8

(до  )

Этой ночью мы устроили подлинное сумасшествие, любя, как в последний раз. Она боялась этого завтра не меньше меня. Мы не говорили об этом, но завтра висело над нами, оно заставляло вновь и вновь терять сознание от остроты чувств, рыдать, утешая по очереди друг друга, и уснуть, обнявшись, без сил.

О, если бы можно было проспать это завтра!

Но мы пробудились к вечеру.

- Давай сначала поедим, Ёжик, - попросил я об отсрочке, гладя её короткие волосы.

Она всё поняла и согласилась.

Но вот оттягивать разговор стало невозможно и она предложила принять лекарство, чтобы легче перенести её известие.

- Это – психотревожное средство, - сказала она, - транквилизатор. Его давали Ие.

Мы выпили по таблетке. Потом она принесла валидол и корвалол. Поставила чашку и воду. Достала ещё бутылочку.

- На всякий случай, - ответила она на мой взгляд, - Нашатырь. Если кого-то из нас нужно будет приводить в чувство.   Подождём немного, пока не начнёт действовать лекарство.

Я подумал, что если её известия меня убьют, то лучше бы лекарство оказалось ядом.

Я сидел на кровати, а она ходила по комнате, пытаясь начать рассказывать.

- Я столько раз представляла этот разговор, - говорила она, ломая руки, - но не думала, что это будет так трудно. Обещай мне одно и тогда я смогу изложить всё до конца – что ты не убежишь, а дослушаешь и попробуешь меня понять. Я очень боюсь за тебя, любимый.

- Обещаю, родная, как бы ты себя в итоге не назвала.

Она набрала в лёгкие воздуха, словно собираясь нырнуть и заговорила:

- Я не знаю, с чего начать, так начну с обещанной тебе тайны Ии. Из-за неё она собиралась топиться в пятнадцать лет, из-за неё же не пускала тебя в себя. Да простит меня она…

Моя любовь опустила голову и продолжила:

- Её тайну знала только я, да гениколог. Отец не в курсе, слава богу. Ия была действительно ошибкой природы. Она была девочкой-мальчиком. Только там, внизу. Имела и то, и другое. Она считала, что стоит ей признаться тебе в этом, как ты с ужасом убежишь. Поэтому и последовала столь резкая реакция с её стороны в номере, где ты предложил ей… Она была бы сразу разоблачена и ваше счастье рухнуло бы. По её мнению. Я не знала, что ты не был допущен в её святая святых, и считала тебя извращенцем, который поиграл с ней и бросил.

Мне показалось, что я сошёл с ума или ослышался. Ия – мальчик-девочка? Что за бред! Она совсем свихнулась…

- Ия, - глядя ей в глаза, позвал я, - я тебе не верю. Ты больна, но это пройдёт.

- Я – не Ия, - сказала она.

- Конечно, - усмехнулся я, - но имя для меня не главное. Ты – это ты, которую люблю.

- Виталик, - первый раз назвала она так меня, - я – её мама.

- Брось! Твоя мать ненавидит меня.

- Это было правдой. До определённого момента. Тильда с Лерой тебе не солгали. Ия выбросилась из окна своей комнаты за несколько дней перед Новым годом. Перед этим она звонила тебе. Ты сам это подтверждаешь. Когда читал ей Блока.

- Этого не может быть, - тихо сказал я, - не может. Я схожу с ума только и всего.

А она продолжала говорить:

- Я ненавидела тебя так, как только можно ненавидеть убийцу своей дочери. Я оплатила и подослала к тебе людей, чтобы они облили тебя дерьмом. Но они тебя не дождались, вылив это на дверь. И сами перепачкались, еле отмыв куртки.

На этом я не успокоилась, попросив её подруг сообщить тебе о смерти Ии. Им ты не мог не поверить. Но не поверил. Они приехали к тебе после нашей встречи на девять дней её смерти, когда душа прощается с телом, но ещё не с землёй. Ию хоронили в закрытом гробу… она упала лицом. Тильда с Лерой были и на похоронах, где я рвалась в иину могилу вместе с гробом, чтобы меня засыпали землёй. Я почти сошла с ума от горя. Мою несчастную девочку, которой и так несправедливо досталось от судьбы, ещё и свёл с ума какой-то…

Она не нашла слова или пожалела меня.

- После я позвонила, не ответив, как делала это Ия, затем стала писать тебе записки от её имени. Надеясь, что ты испугаешься или свихнёшься от этого. Дальнейшее тебе известно. Твоё письмо поколебало мою уверенность в твоей вине, как и наши разговоры, но я всё же пришла с ножом убить тебя. Если бы воочию всё оказалось не так. И не смогла…

Я не верил ей. О чём и сказал.

- Послушай, ты, Ия, приходила ко мне по ночам уже в новом году. Также просила не зажигать свет. Поэтому я не поверил Тильде с Лерой. Мы вытворяли с… тобой… Ией такое… И она впервые пускала меня в себя! Как это было возможно, если бы ты умерла?

- Лера позвонила мне после вашей встречи и сказала, что ты безумен. Сошёл с ума от горя. Что тебе является по ночам Ия… Правда, Тильда предположила, что ты мог издеваться над ними, не поверив в смерть моей девочки.

- …

- Я тебе больше скажу, - вздохнула безумная женщина.

Теперь, когда она остригла волосы и не использовала макияж, как для похода в ресторан, была заметна её худоба, впалые щёки, тени у глаз и насколько тяжело дались ей последние события.

- Ия рассказывала тебе, как её пытались изнасиловать?

Я кивнул.

- Но, конечно, истинную причину почему тот гад не пошёл до конца – не сказала?

- Якобы люди его вспугнули…

- Не было людей. Он разорвал ей внизу трусики. Я их видела, когда утешала её. Он добрался у неё рукой туда, куда хотел, и обнаружил там… что она – девочка-мальчик. Это его так шокировало, невзирая на алкоголь, что он… он! убежал от неё! Представляешь, что она после этого должна была думать о последствиях, если б открылась тебе?

Нет, это решительно не укладывалось у меня в голове. Я уже не понимал, кто из нас сумасшедший.

- Скажи мне, - попросил я, - почему ты решила назваться Ликой, как мама, если ненавидела её?

Она горько усмехнулась.

- Все мы видим только одну сторону медали, в зависимости от своих пристрастий. Ия обожала своего отца, и потому не замечала, как я с ним несчастлива. А я жаловаться ей не хотела. Сама виновата… не надо было выскакивать за него замуж в семнадцать, даже забеременев от него. Мы оба были юны и неопытны. Он был влюблён, мне это нравилось. Да и мама решила, что в моей ситуации –  это лучший выход. Э, ты не видел мою маму! Она родила меня в пятнадцать. Красавица. Сейчас таких нет. Она могла соблазнить любого. Из-за неё мужчины стрелялись, дрались или кончали с собой. Вырастила меня бабушка. Мама не слишком баловала нас своими визитами. Однако в один из них сумела согрешить с Петей.

- С Петром Леонидычем? – поразился я, - Он мне показался верным мужем и любящим отцом… очень приличным человеком. Он плакал из-за Ии тогда в машине!

- Её он любил, как и она его. Но мне он изменял и продолжает изменять с секретаршей. Я молчала, у нас давно не было близости, и захотелось ему отомстить, пусть даже с мальчишкой. Ииным однокурсником, с которым она нас застукала. Меня особенно грела мысль, что я сама подсказала Пете желание увидеть Ию у нас с симпатичным парнем. Но Ия меня отцу не сдала. А я надеялась на это, чтобы пойти на разрыв, или хотя бы причинить боль его самолюбию. Не получилось. Но в прошлом году я сказала ему всё прямым текстом. Что он мне давно изменяет и не раз, что я его не люблю и хочу расстаться. И тут эта беда – сумасшествие Ии… Как тут было расстаться? На какие деньги существовать и лечить дочь?

Она перевела дух.

- Надо отдать ему должное, дочери он помогал и сделал бы для неё всё. Он продолжал содержать нас, хотя перестал ночевать дома. Не знаю, снимал ли он жильё или жил у любовницы. Я считала ниже своего достоинства опускаться до шпионажа за ним, нелюбимым изменщиком. Дочь – другое дело… её судьба мне была не безразлична.

Да, я вожу по доверенности его машину. Себе он купил новую в кредит.

Нет, переварить это я не мог. И тут у меня появилась спасительная мысль, как проверить её слова.

- Погоди… если Ия умерла, то должна быть её могила.

- Разумеется, - вздохнула она, - На Южном кладбище. Там такие красивые названия аллей… Рябиновая, Яблоневая, Кедровая, Сиреневая, Ольховая…

Она зарыдала. Я кинулся её успокаивать. Скоро мою футболку можно было выжимать.

Едва она немного отошла, как я спросил:

- Ты можешь отвезти меня на могилу?

- Сейчас почти ночь, - поглядела она за окно, - Мы там ничего не найдём в темноте, да и оно, наверно, закрыто в это время.

- Поедем завтра, - предложил я, - Что написано на её памятнике или плите?

- Какой памятник, какая плита? В их конторе сказали, что раньше, чем через пять месяцев ставить нельзя – должна осесть почва. И то понадобится фундамент, чтобы памятник не упал. Фундамент – это очень дорого. Через год или позже можно устанавливать без фундамента и памятник не должен накрениться. Сейчас там зарытая могила с венком и номером. Даже оградки ещё нет и скамьи.

Я слушал это с ужасом, понимая, что начинаю верить в смерть Ии. Такие детали не узнаешь, не столкнувшись с печальной необходимостью.

Она страдальчески посмотрела на меня и сказала:

- Я знаю, для чего ты хочешь туда поехать. Ты думаешь лечь на её могилу и остаться там. За ночь замёрзнешь и не спасут.

Она была права. Я бы так и поступил. Нужно было выведать адрес, чтобы проверить. Ведь оставалась ничтожная вероятность, что это – ложь, и передо мной живая Ия.

- Не обязательно ехать со мной, - сказал я, - достаточно сообщить адрес захоронения.

- Ты меня не перехитришь, - покачала она головой, - Раньше, когда я не знала тебя, я бы с радостью дала адрес. Но, к счастью, эта мысль не пришла мне в голову, когда оставляла тебе записки. Это был самый верный путь тебя убить. Тогда я совсем сходила с ума от горя и собиралась отомстить сама. Да и не верила, что ты её любишь.

Скажу больше. Не случись недавно одного события, я бы поехала с тобой, чтобы умереть вместе на её могиле.  

Я вопросительно поглядел на неё: коротко стриженную девчонку, с кольцом в ухе, с ямочками на щеках и подбородке, с глазами загнанного в угол животного.

- Интересно, почему я теперь не составлю тебе компанию?

Я кивнул.

- Потому что я беременна. От тебя.

Я охнул.

- Нет, у меня стояла спиралька, поэтому я не думала, что это случится. Однако твоё достоинство столь велико, а страсть была столь сильна, что, видно, что-то было нарушено. Теперь у меня её извлекли.

Я схватился за голову.

- Любимый, не казни себя. Поэтому я не могу последовать за Ией. И тебе не дам адреса. Ты можешь оставить меня, прогнать, но если родится девочка – назову Ией, а мальчика – твоим именем.

Я качался из стороны в сторону. Я не хотел верить.

- Родной мой… я представляю, что ты испытываешь. Не дай бог никому.

Видишь ли, в нашу первую встречу, когда ты решил, что я – сестра Ии, ты мне внешне понравился. Кому мог не понравиться молодой красавец? Я не могла вспомнить и не вспомнила: где же видела тебя? Но тогда я сочла тебя совратителем, охочим до извращений. Из-за дефекта Ии. Потом я тебя столь люто ненавидела, что забыть никак не могла. Когда же поняла, что ты – несчастный парень, потерявший, как и я, свою любовь… то пожалела, а потом поняла. что втрескалась в тебя по уши и ничего уже была не в состоянии с этим поделать. Да и не хотела. Я люблю тебя, милый. А теперь прогони меня.

Я молчал.

Вдруг она почему-то откинулась назад, принявшись хватать ртом воздух и оседать на пол. Я успел поймать её и отнёс на кровать. Валидол и нашатырь пригодились нам обоим в эту ночь. Плохо становилось, то ей, то мне, и мы приводили в чувство друг друга.

Когда, уступая моим настояниям, она достала из сумочки свидетельство о смерти Ии, то я изучил бумажку основательно: сам бланк, серию с номером, должность и подпись руководителя ЗАГСа, дату выдачи, подпись, и лишь потом решился поднять глаза выше и взглянуть на дату выдачи, затем дату смерти, место, но после слов: Ия Петровна… на фамилии буквы заплясали у меня перед глазами и со мной что-то случилось.

Очнулся я от нашатыря, поднесённого ей.

Я долго молчал, сидя на полу, совершенно без сил.

- Ты действительно Лика? – спросил я.

- Да, любимый.

- Что же нам делать?

- Ой, родной мой… Ию мы с тобой воскресить не в силах. Значит, мы можем только жить или умереть. Мне, по известной тебе причине, умирать нельзя. Тебе я могу желать только жизни. Не знаю, насколько смогу сделать её счастливой, да и нервы у меня уже не те, но если ты пожалеешь меня и оставишь – знай, что по первому твоему требованию, если опротивею – уйду куда глаза глядят, не стану обузой.

- Бог мой, бог мой… - произнёс я, раскачиваясь из стороны в сторону и тряся головой.

Мы долго сидели молча, потом я поднялся и сказал:

- Лика… ложись в этой комнате. Тут теплее. Я лягу в другой. Нам надо уснуть. Тебе особенно. Ради ребёнка.

Она встала и обняла меня, прижавшись. Это была уже не Ия.

Пока я мылся, она успела затащить электробатрею из коридора в мою угловую, самую холодную комнату.

Я не мог уснуть, переживая снова и снова наш разговор. В какой-то момент я встал на колени у кровати и помолился Ие, прося прощения за невольную измену. Я попросил её дать знак, как мне поступить и опять лёг.

И вдруг услышал сдавленные звуки за стеной. Я вскочил и бросился к соседней комнате.

Вбежав без стука, заметил в темноте скрючившееся от рыданий тело, которое буквально билось, как от электричества. Я схватил её и прижал к себе, успокаивая. Она что-то невнятно бормотала, ничего не соображая.

Когда она затихла, я уложил её и накрыл одеялом, гладя по голове. В чём она была виновата? столь же несчастная, как и я.

Мне показалось, что она уснула, и я поднялся.

- Не уходи, умоляю… - попросила она, - побудь ещё. Чтобы я с собой что-нибудь не сотворила.

- Ты чего? – испугался я, - А ребёнок?

Она снова заплакала, повторяя:

- Я попалась… попалась… мне не уйти…

«Господи… - прошептал я, - ну, почему тебя нет… сотворил-натворил и устранился, сволочь! »

И понял, что всё придётся решать самому. За ней теперь придётся следить, не оставляя одну, чтобы не устроила сюрприз. Или окажусь убийцей двоих.

Я лёг рядом и прижал к себе её голову. Но она плакала и плакала. «Ия номер два, - подумал я, словами из детства, - плакса-вакса».

- Ты – раздет, замёрзнешь, - сказала она, - Иди, я постараюсь уснуть.

Что-то не дало мне это сделать. Какое-то предчувствие. Сам не знаю почему я сунул руку под её подушку. И нащупал нож. Вынул. Это был тот, с которым она приходила убить меня, и который я ей вернул по глупости.

- Что ты задумала? – спросил я.

Она молчала.

- Говори. Ты же обещала, что не уйдёшь.

- Убей меня, - всхлипнула она, - ну, пожалуйста… Ты же хороший, убей… прошу. Я не могу так больше!

Я подошёл к окну и выбросил нож в форточку.

- И… чуть было не оговорился я, - можно, я лягу с тобой и уйду, когда уснёшь?

- Конечно, любимый, - подвинулась она.

Мы лежали в темноте без сна. Потом она прижалась и уткнулась лицом мне в шею. Совсем как Ия. Слёзы полились у меня сами. Она стала убирать их губами. Я обнял её.

Ну, что вы хотите от меня? Да, я утешал её, а она меня. Я изменил Ие, представляя себе, что делаю это с ней. В момент, когда себя не помнишь и не контролируешь, у меня вырвалось: «Ия…», после чего Лика будто окаменела.  

Проснулся я от соблазнительного запаха еды. Ничего не понимая, я открыл глаза и сразу заметил собранный чемодан на колёсиках. В комнате её не было.

Я встал и вышел в коридор. На кухне шумел чайник.

Услышав мои шаги, она появилась оттуда очень серьёзной.

- Вит, я подогрела тебе завтрак. После поможешь мне спустить чемодан к машине?

- Зачем?

- Как зачем… Я ухожу.

- Почему?

- Не хочу быть обузой. И о ребёнке забудь. Я к тебе никогда не обращусь ни с какой просьбой, не беспокойся.

Меня аж пот прошиб. Это мне не снится?

- Это каким же гадом ты меня считаешь?

- Почему гадом… Я не хочу мешать тебе. Прости за невольный обман. Ведь ты принимал меня за неё. Я тебе не нужна.

Я ничего не понимал.

- Что случилось? Объясни!

- Ничего. Просто я ухожу. Ладно, ешь. Я и сама снесу чемодан вниз.

Она ушла за ним в комнату, вернулась, поставила у вешалки и стала одеваться.

Я, застыв, наблюдал за этим. Кинулся остановить в последний момент. Ей же нельзя сейчас таскать тяжести… Обхватил сзади и удержал, почувствовав, как её трясёт, и чего стоит ей это напускное спокойствие.

Она продолжала молча вырываться.

- Лика, - сказал я, - мы с тобой любим одного человека. Мы оба её потеряли. Мы стали родными. Потерять ещё и тебя – это будет для меня слишком. Пощади…

Не поворачиваясь, она прошептала:

- Ты не любишь меня. Ты любишь её. Я не могу её изображать и не хочу, я – другая, хоть мы и очень похожи внешне. Во сне ты тоже звал её. Я люблю тебя, но я не могу… Купи себе резиновую куклу с её лицом. Для этого я тебе не нужна. И дешевле выйдет. Я сама виновата, вот и доигралась, забеременев. Отпусти, прошу.

- Лика, присядь, пожалуйста, и выслушай меня. Если после этого ты уйдёшь, то я не стану тебя удерживать, обещаю.

Я заставил её опуститься на приступок обувной полки и присел на корточки напротив.

- Я тебя совершенно не знал до последнего времени, представляя неверной женой и злой матерью, ненавидящей и меня. Ты думала обо мне не лучше. Но в связи с нашей бедой мы близко познакомились, оказавшись не теми, кого себе представляли. Сейчас ты собираешься поступить со мной, как с тогдашним, кого полагала врагом. Хорошо ли это? Для меня, для тебя, для нашего ребёнка, наконец. Скажи!

Она упорно отводила взгляд.

- Я узнал о том, что ты – не Ия, только вчера. Ты постоянно твердила мне об этом, но я приписывал это действию лекарств. У меня ещё в сознании не уложилось это как следует. Я оговариваюсь, ошибаюсь. Но делаю это не для того, чтобы ранить тебя, поверь! И не потому, что ты мне не дорога.

Она молчала, кусая губы.

- Я понимаю, что невольно оскорбил тебя. Не же-ла-я! Ты, по-своему, совершенно права. Прости меня… Я не хочу, чтобы ты уходила. Время всё лечит. Давай жить здесь в разных комнатах и привыкать друг к другу? Я к тебе пальцем не прикоснусь без твоего желания. Клянусь… Не надо никуда уезжать!

Она в ответ покачала головой, не соглашаясь.

- Вот ты молчишь, а я не знаю какие ещё слова подобрать, чтобы самый дорогой мне человек из живущих не покинул меня. Помоги мне… скажи, что ты хочешь, чтобы я совершил?

Она подняла на меня несчастные глаза, в которых стояли слёзы, и ничего не сказала.

Я решил, что всё бесполезно. А для чего тогда жить?

Я поднялся с корточек и попросил:

- Один момент!

И кинулся в комнату. Схватил деньги из ящика и выбежал в коридор.

- На, возьми…

Она резко отстранилась, взгляд стал чужим.

- Лика… я не покупаю тебя. Просто больше мы не увидимся, и деньги мне не понадобятся. А тебе и малышу пригодятся.

- Раз мы больше не увидимся – мне от тебя ничего не надо! И не смей появляться в моей жизни!

Терпение моё лопнуло и я заорал:

- Да что ж это за женщина! Я готов на что угодно, чтоб она была счастлива… а…а… Сейчас ты поймёшь, почему больше мы не увидимся!

Дальше я не отдавал себе отчёта в своих действиях. Я взмыл и подлетел к кухонному окну, принявшись открывать его. Защёлки не слушались, но я рвал их, не вполне соображая, что делаю.

«Надо же… она ещё сто очков вперёд Ие даст… ну и ну… Вот вредина… неудивительно, что они не ладили… лучше сдохнуть, чем так жить! » - прыгали у меня в голове возмущённые мысли, когда я открывал раму.

Я рванул на себя вторую половинку, едва не высадив стекло, затем справился с наружными, и сразу с улицы дохнуло морозом. Я взлетел на подоконник.

И почувствовал: рядом тоже кто-то встал.

Я удивлённо повернулся и обнаружил, что это – Лика!

- Давай вместе, - протянула она мне руку.

Ошарашенный я взял её руку и посмотрел в глаза. Они, полные мольбы и ужаса, сказали мне всё без слов. Она любила…

И тогда прямо там, на подоконнике, я со слезами в голосе произнёс то, что ещё мгновение назад не было правдой и ещё полностью ей не стало. Но угадывая, что с нами будет позже, и создавая это будущее, я сказал:

- Лика, я так к тебе привязался... Ты – это… что-то с чем-то… коробочка с сюрпризами. Я не хочу жить без тебя. Ты… моё счастье, моя судьба. …Выходи за меня замуж, окажи честь. Я сделаю всё, чтобы ты и наш ребёнок были счастливы. Пожалуйста, Ёжик… не убивай меня отказом.  

При последних словах, когда я назвал её Ёжиком, она опустила голову и расплакалась.

(далее )