Между жизнью и вечностью. Глава Жизнь проституток

Глава 1. Трапеза на двоих.

Длинные серебристые с переливом волосы развевает ветер, он наблюдает за ней поодаль, смотря темными как ночь глазами. Верхняя часть лица была укрыта узорчатой маской подобно лисьей морде, а одет мужчина был в просторные одеяния, словно древний монах.

Бог Смерти — Лалрехал. Тот Бог, владыка всего сущего, он самый, оказывался пленён одной лишь девчонкой, простой и скромной, с честными глазами и добрым сердцем. И казалось, плен его любви был настолько велик, что лишил его всякого здравого смысла.

— Ты снова одна? — решился тот заговорить, стоя в стороне от ее домика, небольшого, округлого, укрытого мхом по крыше.

Девушка с каштановыми волосами, собранными в слабый хвост тонкой алой лентой, в чуть запачканной простой одежде ставит небольшой кувшин на камень и оборачивается.

Элль, так ее звали, смотрит на того, кто вторгся на её территорию, и делает шаг назад, смотря на незнакомца с опаской.

— Кто вы? — спрашивает девица, но не перестает разглядывать человека, лицо которого частично скрыто под маской.

— Если скажу, ты будешь бояться... Так что могу ли я не отвечать на этот вопрос? — спрашивает тот в ответ, с легкой улыбкой на губах.

— Имя хотя бы у вас есть? — задает она вопрос следом, делая шаг вперед, решив, что тот не представляет опасности: — Или мне и его знать нельзя?

Тело из-за этого чуть подрасслабилось , а на её губах появилась мягкая улыбка.

— Меня зовут Элль, — представилась она первой и чуть склонила голову, показывая свои какие никакие манеры.

— Мое имя Лалрехал.... Ты слышала о таком? — спрашивает тот у нее. Конечно, оно было почти не на слуху, по большей части мужчину просто звали Богом Смерти.

Она отрицательно помотала головой и взглянула на почти накрытый к обеду стол, где стоял горшочек с картошкой и салат из овощей, что та собрала в маленьком саду за домом.

— Не хотите пообедать со мной? Все-таки… раз вы пришли, некрасиво с моей стороны будет выгонять вас. Получается, что вы гость.

— Даже если незванный? — спрашивает он.

— В нашей деревне таковых не бывает.

Он чуть наклонил голову и согласно кивнул:

— Разве тогда вежливо будет мне вам отказать, прекрасный цветочек?

На девичьих щеках выступил чуть видимый румянец, но та тут же дернулась с места и прошла в дом, чтобы взять еще одну тарелку и вилку, а так же небольшую чашку. Он смотрел ей в след и довольно улыбался.

«Стоило ли… мне приходить?»

Она вернулась скоро. Накрыв на гостя, положила немного того и другого на тарелку, а из кувшинчика налила молока, что было ещё теплым.

Они приступили к трапезе и каждый молчал, пока девушка не решилась все же задать вопрос:

— Откуда вы знаете, что я была одна?

— Я наблюдал...

— Наблюдали? — переспросила она.

— Да. Как бы это ни звучало странно.

— И правда, звучит очень странно, — согласилась Элль.

— Я наблюдал долго, и был удивлен, почему такой красивый цветок так одинок...

Она опустила свой взгляд вниз и чуть поджала губы, пытаясь уместить его ответ в своей голове.

— Многие думают, что я ведьма.

— Ведьма?

— Да. Особенно после того, как мои родители пропали. Поэтому я стараюсь не покидать дом, — объяснилась она и все же осмелилась снова взглянуть на мужчину.

— Вы совсем ничего не едите. Извините, судя по вашей одежде, вы, наверное, привыкли есть что-то более изысканное, а не такую простую еду.

— Нет... на самом деле еда мне не нужна... Но я не подумал о том, что тебя это может так расстроить. Все же я попробую... — тот взял приборы и отправил в рот немного еды, разжевал, проглотил и улыбнулся девушке:

— Очень вкусно...

Она улыбнулась чуть шире и снова этот алый румянец возник на ее щеках. Тот делал личико девушки более миловидным и даже каким-то кукольным.

После еды та собрала грязную посуду и скрылась в доме, а вернулась из него уже с маленьким запечатанным кувшином, в котором хранилось рисовое вино. Протянула его мужчине и чуть в бок наклонила голову.

— Это вам.

— Мне? Не стоило.

— Возьмите. Отец сам его делал, надеюсь вам понравится.

— Ты отдашь мне единственное, что осталось у тебя в память о семье? — спрашивает тот несколько удивленно. Сколько ни видел он людей на своем веку, настолько чистой души ему не попадалось давно.

Она кивнула.

— Да, за то, что вы согласились разделить со мной обед, мне больше отдать вам нечего в благодарность.

Проводив нежданного гостя и помахав ему рукой, девушка вернулась в дом, принявшись заниматься своими обычными делами..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2. Новая встреча

Бог смерти стоял на выступе. Позади него врата построенного ему храма, а внизу бесконечные леса, окружавшие деревушку, от которой шли несколько дорог.

— Она... — на выдохе произносит тот, — почему так трогает меня? В самую черную бездну души…

Лалрехал стоял неподвижно, глядя на закатное небо и мысленно возвращаясь к той встречи, которая произошла всего несколько часов назад. Воспоминания о девушке, её нежность и искренность вызывали нечто непостижимое в его холодном сердце. Впервые за долгое время он чувствовал нечто человеческое, нечто, что пробуждало в нём отголоски былого.

Её слова, её жесты, каждая деталь говорили о том, что она не просто выживает в этом суровом мире, но привносит в него свет, несмотря на все тяготы и потери, которые она пережила.

Бог смерти ещё раз взглянул на почтительный кувшин с рисовым вином, что она подарила ему. Он не нуждался в еде или питье, но сам жест был чем-то более значительным для него. Он открыл его и сделал глоток, почувствовав, как вино согревает его изнутри, напоминая ему о том, что даже в самых мрачных уголках мира можно найти свет и теплоту.

Прошло всего пару дней, но от чего-то Элль каждый раз выходила из дома в одно и то же время, надеясь снова увидеть нового знакомого. Она ждала, сидя часами возле домика, и снова возвращалась обратно.

Когда прошла уже неделя, та подумала, что больше его и не увидит. Взяв плетеную корзинку, она решила сходить в горы за травами.

Пару часов блужданий и Элль наконец находит нужные. Корзинка оказывается на земле, а следом и девушка, сев на колени, принялась собирать листики с цветами, складывая их аккуратно.

«Все-таки… ему же не обязательно снова приходить ко мне..?» —проносится у неё в голове. Она тут же головой мотает и принимается более усердно собирать листья, пытаясь настроиться только на работу.

Чужая рука касается травы всего в паре сантиметров от ее, срывает веточку и касается ей ее кожи.

— Это растение довольно привередливо... Лучше срывать его снизу, так ты не обожжешь свою нежную кожу...

Элль взгляд подняла и руку одернула от испуга, но то чувство быстро прошло, завидев кто перед ней.

Пальчики аккуратно берут травинку за стебель, едва касаясь чужой кожи, и укладывают в корзину.

— Спасибо за совет, — с легкой улыбкой, опустив взгляд вниз, произносит она, — Не думала, что встречу вас здесь.

— Не думал, что ты пойдешь сюда одна... Люди боятся уходить далеко в лес, здесь опасно. Почему ушла так далеко от тропы?

— Слышала, что здесь много лечебных трав. У тропы почти ничего не осталось, — немного удрученно та ответила и, поднявшись с земли, отряхнула колени от пыли. Взяла корзинку и на плечо ту закинула.

— Ко мне вчера привели маленького мальчика, больного… а травы, которые мне нужны, чтобы сделать лекарство — растут только тут. Я обещала его матери, что постараюсь помочь, поэтому, даже если со мной что-то случится, я должна выполнить обещание...

— Позволишь предложить помощь? — спрашивает мужчина. Его мягкий голос практически все время говорит в одной тональности, но кажется, будто сейчас тот говорит особенно нежно.

— Вы… умеете лечить? — интересуется та осторожно, и встает к мужчине спиной, смотря на ярко голубое и чистое небо, печально улыбнувшись.

— К сожалению — нет... Но я могу показать, где растут редкие травы. Если не побоишься пойти за мной... — произносит тот и указывает жестом руки в сторону непроглядной чащи леса, куда, кажется, даже не поступает солнечный свет.

Конечно, было боязливо, и сердце девушки было не на месте от волнения, но почему-то хотелось довериться ему, и она пошла.

Шаг за шагом та следовала за новым знакомым оглядываясь по сторонам и видя среди деревьев темные силуэты, словно призраков, вздрагивала.

Услышав шорох, она дернулась от испуга и, запнувшись на ровном месте, врезалась в мужскую спину, тут же упав назад. Благо корзинка смягчила падение.

Элль потирает ногу и, шикнув тихо, глядит на царапину, что образовалась после падения.

— Извините, — тут же она извиняется.

— За что ты извиняешься? — тихо он посмеялся, смотря на нее сверху, а после присел на корточки и протянул руку в помощь. Едва ли ее пальцы коснулись его руки, как тот потянул девушку на себя, а потом поднял на руки. Одной перехватывает и берет снизу корзинку, поднимаясь на ноги.

Она ойкнула и пальцами вцепилась в его одежду, ближе прижавшись, боясь упасть

— Не бойся… я тебя не уроню.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3. Помощь нового знакомого

Они прошли довольно приличное расстояние, прежде чем девушка наконец осмелилась подать голос. Их путь пролегал через густой лес, где солнечные лучи едва пробивались сквозь кроны деревьев, создавая причудливую игру света и тени.

— Я дальше могу сама идти. Просто испугалась шороха, — объяснила она, слегка смущаясь, и подняла глаза на его лицо, а точнее — на то, что было видно из-под маски. Ее взгляд скользил по очертаниям его скул, подбородка, губ — с каким-то странным, почти изучающим интересом.

— Мне не сложно... ты совсем ничего не весишь... — произнес мужчина с мягкой улыбкой, слегка опустив голову, чтобы лучше разглядеть ее из-под маски. Элль тут же отвела взгляд, словно боясь, что их глаза встретятся, и когда они наконец прибыли на место, аккуратно сползла с его рук, будто бы боясь задержаться хоть на секунду дольше и доставить мужчине дискомфорт.

Подхватив корзинку в руку поудобнее, она коротко и тихо пробормотала:

— Спасибо.

Девушка сделала несколько шагов вперед и, как и раньше, опустилась на траву, внимательно осматривая растения вокруг. Ее пальцы осторожно перебирали листья и стебли, выбирая только те, что были ей нужны. Было неловко, но за занятием смущение немного отступало.

Эта полянка казалась особенным местом — солнечный свет пробивался сквозь листву, окутывая ее мягким сиянием, будто они находились под волшебным куполом. Мужчина оставался в стороне, наблюдая, но не вмешиваясь, давая девушке полную свободу действий.

Прошел час, прежде чем корзинка наполнилась доверху. Элль водрузила ее на плечо и вернулась к мужчине, в глазах ее светилась едва сдерживаемая радость.

— Спасибо вам еще раз! Я даже набрала куда больше, чем рассчитывала! — воскликнула она, в ее голосе звенело искреннее восхищение.

— Давай ее сюда... негоже цветочку нести такую тяжесть на своих плечах... — улыбнулся он, и она слегка смутилась от этого сравнения. Лалрехалл протянул девушке руку.

— Я привыкла, а она не такая уж тяжелая, — пробормотала она, но под настойчивым взглядом Лалрехала все же протянула корзину.

Теперь брюнетка шла позади него, неспешно, почти неслышно. Они молчали, и только шелест листьев под ногами нарушал тишину. Когда же они оказались у тропы, ведущей к деревне, девушка остановилась.

— Я… дальше сама могу понести, — тихо сказала Элль, слегка потянув за край его рукава, как маленький ребенок, просящий внимания.

Он развернулся к ней вполоборота, уголки его губ приподнялись в загадочной полуулыбке.

— Ты так бессердечна? Почему не хочешь позволить мне позаботиться о тебе? Еще успеешь потаскать тяжести... воспользуйся моментом...

— Вы и так мне сильно помогли, показав то место! — возразила она с легким возмущением, но когда их взгляды наконец встретились, ее губы слегка приоткрылись от удивления.

«Глаза красивые...» — мелькнуло у нее в голове, они простояли вот так, смотря друг на друга почти что вечность, хоть и прошел всего миг. Внезапный шум из деревни и яркие вспышки праздничных салютов вернули обоих к реальности.

Элль даже не заметила, как быстро стемнело — казалось, в той полянке они провели не больше часа, но ночь уже опустилась на землю, окутав все мягким сумраком.

— Я все же провожу... — он протянул ей руку, и когда ее пальчики коснулись его ладони, они замерли на мгновение, будто не решаясь сделать следующий шаг. Девушка от волнения закусила щеку с внутренней стороны.

Деревня встретила их шумом и весельем, но, странным образом, никто не обратил на них внимания. Они шли тихо, почти невидимо, и вскоре оказались у ее дома.

Лалрехал поставил корзинку на стол, затем повернулся к Элль.

— Твои щеки красны... Ты приболела?

— Н-нет, что вы!! — она замахала руками, смущенно улыбаясь. — Просто… я никогда, кроме как с отцом, не держалась за руку с кем-то другим из мужчин… и еще… у вас очень красивые глаза… почему вы прячете лицо под этой маской?

— Так... положено. Я не могу ее снять, это мое проклятье... — его голос внезапно стал холодным, отстраненным.

«Я чуть было о нем не позабыл…» — мысленно остановил себя мужчина.

— Доброй ночи, Элль... Постарайся не заболеть. Сейчас довольно прохладные ночи. — Он вежливо склонил голову и направился к выходу из ее маленького дворика.

Она поклонилась ему в ответ, но вместо того, чтобы пойти в дом и лечь спать, принялась за работу. Перебирала травы, мыла их, растирала в кашицу, смешивала ингредиенты — ее движения были точными, почти механическими, будто она пыталась заглушить что-то внутри себя.

Закончила она только к утру. Усталость наконец сломила ее, и она уснула прямо за столом, среди обрезков стеблей и рассыпанных листьев, которые теперь лежали вокруг в полном беспорядке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4. Мальчик

— Госпожа Элль! — сквозь сон я слышу женский голос за воротами, от чего механически дернулась и повернула голову в сторону, смотря на гостью, что стояла с заплаканными глазами.

Я тут же хватаю один из конвертов и подрываюсь с места, к женщине, протягивая тот. Так устала прошлой ночью, что совсем не было сил отнести лекарства в срок.

— Возьмите, это долж.. — но мне не дают договорить.

— Вэй Ин… умер сегодня ночью… мы приходили к вам, но… вас не было дома... — бормочет та, а у меня из под ног будто земля ушла. Я ведь так старалась, готовила лекарство, не понимаю, почему так случилось, а в груди щемило от вины за то, что не успела помочь бедному мальчику.

***

— Что так заставило тебя грустить? м спрашивает Лалрехал, видя, как девушка уже который час сидит за лавочкой, наблюдая за лесом. На щеках застывшие слезы, а сами глаза красные от них же.

— Тот мальчик? — спрашивает мужчина, подходя ближе и садится рядом.

— Он скончался ночью, пока я готовила травы... — произнесла та как-то безжизненно. Шмыгнула носом, замерзла за ночь и напала простуда.

— Ты не виновата…

— Он был единственным её сыном, а сейчас она осталась совсем одна… я приношу только всем несчастья...

Её губы дрогнули от очередной волны слез, коих казалось, уже не было. У Бога в груди что-то неприятно кольнуло. Видеть ее такой было больно.

Положив руки на стол, а поверх них голову, Элль зарылась в них личиком и спрятала заплаканное лицо. Она вся сжимается мелко задрожав.

Он не произносит слов о сожалении, лишь берет и обнимает ее, укладывая себе на грудь.

— Жизнь и смерть... предрешены свыше. Каждому отведен свой срок...Не печалься...

— Я ведь обещала им… в итоге, получается, соврала... — бормочет она сквозь всхлипы и прижимается к мужчине, пальцами вцепившись в ткань одежды и пряча лицо.

— Твоей вины в его смерти нет, и ты знаешь это не хуже меня... Он мог умереть еще до того, как ты отправилась в лес, но у него было время проститься с близкими.

Она отстранилась и вытерла слезы. Молча поднялась с места и лишь принялась собирать все то, что успела сделать из лекарств. Закончила, сложила в ящик, и унесла в дом.

На горизонте показался мужчина. В его глазах виднелась будто вся тоска этого мира, перемешанная со злобой.

— Элль! А ну выходи чертова ведьма! — ругается тот и кричит с порога.

Девушка ставит ящик на стол и выходит, но вместо того, чтобы ответить что-либо, садиться перед тем на колени и опускает голову в низком поклоне.

— Простите, что не смогла помочь...

— Мне что до твоих извинений?! Мне сына кто вернет?! — кричит тот и хватает девицу за волосы, потянув на себя, — Потеряла бы ты своего ребенка, я бы посмотрел, как ты убивалась! Будь ты проклята чертова ведьма и весь род твой!

Она поджимает губы от того, что тот больно тянул за волосы, но терпит, считая, что даже этого было мало за то, что она просто не успела помочь мальчишке.

— Отпусти ее... и не смей больше трогать и пальцем... — тон мужчины, что встал из-за стола сменился на холодный. Его глаза издавали легкое сияние, не будь на его лице маски, дело приняло бы иной оборот.

— Не она морила дитя голодом и заставляла спать в холодном хлеве, пока не закончит работу. Теперь явился к ней просить правосудия? А может, так тоскуешь по сыну, что хочешь отправиться за ним?

Мужчина стиснул зубы, смотря на незнакомца. Он был недоволен, но девушку отпустил, цокнул языком, плюнул ей в ноги и зашагал прочь со двора

Элль схватилась за дверной косяк и обессиленно вздохнула. Лента из её волос, что развязалась, упала на землю, вынуждая темные пряди полностью закрыть спину.

— Не стоило… его тоже можно понять. И понять, почему он так зол, — тихо та произнесла и подняла ленту.

Божество оказывается предельно близко к ней и забирает ленту из ее рук, а после кладет руку на ее личико заставляя смотреть на себя.

— Тебя больше не посмеют обидеть... Никто в целом мире не имеет на то права, поняла? Давай вплетем ленту обратно...

— Зачем вы так говорите? — чуть громче она произнесла, — Зачем давать надежду, если даже боги на это не способны?

У неё в сердце что-то сжалось снова. Ей казалось, что эти слова звучали слишком грубо, но это было её мнение. После пропажи родителей скольким богам она молилась в надежде, что те хотя бы живы, но годы шли и когда ей принесли весть о том, что они мертвы — разочаровалась в божествах.

— Почему ты считаешь, что Боги на такое не способны? — спрашивает тот у нее, забирает ленту и неспешно перебирает ее волосы, вот так и стоя в полу объятьях.

— Люди каждый день молятся о том, чтобы с их близкими было все хорошо. Чтобы взрос урожай. А те женщины, что не могут иметь детей, целыми днями готовы стоять на коленях и умолять помочь им, но вместо помощи лишь зря тратят свое время. Боги дают надежду лишь иногда, но тут же её отнимают, считая, что ни один человек не достоин быть счастливым, это… просто не честно...

Бог Смерти задумался, в ее словах был смысл, а потому он не мог сказать что-то, что сейчас бы ее утешило сильнее.

— Не желаешь прогуляться? Я знаю чудное место...

— Извините, я, пожалуй, откажусь. Почти всю ночь не спала и мне не здоровится... — та вежливо отказалась и, поблагодарив мужчину еще раз, а следом сделав поклон, скрылась за дверью этого маленького домика, ставшего для нее всем ее миром.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5. Предупреждение

— И вот повадился к ней ходить...— раздался тихий девичий голос, а со спины повеяло легким холодом.

— Снова ты, — произносит равнодушно Бог смерти.

— Нам нельзя выбирать среди смертных любимчиков, забыл? — На ее лице миленькая и теплая улыбка, но это лишь кажется на первый взгляд, все знают — лисам доверья нет.

Она была хороша собой. Нежно розового цвета волосы и белая как мрамор кожа, но кажется, что прикоснешься к ней и замерзнешь.

Бог смерти лишь усмехнулся, хотя в глубине души его кольнуло осознание. Мир между богами и смертными всегда был сложен, полон нерушимых правил и обязательств.

— Молчи лисица, и думай, прежде чем открывать свой рот, когда говоришь... — ответил тот, обдумав ответ, чтобы получился не слишком грубым. Даже не удосужил ее короткого взгляда. Но лисица, казалось, и не собиралась обижаться, её глаза блеснули лукавством. Она подошла ближе, её шаги были бесшумны, как первый снег.

— Ты знаешь, — её голос стал почти шёпотом, — что порой за маской равнодушия скрывается истинная привязанность?

Она сделала паузу, чтобы прочитать эмоции на его лице, но Бог смерти оставался непроницаем.

— Говори что хочешь, но не смей и близко к ней подходить, — это было предупреждение. Бог смерти посмотрел на ту строго, а после развернулся на месте и направился за калитку.

Он пошел за тем мужчиной. Да, ему не понравилось то, как тот себя вел, и он собирался наказать его по всей строгости.

— Хватит идти за мной, будто у тебя нет своих дел...

— Ты сам придумал эти правила, а теперь их нарушаешь...

— И?

— А что скажут остальные? — интересуется лиса, а улыбка с лица все не сходит. Это точно никому не понравится.

Бог смерти остановился и обернулся к лисице, его глаза были наполнены чем-то глубже, чем простая досада. Легкое чувство любопытства боролось с присущей ему хладнокровностью.

— Я знаю, что остальные скажут, — его голос был тихим, но поражал своей уверенностью. — Им не нравится, когда отступают от привычного порядка. Но иногда бездушные правила нужно нарушать ради истины. Или ты считаешь иначе?

Лисица прищурилась на мгновение, ее озорная улыбка стала ещё ярче, и в глазах появилась искорка непредсказуемости.

— Возможно, ты и прав, — ответила она с усмешкой. — Но твою истину могут не оценить. И что тогда? Ты готов рискнуть всем ради одного смертного? Она просто девчонка!

Бог смерти отвел взгляд, его мысли были сосредоточены на чем-то, недоступном даже самой проницательной лисице. Он знал — ответ кроется не в словах, а в действиях, и только время покажет, кто из них двоих окажется прав.

— Отстань уже от меня, — только и смог что ответить, а потом продолжить ход.

— Не пристало божеству марать руки! — Она обогнала мужчину и встала перед ним. Приблизилась, зацепила пальчиками маску, чуть приподняв ту. Холодный воздух вокруг неё ощутимо стал более плотным, будто раздулся пузырь зимней стужи. Её улыбка стала чуть шире, а глаза вспыхнули лукавым светом, — Лучше нам вернуться обратно, и ты это прекрасно понимаешь...

— Уйди лиса или мне придется лишить тебя жизни... Что скажут остальные? Есть ли мне до них дело?

Улыбка с её лица сошла, теперь в глазах была злоба.

— Ты совсем помешался на ней! — шипит та недовольно, — Люди предают, и она сделает так же! — бросила девица и вмиг испарилась, оставляя после себя лишь легкий аромат, напитанный морозным рассветом и полянами дремучих лесов.

Мужчина сидел с соседскими мужиками, что были его друзьями. Они были за столом во дворе. Тот подливал очередную чашку вина, опрокидывая её, пока его жена, наконец, успокоившись, уснула.

— И что ты ей сказал? — интересуется один из сидевших.

— Род её весь проклял! Пусть осознает, что наделала! И родители ее, поди, бросили, потому что она запятнана!

Бог смерти стоял в стороне, наблюдая за этой сценой. В душе у него кипели эмоции, которые он старательно скрывал за своим божественным обличьем. Эти простые смертные, такие уязвимые и непредсказуемые, каждый день принимали решения, которые, как они думали, были важны. Для него же всё это было мгновением, кратким вздохом в вечности.

Он вспомнил лисицу и её предостережения. Она была права в одном: безучастность могла обернуться последствиями, которые бы нарушили равновесие. Однако сердце его было борьбой, в которой участвовало умиротворение и неизученная дорога, таящая приключения. Стоило ли это потерь и жертв?

Пока он размышлял, весёлый смех мужчин донёсся до него, будто вызывая вернуться в реальность.

— Так-так... посиделки... А меня не пригласили? Обидно... — Лалрехал толкнул рукой калитку, а после ступил шаг во двор. Он все же решил, что игра стоит свеч.

— Че? Ты еще кто?

— И суток не прошло... а твоя хваленая любовь к сыну вылилась в реки алкоголя... И чем же ты ничтожный заслужил такое? — Бог качает головой.

Сидящий рядом с мужчиной товарищ по распитию, пихнул его в плечо рукой, задорно усмехаясь, а вот второй шутку не оценил, он весь побелел и пал ниц на землю, не смея поднять взгляда. Правда вот Лалрехал на него даже внимания не обратил.

— Эй, может, тебе да язык оторвать за такие слова? — недовольным и пьяным голосом возмущается горе-отец. Он поднимается с места, чуть шатнувшись, и, взяв кувшин, бросает в сторону бога, благо, тот отшагнул в сторону, и в него не попало.

— Какой ты не гостеприимный, — тянет Лалрехал.

— Пшел вон отсюда! И ведьму эту с собой прихвати защитник хренов! — возмутился тот вновь.

— Ты спятил? — дрожащим шепотом произносит лежащий на земле, — С Богом Смерти так?

— Узнал-таки... — произнес Лалрехал, смотря на лежащего, еще год назад он забрал его жену. Та слегла с тяжелой болезнью. Правда, сжалился и забрал ее быстро. Тот молился о здравии или легкой смерти, так что выбор его пал на второй вариант.

— Да нет богов! Оставилии нас! Вставай давай! — тянет тот друга вверх заставляя встать. сам чуть не упал, но подтащил-таки, — Были бы, люди как скот не гибли и урожай тоже...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он смотрит на седовласого с толикой надменности и злобы, и ни капли веры в нем не было. Скорее был из тех, кто в самое отчаянное время просили помощи у богов, а когда не выходило что-то, винили их же в своих проблемах.

Мужчина в маске усмехается, а после, приподняв край, смотрит на того, вселяя в сердце страх и боль всего мира, приоткрывая грань между жизнью и смертью. Лицо горе-отца покрывается морщинами, а кожа старится на глазах.

— Нет богов? Мне нет дела до других, но смерть... Всегда ходит бок о бок с жизнью и ты, кажется, совершенно об этом забыл... — размеренно произносит Лалрехал.

Тот кряхтит и смотрит испуганно. Падает и пытается за стол удержаться, но и это не помогает. На шум, запахнув халат, выбежала чуть потрепанная и с уставшим видом женщина, что и принесла Элль печальную новость.

Увидев мужа, а после и божество, она поняла, что происходит, и тут же перед божеством пала ниц, ухватившись за подол одеяния.

— Молю! Не забирайте его! — чуть ли не плача навзрыд та просит, раз за разом, с отчаянием в голосе.

— Зачем тебе это жалкое отребье? От него все равно никакого толка...

— Даже если и так, он мой муж и коим бы ни был, я его все равно люблю...— лепечет та жалкие оправдания и на свой страх и риск поднимает голову, смотря снизу вверх.

Он опустил маску, оставляя теперь уже почти старика, стоять в стороне. Женщина же подрывается к уже старику и помогает ему подняться.

— Ни капли благодарности...— цокает языком, — Ни доли благородства...

— Спасибо вам огромное, что сохранили ему жизнь! — благодарит та и быстро низко кланяется несколько раз подряд.

— На рассвете пусть просит прощения, и не у меня... До тех пор, пока она не простит. И больше я не потерплю дурных слухов в ее сторону... Надеюсь, это понятно. Всем.

Он более ничего не сказал, предупреждение ведь оставлено, лишь ушёл своей дорогой.

Глава 6. Извинения

Утром, как и было велено, женщина привела своего супруга к уже знакомой избушке, и каково же было великое удивление Элль, когда она увидела вчерашнего злого гостя в таком странно жалком состоянии.

— Что с ним? — тут же она забеспокоилась и, даже не смотря на то, что тот вчера наговорил слишком много нелепиц и оскорблений, кинулась к ним, чтобы осмотреть.

Да старик не дал.

— Я… я извиниться хотел! За то, что наговорил вчера… ну, хочешь, если нужно, на колени встану! — принялся тот, забыв про смущения и неловкости, выполнять сказанное, но девушка его остановила и с легкой, но теплой улыбкой посмотрела на него.

— Не извиняйтесь, я не держу на вас зла! — произнесла она, с искренней добротой, хотя любой другой, возможно, обиделся бы на подобное оскорбление и, возможно, не простил бы.

«Моли искренне... Громче... Чтобы слышали все» — эхом, словно бы в далеких горах, разносится в голове старика. Люди, которые проходили мимо по своим делам, остановились, удивленно и с интересом наблюдая за необычной картиной, развернувшейся перед ними.

Мужчина поджал свои губы и в страхе, словно испуганный зверь, не смел противиться. Пал на колени и, лбом ударившись о землю, громко стал кричать свои мольбы, прося простить его, на что девушка, полная удивления, опешила. Огляделась по сторонам, оценивая реакцию окружающих, и тут же принялась его поднимать, словно он был на самом деле ей дорог.

— Вставайте! Я же сказала, что не держу на вас зла! — чуть повысила тон Элль, стараясь донести всю серьезность своих слов, а когда, наконец, удалось ему подняться, он у жены из рук забрал маленький аккуратный сверток и с трепетом девушке протянул. Она развернула его и совершенно не ожидала увидеть внутри маленькую, изысканную золотистую, украшенную камнями коробочку, в которой лежали пигментированные с помощью ярких цветов листочки рисовой бумаги, что использовали вместо помады.

—Это тебе… в благодарность, что согласилась помочь, — отвечает за мужа женщина.

— Я не могу это взять! — с замешательством воскликнула она, — Это слишком дорого!

— Бери! Бери! Говорят, сама принцесса такими же пользуется! — настаивает мужчина, словно пытаясь убедить ее в правоте своих слов.

Поблагодарив и, проводив неожиданно нагрянувших гостей, Элль вернулась обратно в дом, полная размышлений и смешанных эмоций.

Сев за небольшой уютный столик перед старым, потемневшим от времени зеркалом, она осторожно открыла коробочку. Недолго рассмотрела листочки, с легким недоверием, а потом, смочив губы обычной водой, та взяла один и, к губам приложив, сжала его, ожидая волшебного эффекта. Через некоторое время, когда губы окрасились в ярко алый и насыщенный оттенок, она убрала листок и на себя взглянула.

Ее миловидное, наивное личико и без того было красивым, но легкий, ненавязчивый макияж на губах придал больше женственности, шарма и загадочности. Знала бы она, что даже сейчас, в этот самый момент, за ней наблюдал любопытный взгляд, полный какого-то странного восхищения. Улыбалась бы она себе так, как улыбалась сейчас, не задумываясь о том, какие мысли и чувства могут возникнуть у других?

***

Со стола все летит на пол, с глухим звуком шмякнувшись о каменный пол, а мужчина без сил, словно потерянный, упирается лбом о столешницу. Волосы его распластались по обе стороны от него, создавая беспорядок вокруг. Маска, видимо, скинутая им в приступе отчаяния, лежит рядом. На теле у него только широкое полотенце, скромно скрывающее нижнюю часть тела, что добавляет всей сцене некой комической нотки.

Что бы он ни пытался сотворить в подарок для Элль, всё рассыпалось в пепел, стоило ему закончить свою работу. Будь то хрустальная роза, шикарная диадема или элегантная брошь — все его усилия обернулись полным фиаско.

— Невыносимо... Бесит... — произносит тот, глядя в пустоту недовольно, его голос полон раздражения и недоумения.

— Господин! Все в порядке? — раздается хриплый голос служанки, что пришла на шум. На ней красивое опрятное алое платье, на поясе аккуратно завязанная лента, а в руках метла с потертым черенком.

Она осмотрела помещение, повергнутое в хаос, и вздохнула, опустив печальный взгляд на разбросанные вещи. Ставя метлу у стены, она подходит ближе, и в своей привычной манере начинает неспешно убираться, аккуратно ставя вещи на свои места, стараясь вернуть хоть какую-то гармонию в эту беспорядочную обстановку.

— Извините, что лезу не в свое дело… — вновь она подала голос, с сочувствием в звучании, — Это из-за той девушки?

— Что бы я ни сотворил... Созидательного от меня столько же, сколько в сите можно унести воды.... — произнес тот, не поднимая головы и оставаясь в своих печальных мыслях, — Как сделать ей что-то в подарок, если у меня не выходит ровным счетом ничего?!

Собрав осколки от разбитой вазы, служанка смотрит на остатки пепла, что были когда-то подарком, и мягко улыбается, несмотря на всю патетику ситуации.

— А если… для неё главный подарок — это и есть ваше внимание? Я… невольно подслушала ваш разговор, прошу прощения, мне лучше пойти и дальше делать свою работу, — тут же та решила уйти, полная смущения, решив, что сказала лишнее. Взяв метлу, она покидает комнату спешно, оставляя его наедине с мыслями.

Он принял положение сидя, не в силах поднять глаза, а после переводит взгляд на маску, которая олицетворяет его страдания и разочарование.

— Внимание? — спрашивает тот сам себя, словно пытаясь осмыслить на первый взгляд простую, но в то же время глубокую мысль, которую, возможно, стоит рассмотреть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7. Прогулка

Глубокой ночью в окошко раздается тихий стук. Ночное небо чистое, а звездная россыпь кажется еще ярче, вдобавок к полному отсутствию луны на небе.

На девушке, кроме белья, ничего больше не было. Она накинула на себя халат и подошла к окну. Но едва она увидела знакомое лицо, сразу же отвернулась, тихо пискнув от неожиданности и смущения.

— Вы...?

— Я, — промолвил он, и на его губах заиграла загадочная улыбка.

— Зачем в такую темень сюда пришли? — задает она вопрос, в котором звучит легкое недоумение, тихо, но так, чтобы слышно было и за окном. У самой уши красные, словно спелые ягоды. Не гоже было в таком виде представать перед мужчиной, который даже не был её мужем, но упустить возможность она не могла.

— Выходи ко мне на прогулку... Я покажу тебе одно совершенно уникальное место... — произносит он тактично, с легким, почти неуловимым благородством, стоя к окну боком, уважая её личное пространство. Лалрехал смотрел куда-то в огородик, где тихо, едва слышно шуршали листья под лёгким, нежным ветерком, создавая атмосферу волшебства и загадки.

— Но сейчас слишком поздно и... — вздохнув, та отошла от окна, но, поняв, что с её стороны было бы невежливо отказывать, надела платье нежно-голубого с лёгким оттенком, что давно пылилось в ящике, забытое среди других вещей. Собрав наспех волосы заколкой, она вышла из дома с лёгким трепетом в душе.

Элль перед ним, улыбнувшись, поздоровавшись поклоном, как полагается, улыбнулась еще больше, демонстрируя приятное волнение.

— Я так рано или поздно привыкну к вашим внезапным исчезновениям и неожиданным появлениям, — смеется та, добавляя немного игривости в разговор.

— Я мог бы приходить чаще, но боялся, что тебя это напугает... Потому вежливо терпел столько, сколько мог, до следующей встречи, — с улыбкой ответил тот и протянул ей руку, ладонью вверх, обычный жест, приглашающий следовать за ним.

Рука девушки ложится поверх, а пальчики чуть сжимают его руку. Она идет рядом, смотрит на пейзажи вокруг, что многие видела уже сотню раз, если не больше, пока жила и живет до сих пор здесь.

— Как вы и говорили, я все равно постоянно одна и далеко не против вашей компании, — заговорила девушка, — Меня больше напугало ваше сегодняшнее внезапное появление.

— Я ждал новолуния.

— Новолуния? — удивленно переспросила Элль, с любопытством приподняв брови.

— Да, чтобы показать тебе то самое особенное место... — говорит тот, ведя девушку в сторону леса.

Они сошли с тропы почти сразу же, оставив за собой привычные маршруты. Мужчина уверенно шел чуть впереди, а ветки деревьев, словно по волшебству, сами уступали им дорогу, раскладываясь в стороны, как будто приветствуя их. Они шли недолго, всего лишь несколько минут, пока в воздухе не послышался мелодичный шум воды, приятный и нежный.

Водопад, падающий в небольшой прудик, который выглядел как прекрасное ожерелье среди самой природы, завораживал и восхищал своим буйством и красотой. От него поднимался легкий, почти невесомый пар, создавая атмосферу настоящего волшебства и чудес, словно они оказались в другом, неземном мире.

Дно прудика было устлано светящимися, мерцающими водорослями, от чего все вокруг словно наполнялось мягким, волшебным сиянием, создавая иллюзию сказочного мира, в который они смело и бездумно проникли, отложив все заботы и суету на потом.

Элль остановилась, и рот её приоткрылся от удивления и восхищения, когда она осознала всю прелесть этого необычного места. Она разглядывает все вокруг, каждой частичкой своей души стремится запомнить этот момент, и, сделав несколько шагов вперед, подошла к водоему, который манил её своей красотой.

Присев на корточки, девушка осторожно коснулась воды, и, едва дотронувшись, почувствовала, как будто это касание пробуждает в ней что-то невиданное. Смотря на свои пальцы, она почувствовала, что вода ей казалась совершенно какой-то волшебной, как будто обладая собственным характером и тайными силами, готовыми открыться лишь ей.

— Оно и правда особенное… здесь очень красиво, — улыбается мягко и поднявшись, поднявшись с места, встав в пол оборота, смотрит на мужчину.

— Тебе нравится?

— Да, но…

— Но?

— Почему решили именно меня сюда привести?

Мужчина подошел. Встал рядом, наблюдая за её реакцией с лёгкой, едва заметной улыбкой на губах. Лунный свет отражался от воды, играя бликами на его лице, придавая ему таинственный вид. Он задумчиво посмотрел на водопад, как будто в этом месте заключалась какая-то важная для него тайна.

— Это место — не просто природное чудо, это что-то большее для меня. Я нашел его так давно, что не могу и упомнить, — чуть приглушённым голосом начал он. — С тех пор оно стало моим убежищем, моим тайным уголком, где я мог обдумывать свои мысли и мечты.

Он смотрел, как её глаза светились любопытством и восхищением.

— Я решил показать это тебе, потому что ты непростая девушка, Элль, — продолжил он и, взяв её за руку. — Ты особенная. И мне хочется, чтобы это место стало значимым и для тебя. Так же, как когда-то стало для меня.

Смущаясь, но при этом явно испытывая радость, та отвела взгляд, но улыбка с её лица не спала ни на секунду, словно свет машинально излучался от неё.

— Мне никогда в жизни… не делали таких прекрасных, удивительных подарков, — тихо призналась она, глядя ему в глаза с искренностью. — Спасибо, что решили доверить мне что-то подобное, хоть и не были обязаны этого делать...

Она чуть приблизилась, погрузившись в волну эмоций, и оставила на щеке Лалрехала едва весомый, лёгкий поцелуй в знак благодарности.

В мире, где каждый подозревает друг друга, и почти не осталось места для искренней доброты и доверия, Элль и правда была ему благодарна за то, что он доверился ей так же, как и она, хоть и слепо, полностью открылась ему, рискуя сердцем в этом непростом мире.

— Это место определённо украшает твое присутствие...

— Вы не перестаете меня смущать…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хочешь искупаться? Вода здесь всегда теплая... Хотя, наверное, это было бы чересчур... Мне не стоило предлагать, прости.

— Вам я могу всецело доверять, — улыбнулась та, в её голосе звучала искренность, а в глазах светился огонёк уверенности.

Глава 8. Источник

Элль отвернулась, словно принимая внутреннее решение. Дыша глубоко и спокойно, она развязала сначала поясок, позволяя ткани свободно скользнуть по её фигуре. Затем, следом, сняла первый слой одежды, после второго, оставаясь лишь в белье, которое нежно обрисовывало её силуэт.

Распустив волосы, которые до этого закрывали большую часть её тела, она позволила себе откинуть и их, чувствуя, как лёгкий ветерок нежно касается её кожи.

Девушка аккуратно опустилась в воду и заколку, что держала в руках, положила на камни, после оперевшись о них же спиной.

— И правда теплая… — с задумчивостью произносит Элль с легкой, почти незаметной улыбкой, — раньше, когда я была маленькая, мы с братом и с отцом часто ходили к источникам… это место навевает на меня приятные, тёплые воспоминания, которые я храню в своем сердце, — добавляет она, словно погружаясь в былые времена.

— Я рад, что тебе здесь нравится, — произносит мужчина мягко, сидя к девушке спиной. Ему очень хотелось бы коснуться ее бархатистой, нежной кожи, провести пальцами по тонкой, изящной шее и увлечь в трепетный, нежный поцелуй, но он не хочет пугать ее своим напором и желаниями.

«Маленькими шажками, главное идти уверенно» — подумал тот про себя, обдумывая все, что происходило между ними.

Она обернулась и направила свой взгляд на его спину, затем на его волосы, и, недолго думая, с легкостью переместилась к другому бережку, где росли небольшие, но не менее красивые цветы. Нарвав их, она вернулась обратно, коснулась его волос, аккуратно и с заботой принимаясь плести пару тонких кос. В них были вплетены цветы, а после, собрав все в аккуратный пучок, она вколола свою шпильку.

Лишь после этого, отстранившись и довольная, она улыбнулась ему, словно солнце, пробивающееся сквозь листву.

Он сел в пол оборота, с восхищением смотря на нее. Из-за неяркого света воды его глаза сияли еще пуще прежнего, полные тепла и чувств, а заплетенные теперь волосы придавали романтизма ситуации.

Мужчина склонился ниже, опираясь о камни, и, взяв ее личико в свои руки, нежно, как будто боясь нарушить этот идеальный момент, а потом коснулся ее губ своими.

Едва ли поцелуй продлился хотя бы пару секунд. Рука на скользком камне, что служила опорой, таковой уже не была и мужчина соскользнул в воду к девушке. Элль только пискнуть успела и прижаться от испуга к мужчине. Чтобы не дать ей потонуть, тот подхватил ее за талию и поднялся на поверхность воды прежде, чем она нахлебалась бы воды.

— Черт... — произносит тот, мокрый как котенок.

Элль на него взглянула и не смогла сдержать смеха. Его вид перебивал мысли о том, что было пару секунд назад в виде поцелуя.

Хоть и смущенная, но она не отстранилась, лишь поправила пряди мокрых волос.

— Вам… лучше высушить одежду, чтобы не заболеть, — дает та совет, но и не хочет, чтобы он отстранился. В груди что-то ёкает, а в животе шебуршит, словно сотня бабочек.

— Сделаю это позже... Вода здесь теплая, так что я не заболею... — произнесла она, будто это было возможным, учитывая, кто он такой.

Мужчина нежно погладил ее щеку, после чего аккуратно убрал мокрые пряди волос с ее личика назад, за ухо.

Чуть поджав губы, она отвела взгляд вниз, погружаясь в свои мысли, а потом снова взглянула в его глаза. Приподнявшись на сколько это только было возможно, она осторожно коснулась его губ своими, пытаясь повторить то же, что и он сделал пару минут назад. Целует его неуверенно и боязно, пока пальчики сжимают мокрую ткань его одежды на плечах, стараясь держаться хотя бы так. Эта связь между ними казалась одновременно хрупкой и невероятной.

Он же приподнимает ее одной рукой, а вторую укладывает на ее щеку и лишь поддается поцелую, желая сохранить это волшебное мгновение. Сорвать бы чертову маску и показать ей всего себя, свои истинные чувства и переживания, но нельзя. Он понимал это, ведь если не сможет сдержаться, то она может погибнуть.

— Вы только посмотрите… какая милая картина, — раздается насмешливый голос лисицы, что вальяжно и беззаботно лежала на ветке дерева, держа в руке кувшинчик с тем самым изысканным вином, что подарила бедная девица.

Лалрехал заметно напрягся, внутренне ощущая, что от нее не стоило ожидать чего-то хорошего. Она была известна своей способностью нарушать покой и разрушать самые лучшие моменты. Лисы любят наслаждаться чужим негодованием.

— Я его жду… грею нашу постель, а он тут развлекается, — с явным уколом произнесла лисица, ее слова, словно металлические стрелы, пронзили атмосферу между ними.

Элль, услышав слова этой девушки, машинально оттолкнула от себя мужчину и испуганно, в легком шоке, посмотрела на новую появившуюся фигуру. Ощущение тревоги охватило ее, и в панике она быстро вышла из воды, спешно и неуклюже начиная одеваться, будто лишь бы убежать от неловкой ситуации.

— Из-извините… мне пора… — спешно произнесла она, забыв обо всем, что произошло до этого, и, собрав свои чувства в кулак, поспешила уйти.

«О чем я только думала» — пронеслось в голове девушки, а глаза едва могли сдержать слезы, подступающие к уголкам глаз, готовые проложить свой путь по щекам. Это определенно не могло не радовать ту, что вторглась и так грубо нарушила такой трогательный момент между ними.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9. Лисьи замыслы.

— Какого рожна? — рычит недовольно Лалрехал, смотря на лисицу, а после выходит из водоема, позволяя воде стекать по одеяниям вниз. Даже так видно рельефное тело.

— Пытаюсь привести кое-кого в чувства, — лукаво произнесла она, словно играя в опасную игру, и, открыв кувшин, безжалостно вылила его содержимое на землю, а после разбила тот о камни с резким и отчетливым звоном, который эхом отразился в воздухе. Спустившись вниз с дерева, она подошла ближе, демонстрируя свои хвосты во всей их красе, словно соблазнительный танец, который манил его к ней. На нем не работает. Никогда не работал.

— Знаешь, почему нам нельзя любить? Мы любим лишь один раз и до конца своих дней. А людям, как ты знаешь, свойственно влюбляться не раз и не два… — произнесла она, ее голос стал сладким и одновременно ядовитым. Лиса кладет пальчики на его грудь и, проводя вниз, с легкостью забирается под ткань, касаясь его кожи, едва царапая, вызывая в нем череду смешанных и противоречивых чувств.

— Насколько ты будешь зол, когда вкусишь этот сладкий и ужасный плод предательства? Или ты действительно думаешь, что она такая особенная, что будет любить только тебя? А даже если так… — продолжала она, — Как долго она проживет? Как долго будет свежа и красива? — ее глаза сверкнули с искоркой хитрости и злого веселья.

— Только двинь руку дальше, лиса, и я не поскуплюсь поторопиться снять маску… — произнес он, его голос стал низким и угрожающим, чуть ли не прорычав слова, словно это предостережение звучало над их головами. Он забирает ее руку в свою, довольно больно сжимая, чувствуя, как адреналин бурлит в его венах, — Только приблизься к ней или еще хоть раз вмешайся… И ты отправишься к своим проотцам, ты меня услышала? Это последнее предупреждение, — добавил он, как будто вокруг них встал крепкий барьер, способный защитить все, что он так высоко ценил.

Она одернула руку с тихим шипением, полным злобы и обиды, а взгляд ее столкнулся с его, выражая ненависть, как будто в ее глазах уже клокотал гнев.

— Как бы она ни увидела, насколько ты уродлив! — бросила она горячо, прежде чем исчезнуть, подобно призрачному видению, оставляя за собой лишь неприятное послевкусие и осадок тревоги, что навис над ними, словно темная тень.

***

Элль быстро, словно ветер, добралась до родного дома и, закрывшись, заперла все двери и окна, тщательно занавесив их, создавая уютный мирок, где не было бы места для нежданных проникающих взглядов. Переодевшись в сухие, теплые вещи, она плюхнулась в свою постель и укрылась одеялом, как будто это могло защитить ее от бушующих в душе бурь.

Сон все ни как не шел, ускользая от нее, подобно тени, всегда находящейся вдалеке, а слова лисицы, эти острые ножи, ранили ее сердце, оставляя болезненные шрамы. Зарывшись в одеяло, она свернулась калачиком, как маленький зверек, и тихо всхлипнула, стараясь унять нарастающую боль.

— Если у него уже есть избранница... зачем было приходить ко мне и... этот поцелуй... — произнесла она, подавляя слезы, пальцами коснулась своих губ, словно искала остатки того волшебства, что всего лишь мигом озарило ее жизнь. Этот поцелуй, такой чувственный, такой неподдельный. Как мог этот мужчина так нагло ворваться в ее жизнь, а потом все испортить? А ведь она ему доверилась.

Голова от мыслей разрывалась, словно не могла унять поток сомнений и вопросов, навалившихся на нее. Каждая мысль становилась тяжелее предыдущей, обременяя ее, а высказать все, что скопилось среди этого холодного одиночества, что нарастало в каждом углу этого дома, было не кому. Это ощущение угнетало — стены становились ее единственными свидетелями, а пустота вокруг лишь усиливала гнетущую тишину, делая ее еще более невыносимой.

— Идиотка… я такая глупая…

***

— Ты опоздала сестрица... — Вальяжно развалившись на перьевых подушках, рыжеволосый лис поедал фрукты. Амхиель был треххвостым лисом, но ничуть не уступал той по силе, — Он уже без памяти потерял себя за ней... Как за версту не учуяла? Тебе следовало покрутить перед ним хвостом намного раньше....

— Лучше бы тебе заткнуться, — шипит та недовольно. Хоть личико у той было миловидным, но вот характер ой, какой прескверный.

Зайдя за ширму, девушка сняла с себя платье и, надев тонкую сорочку, вышла. Ни капли того не стеснялась, да и они росли вместе, чего он там не видел под одеждой?

Взяв бутылочку с вином и чашечку та села на одну из подушек и налив немного вина отпила опустив грустно уши.

— Так не честно… чем эта девчонка лучше меня?

— Никогда не понимал этих богов... — мурлычет тот, — Как можно не полюбить такую как ты? При фигуре, при голосе, а какие поешь песни сладкие! — растягивает слова как песню, перебираясь поближе к ней, укладывает голову на колени, пока хвосты трутся об ее.

Она мягко улыбнулась и коснулась его волос пальцами. Зарылась в них и чуть оттянула, коснулась уха и за ним принялась плавно почесывать.

— Только ты меня и понимаешь…

— М… да-да…

— В прошлый раз ему не понравилось, что я утопила моряка! Он ведь первый полез, что я могла еще сделать будучи беззащитной? — строит она жалобные глазки не воспринимая тот факт, что нарочно того соблазнила, а после убила, решив полакомиться.

— Вот-вот! А я о чем!? — утвердительно тот кивает головой и приподнимается, быстро чмокая девушку в губы, — Хороша! Со всех сторон, — также мурлыкая произносит тот и ложится обратно. А что? Они не родные по крови, только росли вместе, что ему будет?

Она же тихо посмеялась на его выходку и вновь отпила немного вина. Поставила чашу на столик и откинулась на спину, смотря в потолок, и уходя в свои мысли.

— Что бы такого сделать, чтобы он её разлюбил… — тише та произносит, спрашивая у самой себя, но в голову кроме как «её смерть» ничего не приходит.

— Подожди лет двадцать, она сама умрет... — произнес лис с легкой усмешкой, прикрывая глаза, словно предвкушая последствия своих слов. — М... вспомнил, кажется, братец у нее есть, старший. В столице, служит в королевской армии... Вот бы он «рад» был, если бы узнал, что сестрица его попала под чары Бога Смерти, — добавил он с сатирическим подтекстом, позволяя себе ощущение триумфа в этой мысли. — Для тебя узнавал, не благодари!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лисица приподнялась, и на «брата» взглянула как-то даже слишком радостно, в глазах ее заиграли огоньки. За щеки его хватает, заставляет приподняться и нежно, но кратко целует в губы.

— Отблагодарю, особенным способом… — хитро та заулыбалась, как будто знала, что эти слова вызовут бурю эмоций в душе лиса. Но тут же, незаметно и быстро, отстранилась, упав на спину и уткнувшись ножкой в его грудь, останавливая его порыв. — Но позже, после того как найду его и расскажу эту «замечательную» новость.

Он состроил недовольную мордашку, так и продолжая нависать сверху. А ведь уже был готов взять свою благодарность, чтобы почувствовать, что она ценит его усилия. Прижал ушки, вздохнул грустно, словно все светлые надежды вдруг потускнели, и отстранился, усаживаясь обратно за стол, будто физическая дистанция могла хоть как-то уменьшить его печаль.

Обидно ли ему было? Да, очень. Каждый его вздох ощущался как призыв к справедливости. Ведь она бегала за этим божком, совершенно не обращая внимания на то, что он готов сделать для нее, и делает, рискуя своим благополучием.

Лис налил себе вина, наполняя стакан до краев, и сделал пару глотков, позволяя терпкому напитку скользнуть по горлу, смывая с собой горький привкус обиды и неразделенности. В его глазах проскочило раздражение, но он не поддавался, погружаясь в свои мысли, словно искал утешение в глубине бокала.

— Не строй такую рожицу, — вздохнула лиса чуть нервно и подсела ближе, обнимая сзади за шею. Пальцами водит по груди и кожу щекочет, царапает легонько. Губами касается его шеи и оставляет влажные следы.

— Я тоже тебя люблю не меньше и благодарна за твою помощь..

— Угу... — кивает тот коротко и наливает еще. Божества и существа, такие как они, влюбляются лишь раз в жизни. Таков был закон. Таково проклятье.

Она опускается ниже и пересев на его бедра, забирает чашу, ставя на стол позади себя.

— Снова напьешься до беспамятства, если продолжишь. Я тебя даже уложить не смогу, — ворчит та обиженно и его руки себе на бедра кладет, следом обнимая за шею, — Что тебя терзает снова? Поделишься с сестричкой?

— Прости... Не в этот раз... — качает тот головой чуть, прикрывает глаза и приоткрывает снова, уже светящиеся, с вертикальным зрачком, — Займусь его поисками для тебя с утра... А теперь ступай спать... В последнее время ты уделяешь этому мало времени. Как же будешь соблазнять своего благоверного, если мешки под глазами появятся? — он горько усмехнулся и, чуть наклонившись корпусом вперёд, взял чашку с вином.

Глава 10. Простуда

Элль не выходила из дома уже несколько долгих и тягостных недель, и почти столько же времени не ела, словно мир вокруг нее перестал существовать. Даже цветы, что росли пышными соцветиями перед ее домом, начали увядать, теряя свою яркую окраску, а сама она исхудала и потеряла былую свежесть. После тех купаний и прохладного ветра, она простудилась, но, охваченная терзаниями своего сердца, ни есть, ни пить и тем более лечиться — совсем не хотелось.

Она ведь и не любила никогда раньше, или, по крайней мере, ни разу не осознавала, что такое ощущение может существовать на самом деле. А когда, наконец, поняла, что это за такое, вдруг все рухнуло, как карточный домик, из-за пронзительных слов лисицы, что застряли у нее в голове и не отпускали.

Каждое утро она просыпалась в тишине, лишь ветер шевелил краешки штор, а свет, пробиваясь сквозь окна, создавал радугу из пыли и запечатанных воспоминаний. Иногда, глядя на увядающие цветы, она думала, что и сама равным образом увядает, как будто судьба была чем-то неразрывно связана с ее состоянием. Отчаяние сковывало ее, как железные оковы, и каждое мгновение тянулось, словно вечность, заполненная непонятной тоской и болью. Жизнь казалась ей серой и однообразной, и, чудилось, светлые дни никогда не вернутся.

— Господин! Господин! — с криками и растревоженным лицом вбегает в покои Бога Смерти служанка, — Госпоже Элль совсем не здоровится!

— Не здоровится? — недоумевает он, вновь ощутив тревогу в сердце.

— Хоть вы и не велели, я решила её проведать, но она даже дверь мне отказалась открыть… — Быстро спеша излить свои переживания, она тут же на колени опустилась и прижала голову к полу, словно искала прощения за свою инициативу, — Я в щель подглядела! Можете меня за это выпороть! Это было слишком нагло с моей стороны!

— Подготовь лекарства от простуды... И теплой каши... — спокойно, но с легкой настороженностью отдает тот распоряжение, понимая всю серьезность ситуации.

Уже через короткий промежуток времени божество вошло в дом.

— Решила себя угробить? Кто же будет лечить селян? — спрашивает тот, поставив узелок с лекарствами на столе, и развязывая его, чтобы подготовить содержимое для её исцеления.

— Зачем вы тут? — спрашивает Элль тихо и хрипло, ослабевшими губами. Она лежит на спине, а сил пошевелиться даже нет, словно ее тело предало её, оставив лишь тень прежней жизни, — Вас ведь ждет возлюбленная…

Она отводит взгляд и гулко сглатывает, подступивший в пересохшем горле ком.

— Все же… видимо не только у богов привычка… давать надежду и тут же её забирать… — хрипло она смеется, но кашель тут же одолевает её. Бормочет что-то в бреду и старается лишний раз на него не смотреть, чтобы не делать себе еще больнее.

— Возлюбленная моя, ждет в постели, совсем без сил и едва ли держит сознание... Думаю, это должно быть так... — вспоминая слова прислужницы, тот высыпает порошок в суп, что та приготовила. Сказала, что кашу той будет трудновато съесть, а вот суп проще.

Он проходит к постели и садится на край, перемешивая содержимое тарелки.

— Приоткрой рот...

Элль уперлась руками о постель и, не с первого раза, но у неё получилось сесть. Кости едва ли видны, а того здорового румянца и след простыл оставив холодную, почти мертвенную бледность.

Она приоткрыла рот не в силах спорить и проглотила содержимое ложки и так одну за другой опустошила тарелку.

— Вам стоит пойти к ней, — заговорила девушка наконец, после долгого молчания, стараясь произнести эти слова с уверенностью, — а не возиться со мной, — добавила она, пытаясь сделать всё, лишь бы он ушел, чтобы не мешать ему. Но сердце этого не хотело. Оно стучало в унисон с нежными воспоминаниями о том, как хотелось снова оказаться в его объятиях и почувствовать сладкий вкус его губ на своих, теплых и манящих.

— Я там, где должен быть сейчас... — произнес он, — Лисица тебя обманула. Она любит портить другим жизнь, такова её природа... Нужно съесть ещё немного… я наберу еще еды для тебя...

— Я больше не хочу, спасибо… — бормочет она, чувствуя, как все силы оставляют её, и укладывается обратно, но уже на бок, дрожащими руками кутаясь в одеяло, как будто оно могло укрыть её от всего мира. Хоть и стояла знойная жара, что бывало очень редко, а в домике была комфортная температура, болезнь совсем её скосила, отдавая ознобом, заставляя чувствовать себя беспомощной.

— Я… вам признаться тогда хотела… но после её слов, наверное, стоит забыть об этом… — тихо произнесла она, её голос дрожал от страха и уязвимости, но душа не могла скрыть того, что действительно хотела сказать.

Мужчина, услышав её, улыбнулся, и, поставив тарелку на пол неподалёку, пододвинув её с края, лег рядом, обнимая её через одеяло, словно защищая от всего, что её беспокоило.

— Сейчас поспи... Я побуду с тобой... А после скажешь всё, что хотела... — произнес он, его тон был полон тепла и заботы.

Поддавшись чужому теплу, Элль, как маленький котенок, прижалась к нему, уткнувшись носом в его грудь и прикрывая глаза, охваченная забытьем. Так и проспала до самого утра, унося с собой свои страхи и тревоги в мир сладких снов, где существовали лишь они вдвоем, без посторонних, без обмана.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11. Исцеление

Проснувшись в чуть более хорошем и, можно сказать, лучшем состоянии, чем прежде, Элль, наконец, приподнялась и, разлепив свои запечатанные сонным покоем глаза, тут же отстранилась, находясь в состоянии лёгкого замешательства, прижавшись к холодной стене. С трепетом прикрыла рот пальцами, стараясь не взвизгнуть от неожиданности и переполненных эмоций.

«А как…так вышло?!» — спрашивает она, словно в бесконечном диалоге, саму себя, но позже вспоминает, что произошло совсем недавно, и снова невольно, без особых причин, улыбается, ощущая прилив теплоты. Подсаживается ближе к мужчине, что спал рядом с ней, и аккуратно убирает упавшую на глаза прядь, коснувшись маски, лежащей на его лице. Желание её снять и жгучее любопытство к тому, что скрывается под ней, были сильнее, чем любые страхи. Девичьи пальцы осторожно касаются края, и, приподнимая её тихонько, её глаза пытаются хоть что-то разглядеть в полумраке комнаты.

Он, внезапно, перехватывает её руку, не позволяя ей продолжить, хоть она и сняла почти половину маски.

— Нельзя... — произнёс Лалрехалл с лёгким оттенком настойчивости, — можешь снять что угодно, только не её... — добавил он, словно взвешивая каждое слово, что придавало его фразе дополнительный вес и значение.

— Извините, — кратко произнесла та, чуть расстроенно, и, вытащив свою руку из чужой, сложила обе на своих ногах, — И спасибо за лекарство, если бы не вы я бы отправилась к родителям куда раньше, чем положено.

— Куда бы ты отправилась к ним? — с интересом спрашивает тот, принимая удобное положение, сидя на краю кровати и наблюдая за её движениями.

Она, немного задумавшись, пальчиком показывает в потолок, словно там, в высоте, находится ответ на все её вопросы.

— В тот мир… К создателю, — чуть тише добавила она, сгибая голову в сторону, как будто пытаясь укрыться от тяжести собственных слов.

Прошло мгновение. Элль выползла из-под уютного одеяла и юркнула за ширму, принявшись приводить себя в порядок, словно стремясь скрыть все переживания и мысли. Худо-бедно та собрала свои грязные, растрепанные волосы в небрежный пучок и, освежив свой образ, надела платье. Не станет же она при нём смывать с себя всю эту грязь и неопрятность, с которой так долго жила.

Подойдя к окну, она решительно открыла шторы, а следом и ставни, позволяя яркому солнечному свету залить комнату, и так же это коснулось второго окна, пуская свежий и прохладный воздух, который наполнил пространство. Ещё даже не до конца оправившись, решила приняться за домашние дела, словно они могли отвлечь её от мыслей и забот об окружающем мире.

— Твои родители не умерли. Не в «том мире». Они не попали бы туда, минуя Бога Смерти, это невозможно... По крайней мере, до этого момента, такого никогда не происходило.

— Тогда… если они живы, то почему просто не вернутся домой? Не могли же… они меня бросить..? — последнее она сказала тише. Её слова все больше походили на правду, но девушка отрицала эти мысли, стараясь думать о том, что она однажды проснется утром от стука и, когда откроет дверь, за порогом увидит их, и брата, о котором очень давно не было вестей.

Мужчина поднялся с места и подошел, притянул ее к себе и обнял за талию.

— Разве возможно не вернуться к тебе? Возможно, обстоятельства сложились иначе... Не печалься. Улыбка тебе к лицу, — произнес он с теплом в голосе.

— Я вся грязная, вы запачкаетесь, — тихий лепет с её губ, и она поджала их, подняв стыдливый взгляд, как будто её внутреннее смущение придавало её словам дополнительную нежность. Она до сих пор не понимала, как тот так легко общается с ней, словно они были близкими людьми, и без какой-либо брезгливости касается её, словно это было совершенно естественно.

— Ничего... Это все пустяки... И я могу легко это доказать... — он кладёт руку на её щеку с мягким прикосновением, склоняется ниже, чтобы коснуться её губ с легким чмоком, — Видишь?

— Зачем вы это снова делаете? — спросила она с настороженностью, искренне не понимая его мотивов.

— Что именно? — с удивлением упрямится он.

— Снова подпитываете чувства к вам… — делает она своеобразное признание ему, упираясь лбом в его грудь, пальцами вцепившись в ткань его одежды, словно искала в этом спасение.

— Потому что я не могу держать их в себе... — произносит тот, опуская взгляд, полон противоречий и глубоких раздумий. — Ты стала слишком значимой для меня, и я не могу это отрицать, но... И позволить тебе быть слишком близко. Так эгоистично с моей стороны. Я не хочу, чтобы ты страдала...

Она подняла на него взгляд и мягко улыбнулась, освещая их разговор.

— С вами мои дни стали намного краше… — произносит Элль, — когда вы пропали, я каждый день выходила в то же время, в надежде, что вы придёте и… пока болела, тоже надеялась, что если и умру, то хотя бы не в одиночестве.

Она приподнялась и теперь уже сама коснулась губами его, вовлекая в поцелуй — нежный и трепетный, полный волнения, будто их снова могут прервать, и это только усиливало магию момента.

— Я не могу.... — шепчет он устало, полон внутренней борьбы, — Не могу позволить тебе увянуть, мой дорогой цветочек... Но и уйти, оставить тебя, тоже... Как же мне поступить?

— Я буду готова вас ждать столько, сколько потребуется, — улыбнулась Элль, глубоко веря в свои слова и в их обоюдные чувства, давая свой ответ, который казался ей таким важным.

Через пару часов, проводив своего гостя, она привела в порядок сад с цветами, которые радовали глаз, и маленькие грядки, где росли овощи. Убрала сорняки, прибрала в доме, чтобы вернуть ему уют и теплоту, и, наконец, привела и себя в порядок, смыв всю эту скопившуюся грязь, как старые обиды.

Надев свое самое красивое платье, и нанеся не сильно яркий макияж, она решила прогуляться по деревне, что делала очень редко. А заодно нужно было зайти в пару лавок, чтобы взять продукты, такие как хлеб и крупу, и продать свои лекарства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12. Признание

Бог Смерти к вечеру снова оказался у её дома, словно бы только этого и ждал, ни на мгновение не отклоняясь от своего расписания. Того долгожданного часа, часа их встречи.

На старом деревянном столе стояли красивые, изящные цветы, которые приносили в дом атмосферу свежести и нежной романтики. Он, конечно же, не мог собирать их сам; ведь если бы столь роковая рука прикоснулась к нежным растениям, они увяли бы почти сразу же, в тот же миг, как были бы сорваны.

Элль, никуда не спеша, пришла позже обычного, но все равно с радостью в глазах. На спине у нее всё та же старая корзинка, в которой, как всегда, лежал небольшой мешочек риса, пара свежих булочек и чуть-чуть фасоли, разложенной в маленький мешочек. Её деятельность по лечению детей не осталась незамеченной, и они, из чувства благодарности, надавали ей сладостей и пару самодельных игрушек, каждая из которых несла тепло детских рук.

Завидев встретившего её мужчину, Элль не смогла сдержать своей радости; импульс, движимый искренними чувствами, заставил её, бросив корзинку на землю, подбежать к нему и крепко обнять его со спины. Хоть и прошло совсем немного времени с их последней встречи, но она успела соскучиться, ведь такие моменты бесценны.

— Цветочек, ты прямо сияешь! — с улыбкой произнёс он, повернувшись к ней и обнимая в ответ с невероятной теплотой и заботой, — Скоро совсем поправишься...

— Мне правда лучше, а всё благодаря вам! — весело улыбнулась она, и, немного смутившись, отстранилась, чтобы принести в дом корзинку.

Девушка аккуратно разобрала всё содержимое и, наконец, достала с её самого дна кольцо. На её же руке висел аккуратный браслет, умело плетённый из алых нитей, в то время как в кольце был красивый алый камень, мерцающий в лучах заходящего солнца. Определенно комплект.

Она затем, стараясь выказать всю свою признательность, вернулась к мужчине и, не задумываясь, протянула ему это кольцо, как знак своего доверия и общих надежд на будущее.

— Это вам…

— Мне? — удивился Лалрехалл.

— Верно, — девушка кивнула, — обычно у нас в деревне их дарят на свадьбу…но они мне так понравились, что решила взять в качестве подарка… для вас...

На своей руке она показала браслет, что был похож рисунком на кольцо, окантовка из металла вокруг камня.

— Очень красиво... А мне нечего подарить тебе взамен. Не могу сорвать для тебя даже букет, — мужчина неловко посмеялся. Он не хотел лгать ей, но понимал, что должен открыть хотя бы половину правды.

— Мне хватает того, что вы просто рядом, — улыбнулась та и протянула ему на ладони кольцо в надежде, что мужчина его примет. Так он и сделал, позволив надеть то ему на палец.

— Вас что-то беспокоит? — вдруг спросила Элль, не удержавшись от того, чтобы поинтересоваться. Она заметила, как тот поменялся в настроении, как будто тяжесть невидимых оков легла на его плечи. Взволнованные глазки осмотрели мужчину, словно пытаясь расшифровать загадку, и снова остановились на его глазах, что так заворожили её с самого начала, искрящиеся глубиной и тайной.

— Ты так чиста и невинна, что то, о чем я не поведал тебе, считается почти что преступлением... Цветочек, — произнес он, не отводя взгляда, и это слово, словно шелк, изреченное, заставило её сердце забиться быстрее. — Этот взгляд. За него я весь мир готов отдать на растерзание ветрам, ведь он такой чистый и неподкупный.

— А почему …не можете рассказать? Я не осужу вас! — поторопилась она ответить и тут же одарила мужчину теплой, искренней улыбкой, полной доброты и понимания.

— Нет, так негоже, — покачала девушка головой.

Решив, что за чашкой чая разговор пойдет куда лучше, она пригласила того в дом, забрав перед этим цветы со стола и поблагодарив за них.

Сидя за низким, уютным столиком, Элль разлила чай по чашечкам. Отпив немного из своей, она поставила ту на блюдце, чувствуя, как тепло пронизывает её, и сложила руки на коленях, ожидая, что он признается в своих тайнах.

— Так… что это за такая ужасная тайна? Которую вы не можете мне поведать… — спросила она, стараясь уловить любую тень эмоций на его лице.

Он даже усмехнулся, игриво, с лёгкой тенью грусти на губах, сделал глоток чая, который приятно парил в чашке, и поставил её на стол, клацнув по блюдцу.

— Похоже, ты молилась не тем божествам... Или слишком много думала о смерти... Мне искренне жаль, что к тебе пришел именно я. Ведь это... может погубить нас обоих... Понимаешь о чем я, цветочек? — произнес он, и в его голосе звучали нотки волнения, словно сам воздух вокруг них изменился, наполнившись тяжестью этих слов.

Она клонит голову чуть в бок, с широко раскрытыми глазами, а когда до нее доходит, о чем тот вел речь, тут же отползла назад в страхе и в панике, как будто столкнулась с самой большой угрозой.

— Простите, что вела себя так безвольно с вами! — вырвалось с её губ, её тело мелко задрожало от волнения. Стало страшно и стыдно одновременно, словно она оказалась на краю пропасти. Он видел её без одежды, и она касалась его без какого-либо разрешения, даже не понимая, что тот был божеством.

Жадные удары сердца сливались с тревожными мыслями, и в этот момент мир вокруг словно замер, превратившись в яркие оттенки страха и стыда, которые с трудом укрывались под маской невинности и доверия.

Лалрехал же тихо посмеялся и оказался рядом с ней, растворяясь в воздухе и снова оказываясь только в другом месте, загребая в свои объятья, со спины, кладя голову ей на плечо.

— Цветочек, испугалась?

Она вздрогнула и затаила дыхание, боясь пошевелиться.

— Я осмелилась с вами разговаривать… без разрешения и… показаться в неподобающем виде…накричала на вас, обвинила в том, чем не смела…извините… — снова она извиняется, — Мне не следовало этого делать. Вы ведь все таки божество..

Он потирается носом о ее щеку.

— Тебе не о чем беспокоиться... Я ведь уже сказал тебе, что не позволю, чтобы кто-то тебя обидел... Это относится и ко мне. Если такое случится, я готов расстаться с жизнью...это не пустые слова...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы… — едва вымолвила она, осознавая, насколько её сердце забилось в груди от волнения.

— Ты не должна извиняться передо мной. Никогда более. Ведь тебе позволено то, чего не вольно другим, — произнес он, открывая перед ней двери в неизведанное, его голос был наполнен нежностью, обвивал её и наполнял теплом.

Она обернулась медленно, шурша легкой тканью платья, пальцами коснулась его щек, проведя по ним чуть выше, пока кожи не коснулись ладони, ощущая теплоту его дыхания и нежность этого момента.

— Смелее, — улыбается он, смотря на неё с таким трепетом, что в его глазах она видела целый мир.

Элль прикрыла глаза, будто собираясь набраться смелости, и коснулась его губ своими, нежно, но с новой силой. Целует более уверенно, и поцелуй начинает углубляться, хотя в её движениях всё равно чувствовалась опаска, словно они оба находились на грани.

Он отвечает на её поцелуй с такой же страстью и даже более того. Его руки, крепкие и уверенные, лежат на её талии, не позволяя ей упасть или отстраниться слишком далеко, как будто он защищал её от всего внешнего мира. Хотелось прижиматься всем телом к её, ощущать это тепло, наполняющее их.

Поддавшись вперед, она грудью прижалась к нему, и в тот момент, когда воздуха едва ли хватало, отстранилась и, глядя в его глаза, прошептала, едва касаясь его губ своими:

— Я люблю вас…

— Даже при том, что я тот, кем являюсь? Цветочек... Ты не перестаёшь меня удивлять... И не смотри так, я признался тебе первым. Вчера, когда ты сказала, что я должен идти к своей возлюбленной... — он убирает прядку ее волос за ушко, рассматривая ее личико.

— Вы не сделали мне больно, хоть и могли, и скрасили мои дни, этого мне вполне достаточно…

Глава 13. Гроза на горионте

— Господин… вы сегодня, правда, веселее обычного. Что-то произошло, что повлияло на ваше настроение? — интересуется служанка, с искренним интересом в голосе, встречая своего хозяина, как обычно, у самого входа, и, следуя за ним, шаг за шагом, с легким волнением в душе.

— Купальня уже полностью готова, а также я забрала просьбы жителей, которые они написали... — продолжает та пытаться поднять тему, — В этот раз их, надо заметить, куда больше, чем в предыдущие разы! — говорит она, с явной радостью и оживлением, освещая своим обаянием атмосферу вокруг.

— Давай начнем с этих просьб... А после, с удовольствием, я приму ванну, чтобы расслабиться и вдохнуть аромат спокойствия... — в этот раз тот даже охотно согласился прочесть просьбы, которые раньше всегда оставлял без внимания. Обычно Бог смерти даже не смотрел в их сторону, словно они были лишь незначительными записями в его фолиантах. Все это стало возможным благодаря Элль. Она пробудила в нем желание откликаться на нужды человечества, что, бесспорно, имеет огромное значение для них. Бог Смерти снизошел до того, чтобы помогать людям. Это было даже смешно.

— А как госпожа? — настаивает на своем служанка, украдкой так.

— Она в порядке. Ты очень вовремя обратилась ко мне. Угроза миновала для Элль.

— Благо какое!

— Соберешь для нее еще цветов, пока я занят делами?

— Как прикажете, господин!

Он уселся в своем кабинете, обратив внимание на небольшой столик, заваленный письмами. Каждое из них, казалось, было наполнено надеждой и ожиданием — искренним выражением надежд на лучшее. Сердце Бога Смерти, обычно холодное и непроницаемое, вдруг сжалось от созвучия усиливающихся эмоций.

— Первое, — произнес он, открывая первое письмо, — «Мы нуждаемся в новой мельнице!» Любопытно… и чем же я могу им в этом помочь? — он усмехнулся, прикрыл глаза, шумно выдохнул и отложил письмо в сторону, — Пожалуй, для начала просмотрю их все… А уж после решу, с какими могу им помочь…

***

— Так, так… — виляя хвостами, сидя на крыше казармы, рыжий лис, с любопытством и настороженностью, наблюдал за бродящими внизу воинами короля, несущими свой пост, пока остальные отдыхали от тяжелого дня. Среди них был брат Элль, что не могло не привлечь его внимание. Конечно, ведь тот прибыл сюда, в такую даль, именно из-за него.

Это был мужчина высокого роста с грубоватыми чертами лица и длинными темными волосами, что были частично собраны в небрежный пучок. Звали его Син. Характер у него был такой прескверный, что просто ужас. Даже и не скажешь сразу, что тот был братом такой кроткой и добродушной Элль, да и вообще, кто мог подумать? Они даже внешне мало походили друг на друга.

Заметив рыжую копну волос, брюнет сделал вид, что скрылся в одной из палаток, а через пару минут, как будто из ниоткуда, лис, что последовал за ним, был уже схвачен за волосы и поднят над землей, словно нашкодивший котенок, который попался на месте преступления.

— Не припомню тебя… — произнес Син, с трудом сдерживая свое раздражение. Здесь редко встречались незнакомцы, вернее те, кому хватило бы духа прийти в столь охраняемое место, полное недобрых мужчин.

— Таки мы и не знакомы! — с нахальством ответил лис, не собираясь смиряться с неприятной ситуацией.

— Демонье… — заприметив хвосты позади, Син недовольно скривился, будто на глаза попался стухший фрукт, — За кем следишь и что нужно? — грубо спрашивает он со всей серьезностью в голосе, — Лучше отвечай сразу, пока не показал твою морду королю и не получил за это двойное вознаграждение!

— Ой, ну и покажи! Морда — это вот то, что у тебя вместо лица, а моё прекрасное оскорблять не лезь, человечишка! Особенно неприличное это делать с теми, кто с вестями, да из таких далеких далек, что ты и не представляешь! — ответил лис, стараясь не поддаваться на провокации, напротив, интригуя брюнета.

— А может ты шпион, откуда мне знать? — произнес Син, с явной недовольной гримасой.

— Не шпиён я, не шпиён, пусти окаянный! Гриву помнешь, да в грозу запутаешься! — вскинул он в ответ, пытаясь освободиться от хватки. Не любил тот, когда трогали его. Особенно люди.

— И что же за вести? — задает Син вопрос за другим, щурится, приглядываясь к выражению лица рыжего, но, увидев, что тот не желает говорить, отпускает на землю, — Ну? — руки сложил на груди, сверля лиса взглядом, — отвечай, пока не передумал и не лишил тебя головы!

— Сестрица твоя... — с явным напором произнес лис, искренне надеясь вызвать интерес у брюнета.

— Если ты сделал хоть что-то с моей Элль… — цедит Син сквозь зубы, готовясь к худшему, да лис, перехватывая его слова, прерывает:

— Спелась с божком... Что дифирамбы ей распевает, так это просто чудо! — лис коварно улыбнулся, словно зная что-то, чего не знал брюнет.

— Врешь, не могла она! — тяжело дышит брюнет, не в силах поверить в подобное, и, схватив лиса за ворот одежды, продолжает настаивать на правде, — Не такая она, чтобы с подобными водиться!

Для него младшая сестра была и всегда будет как маленький и ничего не понимающий ребенок, а тут такие новости врываются в его жизнь. Она? С мужчиной? Да с кем? С Богом?

— А ты бы побольше её одну оставлял... Ах, да! Я не уточнил, что именно за божок! — лис водит пальцем в воздухе, нагнетая атмосферу, словно эта ситуация требовала эпического развертывания.

— Говори уже, пока есть чем… — мужчина теряет всякое терпение, его раздражение достигает предела, а когда получает желаемый ответ, лиса отпускает и, спустившись с крыши, быстро направляется к своей палатке.

Взяв с собой мешок с провиантом, даже слова никому не сказав, отправился в сторону дома, стремясь скорее выйти за пределы этого места. Путь ждал не близкий. Да и за то, что он оставил свой пост — мог лишиться головы, но сейчас мужчину это не волновало. Его единственная дрожайшая сестра попала в беду. Только одна мысль о том, что кто-то посмел тронуть ее, злила Сина, а о том, что, если он её опорочил и думать было страшно — мурашки бежали по спине.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Уничтожу… разорву на куски…пусть только посмеет...»

Глава 14. Получить желаемое

Голубая дымка медленно рассеивается в воздухе, наполняя пространство легким туманом, а треххвостый лис, уставший и измотанный после долгого перемещения, опускается на пол, стараясь найти хоть немного равновесия.

Утомленный и потрёпанный, он стягивает с себя одежду, словно сбрасывая с плечи бремя своих забот, и отвечает на немой вопрос, звучащий из глаз его «сестрицы», которая с тревожным ожиданием наблюдает за ним.

— Нашел его... Пара тройка недель пути, и он будет здесь, — произносит он с легким вздохом, пытаясь вдохнуть жизнь в свою изможденную душу.

Лисица, довольная его ответом, почувствовав облегчение, поднялась с уютных подушек и тут же подошла к нему, кладя нежные руки на его плечи, тем самым придерживая его, чтобы не упал.

— Идем… тебе нужно искупаться и набраться сил. Ты сам не свой, — произносит она с искренним сочувствием, заботливо и мягко проводя его в купальню.

От воды исходил пар, обволакивающий пространство, а воздух наполнялся приятным сладким запахом ароматного масла, добавленного в воду. Она помогла спуститься в теплую воду.

— Чем занималась, пока меня не было?

— Да так, тем и этим, — лисица, взяв губку, капнула мыльного раствора, вспенила, в воздухе запахнув освежающим ароматом, и аккуратно коснулась его кожи, сидя позади него на коленях и погружаясь в атмосферу умиротворения.

— Ты молодец, Амхиель, — произносит она с нежностью в голосе. — Чего бы тебе хотелось в знак моей благодарности? — интересуется с сочувствием, используя бархатистый и томный голосок, который обычно использовала, чтобы завлекать своих жертв. Но Амхиэль не ее жертва, во всяком случае так думала только она.

— Много чего... Если попрошу перестать забивать себе голову этим божком, ты все равно не послушаешь, верно?

— Верно. Ты знаешь меня как никто другой, — даже не стала спорить девица.

— Тогда просто принеси вина. Будем считать, что мы квиты...

— У меня есть предложение получше, — хитро та улыбнулась и, прикусив его легонько за ухо, поднялась с места. Стянула с себя платье, оставляя на полу, и зашла в воду, встав перед тем.

Пока одна рука водила губку по шее и груди, вторая опустилась ниже. Пальчики коснулись твердеющего органа, делая поступательные движения.

— Ты ведь этого хотел? Ты же обещал, что больше не будешь ничего скрывать от сестрицы… или забыл?

Он шумно выдыхает, прикрывая глаза и опирается о бортик «ванны», чуть облокотившись о нее своим весом.

— Жестокая... Бессердечная сестричка.... — произносит он хрипло, едва ли она снова провела пальчиками туда-сюда.

— Как и ты, заставляя меня волноваться, когда снова пропадаешь с какими-то девицами, — припомнила ему та один из дней, когда она места себе не находила.

Положив губку на край бортика, лисица приблизилась и, прижавшись к его телу, бережно провела пальцами по щеке. Чуть поелозила, заставляя орган скользить меж бедер, едва касаясь складок, и нежно и трепетно поцеловала того в губы.

Он подхватывает её руками под ягодицы и, приподняв, насаживает на свой орган, делая толчок. Прижимает девушку поясницей к бортику так, чтобы не зажать хвосты и начинает делать неспешные, но грубоватые толчки, сопровождая это страстным поцелуем.

Она сладенько простонала и обняла парня руками за шею, тем самым еще и держась за него. Когда воздуха едва ли хватало, она отстранилась первой, и похотливым взглядом взглянула в его глаза.

— И сколько же ты сдерживался бедняжка..? — бормочет та, прерываясь на громкие стоны, которыми она одаривала его уши.

— С тех пор... — тяжело дыша произносит тот, — Как ты осталась той ночью в моей постели... — говорил он про первый их раз, что случился при довольного сильном алкогольном опьянении.

Она тихо посмеялась. Очередной толчок выбил из ее уст протяжный скулеж. Лиса запрокинула голову назад.

Окружение меняется, растворяется, вот они уже на мягкой постели, а он сверху.

— Кто-то слишком голодный… — смеется она, но ее нрав быстро стих от толчка внутри.

Лис смотрит на нее со всей похотью мира, но есть в этом взгляде что-то еще, сейчас он как животное. Вбивается в нее снизу, не жалея ни ее, ни себя, делает грубые толчки, хоть пальцы и нежно гладят талию. Звуки шлепков эхом отлетают от стен, возвращаясь к их стонам.

Она скулит, умоляет быть нежнее, но, когда мольбы не были услышаны, от очередного толчка сжимается, громко простонав. Горячие стенки сжимают орган, а ее ножки дрожат.

— Ты… из меня так… всю душу выбьешь… — бормочет та устало, но глубоко в душе ей это нравится. Глупо скрывать свои истинные чувства. Амхиэль точно знает, как доставить ей удовольствие, и это делает их связь особенно глубокой.

Он делает еще один толчок, и ее лоно заполняет горячее семя. По телу идет волна тепла и расслабления. Лис кладет руку девушке на грудь, нежно поглаживая, словно пытаясь выразить всю свою заботу. Пытается отдышаться, но не выходит слишком быстро — настолько сильны его эмоции и ощущения.

— Отдохни... — произносит он, выходя из нее и чмокнув в губы, поднимается с места, чувствуя, как легкая усталость накрывает его. Хвосты плавно двигаются в воздухе, словно живут сами собой.

Лис подходит к столу, где стоит еще один кувшин, и, откупорив его, льет в чашку вина, наслаждаясь ароматом, и тут же опустошает ее. Ему требуется немного времени, чтобы прийти в себя.

Когда дыхание восстановилось, лисица поднялась и, подойдя сзади, нежно приобняла «брата», потираясь носом о его спину, словно искала поддержку и утешение.

— Идем в кровать..? Без тебя совсем не смогу уснуть... — ласково произносит она.

— Хорошо, — с легкой улыбкой сказал Амхиэль, ощущая, как его сердце наполняется теплом от ее слов.

Вернувшись в постель, лисица закинула ножку на лиса и уткнулась в его шею носом, словно искала утешение и спокойствие. Он обнимает ее, позволяя лежать на своей груди, а сам смотрит в потолок, размышляя о том, что волнует его, уплывая в мысли. Сон никак не шел, мысли кружили в голове, как непослушные птички.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Я должен избавиться от него... Тогда... Она не будет страдать», — пронзают его сознание, создавая тяжелое ощущение внутри, будто предвестие чего-то важного, что не даст ему покоя, пока не будет решено.

Глава 15. Гроза

В последние пару дней, которые, увы, были отмечены весьма скверной и ненастной погодой, на плечи Элль взвалилось множество забот и хлопот в виде больных детишек и стариков, схвативших простуду.

Закончив с последним пациентом, брюнетка, уставшая хоть и неутомимая, закрыла дверь с окнами и, раздевшись, взяла влажное полотенце, чтобы обтереться и, таким образом, освежить себя. Потом легла в постель, где её ждала мягкая ткань одеяла. Все тело ныло, а гроза, гремящая за окном, при этом заставляла её вздрагивать и инстинктивно прятаться под одеялом.

— Надеюсь, завтра дождь закончится, — произнесла она с надеждой в голосе и попыталась лечь удобнее, прикрывая усталые глаза, желая хотя бы ненадолго забыть о своих заботах.

Вдруг, в окошко раздался настойчивый стук, который привлек ее внимание. А за створкой, в маленькой, но высокой вазочке, лежали ягоды, которые удивительно сияли от капелек воды. Думаете, он собирал их сам? Нет, но он с легкой настойчивостью, ходил по пятам за своей служанкой и тыкал пальцем на каждую ягодку, выбирая разборчиво и тщательно.

Выглянув из-под одеяла, девушка поднялась и, укутавшись в него же, подошла к окну, открыла его и, увидев вазочку с ягодами, улыбнулась невольно, забирая ту к себе в руки.

— На улице такая ужасная погода, что слов не хватает, чтобы описать ее всевозможные прелести.

— Не такая уж и ужасная, — с доброй улыбкой произнес мужчина, стоявший по ту сторону окна.

— Нечего вам мокнуть, проходите в дом, — тихо добавила девушка, полная заботы о своем собеседнике. Затем она закрыла окно, прикрывая себя от ветра и дождя, а вазочку с ягодами переставила на столик, словно это был редкий и очень хрупкий артефакт.

Лалрехалл словно по волшебству оказался позади нее, тут же обнимая со спины. Уложил голову ей на плечико и нежно поцеловал в шею, чуть щекоча маской кожу выше.

— Добрая ночь, цветочек...

— Не такая она уж и добрая, — выдохнула девушка, машинально прижавшись.

— У вас одежда вся промокла, — поджав губы та взволнованно произнесла, — Давайте, снимайте, ее нужно высушить, — добавила без какой-либо задней мысли. У самой то одежда висит у печи и сушится, стоит почти нагишом перед ним, если бы не одеяло.

— Уверена? Будешь снова краснеть и смущаться, — подшучивает тот над ней, но всё-таки отстраняется и развязывает пояс. Сначала в ход идет верхнее одеяние, потом рубаха под ним, оставляя мужчину в штанах.

Забрав то, что он снял и развесив, хоть и одной рукой было проблематично, Элль нашла в шкафу ещё одно одеяло и положила перед мужчиной то. Отвернулась, губы надула, смутилась.

— Всю… одежду… можете накрыться одеялом... — добавила она, но повернуться не осмелилась.

Он тихо посмеялся, но, тем не менее, сделал, как та сказала. Едва ли девушка уверенно повернулась, чтобы вернуться в постель, как мужчина, ловко и стремительно, притянул ее к себе, затягивая под одеяло, где, к ее удивлению, даже слишком быстро стало очень тепло и уютно.

Она только и успела ойкнуть, как руками в чужую крепкую грудь упёрлась, пытаясь найти опору. Одеяло на ней чуть сползло, оголяя нежные плечи и грудь, от чего ей пришлось плотнее прижаться к нему, чтобы ни в коем случае ничем не светить.

— Такое чувство, будто у вас жар, — тихо и осторожно произнесла Элль, стояла, не двигаясь, словно боялась нарушить эту атмосферу.

— У меня всегда такое горячее тело, — произносит тот с лёгкой улыбкой и тянет девушку к постели, усаживая ее на свои колени поудобнее, а потом подает ёмкость с ягодами, что взялась у него в руках, хотя прежде стояла на столе, ожидая своего часа.

— Вот... Так тебе будет удобнее, — с этими словами он протянул ей мисочку.

Она берет ягодку, но вместо того, чтобы съесть самой, касается мужских губ, предлагая ему угощение. Лишь после этого она берет следующую ягодку и с удовольствием съедает сама, и так, с каждой минутой, пока мисочка не опустела.

— Притомилась? — спрашивает мужчина. Элль тихо зевнула, кивнула и, облокотившись о мужчину, приобняла его, прикрыв глаза.

Он гладит ее бедра, талию, переходя от одного места к другому, чтобы расслабить ее тело и позволить ей уснуть.

— Расслабься... Я тебя не обижу...

— Я… знаю… — произносит девушка.

По ее чувствительному телу проходили мурашки от его нежных касаний, но все же расслабиться она себе позволила, хоть и мысли путались в голове от того, в каком они виде сейчас находятся перед друг другом. Реальность, казалось, снова перестала существовать.

Минут эдак через десять послышалось тихое сопение, едва слышимое в тишине ночи. Девушка уснула, погружаясь в сладкие сны.

Посреди ночи, под теплыми одеялами что-то зашуршало. Он уже давно аккуратно переложил ее на постель и лег рядом, как большой защитник. Все дело в том, что Элль проснулась от очередного раската грома, и как испуганный котенок прижалась к мужчине, кладя голову на его широкую грудь. Она дрожит, как осиновый лист, и прячется у него на груди, стараясь не разбудить того, кто надежно крепит ее в своих объятиях.

А он и не спал, даже и не собирался. Ему вообще, по сути, это было не нужно. Он же божество, священное создание, не знающее усталости.

— Боишься грозы? — спрашивает тот шепотом, его голос тянется, как успокаивающий бальзам для ее встревоженной души. — Хочешь туда, где ее не будет?

Она кивнула, ее глаза заблестели от надежды.

— Можно? — с трепетом спросила она, будто это было самым невероятным желанием.

— Конечно, — ответил он, слегка усмехнувшись, и в его голосе звучало что-то ободряющее. Внезапно комната вокруг них затуманилась, словно облака окружили их, и через мгновение, как по волшебству, они оказались в другом месте.

Он стоит, крепко прижимая ее к себе, а это проклятое одеяло едва ли держится на его плечах, укрывая девушку.

— Здесь действительно нет грозы, — тихо прошептала она, подняв голову и смотря на него, не могла сдержать улыбку.

— Вы так быстро вернулись? — удивленно воскликнула служанка, что стояла в коридоре и протирала пыль с картины, когда застала этих двоих. — Что же вы… без одежды то..?

Элль почувствовала, как краснеет до кончиков ушей. Мужчина, однако, остался спокойным, едва ли нарушая равновесие. Он посмотрел на служанку с лёгкой усмешкой, словно ощущая, что ситуация абсурдна сама по себе.

— Это не то, что ты подумала, — сказал он мягко, стараясь рассеять неловкость. — Просто промокли под дождем...

Служанка приподняла бровь, не веря полностью в его слова, но всё же, кажется, не была против их маленького приключения. Да и смеет ли? Она оглянулась по сторонам, было неловко. Если к богу Смерти та привыкла за долгие годы работы, то видеть Элль в таком виде…

— Господин! Не стыдно вам заставлять юную госпожу смущаться?! — возмущается служанка, сложив руки на груди.

— Тогда просто приготовь ей одежду и принеси в купальню... — произносит тот спокойно и девушку подхватывает на руки, снова растворяясь в воздухе.

Служанка только успела открыть рот, чтобы что-то сказать снова, но их уже не было. Она осталась в коридоре одна, вздохнула, озадаченно покачав головой, и отправилась выполнять его поручение, надеясь, что те двое не натворят ничего более странного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16. Тот самый момент...

Они оказались в просторной зале. Куполообразная, она словно тянулась к самому небу, окутанная таинственной атмосферой. Под сводом, точно какие-то волшебные фонарики, сияли загадочные камни, источающие мягкий свет. Отсюда не было слышно гремящего грома, но при каждой вспышке молнии они становились чуть ярче, освещая окружающее пространство, а после снова возвращались к своему приглушенному свету, играя переливом, создавая захватывающую игру теней.

От воды, струящейся из невидимых источников, шёл лёгкий пар, заливая пространство вокруг, а сама вода имела немного голубоватого оттенка. Вокруг этого бассейна были аккуратно уложены камни, гладкие и как будто их специально стачивали, придавая каждому из них уникальную форму, и они были частью древнего искусства.

Оказавшись на ногах, Элль с интересом осмотрелась, ее глаза распахнулись от удивления. Она пыталась осознать, где именно они находятся и какая магия привела их в это невероятное место, где время, казалось, остановилось, а мир вокруг напоминал сказку, полную волшебства и каких-то таинственных чудес. Он точно божество. Не солгал, хоть и сомнений в том не было.

— Окунись… Тебе понравится, — произносит с заботой божество. Она смотрит ему в глаза, а потом на воду.

— Можно?

— Глупышка, я ведь для этого тебя сюда и привел.

Элль взволнованно взглянула в зеркальную поверхность воды. Она никогда не видела ничего подобного. Словно сама вода манила её, желая притянуть к себе и растворить в этих волшебных глубинах.

Постепенно она сделала шаг к бассейну, позволяя одеялу соскользнуть с плеч, и к её коже прикоснулся лёгкий, прохладный веер воды. Элль восторженно вдыхала прохладу, ощутив, как волнение охватывает её, словно припадок радости.

— Закрой глаза, — мягко предложил он, ступив ближе. — Позволь себе полностью расслабиться.

Элль послушно закрыла глаза и ощутила, как мир вокруг неё мгновенно изменился. Она погрузилась в воду, и вместе с ней вода окутала её, как лёгкий туман, наполняя каждую клеточку свежестью и энергией. Все беспокойства и сомнения улетучились в этой волшебной атмосфере, а на их место пришло ощущение безмятежности.

Служанка прошла бесшумно, положила сухую одежду на софу у стены, а потом также тихо удалилась, дабы не смущать девушку еще сильнее.

Вдруг Элль ощутила тепло. Это было не только тепло воды, но и нечто более глубокое, нежное прикосновение, исходившее от него, словно он обнимал её на расстоянии. Она чувствовала его присутствие, его защиту и заботу, и это придавало ей сил.

— Как приятно… — прошептала она, не открывая глаз.

— Теперь открой их, — произнес он тихо. Она открыла глаза и встретилась с его взглядом. Он нежно гладит ее личико по щеке, легкое смущение охватывает ее от происходящего, а после произносит:

— Здесь ты можешь снять ее... Не причинив себе вреда.

Девушка замерла, как застывшая статуэтка. Прежде он говорил, что эту маску ни при каких обстоятельствах снимать нельзя, а сейчас же вторил обратное.

Она похлопала глазами, а когда растерянность улетучилась, ее тонкие пальчики аккуратно зацепились за край маски, и она решительно сняла ее. Замерла на месте, так и держа в руках, как будто это было нечто священное.

Девичьи пальцы коснулись щеки, а губы дрогнули в невольной улыбке, неожиданно расцветающей на ее лице.

— Не такой уж вы и жуткий...

Он растянул губы в своей. Каждый видел его по-разному, когда он приходил за людьми. Те, кто боялся смерти или вел неправедный образ жизни, видели в нем ужасное чудовище, а те же, кто готов был пересечь грань, воспринимали его как прекрасного мужчину. Хотя иногда и бывали случаи, когда все было наоборот, и образы переплетались, как в танце.

— Ты говоришь это только потому, что здесь я равен тебе... Не видишь истинного обличия моей сущности... — произнес он с легкой грустью.

А он был красив, даже в своем обличии, и знала бы она, кем он был на самом деле, что за божество скрыто за этой личиной, так бежала бы без оглядки, смело и без колебаний.

— Разве так важен вид? — интересуется девушка, ее голос наполняется искренним недоумением. Он забирает маску, положив на край, дабы она не мешала..

— Ты позволишь? — спрашивает Лалрехалл и кажется, что она понимает о чем он говорит. Ее потаённое желание исполнялось прямо сейчас. Она кладет руки на мужские плечи и чуть сжимает кожу. Закусывает щеку от волнения и коротко кивает.

Лалрехалл держит ее за талию, касаясь нежной кожи. Целует ее губы с особой любовью. Мир застыл в мгновении, заключив их в плен блаженного забвения. Каждое движение было наполнено трепетом, каждый вздох сопряжен с чувством близости, сначала почти осязаемой, потом растворяющейся в воздухе.

Он чувствовал, как её царапающие ногти оставляют на его коже лишь легкий след, напоминающий об их таинственной связи, настолько непонятной, насколько же неразрывной.

Разорвав поцелуй, она рукой ведёт вниз и, опустив взгляд, лишь бы сильнее не смущаться, кладет пальчики на орган, водя по чувствительной коже.

Одна из девиц, что жила в деревне, приходила к ней день назад. И так как у нее была работа ублажать мужчин, Элль и решила у той поинтересоваться, как это делается. Поэтому сейчас, хоть и неумело и лишь со слов чужого человека, пытается приласкать того. Губами касается шеи и оставляет на коже поцелуи.

— Каждое твое касание, словно ожог на душе, от которого не хочется избавляться... Ты так нежна, что я боюсь тебе навредить, но... Так желаю тебя.

— Господин... — зовет она его.

— Тише... Я ведь не договорил, верно?

— Нельзя желать человека любым. Это противоречиво... — произносит Элль.

— А я желаю. Любую... Когда плачешь, когда смеешься, когда касаешься меня…

— Тогда я… хочу больше…

Она взглянула в его глаза с таким блеском и надеждой, что могло показаться, будто тот ее заворожил.

Бог смотрел на нее в ответ не менее нежно. Он понимал, что подвергает ее большой опасности. Она человек, а он божество и ничего из того, что он делал бы, кажется невозможным. Но...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Я бог смерти, кто воспротивится моим словам? Кто посмеет?» — решил он.

— Я вам полностью доверяю и тело... и душу... — проговорила Элль, вырывая его из потока собственных мыслей, следом оставляя очередной след от поцелуя чуть выше ключицы.

— Я сделаю все, чтобы ты об этом не пожалела...

Он перехватывает ее поудобнее, а после усаживает на камень, что служил своеобразной ступенькой. Губами касается ее шеи, осыпая ее поцелуями, рукой касается груди, нежно сминая ее, а после переходит губами туда, рукой скользя ниже, по талии, бедру, между ее ножек.

Ее кожа на каждое касание реагировала, осыпаясь мурашками. Поджав ножки машинально, та их чуть раздвинула, и, уткнувшись в шею мужчины, спрятала смущённое лицо.

Дышит томно, а грудь вздымается от каждого вздоха. Когда пальцы коснулись сокровенного, с ее уст раздался тихий стон, следом второй и третий.

Он ласкал сначала снаружи, а после внутри, входя с каждым толчком пальцев все глубже, плавно растягивая ее, чтобы сократить боль после. В этой воде она возможно и без того почувствовала бы минимум боли.

Элль чуть елозит, а стоны становятся только громче. Прижимается к нему и сама же поддается толчкам, желая чувствовать больше. Будто его для нее было слишком мало.

— Х-хочу большего… — шепчет как в бреду.

— Хорошо, мой дорогой цветочек... — отвечает он ей, целует ее губы и входит плавно, позволяя той постепенно привыкнуть к ощущениям.

Она протяжно проскулила и вновь прижалась к нему стараясь расслабиться, что благодаря теплой и магически заряженной воде получилось без препятствий. Ножками обхватила его за пояс, и сама же начала плавно двигать бедрами, постанывая от наслаждения.

Мужчина постепенно наращивает темп, заставляя воду колыхаться. Опирается рукой о камень для удобства и делает толчки под несколько другим углом. Внутри, где и так было мало места, стеночки, пульсируя, сжали орган.

Элль обмякла в его руках после, как ей казалось, слишком громкого стона, упёрлась в его плечо лбом, снова пряча лицо.

Он делает еще несколько толчков, а после заполняет ее своим семенем, оставаясь при этом в ней же.

— Не тревожься... Это безопасно... — произносит он тихо и целует ее плечо.

— Я не тревожилась, — улыбнулась та, — Даже… если бы после этого я бы и понесла от вас ребеночка, то ни капли бы не пожалела.

— Ты сводишь меня с ума... — признался мужчина, смотря на нее с улыбкой на губах. Прямо весь сияет рядом с ней.

Глава 17. Брат.

— Он притащил ее в свой храм... — рычит лисица, и ее голос наполнен гневом и глубоким разочарованием, словно буря, накатывающая на побережье.

— А ты, в свою очередь, раскидала по комнате все вещи... Притом мои... — лис лежал на животе, с любопытством наблюдая за тем, как «сестрица» рвет и мечет.

— Уж извини! Что попалось под руку! Или предпочел, чтобы я тебя разорвала на части?! — прикрикнула та, и ее хвосты нервно вьются и пушатся, выдавая ее внутреннее напряжение, которое скапливается в ней.

— Нет, но и это тебе не поможет, — произнес Амхиэль, его голос был спокоен, но в нем чувствовалась сталь, как в металлическом инструменте, готовом к действию. Он привык к ее вспышкам.

— Это я сейчас должна быть там, с ним! А если она родит от него?! — лисица продолжала кипеть от злости и ревности.

— Думаешь, наделают полубожков? — лис задал вопрос, размышляя вслух.

— Точно! — лиса словно и не слышала его вопроса, — убью, ему на зло! — шипит она, ее глаза горят огнем, полный решимости и готовности действовать. Ходит нервно по комнате пару минут, а затем садится на край постели, закрывая лицо ладонями, пытаясь успокоиться и восстановить свои мысли.

— Хочешь... я ее убью? — он перекатывается на спину, запрокинув голову так, чтобы наблюдать за ней вот так.

— Он ясно дал понять, что если с ней что-то случится, то тому, кто навредил — не сносить головы… А я не переживу, если с тобой что-то случится...

Она прикладывает ладонь к его щеке и бережно поглаживает, стараясь передать ему свою заботу и тепло.

— Я переживу... Твоя печаль делает больнее... — произнес он, прикрывая глаза. Она поджала губы и опустила взгляд, не зная, что сказать в ответ.

— Давай дождемся, когда вернётся ее брат. Думаю, он сможет увлечь ее так, что та позабудет о Лалрехале… — она предложила план, надеясь, что это поможет разрешить ситуацию и ослабить напряжение. Хотя план вообще-то был и не ее, но Амхиэль и к этому привык.

Месяц прошел так быстро, будто один день, и все это время было наполнено ожиданием и тревогой, как текучая вода, которая не может остановиться.

Ранним утром, когда девушка собирала урожай в саду, она услышала стук копыт, поднялась и пошла на шум. Ее сердце забилось быстрее от предвкушения, словно предчувствие счастливого момента.

Завидев брата, она тут же спешно подошла, окончательно бросая свое занятие, и обняла его, чувствуя облегчение и радость, которые переполняли ее.

— Ты так рано вернулся! — удивленно та произнесла и чмокнула его в щеку, ее глаза сияли от счастья.

— Соскучился по дому и по тебе, — он довольно хмыкнул и пошел в дом за сестрицей.

«А вот сейчас будет интересно...» — подумал, наблюдавший за этой картиной лис, расположившись на ветвях дерева, с которого был хороший вид на дом девицы, его глаза блестели от любопытства, как два искрящихся солнечных луча.

— Я слышал, что… у тебя появился возлюбленный? — садясь за стол, интересуется брюнет, пока сестрица спешно накрывает. Устал поди с дороги, думает она, пока он глядит на ее суету и спешку.

Элль опешила от вопроса и смутилась, а ее щеки залились румянцем.

— Да, — отвечает она, ставя ещё горячую миску с супом перед старшим, и садится напротив, — Но… Это не так интересно. Лучше расскажи, что ты видел в столице? — она пытается перевести тему, ведь знала, как тот злится, если что-то не нравилось или было что-то, что ему неизвестно, и ее голос от того дрожал от волнения.

— И ты… хочешь с ним обвенчаться, как я полагаю? — продолжает он мусолить эту тему, — Вижу же, что хочешь, — его взгляд был пристальным и требовательным, как у ястреба, готового к атаке.

— Да, и… если можно, я бы хотела просить твоего благословения… — Элль посмотрела на него с надеждой.

— Нет, Элль, — его голос был твердым и непреклонным.

У нее в груди сердце замерло. Нет? Как? Он никогда не отказывал ей, но с чего вдруг решил сейчас? Ее мысли метались в поисках ответа, а голос предательски отказывался выходить.

— Вокруг сколько мужчин ходит, а ты в этого божка вцепилась? — не выдержал брюнет, его голос был полон раздражения и недовольства.

— Но я его люблю! — Элль попыталась защитить свои чувства, но брат продолжал давить.

— А я плевать хотел! Я сказал нет, значит, нет! Незачем человеку с богом жить бок о бок! Мы тут, а они там, и так всегда было!

— Прошу же, брат… позволь! Я больше ни о чем просить не буду! — она умоляла, а голос был полон отчаяния, как крик в пустоте.

— Элль, я сказал нет, значит, нет, и повторять больше не буду! Это последний раз! Завтра пойду в деревню и приведу тебе жениха, хочешь ты того или нет!

Элль вздрогнула и, резко поднявшись, тут же выбежала из дома. Она чувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, но сдерживала их, не желая показывать свою слабость. В ушах эхом звучали слова брата: «Я приведу тебе жениха». Как будто эти слова были заклёпками, приковывающими её к земле, не позволяя уйти, не позволяя быть свободной. В душе разгорелся шторм, сокрушая все попытки найти хоть каплю умиротворения. Хотелось просто побыть одной…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18. До скорой встречи!

Элль пришла к озеру, что показало ей божество, устремив свою душу к нему. Сев у прозрачной воды, она взглянула на свое отражение, позволяя каплям слез наконец вырваться наружу, и, стекая по щекам, каплями падать на водную гладь, чуть колыша ее и оставляя за собой маленькие круги.

— Что заставило тебя печалиться? — с глубоким вниманием спрашивает уже такой родной, добрый голос, а после его крепкие руки тянут ее к себе, усаживая на свои ноги. Он уже расположился на мягкой траве, словно ждал ее.

— Мы больше не сможем видеться… — отвечает, полная горечи, Элль, и заглядывает в его тёплые глаза, вытирая рукавом платья свои горькие слезы.

— Вот как….Что же заставило тебя принять такое печальное решение?

— Старший брат сказал, что завтра пойдет в деревню и приведет для меня жениха… ещё сказал, что не пристало смертной девице любить божество, каково бы это ни было.

— Он суров... но в его словах, безусловно, есть доля правды...

— Вы тоже считаете, что мне не место рядом с вами? — с легкой ноткой отчаяния спрашивает она, не веря своим ушам.

— Отнюдь. Хочешь, я заберу тебя с собой? — интересуется тот, — И мы всегда будем вместе, словно в сказке...

— Вы правда можете? — с искренним оживлением, словно ребенок, спрашивает та, а в глазах читается чистая и детская надежда, но этот энтузиазм, увы, быстро потух. Она отстранилась и повернулась к мужчине спиной, словно пыталась убежать от своих собственных чувств.

— Только… я ведь смертная, и рано или поздно моя красота исчезнет, тогда я вам просто буду не нужна…

— Не говори глупости... — произносит тот, беря её личико в свои ладони и поднимая на себя, — Мне не важно то, как ты выглядишь... Я вижу твою душу, её свет и тепло. А времени у нас еще достаточно. Я найду способ, как продлить твою жизнь, как только смогу....

— Тогда…

— Тогда?

— Завтра вечером можем встретиться здесь снова?

Элль вернулась домой нехотя. С одной стороны, она хотела попрощаться с братом, возможно уговорить его поменять решение. С другой считала это плохой идеей.

Она ходила из стороны в сторону, словно пытаясь понять, приняла ли она верное решение или нет. Она с нетерпением ждала вечера, чтобы скрыться с возлюбленным и быть с ним, пока жизнь не покинет её навсегда, однако, только она решила перейти за порог и ощутила тепло свободы, как столкнулась со старшим.

— Далеко собралась? — строго спросил Син, его голос тяжело прозвучал в тишине.

— За травами... — растерянно ответила она, опуская взгляд.

— Ты вчера тоже ходила за ними, разве не собрала нужных или врешь мне? — его голос звучал с ноткой недоверия.

— Разве могу?

— К нему собралась?! — повысил он свой тон, и рукой замахнулся, но вместо удара, властно схватил её за ворот, толкая в дом, — Ты никуда не пойдёшь! Брось эту затею, она не приведет ни к чему хорошему!

— Я его люблю, и плевать я хотела на то, что хочешь ты! — впервые она повысила на него тон, горя от чувства несправедливости, — Тебе не было дела до того, как я жила здесь одна. Как справлялась! Просто прислал горсть монет и думаешь, что имеешь право распоряжаться моей жизнью?

— Элль, не зли меня, — Син, кажется, терял терпение.

— Или что?

— Не хватает закусок, — Вальяжно развалившись на ветке дерева, лис, словно шутник, мотал хвостами из стороны в сторону.

— А я то думал, чьих это рук дело! — недобрый голос Бога Смерти прервал его "просмотр".

— Каюсь, кто не грешен? И что? Убьешь меня? — усмехается рыжий, спрыгивая на землю и расправляя одежду, что местами замялась.

Брюнетка вырвалась и оказавшись за порогом, побежала к калитке, но остановилась, когда стрела с громким звуком попала в дверцу.

— Я сказал, ты никуда не пойдешь! — цедит сквозь зубы старший и выходит из дома, держа в руках лук со стрелами, как будто это было чем-то естественным.

— Ты не посмеешь этого сделать! — восклицает она с ужасом.

— Еще как посмею. Приди уже в себя, Элль, он тебе голову одурил!

Бог оказался перед девушкой, закрывая её собой, едва ли вторая стрела пролетела мимо, а после обернулся к ней головой:

— Ты в порядке?

— Да, — кивнула она, но в ее глазах ясно читался страх, словно она была поймана в капкан.

— Так даже лучше, молодец, что сам пришел, — грубо произнес Син и, взяв новую стрелу, натянул тетиву, прицеливаясь с точностью.

— Ты не убьешь меня обычными стрелами, — предупредил Лалрехалл, вскинув голову.

— Может быть, но хотя бы покалечу точно, — говорит Син и отпускает тетиву, выпустив стрелу. Вот…только та попала не в Бога смерти. Элль стоит в ступоре, её сердце замерло, и от шока она мало что понимает. Белое платье в районе груди окрашивается алым, и разрывает тишину.

— Элль...? — мужчина смотрит на её лицо, и кажется, впервые испытывает чувство страха, неведомое ему прежде, — Э...Элль?

Он с ужасом оседает с ней на землю, укладывая себе на колени, и судорожно осматривает её, будто и не очевидно, что в неё попала стрела.

— Нет, нет, нет.... Не смей меня оставлять... тебе еще рано... еще рано...

Тучи начали сгущаться в небе, намереваясь вот-вот обрушиться бурей, сметающей все на своем пути.

— Вот почему нельзя смертным любить божеств! По твоей вине это случилось! — не выдержал старший, указывая на стрелу.

— По моей? — прикрикнул Лалрехалл, — Не ты ли пустил ее? Ты её ранил, а не я!

Элль смотрит в его глаза и улыбается мягко, словно мир вокруг них все еще существует. Ладонь девушки нежно коснулась щеки, поглаживая её бережно, и у неё на глазах появились новые слезы.

— Я буду… все равно вас любить… — бормочет она, едва дыша, — Если… я вдруг смогу переродиться… найдите меня, хорошо?

— Я обещаю... — говорит он, полон решимости, как никогда прежде.

Мужчина взмахнул рукой, откидывая брата девушки в сторону, как в плохом спектакле, а после они оба растворились в воздухе и исчезли из виду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Опустив бездыханное тело на постель, Бог Смерти склонился над ним, целуя еще едва ли теплые, но такие дорогие губы. Вдали уже раздавался грохот первых раскатов грома, обещая грядущую бурю.

Элль лежала на постели, её лицо было спокойным, словно непереносимая боль покидала её вместе с уходящей жизнью, оставляя пустоту, которую новый ветер уже не заполнил.

Бог Смерти долго смотрел на неё, стараясь запомнить каждую черту, каждую деталь, ведь для него эти моменты были не таким частым зрелищем. В его глазах проскользнула тень печали, и он склонил голову, как бы отдавая последний поклон её умирающей душе, наполненной светом.

— До скорой встречи, Элль... — прошептал он, и его слова растворились в тишине комнаты, вместе с первыми каплями дождя, упавшими на землю.

Он выпрямился, ощущая, как мир вокруг меняется, как будто всё вокруг стало другим. Для бессмертного бога время не имело значения, но эту потерю он запомнит навсегда, как словно вся его вечность теперь носила печать невосполнимой утраты.

Глава 19. Новый знакомый.

Эпоха медленно сменялась одна за другой, но какой бы она ни была, таинственной или загадочной, полной событий, Элль просто не было. Будто она навсегда исчезла в бездне времени, оставив после себя лишь тёмную пустоту. Только верная служанка, преданная во всем, видела, каково было ее господину с болью осознавать, что его возлюбленная, прекрасная Элль, так и не переродилась в этом мире. И никаких других. Казалось, надежды не было ни капли, словно светлые мечты рассыпались по ветру.

Ярко алые губы девушки, как спелая вишня, темные и длинные волосы, что колыхались и развевались от каждого ее шага, подобно волнам на море. На девице были темные джинсы, подчеркивающие ее фигуру, и тонкая кофточка, словно созданная специально для нее, на ногах элегантные туфли под цвет помады. Она в руках держала несколько пакетов, едва ли успевая ловить сумочку, которая, казалось, вот-вот соскользнет с плеча.

После долго рабочего дня, где она провела несколько сложных операций, девушка с именем Элль, которое ей дали любящие родители, спешно направлялась домой, в родные стены, мечтая о заслуженном отдыхе.

— Я так устала… боги, видимо, решили надо мной пошутить, раз нет ни одной машины! — недовольно ругается та на операторов такси, которые раз пять успели извиниться за доставленные неудобства.

— Девушка! — окликнул ее молодой человек с непослушными рыжими волосами, слегка взъерошенными, чуть ниже средней длины, — Вы забыли сок! — крикнул тот, и, не теряя времени, нагнал ее спешно, лучезарно улыбаясь, как первоцвет весной.

Она обернулась и, мягко улыбнувшись, поставила пакеты на землю, забрав коробку с соком.

— Спасибо большое! — произнесла она. Позже корила бы себя за то, что по невнимательности либо забыла купить его, либо вовсе где-то оставила.

— Не стоит! — махнул тот рукой с искренним энтузиазмом.

— После работы совсем голова забита другими мыслями, — пытается оправдаться барышня, убрав сок в пакет, чтобы более удобно взять пакеты, приготовившись пойти.

— Может... может, я могу вам помочь? — перебирает тот ее мысли, ловко опережая, подхватывая один пакет в свою руку, едва ли касаясь ее пальцев своими.

— Я... — начала она, но голос вдруг застрял в горле. «Почему бы не позволить себе немного расслабиться?» — подумала она, вспомнив, как давно не принимала проявления доброты.

— Ну ладно, — наконец, выдохнула Элль. — Если вы не против. Была бы очень благодарна, — кивнула она, и, отдав пакет, направилась в сторону дома.

Их встретило многоэтажное здание, а после и дверь, что вела в уютную квартиру девушки. Она забирает пакет и уводит смущённый взгляд.

— Может… чаю? Все-таки должна я вас как-то отблагодарить за помощь, — с энтузиазмом предложила Элль, глядя на него искоса.

— Я бы не отказался, — с улыбкой произнес тот, — Но…

— Наверное, вы торопитесь! А я вас так нелепо задержала… простите! — горячо извинялась она, не желая давить на и так уже смущенного незнакомца.

— Нет. Я просто удивлен. Правда, вы готовы пустить в свой дом незнакомца? Вы храбрая девушка!

— Единственное, что в этом городе приезжает куда быстрее такси, так это полиция, — улыбается девушка и пускает смешок, — Да и… красть у меня особо нечего, — добавила она с легкой иронией.

— А как же вы? — спросила он, с интересом глядя на ее глаза.

— Что я? — не понимала она вопроса, слегка нахмурив брови, пока пыталась осознать его смысл.

— Самое ценное сокровище, разве нет? — с легкой усмешкой сказал тот и смотрел, как она открывает дверь ключом, пуская незнакомца внутрь своего мира.

— Вы забавный, — сказала она, проходя следом и аккуратно прикрывая дверь.

Сбросив с ног туфли, Элль направилась на кухню и, поставив пакеты на стол, принялась разбираться с содержимым.

— Сейчас только разберу пакеты и поставлю чайник, не против? — с оптимизмом спросила Элль.

— Совсем нет, — качнул он головой и ответил с веселой улыбкой.

Квартирка была небольшая, но уютная. Куча медицинских книг стояла на полках, а на стенах красовались фотографии ее семьи, словно хранители воспоминаний. На журнальном столике рамка с трогательной фотографией, где была изображена сама девушка, держа диплом и радостно улыбаясь, а рядом с ней, положив руку на ее плечо, стоял мужчина, что был на пару лет старше и в полицейской форме. Очевидно, кто-то из родных.

— Или вы предпочитаете кофе? — интересуется Элль, громче говоря, уже раскладывая чашки и ставя их на гарнитур.

— Чаю! Было бы дивно, — ответил тот громко, и после окинул квартиру оценивающим взглядом, словно пытаясь запомнить каждый уголок.

Взмахнув кистью руки, тот проводит круговое движение, и в воздухе появляется знак печати, наподобие магического символа. Она быстро растворяется, улетев куда-то к потолку.

— Попробуй теперь ее найти... — произносит рыжеволосый шепотом, коварно улыбаясь. О да, это был тот самый лис!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 20. Предложение.

— Я не представился! — произносит молодой человек, следуя за ней на кухню, — Рик Морган...

— Красивое имя, — кратко и слегка кокетливо улыбнулась девушка, налив чаю в красивые чашки и поставив их на стол, а следом положила корзинку с аппетитным печеньем, угостив своего гостя.

— Ой! — опомнилась та, вдруг вспомнив, — Я ведь тоже не представилась! Элль Мароу.

«Ну конечно, как же иначе ее могут звать?» — подумал тот про себя.

Она села за стол, приглашая нового знакомого, и взяла чашку с горячим чаем в руки, сделав маленький глоток, явно наслаждаясь моментом.

— Что-то в волосах... — произносит тот, рукой аккуратно заводя за ее голову, и такая же загадочная печать ложится у нее над головой, окутывая мягким светом, а потом в его руке появляется листочек, словно доставленный таинственным образом, и он протягивает его девушке, — Вот, кажется, он тоже хотел в гости...

— Ой! Н-наверное, зацепилась за дерево, — посмеялась девушка и, забрав листок, положила его рядом с чашкой.

— А может, это просто весенняя магия, — улыбнулся Рик, наблюдая, как Элль трогает аккуратный зелёный листик, на котором были видны лишь капли росы.

— Весенняя магия? Такой взрослый, а верите в такие небылицы? — произнесла она с легким лукавством, стараясь создать непринужденную атмосферу.

— Возможно, — ответил Рик, — я всегда был романтиком. Но знаешь, иногда совершенно обычные вещи могут открыть для нас другие миры.

— И какие, на ваш взгляд, обычные вещи могут стать необычными? — поинтересовалась она.

— Например, листок, — сказал он, указывая на зелёный лист. — Он лишь часть дерева, но своим движением дразнит нас. Напоминает, что все в жизни непостоянно, и любое мгновение может стать началом чего-то нового.

Элль усмехнулась, искренне восхищаясь его умением превращать даже самые простые вещи в поэзию. Она протянула руку к листочку.

— И что же он может открыть мне? — спросила она, глядя на него с лёгким вызовом.

Рик наклонился ближе, его глаза чуть сверкнули.

— В этом мире много невидимого, но иногда стоит лишь заглянуть в себя, чтобы понять, что важно и что вам действительно нужно. Этот листик может стать напоминанием о том, что, как бы ни закручивались дела, всегда есть возможность остановиться и просто быть.

Элль почувствовала, что его слова возвращают её к себе. Она живо вспомнила моменты, когда терялась в суете, оставляя позади всё то, что было ей дорого.

— Звучит, как будто вы знаете, о чем говорите, — призналась она, потирая листок между пальцами.

— Возможно, это просто поиски ответов, — улыбнулся Рик. — Я сам не всегда понимаю, что хочу от жизни. Но каждый листок, каждая встреча — это шанс узнать что-то новое.

Разговор окончился. Они сидели молча, и от этого у Элль возникло чувство легкой неловкости, как будто между ними проскользнула нить, создающая атмосферу тайны.

— Извините, завтра у меня перевод в новую больницу, и… мне нужно лечь раньше… — намекает та своему гостю на то, что пора бы заканчивать их чаепитие и возвращаться к делам.

— А! Конечно-конечно! Простите, пожалуйста, украл ваше время! — парень неловко смеется, видя, что его присутствие нарушает ее планы, а после предлагает, его голос звучит мягко и искренне: — Могу я тогда надеяться на еще одну встречу? Вы такая красивая, прямо не устоять...

— Если будет свободное время, — улыбается девушка, вдыхая аромат чая. Она берет салфетку, поднялась из-за стола с легким движением, кидая быстрый взгляд на часы, и подходит к холодильнику. Сняв с дверцы ручку, которая стояла в специальном креплении, она написала свой номер телефона, словно передавая частичку себя.

Развернувшись, сделав пару шагов с легкой грацией, она протянула тот рыжему, чувствуя, как сердце заколотилось от волнения.

— Я обязательно позвоню, — произнес он, забирая предмет в свою руку, — и, может быть, уговорю тебя провести время на свежем воздухе? Природа — лучший врач, как утверждают.

— Да, это было бы замечательно, — согласилась она, внутренне радуясь его предложению, — Надеюсь, я смогу найти свободное время!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 21. Новая работа.

Следующим утром, когда первые лучи восходящего солнца осторожно заглянули в окно, девушка спешно собиралась на новую работу. Она так переволновалась из-за своих предстоящих обязанностей в новом коллективе, что почти не спала этой ночью, прокручивая в голове все возможные сценарии.

Она вбежала в здание больницы, а после подошла к стойке, показывая свою карточку, на которой были ее краткие личные данные — имя, должность и фото.

— Здравствуйте, я... я новенькая! Меня перевели к вам, — произнесла она, стараясь вложить в свой голос все тепло и уверенность, которые ей удалось собрать.

— Ординаторская на втором этаже, — пробубнила та за стойкой, что пила кофе и, казалось, больше была похожа на сонную муху, чем на приветливого сотрудника. Похоже, у кого-то удалась долгая рабочая смена. За что ее винить? Ладно, хоть не послала!

Элль поблагодарила ее, несмотря на угрюмое настроение, и направилась в нужном направлении, полная надежд и приятного волнения. Вошла в помещение, из сумки достала форму нежно голубого оттенка в виде штанов и футболки, которая тут же напомнила ей о том, что она радостно приступает к своим новым обязанностям. Да, быть работником медицины не самое простое направление в жизни, но отчего-то ей хотелось работать именно в ней.

— Новенькая? — произнесла молодая женщина, вошедшая в помещение следом, окидывая Элль взглядом. На ней был идеально выглаженный белый халат, строгий пучок на голове, волосы цвета холодного блонда, а на груди красовался бейджик с именем "Элиа Джеферсон".

— Да, извините, что опоздала, — значительно спешно переодевается девушка и одновременно пытается вежливо кланяться. Вскоре халат на ней уже был надет, и она без колебаний переобувала туфли на кеды, чтобы быть готовой к активной трудовой деятельности.

— Элль Мароу. Вам, наверное, должны были позвонить о моем переводе.

— Да, сообщили... Сказали, ты хороший профессионал, в обход большого опыта.... — произнесла Элиа, окидывая девушку взглядом, а потом кивнула на дверь, — Тебе уже провели экскурсию?

— Нет, я пришла буквально десять минут назад, — с немного виноватой улыбкой созналась она.

Поправив халат, а после собрав волосы в низкий хвост, Элль надела бейджик на шею и пошла за девушкой следом, внимательно ее слушая и стараясь запомнить каждую деталь.

Просторный холл, наполненный множеством белых кабинетов и тихим гулом работы, раскрылся перед ними, словно открытая книга. Женщины неспешно двигались по коридору, мимо сосредоточенных работников, каждый из которых был занят своим важным делом.

— Здесь у нас лаборатория, — начала объяснять Элиа, указывая на одну из дверей с особым значением. — Здесь ты будешь проводить большую часть своего времени. Тебе уже выделили рабочее место, так что можешь сразу приступать к работе, не теряя ни минуты, когда мы закончим обход.

— Ага... Поняла, — уверенно кивает девушка.

— А вот тут комната отдыха, — Элиа остановилась перед другой дверью и открыла её, — Здесь мы можем перекусить, поспать или просто расслабиться перед следующей сменой. Если тебе что-то потребуется, не стесняйся обращаться. Мы здесь все как одна семья, поддерживающая друг друга в любых ситуациях.

— Спасибо большое ещё раз за экскурсию, это очень мило с вашей стороны. Пожалуй, приступлю к своим обязанностям, — произнесла девушка с лучезарной улыбкой и скрылась за дверью, над которой висела соответствующая табличка.

Подойдя к пустому столу с новыми колбочками, она натянула на руки перчатки, очки и, взяв папку, что лежала на столе, открыла ее с легким любопытством. Подкатилась к боксу, в котором лежали наполненные пробирки с кровью, и принялась их изучать, смешивая с различными реактивами и с явным интересом пытаясь понять, как лечить ту или иную болячку. Они были не серьезными, однако, чтобы после смогли пациенту выписать нужное лекарство, стоило повозиться над результатами.

Так прошел остаток ее дня, наполненный действиями и открытиями, а под конец в кабинет вошел высокий мужчина с длинными серебристыми волосами, движения которого были полны грации. Под белым халатом была черная рубашка и брюки такого же цвета. Он определенно знал вкус в одежде.

Поправив округлые очки на переносице, тот сел за ближайший стол и, поставив контейнер перед собой, принялся в нем что-то внимательно рассматривать, словно с ним происходило что-то важное.

Приоткрыв глаза из-за шороха рядом, брюнетка приподняла голову и взглянула на рядом сидящего, тут же проснувшись от неожиданности.

— Извините, я тут... уснула немного... — сказала она неоправданно и тут же поспешила собраться с мыслями и подняться.

Незнакомец поднял на нее взгляд небесно-голубых глаз, окинул с головы до ног и обратно, а после произнес спокойным и уверенным голосом:

— Не страшно. Но лучше не спать в таком месте... Для отдыха есть специально отведенное место, где можно расслабиться должным образом.

В свете настольных ламп, имя на его бейджике было видно: Лайлрайл Джеферсон. Она запомнила это имя, словно оно могло пригодиться ей в будущем.

— Я слишком увлеклась, — ответила та чуть более виновато и, поднявшись из-за стола, убрала в холодильник образцы, а затем покинула лабораторию и прошла в комнату отдыха.

Там она налила себе чашку зелёного чая, который чудесно бодрил, и, достав из кармана шоколадку, которую так и не съела днем, вернулась обратно в лабораторию, поставив чашку и сладость рядом с мужчиной.

— Если собрались работать так поздно, то лучше пить не кофе, от него вы больше захотите спать, хорошей ночи, — произнесла она с легкой улыбкой и покинула лабораторию, направившись наконец до ординаторской, чтобы переодеться и пойти домой, где её ждала уютная атмосфера и покой, а главное мягкая кровать.

Он проводил ее взглядом, ощущая какое-то странное новое чувство, будто что-то важное только начиналось. Затем достал из-под воротника рубашки маленький бутылек с голубоватой жидкостью, издающей легкое свечение, и произнес сам себе, словно это было сокровенное желание:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Скоро... надеюсь, мы встретимся скоро...

Глава 22. Лисица

— Четвертое перерождение. И метка снова поставлена вовремя. Так что не мельтеши так... В конце концов, все идет по плану, и нет никакой необходимости нервничать или суетиться.

Рыжий лежал на диване перед телевизором, пытаясь смотреть какое-то шоу, пока девица расхаживала туда-сюда, закрывая ему обзор. Ее движения были настолько непредсказуемыми, что он едва мог сосредоточиться на экране.

— Если что-то пойдёт не так, уши оторву! — заявила блондинка недовольно и на диван рядом села, взяв бокал с вином. Отпила немного и шумно выдохнула, словно пытаясь выпустить накопившееся раздражение.

— Что опять? — спросил Амхиэль, не отрывая взгляда от экрана, хотя и понимал, что разговор неизбежен.

— Все четыре чёртовы перерождения он меня не замечает... — с тоской в голосе та произнесла. Она поставила бокал и легла рядом, втиснувшись в его объятия. Обняв его руками, она прижалась к его груди, словно маленький ребенок, ища утешения в его тепле.

Он тихо вздохнул, а после обнял ее в ответ. Конечно, как и в те три раза он ни за что не скажет, где девчонка. Просто будет наблюдать за тем, как та стареет или умирает от случайных событий. Но зачем все усложнять? Ведь так проще и спокойнее для всех. А главное — безопаснее.

— Лучше бы ему поскорее в тебя влюбиться, а то скоро сверху заметят, что кто-то крадет души… поймают и помогать тебе будет некому... — он говорил это с легкой ноткой иронии в голосе, понимая, что риск существует.

— Я почти доделала отвар, так что в этот раз точно все получится! — Нея улыбается и нежно целует парня в губы, словно подтверждая свои слова.

— Отвар? Тот самый?

— Ну, да! Подумаешь пострадает какой-нибудь бедолага из клуба, они ведь сами липнут как мухи. И чего ты опять дуешься? — она попыталась сменить тему, но ее голос выдавал легкую раздраженность.

— Я не дуюсь... — ее голос был мягким и успокаивающим, но в нем чувствовалась легкая насмешка.

Он дулся. Они пробыли вместе ни один век, но она все равно уперлась в этого божка и это ему не нравилось. Время шло, но ее упорство оставалось неизменным.

Она хитро заулыбалась и запустила пальчики ему под футболку, поглаживая кожу, словно пытаясь отвлечь его от размышлений.

— Назначу ей свиданку... Надо бы держать их подальше... — Амхиэль произнес это с легким вздохом, понимая, что это может быть единственным выходом. Тем, которого он так не хотел.

— Ты такой у меня умничка, — мурлычет девушка, переворачивает его на спину, садится сверху. Она немного ерзает, чтобы устроиться удобнее, нежно целует его в губы, а затем в шею и, прижав голову к его груди, закрывает глаза, словно погружаясь в сладкий сон.

— Ну вы гляньте, какая лиса, когда ей что-то надо! — смеётся с нее рыжеволосый, гладит по спинке недолго, а потом снимает с себя и встает с места, словно решив, что пора заканчивать этот разговор.

— Спать пойду... — его голос был усталым, но решительным.

— Так ты просто оставишь меня здесь одну? — с жалобой произносит она, взглянув своими печальными глазами. Уши у неё прижаты, а хвостики лениво колеблются, в то время как её ноготочки легонько скользят по груди, едва царапая кожу, словно пытаясь удержать его рядом.

— Это удар ниже пояса, Нея... И ты это знаешь... — произнёс тот, наклонив голову на бок, сверкнул лисьим взглядом, закатил глаза и протянул руку. Не может он на нее обижаться, вот хоть убейте на месте, но иногда она его просто выводила из себя.

Нея снова чмокнула парня в губы и радостно заулыбалась. Взяла его руку и пошла следом, словно ребенок, который не хочет отпускать своего любимого человека.

Когда девушка вошла в комнату, она сняла одежду и легла на кровать. Дождавшись его, она быстро забралась под одеяло, устроившись сверху. Щекой коснулась его груди и прижалась к нему. Так было уже привычнее.

— Через неделю не теряй... Хочу поискать зеркало богов... — произносит тот. Да, оно было древней легендой, но с помощью одного лишь осколка можно было убить само божество или оно исполнило бы любое желание. Это звучало как несбыточная легенда, придуманная кем-то, но кто знает, может быть, в ней есть доля правды.

— Ты веришь в эти детские сказки? — удивилась блондинка и приподнялась, смотря в его глаза. Уселась на нём поудобнее, а если быть точным на пах, руками упёрлась в его грудь, словно пытаясь понять, насколько серьезны его намерения.

— От небольших поисков от меня не убудет... Да и ты, кажется, планировала поразвлекаться... — последнее он произнёс скорее язвительно, слышал, как другие лисицы да нечисть звали ее "отдохнуть от серых будней" в компании красивых мужчин. Да, их осталось меньше, чем в прежние времена, но все же они были, и это не могло не вызывать у него злости или даже...

— Ты ревнуешь? — она захлопала ресничками, словно пытаясь выяснить, насколько глубоки его чувства.

— Совсем нет, — солгал он, но его голос выдавал легкую дрожь.

Лисица облизнула губы и опустилась под одеяло. Устроившись между его бедрами, блондинка прикоснулась к его члену пальчиками и начала нежно проводить языком, оставляя следы поцелуев, словно пытаясь доказать ему свою преданность.

— Нея... Я не в настроении.... — произносит тот и приподнимается, кладя руку на ее плечо, чтобы ее остановить. Но она будто и не реагирует, продолжая свои ласки.

— Иди сюда... — предъявляет он очередную попытку, — Лучше давай просто полежим вместе... — его голос был мягким и успокаивающим, словно он хотел просто отдохнуть и забыть обо всех проблемах.

Она тихо и недовольно заскулила и поднялась чуть выше, устроившись рядом, положив одну ногу на него. Носом коснулась его шеи, а, укрывшись хвостами, закрыла глаза.

— Доброй ночи...— сказал он, но она не ответила. Теперь, очевидно, понятно кто дуется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 23. Завтрак с новым знакомым

Элль пришла на работу. Непривычно рано, словно торопилась укрыться от назойливых мыслей в привычной рутине.

Переодеваясь в белоснежный халат в пустой раздевалке, она машинально поправила волосы, заколотые заколкой, и направилась к кофемашине. Аромат крепкого эспрессо смешался с холодным воздухом лабораторного коридора.

Прижимая теплую чашку к ладоням, девушка шагнула в полумрак кабинета. Но даже в самых смелых предположениях она не ожидала обнаружить там вчерашнего ночного знакомого, мирно почивающего на столе, словно замершего в странной позе между усталостью и беспечностью. Его пальцы все еще сжимали папку с документами, а свет настольной лампы, забытой включенной, бросал золотистые блики на прядь седых волос, выбившуюся из строгой прически.

Не раздумывая, Элль вернулась в комнату отдыха, где мягкий плед с узором из звезд лежал на потрепанном диванчике рядом с горой журналов. Ткань скользнула по ее пальцам, пока она осторожно накидывала его на плечи мужчины, задержавшись на мгновение, чтобы убедиться, что его дыхание осталось ровным.

Уголки ее губ дрогнули в едва уловимой улыбке — спонтанной, прежде чем она тихо двинулась к своему столу. Папки с отчетами, микроскоп, стопка промаркированных пробирок — здесь все дышало порядком. Приглушенный свет лампы окутывал ее в желтоватый ореол, а щелчок клавиатуры и шелест страниц сливались в монотонный аккомпанемент, под который даже время будто замедляло бег.

Но мужчина не спал. Его веки дрогнули, когда плед коснулся плеч, а пальцы сжались чуть сильнее, будто ловя эхо чужой заботы. Приподнявшись с изяществом кошки, он провел рукой по лицу, стирая следы мнимого сна. Его взгляд скользнул к соседнему столу.

— Если это весь твой завтрак, — голос прозвучал чуть хрипловато, словно пробиваясь сквозь пелену невысказанного, — то день не зайдет дальше рассвета... — Он встал, поправив манжеты рукавов, и жест, начатый как протянутая рука, обернулся сдержанным кивком к двери. — Составишь компанию?

— Я не успела позавтракать, так что... пожалуй, да, — ответила Элль, снимая перчатки, которые плавно опустились в урну. Следуя за ним, она опустила взгляд, изучая узоры на линолеуме, каждый шаг отдаваясь тихим стуком каблучков. Было очень неловко.

— Извините, я тогда не представилась... Элль Мароу, только вчера перевелась из центрального хирургического центра, — произнесла она, и воздух будто сгустился между ними.

«Элль? Моя Элль? Нет... Это невозможно. Она исчезла. Или это насмешка судьбы?..» — мысли метались в голове Лайрлайла, как птицы в клетке, пока он, застыв на месте, пытался совместить прошлое с настоящим. Слишком долгая пауза заставила его резко кивнуть:

— Лайрлайл Джефферсон... Имя длинное, поэтому зовите просто Лайл. Мы ведь коллеги как-никак.

— Хорошо, — ее улыбка смягчила напряжение, а голова слегка наклонилась в сторону.

В кафетерии, где аромат свежей выпечки смешивался с горьковатым дыханием кофе, Элль, словно ребенок перед витриной кондитерской, набрала два сэндвича, два эклера и две чашки напитка. Сахарная пудра с десертов оседала на контейнерах, когда она, усевшись за столик у окна, подвинула угощение к Лайлу.

— Раз уж вы пригласили, позвольте мне ответить любезностью, — ее тихий смешок прозвенел легко, а следом белоснежные зубки впились в сэндвич, оставив крошки на уголках губ.

Он ответил улыбкой, которая не дотянулась до глаз, но затерялась в морщинках у рта. В этом жесте было что-то древнее, как память о рассветах, которые они когда-то встречали вместе. В прошлой жизни. Такой далекой сейчас.

— Почему ты выбрала медицину? — спросил он, крутя чашку в руках, ища в кофейных завитках ответы на свои вопросы.

— Не знаю... — Элль оторвала взгляд от окна, где дождь начал выстукивать грустную мелодию по стеклу. — В детстве вместо сказок читала анатомические атласы. В школе резала лягушек с таким азартом, что учителя пугались. Думала, что спасать жизни — это... мое, — Пауза повисла тяжелее, чем туча за окном. — А потом... ошибка. И меня перевели сюда. Теперь я не оперирую, а просто помогаю. Меньше шансов увидеть, как гаснет чей-то взгляд...

— Смерть не щадит никого, — его голос прозвучал глухо, словно эхо из колодца. — Что случилось?

— Ребенок...

— Всегда непросто, — кивнул тот.

— У него был разрыв клапана. Я перенесла операцию, не дождавшись своего дежурства. Родители плакали, а я.… оплатила все сама. Потом — перевод. Теперь вот здесь. — Она смахнула крошку со стола, будто стирая следы прошлого.

«Слишком похоже... Даже детали... Неужели...» — мысли Лайрлайла прервал голос блондинки с бейджиком «Джефферсон».

— Доктор, вас ждут в третьем операционном, — фраза прозвучала как щелчок затвора, фиксируя момент.

— Спасибо за компанию, — он встал, слегка наклонив голову, и исчез за дверью кафетерия, оставив после себя лишь аромат кофе и тяжёлое молчание.

Сообщение на телефоне Элль заставило ее отвлечься от едва накатившей депрессии:

«Как насчет кино или прогулки под луной? Назови время — и я украду звёзды для тебя»

Рыжий друг. Она улыбнулась, печатая ответ:

«Как насчет сегодня? У магазина. В тот же час» — отправила, допила кофе, вкус которого оказался горьковато-сладким, а потом тоже поспешила вернуться к работе.

Вечер накрыл город сиреневым покрывалом, когда Элль, теребя пакетик сока у магазина, ловила взгляды прохожих. Внезапно перед ней возник букет маргариток, а из-за спины, словно джинн из лампы, появился рыжий проказник с улыбкой, напоминающей лисью ухмылку.

— Цветы для самой очаровательной девушки в мире!

— Ой! — она отпрянула, прижимая букет к груди. — Спасибо, но вы могли бы не пугать...

— Виноват! — он притворно вздохнул, подмигнул и, ловко подхватив ее под руку, повел к кафе, — Но с гордостью принимаю это и спешу загладить вину!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 24. Свидание с лисом

Уже за столиком у окна, где блики уличных фонарей танцевали на полированной столешнице, рыжий галантно пододвинул Элль стул с бархатной обивкой, словно приглашая её на трон. Кафе дышало ароматом корицы и подгоревшего карамельного сиропа, а за спиной официанта позвякивали бокалы под мелодию джаза, лениво льющуюся из старомодного ретро-рекордера.

Девушка уткнулась в меню с вычурными золотыми буквами, перелистывая страницы с преувеличенной серьезностью — будто выбирала не салат, а свою судьбу. Её пальцы замерли на изображении авокадо, разрезанного идеальным веером, когда через пять минут тишины, прерываемой лишь тиканьем часов над стойкой, она назвала заказ голосом, в котором звенела усталость:

— Зеленый чай с жасмином... и греческий салат, без маслин.

Рыжий, развалившись на стуле как кот на подоконнике, поднял бровь, наблюдая, как официант исчезает за барной стойкой, где миксер взбивал коктейль в такт его мыслям.

— Мне даже поначалу стало интересно... — Элль обвела взглядом его взъерошенные пряди, отливающие медью в свете люстры, — почему ты решил меня куда-то пригласить?

— Давай на «ты»? А то мы как не родные, да? — он фыркнул, подражая её интонации, и каблук его ботинка забарабанил по ножке стула. Заказал идентичный набор, хотя в горле уже сверкали клыками образы редкого стейка с кровью.

— Давай, — согласилась Элль, — и все же?

— Понравилась. А что? Такого быть не может? — его рука потянулась поправить салфетку, сложенную в лебедя, но передумала, замерев в воздухе.

— Ты... — она поперхнулась, поправляя невидимый манжет халата, будто он всё ещё был на ней, — видишь меня второй раз, а таких, как я, в этом районе... — голос дрогнул, выдавая давнюю привычку прятаться за статистикой, где все плохо.

Он рассмеялся — звонко, с хрипотцой курильщика, и Элль невольно ответила улыбкой, тут же поймав себя на этом. Когда принесли чай, она обхватила чашку ладонями, грея руки как у костра, и сделала глоток, наблюдая, как пар сливается с тенью от её ресниц.

— Будем считать, что это любовь с первого взгляда, — рыжий драматично прижал ладонь к груди, где под клетчатой рубашкой билось сердце, знакомое с предательством. — Ты покорила моё сердце!

— Её не существует, любви с первого взгляда, — выдохнула Элль, и улыбка соскользнула с её лица. Где-то под рёбрами ёкнуло — старый шрам от слов, сказанных когда-то другим мужчиной в другом кафе. А может и не кафе.

Она нанизала вилкой сыр и томат черри, что тут же лопнул, смачивая зубы в алый сок. Молчание повисло плотнее, чем гардина на окне.

— Как насчет почаще проводить время? — он разломил хлебную палочку с треском, нарушающим тишину. — Через неделю уезжаю в командировку... но после — весь твой. Такая красотка, что страшно упустить... — палец постучал по столу, выдавая нервозность. — Или у тебя уже есть кто-то?

— Нет... никого нет, — она прошептала так тихо, что слова едва перепрыгнули через стойку с сахарными пакетиками. Улыбнулась натянуто, будто примеряя чужое платье.

В голове мелькнули тени прошлого: школьные коридоры, где мальчишки дарили маргаритки, выдернутые с клумбы; студенческие вечеринки, заканчивавшиеся её уходом под предлогом «завтра рано». Она отталкивала их ледяным «спасибо», хоронила надежды под слоем учебников по анатомии. Даже сейчас, глядя на рыжего, она ловила себя на мысли, что видит не человека, а экспонат — сердце, лёгкие, мышечные волокна. Защитный механизм, отточенный годами. А может, она просто боится открыться сама?

— Я не думаю, что это хорошая идея, — произнесла девушка, перебирая край скатерти с вышитыми подснежниками. Звяканье вилки о фарфоровую тарелку звучало неловко в такт её словам. — У меня завтра совещание с начальством, да и отчеты... никто не оформил, перед тем как передать мне место, — Голос дрогнул, будто пытаясь найти опору в гуле ресторанной музыки, смешивающейся с шепотом чужих разговоров.

— Я терпеливее, чем может показаться, — наклонился парень через стол, и свет бра-светильника золотил рыжие пряди его волос. Его пальцы нервно выстукивали ритм на поверхности стола, оставляя мутные отпечатки. — Да брось! Отошьешь, даже не дав шанса? — Он улыбнулся так, будто разыгрывал комедийную сцену из старого фильма. — Ты же не бессердечная статуя с центрального фонтана!

— Ладно... — согласилась она после паузы, будто воздух вокруг внезапно стал гуще. Улыбка скользнула по её губам. Мысленно она представила, как крошечная версия себя в платье из листьев карабкается по стене сомнений.

«А что, если...» — мелькнуло где-то между воспоминанием о прошлых разочарованиях и запахом лаванды от салфетки. Взгляд её медленно пополз вверх, пока не встретился с его глазами.

— Просто... обычно с отношениями мне не везет, — призналась девушка, отодвигая тарелку с недоеденным салатом. — Как будто я коллекционирую билеты на поезда, которые... даже не останавливаются.

— Да брось! — смех Рика взметнулся, — Мы еще не начали даже, а ты уже даешь заднюю! — Рука его взмахнула так энергично, что едва не задела поднос официанта, проходившего мимо. Пальцы внезапно сомкнулись вокруг её запястья, теплые и такие нежные. Поцелуй в тыльную сторону ладони заставил её кожу покрыться мурашками — странная смесь галантности и театральности.

Смущение расцвело на её щеках алыми маками. Рука высвободилась плавным движением, уворачиваясь от невидимого солнечного зайчика, и опустилась на колено, сминая складки платья.

— Извини... — шепот растворился в жужжании холодильника за стойкой бара.

— Такая стесняшка, просто обнять и плакать! — Парень откинулся на спинку стула.

— Мне уже пора домой... — начала она, когда тиканье часов на руке слилось в навязчивый ритм. — Может, продолжим наш разговор... в другой раз? Просто голова... будто набита ватой после долгого рабочего дня...

И лис согласился. Но только тогда, когда она позволила ее проводить. Когда они наконец оказались у двери её дома, девушка произнесла:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Спасибо за вечер...

— В этот раз не пригласишь? — Его усмешка напомнила кота, наблюдающего за мышкой у норы. Резким движением, словно мальчишка, крадущий яблоко из сада, он потянул её за рукав. Шаг вперёд, запах его одеколона с нотками дубовой коры, мгновение нерешительности — и губы коснулись её губ с настойчивостью человека, уверенного в своей неотразимости. Девушка опешила.

— Доброй ночи, мышонок... — прошептал он, уже отступая.

— Доброй... — тихо прозвучал ее ответ, и она поспешила внутрь. Дверь захлопнулась, создавая между ними барьер.

В квартире она долго стояла под душем, пока вода не смыла запах ресторана и чужих духов. Лёжа в постели, Элль разглядывала трещину на потолке, которая за годы наблюдений превратилась в карту воображаемой страны. Мысли метались между его фразой про «мышонка» и воспоминанием о бывшем, который тоже любил давать прозвища.

Так и не поспала.

Глава 25.Зеркало богов

Элль весь день была невероятно рассеянной, будто её мысли витали где-то далеко за пределами лаборатории, в каком-то параллельном мире, куда доступ имели только её усталые мечтания. То она, машинально протянув руку, брала не тот реагент, путая фиолетовый флакон с синим, то неловким движением задевала хрупкую колбу, которая тут же разбивалась на сотни мелких осколков, рассыпавшихся по полу мерцающим хаосом. А порой, устав от бесконечных экспериментов, она и вовсе незаметно для себя погружалась в дрёму, склонив голову на сложенные руки, прямо за рабочим столом, заваленным бумагами и пробирками, будто этот хаос был её единственным утешением.

Рик, в свою очередь, на протяжении всей этой недели проявлял удивительную настойчивость, регулярно уговаривая её на дополнительные прогулки — то под предлогом свежего воздуха, то под соусом необходимости отвлечься от рутины.

После каждой такой вылазки, будь то вечерняя аллея, утопающая в золоте заката, или тропинка у озера, где ветер играл с её волосами, он позволял себе ту самую вольность: украдкой, словно боясь спугнуть мгновение, притягивал её ближе, чтобы оставить на её щеке или губах лёгкий, едва уловимый поцелуй. И пока Элль, смущённая, пыталась собрать мысли воедино, время неумолимо текло вперёд.

Наконец, наступил тот самый момент, которого Рик так неохотно ждал — начало его внезапной "командировки", о деталях которой он говорил сдержанно, будто за каждым словом скрывалась тень недоговорённости. А так и было.

Лунный свет, точно серебристая паутина, осторожно прорывался сквозь тягучие, как смола, тучи, разрывая их плотную пелену мерцающими щупальцами. Он скользил по земле, очерчивая путь одинокому путнику, чья тень извивалась за ним, будто преследуемая собственными тайнами. В его глазах, узких и пронзительных, пылали два раскалённых уголька, отбрасывающих алые отсветы на острые скулы и шерсть, темнее самой глубокой ночи.

Это был Амхиэль — треххвостый демон-лис, чьё имя кануло в небытие мира, что давно отвернулся от древних легенд, словно стыдясь своих же мифов. Людские сердца стерли его из песен и шепотов, оставив лишь эхо, которое бродило по пустошам, не находя приюта. А оно ему было не нужно. Не сейчас.

Его цель лежала в глубине мрачной, пропитанной сыростью веков пещеры, чьи стены, покрытые склизким мхом, хранили молчание старше человеческих королевств. Даже древние предания, уставшие от собственной тяжести, обходили это место стороной, боясь разбудить то, что дремало меж каменных глоток.

Зеркало богов — артефакт, обагрённый загадками, чья рама, сплетенная из костей и звёздной пыли, обещала неисчерпаемую силу тому, кто осмелится прикоснуться к его холодной поверхности. Триада желаний, запертая в нём, напоминала старую сказку о джинне: нельзя убить, нельзя влюбить, нельзя воскресить, нельзя умножить желания и… нельзя снять проклятие, что опутывало самого дерзнувшего. Но в свитках, где упоминался артефакт, никто не счёл нужным вписать мелким шрифтом, что его сила — словно двуручный меч: один клинок дарует могущество, другой вонзается в душу, сея семена распада.

Расчистив путь через лабиринт массивных сталактитов, где острия капали вековой влагой, и бестелесных теней, шептавшихся на языке забытых проклятий, демон-лис оказался в зловещем зале.

Пространство, будто вырезанное из самой тьмы, было усеяно зеркалами, стоявшими в хаотичном порядке — одни лежали на полу, как щиты павших воинов, другие парили в воздухе, нарушая законы тяжести. Он чувствовал, как кровь, насыщенная магией, стремительно перекачивается через его сосуды, а в груди билось сердце, отмеряющее ритм древнего ритуала. Предвкушение, горькое как полынь, смешивалось со страхом, который он тщательно хоронил под маской холодного расчета.

«Для нее... Для нее я готов на все» — держал он мысль в голове.

Демон провёл рукой — изящной, с когтями, отточенными веками — по ближайшему зеркалу. Стекло, несмотря на возраст пещеры, оставалось безупречным: ни трещины, ни пылинки, будто сама пустота оберегала его от тлена. Каждое зеркало, словно капризный художник, рисовало его образ иначе: в одном он был святым с нимбом из лунного света, в другом — чудовищем с клыками, капающими ядом, в третьем — существом, чьи глаза светились нежностью, а три хвоста обвивали силуэт той, чьё имя он запретил себе вспоминать, пока не сделает то, за чем пришел. Но лишь в центре зала, на пьедестале из спрессованного мрака, стояло Зеркало богов. Его поверхность переливалась, как ртуть, а рама дышала, словно живая, выпуская дымчатые завитки, напоминающие письмена на языке божеств.

Амхиэль приблизился к нему, ступая так, будто каждый шаг мог разбудить спящего дракона. Его отражение в зеркале казалось чужим — более живым, более настоящим, чем он сам. Глаза в стекле горели не угольями, а звёздами, а лисья шерсть переливалась изумрудными искрами. В миг, когда его рука, обманчиво нежная, коснулась поверхности, тишину зала разорвало сияние — ослепительное, словно вспышка сверхновой.

Чудовищная боль впилась в плоть, точно тысячи игл, сплетённых в огненную печать. Символы, пылающие незримым пламенем, выжигались на его ладони, оставляя узоры, которые светились сквозь лисью шерсть, как лава под пеплом. Демон-лис попытался отдёрнуть лапу, но зеркало, теперь пульсирующее темно-багровым светом, вцепилось в него, словно хищник, наконец поймавший добычу.

Его разум трещал, как лёд под ногами весной, и вот уже трещины поползли по воспоминаниям: он видел себя, разрывающего договор с королём-чародеем, чей крик растворился в дыме… Лицо женщины с глазами цвета летнего неба… Детей-лисят, бегущих за ним по полю, пока он не свернул в тень, чтобы их смех больше не терзал его… Зеркало сияло всё ярче, а видения становились острее — теперь это были не образы, а лезвия, режущие душу. И где-то в глубине, сквозь боль, он понял: артефакт не дарует силу. Он лишь показывает цену, которую придётся заплатить.

Оно всё-таки оказалось в его дрожащей лапе — крошечное, почти невесомое, как изящное украшение для дамской сумочки, потерянное в пылу бала. Его поверхность теперь переливалась тусклым перламутром, а края, словно оправленные в черное серебро, вились загадочными узорами, напоминающими замкнутые циклы судеб. Сам же рыжий лежал на спине, уже в человечьем теле, раскинув три хвоста, как опавшие листья, и уставился в потолок пещеры.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Каменные своды над ним казались теперь иными: трещины на них складывались в насмешливые гримасы, а сталактиты, будто клыки исполинского зверя, готовились пронзить его в любой миг. Печать, та самая, пылала на его ладони алым шрамом, как раскалённая проволока впивалась в плоть, а затем… угасла. Не исчезла — уползла под кожу, оставив после себя лишь призрачное мерцание.

— Чёрт… — его голос, хриплый от напряжения, сорвался в тишину, смешавшись с эхом капели где-то вдали. — Думал, помру… — добавил он, и слова повисли в воздухе, будто признание, которое стыдно произнести вслух.

Он попытался приподняться, опираясь на локоть, но мышцы дрожали, как после долгого падения. Каждая кость гудела, а в висках пульсировало, сливаясь с далеким гулом пещеры. На полпути к сидячему положению дыхание перехватило, и он снова рухнул на холодный камень, ощутив, как сырость пробирается сквозь одежду к самой коже. Глаза сами собой закрылись — перед веками снова заплясали обрывки видений: то ли память зеркала, то ли его собственная, изуродованная страхом.

— Немного отдохну… — прошептал он, но даже шепот звучал как издевательство над самим собой. Рука с артефактом бессильно упала на грудь, а пальцы непроизвольно сжались вокруг холодного металла, будто пытаясь выжать из него обещанную силу. Где-то в глубине зала, за спиной, зеркала продолжали шептаться, их отражения — насмешливые, жалкие, яростные — наблюдали за ним. Он чувствовал их взгляды на себе, но сил повернуть голову не было. Лишь тихий стон, похожий на рычание, вырвался из горла, когда он попытался перевернуться на бок.

Пещера дышала вокруг — тяжёло, медленно, как древнее существо, проглотившее его на потеху богам. А артефакт в его руке молчал. Молчал так, будто и не обещал ничего, кроме этой боли.

Глава 25. Лисий обман

— Вот... держи, — произнес Амхиэль тихим, слегка дрогнувшим голосом, сопровождая слова едва уловимой улыбкой, которая, казалось, пыталась скрыть тяжесть, давившую на его плечи. Его пальцы, обернутые в потертые перчатки, осторожно опустили маленькое зеркальце на стол перед лисицей. Та, не отрываясь от своего занятия, тщательно поправляла меховые прядки у уха, будто каждое движение кисточки было шагом к совершенству.

Амхиэль, медленно отойдя к кровати, рухнул на нее с таким видом, словно годы усталости внезапно материализовались в камни, прикованные к его спине. Его взгляд, устремленный в потолок с трещинами, напоминал узника, размышляющего о невидимой клетке. Рассказывать ли ей о проклятии, что висело над ним, как грозовая туча, готовое обрушиться ливнем бед? Нет, зачем? Даже если бы он нашел силы говорить, она вряд ли отвлеклась бы от своего отражения — а если бы и отвлеклась, то лишь для того, чтобы усмехнуться его «драматизму», как она это называла.

Лисица на мгновение оторвалась от зеркала. Ее глаза скользнули по фигуре брата, задержавшись на его ссутуленной спине. Что-то дрогнуло в ее взгляде — может, тень сожаления, а может, просто игра света. Но губы остались сжатыми, слова застыли где-то в горле, растворившись в привычном безмолвии. Вместо них она лишь провела рукой по зеркальной поверхности, и глубже втянула воздух, ощущая холод стекла под подушечками пальцев.

— Хочу стать ею… — выдохнула она так тихо, что слова едва не потерялись в скрипе старого стула под ее весом. Голос звучал плоско, будто зачитанная по бумажке молитва, лишенная веры. Но магия, как всегда, не требовала искренности — лишь четкости желания. Зеркало дрогнуло, его края окутала сизоватая дымка, и тело Неи начало менять очертания, как глина в руках невидимого скульптора.

Медленно, почти нехотя, мех на ушах таял, уступая место гладкой шевелюре, рыжие пряди темнели, превращаясь в каштановые волны, а глаза сужались, приобретая миндалевидную форму — точь-в-точь как у Элль, девушки из воспоминаний, чей образ, как заноза, засел в сердце Неи после той встречи. Та Элль смеялась тогда, запрокинув голову, и солнечный луч играл в ее волосах — сейчас же новая Элль, вставшая из-за стола, лишь нервно провела ладонью по локонам, проверяя, не осыплется ли иллюзия.

— Получилось… — прошептала она, и в голосе впервые прорвалась радость. Живая. Неподдельная. Сарафан, туфли, ждали своего часа в огромном шкафу, в пыльной коробке. Ничто не могло остановить ее сейчас. Сердце колотилось, как птица в клетке, когда она выбежала за дверь, даже не закрыв ее за собой. Адрес Лалрехалла она знала наизусть: брат назвал его единожды, предупредив, что более не повторит. И она изо дня в день мысленно прокручивала эти цифры, будто опасалась, что они испарятся.

Тук-тук. Первый удар в дверь прозвучал робко, будто стучался заяц, а не девушка, готовая перевернуть мир. Тук-тук-тук! Второй уже звенел отчаянием.

— Если и сейчас не выйдет… — мысль оборвалась, превратившись в ком в горле. Глаза Неи-Элль жгли слезы, но она глотала их, впиваясь взглядом в щель под дверью, где мелькала тень.

Скрип петлей. Воздух дрогнул, и перед ней возник он — Лалрехалл, с книгой в руке, страницы которой пахли пылью и древними чернилами. Его взгляд, увеличенный очками, медленно скользнул по ней, от макушки до кончиков туфель, будто сверяя с невидимым шаблоном. Голый торс, испещренный шрамами-иероглифами прошлого, домашние штаны с выцветшими узорами — все это казалось теперь частью какого-то священного ритуала. Он не улыбнулся. Не бросился обнимать. Просто стоял, и в этой паузе, растянувшейся на века, Нея поняла: зеркало не врало. Но что дальше?

Он застыл, будто время споткнулось о порог, а пальцы его непроизвольно впились в край полотна, оставляя на поверхности мутные отпечатки. Взгляд — тяжёлый, медленно пополз вверх, цепляясь за складки её платья, за бледную кожу запястья, пока не остановился на лице гостьи. Глаза сузились, будто пытались раздвинуть пелену тумана, затянувшего память за долгие годы. Голова наклонилась вбок с едва слышным хрустом, десятилетия, превратили её образ в размытый силуэт.

— Вы что-то хотели? — сорвалось с губ, обжигая горло кислотой недоверия. Ладонь его дрогнула.

Она отступила на шаг, будто слова были ударом хлыста. Ресницы опустились, рисуя паутину теней на щеках, где уже дрожала первая слеза — хрустальная капля, вобравшая в себя горечь двух тысяч бессонных ночей. Губы сжались в алую нить, а пальцы вцепились в складки юбки, мнущие ткань в жадном поиске опоры. Вздох вырвался из груди.

— Ты меня не помнишь? — голос рассыпался на полутонах, подражая интонациям Элль с болезненной точностью. — Хотя… чего я ожидала… — шепот упал на пол, смешавшись с тиканьем часов, отсчитывающих секунды неловкого молчания.

Вторая слеза — смелее, наглее — прокатилась по щеке, оставив блестящий след. Его рука — шершавая от работы в саду, исчерченная сетью мелких царапин — внезапно взметнулась. Пальцы обхватили её подбородок с нежностью, которую не стёрли годы, приподнимая лицо, залитое синевой сумерек. Глаза его, расширенные зрачками-безднами, скользили по её чертам, выискивая изъяны в безупречной копии: родинку у виска, едва заметную асимметрию бровей, дрожь века, которую не смогла подделать даже лучшая актриса.

— Невозможно... — прошипел он, прижимая её к стене, где обои с цветочным узором впились в спину девушки, оставляя на коже отпечатки роз. — Кто ты такая?

Она сжалась, будто пытаясь свернуться в невидимый клубок, чувствуя, как сердце колотится в грудной клетке. Даже кончики волос, казалось, онемели от страха, что маска вот-вот треснет, обнажив паутину лжи под ней.

— Э… это же я… Элль! — голос сорвался в фальцет. Ладонь её дрожаще потянулась к его воротнику, повторяя жест из прошлого — та самая Элль.

— Этого просто не может быть... — он прошептал, и вдруг его губы — солёные от слёз или пота — прикоснулись к её рту. Поцелуй был лёгким, но в нём пульсировала ярость человека, целующего собственное отражение в разбитом зеркале. — Элль... я не понимаю... ты снова снишься мне?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она покачала головой. Пальцы, холодные, коснулись его щеки, повторив прикосновение. Улыбка — точная копия той, что жила в отдалённых глубинах — дрогнула, обнажив едва заметную трещину: «Я здесь, — говорил взгляд, — но ты уже никогда не отличишь оригинал от эха».

— Нет, не снюсь. Я так долго тебя искала... и, наконец-то, нашла... — произнесла она, в голосе её слышалась нежность и радость, словно она не верила в свое счастье. Радости лисицы то точно не было предела, и она хоть сейчас была готова расплакаться от счастья, что спустя столько веков смогла приблизиться к нему, коснуться его и ощутить его губы на своих. То, о чем она всегда мечтала, но не могла получить, сейчас, казалось, вот-вот сбудется.

— Я... как ты нашла меня и... — он начал, но не договорил, когда со стороны гостиной раздался нежный, но настойчивый звук колокольчика, словно кто-то звал их. Пришлось отстраниться и пройти туда, потянув девушку за собой, как магнитом притягивая её.

В комнате их встретила удивительная картина. Видимые только божествам и существам им подобным, полупрозрачные нити сияли на стене, образуя красочную паутину, которая выглядела так, словно была соткана из света и мечтаний. Несколько голубых бусинок осторожно скатилось по нескольким из этих нитей вниз, и этот момент казался слишком волшебным и неземным.

— Кто-то изменил судьбу... и какому бессмертному такое в голову пришло? — задумчиво гадает он, смотря на стену, а потом снова переводит взгляд на девушку, в глазах которой читалась радость и немного тревога, — Разберусь с ними потом...

— Ты о чем? — спрашивает она, делая вид, что ничего не понимает, хотя её глаза прекрасно всё видели, а уши слышали каждый шёпот этих загадочных нитей. Она не могла избавиться от чувства, что всё это как-то связано с ней.

«Нет, не сейчас» — подумала она. После с этим разберется.

Лисица подходит к нему, забывая обо всем вокруг, и, нежно кладя руку на его щеку, приподнимается на носочки, чтобы целовать его. Она закрывает глаза, будто больше такого шанса и не будет, и её сердце замирает от волнения.

Он отвлекается от важного дела, на миг забывая о своих заботах и переживаниях. Прижимая её к себе, нежно отвечает на поцелуй, и в воздухе витает ощущение магии, которую невозможно описать словами. Одной из особенностей зеркала Богов была точность выполнения желания. Пожелав стать внешне как Элль, лисица заставляла тех, кто окружал её, верить в то, что она и правда та, за кого себя выдает. Пусть внутри, из-за лисьего духа, ничего не изменилось, но внешность могла обмануть многих.

Её руки обвивают его за пояс, лишь углубляя поцелуй, и она поддаётся порыву страсти, словно между ними не осталось никаких преград. Когда кислорода вдруг едва ли хватило, девушка всё же отстранилась, и её взгляд опустился вниз, будто она старалась скрыть смущение, которое захлестнуло её.

— Извини, что пришлось так долго ждать... — тихо произнесла Нея, как будто постаравшись извиниться за все прошедшие годы разлуки.

«Так низко я ещё не падала» — пронеслось в голове девицы, и эта мысль навевала одновременно и грусть, и надежду.

— Ничего... — он нежно улыбнулся, погладив её по щеке, как будто старался передать всю теплоту своих чувств, и поцеловал её снова, — Теперь ты здесь...

— И никто больше нам не помешает, — продолжила она слова мужчины, наполняясь уверенностью, и крепко прижалась к нему. В этот момент всё было идеально — и время, и пространство, и даже их сердца, которые, казалось, наконец, снова бились в унисон.

Глава 27. Жар...

Прошло пару дней, а рыжехвостая лисица все никак не могла нарадоваться своему успеху, да и поверить в реальность происходящего тоже не получалось. Стоя у зеркала в утренних лучах солнца, она то и дело проводила ладонью по отражающей поверхности, будто проверяя прочность магии.

Вечером, вернувшись в свою скромную, но уютную квартиру с видом на вечно шумящий проспект, она решительно встала у постели, уперла руки в боки в своем фирменном жесте и сверкнула глазами, смотря сверху вниз на бесформенную кучу одеял, где копошился брат.

– Ну и чего ты валяешься, как мешок с картошкой? – фыркнула она, поправляя прядь медовых волос. – Тебе ещё эту девчонку извести нужно! Узнаю, что жива – лично голову оторву и на люстру повешу! – голос её зазвенел, когда она принялась энергично трясти спящего за плечо.

– Отстань... – буркнул рыжий, отмахиваясь рукой, словно от назойливой мухи. Его лицо пылало жаром, сравнимым разве что с раскалённой сковородкой. С трудом достав телефон из мятых джинсов, он тыкал пальцем в экран, набирая знакомый номер. Гудки звучали неестественно громко в тишине комнаты.

– Привет... – голос его напоминал скрип несмазанной двери. – Как насчёт... погулять сегодня? – спросил он, прищурившись от боли в висках.

«Я сегодня выходная... – послышалось в трубке, сопровождаемое хрустом чего-то солёного. – Так что давай тогда встретимся через час?» – предложила Элль, небрежно перекидывая ногу через подлокотник дивана. В её планы входили только пижама с единорогами, пачка чипсов и бутылка дешёвого вина, но судьба, как всегда, распорядилась иначе.

– Вот и молодец! – лисица хлопнула в ладоши, заставляя брата вздрогнуть. – И хватит корчить из себя умирающего лебедя – нытьё твоё мне как серенада жабе! – возмущённо фыркнув, она засеменила к шкафу, перебирая груду белья с важностью ювелира, сортирующего алмазы.

Его состояние ухудшилось ровно после первого же её капризного пожелания. Головная боль, как удар кувалдой, теперь казалась лёгким щелчком по сравнению с этим адским жаром, превращавшим тело в раскалённый уголёк.

– Если хочешь знать моё скромное мнение... – рыжий медленно перевернулся на спину, уставившись в потолок с трещиной, – Твоё настоящее лицо куда симпатичнее этой маски... – пробормотал он, – Что? Разве футболка с динозавром и потёртые джинсы – не идеальный наряд для романтических подвигов?

– Сама бы с радостью сняла этот дурацкий облик, – прошипела лисица, выдергивая из груды белья кружевной комплект цвета капучино. – Но пока эта шутка работает – буду терпеть, как зубную боль! – И, схватив полотенце, она скрылась за дверью ванной, оставив за собой шлейф аромата яблочного шампуня.

Ровно в назначенное время Элль, щурясь от слепящего света неоновых вывесок, зашла в то самое кафе, где они с рыжим провели уже столько вечеров, что официанты знали их порядок наизусть. Брюнетка нервно теребила край свитера, когда увидела его – бледного, с тёмными кругами под глазами. Не выдержав, она вскочила, и прижала ладони к его горящим щекам, а губы коснулись лба в нежном жесте, напоминающем мать, проверяющую температуру ребёнку.

– Да ты просто кипяток ходячий! – воскликнула она, отшатнувшись. – Какой смысл тащиться сюда в полуобморочном состоянии? – в её голосе смешались тревога и досада, когда она плюхнулась обратно на стул, заставляя его скрипнуть протестом.

– Просто... соскучился, – он выдавил слабую улыбку, больше похожую на гримасу. – Это не грипп, не простуда... Не заразно. Думал, твоё общество – лучшее лекарство...

– Раз уж мы даже меню не открывали – поднимай свою царственную особу! – она встала резко, словно по команде сержанта. – Не хватало ещё, чтобы ты рухнул здесь, как герой дешёвой мелодрамы! – Сумочка со звоном упала на стол, когда она потянула его за руку, будто непослушного щенка.

Через сорок минут, проведённых в пробке под аккомпанемент клаксонов и ругани таксистов, они оказались в её квартире, где воздух пах лавандой и свежей выпечкой. Пока Элль рылась в аптечке с усердием археолога, он развалился на диване, разглядывая фотографии в рамках.

– Снимай эту мокрую тряпку и марш под одеяло! – её голос донёсся из ванной вместе со звоном упавшей крышки от аспирина. – Не заставляй меня применять силу! – добавила она, появляясь на пороге с градусником.

Он театрально закатил глаза, но послушно стащил футболку, обнажив торс с каплями пота. Когда она наклонилась, чтобы вставить термометр, его руки вдруг ожили – резким движением он притянул её к себе, опрокинул на простыни и прижал к матрасу, изучая каждую мелочь на её лице с преувеличенной серьёзностью.

– Признавайся, мышка... – его горячее дыхание смешалось с ароматом её духов. – Вся эта забота – просто предлог, чтобы затащить меня под одеяло? – голос звучал хрипло, но в глазах танцевали озорные искорки.

Она замерла. Растрёпанные волосы рассыпались по подушке в хаотичных прядях. В дрожащих пальцах, белеющих от напряжения, сжимались градусник с потускневшей шкалой и влажное полотенце, от которого стекали капли, оставляя мокрые следы на простыне.

– Н-нет... – голос её дрогнул. – Я... как врач... должна была... – фраза рассыпалась на обрывки, пока язык будто прилипал к нёбу. Её взгляд, широко раскрытый и остекленевший, застрял в его глазах – двух угольках, тлеющих в полумраке комнаты.

– Расстраиваешь меня... – он протяжно вздохнул, будто обсуждал испорченное свидание. Губы, надутые в преувеличенной обиде, приблизились к её лицу, остановившись в сантиметре от губ. Дыхание, пахнущее мятной жвачкой и жаром, обожгло кожу. – Могла бы хоть притвориться... – шёпотом добавил он, наблюдая, как зрачки Элль сужаются.

Она резко отвернулась, вжавшись щекой в подушку, от которой пахло стиральным порошком с ароматом «альпийский луг». Веки сомкнулись так плотно, что перед глазами заплясали багровые круги.

– Ложись... – прошептала она, чувствуя, как жар от его тела смешивается с ледяным потом на ее спине. – Мне нужно... померить температуру... – слова звучали механически, а уши горели малиновым пламенем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Да брось... – его смех, низкий и вибрирующий, пробежал по её позвоночнику. – Жар пройдёт, стоит только... – губы коснулись мочки уха, заставив её дёрнуться, – хорошенько пропотеть. В медицинских целях, да? – язык скользнул по шее, оставляя за собой влажную дорожку, а зубы легонько впились в кожу у ключицы.

Элль резко вдохнула, когда мурашки, как стая паучков, побежали от поясницы к затылку. Из горла вырвался стон, который она тут же подавила, прикусив губу до боли.

– Не стоит... – голос сорвался на шёпот, когда его ладонь скользнула под её майку. – Тебе может стать хуже... – попытка звучать убедительно провалилась, превратившись в хриплый шёпот. Ноги судорожно сжались, но сердце, стучавшее в такт барабана, кричало о другом.

– После напичкаешь меня пилюльками... – он проворчал, цепляя пальцами край её трусов. Ткань соскользнула с бёдер, как змеиная кожа, обнажая мурашковатую кожу. – А сейчас... – его дыхание стало прерывистым, когда он стянул все с её ног, – дай-ка я тебя... наполню...

Боль ворвалась внезапно – острая, как удар скальпеля. Элль впилась ногтями в его плечи, оставляя полумесяцы на загорелой коже.

– Мне больно... – её голос прозвучал тонко, но тело, преданное собственными нервами, ответило на второй толчок стоном, вырвавшимся громче, чем она хотела. Слёзы, солёные и жгучие, заструились по вискам, впитываясь в ткань подушки.

– Поторопился я, да? – он приподнялся, капля пота упала с его подбородка ей на грудь. – Прости... – это слово потеряло смысл, когда ритм ускорился, а пальцы впились в её бёдра, оставляя синяки цвета спелой сливы.

Она извивалась, как рыба на крючке, каждый крик глушила зубами в собственное запястье. Боль то отступала, то накатывала волнами, смешиваясь с чем-то липким и чужим, что поднималось из глубины живота, пока он делал неспешные резкие толчки.

– Перестань... – мольба затерялась в скрипе пружин матраса. Но когда внутри вспыхнуло тепло, а его тело дёрнулось в последнем толчке, её словно окатили ведром ледяной воды. Мышцы сжались, выталкивая его, а губы онемели, как после укола новокаина.

– Какая хорошая девочка... – он провёл языком по её уху, оставив холодную слюну на раскалённой коже. Краткий поцелуй в уголок губ был больше похож на штамп в документе. – Кажется, мне и правда лучше. Отнести тебя в душ? – спросил он, отстранившись, застёгивая джинсы с металлическим лязгом.

– Я сама... – Элль съежилась, когда его вес исчез с кровати. Голос звучал плоским, – А ты... иди домой.

Она выползла из-под смятого одеяла, ноги подкосились. Шкаф с вещами казался милей далёким, чем был на самом деле. Схватив первую попавшуюся футболку, она пошатнулась к ванной, не обращая внимания на хлюпающий звук между бёдер.

Дверь осталась приоткрытой. Через пять минут шипение воды смешалось с приглушёнными всхлипами. Элль стояла под ледяными струями, дрожа, как осиновый лист, пока кожа не покраснела от трения мочалки. Вода смывала липкость, но не въевшийся запах его одеколона. Час спустя, когда пальцы сморщились, как старушечьи ладони, она всё ещё теребила кожу на запястьях, пытаясь стереть отпечатки его пальцев. Но ничего не выходило.

Глава 28. Богиня жизни

Гул больничного коридора, прерываемый резкими шагами медперсонала, смолк, когда медсестра распахнула дверь кабинета. Лучи холодного неонового света падали на лицо молодую женщину, подчеркивая тени под её глазами.

– Мисс Джефферсон, – голос медсестры дрожал, – привезли мужчину с ножевыми ранениями. Три удара в грудную клетку. Возьмётесь? Или попросить бригаду?

– Я возьму, – произносит та, откладывая документы на пациентов в сторону, поднимается с места, поправляет халат и выходит из кабинета, направляясь по указанному адресу. Сегодня та была дежурным врачом и привередничать не приходилось.

– Операционную уже подготовили, только вас ждем! – говорит медбрат, что стоял у входа в помещение.

– Хорошо. Поторопимся.

Операционная сияла стерильным блеском. На столе, под лучами хирургических ламп, лежал мужчина в изорванной полицейской форме. Кровь пропитала ткань, превратив её в багровый комок. Кислородная маска, запотевшая от прерывистого дыхания, прилипла к лицу. Мониторы пищали, как испуганные птенцы, выводя на экраны зигзаги аритмии.

– Состояние тяжёлое, без маски то еле дышит. На теле следы побоев, и три ножевых, – говорит тот краткий отчёт, помогая той надеть специальный халат, а после и перчатки.

Она обрабатывает руки, натягивает перчатки и проходит в операционную, позволяя накинуть на себя хирургический халат.

Время словно замерло в мгновение, когда она подошла.

Рука беловласой девы в струящемся платье касается руки мужчины.

– Тебе рано... – её голос звучал, будто эхо из колодца. – Зачем спешил?

Син приоткрыл глаза, веки тяжелые, словно свинца налили. Взгляд упал на женщину, и он хрипло рассмеялся, сплевывая сгусток крови на подушку:

– Работа… такая. Людям помогать… – его речь прерывалась, – А я... Я уже… всё?

– Пока нет, – её улыбка подарила легкое тепло, – А ты хочешь?

– Сестра… не сильно то будет рада....одна, кроме меня никого у нее нет. Не могу её… – кашель сотряс тело, заставив врачей метнуться к мониторам.

Она осмотрелась, кидая взгляд на замерших врачей, а после склонилась к его лицу.

– Ты натворил много дел в прошлой жизни... так что уж постарайся исправить их в этой... Рыжий лис рыщет близко… Они должны остаться вместе, или мир рассыплется, как песочный замок.

– Лис?.. – Син моргнул, пытаясь ухватить обрывки памяти: Элль, её смех, и тень чего-то, что всегда преследовало. Ведь о прошлой жизни он не помнил, как и о позапрошлых. Только одно в памяти закрылось, что он должен был оберегать Элль, а вот от чего не знал, а вернее не помнил.

– Ты пока не понимаешь, но это лишь все, что я могу рассказать... Готов?

Он кивнул, сжав веки так сильно, что в глазах вспыхнули искры, будто кто-то чиркнул спичкой по нервам. Губы поджались в ожидании боли, но вместо неё пришло лишь глухое покалывание в кончиках пальцев, будто тело забыло, как передавать сигналы мозгу.

Открыв глаза медленно, мужчина заставил зрачки сфокусироваться на потолке. Повернул голову вправо — стена, залитая бледным солнечным светом, пробивающимся сквозь жалюзи. Влево — окно, за которым щебетали птицы, их голоса звенели, давя на мозги. Взгляд упёрся в силуэт у изголовья: светловолосая женщина в белом халате, её волосы переливались, как мёд на утреннем солнце, а глаза отсвечивали холодной сталью.

— Я умер, да? — голос его звучал хрипло. Попытка приподняться обернулась волной боли — рёбра сжались, а мышцы живота заныли, как после удара кувалдой.

— Лежите! — её рука легла на его плечо, холод латексной перчатки пробрался под больничную рубашку. — Вам нельзя даже шевелиться. — В голосе врача смешались строгость и едва уловимая дрожь, будто она сама сомневалась в реальности происходящего.

Сияние… куда оно исчезло? — промелькнуло у него в голове. Тот голос, звучавший из ниоткуда, теперь растворился, оставив лишь эхо в висках.

— Либо я с ума сошёл, либо у вас какой-то волшебный наркоз, — он хрипло рассмеялся, и смех обернулся спазмом в груди. Вспомнилось: операционный стол, слепящий свет ламп, и она — нездешняя, в платье из лунной пыли.

— В богов я не верю, — продолжил он, изучая её лицо. На щеке врача дрогнула тень, будто тронутая ветром. — Но вы… похожи на ту, что ко мне приходила. — Фраза повисла в воздухе, балансируя между намёком и абсурдом.

— Приму это за комплимент, — уголки её губ дрогнули, словно пытаясь скрыть улыбку за маской профессионализма. — Как самочувствие? Боль где-то локализуется? — Рука автоматически потянулась к ручке в кармане халата, готовая записать жалобу.

— Как будто каток по мне проехался, — он скривился, уткнувшись затылком в подушку, от которой пахло стиральным порошком с привкусом больничной стерильности. — А… свободен ли у вас вечер через пару недель? — Глаза его сверкнули озорно, несмотря на слабость. — В знак благодарности… Ужин, вино… Хотя в ближайшее время, — он махнул рукой, задев капельницу, — мне, видимо, светит только куриный бульон.

— Вам светит строгая диета и тишина, — она отрезала, щёлкнув колпачком ручки. — Поправляйтесь. Это важнее ужинов. — Развернулась к двери, её халат взметнулся, оставив за собой шлейф запаха антисептика и чего-то неуловимого.

— Вы меня убили без ножа! — крикнул он вдогонку, и его смех, хриплый и надломленный, раскатился по палате, смешавшись со скрипом колёс каталки в коридоре. Дверь захлопнулась, но эхо фразы осталось висеть в воздухе, как дым от только что погасшей свечи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 29. Парень

Две недели пролетели незаметно, и в день выписки палата, некогда наполненная тихим гулом аппаратов, теперь стояла пустой. Лишь слабый солнечный луч дрожал на стене, освещая стол, где у Элиа лежал огромный букет. Белые лилии, хрупкие и царственные, будто впитавшие в себя лунный свет. Ему почему-то именно они всплывали в памяти при мысли о ней — нежные, но с едва уловимым горьковатым ароматом, напоминающим о мимолетности всего земного.

Она бросила на цветы короткий взгляд, слегка прищурившись, будто пытаясь разгадать загадку, написанную невидимыми чернилами.

— Появился поклонник?

— Ты думаешь не о том, — прозвучал ответ, окрашенный легкой усталостью. Женщина, словно тень, сместилась к двери, где в полумраке коридора замер высокий мужчина. Ее брат — Бог Смерти — стоял неподвижно, его пальцы бесшумно барабанили по рукояти клинка за поясом. — Мирские дела нас не должны касаться... Лучше бы занялся делами...

— Для этого есть жнецы, — отозвался он, медленно проводя ладонью по холодной стене. — Мне остается лишь наблюдать.

— И потому завел себе подружку? — в ее интонации заплясала ирония.

— Все сложно, — он отвернулся, разглядывая узоры на потолке, будто ища в них ответы. — И не тебе стоит судить меня...

— Я отдала тебе эликсир, — она сделала шаг вперед, складки платья шелестели, — Раз так уверен, что это она, почему не отдашь его ей?

— Еще не время, — простонал он, сжимая кулаки так, что костяшки побелели.

— Ты не уверен?

— Никогда нельзя быть уверенным на все сто, — уголок его губ дрогнул в подобии улыбки. — Так говорят люди?

***

— Сколько раз говорила — не лезь ты один! — внезапно раздался шум из коридора, нарушивший тишину. Даже несмотря на подавленное состояние, Элль, как разъяренная фурия, продолжала отчитывать старшего, жестикулируя так, что пряди ее волн развевались.

— Я выполнял свою работу, — брюнет скрестил руки на груди, точно выстраивая баррикаду. — И вообще, на шее что? — его взгляд упал на синяк, притаившийся под воротником.

Элль моментально закуталась в ткань водолазки, словно пытаясь спрятать не только след, но и часть себя. Руки ее исчезли в карманах халата, ища спасения в их глубине.

— Решила наконец дорасти до отношений? — он фыркнул, будто играл роль строгого наставника.

— И вообще, какая разница? Тебя это волнует больше, чем твоя жизнь?

— Давай еще нотации почитай! — выпалил он, закатив глаза так, что стали видны лишь белки.

— А я буду! — парировала девушка, топая ногой, словно пытаясь вбить в пол свои аргументы. — Буду их читать, потому что мозгов у тебя своих нет! — пробурчала она, резко разворачиваясь.

— Браслет где? Уже посеяла? — спросил он, приподняв бровь.

— А? — она уставилась на запястье, затем начала лихорадочно шарить по карманам, пока не обнаружила пропажу в джинсах. Облегченный вздох вырвался из ее губ, словно сдувшийся воздушный шарик. — Вот же он...

В дверь раздался звонок, мелодичный и настойчивый. Отвлекший обоих. На пороге стоял Рик, застывший в позе голливудского героя: букет алых роз в одной руке, бархатная коробочка в другой. Его подарки всегда напоминали двойное дно — сияющие снаружи, но с невидимыми шипами внутри. Однако сегодня, казалось, он решил сыграть в галантность по всем правилам.

Дверь открыл брюнет, уже облаченный в новую форму, будто только что сошел с обложки журнала. Его взгляд, холодный, скользнул по Рику, а в голове невольно всплыли слова о лисе.

— Ты еще кто? — спросил он.

— Это ко мне... — Элль проскользнула между ними, ее улыбка была натянутой, — Только не ругайся...

— Элль, я не тебя спросил, а его, — голос брата звучал грозно.

— Рик Морган. Я ее парень, — тот протянул цветы, из которых торчала коробочка с логотипом ювелирного бутика. — Зайка, поставь их в воду и поехали. У нас столик в ресторане... — он протянул последние слова, будто распевая романтический балладу. — Кушать так хочется...

— Вот как... — брюнет медленно приблизился, — Знаешь, что я тебе скажу, Рик Морган? Обидишь ее хоть как-то — и я в тебя всю обойму спущу. Понял меня?

Элль, почувствовав нарастающее напряжение, схватила букет и умчалась в квартиру. Поставила цветы в вазу, схватила коробочку, сунула ее в карман и выскочила обратно, захлопнув дверь перед братом, не дав ему договорить.

— Пошли, пока он совсем не разошелся, — прошептала она, почти бегом направляясь к лифту, даже не взглянув на Рика.

Тот хмыкнул, лениво поплелся за ней, засунув руки в карманы, словно демонстрируя полное безразличие к этому спектаклю. В лифте, однако, его маска упала: он прижал Элль к стенке, его дыхание горячим шепотом коснулось ее шеи.

— Пахнешь обалденно... — прошептал он, цепляя зубами прядь ее волос. — Тебе пойдет тот кулончик. Надень его сейчас...

— Давай хотя бы не здесь... — ее голос дрогнул. Рука дрожаще полезла в карман, достала коробочку. Отстранив его, она надела кулон, будто надевая ошейник.

— Сегодня только ужин... — она отвела взгляд, разглядывая цифры на панели лифта. — У меня нет сил, было много работы, извини...

Рик надул губы, как обиженный ребенок, затем облокотился о стену, изображая скуку. Его взгляд, однако, скользнул по камере наблюдения в углу — лишняя предосторожность в игре с чужими глазами.

— И никогда не снимай его... — его тон внезапно стал стальным, но смягчился также быстро, — Хочу, чтобы он всегда напоминал обо мне, когда ты одна...

— Только потому, что ты этого хочешь? — вырвалось у нее резко, но, встретив его взгляд, она опустила глаза, ища спасения в узорах пола. — Извини... И спасибо за подарок...

— То-то же, — он фыркнул, — А то звучало как-то... не слишком благодарно.

Лифт дрогнул, остановившись на первом этаже. Рик потянул Элль за запястье к своей машине, его пальцы сжались чуть сильнее, чем нужно. Девушка, не сопротивляясь, шла за ним, а кулон на ее шее блеснул, словно глаз, наблюдающий из темноты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 30. Лис

Прошёл месяц. За ним второй. Время словно пропиталось тяжестью, оседая в трещинах на подоконнике, где Элль прятала окурки от сигарет Рика. Его ревность теперь оставляла следы не только синяками под ребрами, но и сломанными дужками очков в мусорном ведре. Каждое прикосновение рыжего пахло дешёвым виски и порохом — будто он носил в кармане не зажигалку, а обойму для пистолета. Все из-за Неи.

— Снова на встречу с божком? — голос Рика прозвучал из постели, где он растянулся на простынях с пятнами, похожими на континенты старой карты. Его пальцы барабанили по рубцам на собственном предплечье.

— А с каких пор ты таким острым на язык стал? — Нея прикусила язык, разглядывая в зеркальце сеть трещин на позолоте. Отражение двоилось: в одном осколке — её новое, в другом — силуэт Неи, будто тень, прилипшая к обоям с цветочным узором. — Желаю, чтобы состояние Элль стало хуже... — прошептала она, и зеркальная поверхность заколебалась, как поверхность пруда от брошенного камня.

Лисица, довольная тем, что все как обычно получилось, швырнула зеркало в сумку, где оно звякнуло о связку ключей с брелоком в форме лисы.

На лестнице пахло плесенью и чьими-то слезами — соседка с пятого этажа снова выставила мусорный пакет с разбитыми флаконами духов. В кондитерской она купила эклеры, посыпанные золотой пудрой — Лайл как-то упоминал, что любит их с тех пор, как они вдвоём украдкой ели сладости в больничном архиве.

«Он должен вспомнить...» — подумала она, сжимая пакет так, что крем вылез из эклера.

Ординаторская встретила её стерильным холодом. Лайл сидел, уткнувшись в монитор, синий свет которого рисовал на его лице морщины, словно он за ночь постарел на десять лет. Нея поставила пакет на стопку журналов — капли крема проступили через бумагу, оставляя жирные пятна.

— Извини, я помню, что мы должны были встретиться вечером, но я так по тебе соскучилась... — её руки обвили его шею, запах её духов — горький миндаль — смешался с запахом дезинфекции.

Лайл откинулся в кресле, и на мгновение его глаза стали плоскими, как экран выключенного телефона.

— Я рад, что ты пришла... — голос звучал механически, будто он повторял фразу из аудиоинструкции.

— А такое чувство, будто нет... Что-то случилось? — Нея села на край стола, сдвинув стакан с ручками. Красная пластиковая ручка упала, покатившись к двери.

Она взяла его ладонь в свою руку.

— Я ведь говорила, что не стоит допоздна засиживаться... — её каблук постукивал по ящику стола.

— Человеческие нагрузки для меня ничто... — он потянулся к чашке с кофе, но жидкость внутри покрылась плёнкой, как болотная гладь. Давненько позабыто.

Со стороны ординаторской послышался громкий хлопок двери.

Рик вошел как к себе домой, застав Элль одну, волоча за собой шлейф запаха перегара и бензина. Его рубашка была расстёгнута до пупка, обнажая татуировку с перекрученной цепью на груди. Венки на его шее были напряжены, а также отдавали синевой. Взгляд дикий, как у зверя и не поймешь, то ли он зол, то ли не доволен.

— Раздевайся... Все разошлись... — он швырнул связку ключей на стол.

— Я просила не приходить... ко мне на работу, — Бросает то в жар, то в холод в последний час. Её голос дрожал, как струна на расстроенной гитаре. По спине пробежала волна мурашек — то ли от страха, то ли от сквозняка, гулявшего по коридору.

— Давай позже...? Я как закончу приеду, хорошо? — она подняла глаза, и капля пота упала на табличку с именем, оставив мутное пятно.

— Я сказал... Снимай, все, лишнее...— он подходит, по пути пиная журнальный столик, меж тем глаза его начинают издавать лёгкое свечение. Дерево треснуло с сухим хрустом, и фикус в горшке рухнул на пол, рассыпая землю.

— Рик....я...

— Снимай всё! — его глаза вспыхнули жёлтым, как сигнальные огни на взлётной полосе.

Элль задрожала, но повиновалась, расстёгивая халат. Когда осталось только бельё цвета бледных роз, её пальцы замерли у резинки трусов.

— Только пожалуйста... не будь так груб как в прошлый раз... — она подняла взгляд, и в уголках глаз заблестели слёзы, как крошечные алмазы.

— Я сам решу каким мне быть! — Рик прикрикнул на нее и занёс руку, но тень Лайла перекрыла свет.

Врач стоял, сжимая в руке ножницы для гипса, как кинжал. Его взгляд упал на два рыжих хвоста позади парня — они переливались, нервно дергались из стороны в сторону, пока тот злобно смотрел на бога Смерти.

— Ты...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 31. Болезнь.

— Ты...

— Божок... Давно не виделись... — голос лиса прозвучал как скрежет железа по камню. Он обернулся медленно, словно его шею сковывали невидимые цепи. Пальцы впились в талию девушки, оставляя на коже следы, похожие на отпечатки древней печати. Но теперь его янтарные глаза, сузившиеся до щелочек, были прикованы к божеству. Воздух вокруг них загустел, будто наполнился жидким стеклом.

— Что ты творишь? Ты знаешь правила! — Лалрехал шагнул вперёд, и тени на стенах затрепетали, как испуганные летучие мыши.

— А ты, смотрю, нашёл свою подружку... — лис скривил губы в улыбке, обнажив клыки. Его хвосты метнулись в стороны, напряженно зависая в воздухе, словно отдельная сущность.

«Когда он стал таким сильным?» — мысленно удивился Лалрехал.

— Тогда попробуй её и в этой жизни получить... — шипение лиса смешалось с треском разрывающейся реальности. Он оказался возле «Элль», что вошла следом за Лайлом, а потом они исчезли, едва ли мужчина моргнул, оставив после себя запах палёной шерсти и вихрь опавших лепестков магнолий.

Если бы он был кем угодно другим и не расставил столько защиты...

Лалрехал сжал кулаки. Стены комнаты задрожали, осыпая пол осколками штукатурки.

— Чёрт! — его каблук пробил паркет, оставив трещину. Взгляд упал на Элль, дрожащую на краю дивана. Кулон на её шее — крошечное зеркальце в оправе из чёрного обсидиана — поймало свет, бросив блик на потолок.

— Это твоих рук дело, лиса?! — он рванул к ней, схватил её за плечи, чуть потряся, — Я говорю с тобой!

Элль задрожала. Слёзы падали на кожу, оставляя следы, будто кислотные дождины.

— Я... я не понимаю... какая лиса? — её голос сорвался на фальцет, когда Лалрехал встряхнул её снова. Пальцы божества жгли кожу, как раскалённые щипцы. Элль смотрит не понимающе, а на глазах от испуга слезы.

Сама чуть ли не висит над диваном в одном белье, а тело подавно не слушается.

— Не кричи... Не видишь, она больна? — голос богини Жизни прозвучал как весенний ручей. Она вошла, и воздух наполнился ароматом цветущей сакуры. Дверь позади нее захлопнулась сама собой. — Что произошло? — спрашивает она брата.

— Лис похитил её... Снова лезет своими лапами к ней. — Лалрехал отпустил Элль, и та рухнула на подушки, как тряпичная кукла.

— Гнев туманит рассудок, брат мой...— женщина подошла к дивану и села рядом с девушкой. Она провела рукой над лицом Элль, и синяки под глазами девушки засветились слабым золотым свечением. — Все непросто...она заболела по велению богов.

— Какое мне... Агх! — Лалрехал швырнул в стену вазу. Осколки фарфора превратились в стаю чёрных бабочек, растворившихся в воздухе. Но он успокоился. Только потому, что её звали как ЕГО любовь, он рухнул на диван, сжав виски.

— Все то дело рук зеркала богов...

— Зеркала? — переспросил мужчина чуть раздраженно.

— Да. И тебе лучше знать, что будет с тем, кто его коснулся...

— Все знают что оно проклято. Каким надо быть... — тот шумно выдохнул и провел ладонью по лицу, — Значит, душа нарушившая правила... — словно дополнил тот мысль сестры.

— Да, этот запутавшийся лис. Дитя, — обратилась богиня к девушке, — Тебе рано покидать этот мир... Покажи... Где болит сильнее всего? Не тело. Душа... Где твоя душа?

Она смотрит то на женщину, то на мужчину и взгляд опускает. Элль потянулась к руке. Её пальцы дрожали, расстёгивая браслет из алых нитей — сплетённых так плотно, что они напоминали сосуды.

— Не знаю, почему хранила его... — шёпот девушки смешался с тиканьем часов на стене, — Даже не помню, как он у меня появился...

На её лице промелькнула улыбка, а по щекам тонкой струйкой покатились слезы.

— Почему снова... — она не успела договорить. Тело выгнулось в судороге, пальцы впились в подушку. Морщится и стонет от боли, от того, как все тело ломило.

— Сестра... я... — Лалрехалл растерялся.

— Найди зеркало. Третье желание должно закончить круг и тогда я сниму с нее болезнь. Поторопись!

Лалрехал кивнул.

— Спасибо...

— Иди уже...

Богиня обняла Элль. Пространство заколебалось, как вода в зеркале, и они исчезли, оставив после себя лепесток пиона, медленно падающий на окровавленную подушку.

Лалрехал собрал жнецов. Их косы вспыхнули синим пламенем, и город поглотила тьма — густая, как смола. Где-то вдали завыл ветер, принося запах грозы и гниющих роз.

— В этот раз Лис, я точно прикончу тебя!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 32. Цена.

Лис стоял у окна, задумчиво глядя вдаль, и тихо смеялся, словно сам над собой, словно над какой-то шуткой, известной только ему одному.

— Прекрасно... — коварно улыбнулся он, медленно проводя пальцами по подоконнику, а затем неспешно, с едва заметной насмешкой в глазах, подошел к постели, где сидела лисица, и протянул ей руку, — Мне нужно зеркало.

— Для чего? — нервно шикнула она, сжимая зубы и бросая на младшего взгляд, полный раздражения и тревоги. — Я надеялась, что ты успеешь её убить!

Конечно же, она была недовольна. Ведь она так страстно, так отчаянно желала заполучить Бога смерти, что теперь даже самые обычные, казалось бы, незначительные вещи — простые касания, мимолетные поцелуи, даже пустые разговоры — казались ей слишком малыми, слишком ничтожными. А раньше она только мечтала об этом.

— Сначала скажи, зачем оно тебе, а после я решу, отдавать его или нет, — холодно процедила она, скрестив руки на груди.

Его лицо внезапно приняло еще более зловещий вид, а вены на шее, казалось, потемнели, становясь почти черными, медленно расползаясь вверх, к лицу, придавая ему что-то демоническое.

— Нея. Зеркало, — повторил он, голос его стал грубее, жестче.

— Я задала вопрос, — сжимает она пальцы в кулаки, ногти впиваются в ладони. Глаза её вспыхнули недобрым, но в то же время странно взволнованным блеском, и в следующее мгновение она обратилась в свой истинный облик, словно сбрасывая маску, которая больше не могла скрывать её истинную суть.

Поднявшись, Нея смягчилась, а её теплые ладони легли на его щеки, поглаживая те большими пальцами. Губы лишь на секунду коснулись его губ.

— Что с тобой? — нежно спрашивает она, — Ты сам не свой после того, как вернулся... мы же дали обещание, что ничего не будем друг от друга скрывать! Если скажешь, я обещаю, что отдам тебе зеркало...

Лис на мгновение был готов сдаться ей. Стоило ей только попросить, только посмотреть на него этими глазами — и он бы, кажется, весь мир на ладони принес, лишь бы в них не было разочарования. Амхиэль приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, чтобы наконец выговорить то, что копилось внутри, но его перебили.

— Так я и думал! — раздаётся ледяной, насмешливый голос Бога Смерти.

Он ступил из стены, из самой тьмы, словно сама тень ожила и приняла форму, опускаясь на пол с грацией хищника. Его появление было настолько внезапным, что воздух в комнате, казалось, застыл. Кинув недобрый, оценивающий взгляд на этих двоих, он скрестил руки на груди, словно наблюдая за жалкой попыткой двух детей играть в нечто, что им не по силам.

Амхиэль резко обернулся. Уши и хвост появились в миг, как и длинные, острые когти на руках — тело его напряглось, готовое к атаке, к защите, к чему угодно. Он сжал пальцы так, будто уже представлял, как вонзает их в горло незваному гостю. А вот Бог Смерти оставался совершенно спокоен, внешне — лишь лёгкая усмешка играла на его губах, словно вся эта сцена его лишь забавляла.

— Божок... — прошипел Лис, и в его голосе звучало столько ненависти, что, казалось, само слово обожгло воздух.

— И это ты говорил мне о любви? — Бог Смерти медленно покачал головой, делая шаг вперёд. — Что она меня погубит... А до чего докатился сам?

— Нея. Зеркало, — повторил Амхиэль, но теперь его голос звучал уже не как требование, а почти как мольба.

— Что? — Бог Смерти приподнял бровь, делая вид, что не понимает. — Хочешь разбить его и убить меня? — Он рассмеялся — коротко, сухо, без тени веселья. — Ты и сам скоро умрёшь. Оно стоит того? — спрашивает Лалрехал, а потом медленно, с преувеличенной театральностью, переводит взгляд на лису, словно вопрос был адресован именно ей. — Стоит ли его смерть того? Какая глупая любовь...

— ЗАТКНИСЬ! — взрыв ярости вырвался из груди Амхиэля, его крик был настолько громким, что, казалось, задрожали стены. — Нея! Зеркало! — Он уже почти не контролировал себя, и в его глазах читалось отчаяние — отчаяние того, кто понимает, что проигрывает, но всё ещё цепляется за последнюю соломинку.

— Что... почему? — лиса уже и забыла о своей великой любви, испуганно смотрит то на Лалрехалла, то на лиса, и снова на бога смерти, словно не в силах решить, кто из них сейчас представляет большую опасность. Её пальцы судорожно сжимают край одежды, а в глазах — растерянность и ужас перед тем, что она, кажется, начинает понимать.

— Не сказал? Ого! — Бог Смерти фыркает, широко раскидывая руки в театральном жесте. — А ты прямо в моих глазах поднялся. Принести ей зеркало богов, взять на себя проклятье, пожирающее душу, похлопать тебе, что ли? — Его голос звучит ядовито-сладко, но в каждом слове — ледяная насмешка. Справедливость взяла свое. Слишком много.

—Ты... — она смотрит ошарашенно на брата, и сглатывает большой колкий ком, что застрял в горле, будто проглотила кость непомерно большую, такую, что царапает изнутри и не даёт дышать. — Почему ты мне не сказал?! Ни слова о том, что на тебе из-за этого чертового зеркала проклятье?! Ты же обещал!

Она поднялась, движения её резкие, порывистые, будто каждое даётся через силу, и, подойдя к столику, достала из ящика зеркало. Но в её руках оно кажется теперь не драгоценностью, а чем-то чужеродным, опасным. Отдавать его она не спешит, сжимая так крепко, что пальцы белеют от напряжения.

—А ты... — обратилась она к богу, и её глаза, полные ненависти, горят, как раскалённые угли. — Лучше бы та стрела тогда попала в тебя... и проблем было бы меньше...

Нея опустила взгляд на зеркало, и, смотря на своё отражение — такое знакомое и вдруг ставшее чужим, — произнесла тихо, но чётко, будто резанула ножом:

—Я хочу... чтобы всё вернулось на круги своя...

Зеркало дрогнуло в её руках, и в следующее мгновение начало покрываться трещинами — тонкими, как паутина, но стремительно расползающимися по поверхности. А когда оно разбилось на множество мелких осколков, всё вокруг вспыхнуло ослепительно ярким светом, будто само пространство разорвалось от силы её желания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лис упал на пол, крича так, будто его режет сотня клинков — крик, от которого стынет кровь, который проникает в самые глубины разума и заставляет содрогаться даже Бога Смерти.

Перед глазами промелькнула вся жизнь.

От первых дней встречи, когда два маленьких лиса, дрожащие от страха и холода, бежали рука в руке из поселения, откуда их гнали люди с факелами, кричащие что-то злое и непонятное.

Маленькая пещера, сначала сырая и тёмная, но с каждым днём всё больше походившая на дом — с шерстяными одеялами, принесёнными из брошенных деревень, с костром у входа, с её смехом, который звучал здесь громче всего. А после — настоящий дом, с крепкими стенами, с добытыми в боях украшениями, с её улыбкой, ради которой он был готов на всё.

Каждая прихоть, начиная с безобидных безделушек, заканчивая убийством неугодных. И всё это он делал для неё. Не потому, что она приказала, не потому что был обязан, а просто — ради её улыбки.

Но чем взрослее они становились, тем сильнее затуманивался его рассудок, а её желания превращались в нечто невообразимое — чудовищное, ненасытное, пожирающее их обоих.

И теперь, когда осколки зеркала рассыпались по полу, а свет слепит глаза, он наконец понимает:

Это конец.

Но не тот, которого он боялся.

А тот, которого... заслужил.

Глава 33. Воспоминания.

Свет погас, погрузив комнату в густую, почти осязаемую темноту. В этом внезапном мраке по-прежнему оставалось трое, их силуэты едва угадывались в черноте. Бог Смерти, величественный и неумолимый, стоял неподвижно, словно сама тень. Рядом с ним – девятихвостая лиса, ее пушистые хвосты слегка шевелились, будто живые. И, наконец, рыжий лис, лежащий на полу, его тело казалось таким хрупким и беззащитным. Вместо некогда трех огненно-рыжих, почти демонических хвостов, у него остался лишь один. Совершенно обычный, ничем не примечательный, словно символ утраченной силы.

Амхиэль, сжимая в руке осколок от ручки зеркала, подобранный с пола, медленно приподнялся. Его движения были тяжелыми, будто каждое давалось с трудом. Он недобро смотрел на Бога Смерти, его глаза – два разных мира: один красный, демонический, пылающий яростью, другой – с вертикальным зрачком, зеленый, холодный и расчетливый.

– Такова цена проклятья... – проговорил Лалрехал, его голос звучал глухо, словно доносился из далекой бездны. – Но тебе пока еще рано в небытие... так что радуйся, что будешь продолжать существовать и... Больше не смей лезть ко мне. Или к Элль. Или я лично разорву твою нить, – произнес он и исчез, растворившись в темноте, будто его и не было.

Лис сделал еще одно усилие, пытаясь сесть, но его тело предательски содрогнулось, а потом его стошнило. Черная жижа, густая и отвратительная, смешалась с кровью, оставшись на полу мерзким пятном. Амхиэль недовольно поморщился. Зрелище было не самым приятным.

Нея тут же бросилась к нему, ее движения были стремительными, почти отчаянными. Она упала перед лисом на колени, схватила его за щеки и начала расцеловывать его лицо, будто пытаясь убедиться, что он еще здесь, еще с ней. Обняла его крепко, прижала его голову к себе, чувствуя, как его дыхание неровное, прерывистое, касается ее кожи.

– Зачем...ну зачем же ты туда полез, глупый?! – повысила она голос, и ее крик смешался со слезами, которые текли по ее щекам без остановки. – Разве я тебя просила?! Просила рисковать собой?!

Она вся дрожала, словно лист на ветру, а его одежда постепенно пропитывалась ее слезами, которые она никак не могла унять.

– Прости... – только и произнес он, его голос был пустым, отрешенным. Амиэль смотрел в одну точку, словно его сейчас отругали за то, что он был неугоден, что не оправдал чьих-то ожиданий. Так он ощущал себя, – Я принесу что-нибудь другое... – добавил он еще тише, почти шепотом.

– Что? – переспросила лиса, не расслышав, что тот сказал.

– Но сначала убью ее... И тогда ты снова будешь улыбаться...

– Не надо никого убивать, слышишь?! – почти крикнула Нея, отстранившись и вновь положив ладони на его щеки. Она заглянула ему в глаза, словно пытаясь найти в них хоть каплю прежнего брата. Неужели это она сделала с ним? Неужели, сейчас он страдал так из-за ее глупого желания обладать кем-то?

Потом поднялась сначала сама, а после помогла встать и младшему. Ее движения были осторожными, будто он был сделан из хрусталя. Они оказались в их комнате. Нея уложила его на кровать, сняла с него испачканную одежду и села рядом. Положила его голову себе на бедро, накрыла одеялом и начала поглаживать его волосы когтистыми пальчиками, пропуская через них пряди.

– Тебе нужно отдохнуть... – прошептала она, ее голос как и прежде дрожал.

– Я не устал, – солгал тот.

– Тш-ш... Помнишь, как раньше, когда мы были совсем маленькими, ты боялся темноты? Я тебе тогда пела колыбельную... – она нервно кусала губы, стараясь не расплакаться снова.

Он коротко кивнул, продолжая смотреть в никуда.

– Но факелов я боялся больше... – прошептал лис. – Мы никогда не зажигали костров, грелись друг о друга, а в сумрак хватало только свечки... – его голос становился все тише, слова – все медленнее. – Я найду способ заставить его тебя полюбить. Не переживай...

– Амхиэль...

– Только... Немного... Отдохну...– Он говорил все тише, его дыхание замедлялось, становилось едва заметным. Но ведь Бог Смерти сказал, что ему рано?

– Ничего не поможет... – прошептала Нея, прижимаясь к нему. – Если бы можно было загадать еще одно желание... я бы пожелала снова жить как раньше, когда мы были только вдвоем, и никто нам не был больше нужен...

– Ты не должна....

– Нет. Должна. Извини, что не видела, как ты мучался из-за меня...

Она легла рядом, вплотную к нему, заключая его в объятия. Все девять ее лисьих хвостов окутали их, словно создавая кокон, пряча от этого жестокого мира. Она чувствовала, как бьется его сердце, и страх потерять его, сжимал ее грудь.

– Пожалуйста... не оставляй меня... – бормотала она еле слышно, судорожно выдыхая и прижимая его крепче к себе.

– Куда же я денусь... – он усмехнулся, слабо обнял ее в ответ и прикрыл глаза, проваливаясь в сон.

Нея долго лежала рядом, не в силах заснуть. Ее мысли кружились, как осенние листья, подхваченные ветром. Она вспоминала их детство, их первые шаги в этом мире, полном опасностей. Тогда все было проще. Тогда не было ни проклятий, ни богов, ни этой мучительной любви, которая разрывала ее сердце.

Лис во сне вздрогнул, его пальцы судорожно сжали край одеяла. Нея прижалась к нему сильнее, стараясь передать ему свое тепло, свою защиту.

— Я здесь... — прошептала она, гладя его по голове. — Я всегда буду здесь...

За окном медленно занимался рассвет, пробиваясь сквозь тучи. Первые лучи солнца коснулись их кокона из хвостов, и Нея зажмурилась.

— Амхиэль... — она осторожно потрясла его за плечо. — Проснись.

Но лис не шевелился.

— Амхиэль?

Ее сердце бешено заколотилось. Она резко села, наклонилась к нему, прислушиваясь к дыханию.

— АМХИЭЛЬ!

— Я же обещал... — он открыл один глаз, а потом устало улыбнулся, смотря на ее перепуганное лицо, — сказал, что не уйду... Чего так переполошилась?

— Дурак! — пихнула она его в плечо, а потом тут же крепко обняла, — Напугал...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 34. Син и Богиня Жизни

— Не мельтеши... — прозвучало холодно, — Зеркало больше не влияет на нее. Лисья бусина рассыпалась и печати спали. Ей просто нужен отдых. Смотри, как она бледна...

— Не могу... — голос дрогнул, словно струна, перетянутая до предела. Его пальцы сжали край кровати, белея на фоне темного покрывала. — Она...

— Ты Бог смерти, держи себя в руках! — резкость фразы смягчил тихий звон браслета на запястье говорящей. — К утру придет в себя и, если не передумал, лучше поскорее дай ей выпить эликсир... — пауза повисла, наполненная шепотом штор, колышущихся от сквозняка. — Пока ещё что-нибудь не произошло.

Богиня поднялась с места, плавно, и прошла к двери из комнаты.

— Алатея! — позвал он, и эхо имени замерло в воздухе.

— М? — та встала полубоком, луч света из коридора золотил ее профиль, превращая ресницы в паутинку теней.

— Спасибо... — прошептал Лалрехалл, и слово растворилось в тишине, как сахар в горячем кофе.

— Я никуда не ухожу. — Она провела рукой по холодной дверной ручке. — И не надейся, просто даю вам пространство. — Улыбнулась едва, словно рисуя лучик солнца на мрачной картине.

Она вышла из комнаты, закрыв дверь. Щелчок замка прозвучал громче, чем следовало.

Мужчина взял Элль за руку, его пальцы дрожали.

— Как же я раньше тебя не заметил...? — шепот утонул в тиканье часов на стене, отсчитывающих секунды покоя.

Зато вот кричащему на весь холл брюнету по имени Син, которого не хотела пускать охрана, так как было слишком поздно, все никак не унималось.

Сколько он звонил и писал сестре, но та не брала трубку?! Из-за того как вел себя Рик, Элль попросила Сина забрать её на всякий случай после работы, вот тот и хотел её забрать, да только не давали.

— Слушай сюда… — он наклонился к охраннику, запах кофе с ментолом смешался с напряжением в воздухе. Либо ты меня пускаешь, либо я тебе буду вынужден прострелить колено! — в голосе зазвенела сталь.

— Я тоже пушкой могу угрожать и что? — охранник выпрямился, его значок с надписью «Security» блеснул под светом. — Никакая девушка с описанием, которое вы назвали, отсюда не выходила! И из чужих, кто не относится к персоналу, не заходил! — он махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху. — Видать работы много. Эти, с лаборатории, вечно сутками не вылезают, и в свои окуляры пялят!

— Ладно… я понял, найду сам! — Син резко развернулся. Послав охранника, он побежал по указателям к лаборатории, подошвы скрипели по полу, оставляя следы невидимого смятения.

— По коридорам бегаете? — женский голос прозвучал, как струя холодной воды. — Неужели в детстве не учили, что можно поскользнуться и упасть? — женщина, в которую он чулть ли не влетел, посмотрела на него совершенно равнодушно. Ее белый халат был безупречен, словно только что с глажки. Это была Элиа.

— Извините… — он сделал шаг назад, запах ее духов — жасмин с горьковатой ноткой — ударил в нос. Пришел тот наконец в себя и, сделав шаг назад, потер переносицу устало. — Вы не видели Элль? Она домой еще не ушла? — Вопрос повис в воздухе, — Попросила забрать, а сама трубку не берет.

— Ушла. Уже давно. — Элиа поправила очки, стекла которых отразили мерцание люминесцентных ламп. — Сослалась на усталость, наверняка спит, и просто не слышит звонка... — палец легонько постучал по планшету в ее руках. — Это все, что вы хотели узнать? Или просто любите бегать по коридорам ночью?

— Ну, раз вас встретил… — уголок его губ дрогнул в полуулыбке. — Надеюсь, теперь не откажите в ужине? — голос смягчился, — Обещаю, больше по коридору бегать не буду. — Он посмеялся тихо и руки убрал в карманы брюк, словно пряча козыри в рукаве.

Тот ведь еще упрямец и всегда таким был, пока по его желанию или правилам что-то не будет сделано — не отлипнет. Элиа вздохнула, ее взгляд скользнул к часам. Полночь. Сначала та было хотела отказать, но вспомнила, что ее братец вообще-то у той дома, а значит этот мог помешать им быть вдвоём.

— Вам повезло, я только забыла сумку... — она кивнула в сторону коридора, где на скамейке одиноко лежала кожаная сумочка. Если бы я была на работе, пришлось бы отказать.

— Вы не представляете, насколько вы сделали меня счастливым человеком! — Его смех прозвучал теплее, чем ожидалось. Дождавшись девушку, Син взял её под руку. Его пальцы легли аккуратно, словно боясь раздавить хрупкую бабочку. Он вывел ее из здания и посадил в авто, дверь захлопнулась с глухим стуком.

Еще и повез не абы куда, а в ресторан. Неоновая вывеска бросала розовые блики на мокрый асфальт. Хотя для него, с таким острым языком, встретил бы любой паб, но подобные шумные места он не любил. Звук бокалов и смеха за стеклами манил, как обещание забытья. Однако... Хватало шума на работе.

Вот, наконец, сев за столик, тот забрал у официанта меню и одно протянул девушке.

— А вы… случаем не видели парня, рыжего такого? — он приподнял бровь, будто рисуя вопрос в воздухе. — К сестре моей не приходил? — как бы невзначай поинтересовался, подняв на блондинку взгляд, в котором искрилась игривая опасность.

— Ее друг? — спрашивает она, внимательно изучая меню. Взгляд скользнул по строчкам. Сама ведь направила того, чтобы за лисом следил.

— Представился её парнем. — Он щелкнул пальцем по хрустальному бокалу, заставив его звенеть. — Только вот, верить его словам совсем не хочется. — Губы искривились, словно пробуя горький вкус.

— Отчего же?

— Она же дура наивная, всему верит. Хотя, я тоже виноват… — пальцы сжали салфетку, сминая ее в комок. — С этой работой, ей постоянно самой по себе жить приходится…

Он шумно выдохнул и, меню положив, оперся локтями о край стола.

— Слышал пару раз, как она с кем-то по телефону ругалась, не придал значения… — голос упал до шепота, будто признаваясь в грехе. — А не так давно синяки заметил. Рыжий этот... Еще раз на глаза попался бы — рожу бы подправил… — цедит он сквозь зубы и шумно выдыхает, будто выпуская пар из котла. — Извините, чего-то совсем не туда понесло… А вам вечер не особо хочется портить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ничего, я привыкла к подобного рода разговорам. — Ее ноготь постучал по столешнице, — В больнице довольно часто происходят разборки разного плана… — добавила она, будто рассказывая о погоде.

— Мне… хотелось бы наоборот — отвлечь вас от работы. — Посмеялся брюнет тихо, и когда наконец они определились с заказом, меню забрали.

Его рука скользнула по скатерти, хоть и нагло, но аккуратно берет её руку в свою. Пальцами проводит по её ладони, чуть щекоча, пропускает свои между её и сжимает.

— Готов поклясться — точно на смертном одре видел вас… — тихо он произнес, пока большим пальцем поглаживал её нежную кожу.

— Прямо поклясться? — спрашивает та, легко так улыбаясь, будто смеясь над шуткой, которую знала заранее. Ну, раз он начал, пусть дальше продолжает, верно?

— Почему бы и нет? — Его улыбка стала шире, обнажив белизну зубов.— И голос похож… — улыбается тот и заглядывает в девичьи глаза. — Такой же успокаивающий и нежный… — Палец замер на ее запястье, ощущая пульс. — Думал даже — если и умру, то будет не так страшно…

Она сама не ожидала от себя, что посмеется над его словами. Даже как-то кокетливо, будто ветерок, играющий с занавеской.

— И что же она говорила? Настолько успокаивающего… — Голос ее смягчился, став почти шепотом.

— Что мне ещё рано умирать… — он наклонился ближе, — Хотя, с моей работой — каждый день может быть последним… — пауза, будто давая ей вдохнуть смысл. — Но, если бы видел вас почаще — стал бы рисковать немного реже.

— Это такой намек, что, если откажусь, снова себя покалечите? — Бровь приподнялась в вопросе. — Отважно, но глупо… — произнесла она, пальцы другой руки непроизвольно сжали край скатерти.

— А если предположим, что я влюбился? — Его рука сжала ее чуть сильнее. И почему бы и не пострадать, чтобы вас увидеть…

Он поцеловал тыльную сторону ее кисти, заглядывая в ее глаза, будто ища в них разрешение.

— Ну, прямо дамский угодник! — посмеялась она снова с него, забрав руку.

Официант уже принес заказ, аромат трюфелей и грибов повис в воздухе.

За едой мужчина почти и не разговаривал. Лишь узнавал мельком, какие цветы той нравятся, конфеты и тому подобное, кивая в такт ее словам, будто дирижируя невидимым оркестром.

После же ужина и небольшой прогулки он подвез ее к дому, фары автомобиля выхватили из темноты старинный фасад, покрытый плющом.

— Надеюсь, я не испортил ничего, и ужин вам понравился… — он смеется тихо и улыбается нелепо, будто подросток после первого свидания.

— Все было прекрасно. — Ее пальцы замерли на пряжке ремня. — Давно я так не отдыхала… — произносит та и, отстегнув его, приблизившись к его лицу, оставила лёгкий поцелуй на уголке губ. Аромат ее помады — ваниль и гранат.

Брюнет поддался вперед и, кладя руку на ее талию, прижимает к себе. Углубляя поцелуй, он вдохнул ее дыхание, словно пытаясь уловить ускользающий момент. Напористый, но одновременно и нежный. Он длился всего пару минут, а затем Син отстранился с тихим чмоком, будто ставя многоточие.

— Лучше… вам пойти домой, пока я не испортил такой момент… — шепчет он в ее губы и отпускает, пальцы скользнули по ее руке, не желая прощаться.

— Меня там совершенно никто не ждет… — произносит она, а во взгляде есть какой-то непонятный блеск, словно она загадала загадку, зная, что он не устоит.

— Вот как… — он ухмыляется и тянет девушку на себя. Сажает на свои бедра и, кладя руку на затылок, чуть надавливает, вовлекая снова в поцелуй. Вторая рука скользит по бедру задирая края юбки, поглаживает кожу.

— Тогда… надеюсь, вы не против? —спрашивает он шепотом, смотря в ее глаза.

У нее сбилось дыхание от накатившего возбуждения. А чем она хуже брата? Неужели не может тоже отдаться любви? Пусть и скоротечной.

Глава 35. На свои места.

Бог Смерти проводит по щеке возлюбленной пальцами, заставляя её кожу покрыться мурашками. Нежно улыбаясь, он замер, боясь спугнуть хрупкое мгновение.

— Ты так прекрасна... даже когда спишь... — его голос прозвучал как шорох шелка, смешанный с тишиной предрассветных часов.

Элль слегка приоткрыла веки, ресницы вздрогнули, словно крылья бабочки, попавшей в луч солнца. Она посмотрела на него, взгляд затуманенный, будто сквозь пелену забытья.

Девушка быстро окончательно проснулась, холодок воздуха коснулся обнаженных плеч, и осознав, что на ней лишь нижнее белье, инстинктивно потянулась к одеялу. Она поспешно укрылась, ткань скользнула по коже, оставляя след стыдливой дрожи.

Смущенно прижавшись к спинке дивана, будто пытаясь слиться с его бархатной обивкой, Элль спросила:

— Что вы здесь делаете? — голос сорвался, — Неужели… мы… переспали? — последние слова были едва слышны, растворились в гуле собственного сердцебиения. В голосе ее слышалось замешательство, словно она пыталась собрать пазл из осколков памяти.

Лалрехал усмехнулся, уголки губ приподнялись, обнажив тень былой печали.

— У тебя был жар... Сильный... — пальцы его коснулись её лба, будто проверяя, не вернулась ли ее несуществующая лихорадка. — Мы привезли тебя сюда.... Не помнишь?

Она отрицательно помотала головой, пряди волн упали на лицо, скрывая румянец. Опустила ее, взгляд утонул в складках одеяла.

— Благодарю за помощь, но… — голос дрогнул, будто струна, задетую небрежно. — Вам стоит уйти, пока Рик не вернулся, иначе вам не поздоровится.

— Он не придет... — произнес тот совершенно спокойно, будто обсуждал погоду. Протянул на ладони браслет, металл сверкнул при свете лампы, словно капля звездного света. — Это кажется твое... — его пальцы слегка дрогнули, когда на руке, в которой он держал его, блеснуло кольцо. Пара к нему.

— Спасибо, — произнесла девушка с улыбкой, слишком яркой, словно маска, скрывающая трещины. Принимая его слова и надевая браслет, она замерла, ощущая холод металла на запястье.

Взгляд Элль задержался на украшении, затем скользнул к кольцу, и губы её задрожали. Она с трудом сглотнула, словно глотая ком горькой правды, а по щекам потекли тонкие дорожки слёз, оставляя влажные следы на бледной коже.

— Лалрехал…? — прошептала она почти неслышно, голос предательски сорвался. Поднимая на него глаза, она увидела в его взгляде отражение своей боли, словно зеркало, разбитое на тысячи осколков.

— Да, милая? — спрашивает тот, а на губах играет легкая улыбка. Он не хочет ее пугать, не теперь, когда их миры наконец соприкоснулись.

Она подалась вперед, движение резкое, словно под порывом ветра. Заключила его в крепкие объятия, пальцы впились в ткань его рубашки, будто боясь, что он рассыплется в прах. Прильнула, вцепившись так сильно, словно боялась отпустить, дыхание её смешалось с его, горячее и прерывистое.

— Я так соскучилась, — прошептала она, пряча лицо в его плече, слова утонули в складках ткани, пропитанной запахом дождя и старых книг.

— Да, конечно, скучала она, — подшучивает тот, но в голосе звучала нежность, — Ты обо мне совсем не помнила до этой секунды... — гладит тот ее по спинке, ладонь скользит по позвонкам, словно пересчитывая каждую потерю. Отстраняет от себя, медленно разрывая невидимые нити. Достает из-под рубашки пузырек, болтающийся на цепочке, стекло мерцает, как слеза. — Выпей...

С виноватым видом Элль отвела глаза, будто ища спасения в трещинах на стене. Но флакон взяла, пальцы дрожали, едва не выронив хрупкий сосуд. Даже если бы там был смертельный яд, она приняла бы его из его рук, ведь доверие к нему было глубже страха.

Открыв его и выпив содержимое, Элль зажмурилась, точно глотая огонь. Она закашлялась, горло сжалось, удавленное невидимой рукой. На мгновение голова закружилась, комната поплыла, как в тумане. Пока все ее воспоминания не пронеслись перед глазами, кадры прошлого мелькали, словно кинопленка, опаленная по краям.

Она положила руку на грудь, ладонь прижалась к шраму, невидимому глазу, но жгучему, как напоминание. Туда, куда когда-то попала стрела.

— Я люблю тебя... Элль... — его слова прозвучали как молитва, вырванная из глубины души. — Так люблю тебя, что с ума сходил каждый день от того, что не мог прикоснуться или увидеть твоей улыбки... — голос сорвался, обнажив рану, которую века не могли залечить ни время, ни расстояние между ними.

Она снова подняла глаза на него, взгляд сиял сквозь слезы, как солнце сквозь дождь. Нежно коснулась его щёк кончиками пальцев, словно проверяя, не мираж ли перед ней. Провела ладонями по его лицу, ощущая шероховатость щетины, тепло, пульс под кожей. Прижала их, будто пытаясь впитать каждую черту.

Приблизившись, Элль робко коснулась его губ своими. Словно это был всего лишь сон, и перед ней не он, а она сама всё ещё мертва.

— Я тоже тебя люблю… — прошептала она в его губы, слова смешались с дыханием, став частью их общего ритма. — Я умерла, ведь так? Всё это лишь игра моего воображения…

— Ты переродилась... В новом мире. — Его пальцы вплелись в её волосы, словно пытаясь удержать миг. — И мы снова встретились. Нашли друг друга, как ты того и желала. — Губы коснулись её лба, легче крыла мотылька. — И теперь все будет хорошо...

— И мы всегда будем вместе? — спрашивает та, чуть отстранившись, глаза искали в его взгляде подтверждение.

Послышался стук в дверь, резкий, как удар молота. Девушка, не услышав разрешения войти, встала с дивана, одеяло соскользнуло, обнажив стройные ноги. Направилась к шкафу, шаги торопливые, надо успеть, пока пришедший не потерял терпение.

Девушка взяла футболку. Хоть немного прикрыться. Она надела её, ткань обвисла, скрывая изгибы, но не смущение. Подошла к двери, рука дрогнула на ручке. А увидев брата, нахмурилась, брови сошлись, как тучи перед грозой.

— Что случилось? — голос стал острее, чем лезвие.

— Рыжий твой не заявлялся? — интересуется брюнет, руки убирая в карманы брюк, пряча кулаки. Взгляд его скользнул за её плечо, к фигуре Лалрехала, и губы искривились в усмешке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, не заявлялся.

— Может, пустишь хоть? — ворчит тот, — Я тоже так-то тут живу, — девушку в сторону отодвинув, он вошел, глаза закатывает. — Ну, конечно-о-о. — Сарказм капал, как яд.

— Если снова решишь его убить, то я следом отправлюсь.. — её голос дрогнул, но в нем зазвучала сталь.

— И как спустя столько веков у тебя вот точно такое же лицо, а у нее нет? — Бог Смерти сложил руки на груди, поза стала царственной, словно он вновь обрел тень величия. А после откинул мужчину взглядом, холодным, как зимний ветер.

— Не твое дело, — недовольно произнес брат девушки, каждый слог отчеканен, как монета. — А у тебя только лицо смазливей стало.

— Син, хватит, — ворчит девица, толкая его в бок локтем.

— Да ладно тебе! — он отшатнулся, притворно хватаясь за бок. — Не по его душу я пришел, но раз его нет — вы уж сильно не шумите, — посмеялся брюнет, и девушка покраснела.

Парень, все еще не выпуская Бога Смерти из виду, направился в свою комнату и закрыл дверь.

— Извини его.. — тише произнесла Элль, взгляд её умолял о понимании.

Она вернулась к дивану, сев рядом, пальцы вцепились в край подушки.

— В этот раз не хватается за оружие... — Лалрехал провел рукой по ее спине, тепло ладони растопило часть напряжения. — Уже хорошо... — его губы коснулись её виска, оставляя обещание, что бури остались в прошлом.

Глава 36. Точки над лисом.

На утро лиса в постели не было. Лучи рассвета, пробиваясь сквозь полузакрытые шторы, золотили пустую простыню, где еще сохранился отпечаток тепла.

Он был в своем кабинете, где воздух пах старыми страницами и пылью, смешанной с ароматом воска от свечи, догорающей на подоконнике. Где обычно все было завалено книгами — стопки фолиантов громоздились, как миниатюрные горы, их корешки пестрели загадочными символами.

У стены стояла большая плазма, экран мерцал тусклым синим светом, будто призрак забытой игры, и приставка, опутанная проводами, словно паутиной. С кучей подушек на полу — пестрых, в звездах и лунах, словно обрывки ночного неба, брошенные на землю.

У другой стены стояла доска с заметками и картами, испещренная стрелками и нитями, сплетающимися в паутину отчаянных планов. Вот там он и крутился, виляя хвостом, который метался, как маятник, отсчитывающий ритм его беспокойных мыслей.

— Так... Если... Если зеркало не сработало... — голос его прерывался, слова цеплялись за шипы сомнений. — Значит... А если обратиться напрямую к богине Любви? — Пальцы сжали мел, оставив белый след на ладони. — Наверняка у нее есть какой-нибудь артефакт для разлюбливания или что-то...— Взгляд устремился в карту, где ее храм был помечен алой меткой. — Нет-нет, она меня и на порог не пустит после того раза... — шепотом добавил он, словно вспоминая, как дверь захлопнулась перед его носом, а в уши впились слова: «Ты недостоин».

Веки Неи дрогнули, словно крылья ночной бабочки, встретившей луч света, и глаза медленно открылись. Она скользнула рукой по простыне, почувствовав прохладу шелка на месте, где ожидала тепло. Но... Не найдя рядом брата, она резко села, как будто коснулась кипятка, и сердце бешено заколотилось в груди.

Ее босые ступни ощутили холод паркета, а легкая ночная рубашка прилипла к спине из-за внезапного леденящего ужаса.

Нежные, но цепкие девичьи пальцы касаются кожи, бережно, словно опасаясь повредить безупречную гладкость. Скользят по ней, улавливая кончиками пальцев едва заметное трепетание мышц. Позволяя его рукам сомкнуться вокруг, она прильнула грудью к его телу, ощущая грудью биение его сердца — учащенное, словно у преследуемого животного.

— Ты меня напугал... — тихо она произнесла, голос звенел, как хрустальный колокольчик, готовый разбиться. Казалось, даже через тонкую ткань полупрозрачной сорочки можно было почувствовать её бархатистую и нежную кожу.

— Разбудил? Прости, не хотел... — ответил тот, пальцы его сжали ее ладонь. Погладил ее руку своей, а после посмотрел на карту пантеона богов, глаза сузились, будто пытаясь прочесть между строк судьбу.

— Как вариант можно... Нет, эта тоже не поможет — бормотал Амхиэль, будто разговаривая с призраками прошлых ошибок.

— Чем занят? — спросила Нея, проскользнув вперед и встав между ним и доской. Она изучала карту, и её дыхание переплелось с меловым ароматом.

Прильнув к его спине, она взяла его руки в свои, будто стремясь отвлечь от беспокойства и подарить тепло. Её распущенные волосы, словно шелковистый поток, коснулись его шеи. Нежно прижимаясь щекой, словно котенок в поисках ласки, она чуть потерлась о него.

— Пошли лучше позавтракаем? — предложила она, голос сладкий, как обещание летнего утра. — Сделаю твои любимые оладьи с джемом...

— Думаю, какие еще лазейки поискать, кроме зеркала... — он отвернулся, но рука непроизвольно потянулась к ее локону. — Это был быстрый вариант, но есть запасные... Наверняка есть... — слова звучали, как заклинание, которое он повторял себе, чтобы не сломаться.

— Не нужно. Я не хочу, чтобы ты снова рисковал собой... — ее пальцы сомкнулись на его запястье.

Она повернулась, и лучи из оконного проема обрамили ее фигуру, превратив тонкую ткань ночнушки в светящийся ореол. Ее рука коснулась его лица, кожа под пальцами ощущалась раскаленной. Приподнявшись на цыпочках, Нея словно застыла на грани между явью и стремлением не дать ему уйти. Легко коснувшись губами его век, она оставила невесомый поцелуй.

— Больше не нужно, слышишь? Это я виновата, что ты стал таким... — голос ее дрогнул, взгляд опускает виноватый, а уши прижимает к голове, будто пытаясь спрятаться от собственных слов.

— Ты то в чем виновата? Любишь же его... — он приподнял ее подбородок, заставляя встретиться взглядами. — Значит, я должен помочь. Как иначе то? — в его глазах вспыхнул огонь, смесь обиды и преданности. Он чмокнул её в лоб, поцелуй был легким, и потрепал по волосам, запутав пальцы в шелковистых прядях. — Приготовить тебе вафли? А потом вернусь к поискам.

— Я виновата, слышишь? В том, что не видела очевидного и слепо бегала за тем, кто принадлежит уже другой... — шепотом выдохнула лисица. Отстранившись, сдерживая слезы, падает перед Амхиэлем на колени.

— Прости... прости свою глупую сестру! — голос сорвался в крик, полный отчаяния. Я видела, как ты меня любишь, и только пользовалась этим! — слова резали воздух.

— Эй! Ты чего? — он рухнул рядом, сел следом, обхватив ее плечи. Приподнимая ее. — Не стой на коленях! Конечно... Это приятно, но в другом контексте, не таком! — шутка прозвучала горько, — И можешь пользоваться сколько-сколько угодно! Я же не против воли... Ты... Черт! Вставай давай... — в его голосе смешались страх и нежность.

— Не встану! — отталкивает та его, ладони уперлись в его грудь, словно пытаясь отодвинуть боль. Чуть ли лбом о пол не бьется, но он ловит ее лицо в ладони, не давая удариться. — Пока не простишь! Хочешь — накажи, хочешь — убей, я это заслужила! — каждое слово било, как молот, по наковальне его сердца.

— Да за что мне тебя прощать? — прикрикнул тот в ответ и потянул её на себя, заключая в объятья, так крепко, будто хотел вдавить ее боль в свою грудь. — Слушай... В том, что я такой еблан, виноват только я. — Губы его прижались к ее виску, шепча сквозь зубы: — Ты не обязана любить меня потому, что я люблю. — Рука провела по ее спине, рисуя круги утешения. — И извиняться за то, что я, зная о том, что зеркало проклято, взял его, тоже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ее взгляд, влажный от пролитых слез, был устремлен на него, зрачки широко раскрылись, вбирая в себя, казалось, весь мрак помещения. Полный мольбы, словно у юного лиса, заблудившегося в ночной чаще. И наклонившись вперед, она одарила его легким и робким поцелуем, ее губы трепетали, подобно крыльям мотылька, коснувшегося лепестка.

— Ты дурак... Больше не делай так, не заставляй меня больше волноваться за тебя... — бормочет она тихо и снова накрывает его губы своими.

Он вытирает ее щёки, большим пальцем смахнул слезу, соль которой осталась на губах. Нежно целует в ответ, но отстраняется первым, дыхание прерывистое, нет, момент не тот...

— Идем... Всё-таки приготовим тебе вафли... — голос его звучал хрипло, — А то совсем раскисла... — добавил он, пытаясь шуткой вернуть их в привычное русло.

Она кивнула, позволив ему поднять себя с пола.

В кухне, залитой утренним солнцем, он замешивал тесто, а она сидела на столе, болтая ногами. Совсем какв детстве. Запах ванили смешивался с тишиной, которая уже не была тяжелой. И где-то между взбитыми яйцами и золотистыми вафлями они нашли временное перемирие — хрупкое, как сахарная глазурь, но сладкое. И она все поняла. Он всегда был рядом. Та любовь, о которой она мечтала, была в нем.

Глава 37. Лисий штиль

В дверь позвонили. Звук пронзил тишину, звеневшую в комнате. На пороге стоял Син. Его силуэт казался огромным и зловещим, словно чудовище из ночных кошмаров, явившееся украсть сон. Вычислил, где обитает рыжий. Уголки его губ приподнялись в циничной улыбке, едва ли тот услышал шаги, словно он только этого и ждал.

Нея приблизилась к двери, ее босые ноги бесшумно скользили по паркету, словно дух, блуждающий в забытых развалинах. Распахнув дверь, она отступила на шаг, ледяной воздух из коридора ворвался в комнату, обвивая ее хрупкое тело.

— Вы к кому? — холодно она обратилась к мужчине.

— К братцу твоему, нехорошо чужих сестер обижать, — усмехнулся брюнет, пальцы нервно постукивали по ремню, где на боку в кобуре мелькнул пистолет, черный и бездушный, как зрачок хищника.

— Его нет дома… — слова вырвались у неё слишком быстро, будто она пыталась прогнать его раньше, чем он успеет вдохнуть.

— Значит, с тобой поговорю… — Син шагнул вперед.Толкнул девицу, её плечо ударилось о стену, оставив на коже след.

Закрыв за собой дверь, он мгновенно сжал её кисть, его пальцы вцепились в запястье, как тиски. Освободившись, лиса зарычала, её волоски на шее вздыбились.

— Лучше уходи, пока не сожрала… — её голос превратился в рык, глаза вспыхнули янтарным огнем, отражая свет бра.

— Очень страшно, — Син фыркнул, не отпуская хватки. — Он ведь дома, чего врешь? — в его глазах читалась азартная игра, будто он ставил на кон свою жизнь.

— Нея… Все нормально… Пропусти… — произносит Амхиэль, выходя в коридор, босые ступни бесшумно скользнули по полу. А после бросает взгляд на брюнета, — Вмазать хочешь или сразу стрелять начнешь? — Глаза Амхиэля сузились, — Так за оружие схватился.

— Наконец-то выполз, — усмехнулся темноволосый. Лишенный всякого терпения, Син резко притянул к себе Нею, из-за чего тело лисы выгнулось дугой. Поднеся пистолет к шее лисицы, ледяной металл коснулся бьющейся жилки, словно смертельное прикосновение.

— А чего ты так разозлился? Неприятно, да, когда сестренку обижают? — голос Сина дрожал от ярости. — А Элль, сука ты ушастая, думаешь, приятно было?! — повысил тот тон, рукой горло сжал сильнее, пальцы впились в кожу, оставляя багровые отпечатки. Нее стало тяжелее дышать, воздух свистел в горле, как ветер в узком ущелье.

— Амхиэль… уходи, пожалуйста… не лезь… — умоляет она, когтями цепляется за чужую руку, пытаясь оторвать её, будто сорвать капкан.

— Тебе же не станет легче, если скажу, что это было из-за проклятия… — голос Амхиэля звучал спокойно, но в нем дрожала сталь. — Отпусти ее. И никто не пострадает. Он шагнул ближе, тень его накрыла Сина.— Если хоть царапину на ней оставишь, твоей сестрице ни в этой жизни не сдобровать, ни в следующей возвратиться. Это я умею делать лучше всех...— Глаза его вспыхнули кровавым отсветом. — Я сделаю все, чтобы ее душа растворилась в небытие. Чего бы мне то ни стоило… — последние слова прозвучали как приговор. — Если у тебя претензии ко мне, так и решай со мной.

— Да срать я хотел на эти ваши проклятья, — бросил Син, слюна брызнула из уголка рта. — Еще раз увижу твою рожу возле сестры — на месте пристрелю… — толкнув девицу, он скрылся за полотном двери, звук шагов растворился, как кошмар на рассвете. Все-таки, тот решил прислушаться... хотя бы в этой жизни.

Руками стиснув шею, Нея почувствовала, как подрагивают пальцы, напоминая о его прикосновении. Прочистила горло, и звук вышел сиплым, как скрип старой двери. Взгляд, устремленный на брата, выражал одновременно благодарность и глубокий стыд, замешанные в мучительном чувстве.

— Не смотри на меня так и не лезь больше к ним. Считай, что это приказ, — произнесла та. Она проскользнула мимо, исчезнув за дверным проемом спальни.

Рыжий посмотрел было на входную дверь, кулаки сжались, ногти впились в ладони. Намереваясь пойти за мужчиной, но в итоге, как всегда, шумно выдохнув, он последовал за ней.

– Позволь взглянуть… – произнёс он, приближаясь, его пальцы неуверенно коснулись её шеи, на которой уже проявлялся синеватый отпечаток.

Она повернулась лицом к нему, свет из окна обрисовал её силуэт, подсветив ресницы золотым ореолом. В её взгляде читалась смесь упорства и изнеможения.

– След на шее не страшен, он пройдёт, – тихо сказала Нея, и лёгкая улыбка коснулась её губ. Взяв брата за руку, она повела его к кровати.

Она уложила его, перед тем взбила подушки под головой. Склонилась над ним, пряди, кокетливо извиваясь, касались его кожи.

— Давай я лучше тебя приласкаю… заодно и извинюсь… — предлагает та, рука ложится на торс, пальцы скользнули вниз, останавливаясь на паху, где уже пульсировало желание.

— То есть, вафли мы сегодня есть не будем, да? — он тихо посмеялся. Провел по её щеке, шероховатость пальцев контрастировала с её нежностью. — Давай уедем? Куда-нибудь далеко… Где будем только ты и я. Купим какой-нибудь пентхаус в глуши, будем есть фрукты и валяться в постели целыми днями…

— Если мой лисенок так этого хочет, то хорошо… — шепчет она в его губы, дыхание смешалось с его, горячее и сладкое.

Платье, соскользнув вниз, упало с плеч, открывая взору кожу, сияющую, словно луна. Стащив с лиса штаны, обхватив пальцами его плоть, она почувствовала, как его тело отреагировало на её прикосновение.

Нея слегка коснулась головки языком, розовый кончик показался между губ, затем взяла его в рот, двигаясь мягко и ритмично.

— Нея… — шумно выдыхает он её имя, голос сорвался в стон, — Вот заставляешь ты меня обо всем забыться…

Он хрипло стонет, закрывая глаза, веки задрожали под тяжестью наслаждения.

— Что, не по вкусу? — внезапно оборвала она, её губы отстранились, оставив на коже мокрый отпечаток. Наклонившись над ним, она смотрела с разочарованием, но пальцы не прекращали дразнить его плоть, словно боялись прервать контакт.

— Я сдохнуть готов за это ощущение… — признается тот, смотря на неё лисьим взглядом, зрачки расширились, поглощая её образ. — Запрыгивай уже… Знаю же, что любишь сверху…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она ушки навострила, кончики дрогнули, будто улавливая каждый звук. Сев на орган, тело её прогнулось. Лисица простонала сладенько, звук вибрировал в воздухе. Она опустилась полностью, мышцы сжались, вбирая его целиком.

Руку приложив на его Нея, она накрыла его губы своими. Страстно и даже как-то по-особенному целуя, словно пытаясь вдохнуть в него всю свою душу, она старалась показать ему все свои чувства.

— Я люблю тебя, Амхиэль… — бормочет та сквозь тяжелое дыхание, слова смешались с стонами. В отличие от того, как она произносила эти слова раньше, сейчас они звучали более искренне, будто сбросив маску.

Он довольно урчит. Звук шёл из глубины груди, как мурлыканье довольного зверя.

— Я люблю тебя… Нея… Так сильно…

Он кладет руки ей на талию, пальцы впились в кожу, оставляя следы. Приподнимает и опускает сам, делая толчки снизу грубее, ритм нарастал.

С её губ доносятся тихие и сладкие стоны, то превращающиеся в крик, когда толчки становились грубее, будто волны, разбивающиеся о скалы. Она полностью отдавалась ему, тело её изгибалось, будто и остального мира, кроме него, для неё не было.

Спустя некоторое время, их тела, покрытые испариной, слились в объятиях. Лежа рядом и прижавшись, лисица ноготком по его груди провела, оставляя белую дорожку на загорелой коже.

— Ты… говорил что-то про вафельки… — улыбаясь, она смотрит на того, ушами дёргает, игриво, словно котёнок.

Он прыснул смехом. Принял положение сидя, мышцы спины напряглись, склонился к ней, губы коснулись её плеча, оставив влажный след. Потом Амхиэль поднялся с кровати, и вот так вот голый пошёл на кухню, будто король в своих владениях.

Глава 38. Счастливый финал.

— Ты его не тронул... И даже не убил, похвально.

Богиня жизни стояла у подъезда, словно ждала брюнета внизу.

Подняв глаза, брюнет замер в изумлении. Его сердце словно сковала стужа, уподобившись замерзшей птице. «Неужели она!» — пронзила мысль, вспыхнув, как спичка, и оставила после себя облако вопросов.

— Либо я снова покинул этот мир, либо ты плод моего воображения… — произнёс он, попытавшись усмехнуться, но звук получился хриплым.

Приблизившись, он ощутил её аромат — запах свежего ливня с лёгкой горчинкой полыни. Смело коснувшись её талии, его пальцы крепко сжали ткань, словно стремясь удостовериться в её реальности. Притянув к себе, Син впился в её губы. Поцелуй был полон напора, но дрожащие руки выдавали его тревогу. И это он её брат? Разница между Элль и Сином колоссальна — как между бурей и тихим утром. Словно две противоположности.

— Нет, ты не умер… и ему пока рановато… — её губы дрогнули в полуулыбке, глаза, цвета весенней листвы, подняли взгляд наверх, будто видели сквозь бетонные перекрытия двух существ, сплетённых в объятиях. — Они потерялись, но нашли свою дорогу.— В её голосе зазвучала мелодия, — Теперь не несут угрозы. Любовь иногда приносит много боли… слишком… — Последние слова растворились в воздухе.

— А что насчёт тебя? — интересуется брюнет, отстраняясь, будто обжёгшись. У самого сердце колотится, удары эхом отдавались в висках. Рядом с ней становится как ребенок, ноги подкашивались, хотя он всё ещё цеплялся за маску цинизма. Да вот только до сих пор считал, что ему всё привиделось.

— Я не могу ответить на твой вопрос… — её пальцы коснулись его ладони, оставив на коже мимолётное тепло. — Хотела бы, но пока не понимаю этого и, кажется, знаю, как решить это…

— Ладно, проехали, — он отмахнулся, движение получилось резким, как будто прогонял надоедливое насекомое. Обиделся, значит. Устроился в своем авто, сиденье застонало под его тяжестью. Коротко глянул на богиню — она замерла, как статуя, чуждая земному миру, и тут же сорвался с места. Мотор зарычал, словно раненый зверь, когда машина наконец ожила.

Вечером в квартире было трое. Воздух был густ от молчания, будто перед грозой. Бог смерти сидел, откинувшись на спинку стула, пальцы барабанили по столу, ритм напоминал отсчёт секунд до взрыва. Полицейский упёрся взглядом в тарелку, словно еда была шифром, который он пытался разгадать. Девушка у плиты перемешивала рис, её движения были механическими, точно пыталась занять руки, чтобы не дрожали.

Завершив готовку, Элль разложила по трём тарелкам кушанье с овощами и мясом. Горячий пар поднимался вверх, исчезая в гнетущей атмосфере.

Она аккуратно разложила столовые приборы перед мужчинами, звон металла отозвался эхом о фарфор. Затем поставила тарелки. Себе наполнила в последнюю очередь.

Она села за стол и пожелала всем приятного аппетита, но не получила ответа.

— Син… а как дела на работе? — решила Элль разбавить это витающее напряжение.

— Просто супер, — цедит он сквозь зубы. Вилка в его руке скользнула по тарелке, оставив царапину. Ест, но и от бога взгляда не отводит, словно между ними протянулась незримая нить противостояния.

Позади него раздалось легкое сияние, сначала едва заметное, как светлячок в темноте. Все сильнее и сильнее, пока комната не наполнилась золотистым свечением. И не появилась она... Богиня, её платье из плюща и орхидей казалось живым, листья шевелились в такт её дыхания.

— Я придумала! — объявила она, хлопнув в ладоши.

— Создатель… только не она… — закатил глаза Лалрехал.

Син подавился, кусок мяса застрял у него в горле. Элль вздрогнула. Она пока еще не особо привыкла к подобному. Соскочила с места и ударилась о стол. Брат подскочил, как пружина. Подорвался с места, помогая сестре, его пальцы сжали её локоть, слишком крепко, будто боясь отпустить.

— Не ушиблась? — голос его был резким, но в глазах мелькнула тревога.

— Локоть ударила… всё нормально, — улыбнулась она, потирая ушибленное место, а потом обратилась к гостье, пытаясь скрыть дрожь в голосе: — Вы как раз к ужину… присоединитесь? — предложение прозвучало как мольба о передышке.

— Нет-нет-нет, ни в коем случае! Я пришла по делу! — богиня махнула рукой, и воздух вокруг неё завибрировал.

— Снова поднимешь вопрос о воскрешении единорогов? — Лалрехал прокашлялся, отодвигая тарелку. — Я уже говорил, они бестолковые… — в его тоне звучала усталая покорность судьбе.

— Нет, я поменяюсь с Элль местами! Она будет богиней жизни!

А вот тут уже подавился Бог Смерти. Вино брызнуло на скатерть, оставив кроваво-красное пятно. — Чего?! — выкрикнул он, глаза расширились так, будто тот увидел призрак.

— Ну а что? — богиня пожала плечами, цветы на её платье расцвели ярче. — Я уже достаточно пожила, попробую каков этот мир людей, а тебе не придется сторожить каждое её перерождение…

Если бы Элль не ухватилась за брата, её колени подкосились бы, как подкошенные стебли.

— Я… я не могу! — запротестовала брюнетка, голос сорвался в фальцет. — Да и не умею я! К-какая из меня богиня? Я за собой то иногда следить не успеваю!

Сын глядел на богиню с полным непониманием, нахмурив брови и крепко стиснув губы. Однако, в его взгляде все еще теплилась надежда, подобная той, что живет в сердце ребенка, верящего в волшебство. Она одарила его мимолетной улыбкой, а потом посмотрела на брата.

— Так как? Согласен? Меняюсь с ней? — в её тоне звучала непоколебимость горной вершины.

— А с меня что? — Лалрехал встал, прищурился, ища подвоха, и ждал ответа.

— Хочу, чтобы с моим избранником ты помогал сойтись мне в следующих жизнях, так же, как я тебе… — её глаза блеснули лукавством, будто она уже видела будущие переплетения судеб.

— И уже есть такой? — Бог Смерти скрестил руки на груди, словно пытаясь защититься от невидимой угрозы.

— Кто знает, кто знает… — богиня загадочно улыбнулась, повернувшись к окну.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сердце Сина на мгновение сжалось. Губы его затрепетали, но он быстро отвел взгляд, скрывая чувства. Поддержал сестру, когда та садилась, его рука слегка дрожала на её плече. Затем он укрылся в своей комнате, дверь тихо затворилась за ним, словно завершающий звук печальной песни. Не его это забота, но маленькую искорку надежды он не желал терять.

— Ну вот… обиделся, — Элль вздохнула, смотря в сторону двери.

— Просто он идиот… — ответил Лалрехалл, подходя к сестре, его тень слилась с её силуэтом. — Ты же знаешь, что обратного пути нет? Ты не сможешь стать богиней обратно…

— Ты ведь выбрал свой путь. Я тоже имею право, — её пальцы сжали край стола, костяшки побелели.

Элль стала богиней Жизни, и с этого мгновения мир вокруг задышал новыми красками. Деревья тянулись к её шагам, распуская бутоны, а реки замедляли течение, словно желая запечатлеть её образ в своих водах. Остаток вечности она провела с возлюбленным, их дни текли, как медленный танец листьев на ветру — то плавные, то порывистые, но всегда в унисон. Они странствовали меж звёзд, оставляя за собой следы из цветущих галактик, а ночами шептались с луной, делясь секретами, которые даже боги не решались произнести вслух.

Лис и Лисица скрылись с глаз, их убежищем стал дом, спрятанный в чаще леса, где время текло иначе. Стены там были из переплетённых корней, а вместо крыши — кроны древних дубов, шептавших истории на языке ветра. Они пытались наверстать упущенные годы, наполняя их мелочами, которые важнее вечности: спорами о том, чей хвост пушистее, тихими утрами с чашкой чая, пахнущего дымком, и бегами по заснеженным полям, где следы их лап превращались в звёздные карты. Иногда, в лунные ночи, они всматривались в горизонт, ища тени прошлого, но потом смеялись, сплетая хвосты, и понимали — всё, что было утрачено, теперь стало частью их крови, костей, каждого вздоха.

А где-то далеко, на краю вселенной, богиня Жизни в человеческом обличье училась чувствовать сердцебиение времени — неровное, живое, такое хрупкое. Её смех теперь звучал как весенний дождь, а слёзы оставляли на щеках следы, похожие на росу. Она носила джинсы с потёртыми коленями, коллекционировала билеты из метро и впервые за миллионы лет узнала вкус шоколада, тающего на языке. Её брат, бог Смерти, наблюдал за ней из тени, пряча улыбку в воротник плаща. Иногда он оставлял на её столе чёрные розы — намёк на то, что даже в этом хаотичном мире людей их связи не разорвать. Как она и пожелала, с ее возлюбленным, им оказался брат Элль, судьбы сплелись в узор, сложнее древних манускриптов. Их души встречались в каждом новом воплощении — то в облике юных влюблённых, потерявшихся в шумных городах, то в форме старых друзей, находивших друг друга у костра под звёздным пологом. Каждая встреча начиналась с искры узнавания — мимолётного взгляда, случайного прикосновения, после которого мир вокруг терял границы, растворяясь в золотистом мареве вечности.

Вселенная продолжала вращаться, словно гигантский механизм, где каждая шестерёнка — чья-то недоговорённость, случайная встреча или выбор, сделанный шепотом. Где-то рождались новые звёзды, где-то умирали старые боги, но здесь, в этом уголке бесконечности, все были живы. Ну или почти.

Конец