6

(а перед тем )

Теперь у меня пошла иная жизнь. Мы часами разговаривали по телефону, и я узнал вещи, которые и не подозревал в любимой. Она здорово разбиралась в живописи, посещала галереи и выставки, по сравнению со мной была театралкой, а в кино бывала редко. У нас не сходились интересы по рок-музыке и части поэзии, но зато каждый мог сообщить другому то, чего тот не знал. Ия прежняя придерживалась несколько иных взглядов, но нынешняя…

Если это был бред сумасшедшей, с её стороны, то больно уж систематизированный и правдоподобный. Правда, проверить её информацию я пока не мог, положив себе на ум сделать это при удобном случае. Я больше сам не решался называть свою девушку Ией, обращаясь к ней: моя хорошая (обращение: любимая – тоже ей отвергалось, хотя меня она называла, как хотела, тоже не употребляя имени). Вопросы я задавать не решался.

Я ничего не понимал: она была свободна в любое время дня и ночи, не училась и, получалось, что не лечилась. На что она живёт я не спрашивал, стараясь её обеспечивать.

Однажды она действительно приехала за мной на авто её отца, и с тех пор мы так и разъезжали. Водила она надёжно. Катались на лыжах загородом, ходили в бассейн, в спортзал, ели в ресторанах.

За это время она переселила меня в среднюю, самую большую комнату, заставила купить туда и в коридор электробатареи, и отныне в квартире всегда был Ташкент. Почти каждую ночь мы были вместе. Секс она дозировала, боясь за меня, но практически всегда его хотела. Она остригла ногти!

Моя хорошая постоянно придумывала или откуда-то узнавала новые игры, рассказывала смешные истории, вечно строила рожицы, я читал ей стихи. Соскучиться с ней было невозможно.

Меня (как он выразился: наконец) вызвонил Мик, предлагая встретиться для важного разговора о моей дальнейшей деятельности. Пойти куда-либо без неё – для меня означало потерять время нашего общения, что отныне было для меня невозможно. Поэтому я сказал, что если буду, то только  с девушкой своей мечты.

Мик явно не знал, что на это ответить и некоторое время молчал. Разговор происходил при моей хорошей, заставившей сменить старый телефон в квартире на современный, так что я просто включил громкую связь. На мою реплику о девушке моей мечты она показала мне большой палец.

- Виталий… Иоганнович… а вы ещё ищите её?

Мы расхохотались.

- Нет, Георгий, она рядом со мной. Приезжайте и убедитесь.

Он же предложил встретиться в известном мне ресторане его отца, куда, возможно, заглянет и тот.

- Я буду с Гелей, - сказал, - познакомимся.

Я вопросительно посмотрел на мою хорошую.

- Завтра вечером, - беззвучно, но выразительно произнесла она.

- Зачем ждать до завтра? – спросил я, положив трубку.

- Я должна подготовиться. Выбор имиджа, а под него причёски, платья,   туфель, боевого раскраса… всё это потребует времени.

- Ты собираешься покорить Георгия, разбив его семью?

- Перестань! Как понимаю, это – деловая встреча в непринуждённой обстановке. Так? Посвяти меня, о чём может пойти речь, чтобы знала, как себя вести.

Пришлось поведать ей про моё знакомство с несостоявшимися квартирантами и о сеансе исцеления.

Рассказ её впечатлил. Она некоторое время ничего не говорила, а потом спросила:

- Ты способен предсказывать будущее… почему тогда не желаешь узнать о себе?

- Я не хочу этого знать, чтобы не зависеть от этого знания.

По её виду я понял, что она не очень поняла, но уточнять не стала.

Вышло, что в тот же вечер с похожей просьбой навестить их или встретиться у меня обратился отец с Софьей.

- Давно не виделись, - косвенно упрекнул он, - а ты, кажется, устраиваешь свою судьбу. Может, предъявишь нам избранницу? Мы вроде не чужие тебе люди.

Я видел, как внимательно слушает И… моя хорошая. Встретив мой взгляд, она кивнула и прошептала: «В выходные! »

Что я и предложил.

- У кого? – уточнил Александр.

«У них» - показала она.

- У вас. Что привезти к столу?

Я затруднился поведать о бывших свёкре и свекрови, ставших мне родными и только сказал, что из живых – если не считать одну присутствующую здесь  – это самые родные мне.

- Эх… - вздохнула она, - значит, будут смотрины, а после суд.

- Они – хорошие, простые люди, - попытался успокоить её.

- Это – для тебя, - сказала моя хорошая, - Я им неизвестна, и от неведомой хищницы тебя захотят спасти.

- Может, не всё так плохо?

И я ей улыбнулся.

- Ой, - снова вздохнула она, - так плохо, что ты даже помыслить не можешь.

Весь вечер она была задумчива и не осталась на ночь.

Я ругал себя, боясь, что с её нервами она сорвётся и готов был отменить обе встречи, о чём сообщил по телефону. Но она категорически настаивала на своём участии в них, и я покорился судьбе.

С утра она прикатила и повезла покупать мне костюм с галстуком и рубашкой. Подобрала шикарный наряд, а под него ботинки. От галстука отказалась, сказав, что привезёт подходящий нашейный платок, как артисту.

- Зачем? – удивился я.

- За тем, что ты в зеркало сегодня на себя смотрел? – спросила она.

- Не особенно.

- То то и оно! Платок нужен, чтобы закрыть засосы у тебя на шее.

Она взяла с меня слово, что схожу в парикмахерскую, и умчалась в салон. Возвращаться с покупками мне пришлось на такси.

Вечером, когда она зашла в квартиру и скинула манто, я её не узнал. Кто эта таинственная красавица с короткой стрижкой и обалденной фигурой? Она была в маленьком чёрном, облегающем, довольно откровенном сверху платье и туфлях на высоких каблуках.

Моя хорошая обворожительно улыбнулась, заметив, как я застыл от её вида, и прошлась передо мной по коридору туда и назад, производя впечатление.

Она взглянула на золотые часики и ахнула:

- Ты ещё не одет!

Я, не наблюдающий часов, кинулся в комнату наряжаться.

В ресторане Мик, завидев меня, улыбнулся и замахал, приглашая. Когда его взгляд соскользнул на мою спутницу, улыбка сползла с лица, а глаза стали большими.

«Не иначе как он ожидал узреть рядом со мной монахиню», - усмехнулся я про себя.

Геля, загорелая среди зимы, как и Георгий, улыбнулась нам, но сдержанно. Мне показалось, что она напряглась. Ещё бы, моя… Ия сняла манто и глаза Георгия были в её вырезе.

- Отлично выглядите, Геля, - попробовал я смягчить её, - А между тем у вас уже маленький срок.  

- Спасибо, Виталий. От вас ничего не укроется. Так девочка?

Я сосредоточенно поглядел на неё и сказал:

- Да.

И почувствовал толчок в бок от… моей любимой (про себя-то я мог её так называть).

- Извините, я не представил вам свою лучшую половинку, - принялся я исправляться, - Её зовут…

- Лика, - вставила моя… Ия.  

«Почему Лика? – удивился я, - Ну, ладно, пусть будет Лика. Это лучше, чем без лика и без имени».

- Геля, - протянула ей руку супруга Георгия.

- Георгий, - сказал он, целуя «Лике» руку.

- У вас женщина с удивительной внешностью, - сказала ему «Лика», - Смотрю и любуюсь. Думаю, второй такой и не может быть. Никогда не встречала, даже на портретах, подобного сочетания черт и цветов.

Геля чуть порозовела даже сквозь загар, а Георгий вопросительно взглянул на сказавшую загадочный комплимент его даме. Который она не пояснила, предоставив выпутываться мне.

- Кхм, - кашлянул я, - … Лика увлекается живописью и разбирается в ней, поэтому её суждению можно верить.

И поймал одобрительную улыбку моей… Ии-неИи.

Пока мы ждали заказ, Георгий взглядом спросил: говорить здесь или выйдем?

- От Лики у меня нет секретов, - ответил я. И опять заметил её улыбку.

- Понимаете, Виталий Иоган-нович, - начал он, не без труда добросовестно выговаривая моё нескончаемое отчество, - ваше выступление в клубе было ошеломляющим. И мы хотели идти на телевидение, в концертные залы… Но я-то помню чего вам стоил тот сеанс, сколько он отнял сил. А это – небольшой зал, несколько сот человек… Телевидение же потребует крупных вложений. Отобьются ли они – неизвестно. Поэтому у нашего спонсора возникла другая идея. Вы сможете работать приватно, в личном порядке. Когда необходимо клиенту – с выездом на место. Разумется, наша доставка. На чём выберете. Клиентов предоставляем мы. При таком варианте вложения не столь велики, а ваш гонорар не пострадает. Если вы в принципе не против, то он сам вам изложит тет-а-тет, о чём пойдёт речь. Вам необходимо время на раздумье или вы можете дать ответ сейчас?

Я почувствовал, как под столом меня толкает ногой… Ия-«Лика», и понял: это – предостережение от скорого решения. «Значит, народ подождёт или обойдётся силами знахарей и лекарей… Народ… Народ – это тот приговорённый мной мужик, от которого я улетел. Народ – это никто, безнадёжные люди, которыми управляют те, кто ещё хуже их. А это наверняка и будут те, предлагаемые мне, что при деньгах. Отец Георгия – сам такой, потому и рассуждает подобным образом. Есть богатая клиентура, с ней только и стоит иметь дело. На этом посредничестве Гурам Тариэлович заработает ещё больший авторитет, окажет услугу влиятельным людям – как же у него есть такой маг! – и получит свои посреднические. Платить же мне будут сами богатеи. Гениальный ход. Практически без вложений, кроме знания своего круга. Дальше поползёт молва и меня станут рекомендовать. Будь я на самом деле ангелом – тут для меня не было бы вопроса. Но ангел, чтобы судить, должен быть чист делами и помыслами. А я… давно не ангел. Что ж, продаваться, так не задёшево. Если моги ещё играют со мной, то, скорее всего, ставят на разную глубину моего падения».

Вслух я сказал:

- Предложение интересное. Единственно, что ближайшие несколько дней я плотно занят, и можем договориться о созвоне с последующей встречей.

- Отлично! – воскликнул Георгий, явно переводя дух. Значит, опасался отказа. А вдруг я – идейный чародей и лечу только тех, кто не способен заплатить.

Сегодня мы сидели в зале, а не в кабинете, и Георгий посмотрел куда-то, кивнув. Я проследил его взгляд и заметил стоявшего в самом конце плотного, крупного мужчину, который по виду вполне мог быть его отцом.

- Я – на секунду, дорогая, - Георгий поднялся и ушёл по направлению к тому мужчине.

Конечно, доложить о результате и что сегодня встречи не будет. Отец его решит, что я набиваю цену, но подождёт. Ведь в принципе согласие получено.

Когда я от своих мыслей вернулся к столу, то обнаружил, что Геля с «Ликой» мило щебечут. Геля делилась впечатлениями от первого в жизни заморского отдыха.

В конце вечера мне, как гостю горца, не позволили заплатить, вручив две сумки деликатесов и бутылку старого грузинского коньяка – «подарки от повара», чьё искусство мы высоко оценили, за что он нам столь благодарен.

Я поблагодарил «повара», который, конечно, имел отчество Тариэлович, Георгия за приглашение и радушие, Гелю – за излучаемую ей жизнерадостность и пожелал им всем процветания и здоровья.

- Хороший тост, - сказал Георгий, - не хотите на дорожку?

«Лика» ткнула меня в бок, и я вежливо отказался. Наши дамы не пили. Геля – в связи со своим положение, «Лика» - потому что за рулём.

- Ну, и друзья у вас, Виталий Иоганнович! – качая головой, сказала «Лика», отъезжая от ресторана.

- Чем они тебе не угодили? – поинтересовался я.

- Это – бандиты, - ответила она, - Кто ещё держит у нас рестораны?

Я засмеялся:

- Георгий и Геля – бандиты? Бонни и Клайд?

- Нет, он – приспешник бандита, держащего этот ресторан. Его подруга тут ни при чём. Она не разбирается в подобных делах. А ты собираешься на них работать. Как это возможно, мой ангел?

- Я давно не ангел, если им и был. Я буду на них работать, поскольку никого этим не убиваю, а лишь зарабатываю.

- Но люди победнее, кому твои услуги окажутся не по карману, они пострадают.

- Я не в состоянии вылечить весь свет, как и исправить наш неправильный, богом забытый мир. Если он этого не смог, то чего ты хочешь от меня? У меня одна жизнь – ради тебя, и задача – тебя обеспечить. Ты тоже среди зимы сможешь греться на берегу океана и кататься на яхте, если пожелаешь. Если ты скажешь, что готова идти на паперть собирать милостыню, раздав всё своё бедным, и позовёшь за собой – я пойду. Будем бомжевать, попивая портвешок на сданные бутылки и банки. Только скажи…

До самого дома она молчала.

Зато в квартире, когда, сняв манто, она осталась в своём сногсшибательном наряде, то посмотрела на меня и сказала:

- По-своему, ты прав, и я должна быть благодарна за твою любовь. Я и сама люблю тебя без памяти. Второго такого, как ты, нет и не будет. Но… какие же мы все – сволочи и эгоисты! Ты любишь стихи. Когда-то в университтеские времена я наткнулась на удивительно верные строки у Мандельштама. Они произвели своей обыденностью и мудростью жизненной на меня столь сильное впечатление, что я выучила их наизусть. Вспоминала всю дорогу. Слушай!

«На подоконнике лежал цветок

Прекрасный, нежный, но уже увядший.

Он умирал и солнечный поток

Был палачом ему – жестокий, страшный,

Высушивая, изуверски жёг,

Надежду не давая на спасенье.

Цветку бы только маленький глоток

Воды, и прекратятся все мученья...

А, чуть поодаль – ваза, в ней – цветы.

К лучам тянулись яркие бутоны,

В достатке было света и воды,

Лишь раздражали жалобные стоны:

"Как неприятно слушать скучный бред!

Ну, чем тот одиночка недоволен?

Подумаешь вода, ведь лучше – свет,

Он просто глуп иль на голову болен!"

Тут на окошко прыгнул старый кот,

И ваза опрокинулась с цветами,

Вода вся вытекла, и солнце жжёт

Букет своими жаркими лучами.

Не распознав чужую чью-то боль,

Чужое горе – мы проходим мимо.

Презрев других, мы заняты собой,

Забыв одно: всё в Мире обратимо... »

Я опустил голову. «Интересно, - подумалось, - значит, миром правит любовь? А она – собственница и эгоистка, ради неё идут и не на такое, на что иду я…Любовь бывает преступной, но это – любовь, и потому всегда права».

Ия подошла и обняла меня.

Ночью, после близости, мы разговаривали в темноте. Я теперь словно заново переживал начало наших отношений. И отношения были несколько иными, и моя любимая – иной. Утратив её на время, я познал цену счастья держать её за руку, встречать её улыбку, наблюдать за ней, любуясь, внимать звукам её голоса, смеяться её шуткам и смешить её, плакать вместе с ней и утешаться, слушаться её и спорить, держать в объятьях и целовать без ограничений, дарить ей счастье своими действиями… словом, любить. Без чувств ты мёртв, сколько бы у тебя не было денег или подданных. Для счастья же довольно и одного, но твоего человека.

- Когда ты пришла, моя хорошая, у тебя уголки губ были опущены. Ты являла собой воплощение скорби. В Элладе могла бы играть без маски в трагедии,    сказал бы Рицос. В глазах твоих были тоска и боль смертельно раненого животного. Ты не улыбалась, ты только угрожала и ругалась. Я с радостью замечаю, как ты меняешься к лучшему. Вот всё, что я хотел тебе сказать.

- Любимый… это благодаря тебе. Я никогда не была так счастлива, как теперь с тобой. Но впереди нас ждёт удар, о котором я думаю и не знаю, как пережить.

Ия положила мне ладонь, закрывая рот, готовый уже задать вопрос.

- Не спрашивай меня ни о чём, обещаю сама сказать. А чтобы на этот раз не отвертеться, то назначу день, в который ты прогонишь меня, жизнь моя. Я, как женщина, не желающая тебя терять, конечно, придумала кучу отмазок, что-то предприняла, хотя, как влюблённая по уши, наверно, наделала глупостей… но знаю – любые мои хитрости меня не спасут от твоего приговора, я ими только обманываю себя.

Она зарыдала, да так сильно, что я долго не мог успокоить её, даже прибегнув к самому утешающему между мужчиной и женщиной средству.

Ия давно уснула на моей груди, а я лежал, чувствуя приближение беды и не желая знать с какой стороны она придёт. С тех пор, как с ней  э т о  случилось, я жил будто под дамокловым мечом, в любой момент ожидая подляны от своей судьбы.

Тем более, что она назначила тот день, «когда я прогоню её».

(дальше )