Без названия

АЛЕКСАНДР  НАМ

ПРИЗНАНИЯ   ЖИЗНИ

-Вы не против, если я рядом с вами размещу свой зад? – спросил  Дронова хорошо упитанный мужчина лет сорока.

Дронов только открыл газету «По-киевски» и собирался провести  свое послеобеденное время за  чтением.

-Размещайте, что ж поделаешь, - ответил Дронов, который  понял, что не избежать разговора.

Ему обычно хватало доли секунды, чтобы определить собеседника. Опыт все-таки. Вся жизнь в изучении человеческих физиономий.

Тучный мужчина упал на доски скамейки, и они заходили под Дроновым, как упругие шпалы под колесами поезда.

Дронов невольно глянул на соседа. Мясистое окорочного цвета лицо, короткие волосатые руки, черная шерсть, кустившаяся из-под отворота  дорогой рубашки, и жар тела, как от мартеновской печи.

Что-то у меня сегодня железнодорожные ассоциации, отметил  Дронов. Внутренне он сжался и готов был отвадить назойливого пьяницу. То, что перед ним именно этот человеческий тип, не вызывало никаких сомнений.

-Да, - сказал задумчиво сосед. – Зовут меня Николаем, или, если угодно, Никешей. И я в запое. Есть такая русская болезнь. Вот уже месяц, и становится все серьезней и серьезней.

Дронов хотел встать и уйти, как делал обычно, когда видел перед собой слабого человека, желавшего излить на него свою печаль, но последние слова почему-то остановили его.

Никеша тут же подвинулся ближе, отчего жар, смешанный с водочным перегаром и слабым запахом упревшего сального тела, стал ближе и отчетливей.

-Ты не думай, я не буду навязываться. И не ко всякому подсяду, - вдруг с возвышенной гордостью поднял Никеша голос, так что Дронов даже вздрогнул. – Я вижу человеческое лицо, и сам выбираю, кому  сказать слово от души. Мне запой тем и интересен, что сам с собой могу  поговорить. Но себе уже давно надоел, да и знаю, что скажу. А вот, когда с умным, как ты, так такие мысли начинают вывариваться вот в этом котле…

И он с удовольствием, аж глаза закрыл, погладил свой мясистый, покрытый редкой черной растительностью, череп, на котором у макушки возвышался жировик.

Дронов молчал и  выбирал момент, когда нужно встать и уйти.

-Нет, ты меня все-таки выслушай, раз остался, - сказал совершенно трезвым начальственным голосом Никеша.

Дронов увидел перед собой богато обставленный кабинет и Никешу, сидящего в белой просторной дорогой рубашке и твердо смотрящего на провинившегося главного инженера.

-Вот – вот, - удовлетворенно сказал Никеша. – А ты думал, я просто так в запой ухожу. Нет, дорогой. Только, когда выиграю. А я выиграл. Огромную сумму! Ты себе и представить не можешь. И вот захочу, заплачу сейчас тебе за терпеливость. А захочу, отправлю…

Никеша косо посмотрел на замершего Дронова, решая, куда же его можно отправить.

-Интересно, куда бы ты согласился сейчас отправиться? На Канары, к праотцам или к девочкам в бордель? У меня есть прекрасный бордель. Как ты смотришь на такое предложение, если мы сейчас туда двинем?

Дронов сидел, прижатый к скамейке, газета свисала разворотом к земле и готова была упасть на асфальт, на котором жалко лежал раздавленный обслюнявленный папиросный окурок.

-Господь хранит детей, дураков  и пьяниц. Это французы так говорят. А они знают толк в вине. А мы, славяне, вина не пьем, а все равно нас хранит Господь. Вот я и выиграл. От такой радости можно и на Коклюшку пойти.

-Куда? – впервые подал голос Дронов.

-На Коклюшку. А-а, что тебе объяснять! Ты хоть и умный, а нет тебе толку объяснять. Вот сказал слово, и все стало на свои места, а так замечательно умно молчал. А по слову я уже могу сказать, кто ты, и мне становится неинтересно.

-Кто же я?

-Бумагомаратель. Таких я видал-перевидал. Ты объясняешь  другим то, что и сам не понимаешь.

Дронов даже привстал от удивления. Этот тип попал в самую десятку. Дронов был журналистом.

И такое с ним частенько случалось: начинал понимать, о чем писал, когда начинал писать. Сейчас были диктофоны, он мог дома все разложить по фразам, а раньше приходилось строчить за интервьюируемым. Поэтому пришлось  выучиться стенографии.  

Дронов поймал себя на том, что организм его находился в напряжении, словно его поймали на чем-то нехорошем, и он пытался найти  спасительный выход.

Этот человек менялся на глазах.   Только что  был алкашем, потом крутым бизнесменом,   и вот уже психологом. И если в первые мгновения Дронов чувствовал свое превосходство, то сейчас от этого превосходства  не осталось и следа. Скорее, он был тем главным инженером, которому крутой Никеша делал выговор.

-По – моему, ты созрел для борделя, - сказал Никеша и встал.

Доски скамейки батутом отжали Дронова,   ему  показалось, что он взлетел в воздух.

Никеша повернулся к входу в парк и махнул рукой.   Через мгновение у скамейки мягко остановился джип «Черотти», из которого в белоснежной рубашке,   с широким ремнем вокруг талии, увешанным, как пистолетами, мобилками, выскочил молодцеватый водитель.

-Вот этот  едет с нами, - не оборачиваясь, сказал Никеша и сел на переднее сидение.

Странно, но у Дронова не было сил ни говорить, ни сопротивляться. Действительность он ощущал, как действие фильма, в котором он даже не участвовал, а лишь был зрителем.

Вот сидел  пенсионер с газетой на скамейке в парке, и вот уже он сидит на заднем сидении большого мягкого автомобиля, обитого внутри деревом и пахнущего, как  парфюмерный магазин.

Никеша сбросил с себя  рубаху, обнажив мясистый натренированный живот, покрытый густой черной растительностью, и широкую спину борца, на которой почему-то этой растительности не было.

На Дронова снова дохнуло жаром, но он был уже другого свойства – победительным, породистым, богатым.

И только сейчас до Дронова начало доходить, что его, по сути – выкрадывают. Как в дешевых гангстерских фильмах. Провернув весь сюжет в обратном порядке, Дронов подивился своему поведению. Но еще больше он подивился тому, что совершенно не сопротивлялся. Это состояние заинтересовало его, он даже ущипнул себя для уверенности, что это именно он сидит в шикарной машине.

На мгновение все взбунтовалось в нем. С какой стати им распоряжаются? Но эта мысль тут же угасла, как эхо в горах. Сейчас в нем была одна пустота, словно мощным насосом выкачали из него весь  внутренний мир с дипломами двух вузов, тысячами прочитанных книг, наработанных мыслей и непревзойденного журналистского мастерства, многажды отмеченного премиями «Золотое перо».

Дронов стал младенцем, ничего не умеющим и могущим только раззевать рот и что-то невнятно бормотать.

Машина резко рванула вперед. Дронова прижало к сиденью. И милиции не боятся, мелькнуло в успокоенном мозгу.

Город несся за окном, а машина оставалась на месте – такое было реальное впечатление. Джип совершенно не трясло.

Ехали не очень долго. Так же резко джип затормозил, и Никеша выпрыгнул на землю и открыл  заднюю дверь.

-Ну, как, рыцарь пера, жив?

Дронов начал выталкивать свое тело из мягкого кожаного  комфорта. Делал он это неловко, не зная, какой поставить первой ногу.

Никеша стоял рядом с закрытыми глазами и шумно дышал. Теперь это был высокий и не такой уж и толстый спортсмен, скорее всего борец. И стоял он так, словно хотел применить болевой прием.

Кое-как тело Дронова нашло опору на земле и развернулось. Лицо Дронова оказалось так близко к лицу Никеши, что Дронов увидел темные, глубоко посаженные,   глаза, в которых сверкал черный огонек, и в самой глубине светилась победительная усмешка. Этому человеку явно нравилась создавшаяся ситуация.

Дронов оглянулося. День сверкал. Напротив росла липа, через листву которой бил мощный сноп солнца. Листья горели зеленой радостью, возвышая душу. Дронов засмотрелся на это пиршество света, но тут его Никеша крепко взял повыше локтя и сжал  чугунными пальцами. Синяки точно будут, удовлетворенно подумал Дронов. И впервые  пришел в себя.

Дронов  вырвал руку и отряхнулся, как собака после купания.

-Прошу меня не трогать, - сказал, как мог жестко. – Я ухожу домой.

-Молодец, - одобрил Никеша. – Только мы пойдем сначала в бордель, ведь так договорились.

Дронову вдруг захотелось в бордель, и он ощутил даже слабую похоть в области живота. Ему стало смешно и все равно, что с ним будет дальше. Свою жизнь он уже прожил, каждое утро, вставая, думал, что еще может произойти,   пока он не полетит в густой космос на смотрины к праотцам…

Ничего не случалось.   И вот его жизнь готова измениться, так почему же не рискнуть?

-Бордель, так бордель.   Я в борделе никогда не бывал, - сказал Дронов.

-Как же, - подтолкнул его чугунным кулаком в спину Никеша. - А Куприн?

-Ну, разве, что с Куприным, - согласился Дронов.

Джип куда-то исчез, а Никеша, подталкивая в спину Дронова, направился в старый двор с обшарпаным подъездом, в глубине которого свисало окно, а в окне виднелась веселая мордашка.

-Нас уже ждут.

Сказав это, Никеша толкнул ногой в стену, и стена поддалась. Перед ними открылись недра красного полумрака. Дронов сразу ничего и не увидел, кроме этого наглого красноватого тумана. Лишь немного освоившись, начал различать предметы. Длинные скамьи  вдоль коридора, на потолке красный велосипед, чуть головой его не задел, старинный комод, украшенный золотыми заклепками, открытое пианино с черными ободранными  клавишами и тихонько постанывающее. Особенно впечатлили огромные валенки, которые свисали с потолка. От них исходил тошнотворный запах старости.

-Это, Женька, точная картина моей коммуналки, в которой я провел детство и в которой был настоящий бордель, потому что моя матушка занималась проституцией.

Откуда он знает, как меня зовут? Дронов не помнил, чтобы он представлялся. Ему здесь нравилось. Во всей этой бутафорской рухляди действительно было что-то расслабляющее и настраивающее на необычный интим.

В небольшой комнате с красным абажуром, висящим  на уровне среднего человеческого роста, сидела та самая мордашка, которую Дронов увидел в окне подъезда. Девушка была голой и ничуть не смущалась.

И Дронов не смутился. В любом другом помещении обязательно смутился бы, а здесь нет. В комнате у стен стояли книжные шкафы, забитые собраниями сочинений классиков.

-Книг у меня много, но это бутафория. Театральный художник, мой друг Зикунд, мне нарисовал. Взял, стервец, дорого, но какова работа?

Никеша подошел к шкафу, осторожно открыл его и погладил своей волосатой рукой корешки.

-Как настоящие!

-Лучше бы и были настоящими, - сказал совершенно освоившимся голосом Дронов.

-От книг только вред. Вот дай ей почитать Тургенева, так она потом не разденется, и эта красота уйдет.   В книгах все надумано, потому мы и живем по-дурацки, что слушаем не матушку природу, а вот этих слюнтяев, которые учат нас жить и расссказывают красивые истории.

-Тут я с тобой не согласен, - сказал решительно Дронов.

Он впервые сказал Никеше «ты» и порадовался этому. Если уж ты режешь правду-матку, так и я буду резать ее.

Никеша обернулся и долго смотрел на Дронова.

-Это уже что-то, - сказал и вдруг резко толкнул Дронова в грудь. Дронов полетел и едва не сделал в воздухе кульбит. Упал он прямо на девушку, которая тут же обняла его.

Краем глаза Дронов увидел, как захлопнулась дверь.

-Мы одни? – спросил он, садясь на диван.

-А кто нам еще нужен? – ласково спросила девушка.

Дронов рассматривал ее лицо, тело, и внутренне ликовал. Ему не хотелось ничего делать с этой девушкой. Совершенно не интересовало, как ее зовут, хотя возле интимного места он и прочитал татуировку: Тамара.

-Ты действительно красива.

-Женщина должна жить голой. Тогда жизнь у всех будет спокойной и справедливой.

-Это он тебя этому научил? – спросил Дронов, кивнув на дверь.

-У меня покаместь есть своя голова. Потрогай.

Дронов погладил девушку по голове. Шелковистые чистые волосы заструились между пальцами и хитро заласкали кожу.

-И волосы у тебя красивые, - сказал Дронов, задумчиво пропуская легкорассыпчатый каскад сквозь пальцы.

-Я вся красивая, потому и пошла сюда работать.

-А мама знает?

-Мама тоже здесь. Семейный бизнес.

-Учти, - сказал Дронов, - я этим заниматься с тобой не буду. Просто посмотрю и все. Мне так больше нравится.

-Так нельзя, - серьезно сказала девушка. –Ты должен пройти через меня всю. Сначала я тебе все расскажу, а потом мы все пройдем на практике.

-Это что обучение? Я для этого уже достаточно стар.

-Ты прожил жизнь, а ничего не знаешь. Николай Аристархович правильно сказал: человек должен жить ближе к матушке природе, слушаться ее. А она нам столько радостей дала, почему же их не взять?

-Но это же …

-Ты хочешь сказать – разврат? Глупый. Ничего от разврата здесь не будет.

И Тамара начала раздевать Дронова. Делала она это легко и  нежно, словно раздевала собственного ребенка. Занятая этой работой, она рассказывала Дронову о женском теле, останавливаясь, чтобы продемонстрировать его возможности и показывая некоторые подробности, о которых Дронов знал, но никогда не видел сосредоточенно. Что-то в этом рассказе было гинекологическо-художественное и одновременно очень интимное.

Голос Тамары звучал монотонно, и от него Дронова начало клонить в сон. И он действительно через некоторое время заснул, и все, что с ним происходило, ощущал как в прекрасном сне, который может привидеться здоровому мужчине, желающему красивого интимного общения с женщиной.

Очнулся Дронов на диване, а на стуле напротив сидел Никеша. Глаза у него были красными и выдвинутыми из своих амбразур, и он неотрывно смотрел на Дронова, словно ища что-то.

Девушка исчезла.

-Вот видишь, - сказал Никеша, пододвигая стул, какой красивой может быть жизнь? - А ведь есть еще  еда, искусство, творчество, разговоры, скорость... Сколько прекрасного в жизни, если есть деньги. Тебе это не понять. У тебя ведь нет денег. Журналистика-не бизнес. Потому ты пишешь в своих газетках всякую гадость про меня. А я газетки не читаю, и строю виллы в Ницце и в Майами…Ты просто завидуешь.

-Чепуха, - поттянулся всем телом Дронов. – Все это чепуха. Эти удовольствия можно получить без всяких денег. Достаточно найти свою вторую половинку и жить с ней в  шалаше.

-Ничего себе сказанул. Это про женщину! Болван, женщина создана для того, чтобы тебя обслуживать, а ты создан для зарабатывания денег, чтобы она их тратила. Разве ты не знаешь, что именно на женщинах жиреет бизнес? Они тратят, мы зарабатываем. Такой договор заключили между собой еще Адам и Ева.

-Это ты из этих книжек взял? – с усмешкой показал на шкафы Дронов.

-Остряк. Я прочитал больше тебя, потому что я, кроме всего прочего, доктор физико-математических наук, а еще написал филологический роман. Знаешь, что это такое?

Дронов выпрямился. Он никогда не позволял с собой так разговаривать. Теперь, кажется, он окончательно пришел в себя после первых дурманящих часов. То был явно гипноз, которым, несомненно, владел Никеша.

Дронов вспомнил, как при  первом взгляде на пьяненького Никешу в парке, мелькнуло смутное ощущение знакомости  физиономии. Сейчас это ощущение вернулось, Дронов вспомнил пресс-конференцию с писателями-физиками. Точно, среди них был Николай Леопольдов.

-Я сразу тебя узнал, - сказал Дронов. – Ты мне книгу подписал, Леопольдов.

-Верно, подписывал. И если помнишь, там была приписочка «до встречи! ». Вот и встретились.

-Или кто-то эту встречу очень ловко организовал.

-Я и организовал.   Захотел посмотреть в глаза тому, кто столько грязи вылил на меня и лишил выгодного бизнеса.

Дронов ухмыльнулся. Вот ведь как бывает. Только что он был внизу, а сейчас наверху. Чем не классическая борьба. Скорее, классическая ситуация, поправил себя Дронов. Если уж говорить о бизнесе Леопольдова, который грохнулся после статьи в «Вечернем Доме», газете, которую редактировал Дронов, то все правильно. Газета и натравила милицию на заводик, который выпускал наркотические игрушки. Бизнес был нешуточным. Дети становились зависимыми от игрушек и хотели иметь их только фабрики «Реннессанс», которая входила в холдинг Леопольдова. Варварски  хитро было придумано: дети берут в руки игрушку, сделанную из пропитанных наркотиками материалов, а потом не могут оторватьсся от нее и требуют еще и еще.

В то время Дронов как раз занимался журналистским расследованием одного дела, связанного с наркотиками и ему на глаза попал документ, подписанный Леопольдовым, на заказ лекарства под названием «Летал».   После этого лекарства, которым были пропитаны ткани игрушки, дети действительно летали.

Дронов долго не мог сообразить, зачем фабрике игрушек нужны наркотики, пока его пудель Грим не начал  вылизывать его руки, которыми он накануне держал Барби и которые не успел вымыть. Тогда и мелькнула гениальная догадка. Барби была срочно отвезена в НИИ судебной экспертизы, там и обнаружили наркотическую начинку.

Скандал был мировой. Хотя Леопольдов и здесь попытался увернуться и обыграть следствие, уверяя, что «Леталом» они всего лишь улучшали запах тканей. И действительно, «Летал» излучал прекрасный свежий аромат.   Все-таки Леопольдову пришлось заплатить огромный штраф, фабрика была закрыта на неопределенное время, а сам директор отправился отбывать срок в места не столь отдаленные. Кажется, в Винницкую область.

Леопольдов напряженно следил за Дроновым, чуть наклонившись и высунув из манжетов дорогой рубашки волосатые крупные руки мясника.

Как же Дронов не признал эти руки сразу. Он ведь еще тогда запомнил эту деталь. Если бы память сработала, не сидел бы он сейчас в этом красном борделе и не смотрел бы на него, как  удав на кролика, бывший наркоделец. Теперь Дронову стало ясным, почему Леопольдов заманил его сюда. Он просто хотел отомстить. А раз так, то, вероятно, не выйти Дронову из этой комнаты живым. Это однозначно. От этой мысли холодная испарина накрыла позвоночник, и зубы до скрипа сжались в мертвой хватке.

-Не беспокойтесь, господин журналист, я не буду тебе мстить, хотя за то, что раззорил меня, полагалось бы тебя привязать ногами к вершинам берез и разодрать на половинки.

Мне этого не надо. Я  прочитал твой  роман  «Нарцисс». Помнишь, там есть сцена, в которой я уговариваю себя, что я лучший из лучших и что природа дала мне огромный талант, чтобы наслаждаться жизнью. Ты из меня сделал монстра, правда, не забыв рассказать о моих научных успехах.

Как же так получается: мои открытия в науке  принадлежат человечеству, и я же за счет человечества незаконными способами делаю деньги. Это вменяется мне в вину. Но деньги-то я трачу на развитие науки, государство уклонилось от этой роли?

Дронов хотел возразить и  завязать спор, но голова упорно искала выход из создавшегося положения. Конечно, разговор этот затевает Леопольдов неспроста. Наверное, у него уже от его образа жизни скулы сводит от скуки, вот и ищет себе развлечение. Но почему он раньше этим не занялся, когда Дронов был еще действующим журналистом и когда он мог бы заставить его печатно в чем-то даже повиниться, а сейчас, когда бывший журналист-забияка, искавший справедливость и наказания преступникам,   вышел в тираж, добивать его вот таким способом?   Но, может быть, не эту цель – рассчитаться за прошлое, - преследует Леопольдов, может, что-то другое таится в этих черных глазах?

Дронов расслабил мышцы, потер коленку правой ноги и снизу взглянул на Леопольдова. Человек, у которого все есть, который может в любую минуту заказать чартер и улететь на самые дальние острова, зачем-то затащил бывшего журналиста в собственный бордель, усладил с помощью девушки Тамары, а теперь ищет…Ищет  - что?

-Ладно, - встал Леопольдов. – Пошли ужинать. Я что-то проголодался. Да и тебе после всех утех надо подкрепиться, много сил потерял. Черные глазки по-цыгански сверкнули из  нависшего мясистого лба.

Дронов продолжал сидеть.   Никеша оглянулся и по-боксерски развернулся, словно для нанесения удара.

-Долго я буду ждать? Я приглашаю тебя за стол, а не на березки. Вставай.

Дронов встал. Он снова ощутил расслабляющую его волю силу, идущую от Никеши.   Они вышли на улицу, где их уже ждал  «Мерседес».

Демонстрирует свое богатство, подумал вяло Дронов. Смешно!

-У меня, как ты догадался, много машин, и каждая используется по своему назначению. На «мерсах» я езжу развлекаться. А есть у меня еще  лимузин, там я люблю с девочками позабавляться. Это очень приятно делать на скорости. Могу предложить с понравившейся тебе Тамарой.

-А, кстати, где она? – выдавил из себя Дронов, проверяя свой голос, на месте ли он (ему вдруг показалось, что он онемел).

--Там, где ей полагается быть. Она на жизнь не жалуется, а ты ей пришелся по душе, хотя с телом твоим, как она мне сказала, надо еще поработать.   Ты начал стареть. А старость в таком возрасте к себе подпускать нельзя.

-Это не от нас зависит, - пробормотал Дронов.

-От нас, голубчик, от нас.

-Ну, тогда, почему ты так толст и безобразен телом. Посмотри на себя.

Водитель, сидевший прямо, словно прибитый к сидению гвоздем, резко затормозил. Дронов стукнулся головой о спинку кожаного кресла.  

Дронов даже не испугался: ему  стало все равно, что с ним произойдет. Наплевать, в конце концов. Свою жизнь он уже прожил, а впереди…Может, и Леопольдов ему послан неспроста, а чтобы помочь  уйти со сцены, на которой он уже никому не нужен. Одно движение этого гангстера-ученого, и ты -  на облаках.

-Ты считаешь, что у меня некрасивое тело? Женщины так не считают, а они толк в мужских достоинствах знают. Но даже, если и некрасивое у меня тело, разве это меняет мою сущность?   Красота ни о чем не говорит, она лишь отвлекает. Тем более, она не нужна мужчине. Ведь его сущность, я уже повторяюсь, заработать как можно больше, чтобы умаслить своих красавец. А процесс зарабатывания делает мужчину зверем, вернее, окультуривает зверя в человеческого зверя.

У меня был директор института, известный академик, пухом ему земля, В молодости он штангу тягал. Однажды мы с ним по пьянке на локтях дрались. Это такая силовая игра, сейчас ее как-то заковыристо назвали, не помню. Я его повалил. С тех пор он меня возненавидел и, по сути, из-за этого  я и вынужден был уйти из института, и, в конце концов - из науки. Кем был уважаемый академик? Правильно-окультурненным человеческим зверем. Ему казалось, что, если он сидит в высоком кресле и когда-то занимался штангой, то он первый человек.

А тут простой доктор наук его легко делает на глазах у всего научного коллектива. Как не озвереть в такой ситуации?

-А в тот мир академик отошел не без помощи кого-то? – спросил Дронов.

-Ты мне нравишься  смелым. Что ни вопрос, то в десятку. Отвечаю – да, с помощью. Но никто сейчас этого доказать не сможет. Работа была проделана тонко, собака носа не подточит.

Дронов ужаснулся. Он ведь сам себя ставит у стенки такими вопросами. Понятно, что теперь он невольно стал свидетелем еще одного очень серьезного преступления. И если раньше Никеша еще мог подумать отпустить его, то теперь чаша весов явно склонилась в другую сторону. И в этом сам Дронов и виноват. Но что теперь делать? Обратной дороги  нет, он ее отрезал.

-Мыслишь ты правильно, - задумчиво сказал Никеша, почесывая переносицу.

Дронов после суда не следил за судьбой Леопольдова, были другие  интересные дела. Но то, что из тюрьмы ученый-бизнесмен вышел намного раньше, не подлежало сомнению.  

Документальный роман «Нарцисс» Дронов написал случайно. На одной из презентаций познакомился с директором издательства, хорошо выпили, понравились друг другу.   Издатель спросил, нет ли у Дронова чего-нибудь более фундаментального, чем разоблачительные статьи. На что Дронов ответил, что у него в письменном столе уже готовый документально - художественный роман «Нарцисс». Удивился пошлому названию, но сказал так, потому что увидел, как за соседним столом иностранцам  преподнесли эти редкие цветы.

Пришлось срочно писать  роман. Название он уже не хотел изменять, поэтому придумал ход и  нашел главного героя. Для него, как нельзя лучше, подходил севший в тюрьму Леопольдов. Уже тогда ученый – бизнесмен высоко ценил себя и любовался собой. Когда делали обыск, на котором Дронов присутствовал, обнаружили  несколько толстых альбомов с фотографиями.   На этих фотографиях Леопольдов всегда был на первом плане в наполеоновской позе. Даже постельные сцены выглядели так, будто Никеша только что выиграл крупное военное сражение.

Роман имел успех, его напечатали в нескольких престижных издательствах. С тех пор Дронов и начал издавать свою газету. Но романов больше не писал.

Х    Х    Х

Все повторилось. С какого-то момента разговора Дронов почувствовал сладостную усталость и  вскоре с ним произошло то же самое, что и в прошлый раз с Тамарой.

Проснувшись в гостиничном номере (он и не помнил, как попал сюда), Дронов долго смотрел в потолок, наблюдая за игрой световых теней. Думать было лень, но мысли сами лезли в голову. Он привык утром вспоминать день минувший, рассматривать по деталям происшедшее в нем и намечать какие-то планы на будущее. Теперь, когда вышел на пенсию, будущее у него было лишь одно – сесть за большой роман. Директор автопарка на пенсии сидит до смерти в своем кресле, пока его не выгонят,   актер  держится  за сцену, пока на ней же  не встретит свой последний час, а что делает журналист в конце жизни, правильно – пишет мемуары или, если в голове достаточно мыслей, роман.

Дронов считал, что у него в голове мыслей достаточно. Утром он их как раз и собирал вместе, чтобы определиться, что делать с ними дальше.

Роман это, конечно, хорошо, но зачем его писать? Кажется, Марк Твен сказал, что если ты можешь, то лучше не пиши. То же самое – не играть, не петь, не работать вообще.   Марктвеновское изречение было понятно: если заставлять себя, ничего путного не получится. Но чем-то человек должен же заниматься на старости лет, чтобы занять свою голову? Иначе  вместо рабочих мыслей появятся мрачные.

Так что все-таки лучше писать. А там как будет. Дронов уже  и план составил и наметил издательство, где можно было бы его бесценный труд опубликовать.

И в тот день, когда к нему подсел Никеша, он как раз после чтения   и хотел, придя домой, начать работать. Но вот не вытанцевалось. А вытанцевалась какая-то чудовищная абракадабра. Он лежит в неизвестной гостинице (в том, что это было так, он не сомневался, все здесь было до боли гостиничное), смотрит в потолок и думает…О чем он думает? Он думает о том, что лучше бы он писал свой роман. Спокойней. А теперь его изъяли, а  точнее, похитили, и его бывший герой задумал какую-то игру, из которой хорошо бы выйти на свободу живым.

Дверь тихо открылась и в комнате возник Никеша. Он был одет в ослепительно белый костюм, красная рожа его довольно ухмылялась, хотя темные глазки так и сверлили Дронова из своих узких амбразур.

-Снова философствуешь? Придется прекратить это бесполезное занятие, мы уезжаем  в Грузию.

-Куда? – приподнялся на постели Дронов.

-В Грузию, - гаркнул Никеша. – Сам напросился.

-Я никому ни про какую Грузию не говорил, - ощерился Дронов. – Он быстро вскочил  и оказался рядом с Никешой.

-А кто дал согласие познакомиться с мамашей Тамары?

-Она грузинка?

-А кто же еще, по-твоему? Ты, Дронов, меня начинаешь поражать своей тупостью. У Тамары на лице написано – нэмного Грузии, нэмного Израиля. Ох, напрасно, наверное, я столько  денег на тебя убахал.

-Это точно – напрасно, - натягивал Дронов брюки, словно по тревоге. – Я никого не просил меня  трогать. Я - пенсионер, в конце концов, и имею право на …

-Достойный отдых. Так, кажется, записано в Конституции. Вот ты и имеешь. На шару ешь, пьешь, ублажаешься, а теперь вот на шикарном теплоходе поплывешь в Грузию.

Теплоход как-то смирил Дронова с действительностью. Он любил плавать на теплоходах.

Дронов вопросительно посмотрел на Никешу.

-Понравилось? Я знал, ты большой любитель путешествий. Теперь у тебя их будет много.

-Вместе с тобой?

-Вместе с нами. Ты вступил в большую семью, геноцвале!

Теперь Дронов действительно начал что-то понимать. Наша семья, очевидно, состояла из Никеши, Тамары, ее матери и еще кого-то, с кем он познакомится в ближайшее время.

Они спустились в ресторан, позавтракали, не проронив ни слова. Оказывается, Никеша умел молчать. Делал он это также красноречиво, как и говорил – с напором. Да и о чем им было говорить. Во всяком случае, у Дронова охота к разговорам  всякая пропала. Теперь его везут на теплоходе в Грузию. Хорошо, что квартиру он закрыл на все замки и  оплатил ее на несколько месяцев вперед (так было выгодно, потому что с нового отопительного сезона должны были увеличить тарифы, а предоплата снижала затраты на отопление сразу в два раза). Единственное, кто мог обеспокоиться его отсутствием это  Дмитрий Ворзун, с которым он иногда играл  в парке в шахматы. Но вряд ли он поднимет шум, тем более, что как-то рассказывал Дмитрию Дронов о своем желании поехать в круиз по Европе.

В свое время Дронов положил в банк заработанные за роман  деньги. В стране галопировала инфляция и проценты по депозиту все время повышались. На его счету набралась за два года изрядная сумма, которой вполне хватало, чтобы начать издавать небольшую газету и совершить  круиз вокруг Европы.

Никто о нем в ближайшие полгода не вспомнит, если, конечно, в квартире не лопнет труба и не зальет соседа, что уже один раз было. Ну, и пусть лопается эта труба, и пусть заливает соседа. Пусть вскрывают двери  и начинают его поиски.

Даже очень хорошо, что начнут поиски, может быть, освободят его от Никеши.  

Х  Х  Х

Большой белый теплоход, по которому можно гулять, как в парке. Дронов и гулял. В каюте, в которой он разместился вместе с Тамарой,   старался не сидеть. Впервые он увидел Тамару одетой, она стала похожей на обыкновенную студентку в мини. Мини  любые ровные ноги делало сексуальными, смотреть на Тамару попрежнему доставляло удовольствие. Как только захлопнулась дверь за Никешой, который их и привел в каюту, Тамара стала раскладывать вещи.   Она нагнулась так низко над чемоданом, что Дронов увидел ту часть ее наготы, которую еще не видел.

-Тебе не холодно будет? – спросил он, подойдя впритык.

Тамара обернулась и ласково посмотрела на Дронова.

-Заинтересовался? Я люблю так, меня возбуждает.

-Слушай, может быть, ты сексуально зависимая, тогда у меня сил не хватит. Возраст.

-Я тебе верну молодость, - сказала Тамара, обвивая Дронова своими руками-лианами. Мы вдоволь насладимся друг другом на этом прекрасном теплоходе. Я давно мечтала плыть в море и заниматься сексом с любимым.

-Любимый - это я?- спросил Дронов.

Он вспомнил, что раньше о сексе Тамара ничего не говорила, скорее, наоборот – о прекрасном чувстве, которое гораздо глубже от видения секса и  зрительного ощущения его.

Вот тогда Дронов и решил побольше гулять по теплоходу, не то вся его жизнь превратится в постель. С ним в молодости бывало такое, когда он сутками не вылезал из постели. Но то была молодость. Сейчас эти игры могли принести не только удовольствие, но и беду. Особенно с Тамарой. Она смотрела на него горящими глазами, даже страшно становилось.

Конечно, он не верил ее любовным признаниям. Нынче молодые настолько раскованы, что могут говорить о таких вещах, о которых и думать стыдно было.   Дронову это не нравилось. И не потому, что он был из другого поколения, а в силу природного воздержания. Все, что сверх меры - плохо.

Что делается с природой, когда она создает тайфуны, ураганы, пожары, наводнения, землетрясения? Плохо становится. Разрушительно становится. И как хорошо, когда природа спокойна, ласкова, доверительна. Человека тогда охватывает покой, способность мыслить разумно.

Конечно, многим нравятся ураганные ветры и цунами. Такие люди изобретают для себя всякий экстрим. Бросаются вниз с моста, привязывая резиновую ленту к ноге, сидят в снежной яме, спят на проводах и Бог знает, что еще вытворяют, чтобы довести себя до крайней точки чувствования. И в сексе экстрим прочно завоевывает позиции.   Дронов же любил спокойную размеренную жизнь.

Дронов вышел на корму, наполовину закрытой стеклянным навесом стал смотреть на пенистую полосу, взбиваемую винтами теплохода. Из бурлящего потока вырывались  водяные пары, которые тут же превращались в льдистые столбы, обваливающиеся в море. Если пойдешь по этой кипящей пузырьками дорожке, то  попадешь в рай. В этом не было никакого сомнения.

Дронова тянуло прыгнуть в черно-голубую пучину, ощутить прохладу водного пространства, расправить грудь и  глубоко вдохнуть соленый воздух. Бурлящий поток проявлял силу, и человеку хотелось сделать то же. Красота всегда соединяет человека с природой.   Эта энергетика и передавалась сейчас Дронову.

Спиной он почувствовал Тамару. Удивительно, он  сразу чувствовал ее тепло. Он обернулся и  оказался снова в объятиях девушки.

-Я просто не могу без  тебя. Я стала тобой, честное слово.

И снова Дронов подумал, что эти слова просто дань своей кажущейся свободе. Может быть, это даже мода такая. Они курят, пьют пиво и разговаривают о чувственных вещах. В этом кайф. Слова возбуждают почище наркотика. Хотя, наверное, в таком возрасте это нормально, ведь назначение женщины произвести потомство, и ее существо бросает в бой все свои арсеналы, способные заставить мужчину покориться. Вполне вероятно, что Дронов ей действительно нравился, хотя как может нравиться мужчина, на тридцать пять  лет старше?

Впрочем, сколько историй нынче, когда пожившие мужчины влюблялись в совсем еще девочек, а те рожали им поздних детей и ухаживали за своими мужьями, как и за своими детьми. Материнский инстинкт всеобъемлющ.

Странно, что до сих пор с Тамарой он не поговорил как следует. Она  исчезала,   ее место занимал Никеша, которому собеседники были не нужны, он сам разговаривал.

Тамара  оставалась в молчаливой тени. Дронов даже голоса ее не помнил. Если очень напрячься, то мог вспомнить лишь нечто обвалакивающее, ласковое, грудное…Это было какое-то всепоглощающее женское пространство.

Тамара опустила руку в карман брюк Дронова и начала заниматься своими любимыми женскими штучками. Дронов млел, обнял девушку, прижал к себе. И так они стояли, всматриваясь в белую кипящую пену.

Действительно, зачем слова, если можно вот так. И какая приятная молодая энергетика.

Я вижу себя в ней. Я сейчас чувствую, что чувствует и она, думал Дронов. Он голову мог отдать  на отсечение, что так и было на самом деле. Он сам стал молодой девушкой, которая держала свою теплую виртуозную руку в кармане мужчины. Он смотрел на этого мужчину женским глазами, и он чувствовал утробное желание женщины.

Это так было неожиданно для Дронова, что он чуть застонал. Надо же – дожить до таких лет, чтобы узнать, что в жизни бывает и такое? Как жаль, что, рождаясь, люди большую часть  жизни проводят в страданиях и стремлении просто выжить.

Но, может быть, это просто любовная техника? Рассказывают, что в восточных публичных домах оказывают такие услуги, от которых мужчины сходят с ума. Поэтому  и процветают тамошние публичные дома, в которые едут мужики со всего мира.

Сзади послышался шорох,   и рука Тамары замерла, а потом медленно, извиваясь  змеей, начала выползать из тела Дронова. Он перевел дух. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не появление парочки рядом с ними.

Тамара прильнула губами к его губам, и Дронов едва не рассмеялся. Это ее движение напомнило ему эпизод из какого-то фильма про разведчиков, когда они разыгрывали перед вдруг неожиданно возникшими немцами влюбленных.

Он ощутил прохладные пылающие губы женщины.

Потом они пошли в каюту. И там произошло то, что Дронов наблюдал в своих снах. Только к вечеру они снова появились на палубе. И только для того, чтобы снова очутиться на корме, на том самом месте, где стояли утром. И все повторилось, как утром. И они снова вернулись в каюту.

Так продолжалось на протяжении всего путешествия в Грузию.

Потом этот переход по Черному морю Дронов вспоминал, как свет яркой молнии, который пронзил черные небеса и беснующееся в  черном мраке неистово спокойное пенистое море.

В Туапсе они сели в машину, которая уже ждала их. Дорога шла в горах,   иногда машина останавливалась, они выходили и молча смотрели на темные ущелья, из которых поднимался тяжелый пар, на горы, опоясанные кольцами тугих облаков, на реки, тускло поблескивающие кривыми зеркалами. Природа посылала им тишину и возможностть уединения. Она и сама уединилась и молча любовалась своими красотами.

-Здесь жить нельзя, здесь можно лишь молчать, - сказала Тамара.

Дронов удивленно глянул на стоящую рядом стройную девушку с широко расставленными с пушистыми ресницами синими глазами. Тамара была в розовом легком платье, что подчеркивало ее женственность и  сексуальность, и Дронову не верилось, что он так хорошо теперь знает эту женщину, но и еще так плохо знает этого человека. Кажется, впервые она произнесла фразу, которая дошла до него во всей своей ясности.

Он хотел сказать, что она прекрасна в этом месте, что вся сумятица чувств этого пейзажа отражается на ней, что…Но вместо этого он обхватил ее талию и привлек к себе.   Впервые он ощутил сопротивление. Тамара стояла и смотрела сияющими глазами в ущелье. Ей сейчас был не нужен Дронов.

Он убрал руки и снисходительно-внимательно боковым зрением наблюдал за красавицей. Был уверен, что больше такой Тамару он не увидит. Ее надо привозить сюда, чтобы она вростала в эту природу и становилась такой же частью ее, как горы, река и мрачный небосвод.

Дронов почувствовал возвращение того момента своей молодой жизни, когда запах дождя или цветка влетал в него и запоминался, как чистая нота откровения. И потом этот запах возникал в моменты наибольшего напряжения и завораживал его.

Всю оставшуюся дорогу они ехали, отстранясь друг от друга, будто незнакомые. Водитель несколько раз поворачивал голову, ему было мало зеркала, чтобы убедиться, что с пассажирами все в порядке.

Х  Х  Х

За десять километров до Тбилиси они стали встречать больше машин, а однажды им дорогу перекрыли БТРы.

Водитель вышел из машины, а потом быстро вернулся.

-Говорят, война с Россией началась, - сказал он, доставая мобилку.

-Война? – удивился Дронов. – Откуда война, войны давно уже закончились.

Он говорил на автомате, а сам  глядел в окно на стоящий поперк дороги БТР. Молодые военные грузины сидели на броне с веселыми лицами, будто встречали свадебный кортеж. И только серьезный майор нервно расхаживал вдоль бронированной машины и сердито поглядывал в небо.

-Проезжай, друг, - сказал он водителю. - И  быстрее в укрытие. Могут бомбить.

-Что это? – спросила Тамара, высовываясь в окно автомобиля.

-Война, говорят.

Так они встретили войну Грузии с Россией. Дронов настолько отключился от действительности, что смысл слова “война” до него не сразу дошел. Он вертел головой во все стороны, пытаясь заметить признаки  военных действий. Ему казалось, что должны быть толпы беженцев, идти войска. Но ничего кроме БТРа, на котором улыбались молодые грузины, он  не видел.

Кто-то, как и майор, посматривал на небо, которое было высоким и облачным, кто-то что-то нервно рассказывал другому, и только то, что у БТРа остановилось несколько машин, которые тут же на большой скорости отъезжали, говорило о необычности происходящего.

Водитель рванул с места, Дронов ударился затылком о жесткий подголовник и едва сдержался, чтобы не выругаться. Тамара сосредоточенно смотрела вперед.

-Все в порядке – сказал Дронов, отвечая на свой внутренний вопрос. – Войны не должно быть, и с чего бы это ей быть?

-Грузия, - сказал водитель, -  стреляла ночью по Цхинвали из пушек системы Град. Это «Катюши» такие. Я по приемнику слышал. Вот сейчас…

И водитель включил приемник, из которого сначала послышался треск, затем незнакомая взволнованная грузинская речь. Эфир трещал, пел, но понять что-либо было невозможно, пока не заговорила русская станция. Передавали срочное сообщение: Грузия ночью напала на Осетию, разрушены дома, погибло более тысячи мирных жителей.

Самая настоящая  война.

-Отчего война, откуда она? – спросил неизвестно кого Дронов.

Водитель коротко обернулся, откинулся по-хозяйски на сиденьи и приготовился к долгому объяснению человеку, который не слушает радио и как с неба свалился, хотя  и вид приличный и возраст солидный. С девочкой все понятно, а этому…надо лекцию прочитать.

И водитель начал менторским поучительным тоном рассказывать о том, что между осетинами, абхазами и грузинами уже давно идут трения. В горах, говорил водитель, живется хорошо только сильным. Вот каждый и  хочет им быть. Это не сегодня и не вчера началось, а давно.

Дронов слушал  и  все равно не понимал, как в таких местах может быть война. Зачем? Сама природа, в которой жили люди,   не предусматривала никаких кровопролитий, а призывала лишь к труду и благоденствию.   Дронов вспомнил стоящую у ущелья Тамару. Как можно убивать такую красоту и зачем?

Дронов мыслил по-взрослому и по-детски  одновременно. Конечно, он знал, что на Кавказе всегда неспокойно. И когда Никеша сказал, что они поплывут в Грузию, что-то такое неприятное из детства и юности взъерошилось в нем.   В представлении Дронова грузины всегда были богатыми. Во времена СССР именно они были главными поставщиками цитрусовых и именно они покупали тогда дорогущие «Победы»  и позже «Волги». И на всех курортах  были основными посетителями ресторанов и заказывали самые дорогие блюда.

Но  сейчас Грузия была одной из беднейших стран. Здесь всегда было неспокойно, это водитель правду сказал.

В Тбилиси было не протолкнуться от машин и людей. Все они сигналили, ехали и шли одновременно, полицейские смотрели на эту  толкучку  и не предпринимали никаких действий.

-Здесь всегда так? – спросил Дронов.

-У нас полиция очень строгая, но сейчас лучше к народу не соваться. Видите, что происходит.

Машина ехела вдоль Куры,   Дронов смотрел на отвесные скалы с мутной рекой внизу и с домами наверху. Зрелище было настолько экзотическим, что Дронов  высунул голову из окна.

Двор, в который они заехали, напоминал крытый рынок, только вместо крыши был шатер из деревьев, виноградной лозы и плюща. Солнце толчками пробивалось на каменистый пол и, казалось, что в глазах у тебя самого проколоты солнечные дырки. Посреди дворика стоял старый фонтан, слепленный из нескольких камней, из которых на вершине высовывалась ржавая труба.

Из  щелей камней росло небольшое деревцо. У фонтана стояли две скамейки из тесаных камней. Они солнечно мерцали в зеленой полутьме и отблескивали полировкой. Не одна сотня штанов глянцевала эти поверхности.

Вход в дом напоминал вход в пещеру. Из-за зелени крыша дома не была видна, а тяжелая дубовая дверь толсто висела на амбарных уключинах. У двери статуей  стояла красивая вся в черном женщина. Она развернулась в сторону вошедших. Дронову даже показалось, что статуя установлена на вертящемся круге.

Но вот статуя шевельнулась и на черном бархатистом платье четко обрисовался контур длинной ноги, а потом и сама белая соблазнительная плоть показалась в разрезе черного занавеса. Платье состояло из двух половинок, стянутых у талии. Чем дальше выдвигалась нога из щели, тем длинней она становилась, и Дронов не мог оторвать глаз от этой картины. Движения женщины были по балетному пластичны. Дронов смотрел на ногу, которая медленно оголялась, и тяжелая похоть зашевелилась  ниже живота. Это было сладостное мгновение.

Тамара стояла рядом и с восторгом смотрела на женщину.

Женщина двинулась к ним навстречу, и черный шелк заиграл просветами и упругостью нежной плоти. Казалось, изнутри платья льется свет, который умело высвечивает затаенную красоту.

-Здравствуй! - сказала, подойдя к женщине Тамара. Она прикоснулась губами ко лбу женщины, как прикасаются верующие к иконе.

Женщина ответила легким  родственным движением. Вверх поднялась белая рука с тонкими кистьями и длиными скрипичными пальцами, которые медленно поплыли в воздухе и коснулись чистых блестящих теперь почему-то темных волос Тамары.

Дронов на прямых ногах подошел к женщине и учтиво поклонился, взяв ее руку в свою и чуть прикоснувшись губами к прохладной коже, пахнущей терпким ароматом. Он разглядел лицо женщины. Оно было узким и овальным, огромные черные глаза смотрели с внимательным достоинством и глубоко внутри их читалась мужская строгость. С этой женщиной не следовало разговаривать, на нее следовало смотреть. И Дронов смотрел.   Сколько времени прошло, он не помнил.

Эту вечность прервал быстрый стук каблуков, который отдался болью в барабанных перепонках.

Женщина необыковенно быстро прошла мимо Дронова и устремилась к выходу. Все в ней изменилось, она стала похожа на обыкновенную хозяйку дома, идущую встречать дорогого гостя. Движения ее были торопливы и подобострастны.

Все в том же ослепительно белом костюме в каменисто - зеленое пространство вошел Никеша. Его грузное тело благодаря умело сшитому костюму  приобрело даже стройность. Он оглядел победительным взглядом стоявших перед ним.

-Познакомились? – спросил, целуя женщину в губы и легонько встряхивая ее за плечи.

-Еще нет, - сказала женщина неожиданно низким грудным голосом (она должна хорошо петь, быстро подумал Дронов). – Только начинали.

-Тогда я вас познакомлю.

-Это  директор моего лучшего заведения Лили. Она же мать и учительница Тамары.

А это, - взял  Никеша за руку Дронова, - мой любимый писатель, которого я привез для знакомства с тобой и твоим коллективом. Он будет здесь жить так, как не живут шейхи. И ты должна о нем, Лили, побеспокоиться. У меня очень много дел. Вы знаете, что началась война, а у меня в Осетии и Абхазии свои предприятия.

Дронов уже догадывался о характере этих предприятий. Никеша еще не был так откровенен. Он назвал его любимым писателем, очевидно, не для того, чтобы покрасоваться перед женщиной, с которой у него уже было все и которая была его подчиненным. Смысл сказанного вызывал совершенно определенные ассоциации: Дронов стал членом коллектива этого крупного бизнесмена, зарабатывающего, по-видимому, огромные деньги на сексуальном бизнесе. И Дронов начинал догадываться, зачем его привез в Грузию Никеша. Здесь было его гнездо, отсюда он руководил своим бизнесом, который наверняка пользовался большим спросом, ведь недалеко находился огромный материк  индустрии отдыха. А какой отдых нынче без изысканного секса?

Теперь он понимал, почему Тамара ему сказала, что, если он захочет, то может заняться любовью и с ее матерью.

Дронов посмотрел на Лили. Она при появлении Никеши стала моложе и удивительно похожей на свою дочь.  

Они стояли рядом; как две сестры. Просто не верилось, что природа одарила этих женщин таким даром женственности. Впервые Дронов подумал, что такая проституция романтичная и нужная профессия, ведь по сути она помогает сохраниться семьям. Но он тут же отогнал от себя журналистские мысли, которые по - старинке начали выстраивать сюжет и смысловую наполненность очередной поучительной статьи. Не в том он уже возрасте, чтобы  хватать соблазнительную тему и втискивать ее в проскрустово ложе общественного мнения, которое чаще всего бывает несправедливым к самому же человеку.

Он с удовольствием просто смотрел на двух женщин и, также как и они, молчал. Им никто не мешал молчать, хозяин, отдав распоряжения, тут же улетучился, и они втроем снова наслаждались вернувшимся покоем и знакомством друг с другом.

Дронов и на Тамару смотрел, будто видел впервые. Человек меняется даже от того, под каким углом упадет на него свет, что уж говорить, если вокруг меняется целый мир. А сейчас именно  мир и менялся.

Дронов и Тамара попали в другое пространство, тут и свет был иной, более яркий и свежий. На него хотелось не смотреть,   им хотелось дышать.  

Х  Х  Х

Лили стояла рядом с Дроновым, он слышал ее короткое резкое дыхание. Тамара ушла распаковывать чемоданы (у них с Дроновым был один на двоих), а Дронов с Лили прошли в сад, который больше напоминал ботанический музей (правда, здесь, кроме растений было много камней и воды в небольших ваннах, в них плавали маленькие акквариумные рыбки).

Лили взяла Дронова под руку, и он почувствовал  Тамарино тепло, такое же молодое и завораживающее. Они шли в сад куда-то в самый его удаленный уголок и там у беседки, в которой была установлен огромный диван, Лили остановилась. Она повернулась к Дронову и стала смотреть  прямо  в его глаза. Дронов хотел заговорить, но не мог. Он понял, что ему и не надо  произносить  слова.

Лили медленно поднесла руку к горлу и нажала на какой-то замок, платье медленно спустилось, обнажая  ее свежее белое тело, пахнущее неизвестным завораживающим плоть ароматом.

Дронов все понял. Он снял свою одежду, и так они стояли друг против друга. А потом началось то, что еще в своей жизни Дронов не испытывал. Тамара, конечно, многое умела, но до умения матери ей было далеко.

Когда  Лили ушла в душевую, Дронов чуть не расплакался. Он был разнежен, повержен… Если такое с ним тут будут делать каждый день, он наверняка сойдет с ума. Сверхудовольствия  да еще такого плана ведут к сверхстрессам. Отдаваясь наслаждению, ты отдаешь и энергетику. А уже возраст не тот.   Дронов пожалел, что не испытал такое хотя бы  лет двадцать назад. Сколько впереди у него было бы еще такой жизни!

Лили вернулась, взяла Дронова за руку, и они отправились в соседнюю секцию сада. Там находился небольшой бассейн. Дронов плавал, жмурясь от солнца, переворачивался на спину, чуть ли не мурлыкал. Вскоре около  него оказалась Лили. И все началось сначала, только теперь в воде.

Когда они сидели за столиком в саду, на котором в изобилии в вазах стояли фрукты и черное вино, Лили, погладив пальцем свои яркие плотные губы, произнесла.

-Я вас проверила, Евгений. Можно мне вас так называть?

Дронов смутился. После всего, что с ними произошло, такой вопрос.

-Хорошо, - согласилась Лили. – Я вас буду называть Евгений. Мне понравилось ваше физическое состояние. Вы ведь понимаете, чтобы писатель имел правильное предстаавление о нашей работе, его следует ознакомить с ее азами, а это тома достижений сексопатологии. Человечество занималось осознанием этого акта жизни человека с первых дней появления на земле, так что сами понимаете.

Дронова удивил совершенно чистый русский язык, никакого акцента. Ее приятно было слушать. Слова человека, который молчит, приобретают особое значение.

-Тамара вас хорошо подготовила, - продолжала Лили, - заниматься сексом надо без вопросов  и лишних разговоров, хотя некоторых слово и возбуждает. Тот секс, который исповедую я, лишен дешевых приемов. Вы это уже видите.

-И в чем же ваше учение состоит, если не секрет? – спросил Дронов, наливая себе  и Лили  черное вино и любуясь игре красок в нем.

-Сексуальность следует воспитывать с детства. Лет с пяти-шести. Лобок девочки надо постоянно ласкать, рассказывать ей сказки с сексуальным уклоном.

-Чобы вырастить проститутку?

-В известном смысле – да.   Человеческая нравственность основана вовсе не на сексуальной привязанности к одному партнеру, а к сексуальной всеядности. Это всей своей жизнью человек доказывает.

Наш сексуальный театр, так я называю свое заведение, ставит спектакли, в которых нет оргий, но есть оригинальное мышление.   Сексуальная фантазия человека намного богаче простых физических движений, преследующих примитивные цели. Все идет к тому, что вскоре человек вообще будет размножаться в пробирках, но прекрасные чувства, данные природой, не должны быть утрачены. А их и может спасти только интеллектуальная сексуальность.

Дронов чувствовал себя в раю. Легкое терпкое вино и легкий терпкий разговор, от которого похоть снова начала отягощать его член и сердце начинало учащать дыхание,   кружили голову.

-В красиво изображенных женских и мужских  обнаженных телах, расположенных рядом, секс уже бьет ключом. Человек постоянно ищет в своей жизни именно эту красоту.

Вот почему так долго живет мода на короткие юбки. Даже не очень красивые ноги, уводящие в черную дыру и бесконечность тела, создают  томительное желание обладанием красоты и пониманием нашего пути в жизнь (и женщины и мужчины ведь вышли из-под юбки).

Поэтому сегодня так распространена мастурбация, особенно среди женщин. Мужчина все еще груб в половом акте, ему важно быстрее удовлетворить свою похоть (вот и у вас, я замечаю ее признаки на лице), в то время, как во время полового акта, как во время акта художественного творчества, надо фантазировать и любить друг друга.

-Я должен любить вас?

-Конечно, представить, что любите. Еще в 480-400 г. до н. э. различали «eros» и «agape» - любовь чувственную и любовь божественную. Я  утверждаю чувственно-божественную любовь, которая позволяет возвысить вашу душу, и тогда вы получаете совершенно другие ощущения и результаты.

-Но это ведь невозможно! Я не могу силой заставить любить того, кого не люблю.

-Вы не правы. Никто не заставляет вас насильно любить, но сосредоточиться на любви и вызвать эти ощущения, это и есть культура. Многие, занимаясь любовью, представляют себе других женщин, и женщина, которая в данном случае соединена  с вами, это чувствует.   Вы ведь сами, быстренько закончив дело и одарив женщину своей спермой, потом страдаете от того, что занимались высшим искусством неряшливо и грязно. Любовь можно превратить в грязь и в этом найти  удовольствие. Но это удовольствие будет другого порядка – животным. Хотя я не уверена, что в любви животных так много грязи.

Лили сидела на дубовой скамейке, лучи солнца высвечивали ее белую плоть, а чуть расставленные ноги и чуть виднеющийся женский орган были так завораживающи, что Дронов снова попал в то поле притяжения, когда чувствовал себя беспомощным и сильным.

-А теперь иди ко мне, - сказала Лили,   раздвинув ноги шире.

В этот раз Лили начала с прикосновений к самым чувствительным частям его тела. Ее пальцы словно играли музыкальное произведение и достигали того уровня отдачи, после которого Дронов сливался с Лили  в некое парящее облако,   растворяясь в пространстве.

Лили двигалась молча, иногда касаясь губами  его губ, а потом опускаясь все ниже и ниже, пока не достигала центра вожделения. Дронова пробивали слабые токи, он иногда вздрагивал и тут же расслаблялся.   Губы Лили поглощали его член, мягко сдавливая его, потом она села на него, и Дронов ушел в ее плоть. Он слегка отвечал окончательными движениями. Краем глаза он увидел  Тамару, которая стояла в тени дерева и наблюдала за ними.

Это придало движеиям еще больше ласковой энергии.

Выкупавшись в бассейне, они снова сидели друг против друга. Тамара исчезла. Дронов приходил в себя. Дыхание, которое куда-то исчезло во время любви, медленно возвращалось.

-Да, - сказал Дронов, - вы владеете могучим искусством. Странно только, что вы любите меня в эти моменты, а затем вы точно так же будете любить другого. Вы производите впечатление немного холодного человека. Редко улыбаетесь, молчаливы и рассуждаете только о своем деле.

-А о чем же я должна еще рассуждать с мужчиной, который пришел ко мне за помощью?

-За помощью? Впервые Дронов не сдержался, но тут же  остановил себя. Женщина, которая сделала  для него так много, святая и не должна быть оскорблена.

-Вот видите, - сказала ровным голосом Лили, - вы остановились в своем раздражении, потому что я принесла вам чистые ощущения, ведь это так.

-Да, вы правы. Мне хочется  вас поблагодарить. Что-то в вашем соучастии во мне есть даже материнское.

-Вы тонкий человек, я это сразу поняла, только соприкоснувшись с вами. Но в душе у вас очень много недоброго, я попытаюсь убрать это.

-А как же Тамара? - вспомнил Дронов устремленный взгляд на них девушки.

-Тамара в вас влюблена, это бывает редко, но это так. Я вас люблю, как человека тонкого и с которым легко и приятно работать.

-А бывает, что работать тяжело?

-Сколько угодно. Мы ведь не только театр, как я вам говорила, а еще и лечебница. У нас много клиентов, которых мы   излечиваем от разного рода тяжелых заболеваний.

-Это интересно, очень  интересно. И какие это заболевания?

-Секс лечит от многих  болезней. Кстати слово «секс» впервые появилось в 1382 году при переводе Библии с латыни. А отцом современной сексопатологии (400 лет до н. э.) считается Гиппократ. Именно он сообщил первым, что оргазм женщины прерывается в тот момент, когда сперма проникает в чрево, и  партнер женщины перестает испытывать удовольствие.

Хороший секс снимает стрессы. На приближение оргазма организм (заметьте, как близки эти слова) реагирует повышением в крови уровня гормона окситоцина – его становится в три-пять раз больше, чем обычно. Он в основном стимулирует сокращение гладкой мускулатуры матки и еще и  способствует выработке эндорфинов, тех самых, которые называют гормонами счастья. А они поднимают настроение, избавляют от стресса, снижают боли. И аппетит, между прочим. На тех же условиях синтезируется   еще один регулятор нервной системы – серотонин.

Оргазм  мобилизует иммунную систему, способствует хорошему сну.

Женщина получает от мужчины во время секса не только нежность, но и биологически активные вещества простагландины. Они запускают «цепную реакцию»: усиливают образование женских гормонов, в частности этрогенов и прогестеррона, которые в свою очередь улучшают структуру кожи, волос и ногтей.

Секс защищает  и укрепляет сердечную мышцу. Секс рекомендуют даже тем, кто перенес приступ или удар. Для пострадавших половые гормоны станут лекарством. Уменьшается почти наполовину опасность инфарктов и инсультов.

Секс увеличивает  продолжительность жизни. Секс, это недавно выяснили шведские ученые, помогает даже заживлять раны.

Оргазм вызывает такие судорожные движения, при которых очищаются все застойные полости организма…

Природа побеспокоилась о человеке в надежде, что он ее поймет. Но, к сожалению, не каждый понимает.

Проиллюстрирую рассказанное примером из моей практики.

Очень богатый человек среднего возраста пришел ко мне с просьбой подобрать ему секретаршу.

-Секретаршу?

-Такую, которая бы во время работы могла его удовлетворять, потому что он болен сексуальной зависимостью.

-Как это?

-Ему постоянно  требуется женщина. Это связано, конечно, с  перегрузками на работе. Он броккер,   очень успешный бизнесмен,   все время находится в напряжении. Тот, кто втягивается в эту игру, когда в один миг можно проиграть миллионы, а выиграть миллиарды, подвержены психологическим перегрузкам и  становятся зависимыми от случая.  

Секс со своей секретаршей снимал стрессы, здорово ему помогал. Но  вышла  промашка. Девушка хорошо работала с ним, выполняла все его указания, но взамен требовала все больше денег.

Девушка была умненькая.   Она работала секретаршей, и у нее была работа, которая юридически была оформлена и за которую она получала определенную зарплату. А интимная связь не была юридически оформлена. Поскольку она снимала с ее начальника напряжение и помогала ему быть в хорошей физической и интеллектуальной форме (забыла тебе сказать, что тот же окситоцин помогает находить неординарные решения, а повышение уровня серотонина стимулирует креативное и логическое мышление),   то и дивиденды должны были делиться  если не поровну, то с хорошим для секретарши процентом.

-А разве он не платил ей…за эти услуги?

-Предложил фиксированую оплату. Сначала она согласилась, а когда привязала его к себе крепко, потому что была искусной любовницей, то и потребовала  свою долю.

Вот почему он и пришел ко мне с просьбой дать ему профессиональную любовницу на должность секретарши. Он хотел платить деньги теперь по договору, но, естественно, чтобы об этом никто не знал.

Я проверила его.

-Так, как   меня?

-Не ревнуй, это моя работа. Но с тобой (чтобы ты так не ревновал) он не идет в сравнение. Бизнес откладывает свои отпечатки. Я подобрала ему девушку. Она и по сей день работает с ним и не жалуется. А недавно он привез мне в подарок…вот этот бассейн.

-Остался доволен вашей протеже.

-Не просто доволен, он признался мне, что я спасла его от самоубийства. И я это понимаю. Повторюсь, умелый интеллигентный секс снимает напряжение, облагораживает дух, мужчина постоянно подпитывается новой женской энергетикой, которая ему нужна на протяжении всей жизни, начиная с первого всоса  материнского молока и заканчивая уходом из жизни.

-И на старости тоже?

-На старости тем более. Мужчине нужна сила, женщина ее дает. Руками, губами, чем хотите… А женская энергетика пластична и добра.

Дронов  не переставал удивляться Лили. Из молчаливой она превратилась в говорящую. Ни с одной женщиной о таких вещах он не разговаривал. Трудно было себе представить, чтобы женщина, с которой его только что столько связывало, могла спокойно говорить ему о том, что перед этим тем же занималась с другим. Говорить  спокойно и убедительно. Представить, чтобы районный терапевт занимался в лечебных целях с тобой сексом, а затем равнодушно-поучительно рассказывал, что надо для выздоровления принимать, выписывал рецепт…

-Богатый у вас материал.

-Я вам рассказала только одну историю, а их много. Был у нас известный физик, который имел больную жену и, естественно, кроме отрицательных эмоций ничего от нее не получал. В конце концов он перестал заниматься физикой, стал замкнутым, раздражительным и  начал пить. Пил запоями и все шло к  печальному концу. Хорошо, что у него был друг, наш клиент, который и привел его к нам.

-И вы с ним также знакомились? – не удержался Дронин.

Лили ухмыльнулась. Лицо ее стало ласково хитроватым.

-Ваша реакция естественна,   и чтобы ревность  не закрепилась надолго, мы с вами проведем…

-Спасибо, Лили, просто вырвалось. Я, оказывается, действительно в вас влюбился, как до этого в вашу дочь. Похоже, вы мне это чувство внушили. И, естественно, мне нужно время и осознание происшедшего, чтобы придти в себя  и относиться ко всему, о чем вы рассказываете так  интересно, совершенно безучастно.

-Спасибо! Вы сейчас дали наивысшую оценку нашему труду. Вы полюбили ведь не нас, а женщину. И я неспроста послала по просьбе Николая Аристарховича Тамару. Этот расчет был, как я теперь вижу, правильным. Вы влюбляетесь в работу женщины и полагате, что в саму женщину. Но разве можно влюбиться в автора замечательного художественного полотна, например, в Леонардо да Винчи? Художника можно безмерно уважать, восторгаться его искусством, но влюбляются все-таки в само произведение искусства, в его героев.

А мой герой это секс, в саду которого вы находитесь, но еще не все плоды сорвали.

-Так что было с ученым?

-С ним было тяжелее, чем с бизнесменом. Все дело в том, что за долгие годы воздержания,   член его, можно сказать, усох. Еще  несколько лет, и он стал бы инвалидом,   на него навалился бы в первую очередь простатит. Собственно, когда он к нам пришел, он у него уже был в запущенной форме. Мучился по ночам, когда мочеиспускание особенно болезненное.

-Вы проводили диагностику?

-Возможность к сексу – лучшая диагностика. Проверив больного нашими методами, я могу вам рассказать, чем болен  мужчина, какие лекарства ему принимать.

-Про лекарства я уже догадываюсь.

-Ученого нужно было восстанавливать, как восстанавливают разрушенный замок. Для этого мне понадобилась Рувимочка. Это еврейская девушка, которая живет в Израиле  и работает в тамошнем моем отделении.

-Так у вас международный концерн!

-Можно сказать и  так. Я вам уже говорила, что сексу надо учить с детских лет, чтобы потом молодая женщина была во всеоружии. Рувиму я начала этому обучать с шести лет,   к десяти она уже была мастерицей своего дела. Вот она и спасала ученого. И его организм откликнулся. На первых сеансах он все переживал за свою нравственность, пока я ему не объяснила, что в спасении жизни человека нет ничего аморального.

Мы пользуемся методами, которыми пользовались еще в глубокой древности и которые показали свою эффективность. Потом с ним занималась Тамара, а заканчивала курс лечения я. Через два года профессор помолодел и работал очень продуктивно.

-И вы ему также для поддержания здоровья назначили секретаршу из своего коллектива?

-Нет, к сожалению, он не обладает большими деньгами. Он  приезжает к нам на определенное время.

Х   Х   Х

Тамара  появлялась незаметно. Вдруг она оказывалась рядом, чаще всего со спины. Ее приближение всегда предваряла  волна нежного женского тепла. Вот и сейчас она возникла из воздуха, и Дронов стоял, не оборачиваясь, ожидая ставшего привычным приветствия. Ее тонкие гибкие руки обвили шею  Дронова и медленно поползли вниз и остановились у члена.

-Ты меня, надеюсь, не забыл? – спросила Тамара, занимаясь своим делом.

-Как тебя можно забыть, и вообще всю эту жизнь, которая похожа на сон, - сказал  онемевший Дронов. К такому обхождению привыкнуть сложно, все воспринимается, как впервые, думал медленно он. Но так ведь нельзя всю жизнь.

Тамарины глаза уже были напротив, вылитая мать, только с игринкой в глубоких зеленых колодцах.  

-Мама тебя не утомила? – спросила Тамара, снова опуская вниз свою знающую и умеющую руку.

-От вашего женского внимания ко мне я, наверное, получу хороший стресс.

-Наоборот, мы снимаем стрессы, - улыбнулась Тамара. – Ты должен знать, что я тебя люблю.

-Как всех своих клиентов.

-У меня нет клиентов. Мама мне разрешила быть свободной за исключением ситуаций, когда без меня нельзя обойтись.

-Я-та самая ситуация?

-Сначала – да. А теперь я тебя люблю. Я видела, как работала мать, она великая женщина, но время ее уже уходит. Я ревновала, тебя я хочу каждую секунду.

Дронов опустил руку вниз и совершал на ее теле те же движения, что и Тамара на его.

-Это ведь не может долго продолжаться. Просто немыслимо, сколько я уже всего узнал от вас.

-Это только начало. Идем, у меня кончается терпение.

Тамара в этот раз превзошла себя. Только теперь Дронов понял, что значит вдохновение в таком деле. Все-таки ревность полезная штука.

-Я видел, что ты наблюдала за нами. Это, наверное, здорово возбуждает?

-Это очень сильно возбуждает, и  теперь я наслаждаюсь тем чувством, которое возникло у меня тогда, я его сохранила в чистоте. Это очень сильное и нужное мне чувство.

-Значит, теперь ты сначала будешь наблюдать меня с другими, а потом разряжать накопившееся сладострастие?

-Это неправильное слово. Я не  люблю таких слов.

Дронов с удивлением обнаружил, что во время   любви они начали разговаривать, и этот разговор помогал еще глубже проникнуть друг в друга. А раньше он удивлялся молчанию Тамары. Да и ее мать нельзя было назвать разговорчивой, более того, ее стиль, как она сама говорила, и  заключался во внимательном сосредоточении на действии.

-Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь о том, что я с тобой во время этого разговариваю, правда?

-Правда. А еще я думаю, что занятия сексом становятся для меня привычными. И мне уже трудно представить, как я потом буду обходиться без всего этого.

-Зачем же обходиться без этого, если это прекрасно.

В том и ошибка людей, что им приходится заниматься еще чем-то, когда можно заниматься только этим.

Они продолжали разговор, сидя у фонтана, в котором плавали маленькие красные рыбки.  

-Ты еще очень молода, у тебя столько женских талантов, что твой муж будет от тебя без ума. Думаю, семья у такой женщины должна быть крепкой.

-Я об этом не думаю.   О ребенке думаю, но я могу его иметь от тебя, если ты согласишься.

-Но нам придется тогда пожениться.

-Это не обязательно.   Я могу воспитывать ребенка и сама. Если родится девочка, она пойдет по моим стопам, а если мальчик, то и он будет воспитываться в том же духе, а потом может жить в мужской общине.

-Так у вас есть и мужская община?

-Ну, конечно, моя мать настоятельница только женской части. Сейчас мы пойдем с тобой, и я познакомлю тебя с нашими женщинами. Ты увидишь, как они живут.

Дронов оглянулся.

-Но мне надо одеться.

-У нас это не принято. Только в исключительных случаях мы надеваем одежду. И даже зимой. Помещения у нас хорошо отапливаются.

Это закон общины – мы должны жить естественной жизнью, как разумные люди.

-И давно вы так живете?

-До мамы это было очень закрытое заведение. Оно обслуживало только высокопоставленных чиновников, писателей, артистов, ученых …Мама тебе ведь говорила, что у нас театр и лечебное заведение одновременно.

-Да, рассказывала. Есть у вас такая девушка Рувимочка, которая приезжает специально…

-Она и сейчас здесь, ты с ней будешь общаться  сразу после меня.

Дронов взял руки Тамары в свои.

-Ты знаешь, чем занимается Рувима? Она, как я понял, вытаскивает безнадежных. Я – безнадежный? По моим наблюдениям, у меня еще  там более менее…

-Ты неправильно меня понял. Руви действительно вызывается из Израиля в особых случаях, когда приходится работать с тяжелым больным. У тебя  состояние средней тяжести. Есть склонность к импотенции. Но ты ведь писатель, и тебе надо знать о нашей профессии все. Вот потому и Рувима.

-Впервые слышу, вы хотите, чтобы я написал книгу?

-Об этом потом. Продолжу о лечении.    Абсолютно здоровых мужчин вообще не существует.   Много пьянства, наркотики, или просто изношенный организм, как у тебя.

-Я здесь только тем и занимаюсь, что трачу остатки своего здоровья на не очень легкий труд для организма. Может наступить еще большее истощение.

-Это мамина технология. Она хочет видеть возможности твоего организма. Потому и вызвала Рувиму, чтобы она начала  восстанавливать твой потенциал.

-А он у меня еще есть?

-Ты разве не знаешь, что возраст человека зависит от него самого. Многие люди до самой смерти были сексуальны и зачинали даже детей. А ты еще  в самом мужском возрасте. Только нужно восстановиться и правильно поставить организм. Переориентировать, как говорит мама, на другое потребление энергетики. Здесь и питание другое, и мышление. Ты будешь лучше думать и  лучше работать после нашего обновления.  

-Академия наук. Может быть, твоя мать и  труды пишет?

-Две книги написала, но тираж ограниченный. Пока нет смысла широко трубить о своих теориях и находках. Книги нужны прежде всего для обучения.

Тамара  провела Дронова в самый конец сада. Они прошли длинный коридор и вышли…в микрогородок. На большой поляне стояло несколько двухэтажных коттеджей, образующих круг. Посреди этого круга была площадь и  парк.  

Они вошли в парк.   Дронов увидел гуляющих обнаженных мужчин и женщин. Они ходили по аллеям, останавливались, ласкали друг друга, некоторые тут же занимались сексом.

Дронов словно находился в большом тренировочном зале, только предмет тренировки был необычным.

Дронов уже перестал удивляться.

-Хочешь, мы можем присоединиться. Ты можешь вступить в контакт с любой девушкой или женщиной.

-Тут есть девушки?

-Обязатеельно. Но с ими глубокого секса нельзя делать, они только для нежных тренингов.

Картина парка с гуляющими в нем людьми была настолько заворожительной, что некоторое время Дронов просто любовался.

-И это все больные? – спросил он тихо Тамару.

-Почти. Для простых увеселений у нас есть другие места.  

-И как можно определить, выздаравливает ли больной?

-По мясистости члена. Те, у кого он висит с оттяжкой, тяжелый и  набухший, уже приходят в норму. А у тех, у кого он маленький и  как бы ссохшийся, лечение только начали. Для этого применяются специальные тренажеры.

Тамара рассказывала как профессиональный гид, видно, не впервые ей было выполнять эту роль.  

-Дома построены десять лет назад на деньги общины, - продолжала Тамара. - О городке, конечно, знают власти. Он числится как небольшой жилой районный квартал. Сюда приходят и приезжают отдыхать на длительное время. Стоит это, конечно, недешево, но  попасть к нам не так просто, очередь.

-Мама думает расширить эту зону, но пока городские власти на это не идут, да и земля дорогая.

Они вышли из парка и  подошли к  крайнему дому.

-Здесь ты и  будешь жить с Рувимой, - сказала Тамара, открывая дверь.

Навстречу им вышла девушка, и Дронов замер на месте. Тамара улыбнулась и тихо ушла.

Лицо девушки  было смуглым и спокойным,   темные глаза  расположены довольно близко к переносице, но это лишь придавало особый шарм. Тонкий удлиненный, с едва заметной горбинкой, нос  и полноватые губы подчеркивали необыкновенную женственность. Как и  идеальная фигурка девочки - женщины.    

На ребенка, какой  представлял себе по рассказу Лили  Дронов, Рувима  была мало похожа. Чувствовалась  женская усталость и томление,   образ жизни отражался на внешнем облике.

-Здравствуйте! - сказала Рувима и подошла так близко к Дронову, что ее острые груди нежно коснулись его.

Утром Дронов проснулся рано. Рувима лежала рядом и смотрела на него.

-Было очень хорошо, - сказал Дронов, потянувшись к девушке. Ты действительно мастерица своего дела и хорошо училась у Лили, ведь она твоя учительница?

-Да, - сказала Рувима, продолжая задумчиво смотреть на Дронова. – Но я еще люблю общаться с такими взрослыми как ты. У вас мало агрессии. Чувствуется к тому же, что ты уже начинаешь отдавать полученное с нашими женщинами. Но это еще не все.

-Да, я не сомневаюсь. Я открываю все новые и новые страницы вашего искусства. Мне пора уже сесть за письменный стол и начать писать.   Я даже придумал первую фразу моего романа: «Теперь я знаю, кто создал этот прекрасный мир. Это женщина Рувима».

-Это хорошо, что ты такой воспитанный и любишь меня. Значит, я действительно кое-что умею. Твое выздоровление пойдет быстро.

-Но почему вы счиаете меня больным? - приподнялся на постели Дронов. Я до этого себя неплохо чувствовал, каждый день делал зарядку, пью мало, да и с женщинами общаюсь самую малость. Вы все говорите, что любите меня. Вот и ты, едва прикоснувшись ко мне, об этом сказала.

-Любовь это соединение не только тел, но, прежде всего,    душ. А душа у тебя неспокойная, как же я смогу ее вылечить, если не полюблю ее хотя бы на время.

-Как это – на время? А потом?

-Потом ты не будешь возле меня и будешь душевно здоровым, зачем же мне тебя любить?

-По-твоему получается, любовь это жалость, ты меня жалеешь, что душа у меня неспокойная и потому любишь?

-Да, милый мой. Женская любовь – это, прежде всего, жалость. На этом основано высокое чувство. Человек выброшен на эту землю и отовсюду ему угрожает опасность, и только женщина может уберечь человека от опасности. Даже когда идут войны, это происходит.   Женщина смягчает мужчину, иначе бы мир давно был бы уничтожен.

Дронов сел на постели.

-Откуда ты можешь  это знать в  своем маленьком возрасте?

-Для этого не обязательно проживать длинную жизнь, а достаточно прожить такую, как я. Мы все время рядом с мужчинами, мы успокаиваем их. Если для кого - то любовь в постели это просто удовольствие или утоление своей животной похоти, то для нас, учениц Лили, это успокоение неуравновешенного человека. Почти все вы приходите к нам именно поэтому. И вы лучше начинаете понимать мир, себя и женщин. Мало кто, побывав со мной, возвращался в мир злым или недобрым.

-Но так не бывает. Человека нельзя переделать только  тем, что вы умеете.   Здесь он будет спокойным и уравновешенным и добрым. Но как только попадет в реальность, сразу станет тем, кем был. Или ему навечно следует переселиться сюда.

-Ты правильно сказал,   навечно переселиться. Мы и поселяемся навечно в душе мужчины. Ты будешь помнить меня долго, а, следовательно, долго будешь помнить все, что с нами происходит  и произойдет.

Я слыхала, что ты собираешься писать книгу о нас.   Я когда-то мечтала стать писательницей, даже написала в школе любовный роман.

-Ты училась в обыкновенной школе?

-Конечно.   Даже очень хорошо училась.

-И одновременно искусству любви?

-Лили меня этому учила с малых лет. Что здесь удивительного?

-Все удивительно. Ты ходила в школу, девочки-подруги еще об этом, может быть, мечтали, а ты уже занималась с мужчинами сексом. Тебе не казалось это, мягко говоря, странным?

Школьные учителя  наверняка вам говорили, как должна вести себя девушка: только выйдя замуж, она имеет право лечь с мужчиной. Ты, наверное, Тору читала?

-Я не иудейка.

-Тогда понятно. Но все равно. Вас учили нравственности по литературным произведениям, поэзии, фильмам, а ты...

-Именно в литературе и в кино много грязи о любви сказано. Я много читаю и поражаюсь этому. Пишут вроде бы о хорошем, а кончается все постыдной постелью, или убийствами из-за ревности… Что же тут нравственного?   Я никого не совращала и этим не занималась, а только училась. Заниматься этим я начала, уже много зная и умея.

-Детство у тебя, короче, украли.

-Никто не крал у меня детства. Девочки очень любопытны, они все время играют в куклы и растят игрушечных детей. А я им рассказывала, как все происходит в жизни. И они избрали меня водительницей и своим учителем.

-А взрослые знали о твоей этой деятельности?

-Одна девочка рассказала матери, мать пришла в школу и хотела меня наказать. Но когда я с ней поговорила, она сама стала ко мне приходить, чтобы я ей рассказывала, как и зачем этим заниматься.

Чем больше слушал Рувиму Дронов, тем  ясней для него стала прорисовываться идея женщины, которую создавала Лили. Давалось это понимание с трудом, потому что Дронов постоянно соскальзывал на привычную колею. Мол, все это не что иное, как красивый, интеллигентный, но разврат.

Дронов имел достаточный опыт сексуальной жизни. И опыт этот заключался в простой истине: женщина должна рожать и удовлетворять мужчину и, по возможности, не изменять. Какие тут еще могут быть хитрости. В молодости девушка целомудрена, а, выйдя замуж, целомудрена в рождении ребенка. А потом она должна воспитывать своего ребенка, а потом внуков. Вот и все женское счастье. Ну, конечно, работа должна быть интересной и мужа она, как и детей, должна любить.

Лили же предлагала нечто иное. Целомудрие женщины в понимании любви. При этом  обязательно научиться успокаивать душу мужчины, лепить из него в известном смысле…женщину. Эта любовь носит плотский характер только внешне, на самом деле, через плоть проходит воспитание нежностью и умением. Любовь средство для…любви. Вот что получается.

Этого Дронов понять никак не мог. И ясно почему:   идея была чисто женская. А женщины инопланетянки по отношению к мужчине. У них и организм так устроен: женщина все вбирает в себя и лишь затем отдает. Но  отдает новую жизнь. Не было бы человека,   не было бы и жизни. Животные ведь не знают, что они живы. Они просто живут, чувствуют, но не знают о жизни ничего. А знать – значит  жить.

Рувима научилась любить для того, чтобы успокаивать мужчин, делать их здоровыми. Дронов и по себе уже чувствовал. Ни разу у него похоть не была на первом месте. Она появлялась, но как призыв, не больше. Переходя от одной женщины к другой, он чувствовал новизну и обогащался вовсе не сознанием обладания многими женскими телами, их миллионы и миллиарды, и со всеми не ознакомишься. Он познавал вместе с женщиной нюансы, подробности дара, который дала природа. Эти женщины тонко разбирались в психологии каждой его живой клетки. Они оживляли их и знали, где они находятся, как знают китайцы зоны для лечебного иглоукалывания. Возможно, это акупунктура любви. Лили  что-то такое говорила. Наверное, в ее книгах об этом подробно рассказано.

Х  Х  Х

Прошло несколько дней, наполненных удивительной жизнью с Рувимой. Она и готовила прекрасно. А ее юная живая энергетика,   холеное тело, начитанность (сейчас Рувима училась в университете на филологическом факультете) делали общение очень интересным. Никогда не жил так насыщенно Дронов с женщиной. Она его и обслуживала, и воспитывала. И  омолаживала. Не зря древние правители для продления деятельной жизни спали с молодыми девушками, подпитываясь их молодой энергетикой.

Но внешняя жизнь, идущая за стенами дома, постоянно напоминала о себе. Россия начала войну с Грузией, и эхо ее доносилось и в этот замкнутый мирок, в который приходили для успокоения и умиротворения.

Однажды Рувима  предложила пойти погулять в город.

Они оделись,   и  Дронов впервые за последнее время ощутил, как  легко до этого жил. Одежда сковывала его рыцарскими доспехами, хотя на нем были легкие летние брюки и тенниска, а на ногах сандалии.

Рувима в своей коротенькой юбочке была похожа на школьницу - выпускницу. Она излучала целомудренность, и Дронов с трудом вспоминал свои отношения с ней, настолько она отличалась от той Рувимы, какой была всего с полчаса назад.

Она шла упругой походкой, и Дронов невольно любовался ею, с сожалением понимая, что когда-нибудь эта девушка, которая сейчас была как бы  женой, уйдет из его жизни.    

Рувима права, он ее будет помнить долго. Не Тамару, не Лили даже, которых он тоже любил по их определению.   Теперь Дронов понимал, почему именно Рувиме  поручают тяжелые случаи. К чисто профессиональной работе она добавляла молодое вдохновение. Она была очень чутка, Рувима, она могла ничего не делать, а только говорить о своем сокровенном, и ты уже заряжался ее молодой плотью.

Они вышли к Куре. На противоположном скалистом берегу ютились домики, а река отсвечивала яркими блестками.   На улицах было много людей, которые спокойно беседовали. Трудно было поверить, что где-то, совсем недалеко, рвутся снаряды и льется кровь.

-Неужели идет война? – спросил Дронов, всматриваясь в окружающих.

-Да, говорят возле Гори особенно. Но мы лучше узнаем об этом у Ладо, он владелец небольшого ресторанчика, в котором я очень люблю бывать. Если Ладо приготовит тебе мцвади, ты его в жизни не забудешь. А какое у него вино? Будешь пить без остановки целый день и вспоминать твою маленькую Руви.

-Я и так буду ее вспоминать с удовольствием. Если бы я мог на тебе жениться, то тода бы жизнь стала сплошным воспоминанием.

-Жениться на мне ты не можешь, я помолвлена.

-Помолвлена?

Дронов в изумлении остановился.

-Ну да. Чему ты так удивился? Не всю же жизнь я буду лечить других, я хочу иметь много детей. Но это только тогда, когда буду достаточно прочно стоять на ногах.

-И кто же твой суженный?

-И знает ли он, чем я занимаюсь, это ты еще хотел спросить? Знает. Он студент, и мы любим друг друга.

Дронову стало не по себе. Он никак не мог привыкнуть к этим любовиям. Пойди пойми, кого они любят на самом деле, если в постели, за столом непрестанно они тебе, эти замечательные девушки, воспитанные Лили, говорят о любви. А потом, оказывается, у них имеются женихи!

И хотя Дронов знал, что имелось в виду под словом «любовь», отреагировал привычно – настроение испортилось.

-Ты не ревнуй, - сказала Рувима. – Ты от меня быстро отвыкнешь и поймешь, что я тебя с помощью любви лечила. А к Фикрету у меня нечто иное.

-Но как же ты можешь любить мужчину, если отдаешься другим? - не вытерпел Дронов. Он уже давно хотел узнать это именно у Рувимы.

Вопрос  не удивил ее. Они медленно шли по городу.

-Вон видишь гору? – взяла Рувима за руку Дронова,   и он почувствовал, как она сжала ее. - Это гора Давида. Был такой монах-отшельник, который жил в пещере на склоне. На горе этой, кстати,   похоронен Грибоедов. Когда его убили в Тегеране, его жена Нино (ей исполнилось всего 16 лет), была беременной.   Весть о смерти мужа потрясла ее, она лишилась ребенка. А была такая красавица, что ей прохода не давали, даже Лермонтов делал ей предложение, но она отказала и ему. Понимаешь, какая любовь? А какие слова  написала на его могиле Нино!   Я их помню, как молитву: «ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя». Когда Нино умерла, ее похоронили рядом с мужем. Вот такая любовь и у меня с Фикретом.  

-Нино твоего возраста, - заметил Дронов. – И ты могла бы выйти замуж за  Фикрета. Он, по имени, похоже, азербайджанец?  

-Азербайджанский еврей, живет в Хайфе, где и я.

Они шли по городу, и Рувима рассказывала о памятниках. Остановились у древнего храма. Его архитектура  напоминала  Дронову древние грузинские песни, которые он слышал по радио.

-Хочешь, расскажу интересную легенду, связанную с храмом Святого Георгия? Его называют еще Кашуэти. Ты видишь копию храма, который был построен в начале 20 века. Это точная копия церкви Самтаваси, 11 века. Как далеко ушли те времена! А вот притча сохранилась. Ведь «ква ши»  по-грузински означает «родить камень». Почему так? Одна легкомысленная горожанка, находившаяся в положении, объявила, что в этом повинен монах-отшельник.   Он и отомстил за наклеп,   пожелав ей «родить камень». Отсюда и название храма.

Рувима прекрасно знала город. Они побывали на месте Метехского замка, в церкви «Анчисхати». Обошли почти весь старый город с его узкими улочками, заставленными 2-3-этажными  кирпичными домами с балкончиками и  с лестницами, приставленными к стенам… Заходили в миниатюрные дворики, наполненные зеленью, камнем  и солнцем.

Прошлись по улице Леселидзе, которая когда-то носила название Шуа-базари…Именно эта улица делила город на нижний и  верхний. Когда - то здесь, рассказывала Рувима, прямо под открытым небом чеканили серебро, жарили шашлыки, ковали лошадей, шили бурки, играли в нарды – вся грузинская жизнь была открыта для взоров людей.   А ниже располагались знаменитые караван-сараи. Армянская церковь, синагога, грузинский православный храм, мечеть...

-А теперь посмотрим  знаменитые серные бани, откуда и начался Тбилиси, а когда-то Тифлис…Ты получишь удовольствие, если захочешь пойти  помыться, как когда-то мылся в «Голубой бане» Пушкин. Тогда его хорошо помассажировали кавказцы.

-Лучше бы это сделала ты.

-Это возможно, хочешь?

-Мы ведь идем к твоему другу Ладо, ты не забыла?

-Как можно забыть. Ладо мой пациент.

-Ах, вот в чем дело!

-Замечательный человек. У него большая семья, сыновей только пятеро.

И как они отнеслись к твоему лечению?

-Они все меня уважают.  

-Наверное, ты их всех учила своему искусству?

-Сыновей – да. Мать их настояла. Но я не одна ими занималась.

Настроение у Дронова совсем упало. Слушая рассказы Рувимы о городе, он чувствовал себя обладателем этой прекрасной девушки и даже гордился ее образованностью. Но от реальности никуда не денешься. Дронов остановился.

-Наверное, нам не стоит  идти к Ладо. Как я буду выглядеть, очередной больной?

-Хочешь, я им скажу, что я тебя сильно люблю.

-Опять ты за свое!

-Но как же еще угомонить твои комплексы. Они воспримут тебя очень хорошо. Для грузина гость – Бог. Отдадут последнее гостю. Сам увидишь. Разве тебе не интересно познакомиться с настоящими коренными  тбилисцами. А как Ладо готовит, а как они поют, когда соберутся  вместе! Я не видела нигде такой семейной дружбы, они друг за друга жизнь отдадут. Даже в Израиле стали терять эту семейственную традицию. Люди сейчас больше разъединяются.

Дронов шел как на заклание. Стыдно было перед Рувимой, что он не может никак перебороть свои естественные чувства, которые воспитывались в совсем другой обстановке и по другим законам. Разве он в этом виноват?

В его стране общество считало себя высоконравственным. Таким хотело казаться.   Публичные подпольные дома были только для удовлетворения половых потребностей. А вот  такая идея, которую исповедовала Лили с ее секс - театром и секс - лечебницей, вряд ли прижилась бы. Хотя, кто его знает? Человек стремительно меняется. И, может, будущее действительно сделает человека более раскрепощенным и без комплексов. Может быть, эта новая мораль, когда ты свободно для укрепления своей семьи будешь лечиться у таких девушек, как Рувима, станет обычной, и твоя жена не будет рвать на себе волосы, а поблагодарит девушку за ее труд? Ведь в глубокой древности так и было.

Возможно, современный человек лучше понимает,   что любовь это нечто более широкое и доступное, а семья основана на совершенно другом понимании любви. Человек ведь потому и страдает, что несвободен. И если привычка оберегать духовность, а не постельное ложе, станет…

Дронов тяжело выдохнул воздух, черт знает, о чем он начал думать. А как не думать, если сейчас идешь в гости к человеку, у которого все сыновья и он сам лечились у этой замечательной девушки Рувимы. Если бы она была терапевтом, хирургом, но она сексотерапевт-практик. Так, наверное, можно определить ее профессию. Ты будешь смотреть им всем в глаза, а они будут представлять тебя в постели или в ванне с ней. Они будут раздевать тебя и ее, и себя, конечно, глазами и…

-Не думай об этом, - сказала Рувима,   нежно сжав его руку, -  эти люди не похожи на тебя, у них все иначе. Ты для них, прежде всего, гость.

Удивительное дело: Рувима его все время учит, а он, старый болван, как мальчишка, принимает эти учения только потому, что они очень приятны.

Но так жить нельзя, занимаясь только такими приятными ощущениями. Дронов почувствовал, что начинает трезветь. И слова Рувимы сразу стали безнравственными.

Если бы это было в Киеве, он бы от стыда сгорел. А тут. Дронов почувствоал, что теперь ему трудно будет вернуться в тот мир, в каком он жил до сих пор.

Думая так, он покорно шел рядом с Рувимой, держал ее за руку и рассматривал прохожих. В центре их было много, только в старом городе улицы были пустыми. Наверное, потому, что начались военные действия, а какой туризм, когда вокруг только и разговоров, что вот-вот начнут бомбить Тбилиси.

Грузины любят поговорить и не стесняются, что кто-то услышит их. А даже специально усиливают голос, чтобы все знали, что они думают по поводу этой нелепой войны. Дронов слышал, как один толстяк с лысой головой и шикарной черной бородой, размахивая руками, кричал на всю площадь, что все грузины должны уйти в партизаны, и тогда Кремль узнает, как связываться  с гордыми кавказцами. Мало им было Чечни! Но Грузия не Чечня!

Этот толстяк так заливался своей речью, что хотелось воздвигнуть ему постамент, чтобы его видели со всех сторон.

Старики слушали оратора, поднимаясь на цыпочки, и кивали одобрительно головами. Уж они - то знали, что толстяк прав. Их глаза искали глаза молодых, чтобы улыбнуться и указать на выступающего  и одобрить его.

Рувима слушала толстяка с улыбкой.

-Ты заметил, какой приподнятый у него голос? Так грузины тамадуют. Если у тебя гость, да еще такой, с кем ты  служил  в армии, или осваивал целину, или строил что-нибудь, то не жди, что тебе с дороги сразу предложат выпить чарку. То есть чарку предложат, но ты будешь  держать ее битый час в руке, в течение которого грузин-тамада расскажет о тебе все самое хорошее и будет это повторять много раз, а потом расскажет и  о себе, как тебя здесь любят, и что эта семья теперь стала и твоей семьей. А если бы ты был молодым мужчиной, а в семье была  девушка на выданьи, то намекнули бы, что не мешало бы поинтересоваться этой красавицей (пусть она и не будет ей), и что семья это будет только приветствовать.

-Ну, мне это не грозит. Я ни с кем не служил, я не молод, я не…

-Увидишь, Ладо найдет, чем тебя пронять.

И все оказалось, как и говорила Рувима. Их встретили так, словно ждали всю жизнь,   ждали именно  вдвоем и именно сейчас.

Ладо был  маленький вертлявый старый грузин, который сразу схватил Рувиму за руки и, словно портной, снимающий мерку, осматривал Дронова со всех сторон. А потом его внимание переключилось на Рувиму.

-Все хорошеешь. Ты наша родная, - сказал он и тут же обратился к Дронову.

-Я вижу перед собой интеллигента, наверное, вы писатель.

-Почти угадали, - сказал Дронов.

-Конечно, угадал. И Ладо, вскинув руки вверх, тут же начал смеяться рассыпчатым заразительным смехом.

-Это она мне сказала, - тыкал он в сторону Рувимы коротенькой волосатой рукой. – Она мне позвонила и сказала, чтобы я все приготовил, чтобы встретить известного украинского писателя.

-А что мне, Рувимочка, нужно готовить. Хороший грузин всегда готов встретить любого гостя, даже врага своего. Тот, кто переступает этот порог, мой сын или дочь. А ты, Рувимочка, это хорошо знаешь.

Столько было заразительной энергии у этого маленького грузина, что Дронов невольно улыбнулся.

-Ты привела нам хорошего гостя. Прошу.

Ресторан Ладо находился на одной из старых улочек  и размещался в двух этажах. Стены были выложены из скальных, похожих на плинфы, пластин и кое-где облицованы кирпичом. Красная черепичная крыша с высокой печной трубой, удлиняла силуэт дома, и он казался очень длинным  и широким.

Веранда, увитая виноградом, составляла узкий полутемный коридор, в конце которого и находились двери в ресторан.

Ресторан внутри был похож скорее на древнюю харчевню. Тяжелые дубовые столы  стояли рядом  с винными бочками, пол был земляным, кое-где испещренный выложенными мелкими равзноцветными камнями -  фигурками нагих женщин и мужчин.   На стенах висели шкурки кроликов, а на стене, распластавшись во весь свой огромный рост, топорщил свирепую морду с оскалом белых резцов медведь.

В правом углу находилась небольшая эстрада с кабинетным роялем и небольшим органом. В помещении пахло чебрецом и сушеными  фруктами. К этому запаху примешивался запах копченностей. Перед входом на кухню висели большие бараньи окорока, казалось, покрытые лаком.

Свет лился с верхних окон и располосовывал помещение на неровные части.   Посредине стоял красивый, выложенный из камня, фонтан, который выполнял несколько функций, в том числе и для омывания рук.

В ресторане было сумрачно, за столами сидели хорошо упитанные молодые люди и несколько девушек.   Когда Дронов с Рувимой и Ладо вошли, раздалось густое гудение мужского хора. С этим пением все встали, и гудение превратилось в музыкальное эхо. Песня  текла медленно и гордо, особенно выделялись басы, которые накрывали мелодию, как крышкой кипящую кастрюлю. Казалось, что сейчас произойдет освобождение пара, и голоса разнесут пространство на мелкие части.

Дронов стоял, не шелохнувшись. Конечно, он знал, что грузины очень музыкальны и любят петь, но что их будут таким пением встречать! Это были прекрасные мгновения!

Пели долго. А потом наступила тишина, и было слышно, как на кухне, зажав рот, разговаривали женщины.

Ладо,   взяв за руки Рувиму, повел ее за столик возле сцены.   Идя, Ладо оглядывался на Дронова, и Дронов видел внимательно-вежливый взгляд мудрых глаз.

Когда гости сели за столик, Ладо  наполнил высокие бокалы темным вином и встал.

-У нас сегодня замечательные гости. Как сказал один хороший человек, нет в жизни звука более захватывающего, чем стук в дверь. К нам сегодня постучала великая женщина Рувима, которая спасла нашу семью от …падения в бездну. Она спасла Тамаза, Гиви, Калико, Александра, меня, всех нас.  

При этих словах молодые люди,   сыновья Ладо дружно загудели своими грубыми ворсистыми голосами. Рувима чуть раскраснелась. Она  сидела на скрещивании двух лучей, падающих сверху. Свет подчеркивал древность ее еврейской красоты.

Ладо  долго рассказывал о великой женщине Рувиме, которая спасла их жизнь, а  потом обратился к Дронову.

Дронов удивился мастерству тамады (а сейчас его роль Ладо и исполнял), который знал минимум о своем новом госте, но умудрился говорить о нем  в возвышенных  тонах долгое время.

Дронов чувствовал себя не лучшим образом. Ладо называл его представителем великого украинского народа, лучшим писателем…От таких громких слов в ресторане гудение стало одобрительным, Дронов ловил на себе внимательно-радостные взгляды.

Радушия было так много, что, казалось, Дронов давно уже   жил с этой семьей и сделал немало для нее хорошего. Вот как Рувима. Из того, что она рассказала накануне встречи, он понял, что она лечила каждого из сидящих в этом зале. Но как же женщины? Они ведь тоже об этом знают?

Стол был заставлен глиняной посудой. И в зале было много керамики и украшений из нее.

Ладо был известным гончаром, и вся его семья, как понял Дронов, занималась тем же. У кого было свое дело, кто-то был снабженцем. Но, так или иначе,   все были связаны с ремеслом отца, которое тот  получил по наследству от своего отца.

Первый глоток вина Дронов сделал лишь после долгого тоста Ладо, и этот глоток был божественным. Вино называлось маджарой – молодое вино. Только – только его  изготовили и разлили в  кувшины и глиняные бочки.

Потом выступали сыновья Ладо, статные, сильные молодые люди. А потом все начали есть и пить, провозглашая  короткие тосты. Чего только не было на столах.

Можно сказать, вся грузинская кухня была представлена. Чтобы все это съесть, надо было иметь, как минимум,   живот крокодила.

Рувима тихо рассказывала Дронову о грузинской кухне. Вино каждый грузин делает сам и страшно гордится своей фирменной маркой.   Вопреки принятому мнению, что грузины едят только мясо и закуски, у них в рационе  много супов. Это и знаменитое харчо, которое с удовольствием ел Дронов, шечаманды, мужужи, хашлама… А скольких грузин и их гостей возвратил к жизни знаменитый хаш, который так хорош после хорошей выпивки. У грузин, как и у украинцев, настоящим мужиком считается тот, кто может много выпить и не опьянеть. Но, случается, при  хорошей компании возьмешь лишку. Для таких лихачей и готовится хаш.

Есть его следует, лишь выполнив определенные процедуры. Рано утром обязательная серная баня. Место, где сразу привыкаешь к запаху протухших яиц, затем хорошенький массаж жилистого банщика. Когда человек станет похожим на розовенького новорожденного, его проводят в ресторан есть хаш.   Хаш наварист до такой степени, что ложка стоит в бульоне. В нем много чеснока и много жизненной энергии. Но без ледяной водки его эффективность снижается.

А сколько в грузинских блюдах  зелени, сыров! Дронов попробовал  и сулугуни, зажаренный в муке, и гадазелилли…

Поднесли шашлыки, мцвади, пышущие мясным терпким ароматом. И впрямь их сначала нужно было нюхать, и лишь затем прикасаться к  толстым сочным кускам.

-Ты можешь их есть губами, - сказала Рувима, такие они мягкие.

А потом  были знаменитые хачапури, чехохбили, сациви, фаршированные баклажаны и перцы. Ну и, конечно, рыба. В разных видах.

И заканчивалось это пиршество сладостями: десерты – домашний торт с орехами и с медом, гозинаки.

Ладо снова поднялся с тостом:

-А теперь я бы хотел рассказать нашему гостю, почему в нашей стране так много совершенно разных блюд.

Грузия всегда была лакомым кусочком. Кто только не побывал на ее благословенной земле - турки, греки, иранцы, русские… И сейчас вот началась война, не приведи Господь, чтобы она  стала кавказским пожаром.

При этих словах в зале наступила тишина, и голос Ладо обрел торжественность.   Он говорил почти как Левитан, известный диктор Отечественной войны.

Дронов никак не мог воспринять эту войну. Он слышал о ней, но признаков войны пока не видел. Иногда лишь мелькала в лицах людей тревога, но пока все было спокойно.

Ладо обвел зал помутившимся взглядом.

-Если понадобится, то мы первыми встанем на защиту Грузии.

В ответ на эти слова в зале послышалось мелодичное гудение,   бархатистые басы наполняли пространство тихой и мужественной мелодией, даже Дронов стал подпевать.

Пели долго и с удовольствием. Дронов чувствовал свое единение с этими людьми.   После такого песнопения можно идти в бой.

Дронов провел один из самых прекрасных дней в своей жизни. Грузины были добры, воспитаны, выполняли любую прихоть гостей. И все это делалось от души, вдохновенно. Прекрасный народ!

Потом, когда они ехали в машине, которая везла их в горы, а потом на Борчалинскую равнину, Ладо рассказал Дронову, что у него была страшная депрессия.

-Это не потому, что мы плохо живем и у нас есть проблемы. А возрастное. На какое-то время я потерял руль, понимаешь? – обращался он к сидящему рядом Дронову. – Ко мне пришел старший сын и говорит: у тебя отец все это на сексуальной почве. Мать стара, а ты еще вон какой молодец. Тебе нужно подлечиться. Я был удивлен такой прозорливостью Гиви, откуда он узнал?

Грузины очень темпераментны, об этом ты, дорогой друг, можешь судить по количеству моих детей. И весь вопрос, кто из стариков раньше уйдет на плотский покой. Моя  Сули ушла раньше, много ей пришлось рожать, износился организм, а я износился меньше, мой корень еще крепкий.

Потом сын мне рассказал, что и сам лечился в общине Лили от онанизма, хотя чего от него лечиться, это здоровый вид спорта. Так я познакомился с Рувимочкой, и она подняла меня на вершину жизни. С тех пор я знаю, что мне желать, и с тех пор нет у меня никакой депрессии. Как только набегают на вот это место, постучал Ладо себя по голове,    черные мысли, так я вспоминаю Рувимочку и ее советы, дай Бог ей счастья.

Ладо обернулся к Рувиме, и Дронов едва не схватил его руку, оставившую руль, потому что они ехали по краю ущелья.

-Не бойся, дорогой, я все вижу, а машина понимает меня и никогда не сбросит с себя, сама остановится.

И действительно, машина остановилась, и они вышли на узкую дорогу, зажатую между огромной горой и пропастью. На дороге  было пусто.

Ветер доносил снизу сыровато-сладкий запах трав, а внизу, над Курой,   стоял  пар. Темные тучные горы сурово смотрели на людей, слышалось цвириньканье ошалелой птицы, в воздухе плавали мелкие капли влаги.

-Мудрая река, - сказал  Ладо. – Начинается она с Армянского нагорья в Турции и впадает в Каспийское море. Это самая большая река в Грузии.   А это место, где мы стоим, для меня очень важное. Я приезжаю сюда молиться, потому что именно здесь молился мой отец, здесь  у него остановилось сердце.

Ладо отошел в сторону, и что-то зашептал про себя. Дронов ощутил легкий озноб и взглянул в темную, с едва просвечивающейся на дне узкой извилистой рекой, пропасть. Туман исчез, Кура была, словно вырезанной из жести – холодной и неподвижной.

До  Дронова донесся легкий шум, который стремительно нарастал. Дронов поднял голову вверх и увидел  высоко в небе самолет.

-Вот вам и война, - сказал Ладо, прикрыв ладонью глаза, чтобы лучше видеть. – Это разведчик, видишь, как кружит, на нас смотрит.

И Ладо вдруг показал самолету кукиш.

Это было так смешно, что Дронов не удержался и  рассмеялся. И Рувима, которая за последний час не проронила ни  слова, тоже рассмеялась.

И в это время на площадку, на которой они остановились, выехал «джип». Из него вышел  Леопольдов и тоже посмотрел вверх, точно так же, как и Ладо, прикрыв козырьком руки лицо.

Дронов не удивился появлению Никеши, он давно ждал этого. Время от времени лицо Никеши всплывало в памяти, и вместе с ним  всплывал вопрос, а что же все-таки  от Дронова хочет Никеша? К чему эта роскошная сексуальная командировка, которую он подарил Дронову и которая стоит не одну тысячу долларов?  

Если раньше Дронов кипел от ярости  и безнадежности своего положения, потому что понимал, что любые действия, связанные с побегом, будут напрасными,   то теперь он воспринимал Никешу почти нормально. Никеша подарил ему много открытий.

-В  Цхинвали идет настоящая бойня, - сказал Никеша, приблизившись к группе. – Боюсь, как бы они не пошли на Тбилиси, для их танков всего три часа хода. Никому не нужная  идиотская война.

-Грузия всегда воевала, - сказал Ладо. – Потому у нас так много рождается сыновей.

-Ты прав, Ладо. Если бы не рождались сыновья, то некому было бы выращивать виноград. Но не забывай и о тех, кто их рожает и кто учит их женственности.

Никеша взял за руку Рувиму и поцеловал ей запястье. – Вот такие женщины-героини, как Рувима, нас спасают от болезней и неудовлетворенности. Если бы мужская часть населения земного шара  была сексуально удовлетворена, то человечество давно бы уже  забыло о войнах. Почему-то никто этого не понимает. Вместо военных заводов надо строить такие общины, какую мы с Лили построили, и смягчать воинственный дух вечно желающих драться мужиков.

Дронов с удивлением слушал Никешу, теперь он был с ним полностью согласен.

Никеша повернулся к Дронову.

-А ты делаешь успехи. Мои девушки славно поработали, я был прав в своих расчетах.

-Это что еще за расчеты? - подозрительно спросил Дронов. Этот разговор ему был неприятен, и он снова начал заводиться. Но даже рассердиться он не мог, как следует. Мотор урчал, а машина не ехала. Он действительно стал намного уравновешенней.

-Вот видишь, что такое правильное лечение. Я, когда начал жить с Лили, тоже имел вот такой пальчик. Никеша показал мизинец. Ну, кому я интересен в таком виде. А после общения с Лили и еще несколькими малолетками, вот такими, какой она когда-то была (Никеша указал на Рувиму), я  вышел на пляж, и за мной сразу увязалась стая девиц, выбирай, не хочу. Для женщины мясистый красивый член – что для девочки  самая дорогая игрушка. Она что хочешь за нее  отдаст. Вот об этом ты должен написать.

Ладо кивал согласно головой и большим пальцем правой руки отбивал в такт слова Никеши.

-Аристархович правильно говорит. Мудро говорит. Человек должэн быть красивым во всем. У женщины должны быть свои прелести, а у мужчины свои. Лили всех моих сыновей подняла на крыло, да и я еще не совсем старая рухлядь, могу показать грузинскую сноровку.

Разговор был таким обыденным, словно речь шла о приготовлении шашлыка. Всех интересовал секрет приготовления этого блюда. Дронов увидел себя снова в парке  микрогородка общины, где мужчины, юноши, девушки и женщины  совершали свободно то, что  в миру вызывает такое возмущение. Может быть, это и есть настоящая свобода?

-Однако, нам пора, - тронул за локоть Дронова Никеша. – Теперь тебе предстоит большая работа в уединении с двумя прекрасными девушками. А Рувиму я забираю, она тебе дала главное и, думаю, ты на нее не в обиде. Если хочешь, можешь побыть с ней некоторое время на прощание.

Ладо иногда  к тебе будет заезжать, да и  я скоро приеду посмотреть на твою работу.

Х  Х  Х

Никеша неспроста выбрал внедорожник. На другой машине они бы просто не проехали по каменистой, осыпающейся дороге.

-Весной здесь бурная река, а к концу лета она пересыхает, – пояснил Никеша. – не всякий придурок доберется к нам.

Дронов смотрел по сторонам. Широкие колеса внедорожника подминали под себя крупные голыши, на поверхности которых колеса пробуксовывали. А когда колесо попадало на плоскую каменистую поверхность, машину тут же  резко бросало вперед.

Рувима уехала в город на машине вместе с Ладо.

Никеша, подпрыгивая у руля, пытался рассказать Дронову о работе, которая его ожидала.   В конце концов он смачно выругался и замолчал.

Из услышанного Дронов понял, что ему предстоит написать рекламный роман-повесть о том, что ему довелось увидеть и прочувствовать в общине Никеши.

Они  наконец приехали - ни живы -ни мертвы к большому с двухскатной острой крышей  трехэтажному дому, который, как в сказке, вдруг  вынырнул из леса.

В лесу стоял сырой грибной дух, густые шапки сосен и лиственниц закрывали небо,   было сумрачно, хотя часы показывали четыре дня.

Никеша вылез из машины и еще некоторое время стоял полусогнувшись.

-Сюда действительно трудно добраться, - с усмешкой сказал Дронов, озираясь вокруг.

На первом этаже в вестибюле и на третьем этаже горел электрический свет. Дронов стал искать провода, подводившие электричество к дому.

-У меня своя станция, работает на ветродвигателе. Он на вершине горы хорошо замаскирован, - сказал Никеша, наконец выпрямившись. – Еще одна такая поездочка и разгуляется снова мой радикулит.

-Не стоит бояться, у тебя прекрасные лекари.

-Не ерничай. Радикулит, между прочим, тоже лечится сексом, но у меня еще и одного позвонка не хватает.

-Как это? – не понял Дронов.

-А вот так, гнал на своем «Порше» да и  впилялся в столб, не успел вывернуть. Хорошо, жив остался.   Не без помощи моих красавиц, между прочим. Два месяца выхаживали.

В дверях стояли женщина и девочка-подросток. Они были похожими на скульптуры, выставленные в модной галерее на фоне модного искусственного пейзажа.

-А вот  и  твои новые лекари.   Вера и Лера, я их называю Валера. Откликаются. Ну, Верочка, привечай гостей. Все ли готово?

-Все в порядке, Ник, - сказала грубым грудным голосом Вера.

-Здравствуйте, Николай Аристархович, - сказала весело  Лера.

-Здравствуй, малышка, соскучился. Ну, заходим.

В передней Никеша снял с себя всю одежду и  внимательно посмотрел на Дронова.

-Я сегодня должен уехать, дела, - сказал Никеша. – А так хотелось пообщаться с вами. Эта дурацкая война все карты спутала.

-Теперь я тебе расскажу в спокойной обстановке все, что ты уже давно желаешь узнать, - сказал Никеша основательно расположив свое твердое толстое тело в удобном глубоком мягком кресле. -  Как ты понимаешь, я вышел на тебя не просто так. Гениальная идея родилась у меня  после очень хорошей ночи, которую я провел с девочками. Секс стимулирует к плодотворным мыслям.

Накануне я закончил читать твой роман «Нарцисс». Там у тебя есть прекрасная сцена, в которой я говорю своей любовнице, что я лучший из лучших, но никто об этом не знает. На что Поли говорит, а ты выйди раздетым на пляж и покажи свои достоинства женщинам. И увидишь, отбоя не будет. У тебя же все такое замечательное!

И я, твой герой в романе, так и сделал. И результат превзошел все ожидания.

Гениально, сказал я себе, почему бы мне не взять пример с себя же, так живо и правдоподобно изображенном в твоих мозгах?

Должен сказать, что уже тогда у меня был бордель в Киеве. Обычный бордель, рассчитанный на обычных клиентов. Мне он радости не доставлял. Обычные телки с обычными мужиками совокупляются. Что здесь интересного? Когда-то в молодости я был хорошим фотографом  и работал в одном Доме моделей. Там девушки совокуплялись со мной между сменой одежды. Они одевались, а я их, сам понимаешь. Что тут интересного?

Пурга одна. А  ты подсказал тему, что надо делать дальше и какие бабки я могу клеить на этой идее.

Был у меня один друг, который решил выпускать журнал для богатых. Я ему одолжил денег, но ничего у него не получилось. В его журнале было, кажется, все, что интересует денежные мешки. Но не было главного – идеи. Ведь все, о чем писал этот глянцевый, прекрасно оформленный журнал, писали и в других, более дешевых изданиях. Так какого черта покупать это дорогое варево из избитых фактов и истин? Прогорел мой друг, сгорели и мои денежки.

Вот я и подумал: все сходится. Ты мне дал идею, и я  ее реализую. Но для этого нужна реклама. Тогда я бросился к разным рекламистам, и они стали мне делать  ролики, буклеты – все, что полагается для раскрутки.

И дело пошло. Я заработал первый свой миллион через два года и тут повстречался с Лили. Она представляла на одной выставке свою малюсенькую фирму по формированию молодой семьи. Медицина тогда была в загоне и чтобы поднять ее, требовались немалые деньги.

Мы провели с Лили чудесный вечер в ресторане «Мельница», а потом,   понятно, и ночь. Я даже хотел жениться на Лили, влюбился. Но она была замужем за одним придурком, ученым какого-то медицинского НИИ.   Этот НИИ я потом успешно разорил, выкупив у них целый корпус, а затем и все здания. Муженек ее начал пить, и она его выгнала.

Лили поразила меня своим умением  обращаться со мной, а, следовательно, и с другими мужчинами.

-А что было с ее мужем? – спросил Дронов.

-Что за дурацкий вопрос, и почему тебя интересует этот придурок?

-Да потому, что ты не только институт разорил, а еще и человека погубил.

-Душевный ты мой. В бизнесе нет человеков, есть фигуры, выгодные или невыгодные, помогающие для продвижения по шахматной доске, или мешающие. Ее ученый-пьяница мне мешал. Да он и сам себе приговор вынес.

-Знаешь ли ты, Аристархович (так впервые Дронов, подражая Вере, назвал Никешу, и тот бровь поднял), что если фундамент своего здания строишь на костях, то и сам  костью станешь?

-Мудрец! А как прикажешь жить, если тебя со всех сторон железными вилами подпирают, а то еще и  танками наезжают. Мы живем, дорогой мой, в стране, которая упала с высокой горы и почти разбилась. Сколько людей тут же отошли в лучший мир, разве ты не знаешь? Так что закончили слюни пускать. Слушай дальше, а то я начну злиться. А в наших апартаментах никогда и никто не злится. Такой закон вывела Лили.

Так вот, о чем это я…Да, наладили мы по проекту Лили первую лечебную общину. Так моя вдохновительница  называла наше предприятие. Я дал много денег.

Когда я первый раз заявился  на Подоле, где мы свили гнездышко, ахнул. Деньги мои были потрачены  очень умело. Тут тебе и прекрасные комнаты для уединения, и Зимний сад, и небольшой зал для демонстрации всяких поз и секс - танцев. К слову, в этом зале, как и во всем заведении, ношение одежды каралось штрафом. Так что, если кто-то даже приходил сюда по делам, то приходилось показывать свои прелести девушкам и мальчикам.

У нас было две половины – мужская и  женская. Мальчики  под угрозой больших штрафов и даже увольнения не должны были  прикасаться к своим подружкам по профессии. Их обучение шло на обычных студентках, которым мы давали подработать. Из этих студенток потом отбирались  феи для работы в фирме, которая начала расти, как на дрожжах.

Пришлось даже в школах проводить смотры и приглашать нимфеток. Лили утверждала, что половым воспитанием следует начинать заниматься едва ли не с 6-летнего возраста.

Школьницы валом к нам валили. У нас был специальный кабинет,   где проверялось их здоровье и просматривались возможности дальнейшей работы с нами. Лили пригласила виднейших специалистов, которым мы платим хорошие деньги.

Девочек, которых отбирали, начинали обучать по разработанной Лили программе, а тех, у которых были какие-то женские изъяны, лечили. Таким образом, Лили убивала сразу двух зайцев: пополняла коллектив отборными талантами и решала  государственную проблему по лечению малолеток. А их оказалось много, беспорядочную половую жизнь в школе некоторые начинали уже в десять лет. А которые поскромнее,   мастурбировали чем придется. У некотрых были просто раны вместо писек.   Теперь у нас имеется в Одессе своя больничка. Почему в Одессе надеюсь, понятно? Это портовый город и дела с грязной проституцией и половыми заболеваниями тут  стоят наиболее остро.

Когда к нам заявлялись проверяющие комиссии, мы показывали нашу лечебницу, о которой вскоре даже в прессе стали появляться хорошие статьи.

Были такие, кто чуял, что дело тут нечистое и пытались покопать, где деньги  лежат и откуда они взялись. Таких мы приглашали и не только показывали, где деньги зарабатываются, но и, бесплатно, разумеется, показывали, как это делается.

-И они тоже раздевались в прихожих? –  весело спросил Дронов.    

-А как же! Порядок для всех один. Ты еще спросишь, не просачивалась ли информация  наружу? Никоим образом. У нас все снималось на пленку и в случае чего, мы могли представить документацию, как происходила у нас проверка финансовых документов.

-И никто не отказывался? Наверное, среди проверяющих были и пожилые люди?

-Чудак! Эти с особым удовольствием пользовались нашими услугами и  трахались  так, что впору и молодым позавидовать. Сексуальной старости не бывает, бывает застой в мозгах и в заднице. Тебе, наверное, говорили, что секс носит лечебный характер. С этого мы и начинали нашу экскурсию на предприятии. Сначала читалась лекция о пользе секса, и лишь  после этого начиналось знакомство со всеми нашими факультетами  и факультативами. Многие потом стали нашими постоянными клиентами и приносили неплохой доход. Так что, как видишь, мы организовали безотходное производство.

Главное у меня были отличные помощники: ты со своими «нарциссами», Лили со своей наукой, и я со своим опытом организовывать производство и общаться с государством, что очень мало кто умеет.

Дело так хорошо пошло, что пришлось организовывать филиалы во всех крупных городах  и даже на отдаленных курортах. Мы договаривались с директорами, показывали свои результаты и те позволяли при санаториях, домах отдыха и даже на крупных спортивных и ведомственных базах  создавать небольшие малые предприятия по медицинскому обслуживанию больных. А когда увидели, что наше лечение имеет огромный успех и приносит им доходы, то создавались уже целые отделения.

А вскоре я  с Лили  пересекли границы. И теперь, как видишь, мы работаем в Грузии,   в Израиле, Франции и Америке. И поэтому теперь  нам нужна другая по качеству реклама. Все, что мы делали раньше, продолжает жить и работать. А теперь я решил, что пришло время иметь у себя рекламную повесть-роман, художественный и документальный фильмы. Повесть, роман и сценарии будешь писать ты. А на съемки мы пригласим известных  киношников. Как тебе такая фабула?

Никеша выпил полбокала соку и заглотил большой кусок сочного шашлыка, прикрыв глаза от удовольствия.

-Забыл тебе сказать, - прожевывая мясо  и не открывая глаз, произнес Никеша, - мы еще предлагаем клиентам национальные кухни, разного рода инструментарий для тренажа, литературу, эротические фильмы…Можно сказать, ты уже имеешь дело с академией и академиками.

-Академиками -  нарциссменами.

-Отлично сказано. Именно так.

Никеша прожевал шашлык, съел кружок ананаса  и поднялся.

-Мы хорошо пообедали, - сказал, довольно улыбнувшись, Никеша. - А теперь мне пора. Тебе, Евгений Александрович, здесь никто мешать не будет, а будут только способствовать твоему вдохновению. Для полноценного творчества, думаю, тут есть все.   А я недели через две приеду, почитаю…Контроль в таком проекте дело не последнее. Да, чуть не забыл. Все юридические документы - договор и прочее – с тобой оформит Вера. Она у нас кандидат юридических наук   и юрист предприятия. Желаю жаркой работы!

Никеша по-солдатски заржал, махнул короткой волосатой рукой и отбыл.

Вера вышла вместе с Никешей, но вскоре вернулась и подсела к Дронову.

-Если хочешь, работать можем начать сейчас. Я посижу на тебе, и ты напишешь первую фразу романа. Так закладывают первый камень  в фундамент при  строительстве нового дома.

Уверена, это будет хорошим стимулом и  родит в тебе свежие образы и мысли.

-Мы с Лерой пойдем сегодня погулять, только, конечно, одетыми, хорошо, Лера? – сказал Дронов, улыбаясь девочке.

-Конечно, - сказала голосом  школьницы - отличницы Лера. – Я покажу тебе наш ветряк, а потом мы посмотрим на Соломонову гору, там есть пещера.

Вера помахала пальцем в воздухе.

-Ох, Лера, знаю я твои пещеры.

Х  Х  Х

Дронов выбрал рабочее место у окна. На просторной солнечной поляне рос дуб. Это могучее дерево излучало покой и уверенность, и, глядя на него, Дронов чувствовал, как уплотнятся его плоть, наливаются мышцы, яснеет голова. Особенно хороша была ветвь на втором ярусе. На ней спокойно можно было лежать и  читать.

Никеша четко сформулировал его будущее – он должен написать роман, который бы продвинул общину на рынке в ряд ведущих секспредприятий  мира. В Украину резко увеличился приток иностранцев. И многие ехали сюда, чтобы получить как раз дешевые сексуслуги.

По этому поводу  недавно  у Кабинета министров пикет был проведен защитницами нравственности под лозунгами «Украина не публичный дом», «Правители, отдайте, вместо наших,   своих дочерей на панель»…

Уникальность заведений Никеши состояла в том, что в них лечили с помощью секса и прививали культуру его, что для этой части Европы было внове. Да и в развитых странах таких заведений было не густо.

Так что задача Дронова была простой: написать так о том, что он видел и  пережил сам, чтобы богатенькие и те, у кого хоть что-то за душой имелось, тут же покупали билеты и мчались к Лили, чтобы, наконец, познать жизнь во всей ее красе.

Никеша все верно просчитал: роман всколыхнет умы, заставит работать фантазию. Люди потянутся к истокам и нормам новой для себя гламурной (в хорошем понимании) жизни.

Когда-то это ворвавшееся в обиход слово – гламур – не очень нравилось Дронову. Он видел в нем показушную роскошь, демонстрацию богатства. Вышколенность, холеность женских лиц и тел,   светские рауты. Все это было куплено на бандитские деньги. И это отвращало Дронова, много одавшего как раз разоблачению таких гламурщиков.

Но был другой гламур –  такой, какой он видел в общине Лили. Конечно, и здесь деньги на первых порах зарабатывались не совсем чистые, в этом не сомневался Дронов, но они были вложены в хорошее дело.

Проституцию и секс запретить нельзя, на них стоит жизнь, люди еще не настолько нравственны, чтобы лишать себя плотского наслаждения. Жизнь коротка, и каждому хочется выпить ее нектар до дна.  

Но все должно быть красиво.

Во всяком случае, женская красота, которой Дронов насыщался  каждый день, его уже начала спасать. Даже то, что Никеша висел над головой домокловым мечом, перестало тревожить.   Дронов сейчас жил свободной и счастливой жизнью. И лучше так пожить хоть  год, чем жить, как он жил десятилетиями. И он, конечно, постарается написать этот роман…

Дронов сидел  в кабинете  и смотрел в окно на дуб. Постепенно резкость  картины за окном начала падать, это был первый признак приближающегося рабочего ритма. Мысли суживались, устремлялись к одному предмету – истории, которую он должен рассказать.

Как это часто бывало в такие моменты, Дронов стал вспоминать, что он читал на эту тему. Оказалось, немного, а то, что запомнилось, было о другом. Грубый секс, мимолетность наслаждения.

Человек приходил напиться воды, а, напившись, забывал чувство утоления жажды.

Дронов напишет, как эту жажду надо утолять, получая удовольствие, как надо жить, чтобы с утра начинать ждать вечера, встречи с тем, ради чего эта жизнь и задумана.   Человек работает, творит ради этого – любви, продолжения рода и осознания себя одухотворенным телом.

Он хотел открыть людям новый мир, как  использовать возможности секса для того, чтобы насытить жизнь красотой. Движения, ощущения. Тут к нему пришла неожиданная мысль, что, возможно,   на Востоке, где эта культура ежедневной сексуальной красоты главенствует, так много  мудрецов, предсказателей, основателей научно-религиозных философских учений…

Дронов настраивался на работу, создавая внутри себя с помощью воспоминаний, фантазии тот мир, который ему предстояло выпустить в мир реальный.

Пока ты не вошел в атмосферу будущего повествования, не представил этот мир для себя, твое воображение не сдвинется с места.

Х  Х  Х

Первый рабочий день принес отличные результаты. Точку он поставил на 25-й странице. Вера под диктовку Дронова печатала, словно виртуозно играла на фортепьяно. Иногда Дронову слышалась музыка, и он не сомневался, что если бы сочинял звуки, то они были бы наполненными и гармоничными.

Он обещал Лере пойти с ней в пещеры. Несколько напряженных дней работы утомили. Дронов решил сделать перерыв и воспользоваться им, чтобы выполнить свое обещание.

В библиотеке Вера отобрала книги для Дронова и даже показала подчеркнутое место в «Энциклопедии». Дронов прочитал, что согласно римскому праву, лицо женского пола может вступить в брак в 12 лет. Позже этот закон был одобрен церковью, и до сих пор сохраняется, без особой огласки, в некоторых штатах Америки. Пятнадцатилетний возраст допускается законом везде...

Это успокаивало, но Дронов никогда не имел половых сношений с девочками такого возраста. Для него это было противоестественным. Он понимал, что Лера настроена на сближение и будет делать все, чтобы оно произошло. Ведь это входит в ее обучение, и она должна  потом отчитаться перед своими учителями. И если Дронов этого не сделает, то это сделает, тут совершенно права Вера,   кто-то другой.   И куда девать Никешу? Это ведь его идея. Он считает, что новые познания обогатят фантазию писателя, сделают его письмо еще соблазнительней, что привлечет больше читателей.

Но в Дронове восставал здравый смысл. Всю жизнь он порицал всякий разврат. И когда читал Набоковскую «Лолиту», его передергивало от  тошнотворного вкуса утонченного прелюбодеяния. Тут, конечно, сказывалось воспитание, сейчас Дронов это понимал. Но ведь цветок должен открыться для любви, и живет он ради поглощения этой любви и без солнечного цвета засыхает. И человеческая жизнь начинает раскрываться рано и жаждет поглотить как можно больше энергии.

Совсем недавно на просторах рухнувшей империи СССР произошла  сексуальная революция. Люди узнали много нового для себя из закрытой ранее сферы человеческого существования.

Молодежь с удовольствием подхватила движение сексуальной раскованности. Первыми были хиппи, которые совокуплялись прямо на улице и не считали это развратом. А потом мода перешла на СМИ.   Глубокая правдивая любовь, о которой написано столько честных  и чистых романов, начала превращаться во влюбленность, которая насиловалась фантазией и доводилась до экстаза. Большая человеческая любовь как бы расслоилась, поделилась на интим и смертельную любовь. Ревность в человеке осталась, и она не хотела мириться с модой на секс. А легкая любовь требовала все новых и новых порций, ведь так хорошо пить не с одного, а со многих сладких цветов.

Недавно  Дронов натолкнулся на  интервью с  актрисой, которую он уважал, а в молодости даже был влюблен, главным режиссером  московскоого «МХАТА» Татьяной Дорониной. Оказалось, она имела пятерых мужей. Только законных.

В интервью не говорилось о причинах разводов (а мужья все были известными личностями). Но было понятно, что не удовлетворяло русскую Мерелин Монро. Достаточно было послушать ее голос, голос Сирены, зовущей к прелюбодеянию.

Наука утверждает, что у детей быстрее всего развивается мозг, а затем идет половое созревание. Природа все правильно рассчитала: обязанность женщины познать свои возможности в раннем возрасте. Женщина творит мир, и она должна уметь это делать профессионально, иначе мир, не развившись, угаснет.

Если мыслить такими масштабными величинами, то стоит ли осуждать человеческие ранние пороки?

Дронов осуждал. Но сейчас, пройдя совсем небольшой путь в совершенно новой для себя жизни, он медленно стал опровергать устоявшиеся в нем принципы. Это было тяжело и неудобно, но его организм кричал, что это прекрасно, что так он лучше себя чувствует. И что он должен был сказать своему организму?

Они вышли на улицу и сразу окунулись в зеленый подводный мир. Легкий туман плыл под ногами, огромные папоротники сбрасывали  стеклянные матовые шарики на землю.   Деревья нависали зелеными шапками, внимательно глядя вниз.

Зеленый сумрак, просвеченный желтыми столбами, падающими сбоку и постоянно перемещающимися, отразился на восторженном детском лице Леры.

Дронов шел впереди, Лера направляла его движение словами. Проще было бы ее пустить вперед, но Дронов, услыхав про возможную встречу со зверями, решил не рисковать.

Лера, как капитан, все время отдавала команды.    Дронов чувствовал себя участником детской игры. Лера получала удовольствие от этой игры.

-А ты дорогу знаешь? – спросил, остановившись, Дронов.

Он вытер платком мокрое лицо Леры и поцеловал ее. Лера потянулась  к нему, и  Дронов подхватил ее и  усадил себе на шею.

-Так будет лучше, а то все время приходится оборачиваться, да и  медведь, увидя такую мощную фигуру, испугается.

-Испугается, испугается, - радостно подхватила Лера.

Она уселась прочно на шею своей лошади, которую тут же окрестила Юнкой.

-Почему Юнка? – спросил Дронов.

-Мою  деревянную лошадь-качалку так звали. Потом она сломалась.

-Юнка так Юнка.

Дронов шел медленно, Лера болтала ногами. Они все время мелькали перед глазами Дронова. И в конце концов Дронов схватил  и зажал их в замок.

Дронов разгребал кусты, шел по чуть примятым неизвестно кем тропкам, и был уже уверен, что Лера отдалась игре и совершенно забыла о дороге. Он  шел, ему было хорошо. И ей было хорошо.

Они вышли на большую поляну, в конце которой угадывалась пропасть.

Поляна вся заросла полевыми цветами, выделялись белые ромашки, которые росли кустами. Сыровато-горький  аромат кружил голову. Дронов стоял, онемев, желая пропитаться этой красотой. Что-то подобное он видел во сне. Неужели сны сбываются?

За краем поляны угадывался крутой склон и большое пространство в глубине, а напротив, рукой дотянуться, стояли мрачные горы.   Сверху их окутывала небесная дымка, а снизу ощущался поднимающийся сумрак. Горы поросли высоким лесом и казались зеленой шкурой какого-то фантастического зверя.

-Немного на носорога похожа  эта гора, правда? – спросил Леру Дронов.

-А где ты там  видишь рог, это ежик в тумане, ежик только ежик.

-А я говорю носорог. У тебя воображение никуда не годится. А рог во-он там, где вторая гора просматривается, видишь? А где, кстати, твоя пещера?

Лера вспомнила про пещеру, спрыгнула с плеч Дронова  и  побежала по поляне. Дронов бросился за ней, ему показалось, что она сейчас улетит в пропасть. Он обогнал Леру, но она бросилась ему под ноги, и Дронов со всего размаху грохнулся наземь.   Лицо его упало в  мякоть высоких трав и  цветов, которые нежно окатили его своими лепестками.

Дронов успел вытянуть руки, так что приземление  было мягким. Какой же дурманящий запах шел от трав  и цветов!   Легкие раскрывались навстречу полевому горному воздуху и  с жадностью впитывали его. Дронов делал глубокие вдохи и надолго задерживал  воздух, а потом медленно его выдыхал. Впереди он видел  толстые стебли и  ползущего по одному из них большого занятого муравья.

Сквозь джунгли  травянистых стволов просунулись глаза Леры. Они сверкали и  блистали, и в них было столько счастья, что Дронов  улыбнулся с гордостью. Это он сделал ее такой счастливой. До чего забавная девчонка. Женщина в ней пробивается, как пробиваются маленькие цветы среди больших на этой поляне, но так хочется еще играть.

-Идем в пещеру, - зашептала Лера, словно их кто-то мог услышать.

-Сейчас пойдем, - так же загадочно шептал Дронов.    

Как бы он хотел сейчас стать  мальчишкой, и сколько было бы прелести в их настоящих отношениях? Сколько было бы чистой любви, ожиданий, мимолетных взглядов, недосказанности? Мир, в котором нет грубости, а есть одно ожидание рая.

Они еще некотрое время лежали и смотрели друг на друга.

«Неужели я снова уже в который раз влюбляюсь, спросил себя Дронов? ». От земли исходил влажный теплый дух.

Дронов закрыл глаза и неожиданно уснул.   Он  спал и чувствовал какое-то тягостное проникновение. Его поезд входил в тоннель и  никак не мог войти в него, теплая сильная волна  выталкивала его. Колеса буксовали, пар шипел из-под  горячего котла паровоза (почему-то это был паровоз), но движения вперед не было. И вдруг что-то лопнуло, колеса начали медленно проворачиваться, и тоннель поглотил Дронова. В этом  тоннеле было разлито сладостное тепло и сладостность эта возростала.

Х  Х  Х

Ливень обрушился, как обрушивается от землетрясения дом. Сначала раздался грохот, так что окна задрожали, а потом  шум  воды, который ни с чем  не спутаешь. Дронов работал, перечитывал написанное, редактировал.  

Грохот заставил его взглянуть в окно. Но он  ничего не увидел: вода стояла водопадом. Через несколько минут вал стал прозрачней, и Дронов увидел перед окном озеро. Хорошо, что их дом стоял на высоком цоколе. Строители знали здешний климат.

Вошла Вера. Она села рядом с Дроновым, прижалась к нему.

-Я чего-то боюсь, сердце ноет. Наверное, надо вызвать шефа. Мы к тому же уже  можем отчитаться.

Дронова неприятно кольнуло это «мы», но он тут же заглушил в себе это чувство, вспомнив, сколько труда вкладывали в написание романа женщины.

-А не рано ли? Тут еще много редакторской работы. И я сомневаюсь, на том ли уровне мы («мы» Дронов подчеркнул) эту кашу сварили.

-Очень хорошую вкусную кашу мы сварили. Вера произнесла «мы» голосом Дронова.

-Скажи еще про кашу, так приятно слышать.

-Я тебе говорю это, как опытный читатель такого рода литературы. Единственное, чего не хватает в нашей каше, акцента на лечебном свойстве секса. Нужно научное сопровождение, как говорят специалисты.

-Это просто сделать. И еще мне нужно…поговорить с Лерой.

-Ты еще с ней не наговорился? Ты хочешь, чтобы я ушла?

-Тебе придется уйти, разговор пойдет о ней, мне очень интересно, что она обо всем этом думает и вообще, как относится к своей дальнейшей жизни.

-Я бы не помешала, а скорее, помогла.

-Нет, она тебя…ревнует.

-Она воображает тебя своим отцом.

-Кем?

-Отцом. Она ведь всю свою малолетнюю жизнь мучается этим вопросом, а почему она произошла от этого человека, как они договаривались с матерью? И если мир матери ей близок и понятен, то мир отца ей далек и призрачен. И она стремится смоделировать этот контакт, познать его. Действительно, детский мозг развивается очень быстро. У девочек его развитие направлено на поиск ответов именно такого характера: а как у родителей. Девочки поэтому часто подглядывают за постельной жизнью родителей, много разговаривают об этом с подружками, конечно, не упоминая своих отца и мать.

Куклы, с которыми они играли,   начинают оживать, становятся взрослыми. А этот акт для них - психологический стресс. Он ведь не доставляет удовольствия, а только  удовлетворяет любопытство. И они говорят себе: а вот и ничего страшного, хотя и страшно, и больно.

-И  у тебя так было?

-Я о себе и рассказываю. И не думаю, что отличаюсь от среднестатистической  девчонки.

-Вот об этом я и хочу рассказать. Если ты все так хорошо помнишь, то тогда мы сравним…

- Правильно поступишь. Я смотрю на эту проблему с высоты опытной женщины.

-И профессионалки.

Вера отодвинулась от Дронова.  

-Не люблю этих слов. Ты что же, думаешь, если я удовлетворяю  мужчин, я бесчувственная и не могу любить? Ошибаешься. Вы понять этого не можете. Если женщина  жертвует, то всегда с любовью, иначе бы она и шага не сделала. В любом проявлении любви есть жертвенность. Всю жизнь женщина приносит ее, отсюда  ее пластичность и  способность выжить в условиях, когда все направлено на смерть.

-Не обижайся, - поцеловал Веру в волосы Дронов.

Он чувствовал себя  в кругу семьи. Вот сейчас они разговаривают с женой о своей  дочери,   чем и как она живет и что с ней будет.

-Разве ты не чувствуешь меня? Не плоть мою, а именно меня, когда мы с тобой занимаемся сексом? Чувствуешь, потому что ты прошел уже подготовку и знаешь, что это действие длительное и  в том его прелесть. Ты научился бегать на длинные дистанции. Женщине не нужен быстрый оргазм, это только у невротиков  и маньяков  в нем потребность. Женщине нужно  длительное общение со своим напарником. Только  тогда она сможет тебе многое рассказать без слов. Ведь сам физиологический процесс  есть общение, познание друг друга. Мы тем и отличаемся от животных, что этим процессом руководит мозг, очеловечивая половой акт.

Ты понимаешь, о чем я говорю?

-Ты хочешь сказать, что женщина должна долго выбирать себе своего спутника в жизни, опробовав в постели многих претендентов.

-Снаряды падают почти у цели, - усмехнулась Вера. –Учти, что, если девушка приходит к мужу девственницей, то она рискует возненавидеть супруга. Он ей делает больно, очень больно. А если запоздалая девушка, то это уже операция. И она остается в физиологической памяти.

Я потому и разошлась со своим первым мужем. Я возненавидела его. Глазами любила, а вот этим (Вера взяла руку Дронова и  положила ее  между своих ног) я его возненавидела. И каждый вечер, ложась рядом с ним в постель, моя конституция вспоминала весь  ужас первой ночи.

Каково приходить  в кабинет к стоматологу после того, как он тебя мучил. Мне одна крыса  вырывала зуб, так она выложила передо мной все орудия пыток – жуткие клещи, зубила и еще что-то угрожающе пыточное. После этого я шла в стоматологические кабинеты других врачей, как на казнь. И если даже врач был большим мастером и делал свое дело безболезненно, у меня заранее все болело.   Точно так и с лишением девственности.

Ливень также быстро прекратился, как  и начался. Дронов открыл окно, и в комнату влетел легкий ветерок, который принес  запах свежести и  нагретости земли.

-Ладно, приведу к тебе Леру, поговори об этом с ней.

Лера вбежала в комнату – легкая, воздушная и тут же бросилась к Дронову на колени.

-Я так соскучилась по работе, целую ночь только об этом и мечтала.

Лера прекрасно владела компьютером и печатала на нем гораздо быстрее Веры.

-Лера, - сказал Дронов.   – У нас сегодня другая работа.   Мы будем разговаривать. Считай, что я у тебя беру интервью для толстого женского журнала.

Лера уселась удобней и положила ноги на стол. Дронов заметил маникюр. Странно было видеть девичьи ноги и разрисованные миниатюрные ногти.

-Ну, нет, так не годится. Ноги, пожалуйста, верни на место.

-А они не хотят на место.

-Я тебя прошу, иначе мы ничего не сумеем сделать.

-Мы ведь уже делаем. Как это здорово. И Веры нет.

-Ты что ее стесняешься?

-Она похожа на училку. А училок я не очень люблю.

-Ты не любишь Веру?

-Мы с ней пробовали любить друг друга, но мне лучше с тобой.

Этого Дронов не знал, что Лера живет еще и со своей старшей наставницей.

-Это так полагается по программе обучения?

-Так полагается, но мне это не нравится. Мы в школе этим занимаемся с девчонками после уроков или  в переменках в кабинете ботаники, а то и в туалете. У нас девочки очень подвинутые. Я одна была целкой.

-Как ты сказала? Больше, чтобы я этих слов не слышал.

Лера обернулась к Дронову,   блудливый огонек сжигал весеннюю свежесть ее синих глаз.

-Ты все-таки  еще дитя, Лерка.   И не надо столько внимания этому уделять.

Дронов чувствовал, что он и сам сейчас похож на училку. Что он несет? Сам держит ее на коленях, войдя в нее, насколько это было возможным, она вертится  на нем и ищет себе самую привлекательную позу. Чем они занимаются?

А он учит ее нравственности. Нравственности из того мира, из которого он не так давно ушел.

-Ты мне лучше расскажи, что ты чувствуешь, вот когда со мной?

Лера обхватила его своими в веснушках руками и прильнула к плечу.

-Я ощущаю блаженство. Женщина должна при этом ощущать блаженство, вот я и ощущаю.

-Это ты прочитала в книгах, ну, а на самом деле?

-Я ведь учусь, правда?

-Ну, если говорить о заведении Лили, то да.

-И должна учиться хорошо, стать отличницей?

-Разумеется.

-Так чего ты тогда впариваешь мне все эти штуки. Ты мой учитель, а я твоя ученица.

-Слушай, откуда у тебя этот жаргон, Лили ему не учит.

-От верблюда.

-Но все-таки. Зачем тебе это надо и как ты попала к Лили? Мне это для книги нужно. Так сказать, детская психология и тому подобное.

-И тому подобное, - передразнила Лера. – Если для книги, расскажу. Меня  очень интересовало, как это происходит у моих родителей. Я однажды увидела, как они этим занимаются. Они этим занимались каждый день и подолгу, так что я один раз уснула возле двери. А отец вышел и все понял. Он меня так отстегал.

-Ты и у нас под дверью подслушивала, рассказываешь слово в слово то, о чем я только что слышал.

-Подслушивала, - честно призналась Лера и подпрыгнула в восторге. Дронов ощутил резкую боль, перешедшую  в сладостное томление.  

Так они разговаривали, и Дронов не сомневался, что теперь за дверями подслушивает их разговор Вера.   Веселые ребята! Они друг к дружке ревнуют и  соперничают между собой.

Лера рассказала, что отец ее был музыкантом и часто ездил на гастроли, а мать работала помощницей депутата, который с ней жил. Лера не раз заставала их дома в постели. А однажды этим они занимались в ванной, и она все слышала.

Отец все знал, но продолжал жить в семье, он очень любил Леру. В школе она училась хорошо, потому что была способной, особенно по математике.

А потом семья распалась. Отец однажды не  вернулся из зарубежных гастролей, прислал  «эсэмэску», в которой сообщал о том, что остается в Америке и, как только устроится, заберет Леру к себе. Но прошло три года, а он не вернулся и не забрал  Леру. А потом стало известно, что он завел новую семью, его супругой стала  местная телеведущая негритянка, у которой была взрослая дочь. Так что место Леры было занято. А ей так хотелось к отцу, а когда она узнала про дочь-негритянку, захотелось вдесятеро больше, ведь теперь у нее была сводная темнокожая сестричка.

А мать вскоре умерла. Шла по улице, подскользнулась на корке банана и ударилась о ступеньку магазина «Ритуальные услуги» головой. Забрала к себе Леру тетка по отцовской линии, хорошая шлюшка. В доме собирались ее ровесницы, которые приглашали двух-трех мужиков, поили их и исследовали мужские достоинства, заставляя подопытных отдавать последние силы.

Приглашали и Леру, когда входили в раж. Но Лере было противно, хотя она этим интересовалась все больше и больше. С теткой стало совершенно невозможно жить. И когда  школьная подружка Наська предложила ей пойти на лекцию  «Гигиена школьницы», Лера пошла. Лекцию читала Лили, которая подбирала для себя учениц.

Лили  знакомилась с биографиями своих слушательниц. Узнала, что Лера живет с ненавистной теткой и предложила ей перейти в общину на полный пансион.

Они даже договор подписали. В нем было сказано, что Лера поступает в общину добровольно и берет обязательства выполнять все требования внутреннего распорядка.

Когда Лера поняла, в чем  состоит учеба, даже обрадовалась. Сексуальная жизнь женщины ее очень интересовала. Через год на своих девчонок она смотрела, как на грязных потаскушек, потому что они этим занимались из чувства соперничества, кто с большим количеством мальчиков это сделает. Были в их классе и групповухи, особенно, когда выезжали на шашлыки.

Потом был страшный скандал, когда об интимной жизни их класса (а  спариванием, как они называли это процесс, занималась вся школа, участие  принимали даже некоторые учителя) узнали родители скромницы Кати Рони.   В школу наслали врачей, девочек  проверили и пришли в ужас.

Дронов еще долго беседовал с Лерой, и она охотно отвечала, иногда вдаваясь в такие подробности, о каких и не всякая взрослая женщина скажет.

-Молодец, Лера! Ты мне здорово помогла, - похвалил Дронов, выключая диктофон. – Материал просто супер, пойдет отдельной главой.

-И моя фамилия будет указана в книге?

-Обязательно будет.

Лера запрыгала от восторга. Дронов  ощущал болезненные толчки, но улыбался.

В той жизни он воспринимал девочек этого возраста как несмышленных детей. И подумать даже не мог, что скрывается за этими золотистыми кудряшками, легкими юбочками, только наливающимися грудями, нежными икрами  и голубыми блестящими глазенками.

Правда, как-то, присутствуя на концерте детского танцевального ансамбля, заметил эти изгибы спин, выставление ножек, подчеркнуто настороженно-открытые движения попок и возбуждающие позы, присущие стриптизершам...

Но теперь, окунувшись в этот мир обнаженных женских и девичьих аур, дотрагивающихся движений, смутного томления и зрительного пиршества дурманящего телесного аромата, Дронов  думал о масштабе и наполненности жизни.   И о том, что многие так и не узнают всего этого.

В юности Дронов поставил себе задачей узнать, как можно больше об этом мире. Потому и выбрал профессию журналиста, которая давала воможность соприкасаться с объемами, вертикалями и горизонталями жизни человека.

Теперь он познавал то, что мог бы познать гораздо раньше, хотя…вряд ли. Общество у них было закрытым, ни  о каком сексе и речи быть не могло.

Х  Х  Х

Часы пробили полдень. Странно было слышать звон колоколов в этой тихой комнате, в которой слышались лишь движения рук, дыхание и неуловимый ритм работы. Дронов представил себе, что при этом звуке проходящие мимо их хижины, затерянной в лесных джунглях, звери поднимают головы и внимательно прислушиваются.

Лера печатала быстро, Дронов, закрыв глаза и ощущая всего себя в девичьем теле, вытаскивал из своего мозга целые блоки уже готовых смыслов. Он был библиотекарем в своей огромной библиотеке, в которой знал назубок каждый том. И по мере команды Леры, «давай дальше», при которой  Лера оседала еще глубже, Дронов вытаскивал новую порцию упакованных слов и произносил их вслух. Лера подхватывала слова и бросала их на серую электронную бумагу. И, соревнуясь сама с собой, снова устремлялась вперед, напрягая, как бегунья, свое юное тело и заставляя Дронова морщиться от удовольствия.

Вера ушла на кухню, приближалось время обеда. Вера готовила так же безупречно как и занималась своим основным профессиональным делом. Из кухни шли возбуждающие запахи, и Дронов чувствовал, что блаженство начинает переполонять его. Не к добру, наверное, это.

И тут же учуял какую - то помеху в густой замеси тишины. Слух его напрягся и обнаружил потрескивание цикады. Звук наращивался, и вскоре стало понятно, что в их направлении летит вертолет.

Ожидание пролета вертолета не оправдалось, взбаламутивший тишину грозный свист винтов остановился в одной точке и просверливал ее сверху, как просверливает дрель толстый слой металла. Сердце Дронова тревожно забилось.

Лера подняла голову и откинулась на грудь Дронова. Ее розовые просвечивающиеся раковины ушей с накинутыми на них полосками золотистых волос, казалось, шевелились.

Это не мог быть Никеша, это был кто-то другой. И как в страшном сне, звук стал быстро приближаться, и вот он уже обосновался за окном.   Дронов увидел большой вертолет, МИ-8 (на таких он летал в Сибири), из которого выскочили две огромные обезьяны в спецназовской форме и, прикрывая головы руками, побежали к дому.

Дронов хотел сделать освобождающее его и Леру движение, но не мог пошевелиться, парализованный страхом.

В комнату вбежала Вера. В руках у нее был нож, на котором свисало колечко лука.

-Что вы сидите? – закричала она, надо стрелять.

Дронов попытался вскочить но ничего не получилось. Лера вцепилась в него и вжималась в его грудь с проникающей силой.

Дверь с грохотом слетела с петель, и на пороге появились два огромных орангутанга. Они и были похожи на этих свирепых обезьян. Двухметрового роста, клыкастые, с крупными носами и широкими ртами, с плечами, которые непонятно как втиснулись в проем разрушенной двери, со светлыми яростными наглыми глазами,   с могучими торсами…

Нож выпал из рук Веры и воткнулся в пол, а колечко лука попробовало сбежать, но безвольно улеглось в расщелине строганых досок.

-Ты понял, Кеш, куда мы попали? Погляди на этого перса с персочкой? А? Как они тебе? Мне персочка, а тебе перс.

-Баня, тихо, - сказал, расставив ноги Кеш. – Тут еще одна ****ушка. От нее пахнет едой. Так что сначала пожрать надо и выпить.

Краем уха Дронов слышал монотонное ворчание вертолета, преданным псом ожидавшего своих хозяев.

-Значит так, ребята, - услышал Дронов голос Веры. – Мы сначала все-таки подготовим вас к ебне, а потом славно пообедаем. Вы попали в генеральский бордель, мы знаем, что нужно солдатам на фронте.

-Слышь, разведка, это шикарная проститутка, по запаху чую. Хочет нам подрочить для начала. Это должно быть приятно.

Кеш выдвинулся вперед, расставил ноги и выпялился на Веру.

-Она, видно, действительно, офицерская. После чистеньких офицерчиков будет приятно.   Ну, тогда начинай, - подвел черту Баня.

Два здоровенных черных орангутанга стали рядом и замерли в ожидании жертвоприношения.

Вера медленно подошла к ним и начала медленно и ловко снимать с них одежду.

Обезьяны стояли смирно, замерев от прикосновений теплых  и ласковых женских рук.

Лера выглянула из - под плеча Дронова, ее начало трясти. Дронов прижал девочку к себе.

Дронов увидел, как медленно, стволами гаубиц, выбирающими цель для обстрела, начали подниматься в снимаемых солдатских штанах твердые удлиненности.

Дронов содрогнулся. Это были мощные металлические телесные самостоятельные существа, которые вырастали на глазах. Там уже было больше 17 сантиметров, которые Петр I считал стандартом для солдата русской армии.   В  своей жизни Дронов не видел ничего подобного. Даже в последней презентации в парке Лили, эти были бы вне конкуренции, хотя там встречались довольно внушительные образцы.

Лили наверняка взяла бы одного из этих чудищ для демонстрации возможностей и мотивации лечения.

Вера встала между солдатами и  взяла в руки оба механизма сразу. Она не сумела  обхватить их полностью.

-Хорошо кушаете, ребята, наверное, каждый день кашу с мясом,   – говорила усыпляющим голосом Вера, лаская  неотесаные стволы молодых дубов.

Дронову стало стыдно. Сейчас он видел, чем можно победить женщину. И куда ему со своей лодчонкой по сравнению с этими атомными подлодками. Если такая подлодка войдет в Веру,   она тут же погибнет. Хотя природа создала этих мужиков для жизни на земле. О чем-то же она думала, природа? Да и впрямь (Дронов этому всегда поражался), даже маленькие и  тоненькие женщины рожают четырехкилограммовых, а  то и более полновесных  человечков. И ничего!

Орангутанги стояли замершими статуями. Их бы на пъедестал – слава Героям!

Глаза их помутнели. У Кеши вылез из-за крупных желтых прокуренных зубов красный толстый язык.

Вера из них сделала идиотов, подумал Дронов, еще больше цепенея. Дронов представил себе на секундочку свое участие в защите  женщин. Один удар этой обезьяны, и даже прощального слова не успеешь сказать.

Вера чудодействовала. Стволы продолжали расти, и начался процесс семяизвержения. Гаубицы выстрелили.

И тут Вера что-то нажала обоим сразу, и орангутанги могучими дубами рухнули наземь.

-Быстро собирайтесь, - закричала Вера, уносясь на кухню.

Лера спрыгнула на пол, Дронов на автомате переводил роман с компьютера на флешку, а потом, для верности, еще на одну. Он уже понял замысел Веры и вспоминал, сможет ли управлять вертолетом.   Эти двое из разведки, очевидно, русской, увидя богатый дом, потеряли от жадности (наверное, собирались грабить) всякую осторожность. Вертолет, это было видно из окна, был пустым и на ходу.

В армии Дронов служил в технических войсках, и иногда они приезжали к соседям на аэродром развеяться. И  там несколько раз перед употреблением «шасси» (был такой фирменный напиток у летчиков) с шашлычком, Дронов летал на геликоптере (летчики не принимали слова «вертолет») над полем, а однажды даже долетел до моря. Правда, с инструктором.    

Вера влетела в комнату, в руках у нее была веревка.

Дронов помог связать разведчиков тройным узлом. Теперь они  были безопасны.

-Ты герой, Вера! - сказал восхищенно Дронов.

-Быстрее, потом поговорим. Собирай  свои вещи. И роман не забудь - мы все здесь ради него работали.

«Работали» неприятно ударило Дронова.

-Роман у меня в кармане. Две флешки.

-Отдай мне одну, - потребовала Вера.

Дронов покорно исполнил просьбу.

Они быстро упаковали в огромный кожаный чемодан все ценности  и вещи.

Дронов обернулся, на него стеклянными глазами смотрел Кеш. Показалось на мгновение, что он умер, но нет, орангутанг зашевелился, пытаясь освободиться от веревки. Кеш еще не знал, что связан, и медленно приходил в себя после шокового приема Веры. Что она с ними сделала, обязательно надо узнать для романа, подумал Дронов.

Лера сидела в салоне, в глазах у нее все еще стоял ужас. Девочка пережила страшные минуты. Можно себе представить, чтобы с ней сделали эти два монстра со своими стволами.

-Все, Лерочка, не бойся, мы сейчас полетим, - убаюкивал, как дочь, Дронов. Лера прижалась к Дронову худеньким мелко дрожащим тельцем и полезла по привычке к нему в карман, словно к отчему очагу. Дронов не сопротивлялся. Может, так успокоится.

-А куда мы полетим? - озябшим сиплым голосом спросила Лера.

Дронов снял куртку и накрыл Леру, он хотел встать и пересесть на место пилота, но Лера вцепилась в него руками.

Господи, подумал Дронов, как они мне дороги, а ведь чужие люди.

Вера  села на место пилота.

-Ты умеешь и это делать? – изумился Дронов.

-И это тоже, - серьезно сказала Вера,   осматривая панельную доску. – Кажется, все на месте.

-Еще бы, - хохотнул нервно Дронов. – Они ведь не собирались долго задерживаться. Кроме разведки эти дебилы занимались еще и грабежом.

-Занимались, есть вещественные доказательства. И Вера кивнула головой назад.

В небольшом пассажирском салоне Дронов увидел мрачную кучу мешков, чемоданов…Из-под шубы высовывалась головка напольных часов, чемодан пытался скрыть целую связку сапог, был здесь даже велосипед.

-Они надолго запомнят наш публичный дом, - тихо рассмеялась Вера. И тут же сказала громко:

-Смеяться нельзя. Может начаться истерика, и тогда мы пропали.

Вера нажала по очереди несколько кнопок, щелкнула тумблером и потянула штурвал на себя.

Эпилог

Все, что здесь написано – написано рукой журналиста Дронова. Он выполнил условия договора, сделал новую рекламу для сексуальной империи крутого бизнесмена.   Правда, не выполнил  обязательную  составляющую рекламы – не указал адрес.

Дронову, как автору, показалось это не существенным. Важнее  иное:   наша жизнь на земле гораздо полнее, чем  мы ее часто представляем. И надо приложить еще много фантазии, энергии, устремлений, чтобы прожить эту жизнь  в более ярком и красочном мире.