Ненаписанная повесть боккаччо. Серия: Эротические повести

НЕНАПИСАННАЯ ПОВЕСТЬ БОККАЧЧО — 5

или НОВЫЙ ДЕКАМЕРОН

РИСКНУТЬ ВСЕМ РАДИ ВСЕГО

или редька, варенная в меду

/ продолжение, начало 9.05, 13.05,   18.05, 24.05.13 /

Ах, какой был гулёж и картёж! Какие ставки! Молодые, крепкие девичьи тела, не тронутые тленью забвения, не замороченные моральными догмами, придуманными теми, у кого все желания, если таковые были, исчерпались, а потому предосторожности для них лишний груз, отброшенный за ненадобностью. В этом мог быть выигрыш или проигрыш, но для «тел»,    склонным не к размышлениям, а действиям — желанная цель, пуще всех опьяняющих напитков, придававшая им, в собственных глазах, ту возвышающую самооценку, которой до сих пор недоставало. Они радовались, видя, как мужчины, будто остервеневшие пауки, пьют их молодость и не могут насытиться. А то, что, что одна из них девочка, превратилось в событие, и тот, кому повезло, чувствовал себя именинником.

Агнесс, пока дожидалась очередного победителя, а это был третий или четвертый по счету, ничего, кроме тумана в голове и приятной усталости тела не ощущала. Другое дело, в начале, когда Джузеппе привел их комнату, занавешенную шторами. Спустя несколько мгновений появились и остальные. Осыпанные их ласками, девушки покорились неизбежному, оказав чисто символическое сопротивление, без которого, как считается, нельзя терять то, что мысленно потеряно давно и безвозвратно. Замороченные, уставшие, переходя из рук в руки, исполняли все, что им было велено, и Агнесс, глядя на происходящее как бы со стороны, думала не о том, что будет с нею, когда выберется из ловушки, в которую загнала себя по неосторожности и глупости, а привыкала к прежде неизвестному, хотя и очень похожему на то, что испытала впервые с Сильвано. Ощущение новизны, в прежде уже известном, придавало пряный привкус запретности, а, значит, интриги, что для романтически настроенной особы было едва ли не главным в происходящем.

Оставшись, наконец,   одни, Агнесс и Элеонора некоторое время молча переживали и осмысливали случившееся, потом одновременно повернули головы друг к другу, и Элеонора сказала то, что могла бы сказать и Агнесс:

– Вот мы и получили,   что хотели.  

Агнесс улыбнулась и только собралась что-то ответить в том же духе, как дверь открылась и вошла Рената, неся два подноса, поражающих оголодавшее воображение видом и выбором предложенной им еды.

– А вот и я, девочки, – сказала Рената, деловито ставя подносы на стол и присаживаясь, возле лежащей Агнесс. – После такой работы не мудрено и проголодаться. Мальчики так уминают мясные салаты, что челюсти скрипят.

Девушки охотно последовали их примеру. Фрукты, конфеты, пирожки и пирожные, кофе, крепость и аромат которого придал бы бодрости и мертвецу. Но особенно налегли на сэндвичи, такие белые, словно пушистые, исчезающие с космической быстротой. Рената с улыбкой и тайным облегчением наблюдала за ними. Мучившее её беспокойство тотчас же исчезло, когда осознала, что происшедшее, как и рассчитывала, впечатлило, но не опечалило девушек. И если, естественные в их положении смущающие и настораживающие мысли имели место быть, внешне таковые или удачно скрывались, или развеялись. Но радость Агнесс, в отличие от радости её, утратившей невинность, но не наивность, подруги, не отменяла, смутно копошащегося чувства, что Рената их подставила ради каких-то своих, только ей ведомых причин. Теперь она поняла, что происшедшее не только и не столько результат ее легкомыслия, а заговора, организованного поистине виртуозно. Но прежде, чем заниматься выяснением случившегося, Агнесс попыталась прояснить главное:

– Ты не забыла, сегодня истёк срок ультиматума, и я теперь в руках шантажиста?

– Теперь ты в своих собственных руках. Все, что связано с Андреа, можешь забыть, как дурной сон.

– И что заставило его согласиться?

– Зачем тебе эти подробности именно сейчас? Могу только сказать, что компрометирующую тебя кассету  получишь, когда будешь уходить.

– Я могу уйти сейчас?

– Можешь, но не надо.

– Объясни?

– Вы обе должны остаться здесь на ночь.

– С ума сошла. Родители подымут на ноги полицию.

– Неужели так трудно позвонить им и сказать, что остаёшься ночевать у подруги.  

– Но куда-то исчезли наши телефоны.

– Успокойся, здесь ничего не пропадает.

– В таком случае, скажи, неужели наши кавалеры еще не насытились?

– Узнаешь, не торопись. Все, что вы делаете, будет по достоинству оценено. Я хочу, чтобы вы поняли самое главное: вы богачки, хотя сами об этом не догадываетесь. – И, заметив устремлённые на неё недоумённые взгляды, продолжила: – Я не имею в виду ваших родителей, а то богатство, которое принадлежит вам и никому другому. Правда, оно не вечно, но времени, чтобы использовать его с умом, предостаточно.

– О чём ты? – удивилась Агнесс.

– О теле. О ваших телах.

– А голова разве не в счёт? – расхохоталась Агнесс.

– А разве я сказала, что её следует отбросить за ненадобностью? Без головы нельзя, но без тела невозможно. Безголовая, но с богатым телом женщина не пропадёт. Умной, но нищей телом, — место в кунсткамере. Тело для нас всё: наша гордость, добытчик, приманка, способ погубить и одарить надеждой, его можно продать с выгодой, не снившейся самым драгоценным драгоценностям, притом, что остаётся при нас, как и деньги за него полученные. Тело можно подарить, опять же не расставаясь с ним, украсить чью-то жизнь или довести до помешательства, а то и самоубийства, излечить, вдохновить на подвиг или преступление. И ещё многое другое, о чём даже не догадываемся до тех пор, пока случай не подтолкнёт к догадке. А сейчас вставайте. Вас ждут сауна, коктейль, приятное общество умных, трезвых, богатых мужчин,   для молодых женщин / а теперь вы женщины / неоценимое. Вы еще будете благодарны мне, хотя сейчас, возможно, в чем-то и сомневаетесь.

Увидев, что Агнесс хочет ей возразить, Рената заторопилась к выходу, сославшись на неотложные дела и пообещав скоро вернуться.   Агнесс и Элеонора переглянулись, не зная, что сказать, хотя еще недавно были предельно откровенны друг перед другом. Элеонора первая нарушила молчание, ставшее для обеих тягостным.

–  Мне ничуточки не страшно, Агнесс. А тебе?  

– Значит, ты храбрая, – ответила Агнесс, подумав, что отнятую у Андреа кассету увидели и, наверняка, ещё увидят другие и многие.

– Удивительно. Я понимаю, все произошло так, как не должно, с точки зрения моей мамы, но я устала притворяться моральной и, сняв с себя эту обузу, надеюсь, не прогадала. Ведь никто из нас не может знать, как, когда и где такое случится.

– И как тебе показался Джузеппе?

– Но ведь он был не один.

– Но спрашиваю тебя именно о нем.

– Значит, и ты его выделила? Скажу откровенно, мне понравились все, но будь у меня возможность выбора, предпочла бы его. А у тебя разве по-другому?

– Нет, – помолчав, призналась Агнесс. – Мы с тобой думаем одинаково.

– А что за таинственная перемолвка с Ренатой? Я так поняла…

– Ничего ты не поняла и понимать тебе пока нечего. Скажу только, я здесь потому, что имела неосторожность довериться Ренате.

– Но ведь и я тоже.

– Ты случайно. А я закономерно. И если ты о чем-то жалеешь, то из-за меня.

– Ни о чем я не жалею. Но если узнают в колледже, нам не поздоровится. И, тем не менее, я испытываю облегчение. Девственность тяжкий груз, и не каждой под силу его нести. Мне стыдно и радостно. Стыдно, что это не первая брачная ночь. Стыдно, что стадно. Но радостно от столкновения яростных мужских тел, во мне и ради меня. Возможно, и даже наверняка, они признают меня шлюхой, но я бы не простила себе, если бы не прошла через это. И не простила бы тебе, если бы ты мне не помогла. Хочу этого сейчас, хотела вчера, и буду хотеть завтра. Боже, как я разболталась. Почему ты молчишь?

– Просто потому, что никогда еще  женщина, а ведь теперь, /если верить Ренате/, мы женщины, не произносила прекраснее и поэтичнее монолога о сексе. Ты пропела гимн духу секса, тогда как Рената выгодам, с ним связанным. Возьмём на заметку и то, и другое. Будем щедры, если будут щедры с нами. Я поздравляю тебя. В конце концов, мы сами должны придумать себе оправдание. Никто не сделает этого за нас.

Они встали, но не оделись, а после сауны, приятно размягченные, снова повалились каждая на свой диван, и Эстер бойко произнесла, восхищаясь собственной смелостью:

– Чего они ждут, мы уже готовы…

И вдруг спохватилась:

– Ничего, что я размечталась за двоих?

– Однако, теперь мне нечему тебя учить, – рассмеялась Агнесс. – Ты из ведомой превратилась в ведущую. – Она вскочила, перебежала на диван Эстер, и они, визжа, заключили друг дружку в объятия.

/ продолжение будет /