Не говоря уже о ху...

Однажды Зина Циммерман прочитала эротический рассказ, и зависть к молодому талантливому автору этого произведения обуяла ее:

- Ей удалось выразить сокровенное, и обзавестись кагортой почитателей... Счастливица!

Она решила тоже написать небольшой эротический опус.

- Напишу , - думала Зина, - и прославлюсь.

Ей, конечно, следовало подумать еще и о том, что прославится она, прежде всего, среди знакомых – как круглая дура, графоманка и испорченная женщина. Но, увы,   возжелав славы, Зина забыла о том, что в ее среде произносить вслух, писать на бумаге, то есть открыто оперировать словом «член» не принято. Не говоря уже о «х…е»…

В выходной день Зина села за компьютер. Вдохновение не шло, но она прочитала где-то, что это и не важно,   нужно просто упорно работать, трудиться каждый день, и все получится.

Ни дня без строчки… Да, кажется так это и называлось.

«Однажды молодая женщина, - застучала Зина клавишами, -  отдыхала у дальних деревенских родственников. Хорошо летом на природе! Терпкий запах свежескошенной травы приятно щекочет ноздри, и, проникая в самую суть, наполняет горячей истомой низ живота…. »

Зина перечитала написанное. Плохо. Штампы. Какая еще горячая истома?! Бред!

Циммерман стерла глупые слова про траву и истому и решила выражаться проще.

«Молодой женщине страшно хотелось жить половой жизнью…. » Э-э-э. М-да.

«Молодой женщине хотелось секса…» Как-то не душевно!

«Но недолго она жила одна. Вскоре к ней приехал ее муж…» Муж? Нет, это скучно.

«Вскоре к ней приехал любовник. И пошел в баню – помыться с дороги. А женщина та – назовем ее Элеонора - все вертелась около своей старой матери, которая жарила шашлык на заднем дворе. Элеонора не знала, как напустить матери туману в глаза, чтобы та не заметила, что ее красавица дочь тоже собирается в баню. В конце концов, молодая женщина не выдержала, да и просто пошла и все.

Там ее мужчина  уже сидел голый на скамеечке. Сидел он как это принято у всех мужиков – колени в разные стороны. Видать, чтобы яички не раздавить…»

- Что-то, слог у меня какой-то дурной, нехорошо выходит, - и Зина решительно удалила яички из текста.

«И видно было, что у него между ног…» Опять не то! Это про женщин так пишут – между ног, а у мужчин ведь не совсем между ног… Зина в отчаянии махнула рукой и написала:

«Заметно было, что он ее не ждал – его член… его фаллос… его нефритовый стержень…» Тьфу, да что ж это такое! Все хорошие выражения уже затерли до дыр! Ладно, все равно без плагиата не обойдешься.

«Его одноглазый змей задумчиво смотрел в пол.

- Ой, кто это пришел! Ты решила меня навестить, - прошептал дон Педро…» (пусть будет Педро, какая теперь разница) « и его змей, взбодрившись, потянулся к… к…. » Ах, ты черт! Как это назвать? Не киска же! Это уж вообще будет глупо и противно. Ладно, никак не буду называть.

«… потянулся, потянулся, да и вытянулся, да так и остался в стоять. Как кобра, откинувшая капюшон. Небольшой такой капюшончик….

Или нет? Может, лучше так?

"... И остался стоять, как крепкий мухомор, с которого молодой лось на бегу сшиб шляпку.

Молодая женщина села было на колени к возлюбленному, но поскользнулась – Дон Педро уже успел намылить свои бледные ляжки. Довольно крепкие, впрочем. Так что, опасаясь, что она свалится на мокрый пол, Элеонора просто села на скамейку напротив и… и... »

Зина закрыла глаза, перевела дух. Сосчитала до десяти, ожидая, пока не придет решимость написать эти страшные слова.

«И широко раздви…»

«И вольно раскину…. »

«И позволила бледному свету, лившемуся из маленького мутного оконца, проникнуть ей между ног. За лучом света последовал крепкий луч дона Педро».

Тут горячая истома заполнила низ зининого живота, и молодая писательница поняла, что идет верной дорогой.