Госпожа. Исповедь (. Серия: Первый анал больно часть 3,"Первый день" I)

Ну что, дорогие читатели, я продолжаю свою историю. Сегодня обещаю рассказать всё без утайки — откровенно, грязно, так, как было. Никакой цензуры, никаких смягчений. Сегодня вы узнаете, кто я на самом деле и на что способна. Ну что ж, продолжим?

Впускаю её внутрь, закрываю дверь — замок щёлкает, как выстрел. Гляжу на неё. Между ног — огонь и водопад разом, терпеть больше нет сил. Прижимаю её к стене, рука сама хватает за горло — не сильно, но твёрдо, пальцы чувствуют её пульс, быстрый, живой. Смотрю в её лицо — глаза большие, испуганные, но не отталкивает.

— Ты моя, — говорю я, голос хриплый, низкий. — Сука, ты моя теперь, тварь, поняла? — Слова рвутся из меня, барьеры рушатся, все границы, что держали меня годами, падают в пыль. Я другая. Та, кем всегда хотела быть — жестокая, свободная, настоящая. Она дрожит под моей рукой, но не вырывается, и это меня ломает окончательно.

Отпускаю её горло, отступаю на шаг, внутри всё горит.

— На колени, быстро, тварь, — приказываю я, голос резкий, хриплый от напряжения. Она падает на колени — торопливо, неловко, платье соскальзывает с плеч, она стягивает его через голову, руки путаются в ткани. Трусов на ней нет — как вчера, не посмела надеть без моего приказа. Лифчик белый, простой, она расстёгивает его, пальцы дрожат, бросает его на пол. Впервые вижу её голой. Грудь небольшая, красивая, соски розовые, чуть выделяются. Бёдра стройные, кожа нежная, бледная, почти белая в тусклом свете. Она смотрит на меня снизу, через очки, глаза большие, испуганные. Почему она такая прекрасная?

Это всё моё.

Я могу делать с ней что захочу.

Я хочу её унизить, втоптать в грязь, использовать. Уничтожить эту красоту, эту невинность — да, я жестока, да, безжалостна, и мне это нравится.

— Посмотрим, посмотрим, — говорю я, голос низкий, почти рычит. Подхожу ближе, беру её за подбородок, поднимаю голову — пальцы чуть сжимают, кожа тёплая, мягкая. Провожу пальцем по её губам, они дрожат под моим касанием.

— Сама невинность, — говорю я, почти шепчу, с насмешкой. — Ну, это мы исправим. — Трогаю её грудь, сжимаю, потом щипаю за соски — резко, она вздрагивает, но молчит.

— Красота, — бросаю я, глядя на неё сверху. Подношу два пальца к её рту, прижимаю к губам.

— Соси, сука, соси, — приказываю я, голос твёрдый, и засовываю пальцы ей в рот, чувствую, как она подчиняется.

Она сосёт мои пальцы — неумело, но старательно, губы дрожат, язык путается, слюна скапливается у уголков рта. Я сую глубже, до горла, она давится, кашляет, лицо искажается — глаза краснеют, слёзы блестят, и мне это нравится, чёрт, мне нравится видеть её такой. Не могу больше терпеть, хочу больше, хочу всё. Резко выдергиваю пальцы из её рта, бью по лицу — хлёстко, ладонь горит, очки слетают на пол, я отшвыриваю их ногой в сторону. Тут же бью ещё раз, другой рукой, щека краснеет под моими пальцами.

— Открой рот, тварь, — говорю я, голос хрипит от злости и желания. Она открывает, губы трясутся, дыхание рваное. Я плюю ей в рот, потом в лицо — слюна стекает по подбородку, она морщится, но молчит.

— Раком встала, жопу раздвинула, — приказываю я, и внутри всё пылает.

Дорогие читатели, если вы хоть раз открывали маркиза де Сада, то знаете, как он боготворил задний проход. Содомия для него — основа основ, и, чёрт возьми, она стала моей тоже. Фетиш на анал засел во мне крепко — сама я, конечно, почти не занималась этим, по своим причинам, но фантазии крутились только вокруг него. И то, что Люда девственница, было мне на руку: её пизда меня не волновала, а вот её задница — совсем другое дело. И вот она передо мной — стоит раком, лицом в пол, обеими руками раздвигает свою жопу. Этот розовый анус — тугой, невинный, такой чертовски привлекательный, что у меня дыхание сбивается. Пальцы ещё мокрые, обслюнявленные ею — слюна тёплая, липкая, — и я вставляю их прямо в её зад, два сразу, твёрдо, чувствуя, как она напрягается и сжимается.

Люда стоит раком прямо в прихожей, лицом в пол, руки дрожат, пока она раздвигает свою попу. Я трахаю её в задницу двумя пальцами — жёстко, быстро, без остановки. Пальцы скользкие от её слюны, входят глубоко, растягивают этот тугой розовый анус, и я чувствую, как она сжимается, как сопротивляется, но не может ничего сделать. Её дыхание рвётся, короткие всхлипы срываются с губ, тело напряжено — колени чуть дрожат, спина выгибается, кожа блестит от пота в тусклом свете лампы. Я вгоняю пальцы до конца, до костяшек, потом вытаскиваю почти полностью и снова всаживаю — ритм быстрый, беспощадный. Мне нравится это — её слабость, её подчинение, то, как она ломается подо мной. Проходит несколько минут, я не считаю, но жар внутри меня нарастает, сердце колотится, руки почти немеют от напряжения. Наконец вытаскиваю пальцы — они тёплые, липкие, пахнут её телом.

— Отсоси их, — приказываю я, голос хриплый, злой. Она медлит, поднимает голову, лицо красное, глаза влажные, но я не жду — подношу пальцы к её рту, прямо из её задницы, ещё горячие, с её запахом.

— Соси, тварь, — говорю я, и она открывает рот, нерешительно, губы трясутся. Беру её за подбородок, засовываю пальцы внутрь — она давится, морщится, но начинает сосать. Я вижу, как её губы обхватывают мои пальцы, как слюна стекает по подбородку, как она заставляет себя это делать, хоть и борется с собой. Это меня заводит ещё сильнее — её унижение, её сломленный вид, то, что она моя до конца.

Она сосёт мои пальцы — неловко, с каким-то отчаянным рвением, губы цепляются за кожу, дыхание срывается, рот горячий, влажный. Пальцы ещё липкие, тёплые, прямо из её задницы, и она захлёбывается, кашляет, но не останавливается — язык ворочается, щёки втягиваются, лицо перекошено от усилия. Я смотрю на неё сверху, вижу, как она сдаётся, как подчиняется, и внутри меня всё пылает — не могу больше терпеть, хочу больше, хочу выжать из этой девочки всё. Хватаю её за волосы — пальцы впиваются в светлые пряди, тяну резко, она вскрикивает, но я не отпускаю. Тащу её за собой через квартиру, каблуки стучат по полу, я чуть не спотыкаюсь, но мне плевать — похоть ведёт меня вперёд.

В комнате сбрасываю её на пол — она падает неловко, на колени, голая, растерянная. Сбрасываю халат — шёлк падает с плеч, я остаюсь в чулках и поясе, кожа горит. Становлюсь на колени на диване, выставляю свою задницу — высоко, нагло, чувствую, как воздух холодит кожу.

— Подползай, тварь, — приказываю я, голос хрипит от злости и желания. Смотрю на неё сверху, ухмыляюсь.

— Ты же никогда не целовалась по-настоящему, милая? Ну давай, поцелуй мою жопу, — говорю я с издёвкой, и жду, чувствуя, как всё во мне натянуто до предела.

Я чувствую, как её язык касается моей дырочки — тёплый, влажный, робкий, он едва скользит по самому краю, и меня пробивает током. Мой анус чертовски чувствительный, прямо у входа, дальше фаланги я сама никогда не засовывала пальцы — только чуть-чуть, осторожно, а тут её язычок, живой, мягкий, делает что-то невероятное. Я хватаю её за волосы, тяну ближе, сильнее.

— Глубже, давай, засовывай, крути по кругу, — приказываю я, голос хрипит, дрожит от напряжения. Она подчиняется, язык давит чуть сильнее, проникает внутрь — немного, но достаточно, чтобы я задохнулась от этого. Он шевелится там, неумело, но старательно, обводит края, и я чувствую каждый миллиметр — жар, давление, мокрую дрожь. Это сводит меня с ума, но ещё больше меня выводит из себя мысль: эта девочка, такая невинная, никогда не целовалась по-настоящему, её язык не был нигде, кроме моей задницы. Первый раз — и сразу у меня, сразу вот так, грязно, для меня. От этого внутри всё стягивается, удовольствие бьёт остро, почти больно.

Я выгибаюсь сильнее, прижимаю её лицо к себе, не даю отстраниться.

— Давай, работай языком, глубже, — рычу я, и она пытается, давится, но не останавливается. Я чувствую, как её дыхание горяче е, прерывистое, бьётся о мою кожу, как она борется, но делает, что я хочу. Это её невинность, её чистота — и всё моё, я беру это, использую, и оттого, что она такая, что она только моя, я почти теряю голову.

Я возбуждена, как никогда в жизни — между ног течёт, всё мокрое, горячее, соски стоят, болят от напряжения. Разворачиваюсь к ней резко, бью пару пощёчин — ладонь хлёстко шлёпает по её щекам, кожа краснеет под пальцами, она вздрагивает, но молчит.

— Ну что, сука, нравится лизать жопу? — говорю я, голос хрипит, почти срывается. — Блядь, это получше, чем целоваться с мальчиками, да, тварь? — Я ухмыляюсь, смотрю на неё сверху, её лицо красное, мокрое от слюны и слёз, глаза блестят.

— А теперь пизду, блядь, — приказываю я, раздвигаю ноги перед ней, сажусь на диван, широко, нагло, всё открыто. Смотрю на неё, на это красное, растерянное лицо.

— Давай, тварь, лижи, — говорю я, голос твёрдый, злой, и жду, чувствуя, как всё во мне горит, как я хочу её сломать ещё больше.

И вот наконец это случается — Люда наклоняется, её губы касаются меня между ног, язык нерешительно скользит, дотрагивается до клитора. Боже мой, это как удар током — удовольствие острое, горячее, пробивает до позвоночника. Конечно, эта тварь ещё ничего не умеет, движения робкие, неуверенные, но мне плевать — я хочу больше. Хватаю её за волосы, вцепляюсь пальцами в светлые пряди, дёргаю резко — она вздрагивает, но не останавливается. Бью её по щеке — хлёстко, ладонь оставляет красный след. Плюю ей в лицо — слюна попадает на нос, стекает к губам, она морщится, но продолжает. Щипаю за соски — сильно, до боли, её грудь напрягается под пальцами, и она начинает стараться лучше, язык двигается быстрее.

Она лижет меня, как может — туда-сюда, по клитору, неумело, но жадно, слюна смешивается с моим жаром, всё мокрое, горячее. Я чувствую каждое касание — он то скользит по краю, то задевает самую чувствительную точку, и меня трясёт от этого.

— Соси его, тварь, — приказываю я, голос срывается, хрипит от желания. Она подчиняется, губы обхватывают клитор, втягивают его, язык давит сильнее — это невероятно, удовольствие рвёт меня изнутри. Я чувствую, как он пульсирует у неё во рту, как она старается, давится, но не смеет остановиться. Дёргаю её за волосы ещё раз, прижимаю ближе, ноги раздвигаю шире — всё тело горит, между ног течёт, я почти кричу, но держу себя, хочу растянуть это, хочу больше. Её лицо красное, мокрое от слюны, от меня, глаза закрыты, и я вижу, как она отдаётся этому, как я беру её всю, и это лучшее, что я чувствовала в жизни.

И вот я кончаю — как никогда в жизни, это рвёт меня на части, удовольствие дикое, обжигающее, до судорог. Я кричу, матерюсь, как последняя шлюха:

— Блядь, сука, ебать, дааа! — голос срывается, хрипит, вырывается из груди, горло дерёт. Меня трясёт — всё тело колотит, ноги сводит, бёдра сжимают её голову, вдавливают её лицо в мою мокрую горячую плоть, я держу её там, не отпускаю. Клитор пульсирует у неё во рту, взрывается, волны идут одна за другой, жар пробивает от живота до головы, пальцы впиваются в диван, ногти рвут ткань, глаза закатываются, я задыхаюсь, пот стекает по спине. Это длится долго, я теряю счёт времени, каждый рывок тела — как новый удар, пока наконец не обмякаю.

Падаю назад, без сил, лежу на диване, грудь ходит ходуном, воздух жжёт лёгкие, волосы липнут к лицу. Смотрю на неё — лицо красное, мокрое, в слюнях, соплях, моих соках, слёзы текут по щекам, оставляют дорожки на грязной коже, волосы спутались, прилипли ко лбу и шее. Она дышит тяжело, рот приоткрыт, глаза блестят, смотрит на меня снизу, вся в этом месиве, растерянная, жалкая.

— Понравилось быть шлюхой, тварь? — говорю я, голос ещё дрожит, но уже твёрдый, злой. — Это только начало. — Я ухмыляюсь, чувствуя, как внутри всё ещё тлеет, как я хочу продолжать, брать её дальше. Жалости к ней нет — ни капли, только похоть и власть.

Ах, дорогие читатели, я устала и хочу отдохнуть — и та я, что лежит на диване, потная, с гудящими ногами, и та, что пишет эту историю, пальцы уже ноют от клавиш. Ну что, на этот раз всё стало совсем горячо, да? Теперь я предстала перед вами во всей своей красе — без масок, без притворства, такая, какая есть. И это ещё не конец — то ли ещё будет.