Люсенька

Её пригласил дядюшкин племянник Гоня. Стройная, гибкая, рыжеволосая и синеглазая,

она чем-то походила на молодую сиамскую кошечку. И я невольно залюбовался гостьей: несмотря  на то, что до пляжного сезона было ещё довольно далеко, она была загорелой. Впрочем, загар на ней был как-то уж неестественно ровен; не удивлюсь даже, если нежная кожа меж напедикюренных пальчиков ее изящных ножек, глубины нежных ушных раковин, даже нёбо ее маленького ротика окажутся таинственным образом тронуты нежно-коричневой патиной загара.

*   *   *

Гоня сидел столбиком и гордо оглядывал гостей. "Ну, как она вам? Теперь попробуйте сказать, что я неудачник!" -- читал я в его восторженном взоре. Всех прежних Гониных избранниц лихо отшивал дядя. Чумовой кадр! Кого бы племяш не привёл в отведенную ему конуру, дядя отводил его в сторонку и шипел на ухо: "Ты кго приволок, придурок, на какой помойке ты её откопал? Короче, переночевать ей я дозволю, но утром, бля, чтоб с первым же автобусом... Ты меня понял?"

Ослушаться Гоня не мог, никак не мог. Почему? Я того тогда не знал ещё.

*   *   *

Подали спиртное, а к нему и поросенка. Началась трапеза. Под торопливый стрекот вилок, ножей, фарфоровый лязг тарелок и усердное жавканье двух десятков крепких челюстей поросячья тушка скоропостижно истаяла: так тает нечаянно оброненное на раскаленную жаровню эскимо. И теперь перед каждым из гостей возвышалось лишь белая горочка тщательно обглоданных костей да скомканные бумажные салфетки.

Нетрезвый уже с утра, теперь дядя тупо глядел на своего племянника, икал и, тыча пальцем в сторону девушки, пьяно лыбился: "А вот эта ничего, эту я не отпущу; никуда не отпущу!.."

(Отрывок из моего нового романа "На сходнях")

Владимир Хотин 2015