Приключения Уткина в больнице. Из сборника Приключения порно

ЭПИЗОД 1. ПРИЁМНЫЙ ЗАЛ.

"Малыш, хочешь сладкого?" — сладкоголосая женщина протянула мне ярко-красного петушка на палочке, обёрнутого в шуршащий целлофан. — "Какая у вас милая внучка! Эти кудряшки натуральные или вы их завиваете?"

Автобус, забитый до отказа, медленно катил вверх по склону. В июле на Кавказе редко бывает прохладно, а сегодня жара стояла такая, что асфальт, казалось, плавился под ногами. В такие моменты хотелось только одного — глотка холодной газировки, кружки кваса, порции мороженого или хотя бы тенистого уголка в горах. Но уж точно не липкого, приторного петушка! Однако я знал, что от таких настойчивых предложений не отделаешься просто так, поэтому вежливо сказал: "Спасибо!" — и взял угощение. Неужели она не видит, что я мальчик? К семи годам я уже привык к подобным ошибкам и даже не обижался. Дело в том, что у меня была миловидная внешность: большие карие глаза с густыми ресницами и тёмно-каштановые кудри, которые от природы вились сами собой.

Бабушка никогда не стригла меня коротко — мои кудряшки напоминали ей о её любимой дочери, моей маме. В парикмахерскую меня обычно водил отец, но он приезжал только раз в год, в отпуск. Волосы у меня росли невероятно быстро и густо, так что через год после стрижки моя голова превращалась в настоящую копну. Мне казалось, что я похож на маленького Володю Ульянова с октябрятской звёздочки (кто-то ещё помнит, что это такое?). Но в те далёкие шестидесятые и мужчины, и мальчишки носили короткие стрижки, а меня часто дразнили Светочкой. Вот только почему? Светочка, наверное, должна быть светловолосой, а у меня-то волосы тёмные!

Ещё до моего появления на свет родители отправились на Север. Отец объяснял это тягой к таёжным просторам, а наша вечно недовольная соседка Фёдоровна ворчала, что они гнались за "длинным рублём". Хотя, если честно, она явно преувеличивала — папа привозил обычные деньги, я сам их видел, ничего особенного в них не было. Меня оставили бабушке, когда мне было всего полгода, и с тех пор я жил у неё. По дороге с Севера я сильно простудился, и к бабушке меня привезли уже с воспалением лёгких. Несмотря на целебный воздух Кавказа, болел я долго и тяжело. Едва начал поправляться, как на меня обрушились бесконечные ангины. Детство моё прошло в муках: горло болело постоянно, глотать было невыносимо, лихорадка не отпускала, а к семи годам температура и вовсе перестала падать ниже 38 градусов.

В итоге бабушке удалось добиться консультации у известного в наших краях профессора. Осмотрев меня, он заявил: "Поскольку воспаление не собирается отступать, операцию больше откладывать нельзя. Миндалины нужно удалить немедленно". (Кстати, зачем столько названий для одних и тех же гланд? Люди, кажется, любят всё усложнять.) К тому же в ноябре мне исполнялось восемь лет, и пора было идти в школу. Ребята с нашего двора, которые были всего на месяц-другой старше, уже давно учились, хотя многие из них были меньше и слабее меня.

Очередь в больницу подошла в середине июля, в самую жару. В назначенный день мы с бабушкой подъехали к больничному комплексу. Больница стояла почти на окраине города, у подножия горы, рядом с лесом. Мы подошли к невысокому зданию с облупившейся вывеской "Приёмный покой". Покоя там, конечно, не было — царила суматоха. Мы попытались войти в широко распахнутую дверь, но оказалось, что это мужское отделение, а для женщин и детей нужно было идти направо. Хотя я, конечно, мужчина, в тот день в женско-детском отделении чувствовал себя куда комфортнее — в мужском всё было слишком чужим: и запахи, и обстановка.

Больница была крупной, и народу в ней собралось немало. Все выглядели усталыми и растерянными. В углу истошно плакал младенец, а его крики перебивала девочка постарше, которая капризным голосом умоляла маму: «Мама, тут так жарко, давай уйдём домой, ну пожалуйста!» К счастью, мух почти не было — я их терпеть не могу. Лучше уж комар укусит, чем слушать их противное жужжание и чувствовать, как они ползают по потной коже.

Этот визит стал для меня первым серьёзным «выходом в свет» за долгое время. С тех пор, как родители привезли меня к бабушке, я ни разу не ночевал за пределами её дома. Когда я узнал, что меня положат в больницу, то, конечно, заволновался. Настолько, что даже перестал ходить в туалет — так я обычно реагировал на что-то необычное. Предстоящее событие казалось мне одновременно пугающим и заманчивым, настоящим приключением.

После долгого ожидания в очереди мы с бабушкой наконец попали в кабинет. Медсестра, улыбчивая и расторопная, быстро заполнила документы и проводила нас в просторное помещение. В центре комнаты стояли три ванны, отделённые друг от друга клеёнчатыми занавесками. У стены располагалась широкая скамья, на краю которой сидела пожилая женщина без одежды, а рядом с ней стояла молодая помощница, вытиравшая её полотенцем. Там же, возле одной из ванн, работала полная женщина в слегка грязном халате. Она обернулась к нам и резко сказала: «Мамаша, раздевайте ребёнка!» Бабушка возмутилась: «Какая я мамаша? Я бабушка!» А я подумал: «Какой я ребёнок? Наташка всего на два месяца старше меня, а уже в школу ходит!» Женщина в халате не стала спорить: «Тем лучше — сажайте в среднюю ванну!» Бабушка попыталась возразить: «Может, не стоит его сейчас купать? Он же чистый! И тут сквозняки — простудите ещё!» Но тётка лишь сурово посмотрела на неё: «Если простудим, то и вылечим! Порядок для всех одинаковый! Снимайте трусишки тоже — прыгай сюда, малыш! Вещи складывайте на стол, я потом проверю. И побыстрее, тут очередь большая!»

Бабушка засуетилась, начала раскладывать на столе различные баночки, пакетики, положила мою любимую книжку с иллюстрациями «Приключения Чиполлино» и ещё что-то, что тётка с негодованием вернула ей обратно: «Гражданка, вот же список разрешённого на стене, куда вы это ставите?» Тётка чуть ли не вытолкала бабушку, которая смахнула слезу, за дверь, и я остался в ванной один, голый и беззащитный.

От скуки я начал наблюдать за молодой плотной женщиной, которая торопливо раздевалась на лавке. У нас таких называли молодухами. Она уже сняла лифчик, и её большие груди при каждом движении красиво колыхались, слегка ударяясь друг о друга. Когда она сняла и трусы, я с удивлением заметил густой пучок волос, торчащих в разные стороны у неё на животе.

В моём детстве я почти не видел голых людей. Из-за постоянных болезней я не ходил в садик и никогда не бывал на море. В нашем кавказском городе водоёмов почти не было, городской пруд каждый год закрывали из-за загрязнения, так что на пляже мне бывать не доводилось. Родителей я никогда не видел обнажёнными, бабушку несколько раз заставал, когда она мылась в оцинкованном корыте, но в памяти остались лишь её обвисшая грудь, которую она тут же старалась прикрыть руками, и круглая белая попа.

Самое удивительное, что различия между полами до этого момента меня совершенно не интересовали — возможно, опять же из-за болезней? Поэтому большинство из вас вряд ли могут представить, каким откровением для меня стал вид голой молодой женщины.

Но она была совершенно не расположена ко мне; закончив раздеваться, она начала методично раскладывать на столе вещи, которые можно было взять с собой в палату. "Женщина, что это вы несёте, будто в осаждённый Ленинград?! Тут кормят, и диеты разные предусмотрены — варёную колбасу нельзя, молоко нельзя — список читайте! А это что за свёрток?" "Да это немного белья!" "Женщина, вы русский язык понимаете? Ни трусов, ни лифчиков у нас не положено! Из своего — только носовые платки, ну и зимой кофточки!" "Ну хоть одни трусики!" "Короче — или подчиняетесь, или уходите, сил больше нет вас всех учить, у меня ребёнок в ванне уже застоялся! Вставай, красавица!" Она быстро вымыла меня мочалкой. "А теперь сам мойся и ныряй, смывай мыло! А вас, женщина, кто провожает?" "Муж!" "Вот всё лишнее в сумку складывайте, я ему вынесу! А сама — марш в воду! И без меня из ванны не вылезай, чтобы я тебя видела в воде! А то только отвернёшься, а она якобы уже помылась, а сама и не замочилась! Все вокруг дурака валяют, а зачем, спрашивается? Себе же хуже!"

Молодая женщина отдала сумку тётке и начала плескаться за занавеской. Я смыл мыло и встал; вернувшаяся тётка ловко вытащила меня из ванны и завернула в полотенце: "Посиди пока, красавица, за тобой сейчас придут! Следующие, заходите!" Вошла молодая женщина в коротком платье с девочкой моего возраста, поставила её на скамейку и сняла с неё сарафан и трусики. Девочка повернулась ко мне, и её пухленький животик оказался прямо на уровне моих глаз: "Скажи, а вода холодная?" Я автоматически ответил: "Нет, почти горячая!", — а сам в растерянности уставился на неё. Где же у неё писюн? Сначала я думал, что он просто зажат между ног, но тут девочка присела, и я увидел всё, что у неё между ног, от живота до попки. Она заговорила: "Жалко, такая жара, я люблю холодную воду, но мама не разрешает, потому что у меня аденоиды, а завтра их будут удалять! А у тебя что — гланды, наверное? Скажи, честно — у тебя свои кудряшки, или тебе завивают?" Она начала трогать мои волосы, а я всё ещё не мог отвести взгляд от её промежности — никакого писюна не было! И яичек тоже! Как будто их кто-то отрезал — но нет, не похоже; у неё всё было так аккуратно и гладко, никаких шрамов, только щёлка посередине. Неужели она писает оттуда? Тут из ванны стала вылезать купавшаяся молодая женщина, высоко поднимая колени. Волосы внизу живота намокли и слиплись, так что я хорошо разглядел, что и у неё между ног не было никакого писюна, только розовая щель. Вот это да! (Случайно попав в...)

Главному герою удалось стать свидетелем множества любопытных моментов, связанных с девочками и женщинами. (Примечание редакции: посмотрите, что он увидел!)

Маленькую девочку поместили в ванну, а её маму увели в другую комнату. Рядом со мной оказалась очень худая женщина, которая помогала двум старшим девочкам раздеться. Когда они сняли нижнее бельё, я убедился, что под ним ничего не было, кроме их интимных мест. Может, это всё сон? Я потрогал себя под полотенцем — всё на месте, и это немного успокоило меня.

Одна из девочек была совершенно безволосой, а у другой над интимной зоной виднелись несколько светлых завитков. Неужели у всех девочек нет того, что есть у мальчиков?

Тем временем мою ровесницу вынули из ванны и, завернув в полотенце, посадили рядом со мной. Она сразу же заговорила, видимо, не привыкла молчать: "У тебя гланды? Здорово, будем лежать вместе, это же отделение «ухо-горло-нос»! Меня зовут Эля, а тебя как?" "Дима!" "Дина?" "Нет, Дима, то есть Дмитрий!" "Как это Дима? Ты что, мальчик? Врёшь! Ну-ка, покажи!" Я развернул полотенце, и она удивлённо уставилась на меня: "Да, точно, такие же есть у мальчишек в нашем садике! Только я их не люблю. Ну, кроме Серёжки и Кольки. Но таких кудряшек, как у тебя, я ни у кого не видела — давай дружить!"

Тем временем молодую женщину одели в больничную рубашку и синий халат, после чего увели. Старших девочек нарядили в короткие халатики прямо на голое тело, без рубашек, и тоже куда-то отвели. На скамейке уже раздевались другие женщины, а мы с Элей всё ещё сидели, закутанные в полотенца.

Вскоре появилась молодая медсестра, почти девочка: "Уткин, Савельева — пойдёмте со мной!" Мы с Элей встали и подошли к ней. Она удивлённо посмотрела на меня и рассмеялась: "Так это ты — Уткин? А я-то думала, ты девочка — такой кудрявый!" Она ласково потрепала меня по голове, и я даже не обиделся. "Я думала, вы совсем малыши — эти пижамки вам не подойдут. Но давайте проверим!"

Мы с Элей начали примерять пижамки, которые оказались слишком маленькими, а медсестра, беспомощно крутясь вокруг, пыталась помочь. Её халатик был настолько коротким, что при наклонах становились видны её белые трусики. В конце концов она сдалась: "Семёновна, у нас проблема — можно взять два полотенца?" "Бери, потом вернёшь!" "Господи, сколько ещё людей? Куда их всех разместить? Места совсем нет! Заворачивайтесь в полотенца и идите за мной!"

Она взяла наши вещи, и мы поспешили за ней.

Сестра двигалась довольно быстро, а мы с трудом справлялись с полотенцами. По пути она размышляла вслух: "Нет, Уткин, пожалуй, я тебя временно отправлю к женщинам! Девочка пойдёт к девочкам, тем более что у неё завтра операция, а мужчин и мальчишек мы уже давно размещаем в коридоре, и там больше нет места! Ты всё же маловат для коридора, да и температура у тебя есть! Нет, это просто кошмар, сколько больных!"

Мы прошли через какие-то запутанные коридоры и оказались перед массивной белой железной дверью. Сколько сестра ни стучала, никто не открыл. Тогда она отвела нас в просторное помещение с полками, где аккуратно сложены горы простыней, наволочек и другого белья. Сестра забрала у нас полотенца: "Подождите здесь, я поищу Фёдоровну и подберу вам пижамы!" Она убежала, а мы остались стоять голыми среди стеллажей. Столько простыней я никогда раньше не видел. "Ух, как тут классно! Ну что, сыграем в прятки или догонялки? Давай в догонялки!" Эля шлёпнула меня по плечу и бросилась бежать, я побежал за ней. Бегать между полок было действительно весело.

Но когда вас всего двое, догонялки быстро надоедают. К тому же в помещении было жарко! В итоге я первым предложил: "Эля, посмотри, как я могу стоять на голове!" Всего пару месяцев назад, благодаря соседу Вовке, я научился делать стойку на голове с опорой на руки и очень этим гордился. На этот раз у меня тоже получилось довольно ровно, но Эля смотрела не на мои ноги, а на то, что между ними. В конце концов она сказала: "Ладно, хватит — я тоже умею, я ведь ходила на гимнастику четыре раза, только ты меня сначала подстрахуй!"

Эля с трудом встала в стойку на голове. Мы пару раз чуть не упали, но, наконец, поймав равновесие, она крикнула: «Отпускай!» — и широко развела ноги в стороны. Мой сосед Вовка называл это «абсолютно горизонтально». Взрослые любят придумывать такие умные словечки, чтобы дети чувствовали себя глупыми. Ну, откуда мне, восьмилетнему, знать все эти «горизонтальности»? Но в тот момент я был далёк от философских размышлений. Я уставился на то, что было между её ног: никакого писюна, только щёлка, и, надо сказать, довольно симпатичная. Она почему-то притягивала взгляд.

Но, как известно, ничто не вечно. Эля потеряла равновесие и начала падать прямо на меня. Я, конечно, не смог её удержать, и мы оба покатились по полу, пока не врезались в кучу тряпок. В итоге я оказался сверху. Лежать на голой девчонке было приятно, и я совсем не спешил вставать. Даже немного придавил её, когда Эля вдруг сказала: «Ой, кажется, я хочу писать! Встань, пожалуйста! Ты тут горшка не видел?»

Я с сожалением поднялся, но никакого горшка вокруг не было. «А если я вот так рукой прижмусь, то терпеть легче, — сказала она, зажимая ладошкой свою щёлку и слегка приседая. — А как мальчишки терпят? Я в сентябре в первый класс иду, а ты? Ой, опять терпеть не могу!»

К счастью, в этот момент появилась медсестра. Она выдала нам пижамные штаны и курточки. Штаны оказались огромными, и нам пришлось их подворачивать. Курточки, наоборот, были маленькими и не доходили до пупка. К тому же на них не было пуговиц. Эля, пританцовывая, спросила: «Тётя, а где тут туалет? Мы очень хотим писать!» — «В женский вам нельзя, — ответила медсестра. — Я вас на второй этаж отведу, в детский. И ты, мальчик, будешь туда ходить, понял?»

Детский санузел представлял собой просторное помещение, вытянутое в длину и лишённое каких-либо перегородок. С одной стороны находилась кафельная площадка с встроенными унитазами — их было не меньше десяти. На противоположной стороне располагалась длинная линия умывальников, а вдоль всей стены тянулись зеркала. Несмотря на трещины и пятна, они придавали комнате некую торжественность. В углу стояли большие детские горшки, аккуратно прикрытые крышками. Эля заявила: "Я уже взрослая, я хожу на унитаз!" Она забралась на помост, сняла штаны и присела над отверстием. Из неё полилась мощная струя. "Ну что ты, Дима, стесняешься, что ли? Я же отвернулась, отвернулась!" Я едва сдерживался и, едва успев снять штаны, начал писать в унитаз стоя. Элька хоть и отворачивалась сначала, но, как только я начал, сразу уставилась на мой член. Меня это совершенно не волновало, ведь я думал о другом. Дело в том, что дома я всегда пользовался горшком. У нас не было унитаза, взрослые ходили в деревянный туалет во дворе. Я, как и другие дети из нашего дома, справлял нужду на горшке в общем коридоре. Конечно, я умел писать стоя и часто делал это за сараями во дворе или в парке. Ребята из нашего двора вообще не стеснялись этого, это было обычным делом. Девочки либо садились на горшок, как и мы, если дело происходило дома, либо отходили в сторонку во дворе, и я никогда не задумывался, как они это делают. Правда, однажды я был с отцом в мужском туалете на вокзале, где впервые увидел белые фарфоровые унитазы. Но, во-первых, там всё было устроено иначе, а во-вторых — это был единственный раз в жизни! Поэтому я просто боялся промахнуться мимо отверстия и опозориться. К сожалению, так и вышло — моя струя почему-то отклонялась в стороны, и я пролил немало мимо унитаза. Только потом я понял, что штаны были спущены недостаточно низко, и резинка зацепилась за яички. "Какие же вы, мальчишки, неаккуратные!" — с отвращением сказала Элька, натягивая штаны.