Снежана - Королева в Красном часть 1

Меня зовут Снежана, мне 44 года, и я живу в Чегдомыне, маленьком поселке в Хабаровском крае, с мужем Славкой. Ему 33, и он младше меня на 11 лет — здоровый, как бык, упертый, как осел, и ревнивый, как черт. Но вчера, 30 марта 2025 года, я его сломала. Я заставила его стать моим куколдом, моим рабом, и он подчинился, потому что его собственное возбуждение сожрало его гордость. Это не сказки, это моя жизнь, и я пишу это, потому что мне нравится чувствовать свою власть, вспоминая, как он орал, сопротивлялся, а потом лизал меня, как щенок, пока я отдавалась другому. Я — королева, и Чегдомын это знает. Но это только начало — ты ведь захочешь узнать, что было дальше, правда?

Чегдомын — дыра, затерянная в Хабаровском крае, где зимой метель воет, как зверь, а весной снег тает в грязи, оставляя улицы мокрыми и холодными. Мы живем в старом деревянном доме недалеко от железнодорожной станции — вонючей, шумной, с вечным запахом угля и мазута. Дом мой: я сделала его своим — занавески в цветочек, чистота, запах ванильных духов, которыми я душу себя перед делом. Славка водит грузовики с углем, а я зарабатываю по-своему. Все в поселке знают, что я шлюха, и мне плевать. Я беру деньги, даю мужикам, что они хотят, и живу, как мне нравится. Славка тоже знает — и бесится. Он орет, бьет кулаком по столу, но уйти не может. А вчера я решила: он будет не просто терпеть, он будет служить.

Вечер был холодный, метель за окном крутила снег, ветер бил в стекла, как пьяный шахтер в дверь кабака. Я стояла у зеркала в спальне, готовясь к ночи. Мне 44, но я выгляжу так, что мужики падают: высокая, с длинными ногами, которые я всегда подчеркиваю черными чулками с кружевной резинкой, грудь полная, талия узкая, а лицо — резкое, с высокими скулами и серо-голубыми глазами, как море в шторм. Мои волосы — черные, как ночь, длинные, струятся по спине, а губы я накрасила алой помадой, как кровь. На мне было красное кружевное платье — обтягивающее, с глубоким декольте, через которое виднелась моя кожа, и длинными рукавами, что цепляли свет лампы. Чулки, как всегда, обтягивали мои ноги, а на шее — чокер, черный, с блестящими камнями, что сверкали, как мои глаза. Я знала: сегодня я буду не просто женщиной, а богиней.

Славка сидел на кухне, пил свое "Жигулёвское" — теплую бурду из банки. Он был в своей рабочей куртке, пахнущей углем, и смотрел на меня с яростью. Он всегда такой, когда знает, что кто-то придет. Я глянула на него через зеркало и сказала мягко, но с железом в голосе:

— Любимый, ты допил свое пиво?

— Допил, Снежан, — буркнул он, сжимая банку так, что она хрустнула. — Опять какого-то хера сюда тащишь?

— Любимый, пожалуйста, не груби, — я улыбнулась, поправляя чулки. — Сегодня ты будешь смотреть, как я с другим. Иди в комнату, Рогатый, и сядь в кресло.

Он вскочил, швырнул банку на пол, и она покатилась, разливая пиво.

— Ты что, совсем охренела?! — заорал он, шагнув ко мне. — Я тебе не собака, чтоб смотреть, как ты с кем-то там!

— Олень, я же вежливо прошу, — я повернулась, схватила его за воротник и посмотрела прямо в глаза. — Если ты не выполнишь мой приказ, будешь месяц без оргазма. Хочешь, чтоб я тебя вообще трогать перестала?

Он замер, его лицо покраснело от злости, но в глазах мелькнула паника. Он знал: я не шучу. Я сильнее его — не руками, а волей. Он сжал кулаки, но ушел в гостиную и сел в кресло, скрестив руки, тяжело дыша. Я улыбнулась: первый шаг сделан. Его гордость трещала, как лед под весной, и я знала, что скоро она рухнет.

Стук в дверь раздался через полчаса — громкий, грубый, как удар кулаком. Я поправила платье, провела рукой по чокеру и пошла открывать. Ветер ворвался в дом, холодный и злой, а с ним — Сергей. Шахтер с местной шахты, лет сорока, крепкий, с щетиной и шрамом над бровью. Он уже бывал у меня, и после него я всегда чувствовала себя живой — не как со Славкой, который только орет и сопит.

— Снежка, шлюха, открывай быстрей, замерз, как пес! — рявкнул он, стряхивая снег с куртки.

— Уже открыла, Сережа, — ответила я, но голос мой был мягким, покорным — он это любит, а я умею играть. — Заходи, чего встал?

Он ввалился, бросил куртку на пол и швырнул на стол бутылку "Хабаровской". Я закрыла дверь, повернулась к нему и почувствовала, как он хватает меня за талию, рывком притягивает к себе. Его руки — большие, шершавые — сдавили меня так, что платье задралось, обнажив кружевные резинки чулок, и я улыбнулась, зная, что он уже мой.

— Где твой дебил? — буркнул он, кивнув в сторону гостиной. — Опять орет?

— Любимый дома, — сказала я, глядя ему в глаза. — Любимый, пожалуйста, поздоровайся с Сережей.

Славка сидел в кресле, сжимая кулаки, и его глаза горели ненавистью.

— Пошел ты, урод! — прорычал он на Сергея.

— Привет, Славка, — Сергей ухмыльнулся, показав желтые зубы. — Смотри, как я твою шалаву драть буду, или вали на улицу, щенок!

Славка дернулся, но я шагнула к нему, схватила за волосы и рывком усадила обратно.

— Любимый, я же вежливо прошу, сядь, — сказала я, но голос мой был холодным, как лед. — Ты будешь смотреть, Рогатый.

Он зарычал, но сел, тяжело дыша. Я видела, как в нем борются ярость и что-то еще — желание, которое он ненавидел в себе. Сергей рассмеялся, открыл водку и налил в два стакана — себе и мне. Славке не предложил, и я не стала настаивать. Мы выпили — я поморщилась, но проглотила, чувствуя, как тепло растекается внутри. Потом я решила: пора начинать.

— Олень, пожалуйста, сиди и смотри, — сказала я, ставя стакан. — А ты, Сережа, давай, покажи, за чем пришел.

Сергей схватил меня за бедра, рывком притянул к себе и рявкнул:

— Шевели жопой, блядь! Хочу, чтоб ты сплясала, как шлюха, какая ты и есть!

Я включила магнитофон — заиграла медленная, тягучая мелодия, что-то вроде старого R&B, и начала танцевать. Медленно, покачивая бедрами, позволяя кружевному платью обнимать мое тело, подчеркивая каждый изгиб. Чулки шуршали при каждом движении, их кружевные резинки цепляли свет, и я знала: они оба смотрят. Сергей — с голодом, Славка — с яростью и желанием, которое он не мог скрыть. Я повернулась к Сергею, провела руками по груди, чуть приоткрыв декольте, и улыбнулась:

— Нравится, Сережа?

— Снимай это тряпье, шалава! — приказал он, хлопнув себя по колену. — Хочу видеть тебя голой, блядь!

Я подчинилась — медленно, глядя ему в глаза, зная, что он это любит. Платье упало на пол, и я осталась в черном кружевном белье — лиф с тонкими бретелями, что едва держал мою грудь, и стринги, что обтягивали бедра. Чулки остались на мне, как всегда, а чокер блестел на шее. Славка зарычал:

— Снежан, ты что творишь?!

— Любимый, я же просила, смотри, — сказала я, повернувшись к нему. — Учись, Олень, как мужик должен трахать!

Сергей схватил меня, рывком усадил к себе на колени и прорычал:

— Будешь моей, или я тебя сломаю, шлюха!

— Сломай, если сможешь, — ответила я, чувствуя, как его руки сжимают меня, грубо, но желанно.

Он сорвал с меня лиф, его руки сжали мою грудь, пальцы впивались в кожу, оставляя красные следы. Потом он рывком перевернул меня, поставил на колени на диване, задрав мне задницу. Я услышала, как он достает что-то из кармана, а потом почувствовала холодный маркер на коже. Он написал на моей заднице "ШЛЮХА" большими буквами, хохотнув:

— Вот так, блядь, чтоб твой дебил знал, кто ты! Смотри, Славка, как я твою шалаву метить буду!

Славка зарычал, но я повернулась к нему и сказала:

— Любимый, пожалуйста, сиди и смотри. Ты же не хочешь остаться без оргазма, правда, Олень?

Сергей шлепнул меня по заднице, так сильно, что я вскрикнула, и рявкнул:

— Кричи громче, шлюха! Пусть твой рогатый знает, как я тебя драть буду!

Он был жесток — рвал на мне стринги, его руки сжимали мои бедра, оставляя синяки, а чулки сползли до колен от его грубых движений. Я стонала, извиваясь под ним, чувствуя, как его тело прижимает меня к дивану, как его дыхание обжигает шею. Он шептал мне в ухо:

— Ты моя блядь, Снежка, давай, кричи громче, шалава!

Я кричала, зная, что Славка слышит каждый звук. Я повернулась к нему, пока Сергей брал меня сзади, и увидела, как он сжимает подлокотники, как его лицо краснеет, но в глазах — не только ярость, но и желание. Он хотел меня, даже так, и это было моим оружием.

— Любимый, пожалуйста, подойди сюда, — сказала я, пока Сергей двигался за мной, его руки сжимали мои бедра, а я стонала, глядя на Славку.

— Ты совсем больная?! — заорал он, но голос его дрожал, и я видела, как его джинсы натянулись спереди. Он хотел меня, даже через ненависть.

— Олень, я же вежливо прошу, иди сюда, — сказала я, схватив его за руку и рывком потянув к дивану.

Он сопротивлялся, вырывал руку, но я схватила его за волосы, рванула вниз, и он упал на колени перед диваном. Сергей рассмеялся, не останавливаясь:

— Смотри, Славка, как твою шалаву драть надо! Видишь, что на ее жопе написано? Шлюха она, твоя баба, и всегда будет моей!

Славка зарычал, но я ударила его по щеке, и он замер.

— Любимый, пожалуйста, смотри, — сказала я, притягивая его лицо ближе. — Видишь, как мне хорошо? А теперь помогай, Рогатый.

Я заставила его смотреть, как Сергей берет меня, как я извиваюсь под ним, как кричу от удовольствия. Славка дышал тяжело, его руки дрожали, но он не отводил взгляд. Я видела, как его ярость тонет в желании, как он ненавидит себя, но не может остановиться. Сергей закончил, оставив меня мокрой, горячей, с его следами на коже. Он встал, швырнул на стол шесть тысяч и ушел, хлопнув дверью, бросив напоследок:

— До завтра, блядь!

Я осталась на диване, голая, с растрепанными черными волосами, чокер блестел на шее, чулки сползли до щиколоток, а надпись "ШЛЮХА" на моей заднице все еще была видна. Славка стоял на коленях, тяжело дыша. Я посмотрела на него сверху вниз и сказала:

— Ну что, Любимый, теперь твоя очередь. Пожалуйста, лижи, Олень, все, что он оставил.

— Снежан, я не буду! — заорал он, пытаясь встать, но я схватила его за волосы и рывком притянула к себе.

— Рогатый, я же вежливо прошу, — прошипела я, раздвигая ноги. — Ты мой, и ты сделаешь, что я скажу! Лижи, или я тебя на улицу выгоню голым!

Он сопротивлялся, рычал, но я надавила сильнее, и он подчинился. Его лицо приблизилось ко мне, и я чувствовала, как он дрожит, как борется с собой, но делает. Его язык коснулся меня, и я застонала от удовольствия — не от него, а от власти. Он лизал, глотая все, что оставил Сергей, а я держала его за волосы, направляя, шепча:

— Молодец, Олень… Хороший мальчик…

Когда он закончил, я отпустила его, и он отшатнулся, красный, с мокрыми глазами, тяжело дыша. Я встала, надела платье, поправила чулки и закурила, глядя на него сверху вниз.

— Ну что, Куколд, — сказала я, выдыхая дым. — Теперь ты мой. И будешь делать все, что я скажу. Понял?

Он молчал, глядя в пол, но я знала: он сломался. Его возбуждение, его ненависть, его любовь ко мне — все это сделало его моим. Я улыбнулась, глядя в окно. Метель выла, снег падал, покрывая следы Сергея. Это моя ночь, мой триумф. Но это только начало. Завтра Сергей вернется, и я знаю, что Славка будет ждать — ждать, чтобы снова служить. А что будет дальше? Ты ведь хочешь узнать, правда?