Прокуратор загробных Цыадецый Араблэ. г. 3

Грегор встал с постели и мысль заработала. Он вышел на балкон и увидел девушек в чорных худжабах с ветками сирени в руках и одинадцать спиц принадлежали коварному деспоту черных театров, в которых взрывались мадонны с отклонениями от душевных карм человечества Раисы и они затрагивали темы любовных противостояний между торговыми посредниками Хасана Калитиж Хамини.

Грегор выкурил две белых сигареты и подошел к зеркалу. За спиной он увидел голую женьщину на которой были кораловые бусы и серьги с черным жемчугом войны прибалтийских зародышей четверти...

Театр эротического таинства возник перед ними но к сожалению Грегор устал всецело принадлежать женскому спиритизму невозможности и по умолчанию разделся, встал на четвереньки засунул палец в попку и стал гавкать изображая добермана.

Женьщина которую звали Лабиба Эль Судан поставила ему ногу на спину и рассмеялась горомким заразительным смехом женьщины которой нечего терять в этой жизни и в этом мире. Несуразно красивая похоть словно восемнадцатая звезда одинокого счастья овладела сознанием горизонтального танца сексуальной науки и любовно-эротические скрипки заиграли чеченский вальс черного падишаха Рэотт-Вэрро.

Железное таинство неудержимой страсти и куртизанского совокупления, когда плоть говорит песками пустыни и в этих далеких пустынях плавают мистические мраки современности, страшной современности отряда насильников и убийц и девочки в красных платьях бегают вокруг солдат и взрывают питарды.

Потясение от тангоподобного оргазма заставило Грегора нахмурить лоб. Он курил стоя голым на балконе и его руки тряслись погодой военнного рынка идей примыкающих к силам сатаны-Хосейна. И красивые дороги к исламским вратам словно спподвижничество хусейна вращали литературы безбожников темными крахмалами окна в никуда возле которого Грегор стоял с сигаретой в руках и думал, думал...

Шарахнула молния и гренадеры поскакали на белых лошадях с сигаретами в зубах по площади Восстания.

Лицо Грегора исказилось светом! Внезапно он понял , что мертв.

Математика как блондинка которая присягнула черному марту, исказила хроники Он.

Фольклер евнухов образца исламской матриошедеврацыи словно имя хранителя пьяного Рима играло штативами двоякой гармонии арабскоги халифата.

Вождь проституток красного шара на белом коне ехал по городу и на ноге одинокой девушки стаяло хризантамониальное тавро речей спокойствия девы Марии.

И на рубежах солдата словно игры в одинадцать созвездий колыхались маленькие цветочки ее родословной. И алгебра поведения сношалась с горячим хлебом рально-эктаву.

Конец романа.