Пикантный квартет. 7 часть (Пикантные рассказы о любви)

Часть 7.

- О! Тепленький стал... -простонала Алла, её голос дрожал, как будто она едва могла говорить. Её пальцы впились в волосы Глеба, направляя его движения, то ускоряя, то замедляя, словно она сама дирижировала этим сладким оркестром. Она чувствовала, как её тело начинает снова натягиваться, как тетива, готовясь к новому выстрелу. Её губы слегка приоткрылись, и из них вырвался тихий стон, который смешался с хриплым дыханием Глеба.

Сергей, наблюдая за этой сценой, тихо засмеялся и наклонился к Насте, его губы почти касались её уха. Его дыхание было тёплым и слегка прерывистым, словно он тоже был на грани.

-Киска Аллы растопила весь лёд, - прошептал он, его голос звучал игриво, но в нём чувствовалась нотка гордости. Его рука скользнула по спине Насти, и он почувствовал, как её кожа покрылась мурашками от его прикосновения.

- Какой лёд? - удивлённо спросила Настя, её пальцы лениво скользнули по мягкому члену Сергея, который пока не спешил проявлять активность. Её глаза сверкнули, и она слегка приподняла бровь, словно пытаясь угадать, что он задумал.

- Глеб сбегал за льдом, когда вы зашли в парилку. Мы положили по паре кубиков в рот, чтобы наши языки были холодными, - объяснил Сергей, его рука легла на бедро Насти, медленно продвигаясь выше. Его пальцы слегка дрожали, и он почувствовал, как её тело ответило на его прикосновение лёгкой дрожью.

-Понятно, почему он вдруг зашепелявил, -засмеялась Настя, её пальцы продолжали играть с его членом, но её внимание уже переключилось на что-то другое. Её губы слегка приоткрылись, и она почувствовала, как её дыхание становится всё более частым.

-Он уже не хочет меня? -с лёгкой грустью в голосе спросила она, её глаза блестели от смеха и капли пота, стекающей по виску. Её пальцы слегка сжали его член, и она почувствовала, как он напрягся.

-Не переживай. Просто в парной ему сложнее, -ответил Сергей, его пальцы уже нашли её горячую, влажную кунку, и он почувствовал, как она мгновенно ответила на его прикосновение. Её тело слегка дрогнуло, и она почувствовала, как её ноги начинают подрагивать от возбуждения.

- Странно. Если учесть, что вашим членам постоянно приходится работать в горячих и влажных цехах, -с насмешкой сказала Настя, её рука потянула его ладонь глубже, чтобы он почувствовал, насколько она готова. Её губы слегка приоткрылись, и её дыхание стало всё более частым.

-Да, горячий и влажный цех уже принимал в себя работника, -засмеялся Сергей, его пальцы скользнули внутрь, и он почувствовал, как её тело сжалось вокруг них. - Пошли в предбанник, там продолжим.

Он помог Насте подняться, её тело, всё ещё дрожащее от пережитого, казалось, светилось в полумраке парилки. Они вышли, оставив за собой стонущую Аллу и Глеба, который, был полностью поглощён ей. В предбаннике воздух был прохладнее, но напряжение между Настей и Сергеем только нарастало. Их взгляды встретились, и в них читалось одно -игра продолжается.

В предбаннике , на столе, Настя действительно увидела миску со льдом. Лед уже почти растаял, лишь мелкие кусочки, словно алмазные осколки, плавали в воде, переливаясь в тусклом свете. Настя ловко выловила несколько кусочков льда и, с наслаждением положив их на язык, почувствовала, как холод растекается по её рту. Её глаза сверкнули, и она подошла к Сергею, мягко подтолкнула его к лавке и, опустившись перед ним на колени, устроилась у его ног. Её пальцы скользнули по его бёдрам, а затем она взяла его уже начинающий пробуждаться член в руку, нежно поглаживая его.

Сергей вздрогнул, когда её губы, холодные от льда, коснулись его кожи. Настя, улыбаясь, обхватила его член ртом, и он почувствовал, как холод смешивается с теплом её дыхания, создавая невероятное, почти болезненное удовольствие. Она медленно погружала его в себя, чувствуя, как он становится всё твёрже, всё мощнее. Её губы плотно обхватили его, а язык играл с головкой, заставляя Сергея стонать.

Она то почти полностью выпускала его, оставляя во рту лишь кончик, то снова погружала его глубоко, стараясь взять как можно больше. Её движения были ритмичными, почти гипнотическими, и Сергей уже едва сдерживался, чтобы не потерять контроль.

Когда он достиг полной твёрдости, Настя выпустила его изо рта и, с игривой улыбкой, встала на четвереньки. Её попка соблазнительно подрагивала, а голос звучал как манящий шёпот:

-Ну что, запустишь своего работника в горячий цех на очередную смену?

Сергей не заставил себя ждать. Он встал на колени за ней, его руки скользнули по её бёдрам, сжимая упругую плоть. Он направил свой твёрдый член к её мокрой, горячей киске и, с наслаждением вонзившись в неё, услышал её громкий стон. Настя сама подала тело назад, насаживаясь на него, чувствуя, как он заполняет её полностью.

Их тела слились в едином ритме, страстном и неудержимом. Глухие стоны и шёпот смешивались с хлюпающими звуками, создавая симфонию наслаждения. Они были так увлечены друг другом, что даже не заметили, как из парилки вышли Глеб и Алла. Глеб нёс Аллу на руках, но, увидев сцену перед собой, остановился как вкопанный, а на его лице появилась ухмылка.

- Ну, видимо, мы не одни такие, -прошептал он Алле, которая, закусив губу, лишь рассмеялась в ответ.

- А ты сомневался в этом? -прошептала Настя, её голос дрожал, смешиваясь с тяжёлым дыханием. Её тело извивалось под мощными, ритмичными толчками Сергея, каждый из которых заставлял её кожу гореть, а сердце биться в унисон с этим безумным, животным ритмом.

Предбанник, словно древний амфитеатр страсти, замер в ожидании, его деревянные стены хранили жар сауны, а воздух дрожал от густого, сладкого аромата желания, смешанного с терпким запахом пота и кедра. Свет от лампы отражался в каплях воды, стекающих со стен, как слёзы звёзд, упавших с небес. Глеб замер, его слова застряли в горле, как птицы, пойманные в силки, и он смотрел на жену, чья фигура, распростёртая перед ними, казалась воплощением первозданной стихии. Её крик — громкий, пронзительный, как раскат грома в летнюю ночь — разорвал тишину, заставив стеклянные двери задрожать, словно в ответном экстазе. Этот звук был подобен взрыву вулкана, извергающего пламя, и его эхо звенело в ушах, растворяясь в волнах их общего дыхания.

Настя рухнула вперёд, её тело, лишённое сил, упало на пол, как лист, сорванный ветром, освобождая свою пылающую, влажную плоть от горячего, пульсирующего члена Сергея. Её кожа, сияющая в полумраке, блестела от пота, капли стекали по её спине, как жемчужины, рождённые в глубинах страсти, и дрожь пробегала по её телу, подобно волнам, ласкающим берег после шторма. Сергей, тяжело дыша, наклонился к ней, его грудь вздымалась, как море в бурю, и он протянул руки, чтобы поднять её, но Настя остановила его движением, лёгким, как шёпот ветра.

— Нет, оставь меня… — её голос был мольбой, хрупкой и сладкой, но в нём звенела игривая нотка, как серебряный колокольчик в тишине леса. Она всхлипнула, её губы дрожали, как лепестки розы под дождём, а глаза сияли, переполненные удовольствием, как звёзды, упавшие в тёмное озеро. — Я хочу, чтобы вы видели… — прошептала она, её рука медленно скользнула по животу, пальцы дрожали, словно струны арфы, трогаемые невидимым ветром. — Видели, как вы творите чудеса… Как ваши руки, ваши губы, ваши члены… превращают меня, обычную женщину, в эту… в эту безумную, жаждущую, похотливую нимфу… — Её слова оборвались тихим смешком, но в нём была не только шутка — там жила правда, глубокая и чуть болезненная, как цветок, распускающийся на острие ножа.

Она лежала на полу, её огненные  волосы растрепались, как ночное небо, разорванное ветром, а тело всё ещё подрагивало, как струна, отпущенная после долгой мелодии. Её взгляд, горящий, как угли в очаге, скользил по ним, полный интриги, вызова и нежного обещания — обещания, что эта ночь лишь приоткрыла завесу их страсти, и впереди ждёт ещё больше. Внутри неё звучал монолог, тихий, как шёпот теней: *«Вы — мои герои, мои волны, мои ветра… Я хочу утонуть в вас, раствориться в этом огне, который вы разжигаете во мне. Не отпускайте меня, мои любимые, мои безумцы…»*

Сергей и Глеб переглянулись, их взгляды встретились, как молнии в грозовом небе, и в них плескалось не только удивление, но и что-то большее — единение в сопричастности, смешанная с трепетом, заставляющая сердца биться быстрее, а руки сжиматься в предвкушении. Сергей наклонился к Насте, его пальцы коснулись её щеки, мягко, как лепесток касается воды, и он шепнул, его голос дрожал от любви:  

— Настя… ты не нимфа, ты богиня… вы обе богини.. И я готов поклоняться вам.

Глеб, всё ещё держа Аллу на руках, улыбнулся, его глаза сияли теплом, и он тихо добавил:  

— А мы — ваши жрецы… И эта ночь — наш храм. — Его голос был низким, как рокот волн, и в нём звучала нежность, глубокая, как море, обнимающее берег.

Настя ответила улыбкой — невинной и порочной, как первый луч солнца, пробивающийся сквозь тьму, и в её глазах мелькнуло обещание новых удовольствий, жгучих и откровенных, перед которыми никто из них не устоит.

Глеб мягко опустился с Аллой на руках,   на лавку. Её тело, лёгкое и податливое, уютно устроилось в его руках, как кошка, свернувшаяся у очага. Её руки нежно обвили его шею, пальцы переплелись, как плющ, обвивающий ствол дерева, а грудь прижалась к его широкой груди, ощущая каждый его вдох, каждый удар сердца, тёплый и сильный, как ритм древнего барабана. Свет лампы отражался в её каштановых локонах, и она казалась воплощением тепла, мягкости и скрытой страсти.

— Может, пойдём перекусим? — предложил Глеб, его голос был низким, как шёпот леса в сумерках, тёплым и обволакивающим, словно он говорил не только о еде, но и о чём-то большем — о заботе, о желании продлить этот миг близости. Его руки, сильные и уверенные, обнимали её, как будто он боялся, что она растает, как утренний туман.

Алла склонила голову к его плечу, её дыхание, лёгкое и тёплое, как летний ветерок, коснулось его кожи, и она улыбнулась, её губы искрились игривостью, как капли росы на цветах.  

— Да, я бы не отказалась, — прошептала она, её голос был мягким, как шёлк, но в нём звенела нежность, искренняя и глубокая. — Столько калорий потеряла за вечер… Похудею, усохну, и вы меня разлюбите, мои герои. — Её пальцы скользнули по его груди, лаская его кожу, и она посмотрела ему в глаза, её взгляд был полон тепла и лёгкой насмешки.

Глеб рассмеялся, его смех был глубоким, заразительным, как раскаты грома, обещающие дождь.  

— Не переживай, моя жар-птица, — ответил он, его голос стал тише, почти шёпотом, и в нём звучала нежность, как в колыбельной. — У нас диета сбалансированная… Сколько ты потеряешь, столько мы тебе и возместим. — Его слова были обещанием, тёплым и страстным, и он прижал её к себе сильнее, его руки обняли её талию, как будто он хотел впитать её тепло.  

Он наклонился и поцеловал её — нежно, как первый луч солнца касается земли, но с жгучей страстью, как огонь, вспыхивающий в сухой траве. Их губы слились, мягкие и горячие, и в этом поцелуе было всё — их вечер, их страсть, их любовь, что копилась в каждом взгляде, каждом касании. Алла тихо вздохнула, её пальцы сжали его шею, и в её голове звучал монолог, как тихая мелодия: *«Глеб, ты мой шторм и мой покой… Я растворяюсь в тебе, как река в море, и я хочу, чтобы ты держал меня так часто… Мой тёплый, мой сильный, мой страстный …»*

Она отстранилась, её щёки порозовели, а глаза сияли, как звёзды в предрассветной дымке.  

— Ты слишком хорош для меня, — шепнула она, её голос дрожал от нежности, и она провела пальцем по его губам, словно запоминая их тепло.  

Глеб поймал её руку, поднёс к губам и поцеловал её пальцы, его взгляд был полон любви.  

— Нет, Алла… Это ты слишком хороша, — ответил он, его голос был хриплым, но мягким, как бархат. — Ты мой огонь, моя звезда… И я не отпущу тебя, пока эта ночь не отдаст нам всё, что может.  

Они улыбнулись друг другу, их сердца бились в унисон, и в этом мгновении, среди деревянных стен предбанника, они были не просто любовниками — они были двумя душами, сплетёнными в танце нежности, страсти и вечности.