Пикантный квартет. Из сборника Пикантные рассказы о любви Часть 11. за неделю до

*За неделю до вечеринки.*

В субботу Сергей заехал в торговый центр — стеклянный дворец с мраморными полами, где хрустальные люстры свисали, как созвездия, а витрины сияли, словно драгоценности в королевской сокровищнице. Сергей шагал по гулкому коридору, его туфли оставляли тихий ритм на полированном камне, а в руках он сжимал пакет с новыми кроссовками. И судьба, как ему тогда показалось, лукавая и безжалостная, свела его с Настей. Она стояла у витрины с сумками, ее изумрудная юбка обтягивала бедра, подчеркивая красоту их ,   а легкая блузка, полупрозрачная, облегала изгибы ее груди, где солнечный свет играл тенями. Рыжие локоны струились по спине, как расплавленная медь, а длинные ноги, чуть тронутые загаром, манили взгляд, как магнит. Сергей остановился, сердце заколотилось, а в горле пересохло. "Она здесь, — пронеслось в его голове, — неужели  это не случайность? »

Настя обернулась, поймав его взгляд, и ее губы дрогнули в улыбке — теплой, но с острым, почти хищным подтекстом.

***********************

Еще утром она позвонила Алле, узнать, в силе ли их уговор на следующую пятницу. Алла ее немного расстроила, сказав, что Сергей не горит желанием ехать к ним. На вопрос, почему, Алла стала юлить, но Настя не отстала от нее, пока она не призналась. И Алла рассказала ей, что Сергей оробел, когда узнал, что их пригласили в гости. В их фантазиях на хмельную голову он еще храбрился и возбуждался, а когда узнал, что они будут в гостях у тех, кого они представляли в эротичных играх, дал заднюю.

-Мы ведь с тобой решили не просвещать мужей в наши планы. Вот я и не рассказала ему всё. Как думаешь, может признаться?-Алла понизила голос, и Настя поняла, что Сергей где то рядом.

-Нет, пока не надо.-Настя лихорадочно думала, что бы предложить подруге в качестве аргумента. -Время еще есть. Давай вместе подумаем. Тебе удобно еще поговорить?

-Да, он пошел одеваться. Мы собрались ехать в ТЦ, кроссовки ему купить на лето.

-Отлично!-, в голову Насте пришла мысль,-в общем так. Ты никуда не едешь. У тебя срочные дела появились. Пусть едет один. В какой ТЦ он едет? Отлично. Успею. Какой магазин? Понятно. Случайно встречу его. Поболтаем, попытаюсь убедить. Что? Плохо ты меня знаешь. Я если захочу, Папу Римского уговорю,-засмеялась Настя.-Давай. Бегу собираться. Вечером отзвонюсь. Настя отключила телефон и быстро стала собираться…

**********************

Она шагнула к нему, каблуки цокнули по мрамору, как метроном страсти, и ее голос, мягкий, с томной хрипотцой, обволок его:

— Сережа… какая встреча. Рада тебя видеть. Вот, решила побаловать себя новой сумочкой. Ты я вижу, тоже что то прикупил? Не хочешь выпить со мной кофе? Тут рядом такая уютная кофейня, с прекрасным видом … Не откажешься ведь?

Ее глаза, зеленые, как лес после дождя, блеснули, и он кивнул, чувствуя, как внутри все сжимается от предвкушения и смутного страха.

-Да, вот кроссовки себе взял,-Сергей махнул пакетом.-Конечно, я тоже рад тебя видеть. Давай посидим.

Настя улыбнулась и взяв его под руку, повела его, прижимаясь к нему.

"Просто кофе, — убеждал он себя, — ничего страшного." Но ноги уже несли его за ней, к столику у окна, где аромат эспрессо смешивался с легким гулом чужих разговоров. Настя села, скрестив ноги так, что юбка задралась, обнажая гладкую кожу бедер, чуть влажную от тепла дня. Сергей заказал два кофе. В ожидании, он нервно постукивал подушечками пальцев по столу.

-Тебе Алла уже сказала, что мы вас ждем в гости в пятницу?-начала разговор Настя.

-Да,-ответил Сергей, не поднимая глаз.

-Вот и хорошо. Посмотрите, как мы устроились в новом доме. Вы ведь еще не были у нас. А что ты такой грустный?

Сергей посмотрел на Настю. Она улыбалась ему и смотрела на него таким взглядом, что Сергей сразу успокоился и тоже улыбнулся.

-Тебе показалось. Просто задумался.

-О чем? Обожаю узнавать, о чем думают симпатичные мужчины в компании симпатичной женщины,-засмеялась Настя и придвинулась вместе со стулом к Сергею.

Тут подошел официант и принес кофе.

Она взяла чашку, ее пальцы с алым маникюром обхватили фарфор, и смотрела на него — долго, внимательно, изучающе, будто снимала с него кожуру, чтобы увидеть, что под ней. Это был не взгляд подруги — это был взгляд женщины, что прикидывает, как он будет в ее руках, в ее чарах.

Она рассматривала его так, как будто впервые увидела, хотя они были знакомы несколько лет:-широкие плечи под синей рубашкой, что натянулась на груди, сильные руки, лежащие на столе, с венами, что проступали под загорелой кожей, его лицо — мужественное, с легкой щетиной, с темными глазами, где смущение боролось с чем-то горячим, звериным. "Он красив, — думала она, — крепкий, с этими руками, что могли бы сжать меня до дрожи. Алла знала, что выбрать." Ее взгляд скользнул ниже, к его бедрам, скрытым столом, и она представила, как он встает, как его тело напрягается под ней. Между ее ног проступила влага, жаркая и предательская, и она сжала бедра, скрывая это, но ее сердце билось быстрее, выдавая ее игру.

— Ты какой-то тихий сегодня, Сережа, — сказала она, ее голос был нежным, как шелк, но с острым краем, что цеплял его нервы. Она наклонилась чуть ближе, ее блузка приоткрыла ложбинку груди, а аромат ванили и цветов коснулся его лица. — Так о чем ты задумался? Или… думаешь о чем-то запретном?

Сергей покраснел, щеки запылали, а внизу живота разлился жар. Ее ноги, ее голос, ее близость — все это било в него, как молния. Он вспомнил сон, ее рыжие волосы на подушках, ее тело под ним, и его член напрягся, натягивая ткань брюк. "Она сводит меня с ума, — подумал он, — я хочу ее, и это больше, чем фантазия." Он кашлянул, пытаясь взять себя в руки, но неожиданно даже для него, слова вырвались, дрожащие, искренние, как выстрел в тишине:

— Настя… ты мне нравишься. Очень. Я хочу тебя. Ты, прости, что говорю это, но… я не могу иначе.

Она рассмеялась — звонко, но нежно, ее глаза сверкнули, как изумруды под солнцем, и в этом смехе было удовольствие, почти триумф. "Алла не врала, — подумала она, — он уже мой, он хочет меня, и это так очевидно." Она откинулась назад, ее ноги чуть раздвинулись, дразня его взглядом, и сказала, ее голос стал глубже, с теплой тенью:

— Ты мне тоже нравишься, Сережа. Очень. И знаешь… я бы даже согласилась отдаться тебе прямо сейчас…Но я люблю Глеба. И не стану ему изменять… без него.

Ее слова обрушились на него, как холодный душ, смешанный с огнем. Лицо Сергея стало багровым, сердце сжалось от стыда и боли, а в груди закрутился вихрь. "Я перешел черту, — подумал он, — она жена друга, а я… идиот." Он опустил взгляд, сжимая чашку до хруста, и выдавил, голос дрожал:

— Прости, Настя. Я не должен был… Забудь. Это было глупо,… я не знаю, что на меня нашло.

Она улыбнулась, ее губы изогнулись в мягкой, почти коварной улыбке, и вдруг ее рука скользнула под стол, легла на его пах, погладив его член через брюки. Он был твердым, горячим, дернулся под ее пальцами, и Сергей ахнул, его тело напряглось, а щеки запылали, как раскаленный уголь. Ее прикосновение было легким, но уверенным, и она наклонилась ближе, ее дыхание коснулось его уха.

— Не извиняйся, Сережа, — шепнула она, ее голос был сладким, как мед, но с острым привкусом. — Мне очень нравится, что ты меня хочешь. И этот твой… отклик, — она слегка сжала его через ткань, — он мне очень импонирует. Ты такой милый, когда краснеешь.

Он замер, его дыхание сбилось, а ее рука, ее слова только подливали масла в огонь. "Она дразнит меня, — подумал он, — или это больше?" Смущение захлестнуло его, но возбуждение не отпускало, и он смотрел на нее, потерянный, как мальчишка перед первой любовью. Настя убрала руку, но ее взгляд остался цепким, и она решила зайти дальше, продолжая игру, начатую Аллой.

— Сережа, я же не сказала, что не дам тебе, — сказала она, ее голос стал ниже, с томной недомолвкой, что повисла в воздухе, как дым.

Он моргнул, его глаза расширились, и он выдохнул, голос дрожал от смеси надежды и растерянности:

— Как? Ты же сказала, что любишь Глеба… что не изменишь ему.

— Правильно, — ответила она, ее улыбка стала шире, почти хищной, и она взяла его руку, положив ее на свое бедро — горячее, гладкое, чуть влажное под его пальцами. — Но есть нюанс, милый. Если ты будешь брать меня, а Глеб будет рядом… скажем, с твоей Аллой… это ведь не измена, правда? Как думаешь?

Ее слова ударили в него, как гром, и он посмотрел в ее глаза — глубокие, манящие, с искрами, что жгли его изнутри. Его рука дрогнула на ее бедре, пальцы невольно сжали кожу, и он понял: это не шутка. Воспоминания о "игре" с Аллой, их фантазии, их сон — все сложилось в один яркий узор. "Алла ей рассказала, — подумал он, — они спланировали это, и я… я в ловушке." Но эта ловушка была сладкой, как грех.

— Так Алла тебе все рассказала? — спросил он, его голос стал хриплым, почти шепотом, а сердце колотилось так, что он чувствовал его в горле.

— Да, — кивнула Настя, ее пальцы легонько прошлись по его руке, оставляя тепло. — Мы с ней все решили, Сережа. И судя по тому, как он, — она кивнула на его пах, где брюки натянулись до предела, — реагирует, ты не против. Или я ошибаюсь?

— А ты? А Глеб? — выдохнул он, его мысли путались, но тело кричало "да", и он не мог это скрыть.

— Глеб пока не знает, — ответила она, ее голос стал мягче, но в нем звенела интрига. — Но поверь, он не откажется. Я его слишком хорошо знаю. А я… думаешь, я просто так тебя сюда позвала? Ошибаешься, ох, ошибаешься. Если хочешь знать, я сейчас больше тебя хочу, чтобы твой член проник в меня  и заполнил всю,-она засмеялась, ее смех был как звон хрусталя, и кивнула на свои бедра, где юбка задралась почти до края дозволенного. — И признаюсь, — она наклонилась к его уху, ее губы почти коснулись его кожи, а голос стал страстным шепотом, — я уже вся мокрая, Сережа. От одной мысли о тебе.

Его член дернулся в брюках, жар захлестнул его, а в голове закружились образы — она под ним, ее рыжие волосы на подушках, ее стоны, Глеб с Аллой рядом. "Она хочет меня, — подумал он, — и это реально." Он сглотнул, его голос стал хриплым, почти умоляющим:

— Я еще не встречал такой женщины как ты. Я имею ввиду, кроме Аллы, с которой так откровенно я общаюсь на эту тему. У тебя все так просто и естественно получается, что даже не верится. Честно, это как во сне. И когда можно будет в этом убедиться на деле?

Настя откинулась назад, ее смех зазвенел снова, и она встала, поправляя юбку. Ее бедра покачнулись, как маятник страсти, и она подмигнула:

— Ты подумай, милый. А я пока выйду носик попудрить. Не скучай.

Она ушла, ее каблуки цокнули по мрамору, оставляя его одного за столиком, где чашки остывали, а воздух дрожал от их слов. Сергей сидел, ошеломленный, его рука все еще горела от ее бедра, а в ушах звенел ее шепот: "Я уже вся мокрая… хочу чтобы твой член проник в меня…" Сердце колотилось, как барабан, мысли рвались, как натянутые струны. "Это не игра, — думал он, — они с Аллой все решили. Они хотят этого — она, Алла, я… , я тоже хочу." Он вспомнил их фантазии, их сон, ее тело под ним, Аллу с Глебом, и жар в его теле смешался с холодным страхом. "А если это сломает нас? — спрашивал он себя. — Но если я откажусь, не буду ли я жалеть всю жизнь?"

Он смотрел в окно, где город сиял под летним солнцем, и представлял ее — обнаженную, с ним, в их спальне, с Глебом и Аллой рядом. "Она красива, — думал он, — и хочет меня. А Глеб… я видел, как он смотрит на Аллу. Это может быть… идеально." Но страх цеплялся за него, как тень: страх потерять Аллу, страх переступить грань, страх, что он не справится с этим огнем. Его член пульсировал, выдавая его желание, и он сжал кулаки, пытаясь унять дрожь. "Алла знала, что я готов, — думал он, — и Настя это видит. Но что я скажу ей, когда она вернется? И что я скажу себе?" Он ждал, его взгляд блуждал по кофейне, а сердце металось между "да" и "нет", как зверь в клетке, что рвется на волю.

Настя вернулась из дамской комнаты, и ее каблуки простучали по мраморному полу кофейни, словно метроном, отмеряющий их тайный, пульсирующий ритм. Изумрудная юбка колыхалась при каждом шаге, обнимая ее бедра, как шелковая ласка, а рыжие локоны струились по плечам — огненные нити, готовые вспыхнуть под малейшим прикосновением. Она опустилась за столик с грацией кошки, раздвинув ноги так, что подол юбки опять задрался, обнажая гладкую кожу, сияющую в теплом свете панорамного окна, будто полированный янтарь. За стеклом город купался в летнем солнце, его лучи отражались в ее зеленых глазах, где искры желания танцевали с лукавством, как светлячки в сумерках. Она наклонилась к Сергею, и тонкая ткань блузки натянулась, расстегнутая еще на одну пуговицу, приоткрыв грудь— манящую, точно полураскрытый бутон. Ее голос, мягкий, с томной хрипотцой, обволакивал, как дым:

— Ну что, подумал?

Сергей поднял взгляд, и его темные глаза столкнулись с ее — в них бурлило смятение, почти осязаемое, словно штормовые волны, разбивающиеся о скалы. Он провел рукой по шее, пальцы дрогнули, будто он пытался смахнуть с себя ее чары, и выдохнул, голос дрожал, выдавая его растерянность:

— Ты знаешь, Настя… я так потерян, что в голове ни одной мысли. Пустота.

Его глаза скользнули по ней — по ее губам, чуть приоткрытым, блестящим от бальзама с ароматом вишни, по изгибам тела, что дразнили его сквозь ткань, обещая больше, чем могли скрыть. Она уловила этот взгляд: он уже не просто смотрел — он мысленно срывал с нее одежду, юбку, блузку, оставляя ее обнаженной в своем воображении, прижимая к себе с жадностью, что выдавала тень в его зрачках. Настя рассмеялась — тихо, мелодично, как звон тонкого хрусталя, и подалась ближе, шепнув с легкой насмешкой:

— А вот теряться не надо. Надо брать, когда дают. Как и давать, когда хотят. Что я и делаю. Думаю, в тебе есть отличные задатки. Я займусь твоим воспитанием. Тем более, мне очень нравится, как ты на меня смотришь.

— И как же я смотрю? — спросил он, голос опустился ниже, стал гуще, дрожь в нем смешивалась с любопытством. Щеки его тронул румянец, выдавая борьбу внутри.

Она наклонилась еще ближе, ее дыхание — теплое, с оттенком кофе и ванили — коснулось его щеки, как невидимая ласка. Улыбка ее стала глубже, лукавой и нежной одновременно:

— Похотливо, Сережа. От твоего взгляда я чувствую себя не просто голой… я уже ощущаю тебя — внутри, горячего, настойчивого.

Он покраснел сильнее, жар разлился по лицу, шее, и он кашлянул, пытаясь укрыться за напускной строгостью:

— Ну ты скажешь…

— Честно, — призналась Настя, ее глаза вспыхнули, как изумруды, поймавшие солнечный луч. — И мне это чертовски нравится. Закажи еще кофе, милый.

Сергей сглотнул, чувствуя, как в брюках становится тесно — его тело отозвалось на ее слова, горячо и требовательно. "Она играет, — подумал он, — и я на краю пропасти." Он выдохнул, пытаясь вернуть контроль:

— Может, что покрепче?

— Нет, я за рулем, — ответила она, голос легкий, но с твердой, стальной ноткой, что не терпела возражений.

— Я тоже, — протянул он с ноткой сожаления , чувствуя, что алкоголь ему сейчас бы был кстати и он махнул официанту, чьи шаги утонули в гудении кофейни. Вскоре перед ними появились две чашки эспрессо, их аромат — густой, с горчинкой — окутал их, точно дымка страсти.

Настя отхлебнула кофе, ее губы оставили на краю чашки едва заметный след помады, и посмотрела на него из-под длинных, чуть опущенных ресниц, добавляя в голос медовую интонацию:

— Давай обсудим, как лучше встретиться. Предлагаю у нас, в коттедже.   Просторно, уютно… и ни одна душа не помешает.

Сергей кивнул, пальцы сжали горячую чашку, и он постепенно успокаивался, хотя ее близость все еще обжигала, как угли под пеплом. "Она знает, чего хочет, — подумал он, — и я в ее власти." Он спросил, стараясь выровнять тон:

— Как скажешь. Вы с Аллой уже все решили? Мне Алла уже сказала… я сомневался. Скажу, что согласен, что всё с тобой решили.

Настя улыбнулась, губы дрогнули, и в ее глазах мелькнула искорка хитринки. Она прервалась, чтобы поблагодарить официанта, убирающего первые пустые чашки, — голос ее стал чуть громче, с теплой вежливостью:

— Спасибо… — Затем она повернулась к Сергею, понизив тон до интимного шепота: — А зачем ей знать, что мы с тобой встречались и все обговорили?

Он удивленно вскинул брови, и она продолжила, играя голосом, как струнами:

— У меня созрел план, Сережа. Мы ведь с ней хотели вас удивить. Пусть Алла думает, что ты ни о чем не догадываешься. Она так загорелась этой идеей — подбираться к тебе с фантазиями, соблазнять потихоньку. Тебе не любопытно посмотреть, как она будет кружить вокруг тебя, думая, что ты в неведении?

Сергей замер, а затем рассмеялся — легко, с ноткой азарта, впервые отпуская напряжение:

— Знаешь, давай! В этом есть что-то… волнующее. Только не уверен, выдержу ли. Она ведь… и ты…

Настя наклонилась к нему, ее волосы упали на лицо, обрамляя его огненной рамкой, и шепнула, голос стал жарким, почти осязаемым, как летний зной:

— Постарайся, милый. А чтобы тебе было чуть проще… я сейчас без трусиков. Сняла их там… они промокли насквозь.

Из груди Сергея вырвался стон — глубокий, низкий, почти животный, и она рассмеялась, ее глаза сверкнули триумфом. "Попала в яблочко, — подумала она, — он мой, накрепко на крючке." Его реакция была для нее симфонией — доказательством, что ее слова, ее тело держат его в сладком плену.

— Что тебя так развеселило? — хрипло спросил он, голос дрожал от напряжения, а взгляд метался по ее лицу.

— Я рада, что ты правда хочешь меня, — ответила она, отпивая кофе и глядя на него из-под ресниц с хитрой нежностью. — А я хочу тебя еще сильнее, Сережа.

— Думаешь, я из стали? — выдохнул он, чувствуя, как желание пульсирует в нем, горячее и неумолимое.

— Нет, конечно, — протянула она, голос стал медовым, с острым, пикантным подтекстом. — Ты горячий, упругий, живой… Но в нужных местах, уверена, твердый, как сталь.

Сергей залпом осушил чашку, обжигая горло, но это не гасило пожар в его теле. Они посидели еще, обсуждая детали. Настя напомнила, в пятницу, в семь— через шесть дней, вечер в их коттедже за городом. "Представь, — говорила она, рисуя словами картину, — лес за окнами, просторная гостиная с камином, мягкие диваны, теплый свет. Приезжайте к семи, я приготовлю ужин, а там… ночь сама нас поведет." Сергей кивнул, голос его стал ровнее, но в нем дрожала нотка предвкушения:

— Скажу Алле, что  согласен, едем в гости… Пусть думает, что я ничего не знаю.

— Умница, — похвалила она, ее пальцы легонько скользнули по его руке, оставляя тепло, как солнечный луч. — Только не говори ей ничего. Пусть думает, что мы с тобой не встретились,— засмеялась Настя, — А ехать или нет — решай сам. Шучу. И держи себя в руках… хотя бы до пятницы.

-Так наша встреча не случайна?

-Конечно, догадливый мой. Я никогда не надеюсь на случайность,-засмеялась Настя.

Они допили кофе, рассчитались, и Сергей проводил ее до машины. У выхода воздух был свежим, пронизанным летним  ветерком, что играл с ее локонами, будто дразня их. Она повернулась к нему, встав на цыпочки, и поцеловала — не в щеку, а в угол губ, ее дыхание, сладкое и горячее, коснулось его кожи, как обещание. "До пятницы, Сережа," — шепнула она, садясь в машину. Заведя мотор, она поманила его к окну. Сергей наклонился, ожидая слов или еще одного поцелуя, но она, улыбнувшись с дьявольской игривостью, задрала юбку, открыв его взору  розовую, набухшую, влажную плоть. Засмеявшись, Настя подняла стекло и уехала, оставив за собой шлейф ее духов и его смятение.

Сергей замер у парковки, глядя, как ее машина растворяется за поворотом, и побрел к своему черному седану, что блестел под солнцем. Шаги его были тяжелыми, мысли кружились вихрем. "Она без трусиков, — думал он, — сняла их из-за меня… для меня… Я чувствую ее запах, ее тепло, и это сводит меня с ума." Его тело все еще горело, брюки натянулись, и он сжал руль, садясь за руль. "Она хочет меня, — думал он, — и Алла хочет этого. Пятница… я увижу ее там, возьму ее, а Глеб… с Аллой. Это реально." Страх цеплялся за него — страх потерять контроль, уйти слишком далеко, — но желание было сильнее. "Я выдержу до пятницы, — убеждал он себя, — но как притворяться с Аллой? Она будет намекать, а я… я уже знаю." Он представил ее — родную, любимую, обнаженную под другим, ее стоны, — и жар захлестнул его, как прилив. "Я хочу этого, — признался он себе, — и это сильнее меня."

Настя, ведя машину, улыбалась, пальцы сжимали руль, а между ног все еще пылало от их игры. "Он мой, — думала она, — я видела это в его глазах, чувствовала его жар. Он хочет меня так, что готов сорваться. Как же приятно управлять мужчинами. Немного флирта, несколько пикантных фраз  и они тают" Ее тело дрожало от предвкушения, она вспоминала его стон, его смущение. "Алла знала, что он готов, — думала она, — а я подкинула дров в огонь. Пятница… Глеб удивится, но согласится. Уж я то сумею разжечь в нем огонь желания посильнее, чем в Сергее. Он любит меня, а я его — это не измена, это игра, что сблизит нас." Она представила Сергея над собой, его руки, его силу, и Аллу с Глебом рядом — их стоны, их тела, — и дыхание ее сбилось. "Я хочу этого, — призналась она, — и это будет… ошеломляюще."

Настя взяла телефон.

-Алло, Алла. Ничего не вышло. Мы с ним разминулись. Всё в твоих руках и власти. Охмуряй его. Но только ничего не говори. Извини, я за рулем.

Настя отключила телефон.

«Пусть Алла обхаживает мужа эту неделю. Представляю, как будет рад Сергей, и как Алла его настроит»-Настя ехидно улыбнулась, наслаждаясь своим коварством.

*****Накануне…*******

Вечер четверга окутал их коттедж за городом мягким сумраком, где теплый свет фонарей на веранде отражался в стеклянных чашках с чаем и деревянных перилах, увитых плющом. Окна гостиной были распахнуты, впуская вечернюю прохладу, что смягчала жаркий день, и доносили ароматы цветущего сада — роз, лаванды и свежескошенной травы, что колыхались в теплом воздухе. На веранде, под навесом из белого полотна, Настя сидела на плетеном кресле, ее рыжие локоны струились по плечам, шевелясь от легкого ветерка. На ней был легкий, почти прозрачный халатик цвета персика, что едва скрывал изгибы ее тела — грудь просвечивала сквозь ткань, соски проступали под тонким шелком, а бедра дразнили в полумраке, обещая больше, чем скрывали. Она держала чашку чая, ее пальцы с алым маникюром нежно обхватывали фарфор, а в зеленых глазах горела смесь уверенности и предвкушения. "Завтра все случится, — думала она, — и он будет со мной в этом. Я знаю его слишком хорошо."

Глеб сидел напротив, развалившись в кресле, его длинные ноги вытянулись к краю веранды. На нем были только легкие шорты цвета хаки, что свободно сидели на бедрах, обнажая крепкий торс, где кожа блестела от легкой испарины — день был жарким. Он только закончил косить лужайку , как Настя позвала его выпить чаю.   Вечер лишь медленно снимал тепло его тела. Его серые глаза следили за ней, пока он потягивал чай, и в них мелькала искра любопытства — он чувствовал, что она плетет что-то заманчивое. Их брак был их тихой гаванью, но с дверями, открытыми для приключений: год назад, на летней вечеринке, они уже переступили грань, отдавшись страсти с другой парой под шум музыки и звон бокалов. Тогда это было как вспышка в жаркую ночь, оставившая в них теплое эхо, что звенело в их крови. "Она что-то задумала, — думал он, — и я хочу быть частью этого."

Настя поставила чашку на столик, ее халатик колыхнулся от ветерка, обнажая край бедра, и она наклонилась к нему, ее колено коснулось его ноги. Ее голос был мягким, с томной хрипотцой, что манила его, как шепот ветра в саду:

— Глеб… ты не забыл, завтра к нам приедут Сергей с Аллой.

Он кивнул, его губы дрогнули в улыбке, и он отпил чая, не отводя от нее глаз:

— Конечно, помню, Насть. Ты мне еще неделю назад сказала. Я рад, что ты их пригласила. Мы с ними давно не виделись, я даже соскучился.

-Не мы, а ты,-засмеялась Настя,-я встречалась недавно с Аллой. А то ты что соскучился, это даже хорошо. Надеюсь, по Алле больше, чем по Сергею?

Настя загадочно посмотрела на мужа.

-Что ты затеяла, моя лисица?-спросил Глеб, улыбаясь.

-Ты сначала ответь, по кому больше соскучился,-засмеялась Настя.

Глеб слишком хорошо знал свою жену и давно научился отвечать то, что она хотела услышать, поэтому он , не отрывая глаз, сказал:

-Конечно по Алле. Она ведь красивее Сергея. И попа у нее аппетитная.

Настя звонко засмеялась, оценив шутку мужа.

Она наклонилась ближе, ее волосы упали на лицо, и она убрала их движением, от которого халатик приоткрыл ложбинку груди, едва прикрытую тонкой тканью. Ее дыхание коснулось его щеки, пропитанное ароматом чая и цветами сада, и она шепнула:

— Ты как всегда проницателен, мой страстный муж. И есть повод  показать  свою страсть не только мне. Но и Алле, с ее аппетитной попой. У нас с Аллой есть план, милый. Завтра… мы хотим сделать вечер особенным. Помнишь тот вечер на корпоративе ? Когда мы забыли про все рамки и просто отдались моменту? Я хочу, чтобы завтра было так же, но ярче, теплее. Сюрприз для них. Ну и для тебя, конечно.

Глеб прищурился, его рука легла на ее колено, пальцы прошлись по теплой коже с легкой настойчивостью, и он улыбнулся, голос стал ниже, с игривым оттенком:

— Ты про ту вечеринку, где мы потеряли голову? Было жарко, Насть, как этот июньский день — потные тела, смех, музыка… Ты хочешь, чтобы я был с Аллой, а ты с Сергеем? Так ведь, моя хитрая?

Она кивнула, ее пальцы скользнули по его руке, оставляя тепло, и она ответила, ее голос стал глубже, с лукавой ноткой:

— Да, Глеб. Мы с Аллой все продумали. Она мечтает, чтобы Сергей был со мной… а я хочу, чтобы ты был с ней. Это будет наш подарок , наш маленький секрет. Только Сергей пока не знает — Алла готовит его, но он в неведении. Нам нужна твоя помощь, чтобы он вошел в игру… чтобы все прошло как по нотам.

Глеб откинулся назад, его глаза сверкнули в свете фонарей, и он провел рукой по ее бедру, задержавшись у края халатика. "Алла, — думал он, — я всегда замечал ее. Эти зеленые глаза, что смотрят прямо в душу, эта походка, что зовет за собой. А Сергей… он не устоит, если Настя начнет." Их прошлый опыт дал ему уверенность: он знал, что Настя не боится делиться, что их связь крепнет от таких игр, и что он сам хочет этого — не просто новизны, а той искры, что разжигает летний вечер. Он наклонился к ней, его губы дрогнули в улыбке, и сказал, голос стал хриплым, с теплой насмешкой:

— То есть ты хочешь, чтобы я увлек Аллу, пока ты зажжешь Сергея? И он не в курсе? Насть, ты плетешь сети, как паучиха в этом саду. Я в деле, моя рыжая. Знаешь что? Давай встретим их легко — ты в этом халатике, без всего под ним, голая под шелком, чтобы сразу задать тон. А я надену свободные шорты и майку — фривольный стиль, чтобы все сразу поняли, куда ветер дует. Как тебе?

Настя рассмеялась — звонко, мелодично, ее глаза блеснули, как звезды над садом, и она покачала головой, откидываясь назад так, что халатик натянулся на груди, подчеркивая ее формы:

— Нет, милый, ты не угадал. Мы с Аллой решили иначе. Никаких халатиков и шорт — мы будем в шикарных вечерних платьях, но таких, что глаз не отвести. Открытых, провокационных, чтобы они дразнили, но оставляли простор для фантазии. Подожди, я покажу.

Она встала, ее халатик колыхнулся, обнажая ноги почти полностью , и ушла в гостиную, оставив его в предвкушении. Через минуту она вернулась, держа в руках ярко-синее вечернее платье в пол — ткань струилась, как морская волна, с большим разрезом спереди, что доходил до самого белья, обещая показать больше при каждом шаге, а сзади глубокий вырез оголял спину до самой ложбинки над попой, маня и дразня. Она подняла его перед собой, ее глаза сияли, и сказала, голос стал ниже, с ноткой гордости:

— Вот, Глеб. Это мое оружие на завтра. Шикарное, но дерзкое. Что скажешь?

Глеб поставил чашку на столик, его взгляд прошелся по платью, а потом по ней, и он выдохнул, улыбка стала шире:

— Класс, Насть… это не просто платье, это вызов. Примерь, хочу видеть, как оно на тебе смотрится.

Она улыбнулась, лукаво сверкнув глазами, и шагнула за дверь на веранде, что отделяла уголок для переодевания. Шелест халатика, упавшего на пол, был как шепот ветра, и через минуту она вышла — платье сидело на ней, как вторая кожа, подчеркивая каждый изгиб. Разрез спереди открывал ноги до самого края кружевного белья, что едва скрывалось под тканью, а вырез сзади обнажал спину, гладкую и теплую в свете фонарей, до самой попы, где ткань заканчивалась тонкой полоской трусиков. Она повернулась, ее волосы упали на обнаженную кожу, и посмотрела на него, чуть прищурившись:

— Ну как, милый? Годится для завтра?

Глеб замер, его глаза прошлись по ней, от ног до плеч, и он выдохнул, голос стал хриплым от восхищения:

— Насть… ты выглядишь как богиня, что спустилась с Олимпа, чтобы нас всех с ума свести. В этом платье ты не просто соблазнительна — ты опасна, желанна до дрожи. Я согласен, это лучше, чем халатик. Ты права, так ты выглядишь сексуальнее…  намного сексуальнее.

Она рассмеялась, шагнула к нему и шутливо шлепнула его кулачком по спине, ее голос стал игривым, с притворной обидой:

— Ах так? Значит, голой я тебе не нравлюсь? Тогда больше не увидишь меня без платья, раз тебе так важна эта ткань!

Глеб засмеялся — громко, тепло, и вскочил с кресла, обнимая ее сзади, его руки легли на ее талию, чувствуя тепло ее кожи через тонкую ткань. Он притянул ее к себе, его губы коснулись ее уха, и он прошептал, голос стал страстным, но ласковым:

— Я пошутил, моя лиса! Ты соблазнительна всегда — хоть в этом платье, хоть без ничего. Но в нем… честно , Насть, ты как волна, что смывает все на своем пути. Никто не устоит — ни Сергей, ни я, ни Алла. Надеюсь, она тоже не разочарует? Хочу, чтобы завтра было красиво с обеих сторон.

Настя повернулась в его руках, платье колыхнулось, разрез приоткрыл еще больше, и она посмотрела ему в глаза, ее голос стал мягким, с ноткой уверенности:

— Будь спокоен, Глеб. Алла выбрала что-то не хуже — открытое, дерзкое, как этот вечер. Ты будешь от нее в восторге, обещаю. Она знает, как зажечь, а я… я добавлю огня. Мы сделаем завтрашний вечер таким, что все будут довольны.

Она шагнула назад, медленно снимая платье, ткань соскользнула с ее плеч, обнажая тело. Сняв его, Настя набросила  халатик. Глеб смотрел на нее, его глаза горели, и он сказал, голос стал низким, с теплой надеждой:

— Ты права, Насть. В этом платье ты — мечта. И если Алла будет так же хороша… черт, это будет ночь, где все найдут свое. Я помогу тебе с Сергеем, и так, чтобы он не смог отвести глаз от тебя. Это будет свежо, как этот ветер.

Настя улыбнулась, ее рука легла на его грудь, чувствуя его тепло, и она шепнула:

— Я знаю, Глеб. Мы команда. Завтра… Сергей посмотрит на меня в этом платье, а ты на Аллу — и все начнется. Они потом, если все случится, будут  счастливыми, а мы будем знать, что подарили им лучшее.

Она не рассказала Глебу о встрече с Сергеем в кафе — маленькая тайна, приправленная горчинкой запретного плода. Это было частью ее замысла, хитроумного, как узор на старинном гобелене. Настя предвкушала, как этот план развернется перед ней, словно свиток судьбы. Сергей очаровал ее своей мальчишеской неловкостью, той подростковой наивностью, что заставляла его щеки пылать, а глаза опускаться в смущении. В нем была чистота, еще не тронутая жизненной пылью, и это будило в ней жгучее желание — стать той роковой женщиной, чьи руки сорвут с него покров невинности. Где-то в  книге она вычитала, что из таких, робких и застенчивых, рождаются самые страстные любовники, стоит им лишь попасть в сети опытной искусительницы. А себя Настя считала именно такой — опытной, знающей, как разжечь пламя там, где тлеет лишь искра. Ее мысли унеслись вдаль, в мечтательный туман, где реальность растворялась в сладостных фантазиях.

Глеб, заметив, как жена погрузилась в свои грезы, лишь мягко улыбнулся. Его взгляд скользил по ней, теплый и понимающий. Он знал ее, как знает море свои глубины — каждый изгиб ее души, каждый всплеск ее темперамента. Ее ненасытность, ее любвеобильность были для него не угрозой, а даром, который держал его в вечном тонусе, в готовности отвечать на ее страсть. Он чувствовал себя самым счастливым мужчиной, чья жизнь наполнена не только покоем, но и огнем. Год назад, когда она впервые предложила впустить в их мир других, он согласился без тени сомнения. Не из слабости, а из уверенности — чтобы убедиться, что Настя сияет ярче всех, и чтобы его мужское тщеславие могло купаться в лучах ее триумфа. Пусть кто-то еще узнает, какая у него женщина — единственная, непревзойденная.

Они сели обратно, чай остывал в чашках, и их голоса смешивались с шелестом листвы в саду, как обещание завтрашнего вечера. Настя знала, что Глеб с ней — его взгляд, его тепло подтверждали это. "Он мой, — думала она, — и завтра он будет с Аллой, а я с Сергеем, и это сблизит нас всех." Глеб представлял Аллу в таком же платье, ее улыбку, и Настю рядом, и его сердце билось ровнее, с верой в то что опять сможет порадовать жену.   "Это будет ночь, — думал он, — где мы все выиграем."

Закончив с чаепитием, они переглянувшись с той искрой в глазах, что зажигается лишь между двумя душами, связанными страстью и тайной, поднялись и направились в спальню. Их шаги звучали как легкий ритм танца, предвещающего грандиозный спектакль, где завтрашний вечер уже плел свои сети, пропитанные ароматом выдержанного вина — терпким, пьянящим, обещающим сладостный хаос. Комната обняла их мягким полумраком, где лунный свет, словно влюбленный художник, пробивался сквозь тонкие шторы, рисуя на полу серебряные узоры — карту их ночных фантазий. Кровать, укрытая шелковыми простынями, мерцала в этом сиянии, словно трон для богов любви, ждущих своих жрецов.

Глеб рухнул на подушки с театральным выдохом, раскинув руки, будто римский император, готовый принять поклонение. Его глаза, горящие нежностью и лукавством, нашли ее взгляд.

— Ну что, моя Афродита, — подмигнул он, голос его дрожал от предвкушения, — завтра ты будешь сиять, как звезда на небосклоне. А я… я, похоже, займу место в партере, чтобы любоваться, как ты с Аллой закружите Сергея в этом вихре. А может, он и удивит нас парой трюков под твоим чутким руководством, моя богиня.

Настя рассмеялась — ее смех был мелодией, звенящей, как хрусталь под ударом судьбы. Она сбросила халатик одним движением, и ткань упала, словно листья осеннего дерева, обнажая ее тело, прикрытое лишь тонкими трусиками. Они обнимали ее бедра, как тень обнимает пламя — нежно, но с намеком на пожар. Она быстрым движением рук опустила их и они соскользнули по ее стройным ногам и упали на пол. Настя перешагнула через них и скользнула к Глебу, ее походка была волной, что ласкает берег перед штормом, а в глазах зрела буря страсти.

— Завтра, Глебушка, — прошептала она, наклоняясь так близко, что ее дыхание коснулось его кожи, — я буду занята Сергеем, а ты, мой рыцарь, возможно, отдашь свой меч в нежные руки Аллы. Так позволь мне сегодня забрать тебя всего, пока ты еще мой — до последнего стона, до последней капли любви.

Ее пальцы, легкие, как перья, но уверенные, как руки мастера, стянули с него плавки, освобождая его член — упругий, горячий, пульсирующий в тракт их общей страсти. Глеб ухмыльнулся, в его голосе звучала смесь восхищения и игры:

— Ого, ты как пиратка, что идет на абордаж с горящими глазами! Бери свой клад, капитан моей души!

Настя не стала медлить. Ее губы, мягкие, как лепестки роз, но жадные, как пламя, коснулись его члена,   оставляя за собой след из искр, словно комета, что рассекает тьму. Глеб издал низкий, глубокий стон — звук, рожденный в глубине его естества, а его руки сжали простыни, будто цепляясь за реальность. Она же, с дьявольской улыбкой и ангельской нежностью, обволакивала его член, дразнила, играла, зная каждый его изгиб, каждый трепет. Ее движения были танцем страсти — то медленным, то яростным, пока его член не задрожал, а он, задыхаясь от любви, не отдался ей целиком. Она приняла его, до последней горячей капли, словно собирая нектар с цветка, расцветшего только для нее.

Откинувшись назад, Настя провела пальцем по влажным губам с видом победительницы, ее глаза сияли озорством и теплом. Подмигнув, она бросила:

— Вот теперь я спокойна, мой герой. Если завтра Алла решит, что твой «меч» — ее добыча, я буду знать, что сегодня он пылал только для меня. Не подведи, Глеб, держи знамя нашей любви высоко!

Глеб, все еще ловя дыхание, рассмеялся — хрипло, но с такой искренней радостью, что она отозвалась в ее сердце эхом.

— Насть, ты не просто женщина — ты буря, что сносит все на своем пути, и я счастлив тонуть в тебе. Алле придется попотеть, чтобы затмить твой свет, а уж что ты сотворишь с Сергеем… я даже боюсь представить, как он будет дрожать под твоим натиском. Но ради такого завтра я готов выспаться — это будет наш триумф.

Они легли, их тела сплелись, как ветви древнего дерева, корни которого уходят в саму суть любви. Ее голова покоилась на его груди, где билось сердце — ритм, что был ей дороже всех мелодий мира. Их мысли, полные страсти, нежности и предвкушения, уже уносились к завтрашнему вечеру, где интриги и обещания сплетались в единый узор. Луна за окном, словно старая подруга, подмигнула им напоследок, окутывая их своим серебром, а ночь укрыла их бархатным плащом, где любовь и страсть пели свою вечную песню.