Стальной солдат Часть 1

Я крепко взял Олино запястье:

– Пошли!

Оля, крупная брюнетка с огромными глазами и большим ртом, в ужасе замерла.

– Ну! – я повлек ее за собой, не выпуская руки.

Переступив с ноги на ногу на своих каблуках, Оля неохотно подалась.

Заведя ее в «техническую» комнату, я велел ей сесть на стул.

Полные ужаса глаза этой красивой женщины следили за всеми моими движениями; каждый редкий звук заставлял ее вздрагивать.

– Что ты хочешь со мною сделать? – прерывающимся голосом спросила она.

– Утопить, – раскрыв наручники, я подошел к жене своего шефа.

Оля замерла в оцепенении. Я обмотал ей запястья кусками эластичного бинта и надел наручники.

Она не сопротивлялась.

– Пошли.

В гараже я посадил ее на заднее сиденье своей бээмвухи с тонированными стеклами, и мы поехали к речке.

Оля, высокая, статная брюнетка, была женой моего шефа. При росте 176 она обладала прекрасной фигурой, длинными, до пояса, черными волосами и не лишенным ума лицом. Рот вот только был несколько великоват...

В Италии, куда она ездила отдыхать этим летом, макаронники устроили ей настоящую овацию. Всюду, где бы она ни появилась, останавливались машины и мотороллеры, собирались толпы мужчин, и кто во что горазд, выражали ей свое восхищение. А она, покачиваясь на стройных ногах, шла, вихляя красивыми бедрами, и расточала вокруг ослепительные улыбки своим большим ртом.

Ни дать ни взять – сошедшая на землю Мадонна. Если б не лягушачий рот, может, я бы и влюбился в нее.

Не знаю, что и где произошло, (я не задаю вопросов, мне платят не за это), возможно там, в Италии, она потеряла голову... Черт его знает. Но вчера шеф вызвал меня и дал команду убрать Олю.

Я не задаю вопросов, я исполняю приказы. За это мне платят и платят много.

Нынешний шеф долго упрашивал меня пойти к нему личным телаком. Я не хотел. Я был верен моему предыдущему, убитому несколько лет назад, – меня тогда не было в стране. С ним мы прошли огонь и воду, ему я верил как себе, и был предан до последнего, он, зная это, доверял мне.

Проболтавшись шесть месяцев без работы (после трех войн не очень-то хотелось батрачить на всякую шушеру), я призадумался.

Все мои дипломы и гражданские специальности как-то были забыты. Я с удивлением обнаружил, что кроме как воевать и быть отличным солдатом, я ничего не умею. Да и не хочу.

Почти все «достойные» двери моего города были для меня закрыты (люди помнили, чей я «человек» и боялись этого), только мой нынешний шеф надоедал.

Я не шибко ему верил, поэтому запросил в 10 раз больше, чтоб только отвязался. Он согласился, и я решил рискнуть.

Оля, прямая, будто проглотив лом, сидела на заднем сидении. В зеркальце я видел, что скованные наручниками руки она положила на свои бедра, обтянутые миниюбкой, чуть подавшись для этого вперед. Как верная собака.

– Сергей... – робко позвала она.

Я, поправив зеркальце, посмотрел на нее.

– Сергей, прости меня...

Я промолчал.

– Пожалей меня... Я не виновата, прости...

Я молчал.

– Я жить хочу! – умоляюще крикнула она.

– Я эти вопросы не решаю...

(Правило №1 гласит, что вступать в разговоры с заключенным/конвоируемым категорически запрещается. Я нарушал правила, зная, что я ВСЕГДА выполню задание. Ни слезы, ни деньги, ни женские прелести на меня не влияют)

Оля тихонечко заскулила, но, зная, что на меня это не действует, быстро прекратила... Потом, опасливо косясь на меня, расстегнула две верхние пуговки блузки.

Ну-ну, детка, если б я на такие дешевки покупался, то не имел бы такой зарплаты и позиции личного телака шефа.

До речки добрались без приключений, «блатные» номера у машинки, знаете ли...

По коряжистой грунтовке я подрулил почти к самой воде в глухом, безлюдном месте. В том, что оно безлюдное, я убедился, выйдя наружу и минут десять слушая окрестности. Потом быстро прошвырнулся вокруг – никого.

Оля, кусая губы, напряженно ждала меня в машине.

– Пойдем, – открыв дверь, я взял ее за руки.

Оля с трудом выбралась из тачки.

– Сергей, я не виновата...

Я молчал.

– Не виновата я, отпусти меня, я уеду отсюда, и больше никто и никогда обо мне не услышит... Пожалуйста!

Слезы катились у нее из глаз. Оля прекрасно знала, что ничего не изменит. Моя исполнительность, как жестокой и бесчувственной машины, была ей хорошо известна – иногда мне приходилось карать непослушных работниц шефа, беглянок и предательниц, пару раз Оля напросилась присутствовать...

Нет, она прекрасно знала, что ничего не изменить...

– Серёж... ну хочешь – трахни меня! Куда хочешь и как хочешь, я все для тебя сделаю, – она попыталась выпятить грудь, насколько позволяли скованные руки.

Не обращая на нее внимания, я достал из бардачка бутылку коньяку. Стакан я доставать не стал, но приготовил на всякий случай воронку, бросив ее на сиденье.

– Я хочу в туалет, – вдруг сказала Оля. – Дай мне сходить в туалет!

Я насмешливо поглядел на нее.

– Ну, хорошо, своди меня сам. Я сейчас обсикаюсь.

Я взял ее за руки, наручники снимать не стал – у последней черты человек способен на многое – и завел в кустики облепихи.

– Ну, – сказала Оля. Женская уверенность в неотразимости власти своих гениталий звучала в ее голосе.

– Может быть, поможешь?

Сердце у меня почему-то забилось сильнее. Пока я прикидывал, как лучше «помочь», Оля сказала:

– Подними мне юбку и спусти трусики.

(Так и сказала «трусики»)

Поднять практически приклеенную к телу миниюбку оказалось не так просто. Дыхание у меня стало порывистым, а дружок в штанах зашевелился.

– Не так грубо, – руководила Оля, – нежнее...

Что-то такое было в ее блядском голосе, что у меня зашумело в голове. Коротко выдохнув, я приказал себе не отвлекаться... Ага...

Наконец, юбка была наверху. Вывернутая наизнанку, она обхватывала ее осиную талию наподобие широкого пояса.

– Теперь трусики. Аккуратно спусти их вниз, не поцарапай меня своими ручищами.

Спускаю «трусики»... Тело у нее ровно загорелое, люблю такое, видимо, на нудистские пляжи ходила. Красивейшие в мире бедра, без единой подтяжки (хотя рожала), классически правильный зад и подбритый до черной полоски лобок. Заглядение просто!

Спустив трусы до колен, я велел:

– Садись.

– Как же я сяду? – Оля, похоже, заметила произведенный эффект, едва заметные нотки торжества появились у нее в голосе. – Мне ведь колени развести надо, а как это сделать с трусами? Сними их полностью, – скованными руками Оля оперлась мне на шею.

Чтоб снять трусы, мне пришлось нагнуться, ее лобок оказался прямо перед моими глазами.

О, Господи! Видел же я баб голых, раз в борделе битву пережил, штук тридцать их вокруг меня было, и все голые... Чуть не подстрелили тогда... А тут всего лишь одна, через полчаса труп, а так взволновала... Нет, правы древние пошляки: пиздой не насытиться!

Призвав на помощь всю свою стальную волю и выдержку, я снял ей трусы и положил их в карман. Труп должен быть одет полностью, чтоб глупых мыслей не возникало.

Присев, Оля насмешливо спросила:

– Может, отвернешься?

Я, постаравшись сохранить каменное выражение на лице, ничего не ответил.

Оля фыркнула, и, воздев руки, как богомолка, широко развела свои прекрасные ноги.

Говорят, что у женских бедер кожа «бархатная», у Оли так и было. Хотелось жизнь отдать за эти бедра, переходящие в гладкое подбрюшье, оканчивающееся внизу черным до смоли, подстриженным кустиком. Наконец из кустиков забил ручеек... Фонтанчик. Струя, шипя и пенясь на земле, ударила вперед.

Мельком взглянув на меня, Оля закрыла глаза...

Я стоял, как громом пораженный. Самое интимное у женщины (трах вовсе не самое, она его с тобой и при тебе делает), Оля сейчас делала на моих глазах. В общем-то предел желаний, пик наслаждения и вершина рая были достигнуты... Сердце билось, как паровозный шатун, стремиться больше некуда, да и незачем.

Можно было ее трахнуть, так, для порядку...

Закончив, Оля испустила глубокий выдох. Встав, она потребовала:

– Вытри меня!

Я не совсем понял.

– Возьми платок и вытри мою девочку... Что, никогда не знал этого?

Широко расставив ноги на каблуках, как героиня какого-то боевика, Оля ждала, пока я рылся по карманам в поисках платка. Это была ее победа, сука, я чувствовал, как против воли краснеют мои уши.

Подойдя к ней, я, как умел, промокнул ей там.

– Нежнее... Сверху вниз давай...

Почему-то я встал на колени... Проведя раза два, как она учила, я совсем «поплыл». Один раз живем, черт возьми! Я поцеловал ее в киску.

Оля вздохнула. Притворно или нет – не знаю.

Сунув платок в карман, я обхватил руками ее полные ягодички и поцеловал еще раз.

Потом мой язык осторожно раздвинул губки и трепетно заскользил по всей щели, выбирая самое заветное место, куда и следует приложить все уменье.

Еще в юности я поклялся удовольствие женщины ставить на первое место, поклялся стать самым лучшим любовником и делать все, чтобы женщина со мной умерла от счастья. Пусть она сначала растает, сгорит, умрет и опять родится, а потом я возьму свое. Тактика беспроигрышная, хотя и трудная.

Поэтому я знал много трюков и уловок, куннилингус был одним из моих козырных тузов.

Свежий запах мочи и парфюмерии волновал мой нюх, наконец, я напал на «зону». Клитор. Отлично! В такую жару не очень-то сподручно нырять языком вглубь, если чувственная зона у нее вагинальная.

Оля вздрогнула, я крепче впился в ягодицы и принялся дразняще едва-едва дотрагиваться до ее жемчужины и отдергивать язык. Через пять минут Оля издала не то стон, не то рычание и покачнулась.

Швырнув свою куртку на землю, я уложил Оленьку. Щеки ее пылали, глаза были полузакрыты, а рот полуоткрыт. Я не удержался и засосал ее в эти губы-вишни. Она ответила с такой страстью, что я чуть не кончил тут же...

Руками в наручниках она попыталась расстегнуть мне ширинку.

– Подожди.

Я вернулся к вагине. Припал, так сказать, к истокам. Расставив согнутые ноги пошире, Оля положила скованные руки мне на голову и уже не сдерживалась. Сначала она тоненько поскуливала, потом стала громче и громче стонать, а потом просто взревела, кончая. Не прекращая работы в темпе пулемета, я воткнул мокрый палец ей в зад.

Зарычав, как раненная медведица, она сильно сжала мне голову ляжками, одновременно прижимая ее руками, и, пару раз сильно дернувшись, откинулась назад... Бедра ее обессилено развалились.

Теперь мой выход. Я быстро надел резинку (не люблю так, но сегодня без нее нельзя – улики) и ввел своего застоявшегося друга в ее «девочку».

– У-мм, – выдохнула Оля, поудобнее устраиваясь, скованные руки она вновь закинула мне на шею.

Губы наши слились в поцелуе, но я постарался без засосов и укусов, осыпая поцелуями ее лицо, и все остальное, к чему дотянулся.

Я постарался продержаться подольше, но всему хорошему тоже приходит конец. Спорю, что она еще разок кончила!

Я снял «резинку», заботясь, чтоб ничего не вылилось, а, главное, не попало на ее одежду или тело. Обтерев «инструмент» платком, вместе с презиком убрал их в карман.

– Дай попить, – сказала Оля, с земли следившая за моими манипуляциями.

Попить я ей дал совсем немного, мне ее желудок нужен был неразбавленный.

– Сними это, – попросила она, протягивая руки.

– Подожди, – я нырнул в хомут ее рук и поцеловал ее возле губ.

– Так ты меня больше вставляешь, – я еще раз поцеловал ее. – Блять, я щас взорвусь от возбуждения!

– Ну, сними, – жалобно, не капризно, попросила она.

– Подожди, дай насладиться... Боже. Как ты прекрасна, беспомощная.

Оля улыбнулась. Не то жалко, не то снисходительно.

Я принес от машины коньяк.

– Пей!

– Я воды хочу...

– Воды больше нет. Пей коньяк и не задерживай, мой дружок опять готов навестить тебя.

Оля, усмехнувшись, сделала глоток из бутылки, а я продемонстрировал ей своего приятеля.

– Поцелуй его.

Она исполнила.

– Теперь еще пару глотков.

Она сделала.

– Теперь набери коньяк в рот и прополощи в нем моего малыша!

Она набрала коньяк, но тут я сделал вид, будто услыхал что-то. Выхватив пистолет (я с ним не расстаюсь никогда), я ломанулся к машине.

Оле пришлось проглотить жидкость.

Вернулся я, (намеренно), минут через пять. Судя по Олиному виду, коньяк начинал действовать.

– Глотни еще и давай мне, – сказал я, протягивая ей половинку яблока.

Оля сделала два больших глотка и протянула бутыль мне. Я отставил бутыль в сторону и поцеловал ее в губы. Оля вязко ответила. Отстранившись, я еще раз оглядел ее: щечки зарозовели, глазки блестят. Действует напиток!

– Ольгунь, дай я на тебя трусики надену.

– За-ачем, – с трудом ворочая языком, спросила она.

– Я хочу потом разорвать их и изнасиловать тебя беспомощную, прет меня с этого...

– На-а-день, – сказала Оля, укладываясь на бок. Лежа, она поболтала своими великолепными ногами, и мне опять пришлось собирать всю свою волю...

Надев ее трусы, я протянул ей остатки в бутылке.

– Допей.

– Споить меня хочешь... – Оля взяла бутылку.

– Не только споить... а трахнуть тысячу раз и еще раз столько же.

Оля сделала несколько глотков:

– Все, не могу больше.

Я, присев рядом, погладил ее по лицу.

– Какая же ты красивая...

Оля отстранилась.

– Дай полюбоваться тобой, – я решил выждать еще немного, чтоб уж наверняка.

Очень хотелось увидеть ее грудь, но времени на это уже не оставалось.

Я погладил ей внутреннюю сторону бедра, Оля пьяно хихикнула.

– А что, топить меня уже передумал?

– Нет.

– Как это?.. – она слегка посерьезнела.

– Сейчас займемся, – нейтральным тоном сказал я и поднял ее на руки.

– Куда ты меня несешь? – едва ворочая языком, пробормотала она.

– Сейчас узнаешь... – я зашел по щиколотки, а затем и по колено в воду.

– Ты что!?. – Оля вдруг протрезвела. Ну, не совсем протрезвела, а вдруг поняла, что я не шучу.

– Извини, детка, мне приказано тебя утопить, – я намеренно не дал Оле обхватить меня за шею, когда поднимал ее. Потому что сейчас она попыталась закинуть на меня руки и вцепиться мертвой хваткой. Руки свои я отпустил, Оля, судорожно вцепившись мне в одежду, пыталась удержаться на мне. Я без труда освободился. Упав в воду, она пыталась дрыгать ногами, довольно сильно пиная меня, я поймал ее за плечи и, развернув к себе спиной, погрузил в воду.

Черт знает, как ей удалось вырваться... Больно лягнув меня, она каким-то немыслимым рывком освободилась из рук и рванулась прочь. Судорожно хватая ртом воздух, она сделала один шаг и повалилась в воду.

В один прыжок я настиг ее, русалочья Олина голова высунулась еще раз, хватанула воздуха, но тут уж я полностью обхватил ее и придавил всей тушей под воду.

Оля яростно билась под водой. Обнимая ее сзади, я испытывал какое-то необычное возбуждение. Мне случалось убивать людей, одного задушил руками; топить мне тоже приходилось, правда, с ножом...

Тут было что-то иное... Женское тело...

До сих пор, обнимая женщин, я стремился совсем к другому, а сейчас я намеренно хотел прекратить ее существование.

Оля дралась за свою жизнь – бешенно извиваясь, мотая головой и пеня воду ногами, но зря что ли я занимался самбо и ежедневно качался? Я держал ее как котенка...

Наконец Оля перестала дергаться. Зная по опыту, что это еще не конец, я решил подержать ее еще минут пять под водой. Развернув ее лицом к себе, (под водой), я, удерживая ее плечи, посмотрел на часы, засек время.

Две-три конвульсии прошли по ее телу.

Муть, поднятая нашей возней, улеглась, я видел, как слабое течение шевелит ее волосы, рот ее был приоткрыт, а невидящие глаза смотрели удивленно. Мне почему-то стало жалко ее, и, одновременно захотелось трахнуть...

Найдя потерянную во время битвы туфлю, я одел ее на Олину ножку. Потом снял наручники и бинты. Растер, пока теплая, запястья, следов все равно не было.

Да, жаль девочку... Не к месту вспомнилось, как я спас ее в парке, пристрелив трех кавказцев...

Я оттащил ее подальше от берега и выпустил...

Оля сразу пошла ко дну.

На берегу я переоделся в сухое, еще раз осмотрев местность, задом вырулил на дорогу.

Скоро ее найдут, скажут: нажралась и оступилась... Или не найдут.

Не моя забота, задание я выполнил.