Экипаж не носит нижнее белье в длительных рейсах

Не все, конечно. Но многие.

И дело тут не в каких-то предпочтениях. Это вопрос выживания.

Когда мне впервые об этом сказали, я была еще новенькой, с иголочки, в идеально завязанном шарфе и с натянутой улыбкой. Одна из старших коллег наклонилась ко мне во время уборки после посадки и небрежно бросила:

— Ты же знаешь, что на таких рейсах можно не надевать трусы, да?

Я рассмеялась. Подумала, что она шутит. Но она не шутила.

— Просто попробуй один раз. Не захочешь возвращаться к старому. — сказала она.

И знаешь что? Я ей не поверила. Пока не попробовала сама.

Помню тот первый раз, будто это было вчера.

Это был ночной рейс в Доху. Нервы были на пределе. Я почти не спала, перебрала с эспрессо, и мои бедра уже ныли еще до взлета.

Я стояла в ванной отеля, полуодетая, форма аккуратно разложена, и... просто замерла.

Мои трусы лежали на раковине. Обычные. Черные. Надежные.

Я взяла их в руки. И положила обратно.

Этот момент казался значительнее, чем должен был.

Ни кружев. Ни защитной сетки.. Только кожа и ткань.

Первые шаги через холл отеля к автобусу для экипажа поначалу казались странными. Как будто я была на виду. Как будто все знали мой секрет. Юбка касалась голой кожи с каждым шагом.

Мне казалось, что все видят. Что кто-то посмотрит на меня — и сразу поймет.

Но никто не заметил.

А где-то над Атлантикой, между раздачей еды и первым перерывом в камбузе, что-то изменилось.

Ткань двигалась иначе. Воздух казался прохладнее. Свобода делала каждый шаг плавнее, каждое движение — тише.

К моменту посадки я наконец поняла.

Действительно не хочется возвращаться к старому.

В этом есть что-то, что делает тебя смелее... как будто ты отвоевываешь крохотную частичку контроля в работе, которая выжимает из тебя все соки.

Эта работа давит на всё: тело, разум, терпение. Любая возможность облегчить это давление? Ты хватаешься за нее.

Поэтому, когда позже, уже набравшись опыта, я сидела в кресле капитана, потягивая холодный кофе перед началом посадки, это не было вызовом.

Я сидела там, потому что было тихо. Потому что кресло было теплым. Потому что мне уже хотелось занять пространство.

И тогда он вошел.

Темный режим.

(Мы даем пилотам прозвища. Так уж заведено.)

Кофейный Папочка приносит латте и флиртует, но никогда не переходит границы.

Взлетный Крыс — ну, если ты новенькая, держи ухо востро.

А Темный режим — молчаливый. Серьезный. Такой, который всегда выглядит так, будто уже на десять шагов впереди.

Он увидел меня в своем кресле. Его взгляд на секунду скользнул по моим ногам — едва заметно, но не случайно. Я отлично помню наш разговор в тот день, как напряжение витало между словами, которые мы не решались произнести.

— Ты не в форме, — сказал он.

Я не дрогнула. Просто медленно скрестила ноги.

— Не знала, что есть регламент насчет трусов.

Пауза. Его губы дрогнули — будто он хотел улыбнуться, но не позволил мне этого удовольствия.

Никто ни к кому не прикоснулся. Никаких границ не было нарушено.

Но до конца того рейса между нами витало напряжение — вежливое, профессиональное, но откровенно заряженное.

Когда он проходил мимо меня в камбузе, он задержался. Ненадолго.

— Ты оставила кресло теплее, чем я ожидал, — сказал он почти шёпотом.

Я не посмотрела на него. Просто прижала палец к крышке кофейного стакана.

— Думаю, теперь будешь вспоминать меня, когда садишься.

Он не ответил. Просто задержался на мгновение дольше, чем нужно. И ушел.

Но позже... после посадки, после выхода, после того, как привычная рутина снова стала автоматической, я нашла кое-что в ящике камбуза.

Сложенный лист с планом полета. Чистой стороной наружу.

Я почти проигнорировала его. Почти. Но любопытство взяло верх.

Аккуратными печатными буквами было написано:

«БАР ЭКИПАЖА, 9 ВЕЧЕРА, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ОБСУДИТЬ ПОДОГРЕВ КРЕСЕЛ»

Ни имени. Ни номера комнаты. Только намёк.

И выбор.