Моя мать и сестра - Королевы Давалок (Джен Херрон). Из сборника Инцест рассказы брат и сестра часть 6

Культовый порно цикл от SlutWriter "My Mom and Sister are Size Queen Sluts" теперь на русском.

Когда Джон Херрон вышел из задней двери и поднялся по бетонным ступеням, чтобы начать утреннюю пробежку, он знал, что этот день станет лучшим днём в его жизни. Освежающий воздух рассвета будет ощущаться прохладнее и бодрее на его мышцах, чем в любое другое утро. Его завтрак будет вкуснее. Пение ранних птиц будет звучать лучше, и, окружённый этой новообретённой позитивностью, его обычная дистанция в пять миль покажется одной. Действительно, он преодолеет это расстояние в состоянии беззаботного предвкушения, едва замечая работу своих ног, которые несут его две с половиной мили в гору до городской площади с её очаровательно старомодной беседкой и обратно домой.

Это была пробежка, которую Джон совершал пять раз в неделю с четырнадцати лет, даже не подозревая о том волнении, которое он вызывал у каждой женщины, наблюдающей за ним, как он бежит по тропинке, по тротуарам и вдоль бордюров, от жилых районов до фонтана на площади. Домохозяйки на несколько кварталов вокруг сверяли свои часы с его распорядком, желая мельком увидеть его подтянутое, гладкое, грациозное 17-летнее тело, блестящее от пота, с чётко очерченными мышцами под компрессионными леггинсами и майкой Under Armour. Последний месяц или около того эти похотливые женщины замечали, что на лице Джона часто появлялся напряжённый, угрюмый вид, даже если сам мальчик этого не осознавал. Теперь же этот взгляд исчез, заменённый решительной и беззаботной улыбкой.

Он принял решение. У него появилась идея. И, честно говоря, он чувствовал себя глупым, что не подумал об этом раньше.

После той кульминационной ночи в главной спальне, когда его мать и сестра показали, что они не остановятся ни перед чем, чтобы превратить его в их послушный член для удобства, он впал в состояние замешательства. Казалось, что от Джейн и Джен не было спасения; скромность и семейный долг, которые остановили бы большинство женщин от такого возмутительного поведения, очевидно, были им чужды. Сначала казалось, что у него не будет выбора, кроме как подчиниться их домогательствам, пока ему не исполнится восемнадцать, и поэтому в свободные моменты он проклинал их, как часто делал, за то, что они не были «нормальными» и не обеспечивали домашнюю жизнь, даже близкую к той, что испытывали другие семьи.

Они никогда не изменятся, думал он про себя. Единственное, что волновало его мать и сестру, — это хорошо выглядеть и трахаться. Никакие апелляции к их морали не подействуют. Их бесстыдные домогательства к нему, выставляя напоказ свои тела и бесконечно шепча о том, как они хотят его огромный член, были всем доказательством, что он имел дело не с рациональными, любящими членами семьи, а с парой шлюх в течке. И именно их неизменная природа стала источником следующей идеи Джона.

Они не изменятся. Но я не такой, как они. Я могу измениться.

Более того, его мать и сестра раз за разом доказывали, что у них вообще нет силы воли. Джон, с другой стороны, был храмом силы воли. Никто не становился подкачанным подростком с 5% жира в организме иначе. Он придерживался своей диеты. Он бегал каждый день, годами! Без исключений. Джен, тем временем, не могла пробежать и двух кварталов, не свернув, чтобы отсосать член. Не то чтобы она вообще бегала в своих шестидюймовых платформах, в которых, казалось, постоянно щеголяла. Его мать была немногим лучше. Бриллиантовые ожерелья, золотые украшения для тела, новая мебель каждую неделю… у неё была вся финансовая дисциплина тех же пьяных моряков, которых, вероятно, трахала Джен.

Ты всегда видел их как этих крупнее, чем жизнь, фигур. Твоя мать. Твоя старшая сестра. Но тебе не нужно относиться к ним так. За почти семнадцать лет они не сделали абсолютно ничего, чтобы заслужить это.

«Они просто пара женщин, с которыми я случайно живу», — пыхтел Джон, достигая своей точки у беседки и фонтана и делая круг вокруг них, ноги двигались, как поршни, пока женщины-владельцы магазинов смотрели и представляли, каково это — предложить молодому человеку немного облегчения. Боже знает, эта выпуклость в его леггинсах выглядела так, будто ей нужно было немного спустить.

Когда он начал возвращаться домой, Джон попытался вспомнить хотя бы один случай, когда они сделали что-то ответственное или облегчили его жизнь хоть как-то, и не смог. Его мысли вернулись к его самым ранним воспоминаниям о детском саду. Милый маленький мальчик с большими выразительными голубыми глазами и каштановой стрижкой, хорошо сложённый и уже показывающий признаки обтекаемого тела и черт, которые станут его визитной карточкой в подростковом возрасте, ждал у школы, чтобы его забрали и привезли домой. С пустым ланчбоксом в руке он задерживался у поникшей ивы часами, наблюдая, как его одноклассники один за другим садятся в машины, обнимаются с отцом или матерью, едут домой, чтобы поужинать с семьями. А затем, через полтора часа и после звонка от учителя, он увидел, как машина его матери Mercedes влетает за угол, делая 80 в зоне школы с ограничением 15.

«Садись, Джон», — сказала она. Её глянцевые, соблазнительные губы выглядели мокрыми, а лицо покрасневшим, как будто она только что вернулась с какой-то физической активности. Её медные волосы были растрёпаны, а чёрное мини-платье сдвинуто, как будто надето в спешке. Позже он узнает, что она была на «встрече» с другом мужского пола. Очень потной, интенсивной встрече. Это был паттерн, который повторялся много раз за эти годы. Причёска и платье его матери менялись, но причина, по которой она оставляла его в беде, оставалась той же.

Затем был случай, когда ему было четырнадцать лет, и его отстранили от школы после того, как он схватил коричневый бумажный пакет со стойки, который он принял за обед, приготовленный его матерью. Вместо этого то, что он обнаружил в столовой, было не чем иным, как огромным пакетом самой крепкой травы его сестры. Несмотря на то, что у него был один из лучших годов в истории первокурсников, его отстранили от футбольной команды до конца сезона. Тренер сказал, что он «очень разочарован, что такой многообещающий молодой человек, как ты, делает такие плохие выборы».

Джен, которой тогда было восемнадцать, не извинилась. На самом деле, она пришла на запланированную «вечеринку» с парой бутербродов с болоньей вместо мешка с O. G. kush. Разозлённая тем, что её опозорили, она пообещала сделать его жизнь невыносимой. «Теперь эти чернокожие парни, вероятно, никогда не трахнут меня, тупица! » — отругала она его. «Я сказала им, что принесу хорошую траву! » Очевидно, что исключение из школы и разрушение его футбольного сезона было ничем по сравнению с тем, что его сестра пропустила встречу.

Когда Джон действительно прошёлся по списку семейного пренебрежения, это было поразительно. Месяц за месяцем, год за годом всегда что-то происходило. Потенциальные друзья, отпугнутые бесконечной шлюхастостью. Почти застреленный после того, как Джен пообещала отвезти его в спортзал на своём Porsche, только чтобы остановиться на другой стороне города, чтобы купить кокаин. Товарищи по команде, тренеры и учителя, оттолкнутые его матерью, которая постоянно пыталась трахнуть их всех. Его сестра «одолжила» его машину мексиканской банде. И, конечно, тот факт, что невозможно вырасти с нормальными сексуальными установками в таком извращённом доме. Даже учитывая его аномально большой член, Джон думал, что типичная семья могла бы понять его социальные проблемы и дать ему необходимое пространство, чтобы разобраться. Вместо этого его сестра и мать, обнаружив его «дары», сразу же попытались трахнуть его, кровное родство или нет.

Он был почти дома и начал ускоряться на последней четверти мили. Он перепрыгивал бордюры и лужи, чувствуя себя сильным впервые за долгое время. Каждый инстинкт Джона всегда подсказывал ему уважать свою семью. Книги, фильмы и школьные учителя всегда укрепляли эту склонность. Его участие в спорте, казалось, подтверждало основную идею, что авторитетные фигуры и старшие заслуживают уважения. Его ошибкой было применение этого инстинкта без остановки, чтобы подумать, что у каждого правила есть исключения. В тот недавний вечер, когда он лежал без сна, его мать с одной стороны, сестра — с другой, воздух был густ от их парфюма, выбранного стриптизёршами, в его разуме была посеяна мысль, пока они искушали и дразнили его.

Широко улыбаясь, Джон вернулся домой и пробежался по подъездной дорожке. Солнце, только что появившееся из-за горизонта, теперь светило в полную силу. Он сделал последний шаг и вошёл через парадную дверь, прошёл через прихожую и в гостиную. Его тело было покрыто потом, его голые плечи и шея блестели от него. Капли пота можно было увидеть на его щеках и в его растрёпанных волосах. Его компрессионные леггинсы были низко на его узких бёдрах, показывая намёки на его ягодицы и пресс, достойные модели нижнего белья. А его улыбка? Теперь ещё шире, от уха до уха. В доме было тихо, если не считать его собственных коротких выдохов. Но это вот-вот должно было измениться.

Его сестра Джен лежала на диване, спящая. Она откинулась на заднюю подушку, раздвинув бёдра. Её платиново-белые волосы соблазнительно ниспадали на шею и плечи, светлее, чем её равномерно загорелая, карамельная кожа. Бриллиант сверкал на одной стороне её тонкого, как лезвие, носа. Её глаза были закрыты, с тенями серебряного и розового цвета, заканчиваясь накладными ресницами, которые казались дюйм длиной. Перед ней, на кофейном столике, лежала коробка от DVD с обучающим видео «Как стать лучше». Она использовала его, чтобы измельчать траву, если судить по соседнему пакетику с марихуаной. Её сумка Luis Vuitton была рядом. Из открытого верха зигзагами выпадали презервативы.

Джон смотрел на Джен и качал головой. Её тело, казалось, не было создано для чего-то столь обыденного, как сон. Её груди, втиснутые в тугой топ, который мало что скрывал очертания её больших, пухлых сосков, свисали вниз по её телу, как воздушные шары. Её узкая талия, украшенная бижутерией, которая обвивала её талию серебряной паутиной, не могла прижаться к подушке из-за взрыва её загорелых, подкачанных ягодиц. И её талия, и её стройные, упругие бёдра, казалось, терялись в изобилии её жопы. Её ноги были босыми, с ногтями, покрашенными в тот же ослепительный серебряный цвет, что и её ногти на руках. Сигарета лежала на подушке рядом с ней и прожгла дыру в ткани, прежде чем потухнуть. Это было действительно удивительно. Как давно она легла спать? Час? Полтора?

Джон подошёл к Джен и наклонился, слегка подтолкнув одну из её огромных грудей рукой, заставив плоть задрожать. «Вставай, сестрёнка. Семейное собрание», — сказал он.

«Ммм… иди нахуй, лузер», — простонала она, не открывая глаз. Её голос был хриплым, усталым. Одна рука почесала живот, проходя по прессу, который был виден даже в её расслабленной позе. «Помоги старушке перейти дорогу».

«Я собираюсь дать тебе и маме то, о чём вы просили», — настаивал Джон, стоя над ней. «Ты не захочешь это пропустить».

Мгновенно глаза Джен открылись, пронзительно смотря на него своим бирюзовым цветом, как пляжи Багам. Она была ленивой, бездельницей и огромной шлюхой, но определённые вещи всегда могли привлечь её внимание. Первым и главным из этих вещей был тот объект, который она желала с тех пор, как увидела его — огромный, великолепный, идеально сформированный 18-дюймовый член её брата. Для Джен этот монстр стоил того, чтобы встать до двух часов дня. Её глаза скользили по выпуклости в компрессионных леггинсах Джона, и она провела своим длинным, ловким языком по блестящим, пухлым губам.

Удовлетворённый тем, что привлёк внимание сестры, Джон направился вверх по лестнице в главную спальню, чтобы позвать мать. Он нашёл её стоящей перед зеркалом в полный рост в белом, любующейся собой. Если главным грехом Джен (кроме похоти) была лень, то грехом Джейн, несомненно, была гордыня. Она была одержима своей внешностью, и её траты на одежду и пластическую хирургию это подтверждали. Каждое утро она осматривала своё лицо, не показывающее возраст, в поисках малейшего намёка на морщину. Какие бы жировые клетки она не могла удалить из своего тела, она убивала их навязчивыми приседаниями, подъёмами ног и аэробикой. На ней было только бельё из прозрачного белого кружева; её жопа выпирала, как полка, и полностью поглощала тонкую полоску трусиков между мясистыми полумесяцами её толстых ягодиц. Даже несмотря на то, что Джон был прямо за ней, он мог видеть её большие груди, свисающие по обе стороны её торса, их тяжёлые нижние части висели рядом с тем местом, где её длинные рыжие волосы заканчивались на пояснице. Благодаря зеркалу она тоже могла видеть его.

«Семейное собрание», — сказал Джон, прислонившись к дверному косяку. Она могла легко увидеть его член, очерченный в его леггинсах, и он знал, что она сможет его увидеть. На это он и рассчитывал. Когда её изумрудные глаза упали на его выпуклость, это было так же предсказуемо, как восход солнца.

«Я спущусь через час», — ответила она, не поворачиваясь. Джон вошёл в комнату, оказавшись рядом с ней за два больших шага.

«Нет, прямо сейчас», — настаивал он. Его голос был спокойным, глаза твёрдыми. Когда его мать повернула голову к нему, возмущаясь, что она спустится, когда сама захочет, он прервал её, взяв её челюсть одной уверенной рукой. Поворачивая её голову, как фрукт в супермаркете, он чувствовал, как её кожа была горячей от удивления, её пухлые губы мокрыми от обещания оральных услуг. Без слов он провёл подушечкой большого пальца по её нижней губе и мягко нажал, оттягивая её вниз.

«Джон—»

Он приложил палец к своим губам, зашикая её… и вставил большой палец в её горячий, приглашающий рот. Мгновенно её соски стали настолько твёрдыми, что образовали палатки в хрупких чашечках её бюстгальтера. Она глубоко выдохнула, и с потребностью, которая казалась почти инстинктивной, она начала сосать его палец, обволакивая его влажным теплом своего тела.

«Сейчас, мама», — повторил Джон. Она не возражала во второй раз, её глаза встретились с его с каким-то пониманием. Когда он убрал палец, она застонала, её рот был полон желания. За два шага Джон снова был за дверью и спускался по лестнице, нервный, но полный предвкушения. В той же кухне, где его мать и сестра пытались соблазнить его всего две недели назад, Джон планировал сделать нечто более долговечное, чем соблазнение. Он намеревался сделать то, чего не делал за все свои годы как единственный мужчина в доме Херронов. Установить закон.

Джен ждала его на кухне, поправляя макияж в компактном зеркальце. Её жопа свисала мясистыми полумесяцами из шорт с разрезом, которые она часто предпочитала, когда развлекала «гостей» определённой этнической принадлежности. Это были «шорты» только в самом широком смысле, и они открывали больше жопы, чем скрывали. Её топ также был сомнительной скромности, функционально просто горизонтальной полоской чёрной ткани, которая с трудом удерживала её грудь, оставляя её подтянутый живот обнажённым. На самом деле, её сиськи были настолько большими, что топ даже не покрывал нижнюю часть каждой груди. Как всегда, её белокурые волосы ниспадали из-под кепки Oakland Raiders.

Джон обошёл кухонный стол и встал напротив Джен, продолжая поправлять одну из её накладных ресниц с видом скучающей сосредоточенности. Через мгновение их мать также вошла на кухню, одетая только в то же самое прозрачное белое бельё, из которого её тело, казалось, готово было вырваться во всех направлениях. На ней были белые туфли на шпильках, которые контрастировали с чёрно-розовыми платформами Chuck Taylor Джен. Её волосы, цвета медных кастрюль, были заколоты. Она не спросила, о чём будет «семейное собрание». Его палец, так уверенно вставленный в её рот в спальне наверху, намекал на что-то, что одновременно возбуждало её и пугало.

Джон мог видеть это в её глазах.

«Я объявляю это собрание семьи Херрон открытым», — провозгласил Джон, используя свой лучший судебный голос. Для акцента он использовал единственное, что было под рукой и несло столько же веса, сколько и молоток судьи. Стянув переднюю часть своих прозрачных спортивных штанов, он вытащил свой массивный член и шлёпнул его на стол. Часто термин «вытащить свой член» использовался для демонстрации влияния в переговорах или спорах. Джон Херрон, подросток-спортсмен, теперь переполненный уверенностью, только что совершил настоящий акт. Его длинный, вялый ствол упал на стол в виде горизонтальной трубки горячей плоти. Раздался звук «бумф! », как будто мясо бросили на разделочный блок.

«О, боже мой, ёбаный ад! » — простонала Джен, и её компактное зеркальце выпало из рук и с грохотом упало на пол. Её глаза были широко раскрыты, как незатенённые лампы, казалось, они прослеживали чудовищную форму члена Джона от дергающегося, размером с кулак головки до пары тяжёлых яиц, которые лежали на столе, как надутые розовые водяные шары. «Я знала, что ты сдашься, братишка! » — добавила она, всё ещё заворожённая, даже не глядя ему в лицо. «Я знала, что ты не сможешь держаться вечно! » Она прикусила нижнюю губу с явным желанием, два белоснежных винира её передних зубов прижали блестящую плоть вниз, демонстрируя неприкрытую похоть. Дело было не только в члене Джона, который был намного выше среднего; остальная часть его тела была образцом спортивного совершенства. Основа его члена переходила в гладкую лобковую область, изрезанную впадинами тазовых мышц; они, в свою очередь, вели к его прессу и торсу, который казался невероятно длинным и обтекаемым, пока не расширялся на плечах.

«Вот он, — начал Джон, снимая свою майку Under Armour. — На виду. Причина всего этого беспорядка».

«Бля, он должен быть полтора фута длиной! » — простонала Джен, одной рукой небрежно теребя свой сосок. Но её прервали, когда Джон небрежно бросил свою потную майку ей на голову, как подросток, бросающий салфетку в мусорную корзину. Его прицел был точен, и майка накрыла её лицо. Из её горла вырвался задыхающийся звук.

«Так и есть, — ответил Джон, спокойно. — Восемнадцать с четвертью дюймов, если быть точным. Но что я действительно хочу, Джен, больше, чем минет, — это чтобы ты заткнулась и послушала хотя бы раз в жизни».

Её рука потянулась к лицу, чтобы снять потную майку.

«Оставь её! » — резко сказал Джон, повышая голос, как он редко делал раньше. «Оставь чёртову майку там, где она есть, Джен. Иначе ты ничего не получишь. Ты будешь сидеть и смотреть, как мама получит всё».

Возможно, из-за громового авторитета в его молодом голосе, Джен подчинилась. Джейн наблюдала за этим изменением динамики с тем же потрясённым выражением лица, как будто Джон горел и был слишком горячим, чтобы прикасаться. Казалось, не было никакого способа обезвредить его. Он уже доказал, что у него есть сила воли, чтобы выдержать её дразнилки. После того первого рокового дня, когда они застали его врасплох в подвале, он был как скала. Она и Джен использовали все трюки из книги, чтобы сделать его сговорчивым и стать их личным членом по требованию… но он держался.

«Здесь всё изменится, — продолжил Джон. Его голубые глаза буквально горели. — Потому что знаешь, что я понял? Мне не нужно терпеть ваше дерьмо».

Джейн выглядела ошеломлённой. Когда она осмелилась ответить, большая часть силы в её голосе исчезла. Она всегда была экспертом в том, чтобы придираться к Джону, ворчать на него, отвергать его беспокойства и поворачивать разговоры к тому, что её волновало… но теперь эти оружия казались недостаточными для сдерживания силы его воли. «Джон. Джон, я твоя мать, и—»

Джон разразился смехом, долгим, громким смехом. «Ты не больше мать для меня, чем эта шлюха — сестра», — съязвил он, указывая пальцем на лицо Джен, покрытое майкой. «Сколько Рождеств? Сколько дней рождений? Сколько школьных спектаклей, книжных докладов, научных ярмарок, футбольных матчей ты пропустила или, из-за своего желания трахнуть какого-то парня, активно саботировала? » — обвинил он. «Помнишь тот раз, когда я упал с велосипеда, и ты не могла помочь мне, потому что сосала член незнакомца? » Теперь он был за столом, всего в футе от неё, смотря на неё сверху вниз. Высокий, почти голый подросток, противостоящий своей матери в нижнем белье, в собрании великолепных тел и позорной истории.

«Я—»

Джон поднял руки. «Ты даже не знаешь, о каком случае я говорю, потому что это происходило постоянно! » Он снова шагнул вперёд, и теперь он прижал её к стене. Их лица были всего в дюймах друг от друга. Его тяжёлый член скользил по её внутренней стороне бедра. Он чувствовал жар её кожи, давление её толстых сосков, прижимающихся к его груди. Воздух был густ от смеси её духов и его пота. Джен, несмотря на её приказы, сняла майку с лица. Она не могла не смотреть, как Джон нависает над их матерью. Его тело было как статуя, его член — нависающим, сверхмужественным зверем.

«Но есть одна вещь, в которой ты хороша, не так ли, мама? » — прошипел Джон, окутывая её лицо своим горячим дыханием, теперь только шёпотом, потому что его губы касались её. «Когда Джен рассказала тебе о моём члене, ты очень заинтересовалась, не так ли? » Его рука скользнула вверх по её бедру, схватив одну ягодицу, его пальцы погрузились в плоть, прежде чем продолжить вверх, чтобы схватить её грудь. Джейн застонала, её глаза влажны от желания. Она выглядела на грани слёз, но её промежность была полностью мокрой, превращая белизну её трусиков в прозрачную плёнку. «И даже если твоё представление о сбалансированном завтраке — это один из каждого цвета ёбаных Pop Tart, я всё ещё могу использовать тебя для того, в чём ты хороша».