Катрин Ринже и дуэт Баккара

Моей любимой Елене Ландер

После того как мы с актером Васей Васильевым устроили нетрезвым делом скандал с гречневыми грешниками в Патриаршем пруду, угодивший в передовицы всех столичных газет, Пастухов вызвал меня на проработку в свой кабинет. Долго и нудно выговаривал, сравнивая мой вызывающий поступок с умерщвлением светоча демократицкой прессы Бабченки в Киеве, куда так и не доехал великий слепой Паниковский, а потом поднес полный стакан французского коньяку и выписал годовую премию, хваля на все лады, так как наш тираж вырос мало не в десять раз после запуска в пруд укупленных на грош пятаков на Хитровом грешников у какого - то приблудного офени. Выпив стакан, я заявил редактору, что теперь займусь языкознанием, вон, сказал, сам товарищ Сталин углубился в академика Марра, а природный дворянин чем хуже грузинского бандита ?

- Ничем, - напутствовал меня широкой улыбкой милейший Пастухов, а я, догнавшись ерофеичем в трактире Тестова, отправился искать Барона, никто не способен способствовать лучше жаждущему исследований репортеру криминальной хроники. Нашел я его, само собой разумеется, в катране Полковницы привычно выпрашивающим пятачки у играющих.

- Раки зимуют, - прошептал я ему на ухо, незаметно для окружающих опуская серебряный алтын в карман обтерханного пиджачка.

- Запросто, - осклабился Барон, шаркнув рваным опорком по яро навощенному каторжным Унгдюком паркету. - Айда.

Он вырулил еще гривенник на лихача, с шумом и форсом подкатили мы за Рогожскую, но вот там путь наш принял образ непонятный. Сейчас я уже и не вспомню все те проулки и закоулки, куда уверенно и самодовольно затаскивал меня бродяжка, но оказались мы в конце концов у доходного дома купчихи Шугарповой, о чем наглядно заявляла блесткая латунная вывеска на скособоченном домишке.

- Вот тута тебе и раки, - заявил Барон, ткнув для убедительности пальцем в стену домишки. - Не только зимуют, но пребывают всесезонно, как выращенная в оранжерее дурь.

- Да ладно, - не поверил я, нескрываемо раздосадованный такой простотой отыскания и грядущего показания мне как очевидцу пресловутых зимующих раков, - ты ж опойный, какая дурь ?

- Обыкновенная, - отрезал вдруг ставший невероятно серьезным Барон, поднимаясь по ступенькам доходного дома. - Так будешь раков - то смотреть ?

Я пожал плечами и пошел следом. Стукнув костяшками пальцев в дверь, Барон замер, прислушиваясь. За дверью послышался надрывный чахоточный кашель.

- Кому ? - захрипело за дверью.

- Для дома, для семьи, - промяукал Барон, мастерски меняя тембры голоса. - Отворяй.

Дверь открылась со скрипом. В проеме стоял козлобородый изможденный поляк с козлиной бороденкой, зябко кутаясь в шинель.

- Это Феликс, - хохотнул мой провожатый, дружелюбно ткнув кулаком в живот сторожа, - по прозвищу Железный. Работы польского вора Вучетича, - многозначительно добавил Барон, просачиваясь в коридор дома.

Сплюнув в сердцах под ноги Феликса, я шел следом. Коридор утыкался в здоровенную залу, наверное, купчиха снесла стены и объединила из семи комнат одну. В ней ползали по полу оборванные люди.

- Раки, - объявил Барон, осторожно переступая между ползавших, стараясь не отдавить им конечности, он пробирался к сидевшей у окна долгообразной блондинке с носом. - Живут из милости, перешивают краденые шмотки для Хитрова, а эта дылда всю прибыль огребает. Жадная как падло, б... дь, - выругался бродяжка, подходя к хозяйке дома и раков.

- Так вот ты какая, мадам Хилкс, - произнес я, рассматривая блондинку с ног до головы. - Скажу, что остался я твоим обликом весьма недовольным.

Повернувшись на каблуках, пошел обратно. Догнавшему меня Барону дал рубль целковый и вернулся в редакцию, надо же описать найденных раков и извлекающую из их деятельности прибыля с маржами купчиху.