Инга. Превращение. Из книги Эротические рассказы превращение в девушку Часть 1 Инга. 01. Начало

“Второй час на беговой дорожке давался очень трудно. Моё тело ещё не привыкло к таким нагрузкам. Было тяжело дышать из за кляп-фалоса, который упирался мне почти в горло. Раны от пирсинга и модификаций, которые сделал мой хозяин, болели. До большого перерыва было далеко. Каждые 25 минут дорожка останавливалась на 10 минут. Иногда в этих перерывах начинали работать вибраторы, вставленные в мою пизду и жопу. Такие "тренировки" проходили ежедневно. Я потеряла уже счёт времени, сколько пребывала в этом аду, а ведь не так давно я танцевала на вечеринках и вела довольно весёлый образ жизни...”

В темноте нет звуков, кроме звона цепей и тихого жужжания механизмов. Здесь время теряет смысл, а человеческое "я" растворяется под тяжестью боли и унижений. Инга не знала, что ночь в клубе станет её последней как свободной женщины. Она не подозревала, что за улыбкой красивого блондина скрывается мир, где люди превращаются в игрушки, в животных, в вещи. Это история о том, как девушка стала пони, как её сломали и собрали заново — не для свободы, а для служения. Это история Жизель.

Инга. 01. Начало

Меня зовут Инга. Когда всё началось, мне было двадцать три — студентка последнего курса К…ского университета, родом из города Н…ева. Высокая, почти 180 сантиметров, с подтянутым телом — чуть больше 50 килограммов — и длинными рыжими волосами, которые всегда привлекали взгляды. Я знала, что красива, и этим пользовалась. Жизнь была лёгкой: вечеринки, друзья, учёба, где я блистала как отличница. Парня постоянного не было — я искала "своего", но никто не цеплял по-настоящему.

Тот вечер ничем не отличался от других. Последний экзамен был сдан, и мы с одногруппниками решили отметить окончание сессии. Защита диплома маячила впереди, но я не волновалась — всё было под контролем. Мы собрались у клуба: шумная толпа, смех, запах сигарет и алкоголя. Я надела короткое платье, подчёркивающее ноги, и чувствовала себя королевой. Внимания хватало, но я отмахивалась — привыкла.

У барной стойки я заметила его. Высокий блондин, с острыми скулами и лёгкой улыбкой, от которой внутри что-то ёкнуло. Его звали Влад. Он был весел, шутил, угощал коктейлями, и вечер закружился в приятном тумане. Я уже представляла, как мы окажемся в постели — между ног становилось влажно от одной мысли об этом. Когда он предложил поехать к нему, я не раздумывала. Мы ушли, не попрощавшись с друзьями, и никто не знал, куда я пропала.

В его машине — чёрной, блестящей, дорогой — Влад первым нарушил молчание:

— Я живу за городом, час езды. Не боишься ехать с почти незнакомым человеком?

Я улыбнулась, подогретая алкоголем и желанием:

— Нет, не боюсь. Ты мне нравишься, и это не спиртное говорит.

Он ухмыльнулся и повёл машину дальше, молча. Я смотрела на его профиль, и в голове крутились непристойные картинки: его руки на мне, его тело над моим. Не осознавая, что делаю, я положила руку ему между ног, начала гладить, искать под брюками его член. Влад не реагировал — только сбросил скорость. И вдруг меня накрыло дикое желание взять его в рот. Раньше я ненавидела оральный секс — делала минет через силу, считала это мерзким. Но в тот момент что-то сломалось внутри. Я расстегнула его ремень, ширинку, нагнулась и припала губами к его органу.

Он начал твердеть под моими ласками. Я сосала неумело, но яростно, вспоминая порно, которое видела когда-то. Через несколько минут он напрягся, приподнялся на сиденье, и струя спермы ударила мне в горло. Меня накрыл оргазм — странный, незнакомый, будто не мой. Повинуясь импульсу, я проглотила всё, а потом вылизала его опадающий член, аккуратно застегнула брюки и подняла голову. Машина стояла. Фары освещали двор какого-то дома. Мы приехали.

Влад повернулся ко мне, внимательно посмотрел и спросил:

— Это твой первый минет?

Я смутилась, чувствуя, как горят щёки. Он продолжил:

— Прости, мне понравилось, но я вижу, что раньше ты такого не делала.

— Да, не делала, — призналась я. — Всегда считала это отвратительным.

— Ладно, — сказал он спокойно. — Пойдём в дом, там продолжим разговор в другой обстановке.

Мы вышли из машины. Он открыл дверь в небольшой тамбур, зажёгся свет. Я шагнула к следующей двери, взялась за ручку, и в этот момент что-то кольнуло меня в шею — словно укус комара. В глазах всё поплыло, ноги подкосились, и я рухнула в темноту.

Очнулась я не сразу. Мир вокруг был мутным, во рту торчала тряпка, которую я не могла выплюнуть. Я лежала на боку на чём-то жёстком, руки связаны за спиной — в локтях и запястьях. Одежды не было. Сначала я не испугалась. Думала, это игра — я слышала про BDSM, даже пробовала с одним парнем, но тогда ничего не вышло. "Неужели Влад любит такие штуки? Почему не предупредил?" — крутилось в голове.

Прошёл час. Его не было. В помещении раздавалось странное сопение и мычание — я не одна. Ещё через какое-то время дверь открылась, вошли несколько человек. Их голоса звучали глухо, говорили не по-русски. Я напряглась, но не могла разобрать слов. И тут страх накрыл меня по-настоящему. Чьи-то грубые руки подняли меня с пола, потащили куда-то. Меня прижали к стене спиной, на шее щёлкнул металлический обруч, жёстко закреплённый в бетоне. Чтобы он не впивался в плечи, пришлось согнуть колени. Справа и слева тоже защёлкали ошейники. Повязку с глаз сорвали, и я увидела, куда попала. Инга. 02. Новая жизнь. Подготовка и транспортировка. Часть 1 Когда с глаз сорвали повязку, свет ударил так, будто в лицо плеснули кипятком. Я заморгала, щурясь от резкой боли в зрачках, пока мир вокруг медленно обретал очертания. Помещение оказалось складом — холодным, серым, с низким потолком, от которого веяло сыростью. По углам громоздились длинные деревянные ящики, покрытые пылью, а у дальней стены стоял грузовик — старый, с облупившейся краской, но явно рабочий. Пол под ногами был шершавым, бетонным, испещрённым трещинами и пятнами масла. Воздух пах плесенью, железом и чем-то едким, от чего першило в горле. Но всё это отошло на второй план, когда я увидела, что творится прямо передо мной. Я стояла в шеренге из пятнадцати девушек, прикованных к стене, как мясо на крюках. Руки каждой были связаны за спиной — грубой верёвкой, что врезалась в кожу до синяков, стянув локти и запястья так туго, что пальцы немели. На шеях — металлические обручи, холодные и тяжёлые, намертво вмурованные в стену. Они держали нас на одной высоте, заставляя напрягать ноги, чтобы не повиснуть. Моя соседка справа, низкорослая, с короткими тёмными волосами, спутанными и мокрыми от пота, едва доставала до пола кончиками пальцев. Её худые ноги дрожали, лицо налилось багровой краской, вены на шее вздулись от удушья, а глаза вылезали из орбит, полные ужаса и отчаяния. Перед нами выстроились наши похитители — тени, что решали нашу судьбу. В центре, за широким столом из тёмного дерева, сидел Мистер Стражеско — босс, человек лет пятидесяти, чья уверенность казалась вырезанной из камня. Его седые волосы были аккуратно уложены, а тёмно-синий костюм, сшитый на заказ, сидел как вторая кожа, подчёркивая статус. На лацкане поблёскивала золотая булавка, на пальце — перстень с чёрным камнем. В руках он небрежно держал трость с серебряным набалдашником, постукивая им по столу, словно дирижёр перед оркестром. Говорил он вежливо, с лёгкой улыбкой, но глаза — холодные, серые, как зимнее небо — выдавали жестокость, скрытую за манерами. Для него мы были не людьми, а товаром, ходячими деньгами. Прибыль и репутация в его кругах — вот что двигало этим человеком. Он не злился, не наслаждался — он просто работал, и от этого было ещё страшнее. За спиной Стражеско стояли его личные рабыни — двойняшки, две невысокие брюнетки с одинаковыми лицами и фигурами, словно выточенные одним мастером. Их униженность резала глаз, но в каждом их движении сквозила извращённая роскошь, подчёркивающая богатство хозяина. На шеях — широкие ошейники, сантиметров пять, из полированной стали с гравировкой, поблёскивающей в тусклом свете склада. Кожа под металлом была красной, натёртой до блеска — ошейники явно не снимали никогда. В сосках — серебряные кольца, каждое с крохотным колокольчиком, что издавал тонкий, насмешливый звон при малейшем шаге. Кольца соединяла тонкая цепочка, тоже серебряная, слегка провисшая между грудей, оттягивая кожу и заставляя их двигаться с постоянным напряжением. На запястьях и щиколотках — такие же массивные браслеты, холодные и тяжёлые, скованные цепями за спиной так, что руки выгибались в неестественной позе, а плечи сводило судорогой. Но самым жутким был их "наряд" внизу. На талии каждой — широкий металлический пояс, отполированный до зеркального блеска, с выгравированным узором, явно дорогой работы. От пояса тянулись две толстые цепи, спускаясь между ног и удерживая длинный шест — стальной, сантиметров сорок, с резиновым хуем на конце, глубоко вставленным в пизду каждой из них. Шест доходил до середины икр, и его конец слегка раскачивался при ходьбе, натягивая цепи и заставляя двойняшек морщиться от боли. Их походка была медленной, скованной, как у кукол с перебитыми суставами — каждый шаг вгонял хуй глубже, растягивая плоть и вынуждая их стискивать зубы. Рты закрывали надувные кляпы — чёрные, резиновые, с трубками для воздуха, что накачивались до предела, раздувая щёки и делая дыхание хриплым, прерывистым. Глаза их были пустыми, но ухоженность — гладкая кожа, натёртая маслом, идеально подстриженные волосы — кричала о том, что Стражеско держит их как украшение, как дорогую игрушку, которую он любит ломать. Унижение было его способом показать власть — и себе, и другим. Слева от босса сидел Влад — высокий блондин, что привёз меня сюда. Его голубые глаза смотрели равнодушно, словно он пересчитывал мешки с картошкой, а не живых людей. Лицо спокойное, почти скучающее, руки сложены на груди — он был здесь не для эмоций, а для дела. По краям шеренги стояли охранники — Сергей и Игорь. Оба — громилы с бычьими шеями и пустыми взглядами. Сергей, с башкой, обмотанной грязным бинтом, где проступали пятна крови, пялился на мою низкорослую соседку с тупой злобой, сжимая кулаки размером с мою голову. Игорь, чуть ниже, но шире в плечах, ждал приказа, как пёс, которому бросили кость. Эти двое были машинами — сильными, но безмозглыми, созданными таскать, держать и бить, не задавая вопросов. Стражеско заговорил, обращаясь к Сергею, его голос был ровным, с лёгким оттенком насмешки:

— Скажи мне, Сергей, кому из этих красавиц ты обязан своей разбитой башкой? — Он кивнул на нас, постукивая тростью по столу. Сергей ткнул толстым пальцем в мою соседку:

— Вот этой мелкой суке. — Ясно, — протянул Стражеско, чуть скривив губы в улыбке, что не дошла до глаз. — Потому она и висит, задыхаясь, как рыба на крючке.

— Мистер Стражеско, она чуть мозги мне не выбила, — пробубнил Сергей, потирая бинт с таким видом, будто это оправдывало всё. — Что ещё раз доказывает, что выбивать там почти нечего, — отрезал босс, его тон стал чуть резче, но всё ещё вежливым, как у человека, который привык держать себя в руках. — Но портить товар нельзя, тем более уже проданный. Сделай так, чтобы она дышала нормально. Это приказ. Сергей кивнул и ушёл, шаркая ногами по бетону. Вернулся он с деревянной хренью — будкой размером с собачью конуру, с острой треугольной крышей, выкрашенной в чёрный цвет, и трубой, что заканчивалась треногой с педалью. Он бросил её на пол с глухим стуком и поставил между ног задыхающейся девушки, даже не взглянув ей в лицо. Нажал на педаль ногой, и будка поползла вверх, скрипя ржавыми шарнирами. Острый верх — грубо обтёсанный, с зазубринами — врезался ей прямо в промежность, прямо между половых губ. Девушка замычала — низкий, хриплый звук вырвался из её горла, полный животной муки. Её худое тело напряглось, как струна, ноги задёргались в воздухе, ища опору, но пол был слишком далеко. Острая грань впилась глубже, раздирая нежную кожу пизды, и боль, должно быть, раскалённой волной рванула от промежности к позвоночнику, как на "испанской лошади". Она чувствовала, как дерево вгрызается в плоть, растягивая её до предела, как каждый миллиметр давления разрывает нервы, заставляя мышцы живота сводить судорогой. Её пальцы за спиной сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони, лицо исказилось в гримасе, глаза закатились, белки сверкнули в тусклом свете. Она не могла кричать — только мычать, задыхаясь от боли и удушья, пока слюна стекала по подбородку тонкой струйкой. Сергей давил дальше, не обращая внимания на её страдания, пока её ноги не оторвались от пола на пару сантиметров. Она повисла, нанизанная на эту хрень, как на кол, её вес только усиливал давление на промежность. Плечи приподнялись, грудь затряслась от судорожного вдоха, и она втянула воздух с хрипом, будто вынырнула из воды после долгого погружения. — Сделано, мистер Стражеско, — доложил Сергей, вытирая пот со лба рукавом и тяжело дыша, как после подъёма тяжестей. Босс повернулся, коротко хохотнул — звук был сухим, деловым, без капли веселья — и сказал:

— Ты меня не совсем понял, Сергей. Я имел в виду подложить доску под её ноги — вон она, валяется у стены, с облупившейся краской. Хотя и так сойдёт, времени возиться с комфортом для наших гостей больше нет. Начинаем подготовку. Он махнул рукой, и двойняшки двинулись к нам, их цепи звякнули, как колокольный перезвон в аду. Серебряные колокольчики на сосках издали тонкий, издевательский звон, от которого у меня внутри всё сжалось. В свете склада я разглядела их ещё лучше — и пожалела, что глаза мои вообще работают. Их унижение было выставлено напоказ с какой-то больной гордостью: ошейники, цепи, шесты — всё это не просто держало их в подчинении, а кричало о богатстве Стражеско. Он явно наслаждался тем, как они мучаются — каждый их шаг был пыткой, каждый вдох — борьбой с кляпом. Они были его украшением, живыми статуями, что должны выглядеть идеально, но страдать молча. Тем временем Игорь, второй охранник, притащил электро-жаровню — чёрную, с облупившейся эмалью, пахнущую раскалённым металлом. Он поставил её на пол с глухим лязгом и подвинул рядом металлический столик на колёсиках, покрытый ржавыми пятнами. Зажёг печь — пламя загудело, выплёвывая искры, — и сунул в неё несколько тонких прутов с деревянными ручками, что тут же начали тлеть на концах. Стражеско встал, опёрся на трость, чуть выпрямив спину, и заговорил с нами. Его голос был ровным, деловым, с лёгкой ноткой скуки, как будто он читал квартальный отчёт перед советом директоров: — Дамы! Пока печь разогревается, послушайте внимательно. Во-первых, забудьте, что вы люди. Вы — рабыни. С этого дня у вас нет никаких прав, никакой воли, никаких имён. Ваши хозяева могут делать с вами что угодно — трахать, резать, ломать, как им вздумается. Ваш статус ниже, чем у любой дворовой шавки. Конечно, потратив на вас такие огромные бабки, убивать вас никто не станет — это было бы расточительно, — но и сдохнуть самим мы вам не дадим, даже если захотите. Во-вторых, мы — организация, что поставляет первосортный живой товар на невольничьи рынки Германии, Франции, арабских стран и Штатов. Наш товар — это элита, и мы клеймим наших рабынь, чтобы каждый покупатель знал: это от Стражеско, это качество. У некоторых из вас хозяин уже есть — вот у этих троих, — он указал на меня и соседок справа и слева длинным пальцем с перстнем, — вас брали на заказ, ваши судьбы расписаны до мелочей. Остальные после обучения пойдут на рынки и аукционы — там вас разберут, как горячие пирожки. Сейчас вас заклеймят, дадут номера — никаких имён у рабынь нет и быть не может — и подготовят к упаковке. Едете в Китай. Там школа для вас, где из вас сделают то, что нужно вашим хозяевам. Путешествие займёт неделю — времени свыкнуться с этой мыслью у вас будет предостаточно. Он отвернулся, бросив взгляд на жаровню, где прутья уже раскалились до багрового свечения, и коротко приказал Игорю:

— Помоги Сергею держать их. Не хочу смазанных клейм, как в прошлый раз. Тогда пришлось наказывать двойняшек — пару дней без них обходились, и это было чертовски неудобно. Первой была моя низкорослая соседка. Она обхватила ногами эту чёртову будку, что раздирала ей промежность до крови, и старалась не шевелиться, чтобы не усугублять боль. Игорь и Сергей подошли к ней с двух сторон, как мясники к туше. Они прижали её худые ноги к стене с такой силой, что кожа побелела под их пальцами, схватили за плечи и резко повернули правым боком вперёд. Одна из двойняшек — та, что справа — подошла с баллончиком и марлевой тряпкой, смоченной спиртом, от которого в воздухе запахло больницей. Вторая несла раскалённый прут с кольцом на конце — внутри кольца виднелись выжженные буквы, дымящиеся от жара. Первая протёрла плечо девушки тряпкой, оставляя холодный влажный след, вторая с хирургической точностью приложила клеймо. Раздалось шипение, как от масла на сковороде, и запах горелой кожи — сладковатый, тошнотворный — ударил в нос. Девушка завыла, её тело дёрнулось на "подпорке", острая грань врезалась ещё глубже, и она вырубилась, повиснув на обруче, как тряпичная кукла. Клеймо держали пять долгих секунд, потом убрали, и первая начала мазать обожжённое место пеной из баллончика, что шипела и пузырилась на красной коже. Охранники отпустили её — голова девушки безвольно упала вперёд, пот стёк по шее тонкой струйкой — и шагнули ко мне. Я видела, что было с соседкой, и рванулась, пытаясь выскользнуть из обруча, что впивался мне в шею. Бесполезно — металл держал мёртвой хваткой. Игорь и Сергей схватили меня, как в тиски: ноги прижали к стене так, что колени хрустнули, правое плечо вывернули вперёд с тупой болью в суставе. Запах спирта ударил в нос, пока двойняшка медленно, почти любовно протирала мне кожу, оставляя холодный след. Я не могла отвести взгляд от второй, что шла от жаровни с раскалённым железом в руках — прут дрожал в воздухе, испуская тонкую струйку дыма. Попыталась закричать — из горла вырвалось только жалкое мычание, заглушённое тряпкой во рту. И тут железо коснулось меня. Боль была адской, ослепляющей. Как будто кожу рвали раскалёнными клещами, а потом присыпали солью. Она растекалась по телу волнами, от плеча к груди, к животу, выжигая всё внутри. Запах горелой плоти — моей собственной — заполнил лёгкие, сладкий и удушливый, как дым от костра. Я почувствовала, как по ногам текут тёплые струи — обоссалась от ужаса, не в силах сдержаться. Колени подогнулись, мир закружился, и тьма сомкнулась надо мной.