Моя Энеида

"Я ценю наши отношения, потому что они основаны на чистейшем эгоизме, а такая связь длится вечно"

Маркиз де Сад

Что может быть хуже дня рождения в одиночестве? Только день рождение в большой компании, подумала я и как всегда сбежала. В другую страну, вечно в поисках своего берега дальнего. Но одной бежать было не интересно,   не могу радоваться чему-то одна. Интересы у близких всегда отличались и получилось как всегда, когда подходишь к лотку с мороженным - хочется попробовать и лаймовое и карамельное и с шоколадной крошкой, и еще вот это трехцветное, но всегда выбираешь в итоге одно и тоже – к которому привык.  

Я позвонила ему сама и сказала – давай поедем вместе, он немного помялся и согласился. Я на неделю, он на три дня. Худшие три дня, наверное, из всех наших долгих и запутанных отношений.

В день, когда он приехал, я начала ждать его еще с вечера. Начиная с эпиляции, заканчивая медитацией. Мне так хотелось, чтобы он был рядом, что я не могла даже есть что-то вкусное и складывала в холодильник припасы.

Вечером «спокойная как ведро» я сидела в лобби отеля, читая на планшете «Саламбо» Флобера и лениво разглядывая выливающиеся из автобусов новые толпы желающих отдыхать. Отель был переполнен, и это мешало элегическому настрою как никогда.

Он навис надо мной внезапно, всей своей подмосковной двухметровостью, в белой толстовке со спортивной сумкой через плечо, он был похож на футболиста запаса, приехавшего на сборы.

Выросший в атмосфере дефицита мужчин и иззбалованности женщинами с детства, он вел себя изначально нагловато-безразлично. Все эти снисходительные улыбочки, плохо скрываемое презрение ко всем этим людишкам, «контингент тут коне-ечшно», как будто его позвали на виллу в Сен-Тропе с моделями из клипа Тимоти, а он очутился в коровнике. Но на что нам воображение, милый мой? Без него вообще не выжить.

И только его вжатая голова в сутулые плечи выдавала  хорошо скрываемую уязвимость и неуверенность в себе. Он оборачивался так, словно ожидал удара по шее сзади.

- Привет,   сказал он и поцеловал меня в щеку, согнувшись пополам, словно мы с ним встретились на лавочке в парке, а не на другом континенте. Я была в полусонном состоянии, та еще престарелая бабочка в шелковом сиреневом сарафане с электронным Флобером в руках, успешно изображающая равнодушие.

- Че, правда прилетел? – спросила я, откладывая планшет и потягиваясь. И как тебя только выпустили? - хотела пошутить я, но он перебил меня радостным лепетом:

– Самолет был полупустой, нам так рекламировали Сахару по дороге из аэропорта, что если мы туда не поедем, то будем последними лохами.

- Конечно,   любой экскурсовод тебя убедит больше, чем я - обидчиво сказала я и добавила – Подарок на день рождение привез? А то щас обратно поедешь!   - сказала я и грозно сдвинула брови.

Нас обоих забавлял наш грубоватый юмор, и окончательно проснувшись друг в друге, мы пошли ужинать.

Заказанная бутылка красного стирала  неловкость и вот мы уже взахлеб трепались обо всем сразу.

Потом был секс - быстрый и безвкусный, как будто он гладил рубашки, а не любил женщину, он скользил где-то рядом, казалось, не касаясь, боясь оставаться внутри надолго. Как будто думает о чем-то другом или боится, что я залечу. Оставалось чувство как при посещении халтурного массажа, слегка погладили, но не поразили. Не было того чувства, когда от простого прикосновения руки ты, как после долгой дороги,   чувствуешь  себя дома - счастливым, вымотанным, но уютным и сияющим во взаимном слиянии.

Почувствовав его отстраненность, я тоже отодвинулась подальше, наверное, он устал после перелета. Он позвонил – написал всем своим многочисленным родственникам, как он летел, где, когда и что видел. Как трехлетний, думала я завистливо про себя у которой никаких семейных связей не было и я никому не звонила даже, что долетела, ну кому это интересно?

С утра вся неловкость и смятый секс были забыты и мы побежали завтракать. Запивая кофе божественные пончики с медом и шоколадом  (к черту диету!) мы захлебывались идеями, мысли как звери застоявшееся в загоне,   наскакивали одна на другую, и я давилась пончиком, радостью солнечного утра и фантазией, которая словно из брандспойта хлестала бешеным напором.

Он включился, светился изнутри и удивлялся всему – пальмовому саду, обычному пляжу, нашему номеру. Первый день пролетел незаметно.

Наутро он официально поздравил меня с днем рождения, подарил мне привезенные из Москвы духи, я попрыгала от радости, изображая нечеловеческий восторг, хотя масс маректовыми духами я давно не пользовалась,   перейдя на нишевые. Но его порыв к заботе, ни в коем случае нельзя было подавлять и я педагогично изливала благодарность еще долго.

Утро было пасмурное, свет рассеянный, море и небо притихшими. Мне казалось, если посидеть возле воды еще немного, то наступит если не просветление, то успокоение точно.

Но пора было на массаж. Я оставила своего футболиста с книжкой на берегу, он отдал мне пакет с вещами. В номере в пакете звякнул телефон. Его телефон (подаренный когда-то мной) Я автоматически заглянула – « у меня все в порядке» было написано в ответ на его сообщение « долетел. как ты? я скучашки по тебе лисенок».

- Нормально, - сказала я себе и углубилась в чтение. Кроме бывшей девушки с которой у него были явно тепло-ностальгические и еще кто знает какие отношения писали еще девушки потенциальные и конечно мама. И вот тут мне все сразу стало окончательно ясно. Нет, у меня не было иллюзий, какую роль я занимала в его жизни. Я прекрасно знала что никакую. Сто двадцать пятую с краю.   Или  «а что ты хотела? » - как, наверное, ответил бы он. Да ничего  не хотела, просто искренности своей жаль на тебя, ответила бы ему.

Он брел с пляжа, когда увидел меня  на балконе с его телефоном, дочитывающей последние сообщения.

- Не пошла на массаж, да?   - спросил он с мрачной иронией.

- Да вот, зачиталась. Почему ты мне не сказал про всех этих тигренков, лисенков, я бы вообще оставила тебя в покое, - сказала я.

- А тебя в детстве не учили, что нехорошо читать чужое? – спросил он раздраженно.

- Некому было – вздохнула я.

- Оно и видно - сказал он, злобно отбирая телефон.

Меня расстроили не все эти лисятки,   бобрятки, черт бы с ними – не можешь забыть бывшую девушку не надо, я тоже в каком-то смысле бывшая или всегда только будущая, нас не разберешь. Меня убило другое. Фраза, которую я никогда не слышала ни от кого и на которой держалась вся его подростковая самоуверенность. Он писал маме, что «долетел хорошо и самолет был полупустой, и что здесь пасмурно, но тепло». «Люблю тебя больше всего на свете! »  отвечала мама. И все. Что еще человеку надо? Ничего и никого, он свою порцию мировой любви получает и не стоит выворачиваться и биться об стенку с разбегу. Я поняла, что мои усилия все – предыдущие и настоящие не имеют для него никакого значения. У него все есть, а я так, забавная бабочка, крылышками бяк-бяк. Ну и секс иногда на халяву –  а че, тоже не откажусь.

И я почувствовала такое отвращение к нему и к себе, которая все это время  была «обманываться рада», что хотела уйти подальше и не видеть его хитровато-виновато- нагловатой физиономии.

Нет, ну а что ты хотела, действительно? Романтического дня рождения с любовником на море?   Подпишись внизу два раза – ты дура. «Вы сами виноваты» как он говорил про меня и свою бывшую, обманывая нас обеих.   Он и любовник не пылкий и твои чувства ему до фени. Но «не важно», как говорил он, когда не хотел о чем-то думать.

Навернув кругов двадцать в бассейне, я вытерлась полотенцем насухо и успокоилась. Надо сохранять лицо, изображать радость, что я девочка что ли чтобы из-за чьей-то мелкоподлости расстраиваться. Продолжаем праздник.

Мы открыли вино, достали сыры и сидели всю ночь на балконе.

Он рассказывал, глядя на пальмы впереди, как умирал его рязанский дедушка, и он чувствовал его присутствие рядом, когда жил в деревне. Мы не включали свет, глядя перед собой в темноту и  разговаривая обо всем на свете. Я не включала эмоции тоже,   стараясь относится к нему как к попутчику с которым оказался в одном вагоне. Потом мы уснули, секса не хотелось.

На следующий день мы отправились в путешествие, которое само по себе было настолько психоделичным, что заслуживает отдельного сценария.

Потом мы вернулись на пляж, где было слишком людно и напоминало одно большое «кладбище загорелых» все лежали строго под своими зонтиками – памятниками. Мой легионер тоже рухнул на шезлонг и играть в активные игры отказывался. Я не могла усидеть больше пяти минут, наверное, я уже восстановилась  и мне хотелось приключений.

Но раскачать его было невозможно. С видом генерального директора в деловом костюме и галстуке, лежа в плавках на сыром полотенце он читал «Идиота» Достоевского. Нашел тоже место, идиот!

А вечером у него разболелся зуб, да так, что он лежал как трехмесячный  младенец красный, натужный и только что не ревел в голос. Тут во мне, конечно, включилось женское начало, и я отдала ему все свои таблетки вдобавок к тем, которые у него были. Он лежал и умирал от боли, два метра абсолютной беспомощности. Я гладила его по голове, уговаривала потерпеть и читала ему вслух тягучего и приторного как нуга Флобера, с его гепардами, павлинами, нумибийцами и Семирамидами.

Вскоре он засопел и уснул. Я пошла одна погулять в парк. Хороший урок думала я, вот, наконец, я престану ожидать чего-то от других.

Днем мы обедали, покупали сувениры, но мысли мои были уже далеко. «Там же, тогда же» не получилось, нельзя сбежать с одним и тем же любовником дважды, думала я, глядя, как он старательно экономит деньги, чтобы хватило на все.

В самолете вообще захотелось сесть в другой ряд, не то, что химии, даже дружеского взаимопонимания не возникало.   Когда фантазия выключается, видишь перед собой обыкновенного человека, хитровато-жадноватого, равнодушного и чужого.   Кто мы вообще друг другу? Любовников бывших не бывает, коллег тоже, друзья по интересам, люди которые тупо трахаются, но даже тупо, по-моему, интереснее, чем так - вяло и без чувств. Мы чувствуем все одинаково, но тогда это почему-то сломалось и не работало.

В Домодедово я утомилась изображать из себя «вашу родную собаку Полкашу» и когда мне позвонили, то не выдержала и рванула к такси так, что бросила на столе кофе и недоеденное пирожное.

Он еще звонил потом время от времени хвастливо рассказывая о новой работе, покупке дорогого фотоаппарата, нового телефона и прочих мальчишеских радостей. Я вежливо слушала и продолжала выплачивать долги по кредиту за ту поездку.   Нелюбовь стоит дорого.

А духами его я впрочем, душилась иногда, что мне еще оставалось, кроме аромата воспоминания?