Тень проказницы Шульги

Первая глава

Туман лениво стелился по мостовой, укрывая улицы старого города мутным покрывалом. Газовые фонари отбрасывали дрожащий свет, но он не прогонял мрак, а лишь делал его гуще. Ночь жила своим призрачным дыханием: вдалеке слышался скрип колес на брусчатке, капли дождя стекали по чёрным крышам, где-то раздавался поздний вздох скрипача. Звуки растворялись в густом тумане, словно становясь его частью. Тени играли на мокрых стенах, дрожащие отражения фонарей плясали в лужах, словно огоньки призрачных существ. Город не спал, но и не бодрствовал — он дремал на грани яви и сна, где прошлое перетекает в настоящее, а будущее затаилось в тёмных переулках. Кто-то, возможно, шёл по мостовой, кто-то смотрел в запотевшее окно, кто-то растворялся в тумане, становясь лишь отголоском в этом зыбком мире. Возможно, это сами улицы ощущали присутствие теней прошлых лет, пропитанных страстями и жизнью когда-то обычных людей. А может, в тумане блуждала та самая Тень, которую порой замечают запоздалые прохожие — призрачный силуэт молодой проказницы, обречённой на вечные скитания. Говорят, она страдала от неразделённой любви к своему возлюбленному, которого, по легенде, казнили на её глазах. Так говорят лишь городские слухи — шёпот, передаваемый из уст в уста, смешиваясь с туманом и дрожащим светом фонарей. Но те, кто видел Тень, утверждают: в её силуэте сквозит боль утраты, а в ночной тишине иногда слышится приглушённый вздох, будто сам ветер приносит с собой отголоски прошлого — тихие рыдания и глухие стоны молодой женщины. Звук растворяется в ночи, смешиваясь с шорохом дождя и шелестом листвы, словно город помнит её боль и снова и снова рассказывает эту печальную историю тем, кто готов слушать. Трудно быть в этом полностью уверенным — может, это всего лишь игра воображения, обман слуха, вызванный ветром, что гуляет по переулкам. А может, это правда, и старый город бережно хранит память о её страданиях, нашёптывая тем, кто задержится допоздна, историю неразделённой любви и вечного одиночества. Но некоторые молодые парни, утверждают горожане, после встречи с Тенью теряли рассудок. Их глаза наполнялись бесконечным ужасом, словно они увидели нечто, что невозможно забыть. Они больше не возвращались домой, блуждая по улицам, шепча невнятные слова и прячась от света фонарей. Так город обретал новых бездомных — тех, кто, возможно, услышал её последний крик и уже не смог выбраться из её вечного кошмара, а точнее — Тени проказницы Шульги.

Легенда гласит, что когда-то она была юной красавицей, чья любовь оказалась проклята. После того, как её возлюбленного казнили на её  же глазах, она сама исчезла той же ночью, растворившись в тумане. Но исчезла ли ?

Те, кто встречал её Тень, описывают её по-разному: кто-то видел лишь расплывчатый силуэт, кто-то различал в темноте её печальное лицо. Но неизменно одно — после таких встреч человек уже не был прежним. Кто-то терял разум, кто-то навсегда оставался на улицах, а кто-то бесследно исчезал, будто становился частью той самой легенды.

Так говорили старики, те, кто знал город ещё до нас, кто помнил его тёмные тайны и знал, какие переулки лучше обходить стороной. Они предупреждали: не гуляй в одиночестве по ночным улицам, не вслушивайся в шёпот ветра и, главное, не смотри никогда в глаза. Но кто теперь верит старым слухам ? Молодёжь смеётся, туристы ищут приключений, а город продолжает жить своей жизнью. Только иногда, в особенно тёмные ночи, кто-то бесследно исчезает, а в переулках находят лишь отброшенную тростью или забытый платок. И тогда старики качают головами: «Шульга снова ищет своего возлюбленного…»

Вторая глава

Однажды поздней осенью, в ночь, когда туман был особенно густым, а луна скрывалась за тяжёлыми облаками, молодой художник, приехавший в город в поисках вдохновения, задержался на улице дольше, чем следовало. Он был зачарован атмосферой старых кварталов, их зыбким свечением фонарей, шёпотом истории, живущей в стенах древних домов.

Шаги его гулко отдавались по пустынной мостовой. Вдруг он почувствовал, как воздух вокруг стал тяжелее, словно город задержал дыхание. Ветер стих, и тишина повисла над улицей, слишком плотная, слишком живая. Где-то впереди из тумана проступил неясный силуэт.

Художник замер, сердце его забилось чаще. Женский образ постепенно обретал чёткость: молодая девушка в старинном платье, мокрые волосы прилипли к бледному лицу. Её глаза, тёмные, бездонные, смотрели прямо в него. В них было столько боли, столько тоски, что он невольно шагнул вперёд, забыв обо всём.

— Я так долго искала... — прошептала она.

Её голос был тихим, как шелест дождя, но в нём звучала такая надежда, что сердце художника сжалось. Ему хотелось сказать, что он не тот, кого она ждёт, но губы не слушались. Ветер прошелестел между домов, и вдруг в его памяти вспыхнуло нечто чужое: казнь, крики, слёзы… Он видел её глазами, чувствовал её боль. Её возлюбленный, связанный, опустивший голову, его последний взгляд, полный любви и страха…

— Прости меня… — выдохнул он, сам не зная почему.

Её лицо исказилось — то ли от боли, то ли от радости. Она приблизилась к нему. На мгновение всё вокруг исчезло: не стало города, не стало ночи. Только она и он, два духа, связанных одной судьбой. Туман закружился вокруг них в вихре, фонари вспыхнули и погасли. На улице раздался сдавленный крик — его крик, полный ужаса и восторга.

Когда он обрёл способность видеть, он стоял не на мокрой мостовой, а в иной, застывшей реальности. Город исчез, растворился, уступая место бескрайнему туману, в котором колыхались смутные силуэты. Это были тени людей — сломленных, забытых, потерянных. Их лица расплывались, будто написанные дрожащей рукой, а глаза зияли пустотой. Перед ним уже стояла она. Теперь её облик был чётким, пугающе реальным. Бледное лицо с тонкими, напряжёнными чертами, губы, едва сдерживающие дрожь, глаза, в которых бушевала вечная тоска. Её платье было пропитано дождём, но казалось, будто оно насквозь просолено слезами.

— Ты... не он… — её голос был хрупким, будто старое стекло.

Но она не отступила. Напротив, сделала шаг вперёд.

И в этот миг художник ощутил, как что-то разрывает его сознание. Словно невидимая рука вцепилась в его мысли, грубо роясь в памяти, вытаскивая наружу обрывки воспоминаний, заменяя их чужими. Он увидел её глазами ту страшную ночь: Казнь. Кровь, стекающую по камню. Крик, срывающийся с губ. Боль, парализующую тело. А потом — пустота. Леденящая, вечная пустота, от которой не куда уже больше не скрыться.

— Ты видишь… — прошептала она. — Ты знаешь, каково это…

Его сердце сжалось, разум тонул в чужой судьбе, в проклятии вечном.

— Я искала его… но нашла тебя… — её пальцы, ледяные, как смерть, легли на его грудь. — Может, теперь ты останешься ?

В этот миг художник осознал истину. Она никогда не искала возлюбленного. Она искала кого-то, кто заменит его. Кто разделит её муку.

— Нет… — он попытался отпрянуть, но ноги словно вросли в землю.

Туман взметнулся вокруг них, скручиваясь в безликие вихри. Её взгляд заглянул в самую глубину его существа.

— Теперь ты мой… — шёпот прозвучал одновременно нежно и жестоко.

И тогда он почувствовал, как растворяется. Как его воспоминания тускнеют, как собственное лицо становится чужим. Как он становится частью её, частью легенды, частью самой тьмы.

На следующее утро нашли лишь его пальто, мокрое от тумана, и кисть. Но самого художника не было.

Третья глава

Прошли дни, затем недели. Художника так и не нашли. Говорили, что он сбежал, что утонул в реке или исчез в тумане, как и те, о ком ходили давние легенды.

Но однажды в галерее, где он когда-то выставлял свои работы, появилась новая картина. Никто не знал, кто её принёс. Никто не видел, как её развешивали. На холсте был изображён густой, клубящийся туман, из которого проступал неясный силуэт. Фигура напоминала художника, но его лицо было размытым, словно он кричал без звука, растекаясь в белёсой дымке. Посетители не могли долго смотреть на картину. От неё веяло чем-то холодным, чем-то… живым. Казалось, если задержаться перед ней слишком долго, можно услышать далёкий шёпот.

— Ты видишь ?.. — доносилось из глубины полотна. Первым не выдержал смотритель галереи. Он утверждал, что ночью картина изменилась — что фигура на ней теперь ближе, а туман тянется за пределы холста.

В галерее стало неспокойно. Смотритель, поклявшийся, что картина изменилась, на следующий день не вышел на работу. Коллеги решили, что он просто заболел, но его не нашли ни дома, ни в городе. Лишь позднее на набережной обнаружили его шляпу, пропитанную утренним туманом.

Картина же продолжала жить. Каждую ночь фигура на ней становилась всё отчётливее. Теперь можно было различить очертания рук, словно художник пытался выбраться из клубящегося тумана, цепляясь за невидимую преграду. А потом пришли слухи: работники галереи начали жаловаться на кошмары. Они видели себя стоящими перед картиной, видели, как силуэт внутри неё поворачивается к ним и протягивает руку.

Директор галереи в конце концов приказал убрать полотно в запасник. Но даже там оно продолжало влиять на людей. Охранники избегали хранилища, а один из них и вовсе уволился, сказав, что ночью слышал, как кто-то звал его по имени. И всё же любопытство оказалось сильнее страха. Молодая искусствовед Анна, исследовавшая мистические артефакты, решила изучить картину. Она добилась разрешения взглянуть на неё в тишине закрытой галереи, когда не было никого, кроме неё и холста.

Дыхание затаилось, когда она осветила картину фонариком. Теперь силуэт внутри был предельно чётким. Это действительно был художник, но его лицо… Оно смотрело прямо на Анну. Безмолвно, умоляюще.

— Ты видишь ?.. — раздался голос, которого быть не могло. Анна замерла.

Фигура внутри холста двигалась. Медленно, но неумолимо, она приближалась. Анна хотела отступить, но ноги стали словно каменные.

— Ты знаешь, каково это…

Холод пробежал по её коже. В её сознание прорвался поток чужих воспоминаний: отчаяние, страх, парализующая боль… И ледяная пустота, заполняющая всё.

Фигура на картине больше не выглядела размытым пятном. Теперь это был человек, человек, который протягивал руку прямо к Анне.

— Может, теперь ты останешься ?..

Ветер взметнулся в пустом зале. Туман начал сочиться за рамки холста. Анна попыталась закричать, но голос застрял в горле. Она почувствовала, как что-то незримое тянет её вперёд, к картине, к легенде, к самой тьме…

Анна пыталась сопротивляться, но туман, вытекающий из картины, был живым. Он скользил по её коже, холодными струями обвивая запястья, пробираясь под тонкую ткань её блузки. Казалось, он не просто держит её - он изучает, ласкает, пробуждая странное, запретное волнение.

- Теперь ты моя... - голос художника больше не был только эхом в её голове.

Он звучал рядом, почти касаясь уха.

Анна не знала, что сильнее - страх или то необъяснимое желание, которое зарождалось внутри. Она чувствовала его прикосновения, хотя понимала: это невозможно. И всё же его руки были реальными, ледяными и обжигающими одновременно. Они скользили по её шее, вдоль позвоночника, вызывая дрожь. Она встретилась взглядом с картиной - и увидела, что художник больше не за холстом. Он был здесь. Высокий, бледный, с глазами, в которых отражалась вечность.

- Ты чувствуешь ?

Он провёл пальцами по её ключице, вызывая непроизвольный вздох.

Анна не ответила. Она не могла. Её разум метался между ужасом и тем, что наполняло её тело с каждым его движением. Художник приблизился, его губы почти касались её кожи. От них веяло холодом, но в этом холоде было нечто пугающе притягательное.

- Я ждал... так долго...

Его пальцы, ледяные, но настойчивые, спустились ниже, исследуя её изгибы.

- Ты можешь уйти, - прошептал он, прижимая её ближе. - Или остаться. Остаться со мной... навсегда.

Четвёртая глава

Анна зажмурилась. Всё внутри неё разрывалось между страхом и нестерпимой тягой к этому загадочному существу. Ещё секунда - и она потеряет себя.

Но что, если она уже потеряна ?

Анна чувствовала, как её тело предаёт её разум. Холодные руки художника, словно сотканные из самого тумана, ласкали её, пробуждая внутри огонь, который противоречил всему происходящему. Его дыхание касалось её шеи, и от этого прикосновения пробежала дрожь - не от страха, а от чего-то глубже, темнее...

- Ты дрожишь, - шепнул он, скользя губами по её коже. - Но не от холода.

Анна запрокинула голову, прижавшись к нему, даже не осознавая, что делает. Его тело было странным - почти бесплотным, но ощутимым, его прикосновения приносили и ледяной озноб, и жгучее наслаждение. Он исследовал её, проводя ладонями по изгибам её тела, пробираясь под ткань, и его поцелуи, хоть и были подобны призраку, оставляли на её коже огненные следы. - Если ты останешься... - его голос был низким, соблазнительным, - ты станешь частью меня. Часть легенды... часть вечности.

Анна чувствовала, как реальность рушится вокруг неё. Всё, что было важно - этот момент, этот мужчина, созданный из теней и желания. Её пальцы скользнули по его груди, ощутив под ними призрачную плоть, и художник застонал, сжимая её крепче.

Туман окутывал их, превращаясь в кокон, где не было больше ни времени, ни прошлого, ни будущего. Только прикосновения, только жар их тел, только этот запретный танец, от которого не было спасения. Но в глубине сознания что-то тихо звало её обратно.

"Я... исчезаю ?"

Анна почувствовала, как её мысли становятся чужими, как её тело теряет границы, растворяясь в этом странном, сладком кошмаре.

"Нет..."

Она не могла остановиться. Не могла отступить. Её дыхание стало прерывистым, когда художник заставил её забыть обо всём, кроме него. И всё же... что-то внутри неё кричало. Анна ощущала, как её тело становится лёгким, почти невесомым, будто она тонет в этом странном тумане, в этом сладком забвении. Его руки - прохладные, обволакивающие - скользили по её коже, пробираясь всё глубже, распаляя её желание, смешивая огонь и лед в едином порыве.

- Ты чувствуешь? - его голос был низким, обволакивающим, словно сам мрак шептал ей на ухо.

Анна кивнула, не в силах произнести ни слова. Её пальцы дрожали, когда она провела ими по его груди, по призрачной плоти, которая то ускользала, то становилась плотной, реальной. Каждое его прикосновение оставляло огненные следы, каждая ласка стирала границу между телом и тенью.

Его губы прижались к её шее, оставляя ледяной поцелуй, а затем - тёплый, горячий, заставляющий её запрокинуть голову и застонать. Её дыхание стало сбивчивым, а тело выгнулось в ответ, отвечая на каждое движение, на каждую ласку.

- Ты уже становишься частью меня, Анна..

- он выдохнул, скользя губами по

её ключицам, спускаясь ниже, открывая её для себя.

Ткань её одежды растворялась в тумане, исчезала под его пальцами, под его жадными, изучающими прикосновениями.

Анна не сопротивлялась. Её тело горело, жаждало его, растворяясь в этом мистическом, запретном экстазе.

Но глубоко внутри что-то всё ещё шептало ей: "Стой. Очнись."

Однако голос был так далёк, так незначителен по сравнению с тем, что предлагал он - ночь, сладостную вечность, удовольствие, в котором не существовало ни границ, ни времени...

Анна тонула в его ласках, в этом вихре наслаждения, где границы между реальностью и сном растворялись. Его руки скользили по её телу, каждый поцелуй был одновременно ледяным и обжигающим, заставляя её стонать, извиваться в его объятиях. Туман завивался вокруг них плотным коконом, стирая последнее ощущение времени.

Она уже не чувствовала себя прежней.

Что-то менялось. Её кожа светилась в полумраке, а пальцы сливались с его телом, будто её плоть и его тень сплетались в нечто единое. Он сжимал её крепче, властно, жадно, и в его глазах мерцало что-то древнее, ненасытное.

- Ты уже часть меня, - его голос был шелестящим, почти нежным, но в этой нежности было что-то опасное.

Анна тонула в его ласках, в этом вихре наслаждения, где границы между реальностью и сном растворялись. Его руки скользили по её телу, каждый поцелуй был одновременно ледяным и обжигающим, заставляя её стонать, извиваться в его объятиях. Туман завивался вокруг них плотным коконом, стирая последнее ощущение времени.

Она уже не чувствовала себя прежней.

Что-то менялось. Её кожа светилась в полумраке, а пальцы сливались с его телом, будто её плоть и его тень сплетались в нечто единое. Он сжимал её крепче, властно, жадно, и в его глазах мерцало что-то древнее, ненасытное.

- Ты уже часть меня, - его голос был шелестящим, почти нежным, но в этой нежности было что-то опасное.

Анна вдруг поняла: она исчезает.

Её дыхание стало рваным. Мысли путались. Где она? Кто она? Всё, что она знала - это его руки, его губы, его огонь. И всё же... что-то внутри неё всё ещё сопротивлялось.

"Очнись!"

Голос в её сознании прозвучал громче. Он разрывал сладкий морок, заставляя её вспомнить: её жизнь, её тело, её душу.

Она застонала, пытаясь разомкнуть пальцы, отстраниться, но художник не отпускал.

- Нет... -  её голос дрожал.

- Да, - он улыбнулся, притягивая её ближе, и в этот момент она увидела: его лицо менялось. Оно было не совсем человеческим. В глазах плясали бездонные тени, а губы растянулись в улыбке, полной древней тайны.

Анна закричала.

С последним отчаянным рывком она оттолкнула его. И вдруг - пустота.

Туман рассеялся.

Она рухнула на холодный пол своей мастерской, тяжело дыша. Всё исчезло: и он, и жар его прикосновений, и странный полумрак, в котором она тонула. Только её собственное тело, покрытое потом, дрожало от пережитого.

Картина стояла перед ней - незаконченное полотно, где тени сгущались в очертания знакомого лица. Он был там. Внутри.

И его глаза, нарисованные её собственной рукой, смотрели прямо на неё.

Ждущие. Жаждущие. Анна отшатнулась, прижимая дрожащие пальцы к губам.

Она выжила. Но чувствовала, что он не ушёл. Он ждал. И когда-нибудь... он вернётся.

05.03.2025