешь пробыть с ними в этом старом маленьком поместье?

— А что? Есть предложения?

— Возможно. В наши дни мудрый советник при дворе — навес золота. Похоже, мне нужен кто-то, как ты... Хотела бы жить во дворце и иметь все, чего только душенька твоя пожелает? Я могу дать тебе это. И даже больше.

— ...Только если?

— И даже здесь ты прекрасно меня понимаешь, - ее голос понизился до заговорщического шепота. — Ты, несомненно, была бы лучшим советником во всей мрачной истории Чернограда... Мне всего лишь нужно от тебя, чтобы ты наказала одного из волчат. Он мне больше живым не нужен, в то время как другого... Я хочу, чтобы ты спасла.

Княгиня хлопнула в ладоши, и дверца кареты приоткрылась. Я удивленно подняла брови, когда Дарий опустился на корточки рядом со ступеньками, его желтые глаза презрительно сверкнули, когда тот посмотрел в мою сторону. Лис вытер кровь с рук о свою грудь, порылся в сумке, прежде чем достать глиняный кувшинчик, который поставил у ног княгини.

— Это для того, кто в этом нуждается. Спаси его, — промурлыкала Кобрина. — Прошу тебя, Шура.

Я принюхалась к воздуху, уловив ни с чем не сравнимый запах крови — человеческой крови.

— ...И это подойдет Ратише?

— Так он теперь себя называет?... Хм, хорошо. Да, не волнуйся, Шура, мои слуги очень квалифицированы в таких делах.

Я взяла кувшин и спрятала его в свою сумку, обдумывая возможные последствия.

— И кого же из них ты желаешь видеть мертвым?

Темная княгиня рассмеялась, прикрыв губы рукой в перчатке.

— Я всего лишь сказала наказать, но ты снова доказываешь мне, что ты — абсолютно умная девушка.

Она отодвинула занавеску кареты и указала на лавку с вывеской «Маленький магазинчик Агнешки».

— Попроси отвар из корней аконита. Добавь несколько капель в красное вино Морана. Знаю, что он часто любит его пригубить. Он ничего и не заметит.

Моран... Мысль о прощании с ним задела мои эгоистичные струны, но соблазн свободы, распутной жизни за пределами поместья был слишком велик. Я должна была избавиться от его волчьей метки, и что могло быть лучше, чем отравить его?...

— Через месяц я снова приеду в этот маленький городок. Приходи в это же время и на это же место. Я верю, что у каждого из нас будут приятные новости друг для друга, - заключила Кобрина с леденящей душу ухмылкой.

Я кивнула, выскальзывая из кареты.

Когда карета тронулась, я обернулась и вдруг мельком увидела того, кто сидел на козлах. На заднем сиденье, уверенно управлялся с лошадьми, — Лукьян.

Я не поверила своим глазам. Бросилась было за ними, но карета резко свернула за угол и исчезла в кромешной ночи.

— Где, черт возьми, ты была?! — прогремел голос Юргиса сзади, когда тот грубо схватил меня за плечо, прижимая к стене.

Я усмехнулась его гневу, отчего тот на мгновение остолбенел.

— Я всегда охочусь в одиночку. Кроме того, ты так медленно плетешься позади меня. Так что отойди, — шикнула я, отталкивая волколака и направляясь к центральной улочке.

— Куда ты идешь?!

— В лавку трав. Мне кое-что нужно.

Пока я шла, мостовая под моими ногами казалась теперь живой и полной возможностей. Я избавлюсь от Морана и наконец-то сбегу из этого злосчастного поместья. Но не куда попало — я буду жить во дворце! Какая удача!... У моих ног будет столько мужчин, сколько я пожелаю, я даже смогу проложить себе путь к сильнейшим в этом мире и получить то, о чем мечтают все бессмертные здесь поголовно, — власть.

Магазинчик трав был тускло освещен, на полках стояли склянки со странными отварами и перемолотыми сушеными травами, воздух был насыщен запахами окуривания и алхимических снадобий. Торговка, пожилая женщина с мудрыми глазами, подняла голову, когда я подошла.

— Ищите что-то конкретное?

— Мне нужен отвар. Из корней аконита. Есть?

Глаза женщины слегка расширились, на ее лице промелькнуло замешательство.

— ...С аконитом шутки плохи.

— Знаю. И у меня есть на то причины, поверьте мне. Знаете, каково это — чувствовать себя овечкой среди голодных волков. Мы, хрупкие девушки, нуждаемся в защите. А мужчины в наши дни... Бывают хуже зверей. Хуже зверей, понимаете?

Понимающе закивав, торговка поспешила под прилавок и достала маленький флакончик, наполненный темной жидкостью, зловеще мерцавшей в тусклом свете.

— Отнеситесь к этому с умом. Всего несколько капель могут изменить чью-то судьбу.

— Благодарю.

Как раз то, что мне нужно. Изменить судьбу.

Я взяла флакон, ощущая в ладони тяжесть его потенциала.

***

Тихо опустившись на колени у кровати Рати, я провела пальцем по краям его повязки, туго обмотанной вокруг руки, что свидетельствовало о переливании крови, которое произошло всего несколько часов назад. Агний неустанно трудился всю ночь, его врачебное мастерство не имело себе равных.

Бледная кожа паренька прекрасно сочеталась с белоснежными простынями, и жар, исходивший от его тела, был вполне ощутим.

Я хотела было пойти, немного отдохнуть, но как только я начала подниматься, Ратиша вдруг протянул ко мне руку и сжал мои пальцы. Он осторожно положил мою ладонь на свою забинтованную руку.

— Ш-ш-ш... Еще чуть-чуть, Сирин, - пробормотал он в дреме. — Я чувствую, что твои прикосновения исцеляют меня лучше, чем все те микстуры, которые Агний успел влить в меня... Слышишь, как бешено бьется мое сердце, когда ты рядом? — прошептал волчонок, и его сухие, бледные губы изогнулись в слабой улыбке.

— Тебе нужно отдохнуть, милый, — тихо ответила я, касаясь его лба. Жар, исходивший от него, настораживал все больше. — Ты очень ослаб после переливания крови. Я позову Агния.

Но Рати снова словил мою руку, направляя мои пальцы к своему оголенному животу и еще ниже.

— ...Что ты делаешь? — пробормотала я, заинтригованная таким поворотом.

— Ты говоришь, что я ослаб, но это неправда, Сирин. Как же я тогда могу чувствовать это так явственно? — с вызовом произнес он, прижимая мои пальцы к низу своего живота, подталкивая меня опуститься ещё ниже, за ткань его штанов. — Знаю, что ты воспринимаешь меня не так, как других, но... Чувствуешь, как дико бьется мое сердце, когда ты рядом, Сирин? Чувствуешь, как там у меня становится все теснее, когда ты так ко мне прикасаешься? Разве ты не видишь, что я могу любить тебя лучше, чем другие — душевно и физически?!

От того, как он томно прикусил свою нижнюю губу, у меня свело дыхание. Рати потянул меня за руки, пытаясь уложить на кровать рядом с собой. Я отчего-то сопротивлялась, во мне поднималась волна неповиновения. То ли это была Шурина воля, то ли это было не в моем характере — уступать и подчиняться.

— Остановись, Ратибор! — потребовала я резким голосом и ударила его по щеке — звук эхом разнесся в тишине комнаты.

Глаза парня расширились, и он сдавленно ахнул от потрясения.

— Откуда... Откуда ты знаешь мое настоящее имя?!

Я хмыкнула, отворачиваюсь. Откуда ему было знать, что я намеренно залезла в мысли Темной Княгини? Это имя вспыхивало в ее голове каждый раз, когда та думала о поместье.

Внезапно волчонок начал дрожать, его упругое тело сотрясли судороги. Должно быть, я закричала или рассмеялась, — не знаю. Но двери тут же распахнулись, и в покои вбежали Агний и Юргис.

Юргис разразился смехом, который показался крайне неуместным в этом хаосе. Агний, однако, сосредоточился на Ратише, пытаясь удержать его, пока тот извивался. В порыве его припадка Агний, должно быть, случайно задел локтем приподнятую ткань на промежности Рати, и в этот же момент в спальне воцарилась мертвая тишина.

— О Боги!... Он, что... возбужден? — ахнул Агний, его глаза расширились, когда тот медленно повернулся ко мне. — Шура... Что он только что с тобой тут делал? Он... прикасался к тебе? — его взгляд почти проник мне в душу, и я отвела глаза.

Прежде чем я успела ответить, Агний метнулся вперед, сжав кулак, готовый ударить Рати по лицу, но Юргис вовремя перехватил его руку. Смех Рати разразился подобно дикой буре, наполнив комнату маниакальной энергией. На его бледном лице появилась кривая, тревожная улыбка с испариной на лбу, отражающая внутреннее безумие.

— Маленький уродец... Ты отвратителен! — прошипел Юргис, шлепнув парня по лицу.

Пальцы Агния нашли мои, и, не оглядываясь, он потянул меня к выходу, его хватка была крепкой, но нежной.

— Я?! Я!!! — Рати истерично захихикала позади нас. — Да, я точно такой же, как и моя дорогая матушка, Темная Княгиня!!!

Когда мы вылетели в коридор, я не смогла сдержать улыбку, очарованная разворачивающейся драмой. Итак, Княгиня Кобрина была матерью Ратиши? То есть, Ратибора. Интересно...

Агний догнал меня и взял за руку. Я было зашипела на него, но глаза мои закатились, и я почувствовала, что Шура снова начинает брать верх, ее душа выходила на первый план в этом теле. Видимо, теперь была ее очередь управлять нами.

— Шура, это ты? — спросил Агний, и на его лице отразилось беспокойство, когда он нежно погладил меня по голове.

Я кивнула и встала на цыпочки, чтобы обнять его в ответ, слезы катились по моим щекам.

— Что не так с Рати? Почему он так себя вел?

— ...Я накачал его всевозможными лекарствами, чтобы он продержался до тех пор, пока вы не принесете кровь для переливания, — прошептал мужчина успокаивающим тоном. — Должно быть, это они так действуют на него. Я так волновался за тебя, когда узнал, что ты ушла в город с Юргисом, ничего не сказав.

— Это была не я. Это была она, Агний. Я оказалась в ловушке внутри.

Его руки медленно, словно защищая, скользнули по моей спине.

— ...Ты сказала, что темная сушь дала тебе три волчьи ягоды... Ты кому-нибудь отдавала две другие?

Его вопрос затуманил мои мысли.

«Я же говорила тебе, что все они одинаковые, не так ли? Теперь Агний подозревает, что ты что-то от него скрываешь, что ты ему втихаря изменяешь с кем-то!...»

- прошипел в моей голове мой темный двойник.

Нет!... Агний не такой. И я тебе это докажу.

— Я отдала ягоду только тебе, — призналась я наконец, — другую хотела отдать Рати, он мой хороший друг, но теперь... Я больше не уверена, что хочу этого.

Агний поцеловал меня в лоб, кивнув.

— Прости его. Уверен, что он не имел в виду то, что сказал. Ему станет лучше, и он сам попросит у тебя прощения. Вот увидишь.

Когда я прислонилась к мужчине, то почувствовала, как тепло его тела проникает в меня, как лекарство от смятения, которое поселилось в моей душе. Я прикрыла глаза, позволяя окружающему миру исчезнуть, сосредоточившись исключительно на ровном ритме его сердцебиения.

***

Острыми коготками, блестевшими, как обсидианы, я карабкалась по сырой каменной кладке стены, ощущая прохладу дождя, смешивающуюся с моим внутренним жаром предвкушения. Окно второго этажа со скрипом отворилось, открывая портал в темень внутри. Мои влажные волосы прилипли к лицу, а на руках были следы от моей недавней охоты в лесу — грязь и кровь.

Он лежал там, неподвижный и уязвимый, погруженный в дремоту. Я подкралась к огромной кровати, инстинктивно заострив когти. Проведя пальцами по внутреннему карману юбки, я ощутила холодное стекло флакона с ядом, спрятанного в закладках.

— ...Вернулась ко мне?

Моран вдруг возник из теней позади меня. В одно мгновение он развернул мою талию к себе, обхватив меня за шею хваткой, которая была одновременно собственнической и жестокой. Его руки скользнули от моих запястий к ладоням, и я поддалась магнетическому притяжению между нами, переплетя наши пальцы, когда он развернул меня и прижал спиной к своей груди.

— Почему так долго? — его голос превратился в низкое рычание.

— Была голодна, хозяин. Охотилась. Но я же говорила, что всегда буду возвращаться к тебе.

Я выгнула спину, откидывая голову назад, так, чтобы положить ее ему на плечо, а бедрами прижаться вплотную к его. Звук его низкого, гортанного стона эхом отозвался в моем ухе. Признаюсь, это был самый сладкий звук, который я когда-либо слышала, — колыбельная от жестокого волка.

Его губы прошлись по моей обнаженной шее, оставляя влажную дорожку, что воспламенила мои чувства. Я зажмурила глаза, отдаваясь ощущениям, пока мой взгляд не упал на засохший цветочный венок, лежащий на дальнем подоконнике.

— Зачем это тебе?! — выпалила я, указывая на венок. — Откуда он?

— ...Цветы? Дорогая, неужели ты думаешь, что я не могу различать красоту природы? Считаешь, мне не позволено ценить такие сентиментальные вещи?

Я смотрела на пожелтевшие цветки, и не мои воспоминания душили меня все больше, аки приливные волны. Шура давным—давно смастерила похожий венок, ее смех сливался в моей голове с журчанием реки Убороть в день Стрибога — праздник свободы, жизни и ветра. Она бросила свой венок в реку вместе с другими девушками, и их надежды и мечты уплыли прочь, как хрупкие лодочки. Многие молодцы словили венки в тот день на радость своим суженным. Лукьян не поймал ее венок: течение реки было слишком быстрым.

Руки Морана начали медленно раздевать меня, каждый его поцелуй на коже напоминал о настоящем, но мой разум был захвачен прошлым Шуры.

— ...Моран, перед нашей долгожданной ночью, — мой голос был едва слышен за песней ливня по окнам. — Я хочу тебе кое-что подарить.

Я протянула ему кулачок и развернула его. На моей ладони лежала маленькая черная ягодка. Волчья ягода.

Желя души моей

Я очнулась, погруженная в ледяную воду в затемненной ванной комнате, холод просачивался сквозь мою одежду, словно ледяные пальцы, цеплявшиеся за кожу. Паника охватила меня, когда я вытащила руки из воды, под ногтями было что-то красное... Кровь?

Я вылезла из воды, кинувшись к зеркалу. Мое сердце сжалось. Лицо, смотревшее на меня, было моим, но казалось маской — знакомой и в то же время чужой, сшитой из теней и чего-то порочного.

Я не потрудилась снять насквозь промокшее платье, облепившее меня — мысли были заняты другим. Толкнув тяжелую дубовую дверь, я тихо переступила порог чьих-то тускло освещенных покоев. Воздух был насыщен тревожной тишиной, я не знала, где была, да и с трудом помнила, что произошло накануне.

Тяжелые шторы закрывали лунный свет, который так и просился внутрь. Осторожным движением я раздвинула их, и серебристое сияние хлынуло внутрь, отбрасывая на паркет жуткие узоры.

Подойдя к кровати с балдахинами, я никого там не обнаружила. Она была пуста — простыни смяты и холодны.

Когда я повернулась, меня охватил ужас, дыхание перехватило. Там, на диване у потухшего камина, покоился Моран, грудь его была испещрена глубокими красными царапинами, волосы взъерошены, а на лице — застывшие тревожные морщинки.

Что-то меня завораживало в этой картине. И вскоре, я поняла, что.

Его бледная кожа еле заметно испускала темное свечение. Как дым от потухшего костра, черные тени опутывали его тело. Это свечение гипнотизировало, как будто оно было живым, то появляясь, то исчезая.

Я моргнула, зрение на мгновение затуманилось, и я подумала тогда, что все еще сплю. Но эти тени...... Осознание пришло моментально. Они же исцеляли его, обвиваясь вокруг ран на его груди, медленно затягивая их, словно щупальца ночи.

Должно быть, вурдалак внутри меня снова взбесился, и Моран поместил меня в ледяную ванну, чтобы подавить то пылающее безумие во мне, как он сделал это тогда. Но почему вурдалак повел себя так жестоко с ним? Должно быть, виной тому стала волчья ягода — я хотела предложить ее Морану. А вурдалак, вероятно, желая оставить его себе любой ценой, набросился на него.

«Он мой...»

— в моей голове раздался отголосок, далекий, но пронзительный. — «

Кто угодно из них, но не он!»

Внезапно тени, исходящие от Морана, казалось, почувствовали мое присутствие и со зловещей грацией заскользили к моим ногам. Стремительно обвиваясь вокруг моих лодыжек, они стали затягивать меня в свои темные объятия.

Я ахнула, пытаясь отстраниться, но тени схватили меня, увлекая в бурлящую бездну воронки, что они образовали подо мной.

В одно мгновение я очутилась в сумрачном лесу, воздух был прохладным, но до боли знакомым. Яузнала его. Нюх у меня был хорош от рождения. Это был мой родной край. Мой лес. Захотелось сразу кинуться в чащу, на поиски моей избушки и бабушки Озары.

Но вдруг, перед моими глазами предстало видение — группа молодых охотников, собравшихся у мерцающего озера, с их губ срывался смех, пока те пили медовуху. Среди них я сразу же узнала моего Лукьяна, его огненно-рыжие волосы показались мне маяком в этих сумерках.

— Смотрите-ка, братцы! Девица! — гаркнул один из охотников, указывая на одинокую фигурку на другом берегу озера.

Я наблюдала, как они обратили свое пьяное внимание на девушку, собирающую морожку.

— Давайте немного порезвимся с красой? — ухмыльнулся Лукьян, его глаза озорно блеснули. — Живем-то один раз, братцы!

Охотники рассмеялись, одобряя сказанное их побратимом.

Их намерения становились мрачнее, когда те приближались к девушке, их пьяная бравада подпитывала их действия.

— Пожалуйста, не надо! — умоляла девица дрожащим голоском. Но мужицкий смех заглушал ее мольбы.

Бедняжка попыталась было сбежать, но Лукьян метко пустил стрелу в землю прямо подле ее ног, пуще запугав бедняжку. От ужаса та оступилась, запнувшись за корень древа. Ее фигурка мгновенно исчезала в канавке.

Неожиданно лес затих. Вокруг нависла мертвая тишина. И даже охотники стали прислушиваться к этой диковинной перемене вокруг.

Громадный белый волк выскочил из теней можжевельника, его клыки сверкнули в угасающем свете солнца. Он набросился на охотников со свирепостью, не оставлявшей места милосердию и спасению.

Истошные крики эхом разнеслись по округе, и лишь одному из дюжины охотников удалось чудом спастись: Лукьян спрятался за валуном, когда зверь, расправившись с его побратимами, обратил свое внимание на девушку, безжизненно распростертую на лесной подстилке в неглубокой канавке.

В мгновение ока волк перевоплотился в стройного молодца, опустившегося на колени рядом с бездыханной девой. Я почувствовала непреодолимое желание подойти ближе к нему и увидеть печаль, отразившуюся на его прекрасном лице.

Но стоило мне пошевелиться, как под моей ногой предательски хрустнула ветка, и беловолосый молодец резко обернулся на звук.

Меня охватила паника, и я отшатнулась: перед глазами все поплыло, видение прошлого помутилось.

Я почувствовала, как кто-то схватил меня за запястье, возвращая к реальности.

Приоткрываю веки и вижу суровое лицо Морана в одной пяди от моего.

— Тебе уже лучше? — осведомился он низким, сонным голосом.

Я уставилась на него, оторопь смешивалась со смущением.

Он ухмыльнулся, отпустив мое запястье и поднимаясь на ноги.

— Переоденься перед завтраком. Жалко смотреть на тебя. Такая мокрая... — его взгляд скользнул по мне, задержавшись на теле так, что у меня по спине пробежала покалывающая дрожь. — И не от меня.

В моей голове промелькнули воспоминания о прошлой ночи, разбитые фрагменты хаоса. Я порылась в карманах в поисках двух волчьих ягод, обнаружив, что осталась лишь одна.

— Что? Тяжело припомнить, что ты вчера натворила? —поддразнил волколак, зажигая свечу, которая осветила царапины на его груди. — Вурдалачка была в ярости, когда ты предложила мне ту ягоду. Хотела расцарапать тебе личико, но я напомнил ей, что она насолит и себе тоже. Пришлось ей выплескивать свою ярость на меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я отвела взгляд, когда он стянул с себя разорванную рубашку, румянец залил мои щеки.

— Любопытно... Мне не нужно даже смотреть на тебя, чтобы знать, что ты сейчас заливаешься краской. Насколько же ты можешь быть застенчивой?

— Моран, ответь мне, прошу... Ты съел ту ягоду? — голос дрожал, неуверенность снедала изнутри.

— Ну, если это ты разговариваешь со мной, а не вурдалачка, значит, что я все-таки это сделал, верно?

Он передернул плечами с небрежностью, которая противоречила напряжению, повисшему в воздухе.

Я вздохнула, крепко обхватив себя за локти.

— Спасибо.

— За что же?

Он нахмурил брови, в его взгляде промелькнуло неподдельное любопытство.

— Ты мог бы воспользоваться мной, но не сделал этого. Благодарю тебя. От всего сердца благодарю.

Нас окутала тишина. Затем, без предупреждения, волколак крепко схватил меня за локоть и повел к соседней двери, вталкивая внутрь.

Я ахнула от красоты мрачного интерьера стиля Ампир открывшейся передо мной комнаты, меня поразил простор и высокие потолки.

Моран подошел к столу, окруженному высокими книжными шкафами; из огромных окон кабинета открывался вид на заснеженную долину, залитую белым светом.

Волколак сел, изучая меня с таким вниманием, что мне стало неловко и захотелось за что-нибудь спрятаться.

— Присаживайся. — он указал на кресло напротив стола. Я повиновалась, было странно видеть его впервые не в гневе.

— Какая послушная. Аж глаз радуется. Скажи мне, почему ты так упорно борешься за свою душу?

Его вопрос застал меня врасплох.

— Не хочу, чтобы нечисть владела мной.

Моран вздохнул, барабаня пальцами по столу.

— Мхм... И что же мы будем с тобой делать?

Мы? Почему — мы?...

Я почему-то не могла встретиться с ним взглядом. Волнение сковало меня.

— Ты была в городе с Юргисом. Расскажи, что видела там? Кого встречала?

Я захотела открыться ему о княгине Кобриной и ее зловещей сделке с вурдалачкой, но внезапно у меня перехватило дыхание, воздух вылетел из легких, как у рыбы, вытащенной из воды. Хватка нечисти была удушающей, не давая мне промолвить и слова.

— Нет, ничего такого, — сумела прошептать я, качая головой.

Моран прищурился, поднимаясь со своего места.

— Юргис сказал, что ты зашла в лавку местной знахарки. Что-то купила?

Костяшки его пальцев коснулись моего плеча, отчего по телу пробежала дрожь.

— ...Да. Я плохо себя почувствовала. Купила кое-что. Чай заваривать.

Ложь показалась мне горькой на вкус.

— Знаешь, почему я взял у тебя ту волчью ягоду? Не потому, что я весь святой и не хочу отнять у тебя твою невинность.

Я подняла невинные глаза, встретившись с его насмешливым взглядом.

Моран поджал губы, его рука легла мне на горло, сжимая ровно настолько, чтобы напомнить о его превосходстве в силе.

— Я сделал это, потому что презираю эту поганую нечисть в тебе. Она голодна и жаждет только похоти и развратной энергии. С ней неинтересно. Нельзя сломать то, что уже было сломано сотню раз до тебя. Но ты... Ты — другое дело. Тебя никто еще не ломал до меня. И я получу изрядное удовольствие, сломав тебя и доказав, что все твои представления о том, что мир — хороший, ложные. В этом мире нет ничего светлого, ясно тебе?

Он усилил хватку на моем горле, мир вокруг меня расплылся, я с трудом дышала. Как раз в тот момент, когда темнота уже угрожала поглотить меня, волколак ослабил хватку, и его губы прижались к моим.

Он смазанно провел губами по моим уста, удерживая меня за затылок. Это продолжалось всего несколько секунд, и я даже усомнилась, взаправду ли это было.

— ...Почему же ты такой жестокий? Что заставило тебя презирать все вокруг? — пролепетала я, отшатнувшись от него.

— Не все. Только таких, как ты. — его хриплое дыхание было едва слышным. — С этого момента будь настолько послушной, насколько сможешь. Иначе все, к кому ты тут уже так привязалась, будут страдать из-за тебя.

Дверь захлопнулась, и я осталась в его кабинете одна, тяжесть его слов еще долго отдавалась в тишине эхом.

***

Тусклый свет заходящего солнца просачивался сквозь тяжелые шторы в моей комнате, отбрасывая на пол кружевные тени. Я провела весь день в уединении, окруженная затхлым запахом книг и тихим шелестом переворачиваемых страниц. За такое отвлечения я была благодарна, потому что мир за дверьми был полон опасностей, с которыми я не осмеливалась встретиться лицом к лицу снова. Вурдалак, который таился в уголках моего сознания, готовый наброситься на первого встречного, пугал меня все больше. Решение побыть в своих покоях побольше и подальше от обитателей поместья, было оправданным.

Когда я переворачивала страницы очередного романа, мои мысли вернулись к Лукьяну. Его образ, который когда-то был проблеском света в моей жизни, теперь преследовал меня, как зловещий призрак.

«Как он попал на службу к Темной Княгине? Действительно ли он был тем человеком, которого я когда-то знала? Или столетия изменили его до неузнаваемости? Какую же цену он заплатил, чтобы оставаться молодым все эти годы?....» — Вопросы кружились в моей голове, как осенние листья, подхваченные порывом ветра.

Он не узнал меня в таверне, его взгляд был холодным и отстраненным. После того видения в лесу я поняла, что едва ли знала, кем он был на самом деле... Был ли Лукьян действительно таким чудовищем?... Убийцей? Но Баба Озара сразу бы учуяла любую червоточинку в его душе. Почему же она ничего мне не сказала тогда?...

С приближением вечера меня охватил голод, заставивший выйти из безопасных покоев.

Я спустилась в обеденный зал. Сегодня было очень тихо. В столовой я обнаружила Кирилла и Юргиса, их лица были напряженными и молчаливыми. Юргис был погружен в какую-то книгу с рисунками, в то время как Кирилл смотрел на свой чай, вовсю избегая моего взгляда, когда я появилась. Мне стало интересно, что такого сделала или сказала ему вурдалачка, что заставило его так сильно избегать контакта со мной. Из-за этого стало жутко неловко.

— Добрый вечер, — пробормотала я, занимая свое место. Кирилл коротко кивнул, бросив нервный взгляд на мою пока что пустую тарелку, в то время как Юргис хмыкнул себе что-то под нос. В воздухе витали воспоминания о вчерашней безумной ситуации с Ратишей.

Вскоре в зал вошел Агний, его появление стало для меня подобно солнцу, вышедшему из-за хмурых туч. Но присмотревшись к нему, моя первичная радость переросла в тревогу. Он выглядел усталым, тени под глазами выдавали долгую ночь, проведенную в уходе за больным Рати.

На мгновение наши взгляды встретились, и мужчина одарил меня теплой улыбкой, которая осталась незамеченной остальными. Он налил себе чашку черного чая, пар от которого поднимался вверх, словно облачко, поднимающийся из глубин бездны.

— Ратише уже лучше, — объявил Агний ровным голосом, усаживаясь за стол около Кирилла. — Но он будет прикован к постели в течение недели. Потеря крови была критической, но человеческая кровь, которую вы раздобыли, сотворила чудеса. Он будет жить, благодаря Шуре и Юргису.

Я задумалась. Откуда Княгиня Кобрина взяла ту кровь? Мысль о том, что кто-то отдал за это свою жизнь, окутала мой разум темной пеленой.

Только я хотела высказать свои мысли вслух, как двери в зал со скрипом отворилась, и все взгляды обратились ко входу. У меня перехватило дыхание. В помещение медленно вошел Моран.

На нем не было ничего, кроме брюк, его обнаженная грудь блестела в тусклом свете люстр, шрамы от когтей, которые раньше уродовали его кожу, уже зажили, за исключением слабых следов, которые намекали скорее на страстную ночь с пылкой дамой, чем на дикую потасовку с вурдалаком.

— Всем доброго вечера, — его голос прозвучал слишком спокойно, и мне стало не по себе. Вожак поместья подошел ко мне, убирая выбившуюся прядь моих волос с плеча.

Мои щеки вспыхнули, и я почувствовала на себе взгляды окружающих, их реакция была разной и красноречивой. Моран плавно наклонился и нежно поцеловал меня в оголенную ключицу.

— Ты оставила свой корсет в моих покоях. Забери, как будет время.

Юргис поперхнулся чаем, Кирилл шумно выдохнул и побледнел. Агний продолжал молчать, с идеально сдержанным выражением лица.

Я с трудом сглотнула, пытаясь сохранить самообладание. Это была еще одна из эмоциональных игр Морана.

Пронзительный скрип отодвигающегося стула разбил тишину — Агний резко встал, удаляясь, не проронив ни слова.

— Уууу... Наш взрослый мальчик поплыл! — съязвил Юргис, отбрасывая грязную салфетку. Та угодила прямо в чашку Кирилла, отчего тот испуганно ахнул, тоже вскакивая с места.

Моран невозмутимо ухмыльнулся, усаживаясь на сиденье рядом со мной.

Я почувствовала, как на меня наваливается груз разочарования, удушающий и тяжелый. Тепло, которое я ощущала всего несколько мгновений назад от присутствия любимого мужчины, рассеялось, сменившись холодом, что стал пробирать меня до дрожи.

Допив чай, чтобы поскорее уйти, я извинилась и поспешно встала из-за стола, мое сердце разрывалось от осознания того, что Агний все это лицезрел.

Моран не стал меня задерживать, а лишь лениво окинул меня взглядом напоследок, делая глоток любимого красного вина.

***

Я постучала. Никто не ответил. Помедлив, я все-таки решилась войти.

Тишина окутала меня, резко контрастируя с хаосом, который я только что покинула. Здесь было темно, только в соседней комнате мерцали свечи.

— ...Агний?

Я нахожу его во второй комнате его покоев: он стоит у окна спиной ко мне, взирая на заснеженное кладбище вдалеке.

— Между нами ничего не было, — прошептала я, приближаясь к нему. — Когда ситуация вышла из-под контроля, я отдала Морану вторую волчью ягоду. Он сказал, что вурдалак разозлился на мой поступок и попытался причинить мне вред. Моран остановил его. Эти царапины на его груди были из-за этого.

Наступила минута тишины. Наконец, Агний кивнул, опустив голову.

— ...Он снова пытался угрожать тебе, да?

Я поколебалась, прежде чем кивнуть.

— Он сказал, что ему доставит огромное удовольствие сломать меня. Что он докажет мне, что в этом мире нет ничего хорошего.

Агний опустил взгляд, по его лицу пробежала тень.

— Не слушай его. Он не сможет причинить тебе вреда. То, что он каждый раз только угрожает тебе, подтверждает мои мысли. Моран был сильнее всех нас. У нас и в мыслях не было ослушаться его. И повода не было. Но теперь все изменилось. Я становлюсь сильнее, Шура. Благодаря тебе. И он это чувствует. Моран знает, что рано или поздно его авторитет рухнет. — Агний осторожно берет меня за руку, сжимая мои пальцы. — И когда это произойдет, я хочу видеть тебя рядом со мной, Шура. Как свою суженную. Я хочу, чтобы ты носила мою волчью метку.

Его слова наполнили меня теплом, и все же темнота нашей реальности нависла над нами, как грозовая туча. Я взяла его за руку и подвела к дубовым полкам маленькой библиотеки, которая была у него в углу.

— ...Почитаешь мне? — тихо попросила я, надеясь найти утешение на страницах его любимых книг.

— Хорошо. Но давай пройдем в другую комнату. Там будет уютнее и теплее.

На этот раз он повел меня за собой. В свои спальные покои.

Осматривая аккуратную комнату в теплых тонах, я заметила старую фотокарточку, спрятанную между страницами одной из его книг у кровати. В груди похолодело, когда я узнала изображенную на ней девушку — Аннет, его сводную сестру. Ту, которую я видела в своих видениях.

— ...Ты скучаешь по ней?

Агний проследил за моим взглядом. На его лице промелькнула грустная улыбка.

И тремя словами он заставил мое сердце пережить короткую смерть: — Постоянно.

Увидев светлую печаль в его глазах, я почувствовала укол сочувствия. Я опустилась на край кровати, теряя нить реальности.

Агний присел передо мной, забирая мои руки в свои.

— Конечно, я скучаю по Аннет. Но не так, как мужчина скучает по любимой. А так, как только брат скучает по давно забытой семье. Понимаешь?

Он поцеловал костяшки моих пальцев, и я почувствовала, как тепло его привязанности развеивает все мои тревожные мысли.

Агний взял с полки какую-то книгу и пригласил меня прилечь на его кровать, пока сам устроился в кресле. Вскоре я погрузилась в спокойную дрему, убаюканная звуками его монотонного голоса.

Я пробудилась от нежного поглаживания по голове, а затем на меня опустилось мягкое одеяло.

— Ты проснулась... Прости, — шепнул он, и его извиняющаяся улыбка украсила его лицо. — Не смог удержаться.

Я улыбнулась в ответ, прижимаясь щекой к его ладони. Мой взгляд устремился наверх, останавливаясь на большом позолоченном зеркале, висевшем прямо над кроватью.

— Агний...... Почему у тебя там зеркало?

Румянец залил мои щеки, когда в голове промелькнула неприличная мысль.

— А, это... Совсем забыл о нем. — робкая улыбка появилась на его губах, когда он поднял голову.

— Для чего оно там?

— Я не буду лгать или скрывать от тебя те стороны себя, о которых никто не знает, — пробормотал он, присаживаясь рядом со мной. — Я не хочу скрывать от тебя свое истинное лицо, Шура. Все эти годы, когда я был один, мне нравилось наблюдать за собой в те моменты, когда я... скучал по женской ласке. Понимаешь?

Я качнула головой, чувствуя смущение.

— Я могу показать тебе. Но только если ты этого хочешь.

Я опустила взгляд, мои пальцы коснулись черных шелковистых простыней. Мое воображение разыгралось, представляя, как он лежал здесь ночами, прижимаясь обнаженной кожей к шелку, погруженный в грезы или, возможно, в муки одинокой страсти по теплу прикосновений.

Агний всегда был добр и нежен ко мне, и все же он предупреждал меня, чтобы я не доверяла даже ему. Почему?... Ведь если бы кто-нибудь спросил меня, кому бы я всецело доверила свою жизнь... Только его имя всплывало у меня в голове. Возможно, Агний так сказал, лишь потому что опасался. Опасался, что когда я узнаю, что он делает за закрытыми дверьми своей спальни, это может оттолкнуть меня от него, напугать...

Я осторожно касаюсь руки Агнии, чувствуя неимоверное волнение.

— Я хочу этого.

Во взгляде мужчины промелькнула смесь удивления и чего-то еще — скрытого желания.

Он медленно начал расстегивать рубашку, каждая пуговица все больше обнажала его гладкую кожу, золотистый свет комнаты придавал ему поистине божественную красоту. В те времена Агний, должно быть, был самым красивым аристократом в своей губернии...

Он откинулся на кровать, приглашая меня присоединиться к нему. Меня охватила тревога, но желание довериться ему было сильнее любого страха.

Я забралась на кровать, чувствуя под собой мягкий шелк. Мы лежали плечом к плечу, отражаясь в зеркале над нами. Это было сродни волшебству.

— Смотри, Шура.

Его пальцы скользнули вниз по своей шее, груди и животу, плавность его легких прикосновений завораживала. Я чувствовала себя загипнотизированной, втянутой в интимные неземные прикосновения, которые происходили совсем рядом, но наблюдала я за ними будто бы из-за зеркалья.

Осмелев, я начала подражать его движениям, мои пальцы скользнули по собственной шее и груди. Я замешкалась, расстегивая воротник платья, и на мгновение прикрыла глаза, осмеливаясь на подобный шаг.

— Посмотри на себя, ты такая красивая, — прошептал Агний, и в его голосе прозвучало искреннее восхищение, от которого у меня по спине побежали мурашки.

Его рука потянулась вверх, к зеркалу: пальцы прошлись по моей груди и лицу в отражении, лаская воздух, но меня он так и не коснулся. От этой томительной пытки, мне ещё больше захотелось прильнуть поскорее к его теплому телу.

Я и не заметила, как зеркальное отражение вдруг стало слишком реальным, слишком осязаемым. Его губы приоткрылись, и мои невольно поддались в ответ — приглашение, которому я не могла противиться.

Одним быстрым движением Агний перевернулся и прижал меня к кровати. Это было уже не просто зазеркалье — это была долгожданная реальность: его тело придавливало мое до легкой истомы, Агний наклонился, его губы захватили мои в медленном поцелуе. Горячая волна радости захлестнула меня, воспламенив каждый участок моей кожи. Наши губы двигались в идеальной гармонии, его язык властно распоряжался моим, пока руки трепетно очерчивали изгибы моего тела.

Время потеряло всякий смысл, ведь пока я растворялась в нем, мир вокруг исчез. Я почувствовала, что плыву по течению, близость с Агнием была подобно воссоединению с самым близким и сокровенным — на душе становилось легко и спокойно, я будто наконец-то возвращалась в родной дом, когда он так крепко прижимал меня к себе.

В конце концов, я поддалась блаженной неге, положив голову ему на грудь, и ритмичное биение его сердца погрузило меня в мирный сон. Я совсем забыла о проклятье вурдалака и чувствовала себя в полной безопасности, окутанная теплом мужчины, которого полюбила всем сердцем.

Добро не лихо — ходит тихо

Я пробуждаюсь под мелодичное пение птиц, хотя, возможно, это лишь отголоски сна. Тепло солнечных лучей касается моего лица, нежно переплетаясь с прохладой утреннего воздуха. Когда я потягиваюсь, кто-кто ласково целует меня в лоб.

— ...Агний, — произношу я едва слышно, пробуждаясь от глубокого сна. Комната кажется пустой, если не считать теней, тихо танцующих в углах.

Хлопаю глазами, осматривая пространство вокруг, ощущая, как тяжесть ночных сновидений все еще давит на меня. Вставая с кровати, я чувствую, как мягкая ткань ночной рубашки касается кожи. Начинаю искать свое платье. За окном бушует снежная буря, ветер завывает, как неприкаянный дух, принося с собой зловещую атмосферу.

Поправляю юбку, и инстинктивно проверяю потайной карман. Мое сердце замирает — флакон с ядом исчез!

— Это то, что ты ищешь? — тихий голос раздается позади меня.

Нет... Страх сжимает мой живот.

Агний выходит на свет, его лицо холодно и непроницаемо.

— Я нашел это на полу. Яд аконита.

— Я... — с трудом подбираю слова. Хочу объяснить, рассказать ему все, но вурдалак, затаившийся в моих мыслях, заставляет меня молчать.

Агний делает шаг ближе, его руки тянутся к моим, крепко сжимая их.

— То, через что ты сейчас проходишь — борьба с самой тьмой — очень тяжело. Многие бы сдались. Но ты сильная, Шура. Ты должна пообещать мне... — его взгляд пронизывает меня насквозь, серьезный и умоляющий. — Обещай, что никогда не поступишь так с собой. Яд — это не выход, Шура.

Его слова сжимают мое сердце, как тиски.

— Я не могу потерять тебя, — продолжает он прерывающимся голосом. — Я бы не пережил твоей кончины. Понимаешь?

— Яд предназначался не для меня.

— ...Тогда для кого?

Он хмурится, ища ответ в моих глазах.

Нас окутывает тишина, густая и удушающая. Я чувствую тяжесть его взгляда, секреты давят на язык. Хочу признаться о Княгине и ее ядовитом предложении, но правда сидит глубоко внутри, непоколебимая.

— Для Морана, — догадывается он, его голос понижается до шепота.

Агний возвращает мне флакон, его пальцы касаются моих, и по телу пробегает дрожь.

— Подумай о последствиях. Подумай, действительно ли ты этого хочешь. Я знаю тебя. Не в твоем характере причинять кому-либо боль. А уж тем более губить кого-то.

Его большой палец скользит по моей ладони, нежный жест, вызывающий вспышку тепла среди холодного стыда.

Агний оставляет меня одну, дверь за ним с тихим щелчком закрывается.

Я бросаюсь к окну и распахиваю его настежь. Снежный ветер врывается в комнату, развевая мои длинные волосы. В момент неповиновения я бросаю пузырек с ядом в бурю, наблюдая, как он исчезает в клубящихся белых облаках, унося с собой бремя, которое так долго давило на меня.

***

С вновь обретённым чувством свободы я подхожу к своему гардеробу. Изящно вытаскиваю платье из тончайшего шелка, ткань которого мерцает, словно лунный свет, касающийся поверхности воды. Темно-малиновое платье ниспадает нежными волнами до пола, украшенное замысловатой кружевной отделкой по вырезу и рукавам. Когда я надеваю его, мягкая ткань обнимает мою фигуру, подчеркивая изгибы и позволяя мне двигаться с грацией.

Я восхищаюсь своим отражением в зеркале; это платье превращает меня в воплощение элегантности.

Направляюсь в столовую, где в воздухе витает аромат завтрака. Кирилл, как я и просила, приготовил обед специально для меня. Я призналась ему в своём неумении готовить. Сначала он удивился, вспомнив, что Шура могла это делать, но я — не она. Моя бессмертная роль никогда не требовала таких обыденных человеческих навыков. У меня был специфический набор умений, необходимых для выполнения самого древнего ремесла на протяжении веков — ремесла, которое даровало мне бессмертие и власть.

Сажусь за стол, и из кухни выходит Кирилл, его застенчивое поведение становится очевидным, когда он ставит передо мной тарелку с дымящимся супом.

— Надеюсь, тебе понравится, — бормочет он, отводя глаза, избегая моего игривого взгляда.

Я улавливаю в его запахе нотки страха.

— Боишься меня? — спрашиваю, наклоняя голову в его сторону.

Наши лица оказываются слишком близко, и я вижу, как его большие серые глаза расширяются от удивления.

— Нет, — шепчет он, отступая на кухню.

Я вздыхаю, отодвигаю тарелку в сторону; чувство голода на мгновение проходит. Следую за Кириллом на кухню, где он моет посуду — его движения торопливы и рассеянные.

Облокотившись на стойку рядом с ним, я с любопытством наблюдаю за его действиями. Вскоре мне наскучило его безразличие к моему присутствию, и я делаю вид, что ухожу, тихо ступая за его спину.

— ...Попался, — шепчу, обхватывая его сзади руками. Его худощавое тело напрягается, замирая под моими прикосновениями. — Я чувствую твои эмоции, знаешь... Печаль, страх, разочарование, страдание... — ладони скользят вверх по его груди, ощущая учащенное сердцебиение под ними. — Я ведь знаю, почему ты так страдаешь... Ты начинаешь вспоминать, верно? Начинаешь видеть проблески своего прошлого?

Парень слегка поворачивается, его взгляд встречается с моим, но он качает головой.

— Нет, наоборот. Когда я пытаюсь вспомнить, всё становится ещё более расплывчатым. Я не знаю, как я здесь оказался, почему... Не знаю, что я сделал, чтобы заслужить это втрое обличье зверя. Но одно я знаю точно... — его голос затихает, неуверенность омрачает его изящные черты.

— Что? Расскажи мне.

— Полулюдей-полуволков не существует... Я думаю, что и я не существую.

Смешок срывается с моих губ; абсурдность его заявления поражает меня.

— Типичное творческое мышление.

Кирилл поворачивается ко мне, на его лице мрачнеет отчаяние. Я чувствую, как от него исходит липкая энергия безнадежности и уныния. Он мне не нравится, и я только больше в этом убеждаюсь. По моим наблюдениям, самые приятные игры здесь — с Юргисом и Ратишей. С Кириллом... Я чувствую, что он может сломаться в любой момент, как тонкая соломинка на ветру.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глядя на свои ногти, я прикусываю губу, и у меня рождается идея.

— ...Ты же художник, да? — я улыбаюсь, показывая ему свою руку. — Покрась-ка мне ногти, будь другом.

— ...Другом? — эхом отзывается он, уголки его слегка серых губ опускаются.

Я закатываю глаза, хватаю его за руку и влеку за собой.

— Ладно! Если накалякаешь достаточно красиво, то сможешь стать чем-то большим, чем просто другом. Договорились?

***

В его мастерской солнечный свет проникает сквозь матовые окна, отбрасывая мягкий отблеск на разбросанные холсты и кисти. Кирилл принимается за работу; его руки на удивление не дрожат, когда он тщательно красит мои ноготки. Каждый мазок продуман, золотистые цвета переливаются на фоне моей бледной кожи.

— Не двигайся, пожалуйста, — бормочет он, сосредоточенность отражается в его чертах. Я не могу удержаться от желания немного поддразнить его. Чихаю, и как бы случайно отдергиваю руку, ухмыляясь его разочарованию, когда краска попадает мне на пальцы.

— Упс.

— Прошу, госпожа, ещё пару минут не двигайся, — вздыхает юноша; в его глазах не отражается никаких эмоций. Меня это, конечно же, раздражает. Я хочу, чтобы он что-то почувствовал: привязанность, раздражение, в лучшем случае — вожделение. Безразличие — это худшее в моей практике.

Когда он наконец заканчивает, я восхищаюсь его замысловатыми рисунками на моих ноготках — крошечные розы и вьющиеся виноградные лозы, которые, кажется, оживают под солнечными лучами.

— Прекрасно. Очень хорошо, — хвалю я, поворачивая руку то в одну, то в другую сторону, поражаясь его таланту.

Кирилл торжественно кивает и отворачивается, чтобы вымыть кисти. Я пользуюсь моментом, чтобы насладиться тишиной и мягкими звуками плеска воды о фарфор. Но я не могу устоять перед желанием расширить границы дозволенного. И расширить так, чтобы их как будто и не существовало.

Медленным, обдуманным движением я снимаю верх своего платья, позволяя ему упасть до талии, открывая нежное черное кружево под ним, которое я надела из гардероба, столь щедро подаренного мне Мораном.

Я откидываюсь на спинку софы, приподнимаюсь на локтях, не сводя с него страстного взгляда.

— Кирилл... Сделаешь меня еще красивее? Нарисуешь здесь звезды?

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня; кисти выпадают из его рук, а глаза расширяются.

— Я... я не могу. Там.

— Почему нет? Ты — художник, я — муза. Что здесь такого? Для тебя не должно иметь значения, где творить. Покажи мне свои превосходные навыки.

Я вижу противоречие в его глазах, то, как он борется со своими мыслями — все это написано у него на лице.

— Я... я не должен, — заикается художник, отступая назад, как будто я его обожгла.

— И что же тебя останавливает?

Слышу, как колотится его сердце, чувствую запах адреналина в его дыхании — все это мне слишком хорошо знакомо. На протяжении веков повстречалось так много схожих парней. Даже скучновато стало.

— Потому что... — выдыхает он. — Потому что я не хочу переступать дозволенную черту с тобой.

— ...А что, если я хочу, чтобы ты это сделал?

Он тяжело сглатывает; на его лице отражается неуверенность.

— Прекрати это. Ты — не она.

— Возможно. Но у меня есть ее тело, ее лицо... Ее голос. Разве этого недостаточно?

Молчание затягивается, становится густым. Взгляд Кирилла скользит по моей обнаженной пышной груди в утягивающем корсете, затем слегка затуманенный возвращается к моим глазам.

— Хорошо, — наконец соглашается он. — Но только если ты пообещаешь не шевелиться.

На моих губах проскакивает улыбка, и я откидываюсь на спинку. Кирилл неспешно подходит; его рука слегка подрагивают, когда тот подбирает кисть.

Когда он начинает рисовать, я закрываю глаза, позволяя себе погрузиться в волшебные ощущения легких прикосновений. Его кисть нежно скользит по моей коже, оставляя легкие следы акварельной краски, словно он создает на моем теле сказочный мир. Однако вскоре я замечаю, как его движения становятся неуверенными, руки начинают потеть, а кисть выскальзывает.

— Кирилл, — произношу я тихо, открывая глаза. — Почему ты дрожишь, как осиновый лист на ветру?

Он вздыхает, тяжело моргая от наваждения.

— Я... не знаю, как это объяснить, — шепчет он, стараясь взять себя в руки. — Я не могу сосредоточиться. Это... отвлекает. — его взгляд задерживается на моем кружевном полупрозрачном белье.

Я жеманно улыбаюсь, ощущая, как его стеснение наполняет меня энергией.

— Разве это не твое вдохновение? — спрашиваю я, наклоняясь чуть ближе, чтобы увидеть, как его лицо заливается краской.

Он пытается улыбнуться, но это больше похоже на бездушную гримасу. Его ногти впиваются в ладони, и я понимаю, что его внутренние демоны сражаются с потаенным вожделением, а ангелы — с желанием создать нечто прекрасное.

— Я просто... боюсь, что не смогу сделать это так, как ты хочешь, — признается он, опуская взгляд. — Я не хочу разочаровать тебя.

— Кирилл... Мы ведь все еще говорим о рисунке?

Он медленно кивает, его дыхание становится прерывистым. Он берет кисть, и я вижу, как его уверенность начинает возвращаться. Каждый мазок становится более уверенным, и я чувствую, как его страх постепенно отступает, уступая место творческому порыву.

— Госпожа, я уже говорил это раньше. Повторюсь — ты божественна, — произносит он с придыханием. — Я должен запечатлеть это мгновение в своей памяти навечно.

Он рисует не просто цветы и звезды; он создает целый мир, в котором я — его главная героиня, его вдохновение.

— Это прекрасно, — шепчу я, когда он завершает последний штрих, и наши взгляды встречаются. — Ты действительно талантлив.

Кирилл улыбается, и в его вновь оживших глазах я вижу не только гордость, но и искру надежды, осветившую его померкший внутренний мир.

— Благодарю, милая госпожа... Я никогда не думал, что смогу создать что-то подобное.

— Ты смог, — мурлычу я, наклоняясь ближе. — Художник ведь должен прочувствовать предмет, перед тем, как перенести его на полотно, не так ли? Прочувствовал меня?

Он робко кивает. Я качаю головой.

— Меня касались только твои кисти. Ты же... ни разу до меня не докасался. Это даже похвально. Не многие могут так.

Я беру его ладонь и кладу на свою грудь.

— Запомни этот миг, художник. Потому что твоя муза больше не придет к тебе. Ты слишком глубоко ушел в себя, и ей с тобой скучно. Она уходит к другому. Пока!

Я целую его в лоб, поднимаюсь с места и ухожу.

Последнее, что запоминаю, — опущенная голова художника.

В зимний холод — всякий молод

Утренние лучи солнца, пробиваясь сквозь тяжелые шторы, наполняли обеденный зал мягким светом, который нежно ложился на стол, уставленный тонким фарфором и хрустальными бокалами. В воздухе витал аромат свежевыпеченного хлеба, сливаясь с запахом цикория. Я сидела за столом, настроение было скверное. Ведь приготовил все это застолье Казимир.

«На дух этого церковника не переношу. Лучше останусь голодной, чем буду вкушать пищу приготовленную его мерзкими ручонками!»

- проносились мысли в моей голове.

Его надменные темно-синие глаза встретились с моими, и я почувствовала, как во мне вспыхивает горячая жгучая злость к этому человеку. Ах, нет. Не человеку. Набожному волколаку.

— Доброе утро, — произнес он ровным голосом, в котором звучали нотки скрытого ехидства. Казимир уселся за стол, наливая себе чашку цикория. Ах, ну почему Шура вышвырнула такую нужную скляночку с ядом? Сейчас она бы как пригодилась!

— Доброе, — отрезала я, выдавив улыбку.

Юргис, сидевший напротив меня, был погружен в том древнего фольклора Востока, сосредоточенно нахмурив лоб. Я ощущала его любопытство, когда он время от времени бросал взгляды на Казимира, словно пытаясь оценить напряжение, повисшее между ним и мной.

Дверь распахнулась, и в столовый зал вошел Агний, его присутствие было как глоток свежего воздуха.

— Ах, ну наконец-то само солнышко озарило нас своим светом! — провозгласил Юргис, улыбаясь во все зубы своему старшему брату.

Агний сделал вид, что не заметил этого. Он сел рядом со мной, и мое сердце затрепетало от его близости. Пришлось уступать тело Шуре. Ее черед развлекаться настал.

Пока остальные пили цикорий и читали свои книги, Агний наклонился ближе, и его теплое дыхание коснулось моего уха.

— Ты сегодня обворожительна, — прошептал он, протягивая сложенную записку, скрытую под краем его тарелки.

Я огляделась, убедиться, что никто не наблюдает, прежде чем осторожно приподнять ее край.

Записка гласила:

«Прикоснись ко мне, не используя рук. Сделай это глазами. Мне очень нужно это. Ночь без тебя была слишком долгой»

Застенчивая улыбка появилась на моих губах, когда я встретилась с ним взглядом, чувствуя, как тепло заливает мои щеки. Но от колкого взгляда Казимира, брошенного в меня через стол, по мне пробежал холодок. Я снова обратила свое внимание на Агния, так было безопаснее.

Я притворилась, что занята пробой овсяного печенья, перелистывая страницы книги, а сама тайком одарила Агния самой теплой улыбкой на какую только была способна. Мое сердце запело при виде его ответной реакции — бархатной улыбки с ямочками.

После завтрака я извинилась и ушла мыть посуду, оставив волколаков за столом. Кухонная дверь захлопнулась за мной, создавая барьер между их неспешной болтовней и моими мыслями. Мои уши занимал ритмичный плеск воды, а думы вновь возвращались к записке Агния.

Внезапно сильные руки обхватили меня за талию и быстрым движением развернули. Я ахнула, когда Агний прижал меня к серванту с фарфором, его губы впились в мои с такой пылкостью, что помутнела голова калейдоскоп красок и ощущений. Его руки крепко сжали мою талию, и я растворилась в нем целиком.

— А что, если кто-нибудь увидит? — прошептала я, затаив дыхание, мое сердце бешено колотилось.

— Не имеет значения, — хмыкнул мужчина, и его глаза заметно потемнели. — Если они это увидят, то помрут на месте от сильнейшей зависти.

Я хихикнула, и все во мне воспарило, когда он подхватил меня на руки и усадил на кухонный столик. Наши губы снова столкнулись, на этот раз медленно и трепетно. Мои пальцы запутались в его белокурых локонах, и мир вокруг будто исчез. Его губы были мягкими и требовательными, вовлекая меня в состояние беспамятства.

Не знаю, сколько времени прошло. Но по коридору раздались торопливые шаги. Дверь кухни неожиданно распахнулась, и я отпрыгнула от Агния, мои щеки пылали, а дыхание было затруднено.

Рати вбежал в комнату, его глаза расширились при виде нас.

— Э-э, что здесь происходит? Сирин?... Агний, а ты чего здесь стоишь?

Агний прочистил горло и скрестил руки на груди, невольно или вольно, заслоняя меня спиной.

— Что-то не так, Ратиша?

Парень принюхался к воздуху, и на его лице появилось подозрительное выражение.

— Ничего. Кирилл просто повесился.

— Что?! — я ахнула, прикрыв рот ладошкой в неверии.

— ...Что Кирилл сделал? — Агний выдохнул, проводя рукой по лицу. — Пойду посмотрю, что происходит.

Он поспешил к выходу, оглянувшись на меня с кивком, и я сразу же кинулась за ним. Но когда достигла арки двери, Ратиша преградил мне путь.

— Как долго ты собиралась скрывать это от меня? Ты с Агнием теперь вместе? — спросил он по-детски обвиняющим тоном.

Я покачала головой, отчаянно пытаясь пройти мимо него. Агний уже исчез из виду.

— Дай мне пройти, Рати.

Он цепко схватил меня за рукав.

— Просто скажи мне, Сирин! Почему он, а не я???

Я почувствовала, как во мне закипает раздражение. Вурдалак пробивался наружу. И я решила уступить.

— Он не задает таких тупых вопросов! Вот почему! — выражение моего лица изменилось, на губах появилась ехидная ухмылка. — Агний работает... мастерски работает руками, губами и... — я прикусила губу, наслаждаясь моментом. — Ты мог бы многому у него научиться, мой маленький мальчик.

Я игриво ущипнула его за нос, и он недовольно сморщился в ответ. Укоризненно качнув головой, я протиснулась мимо него, оставляя мальчишку позади.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Проходя через холл, я заметила Юргиса, который нес какие-то картины по направлению в гостиную. Я узнала работы Кирилла.

Недолго думая, я поспешила за рыжиком, преисполненная решимости.

— Остановись! — окликнула я его, ловко выхватывая картины прямо у него из рук, прежде чем он успел швырнуть их в камин.

— Ты сама-то глянь на эту жуткую мазню! Тоже захочешь их сжечь, — саркастически выдохнул Юргис, со свистом плюхаясь на диван.

Я пригляделась к одной из картин. На ней был изображен серый лес, окутанный темным туманом, фигура на веревке, свисающая с одинокого дерева без листьев.

Кирилл... неужели он нарисовал свою собственную кончину? Мурашки побежали по коже от заинтригованности. Этот унылый художник оказался интереснее, чем я думала. Возможно, он заслужил второй шанс.

После недолгих размышлений я вернулась в свои покои, крепко сжимая картины в руках. Спрятав их под матрасом, я устроилась в своем любимом кресле у окна, мягкий свет проникал сквозь витражное окно, и я погрузилась в фольклорные легенды, которые читал Юргис за завтраком. Образы сливались воедино, и вскоре усталость овладела мной, погрузив в сон.

***

Я проснулась как раз к ужину, солнце уже клонилось к закату. Скоро настанет мое любимое время суток — ночь.

Я переоделась, облачившись в платье глубокого изумрудно-зеленого цвета, ткань которого струилась, как жидкий шелк. Рукава мягко ниспадали, обрамляя мои тонкие кисти, а вырез был достаточно глубоким, чтобы дразнить, но не открывать слишком много. Я также украсила себя изящным серебряным ожерельем, что прекрасно подходило под мои глаза.

Спустившись, я вошла в столовую и обнаружила, что Казимир уже накрыл на стол. Эту неделю парни, видимо, договорились, что кухней занимается он.

Одного вида церковника было достаточно, чтобы испортить мне настроение на весь вечер, и я решила не есть. Я скорее окочурюсь с голоду, чем буду есть пищу, приготовленную этими нечестивыми руками. Вместо этого я налила себе бокал вина, и насыщенно-красная жидкость закружилась в хрустальном бокале.

Вскоре за столом присутствовали почти все, за исключением Кирилла и Морана. Я подозревала, что несчастный художник все еще спит, так как Агний напичкал того кучей успокоительного, но вот отсутствие Морана вызывало во мне большее недоумение.

Как только я уселась на свое место, двери распахнулись, и в зал вошел сам Моран со своей снисходительной улыбкой.

Он занял место во главе стола, и я уловила в его запахе кое-что незнакомое — это, что, запах женщины?...

Мое дыхание участилось, а щеки вспыхнули гневом. Мне захотелось вцепиться в его горло и придушить до того момента, пока тот не покается в страшном приглашении.

— Моран, ты был в городе? — осведомился Казимир, накладывая вареный картофель в свою тарелку.

— Были кое-какие дела. —отозвался Моран, закидывая ногу на ногу, и вальяжно откланяясь на спинку стула.

— Сердечные дела? От тебя несет борделем за версту! — хмыкнул Ратиша.

Юргис гоготнул, пихая локтем мальчишку, тот же в ответ зашипел на него какие-то обзывательства.

Я хлопнула ладонями по столу, заглушая все разговоры. Удивленные взгляды обратились ко мне. Моран наконец обратил на меня свое внимание.

— Что, решил поиграть на моих нервах? — прошипела я, царапая ногтями полированную поверхность.

Моран хмыкнул, и его губы изогнулись в кошачьей ухмылке.

— Что? Успешно?

Я резко выдохнула, стиснув зубы в попытке обуздать свою ярость. Отвернувшись, я собрала свое спокойствие по кусочкам, прежде чем снова взглянуть на него и выдавить из себя милую улыбку.

— Нет, думаю, ты можешь постараться и лучше, дорогой.

Я поставила ногу на стул, и подол моего платья соскользнул по ноге, обнажив гладкую кожу. Юргис присвистнул, но Моран одним жестким взглядом заставил того замолчать. Я поставила вторую ногу и шагнула на стол, мои движения были грациозными и обдуманными.

Я подошла к нему, стараясь не задеть посуду, кровь вскипала от предвкушения.

Когда я подошла к нему, Моран было потянулся за бокалом вина, но я оттолкнула его ногой, и бокал разбился вдребезги, упав на пол.

— Вино затуманивает разум. А я хочу, чтобы ты запомнил этот момент. Это послужит тебе уроком, — заявила я, взирая на него сверху вниз.

Моран прищурился, и в его глазах зажегся вызов.

— Какой урок? В следующий раз научить тебя как следует этикету за столом?

Я упала на колени и хищным движением ухватилась за спинку его стула, притягивая его ближе.

— Обманул меня. Не съел волчью ягоду. В следующий раз отдай ее Шуре, она подарит ее тому, кто этого действительно заслуживает. А ты... — я провела когтями по его плечу, наслаждаясь возникшим между нами напряжением. — Возможно, ты и одурачил меня своим трюком. Но ты же знаешь, что мы слишком уж похожи, чтобы не наслаждаться обществом друг друга.

Я наклонилась ближе, наши взгляды встретились в немой битве. Я нежно прижалась губами к его губам, но он не ответил. Почему? Он действительно предпочитал мне Шуру? Дурак!

Наклонившись ближе, я прошептала ему на ухо низким и угрожающим голосом.

— Ты мой волк. И если я когда-нибудь снова почую на тебе запах другой девицы, ты пожалеешь об этом больше, чем можешь себе представить.

— А что об этом думает сама Шура? — прошептал он мне в самые губы.

Почему его так волновало, что она думает?

— Мы обе хотим наказать тебя за это. Наказать так, чтобы ты никогда не осмелился даже подумать о какой-либо другой женщине, кроме нас.

— Вас?... Ты сама-то слышишь себя?

Я уселась на стол, свесив ноги с края. Заметила, как напряглось лицо Морана: он поджал губы, сжал кулаки. И я прекрасно знала почему — моя ступня находилась прямо на его причинном месте.

Моран промолчал, хотя уголки его губ слегка дрогнули. Он неспешно налил себе еще один бокал вина.

— Разрешишь? Мне необходимо затуманить свой разум. Если этого не сделаю, будешь хромать до конца этого месяца. А Шуре этого я не желаю.

Он схватил меня за ногу, грубо притягивая к себе. Я лишь рассмеялась, заметив смущение остальных за столом.

— Встань со стола, не унижай себя, — небрежно высказался он, поднимаясь. — Твои темные чары на меня не действует.

— Да неужели? Раньше они неплохо работали. — парировала я, моя уверенность была непоколебима.

— Ты так думаешь? Подумай еще раз.

Он выудил из кармана что-то завернутое в салфетку и кинул его содержимое в свой бокал с вином.

— Теперь Шура узнает, что ты не имеешь полной власти над ее телом. Ты не можешь контролировать, с кем и на сколько ей разрешено владеть собой. Решает она, а не ты.

Он ухмыльнулся и ушел из-за стола.

Мне захотелось закричать, разорвать его на части за то унижение, которому он меня подверг. Никто и никогда не разоблачал меня подобным образом. Моран думает, что открыл ей глаза? Он жестоко ошибается. Мы делим это тело поровну, и я не собираюсь отпускать свои бразды правления.

Опустив голову, я рассмеялась сквозь бурю распоясанных эмоций, бушевавших во мне. Ладно, если он желает поиграть со мной в эту игру, я изменю ее правила. Нет. Я их вообще сотру.

Утро вечера мудренее, а дева мужа удалее.

Ложка дегтя испортит бочку меда

Я стремительно мчалась по запутанным коридорам поместья. Ярость сжимала горло, когда я, завернув за очередной угол, столкнулась с пустым залом.

— Черт возьми! — выкрикнула я, и мой голос отозвался гулким эхом. В порыве отчаяния я ударила кулаком по холодной каменной стене. Боль пронзила костяшки, и, отдернув руку, я увидела, что она запачкана кровью.

— Я оставлю тело тебе на этот день, — прошептала нечисть в моей голове. — Я устала от этого безумия. Никогда за все столетия своего бессмертия я не испытывала такой ярости к мужчине, как сейчас! Ты можешь забрать Морана себе даже без ягоды. Он невероятно талантлив в умении быть невыносимым. Позови мне, дорогая, если я тебе понадоблюсь.

В голове настало затишье. Я глубоко вздохнула, отступила назад и закрыла глаза. Мне нужен был свежий воздух.

Я бросилась к ближайшей двери и распахнула её настежь.

Внутри я обнаружила старую, давно забытую комнату для гостей, покрытую пылью. Ноги сами понесли меня на балкон. С последним усилием двери со скрипом распахнулись, открывая заснеженный простор.

Выйдя на воздух, я глубоко вдохнула. Передо мной раскинулась обширная долина, укрытая белым покрывалом, а далекие горы возвышались, как древние стражи.

Облокотившись на перила балкона, я заметила что-то: белый лис неподвижно стоял между деревьями, его яркие глаза блестели в сумерках.

Внезапно дверь в комнату со скрипом отворилась. Сначала я приняла это за порыв ветра, но затем заметила тень, скользнувшую внутрь. С удивлением я вскоре разглядела Рати, сидящего у стены.

— Рати, — выдохнула я, опускаясь на колени рядом с ним. Его кожа была бледной, темные круги подчеркивали ввалившиеся глаза. — Как ты себя чувствуешь? Выглядишь неважно.

Он тупо смотрел перед собой, погруженный в свои мысли.

— Я не спал три ночи, — пробормотал он, его голос едва слышен. — Я думал о тебе и Агнии.

Он протянул мне смятый листок бумаги, и я в замешательстве развернула его.

— Что это? — спросила я, просматривая страницу, заполненную торопливо нацарапанными сравнениями характеристик двух людей. Рати... И Агния.

— Просто... прочитай, — настаивал парень, нервно покусывая щеку.

Я начала читать вслух некоторые черты.

— Ты добрый, преданный, но... немного упрям.

Я нежно погладила его по щеке, одарив улыбкой.

— Зачем же ты это написал?

— Чтобы ты знала, какого парня променяла.

— Рати, дорогой... Ты можешь свободно покидать территорию поместья в отличии от других. Однажды ты найдешь в городе хорошую девушку, что полюбит тебя всем сердцем. Я уверена.

— Мне не нужна никакая девушка! — воскликнул он, вскакивая на ноги. — У меня очень специфический вкус на женщин.

— На женщин? Но ты же ещё...

— Что? Слишком молод? Нет!

Он схватил меня за плечи, его хватка болезненно сжалась на мне. Его когда-то безмятежные голубые глаза теперь пылали яростью.

— Рати, ты делаешь мне больно...

— Больно? Да что ты знаешь о боли, Сирин? Нет, не буду больше звать тебя так! Шура. Так знай, Шура, ничто уже не сможет ранить меня сильнее, чем ты умудрилась! — выпалил волчонок, выхватив бумагу у меня из рук. — Сожгу ее к чертям.

***

После напряженного разговора с Ратишей я удалилась в свои покои, не в силах появляться больше на публике. Мне нужно было очиститься от хаоса, царившего в моей голове.

Я наполнила ванну и разожгла печку под ней, чтобы подогреть воду. Когда вода постепенно достигла приятной температуры, я медленно разделась, позволив волосам свободно упасть на оголенную спину.

Меня охватило неприятное чувство, что за мной наблюдают. Я огляделась, но ничего не увидела — только маленькое окошко в смежной уборной было слегка приоткрыто.

Я накинула шелковый халат и подошла к окну, намереваясь его закрыть. Ощущение, что за мной наблюдают, не уходило, посылая мурашки по коже.

Откинувшись на спинку ванны, я прикрыла глаза, позволяя теплу окутать меня. Как только я начала засыпать, моя голова склонилась набок, и я скользнула под воду по самый нос. Внезапно в голову закралась мрачная мысль: если бы я утонула, возможно, я была бы свободна от тьмы внутри себя, от того, чтобы причинять боль окружающим своим поведением.

Внезапно что-то мягкое коснулось моего лба. Я подумала, что это игра моего разума, но легкое касание продолжалось, заставляя меня проснуться. Я приоткрыла глаза и увидела, что на краю ванны восседает белый лис, игриво задевая хвостом мое лицо.

Кума.

Я отпрянула, поспешно прикрывая грудь руками. Лис наклонил голову, его желтые глазки озорно сверкнули.

Кума некоторое время изучал меня, затем запрыгнул на подоконник и хвостом распахнул окно. В мгновение ока он растворился в морозном воздухе.

Он, что?... Только что смотрел, чтобы я не утонула? Нет... Вряд ли лис способен на такие сентиментальные вещи.

Я вылезла из ванны, завернувшись в полотенце. Крохотная записка выскользнула из моих волос и упала на пол.

«Оставь окно в своих покоях открытым на ночь»

, — гласила она.

Меня охватила паника. Я бросилась в свою спальню, убедившись, что все окна плотно закрыты. Я задернула шторы, погасила свет и заперла за собой дверь. Забравшись с головой под одеяло и зажмурив глаза, я страстно желала, чтобы поскорее наступило утро.

Лежа в тишине, я ощущала, как время медленно тянется. Наверное, прошло несколько часов. Было тихо, как вдруг донеслось слабое царапанье по окну. Страх сразу охватил меня. Неужели это лис?

«Пожалуйста, прошу тебя... Мне нужна твоя помощь! Я не в силах справиться с ним одна. Помоги мне избавиться от него,» — мысленно взывала я к своей вурдалачьей половине.

Едва я вылезла из кровати, думая выскользнуть из спальни в коридор и позвать кого-нибудь на помощь, как сзади меня обхватили чьи-то руки. Лис обнял меня за талию, притянув к себе. Я издала лишь слабый испуганный вздох. Он пах лесной чащей, а кожа его ощущалась, как прикосновение раскаленных углей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мышонок, мышонок, мышонок!... Ты — мечта любого зверя. Тело человека, натура вурдалака. Красивая, веселая...

— Забыл упомянуть "

вкусная"

. Иначе слюни бы так не пускал каждый раз при виде меня... — пробормотала я с ухмылкой.

— И умная, — усмехнулся лис, вдыхая аромат моих волос.

— Продолжай говорить... Мне нравится звук твоего голоса. Такой бархатный...

Я прислонилась к нему, чувствуя напряжение в его теле.

— Кума... — тихий стон сорвался с моих губ, заставив его напрячься.

— Не зови меня по имени, глупый кролик! Это тебе не "любовные утехи", это — взаимовыгодное сотрудничество.

Мои пальцы нерешительно замерли на пуговице у него на поясе.

— У тебя есть два варианта, сомнительный кролик. Либо действуй так, как хочешь сейчас, либо пожалеешь потом, что не сделала этого, — поддразнил он.

Я мысленно обратилась к моей притихшей Шуре: «Ты хочешь, чтобы я избавилась от него, Шурочка? Я могу. Знаю самый простой способ для таких, как он. Смотри и учись, моя дорогая!»

Я порывисто обняла Куму, и слезы потекли по моим щекам. Лис поначалу замер, а затем сразу же оттолкнул меня.

— Я всегда знал, что кролики — жалкие существа! Я должен наказать тебя за то, что потратила мое время впустую! Но я знаю, что нет большей боли, чем твое ненасытное вурдалачье желание. Я чую это. Знаю, как невыносимо терпеть, когда вокруг так много потенциальных жертв для жатвы. Прощай, отчаявшаяся! Зови, когда в твою хорошенькую головку придет немного мудрости.

Он развернулся, чтобы уйти, но остановился, оглянувшись на меня.

— Прежде, чем мы расстанемся, я оставлю кое-что, о чем будут скулить эти псы зловонные. Маленький подарочек тебе, чтобы потешить их самолюбие!

Я почувствовала его горячее дыхание на своей шее, за которым последовала острая боль в плече.

— Так... вкусна! — прошептал Кума мне на ухо, его горячий язык оставил влажный след на моей коже. Я услышала его тихий смешок у окна.

Внезапно дверь распахнулась, и кто-то ворвался внутрь, направляясь прямо к Куме.

— Не лай, волчонок! Коли не умеешь хорошо стеречь, — усмехнулся лис, ускользая в тень.

Я опустилась на пол, вокруг меня растекалась лужа крови, острая боль пронзала мою ключицу. Я знала, что она была сломана, но сила вурдалака уже работала над исправлением этого состояния.

Сильные руки подняли меня, прижимая к знакомой груди. Запах сосновой хвои и дыма от костра окутал меня — это был Юргис.

Он обернул одеяло вокруг моих плеч, укачивая меня в своих объятиях. Почему он вдруг решил утешить меня? Не похоже на него совсем...

— Ты ведь знаешь, что Моран бы убил бы тебя за это, да? — прошептал он, касаясь губами моего виска. — С лисами дружбу водить. Он бы этого не потерпел в своем доме.

Юргис опустил меня на кровать, и я ждала его возвращения, доверяя ему больше, чем когда-либо прежде. Что-то в нем кардинально переменилось.

Он вскоре вернулся. Аккуратно подняв меня на руки, он перенес меня в ванную своих покоев, что были совсем рядом с моими.

Меня опустили в горячую воду, наполненную эфирными маслами и лепестками каких-то цветов.

— Я не буду зажигать свечи. Ты бы накричала на меня и сказала, что я привел тебя сюда, чтобы только посмотреть на тебя в намокшей ночнушке, — пошутил он. — Полежи в воде, пока от тебя не выветрится эта отвратительная лисья вонь!

Я вспомнила о розах, которые получала каждое утро с тех пор, как приехала в поместье — горько-сладком напоминании о прошлом.

— Юргис, — нерешительно позвала я. — Это ты прислал мне розы тогда?

— Да.

— Почему остановился?

— О, ты не собираешься спрашивать, зачем я вообще это делал? — он усмехнулся, чем поднял мне настроение. — Хорошо, расскажу тебе. Ты понравилась мне с первого взгляда. Говорю тебе это сейчас только потому, что больше не нравишься мне ни с первого, ни даже с последнего взгляда. Поэтому и перестал цветами тебя заваливать. Не заслуживаешь.

С этими словами он вышел из комнаты, а я еще глубже погрузилась в ванну. Лепестки роз закружились вокруг моего тела, оказываясь на моем лице: щеках, губах, глазах.

Темнота еще больше окутала меня, и я оказалась в другом мире — в видении прошлого Юргиса. Но почему было так темно? Я ничего не могла разглядеть. Что-то было не так. Вокруг меня раздавались какие-то голоса, знакомые и в то же время далекие. Я слышала смех маленькой сестренки Юргиса, его обещания построить для них большой дом вдали от бессердечного города.

— Я буду оберегать тебя, пока ты не подрастаешь, обещаю, — поклялся юный Юргис.

Но затем атмосфера мрачно изменилась. Воздух наполнился слухами о войне между двумя губерниями — Черноградом и Белоярском. Я слышала хаос восстания, звуки вторжения в их дом. Крики его сестренки пронзали мой слух, она звала его, в то время как лютые мятежники издевались над ним в другой комнате, их смех был жестоким и издевательским.

— Юргис! — прокричала она в последний раз своему брату.

Но темнота поглотила ее крики. Я почувствовала его боль, тяжесть его беспомощности, когда он искал ее, искал на ощупь в полной темноте по всему дому. А потом... все стихло.

Я очнулась в ванне, уже прохладная вода касалась моей кожи. Жуткое "видение" не выходило у меня из головы, и я изо всех сил пыталась понять его смысл. У Юргиса был прекрасный слух. Он различал мое присутствие еще до того, как я приближалась. Он лучше всех метал ножи. Было ясно, что он много тренировался над этим.

Кусочки мозаики вставали на свои места, раскрывая глубины его прошлого и тени, которые преследовали его.

И тут я все поняла. И от этого внутри у меня все похолодело от разных чувств: сочувствия, ужаса, печали и тревоги.

До того, как Юргис получил обличье волка, он был незрячим человеком.

Рано пташечка запела — как бы кошечка не съела

Я опустилась на колени у кровати Кирилла, и в груди моей разлилась горечь. Комната была слабо освещена, и по стенам плясали тени, словно они сами были живыми существами, борющимися с мерцающим светом свечей. Кирилл лежал неподвижно, его шея была обмотана белыми бинтами. Он крепко спал или, возможно, затерялся в мире, далеком от нашего. Как он мог это сделать? Почему не ценил свою жизнь?... Эта мысль грызла меня, и неослабевающая тревога скручивала мой живот.

Именно Ратиша вовремя нашел его и перерезал веревку, которая грозила разлучить его с этим миром. Старинный дуб в ближайшем лесу — Кирилл выбрал это место, чтобы повеситься. От одной только мысли об этом у меня учащался бой сердца. Вурдалак так долго держал меня в неведении о его поступке, и, когда я узнала об этом, я почувствовала себя настоящим предателем, что не бросилась к нему на помощь сразу.

Мои пальцы дрогнули, когда я протянула руку, чтобы погладить юношу по щеке.

— Тебе станет лучше, — прошептала я. — Обязательно станет...

Я наклонилась ближе и нежно поцеловала его в лоб, безмолвно обещая, что не брошу его.

— Знаешь, почему он это сделал? — прозвучал голос Ратиши, пронзая тишину у меня за спиной. Парнишка стоял прислонившись к дверному косяку, его взгляд был полон недовольства, как будто он искал виновного.

— Почему?

— Сказал, что его муза покинула его. Нет музы — нет смысла жить.

— Понятно... — ответила я, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри меня все бушевало.

Выражение лица Ратиши изменилось, оно стало более жестким. Я подошла ближе, пытаясь поймать его взгляд, но он отвернул лицо.

— Мне жаль... Я приношу вам всем только страдания. Мне действительно очень жаль.

На это мальчик лишь хмыкнул.

Тяжесть вины давила на меня, принося все воспоминания о страданиях обитателей этого дома, что были вызваны мной.

***

Я побродила по садам, вдыхая свежий морозный воздух. Со времени ужина с Мораном вурдалак молчал во мне, но я знала, что он выжидает, прячась в тенях моего сознания. Я не позволю ей снова завладеть моим телом. Моран показала мне, что я могу быть самой собой с кем захочу, свободной от ограничений тех ягод, что связывали меня с ее волей. Я была единственной хозяйкой своего тела. Отныне, никто и никогда не будет контролировать меня.

Когда я углубилась в лес, яркое солнце отражалось от свежевыпавшего снега, покрывавшего землю. Мир вокруг меня искрился, оживал ранней весной.

Я подняла глаза и заметила белую лису, сидевшую на каменистом холме, с любопытством разглядывающую меня.

Когда наши взгляды встретились, лиса прыгнула со своего насеста, превращаясь в воздухе в молодца, одетого в длинную шубу из белого меха. Его присутствие было поразительным, и на мгновение я была очарована таким появлением Кумы.

— Наконец-то ты заметила меня. У тебя обычно на это уходит так много времени, или ты просто испытывала мое тонкое терпение? — его голос был низким и вкрадчивым, медовый оттенок обволакивал меня, согревая изнутри.

Я почувствовала неожиданное желание свести ноги, во мне шевельнулось странное влечение. Нет. Это было желание вурдалачихи — не мое.

Я вызывающе вздернула подбородок, не позволяя ей одержать победу надо мной.

«Позволь мне овладеть нашим телом, дорогая. Это будет справедливо. Я так долго отсутствовала...», — ее голос прозвучал в моем сознании как соблазнительная приманка.

— Нет! Я никогда больше не позволю тебе так поступать! — я не выдержала и прокричала вслух.

Я зажала уши и упала на колени. Слезы потекли по моему лицу; боль пронзила меня насквозь. Нечисть пыталась наказать меня за непослушание, но я не сдавалась. Теперь я была сильнее.

— Ты снова пришла, чтобы порыдать у меня на плече? — заметил Кума безразличным взглядом наблюдая за мной. — Крольчонок, ты поднадоела мне, как никто другой.

Я подняла на него заплаканные глаза. На краткий миг в янтарных глазах лиса промелькнуло отвращение, но оно быстро сменилось безразличием.

— Я не могу оставаться в поместье. Я причиняю им боль. Передай своей княгине, что я готова. Я готова уехать с ней.

— Не так быстро, маленький кролик. Еще не время. И не тебе решать, когда это произойдет.

— Время для чего?

— Тебе знать этого не нужно. Просто жди. Ты испытывала мое терпение, теперь я испытаю твое. Справедливо? Думаю, да.

Кума наклонился ближе, его взгляд был пронзительным. Он вдруг схватил меня за лицо — собственнически и болезненно. Его золотистые когти впились в мои щеки, напоминая об опасности, которая таилась в нем. Лис глубоко вдохнул, словно наслаждаясь моим запахом.

— Ты все еще девственница. Забавно. Эти псы настолько глупы или просто притворяются благочестивыми? Иметь в своем логове такого красивого маленького кролика и не... попробовать его на вкус.

Он наклонился ближе, его горячий язык коснулся уголка моего уха.

Я оттолкнула его, но он был непоколебим, и я отшатнулась назад, упав на землю. Кума рассмеялся от удовольствия.

— Жаль, конечно, что такое смазливое личико и тело не используются для удовольствия, а молодость проходит впустую... — промурлыкал лис, пока его хищный взгляд блуждал по моему телу. — Эти безмозглые псы не умеют ценить таких прелестных кроликов, верно я говорю?...

Я качнула головой, с трудом поднимаясь на ноги. Кума закружил вокруг меня: движения были грациозными и плавными. Его горячее дыхание обдало мой затылок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я застыла, пойманная в плен его хищного присутствия. Кума приблизился, по-собственнически притянув меня к себе. Его ладони бесстыдно обхватили мои груди.

Я хотела было возмутиться, но почувствовала себя парализованной, не в силах и пошевелиться. В нем определено была некая сила...

— Не прикасайся ко мне, — прошептала я.

— Так почему ты мне позволяешь это?

— Я... — вздох слетел с губ, когда он слегка сжал свои ладони, мое тело предало меня. — Отпусти...

— И что же?... Почему не сопротивляешься мне?

«Позволь мне, Шурочка. Я могу показать ему, на что мы способны», — настаивала вурдалачиха в моем сознании мягкой лаской.

Стиснув зубы, я собрала все силы, которые у меня остались. Развернулась и со всей силы ударила Куму по лицу свой ладошкой.

— Я же сказала, не трогать меня!

На мгновение в его глазах промелькнуло удивление, за которым последовала кривая усмешка.

— Хорошо... Очень хорошо. — он злобно ухмыльнулся, протянув мне черный конверт, запечатанный золотой печатью.

— Тебе от моей княгини.

Я нахмурилась, открывая письмо. От слов внутри у меня по спине пробежал холодок:

«Встретимся в городе этой ночью. Никому об этом не говори. Это важно»

Прежде чем я успела ответить, Кума ловко поджег записку спичкой, языки пламени лизнули ее края, и он отступил назад, с нездоровым азартом наблюдая за происходящим.

— Скоро увидимся, мой милый кролик, — пропел он себе под нос, удаляясь в заснеженный лес.

***

Я ждала возле таверны, где в прошлый раз встречалась с княгиней Кобриной. Ровно в полночь подъехала карета, ее силуэт отчетливо выделился на фоне лунного света.

Когда я ступила в зловещую тьму кареты, я ожидала встретить знакомое присутствие Княгини. Но вместо этого из теней, будто сам мрак обрел голос, заговорил мужской голос:

— Темная Княгиня занята. Она велела мне предостеречь тебя: ей было дано видение, в котором она узрела твою смерть этой ночью.

— ...Что?

Мое сердце забилось в бешеном ритме, мысли заметались в вихре.

Незнакомец наклонился ближе, и в лунном свете я смогла наконец разглядеть его черты. Он был молод, обладал темно-каштановыми волосами и карими глазами, искрящимися в темноте, словно далекие звезды. Черты его лица были благородными и собранными, но от него исходила некая отстраненность, что насторожила меня. Он напомнил мне кого-то, и, погрузившись в воспоминания, я замерла, осознав, что это тот самый юноша из моего видения о судьбе Сияны, погибшей невесты Казимира. Моран выгнал ее на мороз ночью, а этот юноша был единственным, кто попытался заступиться за бедную девушку.

— Кто-то попытается тебя отравить во время ужина. Ничего не пей, — произнес он ровным, бесстрастным голосом. — И не ешь.

— Может, мне вообще не стоит идти на этот ужин? — предложила я, ощущая, как страх сжимает мое горло.

— Нет. Это будет подозрительно. Иди. Но не пей и не ешь. Притворись, — его взгляд встретился с моим. Меня поразила решительность запечатленная в его чертах.

Я слишком долго разглядывала его, очарованная суровой глубиной его взгляда. Незнакомец тоже смотрел на меня необъяснимо долго. Когда тишина затянулась, он вдруг хлопнул в ладоши.

Дверь кареты приоткрылась, и я вышла, чувствуя, как прохладный ночной воздух обдает мои разгоряченные щеки.

***

Вернувшись в свою комнату, я принялась готовиться к вечеру, нанося на лицо макияж и расчесывая волосы, пока они не заблестели, словно шелковые нити. Я облачилась в элегантное черное платье, которое облегало мои формы; ткань слегка приоткрывалась в районе декольте — смелый выбор, призванный произвести впечатление. Я стремилась сделать этот вечер незабываемым, вернуть себе ощущение контроля над собой. Отречение от сил нечисти не означало, что отныне я буду вести себя застенчиво и опасаться проявлять свою женственностью. За все это время, проведанное в поместье, я сильно изменилась. Стала взрослее, опытнее. Надеюсь, и мудрее.

Когда я взглянула в зеркало, меня охватили сомнения. Мог ли кто-то действительно замышлять отравить меня? Нет. Кто же?

Я покачала головой, отгоняя эту мысль. Я не доверяла Темной Княгини. Но мои мысли вновь возвращались к таинственному парню в карете. Кто он был? Приближенный Княгини? Слуга?

Мой взгляд упал на картину с висельником в лесу, написанную Кириллом незадолго до его несчастного случая. Я испуганно замерла, когда разглядела странную деталь — фигура исчезла с полотна, осталась лишь одинокая веревка.

Я схватила картину, внимательно рассматривая ее. В голове не укладывалось... Куда исчез висельник?

***

Когда вечер спустился на поместье, я направилась в столовую. Остальные уже вовсю собирались за столом, их голоса звучали приглушенно из зала. Кирилла не было, вероятно, он до сих пор спал, а Агний все ещё неустанно работал в своей подвальной аптеке.

Ратиша сидел, погруженный в чтение, но Юргис, проходя мимо, выхватил книгу прямо у него из рук, прищурившись на название.

— «Первые правила вскрытия», — прочитал он вслух и с отвращением отбросил книгу в сторону. — Что, черт возьми, ты тут читаешь? Аппетит мне испортил!

— Я читаю то, что хочу! У тебя-то, наоборот, нет никаких интересов, вот и завидуешь другим, которые чем-то интересуются! — выпалил Ратиша, рассерженно сверкая глазами.

— Завидовать-то тут нечему! Как тебя самого от себя не воротит? Интересы у тебя, конечно... — Юргис фыркнул, плюхнувшись на стул. — Посредственные.

— Посредственные?! Да ты вообще ничем интересным не занимаешься! Только в шахматы сам с собой поигрываешь и ножики метаешь! И — все!

— А я и хочу заняться полезным!... — его взгляд непроизвольно упал на меня, как только я вошла в зал. — Телом.

— ...Чего сказал-то? — буркнул Ратиша, оборачиваясь по траектории взгляда брата. Заметив меня, лицо парнишки стремительно побледнело.

Пока никто не смотрел, я приветственно кивнула Морану, садясь на свое место. Он коротко ответил тем же жестом с непроницаемым выражением лица.

Мы поужинали в тишине, атмосфера сгустилась от невысказанного напряжения. Внезапно дверь распахнулась, и в столовую, шатаясь на слабых ногах, ворвался Кирилл: его руки были перепачканы краской, а серые волосы взъерошены после долгого сна.

— Кирилл, как ты себя чувствуешь??? — воскликнула я, вскакивая ему навстречу.

Он робко улыбнулся, его глаза заблестели от возбуждения. Юноша держал в руках новую картину.

— Это для тебя, моя госпожа.

Он водрузил свое творение на стол, открывая взору великолепный дуб: его узловатые ветви были вплетены в цепи, что оборачивались вокруг мощного ствола, словно храня в себе что-то темное и древнее.

— Давай же выпьем за твой безграничный творческий потенциал, братец! — провозгласил Юргис, поднимая свой бокал в сторону Кирилла. — Сие творение будет греть нас этой зимой, и это — прекрасно.

Ратиша потянулся за кувшином, чтобы налить бокал вина брату.

Кирилл потупил взор, схватившись за свои локти.

— ...Только если моя госпожа согласится выпить со мной. — тихо пролепетал художник.

Я нахмурилась, бросив взгляд на Морана. Он едва подался вперед, кивнув. Никто не заметил этого, кроме Казимира, все это время молча читавшего в сторонке.

***

Позже, когда ночь окутала мир, я переоделась и подготовилась ко сну. Внезапное чья-то прикосновение разбудило меня — нежные, холодные пальцы касались моей щеки, словно я была хрупкой статуэткой, которую он бережно лелеял. Я вздрогнула и едва не закричала, увидев Кирилла у своей кровати.

— Если бы ты была скульптурой... Скульптор, создавший тебя, несомненно, был Богом, — произнес он мечтательно. На его шее больше не было бинта; он снял его, и теперь багровые гематомы четко выделялись на белоснежной коже.

— Кирилл, что ты здесь делаешь? — спросила я, пытаясь осознать происходящее.

— Ш-ш-шшш... — его пальцы дрогнули, когда он провел ими по моим губам, а обеспокоенное выражение лица сменилось мягкой улыбкой. — Я наконец-то все понял, моя госпожа. Картины открыли мне глаза. Все это — обман. Существуешь лишь ты. Но тебе нужно проснуться. Проснись как можно скорее, иначе ты останешься здесь навсегда, как и мы. Этот дом — не место для жизни.

Мое сердце сжалось, страх охватил меня, пока я переваривала его слова.

— Но ты... ты же настоящий, Кирилл?

Он загадочно улыбнулся, покачав головой.

— Когда-то давно был, да. — он бережно поднял мою онемевшую руку. — Видишь, если бы не воля странной судьбы, мы бы никогда не встретились. Мы — дети разных эпох.

Мое тело словно окаменело, язык стал тяжелым, в горле пересохло.

— Кирилл, что ты подмешал в мой напиток? — прошептала я, чувствуя, как страх сжимает мой живот. — Я весь вечер следила за своим бокалом.

— Моя фигура достаточно непримечательна на фоне остальных. Теперь ты в этом убедилась, моя госпожа. — он осторожно провел пальцами по моим волосам. — Я никогда не прощу себя за это, но я должен помочь тебе проснуться, должен...

Он нежно прикрыл мне веки, и я почувствовала, как меня накрывает дремота.

— Ты была права, — донесся из темноты голос Морана, который с хищной грацией вышел из-за ширмы. — Он действительно сошел с ума. Сначала я не поверил твоему предсказанию. Любопытно, какие вещи ты видишь во сне. Но, более того, я не ожидал, что это будешь ты, Кирилл. Овца в волчьей шкуре. — Моран ухмыльнулся, приближаясь к перепуганному художнику. — Или лучше сказать — баран?

Обычно бледное лицо Кирилла стало еще белее, в его глазах разлилась паника. Он отшатнулся от меня, прижавшись спиной к стене.

— Ты не понимаешь... Я только хотел спасти ее. Ты ничего не понимаешь.

— Ты прав, мы этого не понимаем. Теперь ты не сможешь спасти даже себя. Запомни дневной свет и свежий воздух. Вдохни полной грудью, так как следующие месяцы ты проведешь в подвальной темнице, — заявил Моран, надвигаясь на него.

Волков бояться – в лес не ходить

Утренний свет, проникая сквозь окошко, покрытое инеем, разбрасывал по комнате изящные узоры, подобно тончайшим кружевам. Я пробудилась от тревожного сна. Опять я видела во сне Лукьяна в образе жестокого убийцы...

С тяжелым сердцем я поднялась и подошла к окну, привлеченная пленительным очарованием заснеженных садов внизу. Снег падал мягко, погружая природу в свои белоснежные объятия.

Вглядываясь в заснеженные просторы, я заметила рыжую голову, целеустремленно шедшую куда-то.

«Куда это направляется Юргис так рано?», — подумала я вслух, вспомнив, как не раз видела его, ускользающего в ночи.

Мое любопытство разгорелось, и я уже хотела было выскользнуть из дома и последовать за ним, но мои планы были прерваны.

Я повернулась, и стекло дальнего зеркала покрылось рябью, превратившись в женщину-вурдалака, от присутствия которой воздух вокруг меня похолодел. Ее волосы мерцали, как серебряные нити, а кожа была бледной, как лунный свет. Ее я видела в тех видениях в садах... Но выглядела она сейчас не так, как там. Темные круги обрамляли ее багровые глаза, в которых светилась смесь злобы и печали.

— Совсем ты позабыла обо мне? — прошипела она.

Я отвела взгляд, притворяясь, что не слышу ее.

— Какая же ты двуличная, Шура! Я помогала тебе, когда ты звала меня. Где бы ты ни нуждалась в помощи, я приходила. А теперь? Ты притворяешься, что даже не слышишь меня? — нахмурилась она, и черты ее лица исказились во что-то гротескное.

— Ты обманула меня! — выпалила я в ответ дрожащим голосом. — Ты заставила думать меня, что ты всемогущая, что яд твой сильнее, чем моя воля! Что только серебряное кольцо и несколько ягод могут вернуть мне мою сущность. Но все, что мне было нужно, — это поверить в себя и свои силы. Моран помог мне понять это. Поэтому, ты так его невзлюбила? Ты не властна надо мной. Это мое тело, моя душа!

— Что ж... Это то, чего ты действительно хочешь? — спросила девушка ледяным тоном. — Вместе мы были бы такими могущественными. Жаль, что ты этого не понимаешь.

Вурдалачка мотнула головой, сливаясь с моим отражением в зеркале. Теперь она выглядела идентично мне, и лишь глаза были налиты лютой ненавистью.

Не дожидаясь очередной ее реплики, я выбежала из своей комнаты, отчаянно пытаясь избавиться от ее навязчивого присутствия. Я должна была забыть о ее существовании, разорвать узы, связывавшие меня с ее темным влиянием.

***

Я спустилась по винтовой лестнице в подвал, где тени, словно громадные пауки, цеплялись за стены. Моран запер Кирилла в темнице вчерашней ночью. Такой участи он точно не заслуживал. Но в этом была только моя вина — я же рассказала Морану, что кто-то попытается меня отравить за ужином. Про видения Княгини я ему, конечно, ничего не сказала...

Моран сказал, что Кирилл пробудет в подвальных комнатах несколько месяцев, пока Агний будет ухаживать за ним, возвращая ему "здравый смысл" и ясную голову. Как он будет это делать — я не знала... Но ждать встречи с ним я больше не могла. Мне нужно было увидеть Кирилла, убедиться в том, что он в порядке.

Воздух становился все холоднее, когда я приближалась к единственной темнице этого подземелья под домом, железные прутья отбрасывали жуткие тени на земляной коридор. Кирилл сидел на подстилке, его силуэт был едва различим в тусклом свете. Я ощутила тяжесть его взгляда еще до того, как он заговорил.

— Моя госпожа пришла навестить меня?... Прошу, подойди ближе, — прошептал он, подползая к прутьям.

— Пожалуйста, прости меня... Это из-за меня тебя сюда заточили. По моей вине.

— Не вини себя. В этом твоей вины — нет. Лучше, подойди ко мне ещё ближе. Наклонись, я расскажу тебе кое-что.

Я склонилась, затаив дыхание, когда он стал шептать мне на ушко: — Нечисть слабее на рассвете. Ночь — их время. На рассвете ступай в мои покои, госпожа. Но именно с первыми лучами солнца. Вурдалак не должен прознать об этом.

От его слов стало тревожно, но прежде чем я успела ответить, юноша наклонился вперед и прижался губами к моим через холодные прутья решетки. Я почувствовала, как прилив тепла залил мои щеки, смущение смешалось с трепетом, которого я никак не ожидала.

— Не волнуйся, госпожа. Никто не узнает об этом поцелуе. Это будет нашей тайной, запертой здесь, — прошептал он, отступая в тень, и его ласковая улыбка осталась в моей памяти, как последнее, что я увидела в этой жуткой темнице.

— Я приду к тебе ещё. Скоро.

— Я буду ждать. Но, госпожа?... Только не задерживайся слишком долго с картиной. Если ты это сделаешь, случится нечто плохое. Они придут за тобой. Они почуют тебя за версту. У тебя будет мало времени, чтобы спрятаться.

— Кто? От кого спрятаться?... Кирилл?

Я ничего не поняла из его странных предупреждений, а пояснять Кирилл, похоже, и не собирался.

***

Когда я вернулась в свои покои, то обнаружила, что окно в ванной комнате приоткрыто, и сквозь него проникает холод. Мой взгляд упал на немногочисленные следы от лисьих лапок на подоконнике. Кума был здесь. Возможно, он принес новости от Княгини или предупреждение, как тогда.

Охваченная любопытством, я оглядела комнату и обнаружила записку, спрятанную в складках моего постельного белья.

«У входа в лесной лабиринт на закате».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда солнце опустилось низко в небе, я оделась потеплее и выскользнула из дома.

Ели нависали над головой, заслоняя весь свет, снег хрустел под ногами, возвещая округу о моем присутствии. Я заметила черную карету, ожидавшую меня около входа в дебри чащи, ее кони, фыркая, выпускали в морозный воздух облачка теплого воздуха.

Я осторожно приблизилась, и когда забралась внутрь, тепло окутало меня, словно успокаивающие объятия. Теперь же меня встречала сама Княгиня. Ее присутствие было одновременно царственным и тревожным.

Она медленно поглаживала черного кота, лежащего у нее на коленях, глаза которого в заглушенном свете сверкали, как изумруды.

— Как там Ратиша? — спросила она ровным голосом, но с нотками скрытого беспокойства.

— Ваш сын.

— ...Занятно, ты уже знаешь. Он поведал? Впрочем, Ратибор никогда не рассказывал другим о своем происхождении. Для него это что-то постыдное. Мерзкое.

Улыбка появилась на ее алых губах, когда женщина посмотрела на меня пронзительным, но одновременно ласковым взглядом.

— Сейчас с ним все в порядке. Он пошел на поправку.

— Это прекрасно. Ты несказанно порадовала меня, Шура. Знаешь, я всегда беспокоюсь за него больше всего. Моя самая сокровенная мечта — чтобы однажды он вернулся ко мне, домой, во дворец, — призналась Княгиня, и ее голос смягчился.

— Почему же он ушел?

— Судьба распорядилась за нас, — сухо ответила она, поджав губы, как будто сама мысль об этом причиняла ей боль. — Итак, мое предсказание насчет твоего отравления было верным? Кто же это был?

— ...Кирилл. — имя тяжелым камнем слетело с моих губ.

Она медленно кивнула, выражение ее лица стало задумчивым.

— Безумный художник. Последний, от кого ты этого ожидала, не так ли?... Вот почему мой тебе совет: никогда и никому не доверяй. Друзьям — особенно. Таков закон, позволяющий добиться успеха в этой жизни.

Серьезность ее слов подействовала на меня. Эта холоднокровная женщина и, вправду, способна пойти по головам ради своей цели...

— Ровно через неделю я приеду за тобой в последний раз. Ты должна быть готова уехать со мной во дворец. — добавила Темная Княгиня тоном, не оставляющим места для возражений.

Я вылезла из кареты. В голове у меня роились многочисленные вопросы.

Когда я повернулась, чтобы уйти, из леса выскочил серый волк прямо мне на встречу. Сначала я подумала, что это Ратиша, но когда зверь осторожно приблизился, я почувствовала укол неуверенности.

— ...Рати? — тихо позвала я, но волк замер, изучая меня с таким вниманием, что вызвало во мне приступ неловкости.

Он все ещё был рассержен на меня...

Я шагнула к нему и крепко обняла волка за могучую шею.

— Прости меня, пожалуйста. Мне очень жаль, Рати. Я хотела сказать тебе это в лицо, но я слишком малодушна, чтобы заставить себя сделать это, поэтому я скажу тебе это сейчас.

Я зажмурила глаза и погладила волка по загривку, изливая ему свое сердце:

— Я не хотела тебя ранить тогда, наговорив тебе всякого, когда ты пришел ко мне с тем списком... Ты прекрасный молодец, Рати, самый верный друг и лучший собеседник. Но полюбила я другого не потому, что в тебе чего-то не хватает или что-то не так... Вурдалак во мне разорил мою душу, но и предоставил мне выбор, который я никогда бы и не сделала. Знаешь, я ведь всего лишь хотела выйти замуж за любимого мужчину, завести детей и быть счастливой. А теперь... Все, кого я когда-то любила, мертвы. А мужчина, которому я отдала свое сердце, оказался чудовищем, убийцей. — мой голос задрожал, я уткнулась лицом в мех волка, ища утешения. — Я стала терять себя, а Агний... Стал тем, кто начал собирать меня по кусочкам, возвращая мне ясность.

Я отстраняюсь от волка, чтобы заглянуть ему в глаза, но тут.. Меня захлестывает волна страха.

Цвет глаз волка был совсем другим — желтоватым и темным, без знакомой синевы, которую я знала у Ратиши.

— ...Кто ты?

Волк бросился прочь, скрывшись в подлеске. Я погналась за ним, не думая о последствиях. Он привел меня к карете Княгини, что все еще стояла у входа в чащу.

Волк обернулся на меня, прежде чем запрыгнуть внутрь, когда дверца кареты приоткрылась.

Вглядываясь в окошко кареты, я мельком увидела того самого юношу, с которым встречалась раньше — он предупредил меня об отравлении. Я много думала о нем, вспоминая его из видения о прошлом Сияны. Моран назвал его тогда — Яков. Так это был он в волчьем обличье, а не Рати!... Он тоже был волколаком.

Яков наклонился вперед, целуя руку Княгини. Она погладила его по голове и щекам, как сделала бы любящая мать, прежде чем задернуть занавеску. Карета удалилась, оставляя меня стоять в сгущающихся сумерках.

***

Когда заря начала пробуждать мир, я, крадучись, зашла в пустующие покои Кирилла. Что же желал показать мне Кирилл? Взгляд мой упал на картину, укрытую полотном на столе.

Я осторожно откинула его, открыв навязчивый образ дуба, закованного в цепи и окруженного белесым туманом.

Картина, казалось, ожила в моих руках, увлекая меня все больше и больше, пока у меня не закружилась голова.

Я отшатнулась назад и рухнула на ковер, обронив картину. Голова сильно кружилась, а зрение плыло. Я зажмурилась.

Приоткрыв глаза, я оказалась на коленях перед тем самым дубом, изображенным на полотне. Как?... Как такое было возможным?

Воздух стал теплее, зимний холод сменился яркими оттенками осени. Меня охватило замешательство — где же я находилась? В самой картине?

Странные звуки доносились от дуба, будто бы изнутри него. Страх от неизведанного сжал моё сердце. Я осторожно отступила на шаг, бросив взгляд на знакомое поместье вдали. Оно выглядело старым и заброшенным. Что-то было не так...

Я с трудом приоткрыла ржавые ворота, ведущие на задний двор, и вошла в сад, некогда цветущий, но ныне увядший и безжизненный. Воздух был пропитан гнилью и сыростью, как будто сама земля давно умерла и неумолимо разлагалась.

Я подошла к дому. Все двери оказались запертыми, а окна покрыты слоем грязи и наростом пыли.

Обогнув усадьбу, я попыталась найти чёрный вход внутрь. Заглянув в заднее окно, я увидела, что гостиная пуста — лишена жизни и тепла, как прежде. Всё здесь казалось потусторонним и мертвым.

Вернувшись к дубу, я ощутила необъяснимую тягу к нему, словно он звал меня к себе, обращаясь по имени. Я подошла, зачарованная, и заметила у его основания небольшое отверстие — нору, покрытую мхом и сухими ветками.

Я попыталась заглянуть внутрь, но сырая земля у основания ямы оказалась донельзя скользкой. Ноги заскользили и я даже не успела понять, как провалилась внутрь.

Внутри норы воздух был гораздо холоднее, корешки свисали прямо надо головой, но было достаточно места, чтобы выпрямиться во весь рост.

Оглядевшись в полумраке, я чуть было не вскрикнула, когда увидела какие-то фигуры, прикованные к стенкам норы корнями дуба. Паника охватила меня. Я узнала Агния, Юргиса, Кирилла, Казимира в этих обезвоженных фигурах — все были крепко спящие. Моран лежал по центру этой норы, его руки и ноги тоже были связаны корнями, что тянулись к остальным пленникам, как путы.

Я бросилась к Агнию, встряхнула его, но он никак не отреагировал. Я проверила каждого из них, но ни один не пробудился от своего зачарованного сна.

Где же был Ратиша? Его-то и не было среди парней...

Я выбралась из норы, и перед глазами у меня всё поплыло, когда я, спотыкаясь, вышла на дневной свет. В этот миг я почувствовала приближение осязаемой опасности, холод пробрал меня, время как будто замедлило темп.

Упав на колени от слабости, я отползла за дуб, прячась. Я знала, чувствовала это всем нутром, темные силы, о которых предупреждал меня Кирилл, были рядом.

Я хотела убежать, но споткнулась и упала в сугроб, холод окутал меня, как саван.

***

Я проснулась в комнате Кирилла, с трудом переводя дыхание. Картина покоилась рядом со мной, и я поспешно накрыла её обратно полотном. Мне нужно было подышать свежим воздухом.

Я накинула шубу и выбежала в сад. Всё вернулось на круги своя — заснеженные сады блестели, пели птицы, а природа мирно спала.

Бродя по территории поместья, я не могла избавиться от чувства тревоги. Что показала мне эта картина? Взгляд в будущее? Прошлое? Или, возможно, портал в другое царство? И почему остальные спали в той кошмарной норе?

Когда я приблизилась к лесу, воздух наполнился чарующей мелодией шелеста листьев и отдаленных шорохов. Раннее утро... Кто мог бродить по лесу в такой час?

Я остановилась, прислушиваясь к тихому шепоту ветра. Именно тогда я мельком и увидела его. Рыжего волка, пробирающегося между деревьями, его движения были плавными и осторожными.

— ...Юргис, — пробормотала я про себя.

Я никогда не видела его прежде в волчьем обличье, и эта перспектива наполнила меня смесью волнения и любопытства. Не раздумывая ни секунды, я решила последовать за ним, стараясь не шуметь по мере того, как углублялась в лес.

Тропинка вилась между высокими деревьями, их узловатые ветви тянулись ко мне, задевая плечи. Чем дальше я продвигалась, тем холоднее становился воздух, а звуки леса превращались в навязчивую колыбельную. Я могла отчетливо видеть Юргиса, его рыжая шерсть ярко выделялась на фоне приглушенных коричневых и зеленых тонов подлеска. Он двигался целеустремленно, устремив взгляд вперед, как будто его влекло к чему-то невидимому.

Я спряталась за муравейником и стала наблюдать, как он приближался к мерцающему озеру. Волк вскочил на большой камень, выступавший из воды. Там он остановился, запрокинул голову и издал скорбный вой, который эхом разнесся по округе.

— Чего же ты ждешь, Юргис? — прошептала я, высматривая его.

Мгновение спустя вода озера покрылась рябью, и из её глубин появилась изящная женская фигура, не похожая ни на одну из тех, что я когда-либо видела. Мавка с волосами, струящимися, как жидкая бронза, скользнула на поверхность камня с неземной грацией. Её кожа мерцала в рассеянном свете, а глаза любовно смотрели на волка.

Мавка начала петь, её манящий голос соткал заклинание, увлекая Юргиса все ближе и ближе к водной гляди.

«Услышь, мой нежный друг, в пучины зову тебя,

Там, где светит луна, там мы будем вдвоём.

В водах безбрежных я жду тебя, жду!»

Юргис, зачарованный, обернулся в обличье человека, его рыжие волосы упали ему на лоб, когда он наклонился к самой воде.

Я почувствовала, как меня охватывает тревога, когда я поняла, в какой опасности он находится. Мавки были известны своей безжалостностью, заманивая ничего не подозревающие души в свои водные могилы обещаниями любви и покоя.

— Нет! — вскрикнула я, когда увидела, как он нырнул в воду за ней: их губы встретились в поцелуе, от которого я потеряла дар речи.

Преисполненная решимости, я бросилась вперед.

— Юргис! Вернись! Ты в опасности!

Он повернулся, на его лице отразилось удивление, но чары мавки оказались сильнее. Я видела, как блеснули её острые зубы, когда та зашипела на меня, её глаза сузились от злобы.

— Отойди, человечка! — прорычала она. — Он принадлежит мне.

— Нет! — закричала я, кидаясь в воду к нему. — Юргис, очнись! Она крадет твою молодость! Это же мавка — порождение нечисти!

Глаза мавки вспыхнули яростью, когда она бросилась ко мне, но я вовремя схватила Юргиса за руку, оттаскивая его назад, к берегу.

— Очнись, очнись же! — умоляла я, дергая его за руку. — Эта тварь околдовала тебя!

Юргис заколебался, его лоб в замешательстве нахмурился.

— Что... Что ты тут делаешь вообще?

Я сделала глубокий вдох, крепко сжимая его руки. Постепенно, взор юноши приобрел осознанный вид. Мавка куда-то исчезла, но я знала, что они никогда не отпускают своих жертв.

— Мавка не отпустит тебя, пока не выпьет всю твою жизненную силу. Юргис... Что же нам делать? Погибнем же! И я, и ты.

— Не погибнем.

Мы почти добрались уже до берега, когда прямо перед нами предстала мавка. Взор налитый кровью, когти выпущены.

— Мое царство. Никуда вам не деться отсюда. Не хочешь по-хорошему молодца отдавать мне, отдашь по-другому!

— Мавки не трогают суженых. Кон природы их такой. У меня-то суженой — нет, но ты-то можешь спастись, у тебя же есть. — прошипел Юргис сквозь зубы, закрывая меня спиной.

Меня вдруг осенила одна мысль.

— Значит... Мне нужно доказать, что мой суженый — ты. — шепнула я, вставая перед ним.

В этот момент я обхватила лицо Юргиса ладошками, и поцеловала его, вложив в этот поцелуй всю свою нежность для пущей убедительности.

Мавка возмущенно зашипела, обнажая клыки.

— Если заберешь моего суженого у меня, то разгневаешь самих Богов Прави, которые благоволят нашему союзу! — воскликнула я, и мой голос прокатился по озеру, как боевой клич. — Он мой, и я не позволю тебе забрать его у меня!

Мавка неспешно отпрянула, выражение её лица сменилось с ярости на неуверенность. Она снова прошипела что-то, уплывая в глубины озера.

Бросив последний взгляд на нас, её фигура с плеском растворилась в пучинах.

Затаив дыхание, я повернулась к Юргису, который смотрел на меня с неприкрытым потрясением.

— Ты... ты, что, спасла меня? — его голос был едва громче шепота.

Но прежде чем я успела ответить, он озорно улыбнулся, отступил на шаг и посмотрел на озеро.

— Знаешь, что я сейчас сделаю? Я пойду к Агнию и обрадую его, сказав, что его возлюбленная наконец-то поняла, кто в доме — лучший любовник! — объявил он, выходя из озера с дразнящим смехом.

— Юргис! Подожди! Ты же шутишь?!

— Нисколечко!

Я бросилась за ним и схватила его за рукав.

— Я сделала это, только чтобы спасти тебя! Мавка же не отпустила бы тебя!

— Ага, продолжай убеждать себя в этом! — парировал он игривым тоном.

Поддавшись внезапному порыву, я повисла на его руке. Юноша развернул меня, легко подхватив меня за талию и подняв в воздух.

— А не пойти ли мне домой вот так, с тобой на ручках? Интересно посмотреть на реакцию других!

— Юргис! Нет! Отпусти меня! — пропищала я, наполовину смеясь, наполовину умоляя, пытаясь высвободиться. — Остановись, прошу!

Он лишь усмехнулся, кружа меня вокруг себя.

— Не хочу! Заставь меня, если хочешь. Но предупреждаю, я больно кусаюсь!

Он наконец поставил меня на землю. Я даже слегка пошатнулась, когда он выпустил мои руки.

— Давай немного поболтаем, — поддразнил он, прижимая меня к ближайшему дереву.

Я знала Юргиса достаточно хорошо, чтобы понять, что это был его способ подшутить, а на запугать.

— Ну, давай. И что ты хочешь мне сказать?

— Спасибо тебе, — сказал он с ухмылкой, выражение его лица смягчилось всего на мгновение. — Я ходил к этому озеру, как завороженный, уже с десяток лет, каждое полнолуние. Потом просыпался, как после дикой пьянки, опустошенный и безо всяких сил. Так что... Благодарю тебя, Шура. Избавила меня от проклятья.

— ...Твои глаза, — выпалила я, пропустив все его слова мимо ушей, очарованная необычным зеленым оттенком его взора. — У тебя всегда был такой прекрасный цвет?

Его улыбка померкла, сменившись грустью. Юргис опустил голову мне на грудь и прикрыл глаза.

— Погладь меня по голове, пожалуйста, — тихо пробормотал он.

Я заколебалась, не зная, что и ответить, но потом протянула руку и провела пальцами по его волосам.

— Ты мне напоминаешь ее, — произнес он едва слышно. — Безрассудная, чудная, красивая и... С чистейшей душой, готовая помочь любому.

— ...Кого же?

Он качнул головой, отступая на шаг, словно пытаясь отгородиться от воспоминаний.

— Забудь.

— ...Твою сестру? — рискнула я спросить, но он уже исчез в тени леса.

***

Я вернулась в подземелье поместья, на душе у меня всё ещё лежала тяжесть после встречи с Юргисом. Он впервые открылся мне насчет своего прошлого, но также быстро и закрылся обратно.

Спускаясь по ступенькам, я увидела Кирилла, сидящего в углу своей темницы с задумчивым выражением лица. Все стены его "клетки" были испещрены узорами, да рисунками угольком, что теперь покоился у него в ногах.

— Кирилл, — тихо позвала я, подходя к прутьям. — Я принесу тебе бумагу и краски в следующий раз. Обещаю.

Художник тоскливо улыбнулся.

— Благодарю, госпожа. Расскажи, удилось ли тебе взглянуть на мою картину?

— Удалось. Но у меня столько вопросов к тебе теперь.

— Задай самый важный. Боюсь, скоро сюда прибудет Моран с проверкой и ужином.

— ...Что за темная сущь была в той картине? Что это было?

Он поднял голову, в его серых глазах отразилась тревога.

— Церберы, — объяснил он. — Они хотят, чтобы все там спали. В этом месте нельзя будить и пробуждаться, если ты из других границ. Они бдят и вынюхивают таких, как мы. Иногда я просыпаюсь и обнаруживаю себя в той норе. Но все остальные спят... А я не могу их разбудить, что бы я не делал. И если я выхожу из той норы, церберы нападают на меня. Иногда они душат меня, иногда пожирают мою плоть до костей, пока я не теряю сознания от боли. Конец один — они уничтожают меня. Это стало моим обыденным ночным кошмаром. Наверное, поэтому, остальные считают, что я сошел с ума... Они в чем-то правы.

Я вспомнила ту леденящую душу сцену, которую видела в картине. Я побывала там лишь один раз, а Кирилл видел это во сне постоянно.

— Я не позволю этому случиться с тобой снова, — поклялась я твердым голосом. — Я найду способ защитить тебя и остальных от церберов, когда они проснутся.

— Ты веришь мне теперь, госпожа?

Я кивнула, печально улыбаясь.

— Ты не сумасшедший. Просто ты видишь больше, чем другие.

— Спасибо... — Кирилл тоскливо улыбнулся, оглядывая стены. — Не знаю, знал ли об этом Моран, но здесь я перестал видеть эти кошмары...

***

Сегодня был тяжелей день. Усталость давила на веки. Я уже собиралась погрузиться в сон, как с улицы донеслись какие-то звуки.

Я вышла на балкон, вглядываясь в заснеженные кусты внизу. К моему большому удивлению, под моим балконом, распластавшись, лежал Юргис, его рыжие волосы были слегка припорошены снегом.

— Юргис, что ты здесь делаешь???

— О! Гроза всех мавок, свет очей моих!... — последовал его опьяненный возглас. — А что, не видно? Я сливаюсь с окружающей средой!

Он сделал глоток из темной бутылки, что выудил из внутреннего кармана своего ватника.

Я вскинула брови, скрестив руки на груди.

— Да, нет, Юргис. Ты, похоже, не сливаешься. По-моему, ты только спиваешься.

С внезапным приливом энергии он отшвырнул бутылку в кусты и резко подскочил на ноги, отчего пошатнулся назад.

— Что я могу сказать? Я наконец-то проникся духом зимы! А единственное спасение от холода — либо выпивка, либо горячие поцелуи любимой. За неимением второго, уповаю только на первое!

Юргис шмыгнул носом, чуть не поскользнувшись на ровном месте. Я почувствовала укол беспокойства за него.

— Юргис, пожалуйста, будь осторожен.

— Прыгай и спасай меня. Клянусь, я сразу образумлюсь!

— Прыгать вниз я не буду. Это безрассудно.

— Безрассудно — лезть на мавку с голыми руками, что губит с дюжину молодцов за один присест. — хмыкнул парень, пренебрежительно махнув мне рукой. — Давай уже! Я поймаю!

Сделав глубокий вдох, я собралась с духом и сиганула вниз. Благо, расстояние было маленьким из-за сугроба под балконом.

Юргис с легкостью поймал меня, крепко обхватив руками, как только я опустила ноги на землю. Но вместо того, чтобы отпустить, он прижал меня к своей груди, выражение его лица внезапно стало серьезным.

— Я, собственно, зачем пришел. Назрел один вопрос к тебе.

— ...Какой ещё вопрос?

Юноша кашлянул в кулак, сощурив глаза.

— Спрошу только один раз, Шура, — произнес он низким, напряженным голосом. — Уйдешь со мной отсюда?

В каждом доме один раб — сам хозяин

Юргис отступил на шаг, пронзая меня взглядом.

— Я уйду отсюда через несколько дней.

— Но ты подвергнешь опасности жизни всех остальных здесь присутствующих!

— Думаешь, меня это волнует?

— Но если кто-то из них покинет это место после тебя, ты тоже умрешь!

— Тоже все равно. Я устал от всего этого существования, — вздохнул Юргис, и на его лице появилась усталость. — Кроме того, я уверен, что они не способны на это. Никто не способен. Может, за исключением Морана... Но даже он в эти дни стал слишком мягкотелым.

— Тогда... зачем тебе нужна я?

— А как бы ты себе это представила, если бы я пригласил с собой кого-нибудь из этих болванов? Ты здесь единственная девушка. Логично же, — парень пожал плечами, в уголках его рта заиграла ухмылка.

Я заглянула ему в глаза, пытаясь найти долю шутки. Но увидела — искренность, отчаяние и проблеск чего-то более темного.

— Итак, каков твой окончательный ответ?

— Нет.

— Что у тебя сегодня с голосом, человечка? — прищурился Юргис, наклоняясь ближе. — Я не слышу ни слова из твоего бормотания! Поговорим завтра. Еще есть время. Береги себя!

Он повернулся, подобрал бутылку и сделал большой глоток, прежде чем неторопливо удалиться.

— Кстати, сейчас мое время для вылазки. Удобно свалить прямо сейчас. К концу этой недели, когда они поймут, что я не вернусь обратно, я уже буду за море от них!

— Подожди, Юргис! Куда ты сейчас направляешься?

— Куда? Думаю, поищу девушку для серьезных развращений. Желательно, с лицом как у тебя. Что навряд ли найду! Развращенных много, а лицо у тебя одно такое умное. Нечестно. Кстати, судя по запаху, у вас в поместье скоро намечаются гости-вонючки. За версту их запашок чую! Тебе лучше ступать в свою комнату, человечка! — его голос затих, когда тот скрылся в саду.

Я нахмурилась. Если кто-то и должен был прийти, то это, должно быть, лисы, проверяющие в очередной раз дела в поместье.

Я бросилась в свою комнату, торопливо одеваясь.

Когда я спускалась по лестнице, люстры были погашены, и только мерцающие тени указывали мне путь. В парадные двери раздался громкий стук, за которым последовал еще один, более громкий и настойчивый.

Внезапно чьи-то руки схватили меня за плечи и развернули к себе. Это был Моран, его лицо было в одном вершке от моего.

— Что ты здесь делаешь? Иди спать, — прошипел он низким рычащим голосом.

Он оттолкнул меня в сторону, направляясь к выходу. Я наблюдала, как он в нерешительности взялся за дверную ручку.

— Я сказал, иди спать.

Я кивнула, поднимаясь по лестнице, мои мысли метались. Добравшись до второго пролета, я присела на корточки, пытаясь расслышать приглушенные голоса внизу.

— Позволите нам войти? — донесся тихий голос Дария.

— Нет. У меня нет такого желания, — резко ответил Моран.

Суматоха нарастала, голоса становились громче. Я уловила, как сквозь шум пробился пьяный смех Юргиса.

— Ваше предположение ещё в силе?

— В силе, — процедил ядовитым тоном Кума.

— Тогда мы снова отказываемся! Ха-ха-ха!

— Зачем ей она? — спросил Моран.

— Не только — она. Но и щенок, который преданно последует за ней во дворец, — голос Дария был бесстрастен.

— Какой ещё щенок? — вмешался Юргис. — У нас здесь нет никаких щенков. Только волки с острыми зубами!

— Не валяй дурака, рыжий, ты знаешь, о ком мы говорим, — раздраженно огрызнулся Кума.

— Её сын, - добавил Моран. — Ратибор.

— Умный волк. Итак, каков ваш ответ? Мы забираем девчонку и мальчишку, и вы больше никогда о нас не услышите.

— А как же проклятие? — вопросил Юргис, внезапно протрезвев.

— Как только вы согласитесь на наше предложение, проклятие больше не будет существовать. Вы сможете покинуть поместье. Договорились? — настаивал Кума мягким, как шелк, голосом.

— Нет, — отрезал Моран. — Те, кто заключает сделки с лисами, не уважают себя.

— А что, если я скажу тебе, что твоя Шура сама этого захочет? Она пойдет с нами добровольно, — съязвил Дарий.

— Чушь. Этого не случится, — прорычал Моран.

Раздался мелодичный смех, в голосе Кумы зазвучали веселые нотки:

— Тогда будет лишь приятнее доказать, что ты ошибаешься!

Раздался звук удаляющихся шагов, — лисы уходили.

Я бросилась к огромным окнам лестничного пролета, вглядываясь в ночь. Две фигуры, одна из которых была закутана в белый мех, а другая в черный, неторопливо направились к лесу. Кума обернулся, видимо, почувствовав мой взгляд, и подмигнул мне.

Я поджала губы и отпрянула от оконной рамы, мои мысли лихорадочно заметались.

***

Я отнесла краски и холст Кириллу в подвальные комнаты, он выглядел даже лучше, чем прежде, но мои мысли все еще путались в хаосе ночи и переживаниях за него. Позже, когда я шла в гостиную, меня осенила одна идея.

Я поспешила обратно в его мастерскую, чтобы еще раз взять краски и холст.

Сидя на полу у камина гостиной, я уже вовсю изливала свои эмоции на белый холст. Я нарисовала свое любимое место: умиротворенную поляну в лесу, усыпанную сиреневыми цветами, но также я добавила и безмятежное озеро в лучах восходящего солнца. В центре озера я изобразила камень.

Пока я работала, на меня накатила усталость, огонь тихо потрескивал на заднем плане. В конце концов, мои веки отяжелели, и я задремала.

Сквозь сон я почувствовала, как меня поднимают, словно баюкая, сильные руки. Сначала подумала было, что это Агний, и инстинктивно прижалась ближе, ища утешения. Но когда чуть пробудилась, то поняла, что меня обнимал совсем не он. А — Моран.

Вожак волколаков тихо баюкал меня в своих руках, сидя на краю моей кровати, полагая, что я все ещё погружена в сон. Мое сердце учащенно забилось от неожиданной близости. Я всегда считала его порождением жестокости, мрачной тенью, таящейся в уголках моей судьбы. И все же он был тут, рядом со мной — большой страшный волк, убаюкивающий меня с трепетом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я хотела покопаться в его прошлом, раскрыть те переломные слои его истории, которые оставались окутанными мраком. Я уже видела трагические истории других обитателей поместья, но история Морана ускользала от меня каждый раз. Он остался последним.

Когда волколак накрыл меня одеялом, я почувствовала острую тоску, необходимость раскрыться ему в своих думах — какая глупость! Он ещё пуще меня оттолкнет от себя.

Когда он наконец ушел, тихо прикрыв за собой дверь, я подскочила на кровати, и во мне загорелась решимость. Если я смогла пересечь пограничные земли с помощью картин Кирилла, то, несомненно, должен быть способ и заглянуть в прошлое Морана.

Ночь темна, она тянулась. Я вновь оказалась в мастерской Кирилла, роясь в его картинах в поисках той, что нашла бы отклик с Мораном. Но все казалось неправильным; ни одна из работ не вызвала у меня тех эмоций, которые у меня были при мыслях о нем. Возможно, для меня еще не пришло время увидеть его прошлое...

Вернувшись в свои покои, я обнаружила на подушке записку.

«На нашем месте, среди буйных цветов. Приходи. Я буду ждать тебя там!»

На моем лице появилась улыбка. Агний...

Я быстро переоделась, охваченная приятным волнением, и пошла по тропинке, которую он показал мне раньше. Воздух становился теплее, аромат цветов вел меня все дальше в лес.

Наконец, я наткнулась на нашу поляну, утопающую в море ярких цветов. Агний сидел на камне и наигрывал на флейте медленную, завораживающую мелодию.

Когда я подошла, он поднял глаза, и лицо его озарилось мягкой улыбкой.

Он поднялся и заключил меня в объятия, мир вокруг померк.

— Шура... — выдохнул он, крепко прижимая меня к себе. Я чувствовала исходящее от него тепло, окутывающее меня коконом безопасности.

— Я скучал по тебе.

— Я тоже.

— Знаешь... Если мое тело принадлежит зверю внутри меня, то мое сердце... оно будет твоим, Шура, — вдруг прошептал он, касаясь пальцами моей щеки. — Вовеки веков.

Когда я наклонилась ближе, наши губы встретились в нежном поцелуе, вызвавшем тепло, что распространилось по мне подобно лесному пожару. Мир вокруг ещё раз затуманился, и на этот мимолетный миг все остальное прекратило иметь значение.

Но когда Агний отстранился, я заметила, что в нем что-то изменилось. Его лицо нахмурилось, под глазами залегли тени.

— От тебя пахнет Мораном. Почему?

Я прикусила щеку, опуская взгляд.

— Он отнес меня в мою постель, когда я заснула в гостиной.

— Отнес тебя в твою постель? — повторил он, тщательно проговорив каждое слово.

Беспокойство закралось в мое сердце, сжимая его, как тиски.

— ...Ты злишься на меня за это?

Вместо ответа Агний крепко обнял меня. Я почувствовала напряжение в его мышцах, то, как он держал меня, словно я вот-вот могла выскользнуть из его рук, как птица.

Ближе к полудню, мы задержались в тишине его спальни, воздух был насыщен невысказанными словами. В конце концов, Агний устроился рядом со мной, взяв книгу с прикроватной тумбочки.

Когда он читал, его голос звучал успокаивающе, но я чувствовала, что в глубине его души назревает буря. Грустная мелодия его флейты все ещё эхом отдавалась в моей голове, убаюкивая меня.

«Это для твоего же блага», — засыпая, я слышала, как он что-то пробормотал себе под нос.

Я видела кошмар. В моих снах Агний преображался на моих глазах, превращаясь в волка, его мех переливался в лунном свете. Но что-то было не так; его глаза горели яростным огнем. Я почувствовала, как первобытный страх сковал мою грудь, когда он бросился на меня, оскалив зубы, из его горла вырывалось низкое рычание.

— Агний! — я закричала, но звук отдался гулким эхом в мире грез, поглощенный тишиной.

Проснувшись, я присела, вся в поту. В комнате было темно. Агния рядом со мной больше не было.

Я спустила ноги с кровати, немного оклемавшись ото сна. Хотела было отправиться к себе, но дверь не поддавалась. Заперта.

Я бросилась к окнам, но они тоже были плотно закрыты.

— Агний?

Ответа не последовало, только тишина.

Мой взгляд метнулся по комнате, останавливаясь на записке, лежащей на прикроватном столике.

Я схватила ее, и в груди у меня шевельнулось беспокойство, когда я прочитала знакомый почерк.

«Прости меня за это, Шура. Но здесь ты будешь в безопасности. Моран слишком опасен для тебя. Я буду отправлять тебе еду на кухонном лифте. Открою двери, когда Моран уйдет на вылазку. Пожалуйста, пойми меня, любовь моя. Я желаю тебе только добра!»

Ярость захлестнула меня, горячая и ослепляющая. Я скомкала записку в руках, мои пальцы дрожали от негодования. Как он посмел так ограничить мою свободу?!

Я закричала, швырнув скомканную бумагу через всю комнату.

Я хотела, чтобы он услышал мое возмущение, почувствовал всю тяжесть моего разочарования. Я чувствовала себя в ловушке не только из-за запертых дверей, но и из-за его решения, сделанного за меня. Как он мог думать, что защищает меня, заключая в темницу???

Я мерила шагами комнату, в голове у меня бушевал вихрь. Тени, казалось, смыкались вокруг меня, и я не могла избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Казалось, что стены сжимаются, душат.

Глубокой ночью я лежала в постели. У меня давно закончились силы освободиться. Я устало уставилась в зеркало на стене.

А что... А что, если мне не нужна никакая картина, чтобы пересечь границы миров? Что, если я могу просто представить картину в своем воображении, глядя в зеркало?

Я представила Морана и место, которое вызывало у меня ассоциации с ним. Старый дуб, закованный в цепи, возник в моем воображении, пугающий и древний.

Внезапно в комнате похолодало, воздух сгустился, и по зеркальной поверхности пополз иней. Я увидела, как в нем материализуются фрагменты той картины: дуб, лес, цепи, связывающие его.

Я представила себе нору под деревом, то самое место, где я нашла тогда спящие тела волколаков.

Я углубилась в видение и обнаружила, что Моран лежит там, запутавшись в корнях, его дыхание было поверхностным, а на лице застыло обеспокоенное выражение.

Опустившись перед ним на колени, я смахнула землю и листья с его лица.

— Моран...

— Не прикасайся ко мне. Уходи. Уходи, Шура... — пробормотал он, и на его лице отразилась боль, когда он начал растворяться в земле.

— Нет! Я не уйду. Я не оставлю тебя здесь, — порывисто воскликнула я, обнимая его и притягивая к себе.

Я чувствовала, как моя кожа сливается с его кожей, будто я была приклеена к нему — наши судьбы переплелись, когда я крепче прижала его к своему сердцу. Если он уйдет сейчас под землю... Тогда я последую за ним. Если бы Моран был таким злым, как хотел, чтобы я верила, он бы не бросался спасать меня каждый раз, как я попадала в беду. Нет... Он был другим.

Мое зрение затуманилось, превращаясь в очередное видение.

Воздух наполнился запахом мокрой от дождя брусчатки и отдаленным эхом города, который никогда по-настоящему не спал.

***

Прошлое Морана

***

Юный Моран стоял на краю осыпающейся крыши, его темная одежда удачно сливалась с тенями. Под ним извилистые улочки Чернограда шептали о своих тайнах, а мерцающие газовые фонари отбрасывали призрачный свет на улицы. Он был наемным убийцей Княжеской семьи с юности, эту работу унаследовал от отца. В его руке сверкал в темноте клинок — он только что выполнил очередной заказ.

Парень спрыгнул с уступа крыши, ветер пронесся мимо него, когда он спускался вниз. Его приземление было бесшумным, лишь шорох по влажной земле. Юноша поправил плащ, ощущая знакомую тяжесть спрятанных под ним кинжалов. Сегодня вечером у него была другая миссия — встреча с девушкой, которая слишком долго посещала его мысли.

Когда Моран шел по узкой улочке, тени, казалось, цеплялись за него, обволакивая юное тело. Город был полон грохота повозок и отдаленного смеха, доносившегося из трактиров. Он подошел к небольшому киоску, украшенному баночками с разноцветными порошками и травами, — местной торговке лекарств традиционной медицины.

— Агнесса, — поприветствовал Моран, его голос был низким и вкрадчивым.

Молодая брюнетка подняла голову, ее большие серые глаза расширились при виде ухажера. Подобрав свою верную спутницу, черную кошку, девушка кивнула.

— Это ты, Моран. Что привело тебя сюда сегодня вечером?

Он ухмыльнулся, его сердце встрепенулось от ее голоса.

— Мне нужно кое-что. Аконит, если он у тебя есть. Десять корней.

Агнесса нахмурила брови, сгорая от любопытства.

— Зачем тебе так много?

Моран наклонился ближе, на его лице расплылась лукавая улыбка.

— Сходи со мной на свидание, и я расскажу тебе.

Щеки девушки вспыхнули.

— Свидание? Ты серьезно?

— Смертельно серьезно.

Девушка тихо хихикнула, поглаживая кошку, ее смех был как музыка для его ушей.

— Ну ладно. Свидание, так свидание.

***

Я распахнула глаза, сбитая с толку, и обнаружила, что лежу на груди у Морана. Сырая земля под нами была прохладной, а воздух вплетал в себя густой аромат мха. Когда я пошевелилась, то почувствовала, как толстые корни обвились вокруг моих ног, удерживая меня на месте, словно кандалы. Теперь-то я поняла, что связывало Морана с Темной Княгиней Агнессой, молодой девушкой, которой суждено было стать предвестницей его краха.

Я взглянула на Морана. Он лежал неподвижно, его грудь не двигалась. Наклонилась ближе, прижавшись ухом к его груди, пытаясь уловить малейшее сердцебиение. Ничего. Холодная волна озноба захлестнула меня.

— Моран! Проснись!

В отчаянии я начала рвать корни вокруг него голыми руками, мои пальцы царапали грубую кору. Каждый рывок отдавался острой болью в ладонях, шипы впивались в кожу, и выступала кровь.

— Пожалуйста, держись! Еще немного!

Последним отчаянным рывком я высвободила его из тисков земли. Я схватила его под подмышки, мое сердце бешено заколотилось, когда я стала пытаться вытащить его из норы.

— Давай, Моран! Мы не можем здесь оставаться!

Когда я добралась до выхода, меня поджидала страшная неприятность. Вход был завален толстым слоем снега, замерзшим барьером, который насмехался над моими попытками покинуть это место.

Нет! Нет, нет, нет! Я заколотила кулаками по ледяной стене, слезы потекли по моему лицу.

— Пожалуйста, Боги Небесные, Боги Прави, спасите нас! Помогите мне спасти его...

Я осторожно положила голову Морана себе на колени, убирая разметавшиеся волосы с его лба.

— Моран... если ты меня слышишь, прошу, помоги мне. Нам нужно убираться отсюда. — мой голос дрожал, когда я гладила его по щекам.

Но он не реагировал, его глаза были по-прежнему закрыты, тело безжизненно. Я зажмурила глаза, чувствуя, как холод пробирает меня. Нет, это не может быть концом! Я хочу жить. Я так много всего хочу ещё испытать в этой жизни....

Как только я начала погружаться в темноту, то почувствовала, как меня окутывает волна тепла. Руки Морана внезапно притянули меня к себе, сильные и успокаивающие.

— ...Моран? — прошептала я, едва слышно, уткнувшись лицом ему в грудь.

Волколак издал низкое рычание, и когда я подняла глаза, то увидела, как его черты искажаются, превращаясь в волчьи. Его тело расширилось, мышцы заиграли под шерстью, и он превратился в великолепного зверя. Его глаза светились неземным светом, наполненные яростной решимостью.

С оглушительным ревом Моран бросился на заваленный снегом вход, обрушив на него свое мощное тело. Звук отдался эхом, как раскат грома, земля задрожала под нами.

Снег расступился, и свет хлынул в нору, освещая самые темные её уголки.

Моран рухнул на землю, его массивный волчий облик снова превратился в человеческий, а я так и осталась лежать на его груди.

Я сжала его руку, чувствуя, как тепло медленно покидает его кожу.

— Уходи сейчас же... — прошептал он хриплым, едва слышным голосом.

Он прижался своим лбом к моему, его дыхание было прерывистым.

— Ты должна уйти... пока не стало слишком поздно. Они найдут тебя.

— Нет, Моран... Я не оставлю тебя.

Я чувствовала, как темнота снова сгущается в уголках зрения. Моран коснулся моей щеки, его глаза закрылись.

— Обещай мне... — пробормотал он. — Обещай мне, что будешь жить.

Его хватка на моей руке ослабла, я почувствовала, как мир вокруг меня снова погружается во тьму.

— Обещаю.

***

Прошлое Морана

***

Дни превратились в недели, и тайные встречи Морана и Агнессы стали привычным делом. Агнесса, единственная дочь фармацевта, заключенного в тюрьму за продажу запрещенных отваров, находила утешение в заботливом присутствии Морана. Они лежали в полях за городом, и солнце согревало их кожу, пока Моран рассказывал о своей работе на Княжескую семью, о величии и власти.

— Представь, что ты князь, — размышляла Агнесса однажды днем, и в ее глазах светились мечты. — У тебя могло бы быть все, что ты захочешь!

— Или за все, что ты захочешь, придется заплатить дважды, — ответил Моран, и тень пробежала по его лицу. — Корона не так блистательна, как кажется. Она тяжелая.

Но Агнесса была очарована этой идеей, ее разум рисовал фантазии о жизни, не обремененной цепями ее бедной жизни, где ей приходилось работать каждый день от заката до рассвета, чтобы заработать на еду.

Шли дни, и в девушке росло мрачное осознание. Чтобы обрести власть, нужно быть готовой пойти по головам за ней.

Однажды вечером, под покровом сумерек, Агнесса раскрыла жестокий план, который зрел в ее голове.

— Моран, мне нужно тебе кое-что рассказать, — произнесла она дрожащим голосом. — Это была она. Княгиня Чернограда приказала заключить в темницу моих родителей. Они скончались в неволе из-за нее. Она презирала традиционную медицину!

Сердце Морана сжалось, но на его лице отразилось неверие.

— Почему ты говорила мне, что то были власти Белоярска?

— Нет. Я не хотела тебя расстраивать, но сейчас я хочу, чтобы ты понял мою боль, — взмолилась девушка, в ее глазах заблестели слезы. — Я хочу отомстить ей. Хочу, чтобы Княгиня Чернограда заплатила за то, что она сделала с моей семьей!

Его любовь к Агнессе ослепила Морана, и он не заметил мрачности ее слов.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Заставь её страдать, — прошептала Агнесса, лаская его щеку. — Я помогу тебе.

Моран, охваченный любовью и желанием видеть свою возлюбленную в покое, не сразу, но согласился. Будучи близок к княжеской семье, как никто другой, он начал отравлять пищу Княгини, медленно и методично, день за днем.

Когда здоровье Княгини пошатнулось и она вскоре слегла и скончалась, Агнесса превратилась в интриганку. Через некоторое время, в их губернии проходила ярмарка, на которой коварная девушка сыграла свою тщательно подготовленную роль — странствующая некромантка, которая может разговаривать с мертвыми. Все, чтобы привлечь внимание Князя.

Во время краткого визита знати на ярмарку ей удалось приблизиться к нему, и ее голос дрожал от притворной настойчивости.

— Милостивейший Государь мой, я могу рассказать всю правду о вашей любимой покойной жене.

Старый Князь, заинтригованный таинственной девушкой, пригласил ее в свой дворец. Там, во время загадочного сеанса, Агнесса поведала историю о предательстве и смерти, соткав ее слова, словно искусный гобелен. Она точно знала, что сказать, как описать ее, мертвую Княгиню, — она помнила все рассказы Морана о ней. Князь Чернограда, очарованный красотой и мастерством Агнессы, почувствовал, что очарован прекрасной некроманткой.

Моран почувствовал, как в нем поднимается буря, буря гнева и предательства. Он столкнулся с Агнессой в ее новых покоях во дворце. Теперь она была фавориткой Князя, и ревность воспламенила его сердце яростным огнем.

— Я не узнаю тебя, Агнесса. Ты изменилась. Твое сердце... Оно запомнилось тьмой. В какую игру ты играешь?

— Неужели ты не видишь? — воскликнула она с ухмылкой. — Это наш шанс! У нас может быть все! Я выйду замуж за старого Князя, он скоро сгинет при трагических обстоятельствах, а ты, Моран, станешь новым правителем! У Князя не осталось наследников!

— ...Единственное, чего я хотел, это быть с тобой. Чтобы ты была счастлива.

— Я буду счастлива! Когда у меня будет власть. Я никогда не вернусь к бедной жизни, Моран. Здесь я свободна от голода, отчаяния и нищеты!

— Это не ты говоришь! Моя Агнесса никогда бы так не сказала.

— Ну что ж... Значит, твоя Агнесса мертва.

— ...Ты хоть когда-нибудь любила меня?

Но девушка молчала. Потому что не знала, что сказать, или потому что ей было грустно, или стыдно. Она не знала.

— Завтра я все расскажу Князю. Я расскажу ему, как мы отравили Княгиню. Я был ослеплен любовью к тебе, ты была ослеплена любовью к власти и богатству.

На следующий день, во время очередного сеанса с Князем, Агнесса предала Морана.

— Ваша жена говорит, что ее убили! Убил ваш княжеский наемный убийца, — твердо заявила она. — Говорит, что его зовут Моран. Это был он. Он отравил её, потому что она отвергла его чувства. Княгиня... Она требует мести.

Мир Морана рухнул, когда княжеские стражники схватили его, зловеще звеня кандалами. Агнесса равнодушно наблюдала, как они втащили его в тронный зал и бросили к их ногам.

— Ты будешь публично казнен на рассвете следующего дня. — объявил старый Князь, глядя на своего некогда самого верного слугу.

***

Я вернулась к старому дубу. Снег таял от моих жгучих слез. Мое сердце отчаянно болело, словно кровоточащая рана, которая отказывалась заживать. Я не могла представить, какую муку, должно быть, испытывал Моран, наблюдая, как его возлюбленная вонзает кинжал ему в спину, разбивая его сердце на тысячи кусочков.

Я огляделась. Морана нигде не было. Паника охватила меня. Пейзаж, окутанный белым покрывалом, ослеплял. Внезапно меня пронзило леденящее душу осознание.

Я начала раскапывать снег, мои пальцы сразу онемели от холода. Я больше не чувствовала их, но я продолжала копать там, где когда-то лежал он.

— Нет, нет! — бормотала я, судорожно хватая ртом морозный воздух.

Наконец, после того, что казалось вечностью, я откопала его. Тело Морана неподвижно лежало под замерзшим одеялом, бледное и безжизненное.

Я быстро сняла свою шубку и накинула ее на него, пытаясь защитить его от холода.

Согревая его лицо своим теплым дыханием, я начала растирать его руки, грудь, щеки.

Его заледенелые ресницы начали постепенно таять, и я могла видеть, как синева на его губах тоже исчезает, возвращаясь к более естественному цвету.

Но вдруг надо мной нависло зловещее присутствие. Какая-то темная сущность приближалась, ее мощь была ощутима, обещая разрушение на своем пути. Угрожающая и исполненная ненависти, буря теней, которая грозила поглотить меня.

Церберы... Они учуяли мое присутствие. Бодрствующая в землях спящих.

Я поспешно оттащила Морана поглубже в лес, в ямку под поваленным деревом, и укрыла его густыми еловыми ветками, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы защитить его от них.

Я повернулась и побежала. Я должна была отвлечь Церберов от него, они не должны были узнать, что он пробудился.

Я выбежала в открытое поле, вокруг меня завывала непроглядная метель. Все было белым-бело. Земля подо мной ушла из-под ног, и я почувствовала, что лечу вниз в белую бездну.

***

Я резко проснулась от крика, звук эхом разнесся в тишине комнаты.

Внезапно я услышала тихий щелчок: звук поворачивающегося замка. Мое сердце подпрыгнуло, когда в комнату вошел Агний.

Беспокойство на его лице сменилось удивлением, когда он увидел меня на полу, дрожащую, с дикими глазами.

— Шура? Что случилось?!

Я пристально посмотрела на него, эмоции переполняли меня.

— Что случилось?? Ты запер меня! Думаешь, я какая-то заключенная?!

Его лицо вытянулось, на нем отразилось сожаление.

— Я сделал это, чтобы защитить тебя. Ты не понимаешь—

— Защитить меня? Заперев меня?? Ты не можешь так контролировать меня, Агний! Я же не ребенок, не зверушка! Я не твой пленник!

Он шагнул ближе, его глаза потемнели.

— Ты не знаешь, на что способен Моран. Я не могу подпустить его к тебе ещё раз. Он все больше увлекается тобой!

— Может, я сама буду решать, с кем хочу быть рядом? — выпалила я в ответ, вскакивая на ноги.

Лицо Агния посуровело.

— Думаешь, что сможешь справиться с ним? Ты хотя бы знаешь, что он сделал с Сияной? Я не могу выпустить тебя из этой комнаты, пока кое-что не выясню. Мы сможем наконец-то покинуть это место вместе, Шура! А Моран... Он останется со своей тьмой внутри.

Я отступила на шаг, тяжесть его слов обрушилась на меня.

— А как насчет тьмы в тебе? Ты не святой, Агний. Я помню, что ты сделал со своей сестрой. С Аннет.

Мужчина вздрогнул, обвинение задело его за живое. Нас окутала тишина, воздух сгустился от напряжения.

— Прости, Агний.

— Почему у меня такое ощущение, что ты извиняешься и за что-то другое?...

Я скорбно кивнула, у меня перехватило дыхание.

— Это правда. Мне действительно жаль. Прости меня, но у нас слишком разные взгляды.

Он долго стоял с опущенной головой, напоминая безмолвную статую.

Наконец, Агний выступил вперед, его голос был тихим и страдальческим.

— Я знал, что все не может быть так прекрасно долго. Спасибо тебе за те мгновения, Шура. Я буду помнить их вечно.

Слезы защипали мне глаза, уязвленность, прозвучавшая в его признании, пронзила мое сердце.

Он протянул руку и смахнул слезинку с моей щеки.

— Я не держу тебя. Невозможно удержать то, что хочет уйти. Можно любить лишь то, что у тебя есть, пока оно у тебя есть...

Я подошла к нему и обняла так, как любящая женщина может обнять только своего мужчину, в последний раз.

— Это ведь не прощание, правда? — прошептала я, сжимая ткань блузки на его спине.

— Правда. Хотя я знаю, что ты планируешь скоро покинуть поместье. Но я всем сердцем надеюсь, что мы встретимся снова. И, возможно,... Возможно, обстоятельства сложатся иначе для нас. Я буду молиться об этом так, как ты учила меня.

Агний отпер двери, отступил в сторону, и выпустил меня.

Калиновые-мосты

Я так долго лежала в постели, что потеряла счет часам. Я была опустошена. Думала обо всех моментах, проведенных с Агнием. Если сила — это любовь, то мы были недостаточно сильны, чтобы остаться вместе.... Но, может быть. Может быть, мы станем сильными в будущем.

Мне нужно было закончить картину, которую я начала вчера. Незаконченный холст взывал ко мне.

Я достала краски и кисти. И стала рисовать её — владычицу вурдалаков — ее бледная кожа контрастировала с серебристыми волосами и алыми глазами. Я изобразила ее в её мире — в вечно цветущем саду с лилиями. Позади неё вырисовывалось озеро с огромным камнем в центре. Я изобразила ее стоящей в серебряных цепях, прикованной к этому камню, цепи глубоко погружались в воду.

Меня посетила одна жуткая мысль, и я уколола своей палец иголкой, чтобы окрасить воду в том озере своей кровью. Багровый оттенок оградит вурдалачку от побега с этого камня — обязательного контракта, что я скрепила кровью.

Я сосредоточилась на картине, прикрыв глаза, а когда открыла их снова, то уже стояла на берегу багрового озера.

— Так вот как ты платишь мне за услугу? Решила сделать меня своей рабыней?! — закричала вурдалачка, ее ярость была ощутима.

Я непреклонно посмотрела ей в лицо.

— Отныне ты будешь служить мне. У тебя нет выбора. Я сильнее тебя. Ты так долго пользовалась моим телом, что теперь у меня в долгу.

Её безумные глаза полыхнули гневом.

— Думаешь, что сможешь посадить меня на цепь, человек? Я никому не слуга!

— Я не человек. Я — ведунья. И теперь я твоя хозяйка. Ты будешь делать то, что я прикажу.

Вурдалачка зашипела, ее серебристые волосы взметнулись вокруг нее, как змеи.

— Я обращусь к тебе, когда ты мне понадобишься, — заключила я. — Теперь эта картина — твой дом.

Когда я нырнула за пределы картины, то почувствовала незнакомый прилив энергии, пронизывающий меня насквозь. Теперь я могла закрыть глаза и сосредоточиться на пересечении границ, не теряя при этом сознания.

Я снова уколола себя за палец и написала послание на другой стороне картины:

«Отныне и до скончания времен я служу своему владельцу, тому, кто нарисовал эту картину, тому, кому я преклоняюсь и служу верой и правдой»

Я ещё раз взглянула на свое творение. Моя узница сидела на камне, устремив пустой взгляд на багровые воды.

Я завернула картину в холщовое покрывало и положила в сундук. Этот сундук отправится со мной во дворец.

Я подошла к большому зеркалу в ванной и прикоснулась к его холодной глади.

— Покажи мне прошлое Морана, — приказала я ровным голосом, наполненным новой обретенной силой.

Зеркало замерцало, переливаясь тенями и красками, и я почувствовала, как его сила откликается на мой зов. Образы начали материализовываться, и я приготовилась к предстоящему путешествию. Я была сильнее, чем когда-либо. Никакая нечисть, никакие Церберы уже не смогут напугать меня.

***

Прошлое Морана

***

После заключения в темницу Моран сразу же сбежал из нее, так как знал дворец Чернограда как свои пять пальцев — слишком хорошо. Он бежал в свое семейное заброшенное поместье в лесу, в горах, чтобы спрятаться на границе Белоярска и Чернограда. Там он искал убежища от призраков своего прошлого, воспоминаний об отнятых жизнях. О жизнях детей, жен и матерей, что зависели от людей, которых он устранял на протяжении всей своей карьеры наемного убийцы в интересах Княжеской семьи.

Но судьба была жестокой хозяйкой. Однажды вечером, когда он возвращался из города с провизией, в ночном лесу на него напала стая волков. Моран храбро сражался, но их было слишком много. Едва спасшись, он, спотыкаясь, вернулся в свое поместье, но обнаружил, что за его отсутствие кое-что изменилось. Земля вокруг поместья была окутана неестественной зимой, несмотря на летнее солнце, что светило всего несколько часов назад.

Сбитый с толку, Моран вошел внутрь и обнаружил незнакомца, сидящего в его гостиной и мирно читающего у камина.

— Моран, — произнес светловолосый мужчина с аристократическими чертами лица, подняв на него усталые глаза. — Почему ты так долго?

Моран нахмурился еще сильнее.

— Кто ты?

Прежде чем Агний успел ответить, появился еще один человек — Кирилл, застенчивый на вид парень с сероватыми волосами, несущий свежеиспеченный пирог.

— Братья, вы оба здесь. Попробуйте мой новый рецепт пирога с грибами.

«Братья?... Да что здесь происходит?!» — у Морана закружилась голова, когда он стал изучать незваных гостей.

Рыжеволосый парень по имени Юргис спустился по лестнице, препираясь с Кириллом и тоже называя того братом.

Осознание этого поразило Морана, как удар кинжала в сердце. Он был мертв. Он не пережил нападения волков в лесу и теперь был заперт в этом царстве мертвых вместе с остальными. Трое парней. Как Моран догадался позже, он, должно быть, убил их родителей, как ему приказали власти, и судьбы этих юношей изменились, их жизни закончились неестественным образом. Боги теперь карали его за это. Блуждающие души этих парней застряли здесь с ним. Из-за него.

***

Я сделала глубокий вдох, плеснув на щеки холодной водой. Видение поразило меня до исступления. Я боялась и думать о том, что узнала.

Собрав остатки решимости, я спустилась по лестнице в столовую. Там меня ожидало неожиданное зрелище.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Юргис и Казимир сидели за столом молча, выражение их лиц было мрачным, но мое внимание привлекла фигура на краю стола. Дарий, слуга-лис Темной Княгини, восседал нога на ногу, потягивая кофе.

— ...Юргис? Что здесь происходит? — вопросила я, в замешательстве сдвинув брови.

Прежде чем я успела высказать свои вопросы о присутствии Дария, я почувствовала движение рядом со мной. Из тени выступил Кума, его желтые глаза озорно блестели.

— А, спящий кролик! Наконец-то проснулся. У нас праздничный ужин. Сегодня полнолуние, или ты забыла, что это значит? — поддразнил он, и на его тонких губах расплылась игривая ухмылка.

Я нахмурилась, вспомнив слова Княгини Кобриной. Она обещала забрать меня к концу недели. Неужели время пролетело так быстро?

Кума подошел ближе, пристально глядя на меня, и наклонился, чтобы понюхать мои волосы. Но как только он это сделал, перед ним возникла высокая стена. Агний. Он возвышался, вздернув подбородок, отбрасывая тень на Куму, который был на голову ниже его.

— Садитесь за стол. Вы наши гости. Ужин скоро будет подан, — холодно заявил Агний.

Кума хитро прищурился, нехотя кивнув.

— Волк запал на кролика?... Интересно, — мурлыкнул он, глядя на меня из-под полуопущенных век. — Что же такого особенного может быть в маленьком кролике?

Мы впятером уселись за стол, и нас окутала зловещая тишина, густая, как тени, которые прятались по углам комнаты.

Внезапно тишину нарушил знакомый голос:

— Лошади ненавидят это место! Я оставил экипаж на опушке леса.

Я удивленно моргнула, когда Яков вошел в комнату. Парень приветственно кивнул мне, стряхивая снег с плеч.

— Ваше Высочество, пожалуйста, присоединяйтесь к нам за столом, — засуетился Дарий, поднимаясь, чтобы выдвинуть стул для Якова.

Высочество?... То есть, Яков был вторым сыном Темной Княгини? А Ратиша, его брат?...

— Я надеюсь, все улажено? Ты уезжаешь с нами сегодня вечером? — обратился ко мне Яков, скептически оглядывая стол.

Я промолчала. Агний сжал мою руку под столом, успокаивая меня. Хотя мы больше и не были вместе, он все еще заботился обо мне, все еще защищал меня...

— Да, я уезжаю с вами.

Я приняла свое решение. Не могла я здесь оставаться больше; казалось, стены этого поместья отравляют меня. Я не могла объяснить это словами, что творилось внутри, но я знала, что теряю остатки здравомыслия. Это не мой мир — это владения мертвых.

Я взглянула на Агния, и сердце мое сжалось от боли, когда он отпустил мою руку.

Конечно, ему было тяжело. Но я не могла иначе.

— Я бы хотела освежиться перед долгой поездкой, — сказала я ровным голосом, несмотря на бурю внутри. — Я прогуляюсь в сад и вернусь.

Перед отъездом мне нужно было узнать историю Морана до конца. Нужно было вернуться к этому видению, к нему.

Я выбежала на улицу, холодный ночной воздух обжигал кожу. Сады были укрыты снежным покровом, искрящимся под взглядом полной луны.

Упав на колени в снег в кустах шиповника, я подняла голову, позволяя лунному свету омыть меня.

— Покажи мне. Покажи мне то, что я должна увидеть....

Я зажмурила глаза, сосредоточившись на сиянии луны, чувствуя, как энергия ночного мира вокруг меня пульсирует в ответ. Мягкий хруст снега под моими коленями был единственным звуком в этом затишье.

Внезапно воздух изменился, теплый ветер донес из глубин леса шепот прошлого. Я почувствовала, как что-то потянуло меня за душу, мягко сжало мое сердце, побуждая заглянуть глубже.

— Прошу... Покажи мне Морана.

Перед моим мысленным взором возник дуб, его узловатые ветви, тянущиеся к серым небесам, закованные в цепи, блестели, как лед. Я ощутила связь между нами, невидимую нить между нашими душами.

Снег начал кружиться вокруг меня, белый вихрь, который размывал границы реальности.

***

Прошлое Морана

***

Дни Морана превратились в странное подобие нормальной жизни. Его новые братья — Агний, Кирилл и Юргис — жили в поместье вместе с ним. Когда Моран спрашивал их о причине, по которой они оказались здесь, юноши честно пытались вспомнить, но никто из них не мог ничего толко объяснить. И с каждым разом, когда они пытались вспомнить, становилось все больнее углубляться в воспоминания. Постепенно в их головах утвердилась теория о том, что все они — прокляты. И отчасти они были правы. Потому что теперь все они были не просто людьми, в них появилось нечто звериное — четверо теперь имели другой, волчий облик.

Но кто же проклял их? За что?

В один судьбоносный зимний вечер в поместье раздался стук.

В дверях появился молодой священник по имени Казимир в сопровождении маленького мальчика, не старше пяти лет.

— Это Ратибор, — еле отдышавшись от спешки, произнес священник. — Он младший сын почившего Князя. Его жизнь в опасности.

Моран узнал священника. Они были близки, когда он служил при дворце, и Казимир был единственным, кому он доверил информацию о своем местонахождении.

Моран неприязненно посмотрел на мальчика. Ратибор был сыном Агнессы, живым напоминанием о ее предательстве.

— Почему я должен взять его к себе? — спросил он холодным голосом.

— Потому что за ним идет охота, — настаивал Казимир. — Старый Князь умер. И теперь старший брат Ратибора вот-вот будет коронован. Ратибору опасно находиться во дворце. На него уже было совершено покушение. Мы не знаем, кто это был. Нам нужно спрятать его, пока он не подрастет. Ты можешь защитить его, Моран. Агнесса умоляет тебя. Она передала мне, что у тебя доброе сердце, что ты простишь ее и защитишь ее сына. Ты был единственным, о ком она подумала.

— Я никогда не прощу ее. Скажи ей это.

— Скажу. Но ребенок не виноват в вашем общем прошлом. Прояви сострадание, Моран. Бог вознаградит тебя. Может, однажды ты будешь счастлив встретить любимого человека и у тебя самого появится ребенок.

— Сильно сомневаюсь, что Бога волнует мое счастье.

— Волнует, Моран. Волнует.

Неохотно, но вскоре Моран согласился, увидев шанс на искупление. Он хотел взрастить маленького Ратибора повиноваться ему, чтобы однажды противостоять Агнессе и вернуть себе чувство справедливости.

Прошло десять лет, и Ратибор вырос в умного, жизнерадостного мальчика. Но тени прошлого все еще маячили перед ним. Однажды Казимир снова вернулся в поместье, и на его лице, как и в прошлый раз, было отражено лишь беспокойство.

— Кто-то во дворце приказал убить меня, но перед этим они планируют подвергнуть меня пыткам, чтобы выведать местонахождение Ратибора. Я не знаю, что делать. Я не могу вернуться во дворец.

Все обитатели поместья собрались в гостиной, чтобы решить, что делать дальше, за исключением Ратибора — он в это время спал. Пока они разговаривали, мысли Морана путались. Он слишком привязался к мальчику.

«Надо быть более жестоким с ним, чтобы тот не слишком привязывался», — подумалось Морану.

Он попросил братьев оставить его наедине с Казимиром. И когда они остались вдвоем с бутылкой крепкого напитка, Казимир покачал головой.

— ...Ты ведь знаешь, что все они не живые, да? Ты же понимаешь, что это земли Нави? Как священник, я близок с этим миром, вот почему я могу навещать тебя здесь. И Ратибор здесь, потому что после подготовленного на него покушения он погрузился в глубокий сон там, в мире живых — Яви. С тех пор он так и не проснулся, но и не умер. Я хорошо спрятал его тело в одной деревушке, за ним ухаживает моя бабушка. А ты все это время оберегал его душу здесь.

— Я знаю, — ответил Моран, правда была горькой на языке. — Но я не могу им сказать, что все они — заблудшие души. Я просто не могу... Сначала хотел было, но потом слишком привязался к ним. Они моя семья. Я не могу их потерять.

— Вот почему ты устроил для них эти еженедельные вылазки в город?

— Да. Мы не можем находиться вдали друг от друга дольше недели. Агний пытался продлить свою вылазку, у него чуть сердце не остановилось. Они не знают, что просто растворятся в небытие, как пепел, если будут находиться вдали от меня слишком долго. Я причина, по которой они находятся здесь. Еженедельные вылазки — единственное, что может дать им хоть какое-то подобие свободы.

— Они блуждающие души, им это не нужно.

— Когда-то они были людьми. Они думают, что они живые.

— Как скажешь, Моран... Так что мы теперь будем делать? Убийцы у меня на хвосте. Я остановился в таверне в городке неподалеку. Они не знают, куда я пошел, но я чувствую, что у меня не так много времени, чтобы тратить его впустую. Они могут найти мое спящее тело, пока я здесь. Или, что еще хуже, Церберы Нави почуют мое присутствие здесь. Нам нужен план.

Пока они обдумывали свой следующий шаг, в поместье прибыла молодая женщина по имени Сияна, невеста Казимира. Казимир в свое время научил ее искусству пересечения границ Яви и Нави. Женщина была доброй и ласковой, но Ратибор почувствовал, что с её приездом в поместье что-то изменилось.

— Она хочет забрать меня отсюда, — обеспокоено поведал он братьям. — Сияна и Казимир планируют забрать меня у вас. Прошлой ночью я спрятался в их спальне и подслушал их разговор. Сияна хочет увезти меня подальше. Она не может иметь своих детей, она думает, что я смогу заменить им ребенка! Она сумасшедшая, как и тот священник! Братья, я не хочу расставаться с вами!

Прошло несколько дней, и Ратибор простудился из-за того, что слишком много времени проводил на улице, прячась от Сияны. Неудивительно, ведь среди всех остальных братьев, живших в поместье, он был единственной душой, у которой ещё было живое тело в мире Яви. Сияна попросила Казимира съездить в город за лекарствами для мальчика.

Как только Казимир вечером отбыл по делам, через несколько часов на пороге поместья появился незнакомец, представившийся Яковом, знакомым Казимира.

— Казимир призвал меня прийти сюда в своем письме, — заявил Яков, улыбаясь слишком широко, слишком любезно. — Он сказал, что ему нужна моя помощь, чтобы защитить мальчика во время его странствия в более безопасное место. Кстати, а где сам Казимир?

Моран почувствовал подвох, но решил подождать до утра, пригласив Якова остаться на ночь. В ту ночь Казимир появился в покоях Морана с чересчур бледным и мрачным лицом.

— Предатели короны нашли мое тело, пока я ходил за лекарствами, — признался он, медленно снимая шарф с шеи, обнажая ужасный порез на горле. — Думаю, теперь я мертв, как и ты. Но сейчас... Я боюсь только за Сиану и Ратибора. Уведи их отсюда, — настаивал Казимир. — Если их почуют Церберы, я не смогу больше их защищать одними молитвами.

— Кто тебя убил? Ты помнишь их лица?

— Нет. Но они приехали сюда с Яковом. Они его приближенные. К тому же, среди них есть сильные чернокнижники.

— Сам Яков как-то связан с этим?

Священник некоторое время молчал, но затем мотнул головой.

— Я так не думаю. Отдать приказ об убийстве своего брата-младенца ради трона? И потом, меня — того, кто вырастил его с пеленок? Невозможно.

Моран медленно выдохнул.

— ...Так этот Яков и есть новый Князь Чернограда?

Казимир кивнул, глядя на заснеженные сады за окном.

— Он, кстати, здесь. — добавил Моран. — Прибыл сразу после твоего ухода.

Казимир резко развернулся, подлетая к Морану.

— Чего ты ждешь?!! Нам нужно действовать немедленно! Его охрана, с приближенными, возможно, уже идет за ним. Они тоже знакомы с пересечением мира Нави. Я сам обучал многих во дворце. Чернокнижники не должны увидеть Ратибора и Сияну здесь, тогда они выследят их тела в Яви! — Казимир схватился за голову, метаясь по комнате. — Спустись сейчас вниз. Выведи Сиану из поместья любой ценой, скажи ей, чтобы ждала тебя в саду. Затем возвращайся в поместье и оставь Ратибора с Агнием, он мудрый, поймет, что делать. Возвращайся к Сиане и проводи ее в ближайшую деревню, скажи, чтобы возвращалась в Явь и перепрятала тело Ратибора. Таков план. А теперь уходи!

С тяжелым сердцем Моран выгнал Сиану из поместья, убедившись, что все стали свидетелями этого громкого, жестокого обращения с ней. Он шепнул ей, чтобы та дождалась его в саду, надеясь защитить её от надвигающейся темноты.

Но у судьбы были иные планы. Сияна, обеспокоенная и испуганная, поскользнулась на льду в садах и упала. Пока лежала на замерзшей земле, почувствовала, что к поместью приближается что-то темное, зловещее. Церберы... Кто-то навел их на их след.

Женщина привстала на шатких ногах, понимая, что, если она ничего не предпримет сейчас, пострадают близкие ей люди в поместье. Она никогда не говорила Казимиру, но от рождения у нее были способности к ворожейству. Силы, которые она скрывала от всех, потому что злые люди уже и так проклинали её за то, как она добывала себе хлеб в детстве. Таких, как она, издревле топили в озерах с камнем на груди. Но теперь... Теперь она может помочь любимому!

Сияна вцепилась в землю ногтями, шепча древнее заклинание, чтобы скрыть поместье от злых глаз чернокнижников и нюха Церберов — надсмотрщиков мира Нави, что уничтожают всех, кому в этом мире не место. Задача была настолько трудной, что девушка почувствовала, как ее жизненная энергия иссякает, утекая в саму землю.

«Если так надо, чтобы защитить их, я принимаю свою судьбу!» — подумала девушка, падая на снег.

В этот момент, в Яви — мире людей, остановилось где-то на окраине Чернограда её девичье сердце. Последнее, что запомнила Сияна, — улыбка её возлюбленного Казимира и его обещание уехать как можно дальше, за моря, чтобы начать новую, лучшую жизнь вместе.

Отныне вокруг поместья волколаков был установлен невидимый барьер, скрывающий дом и его обитателей ото всех. Барьер был настолько сильным, что даже сам Чернобог не смог бы пройти сквозь него, коли возжелал бы зла обитателям дома. А всё потому, что невинная душа отдала все свои силы и светлую любовь свою на его воссоздание.

***

Я прихожу в себя после видения, лежа в снегу. Но я не замерзаю. Мне тепло. Природа приветствует меня, она уважает мои силы. Я лежу здесь, точно так же, как тогда лежала Сияна. Может быть, даже на том же месте, в той же позе. Сияна пожертвовала собой, чтобы защитить их от истинного зла, которое надвигалось на них. Она сделала это, потому что слишком сильно любила Казимира и была слишком добра к тем, кто так жестоко с ней обращался...

Теперь я знаю, почему Моран так себя вел со мной. Он не виноват в этой жестокости. Таким его сделала жизнь. Это место, это поместье... Кирилл стал пробуждаться от морока Нави и предупредил меня, что все это ненастоящее. Он искусный художник, его картины были настолько реалистичны, что в один момент Кириллу удалось заглянуть в сам мир Яви. Та картина с дубом, под котором нора, где спят все они... Это дерево находится в мире живых. Все здешние обитатели, кроме нас с Ратишей, давно умерли, их тела покоятся в сырой земле. Здесь же они — блуждающие души. Мы в их мире. В мире Нави.

Багровые реки судьбы и ночное солнце

Я спешила по тускло освещенным коридорам поместья, на меня давил груз неуверенности. Я должна была найти Морана до полуночи. Срочность терзала меня изнутри, и я чувствовала смесь страха и решимости. Я не могла уехать, не повидавшись с ним в последний раз.

Я бросилась в другое крыло дома, мои шаги эхом отдавались от холодных каменных стен. Когда я приблизилась к его покоям, я услышала звуки какой-то возни, доносившиеся из его комнаты. Его гостиная была пуста, кабинет — тоже...

Без стука я ворвалась в двери его спальни.

Моран стоял ко мне обнаженной спиной, погруженный в какую-то книгу. От его вида у меня по телу пробежала дрожь волнения. Пришло время задавать вопросы.

— Багровая река у поместья...... Это кровь тех, кто погиб от твоих рук, когда ты служил при дворе?

Он долго молчал, потом медленно опустил книгу, пока та не выпала у него из рук.

— Ты видела мое прошлое, — наконец проговорил он, и в его тихом голосе прозвучало смирение.

Я бросилась к волколаку, обвила руками его талию, прижалась щекой к его горячей спине.

— Ты всегда был так жесток ко мне, говорил мне, что я никогда не покину это место. Теперь я знаю почему. Я все понимаю.

Моран повернулся ко мне лицом, выражение его лица было непроницаемым, но круги под глазами выдавали усталость.

— Ты уйдешь этой ночью с лисами?

Я опустила взгляд, не в силах выдержать его пристальный взгляд.

— Да. Я должна.

Он мрачно кивнул и подошел к окну, за которым бушевала темная метель.

— Земли вокруг поместья полны всякой нечисти и жаждущих живой энергии тварей. Когда я нашел тебя, едва живую, на берегу реки, подумал, что нахожусь в бреду. Обычно, когда какая-то душа натыкается на наше поместье, сразу ясно, что она скоро уйдет в иной мир, в лучший мир. Но ты... В тебе было столько живой силы. Пришлось наложить на тебя свою волчью метку, чтобы спрятать от этих тварей твой запах и энергию. Это сработало. Церберы тебя не учуяли. Я пытался защитить тебя. Но ты была такой упрямой. Такой... живой. Как я себя проклинал, когда проглядел и ты сбежала к себе в деревню!... Я был готов разорвать Ратибора за это. Ты и сама видела. Яд вурдалака, хоть и был опасен для твоей светлой души, но и помог спрятать тебя на некоторое время, когда моя метка разрушилась. — Моран хмыкнул, скрещивая руки на груди. — Будет лучше, если ты уйдешь сейчас. Ты подчинила вурдалака в себе, но не можешь полностью контролировать его. Я прав?... Княгиня научит тебя. Уверен, лучше неё с этим никто не справится. Езжай.

— А как же Рати? Почему он здесь? Он же ещё жив?

— Он волколак. Это значит, что часть его души принадлежит зверю, а этот зверь — часть мира Нави. Он не может свободно перемещаться между границами живых и мертвых, как ты. Он застрял на границах. Агнесса хочет вернуть его, но он уже слишком долго спит в её мире. Ей нужна Верховная Жрица. Агнесса может и сама пересекать границы, но у нее недостаточно сил, чтобы забрать сына с собой. Она хочет, чтобы это сделала ты.

— Я помогу ей.

— Даже не думай. Ты ещё недостаточно сильна в этом мастерстве.

— ...Но я могу попробовать?

Внезапно Моран круто развернулся и схватил меня за плечи.

— Здесь, в поместье, безопасно благодаря барьеру Сияны. Но если Церберы поймают вас на границах, они не просто погрузят вас в сон, они полностью уничтожат ваши души. Ты перестанешь существовать, Шура. Ты хоть понимаешь это???

— ...Ты беспокоишься за меня? — спросила я, мое сердце бешено заколотилось, в горле все пересохло.

Моран тяжело заморгал, отпуская мои плечи. Я заметила, что его руки слегка подрагивают. Он опять отвернулся к окну, как будто ему было больно смотреть на меня.

— Да, беспокоюсь. Потому что я любил тебя слишком долго, чтобы потерять так быстро, — проговорил он еле слышно.

У меня перехватило дыхание, колени чуть не подогнулись. Я не поверила своим ушам. Нет, Моран не мог этого сказать. Должно быть, я грубо ослышалась.

Но он продолжил ещё более тихим голосом:

— Я хотел покончить со всем этим жалким существованием, покинуть поместье и остальных. Упал в реку и просто плыл по течению. Наверное, прошло несколько дней, когда мне на грудь прибило цветочный венок. От него шел человеческий запах. Я не знал, как венок из мира живых оказался в этой реке. Но сразу понял, что должен найти человека, чей запах он несет. Так я нашел тебя в лесу на болотах. И как только увидел, не смог забыть больше. Я приходил в своем волчьем обличье, чтобы наблюдать издалека, как ты работаешь возле своей избушки в лесу. Твоя наставница, старая ведунья, видимо, почуяла мое присутствие и наставила разных ловушек. Пришлось постараться забыть о тебе... Не смог.

— Моран... — коротко выдохнула я, пока все тело обдавало ледяными волнами, ибо жар в моей груди становился слишком опасным.

— Я ненавидел тебя за твою хрупкость, — признался он, и на его лице отразилась болезненная неприязнь. — Хотел оградить тебя ото всех, но никогда не получалось так, как хотел я. Когда доставил тебя, раненную, в поместье, сразу отправился добивать упырей, которые преследовали тебя. Их нельзя было отпускать живыми, чтобы не пришли за тобой снова. У меня ушла неделя, чтобы уничтожить каждого из них.

Моран развернулся ко мне лицом. Его — мертвенно бледное, мое — покрытое трепетным румянцем с наворачивающимися на глаза слезами.

— Вот такая история.

Его слова повисли в воздухе, как исповедь. Затем, не раздумывая, он наклонился и нежно поцеловал меня.

Когда он отступил, я застыла, в голове у меня иссякли все мысли. Мне нужно было выразить ему свою благодарность. Я ведь была жива только благодаря ему.

Я бросилась к Морану, неуверенно прижалась к его губам, вкладывая в поцелуй все свои возникшие чувства к нему.

Мир вокруг померк, и я мельком увидела свое отражение в окне. Мои волосы постепенно седели, кожа становилась все бледнее. Необъятная обжигающая сила прошла через меня волной, пробуждая что-то глубоко внутри, будоража до беспамятства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты вся горишь... — прошептал мне в губы Моран, проводя пальцами по моим серебряным волосам. — К тебе возвращаются твои исконные силы. Верховная Жрица...

— Теперь мое сердце будет запечатано. У тебя будет печать, - проговорила я, прижимая его прохладную руку к своей разгоряченной щеке. — Я хочу, чтобы ты уехал со мной.

— ...А как же Агний?

Я опустила взгляд, кивнув.

— Между нами все кончено. Мы уже попрощались друг с другом.

Моран глубоко вздохнул, коснувшись моей брови.

— Сейчас единственное, на чем тебе нужно сосредоточиться, — это учиться и оттачивать свои жреческие способности. Стань Верховной Жрицей Чернограда. Это изменит тебя. Тогда... тогда и вернемся к этому разговору.

Он опустился в кресло, уставившись на кружащийся снег за окном.

— Когда я увижу тебя снова? — спросила я, понизив голос почти до шепота.

Моран молчал, не отрывая тяжелого взгляда от метели.

— Я блуждающая душа. Я никогда не перерожусь из-за своих смертных грехов. Зачем тебе видеть меня снова? Ты вернешься в свое тело и встретишь кого-нибудь более... Живого.

Я аккуратно взяла его за руку, призывая подняться.

— Если мы расстаемся сейчас... Я хочу запомнить тебя. Пожалуйста, поцелуй меня. В качестве прощального подарка.

Лицо Морана смягчилось, и он наклонился, снова завладевая моими губами. Его рука переместилась на мой затылок, притягивая меня ближе, и наш поцелуй стал более глубоким.

— Забудь мои слова. Это не прощальный поцелуй, - прошептал он мне в губы. — Я буду навещать тебя во время всех своих вылазок в волчьем обличье. В Яви я могу быть только зверем.

— Это нечестно. У тебя вылазка наступит через пять недель, но для меня пройдет целых пять лет!

— Зато у тебя будет стимул учиться усерднее и быстрее оттачивать свои способности Жрицы, чтобы изменить нашу ситуацию.

Он улыбается, и я не могу оторвать от него глаз. Впервые я увидела, как он улыбается вот так — по-доброму, искренне. И только сейчас я всецело осознала, что влюбилась в него. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы вернуть его из этого мира ко мне, в мир живых.

Моран снова притянул меня к себе для поцелуя, на этот раз я увидела печаль в его черных, как уголь, глазах. Я почувствовала, как весь его гнев и разочарование превратились в неприкрытое желание: его губы жадно впились в мои, язык ворвался внутрь бороться с моим за первенство.

Он отступил назад — наши губы все ещё были соединены, он направлял меня, пока мы не наткнулись на его кровать и не упали на мягкие простыни.

В приливе уверенности я оседлала его колени, спешно развязывая шнурки своего корсета. Я стянула шелковую ткань через голову, оставшись в изящном кружевном белье. Его глаза расширились, и он попытался притянуть меня к себе для еще одного поцелуя, но у меня были другие планы.

Мои дрожащие пальцы неопытно шарили за спиной в поисках завязок. Я ещё никогда так не нервничала.

Моран спокойно остановил меня, накрыв мои пальцы. Одной рукой обхватив меня за талию, он без усилий развязал завязки моего белья, позволив шелковистой ткани соскользнуть вниз по моей груди.

Жар прилил к моим щекам, когда я осознала всю свою наготу, и опустила взгляд, чувствуя себя крайне уязвимой.

— Боги... Ты такая красивая... — прошептал Моран хриплым от желания голосом.

Его теплые ладони обхватили мою грудь, нежно сжимая её. Я ахнула, схватив его за запястья, но он лишь ухмыльнулся, качнув головой.

Я решила немного отвлечь его, чтобы самой немного успокоиться и унять дрожь. Почти невесомо поцеловав его губы, я спустилась влажными поцелуями по его прекрасному телу, развязывая пояс от его брюк.

Поймав мои руки, Моран помог мне стянуть их до колен.

— Если мы продолжим... — пробормотал он мне в висок, его дыхание обжигало. — Я точно не смогу остановиться. Ты потеряешь свою...

— Я хочу стать твоей. Только твоей, - заявила я, прижимая ладони к его вздымающейся упругой груди.

Его затуманенный взгляд нашел мой. Возможно, мне показалось, но в уголках его глаз что-то блеснуло, пока он не привстал, притягивая меня к себе.

— Иди сюда.

Он с легкостью развязал шнуровку моей юбки, позволяя той сползти на пол. Моран обхватил мои бедра, чувственно сжимая их. Он придвинулся к краю кровати и притянул меня за собой, усаживая так близко к моей заветной цели.

Я наклонилась, покрывая поцелуями его обнаженную грудь. Не было слов, чтобы описать это чувство — я будто исцелялась благодаря нашей близости. Если бы я была звездой, то сияла бы сейчас пуще всех вместе взятых звезд с небосвода.

Моран наблюдал за мной из-под полуопущенных век, поглощенный моментом.

— Это... Я так долго представлял... Я больше не знаю, что уже реально, а что....

Наш обмен бессвязными репликами замедлился, напряжение между нами ослабло.

В бездыханном состоянии, я наконец осознала, что сидела у него на коленях, полностью обнаженная, а он одной рукой обнимал меня за поясницу, удерживая на месте, когда его губы щедро ласкали мою шею и грудь.

— Скажи мне, если станет больно, — прошептал он, придвигая меня ещё ближе. — Я постараюсь остановиться, но не могу обещать, что точно сделаю это.

Даже если бы это было так, я скорее умерла бы на месте, чем возразила хоть слово.

Я кивнула, и его хватка на моей талии усилилась. Он медленно вошел в меня. Острая боль пронзила меня насквозь, сильнее, чем я могла себе и представить. Думала, сердце мое остановиться, а легкие откажут, но я всё же смогла это стерпеть.

Моран стал плавно и осторожно двигаться, направляя меня за талию. Я инстинктивно раскачивалась взад-вперед, стараясь ускорить темп, когда уже привыкла к этой странной боли. Он застонал, и я поняла, что все делаю правильно, поэтому продолжила двигаться быстрее. Мое дыхание участилось, и я была удивлена звуками, срывавшимися с моих губ.

— Ты вернешься ко мне. Ты будешь помнить меня как единственного мужчину, заполучившего тебя, — выдохнул он мне на ухо. — Ты моя.

— Я... — выдохнула я, переполненная болезненным удовольствием от ещё одного вторжения. Я уже привыкла к боли, и теперь она затуманивала мой разум.

— Скажи мне, что ты моя, и ты вернешься ко мне, — настаивал он, намеренно замедляя наш темп.

— Пожалуйста, не останавливайся, Моран, — умоляла я, пытаясь двигаться быстрее, но он удерживал меня на месте.

— Сначала повтори, что я сказал.

— ...Я твоя, и я вернусь к тебе.

Он ухмыльнулся, и мне захотелось влепить ему пощечину за то, что он использовал мою уязвимость против меня, но я не могла найти в себе силы разозлиться из-за своей острой потребности в нем. Я так чувственно ощущала прикосновение его обнаженной кожи к моей, чувствуя себя полноценной и окрыленной рядом с ним.

— Прости... Мне нужно было это услышать, — промолвил он, заставляя мои бедра снова двигаться в желанном темпе.

Я почувствовала, что медленно приближаюсь к самой высшей точке наслаждения. Моран стал нашептывать мне что-то на ухо, ускорившись, и заставив меня схватиться за его лопатки, чтобы не упасть с кровати.

Все мое тело напряглось, и уже через мгновение блаженно растаяло в его руках, отдавшись ему полностью. Моран тоже в последний раз сжал мою талию мертвенной хваткой, издав протяжный стон мне в шею. Тяжело дыша, он увлек меня за собой на кровать.

— Ты нужна мне, Шура. Если ты не вернешься... — обронил он мрачным тоном, прижимая меня к себе. — Я сдамся Церберам. У меня не будет никакого смысла продолжать прятаться от них за барьером.

Моя голова упала ему на грудь, я обхватила его плечи, пытаясь отдышаться. Мягко поцеловала его в шею, щеку, край губ, и склонилась над ним для последнего поцелуя следующих пяти лет.

Вскоре Моран заснул, до последнего прижимая меня к себе, слово ребенок любимую игрушку.

Выйдя из его покоев, я медленно спустилась по лестнице вниз. Мои волосы, теперь цвета свежевыпавшего снега, струились волной по спине, а глаза приобрели темно-красный оттенок. Я стала той, кто приходил ко мне во снах с разговорами о извечном. Теперь же я имела власть над этим бессмертным существом. Как всё изменилось...

При моем приближении погасли все канделябры и свечи в столовом зале. Огонь в камине, издав жалостное шипение, тоже потух.

Я вошла в зал, и Агний мгновенно поднялся, удивленно уставившись на мою новую внешность.

— ...Шура?

Я посмотрела на него с тенью грусти в глазах.

— Я готова покинуть поместье прямо сейчас, — объявила я гостям.

Лисы заговорщицки переглянулись и тотчас встали из-за стола.

— Перенесите вещи из её покоев в карету, — распорядился Яков, не сводя с меня любопытного взгляда. — Приятно наконец познакомиться с тобой, Верховная Жрица.

Он протянул мне руку в перчатке, и я вложила свою в его, шагнув вперед.

Я взглянула на бесстрастное, восковое лицо Казимира и хмурое, безотрадное — Юргиса. Наши взгляды встретились, и он опустил глаза.

Я не хотела смотреть на Агния, было трудно наблюдать за переменой его эмоций, но пришлось: на пороге обернулась через плечо. Он лишь грустно улыбнулся, кивнув мне напоследок.

Когда мы вышли на улицу, я спросила Якова:

— Что с Ратибором?

— Он уже ждет нас в карете.

Подойдя к воротам, я с удивлением заметила, что статуи ангелов поворачивают головы в мою сторону, когда я прохожу мимо них. Неужели сила моя настолько сильна, что даже бездушный мрамор признает её?...

У багровой реки Кума сказал, что нам нужно подождать немного здесь, пока Дарий отправится за экипажем.

— Не нужно, — я остановила их взмахом руки, ступая на берег. Кровавые воды отступили в стороны, когда я вошла в них, будто сама река боялась коснуться моей кожи и замарать подол моего платья.

Я подождала, пока остальные переправятся по песчаному дну реку, и, когда я вышла за ними, вся вода вернулась в нормальное русло.

Мы приблизились к карете, и я уловила шепот и какой-то скрежет исходящий со стороны ночной чащи.

— Сегодня необычно шумно, — пробормотал Кума, оглядываясь по сторонам.

— Полнолуние же. — буркнул Дарий, сморщив нос. — Все твари бесятся от лунных чар.

Я хлопнула в ладоши, и все звуки моментально стихли в округе.

— Недурно! — хмыкнул Кума под впечатлением. — Весьма.

Яков открыл передо мной дверцу кареты, галантно подав мне руку. Рати уже сидел там, скрестив ноги, с озабоченным видом.

— Почему так долго, Яков? — проворчал мальчик, бросив на меня беглый взгляд. — Я жду вас тут уже битый час!

Теперь-то я вижу в нем княжеские повадки...

— Нам некуда спешить. Мы в Нави — здесь спешить просто глупо, — ответил Яков, откидываясь на спинку сиденья и прикрывая глаза.

— Ты что, меня глупым назвал только что?! Мало того, что про мир Нави я прознал всего пару часов назад, так теперь я ещё и — глупый?

Яков не ответил на нападки младшего брата. Видимо, изрядно устал.

Когда мы тронулись, я выглянула в окно. Рати всё это время избегал со мной зрительного контакта, но внезапно я почувствовала, как его пальцы переплелись с моими — молчаливый жест поддержки, который никто не заметил.

Я подумала о волколаках — их трагические судьбы переплелись с моей. Их самые глубокие шрамы были вызваны женской рукой в их судьбах. Я не была той женщиной, что могла бы исцелить их израненные души. Я была ведуньей, которой вскоре предстояло стать Верховной Жрицей Чернограда, и чья душа сама нуждалась в спасении. Но единственное, что я могла бы сделать для них, — это стать достаточно могущественной, чтобы освободить их. Вот о чем я буду молиться.

Я услышала, как кто-то скребется в дверь. Приоткрываю её, и Кума запрыгивает внутрь в обличье белого лиса, оборачиваясь человеком.

Он плюхается на сиденье рядом со мной, заставляя Рати недовольно нахмуриться.

— Как приятно выводить этого щенка из себя. Только посмотри на него, — проворковал Кума мне на ушко, приглашая придвинуться ближе к нему, в его роскошные меха, чтобы согреться.

Я завернулась в лисий мех, мой взгляд рассеянно блуждал по туманным лесам за окном.

— Теперь-то ты понимаешь, что это за место? — вопросил Яков с закрытыми глазами. — Поместье и территория вокруг него. Почему здесь всегда зима, а обитателям дома разрешается покидать его только раз в неделю?

— Это земли мертвых, — спокойно ответила я.

При моих словах лицо Рати перекосило и бледность остудила его щеки.

— Да. Неделя здесь сравнима с годом в мире Яви. Вот почему только в день поминовения усопших, раз в году, один из них может покидать это место и навещать мир живых, — пояснил Яков.

Какое-то время мы ехали по лесу в тишине.

— Моя Княгиня так долго искала таких, как ты. Ты уникальна по своей природе, мой кролик, — шепотом высказался Кума, но так, чтобы все услышали. — Ты будешь помогать ей во многих вещах. Ты не представляешь себе, какие важные дела на тебя возложат. Можно даже сказать, что от тебя, мой милый кролик, будет зависеть дальнейшая история всего Чернограда!

Я взглянула на Якова и заметила недружелюбный отблеск в его глазах, прежде чем он отвернулся.

Стало как-то не по себе, но проплывающий мимо лес быстро увлек меня и вскоре я увидела, что наша карета приближается к огромному древнему дубу, который, словно страж, возвышался посреди дороги. В центре дуба было отверстие, достаточно большое, чтобы в него могла проехать целая карета.

«Вот он — выход из мира Нави. Скоро я вернусь в свое тело в мир живых....», — подумала я, укутываясь поглубже в лисий мех.

Кто знал, что ожидало меня во дворце Чернограда? Какие интриги и дела?... Но я цеплялась за надежду на счастливую развязку нитей моей судьбы. У меня теперь был мужчина, которому я посвятила себя и свой жизненный путь, — Моран. Я обязана вернуться к нему. Но и ещё... Я все же надеялась снова когда-нибудь посмеяться над неуместными шутками Юргиса, попробовать вкуснейшую стряпню Кирилла, посидеть с Рати у камина, рассказывая истории друг другу, и полежать на цветочном поле с Агнием, слушая его чтение. А пока я хотела бы сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тем, кто оказался беспомощным и потерянным перед лицом нечистой силы, как я когда-то.

Теперь я смогу помогать другим. Ведь я... Я научилась принимать тьму внутри себя, ведь порой она помогает разглядеть свет в моменты, когда тебе кажется, что солнце уже никогда не взойдет для тебя. Взойдет. Обязательно взойдет. А если нет... Его всегда можно заменить луной.

Конец