Пурпуроза. ч5. Любишь... не любишь?

(из черновиков, которые никогда не станут чистовиками)

(саркастические записки с эротическим уклоном и голубым оттенком)

Несколько странных, но, возможно, забавных вампирических историй.

Пурпуроза.

История пятая: Любишь – не любишь.

Избивать его было просто, ведь он не сопротивлялся. Бить его по лицу – тонкое удовольствие. Разбивать губы в кровь, зная наперёд, что через мгновение они начнут снова оживать: упругие губы с горячечной припухлостью, окантованные тонкой острой линией изысканного рисунка. Точные контуры. Такие точные..., что мне захотелось смазать их в сплошное пятно. Схватить его за волосы и колотить лицом по белой кафельной стене в общественной уборной. И запоминать, запоминать, запоминать рисунки крови на холодной белизне; вырисовывать его кровью новые кляксы; размазывать их между черных клеток стыков, – Рррройй! Больноооо! – смазывать. Опрокинуть его на пол и пинать – легче лёгкого. Пинать долго и с удовольствием; вбивая, вколачивая его в пустую кабинку, между унитазом и замызганной понизу стеной.

Устать, наконец... Отступить. Раскурить папиросу. И обнаружив открытое окошко в другом конце уборной, подойти к нему и выдохнуть дым во влажный сквозняк...

Чертов Рози. Сколько раз я повторял эти слова за последний месяц? Сколько раз проклинал его? Сколько еще... еще и еще? Сколько?

–Рой? Ты успокоился? – слова выливались из его разбитого рта вместе с вязкой кровью. Странно, что они не хлюпали, эти его слова. Рози будто тонул..., тонул в собственной крови..., словно говорил со дна кровяного омута..., глухо и невнятно говорил, как бесконечно оживающий утопленник.

Я смотрел в окно. В узкой полосе за оконным прямоугольником, между серым от пыли стеклом (здесь) и ровной чертой асфальта (там дальше), просматривался куст сирени в бархатистом пятне молодой травы. На черной влажной земле, огороженной бордюром вокруг куста, катались на ветру несколько конфетных обёрток. Блестящие шкурки с каплями недавнего дождя. Одна из обёрток зацепилась за тонкий ствол сирени, другая улетела чуть дальше, во влажную ласку нежной зелени – апрель всё-таки.

–Мне было больно...

Я глянул на Рози мельком, чтобы убедиться, что лицо его снова восстановилось. Так и оказалось. Хотя он и размазывал дрожащей рукой алую кровь по бледной коже, рот, надорванный ударом, уже выглядел вполне себе целым. И нос свёрнутый набок пинком – выровнялся. Переломанные хрящи шевелились под кожей, возвращаясь на свое место и прирастая к плоти вновь.

–Ты убил Джеральдину... Зачем, черт подери? Зачем?!

–Джеральдина, – хмыкнул Рози цепляясь за унитаз, чтобы подняться. Однако его ноги в мягких белых кроссовках оскальзывались на кляксах крови. Рози обессилено завалился обратно, но нашел в себе силы хихикнуть там. – Кто она была тебе? Джеральдина... Такое пошлое имя.

Я не стал отказывать себе в последнем удовольствии. Подошел к нему и снова принялся втаптывать в осклизлый угол, норовя ударить мыском туфли в лицо, чтобы больнее было. Рози забулькал кровью, но сопротивляться не стал даже в этот унизительный момент. Я рассматривал струйки крови, брызжущие на белый кафель, – тонкие изогнутые линии, перекрестья, кляксы, ручейки.

–Лучше спроси, кто ты мне, – выдохнул вместе с дымом я.

–И кто же? – Рози попытался увернуться, но не удачно... Острый край подошвы рассёк его щеку. Фонтанчик крови брызнул в унитаз.

Я лишь брезгливо усмехался.

–Никто.

–Совсем-совсем? – он вдруг ловко увернулся и поймал мою ногу руками. Рози крепко удерживал её. Мне показалось, что я упёрся мыском в стену.

–Тотально. Отпусти.

–А я люблю тебя, Рой, – он смотрел в глаза, будто насквозь простреливал, навылет.

Ну, что это за взгляд такой? Ну, что же сразу задыхаюсь от него? Отчего же так холодно и жарко делается одновременно?

Хорошо, что сиреневый папиросный дым застилал от меня картину его влюблённого взгляда.

–А я тебя нет, – произнес мой рот. Сознание (или то, что прикидывалось сознанием на данный момент), не хотело, да и не умело изъясняться словами.

Он отпустил ногу... Я пошатнулся, но устоял.

–Знаешь, что я сейчас слышу? Точнее, знаешь кого? Знаешь?

Он выволакивал свое тело из осклизлого кровавого угла, размазывая бордовые пятерни по кафелю. Пальцы: ы-ы-ы-ы; пальцы: цы, цы, цы... рррр, неННавижу все твои тонкости, линии, лилии, кончики, ноготки, завитки, черточки....... черт, черт, черт!

Ах, дьявол, какое удовольствие видеть тебя униженным здесь, возле толчка. Копошащегося. И кровь твою, вытекающую из разбитого рта струйками на светлый свитер. О, да!

–Земфиру слышу.

–Не знаю такого имени! – истерически вдруг выкрикнул Рози.

–И черт с тобой и твоим незнанием... – я отступил на шаг... Еще шаг, шаг, шаг, шаг... Эхом каблуков по барабанным перепонкам. Клац, клац, клац. Пока не упёрся спиной в стену. Всей спиной, до сковывающего холода между лопаток. Стоп.

–Такая красота... да. Так называется песня. Вот её я и слышу.

–Почему?! Почему?! – закричал Рози. Однако смотрел на меня НЕ с ненавистью. С ненавистью он еще не умел... не умел еще видеть меня в ненависти. Ш-ш-ш...

–Сучонок обожаемый мой. Педик, мать твою... Как же я ненавижу тебя и..... и...... И!.... как люблю.

–Любишь? – меня обдало его горячей волной надежды.

–Чуб или челка... Что оно такое над твоими глазами? Чуб или челка?

–Что? – он непроизвольно коснулся своих волос.

–Нет! Поздно... Я хотел предупредить, чтобы не размазывал кровь. Хотя... так отлично выглядишь. Сопливый, окровавленный – это твой вид. Так ты желанен, как распоследняя шлюха на привокзальной площади.

–Рой? Ты в порядке? – он встал на ноги и прищурился, рассматривая меня. – Говоришь, как пьяный.

–Разве я могу быть в порядке? Ты убил женщину, которую я знал лет десять. Но пришел ты и разорвал её шею на клочки. Рози, у тебя очень острые зубы. Да? Да! Я чувствовал запах её агонии... три минуты. Всего-то три минуты. Каких-то три минуты агонии... Ты добр, Рози. Так добр...

–Рой?

–Молчи.

–Ты сказал, что знал её десять лет. Но ты не сказал, что любил.

–Что такое любовь? – я отлепился от стены и пошатываясь побрёл к двери.

Я смотрел на дверную ручку – стальная полоска чирк слепящей болью по глазному дну.

–Что такое любовь? Ты знаешь? – я аккуратно взялся за ручку и закрыл глаза, чтобы прикосновение к холодному металлу впиталось кожей и быстрее распространилось по крови... до... до самого мозга.

–А ты?

–Я слепну. Отчаянно и быстро. Каждый день по чуть-чуть, капилляр за капилляром, миллиметр за миллиметром...

–Рой? Ты о чем? Хочешь, я выведу тебя отсюда?

–Вот! Точно! Ещё одна песня Земфиры так и называется. Хочешь? Хочешь?!

...

На улице было так светло. И солнце...

Щербатое весеннее солнце.

Влажное.

Тёплое.

Задумчивое. (О чем же ты думаешь, СОЛНЦЕ?)

Светилось кругами оранжевого света в сиреневых облаках на синем-синем небе.

Я выбросил папиросу и сразу прикурил новую. Оглянулся... Рози испуганно смотрел на меня.

Белая кирпичная стена, заросли сирени, асфальт, бордюр... и ветер. Я закрыл глаза на мгновение, подставив лицо ветру с ароматом горьких и сладких весенних листьев после дождя.

–Рой?

–Разве есть разница, любил, не любил? Она была частью моей жизни... Но знаешь, что больше всего испугало меня? – я вытянул руку вверх и посмотрел на солнце сквозь пальцы. – Самое страшное, что я ждал чего-то подобного. Хотел этого. Променял... променял... променял её на тебя. И теперь думаю..., а способен ли я любить? Умею? Имею право? Раз уж променял так быстро и легко. Побил тебя в кафельном ватерклозете и всё... можно жить дальше... – Я глянул на Рози, но руки от солнца не убрал, чтобы прохладная тень касалась лица. – Можно жить дальше, Рози?

–Ты Пурпуроза моя, – он подошел ближе..., совсем близко..., до горячего дыхания на шее..., до стона... – Не я............. ТЫ.

Конец пятой истории.

Сони Ро Сорино (2010)

P. S.

Мы разбегаемся по делам,

земля разбивается пополам.

Сотри меня...

Смотри в меня...

Останься!

Прости меня

за слабость и за то,

что я так странно

и отчаянно люблю.

Вздох сожаления на губах,

зависли в неправильных городах,

звонки телефонные под луной.

Границы условные,

я с тобой.

Сотри меня...

Смотри в меня...

останься!

Прости меня

за слабость и за то,

что я так СТРАННО

и ОТЧАЯННО люблю.

Мы разбегаемся по делам,

земля разбивается пополам.

Вздох сожаления на губах,

зависли в неправильных городах,

звонки телефонные под луной.

Границы условные,

я с тобой.

Мы разбегаемся по делам,

земля разбивается пополам.

Мы разбегаемся...

Мы разбиваемся...

Zемфира