Пикантный квартет. Из книги Пикантные рассказы о любви Часть 10, За две недели до вече

* За две недели до вечеринки.*

Вечер окутал их просторную квартиру мягким полумраком, словно соучастник, укрывающий их тайны невесомым шелковым пологом. За панорамными окнами, обрамленными тонкими металлическими рамами, июньский ветер гнал рваные облака над сияющим городским горизонтом, а слабая прохлада ночи растворялась в теплом свете небоскребов. Внутри воздух дрожал от изысканного уюта — от дизайнерских свечей в хрустальных канделябрах, чьи огоньки отбрасывали золотые блики на мраморные поверхности, отражаясь в высоких бокалах из тончайшего богемского стекла, и от их взглядов, которыми Алла и Сергей обменивались, празднуя десятилетие своего брака. Стол, покрытый белоснежной льняной скатертью, хранил следы ужина: фарфоровые тарелки с остатками трюфельного пирога, чей аромат смешивался с нотками розмарина, хрустальная миска с застывшим соусом из белого вина, и бутылка красного "Шато Марго", чья элегантная этикетка поблескивала в свете, а алая душа наполовину испарилась, оставив в воздухе тонкий букет с оттенком черной смородины.

Алла сидела на мягком стуле с обивкой из бархата цвета шампанского, скрестив длинные ноги, слегка загорелые, с легким блеском. Ее тонкие пальцы, украшенные изящным кольцом с бриллиантом, играли с ножкой бокала, а каштановые волосы струились по плечам, мягкие, как шелк, касаясь кожи, где под ключицей мерцала золотая цепочка с подвеской. В ее зеленых глазах, глубоких, как изумруды в оправе, мерцали искры — то ли от свечей, то ли от тех сокровенных мыслей, что томились в ее душе. Напротив сидел Сергей , откинувшись на стуле с хромированными ножками, его широкие плечи, обтянутые кашемировой рубашкой глубокого синего цвета, расслаблены лишь внешне, а в темных глазах, горело что-то теплое, настойчивое, как пламя  свечей. Он смотрел на нее — не просто как муж, а как мужчина, знающий каждый ее изгиб, каждую линию ее тела, но все еще жаждущий прикоснуться к ней, как к произведению искусства.

— Десять лет, Аллочка, — сказал он, крутя бокал в руках, чьи пальцы сохраняли силу, но были ухожены, как у человека, ценящего детали, — а я до сих пор помню, как ты споткнулась на той лестнице в загсе. Чуть не порвала подол своего платья, а я не знал, смеяться или бежать к тебе.

Ее смех, звонкий и ласковый, разлился по комнате, отражаясь от глянцевых стен, отделанных панелями из орехового дерева, и она запрокинула голову, обнажив шею, где пульс бился под тонкой кожей, подчеркнутой ароматом "Крид Авентус".

— А ты стоял, как истукан, в своем смокинге  и смотрел, пока я падала! Герой, называется.

— Я любовался, — улыбнулся он, и в его улыбке,   сквозила нежность, смешанная с тенью желания. — Ты была такой красивой — растрепанной, с горящими щеками, и я уже тогда хотел обнять тебя, прижать к той мраморной колонне и целовать до дрожи.

Они перебирали воспоминания, точно любовники, чьи слова — это легкие прикосновения, пока вино не сделало их голоса тише, а движения смелее, заставляя тени играть на стеклянных поверхностях. Алла встала, потянув его за руку. Ее пальцы, теплые и мягкие, с легким ароматом жасминового крема, скользнули по его ладони, оставляя ощущение бархата, и она шепнула, обдавая его дыханием, пропитанным вином и теплом ее кожи:

— Пойдем, Сереж. Хочу быть ближе, чувствовать тебя.

Он поднялся, ощущая, как ее тепло растекается по его венам, точно горячий мед, и последовал за ней, шаги его отдавались мягко по паркету из темного дуба, отполированному до зеркального блеска. Ванная встретила их облаком пара, поднимавшегося от мозаичной плитки с перламутровыми вкраплениями, и ароматом лавандового геля, чья пена оседала на краю просторной душевой с матовым стеклом. Вода лилась из широкого тропического душа, стекая по перегородке, усыпанной каплями, как бриллиантами, и Алла, скинув платье из струящегося шелка, оставив его лежать изящной волной на полу, шагнула под струи. Ее кожа, сияющая от легкого увлажняющего масла, блестела в мягком свете встроенных светодиодов, капли воды скользили по изгибам — между упругих грудей, где соски напряглись от контраста тепла и прохлады, по округлым бедрам, где плоть чуть вздрагивала от предвкушения. Сергей замер, его взгляд скользил по ней, отмечая каждую деталь — тонкую талию, изящный изгиб спины, капли, застрявшие в ложбинке у основания шеи, — а затем сбросил рубашку и брюки, оставив их на мраморной консоли с позолоченными краями, и присоединился, его движения были медленными, но полными тихой решимости.

— Тушь! — взвизгнула она, когда он плеснул ей водой в лицо, брызги попали на ее длинные ресницы, заставив их сверкать, но тут же рассмеялась, отмахиваясь рукой. Он поймал ее за талию, притянул к себе нежно, но твердо, так что ее грудь прижалась к его торсу, и ее смех сменился глубоким вздохом, когда его губы коснулись ее шеи, оставляя влажный след на коже, пахнущей цветами. Вода стекала по их телам, теплая, почти шелковистая, смывая усталость дня, а его руки, с гладкими ладонями, скользили по ее спине, вниз, к ягодицам, сжимая их с мягкой настойчивостью, будто напоминая ей, что она — его, и он будет держать ее вечно. Алла закрыла глаза, чувствуя, как жар его тела смешивается с теплом воды, как его дыхание касается ее уха, слегка касаясь мочки с серьгой, и подумала: "Как он все еще умеет заставить меня дрожать, будто это наш первый раз?"…а вслух сказала:

-Сережа, давай больше никогда не будем ссориться. Это так больно и страшно.

-Ты про ту нашу единственную ссору в апреле?-спросил Сергей и внимательно посмотрел в глаза жены.

-Да.

-Прости меня, я был не прав.

-Нет. Это ты прости меня. Мне не надо было такое говорить. И я очень сожалею о том дне. И о другом…-Алла вдруг отвернулась и подставила лицо под струи воды, чтобы муж не заметил ее слез.

-Что ты имеешь ввиду?-по дрогнувшему голосу жены он понял, что она вот вот заплачет.

-Ничего, просто тяжело вспоминать. Давай думать только о хорошем,-справившись с собой, сказала Алла и улыбнувшись, поцеловала мужа.

-Конечно. Плохое в прошлом. А сейчас и в будущем только хорошее.

-Я обещаю, у нас будет только хорошее впереди,-Алла нежно прижала ь к мокрой груди мужа.-Пошли к нашему хорошему.

Они вышли, капли еще блестели на их коже, оставляя влажные следы на мраморном полу. Сергей подхватил ее на руки, его хватка была нежной, но уверенной, мышцы напряглись под ее весом, а на его груди проступили капли, смешанные с ее теплом, поблескивая в свете хрустальной люстры коридора. Она ахнула, обхватив его шею, мокрые волосы прилипли к его коже, оставляя холодные дорожки, что тут же согревались от его жара. Он нес ее в спальню, шаги его были твердыми, отдавались эхом в коридоре,   а в глазах горело тепло, глубокое, как закат над океаном. Кровать встретила их мягкостью простыней из египетского хлопка, пахнущих свежестью и легким ароматом белого мускуса, и он уложил ее на спину, склонившись сверху, его тень упала на ее лицо, смягченная светом лампы у изголовья. Его губы прошлись по ее шее, задерживаясь там, где пульс бился быстрее, по ключицам, где кожа была тонкой, почти светящейся, спускаясь ниже с медленной, почти мучительной лаской, пока не нашли ее лоно. Алла выгнулась, ее пальцы мягко запутались в его волосах, чуть влажных от пара, дыхание стало глубже, грудь поднималась в такт его прикосновениям, слегка касаясь шелкового покрывала. Он ласкал ее языком, нежно, но настойчиво, обводя каждый изгиб, находя те точки, что заставляли ее тело вздрагивать, чувствуя, как она отзывается — сначала тихими вздохами, затем мягкими стонами, что срывались с ее губ, как лепестки, падающие на мрамор. "Он знает меня лучше, чем я сама," — думала она, ее бедра невольно приподнялись навстречу ему, пальцы сжали простыню, оставляя легкие складки.

— Сереж… — выдохнула она, ее голос дрожал, и он поднял взгляд, не прерывая ласк, его глаза поймали ее, пока ее тело не задрожало сильнее, а вздохи не стали громче, наполняя комнату, смешиваясь с тихим гудением системы климат-контроля. Она притянула его к себе, их глаза встретились, ее зрачки расширились от тепла, и она, не говоря ни слова, опустилась ниже. Ее губы коснулись его члена — теплого, твердого, с тонкими венами, проступившими под кожей, живого от желания. Сергей выдохнул, его грудь вздрогнула, рука легла ей на затылок, пальцы ласково скользнули по мокрым прядям, чуть потянув их, ощущая их шелковистость. Она двигалась медленно, с нежной настойчивостью, обнимая его губами, чувствуя его вкус, смешанный с каплями воды и легким ароматом геля, ощущая, как он отдается ей, как его дыхание становится тяжелее, а пальцы слегка дрожат в ее волосах. "Ты мой," — думала она, глядя на него снизу вверх, видя, как его шея напрягается, как тень от его ресниц падает на скулы…

Он мягко притянул ее к себе, перевернув на спину, и вошел — медленно, с чувственной глубиной, его тело прижалось к ее, кожа к коже, тепло к теплу, их дыхание смешалось над шелковыми подушками. Алла вздохнула, ее руки обняли его плечи, пальцы прошлись по его спине, где мускулы проступали под гладкой кожей, оставляя легкие следы ногтей на загорелой поверхности. Он двигался в ней, каждый толчок был полон нежности, но с той настойчивостью, что говорила о его желании раствориться в ней, слиться с ней до конца, чувствуя, как ее тепло обволакивает его. Она шептала, ее голос дрожал от эмоций, касаясь его уха:

— Да… вот так… ближе… не отпускай меня…

Ее слова манили его, обволакивали, и он перевернул ее на живот, прижав к простыням с мягкой силой, его ладони легли на ее талию, чувствуя тепло ее кожи, гладкость, подчеркнутую легким блеском масла. Вошел сзади, медленно, глубоко, его руки обняли ее бедра, пальцы слегка сжали плоть, оставляя теплые отпечатки, и она чувствовала его дыхание на своей шее, горячее, прерывистое, как шепот, смешанный с ароматом его одеколона. Потом она поднялась на четвереньки, ее спина выгнулась, волосы упали на лицо, прилипнув к влажной коже, и он взял ее снова, держа за талию, двигаясь в такт ее вздохам, что сливались с тихим шелестом простыней под ними. Его руки скользили по ее бокам, обнимая, направляя, пальцы прошлись по линии ее позвоночника, а ее тело отвечало, поддаваясь ему с каждым движением, мягким, но глубоким. "Десять лет, — думал он, чувствуя, как ее тепло обволакивает его, как ее кожа дрожит под его ладонями, — а я все еще тону в ней, как в первый день."

Они упали на кровать, дыша в унисон, их тела блестели от пота, простыни смялись под ними, пропитавшись их теплом и легким ароматом их кожи. Улыбки, полные нежности, играли на их губах, а сердца стучали вместе, как единый ритм, отражаясь в зеркале напротив кровати. Через время Алла поднялась, потянув его за руку, ее движения были плавными, но в них сквозила новая искра, отражавшаяся в ее глазах.

— На кухню, я хочу быть сегодня неприлично пьяной— сказала она, ее голос был мягким, но с легкой хрипотцой, и он кивнул, доверяя ей, чувствуя, как ее пальцы сжимают его ладонь.

-А меня возьмешь в компанию?-улыбнулся Сергей.

-Конечно! Теперь только с тобой!

Они встали и вышли из спальни.

Голые, они ступили на прохладный мраморный пол кухни, что приятно ласкал их ступни после жара спальни. Сергей разлил вино в бокалы, чей хрусталь сверкал в свете подвесных светильников  и они сели за стол из черного оникса, обнаженные, как в первый день их близости, их тела освещал мягкий свет встроенной подсветки под шкафами из глянцевого лака. Алла крутила бокал, глядя на него через край, ее волосы падали на грудь, касаясь кожи, слегка касаясь золотой цепочки, и в ее голове зрело что-то новое, смелое. Она улыбнулась — лукаво, но с теплотой, что смягчала ее черты, подчеркнутые легким румянцем.

— Сереж, — начала она, притворно задумчиво, ее пальцы постукивали по стеклу бокала, оставляя легкие отпечатки, — а ты никогда не думал… добавить что-то в нашу жизнь? Например… другую пару?

Он замер, бокал дрогнул в его руке, вино чуть плеснулось на его пальцы, оставив красную каплю. Сергей кашлянул, глядя в сторону, на панорамное окно, за которым мерцали огни города, и пробормотал:

— Честно? Нет, не думал.

Но Алла заметила, как его тело откликнулось: член, расслабленный после их близости, начал твердеть, медленно наливаясь желанием, выдавая его мысли, и глаза заблестели, отражаясь в глянцевой поверхности стола. Она скрыла улыбку, откинув прядь волос за ухо, где сверкнула серьга с жемчугом, и продолжила, ее голос стал мягче, глубже, как шепот в ночи:

— А я иногда думаю… Представь: ты с другой женщиной, здесь, при мне. Ее кожа теплая под твоими руками, ее вздохи дрожат в воздухе, когда ты в ней, медленно, нежно, как со мной. А я смотрю, чувствую твое тепло через нее, вижу, как твои пальцы скользят по ее спине. И рядом другой мужчина — сильный, но ласковый. Он берет меня, а ты видишь, как он обнимает меня, как его руки скользят по моим бедрам, как он входит в меня — медленно, глубоко, до дрожи, до самого сердца…

Сергей молчал, но его дыхание стало глубже, грудь поднималась тяжелее, а пальцы сжали край стола, оставляя едва заметные следы на полированной поверхности. Алла наклонилась ближе, ее локти уперлись в столешницу, волосы упали на лицо, слегка касаясь ее губ, и ее голос обволакивал его, как дым от ароматической свечи:

— Ты мог бы взять ее на этом столе, Сереж. Нежно, но настойчиво, чувствуя, как она отдается тебе, как ее тело дрожит под твоими руками, как ее дыхание сбивается от твоих движений. А я бы смотрела, как ты растворяешься в ней, как твои пальцы сжимают ее талию, оставляя тепло на ее коже. И в это время другой мужчина брал бы меня — на диване в гостиной, или у окна с видом на город. Ты бы видел, как он обнимает меня, как его ладони сжимают мою грудь, как я вздрагиваю под ним, отдаваясь его ритму. Тебе бы это понравилось, Сереж? Видеть, как меня любят, пока ты любишь другую?

Он резко поднялся, стул отъехал с глухим скрежетом, и его хромированные ножки сверкнули в полумраке, как клинки, готовые разрубить тишину. Сергей шагнул к ней, его движения были стремительными, почти хищными, пропитанными неукротимой жаждой, что пульсировала в его венах. Его руки, сильные и горячие, обхватили её талию, пальцы впились в её кожу с дрожью, выдающей его едва сдерживаемую похоть. Он развернул её одним рывком, с властной уверенностью, и прижал к столу, заставив её нагнуться — её бёдра ударились о холодный оникс столешницы, и этот ледяной укус лишь разжёг пожар в её теле. Бокалы рухнули с резким звоном, вино хлынуло на стол — алое, густое, как их страсть, оно растекалось жгучими потоками, наполняя воздух пьянящим ароматом, стекая к краю, как их желания, готовые сорваться в пропасть.

Сергей прижался к ней сзади, его дыхание обрушилось на её шею — тяжёлое, рваное, пропитанное звериным голодом, от которого её кожа покрылась мурашками, а сердце заколотилось, как пойманная птица. Он вошёл в неё одним мощным движением, не медля, не давая ей передышки, и её тело выгнулось от этого вторжения, принимая его целиком, сжимая его с жадностью, что граничила с безумием. Она вскрикнула — коротко, хрипло, её голос утонул в его низком рычании. Алла вцепилась в столешницу, её ладони скользили по гладкому камню, ногти царапали его поверхность, оставляя следы, пока холод оникса обжигал её кожу, усиливая жар, что пылал между ними.

Он двигался в ней с яростной страстью, каждый толчок был глубоким, резким, как удар грома, сотрясающий её до костей. Его руки сжали её бёдра, пальцы впились в плоть, оставляя красные метки, и он тянул её на себя, подчиняя её своему ритму, своему неистовству. Её грудь прижималась к столу, соски, твёрдые от возбуждения, терлись о холодный камень, и это ощущение — смесь боли и наслаждения — вырывало из её горла стоны, дикие и свободные. Его дыхание, горячее и прерывистое, обжигало её спину, пропитанное ароматом его кожи, вина и той первобытной силы, что вело его вперёд. “Да, сильнее, глубже… накажи свою неверную жену” — кричала она в мыслях, её тело дрожало от нарастающего напряжения, от волны похоти, что поднималась из самых глубин, грозя разорвать её на части.

Оргазм настиг её с сокрушительной силой, как шторм, что бьёт в скалы, разрывая их в щепки. Её мышцы сжались вокруг него, пульсируя в яростном ритме, и она закричала — громко, надрывно, её голос разнёсся по комнате, заглушая шорох ветра за окном и далёкий гул города. Её бёдра задрожали, колени подогнулись, но он держал её, не давая упасть, пока волны наслаждения рвали её тело, одна за другой, оставляя её задыхающейся, сгорающей в этом пламени. Сергей, чувствуя её экстаз, её судорожное сжатие, потерял последние крупицы контроля — его толчки стали хаотичными, почти жестокими, и он кончил с хриплым рыком, изливаясь в неё горячими, мощными струями, что заполнили её, обжигая изнутри, как расплавленный металл.

Он рухнул на неё, прижимаясь грудью к её влажной спине, его губы нашли её шею, кусая и целуя её с жадной нежностью, оставляя влажные, солёные следы. Их тела дрожали в унисон, связанные этим взрывом, этим безумием, и воздух вокруг них был пропитан их запахом — вином, потом, страстью. За окном лунный свет мерк в преддверии утра, но для них время остановилось в этом миге, где они были одним целым — диким, необузданным, сгорающим в своём собственном огне.

Они стояли так, пока дыхание не выровнялось, их тела все еще дрожали от близости, а капли вина блестели на столе, отражая свет. Когда муж вышел из нее, Алла потянулась за шампанским , хлопнула пробка, отлетев к натяжному потолку, она налила полный бокал, пузырьки шипели, поднимаясь к краю, сверкающему в свете. Набрав вина в рот, она опустилась перед ним на колени, ее волосы упали на лицо, касаясь его бедер, и ее губы коснулись его члена, еще теплого от нее, омывая его шампанским с нежной, почти благоговейной лаской, чувствуя вкус их любви, смешанный с фруктовыми нотками. Сергей выдохнул, его рука провела по ее волосам, пальцы мягко сжали пряди, ощущая их шелковистость, и он тихо сказал, его голос был хриплым от эмоций:

— Ты чудо, Алла… И, кажется, я хочу этого. Это ведь… такая игра?

Она поднялась, прижалась губами к его рту, делясь вкусом шампанского и их тепла, ее язык слегка коснулся его губ, оставляя легкий холодок, и шепнула:

— Конечно, игра,   милый. Я только  фантазирую.

Они рассмеялись, сидя голыми за столом, с бокалами в руках, их тени танцевали на глянцевых поверхностях, а ночь вокруг них стала теплее, глубже, обещая новые грани их нежной, но ненасытной любви в этом шикарном, современном убежище.

Шампанское в бокале Аллы искрилось, отражая мягкий свет подвесных светильников пока она сидела, скрестив ноги, на краю стола . Ее обнаженная кожа, еще теплая от их близости, слегка блестела в полумраке кухни, а каштановые волосы струились по плечам, касаясь золотой цепочки, что мягко покачивалась в такт ее дыханию. Сергей, напротив, расслабленно откинулся на стуле , его пальцы лениво крутили бокал с остатками красного вина, а в темных глазах играла искры — он думал, что это часть их ночи, изысканная игра, где слова Аллы — лишь пряность для их страсти. За панорамным окном город мерцал огнями, как драгоценный ковер, раскинутый под их ногами, а в комнате витал аромат трюфелей и лаванды, смешиваясь с их собственным теплом.

Алла поставила бокал на стол, ее движения были плавными, почти театральными, и наклонилась к нему, уперев руки в столешницу. Ее голос, мягкий, но с ноткой настойчивости, разрезал тишину:

— Сереж, давай подумаем. Кто из наших знакомых мог бы… подойти? Представь, как это было бы.

Он усмехнулся, уголок его рта приподнялся в легкой улыбке. “Она играет, — подумал он, — хочет раззадорить меня, и, черт возьми, это работает.” Его взгляд скользнул по ее шее, где пульс бился под тонкой кожей, и он решил подыграть, принимая ее фантазию за очередной виток их страстной ночи.

— Ну, давай, Аллочка, — протянул он, крутя бокал так, что вино закружилось в хрустале. — Кто первый кандидат на твой придирчивый вкус?

Она задумалась, постукивая ногтями с бордовым лаком по гладкому ониксу, и начала:

— Лена и Дима, например. Помнишь их с той вечеринки у залива? Лена такая… утонченная, с этими длинными светлыми волосами, всегда в облегающих платьях. Она двигалась бы плавно, как танцует, а ты бы смотрел, как ее кожа блестит под твоими руками. А Дима… он высокий, с этими сильными плечами, и в нем есть что-то властное. Представь, как он берет меня за талию, прижимает к себе, а ты видишь, как его пальцы скользят по моему платью…

Сергей хмыкнул, отпивая глоток вина, чувствуя, как тепло разливается по груди. “Хорошая фантазия, — подумал он, — Лена и правда горяча, а Дима… ну, Алле бы понравилось его внимание.” Он решил подыграть, добавив в голос легкую хрипотцу:

— Лена, да? Она бы извивалась подо мной, вся такая мягкая, с этими ее вздохами, которые она выдает, когда смеется. А Дима… он бы тебя крепко держал, я бы смотрел, как он сжимает твои бедра, как ты выгибаешься. Но они слишком… правильные, что ли. Согласятся ли?

Алла кивнула, ее глаза сузились, словно она всерьез взвешивала их кандидатуру, хотя в глубине души уже рисовала себе эту сцену, ощущая реальность каждого слова. Она хотела этого — не игры, а настоящего шага за грань.

— Может, и нет, — согласилась она, откидывая волосы назад. — Они слишком в своем уютном мирке. Тогда… Света и Миша?

Сергей приподнял бровь, ставя бокал на стол, и провел рукой по шее, словно разминая мышцы. “Света с ее дерзким нравом, — подумал он, — это было бы забавно подыграть.”

— Света,   значит? — сказал он, ухмыляясь. — С ее короткой стрижкой и этими татуировками на запястьях? Она бы, наверное, сама меня оседлала, с ее-то энергией. Я бы чувствовал, как ее ногти впиваются мне в спину, а ты бы смотрела, как она стонет, дерзко, как всегда. А Миша… он же такой спокойный, но в нем есть сила. Он бы тебя взял медленно, с этим его взглядом, от которого ты бы растаяла.

Алла улыбнулась, но в ее улыбке было что-то серьезное, почти расчетливое. Она представила Мишу — его широкие ладони, уверенные движения, как он наливал виски на последней встрече, — и подумала, что он мог бы подойти. Но Света…

— Света слишком громкая, — возразила она, качнув головой. — Она бы все превратила в шоу, а я хочу… глубины. Миша хорош, но они не пара для этого. И к тому же…-Алла замялась,-у него маленький член.   Давай дальше.

-Маленький член? А ты откуда знаешь?-удивился Сергей , подозрительно посмотрев на жену.

-От Светы и знаю,-засмеялась Алла,-а ты что подумал? Она сама так сказала, оправдывая себя, что гуляет от него. У нее два любовника.

-Да ты что?!-удивился Сергей,-даже два?

-А ты не знал? Я думала, ты в курсе. Во всяком случае, все наши подруги знают. А у некоторых и  мужья.

Сергей присвистнул от удивления и рассмеялся, думая, что она просто усложняет игру, чтобы дольше держать его в напряжении. Он откинулся назад, скрестив руки на груди, и предложил:

— Хорошо, а как насчет Оли и Влада? Оля с ее модельной фигурой, вся такая хрупкая, но с этими глазами, которые обещают больше, чем говорят. Я бы ее взял нежно, чувствуя, как она дрожит подо мной, а ты бы смотрела, как ее длинные ноги обвивают меня. А Влад… он же весь из себя джентльмен, но я видел, как он на тебя смотрит. Он бы тебя обнял, медленно, как будто смакуя каждый твой вздох.

Алла задумалась, ее пальцы замерли на бокале. Она вспомнила Олю — ее изящные движения, как она поправляла волосы на вечере в галерее, и Влада, с его низким голосом и легкой улыбкой. Это было близко к тому, что она хотела, но что-то не сходилось.

— Оля красивая, — признала она, — и Влад… он бы знал, как меня тронуть. Но они слишком закрытые. Оля бы смутилась, а Влад, наверное, не решился бы. -Нет, не они.

Сергей пожал плечами, его взгляд скользнул по ее обнаженным плечам, и он подумал: “Она тянет время, хочет, чтобы я сам завелся от этих картинок.” Он решил поднять ставки, добавив в голос игривую насмешку:

— Ладно, Аллочка, тогда Настя и Глеб. Настя с ее рыжими локонами и этой ее манерой смотреть прямо в душу. Я бы запутался в ее волосах, чувствуя, как она прижимается ко мне, горячая, живая. А Глеб… он же весь такой спортивный, с этими руками, которые могли бы тебя поднять, как перышко. Представь, как он тебя берет, прямо тут, у окна, а я вижу, как ты растворяешься в нем.

Алла замерла, ее дыхание слегка сбилось. Наконец-то. Она специально оставила их напоследок, надеясь, что муж сам вспомнит о них. Алла налила себе еще шампанское Она вспомнила их последнюю встречу — Настю в облегающем зеленом платье, чьи рыжие волосы горели в свете ламп. Ее многозначительные взгляды на ее мужа. И Глеба, с его широкой улыбкой и крепкими руками, которыми он нежно  обнимал Настю за талию, слишком откровенно опуская руки ниже и его взгляде на ее, Аллы, попу. В них было что-то… настоящее, открытое, но с искрой, которую она искала. Ее голос стал тише, но в нем появилась уверенность:

— Настя… да, она бы тебе подошла. Она такая чувственная, веселая и с шикарной формами, которые ты бы обнял, чувствуя, как она отдается тебе полностью. А Глеб… он бы меня взял сильно, но нежно, я бы чувствовала его дыхание на своей шее, его руки на моих бедрах. И кстати, знаешь, Света ему предлагала себя…Но он отказал ей. Она поэтому перестала с ним и Настей общаться.

-А это ты откуда знаешь?-опять удивился Сергей осведомленности о пикантной жизни подруг.

-Мне Настя рассказала. А ей Глеб.

-Глеб признался Насте, что ему предлагала Света? Он что, самоубийца? Или хотел, чтобы Настя стала убийцей Светы?—засмеялся Сергей.

-Нет. Тут другое… Алла внимательно посмотрела на мужа, пытаясь понять, стоит ли рассказывать ему и как он отреагирует,-в общем, они хотели бы парами. Глеб и сказал, что если только она с мужем будет. Но Света хотела только с ним…

-Так вот откуда у тебя такие фантазии,-догадался Сергей,-и это тебя так возбудило?

-Ну не только меня,-Алла хитро посмотрела на мужа.

-Так ты не просто фантазируешь для остроты отношений, а реально хочешь этого? -спросил Сергей.

-Нет, пока только фантазирую,-засмеялась Алла, увидев, как муж насторожился, и поняв, что еще рано обсуждать реальные отношения. Но всё же вставила слово «пока», следя за реакцией мужа. Сергей пропустил слово «пока», и Алла продолжила:

-Они… они могли бы согласиться, Сереж. Они живые, открытые. Я вижу, как это могло бы быть.

Сергей смотрел на нее, его сердце забилось чуть быстрее. “Она вживается в роль, — подумал он, — черт, это заводит.” Он наклонился ближе, его голос стал ниже, почти шепотом:

— Настя бы стонала подо мной, Алла, тихо, но так, что мурашки по коже. Я бы чувствовал ее тепло, ее ритм. А Глеб… он бы тебя прижал к стеклу, и ты бы дрожала, пока я смотрю, как он тебя берет, как твои пальцы цепляются за раму. Они бы нам подошли, да? Для такой… игры.

Алла кивнула, ее глаза блестели, но в них была серьезность, которой он не заметил, увлеченный своим сценарием. Она уже представляла, как это могло бы случиться — не как фантазия, а как реальность. Настя и Глеб были той парой, с которой она видела будущее, шаг за грань их привычной жизни. Она медленно подняла бокал, отпила глоток, чувствуя, как шампанское холодит горло, и сказала:

— Да, Сереж. Стоит попробовать. Позвать их, поговорить. Я думаю, они поймут, захотят.

Он улыбнулся, думая, что она завершает их игру, и потянулся к ней, его рука легла на ее бедро, пальцы прошлись по коже, оставляя тепло.

— Отличная идея, Алла, — сказал он, подмигнув. — Представим их тут, с нами, и посмотрим, как далеко зайдет эта фантазия. Ты знаешь, как меня завести.

Алла улыбнулась в ответ, но ее улыбка была глубже, чем он видел. Она уже строила план — как пригласить Настю и Глеба на ужин, как завести разговор, как сделать первый шаг. Она воспринимала это всерьез, каждый образ в ее голове был четким, осязаемым, а его прикосновение лишь подогревало ее решимость. Сергей же, чувствуя, как ее кожа отзывается на его ладонь, думал, что это прелюдия к их страстной ночи, и наклонился к ней, целуя ее шею, шепча:

— Давай представим их прямо сейчас, Алла. Как я беру Настю, а Глеб тебя. И посмотрим, кто первый сдастся.

Она закрыла глаза, отдаваясь его губам, но в ее мыслях это была не игра. Она уже видела, как Настя смеется за их столом, как Глеб наливает вино, как их вечер перетекает в нечто большее. А Сергей, увлеченный моментом, продолжал шутить, думая, что это лишь их ночь, их фантазия, их страсть, не подозревая, что для нее это начало чего-то нового.

Сергей смотрел на Аллу, сидящую на краю стола , ее обнаженное тело в мягком свете кухни казалось выточенным из слоновой кости, с легким блеском пота, оставшегося после их недавней близости. За окном мерцали огни города, отражаясь в глянцевых поверхностях, а в воздухе витал аромат шампанского, трюфелей и их смешанного тепла. Но в его голове уже крутился другой образ — Настя. Рыжие локоны, струящиеся по ее плечам, как расплавленная медь, ее смех, звонкий и чуть хрипловатый, и тот день на пляже, когда она вышла из воды в откровенном зеленом бикини, капли стекали по ее загорелой коже, подчеркивая каждый изгиб. Он всегда считал ее просто женой друга, запретной территорией, но сейчас, в этой игре с Аллой, что-то щелкнуло. Он понял, что хочет ее — не как абстрактную фантазию, а как женщину, чье тело он мысленно раздел, срывая с нее даже тот крошечный купальник, представляя ее обнаженной, податливой, горячей под его руками.

Его член, только что расслабленный, снова напрягся, становясь твердым и горячим, упруго покачиваясь за краем стола. Сергей сжал бокал сильнее, чувствуя, как кровь приливает к низу живота, а в груди разгорается жар.

Алла заметила это. Ее взгляд скользнул вниз, и она рассмеялась — звонко, с легкой насмешкой, но в ее глазах мелькнула искра удовлетворения. Она встала, ее движения были грациозными, как у кошки, и подошла к нему, босые ступни мягко ступали по мрамору пола. Ее длинные ноги, подчеркнутые легким блеском , казались бесконечными, а между бедер блестела влажность — откровенный намек на ее собственное возбуждение.

— Что, опять? — спросила она, ее голос дрожал от смеха, но в нем было что-то теплое, зовущее. Она наклонилась к нему, ее волосы упали на его плечо, касаясь его кожи, и аромат жасмина от ее кожи смешался с терпкостью вина в воздухе.

Сергей кашлянул, чувствуя, как щеки слегка краснеют. "Она думает, это ее фантазии меня завели, — подумал он, — и пусть думает. Не скажу же я, что это Настя сейчас в моей голове." Он улыбнулся, стараясь скрыть внутренний трепет, и ответил, добавив в голос игривую хрипотцу:

— Да, ты своими фантазиями опять разожгла меня. Не могу я спокойно сидеть, когда ты так расписываешь.

Алла засмеялась, ее рука скользнула по его груди, пальцы прошлись по линии его ключиц, оставляя легкий след.

-Тогда пошли, — сказала она, отступая назад и слегка раздвигая бедра, показывая ему свою влажную киску, блестящую в мягком свете. — Не будем его мучать. Мы его успокоим.

Ее слова вспыхивали в воздухе, словно крохотные искры, высекаемые кремнем о кремень, и в их отблесках Сергей ощутил, как внутри него разгорается пламя. Он поднялся со стула, чувствуя, как кровь приливает к вискам, а его тело напрягается, пульсируя от неудержимого желания. Шагнув к ней, он обхватил ее тонкую талию, пальцы скользнули по изгибам ее бедер, ощущая их бархатистую мягкость и манящее тепло. Он опять повел ее в спальню, где их ждала кровать — массивная, с резным изголовьем из темного дуба, застеленная смятыми и измятыми простынями, словно свиток с тайной их прошлой близости.

В спальне Алла грациозно опустилась на кровать, встав на четвереньки. Ее спина выгнулась, как у пантеры, готовой к прыжку, а длинные каштановые волосы, тяжелые и блестящие, словно шелк, упали на лицо, закрывая его полупрозрачной завесой. Ягодицы приподнялись, округлые и соблазнительные, слегка подрагивая от напряжения, и этот вид заставил Сергея замереть. Ее кожа, гладкая, точно отполированный мрамор, мерцала в теплом свете лампы у изголовья, отбрасывающей мягкие золотистые тени. Между ее бедер блестела влажность, как роса на лепестках цветка, и этот блеск манил его, обещая наслаждение . Он приблизился, его ладони легли на ее бедра, пальцы сжали упругую плоть, ощущая, как она поддается под его натиском, и он вошел в нее сзади — медленно, с той нежной, но непреклонной уверенностью, что заставила ее выдохнуть его имя. Этот звук — хриплый, почти звериный — пронзил его насквозь. Ее тепло обволакивало его, влажное, горячее, как расплавленный воск, и он двигался в ней, каждый толчок был глубоким, но мягким, словно он хотел не просто взять, а слиться с ней в единое целое. Алла стонала тихо, ее тонкие пальцы с аккуратным маникюром сжимали простыню, оставляя на ней хаотичные складки, а тело подстраивалось под его ритм, отзываясь на скрип пружин кровати и их прерывистое, почти синхронное дыхание.

— Да, Сереж… вот так… — шептала она, ее голос дрожал, пропитанный наслаждением, и каждое слово отражалось в нем, как эхо в пустой комнате. Он чувствовал, как ее мышцы сжимаются вокруг него, усиливая жар, который поднимался от его паха к груди. Но в этот момент в его сознании мелькнули рыжие локоны Насти — яркие, как закатное солнце, ее звонкий смех, ее гибкое тело под ним, — и его движения невольно стали чуть резче, чуть жаднее, будто он пытался ухватить этот призрак.

Затем он развернул Аллу, его руки скользнули под ее ягодицы, ощущая их мягкость и упругость, и с легкостью, будто она была пушинкой, поднял ее. Она ахнула, ее длинные, точеные ноги, словно выточенные скульптором, обвили его поясницу, пятки вдавились в его спину, а пальцы с тонкими серебряными кольцами запутались в его волосах, влажных от пота и пахнущих легким ароматом древесного шампуня. Он сжал ее крепче, ладони впились в ее плоть, оставляя едва заметные следы, и одним плавным движением прижал к себе, входя в нее. Ее вскрик, высокий и резкий, разорвал тишину, глаза блеснули в полумраке — зрачки расширились, поймав отблеск света от лампы. Он начал двигаться, держа ее на руках, каждый толчок поднимал ее вверх, заставляя волосы подпрыгивать, а затем опускал вниз, погружая глубже. Ее грудь, полная и упругая, прижималась к его торсу, соски, напряженные и темные, скользили по его коже, оставляя за собой горячие, почти осязаемые следы, а ее дыхание, жаркое и прерывистое, касалось его шеи, смешиваясь с запахом ее духов.

— Да, Сереж… сильнее… — шептала она, ее голос срывался на стоны, дрожащие, как струны под пальцами музыканта. Он подчинялся, чувствуя, как ее ноги стискивают его сильнее, как ногти впиваются в его плечи, оставляя красные полумесяцы. Но в его мыслях мелькала Настя — ее рыжие пряди, рассыпанные по подушке, ее изгибы, ее стоны, — и в порыве, когда жар в его теле достиг предела, он выдохнул, не сдержавшись:

- Настя… да…

Алла замерла на миг, ее дыхание сбилось, но она тут же продолжила двигаться, ее стоны стали громче, резче, будто она не заметила его оговорки. Внутри нее вспыхнула искра триумфа, острая и сладкая. "Он сказал Настя, — подумала она, — мой план сработал. Он хочет ее, даже если считает это игрой." Она промолчала, скрывая улыбку, глубокую и коварную, и отдавалась ему, чувствуя, как он пульсирует внутри, твердый, горячий, как раскаленный металл.

— Теперь лежа, — прошептала она, ее голос был низким, с хрипотцой. Не выпуская ее, Сергей опустился на кровать, продолжая держать ее за ягодицы, ощущая, как его пальцы оставляют легкие вмятины на ее коже. Алла, лежа на спине, обхватывала его ногами, притягивая ближе, ее пятки впивались в его спину, а руки сжимали его плечи, оставляя тонкие следы ногтей на загорелой коже, пахнущей солью и мускусом. Он входил в нее снова, медленно, с той же нежной настойчивостью, заставляя ее выгибаться, как натянутый лук. Ее грудь вздымалась в такт его толчкам, соски скользили по его торсу, а стоны, хриплые и бесстыдные, срывались с ее губ, смешиваясь с его тяжелым дыханием.

— Да, любимый… пусть они будут с нами… — шептала она, ее глаза блестели в полумраке, а длинные ресницы дрожали, словно крылья мотылька. Она решила подлить масла в огонь, проверить его пределы. Наклонившись, она обдала его шею горячим дыханием, пахнущим вином и страстью, и выдохнула с легкой насмешкой:

— Глеб… да, вот так… глубже…

Сергей замер на долю секунды, его глаза расширились, но тут же в них вспыхнул огонь — дикий, неукротимый, как пламя костра в ночи. Ее слова ударили в него, как электрический разряд, и он ощутил, как его тело отзывается мгновенно: жар разлился по венам, сердце заколотилось в груди, а желание, смешанное с неожиданным возбуждением, толкнуло его вперед. "Глеб, — пронеслось в его голове, — она назвала меня Глебом, и черт возьми, это меня завело." Его пальцы впились в ее ягодицы сильнее, оставляя красные отпечатки на бледной коже, и он начал двигаться неистово, каждый толчок глубже, резче, словно он хотел доказать что-то — ей, себе, их фантазии.

— Да, Алла… — выдохнул он, голос сорвался на рык, низкий и первобытный. Ее тепло сжимало его, мышцы дрожали вокруг него, а ее слова подожгли его изнутри, как сухую траву. Она застонала громче, ее голова запрокинулась, волосы разметались по подушке, как темный шелк, струящийся в свете лампы, а в груди вспыхнуло ликование. "Он завелся, — подумала она, — я назвала его Глебом, и это сработало лучше, чем я думала." Ее ногти впились в его спину, оставляя кровавые царапины, глубокие, как борозды на вспаханной земле.

— Да, Глеб… Сереж… сильнее… — шептала она, смешивая имена, играя с ним, и каждое слово подстегивало его, как удар хлыста. Их тела слились в яростном танце, кровать скрипела под ними, пружины звенели, изголовье ритмично стучало о стену, оставляя едва заметные вмятины в штукатурке, а их стоны — громкие, бесстыдные, животные — наполнили комнату, заглушая далекий гул города и редкие звуки клаксонов, доносящиеся с улицы.

Оргазм обрушился на них, словно взрыв сверхновой, ослепительный и всепоглощающий, разрывая тишину спальни. Алла закричала — ее голос, высокий и дрожащий, сорвался в пронзительный вопль, похожий на звон разбитого хрусталя. Ее тело содрогнулось, мышцы напряглись, сжимая его в сладостной судороге, выжимая до последнего горячего импульса. Сергей издал низкий, звериный рык, его бедра затрепетали, и он излился в нее — мощные, упругие струи заполнили ее трепещущее лоно, сливаясь с ее теплом в первобытном единении. Их крики сплелись в оглушительный аккорд, отражаясь от глянцевых стен, пока тела бились в унисон, захваченные последними волнами наслаждения. Ее ноги, дрожащие и слабые, цеплялись за его поясницу, пятки скользили по его влажной коже, а он поддерживал ее, сжимая ягодицы, пока буря не утихла, оставив их на грани изнеможения.

Они рухнули на смятую кровать, точно подкошенные деревья после урагана, тяжело дыша, с блестящими от пота телами. Простыни под ними пропитались влагой, пахнущей их страстью. Алла лежала на боку, ее грудь вздымалась, как морские волны, темные волосы прилипли к скулам и шее, словно мокрые нити каштанового шелка. Между ее бедер стекало их общее тепло, оставляя на ткани липкий, блестящий след, похожий на серебристую дорожку улитки. Сергей упал рядом, его рука легла на ее талию, пальцы прошлись по влажной коже, ощущая мелкую дрожь, что еще не покинула ее. Он повернулся к ней — в его глазах, потемневших от усталости и удовлетворения, мерцали искры, — и хрипло пробормотал, все еще пребывая в эйфории их игры:

— Ты сумасшедшая, Алла… Это было… как полет в бездну.

Ее губы дрогнули в улыбке, но мысли кружились вокруг иного. "Он вспыхнул, когда я назвала его Глебом, — размышляла она, — это не просто игра для него, даже если он тешит себя этой иллюзией. Я разбудила в нем пламя, и оно уже не погаснет." Она провела ладонью по его груди, чувствуя, как его сердце колотится под ребрами, и ответила с легкой, почти незаметной насмешкой:

- А ты, Сереж, совсем потерял голову. Может, нам стоит еще раз вызвать Настю и Глеба… или уже открыть дверь и впустить их?

Он рассмеялся, принимая ее слова за шутку, и притянул ее к себе. Их тела соприкоснулись — горячие, липкие, пахнущие друг другом, — кожа скользила по коже, оставляя ощущение первозданной близости. Душ остался забытым: усталость навалилась на них, тяжелая, как бархатный занавес, и они просто обнялись, сплетясь телами, словно две части разломанного целого. Его рука покоилась на ее бедре, большой палец лениво чертил круги на влажной коже, а ее голова устроилась в изгибе его плеча, где пульс еще отдавался слабым эхом. Дыхание выровнялось, веки сомкнулись, и сон унес их в свои объятия.

Им снилось одно и то же — яркое, осязаемое, как явь, пропитанное жаром их страсти. Спальня преобразилась: те же дубовые панели кровати, те же простыни, но теперь с ними были другие. Настя лежала на смятом ложе, ее рыжие локоны, точно языки пламени, разметались по подушкам, кожа блестела, словно покрытая росой, а Сергей склонялся над ней. Его руки сжимали ее бедра, пальцы оставляли бледные следы на алебастровой коже, и он входил в нее с медленной, почти ритуальной страстью. Ее стоны — тихие, хриплые, как шепот ветра в листве, — наполняли воздух, а длинные ноги обвивали его, притягивая глубже, пятки впивались в его спину. У панорамного окна стояла Алла, ее обнаженное тело прижималось к холодному стеклу, грудь расплющивалась о прозрачную гладь, оставляя размытые отпечатки. Глеб, высокий, с широкими плечами, брал ее сзади — его сильные руки сжимали ее полные груди, пальцы теребили соски, а горячее дыхание обжигало ее шею, смешиваясь с ароматом ее духов. Каждый его толчок заставлял ее дрожать, стекло скрипело под напором, а город за окном, усыпанный огнями, смотрел на них миллионами равнодушных глаз. Они двигались в едином ритме, их голоса сплетались в симфонию страсти — низкий рык Глеба, мелодичные вскрики Насти, хриплые стоны Аллы и тяжелое дыхание Сергея. Во сне они ощущали тепло их тел, терпкий запах пота, солоноватый привкус кожи, и даже во сне их сердца бились быстрее, предвкушая, что эти тени могут однажды обрести плоть.

Они спали, тесно прижавшись друг к другу, их тела слиплись от пота и страсти, дыхание смешивалось в темноте. За окном ночь сгущалась, укутывая город черным бархатом, обещая новые горизонты и тайны. Для Сергея это оставалось игрой, что перетекла в сон, для Аллы — семенем реальности, уже пустившим корни в их жизни.