Курортный роман Глава четвертая или Секс роман

Работа над монографией была завершена.

Ковалевский, сидел за столом, бездумно глядя в открытое окно.

На душе было покойно и светло, точно он посетил храм и сделал значительное безвозмездное пожертвование.

Усмехаясь, представил физиономии своих приятелей и знакомых, когда он вернётся в Питер с молодой женой.

С прежней жизнью было покончено.

Он чувствовал себя помолодевшим, полным новых идей и проектов.

Включив телефон, ответил на сообщения и сделал ряд звонков.

Звук рингтона возвестил о вызове.

Ковалевский глянул  на экран.

Лариска!

Не хотел отвечать, однако, поколебавшись, все же ответил.

- У аппарата.

- Ковалевский, имей совесть. Ты куда пропал?

Лариска,   в своей обычной манере, делала вид, что ничего не произошло.

- Ни куда не пропал. Вот женюсь.

Иван Михайлович почувствовал даже некоторую удовлетворённость от того, что Лариска первая узнала эту новость.

Пусть поймёт,   наконец, стерва этакая, что не только на ней сошёлся клином белый свет.

- Что? Это шутка такая? Ты себя нормально чувствуешь?

- Более чем, - спокойно подтвердил Ковалевский, с удовольствием потягиваясь на стуле.

Лариска помолчала.

За два года, проведенных вместе с Ковалевским, она неплохо изучила его, чтобы понять, что мужчина не шутит.

- И кто это? Я ее знаю?

Ее голос дрогнул, но женщина старалась не подать вида.

- Конечно знаешь, - улыбаясь, признался Иван Михайлович, уже думая о тезисах предстоящей статьи. - Это Ассоль, которая дождалась своего Грея. Не звони мне больше. Прощай.

Он отключил вызов и, войдя в режим диктофона, принялся надиктовывать текст статьи.

Ему казалось, что он полностью покончил со своим прошлым, но оно не желало так просто расставаться с ним.

Ночью, Ковалевскому, приснился сон.

Будто сидит он в своей гостиной и из спальни выходит Лариска.

Эта чертовка умела себя подать и черные хромовые сапожки на высоком каблуке,   коротенькая латексная юбочка и топик, выгодно подчеркивающий высокую грудь, - полностью «работали» на образ сексуальной соблазнительной красотки.

Они познакомились на съемках исторического сериала, где Иван Михайлович выступал в качестве консультанта, а Лариска была участницей массовки.

Она закончила институт культуры и грезила о карьере актрисы, постоянно участвуя в пробах и кастингах. Но режиссеры и ассистенты режиссёров видели в ней только фактурную «телку», которую можно было поместить разве что на заднем плане.

Однако, Ковалевский, воспринял яркую красочку как актрису, пусть начинающую, но именно из того богемного мира, который он,   на словах презирал, но втайне следил за его жизнью.

Актрис, в числе его подружек, ещё не было.

И эти частые смены настроения и лёгкая житейская эпатажность, вначале даже привлекали его, но очень быстро этот «театр на дому» приелся и начались те самые «качели» из расставаний и примирений, которые длились почти два года.

Конечно, у Лариска был темперамент.

Это стало ясно с первого дня знакомства, когда они, уединившись в фургоне  с реквизитом, принялись страстно целоваться, а затем, женщина, сама расстегнула ремень на его брюках.

- Хочу взглянуть, что у тебя «там», - заявила она.

Это было, довольно захватывающим и пикантным, если учесть , что на ней было платье средневековой горожанки.

Иван Михайлович, надолго запомнил, как, среди многочисленных оборок и юбок, наконец то, добрался до вожделенного лона и они, самозабвенно «трахались», словно бы переместившись на несколько веков назад.

В его сне, Лариска приблизилась, виляя бёдрами и оглаживая себя руками по бокам.

По её задумке это должно было выглядеть более чем сексуально и, конечно же, соблазнить хозяина квартиры.

Но, Иван Михайлович, с раздражением отметил, что она  опять злоупотребила косметикой, переборщила с духами и вообще все эти жалкие попытки скрыть свой возраст казались ему неуместными и вульгарными.

С какой то, дьявольской беспощадностью он отмечал и «гусиные лапки» морщин и первые признаки дряблости кожи на шее и целлюлит, который уже «оккупировал» часть  бёдер.

«Лариска, ты - старая баба. Иди уже, в какое нибудь районное «ДеКа» и руководи народным драмкружком».

Неизвестно, удалось ли  Ивану Михайловичу произнести слова, которые он давно хотел сказать своей подружке, или он, как обычно деликатно промолчал, но картинка сменилась и теперь, Лариска сидела на полу, театрально  изображая несчастную жертву, размазывая тушь по щекам и стеная   о том, как она его любит, а он, коварный негодяй, бросает ее в самую трудную минуту.

Только вот, все эти «штучки»,   давно перестали действовать на Ковалевского и он, с холодной отстранённостью, отмечал, что у этой немолодой женщины «поползла» стрелка на колготках, мышцы предплечий позорно начали провисать вниз, а от слез лицо приобрело сходство с какой то побитой сукой, попавшей под дождь.

«В «ДеКа»! Срочно! », подумал он и проснулся.

Луна выкатила своё желтое блюдо прямо напротив окна и в этом мягком льющемся свете лицо Саши показалось ему каким то по особенному детским и ангельским.

Ковалевскому вновь стало немного стыдно.

«Она ведь совсем ребёнок, а я, как низменный Сатир. Да, да - именно так! Грязный, похотливый Сатир! », каялся он, вглядываясь в лицо своей юной возлюбленной.

Саша, напомнила ему девочку из параллельного класса, в которую Ваня Ковалевский был одно время влюблён.

«Эх, Саша, Саша, где же ты раньше была? ».

Сколько бы ошибок он мог избежать.

Встретил бы в юности такую девушку, как Саша, женился  на ней и у них были бы дети, а возможно, что даже и внуки.

Ковалевский,   осторожно поднялся и прошёл на веранду.

Там стояло потрепанное плетёное кресло, в котором он любил сидеть, глядя на бархатное южное небо с яркой россыпью звёзд и слушать глухой шум моря, вперемешку с  треньканьем цикад.

Собственная жизнь казалась ему достигшей зрелости, как плоды в саду, темнеющие в ночи.

В последнее время он все чаще стал размышлять о бессмысленности собственного существования.

К чему вся эта суета и нелепые телодвижения?

И вдруг Саша.

Словно луч света вспыхнул в темноте и указал ему дорогу.

Сделать эту девочку счастливой.

Показать ей мир, способствовать тому, чтобы она проявила себя в этом мире.

«На самом деле она гораздо нужнее мне, чем я ей», размышлял  он.

И с этой мыслью отправился досматривать свои сны.