5

(предыдущее:)

Наевшись и выпив чая, я предложил капельку диковинного средства за уже более тесное знакомство. Лера с улыбкой согласилась.

- Только… может, разбавить его? – спросил я, вспомнив, как хватал ртом воздух.

Она не возражала.

Мы с ней сидели за столом, согревшись и разомлев, играла музыка, зелье сделало меня раскованнее, и на ум пришли мандельштамовские строчки, которые и произнёс, глядя в её инопланетные очи и целуя ей руку:

«Невыразимая печаль

Открыла два огромных глаза,

Цветочная проснулась ваза

И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена

Истомой – сладкое лекарство!

Такое маленькое царство

Так много поглотило сна.

Немного красного вина,

Немного солнечного мая –

И, тоненький бисквит ломая,

Тончайших пальцев белизна».

- Ух, ты… - вырвалось у неё, - Это – твои?

Я покачал головой.

- Нет, это – гениального поэта, которого убили.

- Зачем? – удивилась она.

Я промолчал. Что она может понимать об оборотнях?

- Прочти ещё, - попросила.

Я подумал, что сейчас больше подходит Хайям. Не выпуская её руки из своей, проговорил:

«Услада сердца! Чьи волшебные персты

Ваяли дивный лик небесной красоты?

Красавицы к пирам подкрашивают лица,

Своим лицом и так пиры украсишь ты! »

и добавил ей, улыбающейся:

«Луноликая! Чашу вина и греха

Пей сегодня – на завтра надежда плоха…»

- Слушай, - поразилась она, - тебе со сцены декламировать надо, а не у ворот охранным псом сидеть. Ты, наверное, много читаешь… и умное.

Теперь уже улыбнулся я и ответил:

«Я спросил у мудрейшего: «Что ты извлёк

Из своих манускриптов? » Мудрейший изрёк:

«Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной

По ночам от премудрости книжной далёк».

Лера рассмеялась и спросила:

- Милый, у тебя есть сладкое…

Я покачал головой.

- Есть, - сказала она, распахивая халат, - Вот!

Кто бы возразил на такое?

Этой ночью я измучил её так, как, видимо, она мечтала, потому что целовала и целовала меня благодарно, пока, не заметив сама, уснула.

А я лежал, бормоча есенинское:

«Жизнь — обман с чарующей тоскою,

Оттого так и сильна она…»

Успев добормотать только до строчек:

«Я всегда, когда глаза закрою,

Говорю: «Лишь сердце потревожь,

Жизнь — обман, но и она порою

Украшает радостями ложь».

На следующий день, перед тем, как выйти, я поинтересовался у Леры: какой из… контрацептивов не вызывает у неё неприятных чувств во время или после любви?

Она удивлённо распахнула глаза. Потом нерешительно, словно сомневаясь: стоит ли? призналась:

- Знаешь… я в этом ничего не понимаю. Я была столь одинока до недавнего времени, что буквально сходила с ума. Познакомилась в троллейбусе с молодым мужиком, навязалась ему.   Он привёл домой, попытался что-то со мной сделать. У него не особенно получилось… Так я перестала быть девушкой. Потом я от него удрала, пока он был в ванной. Боялась, что забеременею или заразилась чем-то… Гадко было и унизительно.

Я никому об этом не рассказывала, ты – первый. Могила?

- Могила, - серьёзно ответил я, обнимая её и понимая, что теперь точно от неё нельзя избавляться. Когда тебе доверяют такое… 

Тильда была очень смела в ряде вопросов, интересуясь новинками в сексе. Однажды она затащила меня в сексшоп, где за прилавком скучала тётка, читая книжку, и мы, единственные посетители, толкая друг дружку в бок, долго поражались множеству приспособлений, изобретённых для усиления любовных забав и услад. Там хватало всего, включая вещи, позволявшие женщинам обходиться без мужчин, а мужчинам без женщин.

- Смотри, - полушутя предупредила Матильда, - будешь плохо себя вести – обойдусь без тебя! Сам видишь.

Тогда-то я и обратил внимание на разные презервативы и усовершенствования в них. Мы ушли, ничего не приобретя, но сильно впечатлённые.

До сей поры я не нуждался в усилителях или возбудителях чувств, но положил на память, что имеются эти вещицы.

Если рассказывать всё, то Тильда тогда не удовлетворилась одним осмотром висевших упаковок, а обратилась к продавщице за разъяснениями. Той объяснять было явно лень, и вместо этого она выдала нравоучение:

- Вы бы, мамочка, не водили несовершеннолетнего сюда!

Я замер в ужасе, ожидая, что за этим оскорблением последуют женские бои без правил.

Но Тильда… захохотала!

Отсмеявшись, она ответила:

- Должна же я образовывать сыночка! Пусть знает: в результате чего появился. Вы-то, небось, и не ведаете, как очутились на белом свете?

- Я появилась без помощи этих средств, - гордо заявила тётка.

- Я тоже, - призналась Матильда, - все мы в те времена были тёмными и необразованными в сексе. Будь что-то из этого у ваших родителей – вы бы на свет не появились. А, судя по вашей хари…зме, у вас и потом не было возможности больше узнать. Потому, видно, сюда и устроились. Чтобы хоть так приобщиться.  

Продавщица поджала губы, а потом выдала:

- Будете оскорблять – вызову наряд!

- Вызывай! Хоть так мужчин увидишь.

- Вызываю!

Тётка бросилась к телефону.

Еле утащил я оттуда упиравшуюся Тильду, кричавшую:

- А это – не сын мой, а любовник, ясно? Иди, поплачь!

- Развратница!

Это было последнее, что донеслось до меня, когда я выволакивал свою даму из того подвальчика.

Потом мы шли по тротуару, и все на нас оглядывались, потому что Тильда заливалась от хохота на всю улицу, вспоминая перебранку.

Сегодня, вспомнив эту историю, я решил порадовать Леру разнообразием ощущений.

Поэтому, вернувшись из похода за продуктами, я выложил угощение и несколько разных больших упаковок презервативов с сюрпризом.

Сначала Лера радостно всплеснула руками, но так и замерла, а её огромные глаза ещё расширились, и, казалось, вылезли из орбит.

Я взглянул на стол, чтоб понять, чему она удивилась. И понял. Коробки с контрацептивами, поставленные одна на одну, возвышались над фруктами и пирожными, сразу привлекая к себе внимание.

Лера опустила руки и обратилась ко мне:  

- Вить, это – акция устрашения? Милый, хочешь сделать меня секс-рабыней?   Где мои наручники и ошейник на цепи? А твоя плётка?

Я улыбнулся. Лучшие цепи – невидимые. Если они слабеют – никакое железо не удержит.

Она перебирала коробки контрацептивов, вздыхая и качая головой:

- Ну, если ты столь ненасытен… я попробую договориться с понедельника о скоропостижном медовом отпуске, а ты возьми больничный или уволься.

Мне в голову пришла странная аналогия, которую я ей озвучил:

- Ты знаешь… с той женщиной, о которой тебе сказал, я познакомились тоже на работе. Из-за неё меня оттуда выгнали. Чтоб не сидеть у неё на шее, я по её подсказке устроился туда, где была ты. А потом она оставила меня.

- Что ты этим хочешь сказать? – настороженно спросила Лера.

- Только то, что история повторяется. Я готов уйти с этой работы. Отвезёшь моё заявление?

Лера на мгновение задумалась, а затем засмеялась.

- Тогда, может, всё же больничный, Вить? Мне вспомнилась недавняя история. Не придумываю. Иду по улице, а навстречу молодая пара. Он – типа тебя, длинный и худой, а она пониже и куда более плотной конституции. Явная любительница покушать. Они проходят мимо продуктового магазина, и слышу, как она спрашивает:

- Может, зайдём, купим чего на ужин?

А он ей так строго отвечает:

- Я бы сначала доел вермишель… 

Не рассмеяться на это было невозможно.

- Ладно, попробую с больничным. Что у меня должны диагностировать? Воспаление хитрости?

- Типа того. Можно просто купить его, но дело того не стоит. Не было ли у тебя каких болезней в детстве? Хронических…

- Хандра…а теперь «Сплин».

- Сам ты – хандра! Я серьёзно.

Я пожал плечами. Не стану же говорить ей свой диагноз с маниакально-депрессивным типом личности.

- Ничего! – махнула она рукой, - Впереди целое воскресенье, придумаем что-нибудь.

Хотя полвоскресенья уже прошло.

Я отправился на кухню ставить чайник, после мы немного попировали, а потом…

О том, что произошло потом, лучше спето у «Сплина»:

«Мы не знали друг

друга

До этого лета,

Мы болтались по

свету

В земле и воде.

И совершенно

случайно

Мы взяли билеты

На соседние кресла

На большой высоте.

И моё сердце

остановилось,

Моё сердце замерло.

Моё сердце

остановилось,

Моё сердце замерло.

И ровно тысячу лет

Мы просыпаемся

вместе,

Даже если уснули

В разных местах.

Мы идём ставить

кофе

Под Элвиса Пресли;

Кофе сбежал

Под Propellerheads,

ах!

Моё сердце

остановилось,

Моё сердце замерло.

Моё сердце

остановилось,

Моё сердце замерло.

Может быть, ты не

стала

Звездой в

Голливуде,

Не выходишь на

подиум

В нижнем белье.

У тебя не берут

Автографы люди,

И поёшь ты чуть

тише,

Чем Монсерат

Кабалье.

Ну, так и я, слава

Богу,

Не Рики, не Мартин,

Не выдвигался на

Оскар,

Французам не

забивал.

Моим именем не

Назван город на

карте,

Но задёрнуты шторы

И разложен диван…

И моё сердце

остановилось,

Моё сердце замерло.

Моё сердце

остановилось,

Моё сердце замерло.

Я наяву вижу то,

Что многим даже не

снилось,

Не являлось под

кайфом,

Не стучалось в

стекло.

Моё сердце

остановилось...

Отдышалось

немного...

И снова пошло.

Моё сердце

остановилось,

Моё сердце замерло.

Моё сердце

остановилось,

Моё сердце замерло.

И моё сердце hasta

la vista,

Моё сердце замерло.

Моё сердце

остановилось,

Моё сердце замерло».    

Это в песне «Сплина», а у нас вышло немного иначе.

Точнее, совсем не так.

На беду я решил применить одну из купленных сегодня новинок. Мне повезло, что испробовал, пристроившись сзади. С первых мгновений Лера стала задыхаться и даже повизгивать, а затем хрипеть и сипеть. В какой-то момент она издала нечто вроде: «А-а…» и принялась царапать ногтями подушку и кусать её. По правде, я испугался, но дело надо было довести до конца, поэтому пришлось искусственно форсировать событие. С последними моими движениями она упала лицом в подушку, словно лишившись чувств.

Оказалось, действительно лишилась. Я перевернул её, побоявшись, что задохнётся. Прижался ухом к груди. Сердце сильно частило, но билось.

Я принёс воды, набрал полный рот и прыснул в лицо. Не помогло. Бил по щекам, звал – никакого эффекта. Здесь мои познания выведения из обморока, почерпнутые из фильмов закончились. Я не знал, что делать. Оставалось ждать.

«Чёртовы усовершенствования! » - ругался я, расхаживая взад-вперёд по комнате, несколько шагов в сторону окна и назад к двери. Тут я подумал, что, возможно, причина в нагрузке, выпавшей на Леру в последние дни. К тому же, неизвестно какая была до того. Это меня несколько успокоило. Но, если она в ближайшие полчаса не вернётся, придётся вызывать «скорую».  

Минут через десять Лера открыла глаза.

Я никак не мог привыкнуть к тому, как они распахивались. Только что их не было, и вдруг прямо зелёный взрыв. Инопланетянка!

Я присел на постель, взял её за руку.

- Как ты?

Она недоуменно глядела на меня, пытаясь понять.

- Я спала?

Ни к чему её было расстраивать, и я солгал:

- Да. После любви.

- А почему я… и подушка… мокрая?  

- Я случайно пролил воду.

- Ничего не помню. Только какой-то взрыв мозга и всё. Мне было хорошо?

- Взгляни на подушку. Ты изгрызла и порвала наволочку. Наверно, тебе было хорошо.

- Спасибо, милый. Наш Мистер Задавака опустил голову?

Так она прозвала мою часть тела, вечно готовую воспрянуть.

Задавака был снова способен на подвиги, но теперь я боялся её касаться, и потому только кивнул.

- Мы его всё-таки сделали! – пошутила, слабо улыбнувшись, Лера.

- Да, - подтвердил я, - вместе мы – сила.

Она поднесла мою руку к своим губам и стала целовать пальцы. Я гладил её по голове.

При этом, кроме сочувствия к её недавнему положению, я ничего не испытывал. Мне было даже обидно – ну, не бесчувственный же я чурбан, в конце концов! Нет, я желал её, мне с ней было очень неплохо, но любовь… её здесь не было.

Я утешил себя, что и она только пользуется мной.

(дальше:)