Полярный день

Но солнце светит ярче нам двоим

И обнимает крыши пятиэтажек.

И тихо так прощаясь у двери,

Мы друг другу скажем:

“Когда ты будешь уходить, уходи не надолго

И оставь на всякий свою футболку.

Будет повод вернуться и, если не сложно,

Ты возьми у меня с собою что-нибудь тоже”.

“Когда я буду уходить, я уйду не надолго

И оставлю на всякий свою футболку.

Наивные планы, в погоне за счастьем…

Просто два человека мечтают видеться чаще, чаще…

5УТРА “Футболка”

Это было похоже на то, как наступает полярный день. Медленно, плавно, свет, крадучись подступает к тьме, сначала едва касаясь ее, после заключает в свои объятия, но в итоге неизменно сливается с ней, поглощая ее, чтобы после, спустя непродолжительное время, снова скрыться за ее спиной, ожидая своего часа.

Их несовместимость была фатальной, беспринципной, небывало стойкой и умела отстаивать свои права так, что у них ни разу не возникало мысли, что они познают это “долго и счастливо”.

Но им удалось вложить в эту фразу свой смысл, слегка ее перефразировав: “циклично и счастливо”. На смену полярному дню неизменно приходила полярная ночь. Так же медленно и нерешительно, она подступала к своему вечному другу и противнику и, поглощая его, становилась прекраснее, озаряемая северным сиянием их всеобъемлющего одиночества.

Даже находясь порознь, они были вместе. Не страдали, не бежали друг от друга, приняв то, что им дано, как самый величайший дар. Ведь те чувства, что они испытывали, находясь рядом, были настолько ярки и сильны, что их отголосков хватало на то, чтобы согреться долгой полярной ночью.

Но если в природе эти два периода имеют одинаковую продолжительность, то в их жизни полярный день был короток и ярок, а полярная ночь длинна и всесильна.

Они обжигались друг о друга. Не бежали друг к другу сломя голову, не бросались в объятья, сливаясь в наполненном страстью и тоской поцелуе. Они не думали о разлуке, они не ждали новой встречи. Но находясь рядом, горели ярче двух Солнц, несущих в своих огненных ладонях полярный день.

Свет не может существовать без тьмы. Поэтому медленно, шаг за шагом, погружаясь в полумрак зала ресторана, она чувствовала себя необычно. К этому чувству невозможно было привыкнуть. Одновременно она чувствовала то, что сию минуту сбудется то, чего она хотела очень сильно и то, что это продлится лишь миг.

Она была не одна. Тот, что сопровождал ее, элегантно держал ее под руку. Когда они проходили мимо столика того, кого ей больше всего хотелось увидеть, она даже не посмотрела в его сторону. Он лишь слегка коснулся ее руки, что отозвалось в их телах уколами тысяч маленьких ледяных иголочек, но она не обернулась.

Между тем, доведя ее до столика, который предназначался им, ее спутник, отодвинул стул, чтобы она могла сесть, а после обойдя ее, сел напротив.

Она не смотрела на другой столик, но всем своим телом чувствовала на себе его взгляд. Он расслаблял и согревал ее, будучи подобным лучам утреннего солнца на вершинах Швейцарских Альп.

Между тем, им принесли вино, первое блюдо, но ей не хотелось есть. Он тоже был не один, но ему казалось, что в зале не было никого кроме их двоих.

Компания, собравшаяся за его столом что-то бурно обсуждала, он не слышал увлеченного гомона их голосов, не откликаясь на обращения в свой адрес. Он смотрел на нее, сидящую так, что он мог видеть ее лишь в профиль. Она же о чем-то беседовала со своим спутником и нехотя ковыряла вилкой в тарелке с нетронутым блюдом.

Он знал, что она к нему не подойдет. Он знал, что он не подойдет к ней. Полярный день становился все короче и короче, но несмотря на это осознание, с макушки до кончиков пальцев ног его пронзало током.

Он почти что видел, как она поднимается со стула и с присущей ей грацией идет к нему. Останавливается напротив, кладет свою мягкую прохладную ладошку ему на щеку, и весь мир отныне сосредоточен в этом легком касании.

Он слегка откидывает голову назад, она же, в свою очередь, слегка наклонившись к нему, целует его в лоб, смотря на него с такой нежностью, что проникая в него, она делает его самым счастливым на свете. Он усаживает ее к себе на колени. Сидя полубоком, одной рукой она обнимает его шею, другой же продолжает касаться его щеки. Теплой, мягкой, озаренной бледно-розовым румянцем. Она целует его губы. Вернее было бы сказать, что она слегка касается его губ. Отдавая всю нежность в этих по-детски невинных поцелуях. А ему большего и не надо. Вот так бы всегда. Она бы просто сидела у него на коленях, гладила по затылку, обнимала и целовала. Целовала так, как умеет только она.

Но легкая дрема грез наяву спала, как только он услышал звук отодвигающегося стула. Он был тих и не заметен, этот звук, но сразу вернул его в реальность.

Она ушла, немного погодя он пошел за ней и обнаружил ее стоящей на улице. Она замерла, смотря в одну точку, которой оказалась маленькая звездочка, сияющая на ясном темно-синем небосклоне.

Он снял пиджак, накинул ей на плечи и молча встал с ней рядом, пытаясь сконцентрироваться на мерцающей звезде, которая то становилась  ярче, то вовсе пропадала из зоны видимости.

-Я не специально. - Тихо сказала она, стараясь не вдыхать аромата, который будоражил ее сознание, возвращая в те времена, когда у них еще была надежда.

-Я тоже. - Ответил он, считая, что это уже не важно. - В двух шагах отсюда моя машина, мы можем уехать прямо сейчас, если ты пожелаешь.

-И что дальше. Опьянение чувствами, а после болезненное похмелье?

-Лучше так, чем гнетущая пустота…

Пустота. Пустота - это вечный холод полярной ночи, пробирающий до костей. Но солнце сияло в небе во всем своем великолепии, ознаменовав наступление короткого полярного дня. В этот раз ему суждено было продлиться лишь несколько часов.

Ничего не ответив ему, она направилась к его машине. Более они не говорили. Все уже было сказано и не единожды. Им не хотелось пачкать чувства словами, но тишина тоже не давала покоя. Она была настолько громкой, что от нее закладывало уши.

Она не смотрела на него, не отрывая взгляда от лобового стекла, за которым будто бы им навстречу неслась залитая яркими огнями трасса.

Темнота, пронзаемая светом фар, не отступала, а лишь немного отходила в сторону, покрывая окружающий пейзаж полупрозрачным пологом.

Он изо всех сил старался сконцентрироваться на пути. Всюду сновали машины. Люди спешили домой или, напротив, подальше от дома. Спешили погрузиться в ночь, напиться ею до пьяна.

У каждого из них, несомненно, была своя история, но он думал лишь о том, как она далеко от него. Дальше, чем когда-либо до этого.

Она, чувствуя его присутствие рядом всем своим существом, не могла сопротивляться этому чувству. Благоговейный покой, умиротворение, пленительная нега накрывали ее своей незримой пеленой.

Откинувшись на спинку сидения, она повернулась к нему, наблюдая за ним словно через дымку тумана, смотря на него сквозь запотевшее стекло. Взгляд ее ярких глаз скрывался за пеленой, за поволокой, становясь неясным, как небо в дождливую погоду.

Ей было настолько спокойно, что со стороны казалось, что она вот-вот заснет. Вот так. Просто быть рядом и молчать. Здесь. В настоящем. Не в туманном будущем, не в прошлом.

На светофоре, она перебралась к нему на колени, уютно устроившись на его плече, продолжала смотреть за тем, как ночная трасса извергает на них потоки машин, свет фар и уличного освещения.

На следующем светофоре, чтобы не отвлекать его, она перебралась на заднее сидение. Ему сразу стало как-то не по себе.

Когда он остановил машину, до рассвета оставалось несколько минут. Она сладко спала на заднем сидении, укутавшись в его пиджак, уткнувшись в него носом. Но как только машина остановилась, проснулась и, потянувшись, отбросила недавно согревающий ее предмет одежды.

Юбка сбилась, обнажая молочного цвета бедро. Она приподнялась на локтях, бретели сползли с плечей. Даже не думая ничего поправлять, она смотрела на него полусонная, украшая свое лицо слегка рассеянной улыбкой.

Небо становилось светлее, но ночной мрак не желал сдаваться так легко. Будто читая его мысли, она снова перебралась к нему на колени. Почувствовав ее ладони на своих щеках, он словно провалился в сон. Они целовали друг друга так, будто бы прикасаясь губами к открытому огню. Слегка касаясь мягких губ, полнокровных, ярких, сладких. Такими же были и легчайшие касания к теплой коже, слегка покрытой тусклым розовым румянцем.

Он слегка откинул спинку сидения назад. За окном загорелась заря, пронзая темно-синий небосвод своим багровым сиянием.

Развернувшись к нему спиной, она положила руки на приборную панель по обе стороны от руля, а согнутые в коленях ноги на широкое кожаное сидение.

Он повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть ее лицо. Теперь рулем была ее тонкая талия, которую он держал в своих руках, скрывающихся под платьем. Ее бедра касались его бедер, обжигая их сквозь тонкую ткань брюк. Бретели как пружинки прыгали при движении, вторя ее груди.

Тишина убивала, давила, мучала. Ее заменила музыка, которая гремела, то ли подражая им, то ли направляя их.

Закрытые глаза, длинные черные ресницы, отбрасывающие на лицо тени, подобные крыльям мифических птиц. Частое глубокое дыхание, которое туманило сознание.

Заря растеклась по небу плавленым оловом, также как они медленно, чувственно, тягуче долго.

Сжимая ее талию, управляя ее телом, он видел под покровом закрытых век пустую неосвещенную трассу. Яркий свет фар, пронзая мглу, поглощался ею. Его руки были на руле машины, которая неслась с немыслимой скоростью. Так быстро, что он не видел ничего вокруг. Все сливалось в одно большое размытое пятно.

Разворот на месте и, свет фар уже слепит его глаза. Он резко открыл их и увидел ее лицо. Она почти что лежала спиной на руле, сжимая его плечи.

Стянув ее платье до пояса, он положил ладони ей на спину, создавая место опоры.

Быстро расстегнув на себе рубашку, он прижал ее к себе, почти что веря в то, что у них на двоих одно сердце.

Утреннее солнце, озаряя их лица, ознаменовало начало нового полярного дня, и ни ей, ни ему, было неведомо сколько он продлится. Но разве это имеет значение, пока она целует его, сидя у него на коленях?