Пятница приходит в субботу Часть седьмая

Чем больше я узнавал о тебе, сержант, тем больше недоумевал. Ведь в твоей биографии я не нашёл ничего такого, что могло бы хотя бы намекнуть на то, что ты тогда себя так поведёшь, что прыгнешь в эту проклятую трубу, что доплывёшь до вентилей, что откроешь клапан выпуска воды и откроешь воздух под давлением, что ценой своей жизни решишь спасти городок Приозёрск...

Ты, Волков, всегда был сереньким и незаметным, ничем никогда не блистал, ничего никогда не выигрывал, никуда не стремился и ничего не достигал. Ты, Волков, в своей никчёмной жизни даже не добился ни одной женщины, не соблазнил ни одну одноклассницу или соседку. Не выиграл ни одного соревнования или турнира. Ты, Волков, не знаешь, что такое быть лучшим, быть первым. И ты, Волков, тогда прыгнул в ту трубу не из страха передо мной,   не из страха за свою жизнь, вот чего я не понимаю... Ты не думал тогда, что делаешь это, чтобы стать героем, что идёшь на подвиг. На подвиг, который я подстроил, который я у тебя украл...

—  Какое отношение ко всему этому имеют вьетнамцы? —  перебил Огурцова Руслан.

—  Они актёры, разве ты ещё не догадался?

—  Актёры?

—  Ага. Актёры-каскадёры. Девушка —  мастер во многих видах боевых искусств. Подменяет российских звёзд, когда надо выпрыгнуть из окна многоэтажки в бассейн, к примеру. А её отец —  спец по обращению с хищниками. Я с ним как-то ездил охотиться на ягуара. Если герою нужно войти в клетку с белым медведем, то лучше него никого не найти.

Они уже давно в Москве осели, —  продолжал рассказывать майор, — а в последнее время из-за санкций в кино стали вкладываться меньше, вот они и остались на мели. Архом сам вышел на меня, ища подработку для себя и дочери. Я предложил ему участие в реалити-шоу. Опасное, но за огромные деньги, способные обеспечить его безбедную старость, а девушке —  исполнение многих её желаний.

Не смотри на меня так, Волков, они сами пошли на это, будучи предупреждёнными об опасности и последствиях.

Под сценарий голландцы выделили огромную партию изъятых наркотиков. Под залог той дури я получил полный карт-бланш, просто--таки сказочное финансирование.

Сценарий был следующим:

Партия наркотиков в двух контейнерах плывёт в порт Таллина. По дороге её выбрасывают за борт, опасаясь неожиданной таможенной проверки. Голландские офицеры Интерпола находят после шторма на берегу партию наркотиков и погибают в борьбе за правое дело.

Изучив тебя досконально, твои желания и хотелки, твою психологию,   я тебе подсунул этот никчёмный кусок земли по смехотворной цене. Потом подсунули рекламу этих контейнеров.

Пока ты готовился к очередной поездке на свою "виллу", тебе привезли ещё два контейнера, якобы выброшенных во время шторма на берег, а перед самым твоим приездом привезли Хоа, которая обнажённая разлеглась в одном из них.

—  Но ты, бля, сержант, не воспользовался голой бабой. Ты, что, Волков, импотент? Почему не согрел своим телом девушку? Психологи, суки, меня уверяли, что ты непременно воспользуешься таким шансом  для удовлетворения своих фантазий. Все нормальные, подобные тебе индивидуумы, уж прости за выражение, так поступают. А ты поехал ей за прокладками...

Оставил её наедине с психами —  голландцами. Чуть нам всю игру не испортил. Они не поверили, что Хоа в этом сценарии —  это воплощение зла, с которым они должны вступить в жестокую схватку и погибнуть. Они были разочарованы, увидев хрупкую вьетнамку.

Но Хоа то думала, что это приехали два насильника. По сценарию, под которым она подписалась, это приехали два настоящих насильника, которым нужна её девственность.

—  Всё честно, сержант, Хоа за приличные деньги должна была отстоять свою девственность. Она, естественно, не знала, что они геи.

На месте должен был быть ты, Волков, ты! А ты, мать твою, поехал за покладками...

Разочарованные голландцы связались со мной и потребовали разъяснений. Они отказались даже переходит эту сраную реку. Боясь простудиться. наверное.

А я насмешливым тоном предложил им её арестовать, попробовать.

Дальше ты знаешь. Хоа, думая, что это насильники, зарубила их тесаком.

Но и тут, Волков, ты поступил не по сценарию. Ты, придурок, сжёг обоих голландцев, сжёг! Этот твой святой одноклассник сам нам признался перед тем, как мы его в тоже в топку запихали. Стоял на коленях, целовал моим ребятам ноги и умолял пощадить.

А как его пощадить, если у меня люди требуют наркотики и деньги, которые я уже потратил. Эти психи перестраховались. Если в сми до завтра не будет их геройской смерти, то с меня взыщут, и наркотики, и деньги. Вот  такие ставки в этой игре.

Слушай сюда, сержант, умирать я ещё не хочу. Рановато мне ещё умирать, не завершил я ещё все свои дела. Куда ты дел наркотики? В контейнере был целый поддон марок, пропитанных ЛСД, где они? У нас есть видео, как твой Святой кается в том, что сжёг голландцев в топке, думая при этом, что мои люди - это люди наркокартеля, мстящие за провал операции, за то, что наркотики достались Интерполу. Мне, Волков, нужны эти наркотики, чтобы сделать из голландцев настоящих героев. Там их было на несколько миллионов. И под залог этих наркотиков, я получил финансирование сценария. На подкуп чиновников Интерпола ушла половина их стоимости. Плюс расходы на подготовку операции. После того, как геев произведут в герои  и торжественно захоронят, наркотики подменят и торжественно уничтожат обычные марки. Это обычная практика в таких делах. Этим Интерпол и кормится.

Но, сержант, даже я не могу всех купить. КАПО обнаружило с десяток пакетиков со стиральным порошком и марками,   пропитанными сахарным сиропом, а это значит, что ты сжёг на виду у всех уже не наркотики, а хрень. Гибель голландцев теперь при всём желании нельзя назвать геройской. Где наркота, сержант?

Кто стрелял в Хоа? Она ведь единственный свидетель, который может разъяснить ситуацию?

Вдруг открылась дверь и вошла медсестра.

— Я же просил меня не беспокоить, рявкнул Огурцов.

— Вы же сами потребовали, чтобы я незамедлительно вам сообщала о состоянии здоровья вьетнамской девушки. Так вот, девушка исчезла.

Лицо Огурцова побагровело, вены на шее вздулись.

— Что?

— К ней в палату пустили отца, он вошёл и наклонился над ней. Девушка встала с кровати. Потом они раздели изумлённую медсестру. Девушка надела её одежду, и вьетнамцы вышли через служебный выход, где их дожидался Гелендваген.

— Ну артисты, ай да молодцы! — Руслан давился от смеха, — Хрен ты, Огурец, узнаешь, где наркотики Лохом ты был, лохом и останешься! Девчонка со стариком тебя развели, как последнего лоха. Гореть тебе в аду, Огурец! Но сначала в топке кочегарки!

Взбешённый Огурцов сорвал с себя датчики и вскочил на пол. Он хотел сделать шаг по направлению к двери, но правая нога его не слушалась. Отставной майор удивился и попытался сделать шаг левой. Та подчинилась. Но оставшись без опоры правой, он рухнул на пол.

Началась суета. Пятнадцатиминутные попытки его реанимировать не принесли успеха. Доктор, руководящий реанимационными мероприятиями выдал вердикт: обширный инсульт. Вскрытие даст более точный диагноз.

Когда Руслан окончательно оклемался в прежней палате, куда его опять увезли, в дверь постучали, а затем она открылась. Вошёл эстонский полицейский в форме.

— Господин Волков?

— Да, это я.

— Мы понимаем, что вы ещё плохо себя чувствуете, но не могли бы вы поехать с нами в окружной департамент полиции? Это не очень срочно, вы можете и завтра к нам заглянуть, но мы подумали, что заставлять вас тащиться в столицу лишний раз, не очень разумно. Формальности займут от силы полчаса.

— Да, конечно, — произнёс Руслан, готовый к любому развитию событий.

— Тогда одевайтесь, мы вас ждём возле выхода. Потом вас доставят обратно на стоянку к вашему автомобилю.

— Хорошо, я сейчас.

На сей раз полицейские были настоящие, как и полицейские автомобили, и департамент полиции. На другом конце города, между прочим. Руслан поставил с сотню подписей под самыми разнообразными документами, их даже не читая. Не исключено, что под каким-то из них он приговорил себя к пожизненному заключению. Ему было наплевать. Не смотря на его смех и браваду в больнице, он был полностью опустошён, словно из него энергетические вампиры высосали все жизненные соки.

Формальности заняли не полчаса, а больше часа, после чего его, как и обещали, доставили на больничную стоянку, где дожидался старенький Ниссан. Выходя из полицейской машины, офицер загадочным голосом произнёс:

— Надеюсь, вам не надо напоминать, что вы ничего не знаете про двух пропавших голландцев?

— Каких голландцев? — попытался воспроизвести на своём лице удивление Руслан. Удивление получилось каким-то вымученным, страдальческим, заставившим полицейского улыбнуться.

— Вот и хорошо, когда люди понимают друг друга с полуслова. Всего хорошего вам!

На "виллу" Руслан отправился рано утром в субботу, и был сильно удивлён увиденным. Около речки был припаркован старый советский кран КрАЗ. Стрела его была задрана вверх, а к опущенному крюку прикреплены верёвочные качели. К качелям же — две верёвки. Одну из них привязали к дереву на правом берегу речки, а другую — на левом. Но самым удивительным было то, что на другом берегу на ввинченных в землю сваях из четырёх контейнеров какой-то волшебник построил двухэтажную виллу.

Он не знал, что дальше делать: то ли плюнуть на всё и поехать назад домой, то ли осмотреть сооружение. Прийти к какому-нибудь выводу он не успел, так как подъехал тот злополучный Гелик, а то, что это именно тот самый автомобиль, он не сомневался.

За рулём сидела Хоа. Рядом с ней — какой-то белобрысый европеец, а на заднем сидении — старый Архом. Первым из Мерса выбрался блондин. Он открыл дверь сначала Архому, помог ему вылезти, а потом и Хоа.

— Тере! — весело поздоровалась словно пропела на эстонском Хоа, — Вот заехали в вами, господин Волков, проститься, — продолжила она на русском. Вероятно на одном приветствии её знание эстонского закончилась, — Это мой папа Архом, с ним вы уже знакомы. А это, — она обняла дылду, выше неё на полтора головы, — мой жених Калев. Именно он и помог мне с отцом инсценировать огнестрельное ранение. Он офицер полиции.

Жердина протянула Волкову руку и представилась.

— Калев, рад с Вами познакомиться.

— Руслан, — ответил дачник, пожимая руку. Но выражение его лица не укрылось от отца Хоа, и тот виновато опустил свои глаза, понимая чувства Руслана. Понимая его, как мужчина мужчину. Даже такая тонко чувствующая девушка как Хоа вряд ли была в состоянии представить себе всю палитру чувств Руслана. Не думаю, что любая другая женщина смогла бы это представить. В них была одновременно страсть, плотское влечение, попытки загнать это влечение очень далеко, отцовские чувства, чувства неожиданного обретения отцовства и расставание с этим чувство, жалось к себе, к Хоа, любовь, злость и ненависть и ещё много чего другого. И всё это одновременно бурлило и кипело в Руслане. Он с трудом себя сдерживал, чтобы не выплеснуть всё наружу. А вот старый, опытный Архом понимал его и знал виновника всего этого. Знал свою дочь, для которой произошедшее было всего лишь игрой.

Как старые знакомые, они с Архомом обменялись рукопожатием.

— Вот заехали с Вами, Руслан, проститься. Улетаем в Голландию. Нам с отцом предложили поучаствовать в подстраховке героев одного сериала и поучаствовать дубляже, мы ведь с отцом знаем китайский, вьетнамский и русский.

— И эстонский, — попытался пошутить Калев.

— И эстонский, — повторила Хоа и поцеловала жениха.

— Калев тоже едет в Голландию. По обмену опытом. Поработает там годик. Там мы и решили пожениться.

— Именно так, — кивнул белобрысой головой Калев.

— Вы знаете, господин Волков, что однофамильцы с моим женихом? Представьте себе, у него фамилия Хунть. Переводится, как волк, — Хоа довольно заулыбалась.

Теперь Калев её приобнял и поцеловал. Старый Архом опять виновато опустил глаза, краснея за дочь, которая не понимала всей пикантности ситуации и чувств Руслана.

— Мы тут немного помогли с постройкой дворца, — наконец вмешался в разговор Архом, чувствуя, что если он не перехватит инициативу, то дочь наболтает ещё много глупостей, и хотел ещё что-то добавить, но Руслан перебил его.

— Сколько я Вам должен? — спросил он голосом, не выражающим никаких эмоций.

— Это Ваша награда за пережитое. Львиная часть денег ушла на то, чтобы вы нигде не фигурировали в истории с подпольным крематорием, обогревающим общежитие студентов-медиком, — чуть ли не с издёвкой просветил его Калев на эстонском.

— Я рассказал Руслану, кто оплатил строительство, — объяснил он на русском Хоа и Архому.

— Мы бы с удовольствием погостили бы здесь с вами, но вечером самолёт, и у нас ещё куча всяких дел, поэтому вынуждены раскланяться.

Попрощавшись с ним, гости сели Гелендваген. На прощание Хоа отправила ему воздушный поцелуй.

— Маленькая бл…, — очень тихо в ответ произнёс он.

Она прочла по его губам, и на её лице выразилось недоумение. Я? Да ты же сам видел, что я девственница! — прочёл он по её губам, и они дружно рассмеялись.

Вечером, сидя с чашкой кофе возле импровизированного камина, сделанного из буржуйки, которую он нашёл в Пярну в пункте приёма металла, он размышлял над словами Огурцова. Нет, не об украденном у него подвиге и ордене думал Руслан, а о словах о том, что он до сих пор не смог добиться и совратить ни одной одноклассницы или соседки. Он не мог понять сути слов Огурца.

Сделав глоток обжигающего кофе, он переводил взгляд то на сияющее в свете Луны море, то на старую шкуру медведя, прикупленную им в секонд-хенде за копейки. Взгляд его цеплялся не за шкуру, а за лежащую на ней обнажённую девушку Дашу, работающую на кассе супермаркета, некогда продавшую ему гигиенические прокладки для Хоа. В капельках пота на её теле отражались языки пламени из буржуйки.

— Зачем, — недоумевал Руслан, — кого-то добиваться и совращать, если он всю свою жизнь и так пользовался их благосклонностью? Он искренне не мог себе представить, как соблазняет в магазине Дашку. Да он сгорел бы со стыда, если просто намекнул девушке на что-нибудь такое.

Просто у Дашкиной бабки оказался хутор по соседству, и она наняла его заменить к колодце клапан гидрофора. А он, что, должен был отказаться от лишней копейки, а потом прогнать пришедшую к нему в субботу вечером Дашку? И не он виноват, что буржуйка оказалась очень производительной и девушке пришлось раздеться. Добиваться и совращать... Что за бред нёс этот Огурцов?

— Ты не сердишься на то, что я напросилась к тебе в гости? — игриво спросила Дашка, подсев к нему и закурив.

— Сержусь, конечно! — улыбаясь ответил он, — ведь настоящий мужчина должен был тебя добиваться и совращать, а ты испортила ему самое сладкое.

— Это, где ты такой чуши начитался? — удивление Дашки было искренним.

— Да так, просветил один учитель жизни.

— Хочешь знать, почему я пришла?

— Валяй, — сказал он, делая девушке кофе.

— Когда ты покупал эти прокладки, а сначала их выбирал, на твоём лице было такое удивление, что я подумала, что очень бы хотела увидеть твоё удивление, когда я предстану перед тобой во всей своей красе. Нет, мне не захотелось сначала потрахаться с тобой. Разве что совсем немного, — она лукаво прикусила нижнюю губу, — Мне захотелось удивить тебя! Я представила твои восхищённые глаза, когда ты меня всю рассматриваешь. Всю, во всех малейших подробностях. Всю, понимаешь? Я представила себя натурщицей перед восхищённым художником. И мне захотелось помочь тебе написать эту картину. Написать её вместе с тобой.

— А как наша картина называется?

— Пятница приходит в субботу!

— Почему Пятница?

— Потому что у меня эстонская фамилия, которая переводится, как Пятница!