Материнское беспокойство. Часть 3

Я не видел свою мать до возвращения отца домой. Она сменила бикини на короткую белую теннисную юбку, едва прикрывающую середину бедер. На ней была обтягивающая темно-синяя рубашка-поло с белыми вставками и короткими рукавами, скрывающая верхнюю часть тела. Мы не общались. Мама приготовила ужин, и мы поели. Ее грудь выпирала из топа, словно два упругих шара, слегка обозначенные тонким бюстгальтером. Возможно, это был кружевной или прозрачный бюстгальтер, я не знал, но мои мысли часто возвращались к тому, какой он мог быть.

У Дженны было несколько прозрачных бюстгальтеров, которые она любила носить для меня.

Отец ничего не сказал о наряде матери. Он был слишком занят, бормоча: — Мои бессонные ночи становятся все хуже. Можете ли вы в это поверить? Они просто не проходят.

Насколько я знал, у моего отца были периоды острой бессонницы, длящиеся несколько недель, затем они на время исчезали, но вскоре возвращались, превращая его жизнь в бесконечный круг ада. Когда он заговорил об этом, я заметил, как напряглось лицо моей матери, а мое сердцебиение ускорилось. Мысли ли мы об одном и том же в этот момент? Я не знал, но хотел верить, что это так. Несмотря на ее реакцию, мне очень хотелось, чтобы отец снова начал принимать свои лекарства.

Несмотря на то, что мама была в короткой теннисной юбке, подчеркивающей ее стройные ноги до самых изящных босых ступней, атмосфера в доме была иной, чем утром и днем. Папа был здесь, и когда мама замечала, что я слишком долго или пристально на нее смотрю, она слегка прищуривалась и едва заметно качала головой в мою сторону.

После ужина я поднялся наверх, сказав: — Мне нужно позвонить Дженне, чтобы она не подумала, что я ее игнорирую.

Мама, читавшая книгу на диване, пока отец смотрел телевизор, посмотрела на меня, когда я поднимался по лестнице, и крикнула: — Не забывай о нашем договоре.

О нашем невысказанном договоре, подумал я, когда отец добавил: — Да, помни об этом. Я не хочу объяснять своей матери, почему ее внук бросил школу, чтобы заботиться о своем ребенке.

— Боже, папа, — сказал я, когда он рассмеялся, и я продолжил подниматься по лестнице.

Я разговаривал с Дженной, но был рассеян. Она это чувствовала. Я знал, что она чувствовала, но не мог объяснить почему. Мои мысли постоянно возвращались к матери и обещанию, которое я ей дал. Действительно ли я дал ей обещание? Считаются ли невысказанные обещания? Я не думал — так говорил мне мой разум, — но Дженна будет со мной через неделю, в то время как мама может прекратить свои игры, если решит, что я не держу слово.

— Ну же, — говорила Дженна, — расскажи мне, насколько ты возбужден.

— Не могу, — сказал я, облизывая губы и продолжая ложь, начатую в начале нашего разговора. — Мама постоянно заходит в мою комнату.

— Черт, — прорычала Дженна, — пусть она услышит, как сильно я тебя возбуждаю. Я расскажу своему отцу, если ты расскажешь своей матери. — Она цокнула языком. — Каждый раз, когда мой отец думает, что я флиртую с тобой, он смотрит на меня так, и мне хочется сказать: "Марк делает меня влажной, папа, смирись с этим".

— Папа? — сказал я, смеясь.

— Ну, отец — это мой папа, — сказала Дженна, — а ты мой папочка.

— О, — простонал я. — Это так чертовски сексуально.

— Я знаю, правда? — хихикнула Дженна. — Чем грязнее, тем больше я хочу тебя. Может быть, мой отец просто завидует, что ты получаешь мою задницу вместо...

Я снова застонал, когда она замолчала. Ее голос был скользким, хитрым и опасно провокационным. Мое возбуждение росло. Возможно, лучше было бы прекратить игры с мамой и пойти прямо к Дженне. Зачем нам ждать? Мы могли бы заняться сексом, рассказать об этом ее отцу и разоблачить его блеф. Это должен был быть блеф. Мама Дженны меня любила!

— Мне нужно идти, проказница, — прошептал я. — Кажется, мама ходит за дверью. Я пришлю тебе фото позже, хорошо?

— Хорошо, — вздохнула Дженна. — Наши родители — просто ужас.

— Да, так и есть, — прошептал я, надеясь, что это не так в случае с моей матерью.

— Люблю тебя, — сказала Дженна, — и не забудь, что ты мне должен фото. Хочу увидеть много спермы.

— Обещаю, — прошептал я, когда ее дерзкий голос вызвал у меня мурашки. — Я тоже тебя люблю.

Разозлится ли она, если я не пришлю фото?

Возможно, но я что-нибудь придумаю.

Я оставил телефон на кровати, спускаясь вниз. Я разговаривал с Дженной целый час. Что бы сказала об этом мама? Она нервничала? Была в ярости? Должен ли я притвориться, что что-то случилось, даже если этого не было? В этом и заключалась опасность, не так ли, но насколько велика она была?

Черт, было слишком много переменных, чтобы все это осмыслить, поэтому я попытался замедлить ход своих мыслей, спускаясь по лестнице в освещенное телевизором фойе и гостиную. Мама, сидевшая на заднем диване, прислонившись спиной к подлокотнику, повернула голову влево и посмотрела на меня долгим взглядом. Я улыбнулся, и она наблюдала за мной, когда я обошел диван и сел напротив нее. Она подняла колени и свела их вместе, создавая стену, скрывающую ее трусики от моих глаз.

Я откинулся на подлокотник дивана, закинув ноги на диван. Мама смотрела на меня, наблюдая, как мягкий свет пробегает по моему телу. Отец зевнул.

— Ты уже принял свою таблетку? — спросил я отца.

— Да, — он снова зевнул. — Уже несколько дней не могу как следует выспаться.

Я не замечал, каким был эгоистом.

— Собираешься подняться наверх? — спросил я.

— Ты хочешь переключить телевизор?

— Нет. — Я покачал головой, хотя он лежал на спине, положив голову на подушку, и смотрел в телевизор. — Просто поддерживаю разговор.

— Поднимусь, когда шоу закончится, — сказал он. — Если продержусь так долго.

Я кивнул и повернулся обратно к маме. Она все еще смотрела на меня, и хотя в гостиной было темно, и я бы мало что смог разглядеть, раздвинь она для меня ноги, я все равно кивнул на ее колени. Мама наклонила голову, и я поднял руки, сложил ладони вместе, а затем растопырил пальцы, отведя их друг от друга. Мама широко раскрыла глаза, а затем посмотрела в сторону телевизора. Я беззвучно вздохнул, вытянул правую ногу и толкнул пальцами ее левую ногу. Мама вернула ноги на место, и когда они вернулись, она повернулась на подушке и опустила ноги на пол.

Черт возьми!

Это из-за отца?

Так и должно было быть.

Или, может быть, ей нужно было убедиться, что я ничего не делал с Дженной — по телефону. Как я собирался это сделать? Черт возьми, я собирался попытать счастья, и позже я мог заверить маму, что ее сын в основном следовал ее правилам. Неужели непристойные разговоры с моей добровольной восемнадцатилетней девушкой приведут к тому, что она забеременеет? Нет!

Я снова вздохнул, на этот раз немного громче. Мама не смотрела на меня, и отец тоже. Я опустил спину на подлокотник до плеч и вытянул ноги, стараясь не касаться мамы ступнями. Ее юбка лежала чуть выше середины колен, как сверху, так и по бокам, в то время как спина была прижата к спинке дивана. Складки были идеальными, прямоугольными, многослойными, а ее длинные ноги освещались голубовато-серебристым светом телевизора.

Как лунный свет.

Когда мама собиралась задрать юбку? Она на ней не сидела, так что вряд ли ее движение могло потревожить отца. Не то чтобы он заметил, судя по тому, как он лежал.

Время шло, шоу продолжалось, и отец зевнул.

— Теперь уже с минуты на минуту, — подумал я, бросая матери свои безмолвные слова.

Злилась ли она на меня за то, что я прикоснулся к ней сегодня? Я сам на это надавил. Или, если не злилась, то передумала ли она? Эта игра только началась, так что был только один способ выяснить. Я вытянул правую ногу, ту, что была ближе всего к спинке дивана, более медленным, чем обычно, движением, убедившись, что моя мама заметит мое приближение краем глаза. Она так и сделала. Ее губы дрогнули, но пыталась ли она скрыть улыбку, или они были напряжены? Она не смотрела на меня, поэтому я продолжил идти вперед.

Мой большой палец коснулся подола ее юбки вдоль бедра. Мама глубоко вздохнула, и ее груди размером с яблоко задвигались вверх-вниз, обтягивающая рубашка подчеркивала упругий изгиб ее грудей. Я представил, как они будут ласкаться под моими пальцами, и мое возбуждение усилилось, словно пытаясь получше рассмотреть тело моей матери.

Я передвинул ногу к спинке дивана, потянув за собой мамину юбку, обнажая ее кожу. Мамина голова склонилась влево, а ее глаза на мгновение опустились, прежде чем снова посмотреть вперед. Я продолжал отодвигать ее юбку, назад и назад, назад до изгиба ее задницы и оголяя обнаженную сторону ее левой ягодицы. Должно быть, на ней были стринги или ничего. От этой мысли у меня потеплело в паху, когда мои мысли вернулись к идеальной ягодице моей матери. Когда я провел пальцем ноги по ее коже, она опустила левую руку и оттолкнула мою ногу, но не вернула юбку на место.

Хорошо.

За это время моя плоть наполнилась пульсирующей энергией, превращая мою кожу в жаждущую оболочку. О, чувак, но я не мог продержаться неделю без Дженны такими темпами. Ни за что.

Я снова протянул ногу, коснувшись маминого бедра кончиками пальцев. Она опустила взгляд, когда я провел носком по её ноге. Её губы приоткрылись, и она глубоко вздохнула. Её голова слегка повернулась, когда я достиг её ягодицы, и я заметил, как её горло сжалось, когда я коснулся дальнего изгиба её тела. Её рука дрогнула, но я успел провести по её мягкому заду.

— Кто-нибудь хочет выпить? — спросила мама, слегка задыхаясь и быстро вставая. Её юбка вернулась на место. — Рич? Марк?

— Нет, спасибо, — пробормотал папа.

— Я в порядке, — сказал я, изучая её профиль и заметив, как её левый сосок затвердел.

Мама пошла направо, повернувшись ко мне спиной, вышла из гостиной в столовую, затем повернула направо и скрылась в узком коридоре перед тем, как направиться на кухню.

Я подождал минуту, прежде чем сказать: — Думаю, мне стоит выпить.

Папа что-то пробормотал, когда я встал и повернулся налево, скрывая от его взгляда мою полуэрегированную плоть, на случай, если он обернется. Вместо этого я обошел диван, прошел по фойе и узким коридором вдоль лестницы, которая пересекала гостиную и столовую, прямо на кухню. Я нашел маму у кухонного островка, она потягивала вино. Я заметил слабые звуки телевизора.

— Что ты делаешь? — спросила мама строгим голосом, её глаза сузились, выражая раздражение.

— Что я делаю? — спросил я, понизив голос, хотя, возможно, это было излишне. — Что ты делаешь?

— Марк...

— Я знаю, что ты делаешь. Ты...

— Не говори этого... не говори этого... не говори этого, — сказала мама, словно заяц, ковыряющий еду, и покачала головой, её взгляд стал ещё более пристальным.

Я молчал.

Мы смотрели друг на друга. Выражение лица мамы смягчилось, а я старался сохранять нейтралитет. Я не хотел все испортить.

Она отпила вина.

Я наблюдал, а затем спросил: — Можно мне глотнуть?

Мама, которая никогда раньше не позволяла мне пить, протянула мне свой наполовину полный стакан. Я сделал большой глоток, не наслаждаясь вкусом, но все равно выпил, затем вернул ей почти пустой стакан. Она снова наполнила его, и мы стояли, молча глядя друг на друга.

— Мам, — наконец сказал я, — ты не можешь продолжать так поступать со мной.

Мама вздрогнула.

— Я знаю, ты думаешь, что это к лучшему, но посмотри на меня. — Я посмотрел на свой полутвердый член, который уже начинал оживать, когда моя мать опустила взгляд. — Это то, чего ты хотела? Дать мне...

— Не говори этого, — сказала мама, и её взгляд задержался, прежде чем вернуться к моему лицу. — Ничего не говори. Просто... — она облизнула губы, её лицо было напряженным, почти хмурым, — просто прими это.

— Я не могу просто принять это, — сказал я, нахмурившись. — Это сводит меня с ума. Сейчас мне нужно увидеть Дженну больше, чем когда-либо, из-за тебя.

— Марк, — сказала мама, позволяя моему имени повиснуть в воздухе.

— Посмотри, что ты со мной делаешь! — Это был резкий шепот, которым я одарил её. — Посмотри.

Мама снова посмотрела вниз, туда, где мой член полностью затвердел. Её глаза немного расширились, а щеки покраснели. Она откинула голову назад. Когда её взгляд вернулся к моему лицу, я сказал: — Я знаю, что ты желаешь мне добра, но этого недостаточно. Я встречаюсь с Дженной завтра. — Я пожал плечами, зная, что на моем лице промелькнуло беспомощное выражение "прости". — Я должен.

Я повернулся, чтобы уйти.

— Марк, — сказала мама резким голосом. — Подожди.

Я повернулся, снова оказавшись лицом к ней, и наблюдал, как она допивает вино. Она поставила свой бокал на мраморную столешницу, а затем опустила руки к юбке. Моё сердце замерло, а затем ускорило бег. Она схватила подол своей теннисной юбки и медленно подняла его вверх, не торопясь. Верхняя часть её бедер осветилась светом.

Мое зрение сузилось, сосредоточившись на моей матери ниже её талии.

Она остановилась чуть ниже своего лока, всего на секунду, прежде чем продолжить движение вверх и показать мне пару маленьких белых трусиков. Они были не более чем крошечным треугольником, прикрывающим её внутренние губы и холмик, оставляя так много её нежных половых губ открытыми, что я громко вздохнул. Её солнечно-светлые волосы на лобке поднимались над низко сидящим поясом и выглядывали из-под маленькой полоски трусиков. Я не преминул заметить более темный оттенок влаги под очертаниями её клитора.

— У меня есть ещё, — прошептала мама. — Намного больше. Трусики, которые твой отец никогда не видел на мне. Я могу надеть их для тебя, и только для тебя, если ты не будешь дурачиться с Дженной.

— Мама, — прошептал я, и мои внутренности сжались, когда я уставился на её лобок.

— Я серьезно. — Мама сглотнула. Её голос дрожал, а грудь поднималась и опускалась, как будто она бежала спринтерским бегом. — Я могу носить их и рубашку для тебя каждый день, пока твоего отца нет дома.

— Мама...

— Ты можешь делать фотографии и видео, когда будем одни, — сказала мама, тяжело дыша. — Только не валяй дурака с Дженной. Пожалуйста!

Господи, я думал, она вот-вот заплачет.

— Всякий раз, когда папы нет дома? — Спросил я. У меня перехватило горло. — Ты обещаешь?

— Да, — прошептала мама.

Прошла вечность, прежде чем мои губы шевельнулись, но мне удалось выдавить слово "Хорошо", прежде чем мама смогла сказать что-нибудь ещё, чтобы убедить меня согласиться с её требованиями.

— Хорошо, — сказала мама дрожащим голосом.

— Мам, — сказал я, — я не знаю, как долго я смогу продержаться. Я имею в виду, — я сглотнул, и мой голос начал дрожать, — ты не обычная женщина. Ты, — я покачал головой, — идеальна.

Мама опустила юбку.

Мы стояли молча, и я понял, что она не собирается говорить. Я кивнул перед уходом и поднялся в свою комнату, где вынул свой член и кончил, затем кончил снова, затем кончил ещё раз, прежде чем лечь спать, не отправив Дженне фотографию своего члена. Честно говоря, я забыл отправить ей.

На следующее утро я проснулся рано, но остался в своей комнате, наблюдая, как часы на моем телефоне пробили восемь, затем минуту спустя, затем ещё одну, пока не прошло пять минут, затем ещё пять, а затем ещё пять. В это время механическое рычание открывающегося гаража сказало мне, что мой отец уходит на работу, но, тем не менее, моя мать собиралась быть в трусиках и рубашке для меня — весь день напролет. Я не мог ждать, но мои нервы были на пределе, и они сильно меня задели.

Биение моего сердца сменилось со спокойных, неощутимых толчков на быстрый, скачущий ритм, похожий на вибрацию закругленного края тарелки после удара барабанной палочкой. Мурашки побежали по моим предплечьям, в то время как мои маленькие волоски встали дыбом, принеся с собой холод, который заставил мои плечи танцевать. Маленькие точки нечеткой легкости танцевали по моей коже, заставляя мои ладони и подошвы ног потеть. Отвратительно. Моё дыхание участилось, а каждый вдох со свистом вырывался из ноздрей и уплотнялся в ушах, образуя желеобразную подушку между моими барабанными перепонками и внешним миром.

Черт возьми.

Мне нужно было насладиться моментом.

Первое, что я сделал, это вышел из своей комнаты, быстро добежал до туалета и включил холодную воду на полную мощность. Тяжело дыша и предвкушая холод, я прыгаю в воду, вода достигает самых внешних краев моего тела, прежде чем за ней последует остальная часть меня. Я встаю под её струи и сжимаюсь, когда ледяная жидкость сжимает мои нервные окончания.

Срань господня!

Это было глупо, но сработало.

К тому времени, как я вытерся и оделся в футболку и баскетбольные шорты. Шорты без трусов-боксеров, и это было решение, вызвавшее дрожь, когда мой разум кричал: Выбери что-нибудь! Когда я стоял там неподвижно, как мудак во время снежной бури. В конце концов, я успокоился настолько, что смог спуститься вниз, не испытывая приступа паники. Сегодня я собирался порадоваться за свою маму, несмотря ни на что.

Каждый шаг из моей комнаты был ещё одним шагом в гору, и покалывание вернулось к моим ладоням вместе с потом. Только к ладоням. Господи, но моя мать оказывала на меня странное воздействие. Я не увидел её наверху лестницы, поэтому поспешил вниз трусцой, и мои ноги грохотали по ступенькам. Я повернул направо и прошел прямо по коридору, направляясь на кухню, и именно там я нашел свою мать, одетую для меня именно так, как она обещала одеться для меня.

Черт возьми, но я был одним из тех счастливчиков.

Моя мама выбрала простой наряд, но, увидев её, я все равно почувствовал возбуждение. Она сидела за столом для завтрака, повернувшись ко мне боком. Её белая футболка из тонкого хлопка плотно облегала её фигуру, подчеркивая контуры груди, бока и низ, а также её твердые соски, напоминающие камень. Рубашка задралась до точки, где нижняя часть её груди соприкасалась с её телом, а затем опустилась, остановившись над пупком и обнажив её стройный живот. Нижняя часть её маленького животика была неглубокой и манящей для поцелуев в моем воображении. Белая кружевная резинка обхватывала её талию, шириной примерно в половину сантиметра, и это было все, что я мог разглядеть с её стороны, что означало, что остальная часть её трусиков плотно прилегала к ягодицам, напоминая стринги. Я надеялся, что на ней были именно стринги.

Войдя на кухню, я замер, и мой взгляд переместился от мамы к столу, где поверх её пижамной рубашки лежали аккуратно сложенные полосатые пижамные штаны и белый бюстгальтер из прозрачных нитей. Мое возбуждение усилилось. Ощущение напряжения было настолько сильным, что я чувствовал, как расширяются все сосуды в моем члене, пока он не начал пульсировать от основания до кончика.

— Доброе утро, — сказала мама, не отрываясь от своего кофе и газеты.

— Доброе утро, — ответил я, и мой голос дрожал, как у подростка в период полового созревания.

Мама рассмеялась, чуть не пролив кофе, но продолжала не смотреть на меня. Все должно было идти как обычно, и я это понимал.

Хотя я и осознавал наше соглашение, это не означало, что я собирался только пассивно наблюдать. Я приготовил себе хлопья и встал у внутренней стороны кухонного острова, опираясь на мраморную столешницу так, чтобы мой взгляд был на уровне профиля мамы. Я смотрел на её обнаженное бедро, её ногу, внешнюю часть ягодицы и её голый живот. Жаль, что она придвинула стул ближе к столу. В противном случае я мог бы видеть её спину и ягодицы, прижатые к сиденью, но скоро ей пришлось бы встать.

Мама читала газету и позволяла мне наблюдать, как она медленно пьет кофе, притворяясь, что меня здесь нет. Я смотрел на неё, как не должен был бы смотреть хороший сын. Я провел время, любуясь её грудью. Её рубашка была настолько тонкой и облегающей, что я мог видеть, как её соски выделяются темным пятном на ткани. Её ареолы казались маленькими и покрытыми мурашками, но именно её соски привлекали внимание.

Они были твердыми, когда я вошел на кухню, но, клянусь, я видел, как они становятся еще толще, увеличиваясь на вершине и сужаясь у основания. Боже, если бы я мог уговорить маму ходить в лифчике и трусиках, а лучше вообще без них. Я отправил в рот полную ложку кукурузных хлопьев, чтобы скрыть стон, и прижался членом к островку, наслаждаясь давлением, проходящим по моему стволу.

Мама отложила газету и отодвинула кофе в сторону. Она подняла руки над головой, переплела пальцы и выгнула спину, потягиваясь. Её маленькие груди приподнялись, и утренний свет из патио создал вокруг её тела солнечный ореол, затем она выдохнула и отодвинула стул от стола.

— Мне нужно работать, — сказала мама, поворачиваясь ко мне лицом впервые за утро. — Ты будешь рядом, когда я сделаю перерыв?

Я кивнул. Черт, мне следовало спуститься раньше. Теперь у меня осталась только память, чтобы сохранить этот момент. Ты можешь делать фотографии и видео, когда мы останемся одни. Черт возьми, но мама сказала это вчера вечером. Почему я оставил телефон в своей комнате?

Мама встала, остановилась, глядя вперед, наклонив голову влево, как будто решала, какую часть своего тела показать мне первой. Было ли это так? Может быть, я не знаю, но мне хотелось увидеть её со всех сторон, спереди и сзади, одновременно. Нам нужно было зеркало, чтобы она могла смотреть на себя. Через секунду мама повернулась, давая мне возможность увидеть её идеальный, грушевидный зад.

Одно дело описать, как выглядит тонкая полоска нейлона, проходящая через ягодицы твоей матери, и совсем другое — увидеть это вживую, когда она хочет, чтобы ты это увидел. Как будто она голая, но это не так. Нитка, лежащая между её ягодицами, скрывала самые уязвимые места её тела, такие как её анус, но все же создавала иллюзию её изогнутых ягодиц, и это то, что я увидел. Иллюзию её наготы.

Мама продолжила поворачиваться, обойдя вокруг стула и повернувшись ко мне лицом. Мой взгляд упал на переднюю часть её трусиков, где кружевные цветочки покрывали прозрачную полоску ткани, образуя треугольник над её холмиком. Это был маленький треугольник, как и прошлой ночью, примерно на пару сантиметров выше линии талии виднелась её солнечная полоска, в то время как остальная часть её холмика и бедер оставалась гладкой и открытой моему взору. Треугольник сужался, почти превращаясь в точку, когда он обхватывал нежную выпуклость её киски, скрывая только клитор и внутренние губы, но оставляя открытой выпуклость её наружных половых губ.

— Закрой рот, Марк, — прошептала мама. — Невежливо жевать с открытым ртом.

Я закрыл рот, и мои зубы сильно стукнули друг о друга.

Мама рассмеялась и вышла из кухни. Мне потребовалось мгновение, чтобы успокоиться, но затем я побежал за ней по коридору, наблюдая, как её ягодицы перекатываются в такт шагам. Ягодицы скользили по стрингам, проходящим через её щель. Когда она повернулась в фойе и пошла вверх по лестнице, я последовал за ней, но подождал, пока она поднимется на пять ступенек выше меня, прежде чем побежать за ней.

Я ждал не просто так. Я хотел увидеть её киску. Мне нравилось, как её маленькие трусики подчеркивали мягкость её губ. Это было похоже на гамак, пытающийся удержать слишком большой вес. То, как набухала и перекатывалась мякоть её киски, заключенная в эту крошечную полоску ткани, завладело моим взглядом и не отпускало. Это превратило меня в послушного мальчика моей матери, пока она не добралась до лестничной площадки наверху, повернулась и спрятала свою киску от моих глаз.

Выйдя из транса, я быстро повернулся на верхней площадке лестницы и бросился в свою комнату. Я схватил телефон и побежал обратно к маме. Я не просто шел, а бежал, успев открыть дверь её кабинета за мгновение до того, как она захлопнулась.

Мама обернулась, поджала губы, но потом сказала: — Мне нужно работать. — Она посмотрела на меня, сначала в глаза, а потом опустила взгляд на мою эрекцию, упирающуюся в штаны. На мгновение её глаза расширились, но затем она увидела мой телефон.

— Я спущусь через пару часов, — сказала она, с облегчением в голосе.

Я кивнул.

Она выглядела успокоенной.

Зачем, по её мнению, я пришел сюда?

— Я знаю, — сказал я, стараясь не думать, когда говорил, — но я вспомнил, что ты сказала вчера вечером о фотографиях, которые я мог бы сделать, и подумал: "У меня недостаточно твоих фотографий". — Я пожал плечами. — Может ли у сына быть слишком много фотографий его матери?

Лицо мамы оставалось спокойным, поэтому я не мог сказать, сожалеет ли она о своих словах вчера вечером, но, наконец, она сказала: — Фотографируй, но делай это быстро.

Я поднял камеру, переводя взгляд с мамы на экран, потом на маму, а затем спросил: — Ты можешь немного попозировать?

— Попозировать?

Я кивнул.

— Как? — спросила мама, и её взгляд снова метнулся к моей эрекции.

Я не отрывал глаз от экрана, но видел, как она смотрит вниз.

— Улыбнись, — сказал я и добавил: — или пялься, но как насчет того, чтобы скрестить руки под твоими... — я сглотнул, чтобы удержаться от слова "сиськами" — на животе спереди? И немного раздвинуть ноги.

Розовые пятна появились на щеках мамы.

— Раздвинь ноги, я имею в виду, — выпалил я в порыве слов, когда крошечные капельки пота пробились сквозь мои поры, заставляя напряженное тепло стекать по моему лбу и щекам. — Делай, что хочешь, но постарайся не напрягаться. — Я вытянул шею вправо. — Почему у тебя в офисе так жарко?

Мама попыталась сдержать смех, когда её взгляд снова метнулся вниз, к моей скованности. Нахуй. Дай ей увидеть. Я хотел, чтобы она увидела, и, прежде чем её глаза смогли оторваться от моего члена, я согнул свой ствол, втягивая его внутрь у основания и сжимая нижнюю часть моего члена, заставляя головку выскочить вверх.

Мама повернула голову в сторону, затем, сделав глубокий вдох, скрестила руки под грудью и шагнула правой ногой в сторону, раздвигая ноги. Острие её киски выделялось, когда она раздвинула ноги, а её половые губки раздвинулись, находя место для дыхания и выглядя намного полнее, чем раньше. Я сделал снимок и опустил телефон, найдя ракурс, который позволил мне лучше всего запечатлеть внутренние выпуклости маминой задницы, которые я мог видеть, глядя между её бедер.

— Достаточно? — спросила мама напряженным голосом.

— Не могла бы ты повернуться, — сказал я, превращая свой вопрос в утверждение. — И ухватиться за что-нибудь. — Я облизнул губы. — Наклонись вперед, я имею в виду.

Лицо моей матери напряглось, а мышцы на её шее стали жесткими. Она повернулась, позволяя мне беспрепятственно рассматривать её фигуру сзади. Ближайшей опорой для неё оказался её стул. Упершись ногами в край сиденья, она наклонилась вперед, вытянула руки и положила ладони на спинку стула. В этой позе её ягодицы были направлены прямо на камеру.

— Раздвинь ноги чуть шире, — сказал я, с трудом переводя дыхание.

Я чувствовал себя не в своей тарелке, заставляя маму позировать так, но в то же время волнение охватывало меня, заставляя дрожать плечи и учащать дыхание. Как могло нечто настолько неуместное вызывать во мне такое сильное возбуждение?

Это было приятно.

Это было отвратительно.

Я не хотел, чтобы это прекращалось.

— Идеально, — прошептал я. — Мам, ты в идеальной позе.

Ноги моей матери слегка согнулись, а изгиб её подколенных сухожилий придавал её позе чувственность, подчеркивая атлетизм её стройного тела. Раздвинувшись, нижняя часть её ягодиц создавала иллюзию приоткрытого окна, фокусируя внимание на тонкой полоске белой ткани, врезавшейся в её щель и создававшей соблазнительный вид сзади. Я заметил влагу между её ног, распространяющуюся наружу. Выше, где её трусики переходили в стринги, я увидел округлые края её ануса, ведущие к маленькой дырочке, прикрытой тонкой ниткой нейлона.

— Сделай снимки, — сказала мама напряженным голосом и ровным дыханием.

Я сделал два снимка. Первый — с широкоугольным объективом, чтобы захватить всё её тело, кресло и окно рядом с её столом. Второй снимок был крупным планом её интимной зоны, где я убедился, что запечатлел влажность её трусиков и вид её клитора. После второго снимка мама выпрямилась, повернулась и села в кресло, закинув правую ногу на левую.

— Теперь уходи, — прошептала она, словно я был снова ребенком. — Мне нужно работать.

Я заметил свежие капли пота на её лбу, прежде чем сказал: — Увидимся позже. — Выйдя из её комнаты, я чувствовал, как мой член покачивается при каждом шаге. Я надеялся, что её взгляд снова скользнул вниз, к моей промежности. Она должна была знать, что её поддразнивания не удовлетворят меня полностью. Она должна была это понимать, и это заставило меня задуматься: как я собираюсь сказать ей, что мне нужно от неё больше?

Вернувшись в свою комнату, я начал размышлять об этом. Я представлял себе сценарий, в котором вхожу в её кабинет с готовой речью, позволяя ей застать меня за мастурбацией лицом к лицу, погружаясь в странные, сюрреалистические фантазии, граничащие с научной фантастикой. В итоге, я мастурбировал на её фотографии, стараясь продлить это удовольствие как можно дольше. Выдавив несколько капель спермы на полотенце, я спустился вниз, чтобы дождаться её первого перерыва в работе.

Ожидание показалось вечностью, хотя я провел час, рассматривая её фотографии. Следующий час я заполнил прогулками, постукиванием ногой, периодическими прикосновениями к своему члену и высвобождением энергии с помощью отжиманий, подтягиваний, приседаний и выпадов. Этот последний час убедил меня в одном: я собирался проверить решимость моей матери не допустить меня в список сексуальных преступников, как только увижу её снова. Я больше не шутил. Мне нужна была она, и та женщина, которую я хотел, была моей матерью.

Было около полудня, когда моя мама спустилась вниз. Она сменила футболку на маленькую, но свободную укороченную белую майку из хлопка. Её соски выделялись на ткани, как толстые бутоны. Подол её майки свисал с её маленьких грудей, обнажая живот от грудины до крошечных трусиков. Белизна её наряда подчеркивала её золотистую кожу и волосы, а также маленький пучок волос над её стрингами.

Я лежал на диване напротив телевизора, с левой стороны, откуда мог наблюдать за лестницей, по которой спускалась моя мать. Она видела, что я смотрю на неё, но я уверен, что она заметила, как я жду её, как раньше ждал своих родителей, когда знал, что они повезут меня куда-то развлекаться. С быстрыми поездками, сладкой ватой и всеми лакомствами, которые хочет получить растущий мальчик. Но теперь лакомством, которое я хотел, была моя мама, и её щеки покраснели, когда мой взгляд остановился на её интимной зоне между бедрами. (Всегда ли мои поддразнивания смущали её?) Эта мысль заставила мой член напрячься.

— Привет, — сказал я, — рад тебя видеть.

Мама закатила глаза и ответила: — Я тоже рада тебя видеть.

Я посмотрел вниз на свои шорты и растущую выпуклость, но не думаю, что мама имела это в виду. Надеюсь, она тоже посмотрела, потому что я дал ей по крайней мере десять секунд, чтобы проследить за моим взглядом, когда моя эрекция достигла полной твердости перед ней.

— Поговори со мной, — сказала мама, спускаясь по лестнице. — Иди за мной, пока я занимаюсь делами.

— Конечно, — сказал я, вставая, и мой член подпрыгнул, когда я обошел диван и остановился перед ней. Я был на голову выше её и в два раза шире, и её маленький рост вызывал у меня покалывание в члене.

Это было странно. Между нами была разница в росте, но, хотя моя мама все ещё оставалась для меня Суперженщиной, она также была женщиной. Очень сексуальной и желанной женщиной, которая теперь, возможно, стала для меня достижимой. Это знание частично избавило меня от страха перед её авторитетом. Когда она дразнила меня, она не была Суперженщиной. Она была... уязвимой.

Я вздрогнул.

— Пойдем со мной, — сказала мама, направляясь на кухню.

Я последовал за ней к кухонному островку, разговаривая с ней, пока она готовила себе перекус из нарезанных фруктов. Каждое движение ножа заставляло её соски дрожать. Мама знала, что я смотрю на них, потому что иногда она говорила: — Не стой, опустив голову. Это вредно для твоей осанки. — Затем она возвращалась к нарезке с улыбкой на лице. Закончив с фруктами, она отодвинула тарелку вправо, чтобы она оказалась между нами, но у меня не было желания перекусывать аккуратно разложенными фруктами.

Я достал фотоаппарат и сделал несколько снимков. Её щеки краснели с каждым щелчком затвора. Она продолжала есть, даже когда я фотографировал. Мы говорили о моем выпускном классе, о колледже и о возможности найти работу, которая будет меня интересовать.

Я рассмеялся, когда она это сказала, но потом ответил: — Думаю, работа была бы полезна, но я не позволю ей разрушить мою личную жизнь. — Я улыбнулся ей. — У меня есть обязательства.

Губы мамы сжались, но затем она сложила руки и вытянула их над головой, перевернув ладони и выгнув спину. Её груди потянулись ко мне, а соски стали твердыми и толстыми, пытаясь прорваться сквозь ткань. Она потянулась так высоко, что приподнялась на цыпочки, и, может быть, она хотела этого, а может, и нет, но стал виден едва заметный намек на нижнюю часть её груди. Я быстро сделал снимок. Мама расслабилась и вернулась к еде.

Тем временем я рассматривал её фотографию. Мой член пульсировал, когда я любовался округлостью её грудей внизу. Пока мама говорила о колледже и о том, что, возможно, мне лучше поступить в школу в другом штате, чтобы я мог самостоятельно ощутить вкус реального мира.

— Да, это причина, по которой я должен учиться в другом штате, — сказал я.

Мама продолжала говорить, и я сдвинулся с места, обходя её. Её глаза следили за мной, а затем она повернула голову через правое плечо, когда я остановился в метре позади неё, а затем отступил ещё на пару шагов.

— Ну... — сказала мама, все ещё пытаясь посмотреть на меня.

— Раздвинь ноги немного шире, — сказал я, превращая свой вопрос в утверждение, как я делал наверху, в её кабинете.

Мама продолжала стоять прямо. Она опустила правую руку к фруктам, взяла клубнику с тарелки. Её рука поднялась, и клубника исчезла, когда мама поднесла её ко рту. Я представлял, как раскрываются её полные губы и темно-красная клубника касается кончика её языка. Как её пальцы сжимают плодоножку и слегка удерживают клубнику, когда она сжимает зубы, разрезая фрукт пополам. Перед моим мысленным взором взорвались соки, мамины щеки зарумянились, а язык запрыгал, когда она жевала своё нежное утреннее лакомство.

— Твои ноги, мам, — сказал я, уставившись на её ягодицы и белую ниточку, обтягивающую её щель. — Раздвинь их.

Мама жевала, издавая влажный звук, а затем вздохнула и расставила ноги, сначала левую, затем правую, расширяя позу. Её наружные половые губы раздвинулись в стороны, такие гладкие и нежные, что моя камера получила идеальный обзор выпуклости в виде полумесяца между её ног.

— Наклонись вперед, — прошептал я, опускаясь на колени. — И выпяти свою попу. — Я сам на себя не похож.

— Марк, — огрызнулась мама. — Не говори со мной так. Я все ещё твоя мать.

— Продолжай, пожалуйста. — Пульс пронзил мой член, и густая масса липкой спермы попала мне в шорты. — Отличный вид, мам. Не думаю, что Дженна могла бы выглядеть так же хорошо отсюда, но я хочу это выяснить.

Мама издала долгий вздох, напоминающий раздражение. Этот звук был мне знаком с детства. Когда я был маленьким, и она брала меня в парк, этот звук появлялся спустя час после того, как я умолял её покачаться на качелях или скатиться с горки, и мама всегда шла мне навстречу, делая всё возможное для меня.

Моё тело снова напряглось.

Мама наклонилась вперёд, держа в руке клубнику, и оперлась локтями на мраморную столешницу кухонного островка. Её спина изогнулась, позвоночник едва проступал сквозь кожу. Маленькие бугорки на её спине подчеркивали чувственность, а вытянутые ноги напряглись, придавая её фигуре изящную грацию.

— Да, — прошептал я, мой голос стал увереннее. — Замечательно.

Мне нужно было понять, насколько далеко мама готова пойти, и сделать это как можно быстрее.

Я сделал фотографию, затем ещё одну. Мама попыталась подняться, но я тихо зарычал: — Пока нет, — и она, щёлкнув языком, откинулась назад на локти. — Мне нужно записать это на видео.

— Марк, — сказала мама, слегка надувая губы.

— Ты разрешила мне снять тебя на видео.

На этот раз мама действительно надулась, и я почувствовал, как моё возбуждение усиливается. Она осталась неподвижной, даже наклонилась ещё дальше, вытянувшись вдоль стойки. Я услышал, как тарелка с фруктами скользнула по мрамору, когда нажал кнопку записи на телефоне.

Я запечатлел каждый изгиб её тела, направляя камеру вдоль одной ноги, затем другой, фокусируясь на её ступнях, а затем на интимном месте между её бёдрами. Я увеличил изображение её интимной зоны, сначала по краям, затем приблизив камеру так, что смог разглядеть гладкость её кожи. Двойные выпуклости её половых губ вызывали во мне сильное желание, и казалось, что они раскрываются для меня. Ткань её трусиков прижималась к её интимному месту, становясь темнее от влаги.

— Закончил? — спросила мама. Её голос был хриплым и дрожащим.

— Почти, — ответил я, подходя ближе.

— Марк, — прошептала мама.

— Почти.

Я остановился, держа камеру примерно в 15 сантиметрах от её интимного места. Глубоко вдохнув, чтобы успокоить сердцебиение, я ощутил опьяняющий аромат, который проник в мои ноздри. Аромат её интимного места, наполненный цветами и сладостью, обещал секс и вызывал острое желание. Черт возьми, этот аромат был настолько сильным, что мгновенно заставлял думать только о сексе.

Боже, мама была возбуждена. Она не просто была влажной, она хотела секса!

— Мама, — сказал я, стоя на коленях, — можешь повернуться для меня?

Мама встала и повернулась. Она смотрела на меня сверху вниз, но я не поднимал глаз. Я фокусировал камеру на треугольник её интимного места, запечатлевая светлые волоски над линией талии и открытые края её холмика. Я наклонился ниже, любуясь тем, как края её губ выходят за пределы её трусиков.

Я продолжал снимать её тело, фокусируясь на её животе, пупке и груди, увеличивая изображение её сосков, затем перешёл к её лицу, где она откусывала последний кусочек клубники. Сок стекал по её губам, когда она откусывала его.

Моё тело пульсировало от этого безумия.

— Мама, — сказал я, — я больше не могу этого делать.

— Марк, — сказала мама, убирая руку ото рта. Кусочек клубники упал на пол.

— Мне нужно увидеть Дженну. — Я опустил камеру. — Это уже слишком. Посмотри! — Я направил камеру на себя. — Ты дразнишь...

— Не говори так, — сказала мама. — Ты не можешь видеть Дженну. Ты должен найти другой способ. Ты должен держаться от неё подальше. Ты должен...

— Можно мне прикоснуться к тебе? — спросил я, прерывая её. Её глаза расширились. — Я не оставлю Дженну ради другой женщины. Но если ты настаиваешь на этом, мне нужно прикоснуться к тебе.

— Марк, — вздохнула мама.

— Мне нужно. — Я облизнул губы. — Не так, как когда я намазывал тебя кремом. Мне нужно прикоснуться к тебе. — Я закрыл глаза, моё лицо напряглось. — Дженна не будет дразнить меня так, как ты. Она хочет дать мне настоящее. Мне нужно больше от тебя, мама.

Я открыл глаза, но не смотрел на неё. Я смотрел вниз и в сторону, чувствуя смесь стыда, разочарования, желания и других эмоций, которые заставляли меня чувствовать себя раздувающимся шаром ярости.

Мама молча смотрела на меня.

Прошла минута.

Я почти поднял на неё глаза.

Прошла ещё одна минута.

— Я иду к Дженне, — сказал я, поворачиваясь и направляясь в коридор. — Это не работает. Не так, как ты хотела. Мне жаль.

— Марк, — сказала мама твёрдо, но не холодно. В её голосе была покорность. — Подожди меня в гостиной. Жди меня, сколько бы времени это ни заняло.

Не оборачиваясь, я кивнул, пошёл в гостиную и сел на диван, положив телефон на подлокотник. Время шло, минута за минутой, моё тело всё ещё было напряжено. К третьей минуте я начал притопывать ногой, и моё желание усиливалось. К четвёртой минуте обе ноги двигались в унисон. Я глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, но это не помогло. На восьмой минуте я встал, собираясь вернуться на кухню, но мама сказала подождать.

Чёрт.

Бог не дал восемнадцатилетним подросткам терпения ждать секса. Неудивительно, что так много из нас попадает в неприятности. Когда прошло полчаса, я уже был готов встать, но услышал тихий стук её шагов по деревянному полу.

Я повернулся, глядя на маму, которая выходила из кухни с полным бокалом вина. Это был явно не первый её бокал с тех пор, как я ушёл, и, возможно, не второй. В её глазах был мягкий блеск.

Мама вошла в гостиную, обошла диван и остановилась передо мной. Между диваном и журнальным столиком было достаточно места, и она смотрела на меня сверху вниз с непроницаемым выражением лица.

— Мама? — спросил я.

Мама облизнула губы. — Если я позволю тебе прикоснуться к моим ногам, ты не увидишь Дженну.

— На сегодня, — сказал я. — Я не увижу Дженну сегодня.

Мама нахмурилась.

— Я обещаю. — Я наклонил голову. — И завтра тоже.

Мама глубоко вздохнула и выдохнула. — Хорошо. — Она сделала глоток вина. — Встань с дивана.

Я встал, возвышаясь над ней. Она поднесла бокал к губам и выпила всё вино до последней капли, не отрывая от меня взгляда. Затем она отодвинулась и грациозно села на диван, подняв правое колено и руку. Поставив бокал на стол, она вытянулась, приподняв зад, и легла на живот, сомкнув ноги.

— Давай, — сказала мама. — Прикоснись ко мне.

— Где угодно, — сказал я.

— Нет, — отрезала мама. — Не где угодно.

— Я имею в виду, везде, где на тебе нет одежды.

— Мои ноги, — сказала мама. — Моя спина и бока. Вот где ты можешь меня трогать. — Она цокнула языком. — Я всё ещё твоя мать. — Она собрала волосы и перекинула их через плечо. — Помни об этом.

— Я помню, — сказал я. — Ни одна другая женщина не смогла бы убедить меня не встречаться с Дженной.

Мама повернула голову, словно собираясь взглянуть на меня через плечо, но затем вновь уставилась вперед. Она схватила подушку с дивана и прижала к ней щеку, погружаясь в её мягкость. Её взгляд задержался на спинке сиденья, а затем глаза закрылись. Я воспринял это как сигнал к тому, чтобы собраться с мыслями.

На этот раз крем не понадобился, только прикосновение кожи к коже. Я опустился на колени, мой возбужденный член нависал над подушками и упирался в мамино бедро. Моя левая рука легла ей на поясницу. Тепло её тела передалось моей ладони, и я почувствовал, как по её коже побежали мурашки. Правой рукой я коснулся её левой ноги с внешней стороны, чуть выше лодыжки, и провел вверх, к задней части её колена.

Мама напряглась и сделала глубокий вдох, выдохнув с дрожью. Я провел пальцами вдоль её икры, стараясь касаться её как можно больше, большим пальцем скользя вверх по её ноге. На колене я начал делать маленькие круговые движения, затем снова двинулся вниз и снова вверх, подтягивая её ногу к краю подушек. Сначала она сопротивлялась, но я усилил нажим, и постепенно мне удалось раздвинуть её ноги. Между ними открылся узкий V-образный разрез, ведущий прямо к белой ткани, обтягивающей её интимное место. Мой взгляд зафиксировался между её ног, и мой член начал пульсировать, умоляя меня войти туда, словно у меня было право голоса в этом вопросе.

— Всему своё время, — сказал я своему члену.

Я начал массировать мамину поясницу, переместив руку на другую её икру. Кончики моих пальцев прижались к её коже, и я скользнул рукой вверх к подолу её укороченного топа, обхватывая её стройное тело. Дыхание мамы участилось, но она не попросила меня остановиться. Я чувствовал, что она старается контролировать громкость своего дыхания.

Я вернул правую руку к её левой икре и снова двинулся вверх, остановившись на колене, затем спустился вниз и вернулся к колену, продолжая движение выше. Мама напряглась, когда мои пальцы впервые коснулись внутренней стороны её бедра. Мои длинные пальцы изогнулись внутрь, к более мягкой части её ноги.

Её кожа была гладкой и мягкой, но чем глубже я давил, тем тверже становились её мышцы. Я переместил пальцы на её правое бедро, касаясь её плоти тыльной стороной пальцев, затем вернулся к её левому бедру, поглаживая кончиками пальцев её кожу, почти щекотя её и стараясь доставить ей удовольствие. Мужчина касался её между ног. Это должно было быть приятно, верно?

Мой взгляд переместился на ткань, прикрывающую её интимное место, и я улыбнулся, увидев влажную линию, очерчивающую её щель. Боже, моему отцу повезло, что он был внутри неё. Мой член пульсировал. Я подавил стон, убирая руку с её спины и наклоняясь всем телом к её голове, чтобы удобнее было положить руки на заднюю часть её бедер, чуть выше колен.

Облизнув губы, когда мама вздрогнула, я поднял руки вверх, усиливая давление на кончики пальцев. Мои пальцы находились на верхней части её бедер, но большие пальцы были на внутренней стороне, где она должна была быть наиболее чувствительной. Прежде чем мои пальцы успели коснуться её ягодиц, я остановил руки, но провел большими пальцами по внутренней стороне её бедра, массируя её, а затем лаская намного сильнее, чем это принято в нормальных отношениях между матерью и сыном.

Боже, мой член болел. Если бы только я мог его освободить.

Я поднял руки выше.

— Марк, — сказала мама дрожащим голосом. — Только мои ноги.

— Я знаю, — ответил я, скользя руками внутрь, к внутренней стороне её бедер. Кончик моего пальца был примерно в половине сантиметра от начала её внутренних губ. Я обхватил пальцами её плоть, оттягивая кожу достаточно сильно, чтобы растянуть открытые слои её внешних складок ещё дальше от прикрытия трусиков.

— Марк, — ахнула мама, когда её половые губки разошлись.

Я вытянул пальцы наружу, приближаясь к теплу, исходящему между её бедер. Я снова сжал их, наблюдая, как её интимное место пульсирует в такт моим движениям. Её нижние губки сморщились, когда я протолкнулся внутрь, и они раскрылись, когда я отвел пальцы от её центральной впадинки. Я сильнее надавил на её бедра, прижимая правую ногу к спинке дивана, а левую ближе к краю. С левой стороны её влагалища было видно больше кожи, чем с правой.

Я снова сжал пальцы.

Тихий стон сорвался с губ моей матери.

Вздохнув, я провел руками по задней стороне её бедер, и когда мое сердце забилось быстрее, я двинулся вверх, медленно проводя пальцами по её обнаженным ягодицам, а затем по ним. Мама захныкала. Делая это, я подался бедрами вперед, потираясь нижней частью члена о диван. Удовольствие пронзило меня. Я задвигался по дивану быстрее, выталкивая преэякулят из члена и сильнее вдавливая пальцы в её ягодицы. Действительно заставляя её почувствовать мои прикосновения. Мама протянула руки назад, положив свои пальцы поверх моих, но я все равно двинулся вверх, не останавливаясь, пока не сжал обе её упругие ягодицы в своих ладонях, положив большие пальцы вдоль её щели.

Странный, беспомощный стон сорвался с губ моей матери.

— Мам, — сказал я, не подумав, — можно я на тебя подрочу?

Мое сердце остановилось. Зачем я задал ей этот вопрос? Что случилось с тем, чтобы не торопиться? Что случилось с тем, чтобы двигаться медленно? Что случилось с тем, чтобы не засовывать голову себе в задницу? Я сильно сжал её ягодицы, не зная, что делать, но я должен был что-то сделать.

Мама приподнялась в позу йоги "Собака вверх ногами". Не говоря ни слова, она спустила с дивана левую ногу, затем правую, отвернулась от меня, обошла диван, вышла в прихожую и поднялась по лестнице. Её грушевидная фигура покачивалась, когда она оставила меня в одиночестве.

Черт возьми!

Я все испортил.