Я никогда не буду твоей

Мне нравятся небольшие курортные города. Особенно в «мертвый сезон», когда отдыхающих практически нет, пляжи пусты, а в кафешках рады каждому посетителю. И у самих посетителей в это спокойное время появляется желание общения.

В такой полупустой кафешке мы с ней и познакомились. Я подошел к ее столику и спросил: «Разрешите?», хотя кругом было полно свободных мест. И она улыбнулась. И ответила: «Пожалуйста!»

Мы выпили кофе, и пошли гулять к морю. День был прохладный, пасмурный, а мы брели босиком вдоль линии прибоя, и песок, уже осенний, но еще не совсем остывший, приятно холодил наши ноги. Мы болтали о чем-то, вдруг она остановилась. И большим пальцем ноги написала на песке «Игорь» — моё имя…

Я обнял ее за плечи и хотел поцеловать в губы, но мой порыв преградила ее ладонь: «Нет, не сейчас!»

У нее заканчивался обеденный перерыв, надо было спешить на работу.

— Приходи ко мне в гостиницу. Вечером. Придешь?

— Я постараюсь, — ее глаза сверкнули озорным блеском.

— Я буду ждать!

Я зашел в супермаркет, купил несколько разных тюбиков джема. И сгущенного какао. И немного гелевых пищевых красителей. Когда она придет, мы поиграем в художника. Займемся бодиартом. Хоть я совсем не умею рисовать, но попытаюсь изобразить на ее теле забавную рожицу. Вокруг сосков я нарисую зеленые радужки, а на самих сосках поставлю черные точки зрачков. Груди обрамлю фиолетовыми ресницами, а коричневым нарисую на животе контур носика, а на уровне пупка малиновым джемом изображу улыбку. А шоколадным цветом из тюбика какао на лобке нарисую бородку-эспаньолку. Конечно же, это творчество я сфотографирую на память. А потом…

А потом стану все это медленно слизывать с её тела. А слизав "эспаньолку", начну облизывать её половые губки, истекающие волшебным соком. И, конечно же, она кончит от моего языка, тогда я спущу сперму ей на живот и нарисую там белую розочку... И после этого мы вместе пойдем в душ и продолжим там наши игры.

Художественные причиндалы я не стал убирать в холодильник, пусть они будут комнатной температуры. А на столе нас ждала метакса и два бокала, фрукты, конфеты…

Она пришла. Я сразу заключил ее в объятья, целовал макушку и вдыхал аромат ее волос. Мы сели за стол и отметили знакомство на брудершафт. Говорили о том, о сём, наконец, я решил, что момент художественного творчества настал. Я подхватил её на руки и перенес на диван, стал расстегивать блузку одной рукой, а другой гладить бедро, приподнимая юбку…

— Нет! — она одернула юбку и застегнула блузку на почти обнажившейся груди. — Прости. Я никогда не буду твоей…

«Я никогда не буду твоей!» — эти слова обожгли сердце как приступ грудной жабы. Я никогда… Но почему? Почему?

— Ты хороший, ты замечательный, ты ласковый, но… Прости, я не могу. Я пойду…

На тумбочке остались невостребованными тюбики с джемом и красителями для тортов. Бодиарт не состоялся…

Прошло без малого полгода. Мы иногда переписывались в соцсети. Говорили о погоде, о фильмах, о книгах... Но не о личном. Этой темы мы избегали.

Вдруг на мой телефон пришла эсэмэска. Как она узнала мой номер, для меня так и осталось загадкой, но сообщение пришло от нее. «Я в Москве. Приходи. Я в гостинице NN…»

Я постучал в дверь номера.

— Входи, я сейчас!

В ванной шумела вода. На столике два бокала. Я поставил рядом всё ту же метаксу, конфеты и фрукты. Только джемы и красители на этот раз покупать я не стал. Зачем? Вряд ли понадобятся…

Вода перестала шуметь. Она вышла из ванной, вытирая волосы полотенцем. Совсем голая.

— Привет!

Я остолбенел. Я не мог сделать шаг. Я не мог вымолвить ни слова. Лишь что-то хриплое вырвалось из пересохшего горла…

— Что стоишь? Раздевайся, — она присела на краешек кровати.

При мне не было моих «красок», зато передо мной был «холст». Холст, на котором я начал рисовать губами и языком невидимые картины. Солнышко между ключиц, холмы с вершинами сосков. А из лощины — дорожку через живот, туда, к роднику, к истоку блаженства и неги… Сначала нежно, поверхностно, не трогая чувствительных зон, я выводил языком штрихи вокруг, постепенно приближаясь к бьющему ключом источнику блаженства.

Я упивался этим источником. Я засасывал клитор и погружал язык в ее грот до самого корня. Я потерял ощущение времени. Сколько длилось это счастье? Час? Полтора? Какое имело значение. Иногда я на несколько минут отрывался от нее, чтобы слегка подразнить пальцем ее гениталии и полюбоваться ее лицом с закрытыми глазами и написанным на нем удовольствием. И тут же снова присасывался к наполненному нектаром цветку. Я ощущал своим существом ее оргазмы, которые один за другим волнами охватывали ее.

Я чувствовал эти волны оргазменной энергии, они исходили от ее гениталий, зарождались там и устремлялись вверх. Я ощущал их ладонями на ее груди, а они пробегали выше, заканчивались у макушечки и бежали обратно… И в это мгновение мой язык ощущал конвульсивные сокращения влагалища, я чувствовал вибрацию в ее руках и ногах и словно угадывал как ее маточка сжималась в этот момент…

Наконец я почувствовал, как после очередных этих схваток каждая клеточка ее организма расслабилась, и вся она растеклась словно амеба (что за пошлое сравнение, откуда оно? Я не знаю). И тут я сам, не в силах сдерживать подступивший оргазм, излил на ее бедро рвущиеся наружу эмоции…

Мы, обессиленные, лежали рядом. Я на животе, она на спине. Я теребил ее сосок, она гладила мою спину.

— Как я хочу быть твоим… — прошептал я.

— Ты мой, — ответила она, приподнимаясь на локте. — Но… Я никогда твоей не буду…