Трио

Трио

Авторские права на данное литературное произведение целиком и полностью принадлежат Александровой Марии Борисовне.

Любые публикации, копирование, распространение данного произведения или его частей без согласия автора – запрещено.

Стоял тихий ноябрьский вечер. Закат уже отгорел, оставив на горизонте лишь тонкую полоску желто-алого света, которая меркла буквально на глазах, погружая город в зябкие осенние сумерки.

В квартире царил полумрак. Не сговариваясь, все трое решили не срывать этот покров таинственности с окружающих обыденных декораций: действие происходило в обычной, скромно обставленной «двушке», расположенной хоть и на живописной и чистой, но все же самой удаленной окраине маленького города. Они сидели рядышком на мягком желто-оранжевом диване: не так, чтобы старинные друзья-приятели, но и совсем не чужие друг другу люди, знакомые уже почти два года и успевшие за это время пережить множество общих радостей и горестей, которые очень сблизили их. Марина и Саша держались за руки, периодически бросая друг на друга смущенно-заговорщицкие взгляды и обмениваясь неуверенными улыбками. Маша сидела немного в стороне от них, по привычке поджав под себя ноги и обхватив колени руками.

Напряжение и скованность, охватившие их в первые минуты встречи, медленно отступали по мере того, как пустела стоявшая на журнальном столике бутылка легкого красного вина, а дневной свет и суета уступали место умиротворяющим вечерним сумеркам. Из колонок, подвешенных под потолком в разных углах комнаты, лилась тихая романтическая музыка, было тепло и уютно. Они о чем-то увлеченно беседовали, но временами разговор внезапно обрывался, как будто они одновременно вдруг вспоминали о чем-то… О чем-то, чего и страстно хотели, и немного побаивались.

- Ну, - вставая с дивана, сказал Саша. – Я, пожалуй, схожу на улицу. Покурю, с собакой погуляю…

Девочки переглянулись и тихо хихикнули: у них не было никакой собаки, а Саша никогда в жизни не курил. Они видели, как в прихожей он накинул на плечи куртку, быстро обулся и вышел, шутливо послав им на прощание воздушный поцелуй.

И квартира снова наполнилась тишиной, прерываемой лишь тихими переливами музыки. Без Саши, чье тело, как оказалось, согревало и успокаивало их обеих, девочки почувствовали себя неуютно и одиноко. Поддавшись необъяснимому порыву, они, как испуганные дети, сели поближе и тесно прижались друг к дружке. Маша посмотрела на Марину, в очередной раз восхищаясь ее нежной красотой: длинными черными волосами, большими серыми глазами, поражающими своей открытостью и манящей глубиной, чувственными алыми губами, слегка подкрашенными помадой… Почувствовав на себе этот теплый взгляд, сводящий ее с ума уже многие месяцы, Марина повернулась к Маше лицом и улыбнулась ей своей мягкой, ласковой улыбкой. Маша протянула руку и осторожно, кончиками пальцев коснулась ее лица. Марина напряглась и отшатнулась, в глазах ее снова промелькнули смущение и страх, не раз выводившие Машу из себя.

- Мариш, это же я! – тихо, стараясь не злиться на нее, сказала Маша. – Ну что ты…

Улыбнулась озорно и хитро и добавила немного с вызовом:

- Маришка-трусишка!

Марина тоже улыбнулась. Авантюризм и любовь к экспериментам, которыми была полна Маша, Марине были совсем чужды. Она всегда была осторожной до робости и порядочной до консерватизма. И чувства, которые она испытывала к этой хулиганистой девчонке, несмотря на все ее отчаянные попытки задушить их, просто переворачивали, взрывали изнутри весь ее спокойный и упорядоченный, такой простой и понятный мир. Марину разрывали противоречивые желания. Разум втолковывал ей, что дело, которое они затеяли, есть «мерзость» и «грех» и прочая подобная ерунда, и требовал от нее немедленно, сиюсекундно покинуть арену этих действий, не подобающих воспитанному высоконравственному человеку. А сердце… О, ее бедное, истерзанное страданиями сердце знало, что наконец-то в первый и, скорее всего, единственный раз в жизни нашло тот животворный бальзам, который если и не исцелит полностью, то ощутимо облегчит его раны, поэтому не смотря ни на какие увещевания разума стремилось к этой вот кудрявой зеленоглазой девочке, тянулось к такой запретной и такой желанной близости.

Маша снова осторожно прикоснулась к ее лицу, провела пальцами по волосам, пощекотала ушко. Их взгляды встретились… О, сколько чувств можно передать одним лишь взглядом, какое наслаждение может доставить горячая волна восхищения и обожания, ударяющая прямо в центр груди и растекающаяся оттуда по всему телу вверх и вниз, как хороший коньяк! Не в силах больше сдерживаться и уклоняться, Марина наклонилась к Маше, потянулась за лаской всем телом, всем своим существом, окончательно капитулируя перед трепетным сладким волнением, вдруг охватившим ее. Маша осторожно коснулась губами ее виска, потом уха, шеи. Ее ладони легли Марине на плечи...

Ни одна женщина до этого момента не приближалась к Марине так близко, не прикасалась к ней так тонко и так интимно. К ее удивлению, этот новый чувственный опыт не только не вызвал у нее неприязни, но, наоборот, показался чем-то нормальным, естественным. Бархатистая нежность кожи, деликатная мягкость женских рук, легкие прикосновения трепетного дыхания так отличались от порою неуместной мужской несдержанности. А как приятно от Маши пахло! Марина закрыла глаза, дотронулась носом и губами до ее волос и с наслаждением вдохнула этот восхитительный, манящий аромат: смесь запаха духов, косметики, шампуня для волос… и еще чего-то… такого дурманящего и манящего… такого необъяснимого и бесконечно родного…

- Девочка моя! – прошептала Маша и коснулась мягким поцелуем Маришкиной щеки.

Марина чувствовала, как руки Маши ласкали ее шею, плечи, пальцы погружались ей в волосы. И в какой-то момент ей безудержно захотелось не только получать, но и дарить в ответ то удовольствие, которое получала она сама...

Они долго целовали, гладили, ласкали друг дружку, не спускаясь ниже уровня плеч, задыхаясь от волн счастья и блаженства, упиваясь этой долгожданной близостью и вседозволенностью, и обоюдно оттягивая один из самых важных и волнительных моментов. Почувствовав, наконец, что страсти переполняют их, что комната бешено кружится, и виною тому совсем не выпитое вино, девочки остановились. Тяжело дыша, как после быстрого бега, и дрожа всем телом, они снова посмотрели друг на дружку – теперь уже по-новому, открыто и доверчиво, не скрывая своих истинных чувств. Губы Марины приоткрылись… Отбросив остатки осторожности, Маша припала к ним нежным поцелуем.

Они целовались долго и упоительно, сначала медленно и несмело, потом все более раскованно и чувственно. Обнявшись, тесно прижавшись, погрузившись друг в дружку, они млели и таяли, наслаждаясь каждым прикосновением, каждым вздохом.

Их разгоряченные тела все сильнее чувствовали нестерпимую муку от стесняющей их одежды, от этих бесконечных слоев ненавистной, грубой ткани, мешающей в полной мере ощущать тепло и близость нежного, самого желанного на свете создания.

Прервав, наконец, томную сладость поцелуев, Марина схватила Машу за руку, рывком подняла ее с дивана и, счастливо улыбаясь, увлекла за собой в другую комнату.

- Подожди немножко, - сказала она.

Щелкнула зажигалка, и темноту спальни рассеял мягкий, трепетный свет – Марина зажгла толстую свечу, стоящую на прикроватной тумбочке в изящном бело-розовом подсвечнике. Еще один щелчок – и огонек запылал с другой стороны кровати.

Маша оперлась спиной о стену. Марина медленно подошла к ней. В неровном желто-золотом свете все стало казаться еще более нереальным, более загадочным и влекущим. «Боже, как она соблазнительна! » - глядя в глаза друг дружке, подумали обе одновременно.

Маша намеренно не двигалась, поощряя Марину взглядом и улыбкой самостоятельно начать новый эпизод их удивительной пьесы. Она знала, что, утолив первую, нестерпимую жажду ласк и поцелуев, Марина вновь начнет сомневаться, отступать и стесняться всего происходящего. Поэтому постаралась расслабиться и, призвав на помощь все свое терпение, всю волю и выдержку, дать Марине возможность преодолеть, победить собственные страхи и строгие моральные ограничения, так прочно укоренившиеся в ее сознании.

- Ты сегодня особенно красива, - тихо сказала Маша. – Вся прямо светишься…

Марина едва заметно вздрогнула (а может, это просто от неощутимого дуновения сквозняка дрогнул огонек свечи). Оцепенение, охватившее ее, мгновенно исчезло, и она решительно потянулась к своей обожаемой подружке, обняла и прижалась к ней всем своим трепещущим от волнения и предвкушения телом. И снова волны самых фантастически-приятных ощущений захлестнули и поглотили их, и снова прикосновения и поцелуи, сначала легкие и несмелые, потом все более откровенные, разгорячили их тела так, что уже просто невозможно было сдерживать рвущиеся из самых глубин стоны.

Опасаясь вновь вызвать у Марины смущение и тревогу, Маша изо всех сил старалась не форсировать дальнейшее развитие событий. Почувствовав, наконец, что она не в силах больше бороться с искушением, Марина оторвалась от Машиных губ и медленно, как будто дразня, положила руки ей на талию. Осторожно, глядя прямо в глаза, потянула вверх края ее заправленной в брюки блузки и, освободив их, запустила под нее обе руки. Кожа Маши была горячей и упругой. Ее стройное, сильное, гибкое тело реагировало на каждое прикосновение с такой воодушевляющей пылкостью, что Марина, отбросив остатки робости, принялась увлеченно исследовать под одеждой каждый его изгиб, каждую ложбинку и складочку, не переставая целовать ее губы, лицо и шею. Осмелев окончательно, она расстегнула ширинку на ее брюках и, присев перед ней на корточки, потянула их вниз. Горячие поцелуи покрыли Машины бедра. Она чувствовала Маришкино дыхание, мягкость ее длинных волос, шелковистую нежность губ…

- Марина, Мариночка, как же долго я ждала тебя! Как же я боялась, что этого не произойдет никогда! – выдохнула Маша.

Прижав Марину спиной к стене, Маша уверенным движением расстегнула «молнию» на боковом шве ее облегающего черного платья. Медленно опустилась перед ней на колени. Потянула вверх подол, но, дотянув его до талии, вдруг остановилась, зачарованно глядя на Маришкины бедра.

- Боже, какая прелесть! – наконец с восторгом произнесла Маша.

Стройные ножки Марины обтягивали черные чулки, которые крепились к поясу тонкими резинками с ярко-красными застежками-бантиками. Раньше такие штучки Маша видела только на картинках. Не отрывая от них восхищенного взгляда, она легким прикосновением провела руками вдоль правой ноги Марины, снизу вверх, от черных туфелек на высокой шпильке к бедру. Марина откинула голову назад и закрыла глаза. С ее губ сорвался тихий дрожащий выдох…

Время, казалось, замерло. Погрузившись в вечность, они не спеша предавались чувственным ласкам, резвясь, играя и нежась в океане любви и трепетной страсти. Они обе так давно жаждали этой близости! И вот, наконец, долго закрытые, намертво заваренные шлюзы были взорваны, и бурные потоки месяцами сдерживаемых чувств хлынули навстречу друг другу, заполняя, насыщая их сердца всеобъемлющим счастьем. Каждое прикосновение, каждое движение, взгляд, улыбка, поцелуй доставляли им такое пронзительное, такое неописуемое удовольствие, что хотелось кричать – всем телом.

Но вот, когда возле ножки кровати вырос целый ворох одежды, а от стонов стала позвякивать на потолке люстра, замок входной двери щелкнул, и девочки услышали, как Саша крикнул из прихожей:

- Как, скучали без меня?

Саша вошел в спальню. Его мощный торс заполнил собою почти весь дверной проем. Маша и Марина стояли около большой двуспальной кровати, обнимая друг дружку за талию. Опытный взгляд Саши скользнул по обеим. Увиденным он остался вполне доволен: две маленькие, стройные девочки были одеты только в бюстгальтеры, трусики и туфельки, Марина – в черные, Маша – в белые. Обе дышали глубоко и неровно, глаза обеих потемнели, а зрачки расширились, как у наркоманок. Воздух был настолько пропитан радостным предвкушением дальнейших приключений, что он сам невольно завелся с пол-оборота, вдруг почувствовав сладкое томление в паху.

Одним движением он сорвал с себя свитер и футболку, вторым – джинсы и носки. Девочки молча пожирали глазами его рельефное от мускулов тело, и чему-то хитро и загадочно улыбались. Немного смутившись, Саша более пристально всмотрелся в каждую из них.

Марина… Его Марина, его давно знакомая и такая родная ему Марина была восхитительна, просто божественна в своей пока сдержанной, но отчетливо ощутимой сексуальности. Щеки ее пылали, алые губы приоткрылись, великолепная, округлая грудь, так сводившая его с ума, поднималась и опускалась в такт тяжелому дыханию. Он не помнил ее такой… Нет, она всегда была отзывчивой и страстной в постели, она могла дико возбудить его одним лишь взглядом, но сегодня… Сегодня ее глаза напоминали тот самый тихий омут, в котором, как оказалось, водились очень опытные черти. С этими чертями он был не знаком… И тут он вдруг понял: Марина просто избавилась от своей «приличности»! Сегодня, здесь, сейчас она больше не была «приличной», «порядочной», «нравственной»… И ему это понравилось!

Он перевел взгляд на Машу. Неужели это она, шальная и сумасбродная девчонка с ведьминскими зелеными глазами и непослушными, смешно торчащими во все стороны кудряшками, трудно выносимым характером и, казалось, полным отсутствием всякой стыдливости, так преобразила его милую Маришку?

О том, что Маруся обладает чистым, диким, не скованным и не отягощенным никакими предрассудками сексуальным темпераментом, он догадался сразу, еще во время их знакомства. Каждое ее движение, каждый взгляд несли в себе оттенок ее неповторимой, первобытной чувственности. Она не прилагала к этому никаких усилий, более того, даже не замечала этого – ее сексуальность была столь же естественна для нее, как дыхание. Не удивительно, что Марину так влекло к ней – Маша будто была окружена ореолом притягательности, который действовал магнетически как на мужчин, так и на женщин.

И вот теперь Маша предстала, наконец, перед ним в своем почти обнаженном великолепии: спортивная фигура, тонкая талия, плавные изгибы и четкие контуры молодого, пышущего здоровьем и желанием тела. Демонические глаза, потемневшие от возбуждения, маленькие груди, рвущиеся на свободу из удушающе-тесного плена лифчика, плоский живот, сильные стройные ножки (их сила и стройность – это ведь и его заслуга, да, да, ведь это он подбирал для них комплекс упражнений на развитие «прыгучести», так необходимой фигуристкам).

Маришка и Маруська. Вода и огонь. Единство и борьба противоположностей…

- Ты рановато пришел, - улыбнулась Маша. Ее голос звучал в тишине настораживающе-таинственно. – Поэтому тебе придется немного подождать.

- Ложись, - Марина указала ему на кровать. Черти в ее глазах отплясывали какой-то невообразимый танец.

Саша немного удивился, но, заинтригованный, предпочел подчиниться. Марина достала из ящика прикроватной тумбочки два шелковых шарфа – он видел их раньше, они привезли их из своей последней поездки в Израиль, и иногда Марина повязывала ими шею или вплетала их в волосы. Шарфики были настолько легкими и тонкими, что не удерживали у тела тепла, а служили исключительно как украшение. Марина подошла к правому углу кровати, Маша – к левому. Девочки одновременно взяли его за руки и, подняв их у него над головой, быстрыми и точными движениями, как будто проделывали этот трюк по десятку раз на день, привязали его шелковыми шарфами к спинке кровати.

- Полежи здесь, - Марина провела своей аккуратной ладошкой по его щеке, потом шутливо взъерошила ему волосы.

- А теперь послушай меня, - Маша низко наклонилась над ним, он чувствовал ее горячее дыхание на своей щеке. – Ты сильный, ты очень сильный – мы все это знаем. Тебе не составит труда порвать эти путы. Так вот. За каждый порванный шарфик ты будешь должен нам исполнение желания – любого, без всяких уклонений и отговорок. Одно желание – ей, одно – мне. Тебе все понятно?

Потеряв от столь неожиданного поворота событий дар речи, Саша молча кивнул.

Девочки отступили к изножью кровати и снова потянулись друг к дружке.

- Ты обещала научить меня стрип-дансу, - напомнила Маша.

- Что, прямо сейчас? – удивилась Марина.

- Почему нет? – Маша заговорщицки подмигнула. – У нас ведь вся ночь впереди…

Они приблизились друг к дружке вплотную, их бедра и животы соприкоснулись. Марина положила руки Маше на талию, Маша приобняла ее за плечи. Вообще Марина была чуть ниже Маши ростом, но сейчас ее ножки были обуты в туфли на высокой шпильке, а у Машиной обуви не было каблуков, поэтому создавалось впечатление, что они были одного роста.

- Этот танец рождается внутри тебя, - сказала Марина. – Он раскрепощает, раскрывает твою женственность и сексуальность. Его движения естественны — достаточно просто слушать музыку и позволить телу двигаться под нее так, как ему захочется.

Она начала медленно раскачиваться из стороны в сторону в такт музыке, увлекая Машу делать то же самое. Почувствовав, что Маша поймала правильный ритм, она добавила к этим движениям плавное вращение бедрами, а потом – легкие наклоны вперед и назад. Удивительным образом музыка вдруг стала частью любовной игры, побуждая их на все более смелые и раскованные движения. Полумрак и алкоголь стерли последние следы неловкости. Их танец, как и их близость, более не сдерживались никакими ограничениями и запретами, и вскоре девочки начали смело прикасаться к себе и друг к дружке, сливая воедино танцевальные движения и чувственные ласки.

Саша молча наблюдал за ними. Происходящее выглядело воплощением его самых смелых сексуальных фантазий: две полуголые, чертовски соблазнительные девчонки, сходящие с ума друг от дружки, потерявшие всякую связь с окружающей действительностью, извивались перед ним в откровенном, соблазнительном танце. Дрожащий, неровный свет свечей отбрасывал золотисто-оранжевые блики на их сплетенные, объятые огненным сладострастием тела, и он уже с уверенностью не мог сказать, что из происходящего было явью, а что — проделками его распаленного гормонами воображения. Все прочие его желания постепенно тонули в одном, все более нестерпимом — желании стать полноценным участником вершащейся на его глазах сексуальной вакханалии. Больше всего на свете ему хотелось избавить своих прелестных танцовщиц от остатков одежды и сплясать с ними совсем другой, пусть и не такой красивый, зато гораздо более возбуждающий танец. Но шелковые шарфы мешали ему получить желаемое, вынуждая довольствоваться лишь ролью пассивного наблюдателя.

Ткань трусов до боли сдавливала его восставший, горящий желанием член. У Саши не осталось больше сил терпеть эти сладкие муки ожидания. Он застонал так громко и протяжно, что девочки немедленно остановились, обернулись и, не разжимая объятий, посмотрели на него. Их глаза и улыбки манили, тела, охваченные желанием, беззвучно зазывали, приоткрытые губы молили о поцелуях… Но ни одна из них не двинулась с места.

Саша почувствовал, как напряглись все его мышцы. Его громкий, почти львиный рык разорвал тишину спальни. Шелковые путы жалобно застонали, разрываясь на части от двух мощнейших рывков. Такого прилива сил он не испытывал никогда в жизни, но сейчас его это нисколько не заботило. Саша всем телом, всем своим существом жаждал секса – горячего, дикого, безумного…

Освободившись, он стянул с себя ненавистные трусы и без особых церемоний повалил обеих девчонок на кровать. Подмяв Марину под себя, вдавив всем своим весом ее тело в матрас, он сорвал с нее трусики, коленом раздвинул ей ноги, одной рукой слегка приподнял ее попку и, изо всех сил стараясь не действовать слишком уж грубо, двумя мощными толчками вошел в нее на всю глубину. Она выгнулась ему навстречу, обняла руками за шею, прижалась к нему всем своим великолепным, дрожащим от желания телом …

Они бесконечно долго занимались любовью, сливаясь воедино, жадно принимая и щедро отдаваясь друг другу. Как никогда остро Маришка чувствовала Сашину неистовую мужскую силу, эту ласковую мощь, которой она доверчиво открывалась и радостно подчинялась, позволяя увлечь себя на самые пики блаженства. Неповторимый, волнующе-пьянящий аромат его тела, терпкий и пряный, такой привычный и бесконечно-новый одновременно, сводил ее с ума, лишал воли и возможности думать, заставлял самозабвенно следовать за ним, тянуться к нему, вбирать его в себя… Он целовал ее настойчиво и глубоко, его щетина царапала ей лицо, губы и шею, и это доставляло ей особую радость.

Почувствовав, что напряжение предельно возросло, Саша перевернулся на спину, усадив Марину на себя верхом. И тут Марина почувствовала, как Машины руки заключили ее в нежные объятия. Прилив женской чувственности в дополнение к мужскому напору был столь неожиданным и приятным, что ей захотелось закричать от невыразимого восторга.

Маша села верхом на Сашу позади Марины и тесно прижалась к ней всем телом. Легким, едва ощутимым движением убрала в сторону отливающие в полумраке золотом Маришкины роскошные черные локоны. Мягко выдохнула ей в ушко, отчего Марина вздрогнула и затрепетала, покрываясь мурашками. Поцеловала ее ангельски-изящную шейку, ключицу, плечо… Когда Маша сняла с нее лифчик и коснулась ее груди, Марина застонала и, повинуясь требованию своего сексуально-возбужденного тела, начала двигать бедрами быстрыми и короткими толкающими движениями, насаживаясь на сильный и твердый Сашин член. Одной рукой Маша крепко обняла Марину за талию, тесно прижимаясь бедрами к ее попке, и начала двигаться с ней в одном ритме, облегчая ей движения.

Их тела отбрасывали на стены спальни дрожащие в неровном свете свечей тени. Фонтан неописуемого наслаждения переливался через край. Стоны Марины становились все громче, движения – все резче. Почувствовав нарастающее подобно приливной волне напряжение, она запрокинула голову назад, опираясь затылком о Машино плечо, и закрыла глаза, всем своим существом, каждой клеточкой отдаваясь на волю этой разгулявшейся бури сладострастных ощущений. Неудержимые волны блаженства подхватили ее и поднимали все выше и выше, приближая к своей наивысшей точке, своему апогею, пока, наконец, не наступило расплавленное, бурное извержение… Марина закричала от невыносимого удовольствия, тело ее начало содрогаться… Почувствовав, как ее горячее, пульсирующее, дрожащее в сладких судорогах лоно сжало его член, Саша застонал от наслаждения, с усилием сжал ее бедра руками, не позволяя ей вытолкнуть его из себя, и позволил своему телу получить долгожданную, мощную и долгую разрядку…

Постепенно сладостная буря утихла. Обессиленная и бесконечно счастливая, Марина легла Саше на грудь и прижалась к нему всем телом. Маша устроилась рядом, положив голову Саше на плечо. Свободной рукой она нежно гладила Маришке спинку, едва прикасаясь к коже самыми кончиками пальцев…

Сознание возвращалось к Марине медленно и неохотно. Тело ее переполняла приятная истома, и, всем своим существом ощущая близость двух самых дорогих ей людей, она тонула в океане неги и любви. Чувства, которые она испытывала, были так необычны и так восхитительно-новы…

Она встретилась с Машей взглядом. Они улыбнулись друг дружке тепло и искренне, с бесконечным немым обожанием. И вдруг, словно удар ножа, Марину пронзило острое чувство вины, вины за то, что, погрузившись в бездну собственных ощущений, отдавшись на волю безумного желания, она совсем забыла о ней, о своей милой девочке, надолго оставшейся без ее ласки и внимания. Словно услышав, о чем она думает, Маша погладила ее по щеке и тихо сказала:

- Мне было так же хорошо, как и тебе, мое солнышко.

- Так давай мы сделаем тебе еще лучше, - промурлыкал Саша.

Маша легла на бок спиной к Саше и немного согнула колени, выгнув спинку и подставив ему свою восхитительно упругую попку. Он интуитивно подался навстречу, но остановился на полудвижении и вопросительно взглянул на Марину. Та едва заметно кивнула, в глазах ее полыхнули бесовские огоньки. Воодушевленный и слегка удивленный столь пылким одобрением, Саша охотно принялся исследовать соблазнительно-незнакомое женское тело: легкими, изучающими прикосновениями погладил плечо, поясницу, ягодицы, живот, медленно провел ладонью от колена к бедру, скользнул по груди… Зарывшись носом и губами в каштановые кудряшки, Саша стал целовать и нежно покусывать ей шею, наслаждаясь ароматом разгоряченного, трепещущего от желания тела, теплым и легким, как весенний ветер…

Как бы это ни было странно, но при всей своей сексуальной раскрепощенности Маша имела сравнительно небольшой опыт интимных отношений с мужчинами. Точнее сказать, опыт-то как раз был большой и разнообразный, а вот число опробованных ею любовников – не особенно велико. Причиной этому было Машино серьезное отношение ко всему, что касалось половых отношений, краеугольным камнем которых для нее всегда являлось доверие, безграничное и безусловное доверие своему партнеру. Такое доверие никак не могло возникнуть к малознакомому, неинтересному, непривлекательному, безразличному ей человеку, поэтому все ее мужчины были очень близки и дороги ей, всех она пускала в свою душу и сердце, всех любила – каждого по-разному, каждого по-своему, но всегда горячо и искренне. Без доверия, Маша точно знала это, она не получила бы от сексуальных отношений никакого удовольствия, потому что не смогла бы расслабиться и всецело отдаться на волю страсти.

Саша был глубоко симпатичен и интересен ей, но, состоя в интимных отношениях с ее близкой подругой, никогда не воспринимался ею как возможный сексуальный партнер. Нет, ее, конечно, тянуло к нему, и его случайные (или якобы случайные) прикосновения были ей крайне приятны, но эти чувства были вызваны не Сашей самим по себе, а Мариной, которую Маша словно бы чувствовала в Саше. Саша, если можно так выразиться, «пах» для нее Мариной. Поэтому доверие, так необходимое Маше для получения максимального удовольствия в любовных утехах, к Саше у нее возникло сразу, еще при первом их скованно-шутливом поцелуе, которым он наградил ее при встрече, когда несколько часов (или может быть дней? месяцев? лет?) назад открыл ей входную дверь…

- Маришка! – позвала Маша. – Иди ко мне, девочка!

Марина тоже легла на бок, лицом к Маше. Аккуратно расстегнула расположенную спереди застежку ее белого бюстгальтера и, отбросив его в сторону, коснулась Машиной небольшой, по-девичьи упругой груди. Маша вздрогнула и выгнулась ей навстречу, ее выдох перешел в протяжный, тихий стон…

Маша словно оказалась между двух противоборствующих стихий, между Инь и Ян, между женской мягкостью, чуткостью, нежностью и мужской силой, активностью, решимостью. Губы и руки, ее – ласковые и теплые, его – уверенные и настойчивые, казалось, проникали везде и всюду: целовали, прикасались, гладили, дразнили… Это было на грани безумия, это доводило ее до исступления и заставляло дрожать от восторга и предвкушения.

Когда возбуждение достигло своей наивысшей точки, когда огонь желания начал причинять Маше боль, Саша вошел в нее, снова горячий и твердый, двигаясь медленно, плавными толчками, заполняя ее и насыщая первобытным, почти животным наслаждением. Он дразнил ее, то двигаясь у самой поверхности, то погружаясь на всю длину, до тех пор, пока Маша, вскрикнув, не вжалась попкой между его ног и не начала двигаться ему навстречу. И они слились воедино в бешеном, неистовом ритме, и мир перестал существовать, растворившись в потоке чувственных, сладострастных ощущений...

Саша чувствовал, как Маша то сжимала его член жарким плотным кольцом, то расслаблялась, позволяя ему двигаться легко и свободно. Ее стоны становились все громче и громче, срываясь на крик. Задыхаясь, позабыв обо всем на свете, всем своим существом отдавшись во власть крепкого и сильного мужского тела, Маша упоенно целовала Маришкины губы и лицо, погружала пальцы в ее шелковистые волосы, осторожно настолько, насколько могла сдерживать свою страсть, сжимала руками ее плечи, груди…

Горячая волна оргазма накрыла Машу резко и неожиданно, как цунами, пронзая и сотрясая все тело, выгибая его дугой, заставляя ее кричать от нестерпимого наслаждения. Саша крепко держал ее, обнимая обеими руками за талию и прижимая к кровати всей тяжестью своего богатырского тела.

Впервые в жизни Марина увидела со стороны, как женщина получает удовольствие от близости с мужчиной. Зрелище это было настолько волнующим и завораживающим, а запах секса – настолько будоражащим, что она сама вдруг почувствовала невероятное возбуждение, всполохами пронзающее низ ее живота.

Когда ее душа и тело вновь обрели друг друга, Маша, довольно улыбаясь, обняла Марину и, уткнувшись носом ей в шею, тихонечко замерла в блаженной нирване, с головой погрузившись в такие необычные и такие волнующе-приятные ощущения.

Марина посмотрела на Сашу. Их взгляды встретились. Вот и свершилось... Фантазии стали реальностью, и их отношения — сейчас они оба понимали это, - уже никогда не будут такими, как прежде. Ветер перемен дул в полную силу, и будет он добрым и ласковым или, круша надежды и внушая страх, принесет с собой потери, разлуки и обиды, они пока не знали и старались не думать об этом. Саша ясно чувствовал одно — Марина желала продолжения...

Не сговариваясь, девочки одновременно потянулись к Саше – две дикие бесстрашные амазонки, азартно погнавшиеся за новыми чувственными приключениями. Подложив под спину подушки, он удобно устроился на кровати в полусидящем положении и всецело отдался на волю их ласкам, наблюдая за происходящим из-под полуприкрытых от удовольствия век. Они игриво поглаживали, покусывали и целовали все его тело, их длинные волосы приятно щекотали его, а трепетное дыхание холодило разгоряченную кожу. Шаловливые губки и проворные язычки безошибочно находили самые восприимчивые местечки, и дразнили, и завлекали, и пытали его сладкими муками. Словно две нежные кошки, они льнули к нему всем телом, терлись об него, периодически подставляя ему для ласк и поцелуев свои прелестные груди, ушки, животики…

Уделяя внимание каждому участку его рельефного тела, Маша и Марина намеренно игнорировали его пылающий, подрагивающий от дикого возбуждения член. Не сдерживаясь, Саша стонал и рычал, сходя с ума от безудержного желания... Вдоволь насладившись этой нежной пыткой, девочки, хитро улыбаясь, потянулись друг к дружке. Их губы слились в долгом, полном томной чувственности поцелуе. Потом они встали на колени по разные стороны от Саши.

- Великолепный экземпляр, - похвалила Маша, проводя рукой вдоль ствола его пениса.

- Да, крупный калибр, - улыбнулась Марина.

И они по очереди прикоснулись губами к его налитой кровью головке…

Запрокинув голову и закрыв глаза, Саша наслаждался горячей влажной глубиной двух соблазнительных ротиков, тем, как Маша и Марина по очереди посасывали его член, помогая себе руками, то ускоряясь, то замедляя движения, меняя глубину погружения. Два ловких и юрких язычка, встречаясь друг с другом, лизали и щекотали его мужской орган, теплые руки гладили его бедра и живот, шаловливые пальчики теребили яички и поглаживали промежность… Девочки не спешили, даря своему мужчине максимум удовольствия. И Саша окунулся в бесконечность сексуальной нирваны, вверив им на усладу все свое могучее тело…

Когда напряжение достигло своей наивысшей точки, затуманивая сознание, становясь непереносимым, почти болезненным, когда все его тело впало в состояние опьяняющего экстаза, волна оргазма, неукротимая и мощная, сотрясла все его тело. Саша громко застонал. Его большой и твердый член, вздрагивая, пульсирующими толчками выбросил белые, пахнущие содой и морской свежестью струйки. Девочкам понравился вкус его спермы, и они шкодливо ловили струйки ротиками и грудями, целуясь, слизывали капельки друг с дружки, наслаждаясь мужским привкусом на сладких женских губах и бархатистой коже.

Потом они долго-долго лежали, обнявшись — Маша на левом плече Саши, Марина — на правом. Это были минуты удовлетворения и блаженства, близости и гармонии...

Саша почувствовал, что падает, падает, падает куда-то вниз, в бархатные объятия крепкого и здорового сна… Свечи на прикроватных тумбочках догорели и погасли, комната погрузилась в мягкую, располагающую к романтике темноту. Укрыв своего посапывающего во сне доблестного рыцаря одеялом, Марина легла рядом с Машей, обняла ее и прижалась всем телом. Кончиками пальцев Маша поглаживала Маришкины плечи, руки, спину… Спрятавшись от всего мира за непроницаемым покровом ночи, ощущая совсем рядом незримое присутствие сильного и мужественного защитника, девочки нежились в объятиях друг дружки, тихо разговаривали и хихикали, болтая обо всем и ни о чем.

Спустя какое-то время они обе поймали себя на том, что взаимно делятся своими самыми сокровенными секретами и мечтами, доверяют другому человеку то, о чем всю жизнь боялись не только говорить вслух, но даже признаваться самой себе. Это были часы наивысшего доверия и взаимопонимания, искренности и откровенности, чуткого внимания и искреннего сопереживания. Волшебная ночь поглощала и уносила с собой их страхи и боль, грусть и все прочие негативные чувства, очищая и излечивая их души, наполняя их открытые друг другу сердца радостью и трепетной любовью – не только друг к дружке, но всеобъемлющей любовью к жизни и ко всему, что заключалось в ней.

Их объединяло и роднило столь многое! Общие интересы, занятия и увлечения, схожие жизненные цели, духовные ценности, отношение к людям и к окружающему миру… Даже музыкальные предпочтения, вкусы в одежде и в еде у них были очень похожи. Не удивительно, что Маша и Марина сразу понравились друг дружке, и их взаимная симпатия довольно быстро перешла в крепкую и преданную дружбу. А теперь они стали близки, близки по-настоящему, до полного самозабвения и самоотдачи, и это одновременно радовало и немного смущало их…

- А пойдем-ка примем душ, - предложила Марина, спрыгнув с кровати и увлекая Машу за собой.

В ванной они вдвоем забрались в душевую кабину, с удовольствием нырнув под упругие струи теплой воды. Приобняв Марину за талию, Маша завороженно смотрела, как потоки воды стекают по ее обнаженному телу – шее, груди, животу… Поддавшись искушению, она присела и начала ловить стекающие с сосков струйки губами, задыхаясь от восторга и шалея от переполнявшего ее безграничного обожания…

Они не спеша помыли друг дружку, превратив довольно скучную гигиеническую процедуру в увлекательную любовную игру. Легкие прикосновения и поглаживания мягкой мочалки, душистой и скользкой от мыльной пены, к разомлевшему от теплой воды телу скорее не возбуждали, а успокаивали и расслабляли. Намыливая Маше спинку, Марина откровенно любовалась изящностью силуэта и плавностью изгибов ее миниатюрного тела с безупречной осанкой и соблазнительными ямочками на лопатках и пояснице.

Вдруг где-то в трубах что-то громко булькнуло, зашипело, и напор воды в душе сильно уменьшился. Вода резко похолодела, и Маша, взвизгнув от неожиданности, отпрыгнула в сторону от ледяных струй, ударившись плечом и локтем о стенку душевой кабины. Марина засмеялась, оставшись стоять под душем и как будто не почувствовав ни малейшего дискомфорта от произошедшей перемены.

- Ты что, боишься холодной воды? – преувеличенно удивилась она.

- Не переношу холода! – проворчала Маша, поеживаясь, и сделала попытку выйти из кабинки.

- Фигуристка называется… - озорно хихикнула Марина.

- На льду мне жарко! – попыталась оправдаться Маша.

- Закаляйся! Если хочешь быть здоров – закаляйся! – весело пропела Марина, обняла Машу за талию и толкнула обратно под душ. – Я согрею тебя, моя хорошая. Тебе не будет холодно.

Потом они долго и нежно целовались, прижимаясь друг к дружке всем телом, вздрагивая и покрываясь мурашками от холода и нарастающего возбуждения, пока вода вновь не потеплела. Завершив прерванное купание, девочки выскочили из душа — голые, скользкие и смеющиеся. Маша сразу завернулась в полотенце и тщательно вытерлась, Марина же так и выпорхнула из ванной мокрой.

- Я же Рыбка, - пояснила она, заметив Машино удивление. - По гороскопу. А все Рыбки любят воду...

- Имя, кстати, у тебя тоже «водное», - решив блеснуть эрудицией, кивнула Маша. - Марина в переводе с латинского означает «морская».

- О, какие, оказывается, глубокие познания скрываются в этой милой головушке! - засмеялась Марина.

Вслепую ориентируясь в кромешной тьме гостиной, она ногой нащупала напольный выключатель и включила торшер, стоявший в дальнем углу. Комнату залил неяркий розоватый свет. Марина подняла руки вверх и сладко потянулась – грациозно, по-кошачьи, давая Маше возможность полюбоваться ее бесподобным обнаженным телом, интимно окутанным ночным полумраком. Капли воды сверкали на ее загорелой коже, как бриллианты, локоны длинных черных волос ниспадали на плечи и спину подобно королевской мантии...

Маша вдруг вспомнила Новогоднее ледовое шоу, в котором участвовали они обе. Марину в образе Снежной Королевы — величественную, холодно-прекрасную, отрешенно-равнодушную, но вместе с тем женственную, загадочно-глубокую... Невозможно, ну просто невозможно было не любоваться ею, когда она скользила по льду! Изящная, легкая, она беззвучно летала над его зеркальной гладью, почти не оставляя следов, свободно, играючи управлялась с чудовищной скоростью, резвилась и нежилась в искрящемся блеске софитов. Ее гармоничные, ювелирно-точные движения безупречно передавали образ жестокой, властной и всемогущей Владычицы Снегов, завораживали и пленяли зрителей. А самым невероятным было то, что ей каким-то непостижимым образом удавалось смотреть свысока на людей, которые сидели на трибунах, возвышающихся над ледовой ареной на добрых пять метров!

От этих воспоминаний Маша почувствовала знакомый прилив наркотической эйфории, которая охватывала ее всякий раз во время катания на льду. А присутствие рядом Марины, ее соблазнительная доступность и телесная обнаженность просто свели ее с ума. Повинуясь внезапному импульсу, Маша подошла к Марине, опустилась перед ней на колени и, глядя в глаза, тихо произнесла:

- Марина... Моя Королева...

Ее руки скользнули по влажной коже Маришкиных ног — от икр к упругим ягодицам, потом погладили внутреннюю поверхность бедер, округлые коленки, поднялись вверх, к плоскому животу с колечком в пупке... Стоя на коленях, Маша обняла Марину, уткнувшись носом ей в живот, жадно вдыхая опьяняющий, притягательный, сладковато-терпкий аромат ее тела. Погрузив пальцы в Машины каштановые кудряшки, Марина закрыла глаза и запрокинула голову назад. Ее бедра, начав вдруг жить отдельной, не контролируемой ею жизнью, слегка подались вперед, теснее прижимаясь к Машиной руке, которая мягко поглаживала область вокруг ее лобка. И тут Маша впервые в жизни ощутила восхитительно-сексуальный аромат возбужденной женщины, нежный, едва уловимый, деликатный и властный одновременно, такой волнующий, завораживающий, бесконечно-интимный... От неожиданности и восторга у нее перехватило дыхание...

Губы Маши коснулись низа Маришкиного живота легким поцелуем. От такого, казалось бы, невинного прикосновения Марина вздрогнула, ее тело будто пронзил разряд электрического тока, заставив на миг остановиться трепещущее в груди сердце, умереть и вновь воскреснуть, жадно хватая воздух мгновенно пересохшими губами. «Боже, нет! » - еле слышно прошептала она, предприняв слабую попытку оттолкнуть Машу... Но тело предало ее, отказавшись повиноваться велению разума, и жадно рванулось навстречу неторопливым, жарким, зовущим поцелуям, навстречу доселе запретным, но от этого еще более притягательным ласкам...

Манящие, дразнящие прикосновения теплых губ к самому чувствительному, самому сокровенному участку ее тела были столь сказочно-приятны, что Марине порой казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Почувствовав это, Маша поднялась на ноги, одним ловким движением откинула назад спинку дивана, превратив его в широкую кровать-«полуторку», набросила сверху пушистый флиссовый плед и, положив руки Марине на талию, легонько подтолкнула ее в нужном направлении. Марина попыталась что-то сказать, но мысли ее путались, а сознание словно затуманивалось и уплывало куда-то, норовя покинуть разгоряченное, дрожащее от волнения тело. Маша закрыла ей рот поцелуем, прекращая жалкие, мучительные, заранее обреченные попытки выдавить из себя очередную чепуху вроде «Мы не можем... » или «А что же люди скажут?.. ». Не имея больше сил, а главное — желания сопротивляться, Марина послушно опустилась на диван, не отводя взгляда от Машиных зеленых глаз, сияющих озорством и нежностью...

Границы реального и нереального, земного и неземного исчезли... Вся необъятная Вселенная сжалась для Марины до размера крошечного, новорожденного мира, светлого, уютного и красочного, мира, созданного только для них двоих. И в этом новом мире для нее существовала только она, она одна, ее девочка, родная, милая, единственная, восхитительно-нежная... Девочка, затронувшая самые глубокие, самые тонкие струны ее души...

Как никогда остро Маша чувствовала Марину, чувствовала, как себя, всей душой, всем своим существом... Вздрагивая от переполняющего ее сладостного волнения, она мягко касалась губами Маришкиного лба, висков, носика, целовала уголки глаз и губ, ямочки на щеках и подбородке…  Едва ощутимо, прикасаясь больше дыханием, чем губами, ласкала ее аккуратные маленькие ушки, медленно прокладывала дорожки из поцелуев от шеи к ключицам, по ложбинке между грудями, вдоль живота…

С каждым поцелуем, с каждым прикосновением Маша, будто дозу легкого наркотика, мягко и осторожно вводила в Марину микрочастицу себя, проникая в каждую клеточку, растворяясь в ней без остатка, вбирая в себя всю ее... Теряя границы между «собой» и «не собой», сливаясь в единое духовно-эмоциональное целое, чувствуя их общее нарастающее возбуждение, всполохами пронзающее мышцы и нервы жгучими, спазмирующими токами, они, сами того не осознавая, уже предвкушали это упоительное блаженство полета в их общую «нереальность», тот апофеоз, к которому неминуемо приведет столь глубокое единение их обнаженных душ и тел.

Бешеные перегоны пульса... Дрожащее дыхание, медленно переходящее в их общую дрожь... Ее широко открытые глаза — сплошной зрачок без радужки... И обжигающе-откровенный взгляд — искрящаяся квинтэссенция обожания… Кожа к коже... Душа к душе... На двоих — одно дыхание... И два сердца, бьющихся, как одно... Прикосновения... От осторожных, бархатных, к уверенным и требовательным... И поцелуи... Поцелуи, в которые сливалось все тело...

Ее губы… Ох, ее влажные, немного припухшие губы были глотком вина после перехода через пустыню. Постанывая от удовольствия, Маша с наслаждением пила Маришкино освежающе-чистое дыхание, чувствуя, как от каждого нового глотка по венам разливается жар. Позабыв обо всем на свете, упиваясь долгожданными и такими смелыми ласками, она жадно, азартно исследовала бьющееся в ее объятиях горячее, зовущее тело. Ее руки, нежные и легкие, скользили по нему так неспешно, поглаживая, потирая, пробираясь в самые потаенные уголки, безошибочно находя сокровенные чувствительные местечки, о которых Марина даже не подозревала, будто на объятия и ласки в их распоряжении была целая вечность. Ловкий, проворный язычок извивался в возбуждающе-быстром танце, вырисовывая на гладкой коже таинственные символы и витиеватые вензеля, разжигая на своем пути пожар, медленно переходящий в ритмичную, пульсирующую жажду...

Прикрыв глаза от удовольствия, тая, растворяясь, умирая в добровольном плену любимых рук и губ, Маришка с трепетным восторгом ловила каждое их прикосновение. Никогда прежде любовные игры и ласки не доставляли ей столь насыщенного, столь полного наслаждения, не подводили так близко к запредельному, дикому экстазу, не вызывали такого неистового желания отдать, вверить себя кому-то и одновременно получить, всецело обладать кем-то. И это неодолимое желание духовного и физического единения, взаимопроникновения, соития, этот новый для нее голод требовал незамедлительного утоления. Тихо постанывая, дрожа всем телом, покрываясь мурашками, Марина обнимала Машу, выгибалась дугой, исступленно шепча: «Еще… Пожалуйста… Еще!!... ».

Отстранившись на мгновение, Маша позволила себе удовольствие полюбоваться Маришкиной роскошной, округлой грудью, поднимающейся и опускающейся в такт ее глубокому, прерывистому дыханию. Словно зачарованная, она медленно протянула руку и прикоснулась к ней мягко и бережно, обвела кончиками пальцев оба прелестных, соблазнительных всхолмия, погладила укромную ложбинку между ними, ореолы нежных розовых сосков... Коснулась губами бархатистой кожи под ключицей и неторопливо проложила дорожку из поцелуев вниз, к набухшему, отвердевшему соску... Обхватила правую грудь ладонью и, с восторгом прислушиваясь к абсолютно новым, заманчиво-незнакомым ощущениям, взяла его в рот и начала осторожно посасывать...

Когда теплые губы коснулись ее груди, Марина громко охнула и всем телом подалась вперед, доверчиво открываясь и с искренней благодарностью принимая совершенно иной, бесценный в своей чистоте и глубине опыт чувственных переживаний. Проворный, искусный язычок, казалось, знал наперед, какие именно прикосновения доставят ей наивысшее удовольствие в данный момент, и был то шелковисто-нежен, то беспощадно тверд, то порхал легко и еле ощутимо, как бабочка, то набрасывался страстно и безудержно, как изголодавшийся зверь. Желание, зародившееся от его влажных прикосновений, выросшее и распустившееся, точно диковинный цветок, заполнило собою все ее существо, заставив гореть и трепетать каждую клеточку ее тела.  

Благодаря единой для них обеих чувственно-эмоциональной волне Маша интуитивно понимала желания Марины, испытывала те же ощущения, что и она, чувствовала ее наслаждение. Столь мощная обратная связь толкала ее на все новые эксперименты и исследования, поднимавшие Марину на пики блаженства. Задыхаясь от счастья и удовольствия, Маша вбирала в себя всю сладость здорового и сильного женского тела, упивалась его тонким, изысканным ароматом, податливой, доверчивой мягкостью. Она с восторгом ощущала, как растет, переливаясь через край, становясь нестерпимым, их общее возбуждение, все решительнее и настойчивее требовавшее разрядки.

Марина все сильнее чувствовала глубоко внутри себя сосущую, распирающую, сводящую с ума пустоту, жаждущую немедленного заполнения. Поэтому, когда руки Маши в очередной раз спустились вниз и стали легко поглаживать внутреннюю сторону ее бедер, она широко раздвинула согнутые в коленях ноги, открывая им доступ к центру ее существа, к самому сокровенному, самому интимному участку ее тела… Теплая ладошка скользнула между ног Марины. Проворные пальчики нежно погладили пушистый холмик, нащупали влажную расщелину и, немного подразнив ее щекочущими движениями, осторожно проникли между горячих, скользких складочек...

И мир вдруг исчез, перестал существовать... Тело Марины, казалось, почти потеряло чувствительность, как будто все нервные окончания, все нейроны сосредоточились на крошечном его участке, на маленькой, заветной жемчужинке, укромно сокрытой от посторонних под мантией из нежной плоти. Упиваясь лаской дерзких, нежных, не знающих усталости пальцев, Марина изогнулась, приподнялась, крепко обнимая Машу и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не впиться ногтями ей в спину. Сквозь пелену страсти она ощущала Машины губы, покрывающие поцелуями ее шею и грудь, и поглаживания ее мягких рук, и это тоже доставляло ей удовольствие, но словно где-то в отдалении, на фоне. Весь ее микрокосмос сконцентрировался у нее между ног, и Маша была его Солнцем...

Маша чувствовала, как от ее прикосновений прекрасный, манящий бутон распускался и набухал, готовый пролиться через край сладкой влагой, наполняющей его. «Пожалуйста, пожалуйста... », - вздрагивая, извиваясь под этими прикосновениями молила, почти рыдала Марина, сама точно не понимая, чего именно просит, но твердо зная одно: если это адское напряжение не найдет выхода, она просто сойдет с ума. Не желая больше томить любимую девочку ожиданием, Маша спустилась вдоль ее тела вниз... вниз и вниз, к центру ее возбуждения, и осторожно, будто боясь повредить этот хрупкий цветок или пролить хоть каплю кристальной росы, заполнившей его, тронула губами его лепестки...

Маришка вскрикнула, когда теплое дыхание коснулось ее изнывающей плоти… Она привыкла к тому, что, получив доступ к заветной цели, мужчины набрасывались на ее девочку, словно голодные звери, царапая щетиной тонкую кожу, заставляя ее всю сжиматься и терпеть бурный, почти грубый, поначалу едва переносимый натиск жесткого рта. Поэтому, когда влажный язычок коснулся ее складочек, она рефлекторно напряглась и зажмурилась, готовясь к очередной пытке, обычно предшествовавшей удовольствию от оральных ласк. Уловив ее напряжение и интуитивно поняв его причину, Маша поднялась и потянулась к ее губам, при этом неторопливо, успокаивающе поглаживая руками внешнюю, а потом и внутреннюю поверхность ее бедер. Постепенно скованность ушла, и жаркие поцелуи вновь ненавязчиво спустились вниз…

Поняв, что впереди ее ожидают совершенно иные, доселе незнакомые ей ощущения, Марина расслабилась, всецело отдаваясь на милость своей обожаемой партнерши. Язычок, приникший к ее налитым, скользким губкам, был восхитительно-мягок и деликатен, нежен и нетороплив. Он то расслаблялся, становясь широким и лаская ее всей поверхностью, то напрягался, касаясь самым кончиком, порхал, кружился, танцевал, умело подводя ее к вершине, но, удерживая на самом краю, не давал разрядки, плавно отступал, ослабляя давление и переключаясь на другие восприимчивые участки ее тела... И все лишь для того, чтобы, дав ей немного остыть, начать новое восхождение, наращивая напряжение по спирали, вознося ее все выше и выше, к выносимому на грани потери рассудка наслаждению…

Маша с удивлением обнаружила, что каждый интимный поцелуй, который она дарила Марине, отзывался в ее собственном теле удовольствием, столь пронзительным и глубоким, что она с трудом удерживала его в себе. Там, внизу, в сосредоточии своего желания Марина была соленой, как ее имя, освежающе-соленой, как морская волна. Теряя голову от притягательного, завораживающе-сексуального аромата зовущего, пламенно бушующего женского естества, упиваясь его свежестью, чистотой и чувственностью, Маша ласкала языком и губами его нежные, влажные лепестки и маленькую огненную жемчужину, скрывающуюся за ними, осторожно посасывала и покусывала трепещущую, разгоряченную плоть, стараясь как можно дольше растянуть сказочное блаженство, которое доставляли ей эти ласки. Когда голова Марины начала метаться по постели, каскадами рассыпая по пледу локоны черных волос, а руки судорожно вцепились и сжали в кулаки его мягкую, пушистую ткань, Маша, скользнув по любовным сокам, обильно смочившим Маришкины губки и внутреннюю поверхность бедер, медленно, легкими толчками погрузила указательный и средний  пальцы правой руки в ее манящую, горячую глубину…

Марина вздрогнула, широко раздвинула ноги и выгнулась навстречу, пропуская Машу глубоко в себя… Где-то далеко, на самом краю сознания она испытывала еле ощутимую неловкость, легкую девичью стыдливость, от которой, как ни странно, ей становилось весело и безбашенно-хорошо. Проникшие в ее страждущее лоно пальчики подарили ей то ощущение наполненности, которого так настойчиво требовало объятое огненным сладострастием тело и, не желая препятствовать бурному потоку наслаждения, вызванному этим вторжением в ее «святая святых», она плотно обхватила их своими скользкими стеночками с той же пылкостью, с какой обычно сжимала внутри себя возбужденный мужской член.

Пальцы Маши тонули во влажной, шелковистой, пульсирующей тесноте, бережно и деликатно исследуя все встречающиеся на их пути изгибы, бугорки и впадинки. Постепенно... Не спеша... Раз за разом все глубже… Наклонившись, она снова коснулась губами пылающего желанием бутона... И Марину накрыла еще одна безудержная волна блаженства…

Напряжение вновь нарастало, делая очередной виток по своей сумасшедшей спирали. Накатывающие волны удовольствия пронзали и сотрясали все тело, снова затягивая Марину в пропасть остро-сладкого наслаждения. Центр ее возбуждения истекал теплой влагой, в то время как ласкающие его пальцы окунались и выныривали, сгибались и замирали внутри, варьируя скорость и силу погружения от медленно-нежной до беспощадно-быстрой, а целующий ее жемчужину сладострастия рот, прижимаясь все плотнее, будто успокаивал, и в то же время безжалостно подталкивал ее к кульминации, к той самой финальной «точке невозвращения», проход через которую неминуемо означал головокружительное падение с вершин блаженства в бездну подобного обмороку забытья…

Никому и никогда Марина не отдавалась так безрассудно, всецело и открыто. Никому и никогда не позволяла так овладевать собою и так безраздельно опустошать... Испытывая жгучее удовольствие, более резкое и сильное, чем когда-либо, не в силах думать ни о чем другом, кроме этого всепоглощающего, всеобъемлющего чувства, заставлявшего ее кричать в голос и выгибаться дугой, она содрогалась и извивалась от поцелуев и ласк, которые становились все более сильными, жадными, мощными…

Миг, в который Маша подвела ее к последней черте и мягко, но безжалостно толкнула за край, растянулся для Марины в целую вечность. Мир, на мгновение сжавшийся в крошечную точку, в некую сверхплотную сингулярность, вдруг полыхнул яркой вспышкой и разлетелся на мириады осколков… Вся накопившаяся колоссальная напряженность сменилась, наконец, мощнейшим, сотрясающим все тело взрывом, и Маришка пронзительно закричала, неистово забившись на постели… Обнимая Машину голову руками, она с силой прижимала ее к своему буйствующему сладострастием лону, и Маша продолжала целовать и ласкать ее, снижая силу и частоту прикосновений мягко и постепенно… Машино тело, интуитивно подхватив эту бешеную агонию, тоже забилось в сладких судорогах, стоило ей напрячь мышцы таза и сжать свои бедра.

Горячие волны оргазма все накатывали и накатывали одна за другой, продлевая до бесконечности этот безумный, исступленный марафон-разрядку, выгибая тело, перехватывая дыхание,   разливаясь по венам огненной лавой…

А когда шквал фантастически-приятных ощущений начал стихать, все вокруг заполнил свет… Свет был осязаем, материален, он рванулся Марине навстречу, мягко окружив, окутав ее, и она открылась ему, позволив пройти сквозь себя, растворить, сделать себя его частью… И очищающий, дарящий освобождение и облегчение свет принял ее в свои объятья, и Маришка вдруг с восторгом поняла, что этим светом, этим новоявленным Солнцем, центром ее только что зародившейся, закручивающейся в спираль Вселенной, была Маша… И, слившись в единое духовно-эмоциональное целое, каждой клеточкой, каждым нервом своим ощущая невидимые узы, навеки объединившие их, они сорвались с вершин наслаждения... Вдвоем…

Но это было не падение. Это был головокружительный скачок — вперед и вверх…

Их тела, казалось, растворились в пространстве комнаты, рассыпались на атомы, превратившись в звездную пыль и рассеявшись в бесконечности Вселенной. Освободившись от гнета материального мира, они будто перенеслись на время в некую эфемерную параллельную реальность, существовавшую по их законам и принадлежавшую только им двоим. Их больше не заботило, что скажут о них люди. Люди больше не существовали, они забыли про них… Шелуха реального мира опадала, обнажая сияющие ярче полной Луны сердца во всей их первозданной красоте и невинности, распахивая настежь потайные дверцы, скрывавшие тайники, настоящие сокровищницы, полные чувств и переживаний, ранее совершенно не знакомых им… Их души были похожи на бабочек, покинувших свои коконы — единственный известный им мир — и устремившихся навстречу неизведанному.

В бесконечности их новорожденного космоса остался только пульс – единый ритм на двоих. Часики-ходики вечности. Убаюкивающий, затягивающий в упоительное, благословенное небытие…

Тесно обнявшись, девочки медленно погружались в сон…

***

Их разбудил яркий солнечный свет, озорно заглянувший в прореху между неплотно задвинутых штор, и восхитительный запах свежезаваренного кофе. Еще не проснувшись окончательно, еще нежась последние минутки в сладкой полудреме, девочки неосознанно потянулись друг к дружке, как будто не было в мире ничего естественней этого движения. И как же восхитительно было, открыв глаза, тут же встретить обращенный в самые глубины души взгляд, полный нежности и немого обожания!

В дверях комнаты появился Саша. Он был одет в спортивные трико и кухонный фартук, прикрывающий грудь. На фартуке был изображен обнаженный женский торс, и девочки дружно захихикали, оценив его шутку.

- Привет, красотули! Завтракать будете?

Не выпуская Машу из объятий, Марина вопросительно и слегка виновато посмотрела на Сашу. Тот ободряюще улыбнулся и подмигнул ей в ответ. Разумеется, он слышал, что творилось ночью. Девочки наслаждались друг дружкой так громко, что разбудили бы даже мертвого! Саша пока не мог оценить, насколько произошедшее повлияет на дальнейшее развитие их отношений, но он видел, как счастлива была Марина, и это на данный момент было для него главным.

Девочки переглянулись. Теперь они понимали друг дружку без слов. Хотя слова не нужны были даже ему самому. О, да, он теперь тоже безошибочно мог распознавать эту бесовщину в их взглядах…

- Саша, ты помнишь, что должен нам исполнение желания? Нам обеим – безо всяких отговорок?

Саша молча кивнул.

- Так вот. Мы хотим когда-нибудь все повторить, - хором сказали обе.

***

Александрова Мария Борисовна

Июль 2017г. – январь 2025г.