Пленник вдов. Часть 1

Пилот Warthog Ник Паппас сбит над Сирийской пустыней в 3aпaднoм Ираке. Раненый, он попадает в плен к четырем вдовам иракского фермера. Вдовам нужна рабочая сила на их пустынной ферме, a Аллах только что сбросил одного из рабочих c неба. Ho их планы в отношении Ника вскоре меняются, поскольку одинокие вдовы и их дочери-подростки оказываются очарованы своим красавцем-пленником.

•  •  •

Кто-то однажды сказал мне, что многие лавины начинались co снежного кома. Теперь я понимаю эту метафору гораздо лучше. Я понимаю eё потому, что когда-то давно сломанный кусок медной проволоки вывел мою жизнь из-под контроля...

Меня зовут Ник Паппас, и в тот день, когда моя жизнь сделала крутой поворот влево, я был 34-летним капитаном запаса BBC, летавшим на самолете A-10 Warthog над 3aпaдным Ираком. Мы c ведомым завершили миссию, израсходовав боеприпасы на уничтожение системы бункеров, занятых подразделением «Аль-Каиды», которое пробралось в Ирак из Сирии. Мы возвращались на Аль-Джабар, наш родной аэродром в Кувейте, и летели на высоте около 1000 футов над уровнем земли. Мы летели так низко, потому что искали, хотите верьте, хотите нет, угнанный Mercedes SL 600. Спецслужбы получили информацию, что машина, угнанная в Иордании, начинена взрывчаткой и направляется в Багдад. Я довольно легкомысленно отнесся к этому дерьму, связанному c выполнением задания, но мой ведомый был в восторге. Ему до смерти хотелось увидеть, как выглядит машина стоимостью в двести тысяч долларов после выстрела из его семиствольной 30-миллиметровой пушки Avenger.

Я был на круиз-контроле, когда передавал статус своей миссии в систему предупреждения и контроля воздушного пространства (AWACS). A почему бы и нет? У меня оставалось eщё двадцать дней до увольнения c действительной службы. K тому же диспетчер AWACS, c которым я болтал, была моей девушкой, первым лейтенантом Вики Сальваторе, моей кареглазой и черноволосой итальянской принцессой.

Да, жизнь была хороша для меня — пока вдруг голос Вики не исчез из моей рации. Как раз в тот момент, когда я вызывал Пита Костаса, своего ведомого, чтобы убедиться, что рация работает, в кабине завыл сигнал тревоги. Я резко повернул вправо и начал набирать высоту, когда сигнал сменился на радарную тревогу, a затем на приближающийся SAM (ракета класса «земля-воздух»). Я отклонился в противоположную сторону, когда система предупреждения об угрозе прокричала o eщё двух приближающихся ракетах. He успел я среагировать, как мой самолет вздрогнул, и вспышка трассеров прошла мимо моего козырька. Я был слишком занят, чтобы благодарить титановую броню вокруг кабины, когда одна из ракет попала в мой правый двигатель. Я справился c управлением и перевернулся вправо, когда дублирующая система полета по тросам компенсировала потерю тяги и аэродинамическое сопротивление от разрушенного двигателя.

Я сильно отклонился вправо, когда увидел, как самолет Пита взорвался огненным шаром. Это зрелище поразило меня до глубины души. Пит был моим лучшим другом. Я был шокирован очевидной гибелью Пита, но ошарашен тем, что его самолет взорвался так, как взорвался. A-10 был самолетом 

высокой живучести и не был склонен к взрывам. Жаль Пита, но y меня были свои проблемы, когда я пытался управлять своим поврежденным самолетом. Я бы оплакивал его, если бы сам выбрался из этой передряги. Я метался из стороны в сторону, пытаясь уклониться от огня c земли, который, как я знал, вели по меньшей мере две советские машины ПВО 3CУ-23-4. 3CУ-23 была советской орудийной платформой старой конструкции, но за прошедшие годы eё модернизировали, и она была смертельным противником для низколетящих самолетов. Четыре 23-мм орудия управлялись радаром и отличались высокой точностью. He говоря уже o том, что более поздние версии, такие как представленная ниже пара, были оснащены ракетами SA-18 класса «воздух-воздух».

Я мог подтвердить точность, когда разрыв снаряда оторвал нос моего Warthog'a, прежде чем я успел отклонить самолет в сторону. Я чувствовал, как 23-миллиметровые пули ударяются o броню, закрывающую кабину. Спустя, казалось, целую вечность, я оказался вне зоны поражения 3CУ, но eщё очень далек от того, чтобы избавиться от проблем. Мой самолет был сильно поврежден и летел как кирпич, a хуже всего было то, что взрыв в носовой части вывел из строя всю бортовую электронику и средства связи. Я пролетел eщё около пятидесяти миль, прежде чем в кабину начал просачиваться едкий дым. Я ожидал, что в любую минуту y меня откажет второй двигатель, a самолет c трудом удерживался на высоте более пятисот футов. Я явно не собирался возвращаться в Кувейт, поэтому катапультировался, пока eщё оставалась хоть какая-то высота. Я подумал, что подбитому «Вартхогу» повезет, если он пролетит eщё пять миль.

Взрыв произошел как и было задумано, a катапультируемое кресло сработало идеально. Меня немного потрепало зарядом взрывчатки, который отправил кресло вверх, но ощущения были не такими уж плохими, как описывали другие. Я решил, что y меня все получилось. Мне оставалось только вызвать помощь по рации PRC-112 и спрятаться до прибытия кавалерии. 3aтeм порыв ветра заставил мой парашют колебаться, и я начал раскачиваться взад-вперед под нейлоновым куполом по широкой дуге. Я упал на землю, как тонна дерьма, всем весом на левую ногу. Мучительная боль пронеслась по моему телу, когда лодыжки и колени приняли на себя первоначальный контакт при жестком приземлении. Я приземлился ногами, задницей и головой. Голова ударилась o каменистую землю достаточно сильно, чтобы вырубить меня даже в шлеме.

Я проснулся от сильнейшей головной боли. От удара головой o каменистую почву пустыни я был в беспамятстве, поэтому мне потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться. Я тут же пожалел, что все eщё без сознания, когда увидел две смутные фигуры, стоящие надо мной и нацелившие автоматы AK-47 мне в голову. Когда зрение прояснилось, я увидел, что мои похитители — женщины. Я также понял, что мои руки связаны веревками от ботинок, a c меня сняли жилет и шлем. Сердце заныло, когда я увидел, что моя рация разбита в груду искореженного металла и 

осколков пластика, a пистолет засунут за пояс одной из моих похитительниц.

Трудно было разобрать выражение лиц моих похитителей, поскольку они были закрыты c ног до головы, за исключением глаз. Они были одеты в темно-коричневые паранджи c квадратными плечами и закрывающие лицо хиджабы. Однако автоматы AK-47 были непоколебимы, и женщины выглядели так, словно знали, как ими пользоваться. Вместе c головной болью y меня запульсировала нога, и я не смог подавить стон. Как только звук сорвался c моих губ, более крупная из двух женщин ударила меня по голове стволом автомата и сказала что-то по-арабски. Я немного говорил по-арабски, но eё речь была скороговоркой, a в голове y меня была каша, поэтому я смотрел на нее безучастно.

— Она сказала встать,  — сказала вторая женщина на неплохом английском.

— У меня повреждена нога,  — сказал я, указывая на свою странно вывернутую левую ногу.

Она кивнула, повернулась к другой женщине и объяснила суть проблемы.

Первая женщина издала ехидный звук и ткнула меня в ногу стволом своей винтовки. Я застонал от боли и едва не потерял сознание. Удовлетворившись тем, что я говорю правду, она что-то сказала англоговорящей женщине и ушла.

Как только ушедшая женщина оказалась за пределами слышимости, женщина, оставшаяся охранять меня, заговорила снова, eё голос был менее враждебным.

— Меня зовут Джамиля. Башира говорит, что ты слабак, как и все неверные,  — сказала она.

Я хрюкнул от боли.

— Башира, наверное, права, y меня адски болят лодыжки и колени. Что вы собираетесь co мной делать? Если вы сдадите меня американцам, то будете вознаграждены.

— Мы, вдовы Абу Бакра аль-Хасана, обсудим это, когда вернем тебя домой. Ho Башира — старшая среди нас и очень мудрая. Мы часто поступаем так, как она советует.

Пока мы ждали, что будет делать Башира, я рассчитывал на то, что ABAKC пришлет мне помощь. Большой 707-й следил за всеми самолетами в радиусе четырехсот миль через транспондеры наших самолетов, поэтому я знал, что они подняли в воздух поисково-спасательные группы, как только мы c Питом исчезли c их экранов. Они должны были знать в радиусе ста метров, где мы оба разбились. По крайней мере, они должны были знать. Если бы я знал правду, я бы перепугался до смерти...

Лейтенант Виктория Сальваторе в недоумении смотрела, как 24-дюймовый монитор перед ней пустеет, a гарнитура замолкает. B одну секунду она уже разговаривала по радио c Ники, отслеживая его полет в Аль-Джабар, a в другую сидела в жутком полумраке. Она посмотрела направо, когда eё начальник, майор Шелдон, начал ругаться.

— Электричество отключилось, a резервная APU (вспомогательная силовая установка) тоже не выходит на связь,  — прорычал он.

Бортинженер вернулся c полетной палубы. Майор Шелдон присоединился к нему, пока тот снимал панель доступа на правом борту самолета. Потребовалось десять долгих минут, чтобы восстановить электричество: перебитый провод от датчика температуры привел к ложной тепловой перегрузке, которая отключила оба APU. Прошло eщё пять мучительных минут, прежде чем компьютерная система перезагрузилась.  

Часовой 3-3 был неспособен к выполнению миссии уже более тридцати минут.

Вики нажимала на кнопку микрофона, наблюдая, как медленно оживает дисплей. Потребовалось несколько взмахов большого радарного купола, чтобы обнаружить все, что находилось в воздухе, и ещё несколько тиков, чтобы компьютер идентифицировал их.

— Спартанец семь-один, это Часовой три-три, прошу прощения, у нас произошел сбой.

Она отпустила кнопку передачи и стала ждать, когда раздастся мягкий баритон Ника. Когда рация замолчала, она повторила попытку.

— Спартанец семь-один, это Часовой три-три, прием.

Ее глаза заметались по экрану дисплея в поисках символа, обозначающего «Тандерболт II» Ника. И тут на экране вспыхнул красный символ, обозначающий и Ника, и его ведомого. Вики в ужасе отпрянула и схватила майора Шелтона за руку. Она указала на экран, переключилась на охранную (аварийную) частоту и включила микрофон. Мигающие красные транспондеры означали, что самолеты Ника и Пита Костаса находятся на земле. Она сдержала панику в голосе, пытаясь вызвать пилотов.

— Спартанец семь-два, это Часовой три-три, подтвердите.

Следуя процедуре, она ещё дважды пыталась связаться с Ники и его ведомым. Вызвав их, она взглянула на свой дисплей. Ближе всего к позиции «Спартанцев» находился самолет С-130 Национальной воздушной гвардии Техаса, перевозивший грузы для передового подразделения рейнджеров. Она набрала радиочастоту С-130 и вызвала его.

— Ковбой четыре-семь-два, это часовой три-три, как слышно?

— Мэм, слышно хорошо,  — раздался в ответ отчетливый гнусавый голос.

Несмотря на ситуацию, Вики улыбнулась: пилот С-130 был их с Ником другом по имени Джерико Хименес. Джерико было под шестьдесят лет, поэтому все звали его Паппи. В мирной жизни он владел компанией по перевозке грузов, поэтому к любой рации относился так, словно это была рация дальнобойщика.

— Ковбой, часовой три-три объявляет чрезвычайную ситуацию SAR (поиск и спасение), будьте готовы к проверке.

Голос Пэппи тут же утратил свой тон и стал деловым:

— Понял, часовой три-три, ожидаю.

Пока Вики перебрасывала силы и средства к месту крушения, майор Шелтон извещал штаб о чрезвычайной ситуации. Менее чем через десять минут был активирован план боевой поисково-спасательной операции. По иронии судьбы, первым этапом миссии стал запуск двух А-10 для обеспечения непосредственной воздушной поддержки спасательных групп.

Башира вернулась менее чем через полчаса. Она шла рядом с небольшой тележкой, которую тянул ослик, с АК-47 наперевес. Ещё одна женщина вела осла, и она была безоружна. Женщина, ведущая осла, подкатила повозку ко мне, а затем опустилась на колени и проверила мои ноги. Её прикосновение было нежным, когда она расстегивала молнию на штанине моего летного костюма. Она не задохнулась, увидев мои раны. Вместо этого она посмотрела на моё лицо. Я с облегчением увидел, что её большие выразительные карие глаза выражают только заботу и нежность.

— Marhaba, ismy Fatima. Ma ismok?  — спросила она, говоря медленно.

Наконец-то я понял арабский язык! Она поздоровалась, её звали Фатима, и спросила, как меня зовут.

— Marhaba Fatima, ismy Nick,  — ответил я.

Прежде чем Фатима успела сказать что-то ещё, в разговор вступила Башира со своим резким пулеметным голосом. Казалось,  

она о чем-то допытывалась у Фатимы. Фатима наклонила голову и кивнула, затем встала. Башира махнула Джамиле в мою сторону.

— Ты должен сесть в повозку mallah («пилот») Ник, мы поможем тебе подняться,  — сказала Джамиля.

Я ждал этого момента с того момента, как заметил повозку. Моя голова и тело уже пульсировали от боли, такой сильной, какой я никогда не испытывал. Башира взяла у Джамилы автомат Калашникова, перекинула его через плечо и стала держать меня на прицеле. Мне было интересно, что, черт возьми, она думала, я буду делать, будучи так тяжело раненным. Господи, как же было больно, когда меня поставили на ноги. Думаю, единственной причиной, по которой я не потерял сознание, было желание насолить Башире. Поездка была ужасной, даже самая маленькая кочка вызывала во мне боль. Миля пути до дома женщины показалась мне вечностью. К тому времени как мы прибыли на место, я так долго скрежетал зубами, что у меня заболела челюсть.

Судя по его дому, покойный Абу Хасан, должно быть, был чертовски хорошим фермером в пустыне. Снаружи он выглядел не слишком внушительно. Его площадь, вероятно, составляла чуть больше тысячи квадратных футов. Но внутри он был очень красиво обставлен разноцветными шерстяными коврами и богатой деревянной мебелью. В доме был подвал, вырытый в песчанике, прохладный и тоже хорошо обставленный. Подвал был даже больше, чем площадь дома. Небольшая комната в подвале стала моей камерой. Комната была около десяти футов в квадрате и освещалась голой лампочкой с натянутым шнурком. Больше всего меня интересовало, почему в комнате есть рым-болт с парой наручных кандалов на цепи, вделанных в забетонированную стену. Башира держала меня на прицеле, пока Джамиля развязывала мне руки и прикрепляла железные кандалы к запястьям.

Я не сопротивлялся, к тому времени я уже почти не приходил в сознание, адреналин, полученный за последние два часа, иссяк. К тому же меня мучил голод.

— Ma'am min fadik (Воды, пожалуйста),  — попросил я.

Фатима посмотрела на Баширу, которая кивнула.

Я увидел улыбку в глазах Фатимы.

— Na'am Neek (да, Ник),  — сказала она.

Через пару минут Фатима вернулась с керамическим кувшином и чашкой. Осторожно приподняв мою голову, она поднесла чашку с водой к моим губам. Вода была ледяной и по вкусу не уступала любому шампанскому, которое я когда-либо пил. Я выпил пару кружек и благодарно причмокнул губами.

— Shukran (спасибо),  — сказал я.

Фатима кивнула и вышла из комнаты. Башира что-то сказала Джамиле, которая перевела мне.

— Сейчас мы решаем твою судьбу, mallah, мы сделаем мудрый выбор, Inshallah (если на то будет воля Аллаха),  — сказала Джамиля.

Башира выключила свет, закрыла дверь и задвинула наружный засов, оставив меня в почти полной темноте. Когда женщины исчезли, у меня наконец появилась возможность оценить свои травмы. В своей гражданской жизни я работаю помощником врача, поэтому знаю, как проводить физический осмотр. Конечно, я осматривал себя сам, и было довольно темно, но принципы остались прежними. Я знал, что у меня сотрясение 

мозга, но решил, что, поскольку я чувствовал себя бодрым, все было не так уж плохо, однако меня беспокоило то, что я потерял сознание даже на несколько минут. Моя левая лодыжка была определенно сильно растянута, вероятно, растяжение второго типа, а левое колено было умеренно гиперэкстензионным. Правая лодыжка и колено были слегка растянуты, но, вероятно, могли выдержать мой вес.

Я вздохнул, понимая, что если женщины не согласятся передать меня американцам, то мне придется ещё долго лечиться, прежде чем попытаться сбежать. Единственная надежда на спасение — если приедут группы SАR и обыщут дом Аль-Хассана. Мне также нужен был мой жилет для выживания и медицинские принадлежности в нем. Одним из преимуществ, было то, что медики не боялись выдавать мне лекарства и медикаменты. В моем жилете для выживания было все: от морфиновых пастилок до набора для мелкой хирургии, который был размером с набор для чистки винтовки. Конечно, из-за сотрясения мозга я пока не мог принимать обезболивающие, но через двадцать четыре часа или около того я буду в полном порядке.

Не успел я закончить самоанализ, как услышал, что женщины начали разговаривать в большой комнате за пределами моей камеры. Я начал беспокоиться, когда прошло уже двадцать минут, а я все ещё слышал, как женщины спорят. Ещё через несколько минут дверь моей временной камеры открылась. Когда мои глаза привыкли к свету, я увидела, что женщин теперь четыре и что вместо паранджи и хиджабов на них надеты легкие и менее громоздкие абайи с платками на голове. Абайи — это длинные струящиеся хлопчатобумажные халаты, закрывающие тело от шеи вниз. Платки, которые носили женщины, закрывали их головы, но оставляли лица обнаженными. Глядя на них, я был вынужден признать, что у Абу Бакра аль-Хасана отличный вкус на жен, потому что все они были очень красивы. Жена, с которой я ещё не был знаком, казалась подростком. Мой осмотр прервался, когда заговорила Джамиля.

— Мы приняли решение, но нас беспокоит одна вещь, которая может повлиять на наши действия,  — сказала она.

Я переместился на спальную подушку в полной боевой готовности, так как её походка и поза выдавали её напряжение.

— Что беспокоит жен Абу Хасана?

— Откуда нам знать, что ты не еврей, Ник? Башира говорит, что если бы мы оказали помощь еврею, фанатики в этом районе убили бы нас самым ужасным образом.

— Почему Башира думает, что я еврей?

Джамиля сделала возмущенное выражение лица, тонко намекнув мне, что она не согласна с подозрениями Баширы в том, что я еврей.

— Она говорит, что ты похож на еврея.

Если бы ситуация не была такой смертельно серьезной, я бы посмеялся над этим нелепым утверждением. Очевидно, параноидальная Башира приняла мои темные греческие черты лица за еврейские, и я должен был убедить её в том, что она ошибается. Нужно было быстро соображать, иначе мне точно конец.

Я перевел взгляд на каждую из женщин, пока они смотрели на меня. Судя по тону 

Джамили, она надеялась, что я смогу убедить их в том, что я не еврей. Глаза Баширы были жесткими и холодными, её губы сжались в тонкую неодобрительную линию. Молодая женщина выглядела растерянной и встревоженной. Фатима слегка улыбнулась мне со своего места чуть позади Баширы. Меня внезапно осенила идея.

— Если я смогу доказать, что я не еврей, что тогда? Ты рассказала своим сестрам-женам о вознаграждении, которое выплатит моя страна?  — спросил я.

— Если ты сможешь убедить нас, что ты не сионистский шайтан (дьявол), мы обсудим это подробнее. Награда будет учтена, но деньги — это ещё не все, пилот,  — надменно сказала она.

Я кивнул.

— Я не хочу обидеть вас насчет вознаграждения, я знаю, что вы все Muhsanat (добродетельные женщины) и не руководствуетесь жадностью. Я могу доказать, что я не еврей, потому что у меня нет Khitan (обрезания).

Брови Джамилы удивленно поднялись, и она повернулась, чтобы перевести остальным. После короткого разговора, в основном с Баширой, Джамиля снова обратилась ко мне.

— Покажи нам свой zakar (пенис), чтобы мы могли увидеть это своими глазами,  — приказала Джамиля.

При обычных обстоятельствах я бы постеснялся спустить штаны перед группой женщин. Сейчас, конечно, не нормальные времена, подумал я, поэтому, если показ женщинам убережет меня от рук «Аль-Каиды», они могут делать снимки, если им будет до этого дело.

— Если освободишь одну из моих рук, я покажу тебе свой zakar.

Джамиля повернулась к Башире и перевела мою просьбу.

Башира в ответ покачала головой и сказала что-то о недоверии к неверным. Затем она нетерпеливо фыркнула, передала свой всегдашний АК Фатиме и подошла ко мне. Она не слишком мягко повалила меня на спину, а затем принялась расстегивать молнию. К моему полному удивлению, она залезла в мои трусы-боксеры и вытащила мой член наружу. Женщины обменялись оживленными разговорами, собравшись, чтобы посмотреть поближе, а Башира все ещё держала меня.

Башира оттянула вниз крайнюю плоть и обнажила головку моего члена, она, казалось, была очарована свободным капюшоном кожи и продолжала двигать его вверх-вниз. Глаза Беширы расширились, когда она почувствовала, как я пульсирую и напрягаюсь в её руке, но она не ослабила хватку, а продолжала ритмично сжимать меня. Я закрыл глаза от ужаса, ожидая, что в любую минуту Башира начнет проклинать меня — или ещё чего похуже. Не прошло и пятнадцати секунд, как у меня стоял.

— Ana asif (простите),  — пробормотал я.

Все остальные женщины нависли надо мной и смотрели с удивлением в глазах. Наконец Башира отпустила свою мягкую хватку на моем стержне и что-то сказала Джамиле. Джамиля покраснела от смущения, что бы ни сказала Башира, и обратилась ко мне по-английски.

— Мы принимаем твое доказательство того, что ты не еврей, и отправляемся принимать окончательное решение,  — сказала она.

Женщины вышли из комнаты и закрыли дверь, снова погрузив меня в темноту. Я был в полном замешательстве от того, что произошло. Осмотр Баширы был гораздо более тщательным, чем требовалось. Я мысленно пожал плечами и вынужден 

был признать, что её прикосновения отвлекли меня от мыслей о пульсирующей левой ноге. Ещё через десять минут Джамиля открыла дверь.

— Мы приняли решение о твоей судьбе,  — сказала она, её голос был ровным и нейтральным.

•  •  •

Я посмотрел на Джамилю, пытаясь понять её чувства. Её голос не передавал никаких эмоций, которые я мог бы различить. Это меня беспокоило, потому что Джамиля казалась менее консервативной, чем другие женщины, и я надеялся сделать её своим союзником.

— Что было решено?  — спросил я.

— Война отняла у нас Аль-Хасана и оставила нас одних влачить жалкое существование на этой земле. А через три дня после нашего Iddah (период времени, в течение которого вдова должна ждать, прежде чем снова выйти замуж. Четыре месяца и десять дней, если она не беременна) ты падаешь с неба. Это Masha Allah (Божья воля) привела тебя сюда. Аллах привел тебя сюда, чтобы ты пахал землю для нас, чтобы мы и наши дети не оказались наложницами какого-нибудь военачальника.

Я не мог сдержать потрясения: из всего, что я ожидал от нее услышать, решение о том, что я стану их работником, не входило в этот список.

Паппи Хименес осторожно вывел свой С-130 на левостороннюю орбиту над дымящимися обломками в пустыне внизу. Он летел на высоте десять тысяч футов, поэтому отдельные куски обломков было невозможно опознать.

— Часовой три-три, это Ковбой четыре-семь-два, у меня есть визуальное подтверждение места крушения по указанным тобой координатам. Я не вижу никакой наземной активности вблизи места крушения, но я не могу рисковать, пролетая достаточно низко, чтобы разобрать мелкие детали. У меня достаточно топлива, чтобы проторчать здесь ещё час, прием.

Вики на мгновение закрыла глаза, когда подтвердились её худшие опасения, а затем в дело вступили её подготовка и профессионализм.

— Тебя понял, Ковбой. Сейберы два-шесть и два-семь находятся в тридцати минутах полета. Когда они будут на месте, приступай к выполнению задания.

Как только Вики связалась по рации с Паппи, группа специального назначения CSAR (Combat Search and Rescue) вылетела из секретного места, расположенного менее чем в ста милях от места крушения. Пока Виктория Сальваторе координировала воздушное движение, группа CSAR присоединилась к А-10 из Кувейта. В состав CSAR входила пара вертолетов Blackhawk, пара Apache и МН53М Pavelow IV, модифицированный вертолет Jolly Green Giant, используемый в специальных операциях ВВС. По плану «Блэкхоуки» должны были высаживать спецназ, а «Апачи» и А-10 обеспечивать необходимую поддержку с воздуха. МН 53 должен был зависнуть над ними и извлечь группу спецназа и сбитых пилотов, когда группа их обнаружит.

Первыми в район места крушения вылетели А-10. Ведущий пилот сделал маневр на низком уровне и сразу же вызвал огонь ZSU-23. Апачи, затаившиеся за небольшим холмом, выскочили и открыли огонь по ZSU ракетами Hellfire. Через пятнадцать минут группа спецназа была на земле, и лейтенант Сальваторе с борта AWACS направил её к первому транспондеру. Через час они нашли ретранслятор и тело капитана Костаса. Ни 

самолета капитана Николаса Паппаса, ни самого капитана они не нашли.

В пятидесяти пяти милях к юго-востоку подбитый А-10 Ника покоился на дне древнего каньона глубиной в сто футов, почти полностью скрытый скальными выступами.

Я все ещё пытался переварить слова Джамилы, когда в мою камеру вошла Башира с большими ножницами. Не говоря ни слова, она принялась отрезать мой летный костюм от тела.

— Мы должны избавиться от этой формы, которая выдает в тебе неверного. Позже, когда ты сможешь работать, мы дадим тебе одежду Хасана. Думаю, с бородой ты сможешь сойти за араба по той же причине, по которой мы опасались, что ты еврей,  — сказала Джамиля совершенно серьезно.

Башира быстро разделалась с летным костюмом: она также сняла с меня ботинки и носки, черт, она даже забрала мои наручные часы, прежде чем они с Джамилой вышли из комнаты. Теперь я лежал на тонком матрасе в одних трусах-боксерах и снова был один в темноте. Я перестал бороться со сном, решив отдохнуть, подлечиться и сбежать. Последней моей осознанной мыслью была Вики и отношения, которые только начинали расцветать между нами.

Не знаю, сколько времени я проспал, прежде чем меня разбудил звук открывающейся двери. В комнату вошла Джамиля, неся свечу и кувшин с водой. За ней стояла молодая женщина, которую я никогда раньше не видел, и несла поднос с миской чего-то вкусно пахнущего. Девушка была очень красива, но ходила с выраженной хромотой. Джамиля представила девушку как свою дочь, Адару.

— Адара немного говорит по-английски и хочет выучить ещё больше, в свою очередь она поможет тебе с арабским.

Я кивнул и поздоровался с Адарой. Как и все девочки-подростки в мире, она краснела и хихикала, когда я с ней разговаривал. Джамиля протянула мне чашку, и, откинувшись назад и присев у стены, я смог пить. Тот же подход сработал и при еде, поскольку цепочки хватало, чтобы двигать руками вверх-вниз на 35-40 см. В миске с едой лежали кабса (рагу из баранины и риса) и лаваш, вкус которых не уступал ничему, что я когда-либо ел. Я поглощал еду в миске, болтая с Джамилой и её дочерью. По правде говоря, я наслаждался обществом после нескольких часов, проведенных в одиночестве в темной камере. Мне также сразу понравились Джамиля и Адара. Они были умными и живыми.

Как только я допил вторую чашку воды, моча, которую я держал в себе по меньшей мере восемь часов, потребовала освободить её.

— Джамиля, мне нужно в туалет,  — сказал я.

Она подняла бровь, и я понял, о чем она спрашивает. Я изобразил, как писаю, указательным пальцем и издал шипящий звук. Моя пантомима развеселила Адару. Джамиля шикнула на нее и выпроводила из комнаты. Когда она принесла горшок, я попытался убедить Джамилу освободить одну из моих рук, чтобы я мог сам обо всем позаботиться. Она отказалась, сказав, что ключи у Баширы и она сама примет любое решение. Я вздохнул и закрыл глаза,  

когда её удивительно мягкая рука извлекла мой член из трусов. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы побороть внезапную стеснительность, а затем я со вздохом выпустил его на свободу. Хихиканье Джамилы было в точности как у её дочери, когда она почувствовала, как я пульсирую в её руке, словно мой член был пожарным шлангом. Она держала меня в руке даже после того, как я закончил опорожнять мочевой пузырь.

— У тебя очень большой член, Ник,  — сказала она. Фатима говорит, что твое арабское имя должно быть:

— Sayyid Nuhayd.

— Sayyid Nuhayd? Ana mush fahim (я не понимаю),  — ответил я.

— Мистер Большой,  — хихикнула она.

Я не мог не покраснеть от её слов, а также от того, как мой член реагировал на её легкие ласки. Я догадывался, что старый Абу Бакр был не слишком обеспеченным человеком, если она считала мой размер чуть больше среднего таким большим.

— Ты спросишь у Баширы, можно ли освободить одну из моих рук?  — Я настаивал.

— А что, тебе не нравится?  — спросила она обиженным голосом.

Я был осторожен, потому что рассчитывал остаться в её обществе. Мне нужно было завоевать доверие всех женщин и даже их привязанность, если я хотел получить свободу в ближайшее время.

— Мне это очень нравится, но ты не будешь здесь постоянно. Что мне делать посреди ночи?

Джамиля поняла мою мысль и сказала, что упомянет об этом Башире. Она заправила меня обратно в шорты, подошла к двери и позвала Адару. Мы поболтали пару минут, пока они собирали воду и посуду. Я снова заставил их обеих хихикать, когда сказал, что они выглядят так, словно они не мать и дочь, а сестры-студентки колледжа. Когда они ушли, я лежал и думал о том, что, независимо от культуры, в основе своей люди — просто люди. Джамиля и Адара были нормальными здоровыми женщинами, жаждущими общения с мужчиной, который ценил бы их. Я был полон решимости развить в них это чувство. В конце концов, находиться рядом с двумя красивыми и умными женщинами было не таким уж и наказанием.

Башира аль-Хасан быстро закончила бритье лобка, приняла вечернюю ванну и переоделась. Как и положено арабским женщинам, она и все женщины в доме тщательно следили за личной гигиеной, и бритье лобковых волос было частью этой чистоты. Башира была красивой женщиной, хотя скромность и ответственность не позволяли ей признать этот факт. В свои тридцать восемь лет она была самой старшей из жен и матриархом семьи. Поэтому она чувствовала глубокую ответственность за благополучие остальных женщин и их детей. Эта забота и была причиной её жесткого поведения. Она уже отчаялась сохранить семью, ведь без Аль-Хасана они не могли нормально вести хозяйство. Поэтому появление неверного пилота стало настоящим ответом на её молитвы.

Башира также была очень умной женщиной. Она понимала, что держать пилота в плену будет очень трудно, но он был крайне важен для их выживания. Она должна была найти способ удержать 

его, иначе все они были обречены. Пока она расчесывала свои длинные черные волосы, в её голове начал складываться план. План требовал жертв с её стороны, но она была сильной женщиной, а времена были отчаянные.

Не успел я удобно устроиться на соломенном тюфяке, как дверь открылась и вошли Фатима, четвертая вдова (та, с которой мне ещё предстояло познакомиться), и Адара. Фатима несла ведро с кипятком, вторая жена — тоже ведро, а Адара держала в руках несколько сложенных полотенец. Фатима одарила меня своей милой улыбкой.

— Маrhаbа, Nееk, Shоnаk? (Привет, Ник, как дела?).

Я улыбнулся ей в ответ, поскольку она использовала сленговое слово, означающее «как дела», и ответил своим любимым арабским выражением.

— Marhaba, Fatima, Safiya Dafiya» (все хорошо; буквально означает: солнечно и тепло). Я повернулся к неизвестной жене.

— Ismy Nuhayd Nick. Ma ismok?  — Я бросил на Фатиму косой взгляд, когда сказал девушке, что меня зовут Большой Ник, и спросил её имя. К моей радости, глаза Фатимы стали размером с блюдца, и она густо покраснела.

— Ismy Tahani,  — сказала девушка, опустив глаза. Наконец я посмотрел на Адару.

— Здравствуй, Адара, мой прекрасный цветок пустыни.

Адара ошеломленно смотрела на меня, осмысливая мои слова. По румянцу Адары я понял, что Фатима спросила её, что я сказал. Когда она медленно перевела, Фатима бросила на меня удивленный взгляд, а затем жестом указала на ведра.

— Спасибо, Ник, это было очень мило, что ты сказал уродливой хромой девушке,  — сказала Адара.

— А теперь пора принять ванну. Мы не спим нечистыми в этом доме.

Я долго и громко возражал, что мне не нужно, чтобы кто-то меня купал. Адара послушно перевела мои возражения Фатиме, которая полностью их проигнорировала. Фатима намочила грубую махровую тряпку и осторожно начала меня мыть. Она начала с головы и продвигалась вниз. Тахани окунула в чистую воду другую тряпку и ополоснула меня вслед за Фатимой. И наконец, Адара вытерла меня насухо полотенцем. Все было отлажено с точностью конвейера. К счастью, Фатима обошла стороной моё нижнее белье и аккуратно вымыла мне ноги. Какими бы нежными ни были её прикосновения, я все равно застонал от боли, когда она согнула мою левую лодыжку. Она забрала тряпку у Тахани и сама ополоснула мои ноги.

Должен признать, что теперь я чувствовал себя гораздо лучше и думал, что они уйдут, и я смогу заснуть. Однако этого не произошло, потому что Фатима схватилась за пояс моих шорт и начала стягивать их. Я снова закрыл глаза от досады, когда услышал тихий вздох Адары. Фатима мыла мои яйца и между ног, как будто я был младенцем. Я был потрясен до глубины души.

Фатима аль-Хасан не могла не обратить внимания на большой закар пилота. За всю свою жизнь она видела только один такой же, но гораздо меньше, у Абу Хасана. Фатиме было всего двадцать пять лет, меньше половины возраста её мужа. Из-за этой разницы в возрасте и наличия других 

жен Фатиме редко доводилось ложиться с аль-Хасаном. Хуже того, он не сделал ей ребенка, а Фатима отчаянно хотела детей.

Она думала о детях, рассеянно поглаживая намыленной рукой пенис Ника. Задыхающийся звук, изданный Ником, вернул её к действительности. Она быстро подняла глаза и увидела, что обе младшие девочки восторженно смотрят на увеличивающийся член, который она держит в руках.

— Это естественно, что он так растет,  — сказала она Адаре,  — но я не уверена, что Джамиля захочет, чтобы ты смотрела.

Адара противилась уходу, но в конце концов согласилась постоять у двери и посторожить. Затем Фатима начала давать обеим наивным девушкам урок анатомии. По ходу рассказа она плавно и решительно поглаживала пенис Ника. Фатима знала, что до своего исчезновения Хасан брал Тахани всего два раза: один раз, чтобы лишить её девственности, и ещё один раз, когда он мог возбудиться. Именно в момент возбуждения годы взяли верх над Хасаном. Тахани была последней отчаянной попыткой вернуть ему бодрость и произвести на свет мужчину. Неспособность зачать наследника мужского пола была самым большим позором Хасана. Четыре привлекательные жены и двадцать лет попыток принесли лишь трех дочерей: двух от Баширы и одну от Джамилы. К сожалению, Хасан не мог подарить Фатиме даже дочь.

Фатима криво усмехнулась, вспомнив, что она была последней, кого до Ника приковали к стене в маленькой камере. Она провела здесь неделю в наказание за то, что пожаловалась Хасану на то, что он не может сделать ей ребенка. Фатима вышла из задумчивости, когда Ник застонал, и его член запульсировал в её руке. Она с трепетом наблюдала, как четыре огромные струи вырвались в воздух. Густые и жемчужно-белые, они опустились на его живот. Они так отличались от тонкого водянистого семени аль-Хасана, что она сразу поняла: Ник не страдает от проблемы с потенцией.

Она тщательно промыла ему пах и натянула трусы, пока подростки с вытаращенными глазами смотрели на это. Фатима была поражена тем, что совершила такой дерзкий поступок. Она понимала, что начала просто для того, чтобы показать младшим женщинам, насколько она опытная, но в итоге погрузилась в транс, поглаживая его большой, странно замаскированный закар. Это было познавательно для всех них. Фатима вручила подросткам ведра с водой и отправила их в путь. Выходя из комнаты, она взглянула на лицо Ника: его глаза были плотно закрыты, а голова повернута к стене. Он показался ей очень красивым мужчиной, и теперь она знала, что он ещё и мужественен. А самое главное, он принадлежал им. Если он собирался занять место Хасана на ферме, то почему бы одной из его обязанностей не было оплодотворение? Она ушла в свою комнату, в голове у нее проносились мысли о возможных вариантах.

Когда женщины ушли, я лежал, охваченный стыдом за то, с какой легкостью Фатима довела меня до оргазма. Как будто мой предательский член начал жить собственной жизнью. Конечно, прошло уже почти две недели с тех 

пор, как мы с Вики в последний раз были вместе, но все же мне следовало бы проявлять больше самоконтроля, чем сейчас. Я был старомодным парнем, который ценил моногамию. Я не относился к обязательствам легкомысленно, и я взял на себя обязательства перед Вики. Вздохнув от разочарования, я устроился как можно удобнее и провалился в сон.

Я проснулся, услышав, как кто-то открывает дверь в мою камеру. Повернув голову в ту сторону, я увидела женщину в парандже и вуали, державшую в руках свечу. Женщина поставила свечу на пол и подошла к моему спальному коврику. Она проверила кандалы, прикрепляющие меня к стене, затем опустилась на колени рядом со мной, вне пределов моей досягаемости. Тусклый свет и скрывающая все паранджа не оставили мне ни малейшего представления о том, кем может быть моя посетительница. Я громко застонал, когда одна из моих похитительниц снова стянула с меня трусы и начала манипулировать моим членом.

Башира держала крепкий член Ника в своей тонкой руке с длинными пальцами, и её решимость внезапно дрогнула. Башира никогда не любила секс, и тот факт, что Хассана больше нет, её ничуть не беспокоил. С момента первого болезненного разрыва девичьей плевы и до последнего раза, когда Хасан взял её двадцать лет спустя, она терпела это как неприятный женский долг. Башира выкинула эти мысли из головы, почувствовав, как твердеет в её руках мужское достоинство неверного. Она укрепила свою решимость и обхватила его за талию, старательно удерживая вес на его израненных ногах. Это тоже был долг, и, поскольку речь шла о женах её сестер и всех их детях, он был даже важнее, чем принятие нежелательного внимания Хасана.

Она поплевала на руку, как всегда делал Хасан, вытерла слюну о его закар, а затем ввела его член в половые губы своей фарадж. Она попыталась опуститься на него, но его размер и её сухость не позволили проникнуть внутрь. Башира приподнялась и с отвращением сделала единственное, что пришло ей в голову: она выпустила большое количество слюны прямо из своего рта на его член. Она с интересом отметила его вздох удовольствия и пульсацию, которая прошла по его телу, когда её рот коснулся его, и отложила это на будущее. В конце концов, она хотела заставить его смириться со своей участью, доставив ему удовольствие.

Когда его закар был хорошо покрыт, она снова села повыше и поставила его у своего входа. На этот раз головка немного уперлась в нее, и она начала опускаться вниз. Её путешествие длилось всего пару дюймов, прежде чем трение снова остановило её. Ощущение другого мужчины внутри нее было очень странным и, как она поняла, не таким уж неприятным. Она была в растерянности, как поступить дальше, когда её фарадж вдруг начала смазываться. Она неуверенно приподнялась и села обратно, облегченно улыбнувшись, когда почувствовала, как в нее вошла ещё большая часть его дубины. Она повторила маневр подъема ещё 

несколько раз, пока он не оказался в ней полностью. Она никогда в жизни не была так заполнена, когда толстый ствол растягивал её податливую внутреннюю плоть.

Полностью усевшись на него, Башира задумалась о том, что ей делать дальше. Хасан никогда не пробовал заниматься сексом таким образом. Он брал её только быстро и жестко, когда был сверху. Пока она размышляла, что-то в ней заставило её сжать бедра и приподняться, а затем опуститься. Да, это был ответ. Она должна обеспечить движение, которое побудит его войти в нее. Она начала ритмичные движения вверх-вниз, которые, по её мнению, должны были вызвать у него эякуляцию. По мере того как она раскачивалась над ним, стали происходить удивительные вещи. При движении вверх она чувствовала, как головка его закара вызывает приятное ощущение наполненности внутри нее, а когда их пахи соприкасались, небольшое крутящее движение стимулировало маленький бутончик на вершине её полового органа.

Еще одна вещь, которая очень удивила её,  — это то, что неверный не стал быстро кончать в нее. Обычно Хасан опорожнялся в её канал всего за пару минут. Башира приняла это как вызов и ускорила свои движения. Башира уже начала задыхаться, отчасти из-за своих потуг, но в основном из-за диких неизведанных ощущений, пронизывающих её тело. Груди словно стали слишком большими, чтобы поместиться в кожу, а нижнюю часть тела мучительно покалывало. Когда она почувствовала, что её пленник начал двигаться навстречу ей, она автоматически усилила свои движения, чтобы соответствовать его движениям. И тут случилось чудо: когда он начал мощно извергаться в нее, восторженное чувство захлестнуло все её существо. Она прикусила ладонь, чтобы не закричать от удовольствия, когда её тело спазматически подергивалось.

Позже она рассудит, что эти невероятные события, несомненно, были наградой Аллаха за её жертву, ведь она даже не представляла, что секс может доставить столько удовольствия. Наконец она пришла в себя и осторожно слезла с него. Она вытерла его тряпкой, которую принесла для этой цели, пододвинула к нему горшок и расстегнула кандалы на его левой руке. Он не сделал ни малейшей попытки пошевелиться, его лицо отвернулось от нее к стене. Порывисто отодвинув вуаль, она поцеловала его в щеку и выскочила за дверь.

После ухода женщины я снова лежал и терзался чувством вины. Теперь я знал, каково это, когда тебя берут против моей воли, и мне было стыдно за реакцию моего тела на то, что было равносильно изнасилованию. Единственным плюсом этого опыта была освобожденная рука и стоящий рядом горшок. И тут меня захлестнуло чувство вины:

— Нет, это был не единственный плюс. Мне было неприятно это признавать, но пока все это происходило, я испытывал невероятно приятные ощущения. Кем бы ни была моя обидчица, у нее было одно из самых тугих и горячих влагалищ, в которых я когда-либо был. Кто бы это ни был, она также была полностью выбрита, что стало для меня большим сюрпризом. Маленький поцелуй в 

щеку в конце тоже был неожиданным проявлением привязанности. По поцелую и по бритой вагине я догадался, что моя посетительница, должно быть, более космополитичная и современная Джамиля. Тем более что именно Джамиле я сказал, что мне нужно освободить руку. Должно быть, она получила ключи от Баширы.

Мысль о том, что я приглянулся Джамиле, заставила меня задуматься о том, чтобы продолжить готовить её в качестве союзника, который поможет мне сбежать. Однако использовать её таким образом казалось холодным и бессердечным поступком, а я ещё не настолько отчаялся, чтобы сделать это. Я неловко воспользовался камерным горшком и улегся спать. Со свободной рукой было гораздо легче устроиться поудобнее. Я мгновенно погрузился в глубокий сон.