Плагиат. Из Корецкого

Бардзо шатался по видавшему виды дебаркадеру, забытому еще прошлой осенью на левом берегу и быстро приспособленному местным находчивым людом к торговле различным добром, от дамских зарубежных лифчиков, будто имеются отечественные мужские, до подержанных иномарок, невесть какими путями прибывшими своим ходом в Труднодонск. От нечего делать он прислушивался к назревающей за киоском с шаурмой разборке. Крутой разборке, это уж как водится. Это раньше ограбление прифронтовой сберкассы со стрельбой из обреза поставило область на уши, первый секретарь униженно тыкался в кабинеты высокопоставленных покровителей, страшась показаться на глаза всемогущему Щелокову, сдавая с рук на руки водителям и домоправительницам партийных бонз килограммы чорной икры и знаменитого донского леща, ища поддержки, но сшибли начальника, стоило выяснить, что автомобиль, на котором бандиты уходили в соседнюю республику, был одолжен племянником второго секретаря приятелю, и оказавшемуся главарем банды. Скандал был еще тот. Налетали комиссии, спецгруппы КГБ шерстили обком, навевая неприятные ассоциации с временами давно минувшими, а сейчас, что ни день, то убийство, и не одно. Разбои и стреляющие друг в друга на улицах бритоголовые парни, заполонившие рестораны и коммерческие магазины города, словно хозяева и вершители судеб горожан, стоят на каждом углу, ухмыляются. И ничего не поделаешь. Свобода ! Бардзо выругался про себя, покосившись на часы. Уже два часа, а Штык запаздывает. Вот и связывайся с диверсантами, говорил на оперативке начальник отдела по борьбе, что не следует смешивать амплуа, бандитов разыскивать и уголовный беспредел гасить столь же беспредельными методами - это одно, а политика, вечно замешанная на крови и предательстве - другое. К тому же условия сближения с республиканским Кардзёмуном не настолько назрели, чтобы посылать старшего опера на сомнительную встречу с резидентом белорусской разведки, много чести.

- А кому, кому ? - допытывался до схваченного невысокого крепыша дерганый с косящим левым глазом. - Кому право дадено такие коци носить ?

Бардзо закурил, с интересом рассматривая чехословацкие полуботинки крепыша, и послужившие причиной крутой разборки. Это уж как водится. Только члены бригад имеют право носить спортивные костюмы с полосочкой на колене, а чехословацкие полуботинки никто ниже бугра и потрогать не смеет, с законами в Труднодонске строго. Несмотря на наплыв новых и размытие устоявшихся еще в веке шишнацатом понятий, с формой одежды уголовники предпочитали не шутить, как объяснил однажды на допросе авторитетный вор в законе Мамай Бармай :

- Иначе запутаешься, начальник. Посуди сам, рожи у них такие же, манеры и повадки тоже, как различишь залетного от авторитета ?

- Нашивки ввести, как в армии, - предложил Мутько, копаясь в загадочных внутренностях жестяного сейфа, - или наколки прямо на лбу, мол, тыр, пыр, е... ся в сраку, носитель сего партака есть смотрящий положенец, коронованный апельсинами в бочках на всесоюзном сходняке воров в законе из бывших ментов.

Бардзо покосился тогда на не в меру шустрого оперативника. Раскрывать военную тайну ! Конечно, в книжках писали еще и не то, но одно дело книжки, там что угодно напишут и концов не найдешь, а слова ответственного товарища, работника тыла - вовсе иное. Ударил тогда Бардзо подчиненного стулом по горбу, не сдержался, потом за личный счет устанавливал на кладбище латунный прямоугольник и даже оплатил гравировку. " Лежит под тута наш товарищ ". И годы жизни почему - то Стефана Батория. " Чтобы враги не прознали ", - шепнул на поминках руководитель Управления мусью Жуаплойн, намазывая круассан пускуасаном, запивая рендобазаном и закуривая такое дело сигаретами марки  " Честерфилд ".

Крепыш завизжал от ужаса, потому что дерганый, намотав на палец витой шнур от торшера, тыкал пальцем в яростно сокращающийся анус пойманного на нарушении формы одежды уголовника. Конечно, и дерганый был уголовником, все они были уголовниками, весь дебаркадер, город и область, это Бардзо знал крепко, недаром знаменитое высказывание Железного Феликса красовалось в каждом кабинете, левее парадного портрета Рейнхарда Гейдриха, но правее скромной фотокарточки подменившего Передонова Володина, в строгом габардиновом костюме и фиолетовых сапогах со стразами.

- Суй глыбже, - советовал дерганому кондуктор бригады, судя по наколотому по кисти якорю, служивший в морской пехоте, - чтоб проняло. Чтоб понял, сучий потрох, об чем писатели мусорские пишут.

" Двадцать лет службы ", - подумал Бардзо, заметив вытянутую в высь фигуру Штыка, появившуюся на берегу. " Миллионные тиражи и такие же гонорары ", - думал Штык, обладая привитыми в органах Безпеки Дефензивы навыками проникать в чуждые мысли посредством силы воли, кучкуемой напряжением ума и рассудка на кончике носа, где обычно сидела муха или комар, за которым все ходил Петра, пока не исчез в скитах на Ветке, откуда не было исходу беглым.

Они обменялись крепким рукопожатием и устремились к припаркованной у стеклянного павильона  " Шашлычная " автомашине. За рулем сидел плотный старик в поддевке. Покосившись на Бардзо и Штыка, от продолжил говорить, обращаясь к стоящей у шашлычной женщине в алюминиевой куртке.

- Весь корвалол ведь выпил, как освободился - то. Алоэ обгрыз, маковые корни все обсосал, из пустых бутылок водки умудряется нацедить. Одно слово : наркоман. Затюкал дворника напрочь, он у них татарин, дворник - то, Измат звать, маленький такой и ножик постоянно в сапоге носит. Все грозится ухойдакать.

- Кого ? - весело поинтересовался Бардзо, хлопая дверцей. - Кого ухойдакать ?

- А любого писателя землицы русской, - угрожающе ответил старик, щелкая кресалом, супонясь, - что расплодились дегенеративно, пишут х... ню всякую, уже и не смешную, тупую просто. П... дец, короче.

- Ну и зря, - бросил Штык, протягивая старику строжайше вычерченную по обратной стороне спичечного коробка схему колоссального контрнаступления, каких еще не видывал двадцать первый век, - помните слова похмельного Крючкова, когда он Бальзаминовых провожал ?

Бардзо помнил. Ну, на то он и Бардзо. Культурный человек, две ноги, два уха.