Калибр в тыщу дюймов

Жутко постаревший Микеле Плачидо, изуродованная пластикой Барбара Буше, слава Богу, оставшаяся блондинкой, а также замечательная русская еврейка Ксения Раппопорт, ставшая реально европейского уровня италийской актрисой, применив камео, отослали алаверды в семьдесят второй год, переполняя меня благостью. Хорошее кино. Вот просто хорошее. Но поскольку я куда как чаще литературный пересмешник, то, само собой разумеется, Гиляровский.

- Он вон, - махнул кнутом мой кучер, погоняя косматую лошаденку, - на калибере поехал.

- На чем ? - прохрипел я похмельной глоткой, стуча кулаком в спину извозчика. - Да погоняй ты, храпоидол ! Трубы горят.

- А на калибере, - обернулся ко мне суковатой бороденкой извозчик, улыбаясь щербатым ртом, - мы ее еще гитарой зовем.

Он снова показал кнутом. Левее нас трясся на странного вида экипаже мой приятель Короленко. Как обычно похожий на портного, зажав какой - то узелок, он поплевывал в мою сторону, подмигивая и гримасничая.

- Похоже, - рычал я, кашляя. - Как есть гитара.

- А я об чем, - подтвердил кучер. - Ну, барин, приехали.

Мы встали прямо напротив спуска в полуподвал Полковницы.

- По рублику три рублика, - начал кучер, но мне было не до его балагурства. - Глохни, - бросил я ему, швырнув двоегривенный. - Благодарствуем, - с достоинством сказал кучер, приподнимая неказистую шапчонку. - Вали, милый, тебя там опоят.

Я спрыгнул с дрожек и ринулся по ступенькам вниз, в наш замоскворецкий ад. Сзади топотал Короленко.

- Какие люди ! - ощерился возле обитой стальными листами разбойного вида малый. - Господин репортер пожаловали. А это кто ? - подслеповато вгляделся в громадную фигуру Короленко страж адских врат.

Короленко сплюнул и проговорил со странным акцентом :

- Польскай вор Казимеж Марамойский.

- Прости, - серьезно пробурчал страж, колотя ногой в дверь, - не признал сразу.

- Абаза здесь ? - бросил Короленко, нагло отодвигая меня.

- С Абажем, - кивнул страж. И вот тут я его узнал. Из открытой двери хлынуло странное амбрэ жолтого света, запахов кухни, сивухи, табаку и противного пота игроков. И чего они вечно потеют ?

Я шел за Короленко, бубня ему в спину.

- А ведь это родной брат знаменитого гуслицкого разбойника Васьки Чуркина, тоже Чуркин, но Гомес.

- Хорошо, что не Ирина, - не оборачиваясь ответил Короленко, поспешая в чистую залу, - не трансвестит какой.

Мы вошли в чистую, где под огромным абажуром, заливающим зеленое сукно стола ярким светом, торчали, как всегда, играющие. Бородатый банкомет каторжный Унгдюк, сама Полковница, положившая свою колоссальную грудь на могучее плечо любовника - банкомета, суетливый и юркий Барон, выпрашивающий у игроков пятачки, чахоточный Оська, молча шевелящий губами, наверное, сочиняет стихи своей Надьке Мандельштамп, а у стены, скрестив руки на груди, покачивался хмельной капитан Лонде.

- Владимлексеич, - двинулся он ко мне, отталкивая зарычавшего Короленко, - а мы тута как раз заложенное вами пальто пропили.

Короленко загоготал и, раздвинув играющих, уселся за стол.

- Мечи, - рявкнул он банкомату.

- Мечите пореже, - раздался хриплый голос от дверей. В них входила весьма живописная парочка, скуластый и явно не совсем трезвый мужик и невысокий человечек крайне неприятного облика.

- Кильдым и Халдей, - прошептал мне капитан Лонде, икнув. - Не смогли удержаться от размаха фантазии коалы, проникли и в Гиляровского.

- И то, - ответил я, хватая со стола играющих за горло бутылку коньяку, - и другое, товарищ остзейский немец, рюссиш кляссик.

От себя добавлю : именно то, за что не стыдно.